Автор: Власов Ю.
Теги: история и критика мировой литературы и литературы отдельных стран литература роман историческая исповедь
ISBN: 5-7020-0378-0
Год: 1992
Текст
Ю.П. ВЛАСОВ родился в 1935 г. в Макеевке Донецкой области.
Окончил Военно-воздушную инженерную академию
им. Жуковского в 1959-м. Год прослужил в войсках, после — в
ЦСКА. Уволился из армии по собственному желанию в 1968 г. в
звании инженер-капитана.
С апреля 1960 г. — профессиональный спортсмен, инструктор по
спорту высшей квалификации. Неоднократный чемпион мира,
Европы, СССР, обладатель десятков выдающихся рекордов мира,
а также титула "самый сильный человек мира". За победу на XVII
Олимпийских играх в Риме награжден орденом Ленина. В 1964 г.
Ю.Власов получает на XVIII Олимпийских играх в Токио
серебряную медаль и покидает спорт.
Литературной работой занялся в 1959 г. — опубликовал свой
первый газетный очерк.
С тех пор изданы его книги: "Себя преодолеть" (1964),
"Белое Мгновение" (1972), "Особый район Китая" (1973),
"Соленые радости" (1976), "Справедливость силы" (1989).
В журналах в 1989 г. опубликованы его произведения "Красные
валеты", "Яньаньский узел". Готовятся к изданию книги
"Стужа", "Геометрия чувств".
Литературную деятельность Ю.Власов совмещает с
общественной — в 1989 г. он избран народным депутатом СССР.
ЮРИЙ ВЛАСОВ
ОГНЕННЫЙ
тег
Историческая
исповедь
В двух частях
Часть II
НОВОСТИ
Москва. 1992
ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Часть II
ББК 83.3Р7
В58
Рецензенты:
доктор исторических наук С. В.Кулешов
кандидат исторических наук М.М.Горинов
Книга издана в авторской редакции.
Власов Ю.П.
В58 Огненный крест. Историческая исповедь. —
Роман. — В 2-х частях. — Ч. II. — М.: Изд-во
’’Новости”, 1992. — 592 с.
ISBN — 5 — 7020 — 0378 — 0
Роман "Огненный крест" (автор обозначает его историческая исповедь),
написанный на документальной основе. посвящен Октябрьской революции и Гра¬
жданской войне Автор по-новому осмысливает и грактуе! историю зарождения,
развития ленинизма и большевизма в России П|чгльявляя обвинения большевиз¬
му в 1ом. чю он убил все демократ ичеч'кие движения в России. Юрий В часов назы¬
вает трагическими последствия. которыми обертп тась революция W! 7 гола для су¬
деб страны.
„ 4702010204 ..
ВО67(О2>_92Ь<5',',ЬЯВ'-
( Ю. Власов. автор текста. 1992
с О.Семенов, оформление. 1992
ББК 83.3Р7
ГЛАВА 19
КРАСНЫЕ ЧЕРНИЛА
Поутру 7 февраля 1920 года товарищ Чудновский на¬
писал на обратной стороне бумаги с постановлением
ревкома (ВРК) номер двадцать семь о расстреле
Колчака и Пепеляева:
’’Постановление ВРК оч 6'11-20 г. за № 27, приведено в
исполнение 7/И-20 г. в 5 ч. угра, в присутствии председателя
Чрезвычайной следственной комиссии, коменданта г. Ир¬
кутска и коменданта иркутской тюрьмы, что и свидетель¬
ствуется нижеподписавшимися.
Председатель Чрезвычайной следственной
комиссии С. Чудновский,
комендант г. Иркутска Бурсак'.
В то утро, 7 февраля, на станции Куйтун должно было
состояться подписание соглашения (и состоялось) между ко¬
мандованием Красной Армии и командованием легиона о
перемирии. Командование Красной Армии (иначе говоря,
Ленин — он давал директивы) гарантировало частям легио¬
на спокойный отход к Владивостоку.
Уж какое это облегчение для Иркутска! Стало быть, точ¬
но, чеховойско поменяло свой цвет с белого на розовый...
Надо полагать, комендант тюрьмы о своей подписи по¬
просту запамятовал: хлопот-го, к тому же и пустая это фор¬
мальность, самое важное и ответственное — прикопали бе¬
лых гадов, отлилась им народная кровь. Жаль, их дружков
закордонных нельзя прищемить. Ничего, при мировой ре¬
волюции каждому свое зачтется. Не сегодня-завтра сомк¬
нутся в едином строю пролетарии всех стран.
Документ о расстреле гадов надлежало хранить для от¬
четности коменданту тюрьмы: куда и когда убывают ”ре¬
5
Ю.П Власов ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
визские” души. Но в тот раз имел на него права и председа¬
тель губчека как уполномоченный ревкома и вообще глав¬
ный попечитель тюрьмы. Вероятно, поэтому и вышла не¬
увязка. Комендант тюрьмы решил: свой документ, всегда
успею крючок подмахнуть, а документ взял и унес товарищ
Чудновский.
Не охватывал сознанием комендант тюрьмы историчес¬
кую значимость расстрела белого адмирала, не мог возвы¬
ситься над хлопотами; ему готовить к расстрелу еще двад¬
цать одного человека, а после и гнать арестантов колонной к
железной дороге. Да забот по горло!..
Запись на обратной стороне постановления выписана
красными чернилами. С десятилетиями цвет этот обрел сим¬
воличность, ибо таким образом оказалось разрешенным на
данном этапе основное противоречие обманно-кровавой ис¬
тории человечества — противоречие между трудом и капи¬
талом: самая первая взрывная причина в обществе во все
времена и у всех народов, выражаемая таким понятием
нравственным, как борьба справедливости с несправедли¬
востью.
В тот год сокрушительных побед красных бывшему им¬
ператору Николаю Второму должно было исполниться
пятьдесят два года, а Керенскому — тридцать девять лет.
Александр Федорович их и отпраздновал вполне сносно на
чужбине. Пресноватый, конечно, праздник, но при веских и
обоснованных надеждах на будущее: в несварении от дикта¬
туры большевиков должна Россия возжелать о свободе и ее
самом стойком защитнике — быть по-другому не может.
В общем, строил планы Александр Федорович, в благо¬
дарной строгости храня имена тех, кто приютил его после
28 октября 1917 года. И лишь умирая в 1970 году восьми¬
десяти девяти лет от роду, назвал их. Не верил Александр
Федорович в целомудрие ’’женевской” уродины. А ей, дряни,
и впрямь без разницы, что отцы, что дети или внуки там...
По Ильичу ладили ее, всей республикой, недоедали, а по¬
следнюю копейку, последних сыновей ей на службу отдава¬
ли. На великое будущее имели надежды...
В том же огненно-красном году исполнилось Ленину его
заслуженных и почетно-круглых пятьдесят. Весну и лето сле¬
дующего, 1921, года он будет напрягать все силы для утвер¬
ждения нэпа программой партии. Ему не впервой поворачи¬
вать одному против всех, против устоявшихся догм и, каза¬
лось бы, очевидно неопровержимых истин.
В памятно-горькие дни Бреста он повернул против боль¬
шей части Советов, против внушительной части партии и в
6
Красные чернила
какое-то время — даже против большинства ЦК партии. Те¬
перь ясно каждому: то был единственно правильный путь —
уступить врагу в пространстве, дабы выиграть во времени.
Ход с нэпом сулил не только замирение крестьянской
России, но и решительное облегчение нужды; словом, поспо¬
собствовал бы ослаблению удавки на шее народа. Уж очень
круто, осадисто, на татарский манер потащил вожь народ в
светлое заоктябрьское завтра. Не худо дать и дыхнуть этому
самому народу. По книгам и первоисточникам сверял до¬
пустимость такой заминки и вообще поворота (говорят,
много и упорно читал в эти месяцы Гегеля; даже к Деборину
обращался за ненапечатанными томами Гегеля). Великое
уважение питал ко всем величинам и знакам формул теку¬
щей и будущей жизни.
Ленин
сквозь философские
термины
Смотрит в грядущее,
в новую явь...1
Сводил действующие величины — к одной, до бесконеч¬
ности выверял ее знак. За кровью, насилием, муками видел
лишь это — преодоление старых отношений, завоевание
пространства для новой жизни. За потоками крови, нище¬
той, болью и разрушениями выстраивал контуры будущего.
В счастье и великую гармонию отношений гнала людей ’’же¬
невская” тварь.
Черствел ко всем прочим чувствам и мыслям Главный
Октябрьский Вождь. Не дрогнуть — через кровь и погребе¬
ния, другого пути нет. Всякий другой путь — ложь и преда¬
тельство. За всякий другой путь любому — в небытие...
Сколь веревочка ни вейся,
Все равно совьешься в плеть...
И свилась... но если бы только в плеть.
Нет истории без этой работы могильщиков и палачей,
ею она созидает новую жизнь. Только так: через кровь,
хруст костей, голод, стоны миллионов — иного пути нет...
Историей, иначе говоря, самой средой, состоянием обще¬
ства был определен Хозяин. Сталин лишь уловил это требо¬
вание общества, его предназначенность к подчинению Хозя¬
ину. Не был бы Сталин, оказался бы Троцкий, Зиновьев,
Фрунзе или кто-либо другой. Вполне вероятно, не столь
кроваво-палаческий, но непременно был бы Хозяин.
Основа всего — состояние народа, но ответственность за
1 См.: Баллада о скромности. //Советская Россия. 1985. № 260. 10 ноября.
7
ЮЛ.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
все содеянное — на Ленине. Общество не готово было к со¬
циалистической революции. Подобные отношения не соот¬
ветствовали сознанию народа, его культуре. Этого псевдо-
социалистического уровня отношений можно было достичь
лишь одним непрестанным насилием. Не случайно это раз¬
растание ’’женевской4’ твари до всероссийского чудовища,
проникновение в каждую семью, каждую отдельную жизнь.
Это абсолютный рекорд такого уровня развития каратель¬
ных органов, как и самого террора. И впрямь, народ не из¬
жил в себе процаристских настроений, он еще не перерос их в
своем сознании и сообразно этому воззрению принимает
любое строительство государственности лишь через наси¬
лие. Только так — иначе нельзя было.
И нетерпимость, склонность к самоизоляции, чувство
своей особой роли в истории — это исторически въелось в
кровь и плоть народа.
Все это и дало то крайнее проявление культу личности,
ту крайнюю степень жестокости власти.
Уровень понимания народом своей государственности
сошелся с необходимостью предельного террора после сем¬
надцатого года. Иначе этот народ в колесницу социализма
впрячь не удалось бы, и не столько впрячь (он, в общем, с
удовольствием впрягся в октябре семнадцатого), сколько
гнать десятилетиями впряженным в бесконечно тяжелую фу¬
ру государственной поклажи — насильственного социализ¬
ма. Прекрати, останови насилие — и весь этот костоправный
социализм истает, развеется в дым...
Поэтому кровавый вождь, Хозяин, явился требованием
момента. И это должен был быть непременно кровавый
вождь — другим способом привести общество к заданным
отношениям в экономике было невозможно. Не просто хо¬
зяин, а кроваво-жестокий, бездушный мучитель, изверг. Не
случайно они все явились, как по зову: дзержинские, лацисы,
ягоды, берии, молотовы, Ждановы, Кагановичи, Сталины...
Все являлись в назначенную минуту, для назначенных ролей.
Полуграмотные насильники-фанатики, растлители душ, ци¬
ники. Разрушители русской государственности, губители
русской культуры (соответственно — губители культуры и
государственности и всех других народов, составлявших
Советский Союз). Сапоги, погоны, сверкающие ордена, со¬
циалистические агитки с высшими премиями за ' шедевры
искусства", смрад от всей жизни... Черепа, нафарширован¬
ные идиотизмом догм о целительности насилия — лагерей,
убийств, казарм, заученных слов... Идиотизм "ученых", ко¬
пающихся в горах трупов среди разрушенной жизни целого
народа, невиданного одичания душ и пытающихся отыскать
8
Красные чернила
в этом смысл... Изуродованность сознания народа, готового
снова и снова тащить этот воз социализма, словно предна¬
значенного к усыплению преступным бредом новых и новых
генеральных секретарей.
Какое Куликово поле нужно, чтобы освободиться от это¬
го ига? И есть ли такое поле на Руси?..
Нес Ленин свою любовь и пламенную веру через все бес¬
просветные годы ’’надрывной’4 франко-англо-швейцарско-
польско... ну, в общем, европейской эмиграции. Даже не
проглядывало, а перво-наперво заявляло в нем требование
на взаимность. Ну не требование и не страсть, а. как это
определить... условие такое что ли. Пусть люди лучше гиб¬
нут от всяких напастей, и ’’женевских” в том числе, нежели
примут другой цвет: розовый там или небесно-голубой.
Пусть лучше все обратится в дым и прах, но не бывать дру¬
гому цвету на Руси.
От такой принципиальности главного вождя ’женевс¬
кая” тварь задирала башку к солнцу, небесному простору и
ржала, славя внушительную множественность русской части
людского рода.
И рубили ’’мясники” в синих петлицах и погонах эту са¬
мую часть человечества, дабы всегда брала лишь один
цвет — красный. Словами о гуманности, равенстве, свободе
и счастье смиряли жертвы — тех, кого рубили, и тех, кого
оставляли для развода.
Пятьдесят пять томов завещал партийный первосвящен¬
ник — и все для решения одной единственной задачи, такой
благородной и ответственной, ибо никак не иначе, как толь¬
ко через очистительные убийства, не протиснуться народу в
игольное ушко светлого завтра. Доказательность данных
выкладок хранит и таит каждая строка ученейших томов —
ну нет, не существует иного пути, во всех библиотеках свере¬
но по книгам — нет иного захода!
Правда, ’’Аппассионата” и ей подобные упражнения раз¬
ных одаренных личностей нашептывают нечто отличное,
свое, но ежели с волей подступиться, ежели по Робеспьеру,
Пестелю, Ткачеву да Марксу, ю есть с сознанием историче¬
ской ответственности и вообще миссии, то все эти ноты и со¬
чинения — блажь, от разврата, пресыщенности и незрелости.
Тут свое, пролетарское, искусство требуется. Жизнь надо
строить по Ильичу — - это еще великий пролетарский поэт
осмыслил, а посему и счел за лучшее застрелиться.
На кровь и нужду обрекаем этот самый народ пятидсся-
типятитомная конструкция июльного ушка. Плесень и грязь
разводит она в народе, ибо не упорство, талант и груд опре¬
9
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
деляют человека, а оценка партийной бюрократии. И берут
разгон уже игра, коммерция, подлость ради этих оценок, ибо
за ними — сытость, почет и... вседозволенность, а с такими
вещами не шутят. Это и есть — штыки, доносы, смерть. Да
разве же дозволим посягнуть на святыни!..
Ломали, корежили старую Русь, мостили трупами путь к
новой жизни — и вылупилось: согласно пятидесятипятитом¬
ным установлениям, собственность ты партийной машины,
полная и бесконтрольная собственность, вроде крепостного
при ней. Ну что ты без печатей, справок и партийной дрессу¬
ры — не поедешь, не пройдешь, не получишь угла, не про¬
двинешься и вообще не поднимешься. Любая страна мира
недоступна для тебя, и как бы на другой планете — печати,
мнения, характеристики средних и малых секретарей закры¬
вают и открывают перед тобой любые дороги, само собой, и
те, которые ты сто раз проложил трудом и знаниями, ибо ты
всего-навсего подневольный партийной машины. Ты испол¬
нитель, в тебе нет и не может быть ничего своего. Ты не при¬
надлежишь себе, ты холоп. Каждому от рождения вбита в
чело пятиконечная звезда — свой таврово-товарный знак
должен водиться у скотины. И лишь преемникам Непогре¬
шимого дано знать, что надобно пятитавровому граждани¬
ну...
Мария Александровна Спиридонова родилась 16 октяб¬
ря 1884 года в Тамбове в дворянской семье. Еще в гимназии
вступила в партию социалистов-революционеров, по зада¬
нию которой в 1906 году застрелила главаря черносотенной
организации и карательных экспедиций на Тамбовщине
советника губернского правления Г.Н.Луженовского1.
После ареста подверглась зверскому многократному изнаси¬
лованию. Военный суд приговорил ее к смертной казни, за¬
мененной царем на бессрочную каторгу.
После 11 лет каторги, весной 1917 года, вернулась в ре¬
волюционный Петроград. Была избрана членом ЦК партии
левых эсеров. Возглавила левоэсеровское выступление в
июле 1918 года. Была арестована, но амнистирована
ВЦИКом. Отошла от политической деятельности и с нача¬
ла 30-х годов жила в Уфе, где и скончалась на пятьдесят
седьмом году жизни (в 1941 году).
В открытом письме Центральному Комитету партии
большевиков она осуждает красный террор, обрушившийся
на Россию, в том числе и левых эсеров (после мятежа и осо¬
бенно ранения Ленина). Письмо было написано в ноябре
1 Тоже ортднизация! Юной девушке поручили убийство.
10
Красные чернила
1918 года в Кремле, где Спиридонова находилась под арес¬
том. В начале 1919 года письмо было опубликовано партий¬
ной левоэсеровской прессой.
’’...Никогда еще в самом разложившемся парламенте, в
продажной бульварной прессе и прочих махровых учрежде¬
ниях буржуазного строя не доходила травля противника до
такой непринужденности, до какой дошла ваша травля, ис¬
ходящая от социалистов-интернационалистов (т.е. больше¬
виков. — Ю.В.), по отношению к вашим близким товари¬
щам и соратникам, которые погрешили против лояльности к
германскому империализму, а не к вам, и, во всяком случае,
не погрешили в отношении революции и Интернационала...
В чрезвычайках убивали левых социалистов-революцио¬
неров... за отказ подписываться под решением пятого Съез¬
да Советов; убивали просто за то, что они левые социали¬
сты-революционеры и ’’упорствовали” в этом, не отрекались
(циркуляр Петровского1 об ’’упорствующих”); убивали, истя¬
зали, надру гивались...
Вы отупели до того, что всякие волнения в массах объяс¬
няете только агитацией или подстрекательством...
Как могли вы, кричавшие о Керенском с его смертной
казнью на фронте, здесь, в тылу, убивать без суда и след¬
ствия лучших сынов революции? Как не стыдно было вам
убить Хаскелиса за то только, что он, по поручению законно
существующей при Петроградском Совете фракции левых
социалистов-революционеров, прочел ее декларацию. Лжи¬
вость инкриминируемого ему вами обвинения, будто при
нем найдена резолюция собрания матросов, написанная его
собственной рукой, доказывать нет нужды: у Хаскелиса, уби¬
того вами, не было обеих рук по плечи, когда вы его взяли...
Лозунги ’’кулацких” восстаний (как вы их называете) не
вандейские . Они революционны, социалистичны. Как смеете
вы кроваво подавлять эти восстания вместо удовлетворения
законных требований трудящихся?! Вы убиваете крестьян и
рабочих за их требования перевыборов советов, за их защи¬
ту себя от ужасающего, небывалого при царях произвола ва¬
ших застенков-чрезвычаек, за защиту себя от произвола
большевиков-назначенцев, от обил и насилий реквизицион¬
ных отрядов, за всякое проявление справедливого револю¬
ционного недовольства...
р£,ф£Петровский Григорий Иванович - тогда нарком внутренних дел
Вандейские войны правительства Франции с мятежниками-роялистами
в западных провинциях страны во время Великой французской революции.
Название получили по депарlaMCiirv Вандея - главному очагу контрреволю¬
ции в 1793 г.
11
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
...Никто не верит вашим известиям о левых социали¬
стах-революционерах. Из ник берут только факт защиты на¬
ми власти советов, которую вы уничтожили, власти трудя¬
щихся, с которой вы перестали считаться...
...Ваша политика объективно оказалась каким-то сплош¬
ным надувательством трудящихся...
Для того чтобы советская власть была барометрична,
чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода вы¬
боров, игра стихий народных, и тогда-то и родится творче¬
ство, новая жизнь, новое устроение и борьба. И только тог¬
да массы будут чувствовать, что все происходящее — их де¬
ло, а не чужое. Что она сама (масса) творец своей судьбы, а
не кто-то, кто ее опекает и благотворит...
А ваша чрезвычайка!.. Именем пролетариата, именем
крестьянства вы свели к нулю все моральные завоевания на¬
шей революции... Мы знаем про них, про ВЧК, про губерн¬
ские и уездные чрезвычайки вопиющие, неслыханно вопию¬
щие факты. Факты надругательства над душой и телом че¬
ловека, истязаний, обманов, всепожирающей взятки, голого
грабежа и убийств без счета, без расследований, по одному
слову, доносу, оговору, ничем не доказанному, никем не
подтвержденному. Именем рабочего класса творятся неслы¬
ханные дерзости над теми же рабочими и крестьянами, мат¬
росами и запуганными обывателями ...Ваши контрреволю¬
ционные заговоры, кому бы они могли быть страшны, если
бы вы сами так жутко не породнились с контрреволюцией...
Когда советская власть стала не советской, а только больше¬
вистской, когда все уже и уже становилась ее социальная ба¬
за, ее политическое влияние, то понадобилась усиленная
бдительная охрана латышей Ленину, как раньше из казаков
царю, или султану из янычар. Понадобился так называемый
красный террор... из-за поранения левого предплечья Лени¬
на убили тысячи людей. Убили в истерике (сами признают),
без суда и следствия, без справок, без подобия какого-либо
юридического, не говоря уже, нравственного смысла. Да,
Ленин спасен, в другой раз ничья одинокая, фанатичная рука
не поднимется на него. Но именно тогда отлетел последний
живой дух от революции, возглавляемой большевиками.
Она еще не умерла, но она уже не ваша, не вами творима.
Вы теперь только ее гасители. И лучше было бы Ленину
тревожней жить, но сберечь этот дух живой. И неужели, не¬
ужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и
личной безэгоистичностью и добротой, нс могли догадаться
12
Красные чернила
и не убивать Каплан1. Как это было бы не только красиво и
благородно и не по царскому шаблону, как это было бы
нужно нашей революции в это время нашей всеобщей огол¬
телости, остервенения, когда раздается только щелканье зу¬
бами, вой боли, злобы или страха и... ни одного звука, ни
одного аккорда любви...
Эти ночные убийства связанных, безоружных, обезвре¬
женных людей, втихомолку, в затылок из нагана на Ходын¬
ке, с зарыванием тут же ограбленного (часто донага) трупа,
не всегда добитого, стонущего на этой же Ходынке, в одной
яме для многих, не могут называться террором. Какой это
террор!.. (Что не террор, а бойня — это факт. — Ю.В.)
Вы скоро окажетесь в руках вашей чрезвычайки, вы, по¬
жалуй, уже в ее руках. Туда вам и дорога. Но бешено защи¬
щая себя через этот орган, себя, а не рабочий класс, не смей¬
те говорить при этом от имени пролетариата и крестьян¬
ства... Революция, хотя вы и выдаете мандаты на участие в
ней, подобно мандатам на получение калош, не может быть
вашей монополией... Сама сущность восстания масс предре¬
шает в себе самой совершенно иные законы борьбы, чем те,
что вы ей подсунули. Пользование робеспьеровскими фраза¬
ми из времен Французской революции, бывшей полтораста
лет тому назад, в совершенно иной обстановке — не аргу¬
мент и не оправдание, но Робеспьер так же подкосил и жес¬
токо повредил своим террором Французской революции,
как вы — русской. А как за эту своеобразно понимаемую
диктатуру будет расплачиваться своей жизнью и честью не
вы, а пролетариат и крестьянство, воображение отказы¬
вается представить...”
И уже подлинным пророчеством веет от слов Марии
Спиридоновой:
”Мы-то знаем хорошо, что вы можете сделать во имя
партийной дисциплины. Мы знаем, что у вас все дозволено
во имя ее...”
Дозволено было действительно все!
Я почерпнул биографические сведения о М.Спиридоно¬
вой из ’’Советской исторической энциклопедии” (М., 1975.
Т. 13. С. 75). Но, оказывается, дни Марии Александровны
пресеклись совсем иначе: тут ’’женевская” гадина снова при¬
готовила сюрпризик. Тут уж никуда нс денешься, энциклопе¬
дия эта и написана, чтобы утверждать ложь — этакий песо-
чек поверх прокисшей от крови российской земли. Уже
1 Ленин ни единым словом не осудил массовые убийства из-за своею ра¬
нения.
13
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
сколько раз я убеждался в лживости поставляемых ею сведе¬
ний. И ведь издана не столько для обыкновенных людей,
сколько для научных работников и преподавателей обще¬
ственных дисциплин. Заквашенная на подлогах наука. Весь
этот кусок земли, называемой Русью, проклят Богом.
Каждая справка (почти каждая) содержит или откровен¬
ную ложь, или искажения. В общем-то, так и должно быть.
Изолированного зла в едином организме быть не может.
Весь организм питается ложью и соответственно источает
ложь...
Мария Александровна оказалась расстрелянной среди
161 человека И сентября 1941 года. В ту ночь или в те дни
(есть предположения, что расстрелы продолжались с 11 по
15 сентября в Медведевском лесу, что совсем недалеко от
Орла). Мария Александровна уже давно отбывала тюрем¬
ный срок в Орле. Всесоюзную армию коммунистов, занятую
впечатляющим строительством социализма — одного
огромного погребального склепа для всех сразу, — аресты
миллионов сограждан, в том числе и товарищей по пар¬
тии и убеждениям, не интересовали. Дело очищения земли
от всякой нечисти они препоручили вождям и родному
ВЧК—НКВД. И вообще эти люди с партийными билетами
были накрепко выучены против любви и дружбы, даже не то
чтобы выучены, а притравлены, поскольку за этими чувства¬
ми находит убежище враг. И не моргнув, выдавали ’’женев¬
ской” твари любого, даже жену, отца, детей. И после пре¬
данно служили этому Отечеству. У народа был вырезан и
кремирован ’’орган” восприятия дружбы и достоинства, вер¬
ности и гордости. Взамен была каждому (разумеется, не
каждому, а только заслужившему) дана картонная книжечка
— партийный билет. Отныне он заменял все кремированные
органы чувств.
Среди расстрелянных в Медведевском лесу были: сорат¬
ник Ленина, бывший предсовнаркома Украины Христиан
Раковский, жена Льва Каменева, Ольга Каменева (она же —
сестра Троцкого), агент НКВД и предатель белой гвардии
Сергей Эфрон (муж Марины Цветаевой)... На Сергее Эфро¬
не кровь и муки Марины Цветаевой. Пуля Дантеса ничто в
сравнении с ядом, который он пустил в кровь Марины. Ве¬
ликой, неповторимой Марины — гордости, счастья русской
поэзии, подлинной Святой...
Чтут русские село Михайловское. У каждого дерева
вздыхают, скорбят о несчастной кончине: загубил царизм
Александра Сергеевича; клеймят деспотию, потихонечку
14
Красные чернила
’’поддают” и Натали проникаясь в то же время свободолю¬
бивой и гордой лирикой.
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя —
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды...
Паситесь, мирные народы!
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.
Существует и такая редакция после стиха ”Благие мысли
и труды”'.
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич!..
Подходящее уточнение, просто живительное.
Сноска к стихам растолкует, что впервые они появились
у Герцена и Огарева в ’’Полярной Звезде” в 1856 году; в
них — настроение Пушкина после разгрома революционных
движений в Италии и Испании. В письме к А.И.Тургеневу
Пушкин характеризует их как ’’подражание басне умеренно¬
го демократа Иисуса Христа” (’’Изыде сеятель сеяти семена
своя”).
Да после такого обращения к Христу — ’’умеренный де¬
мократ” — и прочих прегрешений не выдержать Александру
Сергеевичу тест на кровь (славянство) у наших патриотов.
Офранцузился поэт, омасонился, подмывает устои народной
жизни!
Разумеется, стихи не были напечатаны при жизни поэта1.
Стихи эти не типичны для гения поэта. Надо полагать,
посему их и не печатают в сборниках и учебниках. После
столь заботливого объяснения (как у сердобольного психи¬
атра) на душе опять простор1 2.
1 Делаю эту сноску 20 сентября 1990 года. Безуспешны все попытки
издать "Огненный Крест". Не продраться сквозь чащобу "гэбэшных" засло¬
нов, стяжателей, ненавистников, невежд с дипломами, высокими отличиями,
дачами и машинами, тех, кто режет жив\ю плоть книги не хуже мясника на
бойне. Мародеры и кровососы от литературы!
2 Кому нужно "слово"? Да все в этом мире помешались на доходах.
Пусть сгорит самое совершенное и проникновенное слово, пусть зачахнут за
столами все, кт о освятил и осветил разум человечества мыслью, — да на кой
ляд они без дохода! В крайности, можно отметить камнем -- надгробием по¬
крупнее • и пусть не шевелятся, лежат.
Г5
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
...Я вышел рано, до звезды...
Вышли-то мы уж определенно не до звезды. В самый се¬
зон вышли, за Лениным; стало быть, при ней и под ней, ро¬
димой. Тут никакой ошибки со временем. Все согласно пред¬
сказаниям поэта...
ИхМенно так: в нас уживается ненависть к Дантесу и Мар¬
тынову с любовью к Сталину — убийце миллионов и губи¬
телю миллионов любовей. Мы ненавидим Николая Первого
за палочное прошлое России и боготворим Ленина — твор¬
ца самой бездушной и кровавой диктатуры.
Утверждение новой нравственности (классовой) — нрав¬
ственности от Ленина — и сделало возможным все те убий¬
ства десятков миллионов, надругательства, беспросветную
нужду, за которые мы клоунски клали благодарные поклоны
партии и вождям.
Убийства людей считали как бы несуществующими, ибо
они были направлены против ’’классово чуждых”.
На этой шестой части земной суши убийствами утвер¬
ждали (и еще будут утверждать) свое право на власть.
А если отбросить пятьдесят пять томов рассуждений, ре¬
чей и поучений Главного Октябрьского Вождя, картина от¬
крывается не печальная, а трагически-катастрофическая. Не
Россия за серпом и молотом, а развалины и кладбище.
По своей изуверской прихоти, под свою утопию (’’исто¬
рическую неизбежность”) этот человек, принимаемый всем
миром за гиганта мысли, великого революционера и гума¬
ниста, положил, не дрогнув, почти сотню миллионов жиз¬
ней, а других начисто обездолил (они верили, что живут, а
они существовали). И все это назвал социализмом.
Все убийства, вся неправда, все глумления прикрываются
и освящаются у нас именем богочеловека — Ленина. Это
как бы индульгенция — удостоверение в правоте и необхо¬
димости содеянного.
Давно уже нет Ленина, а ленинизм все тянет истлевшие
руки к плоти народа.
Дух народа, закованный в объятия скелета...
И по сей день вечный мертвец учит жизни, череп и кости
учат смеху и танцу жизни.
В 1946 году в СССР из Чехословакии поступил Русский
заграничный исторический архив. Именно из этого архива
Общество торташей. Все продается - совесть, жена, честь, дочь. Бог...
Дело лишь за ценой.
Задвинули землю церквами, минаретами, талмудами, юрами священных
книг, а что они могут без дохода, выгоды, валюты?..
16
Красные чернила
были извлечены письма адмирала Колчака Тимиревой (так
называемый дневник Колчака). Среди великого множества
архивных документов хранится и неотправленное письмо
В.М.Чернова В.И.Ленину. Это даже не письмо, а черновая
рукопись начала 1919 года1.
’’Милостивый государь Владимир Ильич.
Для Вас давно не тайна, что громадное большинство Ва¬
ших сотрудников и помощников пользуется незавидной ре¬
путацией среди населения; их нравственный облик не вну¬
шает доверия; их поведение некрасиво; их нравы, их жизнен¬
ная практика стоят в режущем противоречии с теми краси¬
выми словами, которые они должны говорить, с геми высо¬
кими принципами, которые они должны провозглашать, и
Вы сами не раз с гадливостью говорили о таких помощни¬
ках...
Вы правы. Великого дела нельзя делать грязными рука¬
ми... В грязных руках твердая власть становится произво¬
лом и деспотизмом, закон — удавной петлей, строгая спра¬
ведливость — бесчеловечной жестокостью, обязанность тру¬
да на общую пользу — каторжной работой, правда —
ложью...
Кругом неподкупного, добродетельного Робеспьера мог¬
ли кишеть взяточники, плуты, себялюбцы; тем выше по за¬
кону контраста подымался он над ними в представлении
толпы.
Вы приобрели такую славу ’’безупречного Робеспьера”.
Вы не стяжатель и не чревоугодник. Вы не упиваетесь блага¬
ми жизни и не набиваете себе тугих кошельков на черный
день, не предаетесь сластолюбию и не покупаете себе под
шумок за границей домов и вилл, как иные из Ваших дове¬
ренных; Вы ведете сравнительно скромный, плебейский
образ жизни...
Я, будучи Вашим идейным противником, не раз отдавал
должное Вашим личным качествам. Не раз, в те тяжкие для
Вас времена, когда Вы своим путешествием через гогенцол-
лерновскую Германию навлекли на себя худшее из подозре¬
ний, я считал долгом чести защищать Вас перед петроград¬
скими рабочими от обвинения в политической продажности,
в отдаче своих сил на службу немецкому правительству. По
отношению к Вам, оклеветанному и несправедливо заподоз¬
ренному, хотя бы и отчасти по Вашей собственной вине, я
считал себя обязанным быть сдержанным. Теперь — другое
время... Ваши восторженные приверженцы провозгласили
Полный текст письма опубликован в газете "Meiаполис-экспресс’*
31 января 1991 г.
17
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Вас вождем всемирной Революции, а Ваши враги входят с
Вами в переговоры, как равные с равным... И теперь я мо¬
рально свободен от этой сдержанности...
О да, Вы не вор в прямом вульгарном смысле этого сло¬
ва, Вы не украдете чужого кошелька. Но если понадобится
украсть чужое доверие, и особенно народное доверие, Вы
пойдете на все хитрости, па все обманы, на все повороты,
которые только для этого потребуются. Вы не подделаете
чужого векселя. Но нет такого политического подлога, перед
которым Вы отступили бы, если только он окажется нуж¬
ным для успеха Ваших планов. Говорят, в своей личной
частной жизни Вы любите детей, котят, кроликов, все живое.
Но Вы одним росчерком пера, одним мановением руки про¬
льете сколько угодно крови и чьей угодно крови с чер¬
ствостью и деревянностью, которой бы позавидовал любой
выродок из уголовного мира. ...Вы — человек аморальный
до последних глубин своего существа. Вы себе "по совести”
разрешили преступать через все преграды, которые знает че¬
ловеческая совесть...
Вы хорошо знаете, Владимир Ильич, какая организация
произвела в Петрограде переворот в ночь с 24 на 25 октября.
Это был Ваш Военно-Революционный Комитет г.Петрогра¬
да. И в самый день 24 октября эта организация заявила во
всеуслышание, заявила не правительству, нет, а всему наро¬
ду: вопреки всяким слухам и голкам Военно-Революцион¬
ный Комитет заявляет, что он существует отнюдь не для то¬
го, чтобы подготовлять и осуществлять захват власти...
Скажите, Владимир Ильич, у Вас не выступает краска
стыда на лице, когда Вы теперь вспоминаете, до чего изол¬
гаться приходилось всем Вашим органам, говоря об Учре¬
дительном собрании?..
И Вы сами, лично Вы, Владимир Ильич, Вы торжествен¬
но и всенародно обещали не только созвать Учредительное
собрание, но и признать его той властью, от которой в пос¬
ледней инстанции зависит решение всех основных вопросов.
Вы в своем докладе по ’’Декрету о мире” заявили дословно
следующее: ”Мы рассмотрим всякие условия мира, всякие
предложения. Рассмотрим — это не значит еще, что при¬
мем. Мы внесем их на обсуждение Учредительного собра¬
ния, которое уже будет властью решать, что можно и что
нельзя уступать".
...Вы и Ваши товарищи давали пред лицом всей страны
торжественные обещания уважать волю Учредительного со¬
брания как последней и решающей властной инстанции —
мы Вам не верим. Мы были убеждены, что противоречие
между Вашими всенародными обещаниями и Вашей соб¬
18
Красные чернила
ственной предыдущей деятельностью есть лишь доказатель¬
ство Вашего двуязычия...
После его разгона Вы стали в положение изобличенного
лжеца, обманными обещаниями укравшего народное дове¬
рие и затем кощунственно растоптавшего свое слово, свои
обещания. Вы сами лишили себя политической чести.
Но этого мало. В тот самый день, когда собиралось
Учредительное собрание — 5 января 1918 года, — Вы дали
во все газеты сообщение о том, что Совет Народных Комис¬
саров признал возможным допустить мирную манифеста¬
цию в честь Учредительного собрания на улицах Петрогра¬
да. После такого сообщения расстрел мирных демонстран¬
тов я вправе заклеймить именем изменнического и преда¬
тельского, а само сообщение — величайшей политической
провокацией. Это предательство, эта провокация неизгла¬
димым пятном легли на Ваше имя. Эта впервые пролитая
Вами рабочая кровь должна жечь Ваши руки. Ничем, никог¬
да Вы ее не смоете, потому что убийство, связанное с обма¬
ном и предательством, смешивает кровь с грязью, а эта
ужасная смесь несмываема.
Ваша власть взошла, как на дрожжах, на явно обдуман¬
ном и злостном обмане. Я доказал это документально. От¬
переться от собственных слов Вы не можете. Написанного
пером не вырубишь топором. Но когда власть в самом про¬
исхождении своем основывается на глубочайшей лжи, на
нравственной фальши, то эта зараза пропитывает ее на¬
сквозь и тяготеет над ней до конца.
Ваш коммунистический режим есть ложь — он давно вы¬
родился в бюрократизм наверху, в новую барщину, в подне¬
вольные, каторжные работы внизу. Ваша ’’советская власть”
есть сплошь ложь — плохо прикрытый произвол одной пар¬
тии, издевающейся над всякими выборами и обращающей
их в недостойную комедию. Ваша пресса развращена до
мозга костей возможностью лгать и клеветать, потому что
всем остальным зажат рот и можно не бояться никаких
опровержений. Ваши комиссары развращены до мозга кос¬
тей своим всевластием и бесконтрольностью... Моральное
вырождение личного состава коммунистической партии —
это логическое последствие того метода, которым добывали
ей власть и упрочивали ее. А если это вырождение, это раз¬
вращение доходит до ’’последней” черты в практике наших
Чрезвычайных Комиссий, дополняющих мучительство и из¬
девательство... насаждающих предательство и провокацию,
не брезгующих и не боящихся ни крови, ни грязи, — то
вспомните, что той же смесью крови и грязи, обмана и пре¬
дательства, измены и провокаций было запечатлено самое
19
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
пришествие Ваше к власти в роковые дни, увенчанные
5 января 1918 года...”
Троцкий не спешил с годами, и мудро поступал. Впереди
навертывалась не жизнь, а сплошной коптмар для него:
’’массовые отравления скота и всякой живности на Украи¬
не”, ’’охота за вождями партии — бывшими товарищами по
борьбе”, ’’алчное накопление иностранного золота”, ’’служ¬
ба в гестапо” (с расчетом на пенсию) и тому подобные мер¬
зостные штучки1. Да, да, уж лучше было погодить, застрять в
революционных годах — это ж была жизнь (для Троцкого,
разумеется)!
В октябре 1920 года Троцкому исполнился сорок один —
сочный возраст: и ум с опытностью, и еще неплохое здо¬
ровье. В тот же год он по-прежнему правил Народным ко¬
миссариатом по военным делам, организуя рабоче-крестьян¬
скую Красную Армию, и по значению в партии шел прочно
вторым за Лениным, а нередко и выходил с ним на одну бое¬
вую линию — настоящий вождь, из самых хватких и напо¬
ристых! Через несколько лет выйдет его собрание сочинений* 1 2 3 4 5 6 7.
Нет сомнений, безоблачным и радостным рисовалось ему
будущее.
После руководства Петербургским Советом рабочих де¬
путатов в первую русскую революцию 1905—1907 годов
(сменил на этом посту революции Хрусталева-Носаря, тогда
же вместе с Парвусом издавал и ’’Русскую газету”; велико¬
лепно: Парвус /Александр Гельфанд/ и Троцкий /Лев
Бронштейн/ издают ’’Русскую газету”!) и победы Октябрь¬
ской революции, двигательной пружиной которой он
являлся еще с предгрозовых, сентябрьских дней семнадцато¬
го, и особенно теперь, после уже, можно сказать, свершив¬
шегося красного триумфа в Гражданской войне, все годы ко¬
торой он, Лев Давидович, возглавлял Реввоенсовет первой в
мире рабоче-крестьянской республики, и не только воз¬
главлял, а руководил им лично в самые переломные момен¬
1 Именно это приписывали ему на известных процессах 30-х годов в
Москве.
■ Сочинения Л.Д.Троцкого вышли в 1925 1927 г г. в 21 томе (27 книгах).
Собрание составили семь серий:
1) "Историческое под!оговленис Октября";
2) "Перед историческим рубежом";
3) "Война":
4) "Проблемы международной пролетарской революции";
5) "На пути к социализму":
6) "Проблемы к) ль гуры";
7) "Ленин и ленинизм"
Пока писал эту тьму слов - и проворонил Сталина.
20
Красные чернила
ты борьбы... Так вот, после всего этого и еще много чего не
менее героического его голосу внимали наравне с ленин¬
ским. Великий борец за народное счастье Троцкий!
Вдумчиво, но решительно и не щадя сил ставил Троцкий
Красную Армию на принципиально новые организационные
основы. Ленин выбрасывал лозунги, рождал идеи, осущест¬
влял общее руководство, а он, Троцкий, претворял их в
кровь и плоть повседневных забот (между прочим, тоже не
скупясь на идеи и лозунги). Институт военных комиссаров
(позаимствован у Французской революции 1793 года), харак¬
тер подчинения, дисциплина в народной армии, ее структу¬
ра, организация тыловой службы, призывы в армию, воен¬
ная доктрина, штабы... — все являлось новым, на новых ос¬
новах, никем и ничем не испытанным и не пройденным.
В честь блистательного Льва Давидовича назвали аж два
города да еще и тысячи улиц, площадей, полустанков, заво¬
дов, школ, разных коммун. Республика трепетала в призна¬
тельности.
Во френче, высоких сапогах, белолицый, плотно-упи¬
танный, острый на слово (не было равных ему в мгновенном
ответе на злую реплику), в строгом пенсне — таким знал его
каждый сознательный гражданин.
На Красной площади белогвардейцы мечтали повесить
рядом с Лениным Троцкого. Этой чести надо было удос¬
тоиться.
Конечно, не такой родной, как Ильич, но зато завидной
поворотливости, проницательности и преданности револю¬
ции. Едва ли не любой митинг или плановое собрание (тогда
стихийных, от сердца, в России не было) заканчивали здра¬
вицами в честь Ленина и Троцкого — это уже разумелось са¬
мо собой. Конечно, и ’’Интернационал” пели, прежде чем
разойтись. Из самых заскорузлых уголков республики (быв¬
шего оплота мракобесия и рабства) рабочие слали привет¬
ствия бесстрашному борцу: в надежных руках дело защиты и
строительства республики!
Да здравствует наркомвоен Троцкий!
Сталина тогда и не упоминали, предостаточно таких ко-
миссарило. Словом, орлом глядел в будущее Лев Давидович
и имел на то законные основания. А все же понять не мог (в
чем и обнаруживал слабость), что ’’орлом глядеть” — это
уже поражение, погибель. Надо шакалом, змеей на брюхе
ползти в будущее. Тогда только и сохраняются шансы на
’’орлиные” крылья.
И подозревать не подозревал Лев Давидович, что спустя
какие-то годы Сталин потребует суда над ним, наиглавней¬
шим винтом Октября 1917 года! Выложит свои требования
21
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
генеральный секретарь на заседании политбюро. И каждый
поймет правильно — это требование на физическое уничто¬
жение Льва Давидовича...
За судебную расправу поднимут руки Молотов и Воро¬
шилов — эти штамповали все, что исходило от Сталина.
Против выскажутся Калинин, Рыков, Бухарин.
Обе стороны сойдутся на ссылке. Погодя вышлют и за
границу. И это не смутит Сталина. ВЧК—ОГПУ достанет
Троцкого хоть под землей. Пусть едет...
’’Одно несомненно: Мура (М.И.Будберг — последняя же¬
на Горького) повезла архивы в Москву и они были отняты у
нее, — строит свои заключения Н.Берберова, — и Горький
не увидел их... Сталин замыслил завладеть в один год
(1936-й) тремя нужными архивами... в Европе, и в один год
получил их все три: первый был получен путем поджога, это
был архив Троцкого в Париже; второй архив — был архив
Горького, он был получен Сталиным путем сделки с уми¬
рающим Горьким. Наконец, третий был взят путем взлома
из скромной квартиры Керенского в Пасси... Мне известно
это со слов самого Керенского...
Вдова Троцкого, Н.И.Седова, незадолго до своей смерти
подробно рассказала, как был взят архив Троцкого... Всего
было четыре налета... Эти четыре налета на архивы Троцко¬
го, организованные Сталиным, стоят в зловещей симметрии
с убийствами четырех детей Троцкого, прямыми или косвен¬
ными: Нина умерла от туберкулеза после истощения, Зина
покончила с собой, Сергей был застрелен в Сибири, видимо,
в концлагере, и Лев был отравлен в парижском госпитале...”1
В тот год решающих побед советской власти Сталину,
как и Троцкому, исполнился сорок один2: слов нет, вполне
атлетический возраст, уж головорезный — точно. Во всяком
случае, Сталин, этот великий знаток разных способов и
' Берберова Н. Железная женщина. Russica Publishers, inc. New York, 1982.
По розыску в церковных книгах, произведенному в 1990 году,
И.В.Сталин родился 6 декабря 1878 года, а не 21 декабря 1879 года. Так чго
диктатор прожил на один год больше 74 года и 3 месяца с небольшим.
Нигде, ни в чем не осадил его Господь Бог, все дела, которые он начинал,
увенчивались успехом и гибелью новых миллионов людей, гак что поневоле
вспомнишь слова Леонардо да Винчи об иконах и наших молитвах, обращен¬
ных к ним:
’’Люди будут говорить с людьми, которые ничею не слышат, которые
имеют открытые глаза и ничего не видят; они будут с ними говорить и не по¬
лучат ответа; они будут испрашивать милости у того, у кого есть уши. кото¬
рые не слышат; они будут жечь свечи перед тем, кто слеп”.
Величайший злодей прожил 74 года, и волоска не упало с его головы
сытый, наглый, обсосанный народной любовью.
22
Красные чернила
вообще приспособлений по части дематериализации людей,
очень скоро докажет, что такое малоприметная техническая
работа по расстановке кадров в партии, особливо на местах.
Роль и значение будущей партийной бюрократии он осознал
сразу, когда никто об этом и думать не думал. Ну покончено
со всякой бюрократией еще в семнадцатом! Жизни для чего
клали? По-новому будет строить народ государство. А Ста¬
лин углядел: при таком завороте дел эта самая бюрократия
неизбежна — а коли так, пусть прорастает из его людей, ему
преданных, не какой-то там революции и вождям, а ему,
Сталину.
Уже в 1928 году бывший слушатель Института красной
профессуры и преподаватель философии в Академии ком¬
мунистического воспитания им. Н.К.Крупской М.Б.Митин
представит на обсуждение кафедры философии трактат под
необычным тогда названием: ’’Ленин и Сталин как продол¬
жатели философского учения Маркса и Энгельса”.
Руководитель кафедры Деборин, профессора Луппол и
Карев забракуют работу и высмеют Митина: ни Ленин, ни
Сталин философами не были. Работы Ленина по философии
’’Философские тетради”, ’’Материализм и эмпириокризи-
цизм” — не философский трактат, а популярные критиче¬
ские заметки, а Сталин вообще не писал на философские
темы.
Другого мнения окажется секретарь партячейки фило¬
софского отделения слушатель Юдин (будущий сталинский
’’философ”, член ЦК партии, посол в Китае, цепной пес Ста¬
лина) — он решительно выступит против своих профессоров
и доведет дело до ЦК.
В том же, 1928, году (28 мая) Сталин впервые изложит
план коллективизации сельского хозяйства на объединенном
собрании преподавателей и студентов партийных вузов. Тем
самым будет объявлен окончательный приговор нэпу и все¬
союзному крестьянству.
Не заставит себя ждать вождь и с другим программным
заявлением:
’’Мировая революция может питаться только советским
хлебом”.
Этим будут как бы очерчены общие контуры знаменито¬
го сталинского плана советизации мира.
История возвышения Сталина однозначно связана с Ле¬
ниным. Сталин поднялся в большую партийную политику
как несомненный протеже Ленина (Ленин пишет о нем в
одном из писем: ’’...здесь у нас есть один чудный грузин”).
Главный Октябрьский Вождь искал ’’твердую руку”. Для
насильственно-убойного внедрения всей системы социали-
23
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
стического режима нужны были партийцы, готовые на все.
Ленин это углядел в Сталине. ’’Чудный грузин" даже среди
волков-вождей той эпохи гляделся обнадеживающе необыч¬
но.
И Ленин не ошибся. Русь тысячелетиями будет помнить
и Ленина, и его прозорливость, а уж затем Сталина.
С октября 1917 года Сталин является наркомом по де¬
лам национальностей, с марта 1919-го — наркомом Госкон¬
троля и Рабоче-Крестьянской Инспекции; имея в партии ре¬
путацию первого знатока национального вопроса, он, не¬
сомненно, отражал в своем понимании этого вопроса и по¬
нимание самого Ленина. Не на пустом месте вырос подход
Сталина к будущему многонациональной России и всему
тому, что столь сокрушительно-кроваво взорвало многона¬
циональный союз народов спустя семьдесят лет. Такое ис¬
толкование существа национальной политики вполне отве¬
чало воззрениям самого Ленина, иначе он непременно до¬
бился бы других решений.
Именно Сталин весной 1921 года выступит на съезде
партии с докладом "Очередные задачи партии в националь¬
ном вопросе". И именно в этом вопросе приложит столь
излюбленное Лениным насилие ("диктатуру пролетариата").
Целые народы придется сдвигать по Союзу. Считай, это уже
чисто инженерная задача.
В Сталине Ленин видел "твердую руку", а это и было
его, Ленина, понимание диктатуры пролетариата — реши¬
тельное подавление любого несогласия на всех уровнях.
Нуждался Ильич в таком вот человеческом механизме, не¬
восприимчивом к крови и слезам людей. А если не выпус¬
кать из памяти его слова о том, что политика начинается не
там, где тысячи или сотни тысяч людей, а миллионы, то са¬
ма по себе вырисовывается, так сказать, зона действия этой
"твердой руки". Она нужна была против народа В социали¬
стический рай народ следовало гнать штыками, пулей, при¬
кладом, концлагерями и страхом.
Именно так: Сталин — это "твердая рука" Ленина1.
В ближайшем будущем от руки такой твердости не по¬
здоровится и самому Ильичу, но это, как говорится, их до¬
машние дела.
Именно партийная система, выкованная Лениным, от¬
крыла всесоюзный престол сначала Сталину, а после и такой
1 Поэт\ Юрию Рыбчикскомч принадлежат стихи:
Утйте Сталина в сеос.
Пока ин Вас не уничтожи к
24
Красные чернила
убогой личности, как Брежнев, со всей его серой и алчной
шайкой секретарей любых калибров.
Ну, а если с другого конца взглянуть на подобное явле¬
ние, как Сталин, то надо признать такой факт: Чижиков по
нутру России, он понятен и близок ей.
Размен Ленина (ленинизма) на Сталина (сталинизм) —
это прежде всего отказ глубинных масс народа от Ленина в
пользу Чижикова.
Ничто другое не способно вмешаться в ход истории и из¬
менить его, кроме того, что уже заложено в ней, что в
ней содержится. Наше настоящее обусловлено нашим
прошлым — именно так.
А тогда, в 1920-м, Сталину предстояли горькие испыта¬
ния на посту члена РВС Юго-Западного (польского) фронта.
Победоносный поход на Варшаву (’’помнят польские паны,
помнят псы-атаманы...” — так пелось о том походе) обер¬
нется катастрофой — и какой! Целая армия этого красного
фронта окажется отрезанной и будет позорно интернирова¬
на в Восточной Пруссии. Остатки еще вчера столь грозного
фронта польские войска под командованием Пилсудского
погонят на исходные рубежи.
Откуда было знать генеральному секретарю, что ждет
его и страну в 1941 и 1942 годах. Недаром всякое упомина¬
ние о первых тринадцати месяцах войны окажется под фак¬
тическим запретом во все послевоенные годы жизни Стали¬
на.
Даст он объяснения в своей скромной книге ”О Великой
Отечественной войне советского народа” — и всякий разго¬
вор о том прекратит. Страну завалили этими брошюрами.
Школьников и студентов заставляли их учить наизусть и
спрашивали на экзаменах — ну легкий, исчерпывающий ана¬
лиз событий.
Ни тебе героической обороны Брестской крепости (народ
слыхом не слыхивал тогда о такой) или там Киева, Таллин¬
на, Могилева... — да вообще ничего не было! Ни гигантских
кровавых котлов под Киевом, Вязьмой, Харьковом — слов
даже таких нельзя было произнести, ибо любые слова тут
шли в хулу генералиссимуса (в лучшем случае навешивали
лет десять лагерей). Упаси Боже, не было ни этих событий,
ни городов в осаде, ни миллионов пленных. Вспомните, при
Николае Втором в первую мировую войну Россия пленными
потеряла всего триста тысяч человек. Неувязка и есть.
Просматривались лишь согласно начертаниям вождя ве¬
роломное нападение гитлеровской Германии и активная
оборона на изматывание Bpaia и все. Никаких церемоний
по круглым датам или там фильмов, памятников (да такие
25
Ю.П,Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
бы памятники летом сорок первого — оборону можно было
бы за ними строить и держать: сколько бетона, гранита!) —
ничего этого не было, кроме праздника Девятого мая, сухо¬
го, деловитого, без фанфар и речей. Станется с людишек и
того, что перемогли фашистов.
Потому что не мог терпеть алмазный вождь даже каса¬
тельного упоминания событий первых тринадцати месяцев
войны.
Да какой же войны?.. Мясорубки!
Он-то не заблуждался в своих запретах и глухом молча¬
нии: это его позор, и падение, и великая, несмываемая вина
перед Россией — сколько ни суждено ей стоять.
И стыла молчанием официальная Россия — ну в единое
повязана со своим алмазным повелителем. Стыла молча¬
нием до середины 50-х годов, покуда еретичный генсек Хру¬
щев не всколыхнул память о тех огненных месяцах.
И сразу прорвало: и очевидцы, и участники, и прочие
свидетели на экранах телевизоров, и фильмы, и книги, и ме¬
муары, и, наконец, эти самые памятники...
Благодарная Россия...
Вряд ли будет преувеличением предположить, что из
двадцати миллионов1 погибших на совести Сталина не про¬
сто немалая часть, а почти все, то есть загублены они, эти
люди, не столько хищническим напором немцев, сколько
из-за глупости, преступности в подготовке и ведении вой¬
ны — значит, Сталиным. Ибо он определял каждый шаг и
каждое слово подневольных ему граждан огромной страны.
Даже о ленинградской блокаде говорили после войны ре¬
дко и скупо. Сознавал алмазный вождь: вовсе не доблестно
и не обязательно было допускать врага к Ленинграду и мо¬
рить людей голодом.
Фашистское изуверство — это изуверство, но и своего
вложено сверх всякой меры. Поэтому в Ленинграде блокад¬
ном пиши симфонии, сочиняй стихи, буди, зови народ, а вот
после войны... После войны уж, действительно, кто старое
помянет — тому око вон... если бы только око...
И не обязательны были сверхгероические усилия аж на
Волге, под Ленинградом и на Кавказе. Все последующее
кровопролитие оказалось следствием колоссальных ошибок
в подготовке страны к войне и ее первых тринадцати месяцев.
Именно ошибки алмазного вождя привели к уничтоже¬
нию или перемещению основных промышленных узлов, ги¬
1 На торжественном заседании в честь 45-летия победы в Великой Отече¬
ственной войне (1990 г.) в своем докладе М.С.Горбачев привел цифру по¬
терь — 27 миллионов. — Ред.
26
Красные чернила
бели кадровой армии и вклиниванию врага на немыслимые
расстояния.
Германии удалось оккупировать 1,8 миллиона кв. км на¬
шей земли. До войны здесь проживало 88 миллионов че¬
ловек (45 процентов населения страны) и производилось
33 процента валовой продукции промышленности, а также
находилось 47 процентов всех посевных площадей. Свыше
60 миллионов человек, то есть более трети довоенного насе¬
ления страны, вынуждены были остаться на оккупированных
землях — каждый третий оказался под фашистским сапо¬
гом. Уже в первый год войны германские войска на Восточ¬
ном фронте снабжались сельскохозяйственной продукцией с
захваченных земель: хлебом — на 80, мясом — на 83, жи¬
рами — на 77 и картофелем — на 70 процентов.
На Украине были уничтожены 4 миллиона мирных
граждан и военнопленных (по другим данным — 5 миллио¬
нов). В захваченных областях РСФСР погибли 1,7 миллиона
граждан, в Белоруссии — свыше 2 миллионов, каждый чет¬
вертый житель республики. Всего на захваченных землях фа¬
шисты уничтожили и замучили 6 миллионов мирных гра¬
ждан и около 4 миллионов военнопленных.
Вся последующая война явилась надрывным устране¬
нием преступных ошибок в подготовке к ней и в первые
месяцы ее ведения.
Однако людей не надо было уговаривать или гнать на
фронт. Народ сахмоотверженно защищал свою землю.
Вождю было где и в чем добывать себе алмазное достоин¬
ство (учиться воевать и доказывать свои таланты) — на
спинах и гробах десятков миллионов загубленных жизней.
А Россия как стояла, так и продолжала цепенеть перед
ним — на коленях, безмолвная, покорная и благодарная.
”...В заключение поднял рюмку И.В.Сталин, — вспоми¬
нал генерал армии Штеменко, — и, стоя, обратился ко всем
присутствующим:
— Товарищи, резрешите мне поднять еще один, послед¬
ний тост. Я хотел бы поднять гост (тост поднять нельзя,
можно поднять рюмку, бокал; тост предлагают или про¬
износят. — Ю.В.) за здоровье нашего советского народа, и
прежде всего за здоровье русского народа.
Зал отклинулся на это криками ура'1 и бурной овацией.
— Я пью. - продолжал Сталин. — прежде всего за здо¬
ровье русского народа потому, что он является наиболее вы¬
дающейся нацией из всех наций, входящих в состав Совет¬
ского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому,
27
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
что он заслужил в этой войне общее признание как руко¬
водящая сила Советского Союза среди всех народов нашей
страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только
потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у
него имеются ясный ум, стойкий характер и терпение...”1
Терпение, слов нет, это самое важное. Имеется оно, это
самое терпение; в достатке имеется, даже в избытке. Даже
алмазного вождя проняла кровавая дань, взятая с русского
народа за неполных двадцать восемь лег, ведя отсчет с
ноября семнадцатого.
Вообще, сцена банкета — эпическая, в державно-екатери¬
нинском духе.
И по прошествии десятилетий после смерти великого
продолжателя дела Ленина (так писали при жизни Сталина)
сталинисты будут искажать события недавнего прошлого,
силой и ложью вбивать его в сознание народа. О Сталине
сочиняются небылицы в духе — ’’Рука Всевышнего Отече¬
ство спасла”.
И что значит сталинисты?
Это не политика сталинистов, а политика государства,
ибо им управляли и управляют сталинисты, других у госу¬
дарственного руля нет2.
Страх ответственности, боязнь утраты власти и мате¬
риальных льгот обратят слова последователей Сталина в
ядовитые и лживые. Свои преступления перед народом они
обернут в добродетель и заслугу. Еще бы, это им обязан на¬
род, это они, мудрые провидцы и бессребреники, спасли его.
С утра каждое слово клеймом в душу — никто не отвер¬
тится. Попробуй не услышать и не прочесть. Этот конвейер
лжи книгами, картинками, наукой, учением разжижает
1 Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1968. С. 400.
? Книга писалась в 1983—1985 годах, еще до эры Горбачева.
...К развалу идет страна. Демократия ступает но гнилой почве, тверди
нет. Россия вынашивает мечту о новом избавителе...
Уже давно, поколение за поколением, люди утратили революционный
пыл, гордость поведения свободного гражданина, постепенно превращаясь в
серых бесправных существ. Революционная позолота слезала незаметно. Так
же незаметно народ превратился в безропотных исполнителей и жалких про¬
сителей на своей же собст венной земле.
Бедные люди, мечта о жизни без нужды, в достатке, а главное, без борь¬
бы за кусок хлеба, главное, чтоб все было обеспечено... мечта об этой жизни
рассыпалась.
Как жить дальше?..
Опять проситься на руки какой-нибудь “философии", чтоб соткала новое
бытие без необходимости крутиться, вертеться...
Прощай, социализм, да здравствует социализм так?..
28
Красные чернила
волю, сознание. Да всех апостолов зациклило бы от такой
обработки, и они выпали бы в осадок...
В этом государстве уже трудно, почти невозможно, отде¬
лить несталинистов от сталинистов. Есть партийные бюро¬
краты, определяющие жизнь каждого, и есть подневольные
партийной машины, наученные выражать волю и чувства по
команде, — это весь народ.
Двадцать семь миллионов человек — не окончательная
цифра потерь в войне. Ведь при Сталине ее официально
определяли в семь с половиной миллионов, хотя отлично
знали настоящую цифру. Слов нет, попривыкли ни во что не
ставить людей, наловчились прописывать по заказу любые
цифры, извращать любые факты. Ведь даже результаты
переписи населения накануне войны с Гитлером были про¬
извольно искажены Сталиным. Надлежало спрятать чудо¬
вищную убыль народа из-за непрерывных массовых убийств
и надрывного существования. Ну а тех, кто проводил пере¬
пись или отвечал за нее, — на плаху или в лагеря. Следует
правильно понимать железную логику истории!
Разумеется, во всем этом присутствовал страх обнажить
подноготную: вот, доуправлялись — тридцать, а то и сорок
миллионов грохнули к стопам врага. И то правда, ведь Гер¬
мания на всех фронтах потеряла около шести миллионов. А
мы?! Ну да, естественно, мы ведь страна мирная...
Когда Хрущев распорядился сообщить новую цифру по¬
терь, прежде тщательно скрытую, замурованную, как урна в
Кремлевскую стену, — двадцать миллионов человек, упорно
бытовало вот это самое мнение: данная цифра тоже основа¬
тельно пригорблена. Убоялись народа и решили ограни¬
читься двадцатью миллионами. Отныне — двадцать!
Аж земля покачнулась! Не стон, а набат пошел по Рос¬
сии. Смотрели друг другу в глаза и произносили эту цифру:
и ужас, скорбь! В немом крике содрогнулась земля. Еще раз
страна прильнула к убитым, простилась, теперь уже наве¬
ки...
Словом, по-государственному отнеслись к новой цифре
потерь. Кого утешит "объективистская” правда? Щадить,
щадить народные чувства...
И потом, как без учета международного момента? Не ра¬
довать же бывших врагов, а заодно и новых — атлантичес¬
ких. И без того уже отлита новая цифирь — ну морс клеветы
и домыслов для всех ненавистников первого в мире государ¬
ства социализма.
Да, намертво застопорили тогда на двадцати миллио¬
нах. И то верно: воевали не числом, а умением. Каждую по¬
беду заваливали трупами, по-сталински вели счет жизням.
29
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙКРЕСТ
Обезлюдела Россия после войны. Многие годы непривычно
мал о лю дели города и деревни.
Никто, никогда не говорит правду в советской России.
Сколько существует эта самая ленинская власть, столько и
под обманом народ. Да и то долго взвешивают, тужатся, а
стоит ли в том или ином случае сказать полуправду или...
подождать, вообще смолчать. Сколько уже обходилось, к
чему народ попусту баламутить...
Спокон веку факты и сведения обрезаны, передернуты,
поднапитаны ложью, ибо только Непогрешимый и его по¬
следователи могли и могут знать правду, а для всех про¬
чих — газета ’’Правда” — памятник выдающейся лживости
и подлогов. За то и оттиснуты рядом с названием столько
орденов. Замараны почти все, кто делал ее и делает...
После смерти Главного Октябрьского Вождя Сталин
мог с полным основанием сказать: ’’Ныне Ленин принадле¬
жит истории, а народ — мне”.
За Сталиным это мог повторять и каждый последующий
генсек, ибо власть от Ленина сработана так, что народ не
имеет к ней никакого касательства.
Но все это еще впереди, в нераспечатанных листах исто¬
рии, а тогда первый из сонма генеральных секретарей ЦК
РКП(б) — ЦК КПСС, еще вовсе не алмазный и не богопо¬
добный, возьмется упорно продвигать на ключевые посты в
аппарате ЦК, губкомах и армии лично ему преданных ра¬
ботников. Разумеется, тут не без демагогии о революции,
интересах народа и подлинных ленинцах.
Посев даст ошеломляющие всходы. В считанные годы
Сталин вознесется в ’’гениальные вожди” народа и всего
трудового человечества. Жестокий убийца и гонитель свобо¬
ды станет кумиром и божеством, потеснит в сознании обра¬
зы Христа и родителей. Но сначала Сталин перешагнет че¬
рез Троцкого вместе с Каменевым, Зиновьевым и всеми ос¬
тальными (не позабыв о смертельной операции для товари¬
ща Фрунзе), после — через Бухарина и Рыкова, попутно при¬
мется и за всех остальных: никто не должен быть одного
роста с вождем и вообще маячить по соседству. Вне гениаль¬
ного вождя все не может не выглядеть ненастоящим, не¬
заурядным, а люди должны представать недоумками — так,
головешки, которые вождь палил для освещения пути. ’’Же¬
невскую” чудо-машину и впрягли в почтенную работу: ей,
стерве, без разницы. Стремительно ’’возвышался” интеллект
вождя, и серел, тускнел народ. Россия погружалась в трясину
убийств, насилий, доносов, культурного вырождения и
всяческих извращений. Захлебываясь кровью, она благодар¬
но складывала гимны палачу и мучителю. Марксизм обна-
30
Красные чернила
жал свой человеколюбивый смысл. Что с ним поделать, если
он — вековая мечта человечества...
Из беседы писателя Александра Бека с личным секрета¬
рем Ленина Л.А.Фотиевой 25 марта 1967 года1:
— ...Вы должны понять: Сталин был для нас авторитет.
Мы Сталина любили. Это большой человек. Он же не раз
говорил: я только ученик Ленина. Он был генеральный сек¬
ретарь. Кто же мог помочь, если не он. И шли к нему. А мы:
гений, гений. Двадцатый съезд был для нас душевной ката¬
строфой (на XX съезде КПСС впервые заговорили о культе
личности Сталина и его преступлениях. — Ю.В.). И теперь в
сердце у меня борются два чувства: возмущение им и лю¬
бовь к нему. Но сейчас (1967 год. — А.Б.) опять изменяется
отношение к Сталину. Изменяется к лучшему. В этом году
выйдет новое издание моей книги, дополненное (”Из жизни
В.И.Ленина”. — Ю.В.). Вообще самое полное издание было
в 1964 году. Вы его достаньте. А теперь я по сравнению с
тем изданием по-другому пишу о Сталине. Редакция от меня
потребовала других слов. Это и вы должны иметь в виду,
если будете писать о Сталине (с устранением Хрущева от
власти в октябре 1964 года началась реабилитация сталиниз¬
ма; Брежнев и КПСС наново ставили страну на колени, с ко¬
торых она попыталась было подняться. — Ю.В.)...
Сталин никого не предавал, если говорить об убежде¬
ниях. Он усвоил главное из марксизма и ленинизма — наси¬
лие как основное средство созидания революции. И распро¬
странил это насилие на жизнь государства вообще.
Но это не являлось порождением его порочной натуры.
Все и прежде было насилием. Он, Сталин, лишь усвоил,
принял его в обращение. Именно принцип насилия явился
смыслом действия партии (и теории, и практики) — конеч¬
ным продуктом переработки, критического усвоения и ос¬
воения опыта предшествующих революций и вообще соот¬
ветствующих направлений мировой культуры. Большевизм
принял от Ленина культ насилия, возвел его в божество. А
все прочее, что присутствовало в большевистской (комму¬
нистической) партии, — только грызня между волчинами
разной величины, то бишь разной свирепости и ненасытнос¬
ти.
’’Сталин — это Ленин сегодня” — этот лозунг красо¬
вался едва ли не в любом присутственном месте в последнее
1 См.: Московские новости. 1989. № 17. 23 апреля.
31
ЮН.Висов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
десятилетие жизни Иосифа Виссарионовича. И ничего само*
званного в том не было.
Да, Сталин невежда рядом с Лениным. Но в одном ему
не откажешь: он точно уловил, что дух ленинизма — дикта¬
тура (уж какого там класса — партийной верхушки; диктату¬
ра над классом и прежде всего — здравым смыслом)! И по¬
ложил в основу любых своих действий террор.
А тогда, в 1920-м, Сталину оставалось два года до само-
назначения в генеральные секретари ЦК РКП(б) (кстати,
пост, который не вводил и не занимал даже партийный пер¬
восвященник Ленин) и пять лет — до величия вознесением
Царицына в Сталинград. Уже штормовой ветер оголтелого
террора бодрил Россию, хотя сам террор и не затихал с 1918
года. Ведь революция и связанные с ней преобразования —
это прежде всего массовое избиение людей, и далеко не
только так называемых классово чуждых. Вместе с классово
чуждыми уничтожаются все, кто не подходит для хомута
или, что еще опаснее, преступлений, мешает другим, созна¬
тельно или несознательно, множить холопов и доносчиков.
Ибо народ уже давно не делится на москвичей, волжан,
вятичей, а только — на доносчиков (разумеется, по убежде¬
нию) и жертв, но те и другие — подневольные партийной
машины.
Плюнем в лицо
той белой слякоти,
сюсюкающей
о зверствах Чека!
Конечно же, это был поэт, силища!
Водились у Сталина двое друзей: Авель Енукидзе и Сер¬
гей Киров. У Кирова портрет Сталина так над столом и кра¬
совался.
И обоих убьет.
О гибели Енукидзе ходила жуткая молва: пытали его с
особым пристрастием по непосредственным указаниям Ста¬
лина. Не для живой плоти были те мучения...
А Кирова просто сразила пуля наемного убийцы.
Но и то правда: оба были сталинистами с головы до пят.
Киров, как и Енукидзе, выполнял самые деликатные по¬
ручения друга. Начал с того, что заменил Зиновьева в Ле¬
нинграде. А после, среди прочих дел во славу генерального
секретарства Сталина, именно он возглавил тайную работу
комиссии по доказательству теоретической ничтожности Бу¬
харина. Для уничтожения Бухарина Сталину надо было во
что бы то ни стало доказать несостоятельность Бухарина в
марксизме, так как именно здесь были сосредоточены все ко¬
32
Красные чернила
зыри Николая Ивановича. Ведь со времен Ленина слыл он
признанным теоретиком партии. И что — взялся Мироныч
за дело, нисколько оно его не смутило.
Ох, огурчики мои,
Помидорчики,
Сталин Кирова пришил
В коридорчике...
Членов ЦК не шибко занимало искусство: и грубоваты,
и не тянуло воспитание, и вообще больше шибали по свое¬
му, пролетарскому искусству. Да и к чему оно, если в нали¬
чии Луначарский?..
Правда, иные по-своему отдавали дань искусству, увле¬
каясь артистками, как, скажем, сам Луначарский. Не секре¬
том являлись и похождения Кирова в Ленинграде, который
для удобства самочинно произвел себя в почетные шефы та¬
мошнего театра. Сталин отдал должное памяти друга и на¬
звал Ленинградский театр оперы и балета именем Кирова.
В деле Кирова как-то вскользь поминалась его связь
с женой Николаева — убийцы Кирова. Якобы Николаев
мстил за поруганную честь. Имели место подобные разгово¬
ры. Надо же было как-то объяснить убийство, а это — чем
не версия?..
Но ’’липа” эта строится не на пустом месте, а с учетом
привычек ’’великого гражданина” (так именовали Кирова
долгие годы после убиения).
В Москве за лавры покорителя сердец с Кировым сво¬
бодно могли посостязаться и Ворошилов, и Буденный (тут,
впрочем, вся Конармия выстраивается) и опять-таки — Лу¬
начарский, не говоря уж о Берии1, но тот пока еще вел счет
изнасилованиям и добровольно-принудительным объятиям
лишь в Закавказье. Под урез жизни имел он счет тут на
тысячи. Что несчастных (или довольных) женщин и девочек,
что шпионов и врагов народа косил Лаврентий Павлович с
подлинным остервенением. Ну не срамной имел орган, а
священное орудие классовой борьбы.
Уж куда как оберегающе точно сказано: ”...Но я хочу
тебя предостеречь — не старайся заглядывать очень уж при¬
стально к ним в души, не то тебя стошнит”.
В том же, 1920-м, году Гитлеру исполнился тридцать
один год. Уже выношены, сформулированы и опробованы
1 По слухам, Берия в адском огне не горит — так и доносят Господу Бо¬
гу. Мало того, подмечено, что подсыпает оный Лаврентий, раб Божий, желез¬
ную крошку и прочие неперевариваемые предметы в пищу всем, кто им недо¬
волен. И от этого, говорят, Господь Бог пребывает в искреннем недоумении.
2—91
33
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
на толпах принципы национал-социализма. И в партии нс
одна тысяча членов. И вообще какие-то тринадцать лет от¬
деляют Адольфа Шикльгрубера от власти над Германией и
законного титула ’'фюрер4’.
В общем, таким образом у них нарождается и разви¬
вается прогресс.
Слов нет, это сопоставление, это соседство с людоедом
Гитлером сверхоскорбительно и вроде бы совершенно неос¬
новательно, но если не горячиться, отбросить рассуждения о
человеколюбии, насилиях капитала над обществом и прой¬
тись мысленно по основным жизненным итогам, то есть
окинуть взглядом могильные холмики, — весы в руках дамы
с повязкой на глазах качнутся...
Все в мире условно и относительно. Одни преступны по¬
тому, что борются против жизни не по уставам вождей, дру¬
гие почтенны и славны за решимость проливать кровь наро¬
да ради утопий и своих предначертаний.
Оно и впрямь не совсем ясно, за каким поворотом исто¬
рии людей поджидает благоденствие. Но почему-то в основ¬
ном сворачивают туда, где правят нетерпимость и принуж¬
дения...
Без сомнения, Ленин считал, что за ним данное историей
право убивать и приказывать. Свободы не бывает без це¬
пей — Ленин это доказал.
В социалистическом Отечестве благо дается только через
всеобщую безгласную подчиненность.
Как же надоедливо скучен этот тип вождя, вечно всех по¬
учающий, знающий наперед совершенно все, навешивающий
ярлыки едва ли не на все явления жизни и заливший мечту о
благе народа такой кровью!
Социализм нуждается в секретности (тотальной секрет¬
ности), иначе все попрет на свет Божий, а тогда какой же
святой — Ленин?
Свобода слова, равенство, справедливость, изобилие —
пусть эти обещания Ленин держит в своем мавзолейном из¬
головье вместе с тленом десятков миллионов людей и горем
еще около трехсот миллионов, пока живых, но обманутых и
обобранных.
Намекнул на свою исключительность и Александр Федо¬
рович Керенский: затесался в самые диктаторские дни рож¬
дения, чин по чину объявился на свет 22 апреля 1881 года.
Какая точность боя по этому самому дню или соседним — и
это при вероятности 1 к 365! Да еще отец этого Керенского
заведовал гимназией, в которой учился Ленин, — и это при
наличии тысяч гимназий в России!
34
Красные чернила
В том же, 1920, году Мао Цзэдуну исполнилось двадцать
семь. В 1918 году он закончит учительскую семинарию, вер¬
нется в родную Хунань, а в 1920-м опять наладится в Чан¬
ша, где организует кружок по изучению марксизма. Оста¬
нется ровно год до первого учредительного съезда комму¬
нистической партии Китая.
И здесь судьбе было угодно прочертить мимолетный и
совсем несерьезный намек. Сталин родился в декабре и
Мао — в декабре; Сталин — двадцать первого, Мао — двад¬
цать шестого. Уж как тесно!..
Тот и другой учились в семинарии. Оба проповедовали
марксизм. Оба — ’’величайшие вожди народов мира”. К но¬
гам обоих были положены два самых больших народа. Нет,
это именно так: в равной степени через вождей народы
проявляют величие и изрыгают свой гной.
В том же, 1920-м, Муссолини исполнилось тридцать
семь. Менее трех лет оставалось до знаменитого похода на
Рим и власти над культурнейшей из наций мира. Успехи ду¬
че вдохновляли Гитлера. Ну должен сверхчеловек распять
мир, иначе зачем голубые глаза и железная воля...
Миллионы людей улыбались утрами солнцу и свету, не
ведая, что уже обречены на муку, огонь и пепел.
В том же, 1920-м, Махатме Ганди исполнился пятьдесят
один год.
Мохандас Карамчанд Ганди — первородное имя. Ин¬
дийский народ присвоил ему другое: Махатме—Великая Ду¬
ша.
Этот человек так и ”не дорос” до ленинского понимания
классов и неизбежности классовых войн. Для ’’женевцев” по¬
добные люди — сплошное расстройство нервов. Такое заме¬
чательное устройство (ну на миллионы заглот!) — и вдруг
пренебрегают.
Недаром во времена Сталина о Ганди говорили как о
фактическом пособнике империалистов, соглашателе и зати-
рателе непримиримых классовых противоречий. Тот же тон
выдерживался и по отношению к Неру. Еще бы, болтать о
справедливости, общественном благе — и соглашаться на
этот самый мир с угнетением и угнетателями, со злом и на¬
силием? Да это все та же поповщина!
Убийство Ганди и по сию пору может служить одним из
оправданий устройства общества по ’’женевскому” образ¬
цу — самое что ни на есть ’’синее” торжество. И впрямь, как
иначе смирять людей?..
2’
35
Ю.П.Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Зная о таком логическом выверте в хмышлении ’’женев¬
цев”, Ганди, наверное, наладился бы передвигаться полз¬
ком: избежать смерти, не оправдывать ею неизбежность то¬
пора и жизни в насилии. Да уж наверняка скорее сжег бы
себя в бензине, нежели позволил бы именехМ своим мучить,
обманывать, шельмовать, лишать рассудка и убивать.
Поклон тебе, святой человек! Поклон — и вечная
память!
В тот же, 1920, год де Голлю исполнилось тридцать. На¬
до полагать, он уже пришел в себя после ранения и плена,
раз находился в Польше с группой французских офицеров —
миссию возглавлял генерал Вейган. Французы принимали
участие в руководстве действиями белополяков. Возможно,
уже тогда де Голля посещали мысли о принципах современ¬
ных войн и опасном несовершенстве парламентской системы
во Франции. Не было у него более стойкого чувства, чем
любовь к Родине.
Шарля де Голля будут ждать величие и признательность
Франции, Максима Вейгана — суд и презрение французов.
Однако Верховный суд страны оправдает капитулянтство и
предательство Вейгана. Надо полагать, совесть его нисколь¬
ко не смутится от всех этих ’’передряг”, иначе не дожил бы
до ста лет... Но все это еще в весьма отдаленном будущем, а
пока Вейгана ждут самые высокие и лестные посты во фран¬
цузских вооруженных силах.
До этого, 1920 года, десять лет не дожил Лев Толстой.
Зато в расцвете сил и таланта встречают его Горький, Алек¬
сей Толстой и Маяковский (и в изгнании — Рахманинов, Бу¬
нин и вообще весь цвет русской мысли и культуры).
И все мальчики, которых выносили русские матери в
1920 году, впрочем, как и во все соседние годы (аж с 1910-го
и по 1927-й) будут убиты, за ничтожным исключением, в
войне 1941—1945 годов.
В том году, как и во все прочие, мир истощал силы в по¬
исках обогащения любой ценой: насилиями и обманом до¬
бывал власть и деньги, разменивал честь и достоинство на
подлости и предательства и старательно, почтительно и не¬
поэтически плодил рабов.
Во имя новой жизни гремят намордники вождей на наро¬
дах.
Когда ум с юношеских лет направлен только на разру¬
шение и месть, на изыскание самых изощренных и действен¬
ных средств для такого разрушения и такой мести, человек
не может не выродиться.
36
Красные чернила
Уничтожение людей согласно расчетам и планам, разру¬
шение жизни народа не могут являться идеалом того, кто
считает себя человеком.
И разрушенная, униженная и поруганная Россия, рас¬
терявшая свои земли, брошенная народами-братьями, —
тому доказательство. Не экономические просчеты, не пре¬
ступления отдельных вождей-выродков, а торжество Зла —
вот что такое Россия после Октября семнадцатого года.
Торжество хама, лишенного понятия Родины, чести, семьи,
Бога, — вот наша жизнь после Октября семнадцатого года.
Поруганная Россия, обессиленная, изувеченная...
Мучительно возрождение, но оно началось, и оно неот¬
вратимо.
Путь через новые беды, новые потери и новые падения,
но это путь к родному очагу. Зло меняет личину, рядится в
одежды патриота, меняет слова, пятится, но еще держит меч
над Россией.
ГЛАВА 20
ИРКУТСКАЯ СВОБОДА
Седьмого февраля каппелевцы закончили сосредоточе¬
ние.
Красные в ответ на ультиматум потребовали разо¬
ружиться и сдаваться.
Старшие офицеры постановили брать город.
И тогда напомнил о себе легион. Да как! Развернул
сытую полнокровную дивизию — 11-ю, полковника Крей-
чия.
Генерал Войцеховский читает бумагу от чехословацкого
командования: любые военные действия сорвут эвакуацию
легиона, а посему уходите, иначе будем драться.
И повернули белые на Байкал. От ветра и мороза лица
потеряли обычную форму. Чудовища прут через снега. И то
верно: сам ужас тащил сани, пулеметы, оружие, раненых.
Почти все лошади пали. Вместо верстовых столбов — трупы
господ офицеров, солдат, женщин; детских не было — детей
Господь Бог прибрал раньше. Уж очень жидковаты на сту¬
жу, а вот старики на диво стойкие...
Длинным шагом догоняет капитан юнкера. Какое-то
время скрипит пимами рядом: брови, борода — в инее, губы
растрескались, сочатся кровью. Воротник шинели поднят и
перемотан какой-то тряпкой — в прошлом, судя по черным
засаленным кисточкам, женской шали.
— Не то поешь, юнкер, — сипит капитан. — Я тебе не
строевую спою, но годную.
И капитан, напрягая голос, странно вытянув шею и
округлив глаза, сипло чеканит:
Вставим яркую свечу
Прямо в ж...
38
Иркутская свобода
Ты гори, гори, свеча,
В красной ж...
Господа офицеры уже не слушают капитана. Хрипло го¬
гочут, поджимая локтями винтовки. Гогот тут же срывается
на многоголосый кашель.
Светлая тебе память, Владимир Оскарович!..
Снегом перекормленные тучи давят колонны белой гвар¬
дии к сугробам. Пыхтят, постанывают, жрут снег господа
офицеры. Сподобился же Создатель на такую хреновину —
лес, сопки, речушки, болота — и мороз, без роздыху — мо¬
роз!..
Эх, други!..
”Ты гори, гори, свеча!..”
И еще шестьсот верст после Байкала буравила снежную
целину каппелевская армия, покуда к марту не стала выхо¬
дить к Чите. Не дотянулись еще до читинских степей комис¬
сары, но скоро (ох как скоро!) напомнят о себе. Сам пре-
светлый атаман аж только на аэроплане и спасется.
По оценке генерала Войцеховского, к Чите вышли около
пятнадцати тысяч солдат и офицеров, не считая некоторого
числа гражданских лиц.
’’...Зима лютая была, все дороги замела!..”
После разгрома Японии летом 1945 года генерал Войце¬
ховский был схвачен в Маньчжурии и остаток дней гнил в
лагерях — среди урок и жертв ’’женевской” твари. Еще в на¬
чале 50-х годов Войцеховской был жив — есть упоминания о
нем у Бориса Дьякова в книге ’’Повесть о пережитом”1:
встречались в лагерных мытарствах. Правда, бывший ком¬
мунист Дьяков ненавидел белого генерала, не ржавеет клас¬
совая ненависть...
’’Седьмого февраля между командованиями Красной
Армии и Чехословацкого корпуса было наконец достигнуто
соглашение о перемирии, — сообщает советский историче¬
ский журнал. — На этот раз чехословацкие представители
подписали условия, которые они еще двадцать четвертого
февраля категорически отклонили. Условия перемирия уста¬
навливали подвижную нейтральную зону между авангардом
Пятой армии и чехословацким арьергардом, обеспечивали
содействие советского командования в снабжении эшелонов
корпуса углем и в быстрейшем завершении эвакуации. Чехо¬
1 Книга вышла в 1966 году в издательстве ’’Советская Россия”. Ее не¬
добрым словом помянул Шаламов: партийно-чекистская версия великого
избиения народа, передёрг фактов.
39
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
словацкое командование, в свою очередь, обязывалось не
предпринимать никаких попыток вмешательства в судьбу
Колчака и его приближенных, передать золотой запас Рос¬
сийской Республики Иркутскому Совету при отходе послед¬
него чехословацкого эшелона из города, не помогать бело¬
гвардейским частям, воюющим против Советской власти, не
вывозить в своих поездах белых офицеров, передать совет¬
скому командованию в полной сохранности все мосты, депо,
станции, туннели, не вывозить военного имущества бывшей
колчаковской армии и вернуть все вагоны и локомотивы
после достижения конечной ставки...”
Когда соглашение было подписано, труп адмирала Кол¬
чака уже несла в своих ледяных водах Ангара.
25 февраля 1920 года по радио была передана нота пра¬
вительства РСФСР правительству Чехословакии. В ноте вы¬
ражалась уверенность, что заключение соглашения, гаранти¬
рующего свободный отъезд чехословацких солдат, устранит
’’одно из главных препятствий для полного соглашения с ва¬
шей страной...”.
А случалось и по две бабы ложились с Федоровичем. За¬
просятся, запричитают — и дрогнет душа, а где им еще по¬
жевать хлеба и согреться, коли мороз давит, а угла нет.
В таком разе с козлом согласятся, не то что с любым
дядькой. С этим хоть поспать можно, а ежели бородачи из
бывших колчаковских, а ныне красных бойцов уведут — и
кровью не отмоешься. Сколько баб за зиму пропало! По¬
скольку в любом деле (правом или неправом) бабы всегда в
ответе, и ответ этот один...
А после вместе так и одеваются, до сраму ли. Флор
Федорович затягивает себя в ремни, навешивает маузер,
трогает на прочность красные ленточки на папахе и кармане
френча, а баба или бабы пеленают себя в тряпье: опять мо¬
роз на дворе. Кто станет лечить, коли грудь простудишь аль
еще что?.. И расстаются — даже имени друг друга не знают,
а спрашивать нет охоты. Попривык народ к боли.
Голова гирей после самогонки. Да и что за самогонка?
Пойло!
Впрочем, скоро кончится этот запой — второй в жизни
Три Фэ. Образумится, вылечит триппер. И не подумаешь:
розовая, вполне благополучная тетка подвесила, где и на ка¬
ких харчах ухитрилась отъесться. До слез смешила рассуж¬
дениями о своей ’’увечности”. Ейного мужика угробили по
осени минувшего года, а ей, сердешной, ’’без мужской при¬
ставки как без рук” — ну полнейшая инвалидность. Эта не
40
Иркутская свобода
с голода валяется по постелям. Да какой голод: в сумке хар¬
чи первый сорт! Кета, медвежий окорок, калачи...
Как выяснил Три Фэ, польстилась она на него из-за
бабьих пересудов, ”уж очень загорело попробовать...’5. То
есть уже пользовался Федорович славой неутомимого же¬
ребца.
Не унять тетку: сверхмерная и есть. Ну ’’отходит” от ду¬
ши, а ей вроде щекотки.
Следил за ней исподлобья и думал, грешным делом, что
такой в самый раз под отделение солдат, а то, гляди, и на
взвод потянет. Еще не успела из-под одного мужика вылез¬
ти, а уже кобылой ржет навстречу другому.
А болтлива, бесстыжа! И всё об одном: ’’кабы держаться
и не отпускать...”. И, объяснившись на такой манер, смея¬
лась, полизывая губы, притулялась бочком (а жаркая!) и
часто-часто дышала. Глаза заволакивала сверкающая влага.
Ну бес баба! Сверхмерная!..
Телом розовая — во всю кровать, до чего ж откормлен¬
ная и сытая. Груди — складочками, и вялые, как бы с другой
женщины, но соски длинные и твердые, ровно сами по себе.
И от прикосновений к ним тут же ярилась желанием...
Сама белобрысая, бровей не углядишь. Меж ног — ры¬
жеватая: волос грубый, завитками. Ноги затяжеленные ве¬
сом, неуклюжие и очень нежные. Выше колен, как простег-
нутые квадратиками подкожного жира, все в ямочках.
За коня для нее наш Флор Федорович. Это он вскорости
сообразил, мужик неглупый. За резвого скакуна. Вроде как
продали его все гулящие бабы и девки Иркутска этой... Как
звать? Дай Бог памяти... Клава! Ну нет для бабы белых,
красных, голода, чехов, политики — ’’только бы держаться и
не отпускать”.
А с другой стороны — что в том худого? Ну расположе¬
на баба так жить. Радость ей. И слава Богу! Пусть ублажает
мужиков и себя, ее это, Клавино, дело. Не в обиду и ущерб
оно людям и всем высоким мыслям.
Пусть люди делают то, что любят, если это не в боль и
горе другим. Разве можно клеймить, запрещать, травить?
Ну переложил Господь с этой способностью у Клавы — так
что теперь! Ну так Бог сладил, так коли сверхмерная — не
жить?!
Выпадает из горячки буден, запоя и блуда Федорович.
Отощал, осип и вроде даже как бы запаршивел, но это толь¬
ко с виду. Со временем приведет себя в порядок. А то, ей-ей,
стыдоба: писать надо, а руки дрожат, не революционер, а за¬
бубенная душа. И сердечко в таком разе благодарно заляжет
на место. И начнет он себя снова пробовать в разных прак¬
41
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС1
тических делах. А как быть, ежели дорога за кордон заказа¬
на. Ну любой беляк сразу выпустит тебе кишки, вроде по¬
дарка ты для него...
’’...Капитал и прибавочная стоимость создаются обще¬
ственными формациями...” Опять шибко наляжет на свя¬
щенные книги Федорович. Прежде в них всегда находил
подкрепление душе и вообще оправдание всем поступкам.
А только напрасно. Приклеилась к нему адмиральская
кровь — ну не смыть. А по какой росписи законов? Сколько
людишки убивают, насилуют и вообще губят друг друга, а
ничего, нет для них судьбы: жиреют, цветут, даже плодятся.
А вот он, Федорович, меченый. Не разогнуться, не улыб¬
нуться звездам — ни мгновения чистой радости.
По отдельности стали жить душа и тело. Неприкаянная
душа и тело...
Вроде распрямиться должен, нет больше белых: дыши,
борись за свое дело. Республика Труда и Свободы!
А только всё не так. Еще нет этого, но уже прихватывает
нутром привкус новой жизни. Из всех уголков светят ее
принципы, и особенно наиважнейший: все, кто не разделяет
эти самые принципы, должны исчезнуть. Как уж там исчез¬
нуть — это дело десятое: уберут или сами уйдут, то бишь
саморастворятся. Существенно одно: не должны такие оста¬
ваться, нет им места.
Три Фэ только хрипел, озираясь. Жилы аж до самых
скул — какой воз за плечами вырос! Нет, не за себя убоялся
Три Фэ. Всю жизнь клал себя за общее дело, сколько бед
снес — нет у него в этих делах своей выгоды и шкурных ин¬
тересов.
Еще до революции, в ссылках, спорил с бэками — те счи¬
тали, будто народ к заданным политическим целям надо
приводить силой; это они от Ткачева усвоили и приняли
свою программу. И теперь вот на глазах у него штыками
и пулями поворачивают всех к так называемой счастливой
доле.
Народ был его самой большой любовью — от первого
чувства к женщине отрекся, от всех карьер и привязанностей.
Ночами стынул в каких-то закутках: а вдруг обминуется, не
возьмут жандармы?. Сколько лет в ссылках и тюрьмах! А
любовь не угасла! Верит в гений народа, ощущает кровное
единство с ним. Все радости и печали как бы на двоих...
И вообще смотрит на новую жизнь Три Фэ и не узнает:
подменили людей. Чуть не так — и гребут в чрезвычайку, а
народ молчит. Почему молчит? Что это, как могло статься?!
А пока, что ни ночь, убеждает себя: ”С адмиралом мы
квиты. Сначала он нас взял за горло (после бучи в Омске), а
42
Иркутская свобода
теперь мы его. По совести так: чем кровь моих товарищей и
вообще трудовых людей хуже адмиральской?”
Грызут сомнения. Такая слякоть в сердце и голове!
Три Фэ давит тревогу в душе, что-то кричит женщине
после стакана самогонки, дергает из деревянной кобуры
маузер. А кто эта особа, почему с ним?! Кто подослал?!
Не сразу завязал. В горе еще срывался, да как!
Словом, не сдается Три Фэ. Айв самом деле, рано крест
ставить на жизни, годов уж и не так чтобы шибко... Про¬
бует, ищет себя Три Фэ, зубами цепляется за жизнь. Вроде не
ценит ее, дерьмо и есть, а руки, как у утопающего, сами гре¬
бут, несут по воде, молят о жизни...
Однако напрасно все. Не знать больше этому видному
эсеру и народному трибуну ни душевного равновесия, ни
вообще долгих лет. Только и глянет солнышко под урез фе¬
враля, а в мае уже навсегда и угаснет. Щедр Судья Небес¬
ный...
Странное это обстоятельство: все, кто так или иначе ока¬
зались причастны к гибели царя, его семьи, а также и /Алек¬
сандра Васильевича Колчака, сгинули задолго до старости, в
муках и позоре, кроме разве Ширямова да Ленина, но Глав¬
ный Октябрьский Вождь потерял память и речь через два го¬
да после казни адмирала — одряхлели, раскрошились сосу¬
ды в голове, сузились до игольного ушка, разжижился мозг
по ответственным участкам... Отошел он в мир иной в поче¬
те и славе цезарей. Нет, выше цезарей, лучезарней самых
знаменитых цезарей и правителей — ну великое сиянье над
человечеством.
Этот невиданный посмертный шум, идолопоклонство
положили себе на пользу более слабые последователи Лени¬
на. Как бы действовали от его имени, в блеске и благослове¬
нии дел его. Мертвый — он все еще служил своей револю¬
ции.
Что до всех прочих... Прочих подгребала ’’женевская”
уродина без всякой музыки — на позор, страдания, издева¬
тельства. В расцвете сил загубила и Белобородова, и Голо-
щекина, и едва ли не каждого из тех стрелков-казнителей,
кроме Ермакова — этот спился. Загребла уродина и всех ир¬
кутских вождей...
В гной и свалку утекли те ручьи крови.
А народ и не поежился, хотя густо понесло кровью — не
продохнуть, отовсюду этот запах: кислый, до жути щемя¬
щий сердце...
Вернули чехи золото!
Чекисты Чудновского и дружинники из членов партии
43
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
выгрузили его из вагонов — все сверял Косухин по описи.
Достался ему с золотом и контролер. Преданно сидел при
золоте старичок еще с речистых времен Керенского. Там все
до грамма было учтено, расписано, помечено.
В тот же день, точнее, ночь отчитался Косухин перед
ревкомом — не подвела адмирала память: верные сведения
давал. Ныне золото в подвалах Иркутского банка — верну¬
ла трудовая Россия свое. Только пятьсот четырнадцать ящи¬
ков укатили к Владивостоку. Задержал их бешеный атаман
Семенов. Ну сам состав прикатил: считай, взвешивай, сверяй
по описи, осеняй себя крестом и кричи "ура”. На сорок мил¬
лионов золотых рублей отхватил ломоть атаман. Искушать
судьбу не стал, отправил слитки в Маньчжурию. Союзники
союзниками, а чем от них подале, тем целей. А что, как во¬
круг них и после было — не дано нам знать. Одно из послед¬
них донесений, полученных бывшим Верховным ПравителехМ
России, было о боях семеновцев против чехов — почти чет¬
веро суток кровавых стычек. Вот так-то...
Как представишь эвакуацию золотого запаса при после¬
дующих правителях России, аж сыпью покрываешься! Ну
все эти брежневы, щелоковы, рашидовы и вообще звезда-
стые и неподсудные... Ну будь они на месте белого Прави¬
теля — не видать этих пятисот тонн в Иркутске. Вагоны при¬
катили бы, а золото...
А разве было?..
Вот состав — торчит целехонький на путях, а только
один ветер в вагонах. Суетятся контролеры, ищут эти самые
пуды, шуму и треску по пустым ’’пульманам”, а золота (ну
даже завалящего слитка) не имеется.
И это взять умом можно. По мирному времени все эти
брежневы тягают без стыда и совести, всем кланом, со всеми
знакомыми и прихлебателями, аж трещит народная казна —
тысячами грязных, нечистых рук, а тут чрезвычайные об¬
стоятельства, условия войны: ну сгинуло бы золото, ну пус¬
тыми бы приболтались вагоны в Иркутск!
Воображение так и рисует, как принимают этакий со¬
став.
При комиссии срывают пломбы, у всех акты, расписы¬
ваются, а в вагонах — ни слиточка: всё уперли эти последо¬
ватели Непогрешимого, а и впрямь, кто позаботится о дет¬
ках, новых дачах и вообще заслуженных удобствах? А про
черный день?..
Грабастали же мирными, светлыми днями генеральные
секретари с дочерьми и пьянчугами сыновьями, грабастали
секретари крайкомов и вообще министры внутренних дел из
44
Иркутская свобода
самых звездастых и депутатствующих — все эти коммуни¬
сты номер один, два, три... с плотоядно-жадным отродьем.
Да сколько их за десятилетия прикладывалось к народной
казне, хотя вроде и не к чему, само идет в руки, узаконили
этот грабеж так называемыми пайками, денежными пакета¬
ми, казенными дачами, машинами, прислугой — всё задар¬
ма...
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо...
Простодушен был поэт.
’’Женевская” уродина лишь рыгала сыто, ибо наловлена
карать она преимущественно тех, кто мешает наслаждаться
жизнью новым хозяевам России — всему великопаразитно¬
му сословию партийных и советских чиновников. На то ее и
мастерили.
И ничего в том случайного, никаких выкидышей исто¬
рии — всё заложено Непогрешимым. Хотел он этого, не хо¬
тел — какое дело истории: взяла и дала настоящее чтение
’’октябрьского дела” с подробным разворотом на все деся¬
тилетия до нынешнего.
Этот гений революции своими руками губил то, что вы¬
нашивал в мечтах. Одна его поправка к уставу партии о не¬
допустимости фракций разом возвела партийных вождей в
ранг непогрешимых и пожизненных владык России со всеми
людишками и барахлом, движимым и недвижимым. Дисци¬
плина и порядок, о которых столь пекся Главный Октябрь¬
ский Вождь, обернулись смирительной рубахой не только
для членов партии, но и для всего народа.
За любой мыслью державно-крепко надзирало ’’женев¬
ское” чудище.
Эта поправка к уставу партии знаменовала не только за¬
прещение естественной и нужной свободы мнений, не только
создавала условия для размножения бюрократии и превра¬
щения партии в косный сословный придаток вождей, но и
ставила вождя (вождей), то есть генсека, как особу священ¬
ную, выше партии, стало быть, и выше народа. Таким обра¬
зом, партийная верхушка оказалась вне контроля, а народ
положен к ее ногам.
Ленин обрушился на деспотию, а утвердил в России но¬
вую, несравненно более жестокую, нежели прежняя, рома¬
новская (и сравнить нельзя!). Новый строй олицетворяет
всю порочность принципа бесконтрольной власти, постоян¬
ную и неослабную диктатуру кучки интриганов над Россией.
Диктатуры царя и Колчака ничтожны у подножия этой без¬
45
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
граничной власти, попирающей основы честной жизни и
вообще жизни (одна экологическая катастрофа чего стоит).
С этой всеподавляющей властью на Русь опустилась ги¬
гантская чугунная плита. И гниет под ней Русь, славя своих
притеснителей. А ’’женевская” тварь тут как тут: это ее пер¬
вейшая забота, чтобы плита не сдвинулась.
Гражданская война выплеснула великое множество ата¬
манов, больших и малых (по преимуществу — зловонных).
На востоке России гремели имена Красильникова, Анненко¬
ва, Дутова, Калмыкова, Семенова, Иванова-Ринова, Гамо¬
ва... С их силой (самоуправством) вынужден был считаться и
сам Верховный Правитель России.
Казачество являлось опорой белого движения. На восто¬
ке — это Забайкальское, Уссурийское, Амурское, Иркутское,
Енисейское, Уральское, Оренбургское казачества...
Атаманы Красильников и Анненков заправляли и в са¬
мом Омске. Это тот самый Красильников, который ока¬
зался одной из центральных фигур в перевороте 18 ноября
1918 года.
Власть атамана Анненкова распространялась в основ¬
ном на Семипалатинскую область. Бог и царь там, он дер¬
жался от Колчака подчеркнуто независимо. Эх, атаманы,
атаманы, рубили свой же сук, силу давали ’’интернациона¬
лу”; топтали последнее, чем еще могла держаться белая
власть, — сплоченность.
Атаман Дутов произвел в Оренбурге переворот в ноябре
1917 года, издав приказ о переходе власти по губернии к
казачьему войсковому правительству. В 1918—1920 годах
командовал отдельной Оренбургской армией в войсках Кол¬
чака.
Калмыков двинул себя в атаманы Уссурийского казаче¬
ства, то есть шерстил преимущественно Приморье.
Барон Р.Ф.Унгерн фон Штернберг за уголовное деяние
был отстранен Николаем Вторым от должности и отправлен
с фронта в восточные губернии. Как Семенов и Дутов, был
уполномочен Керенским формировать верные Временному
правительству войсковые части. Барон формировал их из
бурят и казаков...
Все эти атаманы, в подавляющем большинстве своем,
служили до революции в невысоких чинах. Так, Калмыков
имел чин есаула, Семенов также был есаулом, Дутов, прав¬
да, был полковником.
Атаманы истово преследовали коммунистов и евреев.
Главными их противниками были партизаны...
Один из близких к адмиралу людей (Будберг) свидетель¬
46
Иркутская свобода
ствует: "...атаманы и атаманщина — это самые опасные
подводные камни на нашем пути к восстановлению государ¬
ственности... необходимо напрячь все силы, но добиться то¬
го, чтобы или заставить атаманов перейти на законное поло¬
жение и искренне лечь на курс общей государственной рабо¬
ты, или сломать их беспощадно, не останавливаясь ни перед
чем...
К горю нашему, у адмирала нет прочной решимости
поставить всё на карту и покончить прежде всего со всеми
атаманами и с атаманщиной во всех ее разновидностях и
проявлениях. Надо это сделать хотя бы ценой собственного
провала, ибо иначе эта язва съест и адмирала и нас; сожрет
всю белую идею и сделает ее надолго постылой и ненавист¬
ной для всей Сибири; ведь то, что произошло и продол¬
жается сейчас в Приморье, Забайкалье и что расползается по
Сибири, вопиет, грозит и предостерегает.
Не может быть прочного фронта, раз тыл гноится ата¬
манщиной; не может быть здорового тыла, раз он поражен
той же язвой...
Несчастный, слепой, безмолвный адмирал, жаждущий
добра и подвига...”
Атаман Семенов в мировую войну командовал сотней
Верхнеудинского полка Забайкальской казачьей дивизии.
Являлся, как и Дутов, участником Всероссийского казачьего
съезда. За ним, Семеновым, стояли японцы, мечтающие о
”Сибирь-Го”. В 1919 году объявил себя атаманом Забай¬
кальского казачества.
Его (наравне с Махно) прочили в крестьянские диктато¬
ры России — ’’защитника единой России и крестьянства”.
Атаман печатал газету ’’Русский голос”, которая всячески
поносила Колчака.
Иерусалимский патриарх Дамиан произвел пресветлого
атамана в кавалеры ордена Святого Гроба Господня.
Когда было нужно, пресветлый атаман умел произвести
впечатление. Так, едва ли не очаровал генерала Болдырева
подтянутостью, тактом и воспитанностью...
Войска Семенова вобрали весь пришлый элемент, зачас¬
тую просто разбойный.
Генерал Холщевников, кажется, не смотрит, а пьет свет
из узенького проема. Свет рассеянный, мягкий — подпирает
окошко сугроб. Кирпич, цемент местами покрошился — не¬
ровен контур окошка. Генерал может вычертить его по
памяти. Шутка ли, третью неделю его прячут здесь. Снача¬
ла, честь по чести, пытались прорваться все вместе: офицеры
47
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
штаба и несколько солдат. Прорвались к ’’железке” (таежно¬
му полустанку), но чехи в эшелон взяли только троих. Золо¬
то оказалось у поручика Корзухина (фамильный перстень),
морского лейтенанта Михелева (медальон с крохотной фо¬
тографией невесты, лейтенант принялся исступленно выскре¬
бывать ее из кругляшка медальона) и у него, генерала Хол-
щевникова, — два офицерских Георгиевских креста, а они,
как известно, из золота самой высокой пробы.
Довезли до Иннокентьевской — и под зад. Офицеры по¬
жали друг другу руки и кто куда. Что с Корзухиным и Михе-
левым — генерал не знает, а он двинул дворами, подво¬
ротнями, закоулками — и добрался-таки. Жива старуха-
мать полковника Коновалова. Признала Колю Холщевни-
кова, товарища ее сынка по академии. Жив ли сынок, где —
никто не скажет, а мать ждет, надеется. И сидит Холщевни¬
ков в полуподвале за грудой старых досок, фанеры, ждет ле¬
та. По лету двинет за кордон.
Скверно у генерала на душе. Как вспомнит чешский эше¬
лон, вроде бы родной славянский говор, и потом: перстень,
медальон, Георгиевские кресты, темень ночи, свою торопли¬
вую речь, вспышки спичек для осмотра ценностей, прочерки
лиц... Бросил товарищей! Бросил! Предал генерал своих
офицеров, укатил в чешском эшелоне.
Холщевников елозит задом, не по себе ему.
Кресло вонючее, загаженнное мышами, кожа в дырах за¬
крутилась осенним палым листом. Ему не холодно — он в
тулупе до пят. Старуха Коновалова едва донесла тулуп (от
прежних времен, дворницкий), не донесла, а приволокла.
Ногам тоже тепло — в пимах на шерстяной носок.
Смотрит генерал на полоску света между снегом и обво¬
дами окошка (еле сочится: ладонь не разглядеть) и думает о
жене, сыне. В Чернигове они... полк стоял перед войной в
Чернигове.
Если и выберется за кордон, как без них?..
Думает, думает, аж кровь начинает стучать в висках.
А после и задремлет...
Отупел он от сидения — все дни в закутке за досками, по
ночи выйдет во двор, но только по нужде, тенью, вором. Он
небрит, отекли ноги, ноет рана в правом боку под лопат¬
кой — германская шрапнель, чтоб ее!..
Не спускает генерал глаз с полоски света, щупает ру¬
коять маузера и сипло напевает (слуха-то нет, не поет, а
подвывает) куплеты фронтовой песенки:
— Что звенит?
— Да, чай, не понял что?
48
Иркутская свобода
Не стопочка хрустальная.
То ли цепка от часов,
То ли цепь кандальная...
С раздражением сплевывает и матерится: привязалась
же, окаянная! На день тыщу раз скулю!..
А и впрямь, что за жизнь: жена и сын — в плену, офице¬
ров предал. Они без золота — и оставайся, а он с золотом —
езжай, спасайся.
А спасся ли?..
В плену сам, в настоящем плену...
И бормочет генерал ругательства. Об офицерской банде
мечтает, чтоб в мясо и пыль комиссаров и всю сволоту, что
превратила его, Николая Холщевникова, в крысу и преда¬
теля.
Господи, своих оставил! Красным на съедение оставил!
Кругом тайга, снег, куда им?!
Шибко потеет ладонь на рукояти маузера. Раз по сто на
день достает, холит пистолет, протирает патроны. На груди,
в большом кармане, похожем на кошелку, коробок с запа¬
сом — три полные смены патронов, на поясе — финка. Не
молод Колька Холщевников, но при случае извернется, уда¬
рит...
Ночами ’’его превосходительство” вместо бледного све¬
та, коли повезет и нет туч, видит зеленоватый свет луны.
Струится из щели, по горло заливает Холщевникова (так
ему представляется). Прозрачный, неживой свет.
Слух обострился, и генералу мнится, будто стук сердца
так громок — ну нельзя не услыхать, как настенные часы,
мерно, громко будит тишину...
Толсто шевелит губами.
...То ли цепка от часов,
То ли цепь кандальная...
С 19 июля по 17 августа 1920 года в Москве (открылся в
Петрограде) проходил Второй конгресс Коммунистического
Интернационала. В своем докладе (предельно сжатом)
Ленин впервые заговорит о некапиталистическом пути раз¬
вития колониальных стран. Ленин задает вопрос о том,
неизбежна ли капиталистическая стадия развития для от¬
сталых народностей, и отвечает отрицательно:
’’Если революционный победоносный пролетариат пове¬
дет среди них систематическую пропаганду, а советские пра¬
вительства придут им на помощь всеми имеющимися в их
распоряжении средствами, тогда неправильно полагать, что
49
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
капиталистическая стадия развития неизбежна для отсталых
народностей”.
Эта посылка — правовое оправдание вмешательства в
жизнь самых дальних уголков земного шара: РСФСР (Со¬
ветский Союз) должна революционизировать отсталые на¬
роды, не отдавать их на разграбление ’’акулам капитализ¬
ма”.
Чтение тезисов Ленина дает четкое представление, по ка¬
ким причинам с нами стряслась катастрофа; с этой точки
зрения все беды до одной, даже самой, казалось бы, частной,
объяснимы.
Катастрофа была предопределена ленинизмом. Никаких
’’извращений” генсеками более поздних формаций допущено
не было. Весь этот корабль следовал ленинским курсом на¬
силия. Только так. Ведь насилие обожествлял их пророк.
Второй конгресс Коминтерна проходил после провалов
выступлений Колчака, Юденича, Деникина. Врангель ока¬
зался зажатым в Крыму, с этим клочком земли неосвобо¬
жденным остается только Дальний Восток. А главное —
чрезвычайно удачно развивается поход на Варшаву.
Именно в ходе междоусобной войны складывается эта
могучая наднациональная организация, жестко подчиненная
Кремлю. Через Коминтерн Кремль назначает в другие пар¬
тии своих ставленников, распоряжаясь ими, как слугами.
Именно Коминтерн дает Москве возможность револю¬
ционизировать мир, вносить в него столь желанную неус¬
тойчивость, подчинять и диктовать освободительному дви¬
жению свои условия и догмы. Это обернется противостоя¬
нием двух лагерей. Нет отныне мира, есть две враждующие
части его.
Капитализм должен рухнуть! Ненависть, нетерпимость
ложатся в каждый тезис, пункт, положение программы и
платформы Коминтерна.
Второй конгресс принимает воззвание ”К рабочим Пите¬
ра”, затем ”К Красной Армии, к Красному Флоту РСФСР”:
’’Братья красноармейцы, знайте, ваша война против
польских панов есть самая справедливая война, какую
когда-либо знала история...
Трудящиеся массы не могут уничтожить иго богачей и
наемное рабство иначе как с оружием в руках... За это проле¬
тарии всех стран благословляют вас...”
Принято воззвание ’’Против палачей Венгрии” (как же
современно звучит!):
’’...Сдавленная со всех сторон, с перебитыми руками и
нотами, Советская Венгрия умерла в страшных муках на
50
Иркутская свобода
Голгофе контрреволюции, чтобы воскреснуть вновь, как
только мы ей поможем...”
Мы ей и помогли в 1945-м стать советской, а после
’’спасли” в 1956-м.
”В час, когда до вас доносится хруст костей погибающе¬
го пролетариата Венгрии, вы обязаны поднять свой голос и
остановить преступную руку буржуазных палачей, которые
сдирают кожу с живых, заставляют есть человеческий кал,
насилуют женщин и распарывают животы коммунисткам!”
(Кстати, здесь изложена будущая программа ’’женевского”
страшилища по отношению к народам России, в том числе и
коммунисткам.)
’’Поднимайтесь все на борьбу против палачей Венгрии!
Пускайте в ход все средства этой борьбы!..1
Рабочие! Своим равнодушием вы сами становитесь по¬
мощниками палачей!..
Советская Венгрия умерла. Да здравствует Советская
Венгрия!”
В 1945-м Венгрия наконец опять стала советской; спустя
одиннадцать лет она в ужасе поднялась против ленинского
карательно-принудительного устройства жизни. Но что она
против бронированной мощи огромного военизированного
государства, считающего своим первородным назначением
искоренение капитализма? Таков завет его пророка — Лени¬
на...
Принято и воззвание ”К пролетариям и пролетаркам
всех стран”:
’’Второй всемирный конгресс Коммунистического Ин¬
тернационала собирается в момент, когда под мощными
ударами Красной Армии русских рабочих и крестьян падает
белогвардейская Польша, твердыня капиталистической ми¬
ровой реакции. То, чего пламенно желали все революцион¬
ные рабочие и работницы всего мира, свершилось...
Долой белогвардейскую Польшу!
Долой интервенцию!
Да здравствует Советская Польша!”
По всей РСФСР клеили плакаты: жалкий крестьянин
уперся в плуг, за его спиной дюжий дядя с плетью. Плакат
обрамляли слова:
’’Крестьянин! Польский помещик хочет сделать тебя РА¬
БОМ. Не бывать этому!”
Это означало лишь одно: разрушение польского госу¬
дарства и образование на его развалинах Советской Поль¬
1 Вот оно, ленинское, уже появляется: все средства хороши! Очень скоро
это обернется абсолютной вседозволенностью.
51
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ши — воплощения казарменного благоденствия и рая для
нового класса господ — партийной и советской бюрократии.
Это не удалось тогда, в 1920-м, — удалось после разгро¬
ма фашистской Германии. Чем завершилось создание Со¬
ветской Польши, мир убедился спустя три десятилетия после
сорок пятого года — распад польской государственности и
беспримерный экономический хаос.
Железная хватка ленинизма...
Все посылки Ленина определяла огнедышащая ненависть
к капитализму. Вся беспримерная жестокость нового строя
замешивалась на этом праве ненавидеть всё вне нас (что не¬
сет клейма ’’неленинский”, ’’непролетарский”, ’’несоветский”
или просто ”не наш”)...
Новый класс господ оформляется за спиной Ленина уже
при его жизни. Но какой же рост этот класс даст после зато¬
чения в мраморный куб своего кумира!
Казалось, это не часть того же народа, а орда завоевате¬
лей, жестоких проконсулов, алчная и беспощадная. В считан¬
ные десятилетия новые хозяева жизни доведут народы до ни¬
щеты, бесправия и подлинного одичания.
Чудновский укреплял свою волю цитатами, выхваченны¬
ми из книг о Великой французской революции 1789—1794
годов:
’’Уничтожая негодяев, мы тем самым защищаем жизнь
целых поколений свободных людей...”
’’Встречаются люди, одержимые ложной и варварской
чувствительностью: наши же чувства целиком принадлежат
революции”.
Из этих книг председатель губчека вынес особое уваже¬
ние к Робеспьеру. Он усвоил напрочь мнение современников
о вожде якобинцев: ’’Молчание и тайна были его великой си¬
лой. Другой силой было для него шпионство. Он считался
мастером этого дела...”
С гордостью шептал Чудновский: ’’Неподкупный...”
Точную характеристику семеновщине дал Будберг:
’’...Адмирал ответил (ему, Будбергу. — Ю.В.), что он
давно уже начал эту борьбу (с атаманщиной. — Ю.В.), но он
бессилен что-либо сделать с Семеновым, ибо последнего
поддерживают японцы, а союзники решительно отказались
вмешаться в это дело и помочь адмиралу; при этом Колчак
подчеркнул, что за Семенова заступаются не только япон¬
ские военные представители, но и японское правительство...
Я вновь доложил адмиралу свое убеждение в необходи¬
мости раз навсегда разрешить атаманский вопрос и выска¬
52
Иркутская свобода
зал свой взгляд, что единственным исходом будет официаль¬
ное обращение ко всем союзникам с протестом против пове¬
дения Японии, поддерживающей явного бунтовщика, не
признающего власти омского правительства, подрывающе¬
го ее авторитет и насаждающего своими насилиями и безо¬
бразиями ненависть к правительству и сочувствие к больше¬
викам...
Между тем по всему чувствуешь, что этот человек (Кол¬
чак. — Ю.В.) остро и болезненно жаждет всего хорошего и
готов на все, чтобы этому содействовать...”
На допросе 30 января адмирал ответит Алексеевскому:
’’...Затем самая цель и характер интервенции носили глу¬
боко оскорбительный характер — это не было помощью
России. Все это выставлялось как помощь чехам, их благо¬
получному возвращению, и в связи с этим все получало глу¬
боко оскорбительный и глубоко тяжелый характер для рус¬
ских. Вся интервенция мне представлялась в форме установ¬
ления чужого влияния на Дальнем Востоке”.
Алексеевский задаст вопрос:
”А участие чехов в русской политической вооруженной
Гражданской войне вы не считали интервенцией союзни¬
ков?”
’’Нет, — объяснит адмирал, — я считал, что чехи стоят
совершенно особо. Прежде всего, для меня было совершен¬
но ясно, что чехи были поставлены в необходимость этой
борьбы для того, чтобы выбраться из России. Я на чехов
смотрел совершенно другими глазами, я их отделял от тех
союзников, которые пришли извне”.
И в свой смертный час Александр Васильевич не таил
зла на чехов — ни одного недоброго слова на допросах.
Судил себя.
Судил за то, что, словами Будберга, не стал ’’гигантом
наверху и у главных рулей...”
Провалено, обесславлено дело!
Дело, за которым сотни тысяч молодых отважных жиз¬
ней...
Россия повернулась к нему, а он?!
Ленина отличала не только сусальная забота о товари¬
щах по партии, столь воспетая в книгах и кинолентах. Ко-
минтерновец Томас возвращает из забвения примечатель¬
ную сцену. После поражения революции в Венгрии товарищ
Бела Кун прибывает в Москву. Ленин вызывает его для от¬
чета.
’’Там было много шума, — рассказывает Томас. — Кун
имел свидание с Лениным... Ленин рвал и метал. У Куна
53
Ю.П. В.шсоа. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
был сердечный приступ: после свидания с Лениным упал на
улице. На руках притащили домой — слег. Москва начала
расчеты. Всех причастных вызвали в Москву...”
Оно и понятно: пригас пожар всемирной социалистичес¬
кой революции, а должен быть, в священных книгах марк¬
сизма на сей счет прямо пропечатано. Вот и взялись ’’топли¬
во” подбрасывать: чемоданами драгоценные камни, валюту.
Должен заняться костер мировой революции, на таком
’’топливе” — должен! Это Главный Октябрьский Вождь уже
один раз проверил. Сам всем пришлым золотым рублям
счет знает...
Спустя чуть меньше двух десятков лет, в один из мос¬
ковских весенних дней 1937 года, Бела Кун явился на очеред¬
ное заседание ИККИ (Исполнительный Комитет Коммуни¬
стического Интернационала). За столом уже сидели сорат¬
ники: Димитров, Мануильский, Варга, Пик, Тольятти...
Заседание открыл Мануильский. Он сообщил членам
ИККИ сверхновость — Бела Кун с 1921 года румынский
шпион! И тут же объявил заседание закрытым.
У выхода из здания Бела Куна заталкивают в ’’эмку”
люди в форме сотрудников НКВД.
Отлилась товарищу Бела Куну кровь расстрелянных в
Крыму мужиков1, мобилизованных Врангелем. На многие
тысячи валили в рвы: чистить надо землю от белой своло¬
ты!..
О Борисе Ивановиче Николаевском я впервые услыхал
от Натальи Алексеевны Рыковой. Нас познакомил
И.М.Гронский (1895—1985) в середине 70-х годов. У меня
сохранились фотографии того дня. Иван Михайлович позна¬
комил нас не без корысти: он ждал от меня романа о ре¬
волюции, а Рыкова была таким поистине могучим источни¬
ком.
Уже много позже о Николаевском я прочел в отличной
книге Берберовой ’’Железная женщина”.
За Натальей Алексеевной я записал немало интересного,
но самым интересным была она сама, с исключительно
острой памятью, живая и, несмотря на всё пережитое, с
большим чувством юмора. А записывать было что. Ведь
именно ее отец являлся первым заместителем Ленина по
1 В 1920 году Бела Кун являлся членом Реввоенсовета Южного фронта,
позже возглавил ревком Крыма. Без его ведома эти массовые убийства не
могли иметь места. Не исключено, что в эти убийства он вкладывал и свою
месть за поражение революции в Венгрии, ’’осознав”, что для классового вра¬
га пощада не только вредна, опасна, но и контрреволюционна.
54
Иркутская свобода
Совнаркому, а после смерти вождя и возглавил советское
правительство.
Наталья Алексеевна ребенком запомнила одно из заседа¬
ний Совнаркома. Оно проходило у них дома: Алексей Ива¬
нович болел, а без него Ленин не хотел проводить заседание.
Запомнила она и Ленина, хотя постоянно оговаривалась, что
детские воспоминания ненадежны.
Встречались мы полуконспиративно, преимущественно
дома у Натальи Алексеевны, но так, чтобы никто не заме¬
тил. Я опасался раскрыться. О ’’женевской” твари у каждого
россиянина вполне определенные представления, как и о
том, кто ей прислуживает, — ленинских чекистах. Ни о ка¬
кой серьезной работе над рукописью в таком случае и речи
быть не могло. Сиди, будто тебя нет (”не трепыхайся”) —
иначе обыск, арест...
Почувствовав вскоре во мне органическое неприятие ле¬
нинизма, Наталья Алексеевна отказалась продолжать бесе¬
ды, оборвала одну из них сразу, на полуслове. И это есте¬
ственно, она обожала все, что было связано с отцом, а глав¬
ным в жизни Рыкова была служба большевизму. Его он
исповедовал искренне и самоотверженно — из рабочих,
знал подполье, а если арест, то только — тюрьмы, а не бега
в европейские страны. Встречаясь со мной, отрицающим ле¬
нинизм, глубоко ненавидящим его карательные системы,
она как бы предавала память отца. Это огорчило, даже за¬
дело меня, но... В общем, я с головой ушел в другую работу:
столько старых книг, газет, встреч с новыми людьми — каж¬
дый нес крупицу прошлого. Однако мы сохранили добрые
отношения. Последний раз виделись в 1986 году. Тогда-то я
с горьким сожалением и недоумением (как же я так мог по¬
ступить!) узнал, что внучка (возможно, правнучка) Герцена
хотела со мной познакомиться. Она уже была в весьма по¬
чтенных летах, а я, дурень, захваченный революционным
прошлым, не придал значения предложениям Натальи Алек¬
сеевны. Рыкова и внучка Герцена дружили. Как же я тогда
раскаивался! Память о ее деде была для меня священна. И я
все размышляю, как же нужно быть поглощенным работой,
чтобы пропустить мимо сознания столь важные вещи! Ну
что случилось бы с ’’Огненным Крестом”, отдай я знаком¬
ству несколько дней! Ан нет, всё было до фанатизма подчи¬
нено главной цели, остальное я отметал... А получилось не
остальное, а... жизнь...
Борис Иванович Николаевский слыл одним из столпов
меньшевизма. Успел эмигрировать до того озверения, кото¬
рое вскоре тотально поразило новый режим, то бишь до
55
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
всеобщей оголтелой резни. Не выборочного уничтожения, а
поголовно всех членов бывших когда-то партий.
Сестра мамы Натальи Алексеевны Рыковой, Фаина,
вышла замуж за Владимира Ивановича Николаевского —
родного брата Бориса Ивановича Николаевского.
В эмиграции Борис Иванович славился своей крепкой ос¬
ведомленностью в советских делах (сейчас бы сказали: ’’был
сведущим советологом”). Старуха мать Бориса Ивановича
(попадья) аккуратно высылала ему из Москвы (вплоть до се¬
редины 30-х годов) книги, газеты, журналы. Нечего гово¬
рить, что все это оказалось возможным лишь из-за дальнего
родства с председателем Совнаркома Рыковым (родства по
жене). Постоянный, богатейший приток самой важной поли¬
тической литературы (разумеется, легальной) из Москвы
ставил Николаевского в исключительное положение. Он
знал о советской России, официальной и тайной, исчерпы¬
вающе много — больше подобных людей нет и уже не бу¬
дет. Мало одного доскональнейшего изучения специальной
литературы — Борис Иванович знал достаточно близко всех
персонажей российской трагедии, а в десятилетия эмиграции
пополнил знания и с другой стороны (нам, советским, недос¬
тупной — эмигрантской). Тут в его труды ложился дополни¬
тельно бесценный материал.
Моя заочная встреча с Борисом Ивановичем состоялась,
однако, значительно раньше, чем это следовало из рассказов
Натальи Алексеевны. В те годы Борис Иванович был еще в
полном здравии.
В библиотеке у меня хранится довольно толстая книга
под названием ”Кто правит Россией?” и с красноречивыми
подзаголовком: ’’Большевистский партийно-правительст¬
венный аппарат и ’’сталинизм”. Историко-догматический
анализ”. Появление на свет этой книги в берлинском изда¬
тельстве ’’Парабола” совпало с приходом к власти Гитлера.
Тоже, знаете ли, этакий завиток истории, капризец...
Данный ’’Историко-догматический анализ” я получил в
подарок от внука Ворошилова. В 1963 году я оказался на дне
рождения у Климента Ефремовича. Ему исполнилось 82 го¬
да. Приглашенных было на удивление мало: только три ху¬
дожника — Ф.А.Модоров, Е.А.Кацман и Д.А.Налбандян —
и я, профессиональный аглет. Возможно, но не ручаюсь, был
приглашен и А.М.Герасимов. А может, все дело в отменном
натюрморте его кисти, который висел во всю стену напро¬
тив меня в столовой. Словом, собрался узкий круг старых
знакомых (я, разумеется, не в счет), вернее, обожателей Кли¬
мента Ефремовича, ветерана и долгожителя революции.
Сам он был крепок, подвижен, но нестерпимо глух. Все кри¬
56
Иркутская свобода
чали ему в ухо — иначе он не слышал. Естественно, присут¬
ствовали близкие Ворошилова. Выделялась его невестка —
умом и какой-то общей незаурядностью, однако в ней отчет¬
ливо ощущалась душевная надломленность. После, показы¬
вая мне дом, она откинула подушку в спальне: там лежал
пистолет.
Что изумило меня — так это первый тост. Его с привыч¬
кой опытного тамады поднялся произнести Дмитрий Ар¬
кадьевич Налбандян. Не успел он добраться до здравицы в
честь новорожденного, как решительно поднялся Вороши¬
лов.
К тому времени он основательно усох, но сохранял кре¬
пость и стать. Привлекал внимание румянец. Временами он
казался гримом — настолько был ярок и густ. Движения Во¬
рошилова отличала энергия.
Усадив жестом Налбандяна, Ворошилов торопливо, но с
пафосом и одновременно с какой-то мольбой (ему тогда на
съездах партии очень доставалось от Хрущева) провозгла¬
сил тост за ’’дорогого Никиту Сергеевича”. Последовало
перечисление титулов и партийно-государственных заслуг
Хрущева.
Я притих: как так, ведь это день рождения Ворошилова?
И первый тост спокон веку провозглашают за новорожден¬
ного?!
По-моему, не только я ощутил неловкость.
Степень вышколенности, униженности, даже страха (а
вдруг вёего лишат!) перед высшей властью, венчающей пи¬
рамиду всей власти вообще, — черта, уже составляющая
суть этого типа людей. Это я накрепко уяснил в тот вечер.
Все они, даже первые сановники, — всего лишь пешки и хо¬
луи. Другие наверх не проходят. Другие отбраковываются
еще на самых ранних ступенях службы. И в первые, если они
даже талантливы, проходят те, кто умеет продавать себя,
умеет вместе с икрой и маслом нахмазывать на хлеб униже¬
ние, оскорбление, понукания — и всё это глотать с благодар¬
ной улыбкой. Другой дороги к власти нет, не существует, во
всяком случае, здесь, на шестой части земной тверди.
Мужчины пили водку. Климент Ефремович тоже было
потянулся к графинчику, но невестка и порученец маршала
(пожилой обходительный человек в штатском) мягко, но
властно пресекли это поползновение, налив ему шампанское.
Климент Ефремович поерзал, не соглашаясь, но повино¬
вался, хотя после еще пытался овладеть графинчиком. Все
молча и серьезно смотрели на эту и подобные сцены.
В столовой было чинно, белоснежно-хрустально и про¬
сторно. Ворошиловы занимали усадьбу, принадлежавшую
57
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
старинному дворянскому роду (по роману Льва Толстого
’’Воскресение” — Нехлюдовым). Старый дом, описанный в
романе, не так давно сгорел. Рассыпалась в пепел и редчай¬
шая библиотека. Новый двухэтажный особняк походил на
районный дом культуры. Когда мы приехали, порошил снег.
У входа с колоннами топталось несколько краснолицых ”гэ-
бэшников” в полушубках и с овчаркой на поводу. Они не¬
прерывно сновали вдоль многокилометрового забора. Тогда
еще не было телесторожей и прочей электронной сигнализа¬
ции.
После официального ужина Климент Ефремович выра¬
зил желание посмотреть фильм. Кинозал представлял собой
большую комнату с десятком-другим кресел. Умственные
способности старого маршала и недавнего Председателя
Президиума Верховного Совета СССР уже. пребывали в
упадке, и ему подготовили фильм о мангустах — зверьках,
которые охотятся за змеями. Климент Ефремович смотрел
фильм с интересом, отпуская громкие замечания.
После домашние объяснили, что недавно Климент Ефре¬
мович перенес тяжелый грипп и внезапно сдал.
Когда все пошли пить чай, меня подхватил под руку
внук Ворошилова (если это был внук). Молодой человек был
нетрезв, чувствовалось, что это его обычное состояние. Мы
поднялись на второй этаж. По коридору высились темные
книжные шкафы. Я питаю слабость к книгам. Внук Вороши¬
лова услышал это от меня и решил показать библиотеку де¬
да. Там хранились сокровища, но до книжных сокровищ сго¬
ревшей библиотеки Пономаренко им было далеко. Да и сам
Пономаренко... он знал каждую книгу и мог о ней увлека¬
тельно рассказать.
Внук нагнулся к самому полу и быстро достал несколько
книг. Среди них крамольно-кричащим заголовком привлека¬
ла внимание книга некоего Александрова ’’Кто правит
Россией?”. Как я тут же определил, она даже не была разре¬
зана. А с другой стороны, зачем разрезать? Тут, в этом до¬
ме, вопрос на обложке книги был излишен.
— Да берите, — сказал внук Ворошилова о книгах. — Да
не нужны они нам.
Им были не нужны, а мне — очень, даже более того.
’’Историко-догматический анализ” вплотную подвел
меня к пересмотру привычных (догматических) представле¬
ний, но кто такой Александров, я не мог установить. Когда я
много лет спустя рассказал Наталье Алексеевне об этом са¬
мом ’’анализе” из своей библиотеки и чем я ему обязан, На¬
58
Иркутская свобода
талья Алексеевна пояснила, что Александров — псевдоним
Николаевского Бориса Ивановича.
Борис Иванович издавал ’’Социалистический вестник”.
Не может быть грамотного анализа большевизма без доско¬
нального изучения этого вестника. Он не содержит, а исто¬
чает исключительные по важности сведения.
Приведу лишь ничтожную часть их из сборников № 1 за
1964 год и №№ 1—2 за 1965 год как имеющих непосред¬
ственное отношение к данной книге.
И сразу перед нами начинает маячить знакомая фигура
Ганецкого (Фюрстенберга). Оказывается, после октябрьско¬
го переворота и до смерти главного вождя Яков Станисла¬
вович Ганецкий заведовал партийной кассой, ”не официаль¬
ной, которой распоряжался ЦК партии, и не правитель¬
ственной... а секретной партийной кассой, которая была в
личном распоряжении Ленина и которой он распоряжался
единолично, по своему усмотрению, ни перед кем не отчи¬
тываясь...”.
При организации III, Коммунистического Интернацио¬
нала возникла надобность в надежных людях на Западе.
Главным врагом Ленин считал социалистические партии За¬
пада. Коминтерн должен был взорвать их изнутри, лишить
силы и, разумеется, взрастить свои коммунистические пар¬
тии, которые беспрекословно подчинялись бы одному цен¬
тру — Москве. Только в единстве общих усилий залог побе¬
ды над сильным, но бестолково-неорганизованным
капиталистическим обществом. В Ленине проглядывало это
презрение к сытой аморфности буржуазного строя, неспо¬
собности к борьбе с марксистскими революционными пар¬
тиями, отсутствию в нем заостренности действий, гранитной
решимости и последовательности, неослабной энергии в пре¬
следовании и подавлении враждебных организаций — как
раз всего того, что создал он в РСФСР и самым ярким оли¬
цетворением чего явились ВЧК—ОГПУ.
При подготовке Первого конгресса Коминтерна брали в
делегаты всех, кто хоть как-то годился для подобной роли.
То, что зачастую эти люди ничего не значили в рабочем дви¬
жении своих стран, значения не имело. Не без прямых указа¬
ний Ленина обхаживали каждого кандидата в делегаты.
Своего добивались и через женщин — для такого
пламенно-революционного дела их навербовалось, надо по¬
лагать, достаточно. Ведь предстояло разгромить социалис¬
тическое движение на Западе и поднять знамя всемирной ре¬
волюции. В сравнении с этим все прочее — пустяки. Жен¬
щина — это ведь прежде всего революционерка.
Те, кому главный вождь поручил сколачивать кадры бу¬
59
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
дущего Коминтерна, по его приказу получали средства из се¬
кретной кассы, которой заведовал Яков Станиславович —
испытанный соратник главного вождя по секретным денеж¬
ным операциям. Именно Ганецкий стоял в свое время на са¬
мой секретнейшей из связей большевиков — с Гельфандом
(Парвусом).
Вот показания ’’товарища Томаса” — одного из дове¬
ренных Ленина по организации Коминтерна (его псевдоним
Николаевский на страницах своего вестника не раскрывает1).
Этот ’’товарищ Томас” получил миллион рублей в
валюте немецкой и шведской (сколько тракторов можно бы¬
ло купить, о которых столь горестно мечтал Владимир Иль¬
ич!). Но этой суммы показалось недостаточно. ’’Товарища
Томаса” доставляют в подвал Дома судебных установлений.
Здесь сберегались драгоценности, отобранные ВЧК у част¬
ных лиц, церкви и, возможно, музеев. По указанию Ленина
Дзержинский свозил их в этот подвал для секретных нужд
партии, то бишь в личную кассу Ленина—Ганецкого.
Вот они: кровь, пытки, злодейские убийства. Вот их как
бы материальное перевоплощение: драгоценные камни, зо¬
лото, дорогая утварь... Бесценные сокровища России, отмы¬
тые от крови и свезенные в один тайный подвал. Это, так
сказать, предметное доказательство и свидетельство всей
разбойной деятельности ВЧК — ’’щита и меча” рабоче-
крестьянского государства. Вполне возможно — туда ссыпа¬
ли и романовские драгоценности, те самые, что с такой тща¬
тельностью собирал Юровский.
Николаевский сообщает, что Дзержинский не хотел
расставаться с этими сокровищами, предназначая их только
для родимой ВЧК, но, как говорится, не с Лениным ему бы¬
ло тягаться.
Можно лишь предположить, сколько таких ценностей
осело в тайных кладовых ВЧК—КГБ. И на эти несметные
богатства осуществлялись убийства, подкупы государствен¬
ных деятелей Запада, открывались подставные коммерче¬
ские банки и промышленные предприятия. Сколько было
организовано провокаций, бунтов, восстаний так называе¬
мых национальных движений и партий, зарезано, удавлено,
обесчещено!..
Вот рассказ коминтерновца Томаса Николаевскому:
1 Эго и понятно. Чекисты взломают дом бывшего коминтерновца в
любой точке земного шара, даже если сам бывший коминтерновец уже закон¬
чил земное бытие, — и похитят архив: чего доброго там ленинские бумажки!
Не должно быть свидетельств о таких архиважных событиях. Могут и при¬
бить домочадцев, ежели в это упрется дело. Поэтому имен настоящих не всег¬
да жди, читатель. На Лубянке еще, чай, не детский сад.
60
Иркутская свобода
’’Наложил полный чемодан камней (самых наидрагоценней¬
ших. — Ю.В.), золото не брал — громоздко ...и я продавал
их потом в течение ряда лет...”
Никакой расписки за ценности с революционера Томаса
не взяли, только — за валюту. Да и что брать, тут этого
добра столько — греби лопатой в сумки и чемоданы и не
перегребешь. Всю романовскую Россию ощипали...
Больше всего получала средств от Ленина германская
партия — до 7 миллионов марок в год. Как говорится, за це¬
ной не постоим. Шибко верил в германский пролетариат Ле¬
нин. Свой расчет у него имелся.
А вот показания на тот же счет Анжелики Балабановой:
’’...Мне в Стокгольм посылали очень крупные суммы де¬
нег, и Ленин в одном из последних ко мне писем писал:
’’Умоляю вас, не жалейте денег. Тратьте миллионы” (и тут
же исправил, написав ’’десятки миллионов”).
Ну что нам сказать?
На эти капиталы можно было бы избавить от голодной
смерти и тяжких страданий миллионы людей в России. Но
что они, если грядет мировая революция. Ленин ее давно
из-под ладошки, что у козырька кепки, углядел.
Жернова истории должны перемолоть миллион, десять
миллионов жизней... ну сотни, пока не воссияет государство
всеобщего счастья.
Люди — чересчур капризный и ненадежный материал.
Тут тысячу раз прав Ткачев, пророчески прав. Они не могут
сознавать своего счастья, не поймут необходимости жертв,
тем более почетной назначенности гибнуть за лучезарное
завтра. Посему надлежит действовать (так и потянуло на¬
писать ’’орудовать”) расчетливо, с холодной головой,
исключив всякие чувства. Людей необходимо гнать к
счастью.
Это государство будет создано, даже если от страны ос¬
танется одно пепелище. Он, Ленин, видит будущее. И все,
что ведет к заветной цели, — законно и только одно и гу¬
манно.
Реки крови, слез, муки — и гуманность! Какое дикое сме¬
шение понятий добра и зла в одной голове, которая при¬
своила себе право решать за целый народ, а после и за все
человечество.
Ленин и не замечал эти гибнущие миллионы. Утопия
сложила образ будущего государства счастья. Жизненный
опыт, темперамент, русские традиции дали то единственное
орудие поведения, которое вошло в историю под именем
’’ленинской тактики и стратегии”. Это — потрясающая без¬
нравственность, которая исходила из идеалов всеобщего
61
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС Т
благоденствия. Для Ленина не существовало запретов, норм
поведения, порядочности или непорядочности, не имела
смысла и такая категория морали, как жестокость — всё это
выдумки, химеры, пугала для слабых и недоумков. Он дол¬
жен провести народы к всеобщему счастью. В его утопии
для него, вождя, было отведено свое место. Оно избавляло
от всякой ответственности за что бы то ни было. Он стоял
выше человечества, выше любого смертного, ибо только
одному ему дано истинное понимание истории. Поэтому всё
вокруг — лишь строительный материал. И он строил из
миллионов судеб — не уставал.
И люди, словно договорясь доказать свое ничтожество,
свою позорную стадность, отсутствие какого бы то ни было
критического начала в себе и даже в целом народе, — заво¬
роженно следовали за ним. Играла дудочка крысолова — и
люди, уподобясь тем самым тварям, незряче, тупо, покорно
лезли в жерло смерти: там счастье, там счастье, там
счастье!..
Мой приятель, крупный химик, рассказал однажды анек¬
дот (дело было в конце 70-х годов):
’’Когда построим коммунизм? Когда марксизм и лени¬
низм окончательно победят разум”.
Все же не победили, хотя дудочка крысолова и по сей
день пытается наигрывать свои мелодии.
Флор Федорович теперь много размышлял о Кропотки¬
не, Бакунине...
Бакунин и анархисты требовали устранения государства
по вполне, как теперь оказалось, мудрым причинам: они
считали, что республиканский строй явится еще более деспо¬
тичным, нежели старый.
Не выходила из головы и работа Бакунина ’’Полемика
против евреев”, напечатанная в 1869 году. В этой работе Ба¬
кунин выдвинул обвинение евреям в узурпации революции.
Люди, которые обречены на вечные скитания и везде —
изгои, гонимые, не могут не нести в душе протест против не¬
справедливого устройства мира.
Что касается впечатляющей плотности евреев в руко¬
водящих органах нашей революции (наверное, на одного
русского десять евреев), то это еще объяснимо и неграмот¬
ностью России, по своей сути крестьянской, еще полуфео¬
дальной...
Лишь тончайший слой культурных и грамотных людей
покрывает живое море России.
62
Иркутская свобода
Михаил Александрович Бакунин родился в 1814 году.
По получении образования Михаил Александрович слу¬
жил в артиллерии, в 1835 году вышел в отставку, осел в пер¬
вопрестольной, где свел знакомства с Белинским, Герценом,
Огаревым. Двадцати четырех лет покинул Россию: тянуло
посмотреть на мир.
Через несколько лет правительство Николая Первого от¬
дало распоряжение Бакунину вернуться. Государя-импера¬
тора возмутили статьи и речи бывшего артиллерийского
офицера. И было отчего возмущаться: всего каких-то 15 лет
назад он за подобные прегрешения подверг суровым наказа¬
ниям декабристов.
Михаил Александрович пренебрег августейшим повеле¬
нием. Тогда, в 1844 году, он был приговорен к лишению всех
прав состояния, а в случае возвращения — к сибирской ка¬
торге, где и находились декабристы.
В 1847 году за речь в защиту Польши Бакунина вы¬
дворяют из Франции.
В 1848 году по Европе прокатываются революции. Это
как раз то, для чего создан Михаил Александрович. Он при¬
нимает участие в июньском восстании в Праге. На следую¬
щий год — он в числе руководителей Дрезденского восста¬
ния. Саксонский суд приговаривает иноземца к смертной
казни, замененной затем на пожизненное заключение.
В 1851 году Саксония выдает его Австрии, высокий суд
которой навешивает на него еще один смертный приговор,
милостиво замененный на все то же пожизненное заключе¬
ние. Основательно успел он насолить сразу многим прави¬
тельствам. А дальше вот что: австрийцы берут и выдают его
царю Николаю Павловичу. В Алексеевском равелине Петро¬
павловской крепости Михаил Александрович ищет средство
для освобождения. Имеется тут одно — и сочиняет ’’Испо¬
ведь”: это самоосуждение и оплевывание революции. Имен¬
но этого ждет от него Его величество государь-император1.
Новый царь (Александр Второй) отправляет мятежного
1 С венценосным родителем Николая имел место забавный случай. В из¬
бу, которую выбрали для короткого отдыха императора Павла и его свиты во
время поездки по России, вошел сначала лейб-медик. Его, по обычаю тех лет,
окружающие называли ’’оператором” (от слова ’’оперировать”). Тут же во¬
шел и сам император Павел. Его, естественно, величали ’’государем-импера¬
тором”. Созвучие слов ’’оператор” и "император” сбило с толку хозяина из¬
бы — обыкновенного малограмотного мужика. Он суеверно перекрестился и
выпалил в лицо императору Павлу: ”А я думал у нас один анператор\"
Случай этот развеселил Павла Петровича, и он посмеивался весь остаток
дня.
63
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
артиллериста в Сибирь на поселение. В 1861 году Михаил
Александрович бежит в Японию, оттуда в США.
В 1863 году Бакунин уже в гуще польских событий. Во
время франко-прусской войны участвует в Лионском восста¬
нии — это сентябрь 1870 года. Спустя четыре года участвует
в выступлении итальянских анархистов в Болонье.
Смерть настигает его в Берне в 1876 году, в возрасте
шестидесяти двух лет.
Если вычесть годы одиночного заключения в самых раз¬
личных европейских тюрьмах, после мрачное сидение на це¬
пи в Петропавловской крепости, ссылку — жизнь коснулась
его только самым своим краешком...
Ленин сурово отзывался о бакунизме, который называл
миросозерцанием ’’...отчаявшегося в своем спасении мелко¬
го буржуа”. Из марксистской доктрины извлечено подходя¬
щее определение — и ярлык готов. Так и пришлепнута вся
жизнь Михаила Александровича этим штемпелем-пригово¬
ром — ’’отчаявшийся мелкий буржуа”.
Эта характеристика-ярлык более чем узка. Она не отра¬
жает диковинной широты натуры Бакунина и никак не пере¬
дает сути столь богатой энергией, умом личности великого
бунтаря.
Нет, все его поступки, труды, речи никак це подтверж¬
дают ленинскую характеристику. Это не ’’отчаявшийся бур¬
жуа”. И борьба Бакунина ничего общего с отчаянием не
имеет. Это — борец, бунтарь, и самого высокого закала
прочности. Вся жизнь его нацелена на одно: нанести, где это
только возможно, урон угнетателям народов.
Бакунин органически не доверял учению Маркса. В ком¬
мунистической доктрине он видел непомерное возвеличива¬
ние государства, для которого человек — ничто. В этом, на¬
до признаться, Михаил Александрович проявил несомнен¬
ную прозорливость.
В истории Бакунин выступает одним из основоположни¬
ков идеологии анархизма. Он прежде всего враг любого на¬
силия и, следовательно, государства как воплощения абсо¬
лютной власти над обществом.
Идеал Бакунина — борьба с угнетением, а главный угне¬
татель — государство. Михаил Александрович писал: ’’Госу¬
дарство не есть общество, оно только его историческая фор¬
ма, столь же жестокая, как и ненужная. Во всех странах оно
(государство. — Ю.В.) рождалось исторически из смеси на¬
силия, грабежей и лжи, другими словами, из войны и завое¬
ваний... оно всегда было и останется божественным оправда¬
нием грубой силы и торжествующего неравенства”.
С Марксом Бакунин впервые встретился в 1848 году.
64
Ирк\ник<;.ч woo'.ia
Марксу было тридцать. Михаилу Александровичу трид¬
цать четыре. Молодой Маркс произвел безотрадное впечат¬
ление на Бакунина, в дальнейшем оно только укрепилось.
Иго1 своих встреч и впечатлений от Маркса Бакунин
свел в следующие строки:
’’Маркс считал меня сентиментальным идеалистом, и
был вполне прав. Я считал его тщеславным и вероломным
ловкачом, и тоже был прав.”
В общем, познакомились.
Позже к идее анархизма придет князь Кропоткин и ста¬
нет как бы младшим братом Бакунина. Вся беда в том, что
осуществление этой идеи возможно лишь в непроглядном
будущем. Люди, даже самые цивилизованные, сше слишком
близко стоят к своим обезьяноподобным предкам. Культу¬
ра, гуманизм - это в основе лишь наносное, по сути, чуже¬
родное для них.
Петр Алексеевич Кропоткин народился на свет Божий в
ноябре 1842 года — на 28 лет позже Бакунина. Скончается
Петр Алексеевич в кровавом и мятежном 1921-м. Как раз
Ленин сочинит нэп.
Был князь блестящим офицером русской императорской
армии, знавал его и сам император Александр Второй: уж
очень выделялся своими способностями бравый портупей-
юнкер.
Увлекся офицер географией, посвятив Восточной Сибири
лучшие годы. Как часто случается с блестящими умами, ока¬
зался в тюрьме, поначалу русской, откуда дерзко бежал.
Сколько наделал шуму!
Был ’’отмечен” тюремным заключением в вольнодумной
Франции, потом выслан из свободомыслящей Швейцарии и
причалил, наконец, к Англии, где незадолго до этого завер¬
шил свое бренное бытие Александр Иванович Герцен.
О князе Петре Алексеевиче можно с полным основанием
сказать, что он принадлежал к самым необычным и образо¬
ванным людям России. Кстати, вел свое происхождение род
князей Кропоткиных от основателей Руси — Рюриковичей.
Почему я пишу о нем? Опошлена, извращена идея, выно¬
шенная этими двумя светлыми личностями — Бакуниным и
Кропоткиным, да и не могла не быть извращена, ибо была
рассчитана на людей, а не на палачей Иисуса.
Ведь анархизм одно из благороднейших и утонченных
Достижений мысли, как бы контрастом существующей
рядом с могильно-кровавыми построениями марксизма.
Идея анархизма исходит прежде всего из глубокой
любви к человеку — в этом ее коренное отличие от всех про¬
3-91
65
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
чих философских и политических построений. Она стремится
встать между всесокрушающей, унижающей, раздавливаю¬
щей мощью государства и ничтожно маленьким человеком.
Но как это случается со всем, что разворачивается к людям
красой и добром, опошливается ими же до неузнаваемости.
Это человечество, жаждущее красоты и справедливости,
имеет неистребимую тягу прилаживать все к своим потреб¬
ностям - не духа, нет. Так и с идеей анархизма — люди
приспособили ее к своей животной первооснове, превратив в
идею вседозволенности, какого-то неудержимого уголовно¬
го насилия никому не подчиняющихся масс людей. Нет зако¬
на есть совесть, установления морали, духа. Но как раз
им никто и не собирается подчиняться. Иначе мир не ло¬
мился бы от тюрем и непойманных воров, убийц, совратите¬
лей, лжецов, клятвопреступников, стяжателей. Что общего в
этом с идеей анархизма, цель которого сорвать оковы с
людей, вечно обманутых разног о рода освободителями
(шарлатанами от философии и политики, превратившими
все идеи вообще в средство обогащения, карьеры, извлече¬
ния выгод)?
Сразу после покушения на Ленина Зиновьев выпустил
книжку ”Н.Ленин. Владимир Ильич Ульянов”.
Книжка посвящалась "дорогой Надежде Константи¬
новне”.
Из предисловия:
’’Предлагаемая книжка есть стенографическая запись ре¬
чи, произнесенной мной 6 сентября 1918 года в заседании
Петроградского Совета. Товарищи настоятельно требовали
от меня издания этой речи, дабы с биографией г.Ленина
смогли ознакомиться возможно более широкие круг и рабо¬
чих и крестьян...
Петроградский Совет решил одновременно издать эту
книжку также на французском, немецком и английском язы¬
ках (вот-вот мировая революция. Ю.В.}...
Рабочий класс должен знать биографию своего признан¬
ного вождя”.
Книжка эта самая первая из десятков, сотен тысяч
тонн, написанных во славу Ленина.
Слыл Зиновьев в семействе главного вождя за любимчи¬
ка и по праву первого и самого посвященного принялся за
эту задачу, которая, по существу, означала превращение Ле¬
нина в непогрешимого и богоподобного, перед которым
должен стынуть разум любог о смертного. Зиновьев тут бес¬
спорный родоначальник. Все тысячи и тысячи советских ав¬
торов, кандидатов и докторов наук, академиков его. так
66
Иркутская свобода
сказать, духовные отпрыски. Вышел ему за партийные заслу¬
ги Петроград, как Каменеву — Москва. В обеих столицах
они возглавляли Советы, то бишь самовластно вершили де¬
ла именем партии: как-никак, левая и правая руки главного
вождя.
На пятидесяти одной странице раскинулась та речь Зи¬
новьева, и много, ох как много в ней примечательного: еще
не была отработана до тонкостей система подтасовки фак¬
тов и лжи.
В том, что эта речь правдива каждым своим словом,
сомневаться нс приходится. Она правдива настолько, на¬
сколько и до унизительности подхалимна. Понадобятся че¬
тыре года, дабы доказать, чего стоит подобная риторика и
’’литература’*. В долгие месяцы смертельной болезни глав¬
ного вожця. еще сохраняюще! о проблески разума, но уже
обложенного наблюдением Сталина и лишенного всякой
власти, Зиновьев не подаст голос в защиту оскорбленной же¬
ны вождя (как вообще никто из ленинских соратников). И
это тоже показательно для характеристики нравственной об¬
становки в верхах партии: властолюбцы и карьеристы вер¬
шили дела огромной страны, что и будет доказано после¬
дующими десятилетиями. А тогда во г-вот должно было ос¬
вободиться место хозяина партии и государства. При чем
тут ’’дорогой Надежде Константиновне”? Да подгребать
надо все под себя!..
”Вы знаете роль товарища Ленина в июльские дни
1917 года. Для нею вопрос о необходимости захвата власти
пролетариатом был решен с первого момента нашей нынеш¬
ней революции, и дело шло только о выборе удачного мо¬
мента. В июльские дни весь наш ЦК был против немедлен¬
ного захвата власти. Так же думал и Ленин. Но, когда
третьего июля высоко поднялась волна народного возмуще¬
ния, товарищ Ленин встрепенулся. И здесь, наверх}, в буфе¬
те Таврического дворца, сосюя.юсь маленькое совещание,
на котором были Троцкий. Ленин и я (никаких Сталиных,
дзержинских Ю.В.). И Ленин, смеясь, юворил нам: *’А не
попробовать ли нам сейчас?'' Но он тут же прибавлял: "Нет.
сейчас брать власть нельзя, сейчас не выйдет, потому что
фронтовики еще не наши, сейчас обманутый Либерданами
фронтовик придет и перережет' питерских рабочих..."
И, действительно, вы знаете, что в июльские дни Керен¬
скому и К° удалось привести с фронт солдат против нас. То.
что созрело через каких-нибудь два-три месяца, не созрело
еще в июле месяце. Преждевременный захва! власi и в июле
мог стать роковым. И Ленин понял это раньше других... Во
всяком случае, ни на одну минуту Ленин нс колебался в во¬
з-
67
Ю.П. B.iaco*. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
просе о юм. должен ли пролегариач в нашей революции
брать власть. А если колебался, го только в сторону того,
нельзя ли эго сделать раньше...”
Ни у кого в целом свете нет понимания грядущего --
только у Ленина.
”С первых дней своего приезда в Питер он тщательно
следил за экономической разрухой. Он дорожил знаком¬
ством с каждым банковским служащим, стремился проник¬
нуть во все детали банковского дела. Он знал хорошо о про¬
довольственных и иных трудностях...”
Слышал вождь, как недомогает Россия. Каждый миг
знал, в каком состоянии и есть ли надежда. Свое лечение
приготовил, все ’"инструменты и порошки” держит наготове.
”И Ленин, смеясь, говорил нам: ”А не попробовать ли
нам сейчас?..”
Власть - для счастья трудящихся. Архиважно взять ее!
Это не беда, что нс соответствует Россия такому броску
и вообще разольется море крови и зла. Для исправления и
выправления - террор, да при наличии ’"женевского”
устройства, ой как пойдет!.. С ними террором и "’женев¬
ским” устройством проломимся в любое будущее, всё
станет явью...
Пули Каплан приблизили кончину. Наследственность,
нервное и умственное сверхнапряжение, а затем и тяжкое ра¬
нение превратили сосуды Ленина в камень, мозг --в разжи¬
женную массу. Получился как бы многократно усиленный
удар - и всё по одной системе: сосудам. И это тоже не слу¬
чайно. Сосуды несли основную нагрузку.
"’Он (Ленин. К).В.) никогда не относился особенно не¬
жно к буржуазии. Но с начала войны (первой мировой. —
Ю.В.) у него появилась какая-то концентрированная, сосре¬
доточенная. острая, как отточенный кинжал, ненависть к
буржуазии (к инакомыслию эта ненависть была не меньше,
впрочем, как и презрение к интеллигенции. — Ю.В.). Каза¬
лось, он даже переменился в лице...”
Ленин, находясь в эмиграции, пользовался дарами нена¬
вистного буржуазного строя1. Зато советский строй всем сво¬
бодам сразу придал выдержанный классовый характер. И уж
какие там заграницы!
Суров, но справедлив был Главный Октябрьский Вождь.
"Царской илктью выплачена ьм> ссыльным ежемесячное иосооне. Ле¬
нин). например. ei п вполне хвашло. благодаря чем\ он мог до конца сесрсди-
ючигься ла своих ан i нправи гельег ценных прои гвеленнях. сочинив с ' 897 юла
по НПО п г свыше '41 рабо;. в юм числе “За ::оги рхсскнх соцна 1-лсмокра-
гов". А :к Рок и. Сир.’ночник но Г> Лз! )“ Оччч’ах РиHlicaiнчц ImertНанес
Lid. Кош-он. 198".
68
Иркутский c‘UHH)da
За малейшее несогласие или непокорность карал смертью, в
лучшем случае высылкой. Был заворожен призраком всеоб¬
щего счастья и благоденствия.
’’Нечего и говорить о том, что Маркс является самым
любимым писателем Ленина, как ею любимым русским ав¬
тором является Н. Г. Чернышевский..."
О вкусах, конечно, нс спорят.
Справедливости ради надо признать, что все последую¬
щие авторы далеко превзошли Зиновьева в лизоблюдстве.
Это и понятно: кормит подобная литература сверх всякой
меры и вообще даст надежное место и звание, даже в
’’науке”.
Ну а в том, что личные вкусы вождя стали обязательны¬
ми для граждан, сомневаться не приходится.
Революция не сумела порвать с низкопоклонством. От
самых близких людей прихлынула к вождю лесть. Нимб
стал проявляться -- ну точно через темя, от уха к уху,
И это при Ленине освоили методику растления пайками.
Общество оказалось разделенным на тех. кто допущен к
кормушке, и тех, кто обязан работать, не черпая из кормуш¬
ки. И работа, и вся жизнь поневоле стали борьбой за пере¬
ход в категорию допущенных к кормушке. Это высшая ре¬
волюционная доблесть — деление общества на чистых и не¬
чистых, достойных поедать паек и недостойных. Нечистые
мрут куда как дружней и воз тянут в несколько раз более
тяжелый... и вообще бабы новых народят...
’’Один из вас, питерцев, стоит 100 других. Таково убеж¬
дение Ленина. Товарищ Ленин, можно сказать, до суеверия
верит в питерского рабочего. Он глубоко убежден, что пи¬
терский рабочий все может, что он обладает особым талис¬
маном и сделан из особого металла..."
Зиновьев первым взялся рассказывать миру о Ленине,
как святом.
Потом Ленина положили в мавзолей. Прежде холили на
поклон к чудотворным мощам - и теперь сподобятся, не
баре.
Самые близкие к Ленину люди сотворили из праха мо¬
щи, поскольку теперь это не прах дорогого человека, а ги¬
гантское политическое мероприятие. Да придумай такое: че¬
рез мавзолейное поклонение воспитывают людей в единстве
веры и в преданности генеральным секретарям и, само со¬
бой, социалистическому Отечеству, которое отныне и вовек
нераздельно с этими самыми генеральными секретарями и,
позволю повторить себе, в котором благо дается лишь через
всеобщую безгласную подчиненность.
69
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
’’Каждый пролетарий знает, что Ленин — это вождь,
Ленин — это апостол мирового коммунизма...”
Лишь десять месяцев минуло со дня октябрьского пере¬
ворота, а уже четко вырисовывается культ вождя. И культ
разжигается не темным заскорузлым сознанием безграмот¬
ной Руси, а наиболее грамотными людьми партии.
”Я чувствую, что не сказал и десятой доли того, что
можно и должно сказать о жизни и деятельности товарища
Ленина...”
И этот культ — не снисходительная улыбка режима, эта¬
кое баловство, а вполне сознательная политика. Народ дол¬
жен молиться на своих владык, тогда он будет податлив и
управляем.
С детских лет ничего своего человеку не дозволено
иметь, массированно на каждого - тонны книг, кинофиль¬
мов, пьес, песен, газет, журналов, стихов, самодеятельности,
опер... Ну никаких средств не жалеют, ведь речь идет о са¬
мом жгуче-важном — власти.
И всех мордой в любовь к партии, догмам, вождям. Не
кладешь поклоны, не горишь этой любовью — подозрите¬
лен, изменник, хуже — диссидент, в дерьмо такого!
Именно поэтому над всеми колоннами — лес портретов.
Эти портреты не готовят сами демонстранты в порыве при¬
знательности к вождям — это уже продукция, и ее гонят в
плановом порядке, в мастерских и цехах. Трудящимся эти
портреты и лозунги лишь доверяют нести.
С утра до ночи великое изобретение человечества те¬
левидение, созданное для радости и отдыха, изрекает догмы,
втискивает свои слова, силой ставит людей на колени и обу¬
чает раболепию, заставляя бить поклоны и хором твердить
социалистически угодные слова. И тотальное запугивание
ужасами капитализма - списать, оправдать ими любые пре¬
ступления и безобразия социалистической власти, сделать
возможными любые извращения этой власти.
Кажется, ослабь хоть на неделю эту могучую обработку
умов —- люди очнутся и заговорят нормальным языком.
В самые золотые часы, когда люди собираются дома
после работы, эта обработка достигает предела. Из газет,
радио, телевизоров прут, кричат одни и те же слова. А иначе
нельзя: только при такой заботе о человеке и может суще¬
ствовать этот режим.
И закладывалось это при Главном Октябрьском Вожде.
Народ перетягал сотни тысяч тонн плакатов, портретов
и лозунгов с прославлениями генсеков и их приближенных.
О них никогда не скажешь, что это товарищи по партии. Бо¬
гатство, образ жизни, npnc.iyia, свой выезд, особняки, обес¬
70
Иркутская свобода
печение, свои холуи и совершенная недоступность, недося¬
гаемость для простого люда. Нет, господа, только господа!
И с каждым годом крупнее, величественнее становится
лик Ленина, грузней и массивней бюсты, исступленней мо¬
литвы ему. Богочеловек взирает на людей-муравьев, вот-вот
треснет мрамор и раздвинутся в улыбке мертвые губы.
За все: унижения, нужду, насилие, ложь, бесправие —
благодарное холопство.
Дух народа, закованный в объятия скелета...
И один культ омерзительней другого: несметное число
мусорно-лизоблюдных слов по телевизору, в газетах (тут за
’’Правдой" всегда рекорд!) и кино. Окружение генеральных
секретарей, к примеру, брежневское, — все эти золотозвезд¬
ные секретари и члены небесно-высоких органов — давало
предметный урок ползанья на карачках. Дети с экрана обу¬
чались холуйству — вся Россия сразу. Народ славил и святил
на митингах и собраниях человека убогой культуры, алкого¬
лика со всем его малоприятным окружением.
Часто славили и ненавидя. Пусть ненавидят — лишь бы
боялись - так говаривал император Тиберий. В этом слу¬
чае ’’женевская" тварь доказала свою незаменимость.
В те годы москвичи острили про телевизионную про¬
грамму "Время": "Всё о Брежневе и немного о погоде".
Или встречали друг друга вопросом:
— Не слыхал, почему закрыли плавательный бассейн
"Москва"?
— Нет.
— Проявляют фотографию Брежнева.
Кстати, плавательный бассейн "Москва" расположен на
месте взорванного храма Христа Спасителя.
Храм был воздвигнут на народные пожертвования — по
рублю и копейке собирал народ. В сооружении и росписи
принимали участие известные художники и архитекторы.
Когда Л.М.Каганович1 сообщил на собрании художников
и архитекторов Москвы о решении взорвать храм и по¬
строить на этом месте Дворец Советов, один из старых ува¬
жаемых архитекторов возразил: этого нельзя делать, это —
выдающийся и единственный в своем роде памятник поздне¬
го ампира, подлинный шедевр.
Каганович под аплодисменты зала ответил:
— С вампирами мы покончили в семнадцатом году!
Должен был Сталин утвердить новый символ веры, и как
не лучше это сделать, поправ старый; а что до шедевра — до
таких тонкостей алмазный повелитель не опускался, воз¬
1 Каганович Л.М. скончался в июле 1991 г. на 98-м году жизни.
71
10.И. О! НЕ11НЫИ КРЕСТ
можно, и не понимал. Место для чувствования было у него
под ржавчиной от рождения, кислотой не отмоешь.
Храм взорвали согласно пророческому предвидению Фе¬
дора Ивановича Шаляпина. Дворец Советов вс построили:
почва подвела, чересчур болотистая — вот же. зараза несо¬
знательная.
Раз чересчур болотистая налили в бетон водицы: ба¬
рахтайтесь на здоровье. Не пропадать же... почве.
’’Думали, что Чехов выудил всех чертей из русского
болота...’’, - мудро изрекал футурист Крученых.
При Брежневе был произведен решительный поворот к
мещанским идеалам, мещанскому цинизму и упрощенче¬
ству. Это обеспечивало относительный покой в стране,
отвращая умы от опасных размышлений. Из всех секре-
тарств — брежневское оказалось самым вороватым и болт¬
ливым, но именно при нем впервые после войны так болез¬
ненно встал продовольственный вопрос. Страна разворовы¬
валась на корню. Народное хозяйство обозначило опасный
крен.
Генеральный секретарь (высшее должностное лицо в го¬
сударстве) воистину являлся родным отцом всех казнокра¬
дов и держиморд. Семья генерального секретаря погрязла в
неправде, хищениях и корыстных покровительствах. Именно
в ту пору ЦК КПСС выразил всеподданнейшее глубокое со¬
болезнование ио поводу кончины девяностолетней матушки
Брежнева. Сарана притихла, всякое видели, но такое...
Полу задушенный орденами, геройскими и маршальски¬
ми звездами за несуществующие геройства, исцелованный
подобострастием миллионов (даже ветхие учительницы ле¬
петали с экранов телевизоров благодарственную лесть), ге¬
неральный секретарь походил на карикатуру человека, злее
не сочинишь. А ведь это был коммунист номер один, вопло¬
щение лучших качеств партийцев.
’’Вот почему человек, который совершил такую работу,
само собой понятно, имеет право на бессмертие..." - прихо¬
дит к неопровержимому выводу Зиновьев. Надо сказать,
крутовато взял для десяти месяцев. Уже заявка самого Зи¬
новьева бессмертна. Не всякий сподобится говорить такое в
лицо живому сора шику. Шапки долой!
В 1970 году (в 100-летнюю годовщину со дня рождения
Ленина) мой приятель оказался в Симферополе. На улице
Ленина (ни одного юрода пет на Руси без этого названия) за
стек юм витрины кондитерского магазина красовался торг
"Ленин в Разливе". Там шоколадным заварным кремом
72
Ир;;\ тска.ч свод ода
было исполнено всё: лужок, шалаш, костер. Не было только
фигурки главного вождя.
За спиной приятеля остановился прохожий, после паузы
меланхолично пробормотал:
— А Вовы нет.
Этот торг "на революционную тематику" являет собой
вершину всеобщего отупения под властью КПСС.
Троцкий до лакейства Зиновьева не опускался. Он созна¬
вал свою ценность и верил в партию и революцию. Это его
заметно отличало от Каменева, Зиновьева, Сталина и дру¬
гих. Это был настоящий фанатик веры.
Сталин поставил Троцкого своим главным врагом и на¬
нес первый удар, в который искусственно вовлек и Зиновье¬
ва, и Каменева, и Бухарина с Рыковым, а уж партия выпол¬
нила маневр, как эскадра после сигнала флагмана. Есть та¬
кая команда: "Все вдруг!"
Все вдруг! — это самая яркая особенность партии. Всем
вдруг прозревать, всем вдруг клеймить...
Каждый по отдельности в руководстве сознавал — Лев
Давидович им не по зубам. Каждый по отдельности, кроме
разве Рыкова, таил в душе честолюбивые мысли стать пер¬
вым в партии. Поэтому все объединились вокруг Чижикова,
когда он бросил животворный клич: "Свалить Троцкого!"
Троцкий же самодовольно полагал свои позиции неуяз¬
вимыми. Он творил Октябрьскую революцию, он подни¬
мался вровень с Лениным, он создал Вооруженные Силы
Республики: рабочие и крестьяне, как и вся партия, слишком
обязаны ему. И Троцкий просчитался на этой благодарности
и вообще непреодолимости своей крупности. "Все вдруг!"
Как генеральный секретарь партии, Сталин заполнил все
ее решающие посты в центре и на местах своими людьми.
Уже Ленин пребольно почувствовал это, а Троцкий оказался
просто сметенным натиском полуграмотных, но горласто¬
самоуверенных чижиковских ’’кадров"...
’’Светочи человечества" - - так назвал первый советский
календарь (1919 г ) Маркса. Энгельса. Ленина. Лассаля, Ро¬
беспьера. Марата. Бебеля, Халтурина, Адлера и Либкнехта-
сына.
Ленин не запретил себя именовать "светочем" (уже сама
практика подобных терминов доказывает их обыденность,
устойчивую привычность в гой среде), не воспрепятствовал
превращению себя в святого. не принял определенных доку¬
ментов на этот счет, нс потребовал от парт ни категорическо¬
го отказа от культа как чрезвычайно опасною явления. Это
ведь даже не явление л и политика.
73
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Нет, от культа отказываться сверхопрометчиво. Культ и
впредь будет самым мощным, всепробивающим политиче¬
ским средством — в этом ответы на все вопросы. Кулы
сплачивает народ, воспитывает послушным, списывает с во¬
ждей все грехи и ошибки, возводя в сан непогрешимых. Так
что речь идет не просто о человеческой слабости. Это поли¬
тика, и большая политика. За ней — оболванивание народа.
С Ленина эта традиция — власть берут, держат и не от¬
дают. По существу, Ленин был самоназначенным правите¬
лем России. Никогда никаких выборов он не проводил, всё
эго буржуазные штучки.
Генеральные секретари и вообще так называемые из¬
бранники народа лишь строго следуют примеру своего идо¬
ла. Традиции захвата власти свято соблюдаются.
Утопия, насильно вращиваемая в жизнь, в плоть и дух
страны...
Тот, кто забегает вперед в истории, тот навешивает на
общество дополнительные десятки миллионов трупов, обез¬
доленность, лишения.
Историю не обманешь. Лишь одно средство позволяет
преодолевать несоответствие политико-экономических усло¬
вий при осуществлении утопических планов - - это насилие.
Насилие проливает кровь, сеет нужду, но сохраняет
уродство этого состояния, уродство нежизненных мате¬
риальных и духовных условий утопического бытия.
Очень ошиблись с лечением России. Просто роковым
образом ошиблись. Мало того, что ошиблись, но с немысли¬
мой поспешностью возвели себя и вожди, и партия в непо¬
грешимых, в благодетелей, а заодно и в касту неприкасае¬
мых, но только наоборот. Неприкасаемых --- значит, имею¬
щих особые права в этой жизни, права на все...
Генеральные секретари и партийная бюрократия — эго
всё дозволяющие себе и всё запрещающие всем. Они вне
контроля, вне конституции, и эго является характерной чер¬
той диктаторского режима. От Ленина — это гниение в
культе, эта традиция диктаторской крепости и видимость
народи от о пра влепи я.
Главный вождь смущенно улыбался и брал под козырек.
Кстати, адмиралу Колчаку был доставлен в ставку эк¬
земпляр первого советского календаря (об этом вспоминала
Тимирева). Его возмущению не было предела. Надо пола¬
гать, Александр Васильевич вспомнил бы о нем на суде...
Речь перед Петросовстом (и свою брошюру тоже) Зи¬
новьев заключил словами:
"Сейчас наш вождь лежит раненый. Несколько дней бо¬
74
Иркутская свобода
ролся он со смертью. Но он поборол смерть, он будет жить.
Это символ. Наша революция одно время тоже была как
будто смертельно ранена (весну и лето восемнадцатого года
партия не знала, как распорядиться захваченной властью; не
стихали яростные диспуты, что опять-таки доказывает
авантюристичность самого переворота: только захватить
власть, а что дальше — ни малейшего представления; это ли
не авантюризм высшей пробы! — Ю.В.). Она выздоравли¬
вает теперь, она выздоровеет так же, как наш вождь
т.Ленин. И рассеются тучи. И мы победим всех наших вра¬
гов и супостатов...”.
Надо полагать, из-за этих "супостатов” и завели "же¬
невскую” тварь.
И какая ширь в этом понятии ’’супостаты”! Всё объ-
емлет: и классово чуждых, и думающих иначе, и вообще
любого, коли не угодил!
КГБ — Комитет Государственной Безопасности по
уничтожению супостатов.
Когда Ленин умирал во второй раз, уже по-настоящему,
он имел возможность понаблюдать за поведением своих
выучеников — тех, кто был ему обязан всем. Впрочем, всем
ему были обязаны не только они, но и вся партия, и вообще
рабоче-крестьянское государство.
Без Ленина ничего не было бы.
Никто не обладал столь сокрушительной диалектикой
уничтожения государства и выкручивания рук по отдельно¬
сти каждому и всему народу сразу. Еще бы, политика начи¬
нается гам, где счет людям идет на миллионы. Словом,
массы...
И вог эти деятели (ну найди для них другое слово! Дея¬
тели и есть), забывшие об учителе (над его еще живым те¬
лом, разложенным немощью), дозволяющие унижать его
жену в драке за власть, являлись апостолами нового обще¬
ства. носителями морали, как говорили тогда, морали бу¬
дущего.
Они издавали циркуляры, по их наставлениям вырабаты¬
вались программы для различных курсов, школ, высших
учебных заведений. Они наставляли литературу, театр, тан¬
цы, учили пониманию морали целый народ. Вся правовая и
юридическая основа государства возникла под их надзо¬
ром...
Впрочем, всегда присутствовали две морали: одна для
народа (так сказать, для всех) и другая, особая. для вож¬
дей и вообще владык большой и малой власти.
Весь этот режим взошел на крови, глумлениях над исти¬
75
ЮН. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ной и здравым смыслом, на лжи и культе вождей. Его про¬
низывает наглое и безответное унижение человека.
Все верно, Ганс Грундиг. не стедует так долго и при¬
стально вглядываться даже в тени, призраки прошлого.
'...Но я хочу тебя предостеречь не старайся загляды¬
вать очень уж пристально к ним в души, не то тебя стош¬
нит’'.
Лихорадка охватывала верхи с приближением декабря —
очередного тезоименитства Брежнева. Его успели оделить
орденом "Победа”, маршальскими погонами, рекордным
числом геройских звезд. Вроде уже всё мыслимое повергнуто
к стопам первого коммуниста, а ведь надо повергать вновь,
грядет день. Ружьем с золотой гравировкой и новейшим за¬
падным автомобилем не отделаешься. У него уже была зна¬
менитейшая автоконюшня (более десятка первоклассных ав¬
томобилей). Это было не только падение бюрократии, но и
значительной части народа; вовлечение его в чудовищную
распродажу духовных и материальных ценностей, накоплен¬
ных множеством поколений.
Лозунг "Хапай, тащи, надувай!" не таял, завис над
одной шестой частью земной тверди. Его никто не выкрики¬
вал, но он звучал громче всех зазывных кличей. Россия слы¬
шала его.
Брежневщина — это синоним разврата власти, прини¬
женного серого существования, абсолютной продажности
бюрократии.
”У нас страной правит коллективный разум партии..."
Да разве можно это отнести к разуму? А тут еше "коллек¬
тивный"...
И за эту жизнь они положили поколения. И за неправду
этой жизни (по существу — трагической клоунады) пресле¬
довали, мучили, сживали со свету всех, кто имел мужество
не соглашаться. Поклон вам в пояс, товарищи чекисты!
Россия, пригнись, слушай: никто так не благ, как Ленин
и земные продолжатели дел его — генеральные секретари с
верным причтом.
И ложатся на прилавки магазинов очередные перепечат¬
ки пятидесяти пяти томов - все с объяснениями неизбеж¬
ности счастья и вообще пророчествами.
На колени!..
"...Да, мы стремимся к тому, чтобы хоть немного похо¬
дить на этого пламенного трибуна международно! о комму¬
низма, на величайшего вождя и апостола социалистической
революции, какого когда-нибудь знал мир..." Эго все из гой
же речи Зиновьева.
Возражения Ленина на чествовании в 1920 году (ему
76
Иркутских свобода
исполнилось пятьдесят лег) представляются насквозь ли¬
цемерными. Главный вождь нашел правильные слова, но
прежде всего мог абсолютной властью диктатора навечно
прекратить превращение себя и своею окружения в богопо¬
добных, однако нс пресек. Это — к "Балладе о скромно¬
сти", или для тех, кто исключает Ленина из традиций ком¬
мунистического культа, но не знает истории культа...
Культ (это превращение в богоподобного, что впослед¬
ствии с такой пользой для себя реализовал Сталин) по¬
трафлял сокровенным чувствам Ленина — вот где правда.
Темперамент трибуна и вождя предполагает определенные
чувства. Есть люди, которые умеют ими управлять, даже
подавлять: есть такие, которые дают им волю, не про¬
тивятся — ну так заняты, им вообще не до этого. Очень был
занят Главный Октябрьский Вождь, на износ пошли все со¬
суды головного мозга, еще на такие мелочи обращать вни¬
мание... И Ленин смущенно улыбался и брал под козырек.
У товарища Косухина одна забота — вывезти золотой
запас в полосу Пятой армии, а это, считай, суверенная тер¬
ритория РСФСР. Обмозговывает операцию с Ширямовым,
Янсоном, Гончаровым и, конечно же, с Чудновским. До
Пятой сотня верст тайги, множество банд, остатков бе¬
лых частей и просто анархии. По человечку отбирает людей
в коммунистическип отряд сопровождения: новые винтовки,
патроны без О1раничений. а также гранаты, пулеметы, хар¬
чи, одежда.
Из Москвы — приказ Совнаркома: немедленно вывезти
золотой запас! Республика задыхается без золотого обеспе¬
чения. Прут в казну трофеи "женевской" гвари: золото,
украшения, дра1 оценности, картины, меха, валюта. Но нич¬
тожно мало это в масштабах всей страны. Каждый день
борьбы и строительства новой жизни требует огромных за¬
трат. Наседает со всех сторон мировая буржуазия, душит
блокадой. Лишь золото и распускает удавку на шее трудово¬
го народа. За золото и блокада не блокада: можно купить
паровозы -- без них сейчас едва теплится жизнь в республи¬
ке. Еще самые необходимые вещи способственпо купить, кто
откажет, коли золото'?..
Доходит это всё до товарища Косухина. Дни и ночи сби¬
вает отряд ну ни одного ида или там пьяницы. Каждого
новичка сам лично выщупывает по всем вопросам теку mei о
момента. И что ни день, отравляет на железную дорогу
своих людей, так сказать, внедряет, чтоб по всему отрезку
до Пятой сидели. Должен состав иметь беспрепятственное
движение ну уголь, вода и все такое подавалось без за¬
77
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
держки. Состава еще нет, а уже все готово. Имели такие ин¬
струкции все косухинские особоуполномоченные. Хуже нет
беды — простаивать: вперед бежать, никаких остановок!
Особоуполномоченные должны обеспечить безостановоч¬
ный ход составу ни одного затора.
Каждый давал клятву. Что будет в эшелоне (в вагонах), с
чем бежит и куда — никто не должен знать, а ежели что, так
именем трудового народа...
Каждый имел внушение: пусть жгут, рвут на куски --
молчать.
Словом, золотой эшелон.
Крепко въелась та ночь расправ: стреляли, рубили, коло¬
ли эсеров. Дал зарок Три Фэ: все что угодно, только не плен.
Потому, кроме маузера (этот у всех на виду), носил при¬
прятанный за поясом браунинг — выхоженную, отлаженную
машинку. Загляденье, а не машинка. И вытерлись в том мес¬
те брюки, истрепалась подкладка, а когда сутками мотался
по делам, даже кожу и мышцы набивал, однако не расста¬
вался с браунингом. Только выдерни, сдвинь шпенек предо¬
хранителя — и семь пуль-молний за тебя; точнее — шесть,
последняя, седьмая, — для своего сердца или виска (это уж
как рука сладит).
Но не шибко верил браунингу Флор Федорович, а как
схватят неожиданно да сведут руки, обшарят. Что ж тогда,
терпи пытки, глумления?..
Нет, до одной минутки, самого ничтожного мгновения в
памяти та ночь с двадцать второго на двадцать третье де¬
кабря восемнадцатого года, когда кончали друзей и товари¬
щей по партии. Тащили из тюрьмы и кололи, рубили, стре¬
ляли. а о нем вот и запамятовали.
Завел он по такому случаю перстенек - заказал одному
умельцу. Стеша, как говорится, вывела, было у нее с ним
дельце... нет, не амурное, конечно...
Сибирский ювелир, камнерез -- глаз острый, и к тому же
из эсеров — приятное совпадение. В общем, сразу схватил
что к чему, тихо так молвил:
— Это уж не подведет, сработает в любом случае, будь¬
те спокойны. Флор Федорович.
Подпружинил ногтем тайничок, распахнул и зорко так
глянул на своего вождя.
Нет, не сорвется, Флор Федорович. Вог сюда надавли¬
вайте.
Все понимал камнерез, да к тому же другом был душе
Флора Федоровича, не просто единомышленником, а дру¬
гом. Что единомышленник? Завтра покажется, ты не так от¬
78
Иркутская свобода
ветил, еще через месяц — не так бумагу составил. И уж го¬
тов отступиться от тебя. В napai рафах его чувства. А друг —
это от сердца.
Камешек приспособил он самый дешевый (рыженький
сердолик, вроде собачьего ока), кто на такой польстится. И
оправа даже не серебро, а железо. То на одном пальце на¬
до носить, то на другом: преет кожа, когда железный. Зато
под камешком (в непромокаемой упаковке) — ■ цианистый ка¬
лий. Комариная доза, а лизни —• и завалишься. Это пона¬
дежнее, чем от пули: пока сподобишься падать, уже свер¬
нется кровь и замутится рассудок.
А маузер и браунинг всегда клал возле себя (само собой,
и когда озоровал с бабами). Деликатно так стукают, когда
выпадают из ладони на столик: один (этот потяжельше) и
другой (дамская игрушка, пустячок). Спи, с бабой озоруй, а
чуть что, руку отбрось — и сами западут в ладонь, какой
хошь. И тут уж кляни судьбу и дави на спусковой крючок.
Не возьмут, жабы! Подавятся свинцовым горохом, мать их!
Не хватит йода на дыры!..
А баб и не пугали маузер, браунинг и вообще пулемет с
гранатами даже не перекрестятся, это не Стеша. Насмо¬
трелись за эти годы: пуганые. Сколько раз: озорует с ней му¬
жик (в соку, красавец, при капитале или же пайке), а через
час уже на веревке — шея, как у гусака, в исподнем, синий...
Всё по поговорке: нынче полковник, а завтра покойник. И
даже не завтра, а туточки, сразу. Еще титьки и ’’срам” в
горячности от его ласк и стараний...
Грустная поговорка.
И никто не удивляется: Гражданская война. Многорукая
у нее судьба. Нынешним днем живи - это ж просто зару¬
бить себе на носу надо. Других дней может и не быть, этому,
голубь, улыбайся, до единой живиночки в себе радуйся.
Так-то воз...
Радуйся, коли жив. Ведь жив! Почитай, у каждого дня
стальные когти и волчий рык...
Покручивая перстенек. Три Фэ частенько вспоминал
притчу: "Других спасал, а себя не может спасти". И много¬
значительно поглядывал по сторонам. Вог оно как...
Камнерез задал загадочку на прощание. Этак тихо мол¬
вил:
— Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых.
А к чему, зачем не намекнул даже, лишь полюбовался
еще раз перстеньком да протянул Три Фэ. А глянул так —
достал до дна души Флора Федоровича, к самому сокровен¬
ному приложился.
На миг обнажил себя человек — и сунулся обратно в ли¬
79
Ю.П в.шсон. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
чину камнереза и мастера ювелирного дела. Удобно в личи¬
не: не ранят, не лапают, не вешают свою дурь. Чудак был
этот камнерез. Был поскольку через две недели ссыпал в
кисет с махрой камешки, прибереженные за все тридцать
лет искуса на ювелирном месте; свернул да спрятал в дол¬
бленую палку какие-то бумаги (очень важные, с печатями,
одна — с личной императорской подписью) и ушел, при¬
шаркивая. в самый раз палка: худо гнется колено. В
тягость с такой ногой. Молод был. глуп, когда подстрели¬
ли...
Никто больше и не видел камнереза. Опостылели, ви¬
дать, человеку Иркутск и вообще вся революционная суе¬
та — никакого азарта на строительство светлого завтра.
Ушел с чемоданчиком (смена белья, шматок солонины, две
бутылки самогона и пузырек с кокаином — верный пропуск
в скитаниях). Куда увел его Бог — никто не ведает, а был
верным эсером, под пули ходил, без нервов человек...
Ковыляй, ковыляй, родимый...
Жизнь на сеете хороша,
Конь душа свободна,
А свободная душа
Господу угодна...
Утек ведь — и от кого? От тех, кто с ленинским зарядом
слов, а это, почитай, вся Россия. Стало быть, от нее, от своей
разлюбезно!! Отчизны и сыпанул (ежели с палкой и ковы¬
ляешь - это не значит, что ты не сыпанул: еще как сыпа¬
нул!). Невмочь камнерезу ее речь, порченые слова, и как
давят людей — ну море воздуха, до самых звезд, а не идет
этот самый дых, стрянет в груди, муть в глазах...
Затравленный тренировками (зал, натужная работа, из-
мученность — и это почти доброе десятилетие), я бессозна¬
тельно искал разрядку. Вино и водка её не давали, да и не
получалось это у меня. От книг и рукописей обалдел. Так
обратился к птицам (отец в пять лет подарил щеглов - с тех
пор люблю их), держал до тридцати штук: соловьи, вара¬
кушки. туры, черноголовые славки, коньки... За каждой -
свой уход, а это хлопоты, они и отвлекали, в общем-го. от
полукаторжной жизни, жестокой расплаты силой за право
писать. Я учился писать, обеспечивая это тренировками, си¬
лой. Шесть раз выходил на помосты чемпионатов мира - и
пять раз побеждал. Что-то около восьми-девяти лет носил
звание "самого сильного человека мира". Было и такое. По
гем временам поднимал тяжести диковинные...
В ту пору еще водились зна тпые мастера-птицеловы, не¬
80
Прк\пкки.ч
которые нс уступа ли и шамовским (хорошо рассказано о них
в книге Шамова, а русский язык этой книги купаешься в
слове).
Среди птичников выделялся yi рюмым. сварливым и за¬
пойным нравом Ковалев (имя не помню): худощавый,
взгляд из-под бровей, неподвижный, недобрый; речь отры¬
вистая, грубая. И в повадках много волчьего. Звал я его Ко¬
мандармом.
Однако мы сошлись. Не гак чтобы очень, но сошлись,
хотя в душе он презирал меня за расточительство. Я изряд¬
но тратился на птиц. Меня дурачили, всовывали дурной ’’то¬
вар”. пока я в этом деле не стал смыслить...
Где-то в середине 70-х годов вышли у него нелады с ми¬
лицией. да такие снялся в одночасье и переселился в ал¬
тайскую тайгу. Бобылем жил, незаконно промышлял пуш¬
ного зверя. Раза два наведывался, но. думаю, не из-за при¬
вязанности. Кое-что из своего товара (собольи шкурки) про¬
бовал сбыть мне. Много рассказывал, очень много. Пил
по-черному, зверея, ненавидя всё вокруг.
Л после сгинул. Думаю, погиб. Подарил я ему на память
редкое ружье, осталось после отца. Вызвало это зависть
среди птичников. Много худого говорили про Ковалева, ос¬
обенно Рыжий — так звал я Олега Черкашина, доброй души
парня, а вот развела судьба, поссорила.
Однажды Ковалев разоткровенничался. Поломал ему
жизнь один махонький случай. Не случай, а пустяк, соринка.
Возвращался он как-то с ночной смены, еле ноги тащил. Ре¬
шил пойти напрямик к себе в Давыдково.
Жил он на окраине Кунцева, тогда еще самостоятельно¬
го городка: с северной стороны, впритык к даче Сталина, ле¬
пилась деревенька, как раз по речушке, Сетунь, кажется. Бы¬
вал я у него там. Неухоженный бревенчатый дом. ни мебели,
ни вещей - один ветер гуляет. Жена добро, но устало улыб¬
нулась, она была в запаре работы: ’’накатывала” шаблоном
цветы на скатерти. Ковалев взял водку, и мы ушли слушать
скворцов: целая колония их гам распевала. Он пил водку, я
не стал и разбирали каждое ’’коленце” в скворцовой пес¬
не. Где умелец, а где просто трескун. Трещит по молодости,
никакой песни... ’’жеребчика” там или свистов погоныша...
Птичники птиц без песни (одно верещанье да треск) или с
очень ограниченным набором (’’набор” это узаконенный
термин) не то чтобы с презрением, а с отвращением, брез¬
гливостью называли (можег, еще и не вывелись все. тогда и
сейчас называют) "помойными”. Крутятся у помоек, жилья.
Нет туг лесных птиц и звуков, о г которых у пересмешников
все богатство песни.
81
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
...Так вот, о том случае. Эти ’’напрямки” пролегали че¬
рез запретную зону, довольно широко развернутую вокруг
так называемой ближней дачи Сталина —• он там и отдал
Богу душу. Богу ли?
Зона создавала постоянные неудобства, обрекая местных
на лишнюю ходьбу...
Недолго шагал Ковалев. Из укрытия вышел офицер гос¬
безопасности. Ковалев показал документы, объяснился. И
был отпущен.
А через сутки Ковалева взяли. Без суда и следствия за¬
гремел он в Норильск — лагерником, варить металл. Так
день в день весь срок и отварил. Заодно и обварил ноги.
Смотреть на ноги было жутковато. Он закатал штаны и от¬
крыл их моему взору: синие пленки шрамов, мясо начисто
съедено. И ходил, я помню, припадая на ногу.
Освободили, когда Сталина уже не стало. На этой самой
даче (добротный каменный дом) и нашли Сталина на полу.
Сколько лежал — незнамо. Был строжайший запрет на по¬
явление в комнатах без вызова..
И после того уже много лез спустя ехал Ковалев в мос¬
ковском троллейбусе — вдруг шлепок по плечу. Оборачи¬
вается: мужчина. Долго смотрел на Ковалева, наконец гово¬
рит:
— Не узнаешь?
Нет.
— А я тебя и мертвым узнаю.
— Что так?
— А я тот самый офицер, который отпустил тебя тогда.
Помнишь?
Ты?
Я и есть. Другой офицер видел, как я тебя отпустил, и
доложил. Отсидел я, брат, по твоей милости шесть лет, и
жизнь поломана.
Из беседы И.В.Сталина с иностранными рабочими деле¬
гациями 5 ноября 1927 года:
"...Заклятые враги революции ругают ГПУ - стало
быть, ГПУ действует правильно...
Я этим вовсе не хочу сказать, что внутреннее положение
страны обязывает нас иметь карательный орган революции.
С точки зрения внутреннего состояния положение револю¬
ции до того прочно и непоколебимо, что можно было бы
обойтись без ГПУ. Но дело в том, что внутренние враги не
являются у нас изолированными одиночками..."
82
Иркутская свобода
Из беседы писателя Александра Бека с личным секрета¬
рем Лепина М.А.Володичевой в марте 1967 года1.
— ...Помните, вы рассказывали, что, когда Ленин начал
характеризовать Сталина, вас потрясло одно слово, кото¬
рым он характеризовал Сталина?
— Да, "держиморда”.
— Это письмо по национальному вопросу?
— Где это было, в какой стенограмме, я не помню. Я
просто сначала не разобралась, потом, когда разобралась,
ужаснулась, ужаснувшись, перестала печатать.
— И так это слово и не вошло никуда?
— Не вошло... (Это слово упоминается в письме Ленина
"К вопросу о национальностях или об "автономизации". --
А.Б.)...
У Три Фэ все переменилось.
Узнают его, задирают мокрохвостки, а он только улыб¬
нется, башкой крутанет: дескать занятой уже, при бабе. Сте¬
шу пристроил на верную и честную работенку, а сам ни с то¬
го ни с сего сошелся с Татьяной Петровной Струнниковой —
дочерью покойного профессора Московской консерватории,
единственной любимой сестрой полковника Струнникова,
павшего, как и полковник Грачев, в боях на Тоболе.
Да разве сошелся?! Это кобели сходятся и прочая тварь.
Узколица, приметна ростом; острижена под мальчишку:
очи — серые, на пол-лица, не очи — колодец! Шаг прямой,
гордый, без разных там сучьих виляний В талии узкая,
нежная покатость плеч ну сломала жизнь Флору Федо¬
ровичу, ну такой разворот судьбы!
А познакомились, смешно сказать, на эсеровском чаепи¬
тии (морковным чайком баловались). Заприметил вдруг Три
Фэ сию "надменную профиль" и замер, оборвалось все
внутри: судьбу свою узнал. Ну вес. что на душе, так и от¬
печаталось в каждой подробности лица. Молчите, не гово¬
рите — всё-всё и без того сказано...
А далс бред какой-го несколько часов знакомства и
жар ее тела. Нет, гу г "квалификация” Флора ни при чем. вот
истинный крест!
О Господи, прими нас .
Флор Федорович все выспрашивал, отчего у нее седой
вихор. Дался эго г вихор. .
’ Я >же гона ьонсю собирал материалы зля этой книги, но к таким ста¬
рушкам дос;упа не имел. Правда, у меня еечь несколько записей бесед с Ан¬
ной Сергеевной Аллилуевой (сестрой супруги Сталина) о ее жестоком шточе-
ним в одиночной камере Многие, многие годы в одиночке...
83
Ю.П. Вшсов ОГНЕННЫЙ КРЕл'1
Исцеловал, обмял, а взгляда не сводит с губ. Как же они
складывают слова! Чуткие, тонкого рисунка, с этакой нерв¬
ной заминкой, но чуть заметной, вовсе не обидной — ну род¬
ной голос (тут голос, а не голосок). Господи, какие чувства
намывает!
И не целовал, а пил эти губы. Татьяна даже задыхалась.
И что доверилась ему? Задушит, заморочит этот черный
зверь. Бес приставучий! Лицо бледное, острое, а сам лохмат.
Глаза возбужденные — сверкают. Метит в самую душу —
начало всех чувств, по сармой сути берет. И вьет себе там
гнездо, в чужой душе.
Глаза ее вздрагивали, крупнели, гемный-темный рас-
плыв зрачка. А Флор пьет, пьет губы — ну гимназист, поце¬
луйный юноша, а не мужчина. Нашел забаву: поцелуями те¬
шит бабу.
Обессилет, упадет в руки и стонет — затяжное, мучи¬
тельное рождение стона. И уж губы раздвинет — к зубам
прильнет, всю жизнь из нее забирает, бес окаянный.
И в слезах оба.
А ресницы у нее! Распахнутся и такой мир за ними!
Флор притиснется щекой, боится слов. Да и как сказать?
Жестянка, ржа какая-то в горле вместо слов.
Что творит мужик! Ну нет удержу!
И вообще, что откалывает судьба! Не революционер и не
убежденный борец за счастье людей, а Казакова какой-то,
бабник и волокита, ну олень златорогий! И сердце-то боль¬
ше не болит — вот ведь кобелина! Открещивайся не откре¬
щивайся, а кобелина и есть. Ишь. взял моду на поцелуи и за¬
сосы - сушит бабу. А потом, потом-то?!
Да в огненной суши она. Как в тифу этот жар. Нет сладу
с мужиком, влюбился.
От прикосновения ее живота Флор Федорович просто ду¬
рел — ну все революционные заповеди и принципы забывал,
от своего же имени вздрагивал — ну все вон из кудлатой его
башки.
Революционные принципы окончательно слиняли для не¬
го. Так, спревший кусок ткани, дерни - и полезет. Только
щерился, оглядываясь на них. Хватит, без узды поживет.
Жизнь-го какая широкая!
Лоно у нее добротно слепленное, подвижное и упругое
на многих и крепких детишек скроил ее Господь Бог; с
любовью и толком каждую складочку и линию положил. Не
посрамил себя Создатель.
А ежели разобраться, то это место у каждой бабы слеп¬
лено искусно, хотя... Сердит был. надо пола! ат ь. на мужиков
Отец Небесный; на вечный соблазн и погибель их обрек. Ну
84
Иркj пи ка ч с
нет им. мужикам, покоя, лишил их Господь такой благода¬
ти...
Туго было се лоно, когда поддавалась истоме и теряла
себя. Стыдно признаться, но вот с этого ощущения и взяла
разгон привязанность к пей. а уже после подоспело и всё ос¬
тальное: гам душу разглядел и прочее.
И когда слабел, распуская объятия, вдруг мелькала одна
и та же мысль о глупости и пошлой ничтожности всего, что
вне любви и доброты. Раскрыла любовь глаза. Все-все раз¬
глядел. Эго ж додуматься: революцию выводил по учеб¬
никам!...
После XVII Олимпийских игр в Риме (1960 г.) меня за¬
звал попозировать Матвей Генрихович Манизер в ту по¬
ру вице-президент Академии художеств, известный скульп¬
тор. Результат того позирования хранится у меня в виде
бронзовой копии.
Матвей Генрихович оказался человеком замкнутым. Тем
более было удивительным то, что я однажды услышал. Тема
разговора сама напросилась. Это были годы ошеломитель¬
ного разоблачения сталинского зверства и сталинизма Хру¬
щевым. При партийной фанатичности общества тех лет это
потрясало. Эффект усиливался рассказа^ми десятков тысяч
людей, которые возвращались из лагерей.
И вот что я услышал в гот день.
Сталин тяжко болел. В одну из ночей Матвея Генрихови¬
ча поднял телефонный звонок.
— Немедленно приезжайте (был назван адрес). Возьмите
с собой необходимый материал, инструменты. Надо снять
гипсовую маску. Умер товарищ Сталин.
Матвей Генрихович поспешно оделся, поднял младшего
сына Отто (тоже скульптора) и вызвал своего шофера Сер¬
гея Михайловича.
Приехали в Кунцево, на ближнюю дачу Сталина. У во¬
рот их ждали и пропустили.
Что поразило Матвея Генриховича — и он это по¬
вторял — людей нигде не было видно: пи на дворе, ни в до¬
ме. В прихожей их встретил майор госбезопасности. Они
разделись, приготовили гипсовую массу, инструмент. Он их
повел за собой. На проваленном диване в нижнем белье
грузно лежал Сталин.
Снимать маску Матвею Генриховичу помогали Отто и
Сергей Михайлович.
Матвея Генриховича потрясла совершенная пустота до¬
ма. За время работы ни голоса, ни шаги не нарушили тиши-
85
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
иы. Казалось, дом покинули люди, и ни одной живой души,
даже прислуги — одна звеняще-сверлящая тишина...
Не вид Сталина, а эта тишина и пустота потрясли тогда
старшего Манизера. Он рассказывал мне об этом спустя
семь с половиной лет всё с тем же удивлением, граничащим
с ужасом.
После сеанса позирования домой меня вез Сергей Ми¬
хайлович. Я напомнил ему о той ночи в Кунцеве с мертвым
Сталиным. Сергей Михайлович сказал:
— У него очень отросла щетина, и когда снимали гипс с
лица, сильно трещал волос. Было очень не по себе. А щети¬
на — рыжеватая, с сединой. А сам Сталин - ожиревший,
лицо спокойное, без следов страдания.
Я мог его хорошо представить — после сеанса Матвей
Генрихович дал в руки мне гипсовую маску. Я потом сделал
фотографию себе.
Сергей Михайлович рассказывал (говорил быстро, живо,
поворачиваясь ко мне. В стеклах очков бежали отражения
улицы):
— А дом пустой! Понимаешь ни души! Я так думаю:
там действительно был один этот майор. Всем было плевать
на Сталина, он же мертвый. Все его бросили — и Слуги, и
слуги...
Он помялся, испытующе взглянул на меня и продолжил:
— И те Слуги — из политбюро, в чинах. Эти убежали
власть делить. А он валяется один, и никого рядом, ни ду¬
ши. - И повторил: — По-моему, тот майор был на весь дом
один.
А я вспомнил рассказ знакомого врача. В морге он уви¬
дел мертвеца, на ноге которого химическим карандашом
было написано: ’’Мехлис”.
Труп валялся один, никому не нужный. Цепной пес Ста¬
лина. Пожалуй, самый злобный...
Мехлис умер за несколько недель до смерти Хозяина.
Врач, в общем-то человек бывалый, испытал тогда по-
грясение: перед ним лежал самый близкий слуга Сталина.
Смерть сразу проставила свои величины, установила свою
иерархию подчинения и значимости каждого.
”И эта маленькая гнида решала судьбы миллионов
людей! Я стоял и смотрел, смотрел..."
Он говорил мне: "Я на него смотрел и не мог отор¬
ваться. Минут десять смотрел".
Во г и всё.
И спали вместе, и хлебали из одной тарелки: а что по¬
суду пачкать. Так приятно сталкиваться лбами, ловить при¬
86
Иркутская свобода
косновение волос. Слабел Флор Федорович, но не от муж¬
ского желания, а хмеля невозможного счастья: вот взяла
судьба и подарила женщину. Прожил столько, под смертью
гуляет, считает себя тертым и бывалым... Да ничего не знал
о жизни! Ничего!.. Собирался новый мир устроить, людей
учить, законы писать и утверждать. Да как можно, коли не
любил?! Да что можешь, если нс пытан любовью, если обой¬
ден чувствами. Да весь мир ложный без этого. Все прежнее,
что строил в себе, добывал в библиотеках, конференциях,
подполье, ссылках и тюрьмах — сжалось в комочек и съеха¬
ло в сознании на самые задворки. Ну крысой примерещился
себе в той, бывшей жизни...
И мыться помогали друг другу — тесновато в тазу. И в
церковь — вместе, хотя прежде сторонился прихожан Флор
Федорович. Бормотал смущенно: ’Я обычный московский
безбожник...” Не верил в Господа, но обожал хоровое пение.
Знал все лучшие хоры, само собой, и церковные. И в самые
свои жесткие революционные годы приходил на церковные
службы. Спрячется за воротник и шарф, втянет башку в пле¬
чи и простаивает в храме свое революционное время: рвут
душу голоса. Дивно звучат! А как соединятся, пойдут
вместе — не спеша, спокойно, а над ними одиноко — высо¬
кий! И обмирает душа, растоплен любовью к людям.
Душа хора бас. но тенор! Такую гравировку своим
резцом даст. В такую вязь линии сведет ив то же время
прозрачно прост.
И ведать не ведал Флор Федорович: именно это, чего он
стыдился и от чего прятался. — служба, хор и оттепель
чувств - сохраняют в нем остатки души. И ужасы револю¬
ции, казни, кровь, голод - всё это ударило лишь потому,
что еще теплится душа, не заместилась готыми строчками
приказов и программ.
Ничего прекраснее хорового пения не мог представить
Флор Федорович, хотя нс слыл, а был знатоком книг, музы¬
ки и театра. И все же музыка бледнела перед настоящим хо¬
ром. Знал и понимал сие искусство Флор Федорович до тон¬
костей. Немел, когда слушал, -- вот как с Татьяной в мгно¬
вения наслаждения: летишь в пропасть! И вот что: непремен¬
но осветляло эго падение вдруг самое истинное и важное в
жизни. Вспыхивало как-то все и выступало в истинном свете.
И жалкость свою видел и бессмысленность дней, и вычер-
панность жизненных сил, вот -во i доберется до дна и
горько, обидно становилось: куда ушла жизнь, где дни. как-
всё быстро случилось завернула жизнь на предел. Еще не¬
много и упрется, будто бы на исходе мужские годы и
87
Ю П. Biacoe. ОГНЕННЫЙ ГРЕС±
энергия лет. А га, другая жизнь, - - и думать о ней противно.
Нет. те годы нс для него.
Приходили с Татьяной в церковь — промерзшую, сирот¬
ливую общей октябрьско-питерской бедой, ужимались в сто¬
ронке и молчали. Хор, скверненький хор (по таким дням уж
до хора ли...) - недобитые остатки прежнего — выпевал
"Литургию”. И оба они. Флор Федорович и Татьяна Пет¬
ровна, сливались в одну душу — и этой душе уже ничто не
страшно: ни голод, ни побои, ни унижения... держали друг
друга за руку и чувствовали себя самыми сильными и счаст¬
ливыми. И то есть сущая правда: ”...и будут двое одной
плотью, гак что они уже не двое, но одна плоть...”
Всего революции: восемнадцатый^ и девятнадцатый го¬
ды — а скольких людей схоронили, мук сколько изведали!
Флор Федорович прижимал к шске руку Татьяны Петровны
и шептал, черт знает что шептал. Татьяна Петровна не схва¬
тывала смысл, но блеском отливали ее глаза-очи.
И что это, откуда? И не первой молодости, и вовсе не
красавица, а приворожила и сама поверила в свою ворожбу
— березкой возле Флора, не разлучить их теперь, навечно
они вместе.
Все талантливые люди талантливы только тогда, когда
они влюблены... — вспоминает Флор Федорович слова Льва
Толстого и задумывается.
Сидит столбиком и не шевелится, остро торчит борода.
"Я? Я что сотворил талантливое? Революцию? Кровь?
Слезы миллионов? А взамен что? Что им взамен?! Посулы
лучезарного завтра? Завтра, которое должно взойти из кро¬
ви и мук?!”
Кудлатая башка, а лоб вроде самостоятельно впереди -
бледный, чистый и очень широкий. Не лоб, а чело. И вся
краса его, неотразимость - это чело и горящие глаза-угли.
Чудо это...
Кое-что о дальнейшей судьбе Войцеховского мы узнаем
из воспоминаний Бориса Дьякова. Дьяков приплелся в ла¬
герную больницу, на угро назначена операция. Он был на¬
столько измучен, чго мечтал только об одном - лечь.
“Я переступил порог палаты и сник. На низких вдоль
стен нарах лежали вплотную человек сорок. Все - - на одном
и том же боку. А воздух! .
— Можег, все-таки сумеете втиснуться9 - спросил
фельдшер и подал громоподобную команду. Па-а-
вернись!
На нарах все одновременно, как заведенные куклы, пере¬
88
Иркхпи Kil.4 CbUOodll
вернулись на другой бок. с оханьем, кашлем. Никто даже не
проснулся. Свободного места не выкроилось.
Фельдшер сочувственно помотал головой.
-- У нас много ваших москвичей... Доктор Кагаловский
из Кремлевки был постоянным врачом в семье маршала Ту¬
хачевского... Час назад прибегал ко мне Войцеховский...
царский генерал1. Знаете, конечно? Известный колчаковец!
Тухачевский громил его армию в Гражданскую войну... Те¬
перь его превосходительство дневальным у Кагаловского.
Как сказал поэт? "Судьба жертв искупительных про¬
сит... ”.
На исходе был 1950 год.
Боль и страдания за развал России получают самые раз¬
нообразные. порой причудливые выражения.
Отныне свобода в обществе ’'патриотов” всех оттенков
под подозрением как нечто жидовско-сатанинское, по¬
сягающее и попирающее исконно национальное. Всё это
козни ”латино-жидовствующего” Запада.
Сокрушенные с великой сталинской империей "патрио¬
ты” ищут прибежища в национализме, проповедях нацио¬
нальной замкнутости, а следовательно, и национальной
исключительности. В итоге все сводится на одно это —- на¬
циональную исключительность. Идею оскорбительную для
всего остального человечества.
Свобода под подозрением. Свобода --- это западный
разврат, это бессмыслица существования, это бездуховность.
Но ведь самая высшая духовность свобода.
Независимость мышления и выражения своих устремле¬
ний — за это народы платили и платят самую высокую и
кровавую цену, в том числе и "поганые латиняне”, выра¬
жаясь языком достославно! о Аввакума.
Холопство искалечило Русь, породило искривленные
представления о мире, духовных ценностях. Человеческие
права - уже гге достоинство и естественное начало любой
Так стирали, замазывали. перевирали память о прошлом, особенно
том. закордонном. сыскан* что-либо о icx людях в советских кишах бьью
невозможно Я так и не сумел гота узнать имя-отчество, место и гол рожде¬
ния Войцеховского. а соваться в архив гул же был бы взят на учет. и вся ра¬
бота под \т розой срыва. Ведь миллионы людей были пост явлены на охоту за
другими лютьми. Вскрывали тайком кваргиры. почту, иодстушивал.и. шанта¬
жировали. избивали гно. конечно, шпана, они ни при чем), вызыиа ш к себе и
угрожали Всю бы л у иечиснА. Hei. в руках на те держан. себя, неиавис! ь и
обида могу [ у всели 1ак далеко. Путь сами изгниваю! в своих кваршра.х и
воспоминаниях о тле которое являлось их профессией. Ока пинается. зле
Эю в соцяалисл иче^ко.м Отечесгве призвание, и из почетных Чтоб все они
встали на чегвереньки и ьпавкалп'..
89
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жизни, а ’’жидовские происки” и размывание русских начал
жизни. Это уже идея о все той же национальной исключи¬
тельности. ’’Патриоты” присвоили исключительные права
выступать от имени России и, так сказать, выражать ее на¬
циональный дух.
Господи, что это как не одна из очередных ипостасей по¬
лу просвещенного варварства!
Неужели не понятно: под солнцем и Богом все едины и
все равны!
Призывают искать спасение на Востоке, забывая, что
именно с Востока пришла страшная мгла насилия, невеже¬
ства и скотства. Именно монголо-татарское иго обрекло
Русь на непрерывные страдания и мечты о лучшей доле.
Именно преодолением последствий этого страшного
бедствия и стала русская история. Последствия этого страш¬
ного бедствия, этого рабства незримо вошли с нами в новей¬
шую историю России.
Это и закалило русский характер, и наложило на него
неизгладимое клеймо.
История России — это история преодоления рабства в
себе. Именно поэтому так глубоко взяла душа в каждом
русском. Простора вне своего мира не было — только цепи,
горе, дикость. И это дало такую силу душе. Здесь начало
роста самобытной русской души. Она шла из невозможнос¬
ти одолеть рабство ----- щитом и мечом стояло рабство над
каждым. И единственно непокоренной стихией была Душа,
Именно поэтому она приобретает такое небывало огром¬
ное значение в русской культуре. Но ведь поймите — она
родилась из насилия, из рабства, из вопля задушенной, ис¬
терзанной плоти.
Так что? Снова и снова тащить на себя все то же покры¬
вало рабства? Сначала ленинское, после сталинское,
потом - все прочие, под новыми названиями, личинами?
Неужто крушения 1917 и 1990 годов так ничему нас и не на¬
учили?
Сначала завоюйте свободу, научитесь этой свободой
пользоваться, распрямитесь, бросьте юродствовать на¬
учитесь быть свободными людьми, а уж тогда спорьте о ду¬
ховности и душе.
Никто не посягает на национальное, не топчет это нацио¬
нальное - при чем это? Неужго не видите, неужто не науче¬
ны читать прошлое и настоящее —■ свою историю? Да жизнь
выплескивается, сокрушает прег рады замкнутого мирка су¬
губо национального существования.
Мир необъятен. Мир прекрасен.
90
Иркутская свобода
Неужто непонятно: рабство — в основе крушения импе¬
рии. которую возводили наши предки и мы.
Боль и мука за Россию?..
Народ мучительно сдирает с себя кожу холопа, сдирает
эту кожу вместе с плотью. Народ будет свободным —- это
веление выше его.
Отрекшись от рабства, пройдя через кровь, боль и поте¬
ри, проклиная себя и земное существование, мы обретаем
себя и свою настоящую душу — душу без рабских отметин.
При консерваторском образовании Танюша все рассуж¬
дения Флора о хорах, пении, сочинителях развивала, как го¬
ворится, с полуслова. Выпытывали друг у друга, где, когда
слушали особенный хор или редкое исполнение. Оба сходи¬
лись на Чайковском. Помнит Флор Федорович наперечет все
его церковные сочинения. Знает, что воспитан Петр Ильич
на Бортнянском - итало-русском образе пения. Запудрила
Италия суровое многоголосие русской службы. До притор¬
ности запудрили и все прочие последователи Бортнянского.
’’Всенощное бдение” Петр Ильич сложил еще в условной
манере четырехголосия. Главную мелодию правит верхний
голос. Флор Федорович и сейчас слышит — начинает волно¬
ваться, опускает голову, уже не видит и не воспринимает ни¬
чего, кроме голосов и голоса. И слабнет, распускается в ду¬
ше черный спазм чувств и помыслов. И уже чистая кровь
струится по телу. Стоит и мягко переминается в пимах.
Вместо греховной плоти и разного стреляющего оружия
вкупе с цианистым калием — хрустальный столб чувств.
Это ’’Всенощное бдение” — тоже в традициях изящного
итальянского пения, но "Славословие великое” — подлин¬
ное славянское чудо. Это разговор с вечностью, исповедь и
жалоба на бренность всего земного...
В "Литургии Святого Иоанна Златоуста” Чайковский
уже не связывает себя канонами, кроме требований текста
и порядка богослужения. Это настоящая торжественная
обедня месса на языке католиков. Разорви грудь, положи
сердце на алтарь и все мало.
Как сберечь себя среди людей?..
Вас славлю, жизнь и добро! .
Всетда ли виноваты мы в сотворении зла?..
Разве не убивает в нас человека жизнь, сиречь другие
люди0..
Каюсь во зле и отрекаюсь oi зла!..
Умереть ютов, но никогда не быть орудием зла...
Каюсь во зле и отрекаюсь от зла!..
— Меня. — старался передать поточнее свое состояние
91
Ю.П Пичов. ОГНЕННЫЙ КГЕС'1
Три Фэ, - в "Литургии" пуще всего трогает "Господи,
помилуй!" необыкновенное движение верхнего голоса.
Такое встретишь лишь в песнопениях "Слава Отцу и Сыну"
и "Единородный Сын". А "Святый Боже"! Не поверишь,
жалел больше всего, что... ну когда был под смертью, в
Омске... не послушал "Херувимскую песню", жаль без нее
отходить в вечность. Таня, не будь искусства и добра, какие
мы были бы?!
—- А я в Петербурге, перед самой революцией, в Исаакии
слушала "Символ веры". Я опоздала тогда... А больше все¬
го люблю (ты говоришь —■ "пуще") "Достойно есть яко
воистину"...
— Тебе не скучно? Я старый уже, Танюша. У меня кровь
отравленная.
— Господь с тобой! Старость? Да ты лучше всех — ты
чистый! И потом... ну все в тебе уже и мое — я такая же, ми¬
лый...
— Ты молвила "милый"? Почему не встретились преж¬
де, почему? Сколько утрачено, потеряно! Сколько же дней и
лет!
— И хорошо, что не встретились, милый. Я не смогла бы
вынести всего, что было с тобой. Меня и так чуть не убил
Миша... чуть за ним не ушла. До сих пор не отпускает его
душа, держит, зовет за собой...
Миша — ее покойный брат, полковник Михаил Петро¬
вич Струнников. Семью Михаил Струнников потерял не¬
сколько раньше — сгорела в тифу, выжила только Татьяна:
с тех пор без кос и с седой прядью.
Непрочно все, что нами здесь любимо.
Михаил Струнников и без того обожал Таню, а не стало
семьи, вцепился в нее — единственный осколок прежней, та¬
кой светлой и безбрежной жизни! Ни жены, ни детей... В пер¬
вые недели полковник от всех прятался и выл в голос. Все
жену звал и детей...
Не понимали люди, какое это счастье умереть первым, а
стали понимать. Великая милость это умереть первым,
молят теперь о том русские...
— Самое страшное уже позади, — шептал Флор Федо¬
рович и утирал Тане слезы. Она рыдала почти беззвучно.
Только иногда прорывалось всхлипывание — затяжной
горький-горький вздох со стоном.
Эх, Россия, бьет ведь с носка, от души бьет...
Флор Федорович прижмется щекой и уговаривает.
А она вздрагивает от рыданий и шепчет, задыхаясь:
Хорошо, что не встретились, хорошо, что не встрети¬
лись...
92
Ирк \тска.ч CKh-oofki
Соленые у нес щеки, и худые, впалые. Флор Федорович
возьмет ее голову и кладет поцелуи, а что шепчет и не по¬
мнит. Совсем сдурел мужик...
Уж нет тут сказа, как целует в живот...
Она забьется:
— Нет, нет, родной!
А он властно и нежно придави г, уложит — и целует. С
живота скользнет губами на лоно и зарычит — загнал, его
добыча!
И в какой-то миг до того раскалится!
Рычит повелительно: тут никаких своеволий, лежи, под¬
чиняйся. Твоя -- и только. А чувства набегут — кет места,
переполнят. Флор и стопчет одежду, потому что просит Та¬
нино тело, молит о мужской влаге и страсти. Оба замолчат,
Флор даже не рычит -- берут плоть и душа то высшее, чего
ради живут мужчины и женщины. Уж до того это сильно, до
того много — нет слов, только впитывают счастье, молчат,
роднятся...
Это не разврат. Это Создатель так устроил. Флор толь¬
ко расшифровывает его повеления. Слуга он у Создателя. Нс
он, а Создатель требует этой страсти. Это любовь все при¬
думывает, сама подсказывает, сама на все приемы изворачи¬
вается. 14 уж так сладко, славно! И так... сами ноги вширь
разбрасываются, сама бесстыже сует грудь, чтоб намя л гу¬
бами... А воздух, свет в комнате - не белый, а какой-то
сверкающий, дрожит и сверкает . И мир сверкающий и
прошлое, и настоящее! И все внутри срывается, летит
куда-то. но эго — сладкое, чудное...
А уж что там губы говорят, что вытворяют! О-о!..
Воздух в комнате становится синим и таким горячим -
обжигает. Губы сохнут - ну корочками...
А и этого мало Флору. Лица Танечки нет. Не может не
видеть ее лица. Не скотина же! И опять уж лицом к липу ле¬
жат, ближе нельзя. И столько любви в глазах! И дышат од¬
ним общИхМ горячим дыханием. На один рот дышат. Он
трется, трется щекой, целует в шею — нежнее нет на всем
свете.
А потом вздрогнет, изогнется, зарычит и не дышит.
И срываются в пропасть' Уж как страшно, быстро это
падение в муку, счастье, наслаждение’..
И над всем этим безумием слова, бред выкриков. Ни
на мгновение не смолкает Флор. И все слова под властное
рычанье Только в миг наслаждения, в самый миг. koi ла
тебя начине г размывать. вот тогда молчит Флор Пьет
это высшее наслаждение и молчит...
И огромные миры \ мешаю юя в сердцах. Опчскаюгся
93
ЮН. Виков. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
кажется, такие огромные, куда им. нет места. Вот весь мир!
А они умещаются в груди - и уж так хорошо, мирно...
И начинали строить планы — и всё об одном: как уйти за
кордон (ну ненавистна здесь жизнь, колодки тебе прилажи¬
вают — разве жизнь это) и чем там пробавляться. Не вечно
же дорога будет под чехами, японцами да атаманами. Лишь
бы к Семенову или Калмыкову не угодить, один Назар Пух-
лов чего стоит: себя что - Танюшу загубит.
A ton avis, c*est bientot fini? — спрашивала она об
одном и том же.
— Tu paries de quoi, Tania?
— Da la guerre.
— Elie est bientot finie.
— Mon Dieu, que je suis fatiguee.
— Nous en sommes tons coupables.
- - Разве все?! В чем я провинилась, рождением?
— N'en parions pas, Tania, jc t'en prie, n'en parions pas1, -
Флор Федорович помолчал и добавил: "Wenn man nur alles
wissen konnte”.
• Немецкий? Милый, но я не знаю... это немецкий?
— Прости.
— Господи, чепуха какая.
—- Немецкий я изучил в тюрьме и ссылке... вдобавок и
английский.
— А что ты сказал по-немецки?
- Я сказал: если бы все можно было знать.
- Господи, в России всегда гак: одного царя свергают,
но чтоб царь был обязательно. Без царя не можем
Флор Федорович вздрогнул и внимательно посмотрел на
нее. Глаза у нее серые, прозрачные, в них — любовь...
Аллее капут!
‘'Загробили, изувечили Россию. терзает себя ночами
Три Фэ. - Ия к этому руку приложил - вот правда моей
революционной жизни. Как все нелепо! Люди имеют свобо¬
ду платят бедствиями. Люди имеют надежный к\сок хле¬
ба и платяI жизнью марионеток. Так соотносятся в мире
свобода и сытость...'’
1 Ты счи’асшь. чго все скоро коччик’я9
(Э чем 1ы творишь. Ганя?
О войне
Она уже почти закопчена
Ьожс мой. как я ус гада.
Мы все в лом винова!ы.
Пожадуйсча. давай нс будем говори!ь об тюм. Таня. Прошу тебя, не
будем юворизь об дом (фр.).
94
Иркутская свобода
Уж воистину для Флора Федоровича: "Что легче сказать:
прощаются тебе грехи твои — или сказать: встань и иди?" В
надсад каждый шаг. Кабы не Танюша...
Два чувства развивались и крепли: чувство к Татьяне
Струнниковой и осознание ничтожности своей жизни, скорее
даже преступности Поэтому и думал теперь об адмирале
иначе... А уж о книгах думал... При Тане все священные кни¬
ги опять утратили смысл одно голое преступление против
людей, кровавые чернила, сатанинские забавы. Аж скрипел
зубами, когда видел стопки белых листов под крепкими
переплетами. Сколько же бессердечных чугунных слов! Учал
тому, чего не ведают и ведать не могут, - будущей жизни:
живые чувства заменяют набором рассуждений, насилуют
живые чувства, выводят разные формулы о благодетельно¬
сти убийств. Подсовывают вместо жизни смирение, рабство
и славят кровь, разрушение. Цена их человеколюбию — мо¬
гильные холмы, слезы, нужда. Звери и животные!..
Все поведал Тане о себе, кроме истории своей ненависти
к адмиралу. Не поворачивался язык досказать правду.
Боялся потерять свою Таню...
За прозренье, Флор!
Дни и ночи ломает голову Косухин: "Фронт каждый
день подвигается к Иркутску. Рывок — уже не на сотни
верст, но такой же опасный. Да из-за золота разнести могут
все пути, а кругом тайга — кто выручит?.. Великой осто¬
рожности требует дело... А может, не рисковать?.. Пятая са¬
ма и дотянется до Иркутска. Недель через несколько вступит
в город это факт. В таком разе, не дай Боже, потерять зо¬
лото! Республика голодает, нужда во всем да разве можно
упустить! Нет, идти нельзя; идти - это на ожог, на риск, на
кучу новых смертей. Ждать надо!.."
Отряд готов — лишь подай команду, но только куда
поступит золото?..
Косухин дни и ночи разглядывает карту, меряет цирку¬
лем перегоны. И снова буравит карту взглядом трепаная
она перетрепаная. Напрасно, однако, ее пытает, ничего нс
скажет карга; пока сам не отважишься проявлять дни. нс
узнаешь правду.
И постановил Косухин ждать Пятую.
Сибревком утвердил сто решение.
Выбитый ходом событий из Гражданской войны, Болды¬
рев пытается разобраться в причинах фатальных неудач бе¬
лого движения. В Токио он заносит свои мысли в дневник:
95
Ю.П. Вшсоа. ОГНЕННЫН КРЕСТ
’...Я считал интервенцию тяжелой, но неизбежной в сло¬
жившихся условиях необходимостью...
Утратившее старую дисциплину, охваченное идейным
разбродом население не мог то дать прочных боевых кадров:
вернувшиеся на родину фронтовики все более или менее раз¬
ложены пропагандой
Это обстоятельство учитывалось в достаточной мере
противоположной стороной. Советское правительство пре¬
дусмотрительно ограничило контингент пополнения своей
армии исключительно рабочими, спаянными железной дис¬
циплиной партии и всей силой накопившейся классовой вра¬
жды... Латышские бригады, как и коммунистические отряды,
весьма долгое время были настоящей гвардией Советов...
И отдавая должное памяти героев (белых. — Ю.В.), без¬
заветно гибнувших на поле брани, все же надо отметить, что
основная масса мобилизованных шла в бой без особого эн¬
тузиазма. Плен, а затем добровольная сдача становились все
более и более общим явлением...
Слабое место русских руководящих групп, стремление к
возврату старых форм государственности, к возрождению
опрокинутых революцией методов управления — эго губит
все их начинания...”
И не ошибся Саня Косухин.
В марте вступили в город полки Девяностой бригады
ЗО-й стрелковой дивизии. Шли они по Троицкой, а на пересе¬
чении Амурской и Большой улиц с балкона филиала
Русско-азиатского банка красных бойцов приветствовал сам
товарищ Ширямов. Там и узрел его красноармеец Брюхин,
который после ранения служил в Девяностой бригаде.
Был Александр Александрович Ширямов на тринадцать
лет моложе Ленина и не в пример главному вождю жизнь
прожил аж на семьдесят два года. На большевистскую кре¬
пость замешала в нем природа жизненные соки, коли снес
такие годы и не треснул: первая русская революция, первая
мировая война, Февральская и Октябрьская революции, ве¬
ликая сталинская костоломка и уже под уклон лет — Вели¬
кая Отечественная война. Упокоился Александр Александ¬
рович в смутном 1955 году. Затеплилась тогда в народе
надежда на лучшую долю, да все секретари вкупе с
’'женевской” тварью дунули и загасили тог огонек. Крепко
дунули из Кремля и всех обкомовских углов социалисти¬
ческой России и всех-то тревог
Но до этого еще далековато.
А пока Флор Федорович и Татьяна Петровна между за¬
ботами и делами простаивают то в Тихвинской, то в Бого¬
96
Иркутская свобода
родской церквах — лишь там и сохранились хоры. Завер¬
нули как-то в Казанский собор, но глянулся таким неуют¬
ным — и не пробовали больше заходить.
Нс дожил Флор Федорович до тех светлых дней, когда
снесли так любимую Таней Тихвинскую церковь — ныне на
ее месте трест "Востсибуголь”, а Казанский собор извели на
строительный материал. Сгинула и часовня Спасителя — на
ее месте сквер с бюстом огнедышащего бога революции —
Ленина.
А у председателя губчека забот с каждым днем гуще. Со¬
бытия, можно сказать, громоздятся без продыху, на части
разрывайся.
Генеральная задача сейчас — изъятие оружия у населе¬
ния. За эти годы столько осело по домам и квартирам — ди¬
визии способственно вооружить. Приказ ревкома обязывал
в недельный срок сдать оружие.
Само собой, вылавливали и колчаковцев. Их тут по но¬
рам! До Жардецкого бы дотянуться!..
Несмотря на крайнюю серьезность положения и много¬
численную необъятность хлопот, товарищ Чудновский про¬
должает ночами повышать свой идейно-политический уро¬
вень. Последние дни его раздирают сомнения: как же
все-таки относиться к женщине? В общем, из самообразова¬
тельного чтения выяснилось, что данный Август Бебель
автор вроде бы полезной книги ’’Женщина и социализм” —
завзятый оппортунист. Стало быть, он, Чудновский, отрав¬
лялся чтением. Бебель, оказывается, был лидером социал-
демократической фракции в германском рейхстаге. Умер он
в августе 1913 года — в один год с генералом Шлиффеном —
автором плана войны Германии на два фронта: Западный и
Восточный. Война, по расчетам этого Шлиффена, должна за¬
кончиться в пять-шесть недель разгромом Франции и Рос¬
сии. Затяжную войну Германия выиграть не в состоянии
из-за ограниченности сырьевых и людских ресурсов. План
молниеносной войны — результат объективного положения
Германии.
Всего пять-шесть недель — расчеты неопровержимо до¬
казывают победу, следует лишь нарушить нейтралитет
Бельгии и выйти в самое сердце Франции. А после Франции
всеми войсками навалиться на Россию. Война по Шлиффену
дала в августе такой народный энтузиазм, аж социал-демо¬
краты пожимали в рейхстаге августейшую руку Вильгельма:
даешь новые земли!
Когда товарищ Чудновский читал, его аж перекручива¬
ло. Куда там колоду карт — две порвал бы на одном дыхе.
4—91
97
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Вот оно, логическое завершение оппортунизма! Соглаша¬
тельство — и предательство!
Так вот, Бебель, в свою очередь, оказался среди этих...
немецких меньшевиков и эсеров, словом, предателей рабоче¬
го дела. Его счастье, помер раньше, не замарался. А то ведь
перед самой смертью, когда уже накалялись страсти (за год
до войны), заявил в рейхстаге, что в случае войны с Россией
возьмет винтовку и отправится воевать против русского
деспотизма во имя защиты своей Родины. Вот же змея под¬
колодная!
Практика борьбы все крепче привязывает товарища Чуд-
новского к вождю. С Лениным ясна классовая суть любых
явлений, даже самых запутанных.
Разоблачение Бебеля не прошло бесследно для Семена
Григорьевича. Женщина в его сознании сместилась заметно
назад, почти на старые допартийные позиции, когда това¬
рищ Семен не видел в ней ничего достойного: так, сучня —
физическое и хозяйственное дополнение к быту мужчины.
Он старался не показывать это, но в его фразочках, заме¬
чаниях стали проскальзывать такие слова о женщинах, как
’’крапивное семя” и тому подобное.
Напевает Семен Григорьевич:
Прости, несчастный мой народ!
Простите, добрые друзья!
Мой час настал, палач уж ждет,
Уже колышется петля!
В городе да изымать оружие! И на пули нарываешься, и
на тайные склады, и на притоны — те еще бардачки!
”С нашим народом иначе нельзя, — внушает подчинен¬
ным товарищ Чудновский. — На Западе люди могут иметь
оружие по домам — это их собачье дело. А у нас оставь ору¬
жие — и до контрреволюции созреть не успеют, перестре¬
ляют запрежде друг друга (так и говорил: "запрежде”). Ха¬
рактер у народа легкий на кровь, даже игривый. Без этой са¬
мой власти, приставленной ко лбу, нельзя”.
Работа сушит человека. У баб да девок груди подсы¬
хают, и с тела тощают да злобятся. А Лизка... И не удер¬
жался, полез за папиросой. Что тут кривить душой: не встре¬
чал больше такую. Однако понять себя не может, с чего это
она все последние дни на памяти.
А когда закурил, оплыл облаком сизого дыма, утробно
прокашлялся, ушел в себя (есть у него такая черта: уходит в
себя — и ко всему теряет чувствительность, даже глохнет),
вдруг представил Лизку. Вот рядом — протяни руку. Рос¬
точком не так чтобы шибко, всего на голову выше, зато
98
Иркутская свобода
плотная, налитая, как из чугуна. Правда, чугун этот особен¬
ный... А что тут, может быть, это и есть любовь. Не раз¬
глядел, пропустил. Экая беда — возраст. Главное — друг
друга вплотную устраивали...
И заулыбался: глаза - масляные щелочки, а сам непод¬
вижен, голова чуть откинута — в прошлое вглядывается...
Детишек бы сейчас народили...
Через четверть часа Семен Григорьевич очнулся, вынул
"мозер" из кожаных штанов, на всякий случай покрутил го¬
ловку часов: в пять на доклад к Ширямову.
Знает председатель губчека — там будет и пан Благаж.
Последние составы с легионерами уходят. Ян Сыровы уже
укатил.
И происходило все это в том необыкновенном Ир¬
кутске — кровавом и бредово-хмельном. Размораживался
город для новой, невиданной жизни. Шутка ли. вместо Си¬
бири — Дальневосточная республика, свой Совет Мини¬
стров, свои дипломатические представители! Цель такого
государственного образования — защитить советскую Рос¬
сию от японцев (буфер и есть) и, само собой, снабжать това¬
рами — о том в каждом доме гудят. Все пьяные: позади сви¬
репая зима и мутная пора усобиц с ее грошовой стоимостью
жизни. В общем, крепнет уверенность дожить до весны.
Верят: обошла смерть и не будет ее больше.
С 26 февраля в городе формируется первая Иркутская
стрелковая дивизия, в апреле наберут и вторую. Толкуют о
своей Народно-Революционной Армии, главком уже объ¬
явился: Эйхе — тот самый, что вел Пятую армию аж с са¬
мой Волги. Сейчас он командует вооруженными силами
Прибайкалья. Метят эти вооруженные силы на Читу — про¬
тив Семенова. Беляков там около двадцати семи тысяч — не
густо, но самые злые, так сказать, с опытом резни. Отпетый
народ, терять нечего, за спиной граница.
2 марта отбыл из Иркутска последний состав с легионе¬
рами.
Штаб легиона уйдет из Владивостока лишь 24 августа
1920 года на транспорте "Президент Грант" — и больше ни
одного белочеха на русской земле не останется. А пока
тянутся с эшелонами к Владивостоку. Препятствий не чинят,
дают красные проход эшелонам. Зато японцы... Большой
войной пахнет. Во избежание международного конфликта
договаривайся о каждой версте. Потому и плодятся парти¬
занские отряды. Форхмально за них не в ответе иркутская
власть, а японцам поддают.
Японцы ищут повода для войны. Вторую дивизию тре¬
4’
99
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
панули — пришлось заградительные части ставить: разбежа¬
лась бы. Что живая сила без коммунистов и комиссаров?
Всех партийных — под гребень для придания стойкости и
надежности войскам. В РСФСР это уже давно уяснили: без
комиссаров нет армии. Без политической начинки не хотят
мужики класть головы.
А тут еще китайцы. В непосредственной близости к гра¬
нице и на русской земле их скопилось тысяч на семьдесят —
шесть полных дивизий. А как же, тоже поживиться не прочь,
нет границы-то...
И в этом столпотворении и страстях — Флор Федорович
и Татьяна Петровна. Уж по второму месяцу беременна
Татьяна Петровна. Озабочены, ждут ребеночка. Ведь с ним
бежать в чужие края. Мальчика решили назвать Борисом,
девочку — Катей.
Ян Сыровы в сентябре—октябре 1938 года станет
премьер-министром Чехословакии, а с сентября 1938 года и
по март 1939-го -- министром национальной обороны.
14 сентября 1939 года гитлеровские войска приступят к
захвату Чехословакии, 15 марта они уже в Праге. Сыровы не
уйдет в подполье, не улетит в Лондон, не замкнется в личной
жизни — зачем? Это его время. Как и Гайду, его отличают
прогерманские настроения. И именно на этой основе возь¬
мут ход события совершенно диковинные. Сыровы окажется
в Берлине, где будет иметь встречи с Гитлером (и это-то уже
после захвата немцами его Родины!). Его настроения сде¬
лают его доверенным лицом фюрера, и тот пошлет его к
Сталину. Вот какие превращения произойдут с бывшим ко¬
мандующим Чехословацким корпусом в Сибири генералом
Сыровым.
Племянник германского посла в Париже граф Велчек со¬
общил в середине мая 1939 года английскому военному ат¬
таше в Берлине о том, что ’’генерал Сыровы прибыл в Моск¬
ву по поручению германского правительства за три дня до
падения Литвинова"1. О чем говорил Сыровы со Сталиным,
неизвестно, но, надо полагать, поручение Гитлера исполнил
бывший легионер ревностно и с военной точностью.
Гайда, Сыровы на побегушках у Гитлера... Из руковод¬
ства легиона получились обыкновенные предатели. Вот и вся
правда об их ’’демократизме'’ и причинах выдачи адмирала.
Грош цена их рассуждениям о белом терроре и отказе
легиона защищать "белого диктатора". Надо было уносить
! Фляйшхауэр. И. Пакт Гт лер Сгачин и инициатива юрманской ди
п.чомати 1938 1939. М . 1991. С. 397. 413.
100
Иркутская свобода
ноги из Сибири. Надо было скрыть разбой, насилия, убий¬
ства. Надо было увезти награбленное и не дай Боже запла¬
тить за это жизнями. Надо было... В общем, имелся резон
избавиться от адмирала.
И выдали, зная определенно, что его казнят, по-другому
не будет. В этом-то и состоял весь расчет. Нет свидетеля —
концы в воду...
Думается, Сталин держал в памяти мятеж легиона и
возникновение под его защитой Восточного фронта Граж¬
данской войны, когда вел беседы с бывшим командующим
легиона, а теперь посланцем фюрера. Хорош же был посла¬
нец у диктаторов-палачей...
С нападением Гитлера на Советский Союз в европейской
фашистской печати поднялась оскорбительная антирусская
кампания.
Сын Виленского (Вильнюсского) губернатора Лев Дмит¬
риевич Любимов в те годы был известным журналистом —
разумеется, в эмигрантской печати, парижской. Он писал:
”...Я напомнил Моррасу (профашистски настроенный
член французской Академии. - Ю.В.), что, когда мелкие
германские княжества изнемогали в междоусобной борьбе,
когда Берлин был всего лишь столицей Пруссии, а Рим —
папских владений, Россия уже давно утвердила свое един¬
ство. Лучшие армии мира — Карла Двенадцатого и Напо¬
леона — разбились насмерть о ее твердыню. В Париже, Бер¬
лине и Милане развевались победоносные русские знамена.
Оттоманская империя и Австро-Венгрия, основывавшие
свое могущество на угнетении, сошли с исторической сцены
под ударами русской армии. Я напомнил также Моррасу,
что если Франция — наследница Рима, то Россия — наслед¬
ница Византии, а ведь крестоносцев, то есть западных фео¬
далов, в Царьграде встречали как варваров...1”
Глава московских славянофилов писал по смерти Нико¬
лая Первого графине Блудовой: ”Пусть только верит он
(Александр Второй. — Ю.В.) России: она никогда не выда¬
вала, никогда не выдаст своего царя”.
И верно, не выдала — убила, как и убьет его внука, Ни¬
колая Второго, вместе с правнуком и правнучками...
Потому что тотемный знак России — трупы...
А шестого мая срежет пуля Татьяну Петровну. Без
вскрика сядет на землю, захрипит, зальется темной кровью.
1 Любимов Л.Д. На чужбине. М.. Советский писатель. 1963.
101
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Рванется Три Фэ на выстрел, глаза белые, дикие, а только
никого вокруг. Шли несколько прохожих, так по выучке сра¬
зу легли...
После придет догадка, а погодя и уверенность: это мсти¬
ли ему, мстили за адмирала. Только по нечаянности пулю
приняла Танечка, шагнула и...
Застрелили Татьяну Петровну на Набережной улице, на¬
против прогимназии Гайдука. Но убийца-то оказался трусо¬
ватым, всего на выстрел и хватило. Открытым шел на него
Флор, бей вторым — и не промахнешься.
Пресеклась единственная любовь Флора Федоровича,
потому что не любил он до сих пор. Ненастоящими были
все чувства. И уже никогда не полюбит. Ведь за любовь схо¬
дит страсть к женскому, блуд, привычка, а любовь — драго¬
ценность. Это не просто удача. Любовь так же исключи¬
тельна, как цветение сада в январе.
Забросит Флор Федорович маузер, браунинг и механи¬
чески примется отмерять дни. Лишь с перстеньком не станет
расставаться — и правильно поступит. Очень сгодится, сло¬
жатся такие обстоятельства.
Через полтора месяца после убийства Татьяны Петров¬
ны Федорович заявил на частном совещании эсеровских ру¬
ководителей:
— Народ поднялся к свободе, но еще не успел распря¬
миться, как его заковали в новые цепи. Марксистские партии
с их учением о диктатуре были и будут источниками насилия
и несправедливости. Говорят об умении большевиков орга¬
низовывать массы, о том, что массы следуют за ними. За
большевиками умение организовывать насилие, сплачивать
массы для насилия. Я не против новых граждан, я против
того, чтобы новые граждане становились таковыми, поедая
всех остальных граждан...
Речь Федоровича прорубила след в умах его товарищей.
Флор Федорович начнет решительно отходить от всякой по¬
литической деятельности.
У него вышла крупная размолвка с Янсоном и Чуднов-
ским. Они заявили, что своим поведением Федорович пере¬
черкивает свое революционное прошлое, пусть одумается,
еще не поздно.
Тлело в Чудновском желание лично вразумить Федоро¬
вича. По-прежнему свято и строго, не пленяясь страстями,
выполнял Семен Григорьевич свою почетную очиститель¬
ную миссию.
Федорович даст ответ публично, на собрании эсеров:
"Время господства большевистской власти является
102
Иркутская свобода
горькой школой по отстранению масс от активного и непос¬
редственного участия в решении судеб страны...”
А дальше, послушайте дальше!
”3ло —- в ’’левых”, зло — в ’’правых”. Да поймите же, не
будьте глухи: зло в людях! Зло в нас. а не в партийных биле¬
тах.
Свинство душ — в нас! Оно втаптывает людей в могилы,
оно травит нас, лишает даже обыкновенного тепла жизни!..”
Такой контрреволюционностью пахнуло на иркутских
большевиков — ну самое настоящее подполье, а вдохнови¬
тель здесь, гуляет по городу и теоретизирует.
Сказать такое о народной революции, о деле Ленина, о
крови, пролитой трудовым людом!
После этого выступления бывшего председателя Поли¬
тического Центра товарищ Чудновский упорно домогался у
губкома и всех ответственных руководителей (вплоть до
Сибревкома) разрешения на арест Федоровича ’’ввиду
исключительной контрреволюционности высказываний” —
вот так длинно и витиевато формулировал мысль.
Но что можно в РСФСР, еще нельзя в Сибири: момент
не тот.
Три Фэ оставил мысль о бегстве. Постылы, гадки все
дни. Можно было б и пулю приспособить себе, и тянется по¬
рой рука за браунингом, да что-то удерживает. Не совсем
разобрался в себе Флор Федорович.
Смотрит на алмазный небосвод (слеза мерзнет на боро¬
де) и думает: ’’Какое прекрасное творение Божие — небо¬
свод!.. И какое бесчеловечное в своей бесконечности...”
Как останется один — опустится на колени и плачет. Без
слез плачет.
Дня за три до гибели Татьяны Петровны окажет он услу¬
гу близкой ей по Питеру подруге — Анне Васильевне Тими-
ревой.
Посадит Федорович ее на поезд с подложными докумен¬
тами и справкой, которые откроют ей дорогу за Урал и Вол¬
гу. И уже никогда больше не увидит златоголовая Анна Ва¬
сильевна (не цветом волос, а породой, высоким строем ду¬
ши) ни иркутских распорядителей судеб — Ширямова и Чуд-
новского, ни этот проклятый город — ледяную могилу ее
чувств.
И уже не будут узнавать ее старинные знакомые, хотя бу¬
дут сходиться лицом к лицу. Те же волосы, пышные, и так
же уложены, правда, седые...
И во всю длинную жизнь потом жалела, что красногвар¬
деец-венгр вывел ее из тюрьмы, а не убил. Не был у нее
103
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ К Г ЕСТ
приятным и светлым ни один день. Выжег душу иркутский
февраль двадцатого.
Великим организатором и бесстрашным бойцом показал
себя товарищ Косухин, а лет-то ему стукнет в том. 1920-м,
всего двадцать... В старое время и не призывали таких, с
двадцати одного брали в солдаты. Вроде еще зеленый...
Весь апрель бежит через Сибирь к Уралу литерный эше¬
лон особой важности № 10.950 — два товарных состава. Ва¬
гоны — под пломбами, и не один последний с площадкой
для сторожа и красного фонаря, а все непременно с площад¬
ками, и на каждой часовые — по двое.
Еще к станции не успеет подойти, а уже стучит телеграф:
пропустить без задержки, все требования начальника ’"лите¬
ра” товарища Косухина выполнять незамедлительно. И
подписи — аж все приседают: выше начальства не бывает.
Отродясь не видывали таких составов железнодорожни¬
ки. Даже начальников станций не подпускали. Так издали и
орали разные свои донесения.
Смена паровозов, бригад, заправка водой — всё на ма¬
леньких станциях, всё в считанные минуты. Паровоз пустит
пар, даст гудок, тормоза заскрежещут, напрут вагоны,
заюлят, сбавят прыть — и замрут. Тишина... Лишь паровоз
пофыркивает, а уж какой-то человек в кожанке спрыгивает.
И по всем вагонам и крышам ладят стрехмянки, и по гем
стремянкам лезут красноармейцы с пулеметами. Сколько
вагонов — столько и пулеметов. И уже часовые стреляют в
воздух — толпа и мешочники врассыпную. А из охранных
вагонов сыпят бойцы — в кольцо составы. И команда из це¬
пи: кто подступится к составам, будет застрелен без преду¬
преждения!
Батюшки святы! Толпа — за дома, дерева, лотки базар¬
ные. На путях — ни души, кроме служивых: винтовки напе¬
ревес, штыки примкнуты, с крыш вагонов пулеметы рыльца¬
ми щупают дома, людей.
Один человек может идти куда хочет — тог самый, что
спрыгивает первый: Саня Косухин. Даже машинист не смеет
спустить ногу на землю. Цельное отделение наблюдает в
будке.
Ежели по нужде припрет — вали в ведро, после маха¬
нешь дерьмо в топку. Эка невидаль! Даешь километры!..
Служивые глаз не сводят с бригады: что не так — любо¬
го в топку затолкнут. Руки-ноги повяжут — и бревном в кле¬
кот огня. Так и предупредили мастеровых — с революцией
шутки плохи! Даешь километры!
Само собой, и языки чешут, а как иначе? Бежит тайга, бе¬
104
Иркутская свобода
жит... Вот и сказ о ранениях, тифе, родных, расстрелах и ба¬
бах. Ох уж эта порода с сиськами!
И пойдет бывальщина, кто, где и как охаживал. Столько
тут озорства и случаев. А как взводом еще в Галиции, при
царе... а ничего, встала и пошла! Ха, ха!.. А как жидовку ки¬
лограммов на сто двадцать, сиськи аж до пупа, с неделю за
собой возили. Ха, ха!.. А как барыню в имении под Сарапу¬
лом драли... Эх, барыня! Ха, ха! А дочки померли, пожиже
оказались! Ха, ха?.. А б... в казарме! Аж, мать их, до нежи¬
вого состояния! Курвы!.. А в Камышине... А в Екатеринбур¬
ге... А...
А потому что всё это — не женщины, а белячки, падаль.
К очищению земли жизнь поворачивает.
А чего их жалеть?! Попили нашей крови! Пущай платят
хошь натурой!..
И выдумывают то, чего не было, и что краем уха слыха¬
ли — на всю дорогу своих историй не хватает.
Берегись шинельной России!
Паровоз аж подпрыгивает от этих историй, пар на сто
метров пущает: белый-белый!.. Кроют мужики матом всю
женскую половину классово чуждого населения России.
Несет поезд золото, мат и озверение людей от крови, об¬
мана и лжи.
Даешь новую, счастливую жизнь!..
Ай да Саня Косухин!..
В 1977 году двоюродный брат моей жены (Ларисы Сер¬
геевны Костиной) решил поступить в Киевскую духовную
семинарию. Оказалось, для этого нужно разрешение обкома
КПСС.
У Бога под боком то же бесчестие и произвол!
Юноше было отказано в таком разрешении. И ничто —
ни редкостное знание философии, ни религиозность, соот¬
ветствующая начитанность, ни выраженная склонность к ду¬
ховной, подвижнической жизни — не могло изменить реше¬
ние могущественного обкома. Ибо только обком и генераль¬
ные секретари вольны распоряжаться холопами — всем
мужским и женским населением страны.
Для обкома юноша был опасен служением Богу: слиш¬
ком предан Богу и слишком упорен в служении ему. А все
это — урон ленинской идее.
Молодой человек едва выжил от потрясения. Наперекос
пошла вся жизнь.
Гельвеций в трактате "Об уме" писал:
"...Народы, находящиеся под игом деспотической вла¬
105
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
сти, заслуживают презрения других народов... пойми, где
признают абсолютного монарха, уже нет народа..."
А чем власть партии и генеральных секретарей не аб¬
солютна?!
Ленин выстроил один неизменный довод (как вращение
Земли вокруг Солнца): кто не с ним — тот против истины.
Этой логике он подчинил мир. Только так воспринимал
его.
А истину большевизм утверждал лишь через уничтоже¬
ние всего несогласного, всего, что отличалось цветом.
Принцип немецкого философа Макса Штирнера: ’’Кто не
с нами — тот против нас” — становится одним из основных
в новом, социалистическом государстве. Только так оно
строит свои отношения с миром (подлинные, не показные) и
каждым человеком в отдельности. Или ты червь, или прах.
Третьего не дано.
На костях бутовалась будущая усыпальница великого
мыслителя и практика революции.
А ”литер” бежит — расступаются леса, сопки; реки
льстиво плывут под мостами — лед их заполировал... Бежит
золото в Москву. Надо строить новую жизнь! Все-все повер¬
нуть по-ленински! Штыком проковырять землю аж до пупа!
Заскорузлыми ручищами, могильными крестами, надсадом
миллионов спин подпереть и выдюжить новую, индуст¬
риальную Россию! Даешь жизнь без царей и рабов! Рабы —
не мы, мы — не рабы!..
Натерпелись бойцы. Это что — вагоны собой загоражи¬
вать, ну стоят цепью, не подступись, а вот составы руками
перекатывать!.. Мостов нет — белочехи и колчаковцы все
повалили — и бойцы разбирали рельсы, сносили и клали на
лед. И все шибко надо ладить, не дай Бог прознают людиш¬
ки, что тут за музыка! Ящики с золотом переносили на себе
— кряхтят мужики, ух уж это золото, мать его! А как перене¬
сут — перегоняют порожняк. Всем миром налегают на ваго¬
ны. И собирают составы, вагон к вагону. Слава те, Господи,
морозы держат лед!
И никаких привалов, перерывов на еду. Сутки, вторые —
на ногах...
Простудился Косухин. На старую лихорадку налегла но¬
вая, кровит кашлем, а все на ногах. Первый спрыгивает на
станциях — ишо земля сбивает с ног. Самолично осматри¬
вает все пломбы, щерится волком — а не подходи к золоту,
держи революционную бдительность. Буржуй налегает
брюхом, гнет к земле народную власть... После спешит Са¬
нек к паровозу — и так по обоим составам.
106
Иркутская свобода
С охраны глаз не спускает — никаких послаблений. Иной
раз наляжет плечом на вагон. Ноги дрожат, дыхание с хри¬
пом. Круги в глазах. То холод по телу, то жар... А встрепе¬
нется: не барышня! И скрипит сапогами по снегу. Самому
все проверить, самому. Приказ и доверие самого Ленина...
Мировая революция... Империалисты... Колчак... "Весь мир
голодных и рабов!"... Все самому, никому не доверять... По
вагонам! Машинист, гудок!..
Кишит Сибирь атаманами, и беляков застряло тысячи —
шарахнут из пушек, а после в штыки, шутка ли - золота на
тыщи пудов!..
И мотается Саня Косухин от бойца к бойцу, от "пульма¬
на" к "пульману"... Запрещаю вступать в разговоры с мест¬
ным населением! Кто будет замечен — расстрел на месте!
Революция надеется на вас, товарищи!..
Харчи — только сухим пайком. Никому из цепи не выхо¬
дить...
В глазах — круги, ноги подламываются, а виду не по¬
дает. С матерком идет, зырит остро, над переносьем морщи¬
на так и не разглаживается. В сознании великой ответствен¬
ности глаз не сводит с людишек у вокзальных строений.
Небось, с обрезами да бомбами...
Кричит бойцам перед посадкой:
— Чайком, товарищи, будете баловаться после выполне¬
ния особого задания республики! Голодные дети и товарищи
на фронтах ждут от вас выполнения революционного долга!
Да здравствует Ленин! По вагонам!..
17 апреля того же, 1920, года (сколько ж набежало в один
год!) Сибревком телеграфировал Ленину:
"Прибыл из Иркутска в Омск эшелон с золотом. Сооб¬
щите, куда его направлять — в Москву или Казань. Отвечай¬
те срочно".
Из Москвы Сибревкому и Реввоенсовету Пятой ар¬
мии — шифровка:
"Город Москва, 20 апреля 1920 года.
Все золото в двух поездах, прибавив имеющееся в Омске,
немедленно отправьте с безусловно достаточной военной ох¬
раной в Казань для передачи на хранение в кладовых губфи-
нотдела. Предсовнаркома Ленин".
А туг беда. Тиф по вагонам. Золото, знамо дело, не хво¬
рает. лежит себе — сытое и холодное. Знает, сучье племя:
ничто человек без копейки, любой затопчет, не найти прав¬
ду, угла для сна и пропитания, баба отвернется... Для того и
везут золото — до пупа землю штыком проковыряем, а эн-
тол порядок переменим. На сортиры золото пустим, уваже¬
107
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ние к человеку будет за 1 руды и таланты, женщины не будут
гнуть спины и продавать себя. Все будет иначе в нашей рес¬
публике Маркса и Ленина!
Однако кипяточку с сахаром не помешало бы и кобылку
позадастей бы под бок, чтоб угрела. И гогочут мужики, а у
тех, что помоложе, в штанах шибко твердо становится. Да и
в самом деле, сколько ж так жить: пули, ”ура”, могилы, тиф.
грязь... Когда же в свой дом шагнешь?.. И поминают деток с
лаской, а баб все больше похабщиной — это от ярости
мужского чувства. Сколько держать себя в руках, мотаться
по фронтам и казармам?.. Эх-ма!..
И сгружают тифозных на станциях. Кричат служивые,
стонут, рвут одежду, холода им подавай при собственном
жаре под сорок градусов. Поправляйся, братва, а нам пора!
По вагонам!..
От слов Ленина люди даже как бы выше и красивше ста¬
новятся. Вот только вша заедает — ну куды от неё!
Набирает ход состав, а Санька висит на подножке, всма¬
тривается — никто не выпрыгнул на станции, не побег в лес
или за дома. В вагон сунется — лед, а не человек. Губы сло¬
ва не выговаривают...
А сам о Ленине думает...
Не схоронили Таню на кладбище. Сам не ведает почему
Флор Федорович, а взбунтовалось все против этого. Пусть
вольно, одна полежит. Всю жизнь человек хочет летать, про¬
стор взять.. Так пусть хоть после смерти волю получит. Без
людского пересуда и шепота. Известное дело, они, мертвя¬
ки, от своей правды не отказываются. Каждый вышептывает
наперекор всем. А зачем это?.. Волю надо брать. Крылья
разбрасывать — и лететь, лететь...
Отвез с эсерами-боевиками гроб в сопки. Сто потов со¬
шло, а к нужному месту вышли.
Рвали мерзлую землю толом — сажени на три выбили
яму. С елей вокруг осыпался снег, ветки вспрянули, важно
стоят, зеленые. И между ними — желтая дыра в земле.
Сгрудились вокруг, сняли шапки — мороз мигом забе¬
лил волосы.
В первый раз удивились эсеры, когда увидели, что
любовь их вождя покоится в гробу с православным венчи¬
ком вокруг чела — молитва должна открыть ей путь к само¬
му Господу Богу.
Во второй раз прошибло их удивление, когда принялись
закидывать гроб мерзлыми комьями. Федорович вдруг по¬
бледнел, затрясся и запел, но не революционную песню, под
которую ходили на каторгу, а тропарь по усопшей.
108
Иркутская свобода
Чисто, звонко пел:
"Со духи праведных скончавшихся душу рабыни Твоей,
спасе, упокой, сохраняя во блаженной жизни, яже у Тебя
человеколюбие... ”
Поначалу смешались боевики, аж рты поразевали: у
вождя лицо окаменело, без всяких чувств, только слезы и
живые, а погодя грянули за ним со всей мощью мужского
горя и преданностью дружбе:
’’Молитву пролию ко Господу, к Тому возвещу печали
моя...”
Бесстрашные люди, стреляные, битые, травленые, в руб¬
цах от ран и плетей, с туберкулезными кавернами в легких и
с метками от жандармских и белых фухтелей, преданные
идеалам свободной России...
Сгребли холм из гранитно-жесткой земли.
Пусть земля тебе будет пухом, Татьяна Петровна...
Обнимал их и горько плакал Три Фэ, спустил заводку,
сорвалась пружина — иначе мог и не выдержать человек. А
так... Мяли они его за плечи, тыкали кулаками в грудь, спи¬
ну и глотали слезы. Шибко плохо стало Федоровичу. Всю
обратную дорогу несли его.
”Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоей, идеже
несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконеч-
ная”.
Гражданская война.
Свобода...
Взял-таки Жардецкого товарищ Чудновский, по всем
правилам взял, не на дурика. Выудил на допросе у банков¬
ского служащего темный адресок — мог там пастись Жар-
децкий. Взял на той точке активиста кадетской партии Тре¬
губова — тоже нелишне. Вытряхнул из этой ’’бочки с салом”
четыре адресочка (хорошо, что поспел: помер Трегубов;
утром пришли, а он не живой, сердце, поди, остановилось);
три квартиры навестили впустую — нет хозяев, так, посто¬
ронние личности или вообще запустение, а вот четвертая —
в яблочко попали: случается, господин Жардецкий навещает
старую любовь, ишь козлина!..
Эта "старая любовь" - Венедиктова Олыа Николаев¬
на -- вдова тридцати семи лет. Бабель не так чтобы видная:
с лица увядшая, глазки бесцветные, груди — особенно не за¬
цепишься: жопа, правда, высокая и как бы на отшибе — от¬
топыренная, стало быть. Привыкла подставлять, стерва бур¬
жуйская! Ей бы лопату смолоду или бельишко стирать, как
Лизка, небось, не отклячивала бы... Пообещал Ольге Ни¬
109
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
колаевне свободу — и взяли пламенного кадета, как мешком
накрыли. Нынче с охраной отправлен в Омск.
Это верное дело — брать мужика на бабу. Только сыши
ту — и схомутаешь. До чего ж слаб мужик!..
"Женщина и социализм”... Они, стервы, не только белых
мужиков губят!..
Велено видных беляков и контрреволюционеров (это и
эсеры и меньшевики) переправлять в Омск, прочих же карать
на местах. А этим будет народный суд по всей форме.
Жардецкий не дал ничьих адресов. Рыло ему начистили,
на расстрел выводили, пугали — не дал! Гнида кадетская:
сопел, вращал зенками и крыл всех непечатным слогом!
А Венедиктову не выпустил, слишком много сходилось.
Вроде невиновная, просто пользовались ею — связями, по¬
ложением, крышей... а Жардецкий и пялил помаленьку, не
ржавела тетя... Общее у них что-то с Тимиревой. Анюта!..
Чистые они чистые, но то не овца, что с волком пошла. Не
повредит этой сучке, Венедиктовой, пущай посидит годок-
другой. Враз сообразит, чья власть. В тюрьме-то живо сбро¬
сит сытость. От воши все они резвые. Кудри острижем пара¬
зитке; чай, не побежит к парикмахеру.
Вон, адмиралова подстилка от воши и околела. В одно¬
часье! Два дня торчал на станции: чехи уходили. А заглянул
в тюрьму — доложили: отдала Богу душу. Пусть на себе
испытают, как было трудовому народу!..
Сразу вспомнил Федоровича. Этого бы тоже под кон¬
воем в Омск, да осекся. Это только тех эсеров можно, что с
Колчаком одну песню пели. А эти у Правителя власть от¬
няли. Да и в нынешнее народно-революционное правитель¬
ство войдут... Ничего, пусть погужуют. Бог долго ждет, да
больно бьет.
Сполз товарищ Семен с подушек, притомился за столом,
почти без перерыва всю ночь, аж онемела филейная часть.
Как есть неживая.
Прошелся по кабинету, вспомнил Флоровы заявления,
аж зубами скрипнул.
Выдумал же: народ — это общность людей! Нет, госпо¬
дин эсер, есть Россия, есть народ, есть судьба народа. Ты
просто от другой России, господской. Не с той, где народ и
нужда -- вот и весь сказ. Будет тебе пуля.
Служба в чека очень расширяет кругозор и дает понима¬
ние жизни. Разобрался в людях Семен Григорьевич. Нет. не
идеи правят людишками — зависть, деньги и жадность до
бабьего пола, и ничего больше! Так по пальцам и перечислял
сотрудникам: раз... два... три... Твари все это, а не люди,
хоть и не виноваты, капитализм их воспитал такими, а надо
ПО
Иркутская свобода
очищать землю. Вот новых, своих людей, на ноги поставим.
На идее воспитаем. Ни кобелиного тебе там, ни сучьего...
Без зависти к ближним — общее дело делаем. А деньги... на
подтирку пойдут, с ними и отомрет жадность...
И аж заулыбался: увидел в воображении этого нового че¬
ловека. Орлом глядит...
Буква к букве, чувство к чувству — старается ближе дер¬
жать себя к учению вождей товарищ Чудновский: каждый
удар сердца для народа, в борьбу — и, однако, сохраняет не¬
объяснимую слабость к мужественно-возвышенным словам,
независимо от их классового происхождения. Понимает: это
слабость, но ничего поделать не может. Запали, к примеру, в
душу первые слова прокламации об освобождении Ирлан¬
дии — это ирландское правительство англичане пустили в
расход еще в мае 1916 года (все революционное председа¬
тель губчека по-прежнему старательно выписывает в "Тет¬
радь толковых мыслей”, точно как Самсон Брюхин):
”Во имя Бога и умерших поколений, от которых Ирлан¬
дия получила старую национальную традицию...”
И упоминание Бога не отвратило — до сих пор произно¬
сит слова с придыханием и трепетом. Ну в душе они — и ко¬
локолом, самым большим и рокотно-низким.
А разобраться — что особенного? Какие слова, какие
события-то потрясли Россию, а нет, эти тоже запали, будо¬
ражат, не дают покоя...
Погодя выбранил себя: отучаться надо от слова ’’Рос¬
сия”. Общая для всех народов родина — РСФСР, а говорят,
Союз Народов будет, все нации в одну сольются...
Крут был новый порядок с трудовым людом. Счастье
ему прочил. Не щадил ради этого счастья. Все в том же,
1920-м, IX съезд РКП(б) требовал в резолюции:
"Ввиду того, что значительная часть рабочих в поисках
лучших условий продовольствия... самостоятельно покидает
предприятия, переезжает с места на место... съезд одну из
насущных задач советской власти... видит в планомерной,
систематической, настойчивой, суровой борьбе с трудовым
дезертирством, в частности, путем опубликования штраф¬
ных дезертирских списков, создания из дезертиров штраф¬
ных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентра¬
ционный лагерь”.
Вот это было по-ленински!
Флор бредет (шаг меленький, как бы на ощупь) и думает.
Случаются мшовения прозрения: вмиг открывается истина,
неведомая связь явлений, себя вдруг прочитываешь... Сту¬
111
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
пает меленько, людей обходит, не замечает, в себя ушел.
Вдруг видит всех женщин, которых приютил, не трогая, или
приютил, обнимая, и... Всех-всех увидел... кроме Танечки.
Она не идет в эти лица, голоса, стоны и... Господи, чего
только не было!.. Танечка и не могла войти в этот хоровод
женщин, даже если воображение захотело ее туда поместить.
Но он этого не хотел, не мог, кощунство это, цепенеет
мысль, когда вспоминает ее. Сразу черный провал в памяти,
чувствах, плоти — нет ничего, одна сосущая боль, горе, го¬
ре... Подойти — и разбить голову о стену...
И никчемность, неприкаянность его, Флоровой, жизни...
Прозренье сделало вдруг понятными всех этих женщин,
вернее, понятным то, что соединяло их в его воображении.
Самые разные — они вдруг сошлись в одно (нет, Танечки
там не было)... Россия это. Истерзанная, беззащитная, моля¬
щая о сострадании, умирающая...
Я писал эти главки, когда даже просто фотографию
Троцкого или других деятелей революции, объявленных оп¬
позиционерами, увидеть было невозможно. К примеру, ма¬
ленький портрет Троцкого (его выступление на митинге) я
привез из Парижа, привез тайком — вырезал из журнала
(когда выступал на турнире сильнейших атлетов мира в мае
1962 года в цирке Медрано). Если бы вырезку обнаружили
или она невзначай попала кому-нибудь на глаза (кроме,
разумеется, моего тренера, с которым меня связывает друж¬
ба и доныне, даже больше нежели дружба — глубочайшая
привязанность, а ведь за нами тогда доглядывали и как! —
ни одна поездка без надсмотрщика с Лубянки), моя спортив¬
ная карьера, да и не только она, пресеклась бы мгновенно.
Из поездок за границу в те годы (а это только чемпиона¬
ты мира, Европы, жестокие гладиаторские поединки в раз¬
личных турнирах) я привез немало важных книг — на поясе,
под ремнем и рубашкой. Они — в моей библиотеке, я вижу
их каждый день, и мы радуемся друг другу. Мы-то не преда¬
ли друг друга, свое дело сделали. Будет моя книга или не бу¬
дет, а мы не предали друг друга. Только они, мои книги,
знают все, что было, как тяжко и мучительно давался каж¬
дый шаг к истине, как расточительно горели дни, каким ту¬
гим ошейником схватывало одиночество и как, слабея по¬
рой, я все же делал новый шаг — и только вы, мои друзья,
не предавали меня, только вы и моя вера...
Жесты у товарища Чудновского резкие, определенные.
Походка, что называется, четкая. Весь человек здесь — нет в
нем рыхлости воли. Для таких дел заряд!..
112
Иркутская свобода
Стоит у окна и отряхивает кожанку: чертова перхоть.
Нет времени за собой доглядывать. Голова от недосыпов
вроде во всю комнату, бухает в ней разное, аж не по себе. Ре¬
шил в первый же более или хменее свободный часок махнуть
в тюрьму — пущай брадобрей (Цыганков, кажись, его фами¬
лия) освободит от куделей — на кой ляд ему! Пусть башка,
как бильярдный шар, зато ни вшей, ни грязи, ни беспорядка
с прической. Прямой выигрыш. Где тут досуг для намыва¬
ний и гребешков. Он же Семен Чудновский, а не Жоржик из
салона мод...
Наледь на окнах ужалась к самым переплетам рам, ви¬
дать далече: потеплело. За овражком, где Ушаковка (и Анга¬
ра), краем проглядывает белое раздолье. Прикрыл глаза ла¬
донью: ранит свет.
Слух прошел, похмер Шурка Косухин. В Казани сняли с
поезда — и не дышал. Если так, еще один боевой товарищ
сложил голову...
Классовая слепота Правителя и после отстранения его от
дел земных нет-нет, а займет воображение. Разыгрывал его
высокопревосходительство патриота. Германия топтала
Россию! Да разве не ясно: войну сочинили капиталистиче¬
ские круги всех государств. Антанта растравила Германию,
Германия — Антанту. Вина России не меньше, чем Герма¬
нии. В нашествии немцев виновен и русский империализм,
но уж никак не мы, большевики. Что Ленин еще в Циммер-
вальде и Кинтале внушал?! С ним на заявление пошли Хег-
лунд, Нерман и Винтер в Циммервальде, а в Кинтале...
Тьфу, имена... и не выговоришь... Он так и не припомнил фа¬
милии тех, кто пошел за Лениным. Наказал себе вечером по¬
листать книги и установить данный факт. Зато caivio распра¬
вилось в памяти имя: Фридрих Адлер1 — революционер, на
какой акт пошел!..
• Марксизм и Ленин все высветили и сделали понятным.
Колчак рисовался теперь товарищу Чудновскому кро¬
хотным, убогим человечком, этаким трепачом, не способ¬
ным свести концы с концами.
Обречены историей — здесь Маркс и Ленин дают исчер¬
пывающие объяснения. Поэтому и лег Правитель в землю,
точнее, в Ангару оплеванным и опозоренным навек... Поже¬
вывает папиросу, сплевывает вязкую слюну в урну, дела на¬
перед прикидывает и все припоминает разговоры с адмира-
' Фридрих Адлер (1879—1960) один из лидеров австрийской
социал-демократии, физик по образованию. 21 октября 1916 г. убил мини¬
стра-президента (премьер-министра) графа Штюргка. Был приговорен к
смертной казни, освобожден австрийской революцией 1918 г. Враждебно от¬
носился к СССР.
113
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
лом — до наивности убоги доводы, и не скажешь, что обра¬
зованный человек, даже ученый. Шелуха — все их знания, не
дают картины мира. В новой школе марксизм займет самое
видное место.
Вспомнил, каким черным был снег под адмиралом, ка¬
кой ломкий, разжиженный был, когда его поволокли к про¬
руби. В мешок поломали кости. Самолично выпустил в него
обойму. Чтобы кровью не мараться, впряглись по двое та¬
щить за ноги — и покатил на спине золотопогонник, надеж¬
да всей белой сволочи. Безвольный, мяклый, на льдышках
виляет в разные стороны, гыхает изнутри. Развернули у про¬
руби и башкой под лед. Ангара только и подхватила. Папа¬
ху туда же бросили, под лед подвели — и как засосет...
Прикинул в памяти дела на сегодня: доклад в губкоме,
заседание партячейки, сообщение Денике о международном
положении, три выезда на операции, само собой, допросы и
бумаги и еще куча непредвиденных дел, порой такие — все
другие тогда побоку. Враг кругом.
Да... еще надо выбивать сапоги для сотрудников, а то все
в рванье. Реквизиции сейчас нежелательны...
"Жизнь отдам Родине, а честь — никому!" — напряг
память: это ж по какому поводу брякнул адмирал?.. Черт,
все смешалось в башке. Хоть бы раз выспаться. А в прото¬
колы надо глянуть. Сказал ведь, помню точно...
У меня хранятся номера "Известий" самых первых лет
советской власти. Подарил их мне старик Поляков — глав¬
ный тренер России по тяжелой атлетике. Незадолго до своей
смерти (около 1966 года) позвал меня и отдал припрятанные
газеты и книги. За книги взял пустяк: к примеру, за "Памят¬
ную книжку на 1913 год" — всего десять рублей (правда,
тогда рубль был другой).
Газеты пообжили клопы, и я с неделю пересыпал их в га¬
раже всякими порошками. Среди газет оказался номер от
25 января 1924 года со статьей Николая Александровича Се¬
машко — наркома здравоохранения РСФСР с 1918-го по
1930 год, умершего в 1949 году. Семашко был старым боль¬
шевиком. соратником Ленина.
Газеты я переплел в три блока. Храню в платяном шка¬
фу на шляпной полке. Весь этот шкаф я перегородил полка¬
ми и наполнил книгами по последним революциям и Граж¬
данской войне. Здесь они не бросаются в глаза и в то же
время соединены вместе. Для работы удобно. Пример
Самсона Игнатьевича сгодился.
Это настоящее богатство. Книги того времени уничто¬
жали беспощадно. Еще недавно за них давали "срок".
114
Иркутская свобода
Я достаю блок в красном переплете. Та газета здесь, са¬
мая первая. Ох. недаром хранил ее старый атлет!
Отношу блок на диван, открываю. Иду в прихожую за
маленькой табуреткой, сажусь напротив газеты. Прежние
сгибы отвердели, съедают буквы. Осторожно растягиваю
страницу. Бумага ломкая, рыжеватая, по сгибам проклеена
калькой. Теперь все буквы на виду.
Сколько же часов и дней я провел над этими страницами!
Все больше пособляет крутить маховик государства че¬
ка, все глубже вбирает в себя Россию. Как человек покруп¬
нее — и застревает в сите. А те, что без души, на самый верх
проскакивают без задержки. Ждут их там большие дела. Так
один к одному и фильтруются. Аппарат! Номенклатура!..
Нет продыха — задвигают заботы. Дни, ночи — все сме¬
шалось в сознании председателя губчека города Иркутска,
да и какая разница? Большие дела берут разворот.
Потягиваясь, заведя руки за спину и сцепив их там, уста¬
ло, вразвалку, вернулся к столу, поворошил бумаги; вот
февральский приказ по ВЧК за подписью Дзержинского —
намедни притопал в Иркутск. Важная бумага.
Побежал взглядом по строчкам:
’’...Прежде чем арестовывать того или иного граждани¬
на, необходимо выяснить, нужно ли это. Часто можно не
арестовывать, вести дело, избрав мерой пресечения подписку
о невыезде, залог и т.д. и т.п., а дело вести до конца. Этим
ЧК достигнет того, что арестованы будут только те, коим
место в тюрьме, и не будет ненужного и вредного, от кото¬
рого только одни хлопоты, загромождающие ЧК, что ли¬
шает ЧК возможности заниматься серьезными делами и от¬
даляет нас от цели, для достижения которой ЧК сущест¬
вует...”
Круто взялась чрезвычайка за Россию: ни новых, ни ста¬
рых тюрем не хватает. И подсобки забиты: там казармы,
склады... Со всех сторон доклады в центр: как быть? Прудит
контра работу...
”У них там тоже, видать, мест в тюрьмах не хватает, —
совершенно правильно понял приказ товарищ Чуднов¬
ский. — Надо новые строить, иначе не провернем всю массу,
эвон какая Россия. Сколько в ней классово чуждых и вообще
враждебных делу Ленина!..”
С гордостью вспомнил, как при попытке каппелевцев
осадить город облегчил тюрьму душ на триста. Для настоя¬
щих, козырных врагов освободил места; вот таких, как по¬
мянуты в приказе, и вычистил — на волю. Стало быть, вер¬
но понимает свой долг он, Семен Чудновский; есть в нем
115
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
классовое чутье. Должен он чекистским трудом поспособ¬
ствовать формированию батальонов из трудовых людей ми¬
ра. Последние годы доживает мировой капитал.
В общем, приказ не застал врасплох.
"Любовь не имеет множественного числа — раздумы¬
вает председатель губчека. — Нельзя вот, как буржуазные
элементы, увлекаться разными дамочками. Это против при¬
роды — и язык это строго устанавливает. Единственное чис¬
ло у этого слова...”
И растроганно заулыбался: веки Лизка называет ”кожур-
ками”. Где ты, Лизавета?..
Вместе бы шли по революции. Такое будущее у народа!..
Шибко сдал за заботами товарищ Чудновский — усох и
стал как бы игрушечный — ну совсем ненатуральных разме¬
ров. А с другой стороны, до еды ли, до сна? Плетет враг сети
против рабочих и крестьян — да имеет ли право он, Семен
Чудновский, себя беречь? Он же не какой-то Жоржик.
Семен Григорьевич подошел к зеркалу. От табака не
только пальцы, а и зубы пожелтели. Глаза красные — пере¬
труждает зрение над разным деловым бумажным хламом:
писульки, записки, дневники...
Природа унизила его ростом, зато в грудь такой мускул
вложила! Спит два-три часа, вся работа на табаке и крепком
час: такой густой, черный! А сердце лежит себе где положено
и знай качает: ни перебоев, ни спешки. Как говорится, живы
будем — нс помрем.
Да вот беда: чай — наиредчайший напиток. Нет его в
республике, не завозят и капиталисты. Сохранился лишь по
кладовым спекулянтов и разных недобитков. Настоящую
охоту за чаем раскинул Семен Григорьевич, однако само¬
чинно не присваивает, хотя, случается, берет его чека при
арестах в изрядных количествах. Даже за ничтожные щепот¬
ки рассчитывается своими кровными: на эти деньги коровен¬
ку можно прикупить в четыре-пять месяцев, а все равно вы¬
кладывает. Нельзя в новую жизнь даже крошку нечестности
протаскивать.
Работа после чая сама ладится, особливо допросы. Ум
схватчив, сметлив. Все увертки враз распутывает, еще силы
на чтение для себя остаются: должен новый человек много
знать да возле любого капиталиста на голову возвышаться.
В общем, самый что ни на есть боевой напиток.
Раскрываю красную папку. Вот этот номер "Известий"
от 25 января 1924 года. Растягиваю лист на сгибах. Гляжу на
газету, будто впервые вижу. Новые мысли заставляют нано¬
во воспринимать каждое слово.
116
Иркутская свобода
’’Над могилой вождя” — редакционная статья Юрия
Стеклова. Теперь я знаю: его настоящая фамилия Нахамкис.
Он на шесть лет старше Сталина и на добрый десяток лет
раньше его включился в революционное движение, убит по
приказу Сталина в 1941 году.
Сверху страницы ’’Реквием” — безымянные строфы. Бок
о бок с ними — сообщение Комиссии ЦИК СССР по органи¬
зации похорон В.И.Ульянова-Ленина: погребение в воскре¬
сенье, двадцать седьмого января.
Четверть века спустя о том воскресенье расскажет фильм
’’Клятва”, удостоенный самим Сталиным премии своего же
имени. Целый народ глазел на всесоюзную ложь — клятву
Сталина на Красной площади у гроба Ленина.
Не было ее на Красной площади.
Под сообщением Комиссии — ’’Траурный марш” Влади¬
мира Кириллова.
В ’’Литературной энциклопедии” 1931 года издания (да,
я помню: 5-й том) сказано достаточно о Кириллове.
Крестьянский и рабочий поэт. Бродяжничество по свету:
Греция, Египет, Турция, США... Участник Февральской и
Октябрьской революций, один из самых ’’выдающихся по¬
этов эпохи военного коммунизма”, но уже тогда в нем
глянула гнильца. Как же там в энциклопедии?..
Иду, беру этот том с полки. Листаю.
Вот: ’’Патетика революции не смогла заглушить вскор¬
мленную подвальным прошлым грустную мечтательность”!
И еще: ’’Кириллов не выдержал перехода от
Гражданской войны к нэпу... порвал с организованным про¬
летарским литературным движением... ратует за розы про¬
тив стали, доходя до реакционнейших нападок на инду¬
стриальную культуру, якобы заменившую сердце бездуш¬
ным механизмом...”
И больше в справочниках ни слова о Кириллове, а у нас
это всегда означает одно (исключения крайне редки): поста¬
вили к стенке или помер в лагере.
К кому же обращал Кириллов свой ’’Траурный марш”?
Ведь у человека с двойной фамилией были отлиты пули и
для него. Ничто не меняет того, кто их выпустил. Пусть Ста¬
лин, могли Троцкий и Фрунзе (этот всю белую армию, уже
пленную, расстрелял в Крыму — почти 80 тысяч человек, по¬
чти сплошь мобилизованные крестьяне), а мог и '’великий
гражданин" Киров... Разве бывают листья, ветви и ствол без
корней, разве может все это существовать само по себе, раз¬
дельно?..
Можно подумать, что нэп изменил Непогрешимого, что
осознал он опасность только террора, только грубого лобо¬
117
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
вого давления, примат крови над всем остальным в этом ми¬
ре. И, осознав, переключился на благословенные "экономи¬
ческие рычаги" (рыночные) управления обществом.
А ничего подобного. Не того закала этот человек. Обра¬
тился к нэпу, дабы спасти разваленную своим управлением
экономику и удержать власть. Но идею свою — диктатуру
пролетариата (значит, диктатура партии, а прежде всего
лично его, как единовластного диктатора) — по-прежнему
держал за главную. Это он, Ульянов-Ленин, в апреле 1921
года строжайше предписывает всем карательным органам, а
заодно и самой гуманной партии:
’’...Нужна чистка террористическая: суд на месте и рас¬
стрел безоговорочно".
Было над чем поразмыслить Романовым, паря над быв¬
шей своей империей...
И "Реквием", и "Траурный марш" были сочинены по
преданным и обманутым надеждам. Отпевали же не главно¬
го вождя, а самих себя. Пророческие были похороны...
Россия в крови принимала ленинизм. Сначала — Граж¬
данская война, после — одно нескончаемое насилие в стране.
Жгли иконы, заколачивали храмы, изгалялись над верой, ко¬
торой обязан русский народ своим единством и своей госу¬
дарственностью; всякую независимую мысль ставили к стен¬
ке, грабили крестьянство, эксплуатировали рабочих, как это
им и не снилось при царях...
Говорить мог только один человек. И его слова святы!
Христа изгоняли из памяти людей. Сын симбирского
статского генерала (действительного статского советника)
иконился вместо него...
После, восстанавливая события, Федорович убедился
окончательно: стреляли в него, и стреляли из прогимназии
Гайдука, со второго этажа. Он даже нашел то окно.
Размышляя по-холодному, понимал, что достать убийцу
не смог бы. В любом случае остался бы с Таней. Как только
рухнула, захрипев, оказался связанным ею...
Шли они тогда к церкви Святой Троицы — нравился Та¬
не храм, с чем-то смыкался в памяти вид, окрестные улицы.
Она говорила, что это из девичьих образов: Москва, зима,
музыка... У них в доме всегда звучала музыка. Славные,
добрые воспоминания. Чистый осколочек юности. Она лишь
повела рассказ, увлеклась и гут выстрел. Бичом просгег-
нул тишину.
И Флор Федорович уже в который раз миллионный,
поди, никак не меньше, поскольку память воспроизводила
тот миг непрерывно дни и ночи, — ощутил мгновенную и
118
Иркутская свобода
столь ужасно-ошеломительную безвольность ее тела (пови¬
сает, обмякает, рвет руками ворот) и тут же оседание, про¬
вал его, вдруг такого тяжелого, неукладистого!..
Мерещится Флору Федоровичу, вот-вот она войдет и
станет возбужденно рассказывать о том, что на улице (все
каждый раз такое разное), а он обнимет, примется ласкать и
нашептывать самые проникновенные слова...
Именно тогда Три Фэ научился плакать беззвучно: ока¬
менеет, зубы сведет и омочит бороду слезой.
В памяти образ Татьяны почему-то сместился в храм с
высоченными колоннами и строгой органной музыкой, а он
один там и святит ее имя и их короткое счастье... Банальная
картинка, но именно так отныне воспринимает он свою
Таню.
Сначала (в том храме) Флор Федорович видит ее лицо —
очень близко, и такое родное, милое. Затем остаются глаза,
в них любовь к нему, вера в жизнь и в то, что они все пре¬
одолеют и будут счастливы. Беззаботные глаза, с верой, что
уже ничего плохого быть не может и не случится: ведь она с
ним...
Падал Флор Федорович на колени, обхватывал голову и
мычал от боли — это он убил, он...
Все же не смирилась, унесла с собой душа Михаила
Струнникова любимую сестру Танюшу. С ней угас некогда
многочисленно-говорливый и жизнелюбивый род Струнни¬
ковых, а сколько подарил России достойнейших имен!..
Меня не занимает умственная сила человека с двойной
фамилией. Меня занимает его решимость.
Как можно ради никем не доказанной схемы, ради уто¬
пии, оспариваемой во многом даже единомышленниками,
бросить в огонь миллионы людей?..
Где истоки убежденности этого человека? Истоки воли?..
Что это — фанатичная убежденность, увлекшая значи¬
тельную часть народа (протрезвление наступило очень ско¬
ро, но ’’женевская” тварь вырывала каждого, кто вдруг на¬
чинал видеть), месть за гибель любимого брата, боль за на¬
род, принявшая столь уродливую форуму? Как в схему втис¬
кивать жизнь и казнить миллионы в угоду каждой букве и
линии своей утопии? Откуда эта совершенная глухота к
практике применения идей? Откуда эта решимость залить
мир кровью ради своей утопии?
Мысль о всеобщем благоденствии, которое ждет всех за
этими морями крови, муками и воплями обездоленных, ос¬
корбленных, поруганных?!
Исторический выбор, сделанный народом... Народ вы¬
119
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
брал не террор, не красную рубаху ката и палача с колпаком
и прорезью для глаз.
Ленин разорил Россию бессмысленно и зло. И в этом
ему была верной опорой партия. Она и до сих пор разоряет
родную землю. Быть в этой партии — бесчестье, это клеймо
волка среди людей.
В любом обществе водится зло, горе, несчастье, но ведь
нашему были обещаны счастье и справедливость. Народ по¬
верил, а ему набросили на шею петлю и, как в столетия
монголо-татарского ига, поволокли за конем.
И погнали народ через рабство.
От марксизма, от Ленина, от революции было усвоено:
давить! И это ’’давить’' было перенесено на всю дальней¬
шую жизнь...
И я вчитываюсь, вчитываюсь в газету...
Поморщился на подоконник: в окурках, горках пепла...
И пол тоже, чтоб ему!.. Семен Григорьевич огляделся... И
это кабинет начальника революционной службы по охране
трудового люда? Надо взять из дома веник и самому подме¬
тать. Ну не хватает на все!
С удовлетворением подумал о допросах: удаются. А ко¬
ли начистоту, то работу чека на три четверти обеспечивают
доносы. Без них, считай, встанет машина по "обезвреже-
нию" всего несогласного с большевиками элемента.
Доносы, конечно, не украшают людей, но новая мораль
требует жертв. Иначе, как до чистого дойти?..
Не ведает товарищ Чудновский, каков он со стороны.
Самый коротенький из мужчин — и тот определенно
окажется подлиньше (при старом режиме был освобожден
от воинской повинности). Зато в плечах — ну самый настоя¬
щий хват. И басище — аж ноги играют в коленях. Дамы
тонкого воспитания, случалось, на допросах пускали под
себя, не говоря уж об обмороках. И глаза: веки припухлые,
толстые, багровые, белки тоже кровью подернуты (от недо¬
сыпов). При этом весь в черной коже, ремнях и с маузером
(маузеру он дает работу, не "ржавит", ведет счет классовому
врагу). И все ничего, пока за столом, на подушках. А вот
вскочит, пойдет...
Вот показания свидетеля из той, полувековой с лишним
давности:
"Даже бывалому, стреляному человеку устоять было не
под силу, а ведь ему приводили голодных, замерзших, обезу¬
мевших от переживаний и потрясений. А ну покукуй в каме¬
ре на кислой капусте... Гнилая она. вонючая, поносы от нее...
120
Иркутская свобода
В камере холодюга. А параша?.. Нарочно не выдумаешь
унижения подлее. И тут не человек, а явление! Не сомне¬
ваюсь: он это сознавал — и пользовался. За жизнь уже при¬
вык к обидам за рост. А голосина?! И в лице никакой игры
чувств. Отвратительная белая маска. Подавляющее боль¬
шинство сразу же ломалось. Я свидетелем проходил, передо
мной он не играл. Да и что играть? Я почти мальчиком был,
едва за шестнадцать шагнул... Но и от естественности его
было жутко... Понаплел я ему... Он только записи делал.
Никакой душевной силы возражать — вот даже на ноготок!
Не потому, что я совсем желторотым был. Что значит жел¬
торотый? Брата схоронил. Отца на глазах пристрелили... И,
насколько знаю, не один я себя так вел. Крест на моей сове¬
сти... Знаете, что такое пахнуть тюрьмой?..'’
Помнится, я ответил, что в своем Отечестве мы все пах¬
нем тюрьмой.
Я уже понял тогда: тотемный знак России — трупы...
ГЛАВА 21
’’ТВОЯ НАВЕКИ — АННА”
Верховного Правителя России адмирала Колчака так
или иначе предали все, кроме Анны Тимиревой.
Анна Васильевна родилась в 1893 году, умерла в
1975-м. Ее отец — Василий Ильич Сафонов1 — пианист, ди¬
рижер, с 1889 года был директором Московской консервато¬
рии. В 1906—1909 годах жил в США, был дирижером филар¬
монии и одновременно директором Национальной консерва¬
тории в Нью-Йорке. Затем вел концертную работу в России,
создал свою пианистическую школу — среди его учеников:
Скрябин, Гедике, сестры Гнесины и другие. В 1912 году ос¬
новал музыкальную школу на Кавказских Минеральных Во¬
дах (ныне музыкальная школа № 1 в г.Пятигорске), где име¬
лась стипендия на его деньги.
Анна Васильевна, как и все дети Сафоновых, родилась в
Кисловодске, в просторном родовом доме. Их было десять
детей, Анна была шестым по счету ребенком в семье.
Всю жизнь Анна Васильевна была стройной и милой,
просто очаровательной, но все помнят ее только... седой.
Очень пышные, густые волосы, но все до единого седые. У
нее были желто-коричневые глаза и чистый приятный голос.
Образование получила домашнее и гимназическое. Свобод¬
но владела французским и немецким.
Анна Васильевна вышла замуж за Сергея Николаевича
1 В советской литературе имя Сафонова практически отсутствовало
вплоть до 50-х годов. 100-летний юбилей его был отмечен в 1959-м. Победа
Вана Клиберна на Первом международном конкурсе им. П.И.Чайковского
(Москва. 1958) вызвала волну интереса к творчеству Сафонова, т.к. В.Клиберн
является учеником Р. Я. Бесси-Л евиной. принадлежащей к пианистической
школе Сафонова.
122
"Твоя навеки — Анна"
Тимирева — военно-морского офицера. Последние Тими-
ревы были уже людьми чисто интеллигентных профессий.
В 1914 году Анна Васильевна родила сына Владимира и
почти тогда же, весной, за четыре месяца до войны, они по¬
знакомились в Гельсингфорсе (Хельсинки) с Колчаком. И
полюбили друг друга.
Судьба распорядилась так, что встречи их были не час¬
ты. И только уже в 1918-м в Харбине они нашли друг друга,
чтобы быть вместе. Всего два года спустя — выдача в Ир¬
кутске Александра Васильевича, тюрьма, расстрел любимо¬
го человека и чернота заточения для нее на хмногие годы.
Анна Васильевна Тимирева оставила после себя воспо¬
минания. Я не мог прочесть их в годы, когда складывал
свою книгу. Следы прошлого не были доступны взгляду,
хотя я мучительно пытался разглядеть их. Лишь чьи-то кос¬
венные свидетельства, скупые и очень осторожные, позволя¬
ли увидеть ничтожный штрих, услышать обрывок голоса. И
даже эта кропотливая и осторожная работа таила в себе
риск разбиться. А воспоминания Анны Васильевны к тому
же были ею утаены до лучших времен, когда наконец рас¬
падутся объятия скелета-чудовища и люди смогут дышать
полной грудью, и псы-чекисты не будут бежать за ними,
ловя каждое слово, каждое признание... Люди будут распря-
мленно, с достоинством ходить по земле...
История борьбы Александра Васильевича с большевиз¬
мом, история его и ее любви являются частью содержания
’’Огненного Креста”. Но главным для меня представлялось
все же другое, оно захватывало меня, не давало покоя: на
судьбах Александра Колчака и Анны Тимиревой я старался
проследить смысл столкновения так называемого старого
мира с новым, большевизма (коммунистической идеи) с со¬
вокупностью воззрений этого старого мира (весьма широ¬
ких по своему диапазону — от монархических до эсеров¬
ских), и в конечном итоге — Зла и Добра.
Поэтому трагическая история Александра Колчака —
лишь часть того временного пространства, которое подвер¬
галось рассмотрению. Но и то, чего удалось коснуться мне,
тоже, в свою очередь, лишь частичка безмерно огромного
бурлящего котла страстей, хотя, казалось бы, события эти
давно отшумели; сжелтели, стлели даже бумажные свиде¬
тельства тех лет, но в том прошлом все так же могуче бьется
сердце, и та жизнь взывает к честности и справедливости.
Кажется, нет праха миллионов, а живы те люди...
Далеко не все удалось мне. но как работать, собирать
правду по косвенным, порой ничтожным свидетельствам,
123
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
похожим на слабый невнятный шепот? Как писать, если каж¬
дую написанную страницу прячешь, вместо долгого и сосре¬
доточенного изучения этих столбцов букв? И какое это раз¬
думье, когда день и ночь мозг прожигает одна мысль: а как
напечатать свою работу? О какой широте охвата и зрелости
суждений, глубине чувств можно говорить, если жизнь во¬
круг непрерывно грозит расплатой, если из твоего дома
псы-гэбэшники крадут бумаги и три тома дневников.
Люди, исповедующие евангельские истины, помните,
если с крысами не бороться — они загрызут, они рас¬
плодятся, вырастут до размеров гор и задвинут жизнь. И в
этом мире уже ничто не будут значить любовь, честь, прав¬
да, наивность, искренность, простота. Инстинкты заменят
чувства, нажива — справедливость, хитрость заменит благо¬
родство. И невежество создаст свое искусство, от которого
будут чугунеть души. Сытость станет высшей ценностью.
Приказ сильного — оправданием любого злодейства. И
нравственным утвердится лишь то, что помогает делать
деньги, набивать карман. И в этом мире все можно будет ку¬
пить, дело будет лишь за ценой. "Розы против стали”.
Мир и существует лишь потохму, что у Добра есть свои
воины, ибо для полчищ крыс нет желанней занятия, чем
грызть горло Добру. И если внимательно приглядеться, уви¬
дишь, как уже много этих крыс. У них человеческие лица, го¬
лоса. Они одеты в человеческие одежды, но это трупоеды,
это те самые крысы. Их основное занятие — плодиться и
упиваться Злом. Мучения людей для них — наслаждение,
слезы и плачь — праздник. И они карабкаются одна другой
на спину, все выше, копошливей — только бы дотянуться до
горла Добра...
Когда я прочел воспоминания Тимиревой, то с удовлет¬
ворением отметил — интуиция художника меня не подвела,
и искажений в характере Александра Васильевича и в отно¬
шениях его с Анной Васильевной нет. Даже наоборот, мною
угаданы такие подробности этих отношений, такие слова,
чувства, что поверить, будто я не прочитал о них, не узнал
из документов, будет невозможно... и не поверят.
А я все это принял сердцем и там прочитал...
Анна Васильевна начала писать воспоминания в семь¬
десят четыре года. Под пером оживало столь дорогое, ми¬
лое сердцу прошлое...
’’Восемнадцати лет я вышла замуж за своего троюрод¬
ного брата С.Н.Тимирева. Еще ребенком я видела его, когда
проездом в Порт-Артур — шла война с Японией - - он был у
нас в Москве. Был он много старше меня, красив, герой
124
’’Твоя навеки — Анна”
Порт-Артура. Мне казалось, что люблю — что мы знаем в
восемнадцать лет! В начале войны с Германией у меня ро¬
дился сын, а муж получил назначение в штаб командующего
флотом адмирала Эссена. Мы жили в Петрограде, ему при¬
шлось ехать в Гельсингфорс. Когда я провожала его на вок¬
зале, мимо нас стремительно прошел невысокий, широко¬
плечий офицер.
Муж сказал мне: ”Ты знаешь, кто это? Это Колчак-По-
лярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции”.
У меня осталось только впечатление стремительной по¬
ходки, энергичного шага...”
Лишь в песне человек не лжет.
Знаменные распевы Флор Федорович почитал вершиной
хорового пения.
— Это, — говаривал он Татьяне, нисколько не робея
перед ее консерваторской ученостью, — душа, смысл бытия,
так сказать, первичное, а уж после — лишь блесточки, мишу¬
ра, игра линий и красок, но не тот первозданно-трагический
и величавый смысл, вопрос, с которььм разум обращается к
жизни и вечности. И не возражай! Пойми: потому и недости¬
жима эта глубина для всей последующей музыки... Что та¬
кое фольклор в музыке? В своем коренном выражении он ис¬
ходит из церковного пения, знаменного пения, канта. В пер¬
вую очередь это выражение именно церковных текстов и на¬
строений. Церковь — хранительница исторической памяти,
того духовно-целого, что объединяло людей в смутные и
грозные времена нашествий и народного бедствия. Где на
Руси обретали университеты?.. То-то... Церковь являлась не
только одним из институтов власти, но и монолитом рус¬
ской культуры. А Россия?.. Разве ширилась единственно
из-за удали лихих людей или алчности государей? Ведь пре¬
жде всего рабство создало Россию — во всем множествен¬
ном смысле этого понятия, в том числе и географического.
Холопы искали, куда можно утечь от кнута, нищеты, и про¬
бивались за синие дали, складывали головы, а шли. И мно¬
жилась русская земля, потому что за ними поспевал кнут,
очень плотно и скоро, а рабы подавались еще дальше, а
кнут и в это ”еще дальше". Господи, синее небо, солн¬
це и проклятье поклонов, подневольный труд.
Зачем это, кто это создал, почему за Россией вечным
клеймом: только так и строят жизнь, не сбежишь, не отмо¬
лишься... Кнут.
И опять Флор Федорович заговаривал о любезном серд¬
цу хоровом пении, о "Многие лета" Федорова, о Дегтяре¬
ве холопе Шереметева. Его хоровые сочинения особенно
125
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
волновали. Дегтяревский ’’Отче наш” в портесном стиле
Флор Федорович слушал не один десяток раз — шедевр!
Анну Васильевну спас красногвардеец-венгр1. Это он вы¬
вел ее из тюрьмы. В конторе никто и не заметил. Чисто про¬
вернул.
— Вы такая молодая, — сказал он. — Вы непременно
должны жить. Адмиралу теперь не надо помогать, вы сво¬
бодны... Здесь все сбесились. Трупами можно мостить доро¬
гу до Владивостока. Сейчас же ступайте на вокзал — и лю¬
бым способом уезжайте. Председатель губчека хвастался
перед нашим командиром роты, что не сегодня-завтра каз¬
нит и вас. Мой товарищ подсмотрел ваше имя в списке для
расстрела. В эту смену везде стоят венгры — они не прого¬
ворятся. Мы решили, что вы должны обязательно жить. Но
учтите: сюда возвращаться нельзя, погубите нас.
Этот красногвардеец, судя по всему, служил в интерна¬
циональной роте товарища Мюллера. Земной поклон твоей
душе, человек...
Подложные документы для Тимиревой добыл Федо¬
рович по просьбе Татьяны. Уж как встретились Струнникова
и Тимирева — нам не дано знать. Унесла эту историю Анна
Васильевна с собой.
О судьбе венгра-красногвардейца ничего не известно, а
Струнникова, Федорович, Чудновский и сын Тимиревой за¬
платили жизнями за причастность к судьбе адмирала.
А тогда лишь мысль о сыне и дала волю для сопротивле¬
ния судьбе.
Величаво-кроваво всходило солнце России — Сталин.
В Казани силы Косухина иссякли. На подводе привезли в
госпиталь, а там — на носилки: в совершенной потери памя¬
ти человек. Хотя какой он человек? С улицы что ли?.. Комис¬
сар он, в мандате так и значится...
Покачиваются носилки, а Саня ни звука, глаза закатил.
В головах вместо подушки — узелок со сменой белья и мау¬
зер с комиссарской сумкой. Встречные качают головами:
держать тебе, комиссар, отчет по всей форме перед самим
Господом Богом.
И впрямь не жилец.
Пульс поначалу и не прощупывался. Камфарой только и
спугнули безносую. Надолго ли?..
Вот и побегли золотые составы без Косухина. Но и то
1 Согласно официальной версии она освобождена но амнистии в октябре
1920 года. — Ред.
126
’Твоя навеки Анна’’
правда: никакой тревоги за них — РСФСР! Проводная связь
по железной дороге, как в старое время, без перебоев...
Воинских частей довольно и, в общем, власть на местах ус¬
тойчивая, не считая крестьянских мятежей, уж очень Анто¬
нов свирепствует, но он больше по Воронежской, Тамбов¬
ской и Пензенской губерниям, а на Украине — Махно.
Пометался в бреду Саня, пропустил через себя не один
пал сорокаградусных температур (простыни ожигают тело,
тело сухим листом, по лицу могильные тени, и бледное, ни
кровинки), а выдержало молодое сердце. К июню перемог
воспаление легких и всякие сопутствующие осложнения: за¬
румянился, перестал платок мазать кровью, шутить пробует
и на сестер этак долго поглядывает: пощупать бы. давно за
титьки не держался, ей-ей, не повредит...
Воспрял хлопчик.
И уже прикидывает себя на обратный путь: ждет его
Особый отдел родной Пятой. Хлопот-то: Сибирь еще всю
переворачивать, из Забайкалья вытурять Семенова, Дальний
Восток делать красным, а там японцы, китайцы да опять же
белые...
Однако не дождался Саню Особый отдел родимой
Пятой.
Велели явиться в Казанский горком партии; как по тре¬
воге подняли: топали, бегали, искали обмундирование и
прочие шмотки. Маузер не сыскали — сперли, да ничего, но¬
вый добудется. И сапоги подменили на дырявые английские
башмаки — ну пальцы торчат! Братва гремела костылями,
махрой смолила, гадала, откудова спешность, вроде пацан и
невелик званием. А внизу, под окнами, в тени, остывал гор¬
комовский ’’фордик”. Шофер, как полагается, во всем кожа¬
ном, в скрещенных ремнях и защитных очках на лбу. Витязь
при двадцати одной лошадиной силе. На сестер и не по¬
глядывает балаболки. Мало ли что им любопытно. Их
сколько, а он такой —- один...
Явился Саня Косухин на вызов. Секретарь горкома —
всех взашей из кабинета, достает бумагу из стола. Сам
прямой, серьезный.
— На, товарищ, читай.
Глаз сразу схватил ’’молния” — из Москвы! И тут же
сердце к горлу выхлестнуло: от Ленина!
Мама родная, Ленин! Аж мелко ноги затряслись. Сам
Ильич!
Электрическими разрядами в сознании слова: товарищу
Косухину незамедлительно прибыть в Москву к Председа¬
телю Совнаркома.
127
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
К самому Ленину!..
А что, и прибыл. Для порядка доложился Дзержинско¬
му — прямой начальник. Через несколько дней проводили
его чекисты в Кремль. Встретил товарищ Мальков, комен¬
дант Кремля1, — лихой матрос из Кронштадта, тот самый,
что дал вечное успокоение Каплан. По причине принадлеж¬
ности к революционному Балтфлоту еще в бушлате и беско¬
зырке, на околыше и ленточках золотыми буквами — ’’Диа¬
на” — название крейсера. Встретил по-братски, шутками, но
сильно заторопил: Ильич уже спрашивает.
Ильич!..
У Косухина аж ладони повлажнели. Вышагивает за Пав¬
лом Мальковым, невпопад отвечает; знай ладони о галифе
украдкой вытирает — с вождем, надеждой всех трудящихся
и угнетенных, сейчас здороваться.
Ленин!..
Из-за важности командировки снабдили его в Казани и
новой кожанкой высший командирский и чекистско-ко¬
миссарский шик, и новыми, синими галифе — чуть-чуть
моль пожрала под коленкой справа... да и маузер выдали в
деревянной кобуре и, само собой, взамен дырявых — новые
английские ботинки с крагами: их на голени надевают и ре¬
мешками затягивают. Все чин по чину. Солнце даже успело
лицо тронуть загаром — притерло бледность. Совсем мо¬
лодцом Александр Косухин.
Мальков даже поинтересовался о ботинках: где оторвал
такие, со скрипом. Даешь советскую власть!..
Сына Тимиревой, Володю, арестовали в 1938-м в Москве
и отправили на Север, на лесоповал. О его гибели Анна Ва¬
сильевна узнала случайно только в 1953 году, находясь в
очередной раз в лагере.
Самой же ей после пятого ареста, в 1938 году (тогда она
получила 8 лет лагерей), запретили жить в Москве и ряде
других городов. Поселилась она на 101-м километре от
Москвы, в Завидове, на расстоянии, наименьшем из допусти¬
мых для людей с пораженными правами. Ее приютила жен¬
щина, у которой муж погиб в лагерях. Вскоре эта женщина
приютила и адвоката Колокольникова.
Когда Колокольников дошел до последней степени изну¬
рения, его выкинули из лагеря; пожалели даже патрон: сам
сдохнет. Выжить в подобном состоянии уже никто не мог.
Павел Дмитриевич Мальков блаюполучно миновал все чисчки и загло¬
ты "женевской" твари и написал книгу "Записки коменданта Московскою
Кремля" (М.. 1962).
128
Твоя навеки Анна”
Лютые морозы должны были доконать доходягу зэка. А
он-таки перемогся и добрался до своих - от деревни к де¬
ревне, в санях, телегах, на попутных грузовиках. Никто не
интересовался ни документа^ми, ни просто им — ну труп
трупом, даже подойти боязно: а вдруг заразный, вон... язва
на язве.
Из Уфы Колокольников вернулся домой, в Москву.
Жил в страхе — ведь вернулся без документов и нахо¬
диться на свободе не имел права, так как значился по всем
лагерным прописяхМ умершим (околевать от мороза и был
выпущен за зону).
Если стучали или звонили, Колокольников прятался за
шкаф: люди не должны его видеть. Соотношение доносите¬
лей к честным людям Колокольников узнал после ареста —
ну ничтожный кусочек жизни оставался без доносов. Новое
сообщество людей, за укоризненно-малым исключением,
прорубало себе дорогу к светлой доле доносами.
Это потрясло не только Колокольникова. Всеобщая гра¬
мотность тут в самый раз, нс напрасно села страна за парты.
В беспокойные хрущевские годы народился прожект о
наказании доносителей - уж очень много на них крови.
Если не наказать в судебном порядке, то сделать хотя бы
известными имена. А как иначе?.. По их вине легли в землю
миллионы и еще больше прожило жизнь в унижениях и пре¬
следованиях. Да "женевская" тварь весь свой аллюр взяла
на доносах. Куда ей без них!..
В те годы только и тыкали пальцами: этот продал сосе¬
да, а имуществом с женой соседа завладел; этот доносил на
самого Зорге (автору книги показывали такого, им оказался
известнейший журналист из газеты ’’Известия”, выполняв¬
ший накануне второй мировой войны обязанности осведо¬
мителя НКВД в советском посольстве)... А этот... предавал
писателей, сам будучи автором серьезных литературоведче¬
ских изысканий, а вот тот (начальник отдела кадров в изда¬
тельстве), служа в НКВД, насиловал перед расстрелом жен¬
щин, приговоренных к смерти (сболтнул однажды по пьянке,
хотя люди и без того знали, так или иначе все становится
известным)... а тот, этакая воплощенная благопристойность
(он сейчас ответственный редактор), заглядывал к соседям,
сослуживцам, есть ли на стенах портрет Сталина... Это мо¬
жно было слышать каждый день и видеть этих граждан — в
почете, достатке, жирке благополучия...
Стоустая молва стала причислять к доносителям едва ли
не половину населения страны.
Фантастическая цифра!
5—91
129
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Кто же тогда эти люди, которые ходят, смеются вокруг
нас?..
А ежели напрячься и вспомнить, как едва ли не десятиле¬
тиями мучали академика Сахарова, а народ безмолвст¬
вовал — поискать другое общество. чтобы безмолвствовало
вот так единодушно. Если бы только безмолвствовало!
Сахаров... Последние слова, которые я услышал от него
(мы шли к раздевалке после заседания Съезда народных де¬
путатов СССР):
— Никогда не говорите о паро ле плохо! Никогда!..
А я всего лишь заметил Андрею Дмитриевичу, что при¬
зыв к всеобщей забастовке страна те приняла — народ еще
не достиг той степени возмущения п сознательности, когда
готов откликнуться на такой призыв...
Скорее всего, эта цифра ”в ноле!раны” правдива.
Что и говорить, после семнадцатого года люди прошли
солидную выучку, новыми стали это уж определенно.
В общем, усох прожект в кабиле те Никты Сергеевича.
Не может же Россия сама себя высечь
Андрей Дмитриевич, я просто хочу, чтобы народ исторг
гварей из своего организма, сколько бы их ни было.
А Федорович все святш в паюли каждый день с Таней.
Идет и слушает, что уже не верну.?., не увидеть...
- ...А ведь знаешь. Таня, я б>л\ проклят в Отечестве -
гакова моя участь. Забыл обязательно, однако, скорее
всею, забит толпой, холя отдал дю Лям жизнь — ничего не
было своего... И все же долг исполню не стану у большеви¬
ков холопом и подпевалой, одобряющим их преступления (и
сразу вспомнил слова Колчака, вьиитал их в протоколе:
'Жизнь Родине — я отдам, а честь никому!”).
Эго выше страха смерти...
А Таня прерывала его горестные признания поцелуями,
как бы смывала боль слов.
Воз так, одна за другой вставали в памяти Федоровича
картины недавнего прошлого г Таня. Разговор этот имел
место в день ее гибели. Себя готовил к смерти, а легла в
землю она...
День этот в ничтожных подробностях отложился в намя¬
ли. И разговор тог оказался для Три Фэ своего рода клятвой
Тане, ее завещанием. Ведь весь ро i С трунниковых сгинул в
опыте строительства нового Отечества — самом рождении
оного.
130
"Твоя навеки Анна "
Так ясно в памяти Таня: каждый вечер, каждое сло¬
во... Всю жизнь блуждал и нашел родную душу. Жене все
написал - и расстались И как звездный путь - мигом
обернулось это схождение. Покарал Создатель за адмирала.
Это именно так: иочувс. ковал он тогда, на встрече с адми¬
ралом. Как сердце таких ю: Неспроста это.
Флор Федорович высох. почернел, сухим жаром cbcimt
глаза. Кисти рук будто покрупнели и в то же время свободно
торчат из рукавов.
Боль утраты не ушла. Нет, она все та же злая, огромная
собака. Эта собака лежи) рядом и не кусает, а, случается,
рвет из него жизнь куска ми и ничто не может ее унять ..
Все доложил Косухин о золоте вождю: и как вышибали
из белочехов, и как везли, помянул и допросы Колчака. Осо¬
бенно заинтересовал Ленина рассказ о том, как в Иркутске
(еще до победы восстания) Косухин выдавал себя за чинов¬
ника колчаковского минисчсрства: все высмотрел, опреде¬
лил свое место — и уж разил наверняка. Очень это пришлось
вождю, искристо так засмеялся и руки потер.
О казни Колчака спр<кил. пощурился, ушел в себя, поба¬
рабанил пальцахми по с юлу.
Ничто не смел тай н» Косухин и на расспросы вождя да¬
вал самые обстоятельные о1веты, можно сказать, исповедо¬
вался. Уставился себе на руки, ссутулился и ровно так, без
выражения, выговаривас! ну как на духу. Слов не подби¬
рал — как есть, все назына i своими именами. Казалось, буд¬
то раскалывает себя пополам. Взглянет быстро на вождя —
и опять упрется взглядом в свои руки.
Ленину и без того че ловек на один зубок, враз понятен, а
этот и вовсе засветил - со всех сторон свой.
Ничего не утаил Кос\хин: и как в детстве грызла ма¬
чеха — редкий день без еле 5 и побоев; как сбежал из дома и с
четырнадцати годов зажил сам по себе; как рубил уголь на
донецких шахтах; как пои ле октябрьского переворота вер¬
нулся домой и сделал все. чтобы имущество отца-торговца
было национализирован»). Что еще?.. Да, в девятнадцатом
взяли в плен гайдамаки Где?.. В Валуйках — это в Воро¬
нежской губернии. Пы!.1.ш до остервенения, а все же утек
из-под расстрела. Знаег. как ломают кости и что за табак —
ждать пули...
Ни слова не пропустил вождь. Заметил Саня, очень по¬
нравилась вождю наци лк.лизация имущества родителей сы¬
ном. В одобрение сложились складки на лице. Такие люди
Ильичу по туше: сама правда и сам здравый слмысл. Народ,
5*
131
Ю Н. Власоь. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
одним словом. Не то что интеллигенция - словеса, зыб¬
кость, ревность друг к другу и подлость.
Саня наполнился такой признательностью: аж зарозо¬
вел. Вдруг прерывающимся голосом заявил, чго товарищ
Ленин может распоряжаться его жизнью. Опустил голову,
заиграл желваками...
Так и жил адвокат Колокольников в небытии, вроде не
существуя во плоти. Наконец ею жена и сыскала в Завидове
ту самую сердобольную женщину, которая не отказала в
приюте Тимиревой.
Дело только за документами. Перекрестились — и напи¬
сали в МТБ. Ясное дело, там косо посмотрели на самоволь¬
ное воскрешение бывшего зэка. Надо полагать, не тронули
Колокольникова по его очевидной ветхости — и одного до¬
проса не выдержит. Дает вот иногда сбой ’’женевское”
устройство. Возьмет вот — и прощелкнет вхолостую. И все¬
лился Колокольников в тот дом на 101-м километре — на
расстоянии безопасности для ’’синего воинства”. Не у всех
был затоптан в душе огонек добра и сострадания, не все раз¬
меняли честь и достоинство на пятиконечные выгоды и клы¬
ки. Поклон тебе, безымянная женщина!..
В Завидове Колокольников и сдружился с Тимиревой и
много-много узнал.
После это заплелось, закружило и приблудило к Самсо¬
ну Игнатьевичу — жадному до любой подробности о том
смутном времени, почти историку по обилию знаний. Во
всяком случае, он обладал качествами настоящего историка:
был открыт всем фактам, не закрывал глаза на те, которые
не нравились, не подгонял их и не обращал в ложь, а только
удивлялся и сокрушался всем невероятным вывертам жизни.
Трудно ему приходилось без образования, зато не обре¬
менял себя условностями различных школ и доктрин. Он со¬
бирал факты и нанизывал их один на другой, а уж после
строил выводы: надо признать, нередко просто сногсши¬
бательные — ну разящая правда, и только она самая. Без
единого научного оборота, философских нравоучений, ссы¬
лок, подтасовок во имя ’’интересов народа”, поклонов идо¬
лам общества — одна голая беспечная правда...
По общему разумению, такой человек не может быть ни
историком, ни вообще серьезным источником сведений - ну
ни один факт и вывод не повернут под вьп оду: все —- неоте¬
санные и в своем первородном виде. Да и знания-то у него,
образование таких и к бумаге с пером подпускать нельзя.
И не подпускают.
132
' Теон навеки - Анна"
И в самом деле, что может знать человек без диплома и
ученой степени? Серьезной науке такие без надобности.
И вообще сочинения и разные 1 ам труды не могут иметь
ценности без прописи о них в газетах или публичного их
одобрения.
А если по совести, то подобные авторы и ученые могут
представлять интерес лишь для ’’женевской” твари. Самсон
Игнатьевич не был столь прост и, без сомнения, соображал,
кто в Отечестве поставлен надзирать за умственной начин¬
кой людей.
Что тут объяснять: человек человеку друг и брат — это
наша коммунистическая заповедь.
Это Самсон Игнатьевич отлично понимал и посему ни¬
когда не высовывался. ’’Втирал” свои законные двести грам¬
мов и тешил себя игрой на губной гармошке и душещипа¬
тельными ’’маринками”.
Она не лопнула,
Она не треснула,
А только шире раздалась,
Была же тесная...
Через пять месяцев после победы Октябрьской револю¬
ции, 28 марта 1918 года, Троцкий выступит с докладом на
Московской городской конференции РКП, еще через семь
месяцев с небольшим Колчак получит в Омске диктаторские
полномочия и будет провозглашен Верховным Правителем
России.
Доклад Троцкого озаглавлен: ’’Труд, дисциплина, по¬
рядок”1.
Смысл доклада — не только необходимость срочного
создания качественно новых Вооруженных Сил Республики с
обязательным отказом от выборных начал командирского
состава, но и признание сомнений среди коммунистов в це¬
лесообразности революции.
’’...Несомненно, что мы переживаем период внутренней
заминки, больших затруднений и, главное, самокритики, ко¬
торая, будем надеяться, поведет к внутреннему очищению и
новому подъему революционного движения.
Мы ведем свою родословную, как власть, от октябрь¬
ской революции, от которой кое-кто из тех, кто держался в
рядах близких к нам или шел параллельно с нами, склонен
теперь как будто отказываться. И еще теперь октябрьская
' См.: Троцкий Л. Труд, дисциплина, порядок спасут социалистическую
советскую республику. Доклад на московской городской конференции РКП
28 марта 1918 г. M.. Книгоизд. “'Жизнь и знание”. 1918.
133
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
революция рассматривается многими мудрецами не то как
авантюра, не то как ошибка.
...В течение ряда лет, предшествовавших революции 1917
года, мы не только предсказывали неизбежность новой ре¬
волюции, но мы утверждали, теоретически предвидели, что
если эта революция придет к победоносному завершению,
то она обязательно поставит у власти рабочий класс, опи¬
рающийся на все беднейшие слои населения. Наш оправдав¬
шийся в октябре анализ называли утопией. Теперь называют
утопией нашу социалистическую перспективу, нашу комму¬
нистическую программу.
...Наша революция выросла из войны, а война мобили¬
зовала и организовала наиболее отсталые темные народные
массы из среды крестьянства, придала им военную организа¬
цию и таким путем заставила их в первую эпоху революции
оказывать прямое и непосредственное воздействие на ход
политических событий...
Мы и раньше знали, что нам не хватает необходимой ор¬
ганизации и дисциплины, необходимой исторической шко¬
лы. Но это нисколько не мешало нам с открытыми глазами
идти к завоеванию власти. Мы были уверены, что всему нау¬
чимся и все наладим.
...Отсюда разлив дезорганизаторских настроений, инди¬
видуалистических, анархических, хищнических тенденций,
которые мы наблюдаем особенно в широких кругах деклас¬
сированных элементов страны, в среде прежней армии, а за¬
тем в известных элементах рабочего класса... Мы были бы,
товарищи, слепцами и трусами, если бы видели в этом
какую-нибудь роковую опасность, гибельный симптом...
Если раньше политическая задача состояла в агитации, в
пропаганде, в завоевании власти, в выборах, то теперь орт а-
низация железных дорот, создание на них трудовой дисцип¬
лины, полной ответственности каждого за свой пост это
все представляет политическую задачу нашей партии. Поче¬
му? Потому, что если мы с этим не справимся, это значит,
что мы будем опрокинуты, и в мировой истории пролета¬
риата великим минусом учтется этот факт.
...Если в Европе не будет революции, если европейский
рабочий класс окажется неспособным подняться против ка¬
питала в результате этой войны, если бы это чудовищное
предположение осуществилось, это означало бы, что евро¬
пейская культура осуждена. Это означало бы, что на исходе
мощного развития капитализма в результате той мировой
бойни, в которую мировой капитализм вверг народы, евро¬
пейский рабочий класс оказался неспособным овладеть
властью и освободить Европу от кошмара империалист иче-
134
"Твоя навеки ----- Анна”
ского ада. Это означало бы, что Европа обречена на разло¬
жение, на вырождение, на возвращение назад. ...Если все это
совершится, то]да, разумеется, не устоять и нам. Но у нас
нет решительно никаких оснований для принятия такого ро¬
да чудовищной гипотезы, мы убеждены, что европейский
пролетариат в результате этой войны и. вероятно, еще в про¬
цессе ее, поднимется: его толкает на эточ путь новое насту¬
пление на Западном фронте...
Вы читали основные положения, с которыми обращается
к вам Народный Комиссариат по военным делам. Мы счи¬
таем, что, так как дальнейшее развитие международных от¬
ношений может уже в ближайший период снова поставить
нас перед жестокими военными испытаниями, нужно для
ближайшего же периода создать прочные и надежные кадры
армии, и именно они не могут быть образованы на принципе
всеобщего обязательного набора потому, что в ближайшие
два месяца мы такого набора не произведем.
...Это один из вопросов организации армии, а именно
вопрос о привлечении военных специалистов, т.е. попросту
говоря, бывших офицеров и генералов, к созданию армии и
к управлению ей...
При теперешнем режиме в армии — я говорю вам это
совершенно открыто — выборное начало является полити¬
чески бесцельным, а технически нецелесообразным, и декре¬
том оно уже фактически отменено...
Вопрос о создании армии есть для нас сейчас вопрос
жизни и смерти..."
По приказу вождя определили товарища Косухина к са¬
мому Дзержинскому, в аппарат ВЧК, но уже через несколь¬
ко недель срочно направили опять на Восток, аж за Байкал,
начальником Военного контроля Народно-Революционной
Армии Дальневосточной республики: выстроили-таки за¬
слон против японцев!
Подналег Косухин на дела, по всей Сибири заюлила бе¬
лая сволочь и саботажники. Не щадил никого — да за на¬
родную кровь и горе мало этим тварям одной смерти!
Все вспоминал беседу с вождем, до ничтожной подроб¬
ности отложилась в памяти. Почему-то стал казаться себе в
том прошлом, в кабинете Ленина, каким-то сухим, невесо¬
мым и очень горячим, складывалось это в его представлении
в клинок сухой, прямой, ну одна разящая сталь...
В августе все того же, 1920, года принял Косухин дол¬
жность директора главного департамента Государственной
политической охраны. Для Дальневосточной республики это
то же, чю ВЧК для РСФСР, хозя и Военный контроль — су¬
135
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
губо чекистская организация. Только он (Военный контроль)
шерстил в основном воинские части республики: отвеча л за
их революционную чистоту и надежность.
На прощание товарищи из Военного контроля вручили
ему памятное письмо:
’’Уважаемый товарищ Косухин!
Мы, работники Военного контроля Народно-Революци¬
онной Армии Дальневосточной республики, прощаясь с Ва¬
ми, искренне сожалеем, что высшая власть и партия
коммунистов-большевиков, отзывая Вас для новой работы,
вырывает Вас из нашей дружной семьи, сплоченной общими
заданиями и общими политическими убеждениями. За все
время нашего совместного сотрудничества с Вами мы виде¬
ли в Вас только человека, глубоко преданного общему делу
революции, и хорошего товарища. Несмотря на невозмож¬
ные условия нашей работы в Дальневосточной республике,
несмотря на всевозможные выпады со стороны сконцентри¬
ровавшейся здесь контрреволюции, Вы твердо стояли на
своем посту начальника Военного контроля нашей армии, не
считаясь ни со здоровьем, ни с жизнью.
Мы желаем Вам продолжать и в советской России прове¬
дение в жизнь великих задач коммунизма и стойко защи¬
щать добытые кровью завоевания трудового народа.
В.Удинск, 24 августа 1920 года'.
В ноябре все того же нескончаемо длинного 1920 года
Косухин уже в Архангельске — на должности начальника
Особого управления охраны северных границ. Уже опыт, по¬
вадки бывалого человека и обложен горем и риском, а го¬
дов — все те же двадцать.
В 1922 году врачи находят у Косухина туберкулез, мало¬
кровие и неврастению в тяжелой форме.
Неблагодарный это труд — карать людей.
Косухин принимает должность на Кубани, поближе к
солнцу: авось выжжет хворь. Он теперь начальник информа¬
ции Особого отдела Девятой армии в Краснодаре.
На этой должности и лег в землю товарищ Косухин. Вы¬
шагнул он за предел возможностей человеческой жизни — и
рухнул, ненадолго пережил главного вождя. И солнышко не
подсобило.
Ничего не хотел для себя Косухин в революции и Ле¬
нине видел освобождение и счастье трудовых людей.
В 1949 году Тимиреву снова арестовали и сунули в ла¬
герь ведь обнимала Колчака, курва!
Вышла на волю после смерти Сталина. Только в 1956 го¬
136
'Твоя навеки - Лина”
ду получила она наконец ответ из прокуратуры о гибели сы¬
на (в 1942 году) и одновременно извещение о полной реаби¬
литации его. Вот так. признаем: угробили, но по злостной
ошибке, виновных в том нет. дело государственное, утрите
слезы этой самой бумажкой.
И продолжали молиться на Сталина — дух его и тень. И
благодарная рабоче-крестьянская Россия в искренней любви
к усопшему вождю клеила на вет ровые стекла своих автомо¬
билей портреты генералиссимуса: это ничего, что убивал —
разве это порок?.. Порок, когда масло и мясо дорожают...
Потому и возили на стеклах лик вождя - назад, к вождю,
зато в старые цены.
Актеров подбирали на роль Джугашвили, протискивали
имя усопшего владыки в учебники и всесоюзные доклады —
ну нельзя искоренять из сознания народа, ну все государство
сработано и живет по его уставу.
И молятся...
О судьбе бывшего мужа (Сергея Тимирева) Анна Василь¬
евна ничего не ведала: исчез, растворился в пекле междо¬
усобной борьбы. То ли встал под пули заложником, то ли
помер от тифа или голода, то ли эмигрировал, как младшая
сестра Анны Васильевны, осев в США. То ли...
Остаток жизни Анна Васильевна бедовала в Москве, на
Солянке, — аж дрожь берет: впритык со Старой площадью,
всем строительно-архитектурным ансамблем власти.
До последних дней Анна Васильевна сохраняла живой
ум, привлекательность и самоотверженную преданность
памяти Александра Васильевича Колчака — своей глубокой
любви. Так и сплелись навеки два одинаковых начала
имен-отчеств...
Прав ты. железный адмирал, не накрыли тебя андреев¬
ским флагом, зато освятила горячая и истовая женская
любовь. Неизвестно еще, что краше и почетней.
Приятель рассказывал мне о своем соседе. Пусть соседа
зовут Евгений Гаврилович.
Рассказы приятеля произвели на меня впечатление и с
тех лет хранятся у меня пачкой записок. Разбирая самые раз¬
личные бумаги (уже написав "Огненный Крест"), я нат¬
кнулся на эту пачку. Записи относятся к 1981 году. Тогда, в
дни отпуска (отпуск я назначаю себе сам. никто не может по¬
мешать мне. ведь я работаю дома за письменным сТолом).
мы мно1 о плавали, гоняли на велосипедах и очень много за¬
горали. О чем только не переговоришь в эти часы и дни!..
Евгений Гаврилович работал в райисполкоме и без како¬
137
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
го-либо смущения втолковывал моему приятелю — челове¬
ку солидной образованности и знаний:
"Партийный биле г мой вездеход, райисполком -
кормушка. Я все1да буду прав, а ты, будь хоть трижды док¬
тором наук, однако правым не будешь, ну хоть гы лопни! Я
тебе дам этому доказательства сотни раз, а у тебя ни в
одном случае ничего не выйдет, гы никогда ничего не дока¬
жешь, пойми, дурья башка’ Я со своими восьмью классами
плевать хотел на таких, как ты!..”
В другой раз он внушал моему знакомому:
"’Солженицын, Сахаров, еще там Высоцкий орет, спекта¬
кли разные, в промышленности недовыполнения плана, брак
забивает склады... Это все оттого, что распустили народ.
Демократия (а, как помнит читатель, сю тогда и не пахло. —
Ю.В.). Вот я тебе скажу: вызову к себе за невыполнение пла¬
на директора или начальника цеха и говорю: ”Не выпол¬
нишь государственный план — размажу тебя!” И еще как ра¬
ботали! Знали — не жить им, если встанут поперек общего
движения...”
В гой пачке много листков с высказываниями этой
расхоже-выдающейся личности по самым неожиданным
явлениям нашей жизни, и среди них — следующая:
’’Лишать водки народ нельзя. Если народ перестанет
пить — он начнет думать, а это... Тут он всем обществом и
шаг нет на улицы с требованиями — и про водку забудет! В
России было, есть и будет: вопрос о водке — вопрос
власти...”
Мой приятель утром Нового года поздравил Евгения
Гавриловича и пожелал ему счастья. Евгений Гаврилович
выматерился и ответил:
’’Нужны твои поздравления! Я что, член политбюро?
Знаешь, о каком счастье я мечтаю? Чтоб было у меня пять
кило денег — и все сотенными!”
Разве могла она, его Анна, забыть ту фотографию...
’’Был как-то вечер в Собрании, где все дамы были в рус¬
ских костюмах, и он попросил меня сняться в этом костюме
и дать ему карточку. Портрет вышел хороший, и я ему его
подарила. Правда, не только ему... Потом один знакомый
сказал мне:
— А я видел Ваш портрет у Колчака в каюте.
— Ну что ж такого, — ответила я, — этот портрет не
только у него.
— Да, но в каюте у Колчака был только Ваш портрет и
больше ничего”.
138
’’Твоя навеки Анна”
Анна Васильевна сохраняла неподдельное уважение к
Софье Федоровне — жене Колчака. Это тем более удиви¬
тельно, ведь они были соперницами. Видно, весь мир этих
людей отличали чувства высокой пробы.
"Она была очень хорошая и умная женщина и ко мне от¬
носилась хорошо, — рассказывает Тимирева. — Она, конеч¬
но, знала, что между мной и Александром Васильевичем ни¬
чего нет, но знала и другое: то, что есть, — очень серьезно,
знала больше, чем я. Много лет спустя, когда все уже кончи¬
лось гак ужасно, я встретилась в Москве с ее подругой, вдо¬
вой адмирала Развозова, и та сказала мне, что еше тот да
С.Ф. говорила ей:
— Вот увидите, Александр Васильевич разойдется со
мной и женится на Анне Васильевне”.
Ленин претворял свои утопические схемы в жизнь на жи¬
вом теле народа, так сказать, чертиj. по всему обилию мяса
и слез, кровь же годилась на смазку.
Главный Октябрьский Вождь был убежден: эго право
ему предоставила история, уж. во всяком случае, прогресс,
это точно...
Ленин с его предельно рациональным мышлением, стре¬
млением всех подчинить одной правде, с его беспощадной
жестокостью к любой политической оппозиции, любому
инакомыслию, с его глубоким убеждением в том. что он
главный, первый вождь и что все прочие истины не имеют
права на существование и должны быть подавлены, не мог
не стать величайшим в истории тираном
Вне мира революционных догм для Ленина нет ни красо¬
ты, ни гармонии, ни развития, ни вообще ничего достойно¬
го. Недаром все художническое в нем. все артистическое, что
дала природа, сводилось к восторгу романом Чернышев¬
ского "Что летать9".
Диктатор был искренен, когда говорил, что его любимое
произведение - ”Что делать?". По художественному уров¬
ню эго не роман, это прокламация, это революционная
агитка. Художественного в нем столько же, сколько в алю¬
миниевой стружке.
Такой человек не мог не стать величайшим в истории ти¬
раном тираном во имя добра. И кровь во имя добра зали¬
ла землю и подступила аж к прорези рта, так что дышать
надо было стоя на цыпочках.
Этот человек был одержим страстью одеть весь мир в
одежду своих идей. Он не сомневался, что несет человечеству
(не людям, нет. а человечеству) избавление. Во имя уничто¬
139
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жения бедности на земле была учреждена величайшая жесто¬
кость, вобравшая опыт всех тиранов, и несправедливость.
И никто не смел сомневаться. Так повелел, утвердил, ос¬
новал и организовал Ленин.
После Ленина осталась не философия революции, а ре¬
лигия, в точности отвечающая церковному догмату: верую
не разумея.
Так называемое ’’грузинское дело” проявило действи¬
тельные отношения в партии — не дружное, полное взаим¬
ного доверия строительство нового государства, а бесприн¬
ципная борьба за власть, поедание жизней и обучение целого
народа лжи...
Умирающий вождь никому не был интересен. Теперь,
когда от него ничего не зависело, его мнением, заповедями
можно было просто пренебречь. Важно было выкрикивать
обязательные лозунги-до! мы, совершая под их прикрытием
любые беззакония и извращения в политике.
...У Чижикова имелись все основания быть в восторге от
Мундыча — ”щит и меч” революции оказались у него в ру¬
ках, а что это такое, Иосиф Виссарионович понимал куда
как больше, нежели его соперники по партии.
В кляузно-неприятном деле Мундыч предал главного
вождя, так сказать, знамя партии, выступив против. В этой
обстановке предательства (Сталин, Дзержинский, Орджони¬
кидзе...) Ленин вынужден был обратиться за помощью к
Троцкому. Как говорится, укатали Сивку крутые горки.
И обратиться не только за помощью, но и с последним
напутствием к партии перед смертью, приближение которой
он явственно чувствовал.
Недоверие ко всем прежде близким товарищам по пар¬
тии оказалось настолько сильным, можно сказать, непрео¬
боримым, что Ленин обратится только к Троцкому, еще в
недавнем прошлом своему политическому противнику, ’’Иу¬
душке” Троцкому.
Так звериная хватка Сталина высветила подлинные от¬
ношения в партии, все расставив по местам. Поневоле нач¬
нешь метаться и прятать бумаги от своего товарища по пар¬
тии (Сталина), как это делал Ленин накануне последнего
^мозгового удара...
И другими эти отношения быть не могли. Ибо все в ми¬
ре соответствует природе вещей. Дело, замешанное на
дьявольском принципе вседозволенности (этично все, что
служит революции), не могло злее самой сильной кислоты
не разъесть и это сообщество революционеров. Они изна¬
чально были обречены на взаимную ненависть, недоверие и
злое, кровавое соперничество...
140
Тви.ч навеки - Анна"
'Мы ехали во Владивосток, - писала Анна Васильев¬
на. Мой муж, Тимирев, вышел в отставку из флога и был
командирован советской властью туда для ликвидации воен¬
ного имущества флота. Брестский мир был заключен, война
как бы окончена.
...Вскоре я уехала в Японию — продала свое жемчужное
ожерелье на дорогу. Потом приехал он. Туг пришло письмо
от моего мужа. Классическое письмо: я не понимаю, что я
делаю, он женат, он не может жить без меня, я потеряю
себя, вернись и т.д. и т.д."
Анна Васильевна никогда не забывала тот день и час, ко¬
торый определил ее судьбу. Это случилось в Харбине (ныне
Мукден. — Ю.В.).
■’...Время шло, мне пора было уезжать — я обещала вер¬
нуться. Как-то я сказала ему, что пора ехать, а мне не хо¬
чется уезжать.
- А вы не уезжайте.
Я приняла это за шутку, но это шуткой нс было.
— Останьтесь со мной, я буду Вашим рабом, буду чис¬
тить Ваши ботинки, Вы увидите, какой это удобный инсти¬
тут”.
13 декабря 1931 года Сталин принял в Кремле немецкого
писателя Эмиля Людвига (его перевод биографии Вильгель¬
ма Второго на русский имел определенный успех1).
На вопрос писателя о том, не носит ли его, Сталина, дея¬
тельность черт Петра Первого, генеральный секретарь ЦК
ВКП(б) ответил, что он всего ’’только ученик Ленина и цель
моей жизни — быть достойным его учеником... Что касается
Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море,
а Ленин — целый океан”.
Людвиг говорит:
’’Мне кажется, что значительная часть населения Совет¬
ского Союза испытывает чувство страха, боязни перед Со¬
ветской властью и что на этом чувстве страха в определен¬
ной мере покоится устойчивость Советской власти...”
’’...Неужели Вы думаете, что можно было бы в течение
14 лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных
масс благодаря метолу залу! ивания, устрашения? — отве¬
чает Сталин. Нет. это невозможно...’*
В ответе на следующий вопрос Сталин гак же категори¬
чен.
.•1к»днн1 3. Iloc.ie.niiii’ I огениоллерн (Вильгельм И). Л.. 1929.
141
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
’’...Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не по¬
терпели бы теперь власти одного лица...”
После ряда вопросов Людвиг задаст еще один, весьма
любопытный:
’’Что Вас толкнуло на оппозиционность?..’’
Сталин отвечает:
’’...Другое дело православная духовная семинария, где я
учился тогда. Из протеста против издевательского режима и
иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов
был стать и действительно стал революционером, сторонни¬
ком, марксизма как действительно революционного учения”.
Людвиг уточняет ответ генерального секретаря ЦК
ВКП(б):
”Но разве Вы не признаете положительных качеств
иезуитов?”
Сталин отвечает обстоятельно, не спеша:
”Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе
для осуществления дурных целей. Но основной их метод —
это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство. Что
может быть в этом положительного? Например, слежка в
пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а
когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже
за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые
ящики... Что может быть в этом положительного?”
Людвиг говорит о том, что наблюдает в Советском Со¬
юзе ’’исключительное уважение ко всему американскому...
даже преклонение перед всем американским...” И спраши¬
вает: ’’Чем Вы это объясняете?”
Сталин возражает:
”...У нас нет никакого особого уважения ко всему амери¬
канскому. Но мы уважаем американскую деловитость во
всем...”
И развивает свой ответ после нового вопроса Людвига:
”...Но если уже говорить о наших симпатиях к какой-ли¬
бо нации или, вернее, к большинству какой-либо нации, то,
конечно, надо говорить о наших симпатиях к немцам. С эти¬
ми симпатиями не сравнить наших чувств к американцам!”
Людвш удивленно спрашивает:
’’Почему именно к немецкой нации?”
По характеру ответа видно, что вождь отвечает не заду¬
мываясь:
’’Хотя бы потому, что она дала миру таких людей, как
Маркс и Энгельс. Достаточно констатировать этот факт
именно как факт”.
Анна Васильевна в своих воспоминаниях доносит до нас
142
’’Твоя навеки — Анна’’
один из самых трагических разговоров с Александром Ва¬
сильевичем, по мысли — трагическом и возвышенном, хотя
Александр Васильевич ни о какой возвышенности и не по¬
мышлял, медленно прохаживаясь с родной женщиной по
арестантскому дворику и исповедуясь ей. А она слушала
его - по существу, совсем девочка, достаточно избалован¬
ная и родной семьей (отца), и вниманием мужчин, а теперь
вдруг грубо, страшно врубленная в самый гранит могиль¬
ных дней и часов.
"Мне он был учителем жизни, и основные его положе¬
ния: "Ничто не дается даром, за все надо платить - и не
уклоняться от уплаты” и "Если что-нибудь страшно, надо
идти ему навстречу - - тогда не так страшно" были мне
поддержкой в трудные часы, дни, годы.
И вот, может быль, самое страшное мое воспоминание:
мы в тюремном дворе вдвоем на прогулке - нам давали
каждый день это свидание, и он говорит:
—- Я думаю: за что я плачу такую страшную цену? Я
знал борьбу, но яе знал счастья победы. Я плачу за Вас — я
ничего не сделал, чтобы заслужить это счастье. Ничто не
дается даром".
Бедняки должны взять власть и уничтожить паразитов,
коли те сами не хотят расстаться со своим неправеднььм су¬
ществованием - это лозунг большевизма. И уже не лозунг,
а программа действий. "Жить без паразитов" - любой, кто
добывает себе на жизнь честным трудом, поставит под этим
лозунгом подпись. Но коли брошен лозунг и свят этот ло¬
зунг, то под сенью е» о, в свою очередь, уже все свято. И уже
любая несправедливость, любые жестокости, любые извра¬
щения власти и тяготы жизни вообще все во имя этой
свя1осги. и все должно быть святым.
Роптать против эго все равно что выступить против
справедливейшего из лозунгов, все равно что выступить за
паразитов и бездельников, за угнетение рабочего человека,
за все позорно-неправедные пути жизни, то есть поднять ру¬
ку на самою святость принципа, лозунга, который вопло¬
щает народ.
Так именем революции действует контрреволюция, са¬
мое оголтелое насилие и ограбление трудовых сословий об¬
щества.
Где бы марксизм ни ставил опыт, то бишь где бы марк¬
систы ни приходили к власти, революция заканчивалась дик¬
татурой. насилием, истреблением людей, нуждой и беспо¬
щадным подавлением личности.
Насилие всегда будет создавать лишь самое себя, то есть
143
Ю.П В.кн-ов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
насилие будет лепить насильников и униженных, непрестан¬
но воспроизводя несправедливость.
Я хорошо помню конец 40-х годов, когда КПСС еще на¬
зывалась ВКП(б). В ту пору я был комсомольцем. Отноше¬
ние к людям, преподавание в школах и высших учебных за¬
ведениях, существо искусства — все утверждало одну и ту же
истину: люди, нс владеющие марксизмом, не поклоняю¬
щиеся Марксу, Ленину, Сталину (Энгельс был не гак важен
в этом перечислении, к тому же ему не спускали критических
высказываний о России, хотя бы о Крььмской войне
1853—1855 годов), а тем более не принимающие догм марк¬
сизма (таких не было, но их присутствие как бы предполага¬
лось, и пропаганда, агитация яростно атаковали этих нспри-
сутствующих во плоти людей), -- неполноценные, органиче¬
ски враждебные народу, заслуживающие любого насилия, в
том числе их жены, дети. О женщинах-"буржуйках" говори¬
ли только в выражениях и тонах, исключающих какое бы то
ни было иное отношение, кроме насилия — насилия в бук¬
вальном, непосредственном значении этого слова. Нас так
воспитывали, натаскивали, приучали к беспощадности -- всё
некрасного цвета исключает жалость и человеческое отноше¬
ние, к таким доступны любые действия, будь то оскорбле¬
ния, убийства, издевательства и насилия. Буржуй, капита¬
лист, небольшевик (несколько другое дело беспартийный в
своей стране) — это скрытые враги, их можно обманывать,
предавать, уничтожать.
При подготовке к изданию своей работы "Особый район
Китая" я наткнулся на очень выразительный документ и
вздрогнул: настолько содержание его, даже мне, привычно¬
му к советскому извращенному восприятию мира, показа¬
лось диким. Это была рекомендация очень крупного воен¬
ного хирурга, который писал руководству соответствующих
карательно-разведывательных служб о том, что оперативная
работа может весьма выиграть, если применить такой-то на¬
бор ядов, который очень трудно, к примеру, отличить от пи¬
щевого отравления или последствий ишемии. Этот крупный
военный хирург советовал использовать реи ггеновский ап¬
парат для смертельного облучения пациентов, коих жела¬
тельно убрать. Этот хирург работал среди ответственных
лиц, обслуживал их за рубежом. Они доверяли ему, лечились
у него семьями. И этот хирург все это считал моральным и
добровольно излагал как опыт многолетней работы и разду¬
мий.
Я бы не вспомнил тот случай, если бы не знал этого че¬
144
"Твоя навеки Анна
ловека1. В детстве я любил его, играл с ним, знал его сына. А
сам хирург был в доверительных отношениях с моим от¬
цом...
Этим развращением людей мы обязаны только марк¬
сизму и ленинизму. Какие уж тут "розы против стали”...
Только они, последователи Ленина, знают, что на душе у
народа — только им дано знать, никому другому. Никогда
ни в чем они не спрашивают совета у народа — они только
приказывают, а точнее — указуют. Указуют, награждают и
карают.
Вся наша действительность недавних десятков лет — это
их постоянное заигрывание с народом, но такое, в котором
исключалось здоровое правдивое слово. И в то же время —
грубость, бесцеремонность с каждым человеком в отдель¬
ности. Ибо каждый ничтожен перед государством палачей.
”...А ты. человек, живущий в государстве палачей, ничто¬
жнее кахмня; тебя стирают в порошок, делают солдатом, вы¬
нуждают вступить в армию, а армия идет в поход — ибо так
ей приказывают волки — и убивает людей в мирной стра¬
не”.
Эта мирная страна — прежде всего Родина твоя и вол¬
ков...
На вложенные народом пот и кровь в народное хозяй¬
ство можно было бы, без всякого преувеличения, построить
пять-шесть современных Россий, если не ляпать ошибки, о
которых уже шла речь, ошибки, за которые народ платил го¬
лодом, нуждой, вечными очередями, бесчестьем льгот, раз¬
ложением, кровью и гибелью...
И за все это ему говорят: на колени, славь, и он славит
людей и систему, которые породили эту одну надорванную
Россию вместо здоровых и полнокровных пяти-шести Рос¬
сий.
В конце 50-х годов в просьбе о реабилитации Анна Ва¬
сильевна писала:
”Я была арестована в поезде адмирала Колчака и вместе
с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его и была с ним
близка и не могла оставить его в последние дни его жизни.
Вот, в сущности, все. Я никогда не была политической фигу¬
рой. и ко мне лично никаких обвинений не предъявлялось”.
Каждый день того прошлого Анна Васильевна перебира¬
ла в памяти многие тысячи раз.
Сколько же боли и горя принесли так называехмые со¬
юзники. Не будь их "заботливого” участия, он остался бы
! Генерал-майор медицинской службы Андрей Яковлевич Теребин.
145
Ю.П. B.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕС1
насилие будет лепить насильников и униженных, непрестан¬
но воспроизводя несправедливость.
Я хорошо помню конец 40-х годов, когда КПСС еще на¬
зывалась ВКП(б). В ту пору я был комсомольцем. Отноше¬
ние к людям, преподавание в школах и высших учебных за¬
ведениях, существо искусства — все утверждало одну и ту же
истину: люди, не владеющие марксизмом, не поклоняю¬
щиеся Марксу, Ленину, Сталину (Энгельс был не гак важен
в этом перечислении, к тому же ему не спускали критических
высказываний о России, хотя бы о Крымской войне
1853—1855 годов), а тем более не принимающие догм марк¬
сизма (таких не было, но их присутствие как бы предполага¬
лось, и пропаганда, агитация яростно атаковали этих нспри-
сутствующих во плоти людей), -- неполноценные, органиче¬
ски враждебные народу, заслуживающие любого насилия, в
том числе их жены, дети. О женщинах-"буржуйках" говори¬
ли только в выражениях и тонах, исключающих какое бы то
ни было иное отношение, кроме насилия — насилия в бук¬
вальном, непосредственном значении этого слова. Нас так
воспитывали, натаскивали, приучали к беспощадности -- всё
некрасного цвета исключает жалость и человеческое отноше¬
ние, к таким доступны любые действия, будь то оскорбле¬
ния, убийства, издевательства и насилия. Буржуй, капита¬
лист, неболыпевик (несколько другое дело беспартийный в
своей стране) — это скрытые враги, их можно обманывать,
предавать, уничтожать.
При подготовке к изданию своей работы "Особый район
Китая" я наткнулся на очень выразительный документ и
вздрогнул: настолько содержание его, даже мне, привычно¬
му к советскому извращенному восприятию мира, показа¬
лось диким. Это была рекомендация очень крупного воен¬
ного хирурга, который писал руководству соответствующих
карательно-разведывательных служб о том, что оперативная
работа может весьма выиграть, если применить такой-то на¬
бор ядов, который очень трудно, к примеру, отличить от пи¬
щевого отравления или последствий ишемии. Этот крупный
военный хирург советовал использовать рентгеновский ап¬
парат для смертельного облучения пациентов, коих жела¬
тельно убрать. Этот хирург работал среди ответственных
лиц, обслуживал их за рубежОхМ. Они доверяли ему, лечились
у него семьями. И этот хирург все это считал моральным и
добровольно излагал как опыт многолетней работы и разду¬
мий.
Я бы не вспомнил тот случай, если бы не знал этого че¬
144
"Твоч навеки 4нча
ловека1. В детстве я любил его, играл с ним, знал его сына. А
сам хирург был в доверительных отношениях с моим от¬
цом...
Этим развращением людей мы обязаны только марк¬
сизму и ленинизму. Какие уж тут ’’розы против стали’4...
Только они, последователи Ленина, знают, что на душе у
народа — только им дано знать, никому другому. Никогда
ни в чем они не спрашивают совета у народа — они только
приказывают, а точнее — указуют. Указуют, награждают и
карают.
Вся наша действительность недавних десятков лет — это
их постоянное заигрывание с народом, но такое, в котором
исключалось здоровое правдивое слово. И в то же время —■
грубость, бесцеремонность с каждым человеком в отдель¬
ности. Ибо каждый ничтожен перед государством палачей.
”...А ты, человек, живущий в юсударстве палачей, ничто¬
жнее ка^мня; тебя стирают в порошок, делают солдатом, вы¬
нуждают вступить в армию, а армия идет в поход — ибо так
ей приказывают волки — и убивает людей в мирной стра¬
не”.
Эта мирная страна — прежде всего Родина твоя и вол¬
ков...
На вложенные народом пот и кровь в народное хозяй¬
ство можно было бы, без всякого преувеличения, построить
пять-шесть современных Россий, если не ляпать ошибки, о
которых уже шла речь, ошибки, за которые народ платил го¬
лодом, нуждой, вечными очередями, бесчестьем льгот, раз¬
ложением, кровью и гибелью...
И за все это ему говорят: на колени, славь, и он славит
людей и систему, которые породили эту одну надорванную
Россию вместо здоровых и полнокровных пяти-шести Рос¬
сий.
В конце 50-х годов в просьбе о реабилитации Анна Ва¬
сильевна писала:
”Я была арестована в поезде адмирала Колчака и вместе
с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его и была с ним
близка и не могла оставить его в последние дни его жизни.
Вот, в сущности, все. Я никогда не была политической фигу¬
рой. и ко мне лично никаких обвинений не предъявлялось”.
Каждый день того прошлого Анна Васильевна перебира¬
ла в памяти многие тысячи раз.
Сколько же боли и горя принесли так называемые со¬
юзники. Не будь их "заботливого” участия, он остался бы
Генерал-майор медицинской службы Андрей Яковлевич Теребин.
145
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
’’...Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не по¬
терпели бы теперь власти одного лица...”
После ряда вопросов Людвиг задает еще один, весьма
любопытный:
’’Что Вас толкнуло на оппозиционность?.’’
Сталин отвечает:
’’...Другое дело православная духовная семинария, 1де я
учился тогда. Из протеста против издевательского режима и
иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я ютов
был стать и действительно стал революционером, сторонни¬
ком, марксизма как действительно революционного учения”.
Людвиг уточняет ответ генерального секретаря ЦК
ВКП(б):
”Но разве Вы не признаете положительных качеств
иезуитов?”
Сталин отвечает обстоятельно, не спеша:
”Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе
для осуществления дурных целей. Но основной их метод —
это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство. Что
может быть в этом положительного? Например, слежка в
пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а
когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже
за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые
ящики... Что может быть в этом положительного?”
Людвиг говорит о том, что наблюдает в Советском Со¬
юзе ’’исключительное уважение ко всему американскому...
даже преклонение перед всем американским...” И спраши¬
вает: ’’Чем Вы это объясняете?”
Сталин возражает:
”...У нас нет никакого особого уважения ко всему амери¬
канскому. Но мы уважаем американскую деловитость во
всем...”
И развивает свой ответ после нового вопроса Людвига:
”...Но если уже говорить о наших симпатиях к какой-ли¬
бо нации или, вернее, к большинству какой-либо нации, то,
конечно, надо говорить о наших симпатиях к немцам. С эти¬
ми симпатиями не сравнить наших чувств к американцам!”
Людвиг удивленно спрашивает:
’’Почему именно к немецкой нации?”
По характеру ответа видно, что вождь отвечает не заду¬
мываясь:
’’Хотя бы потому, что она дала миру таких людей, как
Маркс и Энгельс. Достаточно констатировать этот факт
именно как факт”.
Анна Васильевна в своих воспоминаниях доносит до нас
142
’’Твоя навеки — Анна’’
один из самых трагических разговоров с Александром Ва¬
сильевичем, по мысли — трагическом и возвышенном, хотя
Александр Васильевич ни о какой возвышенности и не по¬
мышлял, медленно прохаживаясь с родной женщиной по
арестантскому дворику и исповедуясь ей. А она слушала
его ----- по существу, совсем девочка, достаточно избалован¬
ная и родной семьей (отца), и вниманием мужчин, а теперь
вдруг грубо, страшно врубленная в самый гранит могиль¬
ных дней и часов.
’ Мне он был учителем жизни, и основные его положе¬
ния: "Ничто не дается даром, за все надо платить - и не
уклоняться от уплаты" и "Если что-нибудь страшно, надо
идти ему навстречу - - тогда не так страшно" были мне
поддержкой в трудные часы, дни, годы.
И вот, может быть, самое страшное мое воспоминание:
мы в тюремном дворе вдвоем на прогулке — наги давали
каждый день это свидание, и он говорит:
- Я думаю: за что я плачу такую страшную цену? Я
знал борьбу, но де знал счастья победы. Я плачу за Вас — я
ничего не сделал, чтобы заслужить это счастье. Ничто не
дается даром".
Бедняки должны взягь власть и уничтожить паразитов,
коли те сами не хотят расстаться со своим неправедным су¬
ществованием - это лозунг большевизма. И уже не лозунг,
а программа действий. "Жить без паразитов" - любой, кто
добывает себе на жизнь честным трудом, поставит под этим
лозунгом подпись. Но коли брошен лозунг и свят этот ло¬
зунг, то под сенью его, в свою очередь, уже все свято. И уже
любая несправедливость, любые жестокости, любые извра¬
щения власти и гяготы жизни вообще все во имя этой
СВЯ1ОСГИ. и все должно быть святым.
Роптать против это все равно что выступить против
справедливейшего из лозунгов, все равно что выступить за
паразитов и бездельников, за угнетение рабочего человека,
за все позорно-неправедные пути жизни, то есть поднять ру¬
ку на самою святость принципа, лозунга, который вопло¬
щает народ.
Так именем революции действует контрреволюция, са¬
мое оголтелое насилие и ограбление трудовых сословий об¬
щества.
Где бы марксизм ни ставил опыт, то бишь где бы марк¬
систы ни приходили к власти, революция заканчивалась дик¬
татурой. насилием, истреблением людей, нуждой и беспо¬
щадным подавлением личности.
Насилие всегда будет создавать лишь самое себя, то есть
143
Ю.П. B.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
насилие будет лепить насильников и униженных, непрестан¬
но воспроизводя несправедливость.
Я хорошо помню конец 40-х годов, когда КПСС еще на¬
зывалась ВКП(б). В ту пору я был комсомольцем. Отноше¬
ние к людям, преподавание в школах и высших учебных за¬
ведениях, существо искусства — все утверждало одну и ту же
истину: люди, нс владеющие марксизмом, не поклоняю¬
щиеся Марксу, Ленину, Сталину (Энгельс был не гак важен
в этом перечислении, к тому же ему не спускали критических
высказываний о России, хотя бы о Крымской войне
1853—1855 годов), а тем более не принимающие догм марк¬
сизма (таких не было, но их присутствие как бы предполага¬
лось, и пропаганда, агитация яростно атаковали этих непри¬
сутствующих во плоти людей), — неполноценные, органиче¬
ски враждебные народу, заслуживающие любого насилия, в
том числе их жены, дети. О женщинах-"буржуйках" говори¬
ли только в выражениях и тонах, исключающих какое бы то
ни было иное отношение, кроме насилия — насилия в бук¬
вальном, непосредственном значении этого слова. Нас так
воспитывали, натаскивали, приучали к беспощадности •— всё
некрасного цвета исключает жалость и человеческое отноше¬
ние, к таким доступны любые действия, будь то оскорбле¬
ния, убийства, издевательства и насилия. Буржуй, капита¬
лист, небольшевик (несколько другое дело беспартийный в
своей стране) — это скрытые враги, их можно обманывать,
предавать, уничтожать.
При подготовке к изданию своей работы "Особый район
Китая" я наткнулся на очень выразительный документ и
вздрогнул: настолько содержание его, даже мне, привычно¬
му к советскому извращенному восприятию мира, показа¬
лось диким. Это была рекомендация очень крупного воен¬
ного хирурга, который писал руководству соответствующих
карательно-разведывательных служб о том, что оперативная
работа может весьма выиграть, если применить такой-то на¬
бор ядов, который очень трудно, к примеру, отличить от пи¬
щевого отравления или последствий ишемии. Этот крупный
военный хирург советовал использовать рентгеновский ап¬
парат для смертельного облучения пациентов, коих жела¬
тельно убрать. Этот хирург работал среди ответственных
лиц, обслуживал их за рубежом. Они доверяли ему, лечились
у него семьями. И этот хирург все это считал моральным и
добровольно излагал как опыт многолетней работы и разду¬
мий.
Я бы не вспомнил тот случай, если бы не знал этого че¬
144
"Твоя навеки 4нча
ловека’. В детстве я любил его, играл с ним, знал его сына. А
сам хирург был в доверительных отношениях с моим от¬
цом...
Этим развращением людей мы обязаны только марк¬
сизму и ленинизму. Какие уж тут ’’розы против стали"...
Только они, последователи Ленина, знают, что на душе у
народа — только им дано знать, никому другому. Никогда
ни в чем они не спрашивают совета у народа — они только
приказывают, а точнее — указуют. Указуют, награждают и
карают.
Вся наша действительность недавних десятков лет — это
их постоянное заигрывание с народом, но такое, в котором
исключалось здоровое правдивое слово. И в то же время —
грубость, бесцеремонность с каждым человеком в отдель¬
ности. Ибо каждый ничтожен перед государством палачей.
"...A ты. человек, живущий в юсударстве палачей, ничто¬
жнее камня; тебя стирают в порошок, делают солдатом, вы¬
нуждают вступить в армию, а армия идет в поход — ибо так
ей приказывают волки — и убивает людей в мирной стра¬
не".
Эта мирная страна — прежде всего Родина твоя и вол¬
ков...
На вложенные народом пот и кровь в народное хозяй¬
ство можно было бы, без всякого преувеличения, построить
пять-шесть современных Россий, если не ляпать ошибки, о
которых уже шла речь, ошибки, за которые народ платил го¬
лодом, нуждой, вечными очередями, бесчестьем льгот, раз¬
ложением, кровью и гибелью...
И за все это ему говорят: на колени, славь, и он славит
людей и систему, которые породили эту одну надорванную
Россию вместо здоровых и полнокровных пяти-шести Рос¬
сий.
В конце 50-х годов в просьбе о реабилитации Анна Ва¬
сильевна писала:
"Я была арестована в поезде адхмирала Колчака и вместе
с ним. Мне было тогда 26 лет, я любила его и была с ним
близка и не могла оставить его в последние дни его жизни.
Вот, в сущности, все. Я никогда не была политической фигу¬
рой. и ко хмне лично никаких обвинений не предъявлялось".
Каждый день того прошлого Анна Васильевна перебира¬
ла в памяти многие тысячи раз.
Сколько же боли и горя принесли так называемые со¬
юзники. Не будь их "заботливою" участия, он остался бы
! Генерал-майор медицинской службы Андрей Яковлевич Теребин.
145
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жив, не повели бы его к ледяной проруби дружинники под
командой Чудновского...
"Вот мы в поезде, идущем из Орлска в неизвестность. Я
вхожу в купе. Александр Васильевич сидит у стола и что-то
пишет. За окном лютый мороз и солнце.
Он поднимает голову.
— Я пишу протест против бесчинств чехов — они отби¬
рают паровозы у эшелонов с ранеными, с эвакуированными
семьями, люди замерзают в них. Возможно, «по в результа¬
те мы все погибнем, по я не могу иначе".
Не могу иначе...
Он предполагал месть чехов и союзников: "...в результа¬
те мы все погибнем..."
Анна Васильевна оживляет тот день — последний, чер¬
ную бездну того дня:
"Последняя записка, полученная мною от него в тюрьме,
когда армия Каппеля. тоже погибшего в походе, подступала
к Иркутску: "Конечно, меня убьют, по если бы этого не слу¬
чилось — только бы нам не расставаться".
И я слышала, как его уводят, и видела в волчок его се¬
рую папаху среди черных людей, которые его уводили".
Черных людей...
Нашими очередными соседями по коммунальной квар¬
тире в Военном городке (Щукинская улица, 26) за Покров¬
кой (Покровское-Стрешнево), в которой мы жили с конца
1936 года, оказались Виктор Васильевич, Клавдия Филип¬
повна и их трехлетний сын.
Соседей вселяли не просто жить, а с заданием; оно
заключалось в требовании следить за папой, а когда он на¬
долго уезжал по служебным делам, следить за мамой (по
средствам ли мы живем, как относимся к вождям, каковы
наши знакомства...). Об этом папа гге мог не догадываться,
но узнал, что называется, документально. когда получил на¬
значение послом в Бирму (тогда послов в стране насчитыва¬
лось не гак много из-за ограниченности дипломатических
отношений). И вот тогда часть соседских доносов ему пока¬
зали. "Женевская" тварь как бы обозначила свое доверие. И
в самом деле, не всех же сажать и травить, хотя и весьма же¬
лательно.
Виктор Васильевич был офицером военного времени,
хотя на фронт из Москвы не выезжал — - не берусь утвер¬
ждать. но. как мне кажется, из-за специфических задач, кото¬
рые он выполнял. Являясь общевойсковым офицером, он,
судя но всему, служил в МГБ был осведомителем. Его до¬
клады папа тогда прочитал, его и предыдущих соседей, и да¬
146
’ ’ I во ч навь к и -А нна'
же моей учительницы в годы войны. Эту женщину, очевид¬
но. заставили следить за нами. По скупым замечаниям папы,
ее отчеты отличались ог всех спокойной объективностью.
Мама дружила с моей учительницей, работая в той же шко¬
ле заведующей библиотекой. Зоркое "женевское” око не мо¬
гло упустить такой возможности и. скорее всего, принудило
ее писать ежемесячные отчеты. Это ж какие силы и ресурсы
были задействованы по стране для подобного рода деятель¬
ности! И сколько людей оказались замаранными! Растление
народа в чистом виде... Заставлять дружить — и требовать
доносы, подселять семью — и требовать доносы от ее гла¬
вы: с моралью в передовом социалистическом обществе все
обстояло благополучно.
Эту науку мы с братом начали проходить в детстве. Па¬
па запрещал нам водить в гости друзей без особой надоб¬
ности (и понятно, лишний донос зачем?), требовал вечерами
держать окна зашторенными (донесут, что не читает "клас¬
сиков" или еще что угодно, как по Булгакову. Помните диа¬
лог хмежду Филиппом Филипповичем и Борменталем? О вод¬
ке и власти, которая выпускает водку не сорока градусов, а
тридцати. "Вы можете сказать — что им придет в голову?"
— это спрашивает старый профессор, имея в виду новую
власть. "Все что угодно../’ — отвечает Борменталь. И это
сущая правда: все что угодно!). А раз так — лучше держать
окна зашторенными, а число знакомых свести к минимуму.
Мы имели строгую инструкцию, как и что отвечать на во¬
прос: где работает папа? Махму же папа не посвящал в свою
работу, как после выяснилось, по вполне прозаической для
нашего Отечества причине: если ее арестуют и станут пы¬
тать, то ничего не добьются, даже из области фантастиче¬
ского, потому что она ничего не знает, и это, по расчетам па¬
пы, должно будет сберечь маму, а к своей жизни он отно¬
сился с некоторой обреченностью, хотя очень любил Китай
и работу свою вел с увлечением. Однако, уже смертельно бо¬
лея, папа посвятил меня в очень многое, это мне после
серьезнейшим образОхМ помогло.
В хМарте 1953-го умер Сталин, в начале сентября не стало
папы. Я учился на первом курсе Военно-воздушной инженер¬
ной академии имени Жуковского, в те годы почетно-при¬
вилегированного высшего учебного заведения. Дети самых
знаменитых фамилий учились в ту пору на разных курсах.
Осенью я любил выйти из трахмвая на Покровке и воз¬
вращаться дальше пешком — или через старинный парк (од¬
ни мачтовые сосны на целый километр), или шагать дачной
улочкой к Виндавке. Раза три-четыре моим случайным по¬
путчиком в трамвае оказывался майор П. — наш сосед.
147
Ю.Г1. B.iatue. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
большой любитель градусных напитков. В ту пору стакан
водки можно было по пучить в любом киоске, как стакан га¬
зировки. Стоила она сущие пустяки. Виктор Васильевич
перед возвращением домой имел обыкновение причастит ься
в таком вот киоске — эти будки по-друтому и назвать
нельзя, они ничем не отличались от газетных или театраль¬
ных киосков. Я пить не любил, а в молодости особенно: и
вкус отвратительный, и после гадко, и тренируюсь... В об¬
щем. я ни разу не составил ему компанию, чем всякий раз
повергал в искреннюю печаль. Виктор Васильевич обиженно
моргал красными глазами они у него не теряли красноты
в любое время года.
Однажды (это было осенью 1954 года) он вернулся чрез¬
вычайно возбужденный. Ясное дело, что он не миновал
киоск на Покровке, но не одна водка привела его в такое
светлое возбуждение. На кухне наш сосед усадил меня и по¬
делился новостями - - он не мог их больше держать в себе.
Щеки его, что называется, пыхали румянцем, глаза глянцево
блестели, а курчавые волосы были заметно встрепаны. Эти
глянцево-подернутые глаза изливали и восторг, и трепетное
благоговение, и даже гордость.
Клавдия Филипповна шила в своей комнате, мама недо¬
могала — после смерти папы она часто страдала тяжелыми
головными болями, которые впоследствии перешли в хрони¬
ческий спазм сосудов мозга. Так что мешать горячей речи
майора Виктора Васильевича никто не мог. Правда, я очень
хотел есть и поглядывал на плиту. Там стояли сковороды с
жареной картошкой — наша и соседская. На столе соседей
лоснилась жиром атлантическая сельдь — она ломтиками
лежала в узкой тарелке. ’’Под сто граммов”, — догадался я.
На нашем столике высилась кастрюля с молоком. В моло¬
дости я пил молоко литрами, особливо после тренировок,
когда весь пересыхал от глотки до пят. И отходил до полу¬
ночи сухим жаром, аж губы трескались.
Виктор Васильевич сообщил, что только вернулся с
ближней дачи Иосифа Виссарионовича в Кунцеве. Там, ока¬
зывается, организован музей, и он посетил его в числе пер¬
вых. Это, очевидно, была экскурсия для ’’своих”.
Виктор Васильевич пережил потрясение от быта вождя.
Он рассказывал по-мальчишески запальчиво, слегка выпучи¬
вая глаза:
"Очень скромный. Обычная веранда, там блюдечко со
стаканчиком и помазком для бритья, а на столике следочек
от этого прибора. Годами брился там. Сам брился (надо ио¬
ла! ать. экскурсантам просто позабыли сообщить, чго за ли¬
ком вождя ухаживал парикмахер в чине подполковника, так
148
'Теон навеки Анни
сказать, брадобрей-подполковник — недурно ведь, а?). Тут
же стоят валенки. Не поверишь — заплатки на задничках.
Скромный был... А музыка? Обычный патефон. Слева, спра¬
ва — стопки пластинок. В одной стопке пластинки с его по¬
меткой ’’народная”, а в другой — "ненародная”. Как следил
за музыкой! Он же следил, как идет борьба с космополитиз¬
мом и разной какофонией. А в комнате — диван, продавлен¬
ный даже. На стене вырезка из "Огонька” — репродукция
картины: суворовец рапортует деду о прибытии в отпуск...”
По характеру майор Виктор Васильевич был незлобив,
обожал прислужить и от близости к власти просто млел.
Вскоре он стал адъютантом министра обороны СССР мар¬
шала Малиновского. Я часто видел по телевизору — он в
парадной форме распахивает дверцу открытого автомобиля
после объезда министром обороны войск Московского гар¬
низона, построенных на Красной площади для парада. Ма¬
линовского и мне довелось узнать — он награждал меня
после победы на Олимпийских играх в Риме (1960 год), не¬
сколько раз через офицеров госбезопасности (так красиво
называют гэбэшников, которых в кремлевских залах
полным-полно) подзывал к себе для неторопливой беседы:
расспрашивал о тренировках, Эндерсоне и рекордах. Мар¬
шала выделяло мощное сложение. У меня создалось впечат¬
ление, что Виктора Васильевича все же сгубил ’’женевский"
механизм. При нескольких случайных встречах он кипел не¬
годованием, кому-то грозил, приговаривая, что он-то знает
правду... Тогда развернулась борьба за пост министра обо¬
роны между маршалами Батицким и Гречко. За этой борь¬
бой стояли разные партийные группировки. Очевидно, Вик¬
тор Васильевич не мог не знать от своего покойного шефа
некоторые характеристики деятелей режима, их тайные про¬
делки. Подобные знания да вкупе с угрозами, пусть совер¬
шенно бессильными (что он мог сделать?), не способствуют
долголетию в Отечестве генеральных секретарей и генералов
с синими чекистскими кантами.
Ненадолго пережила мужа и Клавдия Филипповна —
очень мягкая и добрая женщина. Она была моложе мужа.
Клавдия Филипповна умерла, не дожив и до шестидесяти.
В свои курсантские годы я был неравнодушен к ней. Это
была крепкая, полнолицая женщина с серыми глазами и
спокойной речью, полной доброжелательства. Она чувство¬
вала тогда мое отношение и перед смертью звонила ...про¬
ститься.
Мир вашему праху, соседи!
Мир Вам и покой, милая Клавдия Филипповна!..
И вас заморозил ледяной дых скелета...
149
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Когда я уже закончил книгу, мне в руки попал историчес¬
кий альманах ’’Минувшее”, изданный в 1990 году. Из него я
и почерпнул ту информацию, которой при работе над ’’Ог¬
ненным Крестом” не располагал, поэтому и дополняю книгу
сейчас.
’’Анна Васильевна Книпср (Сафонова, Тимирева, Кни-
пер-Тимирева) родилась в 1893 году в Кисловодске. В 1906-м
семья переехала в Петербург, где Анна Васильевна кончила
гимназию кн. Оболенской (1911) и занималась рисунком и
живописью в частной студии С.М.Зейденберга. ...В 1918-
1919-м в Омске — переводчица Отдела печати при Управле¬
нии делами Совета Министров и Верховного правления; ра¬
ботала в мастерской по шитью белья и на раздаче его боль¬
ным и раненым воинам. Самоарестовалась вместе с Колча¬
ком в январе 1920-го. освобождена в том же году по
октябрьской амнистии и в мае 1921-го вторично арестована.
Находилась в тюрьмах Иркутска и Новониколаевска, осво¬
бождена летом 1922-го в Москве из Бутырской тюрьмы. В
1925-м арестована и административно выслана из Москвы
на 3 года, жила в Тарусе. В четвертый раз взята в апреле
1935 года, в мае получила по ст. 58 0 пять лет лагерей, кото¬
рые через 3 месяца при пересмотре дела заменены ограниче¬
нием проживания (’’минус 15”) на 3 года. Возвращена из За¬
байкальского лагеря, где начала отбывать срок, жила в
Вышнем Волочке, Верее, Малоярославце. 25 марта 1938-го.
за несколько дней до окончания срока "минуса”, арестована
в Малоярославце и в апреле 1939-го осуждена по прежней
статье на 8 лет лагерей: в Карагандинских лагерях была сна¬
чала на общих работах, потом художницей клуба Бур-
минского отделения После освобождения жила за 100-м ки¬
лометром от Москвы (ст. Завидово Окт. ж.д.) 21 декабря
1949 года арестована в Щербаковкс как повгорнииа без
предъявления нового обвинения. 10 месяцев провела в
тюрьме Ярославля и в октябре 1950 года отправлена этапом
в Енисейск до особого распоряжения; ссылка снята в 1954-м.
Затем в "минусе” до 1960-го (Рыбинск). В промежутках ме¬
жду арестами работала библиотекарем, архивариусом, дош¬
кольным воспитателем. чертежником, ретушером, картогра¬
фом (Москва), членом артели вышивальщиц (Таруса), ин¬
структором по росписи игрушек (Завидово), маляром (в ени¬
сейской ссылке), бутафором и художником в театре (Ры¬
бинск); подолту оставалась безработной или перебивалась
случайными заработками. Реабилитирована в марте 1960-го.
с сентября того же года на пенсии. В 1911-1918 гг. замужем
за С.Н.Тимиревым. Замужем за В.К.Книпером с 1922-го. до
150
7воя навеки - Анна'
получения ответа прокурора о гибели и реабилитации сына
В.С.Тимирева (1956) носила двойную фамилию. Умерла
31 января 1975".
Стихи. Они вырвались из сердца. Она только записала
их:
Полвека не могу принять —
Нельзя ничем помочь —
И все уходишь ты опять
В ту роковую ночь.
Но если я еще жива
Наперекор судьбе.
То только как любовь твоя
И память о тебе.
Киев. Июль 1969 г.
Анна Васильевна написала эти строки на семьдесят шес¬
том году жизни.
ГЛАВА 22
ЗАРЕ НАВСТРЕЧУ
Гниль интеллигентская и эсеровская насквозь проела
Федоровича. Ведь надо же, привиделся в первые дни
лета диковиннейший сон — не сон, а загадка, раздумье
на жизнь вперед. Во всяком случае, могло пригрезиться и не¬
что общественно-значимое, правильное, исключительно¬
идейное, а вместо этого... В общем, сторукие существа за¬
полнили ночное воображение Флора Федоровича. И какие
сторукие — с виду обычные люди, но в то же время по
своему особому состоянию и возможностям — сторукие.
И все у этих сторуких коллективное. А свое, личное, в
каждом стерто, вытравлено — ну ничем не отличается один
сторукий от другого. Все у них общее, от этого и сказочная
сила. Ведут же происхождение эти необычные создания от
обычных в прошлом людей, так сказать, выведены от двуру¬
ких. Поначалу на земле водились сплошь обычные особи.
Но так повернула жизнь — все личное вступило с ней в про¬
тиворечие, а общее, наоборот, обеспечивало самые что ни на
есть надежные условия выживания. Вступило человечество в
такую эпоху, когда вопрос о превосходстве общего над лич¬
ным прямым образом сказался на рождаемости, то есть
перерождении двуруких в сторуких. У двуруких подруги ча¬
хли, болели, не давали потомства, но, возлюбя сторукого,
сразу же расцветали и приобретали исключительную про¬
изводящую силу.
Не мог выжить двурукий, отмирало все личное. Словом,
общность людей, а нс человек стали единицей измерения че¬
ловечества.
И все эго довольно явственно снилось Федоровичу.
С праведливости ради скажу, пил он именно в те дни изряд¬
но, лаже на ночь стакан самогона: а чтоб забыться...
152
Заре навстречу
Видел он в том кошмарном сне. как исчезают целые го¬
сударства двуруких, то есть нормальных людей, полому что
сторукие всегда сильнее, они послушны, общественны,
скроены на один лад (одно любят, одно носят, одно чи¬
тают), стало быть, и легче управляемы. Аж судорогой про¬
хватывало от тех картин Федоровича. Шептал он в бес¬
памятстве беглого и чрезвычайно летучею сна:
— И все у них будет сторукое: и литература, и живопись,
и спорт, и мечты, и партия, и все-все чувства...
И ему было очевидно, что сторукий человек уже оконча¬
тельно уничтожает двурукого. Общечеловек встает над чело¬
веком. Глаза у него с виду нормальные, но на деле смотрят
наоборот.
И все несторукое самоизживается под напором сторуких.
Мечется во сне Федорович, хрипит:
— За сторукими будущее — это несомненно...
И жаль ему себя и всех граждан: ну резвятся под сол¬
нышком и не ведают, какое им уготовано будущее. Вот до
чего источили эсеро-интеллигентские идеалы Три Фэ. Ведь
отрекся от всякой партийности, а она во сне прет, подсовы¬
вает вещие картины, и с какой политической подкладкой!
Хоть конспектируй в постели...
У сторуких нет обид. Их можно унижать всячески: ли¬
шать имени, прошлого, шпынять, держать за рабочую ско¬
тину. Каждому сторукому при рождении вручается грамот¬
ка, где напечатано, что он — свободный гражданин и вооб¬
ще счастливый (есть и такая графа). И уж как он этим ки¬
чится! И всю жизнь только так и считает. И потому у них
нет, не может быть обид. Они все стерпят, ибо держатся наи¬
главнейшего принципа своего государства: подчинения об¬
щему. Они уже знают наперед: ”я” каждого не может быть
правым. Это ”я” нужно подавлять, растворять в общем. В
общем нет унижения и нет ошибок. Раз общее — значит,
всегда правое и правильное.
Сторукие не ведают справедливости, кроме той, что
является справедливостью всех. Ты прав, ты правдив, за то¬
бой все доказательства, но это — ядовитая правда; она ниче¬
го не значит, так как не является частью справедливости
всех, пусть хоть эта справедливость всех по ноздри мокнет в
крови — разницы нет.
Именно такое состояние, по их разумению, соответ¬
ствует предельному приближению всеобщего благоденствия:
нет гебя. есть общее. И вес уже тут: и общие экономические
задачи, и совместный самый производи! единый труд, и
единство потребностей, и самое главное незыблемость
власти. Ну нет такой силы, дабы качнуть ее, ибо власть для
153
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
сторуких священна. От нее сытость и общая сохранность, а
это, в разумении сторуких, и есть свобода, справедливость и
конечная цель развития общества. И потому власть у стору¬
ких — только в ореоле и всяческих восхвалениях.
У сторуких не бу дез Толстых и Пушкиных. При обяза¬
тельности подчинения всех одним идеям и одной системе по¬
ведения то личное, что составляет общее, не способно под¬
няться до самобытно-великого.
Нет, свое, великое заведется и у сторуких: и в искусстве,
и других проявлениях народного гения. Они имеют полное
представление о величии гения и даже ведут счет множеству
своих премий. Но все великое их является плодом общего:
безликая, обязательно-указующая сила (а потому и выкручи¬
вающая руки всем с рудиментами двурукости) — не столько
игра (и совсем не игра) воображения, страстей, мысли, а ука¬
зующая организованная сила, правильная, как восход и за¬
ход небесных светил, пресная и скучная, как лужа в ненаст¬
ный день.
Куда с такими тягаться двуруким! Да они уже с самого
нежного возраста приспосабливают своих детей к общей
правоте и отказу от себя...
И опять мечется, задыхается во сне Три Фэ, физически
ощущает пришествие той эпохи. Вот она: не грядет, а уже
наступила...
Задремывая и вновь пробуждаясь, Федорович щупал ру¬
коятку браунинга. В бреду полусна мнился он защитой от
сторуких; после приходил в себя, успокаивался и, лежа рас¬
слабленно, уверовал в то, что жив еще жизнью, не засижен¬
ной сторукими.
"Народ, то есть общность людей, еще долго будет ис¬
кать свое счастье, а стало быть, отдавать на муки и погибель
людей необычных, непохожих, ярких. Сторукие от них будут
избавляться. Для них это вопрос выживания. Исторгнуть та¬
ких — и сомкнуться в продолжении единства. Эти... исторг¬
нутые... всегда уместнее (и на месте) — в памяти строк,
бронзе изваяний... Но поначалу сторукие дают их терзать,
убивать и сами презирают и затаптывают, ибо один должен
быть, как все, и все, как один. Кто не вписывается в эту схе¬
му, должен дематериализоваться, каким бы значительным
сам по себе ни был...
Грустная это была ночь.
Летит, крутится, сияет голубо земной шар в мировой
бездне — ни дна, ни начала. Ось у шара скривлена, точнее,
под непонятным наклоном. Полюса магнитные и вовсе ку¬
да-то съехали. То на этом шаре очень холодно, то жарко до
закипания крови в жилах. По разные стороны шара люди
154
Заре навстречу
ходят ногами друг к другу. Внутри шара что-то чрезвычайно
кипит.
И в крохотной точечке шара бледный лохматый человек,
пришлепав к боку браунинг (а как же — защищает!), пы¬
тается склеить жизнь, от которой ему во все дни в основном
было боязно, неуютно и очень больно.
И вот так со всех сторон, даже где океаны, шар засижен
великим множеством говорящих особей, почти каждая из
которых или обижена, или тужится на костях других обрести
новую жизнь. И почти никто, даже верующие в Бога, не слы¬
шат и нс видят это движение шара, с усердием, жадностью
разменивая дни неповторимой и единственной жизни на сле¬
поту и глухоту...
Грустная это была ночь...
Сразу после покушения Каплан Троцкий скажет:
- Когда видишь, что товарищ Ленин лежит тяжелоране¬
ный и борется со смертью, наша собственная жизнь кажется
нам такой ненужной и такой неважной!
Крепко сказано, от души.
Ну, поборники чистоты славянской расы, кто из русских
соратников вождя (пусть их было очень мало) сказал нечто
подобное в те дни?..
Что говорили — факт: и русские, и нерусские, но все
больше с поправкой на себя, возможное изменение своего
будущего. А отречься от себя, войти в боль вождя - не
дотягивали. Потому после и ползали на карачках перед Ста¬
линым ...
Троцкий в отличие от всех других красных вождей никог¬
да не притворялся и не высказывался с прицелом на чье-то
расположение. Избави Бог! В этом он был во сто крат круп¬
нее любого русского и нерусского из тех. что делали ре¬
волюцию. Это в конечном итоге его и сгубило. Это и
еще высокая оценка своих способностей. В общем-то совер¬
шенно справедливая, но позволившая проглядеть опасность.
Сам на интриганство не был способен и нс предполагал это¬
го в других. И даже очень напрасно! И недооценил лучших
друзей покойного вождя. Все в полном соответствии с пого¬
воркой. орел муху не ловит. Вот мухи и зажрали... Льва... А
мухи-то все больше помойные ..
Троцкий выполнил долг перед партией и республикой.
Среди саботажа, измен, разрухи, в крови и неимоверных
трудностях была создана Рабоче-Крестьянская Красная Ар¬
мия — РККА.
Во все последующие десятилетия Троцкому простить не
могли не столько оппозипиоперство. сколько исключит ель-
155
Ю Н. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ную самостоятельность и крупность — все то, что начисто
отсутствовало у вождей послеленинской формации.
О победе в Гражданской войне Троцкий однажды заме¬
тил: из двух зол (белых и красных) крестьяне предпочли
красных, то есть коммунистов...
Откровенно замечено: из двух зол!
На откровенность обычно способны лишь крупные
люди.
К концу Гражданской войны белым противостояла вну¬
шительная сила. По численности РККА даже превосходила
императорскую армию первого периода войны с немцами
(1914—1915) и приблизительно равнялась боевому составу
Советской Армии в период Курской битвы, то есть лета
1943 года.
К 5 декабря 1920 года (все тот же год!) главное командо¬
вание Красной Армии отработало доклад в Реввоенсовет
Республики:
’’Главному командованию поставлена задача сократить
к 15 января (1921 года. — Ю.В.) армию на 2 миллиона чело¬
век, сведя ее с 5 300 000 человек до 3 000 000 человек. Вы¬
полняя эту задачу, главное командование исходило из сле¬
дующих основных соображений.
1. Хотя военные действия на внешнем фронте уже пре¬
кратились, но общая политическая обстановка продолжает
быть таковой, что необходимо быть готовым к быстрому
открытию военных действий в широком масштабе и, во
всяком случае, должно готовиться к этому к весне; в част¬
ности, на Кавказском фронте по политической обстановке не
только не могут быть ослаблены наши Вооруженные Силы,
но должно продолжаться их усиление.
2. В то же время борьба на внутренних фронтах еще не
закончена, в особенности на Украине, где еще не сломлено
окончательно сопротивление Махно и не достигнуто доста¬
точных результатов в борьбе с бандитизмом...
4. Изложенное в первых двух пунктах обязывает Главное
командование при сокращении численности армии сохра¬
нить мощную полевую армию за счет сокращения тылов и
всего обслуживающего элемента, а также войск внутренней
службы, достигая последнего соответственным размеще¬
нием полевых войск для выполнения задач, лежащих на
войсках внутренней службы...”
Документ подписали: Главнокомандующий всеми Воо¬
руженными Силами Республики С.Каменев, член Револю¬
ционного Военного Совета Республики (подпись отсут¬
156
Заре навстречу
ствует. — Ю.В.). начальник полевого генерального штаба
Лебедев.
Знал себе пену Лев Давидович. Как вспоминал Шаляпин,
в театре он соответственно занимал ложу великого князя
Сергея Александровича (”кго был никем, тог станет всем”).
"Я представлял себе Троцкого брюнетом, — писал
Шаляпин в книге воспоминаний ’’Маска и душа”. — В дей¬
ствительности это скорее шатен-блондин со светловатой бо¬
родкой, с очень энергичными и острыми глазами... В его по¬
зе — он, кажется, сидел на скамейке — было какое-то гроз¬
ное спокойствие...”
Сознавал себя великим Лев Давидович и вел себя соот¬
ветственно. Тут уже мелкость проглядывает...
Что до спокойствия... его скоро нарушит Чижиков.
В общем, рыхлил след в истории 1920-й...
Болезненно-вещим сном о сторуких Федорович не то за¬
разил, не то разбередил товарища Денике. Надо полагать,
существует телепатия и тому подобные метафизические вы¬
верты.
А, может, товарищ Денике и сам раскачался до такой
степени душевной взволнованности, почти расстройства, но
факт остается фактом, ему тоже во сне пригрезились вещи
необычные, просто уму непостижимые. Сон этот, безуслов¬
но, вещий — тут никаких сомнений. И если бы только ве¬
щий, а то еще и секретный — ну нельзя разглашать содержа¬
ние ночного бреда (сном это никак нельзя назвать — только
бред): угроза не только собственной жизни, но и устоям рес¬
публики, и если бы только Дальневосточной, а то самой
РСФСР. Хоть описывай данный сон и сдавай на хранение в
секретную часть, однако риск это, верная пуля. Ведь по озна¬
комлении с ним, этим сном, работники секретной части (да¬
же если это престарелые женщины) еще до вмешательства
чека своими силами сживут товарища Денике со свету, не бу¬
дет ему пощады, ибо не сон это, а чудовищная игра вообра¬
жения.
Сон этот в полном объеме (цензура тут не смогла вме¬
шаться, не поступали такие документы) Денике не довел до
нашего сведения - так. кое-что прознал Самсон Игнатье¬
вич. Известно лишь, что это сон о Ленине на том свете; о
тяжкой юдоли Крупской (женщины нежного дворянского
воспитания), обреченной Господом на очереди, матюги из¬
мученной толпы, грубые поучения продавцов, бе грезутьтат-
ные мыкания за лекарствами, гревонг за Володю (опять без
лекарств, ищи знакомых, а что буле г. коли опять в ”неот¬
157
К) 11. B.iacne. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ложке ' приедут врачи и как отрубят: ‘Зачем вызывали? Мы
к старым не ездим. Сам помрет".).
И вот все в таком духе.
А наказание Господь сам определил Владимиру Ильичу:
тот партию пробовал сколотить против Бога, "голоснуть"
всех убеждал чтоб ссадить Бога из богов. А ярлыков по¬
навешал!
Господь так и ^молвил, назначая ему жить в одном из по¬
мещений ада:
— Теперь, раб Божий Владимир, ты уже не дезерти¬
руешь из республики, которую обрек на мучения, разорив,
осквернив землю и оглупив людей.
Владимир Ильич было встрепенулся, принялся нашари¬
вать тома "Капитала": надо же вскрыть классовую подопле¬
ку обвинений Господа. Опять-таки, он не оставлял надежды
сколотить партию. Однако вообще никакой литературы под
рукой не оказалось, и стал Владимир Ильич рассуждать о
частной собственности, десятом съезде, проклятой интел¬
лигенции — мол, надо шире и обстоятельнее организовы¬
вать дело принуждения, расстрелов. Повторил слово в сло¬
во: "...нужна чистка террористическая: суд на месте и рас¬
стрел безоговорочно".
Господь кивнул:
— Знаю, еще и в апреле 1921-го сказал.
И лишил бывшего вождя речи (нельзя же все: расстрел и
расстрел!) — это случается при чрезвычайных прегрешениях
там, на земле.
И говорил Ильич, сжимая кепчонку в кулаке, а голос не
звучал — одни губы шевелятся, но... звука нет. Вот такое на¬
казание.
Это не устрашило бывшего вождя — он и сейчас про¬
износит речи, но Господь всерьез лишил его голоса. Беззвуч¬
но убеждает своих слушателей: Сатану, чертей и толпу зако¬
ренелых грешников, а другие не ходят, не хотят.
Особенно потрясла Владимира Ильича догадка, пере¬
шедшая погодя в уверенность: Бог уже давно принялся за не¬
го, когда он, будущий вождь мирового пролетариата, хажи¬
вал еще по земле в совершенном здравии. И действовал куда
как коварно: поразил его мозг через особую болезнь, до та¬
кой не всякий доиграется. В результате снизил остроту мыш¬
ления: уж очень она угрожала людям. А и этою оказалось
недостаточно. И тогда Бог призвал его в свои угодья. И
впрямь, деревни пустеют, народ ужимается и сокращается, а
какая-то Лубянка, как клоп, жиреет...
Вот обрывки этого сна и всяческих других видений глав¬
158
Заре навстречу
ного вождя на вечном судилище у Господа и подсмотрел Де-
нике.
И если бы только в общих чертах. Нет, видел он, Денике,
своими глазами и помещение, которое определил Господь
для проживания в аду. Огромный зал под вывеской ’’Уто¬
пия”. Правда, к этой не то вывеске, не то обозначению
чего-то постыдного, нехорошего черти и прочая потусто¬
ронняя нечисть понаписали множество всяких слов — бран¬
ных, непристойных, обидных, причем даже поучения "рене¬
гата Каутского" этакой готической скорописью процарапа¬
ли.
По определению самого Создателя, Владимир Ильич с
утра переписывает от руки все тонны своих ученейших сочи¬
нений так что до него постепенно начинает доходить их
сомнительная ценность. Работа окаянная - от века и до бес¬
конечности переписывать свои сочинения. Еще бы ничего
Пушкина переписывать, там Шекспира или Льва Толстого, а
то... В общем, надрывно Владимиру Ильичу. А писать надо,
не может не писать. Бог так поставил...
И чем пишет? Обыкновенное перо "рондо”. Макает в
"непроливашку" и пишет. А чернила время от времени под¬
ливает Бонч-Бруевич. Нет, не генерал, а его брат, Владимир
Дмитриевич...
Но со второй половины дня (после краткого перерыва на
еду а что за еда, что может добыть Крупская в очередях?..
И мешают ложками бурду, роняют слезу и едят: Бог так
рассудил)... Так вот. сразу после трапезы Люцифер ведет
Владимира Ильича в центр помещения и туг сразу берег
движение очередь вроде как к депутату на прием. Влади¬
миру Ильичу надлежит каждому пожать руку пи одно! о
нельзя пропустить. черти строго надзирают за порядком. И
пожимает Главный Октябрьский Вождь руку каждому из
миллионов, загубленных сто утопией счастливой жизни, то
бишь научного социализма Он жмет руку сперва живому че¬
ловеку. еще до того, как на людей снизошла Октябрьская ре¬
волюция. Люди как люди, у большинства румянен и блеск в
очах и всякие игривые мыслишки о соседках по очереди. И
тут же по воле Господа человек превращается в скелет
чем обернулась для него великая коммунистическая миссия
Владимира Ильича. И вот Ленин должен (ну никак нельзя
отвертеться) пожать руку скелету. А Сатана крестик ставит в
амбарной книжке опосля каждого учет! Это тебе не со¬
циализм, 1де все разворовывают и приписывают.
Так и пожимает: сперва веселому, уверенному в себе че¬
ловеку, а после скелету — одни глазницы из пустого черепа
щерятся... Оборони, Царица Небесная!..
159
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
И что прискорбно — у большинства фасон черепа испор¬
чен. Не гладкий и кругловатый, а с дырой в затылке или во
лбу. Трудовые чекистские метки... Но это не у всех. Тут чере¬
па прут и гладкие: а голод, а всякие напасти под пятиконеч¬
ным установлением... И погромыхивают косточками, бре¬
дут, бредут... ровно в мавзолей...
Господь свое решение не изменяет. Так и стоит спозаран¬
ку Владимир Ильич на переписывании своих утопий, а после
полудня — на пожатии рук, сначала теплых и по-доброму
отзывчивых, а после — скелетных. Так сказать, соединил
Господь в одно целое причину и следствие.
Но самое неприятное, поистине огорчительное, — это то,
что главный вождь живет в квартире (что-то около шести¬
десяти квадратных метров — и, представьте, соседи жа¬
луются: по какому праву занимает такой метраж, да еще от¬
дельный, не в коммуналке)... из черепов. Вот все в этой квар¬
тире: стены, пол, двери, потолок, люстра — из черепов: даже
все переплеты 55-томного полного собрания сочинений сра¬
ботаны из черепов. Как это удалось — одному Богу извест¬
но, но это так: все тома в обложках из аккуратно пригнан¬
ных, уплощенных черепов желто-белого цвета и кое-где зубы
заметны — бугрится на том месте переплет...
Денике все это узрел, как наяву. Божился: там, с Влади-
хмиром Ильичом, и вся его ’’гвардия” — сплошь материали¬
сты. И вот никак не мог понять Денике: и Ленин жив, и вся
его ’’гвардия”, а все здесь — в аду. Как возможно такое?..
Меж тем Господь их определил в тот же зал. Пусть так и
живут здесь по коммунальному счастью: раскидал всем кой¬
ки рядышком, словно в казарме.
Денике настолько все это видел в подробностях — даже
рисовал тог зал и места многих — какие имена! Это было
удивительно! Подробности эти не могли прийти в голову че¬
ловеку ни с того ни с сего. Тут не без нечистой силы.
Особенно потрясло Денике поведение Сталина. Господь
его определил на страшную тяготу: что-то там мастерит с
бесами по ноздри в крови. И при всем том ухитряется при¬
нимать доклады своего ’’ленинского” политбюро и сочиняет
заговоры. У Денике и вовсе голова пошла кругом: о Сталине
в 1920-м и не слыхал. Кто такой? ПочехМу во главе полит¬
бюро?
Денике прошел усиленный курс лечения шоковой тера¬
пией и признан неопасным. И впрямь, чем может быть опа¬
сен бывший революционер, коли молчит и только крестится.
А Денике как узнал, что ожидает их, большевиков, на том
свете, — вмиг потерял охоту говорить. И здесь Денике
160
Заре навстречу
поспевает на полкорпуса впереди всех событий. Хитрит. В
твердой памяти он, а только меры принимает...
Я бы мог еще рассказать кое-что о мытарствах Владими¬
ра Ильича; Денике до своего обета молчания столько успел
порассказать Самсону Игнатьевичу, но... подробности эти
излишни.
И все еще Денике не может решить, что же наступило
сразу после сна. Похоже, какое-то глубинно-проникновенное
философствование — как следствие потрясения - но, в об¬
щем, было что-то очень значительное (так он думает) по
мысли — вровень с вершинами новейшей философии.
В памяти остались обрывки, мы можем их привести, но
Денике уверен, что до этих мыслей и в строю этих мыслей
существовали другие, однако утренняя память (когда он, оч¬
нувшись, в ужасе восстанавливал ночной бред) их не смогла
уловить в мгле слабеющего сна. Поэтому в памяти Денике
существуют только обрывки рассуждений, но из-за них ему
стыдно и жутко. И он просит войти в положение, что это
всего-навсего своего рода причуды подсознания, к которому
кора больших полушарий мозга не имеет отношения. Стало
быть, не может быть ответственности ни судебной, ни
нравственно-чекистской.
’Тадко, что мы были рабами, — рассказывал Денике, —
пока с нами была сытость. Понимаете, мы соглашались на
рабство... Но еще отвратительней то, что мы снова примем
рабство, если оно даст сытость и кров.
Людей не страшит рабство. Людям нужна сытость. Бо¬
лее того, в свободе всегда есть нечто оскорбляющее людей,
и прежде всего в самом прямом предметном смысле.
Всякая свобода есть угроза твоему существованию, ибо в
ней отсутствует прочность устройства жизни. Свобода
исключает равенство. Отсюда и вытанцовывает политика.
Весь пафос ее слов — лицемерие. Цель политики у нас — не
свобода, а устроенность бытия, наполнение его сытостью...
Ленин был утопистом от сытости, поэтому он попирал
свободу. Его целью была не свобода, а всеобщая сытость.
Отсюда — он как бы и не замечал свободы. Именно поэтому
Ильич был попячен каждому и именно поэтому с голь проч¬
на привязанность к нему. Он был понятен народу и под ому.
что устранял угрозу свободы.
Ленин нужен был народу. Он защита •! его о г мысли. А
мысль в подавляющем своем выражении - орудие неравен¬
ства, По чому Ленин столь прост, до вульгарности прост.
Но Ленин не мог уез ранить противоречивых связей .мысли с
бытием, ее неотделимости от любого бьпия...'1
е m 161
Ю.П. Власов ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В общем, сон преступный, к том) же не в традициях оте¬
чественной культуры и какой-то несознательный. А главное,
как был Денике меньшевиком, так и остался, но если бы
только меньшевиком!.. Мы-го знаем его философский
бред...
Не раз Федорович вспоминал Архипа Ивановича Куинд-
жи, знавал старика (их свел Виктор Михайлович Чернов),
восхищался его мастерством и. случалось, спорил, но, разу¬
меется, не о тонкостях живописи. Старик и не любил о ней
говорить...
Архип Иванович почти за десятилетия до обеих русских
революций семнадцатого года, до коих имел счастье не до¬
жить, выработал свою точку зрения на социализм (и марк¬
сизм), энергично входивший тогда в интересы русского об¬
щества. Мудрый был старик.
”Евангельская любовь — ерунда при наличии капитали¬
стического строя, — говаривал Архип Иванович. — Это —
лавочка совести../’
По мнению Архипа Ивановича, так называемый нравст¬
венный прогресс — самообман: человечество ни пяди не за¬
воевало в морали. Ни Моисей, ни Магомет, ни Будда, ни
Христос ничего в данной области не достигли: не они пере¬
делали людей, а люди переделали их на свой лад, примени¬
тельно к своим удобствам и потребностям. Рабство всегда
существовало и существует, произошла смена названий.
Прежние рабы превратились в рабов феодальных, их смени¬
ли рабы социальные. Социализм способен устранить многие
преступления, зло, может развить солидарность и любовь,
но в нем есть фальшь, нечто мертвящее, способное остано¬
вить жизнь. Жизнь ведь всегда борьба, соперничество. Та¬
лант и социализм несовместимы. Талант — это фантазия,
это поиск, это работа мысли. А социализм — всегда и во
всем заданность, прирученное i ь и необходимость угож¬
дать...
Мудрый был старик, мудрый...
По-прежнему Федордвич наведывается в храмы и уже не
таится.
Все лишнее, мусорно-ненужное отпадает — одна обна¬
женная душа и трагизм бытия, не ю ibko его дней, а вообще
бытия.
Сух, жарок Флор Федордвич кости да кожа... И в гла¬
зах мука — не вычерпать, бездонная госка.
Русский народ — необычный народ. Этот народ — всег¬
да жертва. На этом уровне и формировалось его сознание.
162
Заре навстречу
Поэтому история России — это история преодоления
рабства в себе.
Рабство — это вот что: это значит — рабы сегодня, а
завтра изменники, хулите ти. Это в природе рабского со¬
стояния.
Самое трагичное и одновременно комичное в том, что
народ во всю свою историю в основном сам себе и строил
тюрьму...
”Ни один человек нс рождается только для себя. На каж¬
дом лежит часть ответственности перед государством и на¬
родом, и каждый должен принять на себя посильную долю.
Я старался нести свою ношу как мог, теперь ваша
очередь...” — так говорил Федорович.
Одна мысль заставляет товарища Чудновского терять
себя и трепетать в буквальном смысле слова, только одна: а
что будет, коли развитие техники и всяческих наук приведет
к заводам и фабрикам без рабочих, будет несколько инжене¬
ров и техников — и все .’
Как тогда с теорией Маркса и Ленина? Какой класс бу¬
дет гегемоном? Кто пове дет общество в новую жизнь? И са¬
мое главное — что бу те i без приложения диктатуры проле¬
тариата?..
Как подумает об этом. заведет руки за спину и начне т
вышагивать по кабинету. И думает, думает... Понимает, нс
хватает ему знаний. Однако не теряет надежды изучить клас¬
сиков философии...
Заулыбался. Жив Шурка Косухин. Чухается в Казани в
госпитале... И посерьезнел, пошли по лицу морщины. Велел
покрасить сортир. Вчера покрасили, сегодня уже всякие не¬
приличные картинки и словечки. Вспомнил одну похабную
поговорку, ухмыльнулся.
По душе поговорки др<дседателю губчека. сразу выяв¬
ляют главное. Не выносит только две — по причине издева¬
тельства над малым рос < ом. Одной крепко донимали по мо¬
лодости лег. когда попадался на глаза дружкам при бабе в
росте и формах: ’’Мышь копны не боится". Ну кислота, а не
поговорка! В самом мхжском и горлом уязвляла!
А вторая поговорка и вовсе вгоняет в ярость — препод¬
лейшая. По причине особой обидпости всегда она на задво-
рочках памяти. Как репей, всю жизнь за собой таскает: "Ху¬
дое дерево в сук растет".
Значит, кроме этого \стройства, все прочее в нем и вни¬
мания не стоит. Значит, таков он для окружающих?..
А еще говорят, поговорки — мудрость народа. Какая эта
мудрость?!
6*
163
Ю.П. Biacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
У Семена Григорьевича аж толстая синяя жила поперек
лба вздулась.
Продолжает ’’говеть” он — не до баб. И сколько это
время продолжится, никто не знает. Революция для всех
высший закон.
Так и держит в памяти около поговорок Лизкин образ.
Вот прожил столько! Баб и девок мял - - на сотню-другую
счет. И от всех ни одной зацепочки в сердце: поцалуи, объя¬
тия, стоны и ни словечка в памят и, ровно и не было их. А
Лизанька!.. Сотни дней было — и каждый можно предста¬
вить. Господи, проворонил-то счастье! Любовь это была!..
Ушел дурень. А как же, годов немного, а девок на свете!..
Вот тебе и "на свете”!..
Вместе бы сейчас делали революцию. Она ж такая была:
глаза выцарапает за тебя, кипятком обварит, кудьг хошь за
тобой... А энти курвы... только намусолить, нацаловать, вы¬
году свою поиметь... Эх, Лизанька, Лизанька... А гово¬
рунья!.. Да все ласковое, доброе, защитное для тебя...
Только дверь захлопнешь, а уж невтерпеж, цалуешь,
сердце в груди обмирает. Лицо гореть начинает, губы сох¬
нут... Спереду прижмешь к себе. Она повыше: как есть лицо
в грудь ей. Сердце и сорвется, обмираешь, гладишь ее по
всем местам, дуреешь. Она лифчик стащит и вывалит нару¬
жу груди. Тесно им рядышком, оттого далече торчат... Со¬
ски!.. Не знаешь, какую титьку губами мять. Споднизу такая
мужская ярость начинает напирать, аж не в себе... Да за Лиз¬
ку смерть примешь!.. Губами то к одной титьке, то к другой.
Ей эго в счастье. Постанывает — и ровно ребенку скармли¬
вает, руками наставляет к губам. Титьки гладкие, надутые,
сами из себя рвутся. Кожа ровнехонькая, чистая, белая!.. И
такие в размерах — ну чувалы и есть! Богатство это! Настоя¬
щие, материнством раздутые. Для детишек смастерила при¬
рода, на целый выводок, чтоб не голодали, ели-пили до ры-
готинки.
А живот не висит, хотя и дородный. И в талии - - руками
перехватишь, ну сойдутся пальцы.
А как голая войдет - глаз не сведешь, про кобелиное и
забудешь. Свет в комнате — такая яркая она. Плечи узкие,
но не хилые, как у барышень, и не толстые силой и работой,
как у баб. Ну картинка и есть... И не знаешь на что глядеть.
Ну картинка стоит. И хоть сотни раз езжаная тобой, а при¬
касаться жаль и не хочется — до того хороша. Это как при¬
гожее утро... А как волосы возьмет, распустит... И такая
пригожая!.. Ровно из снега и льда, только горячая...
А соски уже нацалованные. нак\санные ласково... набух-
н\т. алым горят...
164
3jpe нав1 тречу
И сколько бы ни мял, а такое чувство потом... ровно
променял чудесное, богово, прекрасное на собачество и
стыдобу. Нет, сила мужская после, гордость, счастье, а в са¬
мой душе — обида на себя за скотство. Разве для того кра¬
сота?..
И ничего нет: одна контрреволюция, допросы, расстре¬
лы, кал под растрелянными, моча... Будь она проклята, ми¬
ровая контра! Однако без этого не народится счастье. Кто ж
это сам дорогу уступит, свое отдаст, пусть и приграблепное?
Чистить надо землю... Подчистим, дадим рабочим и кресть¬
янам простор для новой жизни по чести и правде.
Любить станут люди, а не продавать любовь или бра¬
ниться, клясть друг друга... Детей нарожают, в новых людей
вырастут. Без унижений и нужды начнут разворачиваться
дни.
И сильным, несгибаемым почувствовал себя после этих
слов товарищ Чудновский, потер бритую голову, свел мыс¬
ли на допрос. Трудное это дело — новую жизнь ставить...
Андрей Иванович Шингарев родился в 1869 году. Окон¬
чил физико-математический и медицинский факультеты
Московского университета. Был зетиским врачом. Депутат
II, III и IV Государственных дум от партии народной свобо¬
ды (кадетов), одним из лидеров которой и становится.
Во Временном правительстве занимал посты министра
земледелия, министра финансов. Был избран в Учредитель¬
ное собрание. В ноябре семнадцатого арестован большеви¬
ками.
Он являлся одним из друзей Владимира Дмитриевича
Набокова, который и оставил о нем памятные страницы в
своей книге ’’Временное правительство и большевистский
переворот”, написанной по горячим следам — весной 1918
года, что делает книгу чрезвычайно ценным историческим
документом.
”В конце концов, если иметь в виду, что кадетский эле¬
мент в составе Вр.Правительства олицетворялся прежде все¬
го Милюковым, приходится сказать, что только один Шин-
гарев был, безусловно, всей душой и до конца поддержкой и
помощью лидера партии...
А правда эта заключается в том, что Шингарев всю свою
жизнь оставался, по существу, icm. чем он должен был б::
остаться при более нормальных условиях: русским нршаль
ниальным интеллшенгом... очень способным, очень гру¬
долюбивым, с горячим сердцем и высоким сiроем души, с
165
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
кристально чистыми побуждениями, чрезвычайно обаятель¬
ным и симпатичным как человек...
Благодаря личным своим качествам, своей удивительной
привлекательности, он в Думе был одним из самых популяр¬
ных, самых любимых депутатов.. В партии его популяр¬
ность была огромна. Если она уступала популярности
Милюкова, то разве только в том смысле, что Милюков ста¬
вился выше как умственная величина, как духовный вождь и
руководитель, как государственный человек, — но Шингаре-
ва больше любили...
К Керенскому, ко всему социалистическому болоту он
относился отрицательно и враждебно... Гибель его в январе
1918 года — один из самых трагических и в то же время бес¬
смысленных эпизодов кровавой истории большевизма...”
Комитет по увековечению памяти А.И.Шингарева счел
своим долгом в первую очередь предать огласке дневник
Андрея Ивановича Шингарева ’’Как это было”1, написанный
им во время пребывания в Трубецком бастионе Петропав¬
ловской крепости. Дневник этот обрывается 5 января, а 6-го
Андрей Иванович был переведен в Мариинскую больницу,
где в ночь на 7 января убит ворвавшимися в больницу ма¬
тросами и красногвардейцами (приколот штыками прямо в
больничной кровати).
Выдержки из дневника Андрея Ивановича:
9 декабря 1917 года
”Но одного я не понимаю, то, чего не мог понять никог¬
да. Как эта вера в величайшие принципы морали или обще¬
ственного устройства может совмещаться с низостью наси¬
лия над инакомыслящими, с клеветой и грязью? Тут или ве¬
личайшая ложь своему собственному Богу, или безгранич¬
ная глупость, или то состояние наконец, которое английские
психиатры определяют понятием moral insanity — нравствен¬
ное помешательство, неспособное различить добро и зло,
слепота и глухота к низкому, подлому, преступному”.
14 декабря 1917 года
’’Равновесие было нарушено давно, и в основе русской
государственности, которую недаром мы называли колос¬
сом на глиняных ногах, лежали темные народные массы, ли¬
шенные государственной связи, понимания общественности
и идеалов интеллигенции, лишенные часто даже простого
патриотизма (была бы сытость. — Ю.В.). Поразительное не¬
соответствие между верхушкой общества и его основанием.
Вот почему я всегда стоял за эволюцию, хотя она идет
1 Как это было. Дневник А.И.Шингарева. Петропавловская крепость.
27.11.17.—5.1.18. М.. 1918.
166
Заре навстречу
такими тихими шагами, а не за революцию, которая может,
хотя и быстро, но привести к неожиданной и невероятной
катастрофе, ибо между ее интеллигентными вожаками и
массами непроходимая пропасть”.
Навестил Федорович и Стешу-зазнобушку. Само собой,
не трогал, да и как это? Отлюбил он свое, унесла Танюша в
ту мерзлую яму его душу...
Флор Федорович появился неожиданно — потянул
дверь, а она и распахнулась (подумал хмуро: ”В такое время
и такая беспечность; эх, Стеша, не пошла тебе впрок наука
крови и бесприютности”). Детишки возле порога на дворе
играли. Его и не приметили.
Степушка тут же возилась по хозяйству. Как увидела,
вспыхнула, не соображая что и делать, неловко, совком выс¬
тавила руку здороваться.
— Ой, не гостевая я! — Вдруг нараспев, округло сказала
и зарделась еще пуще.
Что-то живое, очень человеческое на миг оттаяло в душе
Флора (нет, избави Бог, не кобелиное, нет!) и стало хорошо-
хорошо. Но это лишь на краткий миг, до того краткий — и
двух раз веками не моргнул.
И опять могильная глыба в душе.
Баба, конечно, после расспросов о житье-бытье, развал¬
ки Флора (он устало развалился в старом кресле с чердака)
из благодарности так и ладится подол задрать, а чем еще
мужику добро сделать?.. Уж она бы обслужила, на полусог¬
нутых ушел бы, это уж умеет, такую выучку прошла, чтоб
сгорела эта выучка в геенне огненной!.. Вроде по делам на
кухоньку шмыгнула, лифчик расстегнула, пуговки на кофте
освободила, бери: эвон пышные какие - - и назад. А Флор те
пуговки и застегнул.
— Не надо, Стеша. Никогда не надо.
И сухо так губами ко лбу прикоснулся.
У Стеши и заныла душа. Приняла сердцем, как худо до¬
рогому человеку. Не муж и мужем не будет — этого и не мо¬
гло быть, а вот друг другу — дорогие. И заплакала, горько
плакала... как по покойнику...
А Флор и не утешал. Только побледнел, аж синева под
глазами засветила.
И уж не стесняясь, при нем подштанники наверх подта¬
щила, мешают (приспустила на всякий случай — начнет... а
тут подштанники...).
Хорошо стало пахнуть от Стеши — теплом бабьим, здо¬
ровым потом, ухоженностью и уверенностью (уверенность
167
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тоже пахнет — это здоровый запах женщины, которую не
травят страхи).
Стеша принесла детскую скамеечку, тесно села к Флору,
и голову ему на колени положила. Долго так сидели. Пото¬
му что во всем свете это была единственная душа, которая
скорбела вместе с Флором не краешком чувства, а всей ду¬
шой — горем исходила Стеша.
А потом заспешил дорогой гость.
Ведь он пришел глянуть, как устроилась Стеша, нужна
ли помощь, не болеют ли...
А детишки уж вернулись, ноги его ручонками обвили, це¬
луют его то в щеку, то руку. Личики кверху задрали — чисто
подсолнухи. Вот тут Флор Федорович и заплакал. Скупо так
побежали слезы. Хорошо, Стеша не заметила.
С харчами, верно, не шибко, но жить можно.
А за одеждой всех повел на рынок. Много квартир раз¬
граблено, да и еда нужна в общем, полон рынок барахла.
Три Фэ сразу на всех и накупил, да с запасом. В общем, не г
бабе надобности передком зарабатывать, а она и сама не
пойдет боле. В Совете помещение убирает, полагается ей за
это паек, и на детишек надбавку дают.
Вернулись с рынка, аж целый пуд барахла. Детишки ра¬
ды, ползают, примеряют. Стеша — на колени, руку ему це¬
ловать — и в слезы. Флор Федорович едва успокоил.
Не зная почему, а простился с ней, как навсегда про¬
щаются. Таню видит: лицо, глаза, шепчет что-то ему... Зна¬
чит. пора...
У всех жизнь налаживается, вот только он... у Господа в
передней...
Не может себя понять Федорович. Как схоронил Та¬
ню — все мысли о детишках. Очень хочется иметь. И рань¬
ше любил, в самые неистовые революционные годы тянуло
баловать, играть, но разве до того было.
А теперь, после гибели Тани, желание иметь детей вдруг
приняло характер могучей страсти. Эх, ежели б без женщин
получались малыши!
Нет, он детей — любит. Они ему не для спокойной ста¬
рости: прокорма, теплого угла. Он бы воспитывал их. спле¬
тал сказки, берег — уж он-то навидался, насмотрелся!.. Чи¬
тал бы им книги, учил языкам, географии, истории, радова¬
лись бы солнцу, птицам, босиком бы бегали...
Но на пути к детям... женщина. Без нее дети невозмож¬
ны. Вот так-то... А Федорович не хочет видеть возле себя
женщину, это уже навсегда.
Ни о чем не жалел Федорович - нет только фотографии
Татьяны. Так быстро это... ровно молния из-за тучи.
168
Заре навстречу
За что так осерчал Ленин на Рожкова?
Часть ответа можно отыскать в предисловии Н.А.Рож¬
кова к сборнику материалов и документов ’’Октябрьский
переворот” (Петроград, изд. "Новая эпоха”, 1918), состав¬
ленному А.Л.Поповым.
Рожков подчеркивал, что российский пролетариат, на ко¬
торый делают ставку ленинцы, ”в массе своей отличался
всегда максималистскими тенденциями и склонностью к
анархизму”.
”В то же время дезорганизация, упадок дисциплины, —
пишет Рожков, — вскрывали полностью социальную приро¬
ду армии прежде всего в тылу, в гарнизонах, где солдаты,
становясь все менее пригодными к фронтовой службе
(любой ценой саботировали отправку на фронт. — Ю.В.\
все более превращались в деклассированную толпу анархи¬
чески настроенных санкюлотов, жаждущих мира во что бы
то ни стало (цена значения не имеет: это скоро и докажет
Брестский мир. - Ю.В.}...
Так большевики приобрели новую силу, новую опору
для своих действий: к рабочим и матросам прибавились в
главной своей массе солдаты. С помощью этих трех сил и
произведен был переворот 25 октября...
Во всем этом нет ничего удивительного: все эти интересы
и настроения простое отражение неподготовленности от¬
сталой страны к опытам непосредственного водворения со¬
циализма. Нужна, неизбежна, по крайней мере на десятиле¬
тие или на два. школа организации и классовой борьбы...
для воспитания трудящихся... а не легкомысленная и бес¬
плодная погоня за собственной тенью...
Правду сказать, разгон Учредительного собрания был
большевикам сначала нелегок, несколько даже страшен: не¬
даром они, подготовляя октябрьский переворот, объявляли
себя горячими защитниками его скорейшего созыва и неос¬
новательно обвиняли последнее, тусклое и бездарное, прави¬
тельство Керенского в стремлении его отсрочить...”
Рожков пишет о преступлении, совершенном большеви¬
ками 25 октября. Зная, что на Втором съезде Советов власть
неизбежно будет им (съездом) принята на себя и в результа¬
те произойдет коренная перестройка правительства предста¬
вителями новых революционных сил. неизмеримо ближе
стоящих к низам города и деревни. Ленин произвел перево¬
рот, дабы, так сказать, выложить его перед делегатами сьез-
да: вот вам наша власть - и утверждайте ее, другого вам не
дано.
И произвел переворот ровно за сутки до открытия
169
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
съезда — это уже само по себе вызов всем другим силам ре¬
волюции.
Рожков считал, что этим была убига демократия, подсе¬
чены ее живые силы; нс образовался союз демократических
сил, способных обеспечить жизнеспособность демократичен
ской власти. Вместо этого союза, за который надо было сра¬
жаться, отстаивать его, укреплять всеми средствами, состоя¬
лась узурпация власти, захват власти незначительным от¬
рядом социал-демократии, исповедующим диктатуру как
единственный метод строительства новой жизни. Все прочие
демократические силы были таким образом изолированы,
поставлены вне власти. Произошло удушение демокра¬
тии...
Николай Александрович Рожков был старше Ленина на
два года; приват-доцент Московского университета, защи¬
тил магистерскую диссертацию ’’Сельское хозяйство Мос¬
ковской Руси в XVI веке”. В 1905 году вступил в РСДРП. Со¬
трудничал в ряде большевистских изданий, был редактором
партийной газеты. С 1906 года находился на нелегальном
положении. В 1910-м (после двух лет тюремного заключе¬
ния) сослан в Восточную Сибирь.
В ссылке примкнул к меньшевикам.
Во Временном правительстве второго состава занимал
пост товарища (заместителя) министра почты и телеграфа.
В начале 20-х годов дважды арестовывался советским
правительством и в конце концов сослан.
Автор свыше трехсот научных работ. В последние годы
жизни порвал с меньшевизмом. Скончался в феврале 1927
года пятидесяти девяти лет.
Талантливый публицист, он весьма досаждал главному
вождю большевистского крыла социал-демократии. Среди
тех социал-демократов, кто беспощадно критиковал ленин¬
ский авантюризм (конечно, с точки зрения правоверного
марксизма), а это были такие столпы марксизма, как Плеха¬
нов, Мартов, Мартынов, Николай Александрович Рожков
неизменно привлекал внимание. Образованность ученого,
бесспорно талантливое перо, глубокое знание истории и
марксизма превращали его слово в опасное оружие. К нему
прислушивались не только оппозиционные элементы вне
социал-демократии, но и в самой большевистской партии.
Его выступления подрывали монополию на мысль и катего¬
рическую правоту Ленина.
Недаром Ленин подверг жесткой и весьма подробной
критике выступления Рожкова в партийной печати, присы¬
лаемые еще из ссылки (в старое, дореволюционное время).
170
Заре навстречу
Не замечать выступления Рожкова было невозможно без
ущерба для всего ленинского дела. Рожков умел воздейство¬
вать словом - и диктатор не мог оставить это просто так,
без ответа. Теперь, когда власть вождя не ограничивалась
только итогами голосования на партийных конференциях и
совещаниях, он moi принять меры.
"Взят под стражу и выслан" эти слова теплили сердце
диктатора даже на пороге небытия. Он знал, догадывался о
своем состоянии; еще раньше, при первых сигналах неблаго¬
получия говорил, что эго звонок уже "оттуда"...
И зная это, смертельно болея и страдая, испытывает, од¬
нако, радость от совершившейся расправы.
"Именем революции!.."
Но обратимся к юму предисловию Рожкова, оно не до¬
читано до конца - - дочитаем:
"...Старый наш режим был именно поэтому авантюрис¬
тичен насквозь: авантюрой была и внешняя и внутренняя его
политика. Авантюрой было предприятие на Ялу (попытка
проникновения в Корею. — Ю.В.) и война с Японией,
авантюрой являлась и нынешняя война без внутренних ре¬
форм и технической подготовки, авантюристами были и
Столыпин, и Штюрмер, и Протопопов, и Распутин. Это по¬
нятно: все равно приходилось погибать, пробовали, не выве¬
зет ли кривая.
Но и в революции не раз уже торжествовал авантю¬
ризм...
И... в Бресте повторилось подобное, и даже худшее.
Опять рассчитывали только на наилучшую из всех возмож¬
ностей - на мировую социалистическую революцию - и.
ослепленные этой блестящей перспективой, решили попы¬
тать счастья. А потом поползли как побитая собака с прижа¬
тым хвостом лизать руку немецкому империализму. Ката¬
строфа получилась еще более ужасная — и материальная, и
моральная.
И разве это в существующем режиме случайность?
Разве 25 октября было тоже не авантюра? Разве все
эти скороспелые, необдуманные, легкомысленные опыты
якобы социализма, на деле приводившие к мещанской, бур¬
жуазной дележке и земли, и фабрик, и материальных благ,
к довершению хозяйственной и финансовой разрухи, к граж¬
данской войне и к голоду, разве разгон Учредительного
собрания, отрицание Стокгольмской конференции, игнори¬
рование союзников, сама поездка в Брест представителей
России, оставшейся одинокой перед пастью немецкой импе¬
риалистической акулы, разве все это безумие — не сплош¬
171
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ная авантюра? Толпа, ослепленная успехом 25 октября и
ошеломляющими обещаниями "немедленного” мира и
"счастья на земле через несколько недель", подняла на щит
победителей октябрьской авантюры. Можно ли обвинять
малосознательную, подвластную слепым инстинктам мас¬
су?
Конечно, нет: она уже платит за это слишком дорогой
ценой. Она песет на себе старое проклятие царизма — эконо¬
мической и политической отсталости, неорганизованности и
господства слепого инстинкта, не просветленного классовой
сознательностью.
Но вожди, но сознательные элементы большевизма
должны быть выше этого. Они должны отбросить то чудо¬
вищное извращение Маркса и марксизма, которое дает им
наглость заявлять, будто Маркс считал социализм возмож¬
ным и при отсталых формах капитализма, лишь бы было
всеобщее крушение, огромная разруха. Они обязаны по¬
рвать с авантюризмом.
История делает русской революции последнее, самое
страшное предостережение: она учит, что только объедине¬
ние сил всей демократии может спасти революцию, свободу,
родину... (выделено мною. — Ю.В.).
Наконец, только демократические учреждения способны
дать трудящимся массам политическое воспитание...
Таким образом, в конечном результате мы видим перед
собой основную, главную причину, влиявшую на ход ре¬
волюции: это некультурность, малосознательность, стихий¬
ность масс. Эта причина — не случайность, конечно, и не
вина масс. Она — их беда, несчастие России, наследие слиш¬
ком долго тяготевшего над нею режима бесправия и про¬
извола, душившего все проявления организованности и со¬
знательности трудящихся. Массы, как известно, учатся луч¬
ше всего опытом, предметными урокахми. Такой урок теперь
дан большевистской диктатурой: она учит, как не следует де¬
лать социалистическую революцию и, надо думать, отучит
российский пролетариат от незрелого, скороспелого макси¬
мализма".
Нс кончен наш счет с "Известиями" лег революции. Не
прочитана статья наркома здравоохранения Семашко - те
самые четыре столбца тск\1а. Итак, вот тог номер от
25 января 1424 года, все четыре столбца передо мной.
"Вскрытие тела Владимира Ильича пошвсрдило в точ¬
ности iv предположения, которые делали врачи при жизни.
172
Заре навстречу
разве только с одной поправкой: болезненный процесс по¬
шел гораздо дальше, чем предполагалось раньше.
Основой болезни Владимира Ильича считали затверде¬
ние стенок сосудов (артериосклероз). Вскрытие подтверди¬
ло, что это была основная причина болезни и смерти Влади¬
мира Ильича. Основная артерия, которая питает примерно
три четверти всего мозга, - "внутренная сонная артерия"...
при самом входе в череп оказалась настолько затверделой,
что стенки ее при поперечном перерезе не спадались, значи¬
тельно закрывали просвет, а в некоторых местах настолько
были пропитаны известью, что пинцетом ударяли по ним,
как по кости.
Если уже основная артерия при самом своем выходе в че¬
реп так изменилась, го становится понятным, каково было
питание всего мозга и каково было состояние других мозго¬
вых артерий, ее веточек: они гоже были поражены — одни
больше, другие меньше. Например, отдельные веточки арте¬
рий, питающие особенно важный центр движения, речи, в
левом полушарии оказались настолько измененными, что
представляли собой не трубочки и шнурки: стенки настолько
утолщились, что закрыли совсем просвет. Перебирали каж¬
дую артерию, которую клиницисты предполагали изменен¬
ной. и находили ее или совсем не пропускавшей кровь, или
едва пропускавшей.
На всем левом полушарии мозга оказались "кисты", то
есть размягченные участки мозга; закупоренные сосуды не
доставляли к этим участкам кровь, питание их нарушалось,
происходило размягчение и распадение мозговой ткани.
Такая же киста была констатирована и в правом полуша¬
рии.
Склероз был обнаружен и в некоторых других органах: в
нисходящей части аорты, на клапанах сердца, отчасти в пе¬
чени: но степень развития склероза этих органов не могла
идти ни в какое сравнение с развитием склероза в арте¬
риях мозга: в мозгу он пошел гораздо дальше, вплоть до
обызвествления сосудов.
Отсюда же понятна и безуспешность лечения: ничто не
может восстановить эластичность сосудов, особенно если
она дошла уже до степени обызвествления, до каменного со¬
стояния: не пять и не десять лет, очевидно, этим болел Вла¬
димир Ильич... И koi да артерии, одна за другой, отказыва¬
лись работать, превращаясь в шнурки, нельзя было ничего
поделать: они "отработались", "износились", "использова¬
лись"... С такими сосудами мозга жить нельзя.
Таким образом, вскрытие тела Владимира Ильича пока¬
173
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
зало, что нечеловеческая умственная работа, жизнь в пос¬
тоянных волнениях и непрерывном беспокойстве привели
нашего вождя к преждевременной смерти”1.
Существует обширная литература о времени болезни Ле¬
нина .
Состояние вождя изменялось го к лучшему, то внезапно
угрожающе ухудшалось. Он учился сидеть, учился передви¬
гаться, заново обучался речи, освоив свое знаменитое
”вот-вот”. Он встречался с людьми незадолго до смерти, в
декабре 1923-го даже сумел пробежать взглядом статью
Троцкого в ’’Правде”. Однако преодолеть подобную степень
склероза не мог уже ни один человек. Склероз омертвил еще
живую ткань организма. Можно лишь поражаться, как у ор¬
ганизма еще хватало способности жить столь долго почти с
полностью нарушенным кровообращением, и не только моз¬
га.
Ленин был наделен огромной природной энергией и во¬
лей3.
Соратники звали его за глаза ’’стариком” (и не только
соратники — об этом упоминает в своем ’’Романе без вра¬
нья” и Мариенгоф), но со стариком у Ленина не было ничего
общего, кроме старшинства в большевизме со всей грома¬
дой лет, отданной его утверждению.
Склероз отнял жизнь, но умер Ленин, даже приблизи¬
тельно не исчерпав жизненной энергии, не испытывая ни ма¬
лейшей усталости от жизни — этого первого и главного сви¬
детельства старости. Склероз свалил человека, прокаленно¬
го идеей борьбы, не знающего усталости, страха и сомнений.
Он жил во имя идеи, не знал жизни вне идеи и умер с идеей
борьбы за освобождение трудового человечества от капита¬
листического гнета.
1 26 января 1924 года на траурном заседании свезла Советов выступит
Каменев:
"...Наш вождь погиб потому, что не только кровь свою отдал по каплям,
но и моз! свой разбросал с неслыханной щедростью, без всякой экономии..."
? Вся эта патолого-анатомическая "литература" глумление чистейшей
воды и людей недостойна Страсть к ней публики отдает и жестокостью, и
каким-то поражением чувства обыкновенной порядочности.
Стоматолог Ленина, В.С.Юделович, писал:
"Вспоминая о зубах В.И.Ленина, у меня появилась мысль, нельзя ли по
конфигурации зубов судить о характере человека... И если, в частности, гово¬
рить о зубах В.И., то его зубы, крепкие по конструкции, желтого цвета (по
расцветке), в общем правильные по форме, расположению и смыканию. Верх¬
ние резцы - широкие (ширина режущею края почти равна длине коронки зу¬
ба) с сильно развитым режущим краем, загнутым внутрь (к небу). - и зубы
ею, без сомнения, прекрасно гармонировали с общим впечатлением прямоты,
твердости и силы характера".
174
Заре навстречу
Освобождение людей от рабства денег, счастье людей
труда составляли единственный и окончательный смысл его
бытия. Ничего другого он не знал и знать не хотел. Все де¬
лал ради главной идеи - победы большевизма.
Всегда большевизм!
Только большевизм!
Оживи Ленин, думаю, вряд ли он продолжил бы полити¬
ческую деятельность и яростное служение своей утопии.
Тогда он уже нес в себе понимание, что за ’’материя” —
люди. Он не мог не осознать, что люди — вот та порода, ко¬
торую не сокрушит ни одна революция. Никогда.
Ведь они уже один раз распяли своего Бога.
А после это делали с более или менее правильным пос¬
тоянством еще со множеством достойнейших своих сынов -
поистине святых.
И никакая революция, ничто эту породу не сокрушит и
не сделает другой.
Думаю, что ясной частью своего мозга он вынес глубо¬
чайшее отвращение и к своему окружению — столь типично¬
му для людей.
Но скалы этого прозрения омывают горячие моря кро¬
ви...
Диктатор (именно диктатор: он ведь являлся вождем
диктатуры пролетариата, вообще военного насилия) трезво
оценивал свое состояние и не исключал мозговой удар.
Угроза унизительной беспомощности вынудила его обра¬
титься к Сталину.
По свидетельству М.И.Ульяновой, ’’Ленин взял со Ста¬
лина слово, что в данном случае тот поможет ему достать и
даст цианистого калия... Сталин обещал”.
Предчувствие не обмануло умирающего диктатора, од¬
нако по прошествии времени его состояние улучшилось.
Сталину это дало повод заявить, что ’’время исполнить его
(Ленина. — Ю.В.) просьбу еще не пришло”1.
Сталин мог не беспокоиться. Он знал: Ленин обречен,
надо лишь запастись терпением. Впрочем, такой Ленин не
представлял для него угрозы и живой.
Кстати. Троцкий писал: ’’Уже при жизни Ленина Сталин
вел против него подкоп, осторожно распространяя через
См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 197 - 198.
175
Ю.П. Власов^ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
своих агентов слух, что Ленин — умственный инвалид, не
разбирается в положении и проч...”
Ленин, пишет М.И.Ульянова, знал Сталина ”за человека
твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности.
Больше ему не к кому было обратиться с такого рода
просьбой”.
Свидетельство Ульяновой примечательно именно тем,
что дает внезапно яркое и чрезвычайно выпуклое видение и
Ленина, и Сталина: кого главный диктатор продвигал к вер¬
шине власти, что ценил в человеке власти, что вообще счи¬
тал главным в революционере-коммунисте. Это и дает по¬
нимание, кто же Сталин и кто ему покровительствовал.
Обнаженнее выставить Сталина уже невозможно — все
самое существенное здесь, ничто от глаз не утаивается, впро¬
чем, как и в самом ’’гении революции” — Ленине.
Прокисшие в крови кумиры ’’идейных” людей, ’’совесть
человечества”, толкователи всех формул счастья человече¬
ства, единственные и непогрешимые. И близким к омертве¬
нию мозгом Ленин продолжал вычислять великую благоде¬
тельность всеподавляющей мощи партии. Весь он, до самых
последних минут еще незамутненного параличом сознания,
нацелен на террор, постижение блага через принуждения и
насилия. Узкий, замкнутый на строгой неизменности глав¬
ных формул, непоколебимо убежденный в своем назначении
вправлять человечество в заданные формы жизни, вправе от¬
секать все, что не умещается в данные формы, источающий
одну лишь непримиримость, презирающий любую религи¬
озность, извращенно-коварный в приемах борьбы, обрекаю¬
щий на холод и замерзание любое несогласие, Ленин востор¬
женно водружался огромной частью человечества в золото
икон.
Ежели он и признавал какие-то просчеты за собой, то
лишь с одним выводом: наново крепче и действеннее прило¬
жить ограничения, принуждения, террор. Ни на миг он не
отказывался от целей учения и диктатуры как основного
орудия достижения цели.
Как подлинный диктатор, он не ведал раскаяний, душев¬
ной боли, чувства вины. Он жег и жег жизни. Их огонь осве¬
щал ему путь, миллион жизней за миллионом...
Из всей мудрости его слов и дел неопровержимо следует
примат крови над всем. Во имя утопии пускать ее в неогра-
Пмсчио лютому сгалинскпе "агенты” накануне обсужденья "Письм! к
със^о” и.-.нюшывали: "Это кс вождь говорит, ио беле>-н, во.к/ля говорит”
И сьез ! юказал свою ленитикчю <\юное 1 а. ' вня.Г' после тему обращению
вождя .
176
Заре навстречу
ничейном количестве. Утопия выше человека, выше истории
и культуры человечества, ибо только в ней счастье людей.
Это уже и нс доктрина, и даже не утопия. Это — приго¬
вор человечеству.
Ни стона, ни звука — лишь исходящая паром равнина
крови и натужливое сопение знатоков всею обилия ”измов”
и вообще всяческих наук, выводящих целительность разлива
крови. Чем решительнее кровь в разлив — гем ближе всеоб¬
щее благоденствие. И опять взводят ту же пружину: верят —
разрядится, настанут такие дни...
Карл Маркс умер в неполные шестьдесят пять лет —
14 марта 1883 года (Ленину тогда шел тринадцатый год).
Автор этой книги навещал могилу основателя научного ком¬
мунизма в Лондоне. Обычный бело-серый камень...
Через неполный сорок один год — 21 января 1924 года в
18 часов 50 минут смерть настигла Ленина.
’’Когда я вбежал в комнату Ильича, заставленную лекар¬
ствами, полную докторов, — писал в годовщину смерти
дик гатора Бухарин, — Ильич делал последний вздох. Его
лицо откинулось назад, страшно побледнело, раздался хрип,
рука повисла. Ильича, Ильича не стало”.
ГЛАВА 23
КРУШЕНИЕ И ОБНОВЛЕНИЕ
В декабре 1920 года Ленин говорил:
’’...Обстоятельства принудили к созданию буфер¬
ного государства — в виде Дальневосточной респу¬
блики... вести войну с Японией мы не можем и должны всё
сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить
войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее...”
Против ленинского ’’буфера”, то есть Дальневосточной
республики, выступили Ширямов, Янсон и Гончаров... С их
точки зрения, ’’буфер” является лишь помехой и опасной
перестраховкой, то есть задержкой окончательной победы
революции, неоправданно допускающей к власти врагов ре¬
волюции — меньшевиков и эсеров.
Краснощеков проявил немалую настойчивость для вы¬
полнения указаний Ленина о скорейшем образовании Даль¬
невосточной республики. Ленин ценил его и доверял, чему
неоднократно давал доказательства.
Ширямов, Янсон и Гончаров с примыкающей к ним
группой сибирских работников рангом пожиже не прими¬
рились с планом превращения Восточной Сибири в бута¬
форскую Дальневосточную республику. Они полагали, что
Краснощеков вводит в заблуждение центральную власть,
превышает полномочия, и обвиняли его в ’’правом уклониз¬
ме”, ’’руководстве правооппортунистической группой” и
"буржуазном сепаратизме". И сам Ленин Ширямову не
указ - ну не знае! вождь настоящую расстановку сил. Им.
коренным сибирским работникам, здесь, на месте, ясна оши¬
бочность и исоправданность ’’буфера”.
В Москве даже намечали экстренный перевод Ширямова
в Омск - подальше от Восточной Сибири и Дальнего Вос¬
178
Крушение и обновление
тока: ну не унять. Заварит кашу — не расхлебать. Японцам
только повод нужен. Враз по Сибири ударят!
Ненависть сибирских ’’бешеных” к Краснощекову не
ограничится лишь поношениями и упреками на разного ро¬
да совещаниях и конференциях. Не без их давления Красно¬
щеков будет переведен в Москву на должность руководителя
одного из банков и довольно скоро арестован. Ему ’’намо¬
тают срок”, по в тюрьме он пробудет недолго. Пересмотр
дела докажет вздорность обвинения.
Чудновский поддерживал Ширямова в его принципиаль¬
ных и возвышенных устремлениях: никаких меньшевиков и
эсеров, власть — рабочим и крестьянам (под рабочими и
крестьянами партийные руководители понимали себя так
же, как вожди отождествляют себя с народом), немедленная
советизация с присоединением к РСФСР.
С января 1920 года Ширямов председатель Иркутского
ВРК и по совместительству — военком 1-й Иркутской стрел¬
ковой дивизии.
Дальневосточная республика была провозглашена
6 апреля 1920 года в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ) Учре¬
дительным съездом трудящихся и партизан Прибайкалья. В
нее вошли Забайкальская, Амурская области. Приморский
край. Само собой, не все земли находились тогда под кон¬
тролем правительства новой республики. Съезд избрал Вре¬
менное правительство во главе с Краснощековым.
В марте—мае 1920-го Ширямов — член Дальбюро
РКП(б), член Военного совета Народно-Революционной Ар¬
мии (НРА) ДВР. В Дальбюро входили также Гончаров.
Краснощеков, Кушнарев, Лазо и Никифоров. Кандидатом в
члены Дальбюро являлся и Постышев (это он по сталинско¬
му приказу будет железной рукой проводить линию покоре¬
ния украинского крестьянства голодом).
В октябре 1920 года НРА освободила Читу' и Хабаровск.
Ширямов только косился на первопрестольную: ну кто прав?
Зачем городили республику и пустили к власти это от¬
ребье — меньшевиков и эсеров?..
В ноябре 1920 года был сформирован Совет Министров
ДВР. Главой правительства и одновременно министром
иностранных дел стал А.М.Красношеков.
В апреле 1921 года Учредительное собрание приняло
конституцию республики. Войсками республики командовал
Генрих Христофорович Эйхе.
В 1921 году Александр Михайлович становится заме-
С октября 1920 г. Чита стала сто лицей ДВР.
179
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС 1
стителем наркомфина РСФСР, а с 1922 года — председате¬
лем Промбанка СССР в Москве. С 1929 года Краснощеков
работал в Наркомземс СССР. Надо же ссадить этого "аме¬
риканца’*’
В пору эмиграции Александр Михайлович не только ра¬
ботал с Юджином Дебсом и Уильямом Хейвудом, но и дру¬
жил. Эго Дебс и Хейвуд основали в США Социалистиче¬
скую партию. Одним из признанных вождей и главным ора¬
тором партии становится великий американский писатель
Джек Лондон. Не исключено, что Краснощеков не только
слушал Лондона, но и был с ним знаком.
В 1908 году Лондон выпускает роман-утопию "Железная
пята", его можно истолковать как гениальное предвидение
"социалистического фашизма", который столь безжалостно
расправится не с одним Краснощековым. В 1916 году, неза¬
долго до смерти, Лондон покидает Социалистическую пар¬
тию США. Человек, написавший "Железную пяту", не moi
оставаться в такой партии. Он далеко-далеко увидел реаль¬
ность воплощения марксизма...
Летом 1922 года он знакомится с самой большой и неиз¬
бывной любовью Маяковского Лилей Брик. С тех дней
Краснощеков и Брик неразлучны.
В сентябре 1923 года их чувства расшибаются о неумо¬
лимую действительность: Краснощекова арестовывают по
ложному обвинению и приговаривают к тюремному заклю¬
чению. Но вскоре он выходит и опять в делах, заботах.
Ширямов с 1921 года подается на хозяйственную работу.
Надо полагать, склонность к оной не переводилась с рожде¬
ния. Отец выколачивал р>бли и червонцы на мелкой торгов¬
ле — совсем как у Косухина. Поди тоже руки чесались на
батю: национализировать и определить к ручному труду,
чтоб отшибло всякие частнокапиталистические инстинкты
(китайские коммунисты называют это трудовым перевоспи¬
танием и направляют для работы в деревню или на про¬
изводство. Мао определил первородство физического труда
над разумом, вот и весь сказ). Эта родовая склонность к
хозяйствованию скорее всего и сохранила Александра Алек¬
сандровича для народа. Все же несколько в стороне прости¬
рались основные охотничьи угодья "женевской" прелестни¬
цы.
До самой своей кончины в 1955 юлу ненавидел товарищ
Ширямов "американца". От Краснощекова один прах ос¬
тался (в необозначенном, разумеется, месте), а Александр
Александрович все поносил ею печатно и устно.
В мае 1921 года белогвардейцы с опорой на японцев за¬
180
Крушение и обновление
хватывают Владивосток, а через полгода с небольшим — и
Хабаровск.
Будущий маршал Блюхер, "запрежде" чем выкрикнуть
здравицы в честь вождя и партии на смертный приговор се¬
бе, проявит свой талант. В феврале 1922 года НРА под его
командованием (о Сталине в подобных случаях писали ’’под
его водительством") разгромила белые войска под станицей
Волочаевка. 14 февраля освобожден Хабаровск; 9 октября
после ожесточенного штурма пал Спасск. 21 октября крас¬
ные войска под командованием Уборевича вошли во Влади¬
восток.
...И на Тихом океане свой закончили поход...1
Эта республика просуществовала немногим более трид¬
цати одного месяца. 15 ноября 1922 года ВЦИК РСФСР
принял декрет о присоединении Дальневосточной республи¬
ки к РСФСР.
Ширямов и "бешеные", которых он возглавлял, смогли
наконец перевести дух и расслабиться. Пробил час эсеров и
меньшевиков: ежели и наблюдалась польза от них, то уже
всё в прошлом. Теперь эта партийная разновидность рос¬
сийского населения должна дематериализоваться. Приспел
час держать ответ за несогласия с Лениным и вообще с
РКП(б) — вроде клятвопреступления это, а может быть, и
похуже. В общем, ни один не уйдет, тому порукой ВЧК и
лично товарищ Дзержинский, у которого "всегда чистые ру¬
ки, горячее сердце и холодная голова".
Провидцами чувствовали себя эти сибирские большеви¬
ки, в несомненном праве лишать свободы и жизни всех, кто
имел неосторожность оказаться членом любой другой со¬
циалистической партии.
Это очевидно: нападки и обвинения группы Ширямова
против Краснощекова предопределили его судьбу.
Не избежал гибели и его ярый враг Янсон — не пощади¬
ла его "женевская" гадина.
Самой лакомой добычей оказались Краснощеков и
Блюхер. Согласно "женевскому" счету Александр Михайло¬
вич был казнен в 1937-м пятидесяти семи лет от роду
(все-таки возраст, все было: любовь, вера в счастье людей,
большие дела - и чести своей не ронял). Слышал о нем ав¬
тор этой книги: славный и честный был человек. Не палач
(как многие коммунисты ленинской коммунистической пар¬
тии; выдергивай любого и приспосабливай к "женевскому"
! Автор СЛОВ НоЙ ЗЯВМСНг 1СЙ ttC'! несли НО)Г А.1ЫМОВ СЛОЖИЛ I ОДОГЛ Б
Jiuiepc. Я был ЗН.’КОМ С ВДОВОЙ liOH.i. юг ла сирой, больной женщиной. О’Ы
свято храни.! I намни, о муже и его стихи.
181
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ремеслу: с какого-то бока, а примется, найдет свой талант,
вера у них такая...) и исповедовал правду — это очень много.
Для Василия Константиновича этот счет пал на 9 ноября
1938 года. Забили в тюрьме ну как самого распроклято! о
бандюгу.
Генриху Христофоровичу Эйхе удалось выжить — не то
вытянул в лагере, не то вообще обошла ’’женевская” тварь.
Словом, бывший командарм Пятой (командовал с ноября
1919-го по январь 1920-го) и первый военный министр рес¬
публики мирно скончался в почтенном неосталинистском
1968 году. Через год намечался юбилей: девяносто лет со
дня рождения Иосифа Виссарионовича Сталина. Млела пар¬
тия, вот-вот отсалютует ’’реабилитированному” вождю
(молчание — это оправдание: молчишь, значит, одобряешь,
значит, напускаешь горе и беду на других, значит, такой же,
как все эти давилы). Готовились, оттого расправлялись и
светлели лица у ’’простых” людей (вопрос не риторический:
какие же они ’’просгые”?). В ’’Правду” заслали хвалебную
передовицу... но тут письмо интеллигенции, едва ли не со ста
подписями.
И поостереглись, так сказать, момент не созрел, а что со¬
зреет — не сомневались. Для чего политбюро, ЦК КПСС,
Комитет на Лубянке и вообще граждане — сколько их рва¬
лось обратно (и не сомневайтесь - - рвется) в огненные 20-е и
40-е, а может, как и доктор Обухов, — в будущие 80-е (это ж
какой фарт — академика, создателя водородного оружия,
нобелевского лауреата, совесть России — и на тебе: пытай!
И не осрамился коммунист Обухов).
К 1939 году ’’женевское” дитя Ленина вычистило быв¬
ший состав правительства Дальневосточной республики по¬
чти на сто процентов — высокого партийного и государ¬
ственного значения вышел заглот.
С некоторых пор Федорович стал примечать за собой
поступки и мысли ”запрежде” совершенно несвойственные.
Он и не уловил, когда начал верить и сознавать, что для
счастья в жизни надо слушать сердце (прежде всего сердце) и
не верить умным, логичным и самым доказательным расче¬
там, если от них оторвана душа.
В юности Флор Федорович увлекался Карлейлем (со¬
всем как и Колчак), после сменил этого англичанина на
серьезные и достойные увлечения Лавровым и, наконец,
вместе со всем передовым русским обществом — Марксом и
Плехановым. Эти мыслители (иначе их до самого последне¬
го времени Флор Федорович и не называл) лишили оценок
на события, историю, мир какой бы то ни было неопреде¬
182
Крушение и обношение
ленности. Он и не заметил, как потерял себя; как, поверив в
магию марксистских формул, усыпил свои мысли, более то¬
го — наловчился подавлять их, подгонять под главные фор¬
мулы великого учения об освобождении человечества.
Долгая и суровая служба революции еще основательней
укрепила и развила веру в первородство материальных дока¬
зательств. Все, что от души и чувства. Флор Федорович, как
все истые революционеры, уже относил к чепухе. Какое это
может иметь касательство к событиям, судьбам народов и
будущему? История и мир - это всегда лишь взаимодей¬
ствие и накопление материальных первопричин.
Подобный взгляд на мир делал жизнь и борьбу ясными и
однозначно понятными. События толковались с математи¬
ческой точностью и были доступны исследованию, как
заурядные математические функции едва ли не простейшего
линейного порядка.
А дальше — больше: как настоящий, прирожденный ре¬
волюционер, Три Фэ уже стал презирать всякие попытки
примешать к истории и революции страсти, чувства, искус¬
ство, культурное состояние народа как явления метафизиче¬
ские, то есть несерьезно-обывательские. Любую дурь на¬
строений, любые вывихи чувств и случайное в приложении к
событиям историческим с железной неумолимостью рас¬
прямляет общественный процесс, обусловленный мате¬
риальными обстоятельствами и следствиями.
Теперь он не сомневается: только величайшая терпи¬
мость способна соединять общество. Лишь уважение каждой
души может дать обществу устойчивость. "Запрежде" всего,
именно это — основа справедливости. Здесь лежит истинная
любовь к людям, и только эго -- государственная мудрость.
И уже не верил формуле Плеханова: случайность есть
точка пересечения необходимых процессов. При чем тут
исторические и общественные закономерности? Глупый, сле¬
пой случай сплошь и рядом насилует жизнь. Он становится
виден, когда его соотносят со всеми другими судьбами, а не
берул изолированно. Случайное доказывает себя лишь в
сравнении с общим, то есть жизнью всех.
А роль личности?
Погибни Наполеон до 1812 года — и не бывать походу в
Россию с его неисчислимыми бедствиями. Стало быть, не
легли бы в землю сотни и сотни тысяч людей. Для них слу¬
чайное и значение личности - уже их собственная погибель,
а не просто вывих истории — конец земного существования.
В жизни человека историческая личность и случайное
играют могучую роль. Впрочем, и для жизни народа и наро¬
дов они значат не меньше. Революция — это закономер¬
183
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ность для России. Она ею была беременна. Но социалисти¬
ческой революция стала лишь благодаря особому, специфи¬
ческому гению Ленина. Без него она никогда не шагнула бы
за Февраль 1917-го. Были бы бунты, волнения, но никогда —
Октябрьская революция.
Лишь исторический процесс в тысячелетии сглаживает
все ухабы случайного. Но что до. этого процесса каждой от¬
дельной личности?..
"Это все марксистские бредни, будто личность не может
играть существенной роли в судьбе общества, — кипятился
Флор Федорович. — И для судеб истерии, и для каждого че¬
ловека в отдельности она имеет значение жизни и смерти, а
это всё — для человека, начало и конец его бытия, смысл
всего...”
Флор Федорович проникся убеждением, что вождям не¬
пременно нужны намордники, — да. да, если даже каждый
из них среди единомышленников и вроде бы делит власть.
Это точно: через вождей нация являет нс только свое вели¬
чие, но и изрыгает гной. Но без руководителей не обойтись,
поэтому каждому нужен намордник — жесткие, непересту-
паемые законы.
” Аллее капут!..”
Он и не заметил, как разменял прежние слова на совер¬
шенно новые, а терпимость его приняла такой характер, что
чека пребывала в неизбывных терзаниях: сейчас брать или
погодить.
Только теперь его поразило, насколько все революци¬
онеры уверены (даже тени сомнения нет) в том, что мир су¬
ществует лишь для них, что ради них и их партийно¬
доктринерских схем должны гибнуть люди или обязательно
подчиняться, в том числе и целые народы со всеми тради¬
циями, историей, мечтами. Мысль эта раскаленным гвоздем
засела в голове бывшего председателя Политцентра...
А в те дни как раз лопались почки. Сады и леса - - еще
светлые, насквозь просматриваются. Солнце в них снопа¬
ми - и стрянет в дымах. И птицы в таком азарте — ну без
памяти и осторожности.
Трава совсем юная, нежнее не бывает... а пахнет! И
земля липковатая, мягкая снеговой водицей. И от этого воз¬
дух до одури пахуч. И тут же прозрачный запах еще насту¬
женных лесов. В нем, запахе, пластами — тепловато-горькие
ароматы дыма. Господи, не надышишься!
И светлые вечера с затяжным стоянием сумерек, далеким
стуком колодезного ворота или калиток, а то и ведра в сру¬
бе. Степенно веет ветерок. И даже скорее не ветерок, а ве-
184
Крушение и обновление
черняя свежесть. Накинешь на плечи одежу — и во все глаза
смотришь на жизнь вокруг. Ведь нет ничего лучше!
Вроде бы дожили люди до светлого и спокойного Хрис¬
това житья.
Член политбюро и вождь красных профсоюзов Томский
заявил на XI Съезде партии в марте 1922 года (Ленин как раз
оправился от первого несерьезного натиска болезни; надо
полагать, сидел в зале и слушал ораторов):
’’Нас упрекают за границей, что у нас режим одной пар¬
тии. Это неверно. У нас много партий. Но в отличие от за¬
границы, у нас одна партия у власти, а остальные в тюрь¬
ме”.
А Федорович уже задолго до ареста перестал читать ре¬
чи партийных заклинателей. За 1азегы брался в три-четыре
дня раз: пробежит глазами заголовки, выхватит
абзац-другой — и скомкает чтиво, сунет под стул, прямо под
себя. Накопятся мятой кучей и вынесет... Зачем вообще
выписывает?.. Ведь ни одно газетное слово не проходит без
судороги отвращения. А, пожалуй, знай о признании Том¬
ского, поостерегся бы. Выручил один раз перстенек — мо¬
жно было б предположить: не случайно то, что столь внезап¬
но обожгло угрозой расправы. А только на все плевал быв¬
ший лидер сибирских эсеров, так что никаких ’’пожалуй” —
плевал и все!
А в таком разе взял марксистский бог и поднатужился,
чтобы задуть еще один огонек жизни, а что ему, этому божи-
ще, чья-то жизнь!
А уж страсти раскаляли людей. Другим становился воз¬
дух: дрожал, уплотняясь, превращаясь в железо от песнопе¬
ний. Так уж устроено на этой шестой части суши. Без бога
во плоти, даже если Бог по самые ноздри в крови и гнет всех
к земле. аж не продыхнуть, — нс могут здесь.
Хронически больной человек (не пять-семь лет, а десяти¬
летия) подгреб под себя руководство огромной страной и
увлек в самые невероятные пробы — распадающимся моз¬
гом кроил новое государство...
Нет, нет, все это было бы слишком просто: искажения,
извращения от болезни! Его мозг действительно был тяжко
болен и действительно существовал на голоде крови и возду¬
ха. И логика мысли пресекалась нарушенностью связей...
Этот человек был могуч. И с изуродованным мозгом он
признавал и узнавал лишь свои идеи и лишь движение к
выкристаллизовавшимся идеям. Отмирающий мозг даже
по-своему помогал владыке, гася, лишая силы все прочие
импульсы, не доводя их до степени напряжения зрелых
185
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
мыслей. Огнем были прокалены связи-мысли о диктатуре,
насилии, государстве-казарме, мерцающей ему социалисти¬
ческой общиной, но безумно далекой от таковой, потому
что в той общине, которая пестовалась больным мозгом, все
скрепляли пули солдат и охранников и все были обречены на
молчание. И ничто не могло погасить эти связи. Снова и
снова они возобновлялись в распадающемся веществе хмозга,
проторяя пути в еще нетронутых тканях, — и снова пылали
главные связи-мысли.
Казнь старшего брата, горе семьи обратили его ум на
разрушение как единственную форму овладения будущим.
Все подчинил он одной только этой мысли.
Что не имел он ни малейшего представления о созида¬
нии, ответсгвенности за разрушительства, доказывает прак¬
тика дней новой власти. Никто не ведал, каким обернется
завтра, кроме общих лозунгов. Вождь тоже не ведал, ибо он
познал лишь разрушение. Как может знать созидание чело¬
век, сознательно казнящий в себе даже искорку добра? Да
даже обычную размягченность от музыки...
Всех в светлое завтра!
И в неизвестное гнали, волокли силой.
Но целесообразно лишь то, что естественно, что, пере¬
полняясь, само находит себе движение, подобно таянию сне¬
га весной. Насилие не способно ничего родить. Оно способ¬
но поставить на колени миллионы, но никогда — накормить
их и сделать счастливыми. Ибо целесообразное возникает
лишь из естественного. Насилие и есть насилие, поскольку
оно противно естественному.
Чтобы слышать других, нужно сердце — и уже не верить
умным, логичным и самым привлекательным расчетам, если
от них оторвана душа.
В мерзлых буднях взрос ледяной мир без сердца, с ледя¬
ной кровью, механической волей. И людям в нем голо и
страшно. Механически он выдает им их порции жизни и дик¬
тует все слова, которые они после говорят друг другу. Ибо
так было задумано. Ибо таким и был мир их святого.
И велел он кланяться ему всем живым. И они идут к не¬
му и будут идти, замороженные льдом его воли, насыщаясь
этим льдом, выстужая весь мир льдом своего дыхания.
И так будет всегда, если человек станет отрывать душу
от своих мыслей и дел. Да, да, ибо так и было задумано!..
Я готов закрыть этот блок со старыми газетами. Слиш¬
ком часто я заглядываю в него и поневоле насыщаюсь тле¬
ном. Но взгляд скользит по строчкам:
’’...Этим констатированием протокол кладет конец всем
предположениям (да и болтовне), которые делались при
186
Крушение и обновление
жизни Владимира Ильича у нас и за границей относительно
характера заболевания..."
Семашко имеет в виду слухи о сифилисе у Ленина, кото¬
рые имели тогда широкое хождение в обществе. Именно си¬
филис одной из форм осложнений имеет подобные пораже¬
ния сосудов, безусловно влияя и на психическое состояние.
Не раскрывая существо слухов, нарком здравоохранения
РСФСР отводит внимание от них рассказом о титаниче¬
ской деятельности вождя и наследственной предрасположен¬
ности.
Никто никогда не решит, так ли это. Нужно беспри¬
страстное изучение соответствующих архивов, а это совер¬
шенно исключено (будут любые подлоги, но не изучение
фактов), хотя в партии ленинских времен (в ее высших
звеньях) на сей счет существовало однозначное мнение. Ав¬
тору доводилось слышать его от старых ком^мунистов до¬
вольно высокого ранга. И в общем, в подобной болезни нет
ничего зазорного. Это, так сказать, личное дело каждого че¬
ловека. И всё бы ничего, и всё замыкалось бы на личном,
ежели бы такая болезнь оставалась только горем этого чело¬
века, его семьи, но почему эта болезнь должна становиться
горем, точнее, бедой всех, а если быть еще точнее — судьбой
всех?!
Именно по данной причине предположение о такой бо¬
лезни, факт болезни переходит из области интимной, сугубо
личной в общественную. Осложнения после болезни такого
рода недопустимы для главы государства, тем более в ре¬
волюцию, когда каждый день встает вопрос — жить или не
жить тысячам людей, а если жить тем, кого оставили, како¬
вой будет эта жизнь? Это требует не только мощного, но
здорового интеллекта, совершенно уравновешенной психи¬
ки, исключительной самокритичности.
Можно предположить, что болезнь придала учению не¬
ограниченную жестокость.
Подобные слухи были сверхопасны для новой победо¬
носной власти. Они зарождали серьезные сомнения в право¬
мерности происходящего, даже в определенной нормальнос¬
ти. И кроме того, грязнили святые хоругви самого учения.
И поэтому человек, которого утверждают вместо Хрис¬
та, которого день за днем обряжают в хитон мученика и
пророка, не должен быть поражен подобным недугом. Да
сгинет каждый, кто прознает!
И место Христа задвигается и задвигается новым
’’святым". И мифы о нем вживляются младенцам едва ли не
с первым их криком.
Но распинали согласно учению — народ: яростно — и на
187
Ю.П. Bjcieoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
веки веков, дабы не сомневались в новом свягом и, не ко¬
леблясь, казнили, разрывали, лишали рассудка каждого, кто
усомнится.
Ибо вера в нового святого есть лучшая защита для тех,
кто за ним прячется!
"...По его (Колчака. — Ю.В.} "повелению” министры
слушают дела. Он чертит па журналах Совета Министров
’’согласен”, наподобие царей. Во всех документах слова
"Верховный Правитель” начинают писаться сплошь пропис¬
ными буквами, как писались при самодержавии слова
’’Государь-Император”. Он дает ’’рескрипт”, под которым
точь-в-точь как какой-нибудь Александр или Николай Рома¬
нов, подписывает: ”Дан 23 ноября 1919 года...” Он говорит о
своих ’’прерогативах верховной власти...”. На собраниях
провозглашается: ’’Верховному Правителю адмиралу Кол¬
чаку ”ура”, — точь-в-точь как в былые времена провозгла¬
шали ”ура, Романову” Акимовы, Щегловитовы, Марковы и
Пуришкевичи...”
В Омске сразу после крушения власти Колчака и эвакуа¬
ции Чехословацкого корпуса с прочими войсками интервен¬
тов начинается сбор материалов для процесса над ведущи¬
ми деятелями белого режима. Возглавляет эту работу заве¬
дующий отделом юстиции Сибирского ревкома профессор
А.Г.Гойхбарг.
Процесс этот имел место в Омске с 20 по 30 мая 1920 го¬
да. Перед Чрезвычайным революционным трибуналом
предстали двадцать три высших колчаковских чиновника.
Обвинение строилось на шести пунктах:
— бунт и восстание при поддержке иностранных прави¬
тельств против власти рабочих и крестьян с целью восста¬
новления старого строя;
— организация истребительной вооруженной борьбы
против советской власти;
— организация системы массовых и групповых убийств
трудового населения;
— предательский призыв к иностранным вооруженным
силам для войны против страны, к которой принадлежат
подсудимые;
— ор1анизация массовою разрушения /юс'юяния Со¬
ветской Республики и имущества трудового населения;
-- расхищение и передача иностранным правительствам
достояния Советской Республики.
Заседания Чрезвычайного революционного iрибуналл
при Сибирском ревкссле проходили г. железнодорожных мас¬
терских Омска. Присутствовало около восьми тысяч рабо¬
188
Крушение и wnoe.icnue
чих, красноармейцев и делегатов от районов, особенно пос¬
традавших в колчаковщину.
’’...Была расстреляна, повешена, замучена, живыми за¬
рыта в землю не одна согня тысяч лиц, принадлежащих к
трудящимся. По официальному сообщению, в одной Екате¬
ринбургской губернии "колчаковскими властями" расстре¬
ляно минимум 25 тысяч. В одних Кизеловских копях рас¬
стреляно и заживо погребено около 8 тысяч; в Тагильском и
Надеждинском районах расстрелянных и замученных — око¬
ло 10 тысяч; в Екатеринбургском и других уездах — не менее
8 тысяч. Перепорото около 10 процентов двухмиллионного
населения. Пороли мужчин, женщин, детей. Разорена вся
беднота и все сочувствующие Советской власти..."
В обвинительном заключении, составленном профессо¬
ром Гойхбаргом, сообщалось:
"...Устраиваются специальные карательные экспедиции,
где в экзекуции населения особенно отличаются прибли¬
женные, любимцы Колчака, помогшие ему стать самодерж¬
цем, — Волков, Красильников... Особенно много пострада¬
ло восставших и случайных жертв — стариков, женщин и де¬
тей - в селе Мариинке ввиду отданного генералом Волко¬
вым приказания: большевиков расстреливать, имущество
конфисковывать в казну, а дома их сжигать. Ворвавшиеся в
Мариинку солдаты отряда капитана Ванягина сами опре¬
деляли виновных, расстреливали их, бросали бомбы в дома,
сжигая их, выбрасывали семьи расстрелянных на улицу и от¬
бирали у них все. Сгорело тогда свыше 60 домов, погибло
около двух тысяч человек. Это было в одном селе..."
Самыми важными (по преступлениям) среди подсуди¬
мых оказались:
Червен-Водали кадет, заместитель председателя Сове¬
та Министров колчаковского правительства;
Клафтон — кадег, директор печати при Верховном
Правителе;
Шумиловский — меньшевик, министр труда;
Ларионов — беспартийный, товарищ министра путей со¬
общения;
Морозов -- беспартийный, министр юстиции;
Новомбергский - беспартийный, профессор, товарищ
министра:
Преображенский - эсер, министр просвещения;
Хреновский -• беспартийный, товарищ министра финан¬
сов;
Краснов - беспартийный, государственный контролер:
189
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КВЕСТ
Жуковский — беспартийный, товарищ министра ино¬
странных дел...
Червен-Водали, Клафтон, Шумиловский, Ларионов со¬
храняли связи с контрреволюцией вплоть до ареста — ре¬
волюционный трибунал приговорил их к расстрелу.
Шестеро подсудимых осуждены на пожизненное заклю¬
чение, остальные приговорены к различным срокам.
Несколько позже в Омске были расстреляны генералы
колчаковской армии из захваченных в плен, которых раньше
не пустили в расход в чека.
Внимательно читает старший следователь отдела ГПУ
дневник Федоровича: четыре толстые тетради. И не читает, а
вгрызается в каждое слово. Ах ты, паскуда эсеровская!..
Дневник решился вести Три Фэ с февраля 1919-го, ’’за-
прежде" ’ не смел, конспирация исключала. А тогда надежно
лег на дно...
Выписал старший следователь на листок сбоку: ’’Аллее
капут”. Значит выяснить, что за хреновина. Там у него уже
целый свод Флоровых словечек.
"Чекушка" — наткнулся на столь знакомое словечко, по¬
морщился, отчеркнул. Подумал: ’’Как же нас ненавидят и
боятся, а мы только для них живем и себя не щадим”.
Посидел не читая. Прикидывал заботы на сегодня.
Опять опоздает домой. Опять Надя без кино, давно просит...
Хорошо у него с ней, скоро ребеночек. Теща скоро приедет,
пусть спит на кухне...
Еще недавно не сомневались: после Гражданской войны
на сокращение пойдет работа, а тут такой размах! Рас¬
ширяются отделы, новые создаются. Еще, кажется, вчера
личный состав губчека... тьфу, ГПУ, был вдвое меньше, а и
нынешний уже не справляется. Сколько же мрази на земле!..
И подвинул тетрадь поближе.
Опять о любви! Мать его, в такие-то лета!.. Надо запро¬
сить архив. Может, у нас и проходил кто-либо из Струнни¬
ковых. Шутка сказать: сестрица колчаковского полковника!..
Разумеется, в дневниках и на толичку не было ничего ин¬
тимного. не доверял людям Федорович. Даже если бы гряну¬
ло всеобщее благоденствие — все равно не стал бы писать. Й
уж, естественно, ни словечка о Тимиревой. Только одна фра¬
за: "Голубка с поломанным крылышком поправилась и вче¬
ра улетела". Не Бог весть какая конспирация, а сработала:
пробежал взглядом старший следователь - пустое место
для него. Решил: очередная шлюха. Не прочь мужик "уда¬
рить по рубцу"...
А за словами целая жизнь, горе, любовь к сыну: мо¬
190
Крушение и обновление
жет. даст утешение сердцу. Было ведь Анне Васильевне вес¬
ной 1920-го двадцать восемь, вернее, должно было испол¬
ниться. Только-только человек начинает соображать что к
чему. А тут... пустырь... вся жизнь уперлась в тупик. Бери и
вешайся на волосах...
С мрачным любопытством распутывает скоропись
Федоровича старший следователь. С конца января 1920-го
что ни запись контрреволюция. Тут на десять расстрелов
за глаза хватит. Пора готовить доклад. Пусть Лещенко кла¬
дет резолюцию. Кобел ина эсеровская!..
Поработал с полчаса. В кабинет дергались, два раза сту¬
чались, но он заперся и не подавал виду, что есть. Иначе ра¬
ботать не дадут. Встал, отомкнул дверь. Закурил, прохажи¬
ваясь и пользуясь заслуженным отдыхом. Хорошо дожди
налетели, а так бы испекся от жары. Весну без перехода сме¬
нил зной. Сидишь в этой комнатушке и потом исходишь... И
расстроился, когда припомнил утреннее хождение в сортир:
опять стену разрисовали! Служебный сортир (с неделю как
отремонтировали) — только для работников ГПУ и охраны
внутренней тюрьмы, а что делается: вся стена в пятнах крас¬
ки, не успевают замазывать непристойности.
Давече замазали стишок, дай Бог памяти...
Все ниже, и ниже, и ниже
Валя спускает трусы.
А Костя ее обнимает и...
Нынче ухитрились штыком процарапать, тьфу, срам:
’’Сиськи по пуду — работать не буду!"
И такой картинкой снабдили!.. Не, краской не обой¬
дешься: придется щекатурить. Прокарябали цельные бороз¬
ды, мать их!..
И вспомнил: проходила по делу Замкова особа... Допра¬
шиваешь — и не по себе. Такие титьки, аж в глотке пересы¬
хает! Явление! Ребята заходили позырить — и было на что.
Здоровенные — и не виснут! Аж кофта лопается, а без лиф¬
чика. Факт, без лифчика! Ночью забрали, прямо из постели.
И не сказать, чтоб жирная. От природы удались. До греха
могла довести. Ночью разложу Надю, а представляю эти
штуковины... Лещенко определил ей расстрел. На кой? Она
случайный элемент в том деле, ну пусть посидела бы пяток
лет... Пригробили тетю, тридцать шесть ей по метрике...
Дай Бог памяти... Лукьянова... Варвара... Отчество нс
вспомню... сколько их!.. Да-а... подвесил Господь...
Просвещай личный состав не просвещай, а, видно, надо
ловить этих "художников". Ловить — и учить! Общие вну¬
191
Ю.П. Вгасов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
шения не действуют... Что ж это, как шпана уголовная, ни¬
чем не лучше: один, выходит, взгляд на мир...
И так же, как когда-то Чудновский, черкнул для памяти:
’’Установить скрытое наблюдение за сортиром с захожде¬
нием для установления факта хулиганского действия всякий
раз после оправки любого из личного состава...”
”К двадцатилетию ВЧК—ОГПУ—НКВД.
...СНК СССР и ЦК ВКП(б) желают работникам и бой¬
цам НКВД полных успехов в их работе по искоренению вра¬
гов народа.
Да здравствует НКВД, карающая рука советского
народа!”
Шел 1938 год. Уже давно истлел Федордвич: кости в
братской могиле да череп с дыркой в затылке. Земное бытие.
Эх, Россия...
Наладилась ты губить тех, кто прикипел к тебе и служит
сердцем — не карманом или чином.
То отказываешься от них, то зарываешь живьем...
Дай хоть дыхнуть, взглянуть напоследок в небо, ослеп¬
нуть от солнца — чистого солнца, не загаженного предатель¬
ством и корыстью...
А теперь... кончай!
Знаменитый русский художник Юрий Павлович Аннен¬
ков, описывая свою дачу (можно сказать, родовое гнездо
Анненковых), вспоминает следы, оставленные там отрядом
Красной гвардии.
К слову, на даче бывали Ленин, Вера Фигнер, Горький,
Блок, Маяковский, Есенин и десятки других людей — укра¬
шение России.
’’Мой куоккальский дом, где Есенин провел ночь нашей
первой встречи, постигла несколько позже та же участь. В
1918 году, после бегства красной гвардии из Финляндии, я
пробрался в Куоккалу (это еще было возможно), чтобы
взглянуть на свой дом. Была зима. В горностаевой снеговой
пышности торчал на его месте жалкий урод — бревенчатый
сруб с развороченной крышей, с выбитыми окнами, с черны¬
ми дырами вместо дверей. Обледенелые горы человеческих
испражнений покрывали пол. По стенам почти до потолка
замерзшими струями желтела моча и еще tie стерлись помет¬
ки \глсм: 2 арш. 2 верш., 2 арш. 5 верш., 2 арш. 10 верш...
Победителем в этом своеобразном чемпионате красногвар¬
дейцев (личный состав упражнялся: кто сноровистее, гот и
192
Крушение и обновление
брызнет выше. — Ю.В.) оказался пулеметчик Матвей Глуш¬
ков: он достиг 2 арш. 12 верш, в высоту.
Вырванная с мясом из потолка висячая лампа была
втоптана в кучу испражнений...
Половицы расщеплены топором, обои сорваны, пробиты
пулями, железные кровати сведены смертельной судорогой,
голубые сервизы обращены в осколки, металлическая по¬
суда — кастрюли, сковородки, чайники — доверху заполне¬
ны испражнениями. Непостижимо обильно испражнялись
повсюду: во всех этажах, на полу, на лестницах — сглаживая
ступени, на столах, в ящиках столов, на стульях, на матра¬
сах, швыряли кусками испражнений в потолок. Вот еще за¬
писка: ’’Понюхай нашава гавна ладно ваняит”.
В третьем этаже — единственная уцелевшая комната. На
двери записка: ”Тов. Камандир”.
На столе — ночной горшок с недоеденной гречневой ка¬
шей и воткнутой в нее ложкой...
Руины моего дома и полуторадесятинный парк с лужай¬
ками, где седобородый Короленко засветил однажды в
Рождественскую ночь окутанную снегом елку... Вырастет ли
когда-нибудь на этом пустыре столбик с памятной дощеч¬
кой, на которой вряд ли смогут уместиться все имена?..”1
Очень напоминает поведение охраны в доме Ипатьева.
Просто один к одному. Об этой особенности революции
Горький напишет Ленину: ’’...революцию нельзя делать при
помощи воров...”
Это не просто группа деклассированных людей, при¬
мкнувших к революции. Это тот основной социальный
слой, который, как говорится, делал ее. Они, как никто, со¬
ответствовали целям и духу революции: уничтожать враж¬
дебный класс и разрушать, чтобы из руин построить новый
мир. Разрушали, надо сказать, очень усердно.
Вспомните знаменитые ленинские лозунги: ’’Грабь
награбленное!”, ’Кулаком — в морду, коленом — в грудь!”.
На такое в первую очередь были способны именно тако¬
го рода люди — целый слой по необъятной России. К ним и
обращался Главный Октябрьский Вождь. В таком деле ин¬
теллигенция и впрямь не была нужна, даже более того, по¬
дозрительна — по причине отказов и протестов против тако¬
го характера преобразования общества.
Именно поэтому Горький написал, что нельзя делать ре¬
волюцию с помощью воров и без интеллигенции. Именно от
1 Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Международное Литературное
Содружество. 1966. T. I.
1 91
193
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
этой революции он сбежит в октябре 1921 года сначала в
Берлин, а потом на Капри.
А где было спастись всей России?..
И вся эта орда (без каких-либо духовных устоев, принци¬
пов, даже традиционной веры отцов в Бога) примется кру¬
шить, разваливать и уродовать налаженную жизнь.
Пение ’’Интернационала” будет им в этом очень помо¬
гать: сразу один просветленный взгляд на происходящее.
Своими знаменитыми лозунгами ’’грабить и бить в мор¬
ду”, своей проповедью неприятия интеллигенции, вседозво¬
ленности во имя святой революции Ленин снимет с этих
людей всякие моральные обязательства.
Голой и беззащитной предстанет перед ними Русь...
Но и то правда, с самого дна жизни, трущоб и одного не¬
избывного горя поднимались люди. К счастью, свету и дос¬
тойной жизни приобщались. А самое главное — давали ей
свой разворот и свое понимание.
И дали!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в святую Русь...
И пальнули!
Аж до 90-х годов все того же печально-трагического сто¬
летия долетел стон!..
Если бы умнейший и энергичнейший из красных профес¬
соров товарищ Гойхбарг обладал провидческим даром (мог
заглядывать в будущее и читать его без затруднений), он не
стал бы гробить время на сочинение обвинительного заклю¬
чения. Возможно, он был идеалистом, но ведь не до такой
степени, дабы приуготовлять себя и своих товарищей (со¬
гласно сценарию ’’женевской” твари) к роли предателей и
врагов социалистического Отечества. Ну не беспределен же
идеализм большевиков, хотя встречались и такие: разди¬
рают на части, позорят жену, взрослых детей, а они славят
’’женевских” умельцев и вождей. Это уж своего рода мазо¬
хисты. Размазывали плевки и кровь, благодарно заглядыва¬
ли в глаза: ’’Слава Сталину! Слава партии!”
Воспитала и таких ленинская партия, гордится ими —
ленинцы.
Я и сам знавал одного — бывшего редактора "Извес¬
тий”. Из его уст услышал. После года пыток на Лубянке, за¬
битый насмерть, но не давший ’’нужных” показаний, он да¬
же не мог сидеть — полулежал. На допросы и очередные му¬
чительства его носили надзиратели (он слышал, как за сте¬
ной били его жену — это чтоб сломить его. - - а показаний
все равно не дал). Однажды дверь его одиночки распахну¬
лась, на пороге стоял комбриг НКВД: без сомнения, изверг
194
Крушение и ооновление
из извергов. Через какую ж кровь надо было пройти в ком¬
бриги! Комбриг долго смотрел на то, что осталось от быв¬
шего редактора, и наконец изрек:
— Настоящий большевик.
И бывший редактор после двух десятков лет заключения
и лагерей хранил слова этого изверга как высочайшую по¬
хвалу, своего рода орден: еще бы, настоящий большевик!.. И
мне рассказывал с нескрываемой гордостью... именно не за
свое действительно легендарное мужество, а за это — ’’на¬
стоящий большевик’’...
Идея для них выше позора, бесчестия, мук, лжи, надруга¬
тельств, самих принципов и самой правды! И никак не
замкнется, что идея преступна. И мучения их и народа не
случайны, а следствие той самой преступной идеи строить
счастье через насилие. Из той же цепи преступлений...
Правда, товарищ Гойхбарг и не такой уж твердокамен¬
ный ленинец, даже более того... В общем, заглянем в его ску¬
пую и скромную биографическую справку. Из нее-то узнаем,
что хаживал он в меньшевиках, после одумался и вступил в
РКП(б), из которой вскоре был исключен — а на дух не
свой...
Прожил А.Г.Гойхбарг до семидесяти девяти лет. С 1904
года, то есть двадцати одного года, меньшевик, почти
тот же ход (из меньшевиков — в большевики), что у свире¬
пейшего А.Я.Вышинского (что натворили!). Был соредакто¬
ром горьковской ’’Новой Жизни”. В 1917-м стал членом
РСДРП(б). В 1918-м работал в Наркомюсте, после нахо¬
дился на Восточном фронте (1919 г.). В 1920 году избран в
состав Сибирского революционного комитета, тогда-то и
выступил обвинителем на процессе колчаковских министров
в Омске. С 1921-го по 1923 год — председатель Малого Сов¬
наркома. После — на юрисконсультской работе в Наркома¬
те внешней торговли. Но чу!., в 1924 году был исключен из
РКП(б).
Профессор не обладал пророческим даром, не посещали
его вещие сны, как, скажем, Денике или Флора Федоровича,
и поэтому, можно сказать, своими руками приуготовлял он
себе довольно печальную жизнь.
А что до его товарищей... ни стоны, ни крики, ни исте¬
ричные перечисления революционных заслуг, ни даже лже¬
свидетельства не умилостивили ’’женевских” специалистов.
Можно сказать, вколотили они в землю великое множе¬
ство боевых соратников и коллег товарища Гойхбарга в
землю - ни следочка не обнаруживается... Но ничего этого
не знал товарищ Гойхбарг, лист за листом сочиняя обвини¬
195
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тельное заключение. Очень торопился, ждал его с отчетом о
подготавливаемом процессе сам вождь.
Не осталась их встреча не отмеченной историей.
Двенадцатого июня после свидания с Александром
Григорьевичем Гойхбаргом Ленин пишет записку Д.И.Ле¬
щенко — своему старому товарищу по партии (с 1900 года),
многоопытному партийному газетчику, секретарю нарком-
проса, возглавляющему Всероссийский кинокомитет:
’’Ввиду крайней важности и злободневности привезенных
тов. Гойхбаргом фотографий и документов суда над мини¬
страми Колчака предписываю: немедленно приготовить
снимки с этих фотографий и документов, наряду с краткими
комментариями тов. Гойхбарга, для составления ряда кар¬
тин для кинематографов для самого широкого распростра¬
нения.
Об исполнении извещать меня два раза в неделю...”
Лещенко был расстрелян в 1937 году. Выстрел в заты¬
лок --- и падение после пинка на опилки... Что готовили и
обговаривали ь Женеве, столь несправедливо обернулось
против них, создателей республики труда, братства и сво¬
боды.
...Люди тех славных, революционных лет могли кричать
”ура” и радостно шагать за Лениным: войны отменены, впе¬
реди — счастье, только оно, счастье, — иначе и быть не мо¬
жет: научно доказано, революцией обеспечено. Остается
лишь взять это самое счастье.
Люди и знать не знали, чем оборачивается каждый их
шаг. Какая прежде была жизнь — знали не понаслышке, а по
опыту, и в самых мельчайших подробностях, а вот буду¬
щее... представляли лишь со слов. Обещали вожди самую ве¬
ликую свободу и зажиточность — аж выше всякой меры,
знай поспевай черпать эти самые блага.
Бывшая житница мира, Россия, не способна существо¬
вать без закупок хлеба и мяса за границей — так хозяйство¬
вать на одной шестой (плодороднейшей части) Земли надо
уметь. А они, эти захватчики власти, замурованные в непро¬
биваемую лесть, угодничество, роскошь, вседозволенность и
холодную жестокость карательных служб, всё мнят себя
святыми и требуют относиться к себе, как к святым. Сейчас,
правда, они ’’перестраиваются” и бьют себя в грудь, что это
они дают свободу народу — на колени перед ними.
Они свою вину перед народом — провал в подготовке
страны к войне с Гитлером и преступное ведение ее в первые
полтора года (горами трупов и разрушений обошлись Рос¬
сии их прозрение и ученичество) — возвели в собственную
заслугу и неувядаемую славу.
196
Крушение и обновление
Кто ответит за тюремно-кровавую нетерпимость влас¬
тей ко всему вне догм, нетерпимость на грани изуверств,
убийства людей путем объявления их душевнобольными
(мучитель Сахарова, Обухов, не так давно получил награду,
а в марте 1990 года баллотировался в депутаты областного
Совета)?..1
Кто ответит за превращение жизни в систему догм, при¬
нудительное исповедование этих догм, за насилия над
жизнью и людьми этими догмами, за превращение Ленина в
божество, в икону, в святые мощи и за воспитание целого
народа на исступленном поклонении этим мощам?..
Кто ответит за ложь в повседневной жизни, воспитание
на лжи поколений людей?..
Кто ответит за тотальный исторический обман — под¬
дельные учебники, исследования и фальшивую историю, за
вечную подтасовку фактов, имен и искажение смысла движе¬
ния?..
Ничего не будет, никаких ответов и прозрения.
Никто никогда не ответит за неравенство людей в со¬
ветском обществе, извращение законов, внедрение системы
льгот, преступного распределения результатов труда.
Никто никогда не ответит за надрывную жизнь народа в
ожидании рая и житие бюрократической верхушки в роско¬
ши и довольстве — воистину господскую жизнь.
Никто никогда не ответит — ни один высший партийный
чин — за лихоимства, разврат, клевету, подавление других
людей...
Да, случается, люди заявляют о себе. К таким проявле¬
ниям ’’женевские” господа относятся серьезно. Одно дело,
когда они разрушают страну. И другое дело, когда кто-то
оспаривает у них право на власть. Тут тогда любую кровь не
только нужно, но просто необходимо пускать — никакой
ленский расстрел или там Девятое января 1905 года и срав¬
ниться не может. Вот как в Новочеркассе в 1962-м наваляли",
аж улицы уборочными машинами мыли. Уж тут, извините,
пожалуйста...
Никогда не ответит Ильич за то, что перевернул жизнь
целого народа, залил ее в обещаниях счастья, справедливо¬
сти и равенства потоками крови. А в итоге народ обрел но¬
вых цезарей — генеральных секретарей, новую знать жирую¬
1 Я думал, когда страна узнаег, что творили с Сахаровым, она дрог¬
нет и кара настигнет мучителей и преступников. Her, нс дрогнула. Видела,
как он сжигает себя за народ, как уходит из него жизнь в этой борьбе - и не
дрогнула!..
Что будет повторено в Тбилиси в 1989-м и в Литве в 1991-м.
197
ЮН Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
щую в роскоши и привилегиях (партийную и советскую
бюрократию), и надрывное существование для себя.
Именно за это — льготы, привилегии, несправедли¬
вость — в революцию и Гражданскую войну большевики
смели целые пласты общества; славная, легендарная пора...
а в итоге водрузились на их место "слуги народа" с партий¬
ными билетами и доскональным знанием всех своих беско¬
нечных привилегий. Последние русские самодержцы отнюдь
не обладали столь бесконтрольно-чудовищной властью, а
ведь именно за эту власть и самоуправство их, царей, нена¬
видели и в итоге лишили власти и жизни.
Именем Ленина и обещаниями рая на русской земле сно¬
сились головы с целых классов... чтобы взять всю ту
прежнюю господскую жизнь и водрузить в нее себя — пар¬
тийных владык России. Хотел этого Ленин или не хотел —
вопрос другой; важен факт — чем это обернулось и во что
обошлось...
Кто скажет правду об этой жизни и нескончаемых пре¬
ступлениях?
Кто освободит Россию от этого кошмара?..
И любые преступления затираются, вытравливаются из
памяти народа — и уже нет преступлений, ничего нет, кроме
славословий вождям, партии и лицемерных восхвалений
труда и людей труда...
Ничего этого не ведал и не знал образованнейший и
культурнейший профессор Гойхбарг, когда вплавлял гнев в
строки своего обвинительного заключения. Ох как близко то
время, когда поволокут его друзей и коллег из кабинетов в
гнусную вонь тюремных камер, а погодя и вовсе лишат
жизней — таких дорогих и важных, а самое главное — един¬
ственных, уже ни одного дня не вернуть, не отыграть назад.
Убийцы и мародеры.
3 октября 1905 года Троцкого арестовывают вместе с
другими членами Петербхpiского Совета рабочих депута¬
тов. В ноябре 1906 года высылают в Обдорское, но он бежит
еще из Берёзова - того самого, где окончил свои дни в
1792 году опальный Александр Данилович Меншиков, спо¬
движник Петра Первого.
На V (Лондонском) съезде РСДРП(б) (1907) Троцкий за¬
нимает центральную позицию, не примыкая ни к большеви¬
кам. ни к меньшевикам. В 1909 году он всё же переходит к
меньшевикам, обитает в Вене, позже — в Цюрихе.
С началом первой мировой войны - представлял в Па¬
риже газету "Киевская мысль", являясь и членом редакции
социал-демократической газеты "Наше слово".
198
h'p . aic. tiu н ионов.imiue
В конце 1916 года его высылают из Франции: под надзо¬
ром двух полицейских инспекторов вывозят в Испанию. Че¬
рез три дня его арестовывают в Мадриде и отправляют в
США: и своих смутьянов хватает.
После Февральской революции Троцкий возвращается в
Россию: через Канаду (с месячной отсидкой в галифакской
тюрьме) по ходатайству Временного правительства (за всех
политэмигрантов).
Троцкий примыкает к большевикам. 25 сентября
(8 октября) его избирают председателем Петросовета. Ни¬
кто в России столь стремительно и в такие сроки не возно¬
сился к высшей власти. Вчера — изгой, сегодня — вождь,
диктующий условия поверженным...
Любые крайние решения не смущали Льва Давидовича,
как, впрочем, и кровь — даже самая обильная. По-вожди¬
стски был скроен Лев Давидович. На большевистский манер
верил в кровь как очищение и искупление. В огнедышащую
пасть классовой войны и революции гнал народ.
Счастливую и благородную жизнь угадывал за трупами,
пепелищами, голодом и насилиями. Будто кто-то необо¬
зримо-громадный, всемогущий и всесильный вдруг положит
предел резне, подлости доносов, сыску, торговле совестью,
стяжательству, карьеризму, мучительствам, бездушно-раз¬
рушительным прожектам и скажет: ’’Довольно, вы в свет¬
лом царстве! На свалку все карательные машины и
насилие!" И люди вмиг сменят кожу.
А ведь именно подобная задача заложена в террор
любой революции, почти любой... А иначе как это: из
грязного, насильно-жестокого вдруг вылупляется херувим¬
ски чистое и непорочное. Да не может жизнь, замешенная на
палачестве, принуждениях, неправоте и несправедливости
внезапно прорасти в нечто другое, отличное от своей перво¬
родной сути. Не может же волчье чрево произвести на свет
кролика. Не могут существовать по раздельности ветки,
листья, ствол и корни...
Поиски счастья через насилие — главный метод исправ¬
ления мира — обречены на провал и гораздо более худшее
зло...
Смерть взращивает страсти и свершения. Она дает миру
цвет и дыхание и все звонко-благородные чувства. Это —
трагическое свойство прекрасного. С ним отказывается и
мириться сознание, и всё же это именно так. Мы рождаемся,
после умираем.
Но из смешения кровавого, подлого, низменного не до¬
ждаться прекрасного. Общество, приспосабливаясь к жизни
199
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
по принуждению, лжи и постоянной угрозе насилия, прини¬
мает уродливые черты.
Чудовище смерти, насилия, издевательств не может по¬
родить красоту и справедливость...
После падения Владивостока генералы А.Н.Пепеляев и
Ракитин формируют отряды для борьбы с советской
властью. Осенью 1922 года генералы совершают набег на
Якутию, их (и набег, и генералов) финансируют американс¬
кие промышленники, дабы выгодно скупить пушнину в Яку¬
тии, так сказать, хапнуть напоследок.
Набег стоил многих жизней и принес немало убытков со¬
ветской власти.
Генералы Пепеляев и Ракитин осуществляли свою власть
в Охотско-Аянском районе.
Вот отчет об экспедиции по разгрому этих последних бе¬
лых отрядов:
’’Командование Пятой Краснознаменной армии органи¬
зовало экспедиционный отряд, который отбыл из Владивос¬
тока 26 апреля на двух пароходах Добровольного флота,
’’Ставрополь” и ’’Индигирка”. После 25-дневного скитания
во льдах отряд достиг мыса Марскан и высадился в 30 вер¬
стах от Охотска. Первый отряд под командой Погребова на¬
правился в Охотск... Путь был чрезвычайно труден... Дос¬
тигши Охотска, отряд, разделившись на три группы, дви¬
нулся в горы... Белобандиты поняли бесплодность сопротив¬
ления и сложили оружие...
После выполнения этой операции часть отряда, вместе с
пленными, которых было взято 70 человек, на пароходе
’’Ставрополь” направилась во Владивосток, куда благопо¬
лучно прибыла 20 июня. Другая же часть отряда на парохо¬
де ’’Индигирка” направилась дальше на север, к Аяну.
13 июня пароход достиг устья Алдана. Здесь высадились.
У аянского священника было выяснено, что Пепеляев имеет
сведения о появлении 2 советских судов около Охотска и
теперь пробирается к побережью...
Шли (за Пепеляевым. — Ю.В.) без тропинок, приходи¬
лось взбираться по крутым сопкам, часто по колено в сне¬
гу... по топким болотам... вброд через речки и ручьи. Шли,
не щадя себя, по 12 часов в сутки. В первый день было
пройдено около 25 верст, во второй — около 30, а на третий
день в полдень мы уже вышли к устью реки Няча. Отсюда
до Аяна... 10 верст. Выслали для осмотра местности дозор,
который узнал, что в двух верстах... палатки.
С двумя ротами... подошли к палаткам и в качестве пар¬
ламентеров послали... захваченных по дороге в плен подпол¬
200
Крушение и обновление
ковника и прапорщика... У белых получился раскол: офице¬
ры сдаваться нс захотели, а солдаты частью разбежались,
частью сдались. Перед нами стояла задача как можно скорее
двинуться на Аян, дабы разбежавшиеся не попали туда ранее
нас и не сообщили о нашем приближении.
Проводником был один из пленных. Нависший туман
значительно облегчил задачу — незаметно приблизиться. В
7 часов вечера, перевалив самую высокую сопку, стали спус¬
каться к Аяну.
Вошли в Аян. Подошли к палаткам и начали быстрое
окружение...
Мы стояли у двери, за которой находился генерал Пепе¬
ляев. Стучимся. Гробовое молчание. Решили прибегнуть к
переговорам через захваченного в плен полковника...
Дверь отворяется. Товарищ Вострецов (командир свод¬
ного отряда красноармейцев. — первым входит в
землянку...
— Кто здесь генерал Пепеляев?
— Я.
...Всего взято в плен 356 человек: один генерал (Ракити¬
на, надо полагать, убили или сам застрелился. — Ю.В.),
девять полковников, двенадцать подполковников, четырнад¬
цать капитанов, тринадцать штабс-капитанов, двадцать по¬
ручиков, пятнадцать подпоручиков, двадцать шесть прапор¬
щиков, один хорунжий, два ротмистра, один войсковой
старшина, один сотник, два корнета, восемь чиновников и
139 рядовых. Кроме того, восемь сестер милосердия и 84 че¬
ловека прочих чинов отряда.
Так был ликвидирован последний оплот белых на Край¬
нем Севере”.
И там не спаслись ”их благородия”, ’’высокоблагоро¬
дия”, ’’превосходительства” и просто ’’господа”,
Есть фотография Пепеляева сразу после прибытия транс¬
порта во Владивосток. Генерал стоит на причале среди бо¬
чек, ящиков, мешков. Шинель нараспашку, измята, без по¬
гон. Фуражка крепко сдвинута на бровь. Сам небрит, скулы
выперли. Мужик еще не старый, в соку и силе. Взгляд из-под
бровей — волчий. Конечно же, зная о судьбе брата, свою
мог представить, а сдался...
Имеется и другая фотография, обошедшая тогда дальне¬
восточные газеты. У стены тюрьмы, на скамейке, в окруже¬
нии бойцов с винтовками под штыками сидят Анянов —
адъютант генерала Пепеляева (всю Гражданскую войну
вместе прошли), сам генерал Пепеляев (вполоборота сидит.
201
Ю.П. B.iacoa. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
зло, недобро смотрит), Михайловский — командир Охот¬
ской группы.
В тюрьме Анатолий Николаевич Пепеляев раскаялся и
28 июля 1923 года обратился к бывшим соратникам (офице¬
рам и солдатам) с предложением сложить оружие и повсе¬
местно прекратить борьбу с советской властью.
Суд приговорил Пепеляева к смертной казни. ВЦИК ам¬
нистировал Пепеляева и заменил приговор десятилетним
заключением, из которого Анатолий Николаевич уже не вер¬
нулся.
Да, чуть не забыл. По возвращении во Владивосток
красноармейцы отряда Вострецова сфотографировались на
палубе ’’Индигирки”. У историков хранится эта фотография
последних бойцов Гражданской войны. Так вот, второй
справа — Самсон Брюхин, налитой, крепкий, в буденовке.
Даешь советскую власть!..
В дискуссии о профсоюзах Троцкий отстаивал идею сра¬
щения их с государством. Ленин подверг критике эти совер¬
шенно недемократические представления. Однако очень ско¬
ро советское государство поглотит профсоюзы, превратив
их в свой безгласный бюрократический придаток, то есть
будет подтверждена "прозорливость” Троцкого.
В 1923 году Троцкий, участвуя в дискуссии о партийном
строительстве, выдвинет обвинения руководству партии в
зажиме свободы слова и вырождении в бюрократическую
касту — удар явно ниже пояса.
Троцкий не заблуждался, именно так все и произошло.
В вырождении революции в бюрократическую диктату¬
ру — понимание существа происходящего. Это не поддается
разумению, но это именно так. Нагромождение трупов, за
которым и солнца не углядеть, тускнеет светило, и вместо
прорыва к свободе — рабство.
Кругом стены — огромные, непреодолимые стены.
Это как при Батые, при поганых басурманах: каждый
татарин являлся владыкой русского. Только нет еще этого,
когда любая русская женщина в любом возрасте безгласно
ложилась под чужого злого мужичонку в треухе - а куда
деться?.. Отсюда, кстати, и берет начало гнусная (якобы
отечественная) матерщина: мать твою так и этак... Эю
прямое доказательство и следствие завоевания славян; не
только жену, но даже мать твою... - куда больше унижения.
Позор и боль! Это — мука рабства.
И нет, нет просвета, пет конца дням под этим игом: все
ходы-выходы перекрыты и завалены мертвыми.
Тогда же Троцкий поддержал выдвинутую Преображен¬
202
Крушение и обнов, tenue
ским экономическую программу, так называемое социали¬
стическое накопление за счет крестьянства: людоедское по¬
едание одних людей другими, деревни городом, и почти
буквальное поедание. Сталин подверг программу резкой
критике, но экономику государства принялся создавать по
рецепту Льва Давидовича. С дулом у виска деревня давала
пожирать городу свою плоть, стягиваясь в череп и кости,
хотя и городу этого кровавого прокорма едва доставало,
чтобы переводить дых: шибко набивал хомут плечи, шею...
В 1924 году вышел сборник статей Троцкого ”1917”с его
предисловием — "Уроки Октября”. Еще не научилась ’’же¬
невская” уродина затыкать глотки вождям (один говорит,
точнее, поносит, а другой лишен возможности возражать —
ну всегда неправ и подл). В сборнике Троцкий вместо ле¬
нинской теории выдвинул свою, всё ту же идею перманент¬
ной революции. Серьезно, по-ленински, принимал это опре¬
деление путей развития Лев Давидович, а ведь завязывалась
борьба за власть — голую власть; нахраписто шла эта борь¬
ба, бесцеремонно, без пощады.
Для Сталина и его выдвиженцев — они уже успели по¬
крыть всходами партийно-советское поле России — это бы¬
ло не определение путей развития государства, а кровавая
сеча за власть, так сказать, в чистом виде, без принципов и
предрассудков. Ничто другое эти возвышенные души в по¬
добные дискуссии и не вкладывали. Все другое являлось
лишь дымовой завесой — и только... Черное, низкое, прими¬
тивное, убогое по природной сущности, но чрезвычайно жес¬
токое, как все первородное, связанное с прямым смыслом
потребления и размножения, начисто лишенное духовного и
души, торжествующее своей верткой удавливающей силой,
обвивало любую самостоятельную, крепкую идею и тяну¬
лось по ней к свету, чтобы убить ее, став силой вдвойне, а
потом убить, приглушить и все остальное своей глухой
тенью. Так и сталинизм со своей крепкогрудой порослью
затенил все, стремясь к свету. Он пил свет, дабы рождать
тьму и гниение — ни на что другое он не был способен.
Лишь раз, в Великую Отечественную войну, народ вдохнет в
него здоровые силы, и он даст здоровые побеги, но не на¬
долго. на какие-то годы войны. Сталинизм начисто поедал
все. отвечающее хоть каким-то принципам. Все в борьбе с
ним было обречено: от Маркса и Ленина с Троцким до са¬
мой обычной порядочности. На развалинах России без¬
нравственность. ложь и подлость справляли праздник...
"... В. А. Рукавишников (умер в 1954 году) работал заве¬
дующим райздравотделом в Москве, в системе здравоохра¬
203
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
нения Наркомата путей сообщения. Во второй половине 40-х
годов тяжело заболел, просил о персональной пенсии — от¬
казано: ’’нет оснований”. Возможно, одним из оснований
для отказа послужила давняя история... Когда-то, в конце
20-х, как рассказывали, члены партии были извещены о не¬
обходимости сдать в райком не подлежащие хранению в до¬
машних библиотеках ’’некондиционные” труды по истории
партии. Не то Рукавишников решил сохранить их у себя, не
то забыл о них или не сумел разыскать дома. Но когда поз¬
же попались они ему на глаза, не решился нести в райком,
опасаясь выговора за небрежение инструкцией или того пу¬
ще (не партия, а какая-то специализированная военная орга¬
низация: выговоры или ’’того пуще”. — Ю.В.). Позвонил
М.И.Ульяновой, с которой продолжал поддерживать теп¬
лые отношения. Мария Ильинична сказала: ’’Поехали в Гор¬
ки, там есть печь, там сожжем”. Поехали. Сожгли...”1
Так, конечно, сохранней правда...
А скорее всего, донесли на Ульянову и Рукавишникова:
мол, сжигали что-то. Сами они на электричке не поехали.
Кто-то их привез на ’’авто” ...и этот ’’кто-то” и донес. Ско¬
рее всего, так и было...2
Творцы новой жизни.
Болдырев прослеживает судьбу каппелевской армии.
В первый день 1921 года он отмечает в дневнике:
’’...Главные руководители армии пока... в Харбине...
В Приморье каппелевцы осели группами: части 3-го кор¬
пуса генерала Молчанова, куда входили наиболее прочные
полки из ижевских и воткинских рабочих и уфимских татар,
осели в селе Раздольном; части 2-го корпуса Смолина — в
Никольске и севернее Спасска. Остатки весьма немногочис¬
ленных казачьих частей... — в окрестностях Владивостока.
Обособленно стояла Гродековская группа... семеновской
ориентации...”
И о том же еще второго января:
”Был генерал Вержбицкий — командующий каппелев-
цами, маленький, бритый, как будто слегка накрахмален¬
ный, с заметным акцентом, в штатском... Благодарил от
имени армии за почин, давший им толчок к движению в
Приморье...
Демобилизовать нельзя (говорил генерал Вержбицкий. —
Ю.В.)' все равно 50—70 процентов уйдут в Гродеково и
‘ Знание сила. 1990. № 7.
Водители персональных машин, как правило, являлись осведомителями
ВЧК КГБ.
204
Крушение и обновление
только усилят шансы Семенова. У него еще до 8 миллионов
золота — это достаточно, чтобы владеть армией...”
Товарищ Чудновский просто изводил себя переживания¬
ми, ну мучили его раскания. Женский вопрос упрямо наво¬
дил на мысль о собственной непригодности для дела ре¬
волюции. Не мог он считать себя настоящим ленинцем. С
тех пор, как прочитал в сборнике ’’Революция и молодежь”
за 1924 год (издание Коммунистического университета име¬
ни Якова Свердлова) о ’’Двенадцати половых заповедях ре¬
волюционного пролетариата”1, — не мог.
Из головы не выходила заповедь третья:
”Чисто физическое половое влечение недопустимо с
революционно-пролетарской точки зрения... Половое влече¬
ние к классово враждебному, морально-противному, бес¬
честному объекту является таким же половым извращением,
как и половое влечение человека к крокодилу, орангутану...
Большая часть актов, не умеряемая моральными мотивами,
истощала бы и ту мозговую энергию, которая должна бы
идти на общественное, научное и прочее творчество. Подоб¬
ному половому поведению, конечно, не по пути с револю¬
ционной целесообразностью”.
Величайшей трудовой бдительности и сознательности
требовал половой вопрос. В большой обиде был товарищ
Чудновский на природу — ну зачем дала мужчинам эту
подлую зависимость от бабья и зачем лично его, убежден¬
нейшего революционера, снабдила таким мощным инстру¬
ментом любви?
К чему всё это?..
Зиновьев люто ненавидел Троцкого. Все годы до ре¬
волюции Зиновьев находился возле главного вождя, с ним
прошел через все эмиграции и съезды, был своим в его доме.
Кому как не ему, Овсею (Евсею) Зиновьеву, возглавить пар¬
тию и государство. И вдруг революция, а затем и Граждан¬
ская война возносят Троцкого над всеми. Он второй после
Ленина по значению в партии, его авторитет огромен. Имен¬
но это толкает Зиновьева и Каменева на союз со Стали¬
ным — сообща расшибить Троцкого, а уж со Сталиным он,
Зиновьев, как-нибудь разберется.
После ожесточенной борьбы Троцкий снят со всех пос¬
тов, но ни Зиновьев, ни Каменев, ни все. стоящие за ними, не
догадываются, что это прежде всего их поражение, и даже не
1 Аргументы и факты. 1990. № 48.
205
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
поражение, а гибель. Сталин уничтожает соперников по
частям. Теперь он натравит всех на Зиновьева и Каменева...
В ноябре 1927 года — в 10-ю годовщину революции —
троцкисты организуют демонстрацию в Москве. Это жест
отчаяния, ибо власть ускользает от них, ее уже нет.
И сам прием наивен: демонстрация. При Николае этот
прием проходил, теперь же — шалишь! Отныне любая де¬
монстрация — государственное преступление, а не законное
гражданское право. Троцкистов арестовывают, загоняют в
тюрьмы и ссылки. Троцкого, как левого оппозиционера,
исключают из партии и ссылают в Алма-Ату.
В 1929 году его высылают вообще за границу на парохо¬
де ’’Ильич”: само пребывание этого человека в России опас¬
но, оно выбивает почву из-под ног нового вождя. Сталин
смертельно завидует способностям и заслугам этого челове¬
ка. Ненавидит и боится.
Троцкий кочует: Турция, Франция, Норвегия (еще в 60-е
годы в Норвегии жил его секретарь, и я, автор книги, с ним
встречался). В 1937 году бывший вождь самой беспощадной
революции в истории человечества обосновывается в Мекси¬
ке.
В Москве люди, близкие к верхам, определенно знали о
том, что агентов Ежова—Берии посылали на убийство Троц¬
кого с непременным ’’обеспечением” званием Героя Совет¬
ского Союза в случае успеха.
Надо полагать, здоровье у Льва Давидовича было не¬
плохое. Суды, тюрьмы, побеги, ссылки, маятная эмигрантс¬
кая жизнь, революция с нечеловеческим режимом работы,
схватка за власть со Сталиным, поражение и ссылка, мета¬
ния за границей от сталинских убийц (и белогвардейцы тоже
непрочь были прихлопнуть) — и ни тебе диабета, гиперто¬
нии или инфаркта. Могучей природы был человек, хотя и
стал прибаливать.
А муки-то за что? Расходился во мнении с соперниками
за власть над партией и страной лишь в фасоне ошейника.
Кроил он для России свой ошейник, несколько отличный о г
ленинского и сталинского, но в основе такой же, набранный
из нетерпимости, необходимости классовой прополки обще¬
ства ’’женевским” механизмом и обязательного постоянства
насилия. Словом, — ошейник и парфорсно-пафосное подтя¬
гивание народа в светлое завтра.
Немалую роль в судьбе Троцкого сыграл Леонид Бори¬
сович Красин: то достает фальшивые паспорта, то снабжает
надежнейшей явкой и средствами.
206
Крушение и обновление
С Красиным у Троцкого сложились превосходные отно¬
шения, нравились друг другу. Красин слыл первым масте¬
ром стремительных и кровавых схваток с полицией (плакала
по нему плаха). Все шло в ход: ножи, пистолеты и настоящие
адские машины. Дерзок был и неуловим Леонид Борисович,
а ведь так, при знакомстве, и не скажешь (а уж столько на
нем крови!): интеллигентен, в почете у деловых людей — нс
просто инженер, а золотая голова1. В общем, он не был столь
узок, как большевики, этим впоследствии привлекал людей
и Троцкий.
А.П.Мартынов как специалист дает справку:
’’...Красин вообще чрезвычайно типичная фигура русско¬
го анархического настроения интеллигентов. Он то прини¬
мает марксизм как средство для выдвижения на политиче¬
скую арену, то становится в ряды активных сторонников ре¬
волюционного отрицания капитализма; закончил же свою
жизненную карьеру послушным выполнителем указаний Ле¬
нина, в то же время сомневаясь в октябрьской авантюре. Та¬
кой же типичный пример шатавшегося русского интеллиген¬
та представляет небезызвестный инженер Глеб Кржижанов¬
ский. В Самаре в 1902 году был сосредоточен ’’внутренний
штаб ’’Искры” (туда и направил свои стопы из иркутской
ссылки юный Троцкий. —Ю.В.). Агентом ’’Искры” под кон¬
спиративной кличкой Коэр был инженер Кржижановский,
будущий председатель большевистского Госплана. Он и его
жена были друзьями Ленина по ссылке. После 1904 года он
отошел от партийных дел, занял видное место в промыш¬
ленном мире. Вернулся в партию снова только в 1918
году...”
Когда Кржижановский умер, я приобрел некоторое ко¬
личество книг из его библиозеки (это книги по истории
внутрипартийной борьбы начала 20-х годов; я тогда был
глубоко уверен, что все беды - от злодея Сталина, обобрав¬
шего и оболгавшего ленинизм)...
В июне 1918 года Леонид Борисович Красин исполнил
особо деликатное поручение (можно сказать, сверхделикат¬
ное) — был командирован Совнаркомом в ставку Люден¬
дорфа для переговоров о прекращении движения немецких
войск на Баку.
Брест-Литовский мирный договор уже был подписан, и у
Зак в кише воспоминаний А.Н.Крылов рассказывал о Красине руко¬
водителе paooi ио монтаже ыектрических установок на первых русских дред¬
ноутах. Свсрхот встсгвснныс и работа, и должность. И поручены они были
Красину уже после 190К юда.
Кстати, книгу эту (свыше восьмисот страниц машинописною текста)
Крылов написал за два месяца, имея за плечами семьдесят девять лег!
207
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
германского руководства не было причин для дальнейшего
продвижения по территории РСФСР. Никаких... кроме права
сильного. У советской России армии не было, она ее сама
разрушила.
У Горького1 есть очерк о Красине. Изрядно он поразил
Алексея Максимовича, даже вроде как бы напугал террори¬
стической грозностью, помноженной на трезвый инженер¬
ный расчет, — ну выше разумения: без нервов и при холод¬
ной рассудочности. Аж дух захватывает: кровь для таких —
очередное техническое решение, не больше. Смотрел на него
Алексей Максимович и прикидывал свое проникновенное
писательское слово. Ну недоступные разуму эти идейные по¬
трошители. Освоят книжные формулы, сведут на практику
дней и потребностей — и казнят, метут людишек, как мусор,
а все ёо имя будущей нови.
Люди дела, люди-пророки, ничто для них не резон, а мо¬
раль вроде и не существует — так, выдумка старого, дряхло¬
го мира. Грядет новый человек. И большевики — прово¬
звестники его...
Очень все это поражало ’’Буревестника революции”, по¬
ка перед смертью не разглядел: да обычные бандиты, за¬
хватчики власти. Сначала громкая фраза (далеко впереди
дел), а после и они, борцы за народное счастье...
Журнал ’’Красная Нива” (№ 49) сообщил 5 декабря
1926 года:
’’Леонид Борисович Красин — член ВКП(б), полпред
СССР в Англии, скончался в ночь на двадцать четвертое
ноября в Лондоне от паралича сердца, наступившего в ре¬
зультате злокачественного малокровия...
Ленин, Фрунзе, Дзержинский, Красин — только история
окажется в силах поднять эти необъятные имена на долж¬
ную высоту (языком Герцена: цветет ливрейно-лакейский
/зиновьевский/ стиль. — Ю.В.). Только победоносное буду¬
щее выкует настоящие, еще никем не сказанные слова, кото¬
рых так не хватает сейчас в нашем языке, чтобы поведать
миру захватывающую повесть об этих единственных и не по-
вторимых жизнях...”
1 В "Справочнике по ГУЛагу" Жака Росси Горький назван "первым за¬
конным советским миллионером".
ДОПОЛНЕНИЯ
ГЛАВА 1
БРЕСТ-ЛИТОВСК
В мае 1917 года вместо Гучкова военным и морским
министром' становится Александр Федорович Ке¬
ренский. 26 мая (по старому стилю) он приезжает в
Москву. Все должностные лица города, а также почетный
караул встречают его на вокзале. Толпа на всем пути следо¬
вания приветствует министра.
— Здравствуйте, товарищи-граждане! — отвечает Алек¬
сандр Федорович.
Вечером в Большом театре митинг в честь нового воен¬
ного министра. Его встречают возгласами: ’’Вождь русской
армии и флота!” Оркестр под управлением Кусевицкого
исполняет ’’Марсельезу” и увертюру к ’’Вильгельму Теллю”.
Поэт Константин Бальмонт читает со сцены:
Созвучья первых русских песен
Сложил крестьянин, а не князь...
Поступают приветственные телеграммы от министров
Церетели и Скобелева.
На сцене прославленный тенор Большого театра Л.В.Со¬
бинов. Он обращается к Александру Федоровичу:
’’Большой театр, горячо приветствуя представителя Вре¬
менного правительства, уповает, что идея государственно¬
сти сотрет партийные границы и скует в единое целое
граждан-министров в непреклонной воле спасти Россию от
гибели, разрухи внутри и от грозной опасности со стороны
непримиримого врага (Германии. — Ю.В.}.
Мы верим, что Временное правительство, объединив¬
шись в самосознании великого долга, соединит расшатан¬
ную Россию и зажжет огненное пламя любви к Родине.
Да здравствует единая, великая, могучая Россия! Да
211
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
здравствует Временное правительство! Да здравствуют
граждане-миинистры!”
Аплодисментами встречают представителя Петроград¬
ского Совета рабочих и солдатских депутатов А.Р.Года. За
Гоцем выступает вождь партии эсеров В.М.Чернов. Заклю¬
чает торжество сам Александр Федорович.
Оркестр играет министру встречу. Когда он поднимается
на сцену, публика встает и, по словам очевидца, все тонет в
громе оваций. Сцену заполняют цветы: корзины, букеты,
венки. Слава Керенскому!
В жадной тишине начинает речь Александр Федорович:
’’...Ничто и никто не могут сломить свободу освобож¬
денного народа... Я — военный министр, обладающий дос¬
таточной властью, и я заставлю подчиниться воле револю¬
ционного народа, и я говорю вам: войска исполнят свой ре¬
волюционный долг перед Родиной! Но я скажу: вы сидите в
залах, залитых огнями, сидите в бриллиантах, а они — в
окопах, съедаемые насекомыми, голодные и холодные... И
они имеют право сказать, что если свободная страна хочет,
чтоб мы исполнили свой долг, пусть она поддержит нас не
словами, а делами!
Разве там не знают, сколько здесь людей, которые
должны, обязаны быть в окопах...
И теперь, товарищи, мы должны жить для подвига... У
нас есть огромный капитал — великая сила народа...”
После отъезда Керенского — в театре импровизирован¬
ный аукцион. Портрет Керенского продан за 15 100 рублей
(по курсу того времени неплохое имение стоило всего в три
раза дороже). Продана также ’’расписка” (автограф. —
Ю.В.) будущего министра-председателя.
От подъезда театра народ бежал за автомобилем Ке¬
ренского.
— Здравствуйте, товарищи-граждане! — повторял он.
В десять часов вечера Керенский прибыл на Продоволь¬
ственный съезд и произнес длинную речь. А через час он
уже на съезде партии социалистов-революционеров (эсеров).
Заседание закрыто, но все терпеливо ждут гражданина-
министра.
Под гром аплодисментов Керенский снова начинает
длинную взволнованную речь...
Брюс Локкарт вспоминает о встрече с Керенским в те
дни:
’’...Керенский говорил без умолку. В нарушение поста¬
новления правительства на столе стояло вино, но сам хозяин
212
Брест-Литовск
был на строгой диете и пил только молоко. Всего несколько
месяцев назад ему удалили пораженную туберкулезом поч¬
ку, но это нисколько не отразилось на его энергии. Он вку¬
шал первые плоды власти. Уже был недоволен давлением,
которое оказывали на него союзники.
— Как бы понравилось Ллойд Джорджу, если бы какой-
нибудь русский взялся поучать его, как следует управлять
английским народом?..”
Журнал британского Королевского общества междуна¬
родных дел (’’International Affairs”) в апреле 1956 года напе¬
чатал текст расписки Гельфанда в получении денег от гер¬
манского посольства:
’’Получено от германского посольства в Копенгагене
29 декабря 1915 года один миллион рублей в русских банк¬
нотах для поддержки революционного движения в России”.
Подпись: ”А.Гельфанд.”
Александр Львович Гельфанд — не кто иной, как Пар-
вус, один из друзей непреклонного и несгибаемого Троцко¬
го, с которым оказался в числе руководителей первой рус¬
ской революции 1905—1907 годов. Гельфанд в годы первой
мировой войны осуществлял чрезвычайно крупные финансо¬
вые и торговые операции. К этим операциям прямое отно¬
шение имело одно из самых доверенных лиц Ленина —
большевик Яков Ганецкий (Фирстепберг). К Гельфанду же
Ленин относился с выраженной неприязнью.
А.Л.Гельфанд родился в Березине — местечке носящем
имя реки, на которой Наполеон понес жесточайшие потери
при отступлении из России. По национальности — еврей,
получил образование в Одессе. В конце прошлого столетия
эмигрировал в Германию, вскоре вернулся в Россию, прини¬
мал деятельное участие в революционном марксистском
движении. После Хрусталева-Носаря и Троцкого был треть¬
ей по значению фигурой в первой русской революции. Был
арестован и сослан в Сибирь. Гельфанд слыл знатоком
марксизма и имел ряд серьезных публикаций. Из Сибири бе¬
жал приблизительно в одно время с Троцким (1906 год). С
Лениным расходился по ряду теоретических вопросов.
Что Гельфанд вынашивал планы революционизации
России, подтверждено документально, как и то, чю он во¬
шел в сговор с кайзеровским правительством.
Гельфанд считал, ’’что русские демократы смогут до¬
биться своих целей только при потном уничтожении цариз¬
ма и разделе России на более едкие государства". Гель¬
фанд не сомневался, что революция в России была необхо¬
213
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
дима только для того, чтобы проложить путь прогрессив¬
ным принципам германского социализма, который сможет
восторжествовать в Германии, быть может, и без самой ре¬
волюции.
Это был идеальный союзник для германского прави¬
тельства и генерального штаба, самая настоящая золотая
находка.
Очевидно, с изложением подобных соображений Гель¬
фанд и приезжает к Ленину в Цюрих в конце весны 1915 го¬
да. Содержание беседы осталось тайной. Ленин и Крупская
встретили его враждебно.
Позже Гельфанд вспоминал:
”Я виделся с Лениным летом 1915 года в Швейцарии. Я
развил ему свои взгляды на социально-революционные по¬
следствия войны и вместе с тем предупреждал, что пока
длится война, революции в Германии не будет, что револю¬
ция в это время возможна только в России и здесь явится
результатом германских побед”.
Через германского посла в Дании графа Брокдорф-Ран-
цау (а Гельфанд осел в Дании) Александр Львович устано¬
вил связь с кайзеровским правительством. Он утверждал,
что может организовать рабочие беспорядки в Петрограде,
если ему будет предоставлена сумма в один миллион золо¬
тых рублей. Означенную сумму он незамедлительно полу¬
чил и слово свое сдержал. В 1916 году забастовки потрясли
Петроград, а за ним и многие промышленные города Рос¬
сии. Немецкий ревизор, проверявший фирму Гельфанда,
был поражен размахом и количеством нарушений торговых
законов военного времени, но вскоре, однако, сообразил,
что эти нарушения, очевидно, "могут быть полезны минис¬
терству иностранных дел в разрешении других задач”1.
Для ’’разрешения других задач” — именно так и было.
В документах германского министерства иностранных
дел, захваченных союзниками в 1945 году, имеется сообще¬
ние германского посла в Копенгагене графа Брокдорф-
Ранцау (август 1915-го):
"Доктор Парвус снабдил организацию деньгами для по¬
крытия расходов ...даже люди, работавшие в организации,
не имеют понятия, что за этим стоит наше правительство”.
Работа профессора Оксфордского университета Г.М.Каткова "Фев¬
ральская революция" (Париж. ИМКА-ПРЕСС. 1984). выполненная пол об¬
щей редакцией А И.Солженицына. является первым серьезным исследованием
взаимоотношений Ленина и его партии с правящими кручами Германии, а
также влияния этой связи на революционные процессы в России.
214
Брсст-Литовск
По оценкам Гельфанда, для развертывания революции
требовалась сумма в 20 миллионов золотых рублей.
Сложно проверить эти документы, опубликованные в
научной литературе Запада, но факт, который всегда будет
вызывать сомнение, — на какие средства большевики прида¬
ли столь огромный размах своей пропагандистско-агита¬
ционной работе в семнадцатом году. Ведь у большевистской
партии зимой 1916—1917 годов нс имелось средств даже для
издания журнала ’’Сборник Социал-Демократа” — крайне
нужного партийного органа1.
По-настоящему кайзеровское правительство замечает
Ленина и его партию с их чрезвычайно активной поражен¬
ческой деятельностью лишь после февраля 1917-го. Сверже¬
ние царя не оправдало расчеты правящих кругов Германии,
ибо российское Временное правительство провозгласило
’’войну до победного конца”.
Тут уже кажется достоверным документ за подписью
статс-секретаря ведомства иностранных дел фон Кюльма-
на — это доклад императору Вильгельму:
’’Только после того, как большевики начали регулярно
получать от нас денежные средства по разным каналам и
под разными этикетками, они смогли поставить на широкую
ногу их главный орган — ’’Правду”, развить энергичную
пропаганду и значительно расширить первоначально узкую
базу их партии”.
Для Германии это был вполне логичный шаг — он выво¬
дил из войны Россию и высвобождал для Западного фронта
десятки дивизий. Германия к тому времени испытывала
острый голод в людских.резервах — по существу, их уже не¬
откуда было черпать.
Что большевики, точнее, их верхушка, эти деньги готова
была принять, не составляет сомнений. Ленин смотрел на
такие вещи диалектически. В итоге ведь торжестствует ре¬
волюционная идея.
Такое совпадение интересов делало все практические ша¬
ги как со стороны Германии, так и со стороны Ленина более
чем вероятными и, скорее всего, состоявшимися.
Великий доктринер, прикрываясь лозунгами о благе на¬
рода, готов был разрушить Отечество, лишь бы получить
власть над ним. И он его разрушил.
Вот и становится понятным, откуда взялась и такая
1 В апреле 1917 г. большевики уже издан)! 15 ежедневных «азет в самых
крупных городах России. Эго ли не размах! (См.: Письмо Ленина Ганецкомх
от 21 апреля 1917 г. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 49 С. 438.)
215
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
кроваво-зловонная организация, как ВЧК, с ес прямым про¬
должателем — КГБ. Карательная служба Дзержинского и
всех последующих руководителей должна была охранять за¬
хватчиков власти, самозванно утвердивших себя именем
пролетариата вождями народа. Дух насилия над личностью,
порочное, кровавое отношение к человеку были усвоены от
ее основателей, и непосредственно от Ленина.
Все руководители этой тайной службы, жуткой по числу
кровавых дел и общему количеству загубленных и обесче¬
щенных жизней, были готовы на любые преступления ради
партийных интересов.
Гельфанд родился на год ’’запрежде” Ленина, в 1869-м,
то бишь являлся одногодкой Крупской. Тут сплошная мис¬
тика: мало того что объявился на свет едва ли не в один
год с Лениным, — опочил в один год — в 1924-м!
В ' Указателе имен” 9-го тома синеледеринового 5-го со¬
брания сочинений Ленина ему посвящены идейно-проникно¬
венные слова:
”... После II съезда РСДРП примкнул к меньшевикам (в
Брюсселе и Лондоне летом 1903 года. — Ю.В.) ...Парвус
выдвинул антимарксистскую "теорию перманентной ре¬
волюции” (Сталин ей следовал всю жизнь. — Ю.В.), кото¬
рую затем Троцкий превратил в орудие борьбы против ле¬
нинизма.
...Во время первой мировой войны — социал-шовинист,
агент германского империализма (это как раз то, что нам
нужно! Хоть данный факт не отрицается, а какой важный! —
Ю.В.), занимался крупными спекуляциями, наживаясь на
военных поставках. С 1915 года издавал журнал... ’’Коло¬
кол” — орган (словами Ленина. — Ю.В.} ’’ренегатства и
грязного лакейства в Германии”.
Вот такая сжатая справочка. И, признаться, этой рады —
нет о Парвусе ничего в других советских энциклопедиях и
словарях.
Ленину и не было нужды мараться о ’’ренегата” Парву-
са. Отмывание денег от германо-кайзеровских метин про¬
изводилось на уровне Якова Станиславовича Ганецкого—
Фирстенберга (1879—1937 — эту дату на жизни Якова Ста¬
ниславовича сам Чижиков нарисовал). От энергичнейшего и
точнейшего Якова Станиславовича деньги поступали уже
хирургически стерильными (на данном уровне все концы об¬
рывались, ни один не прощупывался — на то и был постав¬
лен Ганецкий). Наверное, даже германская секретная служба
себя пытала, а и впрямь ли ссужала эти самые рублишки в
216
Брест-Литовск
золоте? Ну благопристойнейшие торговые операции, и всё
тут: и тебе отчетность, документы в гроссбухах, справки, пе¬
чати. Попробуй придерись: торгово-финансовые операции в
чистом виде. Коммерсанты, и патент вот!..
Ганецкого Ленин ценил чрезвычайно (сколько я ни ис¬
кал — ни разу не высказался о нем даже с тенью осуждения,
вообще никогда — это для Ленина и по тем временам ред¬
кость великая, наверное, даже полное исключение). Словом,
доверял как себе — и должности, которые занимал Яков
Станиславович после октябрьского полымя, тому свидетель¬
ство.
А немцы эту связь замуровали — крепче, замковей, глу¬
ше и не замуруешь, поскольку от нее, этой связи, след прямо
вел в нижнюю комнату Ипатьевского особняка, а это напо¬
минание чуткая душа Вильгельма Гогенцоллерна, бывшего
властителя Германской империи, вынести не могла. И по¬
сему всё пожгли, всё попрятали, все затерли. Так, случайные
бумажонки завалялись... Потому что Вилыельм Гогенцол-
лерн не мог на миллионы золотых рублей устроить убий¬
ство своего русского родственника, его германской жены и
их детей полугерманской крови. Такое с совестью Вильгель¬
ма просто "несовместно" — вот и растворились, убрались в
землю, канули в небытие всякие вообще свидетельства вмес¬
те с кровью Романовых. И, как говорится, сосите лапу, исто¬
рики!
Но есть еще одна маленькая новость, ну самый пустяк.
При жгучей ненависти Ленина к врагам жить их детям
в советской стране в эпоху разнузданного сталинского
террора, какого-то органического презрения к людям не
представлялось возможным. Это категорически исключа¬
лось. Их не только не пустили бы через границу — их, как
близких семейству Троцкого, изничтожили бы на месте, а то
и выкрали бы, дабы держать в бессрочной ссылке. А с сыном
Парвуса всё вопреки логике (и это тоже заставляет серьезно
задуматься). Его сын (Евгений Гнедин) не только оказы¬
вается в СССР, но и в самые огненные годы сталинского тер¬
рора будет заведовать отделом печати Наркомата иностран¬
ных дел. Его перу принадлежит книга "Лабиринт" — это о
советской дипломатии середины и конца 30-х годов. И ведь
что удивительно — Гнедин дожил до самых преклонных лет.
И это-то с такой "убийственной" родословной! Фактически
семейство Троцкого подверглось истреблению. Все дети
"врагов народа", что называется, доходили в детских коло¬
ниях, не говоря уже о взрослых отпрысках — те ложились
вместе с родителями, исключений не было. А Евгений Алек¬
217
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
сандрович Гнедин — на столь ответственном посту! Ведь
тогда ответ на каждый пункт анкеты высвечивался под ми¬
кроскопом. Полчища "товарищей” с Лубянки только этим и
промышляли. А тут служба, да где в наглухо повязанном
с иностранцами ведомстве!
Никто ничего здесь не поймет без разъяснений самого
Евгения Александровича, хотя некоторые, и очень важные,
выводы напрашиваются сами.
Вот такая маленькая новость, просто с ноготок новость.
Сообщение о Гнедине имеется в работе немецкого исто¬
рика Ингебора Фляйшхауэра "Пакт Гитлер—Сталин и ини¬
циатива германской дипломатии. 1938--1939".
После окончания мировой войны для сближения совет¬
ской России и веймарской Германии появились глубокие
причины.
В марте 1923 года уже умирающий Ленин в статье "Луч¬
ше меньше, да лучше" пишет:
"Система международных отношений сложилась теперь
такая, что в Европе одно из государств порабощено госу¬
дарствами-победителями — это Германия... Все капиталис¬
тические державы так называемого Запада клюют ее и не
дают ей подняться".
ПроводникохМ этой политики становится граф Брокдорф-
Ранцау. Он подчеркивал, что задачи Ихменно германского
посольства в Москве имеют "ярко выраженный хозяйствен¬
ный характер, и без позитивного выполнения этих задач не
могут быть достигнуты поставленные политические цели".
В личной жизни графа отличала совершенная непохо¬
жесть не только на людей своего круга, но и на своих коллег
дипломатов. На работу в Москву граф забрал своих людей.
Свою резиденцию в Обуховском переулке он украсил про¬
изведениями искусства и никогда не покидал ее, даже летом
в жару. Именно в этом особняке проходили беседы герман¬
ского посла и Г.В.Чичерина. Посол передвигался только в
автомобиле, и злые языки утверждали, что за все время
службы в Москве он не сделал ни одного шага вне автомо¬
биля. В свой особняк он перевел даже шифровальное бюро и
никогда не прибегал к услугам других сотрудников посоль¬
ства. презрительно не замечая их. За шесть лет службы в
Москве он ни разу не посетил здание германского посоль¬
ства. Он отлично стрелял, фехтовал, но не любил охоту, ре¬
шительно отвергая убийство безоружных существ.
За годы жизни в Петербурге в начале века и за время
службы послом в Москве он не научился русскому языку.
218
Брест-Липювск
9 января 1924 года Чичерин пишет письмо Ранцау:
’’Высокоуважаемый господин посол, сегодня я позволю
себе обратиться к Вам с особой просьбой о том, чтобы
обеспечить дальнейшее нахождение проф. Ферстера в Моск¬
ве. В то время как здоровье тов. Ленина совершенно неожи¬
данно быстро улучшается, а единственным действительным
руководителем его врачебного наблюдения является проф.
Ферстер, пребывание последнего в Москве оказывается со¬
вершенно необходимым. Чрезвычайная важность этого дела
очевидна. Я прошу Вас, господин посол, совершенно особо
предпринять необходимые для этого шаги”.
На другой день после кончины Ленина Ранцау писал в
Берлин, что протокольный отдел НКИД СССР просил его
взять на себя переговоры с дипкорпусом относительно учас¬
тия в церемонии соболезнования. При этом Ранцау подчерк¬
нул, что просьба обращена к нему, ’’хотя я не дуайен”. Гер¬
манский посол добивался того, чтобы члены дипкорпуса как
представители глав своих правительств следовали в похо¬
ронной процессии непосредственно за членами советского
правительства (см. статью А.А.Ахтмазяна ’’Профили рап-
пальской дипломатии” в журнале ’’Вопросы истории”, 1974,
№ 2).
В конце 1927 года Ранцау написал брату об ухудшении
своего здоровья: у него появились серьезные нарушения ре¬
чи. В июле 1928 года он выезжает в Берлин. Диагноз вра¬
чей — рак горла. Ранцау до последней минуты сохранял
исключительную ясность мышления.
За несколько дней до смерти, сидя в кресле, он говорит
брату: ”Я умираю охотно, потому что не достиг ничего, чего
хотел”.
Накануне смерти он до глубокой ночи читает и пишет за
письменным столом. Затем по старой привычке спит до часу
дня. В два часа пополудни он говорит брату: "Мне думается,
что сегодня вечером мы расстанемся”.
Германская сторона скрывала финансовую связь с Лени¬
ным и большевиками в годы мировой войны и в период
между Февральской и Октябрьской революциями, как мне
представляется, по одной-единственной причине: Ленив и
его соратники погубили царскую семью. Для Вильгельма
Второго это создавало невыносимое положение. Получа¬
лось. будто он. германский кайзер, отыскал убийц и они.
большевики, убили царя (его, кайзера, родственника), цари¬
цу (немецкую принцессу) с детьми. На Вильгельма падала
страшная вина как бы соучастие в убийстве родственника
219
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
и его детей. И немцы, как могли, скрывали этот факт связи с
Лениным и большевиками, уничтожив какие бы то ни было
документы, однако кое-что все же осталось. Ведь еще вес¬
ной и летом семнадцатого года разведка Антанты нащупа¬
ла тайные связи Германии с русской революцией. О связи
Ленина с немцами рассказал Керенскому французский
министр-социалист Альбер Тома во время своего визита в
Россию.
Иначе не объяснить происхождение тех огромных
средств, которые были истрачены большевиками на массо¬
вую пропаганду и агитацию после февраля 1917 года. Раз¬
мах пропаганды и агитации оказался настолько велик —
объяснить его какими-либо частными пожертвованиями или
’’эксами” не представляется возможным. На эти средства
строилась не только печатная работа партии, но и вся ее дея¬
тельность в то время. Ведь по Ленину — этично все, что мо¬
жет послужить делу революции.
Правда требует признать Октябрьскую революцию во¬
лей народа. В тот исторический миг она явилась ответом на
устремления большинства простого люда бывшей Россий¬
ской империи. Этот миг подготавливался энергией и талан¬
том Ленина, совершил же переворот народ.
’’Важно понять, что с са?лого начала революция в России
была революцией народа, - писал Брюс Локкарт. — С пер¬
вого момента ее ни Дума, ни интеллигенция ни в коей мере
не контролировали положение. Кроме того, эта революция
была революцией за землю, за хлеб и за мир, и в первую
очередь — за мир. Керенский пал именно потому, что он не
собирался заключать мир. Ленин пришел к власти именно
потому, что обещал прекратить войну”.
Ленин пообещал — и народ повернул за ним.
Надо признать, что сама большевистская партия немно¬
гого стоила с точки зрения настроенности на революцию со¬
циалистическую. Она вообще немногого стоила без своего
вождя.
”В газетах того времени нашло отражение то странное и
неожиданное впечатление, — вспоминал В.Д.Набоков, — ко¬
торое произвел приезд Ленина и его первые выступления.
Даже Стеклов (Нахамкис)1 нашел нужным заявить, что Ле¬
1 Стеклов Юрий Михайлович (настоящая фамилия - Нахамкис). На гри
года моложе Ленина. Родился в еврейской семье в Одессе. С двадцати лет
примкнул к социал-демократическому движению. В 1894 г. арестован, m
якутской ссылки бежал за границу все они бежали, сидеть никто не хотел;
220
Брест-Литовск
нин, по-видимому, потерял контакт с русской действитель¬
ностью. ’’Правда” не сразу сумела подняться до уровня
своего идейного вождя... Но колоссальную настойчивость и
самоуверенность Ленина нельзя было, конечно, победить
так просто. Все последующее показало, до какой степени
глубоко, даже в деталях, был продуман план. Он немедлен¬
но, шаг за шагом, начал осуществляться, причем главным
рычагом было утомление армии войной и начавшееся на
фронте, под прямым влиянием Петербургского переворота,
быстрое — можно сказать, катастрофическое — разложение.
По своим воспоминаниям мне приходится констатиро¬
вать, что Вр. Правительство с изумительной пассивностью
относилось к этой гибельной работе. О Ленине почти никог¬
да не говорили. Помню, Керенский уже в апреле, через неко¬
торое время после приезда Ленина, как-то сказал, что он хо¬
чет побывать у Ленина и побеседовать с ним, и в ответ на
недоуменные вопросы пояснил, что ’’ведь он (Ленин. --
Ю.В.) живет в совершенно изолированной атмосфере, он ни¬
чего не знает, видит все через очки своего фанатизма, около
него нет никого, кто бы хоть сколько-нибудь помог ему
ориентироваться в том, что происходит”. Визит, сколько
мне известно, не состоялся...”
Нет, Александр Федорович был глубоко не прав. Нет
опасней ошибки, чем недооценка противника. Около Ленина
был человек, Ленин не сохнул в одиночестве, рядом стоял...
Ленин... и обоих Лениных подпирала финансовая помощь
воюющей Германии. Но не эти деньги укрепляют убеждения
вождя большевизма. Их родила, скрепила намертво глубо¬
чайшая, фанатичная уверенность в правоте своего дела.
Деньги из Германии лишь помогали вести глазное доказа¬
тельство жизни. Были бы это деньги от ’’Союза Палачей
Всех Народов” (существуй такой) — он и их бы взял. Ведь
этично все, что служит революции. Он взял бы любые день¬
ги, даже из огня и крови, расплавленного металла и стонов
миллионов людей — эти деньги пошли бы на то, чтобы на¬
всегда смыть слезы, горе, несправедливость, угнетение. В
святость своих целей он верил непоколебимо. Как взошел на
сидеть они заставили после всю прочую часть России, у которой хоть в чем-то
проявлялась самостоятельность.
В 1900 г. Юрий Михайлович познакомился с Лениным и примкнул к
искровцам. В 1905 г. вернулся в Россию. В 1910-м году был арестован и вы¬
слан за границу (ну нет управы на человека!).
В ходе Февральской революции избран членом исполкома Петроградско¬
го Совета. С 1917 г. и по 1925-й — редактор газеты ’’Известия”. Репрессиро¬
ван (по закону возмездия) "женевской” тварью и упокоился на 68 году жи¬
зни.
221
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
эшафот его старший брат, не отрекшись от убеждений, так и
он готов был отправиться на эшафот, в пыточную, в лед
любой могилы.
О том, взял ли Ленин кайзеровские деньги или нет, вести
спор нелепо — конечно, взял, потому что они шли на ре¬
волюцию. Это не была продажа убеждений — это был всего
лишь шахматный ход. Когда победит революция в России,
она перекинется на весь мир — и какое значение будет
иметь, откуда были взяты деньги. Все правительства капита¬
листов ответят. И эти золотые рубли фактически отданы
врагом на свою же погибель. Взять их, чтобы после убить
того, кто дал: германский империализм.
Капитализм Ленин ненавидел люто. Эта ненависть даже
исказила в нем многие человеческие черты. Но, очевидно, та¬
ковой была природа борьбы: среди всемогущего буржуазно¬
го порядка, в одиночестве, в эмиграции, в забвении, в ярости
риска, среди недостойной грызни в партии и вообще ре¬
волюционном лагере. Ленин был сработан из огня ненави¬
сти и непримиримости. Именно здесь трагедия революции.
Для продвижения к цели — победе социализма — допусти¬
мы любые жертвы, важно достижение цели. Цель по¬
ставлена перед человеком — и свершилась подмена ценно¬
стей, бойня стала целью нового государства, ибо служила
человеку...
И все потонуло в крови и проклятиях...
Имя профессора Ферстера всплывет еще раз — в истории
с ядом. В 1967 году писатель Александр Бек беседовал с
личными секретарями Ленина Фотиевой и Володичевой. Из
этих бесед как бы ’’выпадет” история еще одной безнрав¬
ственности, теперь уже направленной не по привычной схеме
от Ленина на весь мир, а на Ленина, и не от всего мира, а от
самых доверенных его лиц. Диктатора предавали те, кого он
считал своими верными похмощниками.
’’...Меня предупредили, что Ленину разрешено диктовать
не более пяти минут, — делился своим позором Володиче-
ва. — Надежда Константиновна провела меня в комнату,
где на кровати лежал Ильич. Вид у него был болезненный.
Он неловко подал мне левую руку, правая была парализова¬
на. Это меня сильно поразило. Я не предполагала, что ему
до такой степени плохо. Когда мы остались, я села за стол
рядом с кроватью. Ленин сказал: ”Я хочу продиктовать
письмо к съезду. Запишите!"
А спустя какое-то время после диктовки Мария Акимов¬
на уже на квартире Сталина и передает ему расшифрован¬
222
Брест-Липювск
ный текст ленинской диктовки. Сталин вместе с Орджони¬
кидзе и Бухариным удаляются в кабинет, откуда ’’примерно
через четверть часа вышел Сталин. Шаги его на этот раз бы¬
ли тяжелыми, лицо озабочено. Он пригласил меня в другую
комнату... ’Сожгите письмо'’, сказал он мне. Это ра¬
споряжение Сталина я выполнила...”
Ленин на другой день наивно предупреждает своего се¬
кретаря, то есть все ту же Марию Акимовну: ”Я буду дикто¬
вать вам свой дневник. Он абсолютно секретен...” Кончив
диктовать, Ильич еще раз напомнил: ’’Продиктованное вче¬
ра, 23 декабря, и сегодня, 24 декабря (1922 года. — Ю.В.),
является абсолютно секретным”. Подчеркнул это не один
раз. Потребовал все, что он диктует, хранить в особом ме¬
сте, под особой ответственностью...”
Но нет, Мария Акимовна тут же направила свои стопы в
дом к Сталину. Не отстала от нее и Лидия Александровна
Фотиева, даже больше твердости проявила в предательстве,
даже какую-то идейную пламенность.
Эти признания-самообличения, выжатые талантом Бека
вести беседу, воздействия на людей, вызывают омерзение и
даже некоторое чувство обиды за разящего всех и каждого
вождя революции. Обессиленный неизлечимой болезнью,
уже безопасный для всех, он становится объектом нечисто¬
плотных манипуляций.
Фотиева до конца своих дней оставалась ’’закрытым” че¬
ловеком, то бишь отказывалась с кем-либо встречаться и
беседовать. По словам историка Владлена Логинова ("Мос¬
ковские новости”, № 17, 23 апреля 1989 года), Фотиева была
уверена (и говорила об этом Логинову), что еще в 30-е годы
во время ремонта в ее квартире в ”доме на набережной”
(дом, из которого на пытки и смерть постепенно увезли по¬
чти всю верхушку партии, Красной Армии и государства), не
таясь, установили подслушивающие устройства. И десятки
лет она жила в твердом убеждении, что любое слово, даже
сказанное шепотом, фиксируется. И уцелеть можно только
ценой молчания.
Из беседы А.Бека с Л.Фотиевой 20 марта 1967 года:
— Однако же Володичева в своей записи (в дневнике де¬
журных секретарей. -- Ю.В.) прямо говорит, что она переда¬
ла письмо в руки Сталину.
Нет, это неверно. Погодите, дайте-ка вспомнить. Я
два раза была в это время у Сталина. Первый раз насчет
яда. Но об этом писать нельзя. А второй раз... Да, да.
вспомнила. Я сама передала письмо Ленина о националь¬
ностях.
223
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
— То есть сразу после того, как он продиктовал?
— Да. Могу вам рассказать. Только не записывайте. И
если вздумаете опубликовать, то отрекусь.
— Да что вы, какая публикация. Мне это необходимо
просто уяснить.
— Так вот. Сначала о яде. Еще летом (1922 года. — А.Б.)
в Г орках Ленин попросил у Сталина прислать ему яд — циа¬
нистый калий. Сказал так: ’’Если дело дойдет до того, что я
потеряю речь, то прибегну к яду. Хочу его иметь у себя (Ле¬
нин собирался последовать примеру Поля Лафарга и его
жены, дочери Маркса — Лауры, которые отравили себя в
1911 году, чтобы не мучиться наступающей старостью. —
Ю.В.). Сталин согласился. Сказал: ’’Хорошо”. Однако об
этом разговоре узнала Мария Ильинична и категорически
воспротивилась. Доказывала, что в этой болезни бывают
всяческие повороты, даже потерянная речь может вер¬
нуться... В общем, яд Владимир Ильич не получил. Но после
нового удара он в декабре под строгим секретом опять пос¬
лал меня к Сталину за ядом. Я позвонила по телефону, при¬
шла к нему домой. Выслушав, Сталин сказал:
— Профессор Ферстер написал мне так: ”У меня нет ос¬
нований полагать, что работоспособность не вернется к Вла¬
димиру Ильичу”. И заявил, что дать яд после такого заклю¬
чения не может.
Я вернулась к Владимиру Ильичу ни с чем. Рассказала о
разговоре со Сталиным.
Владимир Ильич вспылил, раскричался. Во время болез¬
ни он часто вспыхивал даже по мелким поводам: например,
испорчен лифт (он был вспыльчив смолоду, но боролся с
этим. — А.Б.).
— Ваш Ферстер шарлатан, — кричал он. — Укрывается
за уклончивыми фразами.
И еще помню слова Ленина:
— Что он написал? Вы это сами видели?
— Нет, Владимир Ильич. Не видела.
И, наконец, бросил мне:
— Идите вон!
Я ушла, но напоследок все же возразила:
— Ферстер не шарлатан, а всемирно известный ученый...
Чю нам добавить? Великий утопист верил, что совокуп¬
ность материальных факторов преобразует человека --
стоит лишь изменить характер собственности. Вышло же все
наоборот.
Только нельзя уже вернуть назад миллионы жизней и
благородную мощь Российского государства.
224
Брест-Литовск
Он был беспредельно жесток в следовании предначерта¬
ниям плана — создать свободное и счастливое общество.
Судьбы людей, их страдания, кровь — это были лишь без¬
ликие величины в его расчетах. Как живые люди они от¬
сутствовали. Была предназначенность общества к сверше¬
нию. Все прочее не имело ни ценности, ни значения, ни
смысла.
Великий утопист мечтал искоренить зло. но не сумел из¬
бавиться от него даже в своем окружении.
Ленин первым возвысил голос против мирового без¬
умия — войны. Именно это после февраля 1917 года и дает
большевикам власть над душой народа, а тут еще и землица
обещана — та самая, о которой мужик бредил извечно. Кач¬
нуло это лапотную страну окончательно к большевизму и
Ленину, ведь до семнадцатого года крестьянство составляло
подавляющее большинство России.
Участник боевых действий с первого и до последнего дня
войны Д.Оськин вспоминает март—апрель 1917 года в
своем пехотном полку: ’’Солдат теперь спит и видит, как бы
поскорее поехать домой землю делить” (’’Записки прапор¬
щика”, М., изд. ’’Федерация”, 1931).
Нет оснований считать этот фронтовой полк исключе¬
нием. С некоторыми отклонениями, во всех пехотных пол¬
ках была примерно общая картина.
Однако интеллигенции и офицерству антивоенная пора¬
женческая пропаганда и агитация Ленина представлялись из¬
меной и пособничеством врагу, то есть кайзеровской Герма¬
нии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции.
Революция.
Кадровое офицерство, не связанное с земельной и фа¬
бричной собственностью, все же видело в монархии гаранти¬
рованный источник материальных благ: орденов, чинов, жа¬
лованья и пенсии. Соответственно и настроение подтягива¬
лось к монархическому.
Впрочем, и оно, профессиональное воинство, в опреде¬
ленной части своей тоже приветствовало революцию как
единственное средство обновления страны, искоренения каз¬
нокрадства, карьеризма, предательства, безответственного
руководства, то есть всего того, что сводило на нет огром¬
ные усилия народа в той кровавой войне.
Молодое же офицерство (в большинстве своем из унтер-
офицеров, то бишь крестьян и рабочих, студентов, учителей,
мелких чиновников...) едва ли не повально подалось на сто¬
рону революции.
91
225
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Это молодое офицерство и патриотически настроенное
кадровое офицерство стремились к единению с народом.
Они одобряли закон о даровании гражданских прав бывшим
нижним чинам и вообще всю послереволюционную обнов¬
ленческую деятельность властей. Надежды возлагались на
Учредительное собрание — оно должно определить статус
России. Выборы в собрание были намечены на ноябрь—
декабрь того же, 1917, года.
Офицерство ждало от победы революции укрепления
дисциплины, сознательности в отношении к воинским обя¬
занностям всех — от рядовых до генералов — и, как след¬
ствие, возрастания боеспособности армии. Предстояли но¬
вые столкновения с немцами, уже не одну российскую губер¬
нию придавил их сапог.
Немалая часть офицерства считала, что именно для за¬
крепления добытой в Феврале свободы прежде всего необхо¬
димо сбросить с плеч России Германию и Австро-Венгрию,
которые стремились расчленить ее и экономически предель¬
но ослабить и тем самым низвести до положения второсте¬
пенной европейской державы.
Что эти опасения имели под собой основания, под¬
тверждают воспоминания немецкого генерала Макса Гоф¬
мана — в ту пору начальника штаба Восточного фронта:
’’Свергнуть большевистское правительство, на мой
взгляд, не стоило бы никаких особых усилий. Для этого до¬
статочно было бы занять линию Смоленск—Петербург,
образовать в Петербурге новое правительство, которое
должно было бы пустить слух, что наследник-цесаревич жив;
назначить последнему регента и привезти Временное прави¬
тельство в Москву. В качестве регента я наметил великого
князя Павла, с которым главнокомандующий Восточным
фронтом (принц Гогенлоэ. — Ю.В.) вступил в сношения...
Вся эта комбинация избавила бы Россию от ужасов голода и
холода и спасла бы жизнь миллионам людей../’1
Существенно проясняют данный факт и воспоминания
австрийского министра иностранных дел графа Оттокара
Чернина:
”...3а последние дни я получил надежные сведения о
большевиках. Вожди их — почти сплошь евреи с совершенно
фантастическими идеями, и я не завидую стране, которой
они управляют. Но нас. конечно, в первую очередь, интере¬
сует их стремление к миру... Немецкие генералы, воз¬
1 Гофман M. Записки и дневники. 1914-1918. Л., Изд. "Красная газета”.
1929.
226
Брест-Лшповск
главляющие, как известно, всю германскую политику, сде¬
лали, как мне кажется, все возможное для того, чтобы
свергнуть Керенского и заместить его ’’чем-нибудь дру¬
гим”. Это ’’другое” (Ленин и большевики. — Ю.В.) заступи¬
ло его место и желает заключить мир... Исчерпывающих
данных об этих большевиках не достать; то есть, вернее,
данных очень много, но они противоречивы... Они (больше¬
вики. — Ю.В.) зверски угнетают всё, что не подходит под
понятие пролетариата. Русские буржуазные классы... трусли¬
вы и глупы... и дают себя резать, как бараны... было бы пра¬
вильно не вступать с этими людьми в переговоры, а просто
идти на Петербург и восстановить там порядок, но такой си¬
лы у нас нет...”
Гофман и Чернин размышляют о более позднем време¬
ни — оно наступит через десять-одиннадцать месяцев, но са¬
ма возможность проникновения врага в глубинно-искон¬
ные земли России нарастала с каждым днем. Если у немцев
не было такой силы для похода на Петроград и Москву, то у
новой власти в России, благодаря ее сознательной политике,
она совершенно исчезла, защищаться было просто нечем,
армия под влиянием ленинской антивоенной деятельности
распадалась в прах...
Все эти безобразия, глумления над здравым смыслом
оказались возможны из-за уничтожения культурного слоя
русского народа. Только в среде малообразованной, нетре¬
бовательной мог процветать сталинизм. Следовало не толь¬
ко принизить общественный разум, сделать его непритяза¬
тельным, ограниченным и агрессивным, но и обескровить
общество. Тогда возможен сталинизм, объяснимо все это
восхищение дремучими насильниками, полуграмотными
хозяевами жизни...
В этом Отечестве можно поносить Сталина и вообще
любого генсека, но Ленина — не моги. Это понятно: без
утопии Ленина уже вообще всё — одно безобразие, никакого
человеколюбия, один террор и нужда.
Поэтому все, кто честят Сталина и других генсеков, —
это люди безусловно стоящие, патриоты. А ТОТ ежели на
Ленина тебя заносит и видишь в нем корень зла, то ты уже
антикоммунист.
Так вот я — законченный антикоммунист, что для меня
равнозначно — гуманист. Выше этого понятия для меня
только понятие Бога...
1 Чернин О. В дни мировой войны. М.- Л., Госиздат. 1923.
227
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В полку, где служил Оськин, насчитывалось приблизи¬
тельно шестьдесят офицеров; шестеро или семеро из них
(старых кадровых) сразу повели себя контрреволюционно, к
ним примкнули и несколько молодых офицеров. Всё же ос¬
тальное офицерство приняло революцию, и приняло горячо,
с верой. Безусловно, какая-то часть его заняла выжидатель¬
ную позицию, но таких были единицы. В общем же, свыше
двух третей офицеров одобряли свержение монархии. Так
было в марте—апреле 1917 года, еще до преследований и
убийств офицеров.
Данные полностью согласуются с воспоминаниями Вик¬
тора Шкловского — русского советского писателя, участни¬
ка этих событий.
Летом 1917 года Виктор Борисович Шкловский руково¬
дил армейским комитетом Восьмой армии Юго-Западного
фронта, которой поначалу командовал знаменитый Бруси¬
лов, после — Каледин, атаман Войска Донского, а за ним
Корнилов — будущий зачинатель белого движения; в этой
же армии командиром бригады начал войну и генерал Дени¬
кин.
Комиссарская степень ставила эсера Шкловского вро¬
вень с командующим армией.
После Виктор Борисович оказался комиссаром так назы¬
ваемой Персидской армии, то есть русских соединений, ко¬
торые действовали против Турции через Персию (Иран).
Виктор Борисович знал солдата и вообще фронт. Свои
воспоминания складывал не понаслышке, а были они живой,
кровоточащей памятью участника. Он дважды был ранен:
сначала пулей в живот, а позже, будучи инструктором под¬
рывного дела, осколками снаряда.
Виктор Борисович умер глубоким стариком 5 декабря
1984 года. Примечательно, что в некрологе, напечатанном
центральными газетами, вообще не называется его книга во¬
споминаний ’’Сентиментальное путешествие” — одна из ос¬
новных и блестящих работ писателя.
В этих воспоминаниях, имеющих подзаголовок Ре¬
волюция И фронт ’, Виктор Борисович писал:
’’Судьба нашего офицерства глубоко трагична. Это не
были дети буржуазии и помещиков, по крайней мере, в своей
главной массе. Офицерство почти равнялось по своему каче¬
ственному и количественному составу всем}' тому количе¬
ству хоть немного грамотных людей, которое было в Рос¬
сии. Все. кого можно было произвести в офицеры, были про¬
изведены. Хороши или плохи были эти люди — других не
228
Брест-Литовск
было и следовало беречь их. Грамотный человек не в офи¬
церском мундире был редкостью, писарь — драгоцен¬
ностью. Иногда приходил громадный эшелон, и в нем не
было ни одного грамотного человека, так что некому было
прочесть список...
У России скривлены кости. Кости были скривлены и у
русского офицерства. Навыки России, походка ее мыслей
были им понятны. Но революцию они приняли радостно.
Война тоже измучила их. Империалистические планы не ту¬
манили в окопах и у окопов никого, даже генералов. Но ар¬
мия, гибель ее застилала весь горизонт. Нужно было спа¬
сать, нужно было жертвовать, нужно было надрываться; та¬
ких было много... Мы сами не сумели привязать этих изму¬
ченных войной людей, способных на веру в революцию, спо¬
собных на жертву, как это они доказали не раз. Такова была
судьба всех грамотных русских, имеющих несчастье попасть
на ту черту, где кровавой пеной пенилось море — Россия...”
Офицер не разбирался в тонкостях социал-демократиче¬
ского отношения к войнам. Он четко нес одно: армия и он,
офицер, созданы для защиты Отечества. Долг офицера —
сражаться, не допускать врага на родную землю. И не толь¬
ко сражаться, но и делать все для сохранения боеспособно¬
сти армии, ибо пока есть армия, государство существует.
Здесь сразу обозначилась основа расхождения офицер¬
ства и большевиков.
Между тем расправы над офицерами входили в быт
страны еще до октября 1917 года. Оськин свидетельствует:
’’...Газеты столько раз сообщали о массовом избиении
офицеров в Петрограде, Москве и других городах, особенно
старших генералов...”
Антивоенная пропаганда Ленина и большевиков, их
стремление разложить армию как единственную силу, пре¬
граждающую им путь к захвату власти, организация травли
офицерства как классового противника, а после и их убий¬
ства, погромы в итоге эго не могло не сказаться на на¬
строении этих самых, единственно грамотных людей в Рос¬
сии.
К лету 1917 года германские войска захватили обширные
пространства бывшей Российской империи. Подрывать в
этих условиях боевую мощь вооруженных сил представля¬
лось образованной части русского общества прямым преда¬
тельством. Именно тогда и зарождается миф о Ленине
’’шпионе германского генерального штаба”.
229
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Об этом мифе все тот же генерал Гофман пишет:
’’Разложение, которое русская революция внесла в ряды
армии, мы стремились еще больше углубить путем пропа¬
ганды... Немцы, находившиеся с Россией в состоянии войны,
имели полное право предпринять все меры для того, чтобы
разложить вражескую армию, поскольку русская революция
не оправдала наших надежд на заключение мира (имеется в
виду Февральская революция 1917 года. — Ю.В.)... Точно
так же как мы направляли против русских окопов ураган¬
ный огонь, точно так же как мы отравляли их ядовитыми
газами, мы имели также полное право использовать против
них все средства пропаганды, в том числе и провоз Ленина
через германскую территорию...”1
Немцы ценили Ленина по-своему: как ураганный артил¬
лерийский огонь и ядовитые газы...
14 апреля 1917 года по пути в Россию Ленин отправляет
телеграмму В.А.Карпинскому в Женеву: ’’Германское пра¬
вительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего
вагона. Едем дальше...”1 2
Еще бы не охранять! Да этот вагон целых армий стоит,
да что там армий — опасней самого ядовитого газа.
’’Едем дальше...”
Грамотным людям России, да и не только им, казалось
невероятным в подобных условиях действовать заодно с ле¬
нинцами — по существу, заодно с врагом. Во всяком случае,
именно таковой выглядела внешняя сторона событий.
Народ же потянулся к Ленину. Народ отказывался быть
серой скотиной, которую гонят на убой ради мошны и бла-
годенствий больших и малых господ. Большевики эти на¬
строения выявили четко. Об освобождении же захваченных
земель и защите других как-то никто не думал: пусть там
люди сами с немцами да австрийцами разбираются...
Особенно эти настроения проявились и стали определять
ход событий после октября 1917 года, и прежде всего —
Брест-Литовского мирного договора с Германией.
1 ”В какой мере германская рука активно участвовала в нашей револю¬
ции — это вопрос, который никогда, надо думать, не получит полного, исчер¬
пывающего ответа”, — писал еще летом 1918 года В.Д.Набоков. А он был не
только видным членом кадетской партии, но и грамотным юристом, управ¬
ляющим делами Временного правительства. Значит, уже тогда для него этот
факт "участия” не составлял сомнений. Летом 1918 года он написал книгу
’'Временное правительство и большевистский переворот”. Книга была издана
в Москве (изд. т-ва ’’Мир”, 1924), но с соответствующими купюрами и без
последней главы — ’’Большевистский переворот”.
2 Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 433.
230
Б ре ст-Л итовск
Россия лежала перед врагом.
20 февраля 1918 года Гофман записывает в дневник:
"Свинства в русской армии гораздо больше, чем мы
предполагали. Сражаться больше никто не хочет. Вчера
один лейтенант и шестеро солдат взяли в плен 600 казаков.
Сотни пушек, автомобилей, локомотивов, вагонов, несколь¬
ко тысяч пленных, дюжины дивизионных штабов захвачены
без всякой борьбы...”
Запись 21 февраля:
’’Наше наступление продолжается. Вчера мы со стороны
островов подошли по льду к Эстляндии. Большевики уди¬
рают. До вчерашнего вечера взято свыше 1500 пушек...”
Оськин вспоминает о тех же днях:
”На улице (Петрограда. — Ю.В.) мне бросились в глаза
расклеенные на каждом столбике, на каждой будке и на сте¬
нах домов в большом количестве воззвания Совнаркома:
’’Социалистическое Отечество в опасности...” Пять-семь
дней форсированного марша немецких войск — и Петроград
станет ареной непосредственной борьбы. Отпора с нашей
стороны ждать нельзя. Армия деморализована окончатель¬
но. Бросается оружие, все военное имущество, склады снаря¬
дов и т.п. Поезда захватываются бегущими с фронта солда¬
тами. Удивляюсь... как можно говорить о революционной
войне. Революционеров не так уж много, чтобы из них мож¬
но было создать армию, хотя бы даже партизанскую...”
9 апреля Гоффман записывает:
”Мы заняли Харьков. Мне никогда и не снилось, что
этот город когда-либо будет занят германскими войс¬
ками...” (выделено мною. — Ю.В.).
Германское наступление застопорило подписание мирно¬
го договора в Брест-Литовске.
26 ноября 1917 года германское командование Восточно¬
го фронта получило запрос по радио от нового Верховного
главнокомандующего русской армией прапорщика Крылен¬
ко с предложением заключить перемирие.
Это сразу вызвало исключительную заинтересованность
у германского руководства. Для успешного завершения вой¬
ны на Западе Германия остро нуждалась в притоке живой
силы. Таким поистине неиссякаемым источником мог стать
Восточный фронт, ибо людские резервы Германии были
практически исчерпаны. В армию были мобилизованы даже
ученики выпускных классов школ, не говоря уж о престаре¬
лых мужчинах и полуинвалидах.
231
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В штаб Крыленко последовала телеграмма с согласием
на переговоры.
В Брест-Литовск прибыли: из Германии — чиновник ми¬
нистерства иностранных дел фон Розенберг, из Австро-Вен¬
грии — подполковник Покорный, из Турции — генерал от
инфантерии Зэки и из Болгарии — подполковник Ганчев.
Они выработали условия перемирия, которые, по словам
Гофмана, ”не содержали в себе ничего обидного для рус¬
ских; военные действия должны были прекратиться, и обе
враждующие армии — оставаться на доселе занятых пози¬
циях”.
2 декабря советская делегация пересекла линию фронта у
Двинска и была доставлена в Брест-Литовск. Этот городок
был захвачен немцами еще 15 августа 1915 года.
”С нормальным противником можно было бы на основе
этих условий придти к соглашению в одно заседание, —
вспоминает Гофман, — но с русскими дело обстояло гораз¬
до сложнее. В русскую комиссию входили Иоффе, с которым
впоследствии нам пришлось близко познакомиться (Иоффе
вскоре стал полпредом РСФСР в Германии, тогда еще кайзе¬
ровской. Из советского представительства повелась ярост¬
ная пропаганда и агитация с призывами к уничтожению кай¬
зера, генералов и капиталистов. — Ю.В.\ Каменев, госпожа
Биценко, приобретшая известность из-за убийства ею одно¬
го министра1, один унтер-офицер, один рабочий и один
крестьянин... К комиссии было прикомандировано несколь¬
ко офицеров генерального штаба и адмирал Альтфатер. Они
не имели права голоса и должны были быть использованы
только в качестве специалистов...”
Контр-адмирал Альтфатер (теперь уже бывший) поде¬
лился с Гофманом, так сказать, в неслужебной обстановке
опытом революции:
’’Большевистская пропаганда оказала совершенно не¬
обычайное влияние на массы. Я уже вам много рассказывал
об этом и. в частности, жаловался, что при защите Эзеля
армия расползлась у меня под руками. Точно так же обстоя¬
ли дела на всех фронтах...”
Весной 1918 года Василий Михайлович Альтфатер был
введен в коллегию Народного комиссариата по морским де¬
1 В ыавные очли беспорядков во время революции 1905 1'^07 и. Нико¬
лаем Вторым с ревизией были посланы три 1енерал-адъюта.-па. в их числе
бывший военный министр Сахаров, ho и убила четырьмя выстрелами в упор
Биценко.
232
Брест-Литовск
лам; осенью 1918 года назначен первым командующим
Морскими силами и членом Реввоенсовета Республики. За
какие-то полгода Альтфатеру удалось привести флот в отно¬
сительный порядок. Он умер тридцати шести лет от сердеч¬
ного приступа в ночь на 20 апреля 1919 года, похоронен на
Новодевичьем кладбище. Самый молодой контр-адмирал
бывшего императорского флота.
2 декабря перемирие все же было заключено.
Для выработки условий мирного договора в Брест-
Литовск прибыли: от Германии — статс-секретарь ведом¬
ства иностранных дел фон Кюльман, от Австро-Венгрии —
министр иностранных дел граф Чернин, от Болгарии —
посланник и полномочный министр в Вене Тошев и Хакки-
паша — посол Турции в Берлине.
Советскую сторону представляли Иоффе, Каменев, Со¬
кольников и профессор Покровский.
9 декабря переговоры начались.
’’Иоффе, Каменев и Сокольников, а главным образом
Иоффе, производили впечатление очень интеллигентных
людей, — вспоминает Гофман. — С большим воодушевле¬
нием они говорили о стоящей перед ними великой задаче по¬
вести русский пролетариат к счастью и благоденствию. Все
трое ни минуты не сомневались в том, что эта цель вполне
достижима при условии, если народ сам будет управлять на
основе марксизма. Иоффе твердо верил в то, что в будущем
всем людям будет хорошо, а некоторым, среди которых, как
мне кажется, он имел в виду самого себя, будет еще несколь¬
ко лучше. Разумеется, все трое не делали секрета из того, что
они рассматривают русскую революцию только как первый
шаг к освобождению человечества. Совершенно исключена
возможность, чтобы коммунистическое государство могло
долго продержаться, будучи окружено капиталистическими
державами. Главнейшей своей целью они считали поэтому
мировую революцию...”
Тогда же состо-;1ась встреча Иоффе с графом Черни¬
ть™- В собе время тогда еще богемский вице-канцлер граф
Чернин — далекий предок нынешнего министра иностран¬
ных дел — вел переговоры с Петром Первым в Вене Граф
Чернин поколения начала века тоже оставил любопытную
справку:
"После обеда у меня было первое длинное совещание с
господином Иоффе. Вся его tcoj тя основана на установле¬
нии во всем мире самоопределения народов... и на внушении
233
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
этим народам начал любви. Иоффе не отрицает, что это
движение, безусловно, вовлечет государства всего мира в
гражданскую войну, но считает, что такая война, которая
должна привести к осуществлению идеалов всего человече¬
ства, справедлива и достойна намеченной цели. Я ограни¬
чился тем, что сказал Иоффе, что ему следовало бы доказать
на примере России, что большевизм действительно прокла¬
дывает путь к новой, счастливой эре и что, когда ему это
удастся сделать, идеи его завоюют мир. Но прежде чем та¬
кое заключение будет подтверждено примером, Ленину едва
ли удастся насильственно ввести весь мир в круг своих
идей... Иоффе удивленно посмотрел на меня своими кротки¬
ми глазами и затем сказал мне дружески, я бы даже сказал,
просящим голосом, которого я никогда не забуду: ”Я все-
таки надеюсь, что нам удастся вызвать у вас революцию”.
В этом-то я и сам уверен, и без милостивой поддержки
Иоффе — об этом позаботятся все народы за себя...
Удивительные люди — эти большевики. Они говорят о
свободе и общем примирении, о мире и согласии, а при этом
они, по-видимому, самые жесточайшие тираны, каких видел
мир, — буржуазию они попросту вырезают, а единственны¬
ми их аргументами являются пулеметы и виселица... лицеме¬
рие их превышает все...”
Тогда же граф записывает в дневник, что принимать
всерьез какие-либо выборы в России нельзя. Красный террор
сфальсифицирует любые результаты.
26 декабря Чернин беседовал с другим членом советской
делегации, он не называет его:
”Он утверждал, что все монархи более или менее дегене¬
ративны и что он не понимает, как вообще можно прими¬
риться с такой формой правления, при которой страна рис¬
кует подчиняться правителю-дегенерату. Я ответил ему, что
монархия имеет за собой то преимущество, что при таком
строе хоть одно лицо застраховано от личного карьеризма,
а что касается дегенерации, то и она является вопросом
взглядов; ведь среди некоторых правителей также встре¬
чаются дегенераты. Мой собеседник ск*и32л. что, по его мне¬
нию, эта опасность отпадает там, где избирает народ. Я
ответил, что Ленин, например, вовсе не избран... В России,
может быть, тоже найдутся люди, которые могут бросить
ему упрек в дегенеративности...” (всё выделено мною. —
Ю.В.).
Читаешь - и диву даешься: да какой из последних Рома¬
новых пользовался такой широтой и бесконтрольностью
234
Брест-Л итовск
власти, как генеральные секретари и вся их подло-жадная
рать? Да дворцовый переворот смёл бы такого государя,
ибо он подрывал смысл существования самого дворянского
сословия, да и другая основа была у государей: Россия
являлась не случайным владением, коим, согласно безрод¬
ным обычаям, следует наживаться и грабить, пользуясь мо¬
ментом, а их собственностью, о бережении и преумножении
богатств которой они пеклись в меру своих способностей.
Кстати, последний Романов мечтал об очередной степени
офицерского Георгиевского креста для себя, только мечтал...
Георгиевская дума не удовлетворяла соответствующие
представления. Вещь совершенно невозможная в свободном
социалистическом Отечестве, где все граждане ’’равны”, осо¬
бенно генеральные секретари (вкупе со всеми обкомовскими
и всеми прочими секретарями), которые могут загребать все
что душе угодно. Брежнев — бывший заурядный генерал-
майор (из политработников, которые трепом зарабатывают
себе на хлеб) — в мирное время стал полным маршалом и
увенчал себя множеством геройских звезд и даже полковод¬
ческим орденом ’’Победа” — редчайшей из наград, хотя от¬
родясь не командовал войсками. И вообще он получал и
присваивал все, что можно было цеплять на грудь и плечи, и
все, что нельзя цеплять, но можно умещать в своем доме, га¬
ражах, дачах, ящиках письменного стола. То есть генераль¬
ные секретари и их республиканско-областные подпоры
имеют все и пользуются бесконтрольно всем.
А взяточничество, казнокрадство — настоящий разбой в
своем же государстве всех этих брежневых, щелоковых, ра-
шидовых, прочих министров, партсекретарей и их челяди? А
полицейщина ради их покоя и воровства — всеохватываю¬
щая, свирепая и тупая? А все это глумление над здравым
смыслом и честью — тоннами звезд, орденов, званий, поце¬
луев и славословий?..
И над всем этим развратом, мерзостями — отец и тво¬
рец этого мира, богочеловек Ленин: всё выше и увесистей
бюсты, портреты на десятки этажей, рука под кепочкой в
дружеском привете...
И никто ничего не может изменить в этом клубке неправ¬
ды (хотя все знают правду), потому что каждому от рожде¬
ния заткнут рот. Кто все же посмеет открыть его — или
сойдет с ума. или умрет: это сотворят "женевские” служите¬
ли в мундирах или врачебных халатах — убийцы на зарпла¬
те у народа.
И все эти расправы — без очевидцев, адвокатов, свиде¬
тельств честных, безмундирных врачей и прессы. Так что
235
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
обеспечена тишина расправ. Ни крохотного валика ряби не
разбежится по душам людей. Тишина.
И улыбается человек в кепочке: прочно сработан весь
этот социалистический терем — всё-всё, буква в букву для
счастья трудовых людей.
Салют от Непогрешимого...
26 декабря закончилась выработка условий договора.
Между тем на переговоры приглашены страны Антанты.
До истечения срока, данного им для ответа, оставалось
десять дней. Поэтому главы делегаций временно разъеха¬
лись по своим столицам. Иоффе собрался в Петроград.
В канун отъезда, на совместном завтраке, Гофхман указал
Иоффе на то, что, по его, Гофмана, мнению, русская делега¬
ция превратно понимает мир без аннексий, на который со¬
гласились Германия и союзные с ней государства. Гофман
напомнил делегатам декларацию советского правительства
о праве народов на самоопределение. Стало быть, этим пра¬
вом и могут воспользоваться Польша, Курляндия, Эстлян-
дия и Лифляндия — их представители уже и высказались за
отделение. Поэтому срединные державы не считают отделе¬
ние их аннексией.
”С Иоффе точно удар случился... — вспоминает не без
удовольствия Гофман. — Русские дали свободу своему раз¬
очарованию и возмущению. Покровский указал, что не мо¬
жет быть и речи о мире без аннексий, поскольку Германия
собирается отторгнуть от России чуть ли не 18 губерний...”
’’Они думали, что немцы просто откажутся от всех окку¬
пированных областей и предоставят их русским”, — сухо за¬
носит в дневник Чернин.
Словом, советская делегация немедленно отправилась в
Петроград.
3 января из Петрограда поступила радиограмма за
подписью Иоффе. Советское руководство предлагало пере¬
нести переговоры в Стокгольм. Немцы и австрийцы отвер¬
гли это предложение. Им, победителям, ставить условия?!
Кто в конце концов у кого просит мира?
7 января советская делегация вернулась в Брест-Литовск.
но уже во главе с Троцким как наркомом иностранных дел
республики. Иоффе присутствует как рядовой делегат.
Немецкий офицер (он встречал делегацию в Двинске)
рассказывал: двинские окопы со стороны русских совершен¬
но пусты, деморализованная армия оставила их. путь на
Москв\ открыт.
236
Брест-Литовск
В повествовании Гофмана проскальзывает грусть: какие
переговоры? Захватить Петроград и Москву...
8 января на переговоры пожаловал сам турецкий великий
визирь Талаат-паша — бывший мелкий почтовый чиновник,
милостями которого едва ли не под корень в 1915 году выко¬
шено армянское население Турции — сотни тысяч душ.
Немцы с пониманием отнеслись к акции. Раз это увеличи¬
вает мощь и уверенность союзника, пусть режут... дети тоже
не помеха. Германия должна победить!
Отдать Карс, Ардаган, Батум и еще кое-какие свои и чу¬
жие земли — вот требования Турции к новой России. Но Ле¬
нина они смутить не могут. Согласиться на все террито¬
риальные притязания, но власть удержать.
И еще бы, конечно, Баку — присовокупляет к своим тре¬
бованиям Талаат-паша.
И он все получит, кроме Баку, — так и выхватит из тела
России понизу изрядный кус плоти.
Сколько нежной грусти в воспоминаниях Гофмана!
Хотя бы эта история с ’’желтым крестом”. Не поторо¬
пись бы, как предостерегали Гофман и другие генералы, соз¬
дай запасы этого самого ’’креста” — и притравили бы про¬
тивника в одно время на всех фронтах, ну ни одной англо-
франко-русской рожи в окопах; прямехонько гусиным ша¬
гом во все вражеские столицы — вот это война!
Против тотального удушения никто не выстоял бы. Тем
более тайный советник Габэр гарантировал сохранность
формулы газа в течение года после первого боевого приме¬
нения. Все верно, ученые стран Антанты разгадали формулу
газа лишь через шестнадцать месяцев, но ведь следовало
еще наладить производство.
Горчичный газ (иприт) был изучен за Тридцать С лишним
лет до первой мировой войны германским ученым Майером.
Тогда на газ никто не обратил внимания, а вот тайный со¬
ветник Габэр даже очень обратил и обрадовался, когда на¬
брел на сведения о газе в архиве. Сразу отправился с до¬
кладом к самому Людендорфу. Еще бы, этот майеровский
газ, в отличие от прочих, поражает человека даже в защит¬
ной маске. Газ проникает через одежду и наносит тяжелей¬
шие ожоги.
’’Желтым крестом” немцы назвали газ за маркировку
снарядов с ним желтым трафаретным крестиком.
У Гофмана душа горит, koi да вспоминает о бездарном
применении нового оружия. На кой ляд было пускать его в
ограниченных количествах, нс создав запасы, которые могли
разом покрыть все действующие фронты, только жди попут¬
237
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ного ветра. Это ведь ничего не стоило для германской про¬
мышленности. Упущена возможность в несколько дней уду¬
шить и ошпарить всех вражеских солдат! Запустение порази¬
ло бы линии окопов и траншей, ну как в двинских, — ни ду¬
ши! Ну просто флейтовая грусть в душе Гофмана...
По пути в Брест-Литовск член советской делегации Ра¬
дек из окна вагона разбрасывал листовки германским солда¬
там: за немедленную революцию, за уничтожение кайзера,
генералов и офицеров! Долой кровавый империализм!
Даешь мировую революцию и социализм!
Большевики свято верили в неотвратимость мировой ре¬
волюции, так начертано в сочинениях Маркса. Без такого
вселенского пожара им, согласно все тем же священным кни¬
гам, не выжить в капиталистическом окружении. Ленин еще
не везде успел приложить свой ’’женевский” талант и не во
всем творчески переосмыслил труды дорогого учителя.
Это тот самый знаменитый большевистский острослов
Карл Радек, который много позже язвил по адресу В.М.Мо¬
лотова (Скрябина), известного в партии тугодума:
— Знаете, почему над Кремлем так много звезд? Да по¬
тому что Молотов звезд с неба не хватает.
А зачем Молотову хватать с неба звезды, когда и на
земле хлопот по горло. Он в разное время являлся редакто¬
ром ’’Правды”, секретарем ЦК РКП(б), председателем Сов¬
наркома, наркомом иностранных дел, бессменным членом
политбюро. В упряжи Сталина — самый что ни на есть ко¬
ренник, надежнее не бывает. Только коренник этот — не¬
обыкновенный, с головой кровавого пса.
Как и Сталин, замарал он себя с головы до пят кровью,
даже не кровью, а кровищей, прожив, однако, почти до ста
лет. Аж до 1986 года!
Ну и что из того — самый надежный? Отчего не поглу¬
миться и не постращать? Жена носилась с проектом об обра¬
зовании в Крыму еврейского национального округа (татар
выселили, место свободное)? И не преступление вроде, а по¬
вод есть. И для холопа это даже совсем нелишне, а тут в хо¬
лопах — все, кроме ’’гения революции” Сталина. И позво¬
лил он запросто Сталину арестовать и засадить в тюрьму
свою жену, совершенно ни в чем не повинную. И вот уж ис¬
тинное умиление: сохранил к владыке и нежность, и предан¬
ность. И оно понятно, сперва революция, то есть кровь, а уж
после личное и вообще все прочее: достоинство, честь, прав¬
да... — это ведь все разложенческие категории. И вообще,
почему не дать над собой поглумиться? Выделывает же он.
238
Брест-Литовск
Молотов, по отношению к окружающим то же самое. И
вообще мотивы подобных поступков он понимает и ценит...
Большевиками-ленинцами величали себя (сами того не
подозревая, что выставляют этим своего главного вождя без
одежд, в истинном виде), и возгорался над челом каждого
нимб святости. Это не беда, что мокнут по самые ноздри в
кровище и неправедности, это все обывательские представ¬
ления — так отвечал на упреки Вячеслав Михайлович после
разоблачения палачеств сталинизма и прибавлял: ту, ста¬
линскую обстановку следует учитывать, так сказать, весь ме¬
ждународный и внутренний узел.
Что ж, тогда учитывали... и теперь тоже...
За то и увенчаны все без исключения нимбами револю¬
ционной исключительности. И над Сталиным — самый
большой и серпастый, чисто заревный. А кто еще более
имеет право на звание большевика и ленинца?..
Словом, нисколько не печалила Вячеслава Михайловича
кровь, а даже более того, гордился собой, ибо следовал каж¬
дой букве святого ленинского учения. И надо сказать, пре¬
бывать в гордости мог очень долго, ибо прожил жизнь не¬
обыкновенно длинную, схоронив после Ленина и Сталина
всех последующих генсеков: Хрущева, Брежнева, Андропо¬
ва, Черненко...
А так повстречай (как автор этой книги в свое время): та¬
кой милый этот Вячеслав Михайлович, такой домашний, по¬
чти родной...
Радек же разделил участь большинства. Постоянно тре¬
бовались алмазному повелителю доказательства, что он са¬
мый великий революционер, и все вокруг — черви. А Радек
не очень торопился в черви, вернее, торопился, но вот с
Троцким сохранил отношения. В таком случае ’’женевская”
образина беспощадно крушит кости...
’’Троцкий, несомненно, был интереснейшей личностью в
среде нового русского правительства, — продолжает свои
наблюдения Гофман. — Это был умный, многосторонне
образованный, весьма энергичный, работоспособный чело¬
век, одаренный большим ораторским талантом. Он про¬
изводил впечатление человека, который знает, чего он хочет,
и не останавливается ни перед чем, дабы достигнуть своей
цели...”
Гофман умер в 1927 году, еще до изгнания Троцкого из
Советского Союза. Впрочем, этому немецкому генералу пле¬
вать было на все узоры большевистской политики, точнее,
внутрипартийной резни (не розни, а резни), а ежели быть
239
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
точнее — поедания Сталиным всех, кто, хоть отдаленно,
хоть на чуточку, мог или смел угрожать его величию перво¬
го революционера и демократа, хозяина свободной России.
В свою очередь, граф Чернин пишет:
’’Троцкий, несомненно, интересный, ловкий человек и
очень опасный противник. У него совершенно исключитель¬
ный ораторский талант — мне редко приходилось встречать
такую быстроту и тонкость реплики, как у него, — и вместе
с тем вся наглость, свойственная его расе...
Адлер рассказывал мне, что в Вене у некоего Бауэра хра¬
нится библиотека Троцкого, которой он очень дорожит. Я
сказал Троцкому, что, если ему хочется, я велю доставить ее
ему...”
В то время Чернин просил за некоторых, надо полагать,
сиятельных австрийских военнопленных, назвав их поимен¬
но.
’’Троцкий принял это к сведению... обещал навести
справки; он подчеркнул, что его готовность помочь не имеет
никакого отношения к вопросу о библиотеке, так как такую
просьбу, как моя, уважил бы и при всяких других условиях.
Получить библиотеку он хочет”.
Троцкий сразу отменил общее столование с делегатами
других стран, как было при Иоффе, — с той поры еда для со¬
ветских делегатов доставлялась на квартиры; так сказать,
четко проводилось классовое разграничение. Он же наложил
запрет на любые внеслужебные встречи и беседы с предста¬
вителями других делегаций. Уже не пооткровенничаешь, как
с Иоффе, о мировой революции или там дегенератизме пра¬
вителей — тема, надо признать, во все времена чрезвычайно
жгучая и захватывающая.
’’Вообще у всех священный трепет перед Троцким, —
рассказывает об обстановке в советской делегации Чер¬
нин. — И на заседаниях никто не смеет и рта раскрыть в его
присутствии...”
Если уж граф обращает на это внимание, значит, обста¬
новка куда как лакейская.
Этот трепет в общении с власть имущими в партии, а
стало быть, и в стране, не только сохраняется с героических
времен Троцкого, но и еще гуще прорастает по всем направ¬
лениям: без взяток, ползания на животе, славословий и нс
продраться через эти заросли. Лакейство — узаконенный
тип отношений в социалистическом Отечестве. И вообще вся
новая, свободная Россия приучилась жить под команду
больших и малых правителей-демократов. Как говорится,
шапки долой!
240
Брест-Литовск
11 января 1918 года — очередная запись графа:
”Он (Троцкий. — Ю.В.) произнес целую речь в весьма
повышенном тоне и временами доходил даже до резкостей,
заявив, что мы играем в фальшивую игру, что стремимся к
аннексиям, прикрывая их мантией права народов на само¬
определение. Он говорил, что никогда не согласится на та¬
кие претензии и готов скорее уехать, чем продолжать в та¬
ком духе...”
Торгуйся, поражай ораторским дарованием, обращайся
по радио к народам мира, ссылайся на справедливость —
силы за спиной нет. Исчезла русская армия, или, как ее назы¬
вает Гофман, ’’грозная рать”. Сама линия фронта — види¬
мость. В траншеях - дерьмо да ржавые жестянки, а сол¬
дат — ни души. Именно поэтому и загнан в тупик товарищ
Троцкий.
Россия лежала перед врагом бессильная. И мировая ре¬
волюция почему-то не торопилась, никак не подавала руку.
Братья по классу продолжали резать друг друга, травить га¬
зами, давить и рвать на куски артиллерийским огнем и тан¬
ками. Уже тогда ставили по несколько сот стволов орудий
на километр фронта.
Радиограммы Троцкого улетали в пустоту. Один, прав¬
да, ’’абонент” принимал их аккуратно, благо находился под
боком, — главный германский штаб Восточного фронта, то
есть опять-таки генерал Гофман собственной персоной.
Кому как не ему и вспоминать:
’’Хотя в течение ближайших недель пропаганда стояла в
центре мировых переговоров, я все же думаю, что Троцкий
вначале действительно пытался придти к какому-нибудь со¬
глашению и только потом, загнанный Кюльманом в тупик,
решился на театральный жест, объявив, что Россия выходит
из состояния войны, но не принимает наших мирных усло¬
вий.
Еще до начала переговоров в Брест-Литовск явилась но¬
вая группа мирных делегатов. Это были посланные Радой
представители Украинского народного правительства. На
основании декларации петроградского советского прави¬
тельства о праве народов на самоопределение представил ели
Рады приехали в Брест-Литовск для заключения сепаратно¬
го мира от имени Украины...
Постепенно всем стало ясно, что главной целью Троцко¬
го (после провала попыток что-либо спасти, не имея за спи¬
ной вооруженной силы. - К).В.) является распространение
241
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
большевистских идей, что он произносит свои речи через на¬
ши головы и не думает о какой бы то ни было деловой рабо¬
те. Наряду со своими речами Троцкий выпускал по радио
обращения ’’всем, всем, всем”, которые призывали к возму¬
щению, непослушанию и убийству офицеров. Я заявил ре¬
шительный протест... Троцкий обещал прекратить свои при¬
зывы, но, несмотря на это обещание, продолжал выпускать
свои радио... При этом тон Троцкого с каждым днем стано¬
вился все агрессивнее.
...По приказу Троцкого его зять Каменев произнес речь,
от которой у всех сидевших за столом офицеров кровь уда¬
рила в голову. Эта речь была исключительно нахальна, и
русские могли бы ее произносить только в том случае, если
бы германская армия была разбита и русские войска победо¬
носно вступили бы на германскую территорию...
Он (Кюльман. — Ю.В.) предоставил мне слово, и я изо¬
бразил перед русскими настоящее положение вещей. Я обри¬
совал им все их злодеяния (красный террор. — Ю.В.) и ре¬
шительно заявил, что германское Верховное главнокомандо¬
вание считает вопрос об окраинных землях решенным...
Когда я кончил, наступило глубокое молчание. Даже го¬
сподин Троцкий в первый момент не нашел ни одного слова
для возражений. Он только пробормотал, что все мои утвер¬
ждения совершенно не соответствуют действительности (ко¬
нечно, это не они, большевики, а люди сами себя доброволь¬
но убивали десятками и сотнями тысяч. — Ю.В.)...
На ближайшем заседании Троцкий ограничился несколь¬
кими ничего не значащими фразами и заявил, что моя речь
является выражением германского милитаризма...”
Сепаратные переговоры немцев и австрийцев с украин¬
ской делегацией вызвали необходимость срочной поездки
Троцкого в Петроград. Двадцать девятого января Троцкий
вернулся. На заседании он появился с Медведевым и Шах¬
раем (так пишет фамилии Гофман. — Ю.В.) — уполномо¬
ченными Харькова, где обосновалось новое, уже советское
правительство Украины.
Троцкий заявил, что Рада пала и ’’если ее делегаты и
представляют какую-нибудь территорию, то она ограничи¬
вается лишь их комнатой в Брест-Литовске”.
”По полученным мной донесениям, — продолжает Гоф¬
ман, — большевизм на Украине победил, Центральная рада
и Временное украинское правительство бежали...”
И все же представители срединных держав отказались от
переговоров с Харьковом, ссылаясь на то, что Троцкий в на¬
242
Брест-Литовск
чале января признал первую украинскую делегацию полно¬
мочным представителем украинского народа. Эти державы
и подписали мирный договор с делегацией несуществующе¬
го правительства Украины. Для обеспечения этого договора,
то есть грабежа Украины, на ее земли вскоре были введены
германские и австрийские войска.
Кто располагал силой, тот и ставил условия. Россия без
армии и флота могла лишь взирать на действия своих быв¬
ших противников.
Позиция Троцкого определялась уверенностью в том,
что в ближайшие месяцы Европу поразит революция — пре¬
людия мирового пожара. Подобные обнадеживающие фак¬
ты имелись. Они четко вписывались в теорию-предсказание
Маркса.
На заседании 10 февраля Троцкий заявил, что не будет
подписывать мира, но Россия выходит из войны, распускает
свою армию (это ничего и не стоило — армии не существо¬
вало) и объявляет об этом решении всем народам и государ¬
ствам. Это явилось своего рода приглашением всех трудя¬
щихся других стран к революции...
’’После декларации Троцкого на конгрессе наступило
глубокое безмолвие, — вспоминает Гофман. — Растерян¬
ность была всеобщая”.
Граф Чернин записывает в дневнике 11 февраля:
’’Троцкий отказался подписать соглашение. Война конче¬
на, но мира нет”.
С растерянностью немцы совладали за неделю.
Гофман сводит впечатления в полном язвительной на¬
смешливости заключении:
”На восьмой день перерыва мирных переговоров наша
армия возобновила наступление. Деморализованные русские
войска не оказали никакого сопротивления. О каких-нибудь
войсках вообще не могло быть и речи. Мы натыкались толь¬
ко на замешкавшиеся штабы, основная же масса войск уже
ушла домой...
На второй день наступления мы получили по радио со¬
общение из Петербурга: русские согласны возобновить пере¬
говоры и заключить мир и просят приостановить наступле¬
ние. Потребовалось очень мало времени, чтобы жизнь раз¬
била все теории Троцкого (и в значительной мере Маркса. —
Ю.В.). Германские войска продолжали продвижение только
до Пейпусского озера и Нарвы, чтобы освободить своих
прибалтийских соотечественников от большевистского наси¬
243
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
лия. В остальном наше наступление было приостановлено, и
мы ответили русским, что они могут присылать в Брест-
Литовск полномочную делегацию для заключения мира...”
18 февраля 1918 года германские войска повели насту¬
пление. Они овладели Двинском (Даугавпилсом) и прибли¬
зились к Режице (Резекне).
В ответ на радиообращение советского правительства о
согласии на германские условия мира Гофман ответил (тоже
по радио), что германское командование не остановит насту¬
пления до получения письменных подтверждений воли со¬
ветского правительства.
Немцы захватили Режице и угрожали Питеру.
20 февраля с документами Совнаркома из Режице (Режи¬
це к тому часу еще не пал) в Двинск выехал бывший
штабс-капитан русской армии Владимир Мартынович Тур-
чан. Он действовал по личному распоряжению Ленина (от
него и получил указания). Ленин предупредил Турчана, что
немцы вполне могут его расстрелять.
В двадцати пяти верстах от Режице автомобиль был ос¬
тановлен немецким патрулем. Лица, сопровождающие Тур¬
чана, были оз правлены назад, а Турчан препровожден в
Двинск, затем в Утены (в семидесяти верстах от Двинска),
где от него были приняты документы советского правитель¬
ства и вручены новые условия мира, утвержденные кайзе¬
ром.
22 февраля в двадцать четыре ноль-ноль поступила ра¬
диограмма Гофмана:
’’Совету Народных Комиссаров. Петроград.
Ответ германского правительства сегодня в шесть утра
вручен в Уцянах (Утены. — Ю.В.} русскому курьеру, кото¬
рый немедленно отправипся в обратный путь.
Генерал Гофман".
Турчан доставил ответ германского правительства
23 февраля в десять часов тридцать минут и тут же свалился
в тифозной горячке.
Ответ советского правительства на германские условия
доставит в ставку Гофмана В.А.Баландин.
Красная республика получала мир.
Сокольников тоже подробно сообщает о тех беспокой¬
ных днях:
"Уверенности в том. что мирное предложение будет при¬
нято немецким правительством, само собой разумеется, не
было, и появление глубокой ночью на ленте аппарата Юза
первых слов немецкого ответа с согласием на возобновление
244
Брест-Литовск
переговоров было для всех в большой мере неожиданным,
тем более что задержка ответа, продолжавшееся движение
немецких войск и взятие ими Пскова создавали с часу на час
впечатление безуспешности мирного маневра.
Советская делегация, не доехав до Пскова ввиду разру¬
шения железной дороги (ее разрушили уходящие остатки
русских войск. — Ю.В.), перегрузилась на дрезины и, нако¬
нец, последнюю часть пути к немецким линиям проделала
пешком поздно вечером. Командование передовых частей
(немецких. — Ю.В.\ неосведомленное о возобновлении
переговоров, было в большом недоумении и первоначально
не знало, что делать с делегацией, явившейся таким стран¬
ным и неожиданным образом. Немецкие солдаты оправды¬
вали наступление необходимостью освобождения от русско¬
го гнета окраинных народностей...”
В Брест-Литовске советской делегации было заявлено,
что ”до подписания договора наступление будет продол¬
жаться”. Очевидно, чтобы меньше было слов за столом
переговоров.
Нет, действия Троцкого не были пустым актерским жес¬
том, хотя театральность Льву Давидовичу не была чужда,
более того — он к ней пристрастен, но к театральности уме¬
лой, высокого полета. В данных же обстоятельствах явно
было не до театральности; как говорится, не до жиру —
быть бы живу.
Действия Троцкого определялись марксистским анали¬
зом, точнее, доктринерским следованием букве теории. Это
буквоедство вообще свойственно русским последователям
Маркса. В этом они усматривают верность марксизму и
чрезвычайно гордятся своим догматизмом. Только Ленину,
как святому и непогрешимому, было дано право ”творчес-
ки” домысливать марксизм, то есть отходить от буквы его и
кое-что изменять. Но это — Ленин!
Впрочем, он на это ни у кого не спрашивал дозволения, а
действовал сообразно необходимости. И впрямь, власть на¬
до удерживать, при чем тут правила?..
По всем прогнозам, революции в России должна сопут¬
ствовать революция европейская, а их — увенчивать миро¬
вая революция, эдакий вселенский пожар. Троцкий, как и
всякий большевик, исповедовал марксизм. В подобных усло¬
виях подписание договора, да еще грабительского, пред¬
ставлялось нелепостью, вот-вот европейский пролетариат
смете г угнетателей. Зачем же тогда напяливап» на себя хо¬
мут, зачем унижения? Нс cci одни--завтра всех этих юфмаиов
245
Ю.П. В.шсов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
поставят к стенке. И Троцкий объявляет: ни войны, ни мира!
Как можно подписывать подобный мир? Но и войны не бу¬
дет, армия распускается.
Это был и призыв к народам присоединяться к русской
революции и устанавливать справедливый порядок на зем¬
ле — мир без угнетателей, вечное царство социализма (как
прочны были холопские привычки: ведь именно царство со¬
циализма!).
Но Троцкий руководствовался и противоположными мо¬
тивами. Правда, они являлись следствием центральной по¬
сылки — о мировой революции. Троцкий не видел в тех
условиях, которые тогда сложились, возможности выжить
русской революции. В этом, кстати, Троцкий признается сам
несколько лет спустя. Он скажет: по-настоящему в конечную
победу верил лишь Ленин, все остальные большевики (из
тех, что составляли верхушку партии) считали ее нереаль¬
ной. Соответственно этому и строил поведение Лев Давидо¬
вич: хлопнуть дверью, распалить народы новым призывом,
превратить переговоры в самую яркую кампанию против
империализма, отсюда все эти ’’радио” и прочее — сейчас,
издалека, это мнится неким ребячеством.
Это было противоречивое поведение, ибо определялось
взаимоисключающими мотивами. И все же ведущим на¬
строением являлось неверие в победу. Слишком грозная об¬
становка складывалась к началу 1918 года. Выжить в ней
рабоче-крестьянскому государству сложно, практически не-
возхможно! И это настроение не одного Троцкого. Ленин то¬
же допускал гибель революции, но при этом сохранял веру в
конечную победу и определенную вероятность все же вы¬
жить, надо только биться.
Доказательство тому, что Лев Давидович стоял именно
на этих позициях, — факты. На решающем голосовании в
ЦК РКП(б) 18 февраля 1918 года Троцкий в числе семи,
включая Ленина, голосует за немедленное заключение мира.
Против заключения поданы четыре голоса, воздержались
тоже четверо...
Генерал-майор царской службы Самойло еще задолго до
первой мировой войны занимался вопросами военной раз¬
ведки. Поэтому имел более профессиональное представле¬
ние о тех людях, которые стояли во главе германской и
австрийской армий.
Александр Александрович принял революцию. В
1948 году в чине генерал-лейтенанта авиации вышел в от¬
246
Брест-Литовск
ставку, имея два ордена Ленина и четыре — Красного Зна¬
мени.
А тогда Александр Александрович принял участие в
Брест-Литовских переговорах. Генерал Гофман благоволил
к бывшему царскому генералу и часто с ним беседовал. От¬
кровения Гофмана заходили порой далеко, но что ему
стесняться поверженного противника?..
’’Надо сказать, что о Гофмане я уже давно составил себе
совершенно определенное представление как об одном из
наиболее даровитых немецких военачальников. Подобно то¬
му как в австрийской армии я привык считать центральной
фигурой начальника генерального штаба Конрада фон Гет-
цендорфа, так у немцев за последнее время мое внимание
сосредоточивалось на деятельности и личности генерала
Гофмана. Как начальник штаба Восточного (русского)
фронта он в моих глазах превосходил и Фалькенгайна (на¬
чальника штаба Верховного главнокомандующего), и всех
других немецких стратегов, не исключая Гинденбурга и
Людендорфа, своим умением правильно оценивать обста¬
новку. Все это настраивало меня внимательно присматри¬
ваться к Гофману по приезде в Брест...
Прожив около полугода в России и будучи в течение не¬
скольких лет начальником Русского отдела в прусском гене¬
ральном штабе (русско-японскую войну он провел прико¬
мандированным к японской армии), Гофман был хорошо
знаком с нашей армией и сносно, хотя и не свободно, гово¬
рил по-русски...
Гофман представлял среди всех окружавших его наибо¬
лее импозантную фигуру. Вильгельм знал, кого поставить
начальником штаба Восточного фронта при бесцветном
Леопольде и кому поручить переговоры с большевиками. В
свою должность Гофман вступил лишь недавно, выдвинув¬
шись как автор плана Танненбергского сражения двадцатого
августа. Он был произведен в генералы с подчинением по
линии службы Фалькенгайну...
По внешнему виду это был типичный немец: высокий,
плотный, слегка рыжеватый, с гордым, злым лицом, высоко¬
мерно державшийся со всеми. В своей каске с шишаком он
представлял красивую воинственную фигуру, но я находил,
что еще более к нему шел бы древнегреческий головной убор
с двумя 0олг>1Тими рогами. Лучшего натурщика нельзя было
бы сыскать для какого-п11будь Марса! Чувствовалось, что он
дирижер, твердо держащий ? своих ру*ах все^ от войск на
фронте до лакеев в офицерском собрании. Все ОеСйр?косл°в-
но повиновались не только его приказаниям, но дяже малеи-
247
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
шим знакам... Помнится, я читал в каком-то немецком сочи¬
нении, уже после Великой Отечественной войны, что Гитлер
усвоил полностью систему взглядов, идей и понятий, выска¬
зывавшихся Гофманом по военным и политическим вопро¬
сам. Состоя лидером военной партии, он был идейным вы¬
разителем и взглядов Вильгельма на славянство как на на¬
воз для удобрения немецкой культуры. Позднее Гофман
выступил с книгой... ’’Война упущенных возможностей”. Он
сожалел в ней, что главный удар в начале войны был направ¬
лен не на Россию...
Зная, что в планы русского Генерального штаба не вхо¬
дило отступать вглубь страны, Гофман развивал мысль,
что, действуя вместе с австрийцами, немцам удалось бы на¬
нести России сокрушительный удар, избегнуть вовлечения в
войну Англии, Италии, Румынии и Америки. Эти расчеты
на успех он строил на малой подготовленности к войне рус¬
ских, на революционном настроении народа, на малой авто¬
ритетности русского командования...”
Там, в Бресте, и Троцкий оказался не подарком. В об¬
щем, нашла коса на камень. Кто тут коса, кто камень — зна¬
чения не имеет, хотя на роль косы, пожалуй, больше подхо¬
дил Гофман. Один взмах его ’’косы” сметал русско-совет¬
ские войска с позиций, и камень не являлся помехой...
Танненбергское сражение — часть Восточно-Прусской
операции августа четырнадцатого года, в которой были
окружены два корпуса Второй русской армии генерала Сам¬
сонова.
Русское наступление в августе 1914-го имело целью спас¬
ти Париж, который находился под угрозой захвата. Францу¬
зы откатывались перед лавиной германских войск. В резуль¬
тате русские корпуса были разгромлены: девяносто тысяч
солдат и офицеров попали в плен, двадцать тысяч полегли
на полях боев. Париж выстоял...
’’Любопытно мнение о русской армии, распространенное
в Австро-Венгрии и приписываемое Конраду: победить рус¬
ских трудно, но и им самим трудно быть победителями..."
В открытом письме Центральному Комитету партии
большевиков Мария Спиридонова развертывает поистине
чудовищную картину рабских поборов, назваввождем
диктатуры пролетариата продовольсуз;ниои разверсткой.
...Вы перестали Сощгл.Листами в анализе явлений,
совершенно Уиидобпа-сь царскому правительству, которое
всюду искало агитаторов и их деятельностью объяс-
248
Брест-Литовск
няло все волнения. И вы так же правы, как оно. Вот что об
агитаторах мне пишут крестьяне из всех губерний Советской
России: ’’Ставили нас рядом, дорогая учительница... целую
одну треть волости шеренгой и в присутствии других двух
третей лупили кулаками справа налево, а лишь кто делал по¬
пытку улизнуть, того принимали в плети” (Реквизиционный
отряд, руководимый большевиками из Совета).
Или из другого письма: ”По приближении отряда боль¬
шевиков надевали все рубашки и даже женские кофты на
себя, дабы предотвратить боль на теле, но красноармейцы
так наловчились, что сразу две рубашки внизывались в тело
мужика-труженика... по несколько недель не ложились на
спину. Взяли у нас все дочиста, у баб всю одежду и холсты, у
мужиков — пиджаки, часы и обувь, а про хлеб нечего и
говорить...”
Или из третьего письма: ’’Матушка наша (т.е. Мария
Александровна Спиридонова. — Ю.В.), скажи, к кому же
теперь пойти, у нас в селе все бедные и голодные, мы плохо
сеяли — не было достаточно семян... Очень нас пороли, ска¬
зать тебе не можем как. У кого был партийный билет от
коммунистов, тех не секли. Кто теперь за нас заступится?
Все сельское общество тебе земно кланяется”.
Из четвертого: ’’Вязали нас и били, одного никак не
могли усмирить, убили его, а он был без ума...”
Из пятого письма: ”В комитеты бедноты приказали на¬
бирать из большевиков, а у нас большевики вышли все не-
годящиеся, из солдат... прямо скажем, хуже дерьма. Мы их
выгнали. То-то слез было, как они из уезда Красную Армию
себе в подмогу звали... спины все исполосовали и много уве¬
зено (на расстрелы, конечно. — Ю.В.), в четырех селах 2—3
человека убито, мужики там взяли большевиков в вилы, их
за это постреляли”.
Или еще письмо: "...хотели поднять на штыки ребенка,
только смелым вмешательством женщины, назвавшей его
своим, удалось спасти. Берут платье, режут скот, бьют по¬
суду, совершают по всему Каротоякскому уезду всякие не¬
слыханные бесчинства..."
Из следующего письма: "В комитеты бедноты идут кула¬
ки и самое хулиганье. Катаются на наших лошадях, прика¬
зывают по очереди в каждой избе готовить обед, отбирают
деньги, делят меж собой и только маленький процент отсы¬
лают в Казань, приказали отнимать скот у мужиков...
Крестьяне режут скот. Через год разорение будет оконча¬
тельное и непоправимое. Деревня без скота гиблая..."
Из нового письма: "Мы не прятали хлеб, мы. как прика¬
зали по декрету, себе оставили 9 пудов в гол на человека.
24?
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Прислали декрет оставить 7 пудов, два пуда отдать. Отдали.
Пришли большевики с отрядами. Разорили вконец. Под¬
нялись мы. Плохо в Юхновском уезде, побиты артиллерией.
Горят села. Сровняли дома с землей. Мы всё отдавали, хоте¬
ли по-хорошему. Знали голод голодный. Себя не жалели...”
И Мария Спиридонова спрашивает:
’’Кто агитатор, кто подстрекатель?! Отвечайте! Вы
контрреволюционеры, худшие из худших белогвардейцев!!!”
Читая письмо Спиридоновой, уже ясно представляешь,
что мятеж левых эсеров в июле восемнадцатого был лишь
отчасти продиктован несогласием с политикой большевиков
в германском вопросе. Распаленная болью деревня, вой, сле¬
зы крестьянской России толкнули левых эсеров на выступле¬
ние, ибо не такой представляли они новую деревню, де¬
ревню после Октября.
Спиридонова продолжает горестный список:
’’Велели нам красноармейцы разойтись. А мы собрались
думать, что нам делать, как спастись от разорения. Мы все
по закону сполна отвезли на станцию. А они опять приеха¬
ли... Обед им сготовили, все несем, угощаем, что хотят бе¬
рут, даем без денег, не жалуемся... Они нас пулеметом, ог¬
нем. Убитые повалились...
И вот пошли мужики потом. Шли шесть волостей сте¬
ной, на протяжении 25 верст со всех сторон, с плачем всех
жен, матерей, с причитаниями, с вилами, железными лопата¬
ми. Шли на совет...”
Этой крови вам не смыть, не отчиститься от нее даже во
имя самых ’’высоких” лозунгов...
Понятие классовой борьбы, этой философско-историче¬
ской доктрины, вы подменили не только марксистским по¬
нятием, только борьбы двух экономических категорий, а
подменили понятием борьбы просто волчьей...
...Отряды немецких военнопленных (интернационали¬
стов, прибавляете вы) действовали наряду с другими рекви¬
зиционными отрядами. Я знаю о Пензенской губернии.
В Пензенской губернии пороли крестьян, расстрелива¬
ли... Сначала их реквизировали, пороли и расстреливали, по¬
том они стали стеной (кулацкое восстание — говорили вы),
потом их усмиряли, опять пороли и расстреливали... С ка¬
ким презрением говорили они (немцы из реквизиционного
отряда. — Ю.В.) о глупости русского мужика и о том, что
ему нужна палка...
Вся ваша зверская, грубая политика по отношению к
крестьянству, особенно развернувшаяся, когда мы стали
тюремной, чрезвычайной клиентурой (речь идет о левых эсе-
250
Брест-Липюнск
pax. — Ю.В.), — это политика подлинной контрреволюции.
А ваша полиция!..
Рабочий класс должен запретить вам спекулировать его
именем, прикрывая великим, святым понятием диктатуры
пролетариата эти мастерства красного цеха.
...Что, что сделали вы с нашей великой революцией, ос¬
вященной такими невероятными страданиями трудящихся?!
Я спрашиваю вас, спрашиваю...
...Трудовые массы почти никогда не бывают контрре¬
волюционны. Они только бывают голодны или обижены...
...Какую бы возможность вы ни нашли поставить меня
под ваш суд, все равно — заставить меня участвовать в нем
вы не сможете, даже ваша Чрезвычайка (поклон вам, Влади¬
мир Ильич и Феликс Эдмундович, за такое великое изобре¬
тение! — Ю.В.) окажется здесь бессильной. Слишком долго
я была на самом дне жизни (изнасилованная солдатней и го¬
родовыми, брошенная на Нерчинскую каторгу совсем юной
девушкой — всего двадцати двух лет. — Ю.В.), слишком
сильно всеми помыслами и сердцем люблю революцию,
чтобы бояться каких-либо испытаний и смерти: ”на прицел”,
под который пять, шесть раз брала меня здесь в Кремле ва¬
ша стража, ради забавы. И только убийством вы можете
меня изъять из революции...”
Из этого ленинского насилия над деревней вышел Ста¬
лин. Не он исказил наметки кооперативной политики Ильи¬
ча, а Ильич определил отношение большевизма, Сталина и
всех прочих ’’серпастых и молоткастых” к деревне. Ильич
показал, как можно это делать1.
Это он, Ленин, глубочайший знаток Маркса и вообще
мировых философских систем, воплощение любви к народу,
сама справедливость и доброта, ломал кости деревне, не
’’кулакам”, а всему крестьянскому миру.
’’Трудовые массы почти никогда не бывают контрре¬
волюционны. Они только бывают голодны или обижены...”
Продразверстка оборачивалась кровавыми стычками.
Сомнений быть не могло — это была крестьянская война
1 Эту способность в Ленине гениально предполагал Керенский.
"В одном из мартовских заседаний Временного правительства, в переры¬
ве, во время продолжавшегося разговора на тему о всё развивающейся боль¬
шевистской пропаганде, Керенский заявил — по обыкновению истерически
похохатывая: "А вот погодите, сам Ленин едет... Вот когда начнется
по-настоящему!.."
О Ленине у Керенского имелось свое мнение, очевидно, уходящее своими
корнями еще в гимназические предания. Ведь тот и другой закончили одну и
ту же гимназию.
Свидетелем этой реплики Керенского был В.Д.Набоков.
251
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
против советской власти, ее зверской, утопической политики
военного коммунизма. Мятеж Антонова вобрал в себя недо¬
вольство крестьянства Тамбовской, Воронежской, Пензен¬
ской губерний. Это уже была грозная сила, настолько гро¬
зная, что на усмирение крестьянства были направлены ре¬
гулярные войска Красной Армии. В 1920 году это позволяла
общая обстановка на фронтах Гражданской войны. Войска
возглавил Тухачевский. Он и повел себя, как на войне, сме¬
тая артиллерией непокорные деревни.
В рассказе ”Эхо в горах” Варлам Шаламов рассказы¬
вает об Александре Антонове.
Эсер Антонов до революции имел бессрочную каторгу и
более года сидел на цепи. В одном из воззваний к кресть¬
янству Антонов писал:
”Я — старый народоволец, был на царской каторге мно¬
го лет. Не чета вашим вождям Ленину и Троцкому, которые
кроме ссылки ничего и не видели. Я был закован в кан¬
далы...”
Не только в кандалы, но и прикован к цепи.
Кстати, Махно тоже сидел на каторге и тоже был прико¬
ван к цепи.
Александр Степанович Антонов защищал крестьянство.
Крестьянство пошло за ним. Таким мужикам приклеили
ярлык — кулаки, то есть враги трудового крестьянства. Но
ярлык не сработал, народ не отшатнулся. Тогда движение
стала подавлять Красная Армия. Давно уже в центральных
губерниях России пушки своих же не вели огонь по де¬
ревням. Да и вообще, было ли такое в русской истории?..
А в 1919—1921 годах — было...
”Сам Антонов лежал в лазерете в сыпном тифу, — пи¬
шет Шаламов, — и когда лазарет был окружен красноар¬
мейскими конниками, брат Антонова застрелил его на боль¬
ничной койке и застрелился сам. Так умер Александр
Антонов...”
Сейчас мы можем лишь склонить голову перед памятью
народного героя. Он осмелился в эпоху всеобщего преклоне¬
ния перед Лениным и ленинизмом заступиться за русское
крестьянство. И, наверное, понимал, что будет убит.
Мятеж был подавлен, но крестьянство не замирено.
Продотряды продолжали встречать выстрелами и вилами.
Вспыхивали настоящие бои. Крестьяне защищали свой хлеб
от продотрядов из городов.
Лилась кровь. Сливалась в одну реку, истоки которой нс
только в Октябре 1917 года. Кровавой и долгой была борь¬
ба крестьян за землю, но они се так и нс получили.
252
Брест-Литовск
А тогда крестьян замирил переход с продразверстки на
продналог, то есть нэп (весна 1921 года).
Отец моей жены, Сергей Сергеевич Костин, оказался в
том огромном потоке крестьянства, названном раскулачен¬
ным, который хлынул из России в бесплодную тундру, боло¬
та тайги, дикие, необжитые просторы востока.
В четыре утра к ним постучали и велели собраться.
Какое-либо имущество брать с собой запретили — ехать в
том, что на тебе. С собой — ни одной теплой вещи. Дворо¬
вую пушистую собачонку (она завыла на беду) пристрелили.
Деда и бабушку и всех из этой партии, кому оказалось за
шестьдесят пять, увезли неизвестно куда. И уж потом уда¬
лось установить, что их вывезли в места, где не было ни ле¬
са, ни близких деревень — одно голое поле.
И всех бросили там.
Расчет был один: старики не сумеют вернуться, тем бо¬
лее зимой (а было начало февраля). Когда их высадили, снег
был кому до пояса, кому по грудь. Восьмидесятилетние, се¬
мидесятилетние. ..
Остальных повезли на Северную Двину (не всех довез¬
ли — везли очень долго, из Ульяновской области) — и там
поставили на лесоповал.
Мужчины валили лес и ладили из него гробы (хорошая
замена, в духе Ленина: вместо хлеба ’’ростить” гробы; а че¬
му удивляться — это всё лишь продолжение все той же
продразверстки, нащупывание крупной дороги великой уто¬
пии). Для кого гробы — неведомо, ведь ссыльных просто за¬
рывали в ямы. А гробы увозили в большом количестве и
трех стандартов: большие, средние и детские (в том числе, и
совсем крохотные). Именно эта подробность заставляет
сотни раз при рассказе плакать Сергея Сергеевича — челове¬
ка высоченного роста, огромной силы и светлого ума.
Их семья единственная отважилась на побег. Ссыльным
объявили, чтоб сдавали детей, якобы ДЛЯ уЧеиы. На самом
деле детей увезли за сто пятьдесят километров, где они все и
перемерли.
Семья Костиных была из четырех человек: родители и
двое маленьких сыновей. План побега был обсужден, и пер¬
вым ушел отец. Он сбежал с лесоповала, а семья, заранее
зная о побеге, ушла не то из лагеря, не то из поселка. Отцу
надо было пройти расстояние, которое отделяло лесоповал
от намеченного места встречи, поэтому он и вышел раньше.
Шли двадцать один день. Эго многие сотни километров
Их искали. Однажды облава вынудила спрятаться в огром¬
ном овраге среди колючек и непроходимых сплетений кус¬
253
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тов. Туда пустили собак для проверки. Одна из них и на¬
ткнулась на беглецов; обнюхала детей и голоса... не пода¬
ла... Собака оказалась милосердней людей.
’’Тридцать лет я слышу от папы этот рассказ, — говорит
Лариса Сергеевна. — И тридцать лет плачу вместе с ним и
думаю: ’’Сколько еще такого нерассказанного, от чего воло¬
сы не просто встали бы дыбом, а выпали...”
И еще. Без знания ’’Колымских рассказов” Шаламова
многое нельзя понять в нашей жизни...
В беспощадности и безграничности принуждения Троц¬
кого превосходили всего лишь двое из главных большеви¬
ков — Ленин и Дзержинский. О суровой непреклонности
Троцкого знали на всех фронтах Гражданской войны.
Террор — самостоятельная величина в политике Ленина.
Невиданный в истории государственный террор вминал кос¬
ти и плоть России в уготованное им ложе. Здесь основа ле¬
нинского провидения и побед, каждая мечена кровью и го¬
рем...
Этот зверь — насилие — становится основной движу¬
щей силой нового социалистического государства.
Доктрйнеры человеческих слез и страха...
Итак, снова Брест-Литовск.
В этот раз советскую делегацию возглавляет замести¬
тель наркома иностранных дел РСФСР Григорий Яковлевич
Сокольников. Члены делегации — заместитель наркома
иностранных дел Г. Чичерин, нарком внутренних дел РСФСР
Г.Петровский и секретарь делегации Л.Карахан.
’’Переговоры и на этот раз происходили очень своеоб¬
разно, — не без удивления и насмешливости отмечает Гоф¬
ман. — Розенберг на первом же заседании предложил рас¬
смотреть привезенный им мирный договор по пунктам. Со¬
кольников же попросил, чтобы ему прочли весь договор сра¬
зу. После зачзснИЯ договора Сокольников заявил, что он от¬
казывается обсуждать каждый пункт в отдельности - русские
готовы сейчас же подписать весь договор”1.
Куда уж тут обсуждать — каждый день немцы захваты¬
вают новые земли. И 3 марта 1918 года договор подписан
без обсуждения: первый и единственный вариант.
При подписании Сокольников ’’произнес речь, в кото¬
рой, к большому негодованию присутствовавших во главе с
генералом Гофманом немецких генералов Восточного фрон¬
1 Главное спасти свою власть, все прочее не имеет значения. Ай да
Ильич!
254
Брест-Литовск
та, дана была резкая характеристика германского ультима¬
тума и выражена... уверенность, что торжество империализ¬
ма над советской стороной является только временным и
преходящим".
Мирный договор насчитывал четырнадцать статей с при¬
ложениями и дополнениями.
От России отторгались Польша, Лифляндия, Курляндия,
Эстляндия и часть Белоруссии.
Германия сохраняла за собой Моонзундские острова й
часть Рижского залива. Украина и Финляндия признавались
самостоятельными государствами. На Кавказе к Турции от¬
ходили Ардаган, Карс и Батум.
Таким образом, Россия теряла около одного миллиона
квадратных километров территории, возвращаясь по разме¬
рам почти к допетровской Руси.
Кроме того, советская Россия обязывалась провести
полную демобилизацию армии и флота, а также должна бы¬
ла признать мирный договор Центральной рады с Герма¬
нией и ее союзниками.
Немцами был продиктован чрезвычайно невыгодный ре¬
жим торговли Германии с Россией.
И, наконец, советская Россия обязалась уплатить кон¬
трибуцию в шесть миллиардов марок.
Россия в первой мировой войне потеряла убитыми свы¬
ше 1,7 миллиона человек, тяжко искалеченными (до потери
трудоспособности) — 755 тысяч.
Больше потеряла лишь Германия — до 2 миллионов — и
1 миллион 537 тысяч тяжко искалеченными.
Гофман еще раз, последний, обращается к воспомина¬
ниям о советской России:
"Большинство наших делегаций в России высказывалось
в том смысле, что мы не можем безучастно наблюдать за
всеми ужасами большевизма. Многим, однако, казалось, что
нам трудно будет решиться расторгнуть заключенный уже
мирный договор и снова направить оружие против России.
Я открыто признаюсь, что в первое время такое решение не
удовлетворяло и меня. Русский колосс уже в течение ста лет
слишком тяжело давил Германию, чтобы мы не могли с чув¬
ством известного облегчения наблюдать за тем, как под
влиянием революции и хозяйственной разрухи былая мощь
России постепенно разрушается. Однако чем больше я узна¬
вал о большевистских насилиях, тем все более и более менял
свою точку зрения. Как честный человек, я не мог допускать,
чтобы мы безучастно наблюдали за истреблением целого на¬
255
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
против советской власти, ее зверской, утопической политики
военного коммунизма. Мятеж Антонова вобрал в себя недо¬
вольство крестьянства Тамбовской, Воронежской, Пензен¬
ской губерний. Это уже была грозная сила, настолько гро¬
зная, что на усмирение крестьянства были направлены ре¬
гулярные войска Красной Армии. В 1920 году это позволяла
общая обстановка на фронтах Гражданской войны. Войска
возглавил Тухачевский. Он и повел себя, как на войне, сме¬
тая артиллерией непокорные деревни.
В рассказе ”Эхо в горах” Варлам Шаламов рассказы¬
вает об Александре Антонове.
Эсер Антонов до революции имел бессрочную каторгу и
более года сидел на цепи. В одном из воззваний к кресть¬
янству Антонов писал:
”Я — старый народоволец, был на царской каторге мно¬
го лет. Не чета вашим вождям Ленину и Троцкому, которые
кроме ссылки ничего и не видели. Я был закован в кан¬
далы...”
Не только в кандалы, но и прикован к цепи.
Кстати, Махно тоже сидел на каторге и тоже был прико¬
ван к цепи.
Александр Степанович Антонов защищал крестьянство.
Крестьянство пошло за ним. Таким мужикам приклеили
ярлык — кулаки, то есть враги трудового крестьянства. Но
ярлык не сработал, народ не отшатнулся. Тогда движение
стала подавлять Красная Армия. Давно уже в центральных
губерниях России пушки своих же не вели огонь по де¬
ревням. Да и вообще, было ли такое в русской истории?..
А в 1919—1921 годах — было...
”Сам Антонов лежал в лазерете в сыпном тифу, — пи¬
шет Шаламов, — и когда лазарет был окружен красноар¬
мейскими конниками, брат Антонова застрелил его на боль¬
ничной койке и застрелился сам. Так умер Александр
Антонов...”
Сейчас мы можем лишь склонить голову перед памятью
народного героя. Он осмелился в эпоху всеобщего преклоне¬
ния перед Лениным и ленинизмом заступиться за русское
крестьянство. И, наверное, понимал, что будет убит.
Мятеж был подавлен, но крестьянство не замирено.
Продотряды продолжали встречать выстрелами и вилами.
Вспыхивали настоящие бои. Крестьяне защищали свой хлеб
от продотрядов из городов.
Лилась кровь. Сливалась в одну реку, истоки которой нс
только в Октябре 1917 года. Кровавой и долгой была борь¬
ба крестьян за землю, но они се так и нс получили.
252
Брест-Лшповск
А тогда крестьян замирил переход с продразверстки на
продналог, то есть нэп (весна 1921 года).
Отец моей жены, Сергей Сергеевич Костин, оказался в
том огромном потоке крестьянства, названном раскулачен¬
ным, который хлынул из России в бесплодную тундру, боло¬
та тайги, дикие, необжитые просторы востока.
В четыре утра к ним постучали и велели собраться.
Какое-либо имущество брать с собой запретили — ехать в
том, что на тебе. С собой — ни одной теплой вещи. Дворо¬
вую пушистую собачонку (она завыла на беду) пристрелили.
Деда и бабушку и всех из этой партии, кому оказалось за
шестьдесят пять, увезли неизвестно куда. И уж потом уда¬
лось установить, что их вывезли в места, где не было ни ле¬
са, ни близких деревень — одно голое поле.
И всех бросили там.
Расчет был один: старики не сумеют вернуться, тем бо¬
лее зимой (а было начало февраля). Когда их высадили, снег
был кому до пояса, кому по грудь. Восьмидесятилетние, се¬
мидесятилетние. ..
Остальных повезли на Северную Двину (не всех довез¬
ли — везли очень долго, из Ульяновской области) — и там
поставили на лесоповал.
Мужчины валили лес и ладили из него гробы (хорошая
замена, в духе Ленина: вместо хлеба ’’ростить” гробы; а че¬
му удивляться — это всё лишь продолжение все той же
продразверстки, нащупывание крупной дороги великой уто¬
пии). Для кого гробы — неведомо, ведь ссыльных просто за¬
рывали в ямы. А гробы увозили в большом количестве и
трех стандартов: большие, средние и детские (в том числе, и
совсем крохотные). Именно эта подробность заставляет
сотни раз при рассказе плакать Сергея Сергеевича — челове¬
ка высоченного роста, огромной силы и светлого ума.
Их семья единственная отважилась на побег. Ссыльным
объявили, чтоб сдавали детей, якобы ДЛЯ уЧеиы. На самом
деле детей увезли за сто пятьдесят километров, где они все и
перемерли.
Семья Костиных была из четырех человек: родители и
двое маленьких сыновей. План побега был обсужден, и пер¬
вым ушел отец. Он сбежал с лесоповала, а семья, заранее
зная о побеге, ушла не то из лагеря, не то из поселка. Отцу
надо было пройти расстояние, которое отделяло лесоповал
от намеченного места встречи, поэтому он и вышел раньше.
Шли двадцать один день. Эго многие сотни километров
Их искали. Однажды облава вынудила спрятаться в огром¬
ном овраге среди колючек и непроходимых сплетений кус¬
253
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тов. Туда пустили собак для проверки. Одна из них и на¬
ткнулась на беглецов; обнюхала детей и голоса... не пода¬
ла... Собака оказалась милосердней людей.
’’Тридцать лет я слышу от папы этот рассказ, — говорит
Лариса Сергеевна. — И тридцать лет плачу вместе с ним и
думаю: ’’Сколько еще такого нерассказанного, от чего воло¬
сы не просто встали бы дыбом, а выпали...”
И еще. Без знания ’’Колымских рассказов” Шаламова
многое нельзя понять в нашей жизни...
В беспощадности и безграничности принуждения Троц¬
кого превосходили всего лишь двое из главных большеви¬
ков — Ленин и Дзержинский. О суровой непреклонности
Троцкого знали на всех фронтах Гражданской войны.
Террор — самостоятельная величина в политике Ленина.
Невиданный в истории государственный террор вминал кос¬
ти и плоть России в уготованное им ложе. Здесь основа ле¬
нинского провидения и побед, каждая мечена кровью и го¬
рем...
Этот зверь — насилие — становится основной движу¬
щей силой нового социалистического государства.
Доктрйнеры человеческих слез и страха...
Итак, снова Брест-Литовск.
В этот раз советскую делегацию возглавляет замести¬
тель наркома иностранных дел РСФСР Григорий Яковлевич
Сокольников. Члены делегации — заместитель наркома
иностранных дел Г. Чичерин, нарком внутренних дел РСФСР
Г.Петровский и секретарь делегации Л.Карахан.
’’Переговоры и на этот раз происходили очень своеоб¬
разно, — не без удивления и насмешливости отмечает Гоф¬
ман. — Розенберг на первом же заседании предложил рас¬
смотреть привезенный им мирный договор по пунктам. Со¬
кольников же попросил, чтобы ему прочли весь договор сра¬
зу. После зачзснИЯ договора Сокольников заявил, что он от¬
казывается обсуждать каждый пункт в отдельности - русские
готовы сейчас же подписать весь договор”1.
Куда уж тут обсуждать — каждый день немцы захваты¬
вают новые земли. И 3 марта 1918 года договор подписан
без обсуждения: первый и единственный вариант.
При подписании Сокольников ’’произнес речь, в кото¬
рой, к большому негодованию присутствовавших во главе с
генералом Гофманом немецких генералов Восточного фрон¬
1 Главное спасти свою власть, все прочее не имеет значения. Ай да
Ильич!
254
Брест-Литовск
та, дана была резкая характеристика германского ультима¬
тума и выражена... уверенность, что торжество империализ¬
ма над советской стороной является только временным и
преходящим".
Мирный договор насчитывал четырнадцать статей с при¬
ложениями и дополнениями.
От России отторгались Польша, Лифляндия, Курляндия,
Эстляндия и часть Белоруссии.
Германия сохраняла за собой Моонзундские острова й
часть Рижского залива. Украина и Финляндия признавались
самостоятельными государствами. На Кавказе к Турции от¬
ходили Ардаган, Карс и Батум.
Таким образом, Россия теряла около одного миллиона
квадратных километров территории, возвращаясь по разме¬
рам почти к допетровской Руси.
Кроме того, советская Россия обязывалась провести
полную демобилизацию армии и флота, а также должна бы¬
ла признать мирный договор Центральной рады с Герма¬
нией и ее союзниками.
Немцами был продиктован чрезвычайно невыгодный ре¬
жим торговли Германии с Россией.
И, наконец, советская Россия обязалась уплатить кон¬
трибуцию в шесть миллиардов марок.
Россия в первой мировой войне потеряла убитыми свы¬
ше 1,7 миллиона человек, тяжко искалеченными (до потери
трудоспособности) — 755 тысяч.
Больше потеряла лишь Германия — до 2 миллионов — и
1 миллион 537 тысяч тяжко искалеченными.
Гофман еще раз, последний, обращается к воспомина¬
ниям о советской России:
"Большинство наших делегаций в России высказывалось
в том смысле, что мы не можем безучастно наблюдать за
всеми ужасами большевизма. Многим, однако, казалось, что
нам трудно будет решиться расторгнуть заключенный уже
мирный договор и снова направить оружие против России.
Я открыто признаюсь, что в первое время такое решение не
удовлетворяло и меня. Русский колосс уже в течение ста лет
слишком тяжело давил Германию, чтобы мы не могли с чув¬
ством известного облегчения наблюдать за тем, как под
влиянием революции и хозяйственной разрухи былая мощь
России постепенно разрушается. Однако чем больше я узна¬
вал о большевистских насилиях, тем все более и более менял
свою точку зрения. Как честный человек, я не мог допускать,
чтобы мы безучастно наблюдали за истреблением целого на¬
255
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
рода... Кроме того, дело дошло до того, что военные дей¬
ствия на востоке, несмотря на все наши старания, не прекра¬
тились. Там и сям мы наталкивались на различные больше¬
вистские банды, перестрелки стали обыденным явлением,
намерения чехословацких легионов были нам совершенно
неясны... Нам передавали, что чехословацкие легионы,
пользуясь поддержкой Англии, наступают с востока на
Москву, чтобы произвести там государственный переворот.
Этим самым Германия снова окажется в кольце. Ввиду это¬
го с начала 1918 года я стал придерживаться той точки зре¬
ния, что нам необходимо предпринять наступление на Моск¬
ву, посадить там другое правительство; предложить новому
правительству более приемлемые мирные условия, чем
Брест-Литовский договор (в первую очередь ему можно бы¬
ло уступить Польшу) и потом заключить с этим новым пра¬
вительством союз. Мы не нуждались для этой операции ни в
каких подкреплениях. Наш новый военный атташе в Москве
майор Шуберт, который первый высказался за решительное
выступление против большевиков (надо думать, потому что
своими глазами насмотрелся на них в Москве. — Ю.В.), по¬
лагал, что для водворения порядка в Москве и создания там
нового правительства достаточно иметь всего два батальо¬
на. Если даже я считал, что предложения Шуберта слишком
оптимистичны, то все же для наступления на Москву нам
вполне хватило бы тех дивизий, которые еще имелись в на¬
шем распоряжении. У Ленина и Троцкого тогда еще не было
Красной Армии. У них достаточно было хлопот по разору¬
жению солдат старой армии и отправке их домой. Вся их
власть опиралась на несколько латышских батальонов...
Вся эта комбинация избавила бы Россию от ужаса голо¬
да и холода и спасла бы жизнь миллионам людей. Несом¬
ненно, если бы германское правительство и Верховное глав¬
нокомандование решились бы на такую операцию до насту¬
пления Людендорфа на Западном фронте в марте 1918 года,
мы получили бы колоссальные результаты.
Генерал Людендорф пренебрег возможностью создания
нормальных условий на востоке, заключения союза с новым
русским правительством и выжидательной тактики на За¬
падном фронте. Он решил добиться развязки путем реши¬
тельного наступления на Западном фронте и нисколько не
сомневался в том, что наступление закончится победой ге¬
рманского оружия..."
Понять Людендорфа тоже можно. Сам Гоффман при¬
знает: после победы большевистской революции "впервые за
все время кампании у нас было на Западном фронте преиму¬
щество в силах перед противником".
256
Брест-Литовск
И, надо отметить, весьма внушительное.
"Вскоре, в июне (1918 года. — Ю.В\ — вспоминает Со¬
кольников, -- я был введен в состав командированной в Бер¬
лин комиссии, которой предстояло составить дополнитель¬
ные к мирному договору экономические и правовые согла¬
шения. Ко времени этих переговоров относится поездка
Красина в ставку Людендорфа и переговоры с ним о прекра¬
щении движения немецких войск на Баку. Твердо намечен¬
ный Людендорфом план отсечения Кавказа и Туркестана
был сорван высадкой американских войск на французском
побережье, сорвавшей новую военную обстановку и исклю¬
чившей возможность осуществления в России военных пла¬
нов крайнего правого крыла германских империалистов..."
Для большинства русской интеллигенции и офицерства
ленинцы явились теми, кто по замыслу врага развалил Рос¬
сию. В основе их действий лежала невиданная дотоле дема¬
гогия. Большевики и немцы отождествлялись в сознании
образованной России как общий враг.
Как иначе было понять канцлера кайзеровского прави¬
тельства — он неоднократно повторял, что революция в
России слишком запаздывает. Это означало только одно:
правящие круги Германии уже давно видели своим союзни¬
ком разложенческую деятельность большевизма, видели и
осторожно пособляли ему. Для кайзера и генералов револю¬
ция в России являлась военным союзником, с ней они и
связывали свои захватнические планы.
С заключением же Брестского мира для интеллигенции и
офицерства уже становилась бесспорной изменническая суть
большевизма и главным образом — Ленина. Ценой разру¬
шения России они закреплялись у власти. Это было по¬
серьезней снарядов с ’’желтыми крестами".
Мириться с договором для большинства образованной
России было трудно, если вообще возможно. У этого слоя
общества не был столь развит собственнический инстинкт,
как. скажем, у крестьянина: есть земля — и пропади все про¬
падом... разные там присвоенные врагом земли, контрибу¬
ции...
Народ, в общем, безразлично отнесся к договору. Чего
воевать, коли по декрету вышла земля, помещиков больше
нет, да и за что давать себя убивать?..
Нажим ленинской агитации не ослабевал. Офицер стано¬
вится воплощением всех зол. События стремительно ставят
его вне закона. И офицерство, именно то. которое не имеет
сословных и имущественных интересов, обращается к бело¬
9—91
257
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
му движению — другого способа выжить не существует, а
тут еще лозунги о возрождении России, освобождении от
германской кабалы, великом Учредительном собрании...
Власть любой ценой!1
Пусть развал, пусть добрая часть России под немцами,
но власть, власть и власть! Это ведущее настроение
Ленина-политика: власть и диктатура (насилие, террор).
Естественно, можно было предвидеть поражение Герма¬
нии, ведь Соединенные Штаты только разворачивали свой
экономический потенциал, только начали по-настоящему
масштабно присылать людские пополнения и технику. Но
бесспорно и то, что до своего поражения Германия могла
занять Россию до линии Крым — Москва — Петроград (или
Вологда) и сколько же еще принести горя и унижений!
Это не тревожит Ленина. Главное — власть над стра¬
ной. Любой ценой вырвать передышку и укрепиться у вла¬
сти!
Захват власти для строительства социализма вопреки
экономическому и культурному состоянию России, введение
военного коммунизма согласно прожектерским (но всегда с
очень заметным отливом крови) представлениям о комму¬
низме, безответственное разрушение хозяйственной жизни
страны, чтобы в страхе попятиться к нэпу, развал старой ар¬
мии и полная беззащитность перед врагом, безответные
убийства сотен тысяч людей от имени государства — это да¬
леко не оправданный риск. Но почему тогда ленинский
авантюризм увенчивают победы?
Пороки старого государственного строя, кровь и тяготы
мировой бойни, величайшая демагогия о бесклассовом об¬
ществе, о завтрашнем, незамедпительном рае и т.п. — всё
это производило на неискушенных в политике людей по¬
трясающее впечатление. С ними впервые говорили на таком
языке.
Бок о бок с демагогией шествовал террор — как я уже
•отмечал, самостоятельная величина в политике Ленина.
’’Каждый, кто заблуждается в отношении истинной ве¬
ры, должен быть казнен” — так звучало требование Святой
инквизиции.
Да это и есть та вера, которой мы жили (и еще живем).
Вера сужения мира до размеров нашей ненависти. Исключе¬
1 Из "Справочника по ГУЛагу" Жака Росси:
"Еще до захвата власти большевиками в 1917 году Ленин определил, что
’’этично все, что служит укреплению и завершению коммунизма’’.
258
Брест-Литовск
ние всех других чувств и достоинств — только заповеди
марксизма.
И резня офицеров, и война с крестьянством в эпоху
военного коммунизма и после, при коллективизации, и все
бесконечное принуждение: расправы при любом несогла¬
сии, и жизнь под приказом и палкой, серое, безногое
счастье — все-все обернулось новой несправедливостью, не¬
равенством и ложью. На сваях лжи покоится здание нового
общества.
И поэтому все благие порывы Ленина, каковыми бы они
ни являлись по смыслу, были и есть одно зло и мучитель¬
ство, праздник для одних и надрывное существование для
других.
И тогда встает вопрос: за что убивали людей, за что их
объявляли виновными в дурной жизни, травили, казнили,
преследовали?
Зачем нужна была одна долгая — на десятилетия —
резня и жизнь под страхом, палкой и в нужде?
С кого спросить? Кому заглянуть в глаза?
Кто вернет пролитую кровь, человеческие жизни и мир¬
ную радость семьям? Кто воскресит людей, загубленных
надрывным строительством основ социализма? Кто вернет
жизни, искалеченные и попранные страхом, принуждением и
ложью?
Мой знакомый, говоря о попытках Горбачева создать
партию на новых началах и отыскать свой путь в будущее,
заметил:
”Я не ворон. Я не живу триста лет, у меня не три жизни.
Выходит, одна жизнь ушла на дикости ленинизма, не жили
же мы, только исходили потом и кровью... Пришла пора и
вторую пускать на пробу? А не выйдет — останется третья?..
Да у меня одна жизнь, вернее остаток той, что не до конца
сожрали партийные кровососы, и этот остаток гробить на
новую пробу?.. Пробовать, когда человечество уже давно
нашло дорогу! После всего этого опять пробовать? Да какой
кровью еще платить?!”
Можно возразить: Ленин хотел лишь добра трудовым
людям и на этом неизведанном пути допустил просчеты, а
сам путь — правильный.
Верно, практика строительства нового общества Лени¬
ным и большевиками не сразу дала свой настояций цвет,
вернее, думали (наставляя лбы на священные книги марксиз¬
ма), что через кровь надо перешагнуть, без этого нельзя, не
бывает.
И не отдавали себе отчета в том, что жизненны лишь
9*
259
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
формы, вырастающие из прежних, постепенно заполняющие
пространство старой жизни.
Природа исторического прогресса исключает скачко¬
образность (если речь идет о прогрессе). Эволюция является
знаменем прогресса. Перезалив кровью этот опыт, начинаем
теперь кое-что видеть, а главное - остерегаемся разру¬
шать... Убивать готовы по-прежнему, но — разрушать...
кажется, нет.
Позволительно вспомнить, что за все несогласия с уто¬
пией Ленин карал. Это с Ленина повелось: каждый несо¬
гласный с марксизмом и его российской практикой - преда¬
тель, его удел — мытарства, гибель. Отныне неприятие
марксизма и его (Ленина) утопии есть государственная изме¬
на, ибо он (Ленин) и народ — одно и то же.
Из марксизма было сделано извлечение самого важно¬
го — учения о диктатуре пролетариата — и утверждено как
необходимость постоянство террора. Партийной доктрине
должны подчиняться все — это непреложное условие суще¬
ствования советского общества. В тотальном насилии и при¬
нуждении государство черпает устойчивость, а марксизм,
как учение, служит правовым и нравственным обоснованием
подобного порядка.
Отсюда террор и подавление людей стали естественным
состоянием общества. И свершилось самое страшное: с этим
свыклись.
Происходило растление народа, иначе утопия не могла
существовать.
Со временем исчезает необходимость в массовых арес¬
тах, чистках, преследованиях. Вывелись несогласные. Заме¬
нились на послушных и еще — сыгых и относительно сы¬
тых — это новая категория свободы (разложения), потому
что отныне степень сытости и оснащенности жилпло¬
щадью определяют гражданскую сознательность — и ничто
другое.
Философия приспособленчества, отказа от себя во имя
государства (присвоение человеческих жизней) дала и дает
новую поросль людей, хотя ее тоже строго прочесывают
"женевские” грабли.
Три социальные группы получают небывалое развитие в
государстве ленинской утопии: партбюрократия (со всеми ее
разновидностями: военная, советская...), каратели и охран¬
ники (всех ’’родов войск”) и уголовники.
Все эти три социальные группы сделали все для растле¬
ния народа и, следует признать, преуспели в этом чрезвычай¬
но.
260
Брест-Литовск
Людей нет -- есть доктрина, нечто большее, нежели
люди, общество. Ничего вообще вне пользы марксизму —
лишь это определяет назначение человека, следовательно, и
искусства, и вообще любых страстей, мук и свершений.
Теперь личность — это уже не что иное, как часть едино¬
го целого. Она должна быть обработана, как и всякая дру¬
гая, подогнана под нужды целого -- О1ромных маховиков
работы. Эту крохотную частичку целого можно с успехом
приладить для производства любых операций.
Люди штампуются государственным механизмом со¬
гласно требованиям маховиков работы. Каждый человек -
ничто перед величием работы механизма.
Общность, отказ от себя, стирание всего личного — вот
высшие добродетели нового порядка, конечный итог воспи¬
тания людей.
Отсюда безликость и серость жизни. Айв самом деле,
ежели есть хоть какая-то сытость, на кой она... свобода?..
Каждый ничтожен и бесправен перед громадой власти.
И все это называется порывом к счастью, ленинизмом.
Демагогия и террор — основа ленинского провидения и
побед. Авантюризм, подпираемый демагогией и насилием,
переходит в свою противоположность и становится мудрой
политикой.
"Синее воинство" с Лубянки (со всеми всесоюзными от¬
ветвлениями, полчищами осведомителей и доносителей) как
никто другой виновно в истощении физических и духовных
сил народа. Вина его перед Россией безмерна, а позор не¬
смываем.
И этим... от веры в Маркса и Ленина... нет доброй памя¬
ти, не может быть. Отравили русскую жизнь. Измучили на¬
род, опоили кровью... В историческую память народа они
уже запали намертво как нечто сродное Батыеву нашествию,
разгрому и рабству Руси.
Не требуем от вас покаяния. Ничего не нужно.
А прощения нет, не может быть.
И вот за все это Ленин возведен в святые, к ногам его
брошены сотни миллионов жизней.
Святой, бредущий по самую шею в крови.
Иоффе, Сокольников. Радек, Чичерин, Карахан, Пе¬
тровский и. наконец, Троцкий — что за дополнение к "же¬
невскому" счету! Каковский поворот! До сих пор всю эту ма-
шинерию они предполагали (и мастерили) для других. Холи¬
ли, укрепляли режим диктатуры.
Закон возмездия.
261
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Адольф Абрамович Иоффе родился 10 октября 1883 года
в Симферополе, в богатой купеческой семье. Все радовались
мальчику, а и не догадывались, что вместе с ним в люльке
лежит... закон возмездия.
Итак, на переговорах в Брест-Литовске Адольфу Абра¬
мовичу было тридцать четыре, но каких!..
По окончании гимназии в 1903 году он, как политически
неблагонадежный, не мог поступить ни в один российский
университет, а потому вынужден (!) был уехать поступать на
медицинский факультет Берлинского университета (не прав¬
да ли, какой мираж жизни, бред). Это не мешало свобо¬
долюбивому юноше в разное время наезжать в Россию по
неотложным революционным нуждам.
В мае 1906 года по постановлению канцлера фон Бюлова
его выдворяют из Германии как "неудобного иностранца".
В России у Адольфа Абрамовича неприятности с поли¬
цией, можно сказать, возникли тотчас, едва нога ступила на
родную землю. Поэтому он натурализовался в Цюрихе, на
юридическом факультете местного университета. И вообще
революционизировать Россию удобнее из Европы, а при
близости к курортным местечкам этот мужественный про¬
цесс и не столь уж обременителен для здоровья и даже на¬
оборот. Ну не греметь же кандалами да еще на цепи, как,
скажем, все тот же Александр Антонов... да мало ли кто там
еще (ведь "мы пойдем другим путем", это уж точно: по¬
шли)...
Иоффе сходится с Троцким, еще недавно таким же
школяром, как и он, а ныне грозным революционером,
заявляющим право на указание народу путей следования по
его, Троцкого, наметкам и требующего от народа всяческих
жертв во имя будущей нови.
В императорской Вене Адольф Абрамович вкупе с
Львом Давидовичем с 1908 года приступает к выпуску своей
газеты "Правда".
В 1912 году у Адольфа Абрамовича — провал в Одессе.
Его высылают на четыре года в Тобольскую губернию. Че¬
рез год в связи с обнаружением новых фактов приговор утя¬
желяют на пожизненное поселение в Сибири. Надо при¬
знать, в отличие от большинства других ссыльных (из круп¬
ных большевиков), Адольф Абрамович вел себя смирно и в
бега не только не ударялся, но даже прилежно служил в
местной лечебнице.
После февраля 1917 года он и Троцкий издают в Петро¬
граде газету "Вперед". Тогда же Иоффе проходит от боль¬
шевиков в Петроградскую городскую думу, а также знаме¬
нитый и всемогущий Петросовет — второе и, безусловно,
262
Брест-Литовск
главное правительство России с марта по октябрь семнадца¬
того года. В те же месяцы Адольф Абрамович опять-таки по
списку большевиков занимает место во ВЦИКе Советов и
проходит в депутаты Учредительного собрания от избирате¬
лей Пскова. Перечень почетнейший, под стать первым осо¬
бам пар гии. Люди голосуют охотно: заслуженный револю¬
ционер, ссыльный и проклятый режимом, почти изгой.
Адольф Абрамович сообщает в автобиографии:
”На VI съезде РСДРП(б), в июле 1917 года, избран чле¬
ном Центрального Комитета РСДРП(б), а затем, после из¬
менения наименования партии, членом ЦК РКП(б). Во
время октябрьского восстания был председателем Военно-
Революционного Комитета — ВРК (об этом, кстати, ни сло¬
ва ни в одной из современных советских книг. — Ю.В.). Ког¬
да последний ликвидировался, передав власть Совету На¬
родных Комиссаров, был послан в Брест-Литовск... После
брестских переговоров был комиссаром иностранных дел и
социального обеспечения, а затем послан в Берлин послом...
Принимал деятельное участие в подготовке германской ре¬
волюции и за три дня до восстания, 6 ноября 1918 года, был
вместе с посольством выслан из Германии...”1
Вот оно, оказывается, где прирыта правда! Председатель
всевластного ВРК — Адольф Абрамович Иоффе! Да, это он:
стрела, пущенная Лениным, его верная опора и талантливый
исполнитель, меч диктатуры пролетариата!
Мало того что Адольф Абрамович как бы двойник само¬
го Троцкого по ВРК и Петросовету и вообще меньшевистс¬
кому прошлому, он еще сменит его и на посту наркома ино¬
странных дел!
Председатель ВРК, глава делегации в Брест-Литовске
(Троцкий его заместит несколько позже), нарком иностран¬
ных дел — один Троцкий не смог бы его так двинуть, Лени¬
ну определенно нравился этот человек, во всяком случае, в
те полгода-год...
Да-а, такого Иоффе было бы чрезвычайной оплош¬
ностью оставлять без опеки ’’женевской” твари (та только и
живет кровью; можно сказать, вся Лубянка из человеческого
мяса сложена, и вместо воды там по трубам циркулирует
кровь).
1 Здесь и далее биографические данные видных большевиков приводятся
по 41-му тому (ч. МП) ’’Энциклопедического словаря” Гранат, долго бывше¬
му под запретом и находившемуся до 1985 года в спецхране. Сведения о Иоф¬
фе взяты из его автобиографии, опубликованной там же. Данные не совпа¬
дают с современными источниками.
263
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
А гнилейший Адольф Абрамович ничего такого и не по¬
дозревал, верил в учение и свою звезду (и не без основания
верил), преданно вел переговоры и заключал договора с Эс¬
тонией, Литвой, Латвией, Польшей. Японией, Китаем — ну.
что называется, ставил советскую дипломатию. Был он и
членом делегации на знаменитой Генуэзской конференции.
Серьезно заболев, был отправлен правительством в
1924 году на лечение в Вену. Блоку в таком лечении было от¬
казано; точнее, когда после длительных и унизительных
просьб и проволочек разрешение на лечение за границей по¬
следовало из самого политбюро, Блок уже агонизировал.
Но диктатуре пролетариата нужен именно Иоффе — его ле¬
чат, выхаживают, снабжают пайками и охраной... но до по¬
ры до времени.
Автобиографию Адольфа Абрамовича пронизывает
скрытое недоумение: как же так, хаживал в великих чинах и
заслуг ах, революцию нес в собственных ладонях, а теперь —
пустота, ничто...
Эту пустоту вокруг будущих врагов народа загодя со¬
здавал искуснейший стратег по части всяческих уголовных
деяний товарищ Сталин — любимейшее чадо ныне беспри¬
зорных коммунистов и просто ’’ура-патриотов”.
Адольф Абрамович старается подчеркнуть свою не¬
давнюю крупность. И в самом деле, стоял впереди (это уж
точно!) и Сталина, и Чичерина, и, скажем, Дзержинскою...
ну впереди всех стоял, вплотную за Лениным и Троцким;
может, еще Зиновьев да Каменев слегка заслоняли, но то
ведь самые близкие сотрудники Ленина...
Уже это подчеркивание выдает в Адольфе Абрамовиче
политика-любителя, скорее, даже обывателя. Не проникся
он моментом, не понимал, как сверхопасны подобные под¬
черкивания и такие вот имена и ссылки для новых времен.
Поправив здоровье, Адольф Абрамович участвует в
переговорах с Великобританией, после чего отбывает пос¬
лом в Вену. Это уже — опала. Алмазный повелитель
распрямлялся во весь свой убойный рост и брал таких на
личный и скорый учет.
Адольф Абрамович покончит с собой в 1927 году, сго¬
дится ему личное оружие.
Чижиков так повернул дело, что друзья и соратники
Троцкого оказались вне закона (даже подобия его, социалис¬
тического). На других еще распространялось какое-то сочув¬
ствие, там, скажем, снисходительность, а на этих годились
любые средства и приспособления.
Тут товарищ Сталин вырастает из Чижикова в гигант¬
скую фигуру, без сомнения, всемирно-исторического смысла.
264
Брест-Литовск
Как не вспомнить откровения артиллериста Шкловскому:
"Я знаю одно — мое дело попасть...” Попасть, не дать про¬
маха — Чижиков тут приспособился гвоздить по площадям:
ну ни за что не пропустишь, ни единой души...
Дабы прикончить кого-то без суда (той сиротской види¬
мости суда) да с семьей, да стереть из памяти людей, доста¬
точно было назвать такого троцкистом, хотя Лев Давидович
такой же марксист и злодей, как и всякий прочий заслужен¬
ный член партии. Просто застрял на пути Чижикова, а тот
остро завидовал, сознавая неоспоримое умственное превос¬
ходство Троцкого, неодолимую крупность (для Сталина не¬
одолимую), просто громадные заслуги перед революцией...
У Григория Яковлевича Сокольникова (первородная фа¬
милия Брилиант) к переговорам в Брест-Литовске за плеча¬
ми уместился всего тридцать один год — не возраст, а
сплошная завись ь: все можно и все достижимо по таким ле¬
там.
Родился Григорий Яковлевич в интеллигентной еврей¬
ской семье — отец служил врачом на железной дороге. В
1905 году Григорий Яковлевич вступил в московскую орга¬
низацию большевиков, в 1908-м — арестован; полтора года
обдумывал будущее в одиночке, после чего отправлен на
вечное поселение в село Рыбное на Ангаре. В этом самом
Рыбном о г "вечности" прихватил всего шесть недель — от
тоскливого житья и вообще такого насилия над личностью
сбежал за границу. В Париже оно, естественно, не в Рыбном,
не на сто втором меридиане, не столь одиноко и опять-таки
можно революционизировать Отечество (в этом направле¬
нии все повторяется с удивительным постоянством). Нет в
нем, этом самом Отечестве, достойного движения жизни без
большевиков, в бестолочи томятся люди, не ведают, кто
настоящий Бог и какие за ним молитвы.
В Париже Григорий Яковлевич вошел в круг знакомых
Ленина и, не теряя времени, тогда же получил диплом юрис¬
та, а заодно и прошел докторантуру экономических наук.
Стоило молодость просиживать в библиотеках, рыть
ученейшие книги, изучать все самые ветхозаветные и самые
новейшие достижения мысли, дабы пристать к одной ни¬
щенски простой истине: насилие есть условие победы и суще¬
ствования после революции. Чижиков это и без всяких наук
в себе носил... тоже мне открытие...
Григорий Яковлевич предан идее большевизма. В авто¬
биографии рассказывает:
”... Выехал в Россию после Февральской революции с
первой группой эмигрантов, в составе которой были Ленин,
265
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Зиновьев, Радек, Харитонов, Инесса Арманд, Мирингоф,
Лилина, Усневич и др. Путешествие в ’’запломбированном
вагоне” через Германию было заполнено обсуждением так¬
тических платформ на голодный желудок — было принци¬
пиально решено отказаться от жидкого супа, которым соби¬
рался угостить едущих немецкий Красный Крест (хорошо,
что еще не гофмановский ’’желтый крест”. — Ю.В.).
Два делегата от ЦК германской c-д., пытавшиеся про¬
никнуть в вагон для принесения приветствий Ленину, долж¬
ны были спешно ретироваться ввиду предъявленного им
ультиматума — уйти, если не хотят, чтобы вытолкали в
шею. Этот сформулированный Лениным ультиматум был
без риторических смягчений предъявлен делегатам и про¬
извел должное действие.
Встреча пассажиров ’’запломбированного вагона” в
Швеции была организована Ганецким.
Сведения о травле, начатой против Ленина и едущей с
ним группы большевиков, заставляли допускать возмож¬
ность попытки Временного правительства арестовать при¬
езжих после переезда через русскую границу (как лиц, про¬
езжавших через территорию страны, находящейся в состоя¬
нии войны с Россией и каждый день убивающей сотни рус¬
ских. — Ю.В.). На всякий случай (по предложению Ленина)
условились, как держать себя на допросах и т.п.”
Григорий Яковлевич тоже по большевистскому списку
оказался в депутатах Учредительного собрания. Член ЦК
партии большевиков с 1917-го по 1919 год и с 1922 года до
1930-го. С 1930-го по 1936-й — кандидат.
По возвращении из Брест-Литовска разработал проект
декрета о национализации частных банков и управлял самой
национализацией.
Являлся членом Реввоенсовета Второй армии на Восточ¬
ном фронте, руководил подавлением восстания рабочих на
Ижевском и Воткинском заводах и слившегося с ним мятежа
крестьянства и части московских продотрядов. Подавили
успешно.
Затем Сокольников командирован на Южный фронт и
введен в Реввоенсовет Девятой армии. Без политического ру¬
ководства армия превращалась в анархический сброд.
На VIII съезде РКП(б) был докладчиком по вопросам
военного строительства, отстаивал необходимость ’’скорей¬
шего перехода от партизанского сепаратизма к централизо¬
ванной”, регулярной ’’революционной армии”. Являлся чле¬
ном комиссии по пересмотру партийной программы. Можно
266
Брест-Литовск
сказать, с немногими другими крупными большевиками был
сердцем и легкими партии.
После съезда получил назначение в Тринадцатую ар¬
мию, на фронт против Деникина, а затем (для поддержания
авторитета руководства) назначен командующим Восьмой
армией, где разложение грозило не только армии, но и
фронту.
"Штаб армии (Восьмой. Ю.В.), — вспоминает Со¬
кольников, - кочевал с места на место, всегда рискуя быть
захваченным врасплох; часть работников штаба дезертиро¬
вала, а некоторые перебежали к белым...”
Вскоре Сокольникова отзывают в Москву, на Второй
конгресс Коминтерна. После конгресса какое-то время ко¬
мандовал Туркестанским фронтом; руководил становлением
советской власти в Бухаре; воевал против басмачей, а с осе¬
ни 1922 года наконец осел в Москве в почетнейшем качестве
наркома финансов. Им оставался до 1926-го, в котором стал
зампредом Госплана. К тому времени Сталин уже укрепил
на самых важных постах своих людей. Григорию Яковлеви¬
чу пришлось потесниться. Среди большевиков он выделялся
умом и хваткой — ни одно из порученных дел не провалил.
Успешно справился с такой сложной задачей, как инфляция
и денежная реформа. И на дистанции в три четверти века
Григорий Яковлевич вызывает к себе уважение. Не был он
партийным изувером, а способностями обладал исключи¬
тельными. Пожалуй, ’’там” по уму ему не было равных...
Летом 1922 года Григорий Яковлевич представляет со¬
ветскую Россию на Гаагской конференции. А после Чижиков
не стал теснить его различными все более низкими долж¬
ностями, а взял и стер с земли, подцепив к одному из страш¬
ных московских политических процессов.
Чижикову нужны были вот такие представительные
процессы-пугала. Если сейчас, спустя почти шестьдесят лет
после расправы над Сокольниковым, автор этой книги слы¬
шал, как многоорденоносный пенсионер, член партии с соро¬
калетним стажем рассуждал о чернобыльской катастрофе:
— Правильно делали в средние века, когда сжигали уче¬
ных. Поразвели заразу и прочую погибель...
А слушательницы — пожилые женщины пенсионного
возраста кивали в знак согласия: нравился этим женщинам
такой подход. И нравится не только им...
Тогда о таких процессах иначе начинаешь думать.
Процессы над различными вредителями и первыми са¬
новниками партии и были рассчитаны на подобную массу,
иначе ее не назовешь. Газеты и радио скармливали ей всю
267
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
идейно-политическую отраву, бесстыдную ложь пополам со
слепой ненавистью, а они. это безбрежное пространство
людей, их пожирали. Растление уже состоялось.
Тут берут свое и политучебники, и политчасы, и невидан¬
ная для России ни в какие ’’запрежде” времена армия полит¬
работников, и отделы кадров с их ’’женевским” просеива¬
нием людишек; и уж, само собой, профессиональные ’же¬
невские” вычесывания строптивых и просто самостоятель¬
ных и честных (честность всегда должна сообразовываться с
текущей линией партии и непосредственных руководителей);
и пошлое, сюсюкающее, подхалимское советское искусство:
и куда тут без доносов и партийных собраний (это уже, так
сказать, легальное доносительство). Берут свое и запугива¬
ния ужасами империализма (безработицей, конвейерной сис¬
темой выжимания трех потов из рабочего человека, пауком-
капиталистом, отсутствием медицинской помощи...). А еже¬
минутные политические вздергивания и растравливание па¬
триотизма до болезненной, почти погромной патологии...
В общем, упряжь до сих пор не портили...
В повествовании Григория Яковлевича о себе - пытли¬
вый интерес к жизни (даже жадный), истинно большевист¬
ская преданность идее, уже запуганность Чижиковым (Гри¬
горий Яковлевич вдруг с какой-то торопливостью и не к
месту припоминает: накануне Октября вместе со Сталиным
входил в состав редакций газет, поочередно издаваемых
вместо ’’Правды”, — ’’Рабочий и Солдат”, ’’Путь Правды”,
’’Голос Правды”, а после октябрьского переворота и ’’Прав¬
ды”. — Ю.В.), несомненная политическая честность с непо¬
казной скромностью. Так, Григорий Яковлевич не таится,
заявляет о своих взглядах на различных дискуссиях, явно
идущих вразрез с тогдашним курсом партии. К примеру, в
1925 году открыто требовал снятия Сталина с поста генсека,
за что и поплатился членством в политбюро.
Чижиков лишний раз убеждался, с какой интеллигент¬
ской размазней имеет дело. При чем тут политическая чест¬
ность? Да и вообще честность при чем? Сами себе головы и
отвинчивают...
Троцкий, Каменев, Иоффе, Сокольников, Радек... шли в
революционеры, а точнее, в вожди прямо с гимназической
скамьи, без крупицы житейского опыта и надлежащей обра¬
зованности — сразу учить, организовывать, командовать,
быть на вершине человеческой пирамиды. На Россию смот¬
рели как на нечто заждавшееся их и явно ущербное без них.
Свое назначение видели в сломе старой жизни, себя —
вождями, народ — сырьем для лепки нового человека, чело¬
268
Брест-Литовск
века будущего. Их человека, потому что форму для его леп¬
ки будут давать они — и никто другой.
Карлу Бернгардовичу Радеку к моменту переговоров в
Брест-Литовске было тридцать два года — тоже из видней¬
ших партийцев, но с преимущественно заграничнььм укло¬
ном. С 1919-го и по 1924 год — член ЦК РКП(б).
Автобиография Карла Бернгардовича заслуживает вни¬
мания.
’’После заключения Брестского мира руководил отделом
Центральной Европы в Наркоминделе... После начала гер¬
манской революции был послан совместно с Раковским,
Иоффе, Бухариным и Игнатовым в составе делегации
ВЦИКа на первый съезд немецких Советов. Когда легально
не удалось проехать, отправились нелегально. Принимал
участие в организации первого съезда компартии Германии.
После убийств Розы Люксембург и Карла Либкнехта ос¬
таюсь нелегально в Берлине и принимаю участие в руковод¬
стве партией...
В марте 1920 года назначаюсь секретарем Коминтерна.
Принимаю деятельное участие в организации Второго кон¬
гресса Коминтерна, на котором выступаю докладчиком.
После конгресса отправляюсь в качестве члена... ревкома на
Польский фронт...
Совместно с Зиновьевым принимаю участие в организа¬
ции Первого съезда народов Востока, на котором выступаю
докладчиком (в поездке на съезд от сыпняка умирает Джон
Рид. — Ю.В.). В октябре 1920 года отправляюсь нелегально
в Германию для участия в организации съезда, на котором
должно произойти объединение независимцев с спартаков¬
цами.
...Принимаю участие в Третьем конгрессе Коминтерна в
качестве докладчика по тактике (можно предположить, ка¬
кую тактику ’’преподавал” Карл Бернгардович, учитывая
личный опыт революционизирования Европы. — Ю.В.}. На
Четвертом конгрессе являюсь докладчиком о тактике едино¬
го фронта и рабочем правительстве...
В- начале 1923 года отправляюсь в Христианию для
предотвращения раскола норвежской коммунистической
партии... По возвращении в Россию командируюсь Комин¬
терном... для участия в руководстве предполагаемым вос¬
станием (в Германии. — Ю.В.)..У
Пестрая молодость.
И всюду Карл Бернгардович прикладывает опыт руково¬
дителя восстаний, существенного значения не имеет — в
Германии ли или другой стране, придавленной капиталом.
269
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Важны владение основополагающими принципами марк¬
сизма-ленинизма и одержимость идеей освобождения трудо¬
вого народа. Если владеешь принципами, то есть освоил их
за книгами в библиотеках, то прикладывать не столь уж и
сложно. Народы истомились по таким, как Карл Бернгардо¬
вич.
Что и рядить, личности необыкновенные. Прямо с гим¬
назического урока — за руководство пролетариатом и за
свои газеты с категорическими наставлениями как и куда ид¬
ти людям и кого когда свергать, и вообще резать, и кого по¬
читать вождями и всячески оберегать.
Троцкий в возрасте двадцати шести лет руководит Пе¬
тербургским Советом рабочих депутатов, а уж к тому време¬
ни у него солиднейший опыт по такого рода делам.
Да что там Троцкий! Все эти будущие вожди и генералы
революции сразу после выпускного гимназического бала
водворяются за границей и производят себя в знатоков рус¬
ской жизни и особенно ее нужд. И все издают газеты, лист¬
ки, листовки, брошюры, труды — поучают, разоблачают. А
образование, жизненный опыт — только-только прикрыть
донышко.
Усвоили по книгам теорию-спасение для народа — и
хвать его по лбу, этот самый народ, опять теми же газетами,
’’эксами”, обещаниями рая на земле: на-ка исповедуй, здесь
все исцеления!
Бесстыдно эксплуатировали забитость России, просчеты
властей, недовольство общества и любые внешние и внут¬
ренние потрясения. И чуть что — за ширму; это значит — в
Европу. Отсидеться, собраться с силами — и опять в дело: а
как же, народы ждут...
Почти все они, без исключения, — вчерашние школяры:
молодые люди без жизненного опыта, профессии, службы,
семьи, и в подавляющем большинстве случаев — дети со¬
стоятельных родителей (Ленин — сын статского генерала,
Крупская — из дворян, её отец вышел в отставку капитаном,
Коллонтай, Софья Перовская и Вера Фигнер — дочери гене¬
ралов, Чичерин — из родовитой и состоятельной дворянс¬
кой семьи, Дзержинский — из дворян, Троцкий — сын зе¬
млевладельца...), то есть люди, выросшие вне забот, кни¬
жные по опыту, а нередко и вовсе случайные, как, например,
Сталин — сын сапожника и вчерашний семинарист. Сподо¬
бил же Господь Бог такого, наставил на путь истины, Все¬
видящий и Всемогущий...
Выходцев из рабочих и крестьян в руководстве партии не
водилось. В верхушке партии их можно было счесть по паль¬
цам, а из самых крупных, пожалуй, только Рыков и Кали¬
270
Брест-Литовск
нин. С собственной точкой зрения, опытом рабочей жизни,
тяжким тюремным образованием — так один Рыков. Алек¬
сей Иванович и перед вождем спину не гнул, хотя был его
первым заместителем в Совете Народных Комиссаров.
Не отметить эту особенность большевизма, который все
ставил именно на пролетарскую диктатуру, просто невоз¬
можно. За это самое происхождение будут терзать до смерти
сотни тысяч людей (за дворянское или буржуазное, разу¬
меется). После десятки лет будут сводить людей со свету ан¬
кетами с их распинающей строчкой — ’’происхождение”.
Нет, исключения были, но это — исключения. Основная же
масса легла в землю.
Сила этих революционеров заключалась в умении
использовать неустойчивую, переломную обстановку миро¬
вой войны, в готовности к любым обещаниям (после можно
силой отнимать хлеб, как в эпоху военного коммунизма,
всех и всё принуждать силой), а главное - проливать кровь.
Ни одна политическая группировка в истории, из суще¬
ствующих дотоле, не была так теоретически подготовлена к
пролитию любого количества крови, как большевики. Это
было первым пунктом их доктрины. Никакая буржуазия со
всеми своими диктаторами-кровопийцами, выдвигаемыми
историей в критические моменты, не может сравниться по
решимости пускать кровь (причем безразлично чью) с боль¬
шевиками, приспособившими для этого определенную часть
рабочего класса.
Это был и eci ь центральный программный пункт ленин¬
цев. Поначалу они гордо именовали его диктатурой проле¬
тариата, прятался же за ней самый оголтелый и примитив¬
ный террор самых верхов партии.
Еще бы, всех вырежешь из несогласных и самостоятель¬
ных — поневоле станешь и правым, и хозяином... то есть ле¬
нинским руководством партии... Нет, окупались сидение в
библиотеках, возы книг и близорукость от книг...
В автобиографии Карла Бернгардовича всего ярче — са¬
молюбование, игривая развязанность: во какой я! Слов нет,
находчив был и неглуп. И еще в этом исповедании недоуме¬
ние, даже не оно, а оторопь: что случилось, почему отодви¬
нули от любимого дела — руководства революциями и
вообще народами. Ведь священнодействовал-то с согласия и
по поручениям Ленина.
Как-то не вяжется: Ленин — и авантюризм. Однако все
это соответствовало догмам о европейской и всемирной ре¬
волюциях. Мировая же война озлобила народы до крайно¬
сти. Здесь не только Ленин со своим профессорским бага¬
271
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жом, но и шут сойдет за пророка, коли наладится кричать о
самом больном...
Он был шибко посвящен в финансовые секреты партии,
очень близко стоял (ближе нельзя) к делам Гельфанда.
А дальше... дальше для Карла Бернгардовича — небы¬
тие, еще одно имя в ’’женевском" списке. Чуть старше пяти¬
десяти годов был лишен радостей существования, да тоже не
просто так, а подцеплен к громкому и позорному процессу
врагов народа. Вся страна требовала на митингах смерти
им, оборотням. И голосовали на митингах всей страной.
Растление народа — одна из основных забот этой пар¬
тии.
Ну а после — реабилитация. Что еще нужно?..
Это более чем умилительно: мучили человека, вколоти¬
ли в землю, обрекли на позор родных и близких, а вза¬
мен — бумажка. Взамен жизни, счастья тысяч дней — бу¬
мажка. Мол, терзали и угробили зазря, ложный оказался
расчет движения.
И не смей возмущаться, требовать палачей к ответу.
Это невозможно, ведь эти убийства, как и любые притесне¬
ния и приговоры поныне, — существо государственной влас¬
ти на этой одной шестой части суши. Требовать кого-то к
ответу — стало быть, требовать к ответу государство.
Словом, радуйся, есть реабилитация и не обижайся, коли
еще слежка и там какое другое наблюдение за тобой сохра¬
няется.
Держи бумагу — и говори ’’спасибо”.
Пробу своему ’’таланту” Сталин устроил на двух вели¬
ких вождях. Ленин и Троцкий относились друг к другу дале¬
ко не с доверием, особенно Ленин, который не скупился на
ярлыки, отмечая Троцкого, среди прочих, таким достойным
именем, как ’’Иудушка” Троцкий.
Ленин вообще питал к меньшевизму, пожалуй, еще боль¬
шую, ненависть, нежели к белым. Для него они были злей¬
шими врагами рабочего класса, и прежде всего потому, что
вносили в пего раскол, все время оспаривая позиции больше¬
виков. Между Лениным и Троцким не существовали даже
просто открытые товарищеские отношения, не говоря уже о
добросердечных. Порой представляется: Ленин лишь терпит
его...
И вот этим воспользовался Сталин. Он нагло изолиро¬
вал больного Ленина, не опасаясь никого, в том числе и
Троцкого. В любом случае Ленин не должен был обратиться
к Троцкому. Он для него оставался чужаком в партии. Пусть
великим (из-за практической пользы), но чужаком.
272
Брест-Литовск
Сама изоляция Ленина — в общем, дело его собственных
рук. Действия Сталина стали возможны из-за партии, точ¬
нее, обстановки в партии, когда низы по-солдатски подчине¬
ны верхам. И что там наверху — - их в это не считают нуж¬
ным посвящать. Поэтому вся масса дисциплинированно,
по-солдатски выполняет указания сверху.
И Сталин не просчитался. Он изолировал Ленина, ли¬
шил реальной власти в делах государственных и партийных
и принялся поворачивать дело в партии на свой лад, то есть
сосредоточил усилия над объединением всех против Троцко¬
го и троцкистов. Но, разумеется, пока еще очень осторожно.
Так, лисьи узоры и прыжки...
Вождь (и его семья) к "Иудушке" Троцкому не обра¬
щался, в себе переживая унижения, в главном ничем не отли¬
чимые от дохмашнею ареста (все, разумеется, под видом за¬
боты о здоровье).
Лев Давидович тоже не проявлял признаков беспокой¬
ства, пока не разглядел игры против себя. С высоты зани¬
маемого положения, можно сказать, всемирного авторите¬
та, это было несколько затруднительно. Казалось, ничто и
никто не сумеют его поколебать. Его рассматривали как за¬
конного наследника Ленина. Безусловно, он улавливал
какую-то кабинетную возню, перемещение теней за своей
спиной, но разве ему, "принципу" партии, обращать на это
внимание. Он только взойдет на трибуну... Не сегодня-
завтра к нему отойдет партийный престол. И вообще партия
слушает только его и Ленина...
И все же с Лениным Коба просчитался, он повел дело
слишком грубо, уповая на доклады врачей. Но ведь время
тоже терять нельзя! Следует вцепиться в возможность закре¬
пления власти над партией, он так близко подошел к этому,
увидел, насладился... До Ленина ли!.. Впрочем, так повел
себя не только он. Все, кто знал подлинную историю болез¬
ни вождя, уже отдали его смерти.
И просчеты следуют один за другим. В "грузинском де¬
ле" Сталин шельмует мнение Ленина. Он оскорбляет Крупс¬
кую, совершает еще ряд неуважительных действий.
И Ленин протягивает руку "Иудушке" Троцкому.
Троцкий свидетельствует:
"Ленин вызвал меня к себе в Кремль, говорил об ужа¬
сающем росте бюрократизма у нас в советском аппарате и
необходимости найти рычаг, чтобы как следует подойти к
этому вопросу. Он предлагал создать специальную комис¬
сию при ЦК и приглашал меня к активному участию в ра¬
боте.
Я ему ответил:
273
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
’’Владимир Ильич, по убеждению моему, сейчас в борьбе
с бюрократизмом советского аппарата нельзя забывать, что
и на местах и в центре создается особый подбор чиновников
и спецов, партийных и беспартийных, вокруг известных пар¬
тийных руководящих групп и лиц, в губернии, в районе, в
центре, то есть при ЦК. Нажимая на чиновника, наткнешься
на руководящего партийца, в свите которого спец состоит, и,
при нынешнем положении, я на себя такой работы не мог бы
взять”. Таким ’’рычагом” Ленин видел... комиссию...
Нет, не понял Троцкий того, что затевал Сталин.
Как мы видим, корень решения вопроса с ростом бюро¬
кратии виделся вождям в создании очередной комиссии.
Это даже как-то огорчает. Тут надо съезд созывать, в осно¬
ву учения поправки вводить, а они... раковую опухоль при¬
нимают за прыщик. Ну да Бог с этим, но они ведь даже в
Чижикове не разглядели того жуткого, культового, что при¬
суще партии, как человеку под солнцем — тень. Они даже
себя не сумели защитить. После данного эпизода об их про¬
видчестве начинаешь думать даже как-то нехорошо... Ведь
они так до сих пор и создают по каждому поводу комиссии.
А следовало создать одну, всего одну: на предмет изучения
правомочности всех этих людей решать судьбу России и за¬
водить ее в тупик государственной катастрофы. Неужто это
не было видно — чудовищная искусственность всей социа¬
листической конструкции, ее совершенная нежизненность,
непригодность. Только величайшим принуждением всего на¬
рода она могла существовать, не рушиться на головы своих
создателей. Неужто им это не было видно и насилие госу¬
дарства над людьми они принимали за естественное функ¬
ционирование государственной системы?
Нет, ничего не видели.
Были уверены, что строят новое. Раздвинут это новое - -
и там укатанные рельсы в социализм и всеобщее счастье...
И слепо, упорно втискивали жизнь в свои схемы. Плоть
народа трещала, исходила кровью, мучительно вдавливаясь
в назначенный Лениным шаблон...
А тогда Ленин согласился с оценкой Троцкого и предло¬
жил блок Ленин—Троцкий против Сталина.
Поздно. Над Лениным сомкнулось безмолвие. Троцкий
остался один.
Опираясь на медицинское заключение, Сталин повел нас¬
тупление против Троцкого. Ленин не оправится, это живой
труп, не больше. Уста его не разомкнутся для связной бегу¬
щей речи. В лучшем случае он издаст мычание...
Таким образом, разногласия между Лениным и Троцким
явились для Чижикова Божьим знамением. Вполне возмо¬
274
Брест-Литовск
жно, именно эта комбинация подарила ему тот прием (то
знаменитое сказочное заклинание, которым он отворял все
двери власти), которым он с завидным постоянством унич¬
тожит всех соперников. Господи, он даже не удосужится
внести в него что-нибудь новое, будет всех их стравливать,
уничтожать одним приемом.
Он бил их по частям. Изолировал жертву и объединял
всех против нее, суля всем, кто участвовал в очередном заго¬
не, благоденствие после уничтожения жертвы или жертв.
Если надо — покупал новыми назначениями, идейные огра¬
ничивались пафосными разговорами о коммунистическом
завтра и важности единства партии. И вся славная партий¬
ная гвардия уничтожала своих же вчерашних товарищей,
одного за другим, пока не пожрала самое себя. У Сталина
были все основания презирать ее. Всех: и убитых, и тех, кому
в ничтожном меньшинстве была сохранена жизнь, но не про¬
сто так, а чаще всего ценой потери достоинства. Но что та¬
кое достоинство? Это значит, что они признавали за Стали¬
ным право убивать. Значит, предавали тех, кого убивали.
Они все были предателями, и прежде всего — народа. Зато
покупали себе жизнь.
Сталин преодолел пространство из трупов (это были
когда-то люди, которых он переиграл ”на дурачка”, повы¬
шение в должности, трусость), людей-призраков (ничего
своего — все органы только для того, чтобы угождать и уга¬
дывать и уже заранее одобрять любое злодейство, любое ре¬
шение, даже самое преступное по отношению к народу и на¬
родам). Эти люди-призраки не имели своих слов. Они толь¬
ко шевелили губами. Слова могли быть только у него.
Ему, судя по всему, было очень скучно среди них. Любой
ложился под топор — к этому свелась вся сложная и долгая
игра за власть.
Безусловно, от обилия крови, пыток, которые составля¬
ли значительную и самую существенную меру его бытия, он
к концу жизни несколько подвинулся в рассудке. Физическую
силу потерял разительно, стремительно дряхлея, однако,
умело пряча это от людей. А в характере обозначилась сне¬
дающая его дни и ночи подозрительность. Он уже не мог
спать в одной комнате. Все время спал в разных, на разных
местах. Избегал в рост стоять у окна, так... разве при край¬
ней нужде обозначится по касательной...
А при встрече этого всего и не заметишь. Такой, каким
был всегда.
Генерал Толубко был у него на приеме за две-три недели
до мозгового удара. Владимир Федорович Толубко расска¬
зал мне об этом в 1974 году.
275
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Напряженно шел по коридору к кабинету. Первая встре¬
ча с вождем один на один. Неживой от волнения. И не заме¬
тил, как появились двое офицеров. Один скомандовал:
— Встать к стене лицом, не поворачиваться!
Генерал Толубко встал к стене, но прежде увидел, как из
дали коридора появился Берия, в штатском, несколько меш¬
коватый, грузный, по сторонам от переносья — два блика от
пенсне...
Сзади и спереди Лаврентия Павловича шагали по одно¬
му офицеру из тех, что должны в случае чего заслонить мар¬
шала Берию своим телом.
Грузно отдавили пол за спиной Толубко хромовые полу¬
сапожки Лаврентия Павловича. А справа, уже шагах в двад¬
цати, зычно пролаял голос офицера-’Тлашатая”:
— Встать к стене лицом, не поворачиваться!..
И кто-то из вельмож этой великой державы послушно
ткнулся лицом к стене. Руки вдоль тела. Во всем — полная
покорность. А иначе и быть не могло: ибо все здесь - толь¬
ко слуги, холуи и слуги. И тот, кто сзади шел и из-за кото¬
рого кричал, надрывался офицер в повелительных окриках
’’спиной к стене!”, тоже был холуй. Ибо все здесь были — и
в золоте погон, и в блеске орденов — слуги и холуи! И дру¬
гого в этой стране социализма не было дано.
Когда генерал Толубко отодвинулся от стены, обмяк,
приходя в себя, шагов уже не было слышно...
Здесь все боялись друг друга.
Ведь даже Сталин признавался, что когда проходит ми¬
мо последнего охранника уже непосредственно перед вхо¬
дом в свой кабинет, каждый раз думает: ”А вот возьмет и
застрелит меня”.
Об этом они думали постоянно и в первую очередь.
Троцкий, Иоффе, Радек. Карахан...
Напустили как саранчу на русскую жизнь всех этих вче¬
рашних школяров. И кромсали, уродовали ее. И за это во¬
звели себя в святые. Поотнимали у городов, площадей, улиц
древние имена, запачкав своими. Каждому вбили в лоб по
пятиконечной звезде.
Можно прославлять великую терпеливость народа: не
растоптал их, не откинул как отравителей, а говорит с ними,
ищет добрые слова.
Лев Михайлович Карахан — из мещан Кутаисской гу¬
бернии, по старой терминологии — инородец. На перегово¬
рах в Брест-Литовске не было моложе его в советской деле-
276
Б ре ст-Липювск
гации: двадцать восемь лет. По образованию — юрист. В
РСДРП(б) — с 1904 года, с пятнадцати лет.
С 1918 года — заместитель наркома иностранных дел. В
1921-м — полпред в Польше. С августа 1923-го — полпред
СССР в Китае. Совсем скоро — первая величина среди со¬
ветских дипломатов после наркома иностранных дел. Пал в
1937 году от поцелуя ’’женевской” твари. Реабилитирован...
а отчего не реабилитировать. Можно выдать на помин души
квиток с прощением. Вот только могилы не существует. Сва¬
ливали это добро где придется. Не нравилось Сталину, что
они живут. А тут могилки...
Михаил Николаевич Покровский к ^моменту переговоров
в Брест-Литовске был на два года старше Ленина и на
девять — Сталина.
В 1891 году Михаил Николаевич закончил историко-
филологический факультет Московского университета, уче¬
ник В О.Ключевского, вскоре профессор истории. В 1902 го¬
ду на чтение им лекций наложен запрет. В апреле 1905 года
вступил в партию большевиков, деятельный участник собы¬
тий 1905—1907 годов. На V съезде партии избран кандида¬
том в члены ЦК РСДРП.
С 1907 года Михаил Николаевич — в эмиграции: снача¬
ла — в Финляндии, потом — во Франции. В Россию вер¬
нулся после октябрьского переворота. С ноября 1917-го по
март 1918-го председатель Объединенного Московского Со¬
вета, затем — председатель Совнаркома Московской обла¬
сти, академик — ставил советскую историческую науку. С
деятельностью Михаила Николаевича связано возникнове¬
ние рабфаков и Института красной профессуры. Он — автор
множества работ. Скончался в апреле 1932-го, шестидесяти
четырех лет, избежав знакомства с ’’женевской” уродиной.
Великая резня партийных кадров еще не давала о себе знать.
Безбожно резали обыкновенных людей, из неподатливых
или бывших, но все это в порядке вещей, то есть на закон¬
ных основаниях, согласно учению. Оно. это учение, предпо¬
лагает обязательным прореживание общества. Простор тре¬
буется новому человеку.
Наркому внутренних дел РСФСР Петровскому к перего¬
ворам в Брест-Литовске исполнилось тридцать девять, в ре¬
волюционном движении — с 1895 года; арестовывался, си¬
живал в тюрьмах, был и в эмиграции.
Как член IV Государственной думы Григорий Иванович
произнес тридцать две речи; в 1912 году кооптирован в чле¬
ны ЦК РСДРП(б). За отказ голосовать военные кредиты в
277
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
феврале 1915-го сослан на вечное поселение в Туруханский
край.
С ноября 1917-го и по март 1919 года он — нарком
внутренних дел РСФСР, наряду с Дзержинским — самый не¬
посредственный распорядитель ’’женевского’’ механизма,
так сказать, гроза классовых врагов. В общем, не одну тыся¬
чу людей отправил в братские могилы.
С марта 1919-го и по самый 1939 год Григорий Ивано¬
вич — председатель Всеукраинского ЦИКа, один из пред¬
седателей ЦИК СССР; с 1926-го и по 1939 год — кандидат
в члены политбюро ЦК ВКП(б). В общем, подпирал пле¬
чом Сталина, не перечил. Гибель скольких товарищей одо¬
брил — и не счесть.
’’...Петровский без всяких оснований был отозван с
Украины, — сообщает ’’Советская историческая энциклопе¬
дия”, — и фактически в течение пятнадцати лет отстранен от
всякой активной политической деятельности, работая замес¬
тителем директора Музея Революции СССР... Похоронен на
Красной площади...”
Мы по данному поводу не будем лить слезы. Лучше
склоним головы в память о его старшем сыне — комкоре
Л.Г.Петровском. Командуя 63-м стрелковым корпусом, по¬
гиб в бою с гитлеровцами в сентябре 1941 года в Смолен¬
ском сражении.
Чижиков каким-то чудом не послал Григория Ивановича
на ’’женевскую” потеху. Скорее всего заместительство при
музее, эта несоразмерность с его истинным масштабом всей
прошлой деятельности, это унижение (ведь даже не дирек¬
тор) и тешили алмазного диктатора, тем более он предал
Григория Ивановича прочному забвению. Хоть запечатан¬
ные бутылки с весточками кидай из форточки: жив, мол,
бывший нарком Петровский и вовсе не иссяк в силе. Авось
прочтут, встрепенутся, вспомнят - все не в такой глухоте
пропадать.
Автор книги помнит то скудное на мысль время. Григо¬
рий Иванович являл собой некий исторический реликт. Всем
было ясно, что он в жестокой опале, но допускали и неспо¬
собность Григория Ивановича к новой жизни. В революцию
оказался на месте, а в мирное время, в сложную эпоху со¬
циалистического строительства и всяческого созидания, не
потянул, не та эрудиция и широта. Случилось же такое, ска¬
жем, с Ворошиловым, Буденным, Тимошенко... какие фигу¬
ры!
Правда, ни Ворошилову, ни Буденному, ни Тимошенко,
ни всем другим не к чему было кидать бутылки в шумное
людское море. Занимали они почетно-бесполезные должное-
278
Брест-Литовск
ти, в основном служили ’’маяками” подрастающему поколе¬
нию и вообще молодым воинам.
А вот бывший нарком Петровский даже ’’маяком” не
служил. Не называли его имя при Сталине ни в докладах, ни
в фильмах, ни в газетах, чуть-чуть прописывали в редко¬
отважных работах по чижиковской истории революции и
Гражданской войны. В общем, революцию Ленин делал, но
без Сталина с места не сдвинулся бы. И Гражданскую войну
выиграл Сталин, ему в разных местах пособляли Котовский,
Пархоменко, Щорс, Чапаев и Лазо...
Ну как на необитаемом острове оказался Григорий Ива¬
нович, мог бы и разучиться говорить. Словом, самое врехмя
в бутылку послание втискивать и окуривать сургучом.
На живых душах была мозоль. Набили ее годы радост¬
ного социалистического строительства и очищения. Кто не
сумел набить, кому не легла короста на душу — сам ло¬
жился в землю.
Нет, не попали бы в живые руки бутылки Григория Ива¬
новича. Поскольку сам творил этот мир — тот и воздал ему.
При чем тут Сталин и культ личности? На волчью завязь
крепилась жизнь.
Но и то правда: Григорий Иванович превосходно созна¬
вал свое положение — отчего оно и с кем он имеет дело, —
и вел себя смирно, даже примерно. Ничем не гневил вож¬
дя — ну тень тенью (по самой бровочке ходил, вовсе места
не занимал), каковой и являлся в своей первородной сущно¬
сти: трус, признавший за палачом право творить жизнь, то
бишь произвол. Сам похожее творил. Вот и положил себя
под сталинский шаг — сохранней так...
Беспощадный нарком внутренних дел.
Творец новой жизни.
В Брест-Литовске Георгию Васильевичу Чичерину —
племяннику известного русского историка и философа Бори¬
са Николаевича Чичерина — было сорок пять. Георгий Ва¬
сильевич окончил историко-филологический факультет Пе¬
тербургского университета и с 1897 года служил в архиве
Министерства иностранных дел. Интеллигент из рафиниро¬
ванных: обожал музыку, литературу, общество. Однако с
1904 года эмигрировал в Германию, примкнув к меньшеви¬
кам. За границей арестовывался и высылался из различных
стран: хлопотное существование для родовитого и воспитан¬
ного дворянина. Чичерины ведь состояли в тесном родстве с
первыми дворянскими семьями России. Таким родовитым
дворянином на советской службе будет, пожалуй, еще толь¬
ко граф Игнатьев.
279
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
С 30 мая 1918 года Георгий Васильевич — нарком ино¬
странных дел, и не мог не участвовать в игре, затеянной
после убийства царя и его семьи.
После убийства посла графа Мирбаха германское прави¬
тельство потребовало введения немецкого батальона в
Москву для охраны посольства. Едва отговорились...
18 июля (может, несколькими днями позже) Свердлов
сообщил германскому правительству о том, что императри¬
ца и наследник Алексей живы. Опять отговорились.
Ленин и Свердлов всё знали о казни Романовых — и лга¬
ли. За ними лгал и Чичерин. Он служил революции самозаб¬
венно и страстно, изводил себя работой до изнеможения.
Только и жил делом. Вплотную с кабинетом комнатка —
там отдыхал и спал. Прочие радости и не прельщали, гор¬
дился все новыми и новыми признаниями советской власти,
выгодными договорами. Усаживался иной раз за инстру¬
мент и наигрывал любимейшего Моцарта; многие его сочи¬
нения, если не большинство, знал на память — вот и весь
досуг.
Глубоко страдал Георгий Васильевич от неослабных
преследований Сталина, а пуще всего — постепенного от¬
странения от политической жизни и унизительного прене¬
брежения им.
Во время последнего лечения за границей, в Германии,
вознамерился не возвращаться в новое социалистическое
Отечество: одни пинки, обиды и вообще коренное рас¬
хождение с идеалами чижиковской революции. Революцию
Георгий Васильевич видел чистой и служил только чисто,
идеалом представлял Отечество без угнетения, свободное, с
великой и достойной демократией.
Георгия Васильевича уговаривали, он возвращаться от¬
казывался.
Это вызвало едва ли не потрясение у Чижикова (а он
вообще ”не потрясался”; насколько известно, всего еще
только раз испытал потрясение — - в июне 1941 года и опять
’’закаменел”). Мало того, Чичерин слишком много знает, и
что вообще могут подумать о нем, Чижикове, если отвора¬
чиваются и уходят вот такие люди. Одно дело он убивает, а
другое дело от него за границу уходят. Тут сплошные
’’мальчики кровавые в глазах”... Уж одного Троцкого на
свободе более чем достаточно, а тут... из Висбадена, с лече¬
ния, уходит в эмиграцию сам нарком иностранных дел! Ав¬
тору книги рассказывал о тех событиях очевидец. Очень
переживал вождь. Шутка ли: к Троцкому^ Бажанову уйдет
еще и Чичерин! Что пристрелим — сомнений быть не может,
но сам факт!..
280
Брест-Л итовск
Дело держалось в величайшем секрете. Были предприня¬
ты все меры — и уговорили. Чичерин дрогнул и вернулся. А
через год, в 1930 году, он был освобожден от должности...
по личной просьбе. Нет, не по болезни, - - хотя болезни к то¬
му времени подналегли основательно, — а по принуждению.
Дни свои Георгий Васильевич закончил в почти тюрем¬
ной изоляции, в похожей закончит свои дни и Горький, зако-
лодят они по-своему и Луначарского, и еще кое-кого.
Местью сына сапожника оказалось и захоронение Геор¬
гия Васильевича не на Красной площади или в Кремлевской
стене, а на Новодевичьем кладбище, кое пребывало при Ста¬
лине (и аж до самого 1955 года) в запущенности и убожестве:
полусорванные, кривые громады ворот со стороны монас¬
тыря, бурьянные лмогилы, полное презрение к ушедшим
жизням, хотя покоилась там и жена самого Сталина, правда,
сжитая им со свету. Я наведывался на это кладбище тогда
особенно часто: в сентябре 1953 года лег в ту землю мой
отец — Власов Негр Парфенович, мученически умер за пре¬
данность делу и Родине.
Из беседы писателя Александра Бека с личным секрета¬
рем Ленина Фотиевой 20 марта 1967 года:
— Я вообще не была в подчинении у Надежды Констан¬
тиновны и не спрашивала ее разрешений.
— Но ведь письмо Ленина (”К вопросу о националь¬
ностях или об ’’автономизации’*. — А.Б.) было направлено
против Сталина?
— Не только против него. Также и против Орджоникид¬
зе и Дзержинского (и без признаний Фотиевой и Володиче-
вой вся история этого дела достаточно проясняется при чте¬
нии 45-го тома сочинений Ленина. — Ю.В.).
— Да, да, главным был все-таки Сталин. И вы передаете
ему. То есть заблаговременно вооружаете его (эта помощь
Фотиевой и Володичевой весьма поспособствовала Сталину
в установлении полного контроля над партией. — Ю.В.}.
— Ах, вы не понимаете того времени. Не понимаете, ка¬
кое значение имел Сталин. Большой Сталин. (Она не сказала
’’великий”, сказала ’’большой”. — А.Б.).
— Это я понимаю. Но хоть бы посоветовались с Ма¬
рией Ильиничной.
— А Мария Ильинична вообще ничем не распоряжалась.
Все предоставляла Надежде Константиновне. Однажды Ма¬
рия Ильинична, еще при жизни Владимира Ильича, сказала
мне: ’’После Ленина в партии самый умный человек Ста¬
лин”.
Хороша же была эта партия, ежели самый умный чело¬
281
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
век в ней после Ленина — Сталин, узость мышления которо¬
го буквально ломится из всех его поступков и слов. Нет, он
был отмечен ’’гениальностью” — в жестокости, коварстве,
вероломстве, бездушии. Все качества, сопутствующие жесто¬
кости, у него были, как говорится, на высоте.
Но ум?
Тут семинария так и осталась ’’зияющей” вершиной его
интеллектуальных достижений. И это совсем не насмешка
или пристрастность, которая заставляет изменять чувствам
справедливости и обьективности. Почитайте Сталина (уже,
кстати, подчищенного и ’’причесанного” редакторами) — се¬
рая, убогая речь. Этот язык отражает его умственную орга¬
низацию. Это мещанин, освоивший грамоту, не больше.
Ошибочно путать энергию палача, тирана с энергией ума.
А тут: ’’После Ленина в партии самый умный человек
Сталин”. Уже одно это сравнение должно унижать, умалять
достоинства главного вождя большевизма. Кто ж тогда он
сам?..
Иоффе, Сокольников, Радек, Карахан, Петровский, Чи¬
черин и, наконец, Троцкий и Каменев (без ’’спецов”)... Деле¬
гацию в Брест-Литовске в разное время представляли вы¬
дающиеся люди, даже по высшим меркам большевизма. И с
точки зрения ’’женевских” маховиков — это тоже были до¬
стойнейшие личности.
Словом, истинные доктринеры людского горя и лжи.
Это они накладывали запрет на духовную самостоя¬
тельность. Это они выбрили всем без исключения лбы, как
окрещенным в одну обязательную веру. Это они заставляли
всех твердить только назначенные слова и торопить жизнь
лишь в строго означенных пределах: в сторону — пуля.
Им даже невдомек простая истина — правда, за которую
люди бились и страдали испокон веку. Еще ученый-теолог
Бальдассарре Кастильоне говорил в XVI веке: ’’...правда и
состоит в том, чтобы говорить что думаешь, даже если
заблуждаешься...” Сказать было жутко, а уж заблуждаться!..
Ни словечка сверхназначенного — иначе гонения, сума¬
сшедший дом, арест, глумления и насилия уголовников в ка¬
мере и уголовников с Лубянки, что при синих петлицах
Жизнь, как параша...
Им и невдомек высокая истина: ”Я лучше отдам свою
кровь, чем запятнаю себя кровью человека”.
Не укладывается она в формулы классовой борьбы даже
частным и разнесчастным случаем — ну нет ей места. И
вообще, зачем же своей кровью что-то пятнать, коли под ру¬
ками сколько угодно чужой, так сказать, классово чуждой...
282
Брест-Литовск
И верно, для этих людей, что произвели себя в учителя и
вожди, кровь людей — та животворная вода, которая вра¬
щает жернова истории — их истории.
У них много крови запланировано и просто для слива:
надо пульс и давление общества держать на заданном уров¬
не. Их уровне.
Ни Каменев, ни тем более Зиновьев (тип преотврати-
тельный), как и почти все из окружения главного вождя, не
идут ни в какое с ним сравнение: Ленин гораздо шире и уже
в одной эюй широте крупный.
Искренность, широта, доброжелательность — свойство
натур одаренных, сильных.
Ленина выделяла определенная широта.
Лишь Троцкий, Сокольников да, пожалуй, Рыков возвы¬
шались над всей этой мелкотней, жадно грудящейся вокруг
вождя. Троцкий же вообще обращает внимание независи¬
мостью и силой характера. Если говорить о Троцком до
1924 года, то проглядывает в нем самолюбование и позер¬
ство — игра в этакую мрачную значительность, явное осо¬
знание себя личностью исторической. И даже на расстоянии
более чем полвека это производит комичное впечатление.
В Ленине это отсутствовало начисто. Зато хватало
искренней убежденности (временами просто святой просто¬
ты) в праве распоряжаться судьбами народа и каждым чело¬
веком в отдельности. При всей демократичности обращения
нечто мессианское руководило его поведением. И он это со¬
знавал: он не живет, а исполняет историческую миссию.
К величайшему горю великого множества людей (я не
пишу: всего человечества — это было бы неправдой) эта по¬
чти религиозная уверенность замыкалась на священном пра¬
ве распоряжаться жизнями, в том числе и убивать. Убий¬
ства обосновывались исторической неизбежностью и необ¬
ходимостью всеобщего счастья и процветания и облекались
в форму диктатуры пролетариата.
И, надо признать, пролетариат подпер своим плечом
вождя, тоже отчасти проникнувшись мессианской идеей.
Большевики, казалось бы, велйчайшие диалектики, а
приняли учение Маркса как догму. Все, что не умещается, не
втискивается в догму, не хочет быть втиснутым, — отсечь.
Это не имеет права на жизнь.
Но Сталин громоздил расправы прежде всего во имя не¬
прикосновенности и неограниченности своей власти: до пре¬
дела отжать все лишнее, а лишнее и лишние — всё, что не
есть Сталин.
Все эти так называемые оппозиции, заговоры, переро¬
283
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ждения, гнусные опалы за какие-то прегрешения являлись в
подавляющем большинстве чистейшим вымыслом — истре¬
бить всех, кто имел какое-то значение в партии, особенно в
прошлом, ибо это прошлое стремительно переписывалось и
перекраивалось. Из этой кровавой свары все выше и выше
вздымалась фигура богочеловека — Сталина. И если бы мы
не знали о происхождении Чижикова и роде его занятий де
революционных зрелых лет, уже по одному этому сумели бы
определить точно: сапожник. Ибо во всех его действиях при¬
сутствовала ограниченность, неразвитость духовная, худож¬
ническая, которые всегда в большом наборе у натур одарен¬
ных. Он так и не сумел преодолеть примитивные представле¬
ния о мире, вся красота мира прошла мимо нею. Все в нем
изобличало сапожника.
Как страсть всякого примитивного существа, жажда
власти превосходила в нем все прочие чувства, не оставляла
им места.
Для Ленина власть не имела столь важного значения.
Власть давала ему возможность воплощать в действитель¬
ность догмы, которые составляли суть его убеждений. Через
эти догмы он брался осчастливить человечество. Власть для
него — нечто побочное. Для Чижикова — жгучая страсть,
смысл бытия, и уже в этом вся примитивность его натуры,
обеднённость чувствами...
Останься большевики с заметными заслугами и хотя бы
толикой самостоятельности, Чижиков состряпал бы новые
процессы под какими угодно ярлыками. Для этого под ру¬
кой томились в неизбывном рвении министр Берия, проку¬
рор и министр Вышинский, идеологи Жданов, Маленков,
Митин, Юдин, Аристов, Поспелов и запуганное, оболванен¬
ное общество, гордо именующее себя ’’самыми свободными
людьми на земле”. Его постепенно озаряла любовь к оче¬
редному богочеловеку — третьему после Ленина и тоже из¬
бавителю, коли принять во внимание революционное возне¬
сение Троцкого, тоже под стать иконному.
И в этом вождю пособляли тысячи тонн книг, газет, ки¬
нофильмов, живописных полотен — все досточтимое воин¬
ство советских писателей и художников, нечистое племя при¬
способленцев, невежд, ловящих милости и благословения
властей. Их культурное убожество так же безгранично, как и
тщеславие. Сведенные в стада, именуемые творческими со¬
юзами, они демонстрируют iy же животную покорность и
всеядность.
Художники кисти и слова... они дружно ваяют Сталина,
а после так же дружно оплевывают. Они превозносят Хру¬
щева, а после смешивают с грязью. Они ползают на коленях
284
Брест-Литовск
перед Брежневым и брежневщиной — воровской, черной
мразью, а погодя на крик смешивают его время с грязью,
тем самым доказывая свое родство с холуями и рабами, ибо
только раб и холуй способны оплевывать то, чем восхища¬
лись вчера.
Какая пена этим ’’идейным людям”, почему-то считаю¬
щим себя художниками, если они не сознают простейшей из
истин: художник — это прежде всего независимость и само¬
стоятельность мышления.
У истоков этого искусства дежурил Сталин, а он призна¬
вал человека лишь в одном состоянии — на коленях.
И оттуда, с колен, все радовались свободе, прозорли¬
вости вождя, кляли врагов и опять славили вождя. Бога на
Руси так не чтили, как Сталина. А Ленин вообще смотрел
откуда-то из поднебесья.
Так чему удивляться, на что жаловаться — по счетам на¬
до платить, и не год, и не десять. Не без помощи большеви¬
ков, но и сами тоже шагали в светлое завтра, думали отку¬
питься кровью, густо пустили ее из своих же ближних...
А на кровь ничего нс купишь, кроме ада.
Лили кровь и не думали, чья она (как бы и не людская,
вроде воды) и что это вообще кровь. Узким мирком сапож¬
ника схватывали жизнь.
С рождения отрекались от братства и общности жизней.
Жили, как за стеной. Там, за стеной, пусть кровь, нас она не
волнует — это ведь уже вражья кровь. Все, кто оказывался
за стеной, становились врагами. Наши чувства отключались.
Мы ясными глазами смотрели вперед, чтобы не видел ь ниче¬
го по сторонам...
Но казалось бы, к чему теперь тянуть за собой тень Ста¬
лина - этакий всемирный невод, полный трупов? Не проще
ли отмыться от жуткого прошлого? Почему, для чего столь
упорное сохранение верности палаческому прошлому?
Признать неправедность и палачество Сталина — значит
признать неправедность и палачество марксизма и, следова¬
тельно, самого богочеловека — Ленина. Что ж тогда ос¬
тается? Признание того, что вся история советского обще¬
ства — ложь, принуждешге, террор?
Это же все равно, что публично сознаться в преступле¬
нии всей философии ленинизма, его тиранической сущности.
Эпохальный террор и деспотическое правление Сталина
целиком обязаны марксизму-ленинизму; так сказать, его
производные, ибо это учение проповедует диктатуру и наси¬
лие как неизменно-костоправные условия захвата и удержа¬
ния власти. Генеральные секретари, как и система их вла¬
ствования, — тоже лишь производные от этого учения и ни¬
285
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
как не порождение исторического вывиха. Все стройно впи¬
сывается в марксизм-ленинизм.
Существование советского государства логически обус¬
ловлено доктриной, жестокой и античеловечной, построен¬
ной на голом принуждении, подавлении и лишении людей
всех прав, кроме одного, — быть рабочим механизмом, без¬
гласным придатком государственной машины.
Свою бюрократическую, бесконтрольную власть они на¬
зывают правлением партии, перебрасывая мостик на всё по¬
нятие народа, от которого они уже давно отделились всей
особой системой прав, льгот и бессудности.
Площадь перед их главной резиденцией — Красная
(кстати, с первых же дней захвата власти они скромно заня¬
ли дворцы и только дворцы, открыв счет с дворца Кшесин-
ской), не потому что красивая (хотя это так), а по пролитой
крови, из народа пролитой. И красные они по гордому само-
именованию — по пущенной ими из других крови; и знамена
у них красные — тоже по пролитой крови. И должны их
вожди — и Ленин, и Сталин, и Троцкий, и Дзержинский, и
Молотов, и Менжинский, и Ягода, и Ежов, и Берия, и все-все
— ходить в красных рубашках, красных костюмах под крас¬
ными галстуками и в красной, скрипящей, как человеческий
стон, обуви. И это было бы по справедливости.
И на груди у каждого, на цепочке, вроде боцманской
дудки, — кляп или намордник, чтоб не терять время и сразу
заткнуть рот любому, ежели что не так. И эти кляпы и на¬
мордники тоже должны быть красные.
Именем красной правды все должны или молчать, или
мусолить назначенные слова.
Дух народа, закованный в объятия скелета.
Ленин не был тем провидцем, который предвидел вместе
с крушением Германии и возвращение земель, потерянных с
Брест-Литовским договором.
Ленин считал их безвозвратно утраченными для России.
Об этом свидетельствует его успокоительное заявление для
партии. Успокаивать, наверное, следовало — итог договора
был разрушительным не только для национального до¬
стоинства, но и всей хозяйственной жизни.
’’Подъем производительности труда, — пишет Ленин в
1918 году (почти сразу после заключения договора), — тре¬
бует, прежде всего, обеспечения материальной основы круп¬
ной индустрии: развития производства топлива, железа, ма¬
шиностроения, химической промышленности. Российская
Советская республика находится постольку в выгодных
условиях, что она располагает — даже после Брестского
286
Брест-Литовск
мира — гигантскими запасами руды (на Урале), топлива в
Западной Сибири (каменный уголь), на Кавказе и на юго-
востоке (нефть), в центре (торф), гигантскими богатствами
леса, водных сил, сырья для химической промышленности
(Карабугаз) и т.д.”
’’Даже после Брестского мира...”
В общем, строить экономику можно. И без утраченных
богатств обойдемся...
Так что о прозорливости, граничащей с ясновидением,
толковать не следует. Был голый расчет утверждения вла¬
сти — и всё! Цена этого утверждения значения не имела.
Это не ново в истории: разбазаривать национальные бо¬
гатства, выдавать союзников и свои коренные земли, пуская
в торг кровью добытые национальные богатства... И всё с
единственной целью — закрепиться у власти, протянуть свое
время там, наверху, где сходятся все нити управления стра¬
ной.
Террор и реформы, террор и заключение мира с немца¬
ми — одно с другим связано неразрывно.
Террор и ублажение декретами. Но террор всегда беспо¬
щадный — это подлинный нерв большевизма. После этот
прием будет тотально обращен и против народа при коллек¬
тивизации и против всех, имеющих какую-либо самостоя¬
тельность и человеческую значимость. Произойдет оскопле¬
ние, обезглавливание России, захват ее тела в безраздельное
владение карателей.
Вот и вся правда.
Брест-Литовск.
Огненный Крест над Россией.
’’Кто не с нами — тот против истины”.
Освобождение войск на русском (Восточном) фронте
дает возможность германскому командованию преодолеть
кризис в живой силе. Людские резервы исчерпаны. Пополне¬
ния за счет призыва очередных возрастов исчерпаны. Это
катастрофа!
И вдруг замирение на востоке!
Мирный договор в Брест-Литовске позволяет германско¬
му командованию перебросить с востока на запад сотни
тысяч солдат. И тогда германское командование предприни¬
мает последнее решительное усилие: сейчас или никогда! Мы
можем и должны победить!
Германский военный историк Тило фон Бозе рассказы¬
вает об этом в своей работе ’’Катастрофа 8 августа 1918 го¬
да” (Берлин, 1930).
287
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
21 марта 1918 года после трех с половиной лет беспри¬
мерной борьбы германские армии Западного фронта начали
'’великое сражение во Франции”. Надежда достичь оконча¬
тельной победы решительным ударОхМ против англичан име¬
ла полное основание. Недаром уже по прошествии первых
пяти дней с начала наступления создалось положение, о ко¬
тором не кто иной, как сам маршал Фош1 впоследствии вы¬
разился так:
’’Кризис был наиопаснейшим во всей мировой войне, так
как германцы могли разбить северный фланг союзных ар¬
мий, овладеть портами Ламанша и выиграть войну...”
Когда затем 30 мая германские ударные дивизии в своем
неслыханно быстром победном движении через Шмэн-де-
Дам, через Эн и Вель вторично появились за время этой ве¬
ликой битвы народов на Марне. Париж снова затрепетал, и
еще настойчивее, чем до сих пор, раздался призыв государ¬
ственных и военных деятелей Антанты к президенту Вильсо¬
ну о быстром оказании помощи из-за океана. И она последо¬
вала широким, казалось бы, нескончаемым потоком. Амери¬
канцы подключились к борьбе. Чаша весов решительно упа¬
ла на сторону союзников. Германия, Австро-Венгрия, Бол¬
гария и Турция были обречены...
И последний мазок на величественном полотне замире¬
ния ленинцев с кайзеровской Германией. Воспользуюсь сно¬
ва трудом, посвященным двадцатилетию ВЧК-—ОГПУ—
НКВД.
’’...Когда после победы революции империалисты воо¬
чию убедились в победе рабочего класса, они начали гото¬
виться к тому, чтобы взорвать, уничтожить эту победу.
Один за другим организовывались на советской земле
контрреволюционные заговоры, из которых крупнейшее
место занимал заговор английского разведчика Локкарта. В
этом заговоре объединенным фронтом действовали импе¬
риалистические разведчики почти всех капиталистических
стран, чтобы совместными усилиями свергнуть власть рабо¬
чего класса. В контакте с Троцким и его бухаринским
охвостьем заговорщики пытались сорвать Брестский мир. В
1 Фош Фердинанд (1851 -1929) — национальный герой Франции; маршал
Франции (1918) и Польши (1923), британский фельдмаршал (1919). В первую
мировую войну командовал армией, в 1915-1916 гг. - группой армий "Се¬
вер”, с 1918-го Верховный главнокомандующий союзными войсками. Один
из самых крупных и талантливых руководителей первой мировой войны.
Это ему принадлежат слова, в которых предельно обнажена роль России
в мировой войне: ’’...если Франция нс была вычеркнута с карты Европы, этим
она прежде всего обязана России”.
288
Брест-Литовск
разных городах одновременно готовили они провокацион¬
ные восстания, убийства вождей рабочего класса...
Они готовили провокационное восстание воинских час¬
тей, арест всего состава ВЦИК; убийство Ленина. Подкупом
и провокациями заговорщики хотели открыть дорогу на
Москву английскому экспедиционному корпусу в Архангель¬
ске...
Эту цепь объединенного контрреволюционного выступ¬
ления на пролетарскую революцию разорвали во главе с Фе¬
ликсом Дзержинским работники ВЧК.
Огромной заслугой ВЧК является и раскрытие другого
большого военного заговора, организованного английским
разведчиком Дюксом в период наступления Юденича на
Петроград.
В мае 1919 года Петроград был окружен кольцом армии
Юденича. Подступы к Петрограду героически защищала
Красная Армия под руководством товарища Сталина, кото¬
рого партия командировала организовать и восстановить
дезорганизованный предателем Троцким фронт...”
В общем, рука всевышнего (то бишь Чижикова) Отече¬
ство спасла...
15 сентября 1990 года я дописывал в книгу эту страничку.
Рукопись ’’Огненного Креста” никто не берет (хапуги и
ковырялы-редакторы не в счет) — а я так спешил ее дать
людям. На глазах рассыпается смысл жизни. Зачем была вся
та жизнь — риск ареста, поиск материала, открытия, выво¬
ды, бессонницы, болезни... Зачем все это было?
Лежит на столе высокая кипа белых мертвых страниц —
и ничем они не помогут и нс помогли людям. И я бессилен.
Жена обижается, а я называю рукопись ’’трупом книги”.
А ближе к вечеру пришел незнакомый человек и расска¬
зал о Сахарове — что знал о его аресте. Он это узнал от тог¬
дашнего заместителя генерального прокурора СССР по гос¬
безопасности В.В.Илюхина на закрытой лекции.
Расправиться с Сахаровым замыслил Андропов, привлек
на свою сторону генерального прокурора Руденко -- того
самого, который обличал военные преступления гитлеров¬
цев на знаменитом Нюрнбергском процессе. Ирония судь¬
бы...
В общем, подали документ на утверждение политбюро с
требованием уголовного наказания именитого ослушника.
Для него это означало одно: суд, лагерь на долгие годы, глу¬
мление уголовной сволочи. При здоровье Сахарова лагерь
автоматически влек смерть. Эго и требовалось для вождя
чекистов.
)-■ -91
289
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Политбюро, надо полагать, не из-за человеколюбия, а во
избежание процесса смягчило "уголовное” ходатайство
Андропова и Руденко. Мятежный физик был доставлен в
Горький — в объятия местных чекистов и ’’славного” докто¬
ра Обухова.
Веселая компания: политбюро из нарушителей закона,
генеральный прокурор, подпирающий беззакония, шеф тай¬
ной службы, помышляющий сломать ноги артисту балета
Нуриеву (посмел остаться в США!) и собственно насиль¬
ники-чекисты...
А потом Андропов стал генеральным секретарем ЦК
КПСС и главой государства. Все его понимание необходи¬
мости экономических реформ свелось к ловле прогульщи¬
ков. Их принялись ловить по баням, гостиницам, кинотеа¬
трам и просто на улицах. Выше этого партийно-полицейский
мозг бывшего посла, секретаря ЦК, шефа тайной службы
представить ничего не мог...
Человек, который рассказал мне историю с ссылкой Са¬
харова, назвался. Я заметил, что этого лучше не делать, мо¬
жет не сдобровать. Он упрямо повторил:
— Пусть. Я их не боюсь...
Я дописал эту историю и сунул листок в рукопись —
’’труп книги”. Сунул, а сердцу больно смотреть на нее: так и
не послужила людям...
ГЛАВА 2
БЫВШИЕ
Белое движение складывается на юге России с конца
разрушителыю-сму гного 1917 года. Вождями его про¬
являют себя генералы Алексеев и Корнилов, на пол¬
шажка сзади — Деникин.
15 ноября 1917 года Алексеев публикует обращение к
офицерам. Первый генерал бывшей русской армии призы¬
вает их на Дон. Там, на Дону, должна возродиться армия
для освобождения Родины от большевизма.
’’Советская историческая энциклопедия” сообщает:
’’Алексеев Михаил Васильевич (1857—1918) — русский
военный деятель, генерал от инфантерии, один из главных
организаторов буржуазной помещичьей контрреволюции в
1917—1918 гг. Родился в семье сверхсрочнослужащего сол¬
дата...”
Энциклопедия умалчивает — этот сверхсрочнослужа¬
щий солдат за мужество и военные способности был про¬
изведен в офицеры и выслужился в штабс-капитаны. Один из
приказов по 64-му пехотному Казанскому полку за 1857 год
ставил в известность: ' ...штабс-капитан Алексеев рапортом
донес, что у него родился сын Михаил. Перемену эту внести
в послужной список ниабс-капитана Алексеева...”
Стало быть, Михаил Алексеев был на тринадцать лет
старше Ленина.
В Вязьме Михаил Алексеев поступил по экзамену воль¬
ноопределяющимся во 2-й гренадерский Ростовский полк, из
полка — в Московское юнкерское училище. Училище Алек¬
сеев заканчивает в 1876 году по первому разряду и выходит
прапорщиком в свой родной, 64-й полк, с которым после и
отбывает в Турецкий поход (1877—1878 гг.).
За храбрость Алексеев получает Станислава третьей сте¬
1о 291
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
пени и Анну третьей и четвертой степеней. Из прапорщиков
он уверенно поднимается до ппабс-капитана. По реестру
выслуги тех лет от прапорщика до подпоручика полагалось
три с половиной года службы, от подпоручика до пору¬
чика — около четырех лет и от поручика до штабс-капи¬
тана — от пяти до шести.
В 1887 году Алексеев поступает в Академию Генерально¬
го штаба, за плечами Турецкий поход и четыре года коман¬
дования ротой, а всего двенадцать лет пресно-суровой
строевой службы. В 1890 году Алексеев первым в выпуске
оканчивает Академию, ему присуждают Милютинскую пре¬
мию и назначают в штаб 1-го армейского корпуса.
’’...Благодаря исключительной работоспособности, —
сообщает ’’Советская историческая энциклопедия”, — при¬
обрел большой опыт и широкие познания... С 1898 года ...
профессор истории в военной Академии. В русско-японскую
войну 1904—1905 гг. он — генерал-квартирмейстер 3-й
Маньчжурской армии...”
Еще в марте 1904 года Алексеев произведен в генерал-
майоры. Принимал участие в печально известном Мукден¬
ском сражении. По возвращении в Петербург назначен
обер-квартирмейстером Главного управления Генерального
штаба. Это уже признание его способностей.
С 1905 года разворачивается основательная перестройка
русского военного дела. Горький опыт русско-японской вой¬
ны не оставлен без внимания. Заметное влияние на эту рабо¬
ту оказывает генерал Алексеев. Он служит в Главном штабе,
является членом ученого комитета и по-прежнему читает
лекции в Академии Генерального штаба.
В 1908-м Алексеев — начальник штаба Киевского воен¬
ного округа. Он, без представления своими начальниками,
произведен Николаем Вторым в генерал-лейтенанты. Честь
для избранных! Как-то ответит на нее Михаил Васильевич...
В 1912-м генерал Алексеев назначен командиром 13-го
армейского корпуса.
В 1914 году, с получением известия о мобилизации в
Австро-Венгрии, в Петербурге была проведена военная игра
для срочно созванных командующих пограничными военны¬
ми округами и их начальников штабов. Действия Алексеева
оказались настолько выше, грамотнее, что тут же было
принято решение назначить генерала Алексеева начальни¬
ком штаба Юго-Западного фронта, действующего против
Австро- Венгрии.
"Алексеев работает неутомимо. — писал Лемке, — ли¬
шая себя всякого отдыха. Скоро он ест. еще скорее, если мо¬
292
Бывшие
жно так выразиться, спит и затем всегда спешит в свой неза¬
тейливый кабинет...
Удивительная память, ясность и простота мысли обра¬
щают на него общее внимание. Таков же его язык: простой,
выпуклый и вполне определенный. ...Если вы видите генера¬
ла, внимательно, вдумчиво и до конца спокойно выслуши¬
вающего мнение офицера, это — ■ Алексеев...
Алексеев - человек рабочий, сурово воспитанный труд¬
ной жизнью бедняка, мягкий по выражению чувств своих, но
твердый в основании своих корней... Человек, которого
нельзя себе представить ни в какой другой обстановке, прак¬
тик военного дела, которое знает от юнкерского ранца до
руководства крупмсроевыми частями; очень доступ¬
ный каждому... товарищ всех подчиненных, неспособный к
интригам...
Алексеев глубоко религиозен. Он всегда истово крес¬
тится перед едой и после... Отсюда же у него неспособность
всегда предвидеть чужую подлость. Он готов в каждом ви¬
деть хорошее...
Жена его очень симпатична, проста, деятельна и внешне
до сих пор красива и моложава. Единственный их сын, Ни¬
колай Михайлович, корнет лейб-гвардии Уланского Его ве¬
личества полка, все время в строю...
Алексеев отнюдь не разделяет курса современной реак¬
ционной политики, чувствует основные ошибки правитель¬
ства и ясно видит, что царь окружен людьми, совершенно
лишенными здравого смысла и чести...
Корнет Н.М.Алексеев имел разговор с Пустовойтенко...
Пустовойтенко убеждал молодого человека выйти из строя,
чтобы успокоить отца, который нервничает и тем инотда,
может быть, портит дело государственной важности. Он все
выслушал; очень достойно заявил, что из строя не уйдет, и
вчера же отправился в свой полк..."
После взятия крепости Перемышль, с 17 марта 1915 го¬
да, Алексеев — главнокомандующий Северо-Западным
фронтом.
4 августа того же года произошло разделение фронта на
Северный и Западный...
Спустя год после начала мировой войны начальник шта¬
ба Верховного главнокомандующего (великого князя Нико¬
лая Николаевича) генерал Янушкевич писал военному мини¬
стру А. А.Поливанову:г
' Поливанов Алексей Андреевич родился 4 марла 1855 г. в старинной
дворянской семье. Закончил Николаевское инженерное училище. Во время
293
Ю.П. в. iacoe. ОГНЕННЫЙ EPEC Т
”Подходит 19 июля — год войны. Хотя побед нет, нет
даже успеха, но армия, окопы в этом не виноваты. Дух па¬
дает, так как не видят просвета. Нет винтовок, не! патронов,
мало артиллерии и плохие по обучению. Во всем этом око¬
пы не виноваты, да не виновата вообще армия...
...Винтовки ценнее золота...
Ведь ни одна наука нс учила еще этому методу ведения
войны: без патронов, без винтовок, без пушек..."
В 1915 году германское командование направило глав¬
ные силы на Восточный фронт: немцы стремились поскорее
разбить русские армии и вынудить Россию к сепаратному
миру, тогда уже ничто не мешало им расправиться с Фран¬
цией.
Немцы овладели значительными пространствами Рос¬
сийской империи в Европе, но русская армия сохранила и
свою монолитность, и боеспособность. Немцы не решили
главной задачи. Россия по-прежнему сковывала более чем
крупные части германских и австро-венгерских вооруженных
сил...
С 23 августа 1915 года Алексеев — начальник штаба Вер¬
ховного главнокомандующего, в которые скоро себя назна¬
чит Николай Второй. Таким образом, генерал Алексеев ока¬
зывается фактическим руководителем Российских Вооружен¬
ных Сил. За короткое время он получает ордена Белого Ор¬
ла, Владимира второй степени и генерал-адъютантство.
Известие о высочайшей милости — назначении генерала
Алексеева начальником штаба нового Верховного главноко¬
мандующего (царя) доставил в штаб Северо-Западного
фронта новый военный министр Поливанов, только что сме¬
нивший Сухомлинова.
Штаб фронта размещался в Волковыске.
"Главнокомандующий занимал маленький домик в цен¬
тре города, — рассказывает в воспоминаниях Поливанов. —
Я не видел ген. Алексеева с мая (1915-го — Ю.В.}. Озабочен¬
ный тяжелым положением своих войск, он был, однако, как
всегда, спокоен и сосредоточен и с тем же обычным ему спо-
русско-турецкой войны 1877—1878 гг. под Горным Дубняком (Болгария) был
ранен в грудь. По выздоровлении закончил Николаевскую инженерную акаде¬
мию (1880), вскоре первым на курсе закончил Академию Генерального штаба
(1888). В 1905—1906 гг. — начальник Главного штаба, с апреля 1906-го по
1912 год — помощник военного министра. Был близок к думским обществен¬
ным кругам, в частности к А.И.Гучкову. В 1912—1915 гг. — член Государ¬
ственного совета. С июня 1915-го по март 1916-го — военный министр и пред¬
седатель Особого совещания по обороне. В 1920 г. член Законодательного со¬
вета и Особого совещания при Главкоме Красной Армии. В том же году был
направлен с делегацией для ведения мирных переговоров с Польшей, тогда же
в Риге и скончался от тифа.
294
Бывшие
койствием выслушал от меня известие о предстоящей ему
обязанности обратиться в начальника штаба при Верховном
главнокомандующем государе, промолвив мне, что ’’прид¬
ворным быть он не сумеет”.
Выполнивший свою миссию по уведомлению о смеще¬
нии великого князя Николая Николаевича с поста Верховно¬
го главнокомандующего и назначении Алексеева начальни¬
ком штаба при новом Верховном главнокомандующем, По¬
ливанов тотчас был принят царем. Николай остался доволен
своим новым министром: ”он трижды меня поцеловал и ска¬
зал, что никогда не забудет, как хорошо было исполнено
мною возложенное им на меня трудное поручение”.
В том же дневнике Поливанов дает зарисовку покоев
государя-императора, в которых проходили ”все обряды,
связанные с личными докладами”.
’’Прибывший к назначенному часу с докладом министр
встречался ’’скороходом” и вводился в приемную комнату
перед кабинетом, где ожидал появления из двойных дверей
кабинета дежурного камердинера с фразой: ’’Его величество
вас просит”.
В правом углу приемной стояло знамя сводного полка
дворцовой охраны, посредине комнаты — длинный стол с
альбомами; по стенам висели небольшие картины, из кото¬
рых выделялись с одной стороны ярко написанная жатва, а с
другой — сумрачный вид кладбища в Финляндии; кое-где
этажерки с вазочками на них, несколько фаянсовых статуэ¬
ток дополняли скромное убранство комнаты.
Государь встречал, стоя посреди кабинета — небольшой
комнаты в два окна, где, кроме письменного стола, дивана,
нескольких маленьких столов и стульев, ничего не было, и
после нескольких слов общего характера медленно шел к
креслу перед своим письменным столом, садился, вслед за
чем и я садился на кресло перед особым столиком для док¬
ладчика, приставленным к письменному столу с правой его
стороны”.
По словам И.П.Демидова, приезжавшего к Алексееву по
делам Земского союза, первый русский генерал дал следую¬
щую характеристику правящим кругам империи:
’’Это не люди, это — сумасшедшие куклы, которые ре¬
шительно ничего не понимают... Никогда не думал, что та¬
кая страна, как Россия, могла бы иметь такое правительство,
как министерство Горемыкина. А придворные сферы?” — И
Алексеев безнадежно махнул рукой...”
Известен рассказ генерала Деникина о том, как однажды
после официального обеда в Могилеве, Александра Федо¬
ровна завела с Алексеевым разговор о Распутине, пытаясь
295
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
его убедить, что посещение ’’старцем” ставки ’’принесет
счастие”. Алексеев сейчас же ответил, что для него этот воп¬
рос решен давно и что, если Распутин появится в ставке, он
немедленно оставит пост начальника штаба... Императрица
резко оборвала разговор и ушла, не простившись с Алексее¬
вым...
’’Энциклопедический словарь” Гранат сообщает:
’’Алексеев не отличался талантами полководца, у него не
было даже свойств, необходимых для боевого генерала, но в
роли начальника штаба, благодаря своим разнообразным
знаниям и необычайной работоспособности, он был незаме¬
ним. Находясь при Николае Втором более полутора лет, он
положил много труда на устройство армии, но воскресить ее
дух и исправить общее стратегическое положение оказался
не в состоянии...”
В ноябре 1916 года он вынужден уехать в Севастополь на
лечение. В Морское собрание, где он разместился, подан
прямой провод из ставки.
На время болезни Алексеева заменит в ставке генерал
Гурко Василий Иосифович, бывший командующий Пятой
армией, а после — и Особой армией.
В судьбоносные часы Февральской революции при опро¬
се командующих фронтов об участи Николая Второго гене¬
рал Алексеев высказывается за незамедлительное отречение
царя от престола и предпринимает для этого все возможное.
Николай Второй пережил это чрезвычайно болезненно,
вполне справедливо приняв за измену.
После Февральской революции Алексеев — Верховный
главнокомандующий.
9 марта новый военный и морской министр издает при¬
каз, который подписывает и генерал Алексеев.
’’...Потоки крови лучших сынов Отечества пролиты за
великое дело: история и Родина нам не простят, если эта
кровь окажется пролитой напрасно, если ошибки переживае¬
мых дней сведут ее на нет, приведут к позорному миру.
Мы обязаны сохранить великую Россию, созидательные
труды наших предков, давших ей настоящее величие...”
21 мая 1917 года генерал Алексеев смещен, уходит в от¬
ставку и Гучков, вместо него военным министром теперь —
Керенский. Обязанности Верховного принимает генерал
Брусилов Алексей Алексеевич.
22 мая на закрытии офицерского съезда в Могилеве выс¬
тупит бывший начальник штаба Верховного генерал Дени¬
кин:
’’Верховный главнокомандующий (генерал Алексеев. —
296
Бывшие
Ю.В.), покидающий свой пост, поручил мне передать вам,
господа, свой искренний привет и сказать, что его старое
солдатское сердце бьется в унисон с вашими, что он болеет
той же болью и живет той же надеждой на возрождение ис¬
терзанной, но великой русской армии. Позвольте и мне ска¬
зать от себя несколько слов.
С далеких рубежей земли нашей, забрызганных кровью,
собрались вы сюда и принесли скорбь свою безысходную,
свою душевную печаль. Как живая, развернулась перед нами
тяжелая картина жизни и работы офицерства среди взбала¬
мученного армейского моря.
Вы — бессчетное число раз стоявшие перед лицом смер¬
ти! Вы — бестрепетно шедшие впереди своих солдат на гус¬
тые ряды неприятельской проволоки, под редкий гул родной
артиллерии, изменнически лишенной снарядов! Вы, скрепя
сердце, но не падая духом, бросавшие последнюю горсть
земли в могилу павшего сына, брата, друга! Вы ли теперь
дрогнете?
Нет! Слабые — поднимите головы. Сильные — передай¬
те вашу решимость, ваш порыв, ваше желание работать для
счастья Родины, перелейте их в поредевшие ряды наших то¬
варищей на фронте!
Вы не одни. С вами все, что есть честного, мыслящего,
все, что остановилось на грани упраздняемого ныне здраво¬
го смысла. С вами пойдет и солдат, поняв ясно, что вы веде¬
те его не назад к бесправию и нищете духовной, а впе¬
ред — к свободе и свету. И тогда над врагом разразится та¬
кой громовой удар, который покончит и с ним, и с войной.
Проживши с вами три года войны одной жизнью, одной
мыслью, деливши с вами и яркую радость победы, и жгучую
боль отступления, я имею право бросить тем господам, ко¬
торые плюнули нам в душу, которые с первых же дней ре¬
волюции свершили свое каиново дело над офицерским кор¬
пусом... я имею право бросить им: "Вы лжете! Русский офи¬
цер никогда не был ни наемником, ни опричником!" Заби¬
тый, загнанный и обездоленный не менее, чем вы, условиями
старого режима, влача полунищенское существование, наш
армейский офицер сквозь бедную трудовую жизнь свою до¬
нес, однако, до отечественной войны, как яркий светильник,
жажду подвига. Подвига — для счастья Родины! Пусть же
сквозь эти стены услышат мой призыв и строители новой го¬
сударственной жизни: "Берегите офицера! Ибо от века и до¬
ныне он стоит верно и бессменно на страже русской государ¬
ственности. Сменить его может только смерть".
О так называемой "белой кости" в армии и речи не мо¬
297
Ю.П. в.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
гло быть. Офицеры из бывшего привилегированного сосло¬
вия растворились, едва ли не бесследно, в общей демократи¬
ческой массе офицерства из мелкого чиновничества, учите¬
лей, инженеров, студенчества и кадровых солдат. Да этой
"белой кости” и не хватило бы на сотую долю той громад¬
ной армии, которую потребовала современная война. Уже в
первые месяцы ее была выбита едва ли не вся кадровая осно¬
ва армии. И недаром такой процент офицерства впервые со¬
ставили бывшие солдаты. Война пожирала людей, и это
прямо сказывалось на широкой демократизации офицер¬
ства.
Именно в ту пору среди офицеров ходили в списках сти¬
хи:
...Народ с нас погоны сорвал,
Названье святое ”бойца офицера”
В поганую грязь затоптал.
И край наш родимый от немцев спасая,
За родину нашу умрем...
Алексеев уезжает в Смоленск, хотя и числится в долж¬
ности военного советника Временного правительства. В
Смоленске старый генерал (старый не по возрасту, а по уста¬
лости и болезням) проживает на Верхне-Пятницкой улице в
доме Пастухова. Там же он приступает к созданию офицерс¬
кого союза, так называемой ’’Алексеевской организации”.
Это уже то, что называется контрреволюцией.
Но с другой стороны, все прочие политические силы дав¬
но уже объединены в политические организации, что позво¬
ляет выступать им монолитно (большевики — так скоро уже
два десятилетия). Почему же офицерство не имеет права по¬
беспокоиться о себе?..
С годами Алексеев не утратил суховатой подтянутости,
но в нем уже мало и от прежнего щеголеватого кадрового
военного. С фотографии тех лет смотрит человек среднего
роста, типично кабинетной внешности. Лицо — с воспален¬
ными припухшими веками, под глазами — темные мешки. И
в плечах он уже ссутулился по-стариковски, хотя, чув¬
ствуется, на публике еще пытается держаться фертом. Лихо
подкрученные усы стрелками опустились к уголкам рта, и
весь густо взят проседью.
Лавр Георгиевич Корнилов — сверстник Ленина, на три¬
надцать лет моложе генерала Алексеева.
Родился будущий ’’первооткрыватель” белых походов в
городке Усть-Каменогорске Семипалатинской области 18
298
Бывшие
августа 1870 года. Отец Лавра Георгиевича — хорунжий
Корнилов (подпоручик) - выслужил чин из простых казаков
и не имел собственности, кроме той, которую возит с собой
гарнизонный офицер. Он так и не поднялся выше хорунже¬
го — жалованье для многодетной семьи бедняцкое. Выйдя в
отставку, Георгий Корнилов за неимением средств посту¬
пает в волостные писаря в родной станице Караклинской.
Его жена — казачка станицы Кокпетинской — всю черновую
работу по дому и воспитанию детей тянула своим горбом.
Десяти лег Лавр Корнилов поступает в церковно-при¬
ходскую школу и через два года бросает: семья перебирается
в городок Зайсан. Нечего и мечтать о кадетском корпусе
после двух лет подобного образования, а тут еще иностран¬
ный язык. В бедной казачьей семье о нем и представления не
имели.
Без преподавателей, едва умея писать и считать, Лавр
Корнилов подготавливает себя к экзаменам. В 1883 году
мальчик зачислен в Сибирский кадетский корпус. С начала
четверти — первый по успеваемости в роте. Первым и окан¬
чивает корпус.
В 1889 году по распределению получает почетное на¬
правление в Михайловское артиллерийское училище. К ма¬
тематике у Корнилова определенные способности. Однако
за независимый и гордый нрав карают его посредственными
оценками за поведение.
По выпуску из училища, в 1892 году, по собственному
желанию определен в Богом забытую Туркестанскую артил¬
лерийскую бригаду. Молодой офицер едва ли не весь досуг
посвящает изучению местных языков.
В 1895 году поручик Корнилов поступает в Академию
Генерального штаба и заканчивает через три года с серебря¬
ной медалью. Он отказывается от места в Генеральном шта¬
бе и возвращается в Туркестан на должность офицера раз¬
ведки — как раз по характеру. А характер отличают пред¬
приимчивость, любознательность и бесстрашие при полном
равнодушии даже к обычному материальному достатку.
Разведка афганской крепости Дейдади потребовала от
Корнилова и мужества, и физической выносливости. За не¬
сколько дней (будто бы за три-четыре) он преодолевает око¬
ло четырехсот верст и привозит пять лично исполненных фо¬
тографий наиболее важных объектов. Надо заметить, внеш¬
ность весьма способствует его службе разведчика. Он невы¬
сок, жилист, темен, лицо не то калмыцкое, не то... в общем,
лицо восточное. Сибирские казаки в первопроходческие вре¬
мена и переселения брали в жены местных женщин... за не¬
имением своих, русачек. Не шибко шли русские бабы в огонь
299
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
да полымя чужих заснеженных земель. Во всяком случае, на
всех не хватило. Таких, как Мария Прончищева1, надо поис¬
кать и святить. Города и земли называть такими именами.
Поклон тебе, Мария!
Отечественная историческая наука считает, что продви¬
жение на восток, за Урал, отнюдь не являлось стихийным, а
находилось под контролем правительства.
Но это не совсем так. В данном случае интересы государ¬
ства совпадали с интересами уходящих на восток людей.
Тем и другим нужны были новые земли, правда, уходя¬
щим — преимущественно без этого самого государства. Не
только пушнина и страсть к неизведанному вели людей на
восток. Шли за лучшей долей, пока не упирались в океан.
Все выходило в соответствии с горькой присказкой: впереди
море — позади горе...
Так и ширилась Русь: всё подальше от горя, а оно, это
горе да холопство... по пятам... липучее, не отстанет...
Летом 1899 года Корнилов изучает район Кушки.
Следующие полтора года он больше в кочевье, нежели в
кабинете. Главный объект -- китайский Туркестан. Резуль¬
таты исследования обобщены в книге ’’Кашгария и Восточ¬
ный Туркестан”.
В 1901 году капитан Корнилов командируется для изуче¬
ния восточных провинций Персии, ему тридцать один год.
Из всех путешествий и вылазок это — самое изнурительное:
восемь месяцев скитаний с двумя казаками и двумя туркме¬
нами. Он недурно овладевает персидским. По возвращении
печатает свод статей.
До 1903 года Корнилов отбывает строевой ценз, коман¬
дуя ротой. Затем его посылают в Индию для изучения мест¬
ных языков и сбора разведывательных данных. Русско-
японская война застает его в Белуджистане.
В конце 1904 года Корнилова переводят в действующую
армию на должность начальника штаба 1-й стрелковой бри¬
гады. Он участвует в боях под Сандепу. Мукденом и Тели-
ном. За вывод из окружения своей бригады (ночную штыко¬
вую атаку), спасение знамени, раненых и всего имущества
отмечен офицерским Георгием четвертой степени.
После войны одиннадцать месяцев прослужил в Управ¬
лении генерал-квартирмейстера Генерального штаба.
С конца 1907-го и по 1911 год Корнилов — военный
1 Мария Прончищева в двадцать лет пошла с мужем Василием Василье¬
вичем Прончищевым (сподвижником Витуса Беринга) в плавание по Северно¬
му морскому пути, и они вместе noi поли на зимовке.
300
Бывшие
агент России в Китае: верхом объезжает многие провинции
Китая, а также Монголию, Тарбагатай, Кашгар и Синьцзян.
В феврале 1911 года полковник Корнилов получает в ко¬
мандование 8-й пехотный Эстляндский полк, а затем 2-й
Заамурский отряд — два пехотных и три конных полка, его
производят в генерал-майоры.
В 1913 году он во Владивостоке командует 9-й стрелко¬
вой Сибирской дивизией.
С начала первой мировой войны Корнилов — во главе
48-й пехотной дивизии, бывшей Суворовской. Он прост, дос¬
тупен солдатам, храбр.
В конце августа 1914 года, в боях на реке Верегцица (под
Львовом), дивизия теряет почти всю артиллерию и много
солдат пленными, несмотря на личную доблесть начальника
дивизии. Это отличительная черта Корнилова: решать ряд
боевых задач с присущей ему личной храбростью, хотя он
сведущ и в военном искусстве. В нем берет верх азарт, и еще
он свято верит в свою звезду — это подчеркивали все, кто
знал его.
В апреле 1915-го при прорыве Макензеном фронта по ли¬
нии Тарно-Горлица дивизия Корнилова прикрывает отход
русских соединений.
Немецкие документы свидетельствуют:
”На предложение германского парламентера сдаться на¬
чальник дивизии ответил, что не сможет это сделать, сложил
с себя полномочия и исчез со своим штабом в лесах. Вслед
за этим 3500 человек сдались корпусу Эммиха. После четы¬
рехдневного блуждания в Карпатах генерал Корнилов 12
мая со всем своим штабом также сдался одной австрийской
войсковой части...”
Это был отчет для газет и, как водится, составлен в духе
унижения противника.
Если дивизия оказалась в окружении двадцать четверто¬
го апреля (а это так и было), то что же она делала до вось¬
мого мая — дня сдачи 3500 русских солдат и офицеров?..
Четырнадцать дней дивизия пытается вырваться из коль¬
ца. Генерал Корнилов отправляет три полка на прорыв, а
сам с Рымникским полком остается в прикрытии. В ожесто¬
ченных боях генерал получает ранения в ногу и тяжелое, с
раздроблением кости, в руку. Четверо суток солдаты и
штабные офицеры несут своего начальника на носилках в
попытках вырваться из кольца вражеских войск.
Штабная группа непрерывно тает, к австрийцам попа¬
дают всего семь человек. Генерал в тяжелом состоянии —
все время плена (год и три месяца) он кочует по госпиталям.
Лечение сложное. Наконец, весной 1916 года он оказывается
301
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
в резервном госпитале города Коссега. Генерал не сомне¬
вается, ему удастся бежать, он старательно занимается не¬
мецким.
Ему удается войти в соглашение с аптекарским фельдше¬
ром Францом Мрняком. За 20 тысяч крон тот берется орга¬
низовать побег. Генерал дает расписку — деньги ему,
Мрняку, будут выплачены тотчас по прибытии в Россию.
В госпитале для русских раненых служит русский врач
Гутковский.
29 июня Мрняк приносит Корнилову форму австрийско¬
го ландштурмиста, документы, и они покидают госпиталь.
Доктору Гутковскому и раненым офицерам удается несколь¬
ко дней скрывать побег1.
Почти до самой румынской границы Корнилов и Мрняк
едут в поезде. Дальше пути расходятся, к несчастью для че¬
ха, ибо его арестовывают. Военно-полевой суд приговари¬
вает Мрняка к расстрелу; по обжалованию приговор заме¬
няется на двадцатипятилетнее тюремное заключение, но, на¬
до полагать, скорое крушение и распад Австро-Венгерской
монархии возвратят свободу Мрняку.
Корнилову удается перейти румынскую границу: он в
безопасности. Румыния вот-вот выступит на стороне Антан¬
ты.
Конечно, ему и многим другим сложно понять, если
вообще возможно, как это Ленин и его единомышленники,
смогли проехать через Германию и, мало того, разваливать
после русскую армию, превращая Россию в политический и
военный труп. Уразуметь партийную логику Ленина эти
люди не могли.
В их представлении Россия была единой: генерал Корни¬
лов — сын простого казака, и генерал Алексеев — сын
сверхсрочнослужащего солдата, и генерал Болдырев — сын
деревенского кузнеца, и адмирал Колчак — сын морского
артиллерийского офицера, и Ленин — сын статского генера¬
ла, и все-все — это лишь сыновья России, у которых одна за¬
бота — сражаться, отстаивать целостность и самостоятель¬
ность Родины.
А это что за люди, которые разрушают русскую государ¬
ственность? Десятилетия за границей — на партийные сред¬
ства, пожертвования... Ученье в лучших заграничных уни¬
1 См.: Ник. Туземцевъ. Генералъ Лавръ Георпевичъ Корниловъ. Ростовъ
на Дону. 1918 г.
Существует иная, менее "героическая”, версия пленения генерала Корни¬
лова и его ’’чудесного” избавления. См.: Предисл. к публикации выдержек из
воспоминаний А.И.Деникина ’’Поход и смерть генерала Корнилова”.
Ростов-на-Дону. 1989. — Ред.
302
Бывшие
верситетах, лучшие библиотеки мира, вдумчивая кабинетная
работа. И житье — в лучших городах, курортных местечках
старой Европы. А тут сызмальства — кадетский корпус, ар¬
мейская лямка, ученье на трудовые рубли, служба с риском
для жизни, война, гибель и увечье товарищей — и все во имя
Родины.
И вот эти господа из ’’германского вагона” травят офи¬
церство, организуют расправы над ним, позорят честь, имя
офицера... Смириться с этой ядовитой политической рабо¬
той, развалом тыла, фронта ради партийных догм, чужезем¬
ной философии, власти, за которой так и проглядывает тор¬
жествующий кайзеровский шишак?!
Ленин и большевики сдают Россию врагу — вот вывод
из каждодневной практики семнадцатого года. Вывод, кото¬
рый четко откладывается в сознании большинства русских
генералов, офицеров и интеллигентов.
В сентябре 1916 года Корнилов, по окончательному из¬
лечению, получает 25-й армейский корпус. Государь-импе¬
ратор производит его в генерал-лейтенанты. Популярность
Корнилова необыкновенна!
Февральская революция решительно изменяет и его
судьбу.
2 марта 1917 года по телеграмме Родзянко следует наз¬
начение его командующим Петроградским военным окру¬
гом. Однако в мае он возвращается на фронт командующим
Восьмой армией, бывшей калединской. В июле он уже ко¬
мандует Юго-Западным фронтом.
Приказ № 1 разложил армию, свое добавляет и нарас¬
тающая антивоенная пропаганда Ленина. Мир народам!
В наступлении 18 июля 1917 года солдаты отказываются
идти в бой, после — даже начали покидать позиции. Офице¬
ры не щадят себя — в результате потеряно до восьмидесяти
процентов офицерского состава. Противник сам переходит в
наступление.
По отзывам Корнилова, Вторая армия обратилась в ста¬
до обезумевших людей, царил ужас, позор, срам, каких рус¬
ская армия не знала с начала своего существования. Теперь
армия — это уже скопище людей, неспособных к отражению
внешнего врага и в то же время чрезвычайно опасных для
своей же Родины из-за погромных настроений, растущих с
каждым часом.
”Не следует заблуждаться, — докладывает Корнилов, —
меры кротости правительственной, расшатывая необходи¬
мую в армии дисциплину, стихийно вызывают беспорядоч¬
ную жестокость несдержанных масс, и стихия эта про¬
303
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
является в буйствах, насилиях, грабежах, убийствах. Не сле¬
дует заблуждаться: смерть не только от вражеской пули, но
и от руки своих же братьев непрестанно витает над армией”.
Отступление армий из Галиции, Буковины и Молдавии
привело врага к рубежам коренной России.
’’Необходимо, — докладывает Корнилов Временному
правительству, — в качестве временной меры, исключитель¬
но вызываемой безвыходностью создавшегося положения,
введение смертной казни и учреждение полевых судов на те¬
атре военных действий...”
Генерал считает: даже при весьма высоком нравствен¬
ном уровне отдельных бойцов дисциплина, основанная на
одном лишь сознательном исполнении долга, не пригодна в
боевой обстановке.
И он доказывает: ’’...необходимо противопоставить ужа¬
су спереди, со стороны неприятеля, равный ужас сзади, со
стороны сурового и беспощадного закона, карающего всей
своей строгостью тех, кто уклоняется от исполнения
долга...”
В Отечественную войну 1941—1945 годов Сталин много¬
кратно перекрыл все требования ’’ужаса спереди и ужаса сза¬
ди” — военно-полевые суды, заградотряды, расстрелы на
месте, штрафные батальоны. Требования защиты Отечества
диктовали свои меры, однако на все наложилась и кровавая
суть самого вождя.
По настоянию главным образом Корнилова, Керенский
отдает приказ о введении смертной казни на фронте. Других
путей борьбы с дезертирством, ^мародерством, саботажем и
самосудами Корнилов не видит. Россия в опасности!
Георгиевская дума награждает его Георгием третьей сте¬
пени.
Керенскому по душе решительность генерала. Это как
раз тот человек, который поможет ему, министру-пред¬
седателю, обуздать революцию и скрутить большевиков.
18 июля Керенский назначает Корнилова Верховным
главнокомандующИхМ. Вспоминая это назначение, генерал
Деникин писал:
’’Корнилов уже тогда видел в диктатуре единственный
выход из положения”.
На проповедь насилия грядущей диктатуры пролетариа¬
та, а точнее верхушки большевистской партии, Корнилов
пытается организовать свою, военную, диктатуру.
Гниение армии, расстройство хозяйственной жизни, —
словом, неспособность правительства управлять страной по¬
рождает у высших генералов стремление к твердой власти.
304
Бывшие
По существу, наиболее ответственные участки фронта дер¬
жат лишь казаки. Они да латышские формирования еще не
подвержены массовому дезертирству. С той же верностью
латышские соединения послужат и революции.
12 августа 1917 года Временное правительство созывает
в Москве Государственное совещание.
Накануне совещания Корнилов скажет Верховскому:
"Людей, которые приходят ко мне говорить о монархии,
я гоню прочь. Новый строй государственной жизни народ
определит себе сам через Учредительное собрание".
Верховский напишет в своей книге:
"Я совершенно ясно все время понимал, что в корни¬
ловском движении о монархии и речи быть не может...”
14 августа на утреннем заседании в Большом театре выс¬
тупает Корнилов.
У Верховного главнокомандующего нет уверенности,
что аралия способна исполнить долг по защите Отечества.
Отсутствие дисциплины, убийства офицеров, повальное де¬
зертирство, отход без боя но малейшехму поводу, да еще с
оставлениехМ оружия превращают ее в сброд.
Корнилов зачитывает телеграммы с уведомлением об
очередных расправах над ответственными чинами армии.
Потеряны Галиция, Буковина, отчасти Молдавия. Враг
угрожает исконно русским землям, в первую очередь —-
южным губерниям. Враг сл учится в ворота Риги. Враг доби¬
вает союзную румынскую армию. Дорога на Петроград ед¬
ва ли не открыта.
Необходима строгая дисциплина. Следует немедленно
восстановить власть и престиж корпуса офицеров.
Пусть существуют комитеты, но пусть деятельность их
нс выходит из круга хозяйственных и бытовых интересов
солдата. Пусть остаются и комиссары, но необходимо обра¬
тить внимание на личный состав комиссариата.
Корнилов говорит о разрухе. Армия начинает голодать,
такого прежде не бывало. Корнилов говорит о снижении
производства на заводах, фабриках и настаивает на самых
решительных мерах по оздоровлению обстановки.
— ...Я верю в разум русского народа, верю в его светлое
будущее, — так заканчивает он свою речь.
”...С глубокой скорбью ну л*, ио отметить, — пишет в вос¬
поминаниях Верховский, что на речь Корнилова откли¬
кнулась лишь правая часть залы Государственного совеща¬
ния. Все демократические и армейские организации не вста¬
ли даже, как это ни уродливо, чтобы ею приветствовать.
Еще один грозный признак. Чтобы бороться с анархией,
нужна сила. Сила же теперь в руках демократических орга¬
305
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
низаций, а они отказывают Корнилову в поддержке. Что же
сможет он?..
Государственное совещание ничего не дало. Каждый
пришел высказать свое и ушел с тем, с чем пришел. Обстоя¬
тельства требуют самоотречения массы... Керенский именно
на этом требовании теряет свою популярность. Только
жизнь может этому научить наш народ, едва выходящий из
своей вековой темноты...”
На том же совещании генерал Каледин — атаман войска
Донского потребовал, чтобы декларация прав солдата была
пересмотрена и дополнена декларацией его обязанностей.
Атаман пошел значительно дальше Корнилова и потребо¬
вал объявления армии вне политики, запрета митингов и
собраний с их партийной междоусобицей и склоками, недо¬
пустимыми в боевой обстановке.
’’Страну может спасти от окончательной гибели только
действительно твердая власть, находящаяся в опытных, уме¬
лых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми
программами, свободных от необходимости оглядываться
на всевозможные комитеты и советы, и отдающая себе
ясный отчет в том, что источником суверенной государ¬
ственной власти является воля всего народа, а не отдельных
партий и групп...”
Генерал Алексеев свел свое выступление к требованию
дисциплины: ’’Господа, и можно, и должно воскресить нашу
душу, оживить наш организм, заставить нас вспомнить свой
долг одерживать победы и довести войну до победного кон¬
ца. Это можно. Эта цель достижима. И для этого нужна,
господа, прежде всего решимость Временного правительства
быстро и энергично провести все меры, которые оздоровят
наш пока больной организм. Прежде всего перед всем, перед
интересами отдельных людей должны главенствовать поль¬
за, спасение и интересы нашей Родины. Раз зовут нас здесь
к единению, раз зовут нас к тому, чтобы жертвовать всем,
что у нас есть, то неужели же, господа, так трудно пожертво¬
вать призрачным каким-то преимуществом организации на
некоторое время!
Господа, порядок и дисциплина — это то, без чего не мо¬
жет быть армии. Не зовите дисциплину железной, не зовите
ее сознательной — назовем ее истинной и прочной. Основы
этой дисциплины лежат в любой армии света. В критичес¬
кую минуту жизни бросьте слово о необходимости дисци¬
плины, и за этим словом двинутся массы...”
”Те, кто был на так называемом Государственном сове¬
щании в московском Большом театре в августе 1917 года, —
306
Бывшие
вспоминал Набоков, — конечно, не забыли выступлений Ке¬
ренского — первого, которым началось совещание, и по¬
следнего, которым оно закончилось. На тех, кто здесь видел
или слышал его впервые, он произвел удручающее впечатле¬
ние. То, что он говорил, не было спокойной и веской речью
государственного человека, а было сплошным истерическим
воплем психопата, обуянного манией величия. Чувствова¬
лось напряженное, доведенное до последней степени желание
произвести впечатление, импонировать. Во второй — заклю¬
чительной — речи он, по-видимому, совершенно потерял са¬
мообладание и наговорил такой чепухи, которую пришлось
тщательно вытравлять из стенограммы. До самого конца он
совершенно не отдавал себе отчета в положении. За
четыре-пять дней до октябрьского большевистского восста¬
ния, в одно из наших свиданий в Зимнем дворце, я его прямо
спросил, как он относится к возможности большевистского
выступления, о котором тогда все говорили. ”Я был бы го¬
тов отслужить молебен, чтобы такое выступление произош¬
ло”, — ответил он мне. ”А уверены ли Вы, что сможете с
ним справиться?” — ”У меня больше сил, чем нужно. Они
будут раздавлены окончательно”.
На Государственном совещании Верховский увидит Кор¬
нилова. Более того, как командующий Московским воен¬
ным округом, он обязан ему представиться и сделать доклад
о состоянии вверенных ему войск.
’’Корнилова здесь й видел впервые. Он произвел на меня
сильное впечатление. Небольшого роста, стройный, со спо¬
койными уверенными движениями; смотрит прямо в глаза
твердым ясным взглядом. В нем чувствуется простой и силь¬
ный человек, человек поля сражения... Львиное сердце у
Корнилова есть, чувствуешь, как бьется в его жилах горячая
кровь бойца, взятого в плен лишь после тяжкой раны, сва¬
лившей его с ног, и бежавшего из плена, как только он
поправился..."
Верховский передает свой разговор с Корниловым:
’’Корнилов меня принял, и в долгой беседе с ним я снова
увидел человека, глубоко, бесконечно страдающего за Рос¬
сию, за армию, которая разрушается перед лицом торже¬
ствующего врага...”
О Корнилове, со слов отца, вспоминала Марина Дени-
кина-Грей: ”... маленький, нервный, усы и бородка черные;
родом из Сибири, дерзкий, отчаянный, самонадеянный, и
одновременно доверчивый и очень переменчивый в настрое¬
нии. В Ледяном походе (поход начался 22 февраля 1918 го¬
307
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
да. — К).В.) ему было 48 лет. Он был женат, имел дочь и
сына”.
Выступил на совещании и Родзянко. Обращаясь к Ке¬
ренскому, Михаил Владимирович сказал:
’’Ваша вина — это дезорганизация Армии, которая не су¬
мела противостоять неприятельскому натиску. Причина
этой дезорганизации не в войсках. Я видел, как наша Армия
без ружей отбивалась от вооруженного неприятеля лопата¬
ми и топорами, а теперь эти герои оказываются преиспол¬
ненными страха.
Неужели правительство не имело силы, а если имело, то
почему не употребило ее для того, чтобы остановить пре¬
ступную агитацию, которая развратила нашего солдата и
сделала его небоеспособным?” Позже в книге ’’Государ¬
ственная дума и Февральская 1917 года революция” он на¬
пишет:
’’Революция сразу смела все традиционные устои в Ар¬
мии, не успев создать новые, и спустила вековое политиче¬
ское знамя. Солдаты, видя это и не ощущая цели дальней¬
шей борьбы, просто потянулись домой ввиду начавшихся
смут в тылу и, конечно, под влиянием преступной пропаган¬
ды. Это самовольное обратное шествие по домам шло пре¬
ступной и кровавой дорогой...
Народная мысль пошла за теми проповедниками, кото¬
рые заведомо и неосновательно сулили ей рай земной, пре¬
красно понимая, однако, что выполнить они этого не могут.
Возбужденные умы и легковерные сердца приняли это
обещание на веру и пошли за теми лживыми учителями, ко¬
торые сулили им недобросовестно то, чего дать не могли...
Вог логические причины того обстоятельства, что в пе¬
риод наибольшего развития революционного движения,
когда оно достигло зенита — высшей точки своего проявле¬
ния, — Государственная дума как элемент законности и по¬
рядка, а не разрушения должна была уступить место более
активным и агрессивным элементам революции”.
Ленин рвется вперед, он очень торопится, для этого есть
веская причина. И он не щадит себя, готовя переворот. Сре¬
ди наиболее дальновидных политиков и военных витает
мысль о сепаратном соглашении с Германией. Кое-кто начи¬
нает понимать, что если мир не заключить — всем начнет
повелевать революция. Для большинства в русском обще¬
стве мысль о сепаратном соглашении кажется кощунствен¬
ной, это значит предать поруганную Родину, но самые даль¬
новидные уже просматривают контуры вселенской бури со
308
Бывшие
стороны большевизма, который довел народ до степени
ярости... Эта мысль будет постепенно подтачивать тради¬
ционно-патриотическое мышление, и мысль о сепаратном
соглашении уже не представится дикой.
И тогда Россия пойдет на соглашение с Германией (а
именно с подобным предложением выступил перед своими
коллегами по Временному правительству военный министр
генерал Верховский в самый канун октябрьского переворо¬
та). И если это случится - Россия уже утратит податливость
для большевистской пропаганды и агитации, социалистичес¬
кая революция канет в область фантазии, мечты.
И Ленин спешит, его энергия титаническая, он не пи¬
шет, а изрыгает десятки статей, призывов, лозунгов, книгу,
опять статьи... Сейчас — или никогда! Успеть обогнать все
события!.. Не дай Бог мир по воле Временного правитель¬
ства!
Генерал Алексеев заблуждался в оценке ’’призрачности
преимуществ организации”. Да какие же они ’’призрачные”?!
И как отказаться от организации, то есть партии? По Лени¬
ну, это то самое, что делит людей на правых, достойных и
неправых, вообще мразь, и делает неизбежным раскол госу¬
дарства с последующей кровавой междоусобицей, то есть в
конечном итоге делит людей на живых и мертвых. По Лени¬
ну, партия безусловно выше Отечества.
Перед смыслом понятия ’’организация”, то есть партия,
все вообще, и безопасность Родины в том числе, — ничто.
Наивен был старый генерал со своим отстало-изжеван¬
ным патриотизмом — отныне это понятие ’’патриотизма”
наполнено классовым содержанием: нет Родины, есть пар¬
тия и вожди, что одно и то же.
И всех, кто несогласен с ленинизмом, станут в России от¬
лучать от Родины, будто и в самом деле можно потерять Ро¬
дину с утратой веры в Маркса или вообще при отсутствии
оной. Этим вздором насыщен весь необъятный свод напеча¬
танного при советской власти. Зато скоро русские начнут со¬
знавать: Родина и государство — это совершенно разное.
Грядущий 1918 год не переживет ни один из этих генера¬
лов, а с ними сгинут и еще сотни тысяч русских; будет тяжко
подранен и провозвестник новой веры — Ленин.
Государственное совещание не повлияло на политику
Временного правительства. Кризис обострился, хотя суще¬
ствовало обоюдное желание и Временного правительства,
и верхушки армии со значительной частью русской интелли¬
генции — раздавить большевизм.
309
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В ответ на бездеятельность правительства, обманные за¬
верения Керенского, чехарду безвольных и безответственных
министров Корнилов, как Верховный главнокомандующий,
предъявляет правительству ряд требований, названных впо¬
следствии ультимативными.
Правительство с ответом медлит.
21 августа немцы захватывают Ригу. По воспоминаниям
немецких генералов, население встречало германские войска
с исключительным радушием.
Разговоры о сдаче Риги якобы умышленно лишены осно¬
ваний. Русские части, разложенные антивоенной пропаган¬
дой, сменой выборного командного состава, повальным де¬
зертирством, голосованием: идти на позиции или нет, — уже
находились в таком состоянии, что сбить их с передовой по¬
зиции даже не стоило сколь-нибудь заметной крови. Немцы
не захватили русскую столицу лишь по одной причине: За¬
падный фронт пожирал все их людские резервы...
24 августа в Могилев прибывает управляющий военным
министерством Борис Викторович Савинков — бывший тер¬
рорист, ужас и проклятие царских сановников. В свою оче¬
редь, Борис Викторович потерял еще задолго до революции
родного брата — революционера, сосланного в Сибирь и
там покончившего с собой; недавно растерзан солдатами
муж сестры — демократически настроенный офицер.
Борис Викторович сообщил Корнилову — его требова¬
ния к правительству вполне справедливы и намечены прави¬
тельством к проведению в жизнь, но лишь после разгрома
большевистского выступления. 28—29 августа в столице
ожидается путч большевиков (большевики в те дни не соби¬
рались захватывать власть. — Ю.В.). Это был предлог.
Борис Викторович указал на необходимость сосредото¬
чения в окрестностях столицы 3-го Конного корпуса генера¬
ла Крымова, с тем чтобы при большевистском путче бро¬
сить казаков на подмогу. Петроградский гарнизон разложен
и насквозь большевизирован.
Корнилов заявил, что иных действий в подобной обста¬
новке он и не представляет.
После сосредоточения корпуса, сообщил Борис Викторо¬
вич, Петроград будет объявлен на осадном положении, а уж
после ликвидации большевистского заговора на очереди но¬
вый закон: офицерство снова получит дисциплинарную
власть, солдатские комитеты будут ограничены в правах —
это почти все, на чем настаивает Верховный главнокоман¬
дующий. Борис Викторович условился и о телеграмме; ее от¬
правят ему в министерство с началом движения корпуса.
310
Бывшие
25 августа из ставки пошла телеграмма: генерал Корни¬
лов просил объявить Петроград на военном положении.
И он двинул войска на Петроград.
Телеграмма напутала Керенского. Он вдруг решил: гене¬
ралы под видом подавления большевиков посягают на его
власть. Правда, отношения с Корниловым давали повод для
такого рода выводов. Тон у Корнилова...
Генерал терпеть не мог "выскочку-адвоката".
Из Смоленска в Петроград уже срочно вызван Алексеев.
Он должен уладить конфликт с генералом, авторитет Алек¬
сеева непререкаем для любого русского генерала и офицера.
А пока Керенский требует отвода корпуса из-под Петрогра¬
да. Он отстраняет Корнилова от занимаемой должности.
Он, Керенский, на страже русской революции и демократии.
Корнилов ответил, что не подчиняется министру-пред¬
седателю, политика правительства ведет страну к нацио¬
нальной катастрофе. Ставка Верховного главнокомандую¬
щего выпускает одно за другим два воззвания: к народу и
казакам. Ни одно из них стараниями Керенского не получит
распространения.
Так или иначе, но правительство вынуждено обсудить
требования Корнилова. Главное из них — создание нового
правительства. Алексеев намечен председателем правитель¬
ства с наделением его диктаторскими полномочиями. Это,
конечно, создало бы более чем серьезные препятствия для
революции Ленина.
Керенский всячески уклоняется от такого поворота собы¬
тий. Ах, как Александру Федоровичу не хочется расста¬
ваться с всероссийской славой! Однако его все время возвра¬
щают к делам: стране нужно сильное правительство!
Уже на заседании Керенскому доставляют телеграммы
генералов Щербачева и Пржевальского с заявлениями вер¬
ности Временному правительству. Это же целые фронты за
него, Керенского! И он меняет тон. Никакого нового главы
правительства! Он, Александр Керенский, будет возглавлять
отныне не только правительство, но и русские вооруженные
силы, а генерал Алексеев будет у него начальником штаба.
И волки сыты, и овцы целы, но...
Вот тогда и последовали объявления Корнилова и его
сторонников мятежниками и контрреволюционерами.
’’Советская историческая энциклопедия” излагает собы¬
тия иначе:
”25 августа Корнилов двинул войска на Петроград, по¬
требовав отставки Временного правительства и выезда Ке¬
ренского в ставку. Министры-кадеты 27 августа подали в от¬
311
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ставку, выражая солидарность с Корниловым. В ответ на
ультиматум Керенский объявил Корнилова мятежником и
отстранил от должности главковерха. Переход Керенского
от участия в заговоре к борьбе с Корниловым был вызван
боязнью того, что Корнилов расправится не только с боль¬
шевиками, но и с мелкобуржуазными партиями, и отстранит
Керенского от власти. Вместе с тем Керенский опасался, что
возмущение масс может смести не только Корнилова, но и
его самого. Выступив же против Корнилова, он рассчитывал
поднять пошатнувшийся авторитет Временного правитель¬
ства среди народных масс... 27 августа ЦК РСДРП(б) обра¬
тился к рабочим и солдатам Петрограда с призывом встать
на защиту революции... Под Петроградом строились за¬
граждения, железнодорожники разбирали пути... к 30 авгус¬
та движение корниловцев всюду было приостановлено. В их
войсках началось разложение ...”
В общем, белая и советская версия, дополняя друг друга,
уже рисуют целостную картину, из которой однозначно сле¬
дует: как бы ни вел себя Керенский, а войскам пройти к Пе¬
трограду не удалось бы. Разложение проникло столь глубо¬
ко — даже отборные казачьи части уже вне приказов своих
начальников. Подавлять Петроград просто нечем. Надо по¬
лагать, поэтому пустил себе пулю в голову 30 августа гене¬
рал Крымов: корпус распался, что называется, в руках, при¬
каз главковерха не исполнен, а сам он, командир корпуса,
превращается в мятежного генерала без войск, и вообще бу¬
дущее слишком мрачно, можно сказать, безнадежно.
1 сентября Алексеев прибывает в ставку и принимает
должность начальника штаба главковерха. Сразу по прибы¬
тии он арестовывает генерала Корнилова. Процедура для
Алексеева преотвратительная.
Корнилов водворен в могилевскую гостиницу ’’Метро¬
поль” под караул солдат Георгиевского полка. Вскоре под
арестом с ним оказываются генералы, старшие офицеры
Лукомский, Иванов, Романовский, Аладьин, Киселев, Со-
отс... Всего девятнадцать мятежных душ.
В Бердичеве арестованы восемь генералов и офицеров:
Деникин, Марков, Эльснер, Эрдели, Банковский...
’’Для солдат имя Корнилова, — вспоминал о тех днях ге¬
нерал Краснов, — стало равнозначащим смерти, казни и
всяким наказаниям. Корнилов хочет войны, а мы желаем
мира...”
Спустя несколько дней Алексеев переправляет группу
312
Бывшие
арестованных в Быхов. Под место заключения обращено
здание старинного католического монастыря.
Для производства дела назначена Верховная Чрезвычай¬
ная Следственная Комиссия Временного правительства под
председательством главного военного прокурора генерала
Шабловского.
Быхов — уездный городок в верховьях Днепра, южнее
Могилева километров на сорок-пятьдесят, с населением в
несколько тысяч душ. Через двадцать один год с вершком, в
июле 1941-го, здесь черным потом и кровью отойдут беспо¬
щадные бои с немцами: не утерпят, пожалуют в гости те са¬
мые, что и в четырнадцатом. Сколько раз уже к нам хажива¬
ли, а все мало.
Всего через двенадцать дней после вступления в дол¬
жность начальника штаба главковерха Алексеев подает ра¬
порт об освобождении с должности и возвращается в Смо¬
ленск.
В белой версии так называемого корниловского мятежа
(хотя какой это мятеж — действовал Корнилов в согласии с
первыми лицами государства, сам Керенский давал
’’добро”) вроде бы не стыкуются даты. Возможно, Алексеев
был вызван в Петроград несколько раньше, и заседание пра¬
вительства происходило тоже раньше. Не исключено, опре¬
деленную путаницу вносит неряшливая перепись дат старого
стиля на новый.
Настроение в стране складывалось не в пользу генералов
и их единомышленников. Массы были настроены решитель¬
но, речь шла о жизни арестованных. Революционные низы и
армия явно требовали крови...
Письмо Алексеева Милюкову (этому старому лису, су¬
мевшему впоследствии внушить уважение и симпатию даже
вождям большевизма) написано сразу после сдачи должнос¬
ти.
Должность принял генерал-лейтенант Духонин; если бы
генерал знал, что он принимает!..
Алексеев If сентября (здесь даты по старому стилю, ге¬
нерал не шибко торопился в Европу. — Ю.В.) 1917 года (не
год, а роковая черта в истории России... и не черта, бездна,
из которой хлынут потоки слез, крови... — Ю.В.) пишет из
Могилева:
’’Многоуважаемый Павел Николаевич!
Перед своим отъездом из Петрограда 31 августа я не
имел возможности повидать Вас. Теперь, сдав должность, я
Не могу приехать в Петроград и должен письмом беспокоить
313
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС1
Вас. Помощь Ваша, других общественных деятелей, всех,
кто может что-либо сделать, нужна скорая, энергичная и ши¬
рокая.
Основная причина моего ухода — коренное несогласие с
направлением дела Корнилова и особенно Деникина и лиц, с
ними привлеченных к ответу.
Усилия лиц, составляющих правительство, сводятся к
тому, чтобы убедить всю Россию, что события 27—31 авгус¬
та являются мятежом и авантюрой кучки мятежных генера¬
лов и офицеров, стремящихся свергнуть существующий госу¬
дарственный строй и встать во главе управления. Стараются
убедить в том, что дело это простое и несложное: что кучка
мятежников, не опиравшаяся на сочувствие и помощь каких-
либо кругов, проявила измену родине и мятеж, а потому
кучка эта подлежит быстрому преданию самому примитив¬
ному из судов — суду военно-революционному — и заслу¬
женной смертной казни.
В этой быстроте суда и в этих могилах должна был ь
скрыта вся истина, действительные цели движения, участие в
деле членов правительства...
Страсти в Бердичеве искусственно комиссаром Иордан¬
ским, его помощником и армейским комитетом приподняты
до наивысшего градуса. Откровенно требуют казни. Прави¬
тельство якобы бессильно извлечь из Бердичева обвиняе¬
мых, соединить все дело в одно общее (в Бердичеве — вто¬
ростепенные участники) и судить там, где суд будет свобо¬
ден от влияний возбужденной, грубой черни и ее вдохнови¬
телей, в числе которых, по-видимому, ведет также недостой¬
ную игру военно-полевой прокурор Юго-Западного фронта
генерал Батог...
Павел Николаевич! Совершается возмутительное дело, а
общественная совесть спит, честная печать эту совесть не бу¬
дит; она молчит. Неужели она будет оплакивать могилы
честнейших русских людей, искусных и доблестных генера¬
лов, любящих Россию и только ради нее поставивших на
карту свое доброе имя и свою жизнь?
Неужели не настало время громко вопиять об этом и
разъяснить русскому народу, в чем же заключается дело
Корнилова? Думаю, что это долг честной печати.
Дело Корнилова не было делом кучки авантюристов.
Оно опиралось на сочувствие и помощь широких кругов на¬
шей интеллигенции, для которой слишком тяжелы были
страдания Родины, доведенной до гибели неудачным подбо¬
ром правителей-министров.
Никто не мог бы доказать, что движение направлено бы¬
ло против существовавшего 27—31 августа государственно¬
314
Бывшие
го строя. Оно было направлено исключительно против по¬
следовательно вступающих в состав министерства и быстро
уходящих из него лиц. не могущих составить прочной, твер¬
дой власти и ведущих государство к гибели. Цель движе¬
ния — не изменять существующий строй, а переменить толь¬
ко людей, найти таких, которые могли бы спасти Россию.
Выступление Корнилова нс было тайною от членов пра¬
вительства. Вопрос это! обсуждался с Савинковым, Фило-
ненко и через них — с Керенским. Только примитивный
военно-революционный суд может скрыть участие этих лиц
в предварительных переговорах и соглашении. Савинков
уже должен был сознаться печатно в этом. Филоненко бу¬
дет выведен на чистую воду; он в будущем министерстве
претендовал на пост министра иностранных дел, велико¬
душно на другой день соглашаясь на пост министра вну¬
тренних дел.
Участие Керенского бесспорно. Почему все эти люди от¬
ступили, когда началось движение, почему отказались они
от своих слов, — я сказать не умею.
Движение дивизий 3-го Конного корпуса к Петрограду
совершилось по указанию Керенского, переданному Савин¬
ковым. В какой мере было выработано и установлено согла¬
шение (объясняемое ожидаемым выступлением большеви¬
ков), пусть укажет Вам следующая короткая телеграмма:
”27 августа. 2 ч. 30 мин. Петроград. Управляющему
военным министерством.
Корпус сосредоточивается в окрестностях Петрограда к
вечеру 28 августа. Прошу объявить Петроград на военном
положении 29 августа.
Генерал Корнилов ’.
Думаю, что мне не нужно объяснять значение этой теле¬
граммы. Члены правительства, принимавшие участие в деле
и почему-то отступившие от него в минуту решительную, ре¬
шили в ночь с 26 на 27 августа, т.е. почти час в час, когда
Корнилов писал свою телеграмму за № 6394, сместить его с
поста Верховного главнокомандующего. Но остановить тог¬
да уже начатое движение войска было невозможно, что гене¬
рал Лукомский и высказал в телеграмме от 27 августа
№ 6406 Керенскому:
’’Приезд Савинкова и Львова, сделавших предложение
генералу Корнилову в том же смысле от вашего имени, за¬
ставил генерала Корнилова принять окончательное решение
и согласно с вашим предложением отдать окончательные
распоряжения, отменить которые теперь уже поздно...”
Из этого отказа Керенского, Савинкова, Филоненко от
выступления, имевшего целью создание правительства но¬
315
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
вого состава, из факта отстранения Корнилова от долж¬
ности вытекли все затруднения 27—31 августа. Рушилось де¬
ло; участники видимые объявлены авантюристами, изменни¬
ками и мятежниками. Участники невидимые или явились
вершителями судеб и руководителями следствия, или от¬
странялись от него, отдав около 30 человек на позор, суд и
казнь...
Корнилов не искал власти лично для себя. Цель его
была — создание власти твердой, прочной, из людей, мо¬
гущих надежно вести Россию к спасению. Но ведь это — же¬
лание и стремление всего честного и любящего свою Роди¬
ну...
К следствию привлечены члены Главного комитета офи¬
церского союза, не принимавшие никакого участия в деле и
только после воззвания генерала Корнилова от 27 августа
обратившиеся со своим воззванием к офицерам — членам
союза. Почему они заключены под стражу? Почему им
грозят тоже военно-революционным судом?
Генерал Деникин и прочие, находящиеся во власти Иор¬
данского и фронтового комитета Юго-Западного фронта,
виновны: 1) в выражении телеграммою, что они солидарны с
идеями генерала Корнилова; 2) в рассылке воззваний генера¬
ла Корнилова...”
Во все свое белопарижское житье, до самой последней
минуты, помнил Деникин, как его, Маркова и других вели
по Бердичеву — их отправляли в Быхов. По улице кучно
стояли солдаты и крыли матом, плевками, улюлюкали. У ге¬
нерала было ощущение, что вот-вот его подденут штыком
или всадят пулю. Но отвратительнее всего был позор изде¬
вательств...
Павел Николаевич Милюков — магистр русской исто¬
рии, член Государственной думы третьего и четвертого со¬
зывов, автор капитальных работ по русской истории. За
связь со студенческим движением был уволен из Московско¬
го университета, выехал за границу и почти десять ле г читал
лекции в Софийском и Чикагском университетах. После 1905
года вернулся в Россию. С 1907 года — председатель ЦК
конституционно-демократической партии (кадетской).
В первом составе Временного правительства Павел Ни¬
колаевич —- министр иностранных дел1, 2 мая 1917 года вы-
' В.Д.Набоков оценивал Милюкова как "крупнейшую умственную силу
и единственного человека, который мог бы вести внешнюю политику и кою-
рого знала Европа".
316
Бывшие
шел в отставку; непримиримо выступал против Ленина и
большевиков.
В политике — хитрый лис, меняющий оценки едва ли не
на противоположные. Он определенно отсвечивает кровью
царского семейства, основательно забрызган. Именно он за¬
нимался телеграммой английского короля Георга Пятого
своему кузену Николаю Второму. Английский король от¬
кликнулся на отречение двоюродного брата предложением
выехать тому в Англию.
Павел Николаевич так занимался телеграммой, что ан¬
глийский монарх не то чтобы отказался от своего предложе¬
ния, но повел себя так, будто бы предложения вовсе и не бы¬
ло1. Зато никаких осложнений в печати, никаких неприятно¬
стей с выездом бывшего императора из России. Такая бы
свистопляска! А туг для правительства все сложилось чрез¬
вычайно удобно...
Зато в 1920-м сам Павел Николаевич эмигрировал, и
именно в Лондон, а уж с 1921 года обитал в Париже. Это
заслонив его на митинге в Берлине, 28 марта 1922 года пал
от пули террориста Владимир Дмитриевич Набоков — вид¬
ный деятель кадетской партии, бывший управляющий де¬
лами Временного правительства и отец знаменитого писа¬
теля.
В те годы Милюковым проповедовался лозунг ’’Советы
без большевиков” — опасный лозунг, большевики аж зуба¬
ми скрипят. Кстати, Кронштадт восстал против советской
власти именно под этим лозунгом.
С первых дней второй мировой войны Павел Николае¬
вич отказался сотрудничать с гитлеровцами. Скончался 31
марта 1943 года на восемьдесят пятом году.
А в тот день, когда Алексеев сочинял письмо, Павлу Ни¬
колаевичу перевалило за пятьдесят девять — последний день
рождения справил в Петрограде...
Судя по позднейшим свидетельствам, должность на¬
чальника штаба главковерха Алексеев принял с единствен¬
ной целью — спасти Корнилова. Деникина и других аресто¬
ванных от скорого суда и казни. И он добился от Ке¬
ренского назначения обыкновенного следствия и суда, ко¬
торые, впрочем, так и не имели места из-за стремитель¬
ности событий. Скоро самому Керенскому придется уда¬
риться в бега...
А пока Александр Федорович в качестве нового Верхов¬
1 Не будет ошибкой считать, что высшая английская власть отвернулась
°т Романовых.
317
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ного главнокомандующего является в могилевскую ставку.
Сколько же этих Верховных перевидела бывшая ставка го¬
сударя-императора !
Обстановка в Могилеве корежит министра-председателя.
Он во всем зависит от генералов, даже в самых простейших
военных решениях. И еще этот скрытый куль г Корнилова! И
эти корниловские полки!
Всякий раз, возвращаясь с учений, там, в Быхове, Корни¬
ловский ударный полк рявкает 'ура'1 своему арестованному
шефу — в самые окна монастыря, и текинцы салютуют свои¬
ми клычами.
Охрану по-прежнему несут текинцы и георгиевцы, тут
министр-председатель ничего поделать не может... да и он
почти молниеносно возвращается в Петроград. Очень беспо¬
коят Ленин, Троцкий и вообще вся эта ленинская компания.
Унять бы их...
Дни и ночи ломает голову министр-председатель, как же
это устроить. Вроде силы под рукой — вся Россия, а только
не поддается она, ровно деревянная к его слову...
Слишком самоуверен был для столь ответственной ро¬
ли Александр Федорович. Никого и ничего не видел,
кроме себя... Ни с кем не намерен делить власть: Россия
указала перстом на него. Он ее избранник и он это дока¬
жет.
Власть, власть...
Разве она не выше любых денег, родственных уз и чувств
к женщине. Да что вообще сравнимо с хмельным, ни на что
не похожим ощущением возвышения над людьми, податли¬
вости твоей власти любого человека...
"Корниловская авантюра, роль в которой Керенского и
Савинкова так и не была выяснена до конца, — писал исто¬
рик Н.А.Рожков спустя год после генеральского мятежа, -
больнее всего ударила по кадетской партии, по новому пра¬
вительству и сильнейшим образом поколебала популяр¬
ность министра-председателя, проявившего самовластные
замашки и не очистившегося от подозрительных связей и
сношений с Корниловым. Последовавшие затем попытки
правительства подыскать себе костыль то в виде Демократи¬
ческого совещания, то в виде Совета Республики, то, нако¬
нец, посредством ’’обновления” своего состава путем союза
с крупным капиталом и кадетами, выразившегося в пригла¬
шении в министерство Коновалова, Третьякова, Кишкина,
явились лишь признаками слабости и подлили масла в огонь
поднимавшегося настроения масс на этот раз не только ра¬
бочих и матросских, но уже и солдатских.
318
Бывшие
Известно, какую видную роль сыграли солдатские массы
в Февральскую революцию: в сущности эта роль была
решающей../’
Война: кровь, увечья, смерть, вши, полуголод - делала
своё...
У Ленина все то же. единственное оружие: продолжать
агитацию и пропаганду, углублять разложение армии, раз¬
мывая опору буржуазии (Ленин смещал ударение в этом
слове на ”а”), обострять кризис, поворачивать народ к боль¬
шевизму и новому взрыву.
Весь вопрос в том, кто скорее сорганизуется: генералы
или Ленин с социалистической революцией.
У Ленина были: слово, ненависть и усталость народа от
войны и великолепно вышколенная партия, а самое важ¬
ное — знание цели и путей подхода к ней.
За генералами бушевала разваливающаяся армия, нена¬
видящая их, из-под обломков которой выкарабкивались
офицеры — костяк будущей белой армии, призванной возро¬
дить Россию и вытравить из ее жизни ленинизм.
Еще у Ленина был Петросовет — второе и главное пра¬
вительство России, окончательно подпавшее под контроль
большевиков в сентябре 1917 года. Вся Россия внимает голо¬
су Совета, а это голос Троцкого.
Петросовет держал Временное правительство под кон¬
тролем, не позволяя без своего ведома и одобрения прини¬
мать ни одно решение (знаменитое ’’двоевластие”).
У генералов отсутствовало все: люди, организация —
ничего в готовом виде. Все рассеяно по России, все — одни
рассуждения. А действовать предстояло среди нарастающей
враждебности, при совершенном отсутствии тыла — везде в
них видели врагов. От слов Ленина штормило людскую сти¬
хию России. Офицеров и буржуйского вида людей линчуют
на улицах больших городов. Их убивают, избивают, увечат
(по воспоминаниям Шостаковского, это происходило очень
часто, появились даже термины для обозначения подобной
расправы). Это прямое следствие ленинской агитации и
пропаганды.
Именно к той поре относятся полные желчи стихи
Шполянского1:
1 Шполянский писал под псевдонимом Дон-Аминадо. Был широко извес-
тен в эмиграции сборниками политической сатиры. Но печатал и отличные
лирические стихи. В моей библиотеке есть его сборник ’’Накинув плащ”, из¬
данный в Париже в 1928 г. Шполянский скончался вскоре после второй миро-
а°Й войны. Он практически неизвестен на Родине.
319
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Придумав гениальный клич,
Наш могучий Владимир Ильич
Говорит толпе исполинской
С балкона балерины Кшесинской:
— Разверзнись, как бездна, как хлябь!
Что касается награбленного, — грабь!
Грабь в качестве основного закона! —
И потом слезает с балкона...
’’Новым в Петрограде, каким я его увидел в июле сем¬
надцатого года, — пишет Шостаковский, — было невероят¬
ное количество солдат, свободно разгуливающих по улицам
города, а также запустение, которое бросалось в глаза на
улицах, вокзалах, в театрах, банках...
Отсутствие после февраля твердой власти породило са¬
мосуд. На фронте, в деревне, в городах. Появилось даже спе¬
циальное слово — ’’растрепать”...”
Война с ее бедствием и кровью давала Ленину своего ро¬
да единственный шанс для захвата власти, доводя социаль¬
ный кризис до неведомой, ураганной силы. Ленин сознавал:
уже никогда не сложатся, не сплетутся и не затянутся в такой
узел условия, столь выгодные для революционного перево¬
рота, — и ярил Россию.
Кризис принимал совершенно неуправляемый для прави¬
тельства характер. Ленин и стремился довести общее недо¬
вольство властью и озлобление до степени, когда правитель¬
ство окажется вообще бессильным влиять на события. В
этот час и должна будет прозвучать его, Ленина, команда к
штурму — новой революции, уже во имя угнетенного наро¬
да. ’’Вся власть Советам!” Бедные и угнетенные должны
вырвать власть у паразитов и угнетателей!
А первые генералы (’’закоперщики”) пока в кутузке, в
Быхове, ждут суда. Армии уже нет, почти нет солдат в око¬
пах, голая Россия по линии фронта...
Шостаковский передает свой разговор с адвокатом
Пальчевским (своим свекром) о Керенском (ведь он тоже
был адвокат, и поэтому Пальчевский знал его достаточно) и
будущем России.
— Мы. адвокаты, иначе его (Керенского. — Ю.В.) себе
не представляем, как собирающим с шапкой в руках деньги
на помощь политическим ссыльным. Сколько я его знаю,
это была наиболее характерная дпя него поза. Он умел вы¬
зывать в людях симпатию и собирал большие суммы...
320
Бывшие
--- И полиция эго допускала9
- - Видишь ли. думаю, что полиция не принимала его
всерьез1, как не принимают всерьез Керенского-министра и
сейчас его товарищи по кабинету. Он идет на поводу у собы¬
тий, и не он ими. а они им управляют... Не сомневаюсь, со¬
бытия сметут его так же неожиданно и просто, как до сих
пор возвышали. Наверняка большевики возьмут в конце
концов власть. Потом они поймут, что теория — одно, а
жизнь - другое, и заведут порядок, как его заводили до сих
пор все западные социалисты ...добиравшиеся до власти...
Все это и случилось именно так. Только большевики
кое-что о своей теории и ленинизме начали догадываться че¬
рез семьдесят лет разрушения Российского государства. Раз¬
рушали бы и дальше (в этом у ленинизма исключительный
запас прочности и неизменности), да обломки начали падать
и на их головы...
Павел Петрович Шостаковский издал свои воспомина¬
ния "Путь к правде" в Минске в 1960 году...
Надо признать, это величайшая удача и, пожалуй, сча¬
стье — такой партнер, как министр-председатель Керен¬
ский.
Александр Федорович ненавидел большевиков — и был
бессилен им помешать. Он предельно нуждался в верных
частях и генералах - и объявлял изменниками и мятежни¬
ками самых влиятельных и заслуженных из них, выводя та¬
ким образом из игры, а себя оставляя без поддержки офи¬
церства.
Это был сказочный в своей ограниченности, напыщен¬
ности и беспомощности партнер по игре в революцию. Он
все норовил усесться не между двумя стульями, а вообще
обойтись без них. И в то же время — все же... усесться, си¬
деть.
Такого партнера искать, перевернуть Россию — и не най¬
ти, а туг, поди... объявился, и все из того же Симбирска: ну
просто магия какая-то.
Этот партнер постоянно сам для себя суживал про¬
странство, ограничивая опору, пока не остался вообще один.
И поэтому Александр Федорович Керенский был огромным
выигрышем Ленина, то есть большевизма -■ самой первой и
плодоносной ветви от древа марксизма (после взойдут само¬
стоятельные nooei и этою самою марксизма в Кит ае от
Мао Цзэдуна, в Камбодже oi Пол Пота...).
Власть Временного правительства не только располза¬
1 За учаслис в лея;ильноеiк бчвых 1р\жин в пор\ лска«'»рьско1 о вос¬
стания 1905 юла Керенский был лрссюнан.
1-91
321
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
лась. как перепревшая ткань, но еще и чрезвычайно усердно
отравляла самое себя... по ряд\ субъективных обстоя¬
тельств, порожденных именно искрометной личностью
Александра Федоровича.
Развязка нс заставила себя жда i ь.
Ленин произнес слово-заклинание.
Генералы, сбившиеся со своего аллюра под давлением
i осу дарственной власти (Керенского), за которой стоял на¬
род, взвинчиваемый большевиками, уже ничего не могли
противопоставить этому слову-команде. Они были подавле¬
ны и в значительной мере просто выведены из игры теми са¬
мыми силами, которым теперь надлежит пасть под ударами
большевизма. Величайший парадокс!
Оськин точно фиксирует настроение офицерства тех
дней. Теперь для него нет уже ничего неясного в политике
Ленина и большевиков. Он вспоминает один разговор тех
дней:
По радио передан декрет о демократизации армии. Все
чины и ордена объявляются отмененными. Офицеры дол¬
жны снять погоны...
- ...А в общем, друзья мои, - закончил Святенко (пра¬
порщик. —- Ю.В\ — этот декрет подводит итог всей боль¬
шевистской политике, которая для меня была ясна еще в
марте месяце (то есть сразу после Февральской револю¬
ции. — Ю.В.). Это — разложить армию, парализовать офи¬
церский корпус, дать этому корпусу по шее, да так, чтобы он
никогда больше не поднялся... Все это ясно. Так... брат¬
цы, — обратился к нам Святенко, - долой погоны!..
И он первый сорвал со своих плеч погоны...
Мы последовали его примеру..."
К дню октябрьского переворота армии не существовало,
а генералы, сбитые с толку арестами и осуждением самых
авторитетных из них, оказались давно и напрочь отстранен¬
ными от событий. Огромный вал революции накатывался на
старый мир - деморализованный, потерявшийся, ослаблен¬
ный керенщиной и ни к чему не способный. Это было вели¬
чайшее падение: он видел своих убийц, видел, как они разби¬
рают ножи, чтобы резагь его, и не мог защититься, ждал
убийц...
Для этого мира все следовало начинать с нуля, то есть
всем, кто moi носить оружие, пробиваться на ioi , главным
образом, на Дон. Здесь же. в центре России, уже все было
проиграно.
Генералы брались за оружие, не сознавая, однако, что в
этот раз перед ними не обычный противник, а совершенно
322
Бившие
другой, качественно другой. У и ого про тивника ко всему
свой подход и ни на что не похожая мерка. Ни с чем подоб¬
ным мир еще нс встречался. Такое генералы слишком позд¬
но осознали главным образом в эмигрантских углах.
Особое чувство вызывает Керенский у Родзянко. Почги
целиком одну из глав уже не раз цитировавшейся здесь кни¬
ги "Государственная дума и Февральская 1917 года револю¬
ция" он посвящает бывшему министру-председателю.
"А.Ф.Керенский для меня, хорошо его знающего, был
совершенно ясен. В высшей степени беспринципный человек,
легко меняющий свои убеждения, мысли, не глубокий, а,
напротив, чрезвычайно поверхностный, он не представлял
для меня типа серьезного государственно мыслящего чело¬
века. Его речи в Государственной думе, всегда нервно-исте¬
ричные, были в большинстве случаев бессодержательны, в
виде фейерверка громких, звонких фраз, и не всегда даже со¬
ответствовали его внутреннему настроению... Я смело ут¬
верждаю, что никто не принесет столько вреда России, как
А.Ф.Керенский. Любитель дешевых эффектов, рисующийся
демагогическими принципами, Керенский был всегда двули¬
чен, заигрывал со всеми политическими течениями и не
удовлетворял решительно никого — безвольный, без вся¬
ких твердых государственных принципов, бесспорно тайно
покровительствовавший большевикам.
Но, хотя Керенский и балансировал во все стороны, од¬
нако же, справедливость требует напомнить, что некоторое
время он был всеобщим оракулом, вождем и любимцем. Им
увлекались все, веря его заманчивым вещаниям, из которых
он, однако же, ни одного не выполнил.
Этот человек, вовлекший Россию в пропасть, террор и
потоки крови, имеет теперь* смелость, чтобы не сказать бо¬
лее, требовать Европейского протектората над Россией, если
не будут проводиться в жизнь неисполнимые и неосуществи¬
мые его доктрины.
Россия не нуждается пи в чьем протекторате, она найдет
в себе довольно гражданской мощи и мужества, чтобы свои¬
ми собственными силами и средствами стать твердо на ноги
и занять подобающее ей место в концерте Европейских Ве¬
ликих Держав.
Временное правительство неожиданно для меня оказа¬
лось тоже не чуждо влияниям Совета рабочих и солдатских
Депутатов, обнаружив сильный крен в его сторону".
Понимание существа кризиса заставляет Верховского,
как военною министра, искать выход. Он предлагает Вре¬
323
Ю.П. В.шсс*. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
менному правительству провести следующие неотложные
меры:
- заключить мир с Германией и Австро-Венгрией;
- демобилизовать почти всю армию;
- ’’перейти к решительной борьбе с анархией” в стране.
”Со мной несогласны. Мои сотоварищи по кабинету счи¬
тают, что я переоцениваю опасность, что с нарастающим
движением можно будет справиться без тех героических мер.
которые я предлагаю... Я знаю, что я не ошибаюсь, но...
большинство голосов... против меня. Выйдя из состава Вре¬
менного правительства, я уехал в Финляндию...
Приехав на пароходе с Валаама в Сердоболь, я из газет и
рассказов финнов узнал все, что произошло в Петрограде за
девять дней. Временное правительство арестовано. Больше¬
вики захватили власть; никто, кроме юнкеров и женщин-
ударниц, не заступился за него...
Теперь пришли другие люди, которые не будут разгова¬
ривать. Они будут действовать и проделают для темного на¬
рода ’’наглядный” опыт обучения, и, лишь пройдя через
горькое падение, просветленный народ найдет правду. Что
же, да будет воля Божия...”
В предисловии к своему дневнику '’Россия на Голгофе"
Верховский оставляет слова, полные любви к Родине:
”Но пусть не думают малодушные люди, что русская ис¬
тория развернулась на своей последней странице. Вспомним
все, что пережила Россия, все, что видели московские святы¬
ни, что видели наши старые монастыри. Все тут было. И та¬
тарское иго, поляки, шведы, и смутное время, и страшные
дни французового нашествия 1812 года — а все стоят веко¬
вые святыни, все стоит Русская земля...
Проснется великий народный дух, и мы увидим другое
время, увидим правду, свободу и величие родной земли...
На святой крови... вырастет новая, свободная Россия,
страна, которую мы видели в юношеских мечтах и кото¬
рая будет жить великой, несмотря ни на что” (выделено
мною. — Ю.В).
Николай Николаевич Духонин окончил Киевский кадет¬
ский корпус. Из юнкерского училища выпущен подпоручи¬
ком в лейб-гвардии Литовский полк. В 1902 году окончил
Академию Генерального штаба. В первую мировую войну
Николай Николаевич — на должностях командира полка,
генерал-квартирмейстера штабов армии и фронта. После
бегства Керенского принял на себя обязанности Верховного
главнокомандующего. Наотрез отказался признать совет¬
скую власть. Совнарком по прямому проводу немедленно
324
приказал Духонину прекратить военные действия против
Германии и начать мирные переговоры. Духонин, разуме¬
ется, отказался: ему ясно одно — новая власть оружием
свергла законное правительство и посему не имеет юриди¬
ческого права выступать от имени России, а тут еще заклю¬
чение мира с врагом славянства... Он, Николай Духонин,
присягал России.
Из Петрограда на ставку двинуты составы с револю¬
ционными матросами.
"Матросы рекрутируются у нас в несравненно большей
степени, чем сухопутная армия, из пролетариата, из рабо¬
чих... Все это делает флот более пролетарским... по психоло¬
гии. Но в ю же время флот, как и армия, является потреби¬
тельной, не производительной организацией, матросы пред¬
ставляют собой деклассированную часть пролетариата, и
это усиливает наклонности к максимализму и анархизму,
свойственные российскому рабочему классу в целом..."1
Страх перед фронтом и боевыми действиями так же раз¬
ложил флот, как и весь Петроградский гарнизон. Никакая
сила не могла заставить покинуть солдат и матросов тыло¬
вые казармы, кроме демобилизации. А ведь Петроградский
гарнизон — это сотни тысяч солдат и матросов, влияние их
на революционные события было решающим. Они явились
опорой Ленина в его антивоенной агитации, чутко отзываясь
на каждое брошенное слово. Гарнизон вообще охотно шел
за левой фразой, особенно погромной. Недаром матросы
Балтфлота после рассыпались по всей России, составляя
ядро любой вольницы, анархии и всякого рода насилий.
И вот эшелоны с этой пьяной, никого и ничего не при¬
знающей ордой в тельняшках науськаны и спущены на моги¬
левскую ставку...
Поэт ШПолянский писал:
Матросы Балтийского флота
С заросши ми лбами.
Знаменитая. злая рота.
Скрежещущая зубами...
Насилуйте, жгите,
.V 'с. юж дайте чрево,
Ножиком направо.
Ножиком налево.
Ок1ябпьский переворот Факты и документы. Hoi рел. НА.Рожкова.
П1. 1018 С. ‘18.
325
Ю.П. В.шсов. ОГНЕННЫЙ КРЕС7
...А вы, любители, •
Собиратели мифов,
Вот не хотите ли
Домашних скифов...
Написано жестко, но уже тронутая i леном разложения,
хлебнув кровавого напшка вседозволенности, эта среда
могла только разрушать. И ей льстили, ее взращивали для
этой роли. И она не подвела...
19 ноября Духонин приказывает освободить из-под стра¬
жи всех еще неосвобожденных "быховцев". Последним обре¬
тает свободу Корнилов. Духонин отдает себе отчет в том,
что представляют собой "пассажиры” этих "полосатых” со¬
ставов для "быховцев”. Притравленность их к словам "бур¬
жуй" или "генерал" такова, что они убивают раньше, чем
успевают подумать. Ужасами этих расправ заполнены газе¬
ты тех месяцев, ими полны воспоминания очевидцев. Вся¬
кий, кто смеет им возражать, поднимается на штыки. Их
бог — маузер, грехи им отпускает Ленин. Он им внушил, что
они прокладывают дорогу революции...
На Могилев накатывают эшелоны с матросами. Все жи¬
вое — прочь с дороги: Кронштадт идет!
Этой ордой в эшелонах командует новый Верховный
главнокомандующий бывший прапорщик Крыленко. Че¬
ловек, как покажет история, заурядный, во всем потрафляю¬
щий Чижикову. Правдолюбец по отношению к себе и жесто¬
кий палач для всех прочих, а точнее, для тех, на кого ткнет
перст вождя. В общем, ублажал "женевскую" тварь, пока
перст вождя не ткнул ему в лоб...
Духонин} жить ровно сутки.
В ночь на двадцатое Корнилов срывается со своими
телохранителями-текинцами (отборнейшие воины-туркме¬
ны, кавалеристы высшей пробы, бесстрашные в бою).
Все позади: служба царю, ранения, плен, побег, попытка
укрепить новую республиканскую власть, арест и заключе¬
ние. Генерал свято всрусг в свою звезду. Впереди необыкно¬
венная жизнь жизнь во имя новой России! Она возро¬
дится это непременно! И добудет ей возрождение клин¬
ком и пулей он. Лавр Корнилов!
Утром двадцатого по путям могилевского железнодо¬
рожного узла погромыхивают составы, битком набитые
матросами и солдатами. Ставка будет служить революции!..
2 ноября 1917 года горьковская газета "Новая Жизнь"
печатает письмо генерала Верховского:
326
Бывшие
”Я глубоко возмущен гем, что меня, не спросив, включи¬
ли в список министров (Ленин составляет первый Совет На¬
родных Комиссаров. — К).В.). Ни в какие соглашения с
большевиками я не пойду, так как люди эти, всё обещая, ни¬
чего не дадут. Вместо мира — междоусобная война; вместо
хлеба — голод; вместо свободы — грабежи, анархия и убий¬
ства.
Мир может дать только правительство, признанное всей
страной. Крестьяне, Юг, казачество соглашения с большеви¬
ками не признают. Я боролся за активную политику мира,
но никогда не пойду вместе с людьми, у которых руки в кро¬
ви от предательского убийства.
Мы должны спасать страну от анархии. Нужно бороться
за порядок, а большевики ничего, кроме позора, не дают”.
Могилевская ставка...
Здесь, в Могилеве, побывал Карл Двенадцатый — об
этом хранят память земляные валы. В "Карловой долине”
шведский король обедал.
В 1780 году в Могилеве Екатерина Вторая встречалась с
австрийским императором Иосифом II во время его визита в
Россию. Их связывала личная дружба.
И здесь, в Могилеве, несколько недель лежал больным
император Александр Второй. А знай, что на Обводном ка¬
нале бомба Игнатия Гриневицкого раздробит ноги, — поди,
так и остался бы в Могилеве. А чем плохой городок? Хотя,
по зрелому размышлению, и здесь достали бы "свободчи-
ки”. Торопил разночинно-интеллигентский люд революцию.
Зарево свободной жизни видел в каждой новой листовке,
каждом ’’непорядке”, волнении и. уж конечно, убийстве са¬
новников.
Когда пал от бомбы Гриневицкого царь-реформатор,
Владимиру Ильичу всего одиннадцатый годок набегал, да и
Гриневицкому еще и двадцати пяти не исполнилось. Ре¬
бятки... от их нажима вся Россия пошла дыбом и на перекос,
а все больше с пением ”3а упокой...”. Шибко торопил новую
раскрепощенную жизнь ученый люд России...
Тесной удалась вторая половина девятнадцатого столе¬
тия. Почитай, все освободители народа сошлись в ней. Толь¬
ко успевай заглядывать в лица, пятиться да креститься...
Одни созидали, защищали и строили Россию, а другие —
разоряли. Именем счастья разоряли и 1 убили.
В России было и будет: за любой революцией наруч¬
ники и намордник новой диктатуры. Гак будет и сейчас.
Найдут управу на каждого.
327
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
После победы революции в Петрограде овладение став¬
кой имело для большевиков первостепенное значение.
Заключить мир с немцами, распустить армию и таким обра¬
зом сделаться единственной реальной силой в стране.
Около десяти утра в Могилев вступили матросы. Очеви¬
дец дает их портрет: ”В лохматых шапках, в черных ши¬
нелях, с винтовками за плечами, с лицами победителей...”
Духонина арестовали и отвезли на вокзал.
А в общем, матросы не подчиняются никому, кроме
своих вожаков. Центробалт (’’братишка Дыбенко”) обозна¬
чает цель — и этого достаточно. Робкие попытки Николая
Крыленко подчинить их нарываются на угрозы. Они здесь
для того, чтобы выжечь контрреволюционное генеральское
гнездо. К тому же они постоянно пьяны.
Продолжайте, жарьте
Во славу сивухи,
В прежнем азарте
И в новом духе.
Отряды матросов и солдат рассыпаются по городу,
часть остается на станции, при эшелонах. Очевидец этих рас-
прав, глубокий старец (бывший военный чиновник), расска¬
зывал автору книги в Париже летом 1962 года, как они ’’вы¬
жигали”. Постоянно хмельные, взведенные, уже изведавшие
крови и власти в Питере (весь город — бывшая столица им¬
перии, где они еше недавно тянулись ”во фрунт” перед
любым офицером, — в их власти. Бери, грабь, насилуй — и
брали), вдруг осознавшие, что нет над ними власти, вообще
нет никакой власти. Они и есть власть! Даешь светлое зав¬
тра!..
Вечером на перроне вокзала в шелухе семечек, плевках,
грязи корчится, скребет руками в агонии самый молодой
Верховный главнокомандующий бывшей российской армии
генерал Духонин. Он исколот штыками и, истекая кровью,
отдает последнее дыхание. Был Николаю Николаевичу со¬
рок один год. Господь Бог за руку вел к этой кончине — че¬
рез ласку детства, первую любовь, службу, бои, ранения и
веру в будущее.
И привел.
Очевидец тех событий вспоминал, как все происходило:
’’...Неожиданно на площадке, где только что стоял Духонин,
появился высокий, здоровенный матрос в огромной бурой
папахе и обратился к толпе с речью:
— Товарищи, мы дали бежать Корнилову, мы выпусти¬
328
Бывшие
ли его из своих рук! Не выпустим по крайней мере
Духонина'.."
...После разжигающей страсти речи матроса толпа по¬
требовала Духонина. Его вывели, с него сорвали погоны, и
тот же высокий матрос ударом немецкого штыка сбросил
его в толпу (с площадки вагона. — Ю.В.), которая с
каким-то стихийным неопределенным криком растерзала
бывшего главнокомандующего.
Находившийся туз же крестьянин заметил:
— Так ему и нужно, собаке! Его и хоронить не надо. Его
в помойную яму нужно спустить.
Я всматривался в лица окружающих. И не знаю, быть
может, мне это только казалось, но я определенно заметил в
глазах присутствовавших какой-то особенный страшный
блеск. Это не был дикий блеск слепой животной кровожад¬
ности. Скорее это был суровый огонь фанатизма и классо¬
вой ненависти"1.
Что, паскуда, не по нутру матросское угощение?!
Именно с того дня и прижилась разбитная революцион¬
ная присказка: "Отправить в штаб к Духонину!" — то есть
убить кого-то именем революции.
Матросы кинулись на поиски жены Духонина. А пощеко¬
тать курву генеральскую: небось штык примет!..
Она находилась в церкви. Это и спасло.
А кого щекотать штыком в городе и без нее доста¬
вало.
Даешь революционную ставку!
Ночью труп генерала был ограблен: сняты сапоги, ши¬
нель, нижнее белье (никак, рассчитывали, постирав, свести
кровь). Мертвое тело таскали по вагону, в неживой рот за¬
талкивали дымящиеся папиросы...
"На следующий день простой сосновый гроб с телом Ду¬
хонина был поставлен в товарный вагон и прицеплен к
киевскому поезду..." — отметил в воспоминаниях бывший
царский генерал, родной брат "ленинского" Бонч-Бруеви¬
ча — Михаил Дмитриевич.
Но и Николаю Васильевичу Крыленко Бог ниспослал
это "достойное" завершение дней. Станет Николай Василье¬
вич при новой власти одним из организаторов суда и проку¬
ратуры. С 1918 года — член коллегии наркомюста РСФСР, с
1931-го -- нарком юстиции РСФСР, а с 1936-го — нарком
юстиции СССР. В 1938 году будут Николая Васильевича пы¬
тать, позорить, и наконец сложит он голову как "заклятый
1 Известия Гомельского Губкома. № 15 /Лелевич Г. Октябрь в Ставке.
Изд. "Гомельский Рабочий". 1922. С. 92.
329
Ю.П. B.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
враг народа”. Набежит ему к тому черному дню пятьдесят
три года. Но уж Николая Васильевича Бог не вел за руку.
Как большевик, он сам ковал свою судьбу, презирая Бога.
Сатану и вообще всякие метафизические хреновины.
7 октября из Смоленска в Петроград приезжает Алек¬
сеев. Он избран в Российский предпарламент. Поэтому
октябрьский переворот застает его в мятежной столице.
Своими единомышленниками генерал переодет в ци¬
вильное. Теперь он знает, что делать. 11 ноября первый гене¬
рал (самый первый среди всех прочих) уже в Новочеркасске.
15 ноября Михаил Васильевич публикует обращение к
офицерам: на Дон, время слов избыло! Здесь надлежит соз¬
дать армию. Она возродит Россию, очистит от парши боль¬
шевизма. Для генерала большевизм и германское наше¬
ствие — величины одного порядка. В революции Ленина он
видит прежде всего предательство России, какое-то тяжкое
заболевание от привнесенной извне инфекции. Чужеземная
философия, нерусские имена, "германский вагон” (для гене¬
рала этот вагон сущее пришествие дьявола, сама невероят¬
ность!), разрушение веры отцов — православия, организация
убийств по имущественному це«зу, развращение души наро¬
да человеконенавистническими лозунгами, осмеяние свя¬
тынь русской жизни... Генерал непреклонен: к оружию, рус¬
ское офицерство и все, кому дорого Отечество! Настал наш
час! Враг бросил вызов! Ждать и сносить эту беду больше
нельзя! Россия в огне! К оружию, братья!
От этой даты - 15 ноября — и ведет хронологию белое
движение.
Белый, синий, красный!..
Не комета, не чудеса затмения — во всю ширь над Рос¬
сией... Огненный Крест. Да возродится святая Русь предков!
Три эскадрона текинцев уже зимой, по снегу, проби¬
ваются на юг. Путь среди враждебного населения полон ли¬
шений. Что ни день - стрельба, рубка, заслоны... трупы. А
эскадрон только за своим генералом. Пока за своим генера¬
лом...
Великий тотемный знак России — трупы.
Тотем слово из языка индейского народа оджибве,
означающее "его род". У каждой родовой группы - свой
предмет (или живой организм), которому все поклоняются,
это своего рода божество родовой группы или целого наро¬
да.
Надежды и оправдания всех свершений трупы. Здесь
на трупах расцветает жизнь. Her ее без страданий и трупов.
330
Бывшие
Корнилов приказывает текинцам следовать без него, это
существенно облегчит им продвижение, а сам в крестьянской
одежде, один, с подложными документами, продолжает
странствие в белый стан. Огромный поток солдат с фронта
разливается по России, и в этом потоке неприметный су¬
хонький мужичонка, почти старик. И все богатство его -
бело-сине-красный. Верует в эту игру цветов мужичонка,
крестится на них. несет в сердце. А для пущей сохранности
на груди, под солдатской истрепанной шинелью. -■ брау¬
нинг. Ну точь-в-точь как у Федоровича, только тот держал
свой за брючным ремнем. Прижмет его локтем искалечен¬
ной руки и продирается через толпу. И какой леший его го¬
нит на юг?!
Нет, тут все понятно: великий тотемный знак Руси —
трупы.
Мало их России. Будет откупаться за новую веру еще
добрых полвека. Сколько же народу ляжет! Стряхнет с себя,
как вшей, десятки миллионов, вроде и ненужных ей. И всей
этой погибели, муки не охватить разумом. Уж от одной
смерти близкого существа человек каменеет, а тут на девят¬
ки миллионов! Одна чернота в глазах...
Приглядывается Лавр Георгиевич к соседям по вагону,
чадит дешевой папироской, а то и махру тянет, угощается
кипяточком, вспоминает фельдшера Мрняка и свои двад¬
цать тысяч крон долга.
Может, будет так: вернет долг, а?..
Короста грязи и седоватая щетина на скуластом желто¬
ватом лице генерала в солдатском трепаном барахлишке.
Доверился Богу Лавр Георгиевич. Верит в свою судьбу.
Обнаруживая офицеров в вагоне (как ни переодевайся, а
чует мужик золотопогонника), солдаты выкидывали их на
ходу: скатертью дорога, ваше благородие!.. И садили ма¬
том.
И это было счастье, потому что чаще убивали (стукнуг
по башке тяжелым - и готов). А как же, это офицерье вино¬
вато в крови и горькой жизни, это они гнали на убой под
германца. Слово в слово повторяли мужики слова Ленина.
Мудрость великих книг, выжимки из мировой культуры,
опыт дискуссий воплощался в каждому понятные, до преде¬
ла простые слова (вроде “грабь награбленное"). Уж куда
проще!
По этому офицеры нс ехали на юг. а пробирались кто в
чем одетый и приза росшие до неузнаваемости родная
Мать не признает! И эго очень хорошо, стало быть, есть
Шансы доехать...
19 ноября Новочеркасск взбудоражен здесь генерал
331
Ю.П в.кков. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Корнилов! Сила воздействия его на людей такова — уж
одно эго мнится избавлением. Будет над Россией бсло-сине-
красный стяг! Вернется!
Советские историки несколько по-иному излагали вер¬
сию событий в ставке, а стало быть, и бегство генералитета
из Быкова.
Так, журнал ’’Вопросы истории” (1968, № 3) сообщает:
’’...Изучение архивных документов позволяет сделать
заключение, что контрреволюционному генералитету уда¬
лось сбежать на юг вследствие изменнических действий по¬
ручика Шнеура.
В.К.Шнеур — профессиональный провокатор, сотрудник
царской охранки с 1907 года. Во время первой мировой вой¬
ны служил в одном из гусарских полков. После свершения
Февральской революции выезжал в Англию. В Петроград
приехал в первых числах ноября 1917 года и вскоре был наз¬
начен исполняющим обязанности начальника штаба ре¬
волюционных войск по ликвидации ставки. Шнеур умыш¬
ленно тормозил наступление революционных отрядов на
Могилев, дав возможность организаторам контрреволюции
сбежать на юг и организовать там силы для борьбы с со¬
ветской властью.
Отряд (из матросов Балтфлота и солдат Литовского
полка. — Ю.В.), отправленный из Петрограда 11 ноября,
вступил в Могилев 20 ноября, то есть тогда, когда контрре¬
волюционный генералитет сбежал из Могилева и Быхова.
Отряд, наступавший из Минска, должен был вступить в Мо¬
гилев 18 ноября, однако не дошел даже до Быхова и лишь
21 ноября достиг Жлобина.
Действия Шнеура и командира минского революционно¬
го полка Ремнева не дали возможности большевикам Мин¬
ска в срок выполнить указания В.И.Ленина. В письме из
Петрограда 10 ноября 1917 года перед большевиками Мин¬
ска В.И.Ленин поставил задачу: приложить все усилия для
ликвидации духонинской ставки к 14-му, самое позднее к
15 ноября. Но это письмо более двух суток продержал у
себя Ремнев, прибывший из Петрограда 12 ноября. Только
14 ноября, когда его вызвали в ВРК Западной области и на¬
стойчиво потребовали письмо, он вынужден был отдать его.
Таким образом, время было упущено (то есть Корнилов и
другие генералы успели уйти на юг. — Ю.В.)...
Судебно-следственная комиссия Петроградского рево¬
люционного трибунала проверила личность Шнеура. Был
допрошен бывший директор департамента полиции Белец¬
кий, который подтвердил, чго Шнеур работал в царской ох¬
332
Бывшие
ранке... Шнеур сейчас же был арестован и под сильным кон¬
воем доставлен в Петроград, где и заключен в Петропав¬
ловскую крепость...*'
Раз генералы утекли из Быхова и Могилева, их можно и
нужно догнать и уничтожить именно такое распоряжение
отдает Ленин. Из красного Петрограда спешно отбывает
вооруженный отряд; крупный отряд формируется ревкомом
Западного фронта. В погоне за Корниловым пожирает кило¬
метры и бронепоезд. Нс дать золотопогонным тварям про¬
рваться на юг!
25 ноября 1917 года — первый бой у станции Тамаровка
(это в двадцати восьми верстах от Белгорода). Общее руко¬
водство красными войсками осуществляет прапорщик
М.К.Тер-Арутюнянц, комиссар революционного полевого
штаба по борьбе с контрреволюцией. Бой дает представле¬
ние о составе корниловцев — приблизительно одну треть от¬
ряда Корнилова составляли юнкера и офицеры.
26 ноября красные отряды под командой Пролыгина
настигают у станции Унеча Текинский полк во главе с Кор¬
ниловым. Пролыгин доносил о результатах боя:
"Полк (Текинский. — Ю.В.) быстро отступил в разных
направлениях в ближайшие леса и деревни. Под Корнило¬
вым убита лошадь. Вместе с комендантом по охране, многи¬
ми без вести пропавшими офицерами и всадниками исчез и
генерал Корнилов".
Началось преследование корниловцев.
Вот отчет о боевых действиях:
"Отряд корниловцев в составе одного ударного полка,
2-го и 8-го Оренбургских ударных батальонов и 5-го отдель¬
ного ударного батальона, численностью в 5—6 тысяч чело¬
век при 200 пулеметах, нами стерт в порошок. После боя у
станции Тамаровка... наш отряд преследовал противника на
протяжении ста верст и уничтожил его как организованную
боевую величину".
Журнал так описывает последующие события.
"Потерпев поражение, бросив текинцев и георгиевцев,
Корнилов переоделся в солдатское обмундирование и в та¬
ком виде прибыл 6 декабря 1917 года в Новочеркасск. Гене¬
рал Корнилов, — писала газета "Известия", — прибыл в
Новочеркасск в форме солдата одного из пехотных полков.
Всю дорогу проделал в качестве солдата-большевика, само¬
вольно оставившего фронт. Ехал без документов в вагоне
2-го класса. Генерал Марков приехал в Новочеркасск с дву¬
мя офицерами и пятью-шестью солдатами за день до генера¬
ла Корнилова".
Остается лишь гадать, кто брал интервью у генералов
333
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
для красной газеты ’’Известия”, ведь красная и белая версии
данных событий существенно разнятся.
Из протокола Совета Народных Комиссаров от 7(20) де¬
кабря 1917 года:
’’Назвать комиссию — Всероссийской Чрезвычайной Ко¬
миссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с
контрреволюцией и саботажем — и утвердить ее...
Комиссия сконструируегся окончательно завтра. Пока
действует Ликвидационная комиссия ВРК...”
’’Известия ВЦИК”. 1917. № 248. 10(23) декабря
Не менее пятисот-шестисот человек в день умерщвляли в
Москве в переполненные горячей кровью и мукой годы:
1937, 1938, 1939-й...
Случались недели — валили по тысяче в день и больше.
На четырех городских кладбищах только и успевали рыть
братские могилы — ров за рвом...
Но и в эти цифры мы не верим. Убивали миллион за
миллионом (не считая тех, что сморили голодом). Какая уж
тут тысяча людей в день! Счет шел на несколько тысяч...
В сполохах Огненного Креста отчетливо проступает: две
правды выстраивают свои слова. И каждая для каждой при¬
говор.
Никто не должен противиться белой правде.
Никто не должен противиться красной правде.
Потому уже издревле тотемный знак России — трупы.
Две правды сталкиваются:
— Ленина, классовая: уничтожить всех угнетателей-кро¬
вососов и установить справедливый порядок;
— и белая (Алексеева, Корнилова, Деникина, Шульгина,
Милюкова, Колчака...): отстоять Россию от немцев, укре¬
пить армию, сохранить революцию по февральскому образ¬
цу — чтобы Россия сама диктовала законы своему вечу.
Правда Ленина — исчерпывающе справедлива, если бы
она не предполагала под собой кровь и принуждение (и
отнюдь не только в Гражданскую войну).
Одна часть русских, и очень значительная, преследовала
и казнила другую — не очень значительную, а вместе пред¬
ставляли почти всю Россию. Винтовочным дулом пристав¬
лен был ко лбу вопрос: ”В кого веруешь, русский?”
При историческом, то есть временном сравнении, уже
зная, чем что обернулось (ленинская революция и строи¬
тельство высшей мечты человечества — социализма), иначе
334
Бывшие
предстают и программы партий, и революция, и Граждан¬
ская война.
Все эю позволяет иначе рассматривать события первых
лет революции всю ее программную жестокость, теперь
уже очевидно бессмысленную (а какой ужас был бы. увен¬
чайся эта жестокость сытым завтра -- хоть этого и не могло
быть?!), ибо она не добывала и не приближала свободу, а,
наоборот, ее отнимала. Одна несправедливость постепенно
замещалась другой. И между этими несправедливостями,
благодаря преступно-смелой фантазии Ленина и следующе¬
го за ним большевизма. — горы трупов, нужда, насилия,
безгласность и счастье, которое тебе старательно вбивают в
глотку: дышать нечем, в глазах темно, от усталости подла¬
мываются ноги, а в тебя заколачивают счастье. Это именно
оно — счастье. Ленин же назвал его...
Огненный Крест высвечивает из темноты все лица: ни
одно не скрыто. Все лица дающих счастье... каждая черточка
впрогляд... Они!
И Огненный Крест.
И муки, провидчество других!..
От революции Ленина Александр Федорович Керенский
бежит поначалу в Псков — там штаб Северного фронта, и
вообще городок смирный, почитай, как его Иван Грозный
пустил на разграбление, так одна покорность и обретает.
А по этой самой смирности исстрадался Александр Фе¬
дорович. Ну точь-в-точь повторяется тот бессильный рывок
государя-императора! Только встречает бывшего мини¬
стра-председателя не Рузский, а Черемисов — новый главно¬
командующий войсками фронта.
Много общего в их положении, бывшего министра-пред¬
седателя и государя-императора (пока Николай Александро¬
вич ехал в Псков - он еще не отрекался от скипетра и дер¬
жавы, он царь): образование пустоты почти поголов¬
ное отступничество всех, в том числе и тех, кто прямо извле¬
кал ту или иную выгоду от близости к верховной власти.
Существует и разница, пусть внешняя: Николай Второй
ни на миг не был клоуном, не пытался скрыться под пол
крысой, мученически принял смерть за идею — для него
священную и полную смысла. Несомненно, гибелью своей
он искупил вину перед Россией. На Голгофу взошел как му¬
ченик.
И ешс у него хватило понимания того. что. в общем,
время его в прошлом.
Керенский же начисто оказался лишенным всякого чув¬
ства времени. И. пожалуй, до самого 1970 года года своей
335
Ю.П. В.кков. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
кончины —■ Александр Федорович не сознавал, что он поли¬
тический мертвец с того самого ноября 1917 года, когда гнал
автомобиль в Псков, к своему протеже и любимцу генерал}
Черемисову.
Александр Федорович не был жалок: с первого и до пос¬
леднего дня политической деятельности после февраля
1917-го он был карикатурен.
Владимиру Андреевичу Черемисову в те беспокойно-го¬
ловорезные дни уже перевалило за сорок пять. Все было: и
военное детство, и юнкерство, и Академия Генерального
штаба, и служба на козырных должностях, и позор провала
боевой операции, и ссылка на штабную работу. Настроен ге¬
нерал был определенно демократически и при знакомстве
очень приглянулся министру-председателю. Решил он про¬
двинуть Владимира Андреевича в главнокомандующие
фронтом, а вот, поди, Верховный, то бишь генерал Корни¬
лов, отказался утвердить назначение. Не по душе был Кор¬
нилову этот Владимир Андреевич, влюбленный во Времен¬
ное правительство, мать его со всеми ’’заслугами”! Да про¬
валил боевую операцию! Интриган, а не генерал!..
Отыгрался министр-председатель после ареста Корнило¬
ва: как новый Верховный, незамедлительно утвердил Чере-
мисова главнокомандующим Северным фронтом — надеж¬
ные нужны генералы, свои...
В общем, в те ноябрьские дни семнадцатого не смог Вла¬
димир Андреевич пособить благодетелю, и даже более того,
почти тотчас сорвался за ним в эмиграцию - - ну как выдуло
из России! А и впрямь, демократия демократией, но что ж
это, простите, за порядки при большевиках? Совесть надо
знать...
На Александре Федоровиче так и отсвечивала кровь
царского семейства. Весьма поспособствовал его гибели.
После февраля семнадцатого был глубоко убежден, что царь
и царица находились в преступной связи с неприятелем.
Когда следственная комиссия представила свой доклад,
убедился в полнейшей чистоте Романовых. По такому слу¬
чаю Александр Федорович изменил свое отношение к быв¬
шей императорской чете, но время для выезда за границу
было упущено. Большевики уже в открытую собирали силы
для переворота. Но и тогда еще все можно было измени гь.
Для этого следовало сделать сущую малость: переместить
бывшего императора с семьей в места, более близкие к гра¬
нице. Ведь все, кто находились поблизости от границы,
спаслись, если очень хотели...
Александр Федорович же стремился уюждагь всем...
336
buinuiic
Попытка свергнуть оружием ленинское правительство
проваливается. Александр Федорович — в Гатчине. Коман¬
дир 3-го Конного корпуса генерал Краснов (сменил застре¬
лившегося Крымова) — на переговорах с революционными
матросами. Ясно, речь лам идет о выдаче ею, бывшего
министра-председателя. Казаки Краснова единодушны: они
в распри между большевиками и кадетскими генералами не
встрянут, да по дурости класть головы, пущай сами себя и
кушают...
Александр Федорович добывает матросскую форму,
прячется за темные очки — и укатывает на автомобиле к Лу¬
ге. Попробуй ссади, даже коли узнал. Автомобилей в ту по¬
ру - это ж по перстам счесть...
Ушел, унес ноги Александр Федорович, не достать, не
ухватить его!..
В деревне Ляпунов Двор искрометный Александр Федо¬
рович целых сорок дней отсиживается у мужа и жены Боло¬
товых - родни "матроса Вани", помогшего разжиться фор¬
менкой. Усы, борода совершенно иЗхМеняют внешность. Свя¬
то бережет он свою жизнь, но не для утробного благоден¬
ствия. Верил в демократию, а без него этой самой демокра¬
тии в России и быть не может, вот истинный крест!
От Бологовых Александр Федорович налаживает
кое-какие связи, много пишет, строит планы: пора ссаживать
большевиков! В общем, опять примеривает председатель¬
ские штаны.
Вторая половина декабря мятежного семнадцатого для
бывшего министра-председателя — пора опасных переездов.
Сначала друзья перевозят его на хутор Заплотье, а потом —
в Щелкалов, потом — в психиатрическую лечебницу под
Новгород и наконец — в имение Лядно.
Под первый советский новый год Александр Федорович
с превеликой осторожностью и бережением возвращается в
Петроград, из Петрограда перебирается в Финляндию - у
него паспорт шведского гражданина и надежный грим. По
части изменения наружности и конспирации Александр Фе¬
дорович нс уступи г самому Лепину.
В Финляндии Керенский скрывается в имении Франкен-
гейзера. а позже в ломе офицера Бойе. С началом ре¬
волюционных беспорядков в Финляндии Александр Федо¬
рович во второй раз проникает в Петроград, у нею уже
прочные и обширные связи с руководством эсеровской пар¬
тии. Ни минуты не сомневается в скором крушении больше¬
визма: да этого Ленина знает как облупленного тиран,
должен от него отшатнуться народ, вот тут и подхватит он.
337
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Керенский, власть, и не подхватит, а вернет законному вла¬
дельцу. Ведь ждет его Россия, чуток ошиблась с ним, пнув,
но протрезвеет. У него свой расчет: еще немного — и объ¬
естся народ ленинскими дарами. Посему он, Александр Ке¬
ренский, в любой миг может понадобиться истории. А он
уже все обдумал, выносил. Не с пустыми руками примет
власть...
О том Петрограде многие оставили воспоминания, вер¬
немся к свидетельствам Шост айовского.
"В городе понемногу исчезали лошади, собаки, кошки,
крысы, даже воробьи. Голод вымел из Петрограда мастеров
и ремесленников, и интеллигенты стали заменять, и иногда с
успехом, сапожников и портных, ювелиров и часовых дел
мастеров, механиков и слесарей, пекарей и даже ресторан¬
ную прислугу..."
Зимы с 1918-т о на 1919-й и с 1919-го на 1920-й оказались
еще суровей, если подобное слово применимо, ибо это был
ужас, мор. запустение из безмерного голода, холода, банди¬
тизма и террора.
К тому времени "женевская" уродина окончательно
встала на ноги. Это уже был взматеревший хищник, не
знающий колебаний, пощады и вообще каких-либо мораль¬
ных ограничений.
ВЧК Ленина и Дзержинского постепенно замораживала
мысль и волю России. Уже ледяной глыбой большевизма
возвышалась над миром прежде сметливая, озорная,
песенно-работная Русь...
С майским теплом 1918 года Александр Федорович — в
Москве (живет под фамилией Лебедев), а в июне уже с серб¬
ским паспортом на имя Милутина Марковича отправляется
в Мурманск. Что-то происходит с народом и жаждой свобо¬
ды. И вообще, это уже не борьба за демократию и не доброе
старое подполье с филерами, которых почти каждого знал в
лицо, а сплошное хождение по крови.
Избавп и оборони!
20 июня 1918 года Александр Федорович прибывает в
Лондон на английском крейсере "Адмирал Об".
Был он, Александр Федорович, на одиннадцать лег
младше Ленина и упокоился на девяностом году, невозмо¬
жно далеко пережив всех вождей семнадцатого года, кроме,
пожалуй. Василия Витальевича Шульгина. А ведь при всем
шутовстве, позерстве и каком-то грошовом политиканстве
был и в Александре Федоровиче кусочек правды, и что-то о г
России нашло в нем выражение.
А этот кусочек правды гг не такой уж маленький, чтобы
не заметить и втоптат ь в грязь. Пытался Александр Федо¬
338
Бывшие
рович вывести Россию к новой жизни между двух берегов из
огня...
’’Прошло семь месяцев с тех пор. как я в последний раз
видел Керенского. — писал В.Д.Набоков в мае 1918 года, —
но мне не стоит никакого труда вызвать в памяти его внеш¬
ний облик... Его внешний вид — некоторая франтоватость...
почти постоянно прищуренные глаза, неприятная улыбка,
как-то особенно открыто обнажавшая верхний ряд зубов...
Он был недурным оратором, порою даже очень ярким...
При всем том настоящего, большого, общепризнанного
успеха он никогда не имел. Никому бы не пришло в голову
поставить его как оратора рядом с Маклаковым или Родиче-
вым или сравнить его авторитет как парламентария с авто¬
ритетом Милюкова или Шингарева... При всей болезненной
гипертрофии своего самомнения он не мог не сознавать, что
между ним и Милюковым — дистанция огромного размера.
Милюков вообще был несоизмерим с прочими своими това¬
рищами по кабинету как умственная сила, как человек
огромных, почти неисчерпаемых знаний и широкого ума...
С упомянутым сейчас болезненным тщеславием в Ке¬
ренском соединялось еще одно неприятное свойство: актер¬
ство, любовь к позе и, вместе с тем, ко всякой пышности и
помпе. Актерство его, я помню, проявлялось даже в тесном
кругу Вр.Правительства, где, казалось бы, оно было особен¬
но бесполезно и нелепо...
’’По-своему” он любил Родину - он в самом деле горел
революционным пафосом, -- и бывали случаи, когда из-под
маски актера пробивалось подлинное чувство. Вспомним его
речь о взбунтовавшихся рабах, его вопль отчаяния, когда он
почуял ту пропасть, в которую влечет Россию разнузданная
демагогия... Он органически не мог действовать прямо и
смело, и, при всем его самомнении и самолюбии, у него не
было той спокойной и непреклонной уверенности, которая
свойственна действительно сильным людям...”
Небезынтересны показания генерала Спиридовича
(’’Партия социалистов-революционеров и ея предшественни¬
ки, 1886 1916”. Петроград. 1918)-
’’Керенский. как социалист-революционер, был проведен
в IV Государственную думу Центральным комитетом трудо¬
вой группы с условием, чюбы в Д\ме он вошел во фракцию
трудовиков, что им и было выполнено. Находясь всегда в
оппозиции к правительству и ведя с ним шергичнуто борьб)
с думской трибуны. Керенский в годы войны начал бороться
с правительством также и нулем подпольным.
339
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Звание депутата и даваемая им гарантия неприкосновен¬
ности способствовали успеху его подпольной деятельности и
давали возможность отлично сочетать ее с работой легаль¬
ной. Успех гласных выступлений и авторитет члена Думы
содействовали популярности Керенского в рабочих и сол¬
датских ^массах, где всякая революционная работа интелли¬
гентным людям, не прикрытым неприкосновенностью депу¬
тата, во время войны являлась почти невозможной..."
12 июня 1970 года в Москве, в Кремлевском Дворце
съездов, состоялось собрание избирателей Баухманского
избирательного округа по выборам в Совет Союза. С речью
выступил генеральный секретарь ЦК КПСС Л И.Брежнев.
13 июня ’’Правда” напечатала речь Брежнева.
’’Много внимания парТия уделяла в истекшие годы раз¬
витию сельского хозяйства... никогда еще мы не производи¬
ли столько зерна и других сельскохозяйственных продук¬
тов...
Партия помнит указание Ленина о том, что коммунис¬
там не пристало бояться серьезной деловой критики и само¬
критики на том основании, что этим может воспользоваться
враг. ’’Кто этого боится, тот не революционер", — говорил
Ленин. А мы, товарищи, были и остаемся революционера¬
ми. ( Бурные аплодисменты)...”
В той же газете на пятой странице было помещено уве¬
домление следующего содержания:
"Смерть Керенского.
Нью-Йорк. ТАСС. Вчера в Нью-Йорке на девяностом
году жизни умер бывший глава буржуазного Временного
правительства России Керенский”.
И ничего больше, даже ни имени, ни отчества.
Мстительно то победившее братство.
Сергей Есенин писал: ’’Живущий в склепе пахнет мертве¬
чиной”.
Тут ею пропахли едва ли не все...
А тогда, после крушения государства капиталистов-плу¬
тократов, Россию ждали изобилие и самая большая сво¬
бода — Ленин это вычислил точно.
А
На обращение Алексеева откликнулись немногие. К кон¬
цу ноября всех добровольцев — около двухсот: в основном
юнкера и офицеры. И это — армия! Да где же оно, русское
офицерство?! Кто же тогда за Россию?!
Средств вообще нет. Первый взнос делает сам Алек¬
сеев — четыреста рублей, все сбережения генерала.
За Корниловым в Новочеркасск пробираются Деникин,
340
Бывшие
Романовский, Эрдели, Марков, Лукомский, Ронжин, Вран¬
гель, позже Дроздовский. Туркул, Кутепов, Слащев...
Такое впечатление — выжидает белая Россия, а полу¬
чится ли у генералов? Получится — тогда и мы с нашим удо¬
вольствием. А как же рисковать без гарантий да на пустом
месте? Вырождение глубоко проело Россию — ту Россию, за
которую подняли российский стяг Алексеев, Корнилов и Де¬
никин. Бело-сине-красный...
Медленно, натужно идет формирование армии. Каж¬
дый, кто вступает, должен иметь поручительства от уже
двоих вступивших. Армия только добровольная и только на
чести.
Алексеев оставляет за собой финансово-хозяйственное
обеспечение белого движения и вопросы внешней политики.
Корнилов берет на себя главнокомандование над новой, по¬
ка еще несуществующей армией — у нее до сих пор и назва¬
ния нет.
Этот маленький упорный человек с жилковатыми корич¬
невыми глазами не признает смерть -- это выдумки для
слабодушных. Он уже не раз наведывался в ее угодья. Так,
ничего, даже, можно сказать, лучше там, когда боль: гаснет
она, эта боль. Там нет ни времени, ни шутовства, ни пре¬
дательства — всего того, что люди именуют настоящей
жизнью.
От мыслей о предательстве Корнилова перекашивало.
Эта жизнь, кажется, вся замешана на предательстве. Пре¬
дают семью, любимую женщину, долг, Россию... Но дело,
важнее ^го дело... и победа' Он присягал победе. Его имя
будет воплощать победу, сплетется с победой. Лавр под
сенью лавра — а чем плохо?..
Русского, еще пуще казачьего, не стесненного, не заду¬
шенного расчетом, в нем было с лихвой. И не человек, а
ртуть. И женщин - не замечал: а на кой, ежели есть роди¬
мая (нет слаще голоса и рук), да с детками... Увезет с собой
в эмиграцию Деникин детей павшего генерала Корнилова.
Пусть земля будет пухом им - и Корнилову, и Деники¬
ну...
Корнилов не сомневался. Россия с признательностью вы¬
чеканит его имя. Он. Лавр Корнилов, даст ей новую жизнь.
Поруганная и униженная, она распрямится, он подставит ей
свое плечо.
Да разве даст он растоптать, развеять, пустить по ветру-
Петрову Русь творение миллионов русских!
Зачем мученичество, любовь, боль, риск? Зачем все?..
Это его час!
Да. да, Россия и он, Лавр Корнилов!..
341
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Начальником штаба армии утвержден генерал Луком-
ский.
Все хорошо, вот только армии нет.
Загаилась по углам Россия и выжидает, авось обми¬
ну ется...
Александр Сер1еевич Лукомский был на два юда старше
Ленина, и в 1918-м ему набежит пятьдесят. Образование по¬
лучил в Полтавском кадетском корпусе и Николаевском ин¬
женерном училище. Академию Генерального штаба Алек¬
сандр Сергеевич окончил в 1897 году — на год "запрежде"
Корнилова; почти все время и прослужит в Генеральном
штабе, причем с 1909-ю по 1913-й начальником мобилиза¬
ционного отдела Главного управления — святая святых Ге¬
нерального штаба, после чего станет помощником началь¬
ника канцелярии военного министра. И уже привыкнет ви¬
деть за окнами Зимний. Понемногу поймет его уклад жизни.
Что ни день — то в солнышке, то в пелене дождя или тума¬
на, то за снежными вихрями — Зимний! И Александрийский
столп! Да разве ж он предаст это, отступится?! И твердо,
размашисто осенял себя крестом.
Образумится Россия, должна образумиться...
С начала мировой войны Александр Сергеевич — на¬
чальник этой высокой канцелярии — сидит в соседнем каби¬
нете с Сухомлиновым. В июне 1915 года его назначают по¬
мощником военного министра. В апреле 1916-го получает
32-ю пехотную дивизию и летом участвует в знаменитом
Брусиловском прорыве. Александр Сергеевич доказывает,
что он не штабная крыса. Его дивизия слывет одной из луч¬
ших. Он получает один орден за другим.
С 21 октября 1916 года он — генерал-квартирмейстер
штаба Верховного главнокомандующего. В апреле 1917-го
Александр Сергеевич - командир 1-го армейского корпуса,
а со 2 июня - начальник штаба Верховного главнокоман¬
дующего (второй после самого Алексеева). Штабист первой
величины. И Алексеев, и Лукомский — коренные русаки.
При генерале Деникине (после г ибели Корнилова) Алек¬
сандр Сергеевич числился помощником главнокомандующе¬
го Добровольческой армией и начальником Военно-мор¬
ского управления. С марта 1920-ю в Констан гинополе пре¬
дставитель Врангеля при Союзном командовании. О белом
движении оставит два тома отличных воспоминаний, скон¬
чается в Париже.
Не о таких ли русских генералах в зарубежье писал Иван
Бунин: "...На третий день Пасхи он умер в вагоне метро
читая газету, вдруг откинул к спинке сиденья голову, завел
глаза...
342
Бывшие
Когда она, в трауре, возвращалась с кладбища, был мир¬
ный весенний день, кое-где плыли в мягком парижском небе
весенние облака, и все говорило о жизни юной, вечной — и о
ее, конченой.
Дома она стала убирать квартиру. В коридоре увидала
его давнюю летнюю шинель, серую, на красной подкладке.
Она сняла ее с вешалки, прижала к лицу и, прижимая, села
на пол, вся дергаясь от рыданий и вскрикивая, моля кого-то
о пощаде..."
России надлежало преодолеть в себе то грязное, гнойное,
что стало препятствием для развития, движения. Кризисом
такого внутреннего развития народа, вспышкой застарелой
болезни духа, нравственной основы народа и явилась ле¬
нинская революция.
Антивоенная агитация и пропаганда Ленина, лозунги
Октябрьской революции превращают Россию в бурлящий
котел. Ненависть и насилие со всех сторон подступают к
крохотному белому островку.
В декабре 1918-го штаб и все ничтожные воинские фор¬
мирования переходят из Новочеркасска в Ростов.
Алексеев и Корнилов недолюбливали друг друга, при¬
мирял их обычно Антон Иванович Деникин. Может, не¬
приязнь зародилась еще при уходе Рузского по болезни с
главнокомандования Северным фронтом. Военный министр
вознамерился назначить Корнилова, а генерал Алексеев, как
Верховный главнокомандующий, решительно воспроти¬
вился. Но скорее, ревность развела генералов.
27 декабря 1917 года в Ростове штаб армии выпускает
воззвание, которое провозглашает рождение новой армии,
цели и причины движения (это как раз пора унизительных
переговоров советской власти с немцами в Брест-Литовскс):
’’Пусть каждый знает, во имя чего создается Доброволь¬
ческая армия.
...Германия, пользуясь нашим настроением и прикры¬
ваясь обманным лозунгом мира, овладевает нашей Родиной.
В Петрограде государственная власть уничтожена, и гер¬
манский штаб диктует стране свою волю. Германии нужно
продление в России разрухи и беспорядка, дабы не было со
стороны законной власти отпора се хищным вожделениям.
Преступный мятеж большевиков сознательно нарушил вы¬
боры в Учредительное собрание. Ныне же надежда исстра¬
давшегося русского народа. Учредительное собрание, сры¬
вается наемниками немцев. Но завладеть всецело Россией
можно лишь после полною уничтожения ее вооруженной си¬
лы. И вот наша армия, выдержавшая стойко три тода вой¬
343
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ны, разрушается не открытой силой извне, но изнутри, силой
предательства и измены... Цель эта (Германии. — Ю.В.) —
полное экономическое порабощение России. Хранитель
русских богатств, благодатный юг, обречен в будущем, по
немецким расчетам, на окончательное рабство. Сейчас нем¬
цы стремятся немедленно завладеть южными нашими об¬
ластями, дабы их средствами спасти Германию от грозяще¬
го ей истощения...
Создавшееся положение требует героических мер. В соз¬
нании смертельной опасности, угрожающей нашему Отече¬
ству, русские люди должны забыть все разъединяющие их
различия взглядов, партий, состояний и положений, должны
слиться в едином могучем порыве. Разрастаясь и ширясь, он
свяжет единой действенной волей к спасению России все го¬
сударственно мыслящие силы страны, все слои широкой на¬
родной массы. Объединенными усилиями они должны ко¬
вать оружие защиты и освобождения. Нужна организован¬
ная военная сила, которая могла бы быть противопоставле¬
на надвигающейся анархии и немецко-большевистскому на¬
шествию. Долг всех русских людей — немедленно присту¬
пить к созданию этой силы, к образованию мощной духом и
воинской дисциплиной Добровольческой армии. В ней най¬
дут место все, кто исполнен мужественной решимости
поднять меч на защиту Отечества. Нужны средства, нужны
люди. Пусть каждый внесет в это великое дело посильный
дар. Сильные да войдут в ряды, слабые да помогут в деле
организации и патриотической проповеди. Добровольческое
движение должно быть всеобщим...
Армия эта должна быть той действительной силой, кото¬
рая даст возможность русским гражданам осуществить дело
государственного строительства Свободной России...
Новая Армия должна стать на страже гражданской сво¬
боды, в условиях которой хозяин земли русской — ее на¬
род — выявит через посредство свободно избранного Учре¬
дительного собрания державную волю свою. Перед волей
этой должны преклониться все классы, партии и отдельные
группы населения. Ей одной будет служить создаваемая Ар¬
мия...
Да будет это последним походом русских людей в эту
тяжелую годину и да завершится честно и грозно святое де¬
ло освобождения России.
За свободную волю Русского народа — за Учредитель¬
ное собрание — за возрождение Великой России!"
В основу положен добровольческий принцип: никаких
мобилизаций и принуждений. Отсюда и название армии:
Добровольческая. Очень скоро армия прибегнет к мобилиза¬
344
Бывшие
ции не только офицерского состава, но и всего здорового
мужского населения. Многие белые части будут на 60—80
процентов укомплектованы даже за счет пленных красноар¬
мейцев. Этим пленным станут всплошную пришивать пого¬
ны, чтобы в переменчивом ходе боя от них нельзя было от¬
делаться и перебежать к красным.
Начальником первой дивизии назначен Деникин, хотя к
январю 1918-го вся армия насчитывает около двух тысяч
штыков — неполный полк старой армии. Ей-богу, курам на
смех!..
До армии еще — дистанция космического размера, но
это не сбивает с толку белых вождей. Пусть горстка людей,
начнем с ней. Русь не останется глухой. Чай, из православ¬
ных...
Генерал Алексеев, голос которого и манера выражаться
отчетливо прослеживаются в декабрьского белом воззвании,
провозглашен Верховным руководителем Добровольческой
армии. В его ведении по-прежнему хозяйственно-финансовое
обеспечение движения и все, что относится к внешней поли¬
тике.
Армия гола, без оружия и каких бы то ни было припасов.
Готовы помочь немцы, но руководство Добровольческой
армии отвергает любые соглашения с ними.
Алексеев направляет к союзникам адъютанта, напут¬
ствуя его:
’’Прошу вас хорошенько усвоить хмой взгляд и твердо
передать нашим союзникам, что вы являетесь к ним не как
захудалый родственник за подачкой, а как посол России и
что вы явились не просить, а требовать немедленной помо¬
щи. Скажите им, что если они теперь не помогут нам в борь¬
бе с большевикагии, то сами погибнут от них. Еще раз по¬
вторяю вам, что это вы должны сказать твердо. Если вы это
сделать не можете, то лучше ничего не говорите, а только
передайте эти письма".
Красные.
Белые.
Примирение между этими мирахми (но частями целого)
было невозможно — каждый владел какой-то частью общей
правды, а вместе она соединиться не могла. Сначала должен
изболеть народ. И возвыситься над злом — это и будет
означать преодоление кризиса. А этот кризис на десятиле¬
тия, может, на века. Суть в народе, новой нравственности
народа.
И сейчас этот вроде бы давнишний кризис — все в той
3X6 критической точке, даже еще глубже ушел. Не изжито
345
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
зло. но уже ясно обозначилось в сознании народа то, чего
прежде не было: люди поняли (пусть робко), начинают по¬
нимать, смутно чувствовать, что нельзя без души. Выраже¬
нием этого процесса и является возрождение интереса к ре¬
лигии, храмам и вообще милосердию, добру. Это еще очень
слабое, почти неуловимое прозрение, первый слабый свет
его — но это уже знамение начала этого процесса. Здоровые
силы народа ищут самоисцеления и обращаются к Добру.
Это первый признак выздоровления. Все дело в том.
хватит ли у народа душевных сил шагнуть из зла, которое
ему нарекли в божество, а он принял его и поклонялся ему.
дав болезни столь глубоко, страшно глубоко проникнуть в
свое тело.
Ведь суть не в том, как развивать промышленность и за
кем будет земля (хотя это вещественное выражение степени
поражения инфекцией зла и ненависти, нетерпимости и
эгоизма), а насколько народ проникся отрицанием насилия,
изживанием в себе демона насилия, отторжением зла. Толь¬
ко в осознании этих истин, осознании сердцем, душой -
выздоровление народа. Только здесь обновление.
Иначе не перешагнуть через распри, не быть великим на¬
родом.
Это внутренняя логика развития наций и народов. Или
сойти с исторической сцены, упорно исповедуя зло, раство¬
риться в вечном мире людей (тем и гасится зло — распаде¬
нием сообщества зла). Или самим оставаться великой
твердью, к которой пристают все, потерпевшие крушения.
К середине января 1918 года отряды добровольцев под
командованием Деникина выдвинуты за Таганрог. Необхо¬
димо прикрыть свою базу — Ростов. Они на месяц задержи¬
вают красных. Короткие, жестокие бои без пленных.
Марина Деникина-Грей вспоминает об отце времен
Ледяного похода, очевидно, по рассказа^м матери — моло¬
дой и верной подруги боевого генерала, обнажившего меч
против едва ли не всей России, отравленной ядом больше¬
визма:
’’...Грузноватый, лысый. Усы и бородка седоватые.
Стального цвета глаза под густыми черными бровями. Он
верит во Всевышнего. Родину и справедливость. Ему сорок
шесть, и он всего как пять недель женат”.
Любовь, кровь, ледяные могилы, казни, надежда, нена¬
висть. штыковые атаки против своих же русских, нежность,
объятия и безграничная вера в правоту белой идеи всё
соединилось, слилось в один огненный поток дней и чувств
Бред любви, дорогих прикосновений и бред, крики ис¬
346
Бывшие
калеченных бойцов; смертные вопли пленных под саблями и
прикладами - и ласки, надежда на жизнь и счастье высоко¬
го синего неба.
Вперед, господа!
Россия с надеждой и верой взирает на нас из веков! Мы
возродим святую Русь! За святую Русь!
В ночь с 22 на 23 февраля 1918 года Добровольческая ар¬
мия выступает на Екатеринодар (будущий Краснодар), пока
свободный от красных. Там сражается Кубанская Доб¬
ровольческая армия. Вся вооруженная рать Корнилова —
две с половиной тысячи офицеров, юнкеров, кадетов (это
юноши четырнадцати-шестнадцати лет) и студентов с ничто¬
жным количеством солдат-добровольцев. Ни лекарств, ни
бинтов и никакой хирургии вообще. Нет даже в достатке еды
и боеприпасов.
Это тот самый знаменитый Ледяной поход белой гвар¬
дии — еще через ледяную степь, насквозь продуваемую зим¬
ними ветрами; в отдельные же дни степь вытаивала в без¬
брежное болото1. Оказаться раненым — почти верная поги¬
бель. На повязки рвут нательное белье, нет даже йода, все
лекарство — студеная вода. А раненых. Господи!..
В Ледяном походе полковник Кутепов командует сбор¬
ным отрядом: юнкера, солдаты, чиновники, кадеты, горстка
интеллигентов. Всех единит святость цели. Россия возро¬
дится! Они очистят ее от немцев (сколько топчут родную
землю!) и большевиков с Ленинььм и Троцким. Ничего, что
их, добровольцев, здесь, в кубанской степи, так мало. Россия
воспрянет!
Детскими своими годами Марина Деникина-Грей пом¬
нит Александра Кутепова. Сквозь толщу лет она всматри¬
вается в тот далекий образ:
’’Бывший командир Преображенского полка2, история
которого восходит к Петру Великому. Смуглый, с квадрат¬
ной бородой. Коренастый. Изящно-щеголеватый. Холо¬
стой...”
Население враждебно к белым (их еще называют ’'каде¬
тами”): победят стало быть, землю отымут.
Каждая верста дается с боем и надрывом. За армией, то
бишь неполным полком, тащится обоз: штабы, женщины,
раненые.
1 Деникин \i вердиi особый знак "За Ледяной поход": лавровый вено¬
чек из серебра с мечом посредине.
Что Кутепов быд командиром Преображенскою полка, справочники
(из известных) не подтверждают. Скорее всего, он им не был. К iaKOii дол-
исности непременно прелюда! ались i енера.п»ское звание и придворный чин.
347
Ю.П. H.icuc*. ОГНЕННЫЙ KPECI
Генерал Марков командует офицерским сводным пол¬
ком. Вот его портрет, списанный, как говорится, с тех дней:
’’Герой Великой войны (мировой, против немцев. — Ю.В.).
Весь из мускулов. Волосы и бородка черные как смоль.
Сентиментальный и суеверный, грубый и храбрый. Под его
обаяние одинаково подпадают и женщины, и мужчины. В
походе ему было 39 лет. Он женат, у него двое детей”.
Под Медведковской решалась судьба корниловцев: вы¬
рвутся из кольца железных дорог — будут живые и среди
них. Впереди ждали рельсы, товарняк красных с патронами
и снарядами.
Марков каждым выстрелом распоряжался — пушку по¬
ставил на прямую наводку. Многие господа офицеры шли в
атаку без винтовок — у груди несли снаряд для пушек.
Марков первый вскочил на паровоз. Машиниста — шты¬
ком в живот. Тот:
— Товарищи, товарищи!..
Да только уже нет ’’товарищей”. Били в вагонах всех без
разбора: солдат, матросов, баб, раненых. Один жуткий мат,
хрип, рев...
Белые добыли патроны и снаряды, перерубили кольцо
железных дорог, ушли в вольную степь.
Маркова называли ’’храбрецом среди храбрейших”. Рав¬
ных по бесстрашию ему не было. Сам водил господ офице¬
ров в штыковые атаки, и не раз, и не два... В злой пулемет¬
ной метели бежал впереди и всегда — с солдатской винтов¬
кой наперевес.
Был роста невеликого, усы и борода под последнего им¬
ператора... Спереди, как и положено, под шеей у воротника
солдатской гимнастерки крупный крест - - Станислав с меча¬
ми. Глаза имел живые, как говорили, ”со светом”. Пал Мар¬
ков незадолго до своего сорокалетия — 25 июня 1918 года, в
самом начале так называемого второго Кубанского похода
(под первым подразумевается Ледяной).
И его зароют - ни креста, ни камня, а чтоб не надруга¬
лись. Шибко способна на это Русь — гадить и плеваться на
могилы. Лег Марков и нет его больше. Только небо во
всю ширь. Метра два-три земли, а над ними — небо, всегда
небо...
Нет тыла — кругом смерть.
Чуть-чуть пройдут, вроде распрямятся, а уже выстрелы и
крик:
В цепь, господа!
Под 01 нем зарывайся в грязь, чем глубже тем сохран¬
ней. И не елозь, мать твою, задницу продырявят. Славно
348
Бывшие
стреляют красные солдатики, сами их обучали прицелу,
мать их!.. Ишь, бежит водичка, а все одно — не крути ры¬
лом... В штыки, господа!.. А как в штыки, мать твою?! Да на
сапоге по пуду грязи. И каждый раз изволь вытащить ногу, а
вперед надо, и лучше бы рысью: чем быстрей тем сохран¬
ней. Ведь кладут на выбор, мать их всех, краснопузых!..
С Богом, господа!
А после... после не обсохнуть и не присесть. Папиросы
мокрые, вообще все мокрое. В груди жжет — лакай из лужи.
Одна отрада — спирт: и уж ни холода, ни дрожи в ногах...
— Господа, есть добровольцы расстреливать пленных?..
И поднимаются, шибко много злобы за убитых друзей,
сожженные дома, поломанную жизнь. И расшибают в ме¬
шок с костями таких же русских. А после пьют спирт. Пото¬
му что если не мы их, то они нас. Нет без этого Гражданской
войны. Нет тыла — кругом смерть, ибо тотемный знак Рос¬
сии — трупы...
Подробное описание похода оставил офицер Роман
Гуль будущий русский писатель в эмиграции. Вместе с
братом дрался в передовых цепях добровольцев.
14 марта кубанцы покидают Екатеринодар. В столице
казачества - советская власть. Это удар! С кем теперь со¬
единяться добровольцам?..
Из Новороссийска красные матросы подвезли тяжелую
морскую артиллерию. Город опоясывают траншеи. Не от¬
дых и пополнения ждут добровольцев, а снаряды, пули и
штыки.
Красная правда и белая правда.
24 марта соединяются отряды добровольцев и белоказа¬
ков. Теснят их со всех сторон, шибко пускают кровь, но¬
ровят извести на корню заразу контрреволюции. От Ленина
приказ — всех положить в землю, не дать разрастись контр¬
революции.
Белые только грудятся. Не отлежаться, не уйти: нет ты¬
ла — кругом смерть.
Корнилов диктует приказ: штурмовать город!
Будущей армии нужна настоящая база. Без нее как начи¬
нать освоение России? И потом... из всех углов, самых пар¬
шивых уездов и волостей смотрят - а что выйдет у белых?..
Надо победить, победа собирает под знамена людей.
На штурм, господа!
13 апреля в многодневном штурме Корнилов убит: раз¬
рыв снаряда впритык с домом, где он принимает доклады...
Его выносят на воздух: гибель мгновенная, а на теле — ни
Ран, ни даже царапины. В неполные сорок восемь лет обор¬
вала смерть полет генерала к славе и возрождению любимой
349
Ю.П. В ии ив. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
России. Одногодок Ленина, он прожил на шесть лет меньше.
Красная правда, правда Ленина перешибла белую... Ой ли?..
Свято верил в свою звезду Лавр Георгиевич. Да, видать,
закатил ее Господь Бог. Нет ему дела до белой правды и
какого-то Корнилова. Метет он дорогу перед Лениным,
красными...
А Лавр Георгиевич понадеялся и шагнул... в пустоту...
Да кому же ты святишь дороги. Создатель?!
Огненным Крестом — жар схождения двух правд. Одна
часть народа сживает со свету другую, и нет между ними
примирения. И не будет.
Алексеев возвращается с Добровольческой армией на
Дон. Старый генерал нс дал рассыпаться армии. Его имя
свято для каждого русского офицера. Генерал Корнилов за¬
рыт. Никто не знает где — это приказ Алексеева. Чтоб не
надругались... Жирной кубанской землей завалили генера¬
ла — не встать, не увидеть небо, не позвать за собой
друзей-воинов... Очень много земли на груди генерала, кото¬
рый верил в свою звезду и Россию...
Армия наполовину изранена, истреблена, рассеяна. Пол¬
ковник Дроздовский более чем кстати со своими офицерами:
достойное восполнение потерь. Если бы Бог еще одарил та¬
кими вот отрядами развернулась бы армия. Но вскоре
восстание донского казачества даст ошеломляющую мощь
белому движению, казалось бы, обреченному и бесплодному
в самом зародыше.
Над Югом России расправляется трехцветный стяг: бе-
ло-сине-красиый.
Отче, помоги творить Твою волю!..
’’Последнее дело на земле” — называет свои хлопоты по
созданию Добровольческой армии Алексеев.
Он заболевает воспалением легких. Сердце не выдержи¬
вает, и 8 октября все того же, 1918 года, Михаил Васильевич
умирает, пережив Корнилова на неполных шесть месяцев.
Был ему шестьдесят один гол. Мера дела его исполнена, и
душа чиста перед Богом.
Белое дело на Юге России принимает генерал Деникин.
Летом 1918 года белые осваивают часть Северного Кав¬
каза. в основном - Кубань. С кубанскими казаками армия
подрастает уже к тридцат пяти тысячам штыков и сабело
Костяк ее соединение пол командованием отважного ге¬
нерала Кутепова (сначала дивизия, после корпус). Эту
дивизию (корпус) составляют ‘ именные” полки: Алексеев¬
ский. Корниловский, Марковский и Дроздовский.
Полковник Дроздовский со своими единомышленниками
350
Бывшие
прибыл в Добровольческую армию походным порядком с
бывшего Румынского фронта (внушительный отряд офице¬
ров в 1ысячу сто шлыков, как тогда выражались). Дроз-
довцы прибыли к завершению Ледяного похода - 8 мая
1918 года. Весь отряд тут же по приказу Деникина брошен в
бой. Эго было как знамение Божие, как помощь Создателя.
Вот-вот должна захлестнуться петля на шее белых - нет ре¬
зервов. нет базы. И вдруг мощный кулак из фанат ично убеж¬
денных воинов, да каких! Каждый прошел боевое крещение,
знал риск, был ранен, имел награды. Это были не штабные
шаркуны и не думские ораторы, а железные воины.
Дроздовский был исключительным человеком. И внеш¬
ность его запоминалась, просто так не хмогла затеряться в
памяти.
В те отяжелевшие от крови месяцы он был худощаво
строен. Из-под козырька офицерской фуражки смотрели ум¬
ные серые глаза за щегольским пенсне. Сама фуражка -
замятая, с армейским шиком. В худоватом, удлиненном ли¬
це и посадке головы — выражение непреклонной воли. Во
всем облике было что-то от коршуна. Знал этот боевой офи¬
цер цену риску, страданиям и воли.
В 1919 году генерал Дроздовский (а он был произведен
Деникиным в генералы) будет опасно ранен и умрет. Имя
его станет носить один из лучших полков белой гвардии.
Вообще вожди белой правды отличались мужеством,
свойственным русскому офицерству. Несмотря на возраст и
чины, сами водили подчиненных в штыковые атаки. Что это
такое - представить очень сложно даже при богатом во¬
ображении.
Кроме данных соединений, Добровольческую армию со¬
ставляли и другие корпуса, дивизии и бригады; отдельные из
них, особенно Кутеповский корпус, едва ли не сплошь пред¬
ставляли офицеры; это гвардия в гвардии.
Не сполохи и не зарево освещают Россию. Сам право¬
славный крест во всю ширь и высоту раскинул огненные ру¬
ки и тело...
Горят плоть и душа России. Смотри, русский, пойми
свое место!
Антон Иванович Деникин родился в 1872 год}, то есть
был на два года моложе Ленина. Образование получил в Ло-
вичском реальном училище и Киевском юнкерском учили¬
ще, откуда в 1892 году выпущен подпоручиком во 2-ю ар¬
тиллерийскую бриг аду. Не имел никакой крупной собст¬
венное ги и вообще титулов. денежной родни, средств ог экс¬
351
Ю.П. В lacoeA И НЕННЫЙ ПРЕС 1_
проприаций для организации карьеры и своего дела. А
кость, что ни на есть самая "белая".
Академию Генерального штаба Антон Иванович окон¬
чил годом позже Корнилова, в 1899 году, так что уже в сте¬
нах ’’альма матер" они достаточно знали друг друга. В во¬
семнадцатом тесно сойдутся, что называется, кровно — нет
для них ничего ближе белой правды. Сойдутся на месяцы,
чтобы расстаться навек. Господь явно тяготился белым де¬
лом, вроде в обузу для Него.
Будучи офицером Генерального штаба, Антон Иванович
участвует в русско-японской войне, недолго командуя и пе¬
хотным полком. С 1910 года по 1914-й командовал Арханге¬
логородским Великого князя Владимира Александровича
полком 5-й пехотной дивизии. Незадолго до мировой вой¬
ны генерал для поручений при командующем войсками
Киевского военного округа, то бишь генерале Иванове --
том самом, который должен был усмирить мятежный Пет¬
роград в феврале семнадцатого. С первых дней войны Антон
Иванович — начальник 4-й стрелковой бригады в Восьмой
армии Брусилова на Юго-Западном фронте; с 9 сентября
1916 года — командир 8-го корпуса. Прослыл он дельным и
смелым командиром, был по-русски нетороплив, дороден;
волос имел светловатый, с проседью; говорил не спеша, ров¬
ным басом...
"...B начале кампании генерал-квартирмейстером штаба
моей армии был Деникин, — писал генерал Брусилов, — но
вскоре он, по собственному желанию служить не в штабе, а в
строю, получил, по моему представлению, 4-ю стрелковую
бригаду, именуемую "железной", и на строевом поприще
выказал отличные дарования боевого генерала..."
С марта и почти до конца мая 1917-го Антон Ива¬
нович — начальник штаба главковерха генерала Алексе¬
ева. При замене Алексеева Брусиловым назначен главноко¬
мандующим Западным фронтом. Таким образом, за три
года войны продвинулся от командира оршады до главно¬
командующего фронтом - убедительное признание способ¬
ностей.
На совещании в могилевской ставке 16 июля 1917 годгг с
участием министра-председателя Керенского и министра
иностранных дел Терещенко произнес чрезвычайно резкую
речь, обвинив Временное правительство в разрушении ар¬
мии.
19 июля, после назначения Корнилова Верховным глав¬
нокомандующим, Антон Иванович становится командую¬
щим Юго-Западным фронтом.
После выступления Корнилова арестован вместе со
352
Бывшие
своим начальником штаба Марковым и вскоре отправлен в
Быхов, освобожден Духониным.
"Грубоватая солдатская откровенность Деникина, а рав¬
но его склонность к красивой скорбной фразе привлекли к
нему офицерские симпатии..." — писал генерал Болдырев.
Полагаю, это нс совсем так, это даже совсем не гак.
Симпатии офицеров Деникин завоевал гем. что предельно
точно выразил их намерения, а выразив, мужественно
поднялся, чтобы проводить их в жизнь. Только это и сдела¬
ло его белым вождем, кумиром офицерства.
8 октября 1918 года, после смерти Алексеева в Екатери-
нодаре, Деникин становится главнокомандующим Добро¬
вольческой армией, объединив в своем лице высшую воен¬
ную и гражданскую власти. При нем состояло Особое сове¬
щание под председательством генерала Абрама Драгомиро¬
ва (служил в русской армии и его родной брат — генерал
Владимир Драгомиров), исполняющее функции правитель¬
ства. В белой армии Деникина звали "дедом Антоном", а
какой же дед — в 1918-м ему всего-то исполнилось сорок
шесть. И горячо был влюблен, вот ведь как...
Вообще вся эта армия была необыкновенно молода.
В конце мая 1919 года Деникин признал власть адмира¬
ла Колчака "Верховной и Всероссийской". В свою очередь,
17 июня 1919 года генерал Деникин объявлен заместителем
Верховного Правителя России адмирала Колчака с оставле¬
нием в должности главнокомандующего Вооруженными си¬
лами Юга России.
Судьба даровала довольно долгую жизнь одному из цен¬
тральных лиц Гражданской войны. Проживет он ее в основ¬
ном во Франции. Там, во Франции, в годы второй мировой
войны он наотрез отказался иметь какие-либо дела с гитле¬
ровцами. И все ждал, когда Красная Армия повернет штыки
против политбюро, ЦК и "гениального мыслителя, теорети¬
ка марксизма, руководителя мировой революции, вождя ми¬
рового пролетариата и всего свободолюбивого человече¬
ства, корифея науки и знаменосца борьбы советского народа
за коммунизм великого Сталина". Служат-то в армии как-
никак русские люди. Особенно верил в восстание армии про¬
тив большевиков и комиссаров после разгрома немцев в
Отечественную войну, за успешное окончание которой горя¬
чо молился...
Антон Иванович был женат. Обручился с Оксаной Чиж в
грозном 1918-м - за какие-го пяль недель до Ледяного по¬
хода. Антон Иванович давно и страстно любил эт\ женщи¬
ну, а была она более чем на два десятка лет моложе знаме¬
2—91
353
Ю.П. B.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
нитого генерала. Антон Иванович нежно звал ее Асей. Она,
как писали в старинных романах, подарила ему дочь Мари¬
ну (в замужестве - Марина Грей, известный французский
историк, автор ряда серьезных работ о Гражданской войне в
России).
Переписка Антона Ивановича и Аси в годы мировой
войны, опубликованная их дочерью Мариной, — документ
большой нравственной и лирической силы.
Два последних года Антон Иванович с семьей проведет в
США. Они будут отравлены болезнью сердца.
За несколько минут до кончины он скажет: "Я оставляю
им (своим близким. - Ю.В.)... имя без пятен... Увы, я не
увижу Россию спасенной...” И погодя, сдерживая стон и по¬
казывая на сердце, выговорит губами: ’’Мне больно”.
Вскрытие выявит шесть рубцов на сердце. О существова¬
нии их не подозревали даже родные. В разные годы Антон
Иванович выносил их без лечения и обращения к врачам, не
всегда ложась в постель.
На русском кладбище Святого Владимира в Нью-
Джерси (США) на камне под православным крестом начер¬
тано:
Генерал А.И.Деникин
4 декабря 1872 - 7 августа 1947
Надпись повторена и на английском.
Господь отмерил Антону Ивановичу семьдесят пять лет.
Ася переживет своего мужа на 26 лет и скончается в
1973 году.
Петр Струве писал: ”...в революции, в самом ее ядре,
гнездилась зараза контрреволюции, которая до последнего
своего издыхания будет кичиться наименованием револю¬
ции. Под каким наименованием погромная зараза будет раз¬
давлена, совершенно неважно. Раздавлена же и выжжена из
русской жизни она должна быть во что бы то ни стало”.
Даже для бывшего коллеги Ленина по социал-дехмокра-
тии эго сказано куда как круто, круче и не выразишь.
Петр Бернгардович Струве - ровесник Ленина, он скон¬
чается в 1944 году семидесяти четырех лет, пережив святи¬
теля революции на два десятка лег...
Ледяной поход явился пробой сил и решимости сра¬
жаться. По своей сути это была демонстрация демонстра¬
ция кровью и муками. Ведь остальные прикидывали, взве¬
шивали. словом, выжидали. Остальные - по все. кто нс
принимал большевизм, по и не верил в борьб} или стра¬
шился испытаний.
Надо полагать. вну1реннее чувство, самое важное чув¬
354
Бывшие
ство. подсказывало, к го сделает такой шаг к борьбе, уже нс
сможе! вернуться в прежнюю жизнь, никчида не сможет.
Разве лишь только через победу а в любом другом случае
не пощадят. Все верно: тотемный знак России трупы...
Белые вожди сознавали эти истины. Именно поэтому
они с такой решительностью пошли па бой. Важно дать
бой — и Россия, их Россия, очнется, примкнет к ним, не мо¬
жет не примкнуть.
И господа офицеры, юноши-юнкера, студенты, мальчи¬
ки-кадеты брели через ледяную степь и укусы свинца. Запла¬
тить жизнью, но поднять Россию на борьбу.
Сразу обильно и безмерно потекла кровь. В земле она
сливалась в один жирный поток. Без различия - белых,
красных, зеленых...
Все принесено в жертву борьбе - семья, любовь, род¬
ные, друзья; все, что дорого... Мучения в гное ран и лихо¬
радке. Гибель в безвестности — на соломе или в канаве.
Каждый день новые могилы - ямы. в которые зарывают
людей, прячут от них солнце, небо, свет.... бывшие люди...
По углам и норам расползались изувеченные - не про¬
сто калеки, а клейменные отныне участием в Гражданской
войне. Проклятые Богом и новым государством люди. Ни
жалости к ним. ни помощи, ни участия, ни копеечного посо¬
бия... Бывшие люди. Живые покойники.
И так будет все время.
Отныне все мечены Огненным Крестом...
Для ленинской диалектики не существовало неразреши¬
мых, отвлеченных вопросов, коли речь заходила о власти. И
борьба начиналась прежде всего в мире идей, преобразова¬
нии их в осязаемо-земные представления и сжатые лозунги,
понятные каждому.
Чистое, светлое в белом движении являлось лишь ма¬
леньким участком ткани большого тиющего организма.
Это движение в подавляющей своей части усматривало об¬
новление в сползании к старому. Но кто ищет правду и спра¬
ведливость в отвергнутом старом?..
Ленинское насилие при всей своей необычной чудовищ¬
ности предлагало зримо-определенное будущее — и ни
какое-то Учредительное собрание с его загадочным голосо¬
ванием и еще более загадочными итогами голосования, а
вот сейчас, туг же: земля, мир, избавление от полиции, жан¬
дармов. судов и. конечно же, нужды. Все это уже ничего об¬
щею не имело с прежними порядками. Глубочайший кризис,
порожденный войной, делал невозможными иные реше¬
ния — такова была ставка тех дней и месяцев.
Ю.П. BiuciHi. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Большевики говорили правду о прошлом, а о буду¬
щем тоже все очень справедливое и заманчивое. И хотя
практика большевизма была жестока, люди подались за
ним: точь-в-точь в соответствии со словами Троцкого
крестьяне (а они составляли подавтяюшее большинство ста¬
рой России) из двух зол. большевиков и белых, выбрали
меньшее, то есть большевиков
Именно зло это выражено словами точно.
Зло!
И эт<> ьто казалось с верхушки тех лег меньшим.
Тот да казалось...
Эл ты ниша доля,
Мы вернулись с нол /.
А вокруг гуляет неооошный класс!
Эх. скажи-ка, дядя, игл народа ради,
Никакая контра не уиЛст от нас!
Белая гвардия наго.юух разбита,
А Красную Армию никто ш разобьет!..
В 1962 году после одной из спортивных травм я (тогда
еще молодой капитан) лежал в окружном военном госпитале
в Красногорске. Соседом по пала те оказался седой грузнова¬
тый полковник с добрым, а главное, очень спокойным ли¬
цом и очень неторопливой речью и манерами. Сейчас, с по¬
зиции прожитых лет. я бы подметил мягкость и выраженную
отрешенность в нем. Отрешенность от суеты, карьеры, за¬
бот...
Я уже тогда собирал материалы ло Гражданской войне.
Полковник отвоевал ее красноармейцем. Я до сих пор
помню его рассказы в палате с невключенным светом —
затяжные вечера, переходящие в рассвет...
Естественно, я, выпускник военной академии, интересо¬
вался первыми военными красными академиями. Полковник
окончил одну из них еще задолго до Отечественной войны.
Годы террора счастливо обошли его.
Дня за два до выписки он помянул среди преподавателей
своей академии бывшего белого генерала Слащева. Кто не
слышал это имя! В годы Гражданской войны имя генерала
Слащева гремело (о нем есть в воспоминаниях Александра
Вертинского).
И полковник рассказал, как однажды, не вытерпев, спро¬
сил Слащева на лекции:
— Как вы, товарищ преподаватель, опытный военный
специалист, не предусмотрели переправу красных частей че¬
356
Бывшие
рез Сиваш? Это ведь определило тогда судьбу Крыма и
врангелевщины.
— Да, это прямая моя вина, — ответил Слащев. — Я от¬
вечал за оборону на Перекопе. Но скажите, какой нормаль¬
ный человек... я подчеркиваю: не генерал, а человек... по¬
шлет солдат через огромный пролив по ледяной ноябрьской
воде? Ведь все, кто вступал в эту воду и шел десять, двад¬
цать, сорок минут... были обречены. Не простудиться нас¬
мерть было невозможно. Это означало, что красное коман¬
дование уже обрекало всех этих людей на погибель или
смертные болезни. Я был воспитан на других традициях и
представлениях. На Литовский полуостров выходили не
люди, а мертвецы. Каюсь, я не смел даже предположить та¬
кого хода за Фрунзе. Ни одному белому генералу такой при¬
каз никто не посмел бы отдать. Я вот все интересуюсь, ищу,
может быть, найдется такой человек, кто уцелел после ледя¬
ной переправы. Конечно, они могли уцелеть, десятки, может
быть, сотня-другая, но основная масса должна была полечь
и без наших пуль. Это же выморозить все свои внутреннос¬
ти! Я еще не встречал того, кто бы уцелел.
— Перед вами, товарищ преподаватель, такой красноар¬
меец. Я перешел вброд Сиваш, и я не умер...
Большевизм (и все, что за ним следовало) — это кризис
духовного развития народа. Только через его преодоление
народ может сохранить способность к развитию.
Кризис оказался выражением исконных свойств народа,
в определенных условиях являющихся уже препятствием для
существования народа вообще, его развития как единого це¬
лого.
У этой общности людей, которую именуют народом,
есть свои законы становления и развития в духовном и нрав¬
ственном.
Большевизм — это болезнь, она поразила бы общество и
без Ленина, Троцкого и Сталина. Болезнь проявлялась в ви¬
де кризиса духовного становления народа. Как единый це¬
лостный организм, народ не мог дольше существовать без
серьезной перетряски всего своего духовного строя.
От утробного существования к высшему, духовному —
это еще не только потребность, внутренняя потребность ду¬
ши. Это и необходимость, то самое качество, без которого
невозможно усложнение жизни, сама жизнь в усложняющих¬
ся условиях и все более тесном сожительстве людей.
Развитие отторгает определенные качества народа.
И вопрос встал: или их, эти качества, отторгнуть и со¬
храниться народу как единому целому, или развалиться, вы¬
357
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
родиться. Но это не могло и не может произойти просто
так — ибо умирание народа это всегда тяжкая и опасная бо¬
лезнь, а главное — разрушительная. С ней уходят в могилы
миллионы, ибо уже нет единого народа, а есть два народа —
и один должен умереть. И тот, который останется, через
какое-то время опять погрузится в боль, хаос и страдания;
или, изболев, все же отринет насилие и нетерпимость, или,
постепенно распавшись, рассеется уже навсегда. И не станет
таких людей с именем "русский”.
Яков Александрович Слащев родился в 1885 году, окон¬
чил Павловское военное училище, а затем и Академию Гене¬
рального штаба, преподавал в святая святых учебных заве¬
дений старой России — Пажеском корпусе.
Первую мировую войну начал командиром роты, в 1916
году — командир полка. Уже в генеральских чинах командо¬
вал у Деникина войсками Крыма и Северной Таврии.
Когда стало известно, что Деникин подал в отставку,
между белыми генералами Врангелем, Шилингом и другими
завязалась борьба за пост правителя Юга России.
Деникин был категорически против кандидатуры Шилин-
га: генерал так позорно сдал Одессу. Недолюбливал Антон
Иванович и Врангеля, но его выбору на свой бывший пост не
препятствовал.
Была выдвинута и кандидатура Слащева — за ней стоя¬
ли самые боевые офицерские массы. Он был подлинным ку¬
миром фронтового офицерства.
Военный совет под председательством генерала А.М.Дра¬
гомирова остановил свой выбор на бароне Врангеле.
Когда новый правитель и главнокомандующий войсками
Юга России приступал к исполнению своих обязанностей,
фронт, то есть Крым, удерживался горсточкой людей, кото¬
рых увлекал за собой Слащев. Он лично проявлял безумную
храбрость. Подчиненные боготворили Якова Александрови¬
ча, за ним они шли на самые невероятные по дерзости пред¬
приятия — и боевая фортуна не изменяла им. В большин¬
стве своем это были молодые офицеры и юнкера — вчераш¬
ние мальчики.
Именно мужеству и военному таланту Слащева обязан
белый Крым тем, что не пал, когда армии Деникина были
разгромлены и в величайшем хаосе катились к Одессе, Кры¬
му, Новороссийску. На какой-то бешеной энергии, потусто¬
роннем воодушевлении генерал Слащев сумел сбить остатки
белых частей в организованные боевые единицы. Красные не
358
Бывшие
сумели преодолеть сопротивление войск Слащева на Пере¬
копском перешейке. Крым остался за белыми.
Слащев не подчинялся никому, глубоко презирая всякое
тыловое начальство. Шесть лет кровавой бойни (а Слащев
воевал с первого дня войны с немцами, то есть с осени
1914 года) тоже наложили свою печать, кровь не имела для
генерала значения.
Врангель назначает Слащева командиром отдельного
корпуса.
В своих воспоминаниях, написанных в 1923 году в Юго¬
славии, Врангель называет Слащева генералом "талантли¬
вым и честолюбивым, беспокойным и своевластным”.
’’Хороший строевой офицер, генерал Слащев, имея сбор¬
ные случайные войска, отлично справлялся со своей задачей.
С горстью людей, среди общего развала, он отстоял Крым
(не будь Слащева не было б и врангелевского Крыма. —
Ю.ВХ Однако полная, вне всякого контроля самостоятель¬
ность, сознание безнаказанности окончательно вскружили
ему голову. Неуравновешенный от природы, слабохарактер¬
ный, легко поддающийся самой низкопробной лести, плохо
разбирающийся в людях, к тому же подверженный болезнен¬
ному пристрастию к наркотикам и вину (будешь подвержен,
коли купаешься в крови - не в штабе, а на передовой — це¬
лых шесть лет; шесть лет - окопы, пули, кровь, гибель то¬
варищей, постоянный риск смерти, штыковые и сабельные
атаки, ранения. — Ю.В.У он в атмосфере общего развала
окончательно запутался. Не довольствуясь уже ролью строе¬
вого начальника, он стремился влиять на общую политичес¬
кую работу, засыпал ставку всевозможными проектами и
предположениями, настаивал на смене целого ряда других
начальников, требовал привлечения к работе лиц, казав¬
шихся ему выдающимися”.
Под предлогом нездоровья Слащев был отстранен от
дел и направлен в Ливадию на лечение. В специальном при¬
казе Врангель воздал должное заслугам Слащева. Впредь ге¬
нерала именовать Слащевым-Крымским.
Рушится оборона Крыма. Из степной его части прибли¬
жаются лавы 2-й Конной армии Миронова — прославленно¬
го красного командарма, расстрелянного 2 апреля 1921 года,
вернее, застреленного в тюремной камере в Москве. Миро¬
нов смел выразить возмущение красным террором и
истреблением казачества.
11 ноября 1920 года, когда кавалерийские полки Миро¬
нова уже обрушились на горный Крым и вот-вот скатятся на
побережье, Врангель издает воззвание:
359
Ю.П. В шсов. ОГНЕННЫЙ КГ ЕС Г
’’Ввиду объявления эвакуации для желающих офице¬
ров, других служащих и их семей. правительство Юга
России считает своим дол! ом предупредить всех о тех
тяжких испытаниях, какие ожидают выезжающих из преде¬
лов России. Недостаток транспорта приведет к большой ску¬
ченности на пароходах, причем неизбежно длительное пре¬
бывание на рейде и в море; кроме тою, совершенно не¬
известна дальнейшая судьба отъезжающих, 1ак как ни одна
из иностранных держав не дала свое1 о согласия на принятие
эвакуированных. Правительство Юга России не имеет ника¬
ких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так
и в дальнейшем. Все это заставляет правительство совето¬
вать всем гем. кому не угрожает непосредственная опас¬
ность от насилий врага, оставаться в Крыму'1.
Непосредственная опасность не угрожала рядовым вран¬
гелевской армии -- мобилизованным крестьянам южных гу¬
берний. Однако все они десятки тысяч человек были
расстреляны партия за паршей в горах, без свидетелей. Опе¬
рацию по их уничтожению осуществляли Фрунзе и бывший
глава венгерской революции Бела Кун.
В Стамбуле Слащев вместе с женой и ребенком посе¬
лился в маленькой хибарке - без мебели и средств к суще¬
ствованию. Но это был лишь пролог злоключений.
Тут же, в ноябре 1920-го, Врангель организует офицер¬
ский суд чести над Слащевым — теперь, когда Яков Алек¬
сандрович лишен поддержки своих офицеров и юнкеров, это
становится возможным. Он беззащитен.
Опальному генералу предъявляются два обвинения:
— ’’пособничество большевикам”; зверства, чинимые в
занятых Добровольческой армией землях, восстанавливали
население против правительств Деникина и Врангеля и вели
к появлению ’’банд зеленых” и партизан;
— самовольный расстрел полковника Протопопова
(любимца Врангеля).
Офицерский суд чести постановил, что генерал Слащев
не может быть более терпим ”в рядах русской армии”.
Слащева разжаловали в рядовые. Генерал Врангель про¬
явил неприличную поспешность. В тот же день, 21 ноября
1920 года, он утвердил приговор господ старших офицеров.
Столько бешеной работы, мук. риска — и вдруг такой
финал. За все — лишение чинов. Отныне он, Яков Александ¬
рович Слашев, изгой.
Это не могло не повлиять на настроение бывшего гене¬
рала. Он быстро приходит к отрицанию контрреволюции.
Ничего удивительного в том. что он вступает и в переговоры
360
Бывшие
с советским правительством. Ему обещают помилование. И
осенью 1921 года Яков Александрович прибывает на паро¬
ходе в Севастополь. Его гут же доставляют на железнодо¬
рожную станцию, в вагон Дзержинского.
Слащева действительно амнистируют, и он уже высту¬
пает по радио.
”Я. бывший генерал Слащев-Крымский, добровольно
вернулся на родину, в советскую Россию. Я раскаялся в гре¬
хах и получил прощение от советского правительства. Мне
предоставлено право продолжать военную службу, созданы
хорошие материальные условия... Я призываю вас всех пос¬
ледовать моему примеру...”
Яков Александрович получает должность преподавателя
тактики в Высшей тактической стрелковой школе РККА. Он
издает книгу "Общая тактика”, проявив себя крупным воен¬
ным специалистом.
11 января 1929 года на московскую квартиру к нему пос¬
тучался некий молодой человек и спросил:
— Вы бывший генерал Слащев9
Получив утвердительный ответ, молодой человек вы¬
стрелил в Якова Александровича. Убийцу задержали. Он на¬
звал себя Колснбергером и заявил, что отомстил за своего
брата, казненного по распоряжению Слащева в годы Граж¬
данской войны.
Слащеву было сорок три года.
Без дисциплины и принуждения (не только из-за любви к
Родине, но и страха ответственности и малодушия в том
числе) нет и не может быть армии, а стало быть, и государ¬
ственной самостоятельности.
Когда большевики захватывают власть, и следочка не
остается от их разоблачений драконовских условий военной
службы, придирок офицеров, смертной казни за трусость,
непослушание и измену (а сколько же мордобоя в Советской
Армии, гнусной ’’дедовщины”, издевательств офицеров —
где вы, обличители ужасов старого режима?).
”28 июля (1942 года. — Ю.В.) в разгар оборонительных
боев, — пишет маршал Василевский (один из самых извест¬
ных своим низкопоклонством сталинских маршалов) в книге
воспоминаний ’’Дело всей жизни”, — был подписан и немед¬
ленно отправлен в войска приказ № 227 народного комисса¬
ра обороны И.В.Сталина. Приказ этот сразу же привлек
внимание всего личного состава Вооруженных Сил... Приказ
Предлагал ’’железной рукой пресекать пропаганду о том, что
МЫ можем и должны якобы отступать и дальше на восток...”
361
К)11. Вт. ОГНЕННЫЙ крест
Предписывалось также снимать командующих армиями, ко¬
мандиров корпусов и дивизий, допустивших самовольный
отход войск. Те же меры предлагалось применять к коман¬
дирам и комиссарам полков и батальонов за оставление
воинами без приказа боевых позиций. Этим приказом вво
дились штрафные батальоны...”
Вводились не то лько штрафные батальоны (служба в них
уже была равна смерти), но и смертная казнь за ряд поступ¬
ков, несовместимых с защитой Отечества. Словами Корни¬
лова. "необходимо в качестве временной меры, исключи¬
тельно вызываемой безвыходностью создавшегося положе¬
ния. введение смертной казни и учреждение полевых судов
на театре военных действий... необходимо противопоставить
ужасу спереди, со стороны неприятеля, равный ужас сзади,
со стороны сурового и беспощадного закона, карающего
своею строгостью тех. кто уклоняется от исполнения
долга...”
Но в отличие от подло-старого времени смертная казнь
для большевиков, утвердившихся у власти, явилась уже не
временной мерой, а постоянно действующей, без которой
явно расшатывается все колюче-бетонное здание социалис¬
тического Отечества.
Приказ № 227 явился не первым приказом такого рода,
однако этот сосредоточил карающую силу всех предше¬
ствующих.
Но ведь тогда, в 1914-м и 1918-м ив 1941-м и 1942 годах,
за спиной находилась Россия и надвигался на нее все тот
же немец — огнем и мечом...
Ленинская антивоенная пропаганда привела к развалу
фронта. Существование России было поставлено под угрозу.
И спасла ее от кабалы Брестского мира не мировая револю¬
ция. на которую делал свою ученую ставку Ленин, заключая
договор с кайзеровской Германией. а победа бывших союз¬
ников России по первой мировой войне и ничто другое. В
противном случае сидеть бы немцам на шее русского и дру¬
гих народов.
В девять часов утра 8 ноября 1918 года маршал Фош от
имени союзных держав передал германской делегации усло¬
вия капитуляции.
Глава германской делегации Матиас Эрпбергер (вождь
партии центра, статс-секретарь без портфеля в правитель¬
стве Макса Баденского) читал условия и не верил глазам.
Германия должна очистить Бельгию, Францию. Люксем¬
бург. Этьзас-Лотариш ню. а также в течение пятнадцаги
дней вы ia I ь Атаите тысячу восемьсот орудий, лвадцшь
362
Бывшие
пять тысяч пулеметов и т.п. и, наконец, объявлялись не
имеющими силы все статьи Брест-Литовского договора.
’’Провидчество” Ленина обрело явь ценой усилий и по¬
бед Антанты. Миллионами жизней русских была оплачена
эта победа.
11 ноября 1918 года германская делегация подписала ка¬
питуляцию на всех предложенных условиях.
Несколько раньше состоялись унизительная поездка
Красина в ставку Людендорфа и переговоры о прекращении
движения германских войск на Баку.
Европа радовалась миру, верила в его вечность. Лига
Наций — новый великий инструмент мира — должна соеди¬
нить народы в единой воле.
Лишь над Россией все громче и раскатистей ухал погре¬
бальный колокол.
Через чистилище идти народу, коли дал простор болез¬
ни, согласился на то сорное, что из зла, что дает самый жар
и силу болезни. И белым, и красным идти через это чистили¬
ще. А когда не станет белых, все равно идти, но уже одним
красным. Ибо нельзя обманывать душу. Она — центр миро¬
здания.
И болеть России, пока не презреет насилие и нетерпи¬
мость. В себе не сможет нести это, ибо уже станет невозмож¬
ным так жить. А до тех пор назначено ей болеть.
Весной 1919 года Добровольческая армия под командо¬
ванием генерала Владимира Зеноновича Май-Маевского
переброшена с Северного Кавказа в Донбасс и на юг Украи¬
ны. В походе па Москву армия действует на основном стра¬
тегическом направлении: Курск- -Орел - Тула —Москва.
Приказ о походе на Москву Деникин отдает в Царицыне
19 июня 1919 года - армии Верховного Правителя России
адмирала Колчака уже откатываются к Уралу. Через семь
месяцев адмирал будет расстрелян и спущен под лед.
Эта директива Деникина так и называлась - Москов¬
ской.
’’Двадцатого июня в городе Царицыне я отдал армиям
Директиву:
’’...Имея конечной целью захват сердца России - Моск¬
вы, приказываю..."
К тому времени Антон Иванович был введен в долж¬
ность главнокомандующего Вооруженными Силами Юга
России. Обстоятельный, неторопливый... интеллигент
военный интеллигент. В повадках и привычках — типичный
363
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
русак. И в жестах мягкий, предупредительный, вовсе не гро-
мобойный.
Антон Иванович, несмотря на чин, почитает за долг бы¬
вать на передовой и показывать господам офицерам, что за
люди ими распоряжаются. Прямо из штаба части — на пе¬
редовую. Пули — роем, а только не гнется генерал. Дол¬
жность такая — быть выше поклонов и приседаний. Возьмет
у офицера трехлинейку, ремень зажмет в ладонь, чтоб не
болтался. Офицер с земли смотрит и от этого несколько ви¬
новато дает выражением лица понять: лежит, но не трус. И
вдруг генерал зычно, вовсе не интеллигентски подаст коман¬
ду — на обе стороны за версту пойдет — и зашагает вдоль
цепи. Господа офицеры снизу скалятся: по душе им такой
Антон. Рожи у всех обожжены солнцем, худые, но бритые,
подворотнички чистые...
А он перебросит винтовку (играет в руках, с юнкерских
лет выучка) — и вдруг сгорбится, соберется, прижмет при¬
клад к бедру. Не чувствует тяжести Антон Иванович, не вин¬
товка в руках, а что-то невесомое. Только неуловимо опус¬
тит правую руку, нашарит кобуру и расстегнет: а на всякий
случай, а не помешает...
И все: с Богом...
Обернется и так же зычно, на всю степь рявкнет:
— Знамя! Знамя ко мне!
Протопают знаменосцы, с ними — знаменный взвод, у
ассистентов шашки наголо. Знаменосец чехол сдирает, руки
трясутся...
И вот оно! Захлопает, заполощется на ветру российское,
трехцветное: бело-сине-красное!
И уже рев по степи — теперь не унять, дело сделано: пой¬
дут, а если надобно — все и полягут.
И опять зычно поет на всю степь Антон Иванович:
— Примкнуть штыки!
Шагает по цепи, словно и пуль нет (а не отлита еще для
него — знает это определенно, есть такое чувство). За ним —
веером штабные, а что делать... нельзя отставать... шашки
поблескивают... Антон Иванович и не оборачивается, разве
что метнет взгляд: как они там... А, не отстают! Раненый ох¬
нет. И глухо, мякотно завалится срезанный наповал: захри¬
пит, заскребет каблуками землицу — и отлетела душа. Ан¬
тон Иванович и не повернется — правила такие: война. По¬
гоны не полевые, в золоте. Бей нс спеша — и завалишь пер¬
вого белого генерала, первее нет...
Да только генерал плевал на это. Размашисто вышаги¬
вает, в обычной жизни вроде так и не выйдет. Всё перед ним:
364
Бывшие
степь, люди, -• а ничего не видно. Всякий раз вот этак —
сколько ни ходи...
Однако возьмс] себя в руки, отрезвеет. Расцветет в улыб¬
ке —■ молодец молодцом.
Угроза гибели на каждом по-разному откладывается. У
одних липа - кирпично-красные, в сальной пленке пота, у
других белее снега. У одних глаза суженные, ну щелки,
а не глаза: у других —• выпученные, дикие. Но у всех не лица,
а маски, и губы бескровные.
Быстро, летуче крестятся. Не все, но крестятся. Он бы и
сам перекрестился, да заняты руки. Ничего, у него с Госпо¬
дом ровные отношения... Чувствует: лицо тоже чужое,
вроде не свое. Полную грудь воздуха наберет гг прокричит:
- В штыки, господа! За мной! За Бога и Отечество,
марш!
И всей кожей примет (сам не оборачивается нельзя
это, этика ту г своя) как заворочались, оторвались от земли
люди.
И мат. обложной мат по всей цепи. Ярятся к крови гос¬
пода офицеры.
Антон Иванович и сам ловит себя на том, что безобраз¬
но матерится, но сознание тут же опять отключается на чис¬
то животные действия. Он набыченно. мешковато топает с
винтовкой наперевес навстречу выстрелам, похожим на один
несмолкаемый, очень громкий и какой-то ломано-скачущий
звук.
А уж со всех сторон натужливый дых и бессмысленные
маски лиц. Теперь не остановишь — дойдут. Будут рвать ру¬
ками, рубить, резать, колоть, мозжить прикладами... теперь
не остановишь...
И со всех сторон рев — вовсе не ”ура”, а рев, жуткий
мат...
Пошли врукопашную...
Матерый был русак Антон Иванович.
Примеры подобного поведения высших чинов белой ар¬
мии нетрудно обнаружить в воспоминаниях Павла Макаро¬
ва — адъютанта генерала Май-Маевского1. Впрочем, все
1 Макаров П.В. Адъютант генерала Май-Маевского. Л. Изд. "Прибой”.
В книге есть приписка:
"От редакции.
Все факты. сообщаемые в книге [ Макарова, проверены Истпартотделом
ОК ВКП(б) Крыма и рядом партийных работ ников, работавших в Крымском
Подполье". (ОК отдел кадров Ю.В.)
Даты выпхека книга не имссг. ио появилась она не позже 1930 года, когда
издательство "Прибой" слилось с ОГ'ИЗом.
365
Ю.П. В.исо::. ОГНЕННЫЙ КРЕС1
продвижение по службе этих людей было сопряжено с обяза¬
тельным проявлением личного мужества. Такие, как комму¬
нист генерал Голиков, о котором рассказывает в воспомина¬
ниях Н.С.Хрущев, среди высшею командного состава рус¬
ской армии нс водились. Дворянская честь, традиции исклю¬
чали проникновение годиковых в генералы. Эю же позор,
пятнами покрываешься, когда читаешь, как мучался Голи¬
ков: бежать надо за Волгу, бежать, а то поздно будет!..
А бойцы?.. Это их дело...
И этот генерал стал маршалом и начальником Главного
Политического управления Советской Армии и Военно-
Морского Флота! Это уже печать, клеймо: первый комму¬
нист в армии, гак сказать, определенный на это место, дабы
все были беззаветно преданы социалистической Родине и нс
отворачивали от пуль, — и трус! Нет, это уже знамение Бо¬
жие!
Не все красные и советские генералы таковы, как Голи¬
ков Филипп Иванович: подавляющее большинство погибали
достойно, смерти смотрели в глаза. И понятно — русские в
основе люди, то есть и русские, и других национальностей,
не это главное, а главное — человеческое, нормальное, что
должно быть присуще людям, ведь это защита Родины,
своего народа.
Генерал Алексеев — участник боев в русско-турецкую
войну 1877—1878 годов. Награждался за участие в атаках
своего полка.
Корнилов и вовсе, даже в генеральских чинах, непрестан¬
но испытывал судьбу. ’’Генерал, ходящий в атаки, проби¬
вающийся с револьвером”, — так написал о нем Шкловский,
довольно близко знакомый с ним. Лавр Георгиевич даже не
испытывал судьбу, а свято верил в нее, в свое особое назна¬
чение -- спасти Россию. И он упорно ставит жизнь на ребро.
Как же, его ведет Божий промысел, этот промысел — Рос¬
сия!..
Адмирал Колчак рисковал в северном плавании, когда
на вельботе ушел к острову Беннетта (в ту пору неразведан¬
ную сторону); рисковал в морских операциях начала миро¬
вой войны, а до этого в Порт-Артуре.
У этих людей не было посредников между жизнью и рис¬
ком увечий и смертью...
Не они хомутали русскую волю — точь-в-точь, как в
опричнину при Иване Губителе; не они требовали от русских
безгласной покорности перед партийными резолюциями
366
Бывшие
выше чести, любви, родовых, кровных уз. Не они травили
людей за веру и свой голос.
И не они занесли меч над русскими святынями. Не они
принялись, вливать в душу народа яд. И не они опрокинули
русскую жизнь в пламя и жар Огненного Креста.
Проклятые народом белые генералы...
Талантлив и широк натурой Владимир Зенонович
Май-Маевский. Накануне мировой войны командовал 44-м
пехотным Камчатским полком 2-й бригады 11-й пехотной
дивизии в звании полковника, а уже в войну Бог сподобил и
корпус принять. Грузен, непомерно широк в боках генерал.
На переносье узенькое пенсне, на широченной, жирнова¬
той груди два офицерских Георгия. Отмерил ему Созда¬
тель в 1919-м пятьдесят два.
Постепенно сдал в требовательности к себе генерал, за¬
пивает, отключаясь от всех забот, не только фронтовых. А
ведь коли по душам, по-людски, так и понять можно: уж
пятый годок одно горе да убийства. Не деревянные, поди...
Это к нему личным адъютантом устроился большевик Ма¬
каров Павел Васильевич. Владимир Зенонович поверит быв¬
шему прапорщику, назвавшемуся капитаном, и навесит ка¬
питанские погоны. Дорого обойдется белым доверчивость
Владимира Зеноновича, а с другой стороны, русак... Мака¬
ров ведь... И вроде бы боевой офицер... Угадай тут. Да что
ж, без души жить, на засов все чувства! Жили до сих пор рос¬
сияне одним племенем...
Генералы метили стрелками карты, обводили цветными
кружочками места боев, скопления войск противника, свои
резервы. Вот-вот из-за лесов и полей сверкнет куполами пер¬
вопрестольная.
К началу октября 1919 года деникинские армии отвоева¬
ли около восемнадцати губерний — это сорок два миллионе!
человек, треть России.
Белый дых столь близок — Ленин отдал распоряжение
Дзержинскому и некоторым другим высшим работникам из
особо доверенных подготовить руководству партии фальши¬
вые документы, тайные убежища, а также перевести в тайни¬
ки (самые надежные места) оружие, архив партии и государ¬
ства, золото, драгоценности, в общем, все. что может потре¬
боваться... после победы белых. Ленин готов все начинать
сызнова, верит: история работает на будущую Россию со¬
циалистическую.
Совел ска я власть не могла быть разрушена чисто воен¬
ными, механическими действиями и вот это не укла¬
367
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
дывалось в генеральские головы, даже не возникало там.
Они мыслили Гражданскую войну как чисто военные опе¬
рации.
Понятие справедливости и правды у белых не реализо¬
вывалось ни во что другое, как только в пафос слов: круше¬
ние старого мира почти ничему не научило. Их одуряло
ощущение силы — возможность ею добиться всего. Эти
люди непрерывно губили свое дело, имея в начале движе¬
ния все возможности для победы. Но чем полнее они откры¬
вали свои лица, тем туже затягивали у себя на шее верев¬
ку, пока народ вообще не отказал им в воздухе на родной
земле.
Огненный Крест.
Вооруженные силы Юга России предприняли поход на
Москву, когда судьба Восточного фронта была решена, ад¬
мирал Колчак отступал. В этой несогласованности вся не¬
дооценка красных, все высокомерие и презрение белых гене¬
ралов. Как же народ ненавидел их!
Вожди белого движения вели борьбу, усматривая в Рос¬
сии легкую добычу. В эту свару оказались втянутыми все по¬
литические организации, признанные белым движением.
Нечего и говорить, как это при спаянности большевизма
резко поднимало его шансы на успех.
А пока фронт пятится к Москве.
На торжественных церемониях в белом тылу гремит
военная музыка — ’’именные” полки (после — дивизии) об¬
завелись своими маршами. У каждого такого полка — своя
форма и своя полковая музыка. После Измайловского, Пре¬
ображенского, Семеновского полков в России открывается
история новых, не менее почетных. Россия вот-вот осилит
смуту.
’’Гром победы, раздавайся!..”
В рейд по тылам красных Деникин бросает конный
корпус генерала Мамонтова. Еще усилие — и Москву на¬
кроет бело-сине-красный стяг. И Шкуро гонит своих казач¬
ков...
Командующий Донской армией генерал Сидорин1 в раз¬
гар наступления подает Деникину рапорт за рапортом. Он
упорно обращает внимание главнокомандующего на безот¬
лагательность работы по укреплению и преобразованию ты¬
1 Генерал Сидорин в эмиграции б\дет завербован (а потом разоблачен)
чекистами и cranei ревностно выполни ib задания ВЧК ОГПУ НКВД. С .м.
Marina Gre\. La campagne de glace. Librairie Academique Perrin. 1978.
368
Бывшие
ла. Сидорин предлагает "отвести наши слабые, зарвавшиеся
вперед войска на юг, пожертвовать даже Харьковом".
Антон Иванович отозвался с болезненной поспеш¬
ностью: наше быстрое движение путает расчеты большеви¬
ков. Он уязвлен: подобные предостережения поступают и от
других генералов, разве что Владимир Зенонович молчит...
А Май-Маевский пьет; застолье с юными, приятными
дамами (как, например, Жмудская), лесть и этот ни на что
не похожий чертов фронт! Он не может не сознавать всю
шаткость обстановки. Но фальшивый капитан Макаров по¬
могает заглушать тревогу он такой мастак в организации
пирушек. Право, отличный адъютант! А что, и впрямь,
Москва под боком, а он, Владимир Зенонович, ведет эту
рать.
Антон Иванович рассчитывает на стремительность про¬
движения, остались двести-триста верст, всего несколько
переходов для кавалерии. Эта стремительность и не позво¬
ляет противнику принимать ответные меры, он только успе¬
вает отходить. На плечах красных ворваться в Москву! Не
давать им передышки, не давать время на организацию
фронта.
Принцип единой и неделимой России, над которым во
всю историю так издеваются большевики, был принят ими
самими безоговорочно, но только в другой форме. Удер¬
жать Финляндию и Польшу не представлялось возможным,
хотя в польскую кампанию такие надежды всколыхну¬
лись, — красные разъезды почти доставали до пригородов
Варшавы. Поэтому об отделении Финляндии и Польши
большевики говорят как о торжестве социалистических
принципов и праве народов на самоопределение. Для всех же
прочих народов, закрепленных Россией за собой, этот прин¬
цип ошельмован. Право есть, а не воспользуешься. На губах
Москвы черная улыбка.
Добровольческая армия ниточкой растянулась на об¬
ширном фронте. Резервы отсутствовали, части измотаны,
скверно сбиты, еще хуже обмундированы, хотя тыловые
склады ломятся от поставленной союзниками амуниции, но
все это идет на расхищение и спекуляцию. Это оргия казно¬
крадства!
Гром победы...
’’Лошади до такой степени устали, пишет очевидец о
тех последних победных шагах. что не могли развивать
369
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
никаких аллюров, кроме шага. У замученных людей, дезор¬
ганизованных грабежами и насилиями, исчезла вера в свои
силы..."
И гром раздался.
Уже после крушения фронта и начала бегства тот же оче¬
видец пишет: "...Не только от наличия военной силы зависел
сейчас исход борьбы. Неизмеримо большее значение имел
моральный фактор. Большевики решили вопрос психологи¬
чески. Их противники теряли веру в себя, волю к победе. И
огромная донская конница, с глубокой ненавистью относив¬
шаяся к большевикам, теряла, как выражались фронтовки,
"сердце" и отходила к Новочеркасску, не проявляя той стой¬
кости, которой она отличалась несколько месяцев назад..."
2 ноября 1919 года в Харькове, в штабе Добровольче¬
ской армии, Деникин собирает совещание. Он приказывает
Май-Маевскому доложить обстановку: что с армией, почему
она так неудержимо бежит? Где резервы?
Май-Маевский заявляет, что в оперативном отделении
нет карты, она на вокзале. Там, по предположению штаба,
должно было состояться совещание. Более часа совещание
поджидает нарочного с картой. Это производит тягостное
впечатление.
Доклад Май-Маевского, к смятению участников, вдруг
обнаруживает, как поверхностно знает штаб Добровольчес¬
кой армии обстановку. Из бессвязного доклада ясно одно:
фронт прорван, белые части откатываются, но где, какие —
неизвестно. Резервов нет. Отправлено последнее пополне¬
ние — восемьсот штыков. Это катастрофа, и где, когда —
до Москвы уже рукой подать!
Несколько позже, так сказать, в приватной беседе, Вла¬
димир Зенонович скажет барону Врангелю:
- Я считаю положение тяжелым и безвыходным. При¬
чин много, объяснять не буду.
Май-Маевский отстранен от командования и вызван в
ставку, в Таганрог.
Лжекапитан Макаров вспоминал:
"Улица, 1де жил Деникин, охранялась патрулями.
Приемная Деникина была обставлена мягкой мебелью.
На стенах висели картины знаменитых художников и опера¬
тивная карта грандиозных размеров.
Деникин поздоровался с Май-Маевским самым дружес¬
ким образом и пригласил в соседнюю комнату.
Владимир Зенонович, мне неприятно было отозвать
вас. Я долго не решался... У меня была мысль подчинить
370
Бывшие.
вам Врангеля... Но вы поймите меня, я эго сделал в интере¬
сах нашего общего дела...
- Антон Иванович, разрешите мне выехать в Севасто¬
поль, где я буду жить...
- Пожалуйста, пожалуйста, с полным окладом жало¬
ванья. А теперь пойдемте, посмотрим фронт.
Генералы углубились в карту.
- Владимир Зенонович, что вы думаете об общем поло¬
жении фронта?
- Положение тяжелое. Единственный, по-моему, вы¬
ход — сосредоточить распыленные части на Кубань и
Крым...
- Что вы, Владимир Зенонович?! Отдать без боя заня¬
тую территорию?! Нет, я с этим не согласен.
— Другого выхода нет, — настаивал Май-Маевский, —
от больших соединений остались небольшие группы, раз¬
бросанные на огромной территории. Надо предположить,
что противнику с превосходящими силами не трудно будет
ликвидировать эти группы, отрезав их от своих баз и связи.
Вы же сами говорите, что от многих частей не имеете сведе¬
ний... Возможно, они окружены, и участь их решена. Нужно
еще учесть: армия состоит из крестьян и пленных, и у нас не
столько потери, сколько дезертиры...
— Нет, Владимир Зенонович, вы не правы. К Кубани мы
всегда можем отойти. Я постараюсь задержать наступление
красных и перейти в контрнаступление.
— Антон Иванович, а как положение Колчака?
— Он отступает быстрее нас. У него большой недостаток
командного состава: унтер-офицеры командовали полками.
Колчак просил у меня офицеров; как хорошо, что я не пос¬
лал их...”
Даже этот отрывок свидетельствует о неграмотности и
неправильности речи лжекапитана.
”Май-Маевский часто диктовал мне приказы и распоря¬
жения, — пишет Макаров. — Иногда брал у меня из рук
лист, качал головой и укоризненно восклицал:
— Капитан! Почему вы так безграмотно пишете?! Будьте
же внимательнее!
Я довольно несвязно ссылался на тяжелую жизнь и кон¬
тузию.
Однажды в приказании начальнику штаба я написал
’’сурьезно". Начальник штаба генерал Ефимов старательно
переправил "у" на ”ю".
- ”Сюрьезно!” - - прочитал удивленно Май-Маевский.
—- А кто же так поправил? — поинтересовался он, смеясь.
371
К) П. В.шсон. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
— Начальник штаба, ваше высокопревосходительство../'
Сиена просто эпическая.
Любопытно, еще действует революционная этика' мяг¬
кая мебель это у буржуев, крестьянам и рабочим она ни к
чему, картины — тоже свидетельство роскоши и разложе¬
ния... Ну а 41 о до карты ’’грандиозных размеров", тут Павел
Васильевич не может удержаться от обычного детского
изумления.
Деникин напишет:
"Май-Маевский был уволен.
До поступления его в Добровольческую армию я знал
его очень мало...
Май-Маевский прожил в нищете и забвении еще несколь¬
ко месяцев и умер от разрыва сердца в тог мОхМент, когда
последние корабли с остатками белой армии покидали се¬
вастопольский рейд.
Личность Май-Маевского перейдет в историю с суровым
осуждением...
Не отрицаю и не оправдываю...
Но считаю долгом засвидетельствовать, чт о в активе его
имеется, тем не менее, блестящая страница сражений в ка¬
менноугольном районе, что он довел армию до Киева, Орла
и Воронежа, что caivi по себе факт отступления Доброволь¬
ческой армии от Орла до Харькова при тогдашнем соотно¬
шении сил и общей обстановке не может быть поставлен в
вину ни армии, ни командующему.
Бог ему судья!’’
А Макаров... сбежит из камеры смертников к партиза¬
нам, в крымские горы. Определенно по душе Господу цеп¬
кость рук и чугунные души...
’’Армия, — писал впоследствии Врангель Деникину, —
воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, имея на¬
чальников, которые примером своим развращали войска, та¬
кая армия не могла создать Россию. Лишенная организован¬
ного тыла, не имея в тылу ни одной укрепленной позиции,
ни одного узла сопротивления, и отходя по местности, где
население научилось ненавидеть добровольцев, — армия, на¬
чав отступление, стала безудержно катиться назад по мере
того, как развивался успех противника и обнаруживались не¬
состоятельность стратегии и политики..."
В январе—феврале 1920 года даже в южных задонских и
кубанских степях морозы стояли тридцатиградусные.
372
Бывшие
Раненые и больные, лишенные самого примитивного
ухода, гибли тысячами.
Фронтовики жаловались:
’’Всего опаснее — получить ранение. Сама рана — пустя¬
ки: перетерпишь. А вот когда месяцами станут возить по же¬
лезной дороге, да положат вместе с тифозными, да станут
морозить, да морить голодом, — вот тогда вряд ли
выживешь...”
Очевидцы не скупятся на подробности.
’’Скученные, заедаемые паразитами войска тают с неве¬
роятной быстротой. Творится нечто ужасное, не поддаю¬
щееся описанию...”
Свое слово скажет и Деникин: ’’Насилия и грабежи. Они
пронеслись по Северному Кавказу, по всему югу, по всему
российскому театру Гражданской войны, наполняя новыми
слезами и кровью чашу страданий народа, путая в его созна¬
нии все ’’цвета” военно-политического спектра и не раз сти¬
рая черты, отделяющие образ спасителя от врага...
За войсками следом шла контрразведка. Никогда еще
этот институт не получал такого широкого применения, как
в минувший период гражданской войны. Его создавали у
себя не только высшие штабы, военные губернаторы, почти
каждая воинская часть, политические организации, донское,
кубанское или терское правительства, но даже... отдел про¬
паганды... Это было какое-то поветрие, болезненная мания,
созданная разлитым по стране взаимным недоверием и
подозрительностью... ”
Белые города являли собой отвратные картины. Пре¬
исподняя, ставшая вдруг явью.
’’Пьянство, грабежи, насилия, бессудные расстрелы,
огромные траты, возрастающая с каждым днем дороговиз¬
на, общее стремление... жить, руководствуясь принципом —
’’лови момент” — все это свидетельствовало лишний раз о
всеобщем развале и разложении...”
Деникин приказывает бросить навстречу Буденному кон¬
ную группу генерала Павлова, отборные, надежные полки.
Есть надежда не только остановить, но и расшибить врага.
’’Генерал Павлов, стремясь как можно скорее столкнуть¬
ся с Буденным, нашел необходимым идти по необитаемому
левому берегу Маныча, по безлюдным степям, без дорог, по
компасу... благодаря сильному морозу и ветру, благодаря
полному отсутствию жилья, половина корпуса в буквальном
смысле вымерзла. Вместо двенадцати тысяч шашек... по
строевому рапорту в отборной конной группе осталось пять
373
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
с половиной тысяч шашек. Остальные, в том числе и сам
Павлов и весь командный состав, были обморожены или же
совершенно замерзли...
Четыре дня шла донская конница по безлюдным степям.
В двадцатичетырехградусный мороз с сильным ветром... не¬
где было остановиться и укрыться... Ночевали в необитае¬
мых зимовниках донских коннозаводчиков, причем один зи¬
мовник из нескольких избушек приходился на целую диви¬
зию. Лишь немногим счастливцам удалось попасть под кры¬
шу. Остальные ютились возле заборов и своих лошадей...
Последняя ночь... стояли под Торговой. Большевики
энергично обстреливали... но пули никого не пугали. Страш¬
нее был мороз. Тысячи обмерзших остались позади нас, в
степях. Их засыпала уже метель. Уцелевшие жались возле
своих лошадей... Чувствуешь, что начинаешь дремать, что
засыпаешь, падаешь... Еще несколько минут — и уснешь веч¬
ным сном...”
После этого рейда в снегах находили целые эскадроны
застывших до остекленения лошадей и людей в полной бое¬
вой выкладке...
Одна из последних серьезных попыток погасить красный
вал — нестерпимым жаром и огнем катился он от Москвы к
морю.
И даже после этого, уже при состоявшемся крахе, от¬
дельные части Добровольческой армии сохраняли высокую
боеспособность.
Деникин свидетельствует:
’’...Донесения отмечали доблесть славных добровольцев
и рисовали такие эпические картины, что, казалось, оживало
наше прошлое... Движение, например, в арьергарде полков¬
ника Турку ла с Дроздовским полком сквозь конные массы
противника, стремившегося окружить и раздавить его... При
этом Туркул ’’неоднократно сворачивал полк в каре, с музы¬
кой переходя в контратаки, отбивал противника, нанося ему
большие потери...”
А крест все не рушился; казалось, источен жаром,
вот-вот раскатится на угли. А он нет, откуда-то из недр чер¬
пает силу и стоит, стоит... Ровно Господь еще надеется на
что-то...
Нестерпим его пыл каждому русскому.
Видны его лапы и тело - огромный огненный смерч
знамение прошлой и будущей жизней.
Памятник всем жизням.
374
bhiemui
Позже, уже в эмиграции. Деникин напишет:
'’Развал так называемого гыла понятие, обнимающее
в сущности народ, общество, все невоюющее население. —
становился поистине грозным. Слишком узко и элементарно
было бы приписывать ’'грехам системы" все те явления, ко¬
торые, вытекая из исконных черт нации, из войны, револю¬
ции, безначалия, большевизма, составляли непроницаемую
преграду, о которую не раз разбивалась "система".
Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склон¬
ный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково
владел и хозяином, и работником, и крестьянином, и поме¬
щиком, и пролетарием, и буржуем. Все требовали от власти
защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны
были оказать ей реальную помощь. Особенно странной бы¬
ла эта черта в отношениях большинства буржуазии к той
власти, которая восстанавливала буржуазный строй и соб¬
ственность. Материальная помощь армии и правительству
со стороны имущих классов выражалась ничтожными в пол¬
ном смысле цифрами. И в то же время претензии этих клас¬
сов были весьма велики...
Долго ждали мы прибытия видного сановника — одного
из немногих, вынесших с пожарища старой бюрократии ре¬
путацию передового человека. Предположено было при¬
влечь его в Особое совещание. Прибыв в Екатеринодар, при
первом своем посещении он представил мне петицию круп¬
ной буржуазии о предоставлении ей, под обеспечение захва¬
ченных советской властью капиталов, фабрик и латифундий
широкого государственного кредита. Это значило принять
на государственное содержание класс крупной буржуазии, в
то время как нищая казна наша нс могла обеспечить инвали¬
дов, вдов, семьи воинов и чиновников...
Чувство долга в отношении отправления государствен¬
ных повинностей проявлялось очень слабо. В частности, де¬
зертирство приняло широкое, повальное распространение...
Борьба с ним не имела никакого успеха. Я приказал одно
время принять исключительные меры в пункте квартирова¬
ния ставки (Екатеринодар) и давать мне на конфирмацию
все приговоры полевых судов... Прошло два-три месяца: ре¬
гулярно поступали смертные приговоры, вынесенные каким-
нибудь заброшенным в Екатеринодар ярославским, там¬
бовским крестьянам, которым неизменно я смягчал наказа¬
ния; но. несмотря на грозные приказы о равенстве классов в
несении государственных тягот, несмотря на смену комен-
375
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
дантив. ни одно лицо интеллигентно-буржуазной среды пол
суд не попадало...
Не только в народе, но и в обществе находили легкий
сбыт расхищаемые запасы обмундирования новороссийской
базы и армейских складов...
Спекуляция достигла размеров необычайных, захваты¬
вая в свой порочный крут людей самых разнообразных кру¬
гов, партий и профессий: кооператора, социал-демократа,
офицера, даму общества, художника и лидера политической
организации. Несомненно, что не в людях, а в общих явле¬
ниях народной жизни и хозяйства коренились причины бед¬
ствия — дороговизны и неразрывно связанной с ней спекуля¬
ции. Их вызвало обшее расстройство денежного обращения
и товарообмена, сильное падение груда и производительно¬
сти и множества других материальных и моральных факто¬
ров, привнесенных войной и революцией...
Я провел все-таки через военно-судебное ведомство, в
порядке верховного управления, "временный закон об уго¬
ловной ответственности за спекуляцию", каравший виновни¬
ков смертной казнью и конфискацией имущества. Бесполез¬
но: попадалась лишь мелкая сошка, на которую нс стоило
опускать карающий меч правосудия.
Лишь оздоровление народного хозяйства могло очис¬
тить его от паразитов. Но для этого, кроме всех прочих
условий, нужно было время.
Казнокрадство, хищения, взяточничество стали явления¬
ми обычными, целые корпорации страдали этим недугом.
Ничтожность жалованья и задержка в его получении были
одной из причин этих явлений. Так, железнодорожный
транспорт стал буквально оброчной статьей персонала.
Проехать и отправить груз нормальным путем зачастую
стало невозможным...
Традиция беззакония пронизывала народную жизнь, вы¬
зывая появление множества авантюристов, самозванцев —
крупных и мелких...
Все эти факты не вытекали из ’’системы”. Это была
давняя и прочная традиция.
В городах шел разврат, разгул, пьянство и кутежи, в ко¬
торые очертя голову бросалось и офицерство, приезжавшее с
фронта.
— Жизни — грош цена. Хоть день, да мой!
Шел пир во время чумы, возбуждая злобу или отвраще¬
ние в сторонних зрителях, придавленных нуждой, — в тех
праведниках, которые кормились голодным пайком, юти¬
лись в тесноте и холоде реквизированной комнаты, ходили в
376
Бывшие
истрепанном платье, занимая иногда очень высокие дол¬
жности общественной или i осудаpci венной службы и неся ее
с величайшим бескорыстием. Таких было немало, но не они,
к сожалению, давали общий юн жизни юга...”
Чтобы написать такие слова, а они далеко не единствен¬
ные в книге1, нужно было иметь не только ясную голову и
честность, ио и большое сердце.
К бело-сине-красному особенно охотно липла мразь.
Видеть за этой мразью и свалкой чувств светлые идеи
было чрезвычайно сложно.
Сражаться же за это стадо, за алчность и подлость было
тем более сложно, почти невозможно, и все же такие находи¬
лись. И клали свои жизни.
’’Великие потрясения не проходят без поражения мо¬
рального облика народа”, замечает Деникин.
Замечание мудро. И как впору к нашим дням.
Белую армию ждали огромный, казалось бы. опре¬
деляющий успех, затем сокрушительное поражение, беспоря¬
дочное бегство, развал и, наконец, полное переселение в не¬
возвратное прошлое, а если быть точным - небытие.
Вместе с белой армией состоялся исход и цвета россий¬
ской интеллигенции: ушла за кордон и вроде бы избыла... но
только ’’вроде бы”. Творения разума и страсти не поддают¬
ся тлену. Слышите вы, тысячеголовые радетели с Лубянки!
Весь ваш ’’исторический” труд обречен. Одно преступление
и останется. Впрочем, другого и не было.
Свидетели Гражданской войны из белых почти все схо¬
дились в одном:
’’Были ли мы настолько жизнеспособны, чтобы в случае
победы над большевиками создать новую Россию? Нет, ибо
претендовавшие на эту историческую роль слишком много
принесли с собой на юг пережитков старого...”
Кто мог предположить, что после такого октябрьского
начала: земля, мир, равенство — и вдруг чудовищный
пресс — аж до хрипа к земле: ни распрямиться, ни вздох¬
нуть, ни слова молвить, тем более свободного, от души...
Народ сражался против белых во имя счастливой жизни
и даже предположить не смел, что завалят, закуют эту
Прядущую жизнь новые хозяева. И уж тогда по-новому пред-
Деникин А.И Поход на Москву М. Над "Федерация ". W2K
377
Ю.П. ОГНЕННЫЙ К Г ЕС /
станут перед людьми и революция, и смерч Гражданской
войны, и все последующие десятилетия.
И уж никак жизнь не сложилась бы хуже, возьми верх бе¬
лые. Никогда она не была б столь жестоко-обманной, над¬
рывной. Единственная "радость” и "счастье" жизни высо¬
кий показатель труда. Из двух зол второе, то есть белых,
нельзя и близко поставить с красными. От красного зла пух¬
нет народный организм, изрыгает кровь, не принимает боль¬
ше — даже простые слова не принимает. И от этого по всей
земле тухлая отрыжка...
Можно поздравить "синее воинство" и всю подпираю¬
щую его партию коммунистов: славно трудились и труди¬
тесь. "дорогие" товарищи!
Это и о вас писал Александр Иванович Герцен (он. ко¬
нечно, вам не указ, вы, скорее всего, распяли бы его!):
"Народ, умеющий ненавидеть свою политическую поли¬
цию, — свободен на веки веков".
Дыхание ваше нечисто, помыслы грязны и преступны.
Быть с вами — позорно. Ремесло ваше — калечить души,
убивать, растлевать. Всю жизнь вы воюете против своего на¬
рода. Проклятие и срам русской земли!
Между нашим нынешним периодом более или менее
благополучного состояния и революцией — одно насилие и
бессудные казни (наши суды и не были никогда судами), од¬
ни издевательства над здравым смыслом и подлоги, одна
бесконечная ложь, одинаково обязательная для тех. кто
лжет и тех, кому лгут, и одно бесконечное царствование по¬
луграмотных генеральных секретарей с их нечисто-жадной
челядью и неоглядным морем сановных чиновников, различ¬
ных партсекретарей и прочего мусора.
Черный занавес задернул Россию. За ним, где Россия,
клевета, расправы, самоуправства, посулы счастья и какой-
то поток неизбывного монотонного труда. И проповедь это¬
го труда с утра до ночи, один бесконечный духовный алко¬
голь. И жизнь — сплошной гигантский работный дом
Люди-муравьи...
И над всем недремлющее око охранки, миллионной ар¬
мии доносителей, добровольных и платных, партийных и
комсомольских надзирателей, анкетное определение ценнос¬
ти людей, оглупление народа военно-бюрократическим
искусством — купленное искусство, купленные страсти, куп-
ленные величия и величины.
Мираж жизни.
Но и то правда: многим по сердцу подобная жизнь. Был
378
Бывшие
бы кусок пожирней, крыша да баба — ну чем не свобода,
слаще и не бывает!
И еще немало таких, что ведут счет от артиллериста из
воспоминаний Шкловского: "Я знаю одно мое дело по¬
пасть”. Ну совершенно без разницы, в какую сторону, в кого
и с кем...
И по-новому предстают годы Гражданской войны.
Именно тогда была загублена, потеряна русская будущ¬
ность, настоящее, неискривлснное развитие России. Она
всегда нашла бы силы для преодоления любого внутреннего
кризиса, ибо ее духовные силы не были еще подорваны. Ле¬
нинизм именно подорвал не только физические, но прежде
всего духовные, душевные силы народа.
Трагедия белого движения коренилась в том,, что оно
оказалось замешенным на всем том, что представляло ста¬
рую жизнь. Этот вал, который должен был принести обнов¬
ление и возрождение России, оказался захламленным тем, от
чего Россия наотрез отказывалась.
И это старое, исчервленное потянуло на дно подлинно
достойное, за что боролись веками лучшие люди России.
Старый мир утянул за собой подлинно великие ценности
русской жизни, культуры, духовности, отлитые из крови,
усилий и жертв множеств поколений русских мыслителей,
художников и страдальцев за новую жизнь.
И все сверху замыла безбрежная гладь большевизма —
одно громадное пространство с отсветом крови...
”...В революции, в самом ее ядре, гнездилась зараза
контрреволюции, которая до последнего своего издыхания
будет кичиться наименованием революции...”
Огненный Крест над русской жизнью. Не то конец всему,
не то призыв...
20 марта 1920 года Деникин направляет письмо предсе¬
дателю военного совета генералу Драгомирову.
’’Многоуважаемый Абрам Михайлович!
Три года российской смуты я вел борьбу, отдавая ей все
свои силы и неся власть, как тяжкий крест, ниспосланный
Судьбой.
Бог не благословил успехом войск, мной предводимых.
И хотя вера в жизнеспособность армии и в ее историческое
Призвание мною нс потеряна, но внутренняя связь между
Пождем и армией порвана. Я не в силах более вести ее.
Предлагаю военному совету избрать достойного, кото¬
рому я передам преемственно власть и командование.
Уважающий вас А.Деникин."
379
Ю.П. в.шсов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Есть в воспоминаниях Деникина страницы и о союзни¬
ках.
"Отношения англичан по-прежнему были двойственны.
В то время как дипломатическая миссия генерала Киза изо¬
бретала новые формы управления для Юга, начальник воен¬
ной миссии генерал Хольман вкладывал все свои силы и ду¬
шу в дело помощи нам. Он лично принимал участие с ан¬
глийскими техническими частями в боях на донецком фрон¬
те; со всей энергией добивался усиления и упорядочения ма¬
териальной помощи; содействовал организации феодосийс¬
кой базы -- непосредственно влияя на французов... Он
отождествлял наши интересы со своими, горячо принимал к
сердцу наши беды и работал, не теряя надежд и энергии до
последнего дня, представляя резкий контраст со многими
русскими деятелями, потерявшими уже сердце...
Юг постигло великое бедствие. Положение казалось без¬
надежным и конец близок. Сообразно с этим менялась и по¬
литика Лондона. Генерал Хольман оставался еще в дол¬
жности, но неофициально называли уже имя его преемника,
генерала Перси... Лондон решил ускорить ликвидацию... ко
мне явился... генерал Бридж со следующим предложением
английского правительства: так как, по мнению последнего,
положение катастрофично и эвакуация Крыма неосуществи¬
ма, то англичане предлагают мне свое посредничество для
заключения перемирия с большевиками...
Я ответил: никогда.
Этот эпизод имел свое продолжение несколько месяцев
спустя. В августе 1920 года в газете "Таймс" опубликована
была нота лорда Керзона к Чичерину от 1 апреля. В ней пос¬
ле соображений о бесцельности дальнейшей борьбы, кото¬
рая "является серьезной угрозой спокойствию и процвета¬
нию России", Керзон заявлял:
"Я употребил все свое влияние на генерала Деникина,
чтобы уговорить его бросить борьбу..."
В той же "Таймс" я напечатал тотчас опровержение:
"1. Никакого влияния лорд Керзон оказать на меня не
мог, так как я с ним ни в каких отношениях не находился.
2. Предложения (британского военного представителя о
перемирии) я категорически отвергнул и, хотя с потерей ма¬
териальной части, перевел армию в Крым, где тотчас же
приступил к продолжению борьбы...
4. Как раньше, так и теперь, я считаю неизбежной и не¬
обходимой вооруженную борьбу с большевиками до их по¬
380
Бывшие
ражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится
в развалины’'.
Воспоминания Антон Иванович завершаем словами:
' В тот вечер я с семьей и детьми 1енерала Корнилова
(сыном Георгием и дочерью Натальей. К).В ) перешел на
английское госпитальное судно, а на друюй день на дред¬
ноуте "Мальборо" мы уходили от постылых берегов Босфо¬
ра, унося в душе неизбывную скорбь.
Брюссель. 1926 год".
Вместо Родины Огненный Крест... в напутствие.
Русский народ был и остается жертвой - вот его тысяче¬
летняя история. Едва ли не во все века он ослабляет петлю,
чтобы как-то дышать. Избавление от рабства прослежи¬
вается со второй половины ХЕХ века не только по докумен¬
там.
К концу века уже можно говорить о народе, жизнь кото¬
рого не стесняли сколь-нибудь заметные социальные, сос¬
ловные ограничения. Генералы, ученые, чиновники высоких
рангов и званий - выходцы из простого народа уже далеко
не редкость. Впечатляющий пример тому вожди белого
движения: генералы Корнилов (сын бедного казака), Болды¬
рев (сын деревенского кузнеца), Алексеев (сын простого со¬
лдата)... Кстати, генерал Иванов, посланный Николаем Вто¬
рым на усмирение мятежной столицы, тоже сын простого
солдата. Таких примеров можно привести очень много.
Выходцы из народа заполняют торговый, ученый, арти¬
стический и литературный миры. Россия распрямлялась. Ее
ждал могучий хозяйственный подъем при безусловном сох¬
ранении мирового лидерства в зерновом сельскохозяйствен¬
ном производстве.
Большевизм и близко не мог предложить что-либо по¬
добное. Революция оказалась удушением народа — народа,
преодолевшего все завалы своей истории и распрямлявше¬
гося для свободной жизни. В этом сказался гений народа: ве¬
ка преодоления неволи не ослабили его духовной и физиче¬
ской сути.
Революция изощренным варварским способом произве¬
ла не столько массовое, сколько массово-выборочное унич¬
тожение всего того, что составляло Россию.
Гордость народа, независимость, богатство мысли, куль¬
туры — все было самым жутким образом ошельмовано и
Поставлено на грань уничтожения. А дальше произошло раз-
пращение, растление народа.
Национальное растворилось в понятии ’’интернациона¬
381
Ю.П. B.tacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
лизм" и легло под ноги космополитизму. Возник особый
гип человека советского, не чувствующего уже себя в пол¬
ной мере русским, а свою землю родной. Он воспитывал
из людей жадных потребителей.
Орудием этой реакции, уничтожения молодой России (а
ее можно назвать именно молодой, так как она только на¬
брала силу для национального развития, накопила истори¬
ческий, культурный опыт) стал большевизм, выпестованный
Лениным.
Ленинизм оперся на самые низкие, неразвитые, черные
пласты народа. Этим черным, инстинктивным он и выжи¬
гал душу и тело народа так, что создалось впечатление, буд¬
то это черное, низменное и низкое и есть сам народ.
Ленинизм разделил народ на жертв и насильников. Стя¬
жательство заменило все духовные ценности, предстало
оправданием всего. Растление состоялось.
Народ раздавлен, развращен, но не уничтожен. Ему в на¬
следство досталась великая культура. Народ обладает одной
особенностью: независимо от истребительной деятельности
государства на протяжении более семидесяти лет он вос¬
производит наново все то, что составляет сущесто народно¬
го характера, будто и не утюжили русских безмерно тяже¬
лым катком ленинизма.
Как бы ни было опошлено недавнее прошлое, каким бы
жутким ни был геноцид и растление (можно говорить об ос¬
леплении народа), в детях и внуках неизбежно будет возрож¬
даться то насильственно вырубленное и вроде бы уничто¬
женное навек, что всегда составляло суть русского народа.
Весь ужас пережитого сложен историей с вполне определен¬
ной целью: преодолеть те черты в национальном характере,
которые сделали возможным торжество ленинизма, то есть
философии насилия.
Этот страшный исторический опыт должен лечь в созна¬
ние народа, выработать в нем систему духовной и нрав¬
ственной самозащиты.
Ни один народ в мире не вынес бы такого удара судьбы,
стерся бы, рассеялся по свету. Народ нашел в себе силы пре¬
одолеть ял ленинизма и с ним — плоды растления, болезнь
надсада. Народ болеет, надорвался и болеет. Народ унижен,
но не уничтожен. Мы есть и будем.
После провала похода на Москву, за восемь месяцев до
окончательного краха белого движения, совещание генера¬
лов в Севастополе назовет генерала Врангеля новым главно¬
командующим Вооруженными силами Юга России.
382
Бывшие
В тех условиях немногие сохраняли присутствие духа, к
примеру, генерал Кутепов. Он говорил:
’’Земельная реформа и виселица — тогда мы снова дой¬
дем до Москвы...”
Все верно: тотемный знак России - трупы...
Барон Петр Николаевич Врангель родился в 1878 году,
то есть был на целых восемь лет моложе Ленина и на год
старше кроваво-мудрого Сталина. Умер он в 1928 году в
возрасте пятидесяти лет. Жена его, баронесса Врангель,
пережила его на сорок лет.
Моя мама пережила моего отца на неполных тридцать
четыре года и все дни хранила великую преданность его
памяти. В последний вечер (ей оставалось жить сутки) мьГ
расставались навек, она шепнула мне горячо: ’’Положите
рядом с отцом... обязательно!” И откинулась на подушки.
Сердце уже прекращало свой бег.
Но на том кладбище свои законы: положить маму рядом
с отцом не разрешили, только сжечь — и сунуть урну.
Смысл отказа: ’’Нечего засорять Новодевичье кладбище”.
Это лечь с мужем — ’’засорять”?!
Такая женская преданность вызывает не только глубо¬
чайшее уважение и поклонение, но и... горечь. В своей жизни
я не знал ее — в той, которая была до пятидесяти лет. Меня
только предавали в том тяжелом изнурительном труде, ко¬
торый я поставил целью во имя людей. Я знал одно преда¬
тельство.
Никогда я не гнался за деньгами — сколько есть, столь¬
ко и есть, лишь бы можно было работать. Нет, никогда я не
писал ради денег и наживы.
Я весь ушел в работу и ничего не видел — только бы до¬
нести ношу, вот эти самые страницы книги. Я складывал их
почти тридцать лет. Не все получилось, как я хотел, но не об
этом сейчас речь. И в этом тяжелом, надрывном труде я был
предан и оболган бесконечное множество раз. Меня предава¬
ли, а для оправдания предательства, своих низменных по¬
буждений плели подлости за моей спиной.
Я с особенной остротой памяти и болью склоняю голову
перед мамой — женщиной, которая через все ужасы войны,
голода, нужды, одиночества пронесла любовь и верность
одному мужчине — моем} отцу. Мама умерла 16 января
1987 года.
Как я был наивен, koi да думал, что святость цели, слу¬
жение святой цели свято и всем твоим близким. Л мы жили
ПО расходящимся направлениям: я в углубленном пости¬
383
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жении смысла трагедии своего народа, а они, кто носил мою
фамилию, — в утробной иждивенческой трате дней.
Но прозрение не сломало меня.
Никогда не думайте, что ваша страсть и служение дос¬
тойному смыслу святы для других. Теперь я знаю: чистое и
святое дело не сделает чистой и светлой черную душу.
Родство по крови...
У меня две дочери. Других детей нет.
Алена Юрьевна - от первого брака. Я отрекся от нее.
До смертного моего часа нет и не будет у меня с пей ничего
общего.
Нет такого горя, зла, унижения, которые бы она ни при¬
чинила мне. Я не видел ее с января 1989 года.
До многого в этой книге не дотянулись руки именно
из-за ее ненависти ко мне.
Я вынужден назвать вещи своими именами. Это мое за¬
вещание.
Высшее образование барон Врангель получил в Горном
институте. С дипломом горного инженера поступил воль¬
ноопределяющимся в лейб-гвардии Конный полк. Участво¬
вал в русско-японской войне, командуя сотней Забайкаль¬
ской казачьей дивизии.
Первую мировую войну встретил командиром эскадрона
лейб-гвардии Конного полка в чине ротмистра. Принял
участие в самых первых боях войны, проявив себя с самой
лучшей стороны...
После октябрьского переворота барон отправился на
Дон и помогал Каледину собирать белую Донскую армию.
После самоубийства Каледина перешел в Добровольческую
армию, командовал Кавказской армией, задолго до отстав¬
ки Деникина сделался кумиром белого офицерства.
В боях под Царицыном Кавказская армия Врангеля бы¬
ла обескровлена; город удержан, но армия утратила способ¬
ность к наступлению, то есть прорыву навстречу армиям
Колчака.
Именно в тех боях погиб мой родной дядя (по мате¬
ри) — Василий Данилович Лымарь — кубанский казак,
подъесаул.
У мамы на всю жизнь остался в памяти тот ужасный
летний жаркий день. В ворота постучали. Мама подошла,
спросила:
Кто там?
- А где родители?
- Все в поле.
384
Бывшие
— А ты кто?
— Я дочь Данилы Марковича — Мария.
— Открывай, твоего брата привезли.
Мама отворила ворота и два казака на арбе завезли во
двор металлический гроб. Там лежал убитый под Царицы¬
ном Василий, двадцати восьми лет.
А уж откуда узнали — неизвестно: с поля на лошадях
скачут дед, братья. Бегут соседи...
А другой брат, Андрей Данилович (будущий полковник
Советской Армии), возглавил станичную партийную органи¬
зацию. Так и раскололась семья... А ведь у моего деда, Да¬
нилы Марковича, было двенадцать детей.
Петр Николаевич являлся противником быстрого про¬
движения к Москве, утверждая, что чем быстрее продви¬
гается к Москве белая армия, тем быстрее окажется в Чер¬
ном море.
Петр Николаевич полагал царицынское направление са¬
мым важным — оно обеспечивает соединение с войсками
Верховного Правителя России, но Деникин это мнение не
разделял.
Это Петр Николаевич писал Деникину:
’’Войска адмирала Колчака, предательски оставленные
нами, были разбиты...”
Впрочем, Колчаку приписывали такое же преступное на¬
мерение: забвение царицынского направления (для соедине¬
ния с Деникиным) ради кратчайшего движения на Москву.
Антон Иванович считал это чушью и писал:
’’Памфлеты разносили по свету поистине страшное обви¬
нение: как Колчак и Деникин предавали друг друга и
Россию...”
Осенью 1920 года, накануне крушения белого Крыма,
Владимир Львович Бурцев писал о Врангеле как ’’воплоще¬
нии идеи борьбы без компромиссов против большевиков...”
Бывший председатель и управляющий отделом иност¬
ранных дел Верховного управления Северной области Нико¬
лай Васильевич Чайковский выразился тогда же о Врангеле
как о ’’призванном к осуществлению почетной задачи знаме¬
носца крестьянской революции против большевизма”. Чай¬
ковский имел в виду земельные законы, принятые прави¬
тельством Врангеля.
Опоздал барон со своими законами.
’’Закон о земле” был опубликован 25 мая 1920 года, за
считанные недели до решающих событий.
Закон вместе с дополнениями предусматривал:
13-91
385
Ю.П. Вмш*. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
— часть помещичьих земель (в имениях свыше 600 деся¬
тин) отходят в собственность крестьян с выкупом по пяти¬
кратной стоимости урожая с рассрочкой на двадцать пять
лет;
— волостные земства и сельские общины должны явить¬
ся органами крестьянского самоуправления (вместо посты¬
лых Советов);
— рабочие, равно как и крестьяне, находятся под защи¬
той государства от владельцев предприятий.
Петр Николаевич уповал на действие закона и поворот в
настроении народа.
Безусловно, как белый вождь, да, пожалуй, и военачаль¬
ник, Петр Николаевич стоял выше Деникина. Не его вина,
что он принял обломки армии, да еще запертые на крохот¬
ном крымском клочке земли. Он вознамерился земельной
реформой вырвать Россию из-под власти большевиков, но
выстрел получился холостой.
Тогда еще не вызрел в недрах Лубянки план похищения
белых вождей — тех, что представляли наибольшую опас¬
ность, а чрезвычайная активность, организаторские способ¬
ности, непримиримость делали барона именно такой ми¬
шенью.
Надо полагать, ранняя кончина Петра Николаевича убе¬
регла его от похищения и гибели в застенках Лубянки, как,
скажем, это случилось несколько позже с генералом Кутепо¬
вым. При великой московской демократии это даже очень
просто, а главное — тихо: был человек — и нет. Да мало ли
что могло стрястись!
Около 70 миллионов человек — цифра, которую я при¬
вожу постоянно. Она складывается из смертей, которые
оказались непосредственным следствием Октябрьской ре¬
волюции, то есть попытки силой провести в жизнь план
ленинской утопии. Это и жертвы Гражданской войны, и
уничтожения классово чуждых, и коллективизации, и вала
1936— 1939 годов, и жертв Великой Отечественной войны
(террор во всем его затейливо-садистском многообразии
плюс сталинское постижение военного искусства: горы тру¬
пов, отступление до Волги, потом клали людей без пощады,
выскребываясь к нашим границам долгих три года), новых
массовых арестов...
Подсчет дает цифру около 70 миллионов, не считая за! -
нанных в гроб нуждой, недоедом, горем, отсутствием ле¬
карств, ужасной медициной, слезами — всей системой буд¬
ничного, каждодневного насилия.
386
Бывшие
И еще о рядовых коммунистах: какая разница, что рядо¬
вые члены партии в основной своей массе были честными
людьми? Все они подпирали и подпирают черную силу, ко¬
торая насилует волю народа, навязывает ему свою власть.
Царское правительство намечало в 1918 году переобмун-
дировать армию: в частности, вместо папах солдаты долж¬
ны были получить остроконечные суконные шлемы, други¬
ми должны были стать и гимнастерки, шинели. Образ бы¬
линного воина, защитника родной земли, должна была со¬
здавать новая форма — это была мысль Николая Второго.
Склады были забиты новым обмундированием.
Так и перешли склады с новейшим обмундированием к
новой власти. И объявились эти шлемы как революционные
буденовки.
Смерть белым гадам! Даешь коммунизм!..
У красных были десятки тысяч бойцов, которые искрен¬
не верили в светлое коммунистическое завтра и люто нена¬
видели белых. За идеи Ленина—Троцкого они готовы были
сложить головы, и складывали.
В белых, их победе, видели рабство, палачей и захирение
России. Любые потери, невзгоды, но одолеть белых гадов!
Даешь коммунизм!
И при всем том Красная Армия занималась и разбоем, и
насилиями. Эта стихия грабежа и насилий оказалась такой,
что в 1924 году политбюро (по настоянию Михаила Василь¬
евича Фрунзе — нового наркомвоенмора) приняло решение
о ее полной демобилизации; нетронутым сохранялся костяк
армии: бывшие унтер-офицерские и командирские кадры.
Осенью 1924-го на основе этих кадров и стала разворачи¬
ваться новая РККА.
О той армии, которая воевала в Гражданскую войну и
была демобилизована в 1924-м, Фрунзе докладывал полит¬
бюро как о банде разбойников с весьма ограниченной бое¬
способностью.
После смерти Ленина на руководство партией претендо¬
вали Троцкий, Зиновьев. Сталин и Фрунзе.
Михаил Васильевич закончил три курса Петербургского
политехнического института. Он отличался исключительны¬
ми способностями, дорога в науку была открыта.
Он не из эмиграции слал прокламации и брошюры с нас¬
тавлениями, а жил борьбой рабочих. Именно он возглавил
Первый в истории России Совет рабочих депутатов (май 1905
года, Иваново-Вознесенск). Получил два смертных пригово¬
13-
387
Ю.П. В iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ра. Чудом избежал смертной казни, замененной на десять
лет каторги. Бежал с каторги.
Один из самых крупных военных организаторов. По ха¬
рактеру независимый, самобытный, лишенный какой бы то
ни было угодливости, приспособленчества, прямой и отваж¬
ный, с волевым характером.
С января 1925 года — Председатель Реввоенсовета
СССР и наркомвоенмор. Скончался 31 октября 1925 года на
сорок первом году жизни.
Воронский вспоминал:
"Во владимирской тюрьме Валентин (товарищ Ворон-
ского. — Ю.В.) встретился с Фрунзе (Арсением). Арсений
был молод (всего двадцать лет. — Ю.ВТ). отважен, доброду¬
шен и по-домашнему уютен. Он был арестован по делу
владимирской окружной организации в Шуе. его вызвали
свидетелем на один судебный процесс — здесь Арсений слу¬
чайно встретился с урядником, в которого он стрелял.
Его судили, дважды приговаривали к смертной казни и два¬
жды отменяли приювор. Урядник за свой счет доставлял в
суд свидетелей, очевидцев покушения. Все это продолжалось
более двух лег... Арсений поражал товарищей общитель¬
ностью, духом живым и бодрым и презрением к смерти.
Уже имея смертную статью, Арсений увлекся синдикализ¬
мом и старательно изучал иностранные языки. После пер¬
вого приговора Арсения отделили от товарищей, заключив
в одиночную камеру вместе с одним уголовником, тоже
осужденным к повешению..."
Сын Фрунзе, Тимур, летчик-истребитель, сражался храб¬
ро против гитлеровцев и погиб в родном небе. Мир праху
твоему, Тимур!..
Гражданская война породила такую взаимную жесто¬
кость, такое извращенное коварство и такое равнодушие к
жизни, о которых на Руси уже давным-давно читали лишь в
романах и исторических хрониках.
Именно кровь определяет рубежи борьбы за власть. Есть
лакая мера ее, которую уже не способны пролить партии,
классы, правительства или диктаторы. Они вынуждены при¬
знать свою несостоятельность, но Ленин и большевики в
данном случае тоже составили своего рода сверкающее
исключение, далеко не почетное.
Генерал Добровольский (высший военно-судебный чин в
войсках Северной области при генерале Миллере) вспоми¬
нал:
"Для допроса взятого в плен командира полка мной был
388
Бывшие
командирован один из состоявших в моем распоряжении
офицеров с высшим юридическим образованием, которому
я предложил по возможности выяснить положение в Крас¬
ной Армии и виды большевиков на ближайшее будущее.
Командир полка, прапорщик военного времени, оказал¬
ся идейным коммунистом из народных учителей. Считая
свою участь предрешенной, он вежливо и спокойно обрисо¬
вал положение советской власти крайне тяжелым ввиду не
только пассивного, но прямо-таки враждебного к ней отно¬
шения большинства населения. В частности, у него в полку
только 20 процентов считались сочувствующими советской
власти; остальные восемьдесят — были настроены крайне
враждебно к ней, тяготились войной и ждали первого удоб¬
ного случая, чтобы расправиться со своими руководителя¬
ми. Несмотря на это, он выразил уверенность в конечной по¬
беде советской власти, которая сумеет силой заставить мас¬
сы выполнять поставленные задачи, ибо для ’’воздействия
на несочувствующих она, как власть ’’народная”, распола¬
гает той роскошью в средствах, которую не могут позволить
себе белые”.
В качестве иллюстрации последней мысли он сослался на
расстрел ими целого красноармейского полка на нашем
фронте, отказавшегося выполнять приказ о наступлении...”
Предела пролитию крови не существует для большеви¬
ков — власть рабочих и крестьян выше, она священна (что
под властью прежде всего подразумевалась диктатура вер¬
хушки партии, никто на этой шестой части земли и не за¬
икался: власть народа — и все тут!). Люди, которые недо¬
вольны нами, большевиками, — уже не народ, и с ними поз¬
волительно все. Пусть будут недовольны 20, 60, 90 процен¬
тов народа — все равно это уже не народ, и его можно и
нужно приводить в повиновение любыми средствами. В
этом суть ленинизма!
И это именно та ’’роскошь в средствах”, о которой тол¬
ковал пленный командир полка. В этом весь Ленин, весь его
терроризм, вся идейная подкладка террора, массовых мучи¬
тельств и убийств. Все, кто не красного цвета, — не люди. С
ними можно и нужно делать все что угодно — они не пред¬
ставляют ценности для общества. Это шлак, удобрение для
земли, за ними нет права на существование. Именно к этому
свелась ученость Ленина, вся упорная работа его над книгой,
все-все исследование человеческой мысли.
Да, так: для ленинцев не существуют дозволенные и не¬
дозволенные средства (слышите это вы, члены великой и
389
ЮЛ. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
доблестной партии по умерщвлению души собственного на¬
рода, подумайте над своей партийной книжечкой). Есть чет¬
кое осознание классовой природы общества, понимание всех
взаимодействующих сил, уверенность в конечной правиль¬
ности движения.
Власть народа свята. Пусть (за ничтожным исключе¬
нием) против нас весь народ, но правы по-прежнему будем
только мы, большевики, ибо за нами понимание целей и за¬
конов борьбы, и стало быть, не они, а мы — народ, пусть
нас хоть миллион, а их все триста миллионов. Это не имеет
значения.
Чем не философия работорговцев? Из этой философии,
доктрины, учения вылупились все лагеря и пыточные, все
убойные стройки, от которых у народа был один надрыв,
одна боль и горе. Из этого самого передового учения и выш¬
ли все бессердечие, вся жестокость отношения к человеку. На
этом взошла теория человека-винтика. Из этого вышло все
неуважение к личности. Народ топтала теория Ленина, как
мнут ногами виноград в чанах. Сок народа шел на укрепле¬
ние здоровья ленинизма, то есть укрепление всего аппарата
подавления народа, и на насыщение партийных угнетателей.
Мы — всегда народ, а все остальные — нет, поскольку
только у нас верная картина общества и его развития. Так
как на нашей стороне ’’правда” и видение будущего, мы
единственные, кто обладает правом на любые поступки. За
нами не существует ни жестокости, ни насилия, ни крови —
это пустые символы.
Мы вне зла, даже если будем тонуть в крови, насилии и
бедствиях народа.
Именно так, ведь тотемный знак России — трупы...
Народ рухнул на колени, изрыгая кровь. Градус взаим¬
ной ненависти притупил, стер все прочие чувства.
Земля прокисла от крови.
Кому-то суждено было выжить, кому-то... лечь в землю,
кому-то избыть на чужбине, кому-то созидать ленинскую
утопию, так называемый социализм...
Народ распределялся в колонны за партийными вождя¬
ми. Неповоротлив — пособляли... и смыкались ряды. Ибо
только послушным даровалось право на жизнь. И уже толь¬
ко один крик, один шаг. один цвет.
Все стали, как один, и один, как все.
И везде волчьи тени, серые, юркие.
И земля кислая от крови. Но раз другим дышать не да¬
но, привыкай и к такому дыху — кислому от крови и пота...
390
Бывшие
”...С великим же опасением и отец с сыном глаголаше, и
брат с братом и друг с другом, и по беседе речей заклинаю¬
щиеся страшными клятвами еще не поведать глаголемых ни
о велице, ни о мале деле или вещи...”
И всё глубже в толщу лет.
И всё режут серые волчьи тени, режут человеческую мас¬
су, выкраивают из нее колонны, пока все уже — лишь одни
колонны.
И где-то самым краешком чуть-чуть розовеет заря.
И нет ни одного осколочка зеркала, даже просто лужи,
чтобы взглянуть на себя.
И никто не видит себя.
И уже не хотят видеть. И хорошо, что не видят.
Только — общий шаг и серые тени. И вместо лиц — жут¬
кие маски. И эти маски уже становятся лицами, не отделить
их от лиц.
Дух народа, закованный в объятия скелета...
Ничему живому и чистому не дает прорасти этот скелет.
Обложил костями народ — держит...
И в нынешнем долгом кризисе, давшем о себе знать
столь остро в правление Горбачева, все те же проблемы,
затянутые в узел после Октября 1917 года.
На пути избавления надо терпеть... или судьба России —
распасться, саморазрушиться.
Это плата за насилие и нетерпимость, возведенные в
святыню.
По счетам надо платить. Идти через нищету, смертные
болезни, потери — и не сворачивать. Идти, чтобы стать
людьми, отторгнув насилие и нетерпимость, ’’традиции без¬
закония” и равнодушия к близким.
И никто не даст избавления, пока не будет пройден этот
путь.
А тогда и сам народ станет другим...
Павел Николаевич Милюков усматривал три причины
поражения белых (’’Россия на переломе”):
— несостоятельность стратегии (азартная стратегия);
— ’’натянутое и даже враждебное отношение к тем
окраинным образованиям, на территории которых происхо¬
дила борьба”;
— ’’более чем ненормальное отношение армии к
населению..."
Сущность белой демократии обнажилась и в каратель¬
ной политике, обильной на слепую жестокость.
391
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
И опять-таки движение губило клеймо старого порядка.
В этих условиях не представлялось возможным действовать
эффективно, все движение стояло как бы на трупных ногах.
Борьба велась под лозунгом ’’национальное возрожде¬
ние великой, единой и неделимой России”. Лозунг совершен¬
но чуждый простому народу.
Уже царский скипетр и держава казались многим спасе¬
нием и защитой против всесокрушающей головорезно-ист¬
ребительной политики Непогрешимого, которым впервые в
истории были подведены под неограниченные и бессудные
убийства научное и теоретическое обоснования — золотая
выжимка из всего совершенства человеческой мысли.
Хотела она или не хотела, но генеральская контрреволю¬
ция приняла реакционный характер. За ней проглядывали
помещики, крупные собственники и неизбежное подавление
свободы, правда, не до такой дикой степени, как при боль¬
шевиках, но, как мы знаем, этому давались самые серьезные
и ученые обоснования.
На юге белое движение проявляет реакционность как
нигде ярко, ибо пи в Сибири, ни на севере России не имели
места реставрации помещичьего землевладения, что корен¬
ным образом раз и навсегда и определило позицию кресть¬
янства, а стало быть, и исход борьбы.
И как напутствие времени — великой и самоотвержен¬
ной попытке остановить шествие насилия — слова Будберга:
’’Жизни мы не поймали; ее требования не поняли и не
уловили. Жизнь ушла от нас и стала искать более примитив¬
ных, но реальных осуществлений”.
Эти ’’реальные осуществления” уже держали Россию за
горло...
Подаст голос и ’’женевская” тварь. В таком серьезном
вопросе она не могла остаться в стороне.
’’Без ВЧК мы бы не победили на фронтах Гражданской
войны, мы бы не отстояли свободы и независимости нашей
Родины” (из сборника ”20 лет ВЧК—ОГПУ—НКВД”).
Конечно, преувеличение допущено, но, право же, весьма
скромное, ибо с опорой на безграничный террор во многом
определялась позиция самых разных слоев населения, в том
числе и трудовых. Угроза расправы существовала для каж¬
дого, и этого сбросить с главных, итоговых ’’весов” нельзя,
нс выйдет.
Крестьянство, а оно, несомненно, составляло большин¬
ство России, приняло сторону большевиков: пусть даже
392
Бывшие
продотряды, пусть разруха, но земля все же вот она, при
нас, родимая, своя...
Несмотря на изуверский характер махновщины, отчасти
и антоновщины и др., это были крестьянские движения, на¬
правленные как против посягательств белых на землю, так и
против существа красной политики. Крестьянство восстава¬
ло против ’’обоих зол” (помните высказывание Троцкого?).
Ленин разом взял крестьянскую Россию, выступив про¬
тив мировой войны и приняв земельный закон, не переставая
разжигать непримиримую ненависть ко всякого рода угнете¬
нию. Однако военный коммунизм: продовольственная дик¬
татура (продразверстка) подняла деревню против красных.
И все же, когда встал вопрос о выборе между белыми и крас¬
ными, крестьяне предпочли красных. Им, крестьянам, под
комиссарами было несладко, но все же это поближе к земле.
Пролетариат, и без того малочисленный, оказался выби¬
тым в мировую войну: в годы междоусобицы рассеялся, де¬
классировался. В свою очередь, в городах его ряды примется
восполнять вчерашний крестьянин, но это уже под конец
Гражданской войны.
Таким образом, исход Гражданской войны решила пози¬
ция крестьянства. Народ не видел правды за белыми. Вся ду¬
шегубная политика большевизма по отношению к деревне
еще только вызревала. И такая политика, от которой у наро¬
да потемнеет в глазах и старая жизнь вспомнится благом.
В семнадцатом, после февраля, Россию ждал другой
путь, неленинский, — эю уж определенно: без колоссальных
людских потерь, изнурения, нужды и неисчислимых мате¬
риальных издержек. Более расточительно относиться к мате¬
риальным ценностям, нежели относились в Октябрьскую ре¬
волюцию и во все времена после нее, невозможно. Сначала
разрушали экономику, после предельно дезорганизовывали,
а после восстанавливали, но с постоянными чудовищными
издержками, за которые в конце концов расплачивался этот
самый... трудовой человек и никогда - новые партийные и
советские хозяева.
Разрушали деревню, создавая колхозы, пухли от голода,
шли под конвоем в Сибирь, ложились под пули карателей.
Потом существовали па нищенские трудодни: за год плати¬
ли тридцать-сорок рублей! За целый год надрывною труда!
Налогами задавили гак, что люди повырубили сады. От¬
няли у людей всякую живность, потом вроде одумались и
стали дозволять держать, ан нет. опять начали преследовать
за корову или свиней.
Фактически деревни представляли собой резервации, в
393
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙКРЕСТ
которых люди под неусыпным надзором даром отдавали си¬
лы и жизнь. Отняли у крестьян паспорта и запретили им
прописку в городах. Это было крепостное право в самом
натуральном виде, разве только не продавали людишек да
называли гражданами.
Под понятием ’’кулак”, всеобъемлющим и сразу всё спи¬
сывающим для карателей, было спрятано сопротивление де¬
ревни. Хотя кому сопротивляться? Все более или менее
строптивые уже были уложены в землю, а у тех, что оста¬
лись, поломаны кости, потому и шибко берегутся на каждое
лишнее слово...
Промышленность, которую конструировали по кабинет¬
ным прожектам, не могла существовать без сельского хозяй¬
ства. Вот и ’’развивали” деревню — командой, кнутом, де¬
магогией, нищетой. И Лубянка тут первая помощница. Она
всей стране кости вправляет — а как иначе выдержать вер¬
ное направление? То-то...
Железной лапой сдавила партийно-бюрократическая
диктатура горло каждого — на просвет самое ничтожное
движение души.
И в этот раз нельзя не обратиться к уже упоминавшейся
книге Родзянко:
’’Последовательные ошибки в управлении государством
в целом ряде десятилетий — вот причина возникновения ре¬
волюции в России. Правящие классы не отдавали или не хо¬
тели отдавать себе отчет в том, что русский народ вырос из
детской распашонки и требовал иного одеяния и иного к се¬
бе отношения.
Постепенное развитие образования, развитие русской
науки и литературы, общение с более передовыми культур¬
ными странами, увеличившееся сознание в необходимости
уважения прав каждого гражданина, сознание в несомнен¬
ном праве населения знать, что его ожидает завтра, и право
участия в решении своей судьбы — все эти запросы народ¬
ной совести встречали постоянный суровый отпор Государ¬
ственной власти, явно не желавшей уступить своих позиций
и привилегий. Упорная борьба на этой неблагодарной для
Государственной власти почве вызвала тот исторический
ход событий, предотвратить и задержать естественные по¬
следствия которого и оказалось задачей непосильной слиш¬
ком поздно призванному к деятельности народному пред¬
ставительству (Государственной думе. -- Ю.В). Послед¬
нее. как элемент эволюции, но не революции, не могло, ко¬
нечно. устоять против долго сдерживаемого народного него¬
394
Бывшие
дования. Недаром великий сердцеед и патриот Бисмарк в
своих мемуарах говорит, что всякая революция сильна не
столько своими эксцессами и отказом признавать суще¬
ствующую власть, сколько той долей правды, которая вло¬
жена в ее идею. И эта глубокая мысль встречает подтвер¬
ждение и в нашей Русской революции, уже впоследствии раз¬
вившейся в дикий разгул неудержимой пугачевщины. Ведь
происшедший в феврале 1917 года переворот был встречен
всей страной спокойно и с одобрением. Наша Армия — цвет
населения — сильная и вооруженная, тоже не возражала
против него и, очевидно, была за переворот...
Россия в момент развязки мировой войны оказалась со¬
вершенно одна, оставленная своими союзниками и предо¬
ставленная поэтому самой себе. Мы сами своими руками
разрушили нашу красавицу Родину-мать. Обуреваемые ре¬
волюционными страстями и вспыхнувшей взаимной нена¬
вистью на почве классовых интересов и низменных побужде¬
ний, мы не сумели понять, что только в самой себе черпая
силы, в родном народном творчестве, возможно сохранение
целости и нерушимости Отечества. Мы сами, увлекаемые
ложными теориями, правда, приведенные в это состояние
всей неурядицей прошлых десятилетий, положили начало
разложению Государства и растлили народные души.
Преступная пропаганда интернационализма, — очевид¬
но, беспочвенная, — сделала, однако, свое дело. Потухли и
принижены были национальные идеи, принижено было и
уважение к самим себе.
Да, Россия одна, и она только сама в себе должна чер¬
пать силу для своего возрождения, и, я скажу, слава Богу.
Пусть те страдания, которые выпали на нашу долю, сметут
без остатка все лживые понятия об интернационализме, о не¬
надобности, даже вреде национальной идеи, о вреде народ¬
ной гордости и достоинства...
Нам не на кого рассчитывать...
Сейчас нам не нужно быть ни правыми, ни левыми, ни
социалистами, ни буржуями, ни монархистами, ни республи¬
канцами — нам нужно был ь прежде всего русскими людьми,
безмерно любящими Отечество свое и верующими в его си¬
лы, и, несмотря на все наше временное унижение, мы дол¬
жны воспрянуть в духе уважения к себе...
На нас, русских людей, выпало тяжелое испытание обна¬
ружить силу духа не только во внешней борьбе, но и во внут¬
ренней -- с собственным бессилием и малодушием. Я при¬
зываю всех Русских i раждан-пагриотов выстоять до конца
так же, как выстояли назад лому триста лег русские люди в
395
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ужасную и в то же время славную эпоху смутного времени
иноземного нашествия...
И если последствия тяжких и грубых ошибок управле¬
ния... и иные им подобные причины нас довели до нацио¬
нального унижения, до самооплевывания, до оскорбления
национальной гордости, то пусть переживаемые нами стра¬
дания, горе и позор послужат источником очищения нас от
этих пороков.
И пусть из этих страданий мы поймем, что только во¬
круг иных начал народной жизни может создаться мощное и
сильное Государство.
Повторяю, все партийные счеты наши, все классовые и
иные недоразумения должны побледнеть теперь перед роко¬
вым вопросом, поставленным на очередь: быть или не быть
свободной, независимой ни от кого... России.
И мне хочется в конце настоящего сообщения сказать,
что я непоколебимо верю в силу и мощь России.
Я чувствую уже начало пробуждения могучего патриоти¬
ческого чувства. Я чувствую и глубоко убежден, что живет
во всех русских гражданах вера в светлое историческое ми¬
ровое будущее России...”
Историк Лев Платонович Карсавин в 1922 году был вы¬
слан из советской России. Через год в берлинском издатель¬
стве ’’Обелиск” напечатал сочинение ’’Философия истории”,
в котором дает свое толкование революции. Скончался в
1952 году семидесяти лет от роду.
’’...Удивительно, как просто все объясняется врагами и
критиками большевизма.
Прибыли из-за границы (да еще в запломбированных ва¬
гонах) несколько десятков оголтелых тупиц и преступников.
Стали эти преступные тупицы ’’сеять смуту”, собирать во¬
круг себя уголовных преступников и дезертиров, льстить
инстинктам армии и толпы и в конце концов подчинили себе
великий многомиллионный народ... Почему русский народ
не только их терпел (именно терпел, потому что ’’коммуни¬
стический опыт” обходился ему очень недешево), но и защи¬
щал от Колчака, Деникина, Юденича, Польши? Почему на¬
селение, приветствовавшее ’’белую власть”, так скоро от нее
отвращалось и начинало снова ждать большевиков?.. Если
нам скажут, что белогвардейские армии сами собой развали¬
вались, мы ответим, что разваливалась и красная и что в об¬
щем качество ее было как будто ниже. Если признать, что
русский народ подчинился большевикам только за страх, на¬
до будет признать нерусским народом погибших в Граж¬
396
Бывшие
данской войне и защите России красноармейцев. А среди них
были не только шедшие в атаку под пулеметной угрозой с
тыла. Тогда не принадлежат к русскому народу ни кресть¬
яне, предпочитавшие большевиков ’’царским генерал ахм”...
ни большинство рабочих...
До самого последнего времени русский народ их (боль¬
шевиков. — Ю.В.) поддерживал. Это не значит, что он их
нежно любит: он их поддерживал как неизбежное и наи¬
меньшее зло (это точь-в-точь слова Троцкого, о которых
Карсавин не хмог знать. — Ю.В.). Никакой цены нет за без¬
ответственными и огульными ссылками на то, что больше¬
виков все ругают, что ’’мужики” их ненавидят... интеллиген¬
ты презирают... Правда... ненависть к большевикам и опо¬
рочивание их обладают глубокими основаниями...
Видимо, и таким, как Ленин, убедительными и ’’научны¬
ми” казались их прогнозы и формулы, близким — наступле¬
ние коммунистического рая... Без веры в социализм призывы
вождей никого бы не увлекли, и только наивная, нелепая ве¬
ра могла зажечь всех, кто являлся энтузиастом лучшего бу¬
дущего для человечества, но по малограмотности своей в со¬
стоянии был мыслить это будущее только в рамках комму¬
нистической идеологии и пролетарской логики. Без веры и
энтузиазма нельзя было организовать армию и партию, за¬
крывать рынки, бороться с анархией, с ’’белыми” и внешни¬
ми врагами. Если вожди не верили в немедленный социа¬
лизм, необходимо предположить в них нечеловеческое лу¬
кавство... Если они верили, это лишний раз свидетельствует
о том, что они в руках истории ничтожные пешки, и это
вполне согласуется с отрицанием роли личности в истории.
Можно с разных сторон подходить к большевизму. Здесь
я остановлюсь лишь на одной... Они уничтожали ”бар” и
живших по-барски носителей культуры. Они ли? Не явля¬
ются ли большевики лишь организаторами стихийной нена¬
висти и воли темных масс? Большевики были беспощадны
и бессмысленно жестоки, но. может, быть, только благо¬
даря им не произошло поголовного истребления культурных
слоев русского общества; может быть, они скорее ослабили
бы, чем усилили прорыв стихии...
Большевики лишь приклеивали коммунистические
ярлычки к стихийному, увлекавшему их, говорившему и в
них течению. Они лишь понятным темному народу языкОхМ
идеологически обосновывали его дикую разрушительную
волю. Оттого-то и смешались в одну кучу (для уничто¬
жения. — Ю.В.) капиталист и литератор, офицер и интелли¬
гент...
397
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КВЕСТ
Не народ навязывает свою волю большевикам, и не
большевики навязывают ему свою. Но народная воля инди¬
видуализируется и в большевиках; в них осуществляются не¬
которые особенно существенные ее мотивы: жажда социаль¬
ного переустройства и даже социальной правды, инстинкты
государственности и великодержавия...”
И Карсавин делает замечание, что во всех этих потрясе¬
ниях воля великого народа так и осталась неуловленной, не-
выявленной во всей полноте...
Большевизм угадал, уловил существенную часть устрем¬
лений народа. Большевизм, удовлетворяя этим устремле¬
ниям, оказался приемлемым для общей массы людей. Рас¬
пределительный социализм не только не унижал, оскорблял
народ, но и отвечал его представлениям о жизни, пути к
счастью.
Это было до тех пор, пока народ не оказался лишенным
сытости. Это случилось вскоре, почти сразу после револю¬
ции, но смягчалось целым рядом якобы объективных об¬
стоятельств (последствия Гражданской войны, разруха, со¬
противление свергнутых классов и т.п.). Но с этого момента
’’казарменное” лишение народа сытости уже повело к посте¬
пенному разъединению с большевизмом.
Ведь весь вопрос нынешней катастрофы (на это не надо
закрывать глаза) для основной массы людей не в насилии,
хотя такой размах насилия уже насторожил народ, вызвал в
нем недовольство, не в ограничениях ’’казарменного” социа¬
лизма, не в отсутствии свободы и справедливости, а прежде
всего в отсутствии сытости, несправедливом обделении этой
сытостью...
Именно по данным причинам народ на двух голосова¬
ниях (1989-й и 1990 годы — выборы народных депутатов
СССР и РСФСР) отдает предпочтение все той же коммунис¬
тической партии. Углубление кризиса может быть вызвано
лишь усугублением продовольственного вопроса — и ничем
иным. Все прочее — свобода, справедливость... — решающе¬
го значения не имеет.
При быстром, безотлагательном решении продоволь¬
ственного вопроса и ослаблении "чрезмерного” гнета в раз¬
личных областях жизни (но только "чрезмерного”), унасле¬
дованного от революционного прошлого, у коммунистичес¬
кой партии есть все шансы закрепиться у власти (теперь уже
навсегда’), так как партия безусловно усвоит урок, преподан¬
ный ей обществом в эпоху перестройки. Без этих условий
398
Бывшие
партия у власти не удержится и государство окажется на гра¬
ни катастрофы...
В обществе отсутствует политическая сила, способная
принять на себя бремя руководства. Повторю уже высказан¬
ную мысль: историческая вина большевизма в том, что он
раздавил все общественно-политические движения в России,
поставив ее теперь, в годы кризиса, перед пустотой идей и
политической организованностью масс, выпавших из-под
пресса большевизма.
Для созревания всего многообразия общественно-поли¬
тических идей и движений, связанных с ними, нужно вре¬
мя — это долгие годы.
Это время обществу не дано. Решать нужно сейчас же,
тут же.
И Россия тонет в хаосе уродливых, мелких идей, про¬
грамм, движений, не шагнувших из младенчества общест¬
венно-политического сознания, опыта, навыков...
Будущее России — ’’большевизм с человеческим лицом”.
В революциях, брожениях будет теряться та часть наро¬
да, у которой иные идеалы. Это будет означать или физи¬
ческую гибель, или исход в эмиграцию. Третьего не дано. И
долго не будет дано. ’’Человеческое лицо” еще не прогляды¬
вает на том месте у партии, где ему положено быть, и кото¬
рое не обнаруживалось там все три четверти века нахожде¬
ния ее у власти...
О лице всеми было забыто... Присутствовали только...
серп и молот, однако не для уборки урожая, вернее, жатвы...
Вернемся к воспоминаниям Владимира Александровича
Поссе.
Вот как он рисует портрет тридцатидвухлетнего Ленина:
’’Уже тогда у него была очень солидная плешь, обнажав¬
шая хорошо вылепленный череп с остатками рыжих волос.
Лицо с сильно развитыми скулами, с рыжей бородкой — не¬
красиво, но вся суть в глазах, карих, умных, смеющихся и
лукаво, и ласково...”
Поссе снова вспоминает о диспутах в Женеве. Тогда, в
1902 году, Ленин заявлял ’’без колебаний, без сомнений":
”Кто не с нами, тот не только против нас, но и против
истины. За рабочим классом должно идти крестьянство, но
сам рабочий класс должен идти за нами, только за нами, и
Должен идти не туда, куда хочет, а туда, куда должен...
Помню, что, беседуя со мной... Чернов говорил очень
Дружелюбно о социал-демократах и надеялся на образова¬
ние единого революционного фронта..."
399
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Здесь и ответ на искренность веры вождей большевизма.
Характерная особенность ленинизма: у него свой подход
к марксизму.
К пятидесятилетию Ленина ’’Правда” в апреле 1920-го
публикует статью Сталина:
’’...Вторая группа (марксистов. — Ю.В.), наоборот, пере¬
носит центр тяжести вопроса от внешнего признания марк¬
сизма на его проведение, на его претворение в жизнь... В
своей деятельности опирается она не на цитаты и изречения,
а на практический опыт...
Организатором и вождем этой группы является
В.И.Ленин”.
Если отбросить объяснения неудач контрреволюции, ис¬
ходящие только из голой ненависти и презрения к тому, что
случилось на просторах России, то обнаруживается одна
упорно-устойчивая мысль, которая развивается примерно в
одном русле с карсавинской.
Программа Ленина носила не только русский, но и об¬
щечеловеческий характер. Она искала пути объединения все¬
го человечества, искоренения пороков капитализма, созда¬
ния нового, справедливого и совершенного политико-эко¬
номического строя.
С Лениным русский народ почувствовал себя народом-
революционером, армией всемирного прогресса. Он видел в
вождях большевизма как бы часть себя. Вожди большевизма
выражали пусть не все, но часть каких-то очень важных
свойств души народа. Именно поэтому народ согласился
принести такую искупительную жертву ради претворения
идей большевизма в жизнь. Эти идеи смутно присутствова¬
ли в душе народа. Именно поэтому он и понес столь тяжкую
и неумолимую диктатуру Главного Октябрьского Вождя.
Революции нужны великая сила и великие жертвы. На¬
род согласился жертвовать собой во имя победы социалис¬
тического идеала во всем мире — не поднялся, не восстал
против партии и ее вождей. Он чувствовал себя творцом и
исполнителем великой исторической миссии. Это ему не
только внушали, он это нес в своей душе.
Да, Россия, только на ее долю выпала грандиозная исто¬
рическая миссия излечить мир от всех зол.
Разве это не мысль Ленина?..
Нельзя удовлетворительным образом объяснить себе
успехи большевизма без ясного понимания того, что боль¬
шевизм в России наиболее соответствует психологии и логи¬
ке всего революционного процесса столетий. Поэтому боль¬
400
Бывшие
шевизм наиболее полно соответствовал и навыкам русской
революционной мысли, которая взошла из народной жизни.
Коммунистическую партию после Ленина даже недос¬
тойно называть ленинской. От своего апостола она усвоила
лишь одно — резать. А Ленин был неизмеримо шире. Не
один террор составлял его силу.
Ленин сметал пласты людей ради великих целей, идей,
пусть и утопических, а все последующие вожди творили пре¬
ступления только во имя своей корпоративной сытости и
безопасности. Ленин исступленно пробивался к цели, а эти
преимущественно грабили да тешили извращенное честолю¬
бие.
Это был великий политик, которого ничто на свете не
могло остановить. Он умел выжидать, когда все другие со¬
глашались на поражение. Он никогда не сворачивал с из¬
бранного пути. День за днем, год за годом он воплощал в
жизнь постулаты своей утопии. Горе всем, кто стоит на его
пути.
”...Мы должны убеждать рабочих фактами, мы не мо¬
жем создать теорий. Но и убеждать не достаточно. Полити¬
ка, боящаяся насилия, не является ни устойчивой, ни жизнен¬
ной, ни понятной” — это было сказано Лениным на Втором
конгрессе Коминтерна в августе 1920 года.
Именно от этого Ленина основные выводы Струве.
Для него Ленин лишен моральных критериев, в его ду¬
ховном облике главное — злобность. Злобность и злость.
Струве идет дальше и определяет революционную реши¬
тельность Ленина (а чем она обернулась для народа, мы
знаем) как палачество в чистом виде. Ленин для него палач.
И Струве объясняет: для Ленина все средства хороши, толь¬
ко бы подчинить себе цель.
Но и Петр Бернгардович, который достаточно знал
вождя большевизма, считает, что он, Ленин, ’’такой искус¬
ный политик и такой замечательный тактик...".
’’Само собой разумеется, — замечает Струве, — он
является теоретиком и идеалистом чистейшей воды; и боль¬
ше: во всей частной жизни... он аскет".
Зиновьев даже как-то признался Анненкову, что "старик
был немного скуповат"; Крупская любила "бриоши", а Ле¬
нин покупал ей "подковки": они подешевле...
Это все, конечно, мелочи, но рисуют человека достаточ¬
но последовательно.
401
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Что ни пиши, как ни выстраивай тома доказательств,
ясно одно: революция и народ пошли за Лениным.
Ленин и народ нераздельны.
И если сейчас идет анализ причин (и даже не анализ, а
какой-то всероссийский погром по выяснению персональной
виновности) той огромной беды, которая вдруг предстала
нам вместо истории и нашей жизни, ответственность делят и
большевизм, и народ. Это две главные величины. Все про¬
чие — производные... причинки...
Народ дал Ленину силу. Без народа ленинизм выдохся и
погиб бы как очередная авантюра, каких было в истории не¬
исчислимое множество.
Народ прогнал Керенского и сплотился вокруг Ленина.
Народ дал большевикам силу для того огромного, вселен¬
ского террора, который не щадил и сам народ, нанеся ему в
образе крестьянства самую жестокую рану, от которой он
оправиться не может до сих пор.
И уже сейчас коммунистическая власть рухнула бы, не
оказывай ей поддержку народ. Все-таки большинство наро¬
да — за эту власть. Народ верит в ее преображение. Новые
жертвы и испытания его не страшат. Была бы сытость.
За все время существования советской власти не было на¬
писано ничего подобного признаниям Деникина. Они беско¬
нечно честные, как исповедь перед Богом. Особенно глаз за¬
держивается на словах:
’’Великие потрясения не проходят без поражения мо¬
рального облика народа...”
Замечание мудрое. Но мне оно кажется не совсем точ¬
ным. Антон Иванович вплотную подошел к сути явления, но
не разглядел ее. Используя его слова, я бы сформулировал
все иначе: поражение морального облика народа в конечном
итоге не проходит без великих потрясений, завершается эти¬
ми потрясениями. Провалы политических экспериментов
лишь выявляют наличие такого морального поражения, его
опасное развитие в народе. Тогда, как следствие, наступает и
пора всякого рода чудовищных слухов, бредней, чертовщи¬
ны, разврата и разложения. Все это приходит не как след¬
ствие великого потрясения, а как причина для потрясений.
Происходит переполнение от "традиции беззакония, прони¬
зывающей народную жизнь”, а также нетерпимостью и на¬
силием, тоже ведущими происхождение от традиции безза¬
кония, — и наступает срыв всего вроде бы благополучного
течения жизни, то самое, что мы называем великими по¬
трясениями. Но все эти великие потрясения заложены в нас.
402
Бывшие
вызревали в нас, гноем истекали в литературу Льва Толсто¬
го и Достоевского. Все время присутствует эта бацилла бо¬
лезни в народном организме (от ’’традиции беззакония”).
Тогда и происходит стремительное размножение ее. Это вы¬
зывает открытую фазу болезни всего народного и обще¬
ственного организма.
Надо выжечь из наших душ традиции беззакония, убрать
само беззаконие. Надо преодолеть нетерпимость и насилие
как часть не только нашего характера, но и нашего миро¬
понимания. Надо смести эти ’’исторические завалы” из на¬
родной жизни. Другого не дано.
Большевизм, ленинизм довели до крайности эти ’’тради¬
ции беззакония”, традиции нетерпимости, насилия, придав
болезни исключительно разрушительный характер, но сами
причины болезни коренятся в сознании народа — не только
в характере, но и в миросозерцании.
Великую работу по исцелению, преодолению ’’истори¬
ческого” недуга (не всегда осознанного) совершала русская
интеллигенция. Но эта ее великая исцеляющая миссия была
прервана смерчем революции. Болезнь (’’традиции беззако¬
ния”) приняла характер истребительный. Все черное получи¬
ло чрезвычайно благоприятные условия для развития. Встал
вопрос о существовании русской нации как великой нации.
События второй половины 80-х годов — это мучитель¬
ные попытки народного организма преодолеть кризис.
И все русские люди, особенно русская интеллигенция,
должны подняться в этой священной борьбе за спасение на¬
рода, спасение России.
Должно отступить на второй план все личное, корыст¬
ное, тщеславное; надо бороться за возрождение народной и
государственной жизни, в которой не должно быть места ни
ленинизму, ни вообще марксистскому мировоззрению.
Каждый должен преисполниться мужества, которое не
требует вознаграждения и прославления. Только благодаря
мужеству всех можно преодолеть государственный и нацио¬
нальный кризис.
’’Традиции беззакония”, нетерпимости, ненависти, наси¬
лия должны пасть перед идеями человеколюбия и гордости
за свою великую Родину. Другого пути нет. По счетам надо
платить — и это очень тяжкое дело, особенно плата по ’’ис¬
торическим счетам”. Но речь идет о существовании России.
Кризис этот начал завязываться во второй половине де¬
вятнадцатого столетия, достигнув предреволюционной ост¬
роты при Александре Втором, затем претерпел спад и снова
принялся нарастать в начале двадцатого столетия, разре¬
403
Ю.П. власов ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
шившись двумя революциями 1917 года. Загнанный внутрь
после Октября семнадцатого года, не находя решения, он
таился, пожирая здоровую ткань народа, разлагая ее, от¬
равляя, пока не вырвался на поверхность в 80-е годы все то¬
го же столетия. Около полутора века он сотрясал народный
и государственный организмы, пока, наконец, нс принял ха¬
рактер рокового, почти необратимого разрушения.
До сих пор кризис не мог быть преодолен. Не было ясно¬
го представления о его истоках, причинах. Теперь, после
ужасов ленинизма, понимание того, что происходит, посте¬
пенно зарождается в народном сознании. Задача всех людей,
и прежде всего интеллигенции, не дать этому процессу роста
самосознания затухнуть, не дать скатиться к шовинизму или
новой разновидности ленинизма (после ’’очищения, покая¬
ния, обновления” коммунистической партии вместе с ее
идеологией). Тогда будет преодолена болезнь вообще, не ее
материальные, имущественные, хозяйственные выражения, а
сама причина, корень зла. Только тогда это войдет в истори¬
ческую память народа, станет великой созидающей и охра¬
нительной силой народной жизни.
Всегда, во веки веков, русский народ был только жерт¬
вой. Задача всех пагриотических сил — не дать ему стать
жертвой еще раз, уже последний, после чего народ сойдет с
исторической сцены, как сходили до него десятки крупней¬
ших народов, от которых остались только ископаемые
памятники культуры.
Антисемитизм, белые, красные — это все те силы, те
идеи, которые находятся вне понимания, вне подлинных
причин болезни и кризиса, все они как бы обитают в самом
пространстве зла, не изживая в себе это зло.
Надо сплотиться, надо ясно смотреть в будущее, надо по
слогам складывать свою веру. Нельзя народу стать жертвой
каких бы то ни было общественных социальных групп.
Верьте, все, что происходит, — это мучительная судоро¬
га тяжко пораженного народного организма, но это уже су¬
дорога выздоровления, попытка вырваться из мертвой хват¬
ки зла и разрушительства.
И надо помнить, что для определенной части народа вы¬
годна жизнь при насилии и под насилием. Те силы, которые
служили и головы служить насилию, ’’традициям беззако¬
ния”, покорны лишь одной истине: верить не разумея, икон-
но — и чтобы на коленях перед ней. этой силой. Это они.
порождения той силы, диктовали нам правила морали. Тер¬
рор, торжество черного призвали себе в союзники невеже¬
ство, неразвитость. И это стало выдаваться за народ. Ум.
404
Бывшие
культура, самостоятельность принимались за чуждость и,
следовательно, за враждебность. Выжить можно было толь¬
ко отдав душу. По данному принципу происходило замеще¬
ние людей в ’’хамодержавии” (выражение Пильняка).
Человек, признание его как высшей ценности — та твер¬
дыня, отрицание которой всегда будет оборачиваться жесто¬
чайшими катастрофами как в жизни отдельных людей, так и
в жизни целых обществ.
Случилось то, что не могло не случиться, — умерщвле¬
ние душ.
Весь капиталистический мир был на стороне белых гене¬
ралов и русского офицерства — и все же наступил крах.
Пошел на портянки и разные прочие подтирки бело-си¬
не-красный.
Вместе с Врангелем за границу уходят сто пятьдесят
тысяч русских.
Уповайте на Бога, господа! Родине вы ненавистны, она
отказывается от вас!
Исчернился, сдал набок Крест, но еще чадит, бросает ог¬
ненные искры, еще заметен каждому...
В 1921 году (уже в эмиграции) барон Врангель предла¬
гает создать сеть воинских союзов из эмигрантов-военно¬
служащих. Главное и принципиальное требование — члены
союзов должны отказаться от участия в любых политичес¬
ких организациях.
Осенью 1924 года, опять-таки по предложению Вран¬
геля, союзы сведены в единый Русский Общевоинский
Союз — РОВС.
С декабря 1924-го Союз возглавляет великий князь Ни¬
колай Николаевич — бывший Верховный главнокомандую¬
щий русской армией в первую мировую войну, дядя Нико¬
лая Второго.
Союз не дает "размыться1' белому офицерству за рубе¬
жом. По существу, это готовые кадры для любой вооружен¬
ной силы, направленной против Советского Союза; не
любой, конечно, — в массе своей русские офицеры отказа¬
лись служить Гитлеру.
Петр Николаевич умирает в 1928 году, оставив в наслед¬
ство РОВС и два тома воспоминаний ’’Белого дела".
Председателем Русского Общевоинского Союза избран
Александр Павлович Кутепов.
С Кутеповым РОВС круто меняет характер деятельно¬
сти — везде и во всем стремится вмешаться в жизнь Совет¬
405
Ю.П, Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ского Союза. Это ведь годы начала коллективизации. Пар¬
тия открывает новую сокрушительную войну против кресть¬
янства.
Александр Павлович верит в успех вооруженной борьбы.
По его разумению, вооруженное выступление против боль¬
шевистской власти не может не отозваться восстанием.
Крестьянство отвергает правление большевиков. В России
нет свободы, есть одна голая диктатура, подавление любых
человеческих несогласий кровавым террором и лагерями.
Материальное положение народа не только не улучшается, а
явно идет на спад... Все те же карточки, очереди... Это осо¬
бенно поднимает роль пайков. Пробиться в ту часть России,
которая допущена к пайкам, становится золотой мечтой
посвященных. Им и невдомек, что это означает пожирание
ничтожно малой частью России всей остальной. Это на¬
стоящее разложение, растление и в то же время уничтожение
народа...
И эта партия Ленина, которая развалила Россию, приве¬
ла ее не к государственному кризису, а к национальной ката¬
строфе, когда речь уже идет о существовании народа как мо¬
гучей, независимой нации, оправившись от потрясений ра¬
зоблачения правдой (наглухо спрятанной до сих пор, все
преступления — под чугунной плитой забвения и запрета),
твердит сегодня об очищении, поудобнее усаживается все в
тех же креслах власти и, захватив абсолютное большинство
на Съезде народных депутатов СССР и в Верховном Совете
СССР, диктует народу свою волю. Что это за парламент,
что это за народные избранники? В декабре 1989 года на
втором Съезде народных депутатов СССР эти избранники
народа голосуют против постановки в повестку дня вопроса
об отмене 6-й статьи Конституции о руководящей роли пар¬
тии. А через два месяца, на внеочередном Съезде народных
депутатов СССР в марте 1990 года, эта статья отменяется.
Что же это, откуда прозрение? А его никогда и не было, это¬
го прозрения. Была команда руководства партии — и съезд
послушно отголосовал, потому что это не избранники наро¬
да, а слуги "аппарата". Для них воля народа ничего не зна¬
чит. Для них существует только команда генерального се¬
кретаря партии.
Где стыд, 1де совесть у этих... растоптавших Россию, до¬
ведших народ до одичания, предельной нужды и по-преж¬
нему держащих власть в своем кулаке? Когда проснется на¬
род и скажет им "нет"?’
Партия продолжает вести войну против своего же наро¬
да. Вместо того чтобы открыто, честно передать власть на¬
406
Бывшие
роду, виляет, крутит, выжидает — авось положение улуч¬
шится и тогда можно будет сохранить все то же безраздель¬
ное господство над народом.
Александр Павлович Кутепов уже ведет практическую
подготовку. Россия вкусила обещанного рая, и отныне
Гражданская война примет другой характер. У него, Куте¬
пова, точные данные: Россия кипит мелкими крестьянскими
бунтами, ее терзают карательные отряды. Она примкнет к
его выступлению, офицерские кадры готовы, хоть завтра са¬
жай на десантные суда.
Для начала следует высадиться где-то на юге, в районе
Кавказа; высадиться небольшими силами, дабы иметь мане¬
вренность, а уж народное восстание смоет большевиков.
С этого момента Кутепов был обречен.
В апреле 1928 года российская эмигрантская печать сооб¬
щила о болезни барона Врангеля. На фотографии в журна¬
ле ’’Иллюстрированная Россия” (№ 155, 28 апреля 1928 го¬
да, Париж) в кресле — исхудавший человек в элегантном
черном костюме с бумагами в руках, под глазами — чер¬
ная обожженность от смертельного нездоровья. И подпись:
’’Живущий в настоящее время в Брюсселе генерал
П.Н.Врангель серьезно заболел. Последние бюллетени о со¬
стоянии его здоровья говорят о серьезности положения. Од¬
нако врачи надеются на благополучный исход”.
Через сорок два дня с обложки того же журнала (№ 161,
9 июня 1928 года) смотрит Александр Павлович Кутепов.
Он на банкете ’’отвечает представителю казачества, привет¬
ствовавшему его по случаю назначения председателем Об¬
щевоинского Союза”.
Петр Николаевич вопреки надеждам эмиграции и врачей
все же скончался.
Судя по снимку на обложке, генерал Кутепов достаточно
крепок, что называется, мужчина в соку... а и впрямь,
годов-то — сорок шесть! Вон и о платочке не позабыл, тор¬
чит кончик из нагрудного кармана. Александр Павлович
лыс — этого не скроешь, зато над короткой бородкой бра¬
вые усы. В высоко поднятой руке — бокал с вином. Во всем
облике -- спокойная уверенность. Да что и говорить, круп¬
ный травленый зверь. Только сложи годы, что на крови. Год
войны с японцами, почти четыре года - с кайзеровской Гер¬
манией и четыре - - с большевиками. Заржаветь можно от
крови.
Александр Павлович Кутепов родился 28 сентября 1882
407
Ю.П. власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
года в Череповце. Окончил юнкерское училище в Петербур¬
ге, по собственному желанию направлен в действующую ар¬
мию. Россия воевала с Японией.
Развал империи в феврале семнадцатого застает его в
столице: полковник Преображенского полка Кутепов в от¬
пуске. Он мечется, стараясь повернуть преображенцев из за¬
пасного батальона против восставшей столицы. Но такие,
как он, тогда составили исключение. Россия пела ’’Марселье¬
зу” (но еще не ’’Интернационал”).
В августе 1918-го Александр Павлович уже военный гу¬
бернатор Новороссийска — главной базы белого Юга. Он
получает под командование дивизию, затем — корпус, ар¬
мию. Даже среди общего озверения Гражданской войны (а
правильнее бы — бойни) Кутепова отличали особая нена¬
висть к большевикам, исключительная решительность и хо¬
лодная, высокого накала жестокость.
В середине января 1930 года нового председателя РОВСа
похищают на парижской улице. Разумеется, об этом никто
не знает, кроме самых главных на Лубянке. Эти с величай¬
шим нетерпением ждут живую ’’бандероль”.
Похищению содействует — кто бы мог подумать! — мо¬
лодой генерал Скоблин, ближайший помощник Кутепова по
РОВСу.
Вещь невероятная, не укладывающаяся в сознание: Ни¬
колай Владимирович Скоблин яро ненавидел советскую
власть, вогнал в землю тысячи и тысячи красных. В его пос¬
лужном списке значится командование самым надежным,
самым стойким из белогвардейских соединений — Корни¬
ловской дивизией.
Не лишены оснований доводы некоторых исследовате¬
лей, которые считали молодого генерала агентом-двойни¬
ком: работал и на Советы, и на фашистскую Германию.
Высокий парижский суд признал причастной к похище¬
нию генерала Кутепова и жену Скоблина — известную певи¬
цу Плевицкую. Суд приговорил мадам к длительном}
тюремному заключению. Свои дни певица закончила за ре¬
шеткой. В какую часть света направил стопы ее супруг -- ис¬
торикам не дано знать. Возможно, знали на Лубянке, такие,
скажем, как товарищ Эйтингон...
Как же это верно: избави меня, Боже, от друзей, а с вра¬
гами я и сам справлюсь!
Генерал Скоблин радовал преданностью и дружбой
своего бывшего командарма. А Плевицкая!.. Это же соло¬
вей! Голос ее долго хвалила и помнила эмиграция.
Сколько чудных вечеров вместе, сколько планов на буду¬
408
Бывшие
щее, горячих тостов — сколько огненных слов и святой веры
в свое назначение!..
Мне довелось свести в больнице знакомство с "женев¬
ским” служителем, причастным к делу Кутепова, правда, не¬
сколько своеобычно. Нет, сам служитель не имел касатель¬
ства к операции. Он мирно служил в столице по адми¬
нистративно-хозяйственной части, но в какой ’’системе”!
Чувствовалось, это постоянно вздергивает его, поднимает в
собственных глазах.
Я приехал, разумеется, не к нему, но уже знал, что могу
услышать, — меня предупредил мой товарищ и в каком-то
роде учитель и одновременно оппонент по нашей горемыч¬
ной истории. Мыс ним уже все обговорили. Важно незамет¬
но свести разговор на эту тему (похищение Кутепова), не вы¬
зывая настороженности. Тут всегда кстати мое спортивное
прошлое. Оно сразу делало меня вроде бы понятным и даже
своим в подобного рода обществах: как бы охранная грамо¬
та на благомыслие.
А я их всегда презирал и ненавидел как несчастье, беду
моей Родины. Но сейчас не об этом... В общем, тогда я про¬
знал главное: Кутепов был похищен. То, что не позволяли
себе цари, их охранная служба (нет. был частный случай... с
революционером Нечаевым, и все равно это не совсем то),
чекисты сварганили (и. само собой, продолжают варганить)
без всяких стеснений. Ведь спокойно гулял на свободе глав¬
ный вождь большевиков по всем городам Европы и в любое
время суток, — и никто не смел повязать и отправить на суд
и расправу в Россию. Слов нет, существовала постоянно од¬
на угроза, но от нее мужчине можно было отбиться, это
всегда вполне ему по силам, если, разумеется, он сам это хо¬
тел, точнее... не хотел. Отбивались не все — это факт исто¬
рический. А так - никаких покушений!
Кутепова якобы взяли на женщину (опять женщина!).
Уже будучи на Лубянке, очнувшись, он потребовал кофе. Ге¬
нерал не мог взять в толк, где он. Так славно и обещающе
начинался вечер. Такое знакомство. А женщина... боги бла¬
гие!.. А что же потом? Что же было потом?!
Надо думать, дозы наркотиков и снотворных оказались
чудовищными, но выверенными, ведь забытья хватило на
всю переброску из Парижа в Москву, а прямым рейсом са¬
молета его не могли отправить, да и не существовало еще
таких рейсов и аэропланов. Окольными путями, несколько
суток, а может и больше, и вез ли в Москву грозного гене¬
409
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
рала. И все время он находился в глубочайшем беспамят¬
стве — пичкали непрерывно...
...’’Женевский” служитель ерзал, помогал речи суетливы¬
ми движениями дрябловатых и бледных ручек — они обна¬
жались из свободных рукавов мятой больничной рубашки.
Его воодушевляла собственная осведомленность, прикосно¬
венность к такому государственному делу и внимание, с ко¬
торым его слушали. Вот он каков, где служил и к каким сфе¬
рам был причастен!.. Тут же, возле ’’женевца”, стояла его
жена, еще довольно стройная, привлекательная: подсадная
утка, на которую не раз брали завидный фарт. Ну как на¬
стоящий мужчина пройдет мимо, не дрогнет, не обнимет, не
обомнет в мыслях...
В темном платье, черных туфельках лодочкой на низком
каблучке, гладко зачесанная, с подкупающе спокойным, про¬
стым выражением лица она смотрелась лет на сорок пять,
хотя ей, по крайней мере, тогда, в начале 70-х годов, было
хорошо за шестьдесят.
Удлиненное лицо — без морщин, чистое, строгое; движе¬
ния неторопливые, открытые и округлые, но точные, закон¬
ченные. Однако в платье и кофте на узких, как бы заглажен¬
ных плечах — уже налет стесненности в средствах. Загранич¬
ный приварок прожит с тех давних времен, когда перестала
брать нужных мужчин (’’врагов партии и народа”), а на пен¬
сию не разговеешь.
Он сидел возле меня и часто, не замечая, толкал рас¬
слабленно-жирным плечом. Она же стояла поодаль, не пере¬
минаясь, не кривясь на ногу, — подобранная, прямая, но со¬
всем не деревянная. Как только вернулся домой, я все запи¬
сал: она именно стояла, не садилась. И это тоже точно: ни
разу не подала голос, даже когда муж-чекист обращался к
ней. Она лишь улыбалась или кивала, озаряясь милой, до¬
верчивой улыбкой. Единственно, что она сделала, — подош¬
ла ближе. Я это после понял: она как бы продолжала нахо¬
диться на работе, нет, не в смысле соблазна...
Ровный свет выделял просторные больничные окна.
День выдался без солнца, но и без низких, темноватых туч.
Облака нельзя было различить — они высоко в небе слива¬
лись в один светлый полог и от него исходило ровное, белое
свечение.
На скамейках, между цветочными кадками, жужжали го¬
лоса посетителей. Бродил какой-то старик в неряшливых
кальсонах под куцым халатом не по росту, потухший, не¬
нужный — какой-то огарок от человека, а ведь когда-то во¬
410
Бывшие
рочал делами и немало жизней зависело от него. Больница-
то была для старых коммунистов с заслугами...
Сколько же жизней поломали эти люди!..
"Женевской” чете было лестно-приятно, они уж соскучи¬
лись по значительности. За давностью лет, полным исчезно¬
вением прежних вождей (и каких! Беспардонно грубых, сразу
рубящих жизни под корень, только зарони сомнение, выка¬
жи, хоть на ноготок, непослушание, своеволие, словом,
себя...) и костоломных начальников "женевской” уродины и
они могут кое-что молвить, не рискуя, ведь причастны к ис¬
тории. Но все же ’’распространяться” вот так, всуе, о таких
вещах очень не по себе. Во всяком случае, в мадам про¬
глядывала своего рода вековая привычка молчать, так об¬
разно выраженная писателем-сатириком XIX века И.Ф.Гор¬
буновым: ”... по присущей людям его эпохи осторожности,
... их учили больше осматриваться, чем всматриваться,
больше думать, чем говорить”.
Впрочем, для бесед у нее имелись всегда свои особые
средства, лучше всяких слов вели к цели — куда как
безотказные, и главное, уже и самих слов не нужно. Ведь те,
кого она увлекала к гибели, видели в ней радость жизни, луч
света, нежность, наконец, просто желанную женщину — а
это тоже немало!
Трудно поверить, что заработком этой женщины, ору¬
дием борьбы являлась профанация чувств (а "профанация” в
переводе с французского означает ’’надругательство”). И
разве—"женщины”? Светлое чувство любви, радости такие
превратили в орудие смерти, получая за это зарплату, на¬
градные, настоящие ордена и очередные воинские звания.
Твари!..
Он же, наоборот, представлял собой откровенно гадкое
создание, без вякого камуфляжа — этакий мокрогубый пач¬
кун.
И это люди?! Что происходит на этом свете? Что за за¬
мещение, смещение понятий? Где я?..
Я слушал, запоминал и разглядывал его, ее...
Из-за туго натянутого пузыря-живота он казался ниже ее
ростом; какие-то выцветшие, бессмысленные глаза навыкат
с противными жидкими натеками под ними. Глаза слези¬
лись, и он утирал их то пальцем, то ладонью, то рукавом ха¬
лата. В бледноватых губах с пузырьками слюны в уголках
все время дребезжал смешок. Вообще он выдавал свой тем¬
перамент, говорил с азартом, без остановок. Так и дергался
перед глазами его череп, заостренный к техмени, — почти
гладкое яйцо с порослью по бокам. Даже дышать одним
411
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
воздухом с этим человеком было мерзко. Хоть цеди воздух
через носовой платок. А представляю, какие были в моло¬
дости: жадно-нетерпеливые к жизни, налитые сытой жизнью,
брызжущие энергией и всяческой готовностью, готовностью
на все...
Но как же внешне она отличалась!.. Впрочем, может
быть, именно такой муж или, как там говорят, — прикры¬
тие, и нужен был для этого служебно-полового механизма в
юбке. Ведь не один уважающий себя мужчина не согласится
на ту роль, которую тот справлял при ней, подчиняясь
бездушно-деловой росписи. Ведь она постоянно уезжала на
’’операции”, возможно, и отсутствовала годами. Не исклю¬
чено, после расспрашивал ее, и она рассказывала, но не все, а
что дозволено, как супругу (у них ведь не жены, а супруги).
А он, обмирая, слушал, восхищаясь собой. Именно он —
полнокровный владетель этой женщины. Знаменитые люди
летят на ее свет, а она вот под боком у него и в любой мо¬
мент он ее....
И смеялся: мужики, называется, как кобели к сучке... без¬
мозглые...
А, с другой стороны, что ж тут удивительного? Оба слу¬
жили, оба присягали. И народ, история требовали...
Вот интересно, белье ей выдавали? Все только нежное,
привлекательное и завлекательное... там с кружевами, выре¬
зами, просвечиванием, оборками и всякими прочими слу¬
жебно-прикладными штучками. На Руси такое по тем лихим
годам не производили; разве что у наркомовских дам могло
обнаружиться или выдающихся представительниц мира ис¬
кусств. Тогда ведь все женщины, даже самого утонченного
воспитания, носили сине-голубые трусы чуть ли не из бай¬
ки — обязательно понизу подрезиненные: не то трусы, не то
парашют. В общем грели. И других, даже в лучших столич¬
ных универмагах, не водилось. Так что это не праздное удо¬
вольствие — белье: задания-то выполнять надо, да часто и с
иностранцами. А те уж известно на чем воспитаны. Там на
нашем ’’парашюте” далеко не спланируешь.
Скорее всего, бельишко мадам покупала за границей на
выделенную для секретной работы народную валюту (а ну.
зауди мужика, да еще самого высокого полета — работа и
есть, да самая орденоносная!) — и уж по фигуре, по вкусу, и
модное. А для отчетности представляла чеки (не исключено,
что расписывалась в ведомости), а может, и в белье показы¬
валась: все чисто, мол... А что, это вроде "спецовки”. Всякая
работа на республику в почете. Тут Лубянка и не то еще сот¬
воряла, надо же рвать капиталистическое окружение, так и
412
Бывшие
лезут эти акулы капитализма к рабоче-крестьянскому гор¬
лу...
Зубоскальство?..
Когда в июле 1953 года на заседании Президиума ЦК в
Кремле взяли главу ’’женевского” ведомства самого Лаврен¬
тия Павловича Берию (через год умоляли всех подписчиков
’’Большой советской энциклопедии” сдавать листы с раз¬
мерным — в полосу — цветным портретом вождя ’’женев¬
цев” и прочувствованной статьей о нем — тоже на многие
полосы), то, само собой, не оставили без внимания и все
его многочисленные сейфы.
Одним из главных действующих лиц в аресте и охране
Берии был Павел Федорович Батицкий, в ту пору — генерал,
а уж после — Маршал Советского Союза. Он и расстрелял
Берию в подвале штаба Московского военного округа. Па¬
вел Федорович и рассказывал мне об аресте Берии, содержа¬
нии под стражей неполных шесть месяцев, трибунале и рас¬
стреле. Рассказывал не с похвальбой или гордостью, а с бес¬
конечным отвращением. Еще бы, даже умереть достойно не
сумел этот убийца миллионов людей и растлитель тысяч
женщин, в том числе и несовершеннолетних. Перед выстре¬
лами взял и обгадился, обмарался...
Так вот о сейфах... Один оказался доверху утрамбован
дамским бельишком всех размеров и фасонов, а главное -
заграничного разбора.
Этот по праву первый в истории России убийца и на¬
сильник (и это тоже не преувеличение, только Сталин один
впереди и маячил , но тот недосягаем) рассчитывался с жен¬
щинами бельем (куда там, ’’царский” подарок). И то, конеч¬
но, с теми, которые, так сказать, заслужили, то есть зарабо¬
тали. Пусть утешаются во французских штанишках, мать
их!..
И при всем том, конечно, редкостью было такое бель¬
ишко. Кинуть в награду не стыдно и ему, Берии, — мини¬
стру, маршалу. Герою Советского Союза, депутату (слава
Богу, хоть не народному депутату СССР), члену политбюро,
правой руке Сталина и вообще образцовому коммунисту,
автору блестящей книги "К вопросу об истории больше¬
вистских организаций Закавказья", изданной в 1936 году и
выдержавшей потом девять изданий! На шмуцтитуле про¬
ставлено: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" На ти¬
туле призыв к пролетариям соединяться повторен, но
еще приписано: "Доклад на собрании тифлисского парт¬
актива 21-22 июля 1935 г.". И меленько набрано: "Тираж
100 000”.
413
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Увидав такое бельишко, сразу ощутишь разницу между
бумазейно-портяночным порождением народной промыш¬
ленности и этим чудо-одуванчиком, и потом, из чьих рук!
И проникались благодарностью... те, кто заслужил пода¬
рок, оценил благодать...
Разговор у меня с этими чекистскими чинами завязался в
больничном коридоре не случайно. Такую информацию я
собирал бережно, прилежно, с великим тщанием — ’’твор¬
цы” ее уходили в небытие. Хоть что-то еще можно было
ухватить...
В этом очень помогал Иван Михайлович Гронский. Он
все еще лелеял мечту, что я напишу роман-эпопею о револю¬
ции, с героем Лениным и большевиками в духе шолоховских
”саг”. Он и сводил меня с участниками самых разных собы¬
тий 1914—1937 годов. Раскачать на разговор не всех удава¬
лось, но даже скупые замечания стоили очень дорого, я нес
их домой за письменный стол как величайшую драгоцен¬
ность. Тут главное: отличить, где правда, а где похвальба
или сведение счетов. Как ни странно, живые сводят счеты с
мертвыми, да с каким азартом!..
Этот ’’женевец” лечился в больнице для старых больше¬
виков с заслугами. Я и приехал по звонку Ивана Михайлови¬
ча (должен же я в романе восславить Ленина и больше¬
визм!). Он и представил меня.
Поодаль от ’’женевской” четы держался их взрослый
сын. Как я уразумел: бытописатель и вообще историк-ле¬
тописец подвигов родительской пары и заодно — их знако¬
мых по ремеслу. А писать было что, недаром все они так
густо были увешаны медалями и орденами...
Ордена из черепов, костей, предательств и пыток...
Для сына тема была откровенно патриотической и сули¬
ла в будущем сенсационную книгу. Это папаша понимал и
горделиво ворочал головой-яйцом. Память не сохранила
внешности их отпрыска — они у меня как-то все на одно ли¬
цо... Но скорее всего я ушел в запоминание рассказа. Я тогда
так натренировал память — несколько часов напряженней¬
шей беседы мог воспроизвести на бумаге, до междометий
включительно.
Вопросы я задавать не мог. — не дай Бог обнаружить
интерес и вспугнуть. Я ведь там оказался как бы случайно,
навестил Ивана Михайловича, а он взял да и представил
меня...
На миг мне показалось — это не люди. Что-то мягкое,
сытое и сырое ворочается здесь и вокруг. И это лишено
414
Бывшие
определенности: заглаженное, одинаковое со всех сторон и
белесое, способное успешно ползти и вперед и назад...
А ’’папу” очень забавляла ’’чашечка кофе”, потребован¬
ная Кутеповым на Лубянке. Он повторял это вплоть до мое¬
го ухода — и прыскал смехом, отходя из самого нутра гус¬
тым цветом апельсиновой кожуры.
Да, если не ошибаюсь (а я должен оговариваться, уж
очень тяжелы факты), эта особа (не поворачивается язык на¬
звать ’’женщиной”, а ’’сукой” — как-то смахивает на брань,
а к чему брань?.. Да и никаких бранных слов всех мировых
языков, наречий и диалектов не хватит на священно-ленин¬
ские подвиги ’’женевского” воинства) имела отношение и к
загону на Троцкого. Нет, Лев Давидович к ее этажным пре¬
лестям не имел касательства ни в прямом, ни в переносном
смысле, скорее всего и не видел ее вообще. Не исключено,
при подготовке убийства (один из вариантов, подбиралось к
нему сразу несколько групп и отдельных убийц, дело было
поставлено широко) понадобились эти самые чары. С чего
бы иначе она ошивалась столько времени в Мексике...
Я украдкой всматривался в эту... даму: господи, вот на
эту дрянь взять такого молодца, как Кутепов, — прошел ми¬
ровую, Гражданскую войны, стреляный, рубленый, а тут...
А, может, она хвастает, а сама так, десятый ’’винтик”?..
И впрямь, Господь Бог изощрен, но не злобен.
Хотя по-человечески понятно: женщина ведь — и каких
статей! При чем тут все свинцово-стальные доблести генера¬
ла... А ведь в годах был! Как тогда состыковать?..
Большой озорник Господь Бог...
Не знаю, угостили ли кофе генерала. Скорее всего, не от¬
казали. Нужен он был для допросов — что понапрасну
злить... А потом именем трудового народа пулю в заты¬
лок — ив крематорий, без покаяния и причастия...
Эта книга не вобрала и сотой доли того, что я услышал,
записал. Естественно, у меня накопился опыт общения с та¬
кого рода очевидцами или участниками. Слишком часто они
сочиняют и верят в сочиненное. Если не всё выдумывают,
то прибавляют, не стесняясь. У меня уже выработалась
определенная система проверки подобной информации, так
что постепенно складывался более или менее верный слепок
прошлого...
В такое дело, как кутеповское, были посвящены едини¬
цы. И кто с тех пор уцелел — ведь 1930 год, после и великая
мясорубка 1934- 1939 годов, и просто непрерывающийся
вал арестованных, и Отечественная война, и просто годы?..
415
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Но слышать об этом деле — эти люди слышали, и слы¬
шали, что называется, из первых уст - сие бесспорно.
Не вызывает сомнения сам факт похищения Кутепова с
доставкой через всю Европу на Лубянку. Подтверждает дан¬
ный факт и ’’чашечка кофе” — ее присочинить невозможно,
это уже подлинная бытовая и совершенно достоверная под¬
робность. Генерал, не получая больше одурманивающих
средств, проснулся с дикой головной болью, в совершенной
разложенности, непонимании, где он и что вообще творится,
обратился за привычным и безотказным средством — кофе.
Ну загулял, перепил, приволокнулся — чего не случается.
Чай, мужчина...
В похищении уже в полной мере чувствуется темпера¬
мент и лобоватость, с которой имел обыкновение приклады¬
ваться Сталин к решению ответственных задач.
Нет, было бы ошибкой считать такие, с позволения ска¬
зать, решения лишь особенностью его характера. Чижиков в
данном деле является только выразителем, не больше, обще¬
го настроения, а еще точнее — установок самой доктрины,
отрицающей существование каких-либо ценностей вне марк¬
сизма-ленинизма и его детища — московского социализма
(отличается особым людоедством, выше поднялся только
всемирный поедатель людей Пол Пот — и, представьте, у
многих в чести до сих пор!).
Подобный взгляд, или, если угодно, метод, присущ со¬
циалистическому миропониманию. Это то самое, о чем тол¬
ковал пленный учитель — командир полка: советская
власть, как власть ’’народная, располагает той роскошью в
средствах, которую не могут позволить себе белые”, то
бишь во имя народа можно все, вообще все — любые безза¬
кония, произвол, подлоги, насилия, лжесвидетельства, ист¬
ребление своего же народа, ибо все это — веления неизбеж¬
ности борьбы, так сказать, кровавые издержки на пути осво¬
бождения человечества от пут капитализма.
В советской морали это просвечивает насквозь, соста¬
вляет ее сущность. Отсюда бежит мутный ручеек в души
людей.
Мы вне зла, даже если будем тонуть в крови и насилии.
И тонули, тонем...
Ленин — этот вечный мертвец — учит нас жизни...
Можно предположить (без существенных передержек),
чему учил бы детей этот учитель — командир полка, а вмес¬
те с ним и миллионы советских ’’педагогов”. Учили и учат
416
Бывшие
ненависти ко всем цветам, кроме красного. Прославляют ка¬
зенное искусство.
Высшая доблесть — раствориться в общем, потерять
себя, отказаться от себя. Ты ничтожен, твое назначение быть
средством, только средством. Высший гражданский долг —
лечь под жернова истории.
И оправдание любого зла — ибо это уже не зло, если оно
подразумевает благо всех. Этому учит Ленин, а Ленин свят.
Всё от Ленина — непогрешимо. На колени перед томами его
мудрости.
И невдомек им, что нельзя дурным созидать хорошее.
Не может из любого признания дурного, обращения к дур¬
ному (якобы во имя святости конечной цели) произрасти хо¬
рошее. Не может хорошее и светлое увенчать дурное. Непо¬
нимание этого, более того — обращение к злу как якобы
кратчайшему и неизбежному по исторической логике сред¬
ству достижения цели (счастья людей) и привело к разрухе и
запустению в душах и, как следствие, ко всем провалам
математически-научно выверенных ’’этапов и планов”.
Если в подвалах тюрем и в лагерях чекисты расстрелива¬
ли свои жертвы, то именно это творили с детьми и молоды¬
ми людьми миллионы советских ’’педагогов” — расстрели¬
вали ядом лжи, воспитанием ненависти ко всему остальному
миру, нетерпимости, самодовольства, проповедью покор¬
ности, страха перед государством. С октябрятского возраста
начиналось это растление, убиение душ...
Кутепов не только превосходил других председателей
РОВСа энергией и решительностью. Прежде всего, он ока¬
зался чрезвычайно опасным, и даже сверхопасным, посколь¬
ку крестьянская политика в Советском Союзе пребывала на
переломе — брала разгон коллективизация, это вызывало
брожение в деревне. Достаточно было искры, и оно могло
перерасти в восстание.
Александр Павлович это уловил, положив действовать
на территории Отечества, а это уже оборачивалось не белой,
а всеобщей крестьянской войной. Таким образом, Кутепов
вырастал в грозную фигуру по своей контрреволюционной
значимости, даже не фигуру, а стихию.
Сталин и поставил галочку напротив его имени. Ну а тут
и наша дама принялась пудриться, завиваться, помаду ис¬
кать, посверкивать кольцами, перстнями... возможно, и на
подмывания налегла - указание-то о сверхважности зада¬
ния поступило, а уж тут оружие держи в порядке, на ’’кажин-
ный миг” в готовности... А ну как дело провалишь?..
14—91
417
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
И полетел ^мотылек на огонь в Париж. Нет, такие мо¬
тыльки крылышки не опаливают. Во все места у них вколо¬
чены заповеди ленинизма. Трусики приспустит, а оттуда
звезда пятиконечная и слепит. Самых проверенных и идей¬
ных женщин растила Лубянка.
И такие были: жена^ми ложились под врага, общих детей
растили, а потом... предавали, выдавали и возвращались в
истинное Отечество, в истинную семью... Орденоносные.
А что тут?.. Классовая борьба, без компромиссов и по¬
щады!..
В Париже никто не мог объяснить, куда запропастился
Кутепов. Мужик крепкий, травленый, лобастый — ну как та¬
кому пропасть?..
А так и не нашли. Закрались сомнения, подозрения, но...
забыли...
На посту председателя РОВСа Кутепова заменяет гене¬
рал Миллер.
Евгений Карлович Миллер родился в 1867 году, на три
года ’’запрежде” Главного Октябрьского Вождя. Миллер
окончил Николаевский кадетский корпус, а затем, в 1886-м,
и Николаевское кавалерийское училище, откуда выпущен
корнетом в лейб-гвардии гусарский полк. В 1892 году окон¬
чил Академию Генерального штаба, всего на два года позже
генерала Алексеева, так что едва ли не каждый день встреча¬
лись.
Кутепов, Миллер... Перелетным клином шли они все под
выстрелы охотников.
Около шести лет Евгений Карлович справлял различные
штабные должности. С 1890-го по 1907 год он — военный
атташе в Брюсселе, Гааге и Риме.
В 1907 году Евгений Карлович отбывает строевой ценз
командиром 7-го гусарского Белорусского полка. В
1909-м — обер-квартирмейстер Главного управления Гене¬
рального штаба; в 1910-м — начальник Николаевского кава¬
лерийского училища, одного из самых привилегированных
военных учебных заведений дооктябрьской России.
В 1912 году его переводят на должность начальника шта¬
ба Московского военного округа.
С начала первой мировой войны Евгений Карлович всту¬
пил в должность начальника штаба Пятой армии Севернот о
фронта. 28 декабря 1916 года получает под командование
26-й армейский корпус; после октябрьского переворота вые¬
хал за границу. Однако вскоре вернулся, вроде не все потеря¬
но.
418
Бывшие
В 1919-1920 годах Миллер -- главнокомандующий вой¬
сками Северной области. Штаб армии возглавлял генерал
Квецинский.
Миллер не проявлял активности, отсиживаясь на своей
территории. Как говорится, не до жиру — быть бы живу.
В конце апреля 1919 года Временное правительство Се¬
верной области приняло постановление о признании прави¬
тельства адмирала Колчака Временным Всероссийским пра¬
вительством.
Осенью англичане уходят с русского Севера. Генерал
Аронсайд настаивает и на эвакуации белой армии. Миллер
отказывается: армия готова оборонять свои русские земли.
Обстановка обостряется, англичан уже нет, и Миллер с
Квецинским, бросив войска, уходят на ледоколе ’’Минин” в
Норвегию. Собственно, войска бросать не приходилось, они
в основной массе принимают сторону красных, так что дай
Боже ноги...
Евгений Карлович возглавлял РОВС лишь до лета 1937
года. А там его по проторенной дорожке и оттранспортиро-
вали в первопрестольную.
А как же? РОВС должен быть обезглавлен и приведен в
расстройство. На всем пути генерал в глубочайшем обморо¬
ке — какие тут хлопоты, знай вези... багаж...
И пробуждение наступит на Лубянке, такое же дикое и
невозможное по своей сущности, а за ним — допросы.
А чем черт не шутит, когда Господь Бог спит. Не исклю¬
чено, допрашивали вместе с Кутеповым, когда всё выжали, а
выжать можно было. Оба находились в полнейшем распоря¬
жении Лубянки — ну никаких ограничений в применении
средств! Ведь никто, никто в целом свете не ведал, где они, а
посему позволительны любые средства, коли недоговари¬
вает что ”из дворянской спеси”...
И потом, в семьдесят лет, уже пуля...
Старый чекист (в ту пору самый что ни на есть занюхан¬
ный зэк) рассказывал Жаку Росси:
— У того, кого ведешь расстреливать, руки обязательно
связаны сзади проволокой. Велишь ему следовать вперед, а
сам с наганом в руке, за ним. Где нужно — командуешь
’’вправо”, ’’влево”, пока не выведешь к месту, где заготовле¬
ны опилки или песок. Там ему дуло к затылку и трах! И
одновременно даешь крепкий пинок в задницу...
Зачем?
14*
419
Ю.П. B.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
— Чтобы кровь не обрызгала мне гимнастерку и чтоб
жене не приходилось опять и опять ее стирать...
Вся карательная деятельность этого чекиста-палача уло¬
жилась именно в годы правления Ленина, год в год...
Автор ’’Справочника по ГУЛагу” Жак Росси — лич¬
ность необыкновенная. Французский писатель Ален Безан-
сон пишет о нем в предисловии к справочнику:
’’Этот учтивый, почти церемонный человек, которому
скоро исполнится 80 лет, прожил жизнь, трагизм которой
превышает наше воображение. Он родился во Франции, его
родители были французами. Отец умер до его рождения.
Из-за второго замужества матери он ребенком попадает в
Варшаву, где с успехом учится; изучил китайский, хинди —
экзотические языки его лингвистического всеведения, куда
входят также польский, французский, русский, немецкий,
испанский, английский, — и, вероятно, о нескольких других
я уже запамятовал. Но в 19 лет он вступает в польскую ком¬
партию... Вскоре Коминтерн обращает внимание на этого
полиглота, использует в различных миссиях и затем посы¬
лает в Испанию, где Жак Росси руководит одной из секрет¬
ных радиостанций, действовавших за франкистскими линия¬
ми. Как известно, Сталин постарался заманить в Москву
всех агентов, которые ’’работали” в Испании... почти все бы¬
ли расстреляны. Жак Росси, тогда молодой, занимавший
второстепенную роль, был отправлен в ГУЛаг. Он оста¬
вался там с 1939-го по 1961 год. Обратный путь его лежал
через Польшу и США; в конце концов он обосновался на
своей родине, во Франции, где он живет в бедности...
Росси предпочел создать научную работу (а не мемуар¬
ную книгу, как, скажем, Солженицын, Чапский, Герлинг,
Шаламов и др. — Ю.В.). Его личность на протяжении всей
рукописи скрылась в его исследованиях. Его энциклопедия
не предназначена для широкой публики... эта энциклопе¬
дия — не компиляторное сочинение, в нем отражается ред¬
чайший жизненный опыт. И тот, кто углубится в эту книгу,
ужаснется, будет столь же потрясен, как при чтении искусно
написанного повествования...”
”В 30-х годах по Европе прокатилась волна загадочных
убийств и похищений: бесследно исчезли в Барселоне сын
известного социал-демократа Р.Абрамовича Марк Рейн и
лидер испанской партии ПОУМ, некогда секретарь Профин-
терна Андрес Нин; от рук неизвестных убийц погибли ”не¬
420
Бывшие
возвращенцы” Навашин и Беседовский, похищен был Р.Кле-
ментис (бывший секретарь Троцкого).
Этот список может быть продолжен.
Однако самым нашумевшим, привлекшим внимание
европейской общественности, явилось похищение в 1937 го¬
ду генерала Е.К.Миллера — руководителя Русского Обще¬
воинского Союза (штаб Союза находился в Париже). Вни¬
мание, вызванное похищением, подчеркивалось загадочным
исчезновением в 1930 году предшественника Миллера —
генерала Кутепова.
Незадолго до похищения Миллера в Швейцарии (в ок¬
рестностях Лозанны) произошло еще одно убийство. Оче¬
редной жертвой оказался некто Игнатий Райсс (настоящее
имя — Людвиг Порецкий) — профессиональный разведчик,
сотрудник ОГПУ—НКВД, на протяжении двадцати лет про¬
живавший в Европе. Не пожелав мириться с окончательно
сформировавшимся в советской России кровавым режимом,
он в июле 1937 года отправил обличительное письмо в ЦК
ВКП(б), в котором отказался быть соучастником преступле¬
ний сталинизма. Не прошло и трех месяцев, как последовала
трагическая развязка: Игнатий Райсс пал жертвой наемных
карателей.
Убийство Райсса и последовавшее за ним похищение ге¬
нерала Миллера замкнули цепь кровавых событий и позво¬
лили говорить о серии терактов, организованных ОГПУ—
НКВД.
Французская полиция ”Сюртэ националь” взяла след —
он привел к парижскому ’’Союзу возвращения на Родину”,
где активно ’’работал” С.Я.Эфрон — по существу, сотруд¬
ник советской разведки, литератор и, к сожалению и велико¬
му несчастию, муж Марины Цветаевой. Он являлся одним
из главных координаторов проводимых по указанию ’’цен¬
тра” карательных операций. Непосредственным организато¬
ром похищения оказался некто Скоблин — белый генерал,
оказывающий услуги как советской, так и германской раз¬
ведкам.
После первого же допроса Эфрон скрылся и спустя неко¬
торое время возник в Москве уже в форме офицера НКВД.
Минуло несколько лет, и сам он оказался жертвой терро¬
ра — был арестован и расстрелян... Тогда, в 1937-м, удалось
скрыться Скоблину...” .
Нет, не встретились на Лубянке Кутепов и Миллер. К
См.; Родина. 1990. № 5.
421
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
1937 году от Кутепова остался лишь формуляр в необъят¬
ном архиве ’’женевской” твари.
Наши знания о ’’корниловце” Скоблине неожиданно по¬
полняет один из крупнейших советских разведчиков второй
мировой войны Леопольд Треппер своей книгой ’’Большая
игра” (М., 1990).
В ноябре 1942 года контрразведывательная служба гит¬
леровского рейха выследила и схватила Треппера. На одном
из допросов гестаповец Карл Гиринг с гордостью сообщил
Трепперу, как ’’они”, то есть секретная служба ’’третьего
рейха”, поставили к стенке Пятницкого1 и Тухачевского.
Он (Пятницкий. — Ю.В.), по словам Треппера, подби¬
рал, формировал и рассылал кадры Коминтерна по всем
странам. Сфабрикованное в Берлине ’’дело” обрекло не
только Пятницкого (его арестовали в начале 1937 года), но и
едва ли не весь кадровый состав различных служб Комин¬
терна. Ведь ’’враг народа” Пятницкий имел непосредствен¬
ное отношение к расстановке кадров. В ближайшие месяцы
было уничтожено несколько тысяч заслуженных революцио¬
неров самых разных национальностей.
Следующий удар пришелся по Красной Армии, и не без
участия Скоблина. Именно Скоблин, по признанию Гирин¬
га, подсказал в 1936 году идею уничтожения Тухачевского,
вскоре с кровавым блеском осуществленную Гейдрихом.
Как пишет Треппер, Красная Армия ’’стала поистине крас¬
ной от крови...”.
Карл Гиринг тоже приложил руку к этому делу.
Всего два удара из Берлина — и, по существу, ликвиди¬
рован Коминтерн и предельно ослаблена Красная Армия.
Берлин не сделал ни единого выстрела.
Скоблин тоже мог быть доволен. Он отомстил больше¬
викам, да так — даже в самых смелых мечтах это невозмож¬
но было представить. Он только развил свою мысль в Бер¬
лине — ив землю лег весь командный состав армии, кото¬
рую они, белые, не смогли одолеть в боях. А что до Кутепо¬
ва и Миллера, не беда. Таковы правила игры...
Уже после всех лет гестаповских и советских тюрем, пос¬
1 Пятницкий (Таршис) Иосиф (Осип) Аронович родился в 1882 году. В
социал-демократическом движении с 1898 г. С 1908-го руководил транспор¬
том большевистской литературы из Женевы. Один из организаторов больше¬
вистского комитета в Самаре. Являлся членом партийного центра, который
руководил московским ВРК в дни октябрьского переворота. После на
профсоюзной и коминтерновской работе.
422
Бывшие
ле пыток, нравственных мучений, крушений идеалов Лео¬
польд Треппер писал:
”Мы готовы были себя заковать в цепи ради освобожде¬
ния пролетариата. Разве мы задумывались над своим соб¬
ственным счастьем (главным условием работы Треппера в
советской разведке было совершенное отсутствие какой бы
то ни было платы или вознаграждений — ни рубля, ни цента
за риск и огромное напряжение многих лет. — Мы
мечтали, чтобы история наконец перестала двигаться от
одной формы угнетения к другой... Мы стремились к комму-*
низму именно потому, что наша юность пришлась на пору
империалистического варварства.
Но если путь оказывается усеянным трупами рабочих, то
он не ведет, он никак не может вести к социализму... Сталин,
этот великий могильщик, ликвидировал в десять, в сто раз
больше коммунистов, нежели Гитлер.
Между гитлеровским молотом и сталинской наковаль¬
ней вилась узехонькая тропка для нас, все еще верящих в ре¬
волюцию. И все-таки вопреки всей нашей растерянности и
тревоге, вопреки тому, что Советский Союз перестал быть
той страной социализма, о которой мы грезили, его обяза¬
тельно следовало защищать. Эта очевидность и определила
мой выбор../'
Что ж, нам остается лишь преклонить голову перед
памятью таких людей.
На двери гестаповской камеры, где содержали Треппера,
было написано — ’’особый заключенный”. Это можно ска¬
зать и о нашем Отечестве. Вскоре после Октября семнадца¬
того оно все, до последнего клочка земли, до каждого чело¬
века из десятков и десятков миллионов, стало ’’особым
заключенным”, лишенным всякого подобия свободы.
Вся страна целиком — ’’особый заключенный”.
Свою книгу Треппер завершает страстным монологом.
Это и прощание с жизнью, это и напутствие всем, кто будет
жить после, и живая, несмиренная близкой смертью мысль.
Мысль Человека.
”...И еще несколько слов: я принадлежу к поколению,
ставшему жертвой мировой истории. Люди, которые в ходе
октябрьских боев присягнули коммунизму, которых понес
вперед сильный ветер революции, не могли даже подозре¬
вать, что спустя десятилетия от Ленина не оставят ничего,
кроме его забальзамированного тела на Красной площади.
Революция выродилась, и мы присутствовали при этом.
Через полстолстия после штурма Зимнего дворца, после
всех "отклонений", после преследований евреев, после того
423
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
как Восточная Европа была ’’приведена в норму” этой на¬
сильственной системой, кое-кто еще решается толковать о
социализме!
Но разве этого мы хотели?..
Мы хотели изменить человека и потерпели неудачу... На¬
ше поражение запрещает нам давать уроки другим, но пос¬
кольку история наделена слишком большим воображением,
чтобы повторяться вновь, то нам все же дозволено на что-то
надеяться.
...Чтобы люди извлекли урок из моей жизни коммуниста
и революционера, чтобы не отдавали себя без остатка ради
обожествления партии. Я знаю — молодежь добьется успеха
там, где мы потерпели неудачу, что социализм восторже¬
ствует и что он не будет окрашен в цвета русских танков,
введенных в Прагу”.
Жаль, что Треппер не уточнил: это обожествление пар¬
тии начал Ленин, по-своему став и жертвой этого обожеств¬
ления. Но это он заложил кровавый фундамент обожествле¬
ния партии и государства — и уже тогда это можно было за¬
метить. И многие это заметили.
Была обожествлена отнюдь не одна партия, но (с легкой
руки не столько Маркса, сколько Ленина) и диктатура про¬
летариата — голое насилие во имя улыбки, счастья и любви.
Нет ничего нелепее и кощунственнее этого постижения спра¬
ведливого мира.
Ленин возвел в божество диктатуру пролетариата, тер¬
рор и ведущий принцип своей революции: этично все, что
служит революции.
Принцип дьявольский, достойный Сатаны, но не челове¬
ка.
Это не могло не породить из партии одновременно и па¬
лача, и душителя свободной, независимой мысли, и носителя
идеи о мировом освобождении человечества.
А террору и не надо было перерождаться в дьявола. Он
всегда есть именно это и только это: кровавое надругатель¬
ство над жизнью.
Жизнью вообще.
И уже зная все это, пусть молодежь пробует, но только
зная это, имея доступ к каждому слову правды. И лишь toi -
да, когда проклятие любому обожествлению будет жечь
грудь каждого. Жечь, не остывая. Только тогда.
Ибо обожествление есть отречение от собственного разу¬
ма. И разума вообще, то есть всего, что с трудом и мукой
добыто человечеством.
424
Бывшие.
За обожествлением всегда — слепая вера. А где слепая
вера, там топор палача.
В иконном окладе должно биться человеческое сердце —
только оно. Другой правды нет, не существует.
Завершился круг Гражданской войны.
РОВС — это последнее как бы государственное образо¬
вание прежней неленинской России, усыхание ее земель до
скромных комнат на французской земле с реликвиями рус¬
ской славы, иконами. Это не столько организация для дей¬
ствия против советской власти, сколько отчаянное стремле¬
ние сохранить образ России, себя в этом образе... но это все¬
го лишь призрак Родины, ее мираж...
С захирением этого воинского союза, в общем весьма
многочисленного, исчезает и последнее свидетельство бытия
прежней, неленинской России.
Пьеса сыграна Лениным, занавес задергивается.
Однако вечный мертвец не распускает объятий. Вечный
мертвец по-прежнему учит нас жизни.
Жизнь народа, закованная в объятия скелета.
Сатана заполняет бланк ’’исторического счета” и
предъявляет людям — да, тем самым, что обитают на одной
шестой части земной тверди.
Все, не тянет руки над Россией православный Огненный
Крест — рухнул, раскатился и рассыпался в угли. И Сатана
кривится, юродствует, нет ему больше радости. Аж до ушей
разевает свою безобразную клыкастую пасть. Сыграл он
свою партию — и как послушны, уродливо-угодливы были
люди.
Но Сатане мало их мук. Берет и выхлопывает перед ни¬
ми длинный список — не прочесть весь, глаза ослепнут. Это
и есть ’’исторический счет”.
Требует Сатана платы по счетам. Пока не заплатят — ни
одну душу не отпустит. Семьдесят лет для Сатаны — один
праздник!..
Душа России...
Из русской парижской газеты (я сам читал ее в пору
своих спортивных выступлений во Франции и сохранил):
’’Русская женщина просит лиц, знающих что-либо о
судьбе кубанского казака Федора Лаптева или его адрес, на¬
писать в газету "Русские Новости”, 11, рю Руаяль, Париж 8,
для № 3383”.
’’Племянник (с родинкой) разыскивает инженера Петра
425
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Гавриловича Черкасова. Писать в '’Русские Новости”, И,
рю Руаяль, Париж 8, для № 33378...”
Нет, не откликнутся и не напишут.
Потому что тотемный знак России — трупы...
И все же, ”есть и высокое в мире, и даже торжествующе¬
му злу не поглотить это высокое...”
Поклон тебе, Россия. Дай, Бог, сил распямиться.
Я свой долг перед тобой исполнил. Как я его понимал —
исполнил. Я для него жил.
’’Дарование есть поручение. Его надлежит исполнить”.
Я это поручение исполнил, изойдя в него всей своей
жизнью. Все было: и риск, и познание, и горе, и страхи, и
прозрение, и великое наслаждение, и безысходное отчаяние,
и обновление, и вера... и предательство...
Солнце, такое редкое в эту зиму и весну, светит сегодня
во все окна, и небо голубое. И мне верится, что будет
Жизнь... и для нас будет...
Начал готовить эту книгу, учиться, собирать материал,
узнавать нашу историю я в двадцать четыре года. Сейчас
мне пятьдесят шестой...
Еще две-три недели работы — и я свободен.
ГЛАВА 3
ИСТОРИЯ СЛАВНЫХ
ПЕРЕПИСОК
Первого октября 1909 года Махатма Ганди отправ¬
ляет из Лондона письмо Льву Толстому:
"Милостивый государь,
Беру на себя смелость обратить ваше внимание на то,
что делается в Трансваале (Южная Африка) вот уже почти
три года.
В этой колонии имеется население британских индусов,
почти 13 000 человек. Эти индусы уже многие годы страда¬
ли от различных правовых ограничений. Предубеждения
против цветных людей, а в некоторых отношениях и против
азиатов вообще, очень сильно в этой стране. Это
предубеждение достигло своей высшей степени три года
назад, когда был проведен закон, специально предназначен¬
ный для азиатов, рассчитанный, как думаю я и многие дру¬
гие, на то, чтобы унизить и лишить человеческого достоин¬
ства тех, против которых он применялся. Я сознавал, что
подчинение закону такого рода несовместимо с духом ис¬
тинной религии. Как я, так и некоторые мои друзья еще
раньше твердо верили в учение непротивления злу, и тако¬
выми мы остались и теперь. Кроме того, мне выпало счастье
изучать ваши писания, произведшие глубокое впечатление
на мое мировоззрение..."
24 сентября (6 октября) Толстой заносит в дневник: "По¬
лучил приятное письмо от индуса из Трансвааля", — и пи¬
шет В.Г.Черткову: "Письмо трансваальского индуса очень
тронуло меня".
Это и понятно, письмо бы по от великого индуса. Тол¬
стой это очень скоро поймет.
427
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
7 октября он посылает ответ Ганди:
’’Сейчас получил ваше в высшей степени и интересное и
доставившее мне большую радость письмо. Помогай Бог
нашим дорогим братьям и сотрудникам в Трансваале. Так
же борьба мягкого против жестокого, смирения и любви
против гордости и насилия с каждым годом все более и бо¬
лее проявляется и у нас, в особенности в одном из самых
резких столкновений закона религиозного с законом мир¬
ским — в отказах от военной службы...
Братски приветствую вас и радуюсь общению с вами”.
4 апреля 1910 года Ганди отправляет второе письмо, те¬
перь уже из Иоганнесбурга:
’’Милостивый государь,
Вы, вероятно, припомните переписку с вами... Как ваш
скромный последователь, посылаю вам при сем книжку, на¬
писанную мною. Это мой собственный перевод с языка гуд¬
жарати. Любопытно, что правительство Индии конфискова¬
ло книгу на этом языке...
Остаюсь ваш покорный слуга М.К.Ганди”.
Ганди прислал Толстому свою книгу ’’Индусский гом-
руль1”.
В конце ее Ганди привел список работ Толстого, кото¬
рые рекомендует читателям. Это: ’’Царство Божие внутри
нас”, ’’Что такое искусство?”, ’’Так что же нам делать?”.
В те же дни Толстой читает книгу Джозефа Дока о
Ганди.
20 апреля Толстой отмечает в дневнике: ’’Вечером читал
Ганди о цивилизации. Очень хорошо”.
21 апреля уточняет свое впечатление: ’’Читал книгу о
Ганди. Очень важная. Надо написать ему”.
22 апреля Толстой обращается с письмом к Черткову:
’’Сейчас и вчера вечером читал присланную мне с пись¬
мом книгу (одну раньше, другую после) одного индусского
мыслителя и борца против английского владычества Gandhi,
борящегося посредством Passive Resistance. Очень он близ¬
кий... мне человек...”
Тогда же Толстой говорит о Ганди в присутствии
Д.П.Маковицкого:
”...Он (Ганди. — Ю.В.) сидел в тюрьме. Прежде я полу¬
чил книгу о нем. Эта книга в высшей степени интересна.
Это глубокое осуждение с точки зрения религиозного инду¬
са всей европейской цивилизации... Его презрение к отноше-
Самох-правление (англ.}.
428
История славных переписок
нию белых к цветным людям. Кроме того, он проповедует,
что самое действенное противоядие — это пассивное”.
25 мая из Ясной Поляны уходит очередное письмо Тол¬
стого:
’’Дорогой друг,
Только что получил ваше письмо и книгу ’’Самоуправле¬
ние Индии”. Я прочел вашу книгу с большим интересом, так
как я думаю, что вопрос, который вы в ней обсуждаете —
пассивное сопротивление — вопрос величайшей важности не
только для Индии, но и для всего человечества...
Ваш друг и брат”.
К исходу близился последний год жизни. В ноябре
1910-го Толстой скончается на безвестной станции Астапо-
во, но пока он жив, и мозг его по-прежнему страстно пытает
и пробует мир. За какие-то двенадцать недель до смерти он
заносит в дневник: ’’Жив. Ходил по елочкам. Прочел и напи¬
сал письма...”
У людей такого возраста (Толстому 82 года!) в по¬
давляющем большинстве случаев мозг уже давно в спячке
или, в лучшем случае, пережевывает готовое, ничего не вы¬
давая своего, тем более нового, а чаще просто чадит...
Жив...
15 августа 1910 года Ганди пишет третье, и последнее,
письмо (тоже из Иоганнесбурга):
’’Милостивый государь,
Очень благодарен вам за ваше ободряющее и сердечное
письмо...”
7 сентября 1910 года Толстой отправляет главное и по¬
следнее письмо своему индусскому последователю — Ганди
Великая Душа. Это уже не письмо, а послание, скорее даже
духовная:
’’Чем дольше я живу, и в особенности теперь, когда живо
чувствую близость смерти, мне хочется сказать другим то,
что так особенно живо чувствую и что, по моему мнению,
имеет огромную важность, а именно о том, что называется
непротивлением, но что в сущности есть не что иное, как
учение любви, не извращенное ложными толкованиями. То,
что любовь, то есть стремление душ человеческих к едине¬
нию, и вытекающая из этого стремления деятельность есть
высший и единственный закон жизни человеческой, это в
глубине души чувствует и знает каждый человек (как это мы
яснее всего видим на детях), знает, пока он не запутан лож¬
ными учениями мира. Закон этот был провозглашен всеми,
429
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
как индийскими, так и китайскими, и еврейскими, грече¬
скими, римскими мудрецами мира. Думаю, что он яснее все¬
го был высказан Христом, который даже прямо сказал, что
в этом одном весь закон и пророки. Но мало этого, пред¬
видя то извращение, которому подвергается и может под¬
вергнуться этот закон, он прямо указал на ту опасность из¬
вращения его, которая свойственна людям, живущим мир¬
скими интересами, а именно ту, чтобы разрешать себе защи¬
ту этих интересов силою, то есть, как он сказал, ударами от¬
вечать на удары, силою отнимать назад присвоенные пред¬
меты и т.п. и т.п. Он знает, как не может не знать этого каж¬
дый разумный человек, что употребление насилия несовмес¬
тимо с любовью как основным законом жизни, что, как ско¬
ро допускается насилие, в каких бы то ни было случаях, при¬
знается недостаточность закона любви и потому отрицается
самый закон. Вся христианская, столь блестящая по внеш¬
ности, цивилизация выросла на этом явном и странном,
иногда сознательном, большей частью бессознательном, не¬
доразумении и противоречии.
...Правда, во все времена люди руководствовались од¬
ним насилием в устройстве своей жизни. Разница жизни
христианских народов от всех других только в том, что в
христианском мире закон любви был выражен так ясно и
определенно, как он не был выражен ни в каком другом ре¬
лигиозном учении, и что люди христианского мира торже¬
ственно приняли этот закон и вместе с тем разрешили себе
насилие и на насилии построили свою жизнь. И потому вся
жизнь христианских народов есть сплошное противоречие
между тем, что они исповедуют, и тем, на чем строят свою
жизнь: противоречие между любовью, признанной законом
жизни, и насилием, признаваемым даже необходимостью в
разных видах, как власть правителей, суды и войска, призна¬
ваемым и восхваляемым. Противоречие это все росло вмес¬
те с развитием людей христианского мира и в последнее
время дошло до последней степени. Вопрос теперь стоит
очевидно так: одно из двух: или признать то, что мы не при¬
знаем никакого религиозно-нравственного учения и руково¬
димся в устройстве нашей жизни одной властью сильного,
или то, что все наши, насилием собираемые, подати, судеб¬
ные и политические учреждения и, главное, войска должны
быть уничтожены.
...Социализм, коммунизм, анархизм, армия спасения,
увеличивающаяся преступность, безработность населения,
увеличивающаяся безумная роскошь богатых и нищета бед¬
430
Историч славны \ переписок
ных, страшно увеличивающееся число самоубийств, всё это
признаки того внутреннего противоречия, которое должно и
не может нс быть разрешено. И. разумеется, разрешено в
смысле признания закона любви и отрицания всякого наси¬
лия. И потому ваша деятельность в Трансваале, как нам
кажется, важнее всех дел, какие делаются теперь в мире, и
участие в которой неизбежно примут не только народы
христианского, но всякого мира.
...Как ни ничтожно количество и ваших людей, непро-
тивляющихся, и у нас в России число отказывающихся, и те
и другие могут смело сказать, что с ними Бог. А Бог могу¬
щественнее людей.
В признании христианства, хотя бы и в той извращенной
форме, в которой оно исповедуется среди христианских на¬
родов, и в признании вместе с этим необходимости войск и
вооружения для убийств в самых огромных размерах на вой¬
нах, заключается такое явное, вопиющее противоречие, что
оно неизбежно должно рано или поздно, вероятно очень ра¬
но, обнаружиться и уничтожить или признание христианской
религии, которая необходима для поддержания власти, или
существование войска и всякого поддерживаемого им наси¬
лия, которое для власти не менее необходимо. Противоречие
это чувствуется всеми правительствами, как вашим британ¬
ским, так и нашим русским, и из естественного чувства само¬
сохранения преследуется этими правительствами более энер¬
гично, как это мы видим в России и как это видно из статей
вашего журнала, чем всякая другая антиправительственная
деятельность. Правительства знают, в чем их главная опас¬
ность. и зорко стерегут в этом вопросе уже не только свои
интересы, но вопрос быть или не быть.
С совершенным уважением Leo Tolstoy”.
Над русским текстом письма Толстой работал 6—7 сен¬
тября. Написав письмо, Толстой отправил его для перевода
на английский В.Г.Черткову.
Писал это Толстой в 1910 году, когда уже в законченном
виде существовал не только марксизм, но и большевизм. Не
случайна эта плотность мысли такого направления в те го¬
ды. В несовершенном мире люди искали счастье, справедли¬
вость. И мыслители, политики, которые относят себя к мы¬
слителям, каждый на свой лад предлагают решения.
Почти весь 1910 год Ленин безвыездно обитает в Пари¬
же на том доме сейчас мемориальная доска. А чтоб каж¬
431
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
дый знал: здесь жил и работал великий друг людей труда.
Это все из той же серии: вечный мертвец учит жизни...
Июнь уходит на совещания расширенной редакции газе¬
ты ’’Пролетарий”. Ленин ведет агитацию за отдельный от
РСДРП съезд или конференцию большевиков. Такая конфе¬
ренция и состоится в Праге в январе—феврале 1912 года.
В то лето, как всегда, он пишет статьи и встречается с
единомышленниками. В беседе с секретарехМ русской части
ЦК А.П.Голубковым Ленин дает указания по борьбе с про¬
вокаторами, густо просачивающимися в партийные органи¬
зации.
Позже, в августе, Ленин письмом разъясняет слуша¬
телям каприйской школы антипартийный, фракционный ха¬
рактер этой школы, организованной Горьким. Ленин харак¬
теризует ее лекторов, в том числе и будущего наркома про¬
свещения А.В.Луначарского, как отзовистов-богостроите¬
лей, подтверждает свой отказ от чтения лекций в школе и
приглашает слушателей в Париж, иначе говоря, перемани¬
вает. Это письмо вызовет раскол в каприйской школе, то
есть как раз то, что и нужно было Ленину.
За несколько дней до смерти Льва Толстого Ленин в
двух письмах к Горькому разъясняет ошибочность его
взглядов на причины и характер раскола между большевика¬
ми и отзовистами-богостроителями, указывает, что основа
раскола — в различных взглядах ”на весь современный мо¬
мент (и на марксизм, конечно)”. Он благодарит Горького за
то, что тот своим талантом художника приносит рабочему
движению громадную пользу...
Надо полагать, учел и это ленинское обращение Алексей
Максимович. Уже не один год он насыщается духом партий¬
ных сочинений, подчиняя им свой талант и темперамент. С
разъяснений Ленина он сознает, что закладывает основы но¬
вой литературы — литературы будущего социалистического
общества. А тут еще удовлетворение творца этой жизни и
вообще лавры основоположника.
Борьба за ленинизм — это не борьба за сохранение уто¬
пии Ленина. Это откровенная борьба за сохранение партии
в наше время, когда вдруг открылся авантюризм Главного
Октябрьского Вождя. Это борьба за сохранение господства
партии над жизнью народа. Об идеалах речь и не идет (при
чем тут ленинизм, надо власть сохранить.’), идет борьба за
власть, а без ленинизма нет партии, она тогда совершенно
голая — одно насилие, жестокость и глупость. С Лениным
432
История славных переписок
этот жизнелюбивый набор сохраняется, но к нему все же до¬
бавляется какой-то набор и утопических представлений. О
том, что они, эти утопические представления, обошлись на¬
родам морями крови и дикими средневековыми диктатура¬
ми, разговор как-то не затевается. Вроде все само собой
подразумевается: извращения не дали развернуться утопии.
Не вспоминают, что утопией сам вождь макнул народ аж по
самую макушку, пока не сразил его мозговой удар. Не вспо¬
минают, что жизнь дала пробу всем положениям утопии —
до национальной катастрофы довела великий народ. Об
этом молчат, ровно все это происходило не с партией Лени¬
на, а где-то на другой планете.
И цепляются за своего идола, потому что нет без него
партии, а есть одна кровь и неправда — никакими красками
не перемазать их в добро и справедливость. За всеми этими
построениями — господство партии над жизнью народа, го¬
сподство партийных верхов над законом.
Для них сохранение ленинизма — вопрос жизни и смерти
их паразитной, насилующей жизни. Им надо бороться за Ле¬
нина — иначе не сохранить власть над народом.
Вечный мертвец учит жизни. Их жизни.
’’Помогай вам Бог” — любил наставлять своих едино¬
мышленников Толстой. Свой, сокровенный смысл вклады¬
вал в это напутствие...
7 ноября смерть обрывает переписку...
А Ганди Великую Душу упокоят пули изувера-терро¬
риста в 1948 году на семьдесят девятом году жизни.
Поклон Вам, Великие Души!..
Для Ленина и большевиков Толстой и его последователи
были как бы зараженные: в них неизлечимые язвы старого
мира. Надо перешагнуть через таких, они только вяжут дви¬
жение. Полистай записные книжки и дневники Толстого
хотя бы за последний год жизни — ’’зараза” так и прет.
’’Спасаясь от разбойников случайных, признаваемых
разбойниками, мы отдаемся в руки разбойников, постоянно
организованных, признаваемых благодетелями. отдаемся в
руки правительств”.
Ну как Непогрешимый и его правительство наркомов
могли допустить подобное направление мысли? Да затуше¬
вывание это классовых противоречий! Чистейшей воды по-
повство и обман трудящихся! Самая что ни на есть под¬
лость для нового раскрепощенного направления жизни... И
433
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
запись-то, отметим, недословная. Там еще о том, что ‘ чело¬
век признает себя Богом, и он прав, потому что Бог есть в
нем: сознает себя свиньей, и он юже прав, потому что
свинья есть в нем. Но он жестоко ошибается, когда сознает
свою свинью Богом ’.
Уже сколько жизнь доказывает ленинцам — нельзя свое¬
го Бога навязывать народу, ибо уж очень многим видно: не
Создатель это. а оборотень.
И этого оборотня уже более семидесяти лет подсовы¬
вают народу вместо истинного Бога!
И набатом звучат слова великого Толстого: ’...и он тоже
прав, потому что свинья есть в нем. Но он жестоко оши¬
бается, когда сознает свою свинью Богом”.
Но если бы это была только свинья...
И с этим высказыванием Толстого еще можно было бы
смириться — ну чудачит старик, а вот как с высказыванием
о революционерах? Пусть не его мысль, но он-то произвел
ее в свои, и как произвел!..
’’...Когда революционеры достигают власти, они неиз¬
бежно должны поступать так же, как поступают все вла¬
ствующие, то есть совершать насилия, делать преступления,
без чего нет и не может быть власти”.
Разве не для освобождения порабощенных народов всего
мира взята им, Лениным, власть? Если не он, кто даст им
счастье?..
Дорога к счастью одна, и она четко прописана объектив¬
ными научными выводами. Есть теория общественного дви¬
жения. И он, Ленин, владеет ею и ее выводами. Он сознает
себя призванным к руководству борьбой масс. Нет выше
счастья, чем быть революционером и участвовать в созида¬
нии новой жизни...
”И всё от ужаснейшего, губительнейшего и самого рас¬
пространенного суеверия всех людей, живущих без веры,
суеверия о том, что люди могут устраивать жизнь, — добро
еще свою, а то всё устраивают жизнь других людей для се¬
мей, сословий, народов. Ужасно губительно это суеверие,
что та сила души, какая дана человеку на то, чтобы совер¬
шенствовать себя, он всю тратит её на то, чтобы устраивать
свою жизнь, мало того — жизнь других людей”.
Это же пощечина Ленину, он просто снедаем идеей всем
всё устраивать. Да как — кровью и казармой...
Никого не щадят ради своего понимания мира. За каж¬
дым с ножом и петлей — надо же сделать человека счастли¬
434
История славных переписок
вым; надо уж, во всяком случае, помочь, коли не понимает
своего счастья.
Изводят нуждой, травят, сжигают людей в ’’топке” об¬
щественных забот, потрясений, обновлений, а теперь и во
имя перестройки — и всё ради доктрины. Ну всё человече¬
ство в их распоряжении.
И если бы горели только в переносном смысле.
Нестерпим жар этого сожжения людей. Опаляет души,
делает их грубыми, жестокими, развращенными и совершен¬
но нечувствительными к страданию. Ну настоящий новый
человек — заря всего передового человечества, так сказать,
авангард...
Еще не успела советская власть оглядеться, всего третий
месяц существует, а уже в строках распоряжения Ленина
хруст могильного заступа для сотен людей, пока для сотен...
В Петрограде постановлением от 21 февраля 1918 года
предлагается направить на рытье окопов всех работоспособ¬
ных членов буржуазного класса, мужчин и женщин, а сопро¬
тивляющихся — расстреливать... Это, так сказать, заря со¬
ветской власти...
Под классово чуждых начнут сразу подводить всех, кто
не согласен и смеет думать иначе, чем Ленин. Думаешь ина¬
че — следовательно, враг, а им может быть только классово
чуждый элемент. Ну а тогда все ясно: классово чуждые это
не люди, они за чертой добра, зла, вообще всего человече¬
ского. Их надлежит уничтожать, это долг каждого больше¬
вика и сознательного гражданина. Любое инакомыслие, рас¬
хождение во взглядах решать расстрелом.
И уже в классово чуждого готов попасть любой, не толь¬
ко интеллигент, который по воле Ленина в своем Отечестве
оказывается навсегда под подозрением, как бы потенциаль¬
ным преступником. Классово чуждым мог оказаться и рабо¬
чий, и крестьянин, даже коммунист. Раз думаешь не по Ле¬
нину, не как все, — ты уже классово чуждый и быть тебе в
могиле...
А иначе какая необходимость в постановлении ВЦИК от
16 октября 1922 года:
”ГПУ предоставляется право внесудебной расправы
вплоть до расстрела...”
Положим, это право ВЧК имела с первого дня своего су¬
ществования. Об этом уже поведал в своей книге’ Мартын
1 Лацис М. (Судрабс). Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволю¬
цией. Г осизлат. 192 i.
435
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Лацис. А тут дело в другом. Освобождением Владивостока в
октябре 1922 года закончена Гражданская война. И высшая
законодательная власть страны объявляет: убивать без суда
будем по-прежнему, окончание Гражданской войны тут ни
при чем. Это наша политика — уничтожение не только
классово чуждых, но и всех несогласных.
Постановление принято через пять месяцев после перво¬
го мозгового удара, который поразил Главного Октябрьско¬
го Вождя. Оно доказывает неизменность политики советско¬
го государства с момента революции до окончания Граж¬
данской войны — и на будущее, на все дни мирного строи¬
тельства, ибо несогласных не должно быть, всё в этой стране
будет лишь одного цвета — красного.
И все это доказано, утверждено, сделано практикой
жизни Лениным. Это ничего, что он потерял речь...
Тот Ленин, до удара, всё успел...
Дух народа, закованный в объятия скелета...
А в таком разе недурственно изучать бы литературу и
без графа Толстого. Только вот что значит Россия без не¬
го...
Это ж понимать нужно. Успел вот ведь влезть в душу.
Не обойдешь...
’’Севастопольские рассказы”, ’’Война и мир” и еще там
пятое-десятое и это ж сколько патриотизма! Прямо на нашу,
рабоче-крестьянскую, пользу. Особенно если принять, что нс
только Ленин и партия одно и то же, но Ленин и Россия
одно и то же...
Ну а счастье, где оно все-таки?..
Много раз я встречался и встречаюсь с позицией: ’’пи¬
сать бессмысленно, от слов зло не отступит”.
Я глубоко убежден: такого рода отгораживание тоже
уже позиция зла. Это значит предавать народ.
Всё зло невозможно без массовой поддержки людей.
Следовательно, нужно растлить, растлевать людей.
А это означает, что всё в искусстве нужно рассматривать
именно с этих позиций: в растление или нет.
Советская культура — это псевдокультура, правда лишь
подразумевается или декларируется, а если и находит выра¬
жение, то загнанно, сверхиносказательно. Это искусство
притворства с редчайшими вспышками правды, но прежде
всего это — всеобщая затемненность сознания.
В то же время искусство в России (и это традиция), осо¬
бенно новой, — державное. Это вообще национальная тра¬
диция. По-другому искусство люди в своей основной массе
436
История славных переписок
не воспринимают. Игра цвета, чувств, мыслей, форм — это
не только не ценится, не только не составляет потребности
духа, но воспринимается как нечто враждебное. Эта тради¬
ция державного искусства проглядывает даже в творениях
светочей — Чайковского, Глинки, Пушкина, Толстого...
Только державному искусству должен отдавать худож¬
ник свои силы и талант. Только такого художника увенчи¬
вают ордена, премии и признание народа.
Литературы, искусства в высоком значении этого слова
быть в советской России не может. Слишком глубоко подав¬
лено ”я”, а именно это ”я” — основа любого искусства.
Не монголо-татарщина, а бесконечно долгое крепостни¬
чество искалечило русского человека. Так и остался он им,
крепостным, как какой-то необыкновенно-живучий, выно¬
сливый ствол под вековыми ветрами и дикой стужей...
Лев Толстой писал 7 марта 1910 года из Ясной Поляны
Ш.Вулу:
’’Слова, сказанные Христом, не оттого важны и можно
ссылаться на них, что они сказаны Христом. А сказаны они
Христом потому, что они истинны и записаны в сердце каж¬
дого человека”.
Я не написал бы не то чтобы книги — ни единой строчки
вообще, если бы видел в советском марксизме хотя бы нич¬
тожную способность к изменению. Это застывшая, жесто¬
кая полицейская догматическая система. Изменяясь, она ос¬
тавляет неизменным свое существо — свои утопические пре¬
тензии, позор унижения своим богочеловеком, следователь¬
но, свое право руководить, гнать людей к идеалам счастья,
которыми они не владеют и владеть не могут. Невежество и
самодовольство лежат в основе их, большевиков, взглядов
на мир. Все их существо — из привычек к насилию, господ¬
ству над людьми, непреодолимой тяги к паразитизму. В них
ничего от подвижничества праведников, желания раство¬
риться с народом, делить его тяготы. С головы до пят это
карьеристы и извратители правды. Ленинизм — это тяжкая,
заразная болезнь. Переболев им, русский народ должен вы¬
травить его из души и тела; проклясть эту толпу изуверов,
которая ради догм и выгод готова снова и снова мучить
людей на том пути, который ведет в никуда, но прежде —
в муку, нужду, одичание...
Их вождь посеял ядовитые семена, разъединил народ,
растлил его душу — и ему нет места в народной жизни.
Дух народа, закованный в объятия скелета.
437
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Вечный мертвец учит живых жизни.
После адского одичания, зверств, потери народом само¬
го себя смеет твердить свои слова — вливать гот самый яд,
который отравил не только русских, но и добрую часть че¬
ловечества; чумой, мором, бурей прошел по земле, не оста¬
вив ничего светлого и возвышенного. Никогда русский на¬
род не падал столь глубоко и страшно.
И этот вечный мертвец все еще смеет размыкать уста и
поучать, указывать, клейхмить, судить...
Какая кровь нужна еще. какие муки и какое запустение
душ, чтобы опять поразить народ, чтобы догмы зла утрати¬
ли силу?..
Когда же шаг народа будет свободен?..
Неужели этот яд убил в людях людей?..
Неужели узда, кнут и ложь есть идеал жизни?..
Как не вспомнить другого графа Толстого — Алексея
Николаевича, советского лауреата-классика. Убежденный
эмигрант, он в начале 20-х годов лютейше ненавидит совет¬
скую власть.
Иван Алексеевич Бунин вспоминал, как этот Толстой
требовал в белых газетах времен Гражданской войны и са¬
мых первых лет эмиграции поголовного истребления комис¬
саров и коммунистов, но сначала для всех — пытки. Так и
писал: каленые иголки под ногти... Уж какое тут непротивле¬
ние!
В примечании к советскому изданию Бунина указано,
что Иван Алексеевич написал эти воспоминания в обиде и
раздражении. Не исключено, что написаны в раздражении, и
было отчего, но какое это имеет отношение к высказыва¬
ниям Алексея Толстого?..
Эмигрантское прозябание, настойчивые зазывы сталин¬
ских эмиссаров быстро изменяют этого убежденного нена¬
вистника диктатуры пролетариата и вообще социалистичес¬
кого строя. Толстой порывает с эмйграцией.
Эмиссары обхаживают и Горького1, Шаляпина, Бунина.
Репина, Прокофьева... Не случайная, а продуманная линия
Сталина. Им обещают жизнь куда как обеспеченную, с раз¬
ной движимостью и недвижимостью, ну ничем не хуже ста¬
рой, как при убиенном в Екатеринбурге царе. Будущий от¬
ветственный редактор "Известий ВЦИК ", бывший эсер-
В 1919 юду у Горькою по приказу Зиновьева был произведен обыск:
это потрясло "Буревестника” до самых основ души.
438
История славных переписок
максималист, а теперь убежденный большевик Иван Михай¬
лович Гронский занимается возвращением Горького — не
наезды его домой дороги алмазному святителю, а законное
проживание с пропиской на собственной жилплощади или
там в имениях и на дачах Подмосковья и Крыма...
Шаляпин наотрез отказывается от подобной чести и
публикует свои воспоминания, в которых, между прочим,
предсказывает и гибель храма Христа Спасителя от человека
в козловых сапогах с бесшумной походкой осетина. Алмаз¬
ный устроитель жизни натравливает на него газету ’’Изве¬
стия’*. Пусть поливает грязью, у нее этакого добра сверх
всякой меры, только посигнальте со Старой площади...
Нет, творцы этой жизни не успокоились, без малого че¬
рез полвека притащили кости беглого раба Федора Шаляпи¬
на в свою московско-партийную вотчину и призарыли, при¬
стегнув таким образом его имя к своей пропагандистской
машине. С костями-то оно проще, не умеют они проти¬
виться.
Что из того, что он проклял их и сбежал? Пусть теперь
только одни кости от него, а все равно куш от этого несом¬
ненный. Вроде раскаялся, вернулся...
Сергей Прокофьев возвращается из-за границы и стано¬
вится под грозные постановления генерал-полковника Жда¬
нова — высокого знатока всех таинств искусства. Не те но¬
ты в чести у ’’женевских” устроителей новой России. Экая
досада, почему Прокофьев не Дунаевский или Туликов? Где
ясная, бодрая и зовущая вперед музыка?! Гневный генерал-
полковник, правда, в лагерь композитора не упёк. Остался у
себя в кабинете при ’’своей” рояле Сергей Сергеевич, надо
же наконец образумиться и нарисовать нужные ноты, наро¬
ды ждут...
Корней Иванович Чуковский срывает уже почти состояв¬
шееся возвращение Репина. Алмазный вождь, однако, пове¬
левает считать Илью Ефимовича первым русским живопис¬
цем; его, Я после — Сурикова (не мог вождь без табели о
рангах), а это всегда действует, особенно на престарелых
людей. Уже без осуждения взирал на опыт социалистическо¬
го строительства Илья Ефимович...
"Буревестник” "шатался”, его опекал Ленин, несмотря
на взаимные недовольства. "Буревестник" совсем было от¬
пал в эмиграцию, но Сталин городом Горьким, улицей
439
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Горького1 и многими другими пассами превратил его в свое¬
го, как это сказать... вассала, что ли... Слугой не назовешь —
тут все несколько иначе было. И все же обретался Алексей
Максимович на ролях почетного одабривателя разных эпо¬
хально-социалистических начинаний, в том числе и главным
образом — насилий. Сгубила Горького жадность к похва¬
лам, славе — какая-то патологическая, даже необъяснимая,
потому что было ее у него больше нежели достаточно... Не
умеет человек, даже очень крупный, поставить себе ’’нет”,
провести черту, за которой уже не существуют дня него ни
радость, ни честь... Слабость душевная привела к бесславно¬
му падению.
И у истоков всех падений стоял ’’женевец” — потакал,
потрафлял душевной слабости. Как в классической драме
важен был этому ’’женевцу” не сам Горький, а талант вели¬
кого писателя, все его знаменитое европейское прошлое. И
ограбили его.
Наверное, лестно было Горькому гулять и ездить по
улицам Горького (даже для этого гримировался и переоде¬
вался — в народ тянуло ’’Буревестника”). Это ж сообра¬
жать надо...
Ну что для непогрешимых русские тысячелетние города,
можно раздавать если не в уделы, то названия — все та же
самодержавная традиция. Народ хоть и республиканский
теперь, а живет по законам самой зверской монархии, пре¬
столу поклоняется, равноправие и свободу святит.
А вообще пусть людишки соображают к кому приписа¬
ны и при ком живут..
”Раб Божий Епишка, ныне гражданин Социалистическо¬
го Отечества...”
А литераторы из знаменитых ох как нужны! Другая вы¬
веска: не ’’женевский” век, а гуманнейший и просвященней-
ший! От Екатерины Великой традиция! Рабство, Радищев.
Пугачев, а век — просвященнейший, Семирамида Севера!
И потом: нужно талантливое слово, а от бывших да на¬
стоящих классиков оно и вообще двойной силы. Надо же
внушить людям, что они невозвратно счастливы. И вообще,
мысли должны течь в одном направлении. Течь — и въе¬
даться в души! Общечеловек должен заменить пестрое ско¬
1 28 марта 1932 года Горькому исполнилось шестьдесят четыре года. По
случаю славного "тезоименитства" Нижний Новгород был переименован в
город Горький. Такая же участь постигла и главную улицу Москвы — Твер¬
скую, а с ними — и десятки других местечек, улиц и переулков... Сегодня на¬
конец и городу, и улице возвращены прежние названия...
440
История славных переписок
пище людишек. Никакого разномыслия — все в одном шаге,
одной преданности и одних словах.
Дядю мы слушались — хорошо накушались.
Если бы не слушались — мы бы не накушались!
Тут ’’женевская” тварь чистит с одной стороны, а писа¬
тельское слово — с другой, а вместе делают одно дело:
уничтожают и гнут к земле народ. Самое первозданное ис¬
кусство и есть.
Бунин возвращаться не собирался, не так давно издали
его ’’Окаянные дни” — выражение органического неприятия
советского строя, да и ’’Несрочная весна” стоит не меньше
(как этот рассказ только пропустили в советское издание, не
иначе диверсия!).
Горький на всякий случай обезопасился — помешал1 воз¬
вращению нобелевского лауреата — первого в истории оте¬
чественной литературы (если не считать Льва Николаевича,
не принявшего этой нобелевской чести). Алексей Максимо¬
вич нутром чувствовал, что при Бунине его, Пешкова, ге¬
ниальность и единственность не просто слиняют, а дадут,
как бы это сказать... не тот запах, что ли. Сам Горький
вернулся из италийской эмиграции, а Бунина не пустил,
можно сказать, своими руками. Достанет с России и одного
писателя-классика, тем более пролетарского...
И на том спасибо, Алексей Максимович, испили вы ста¬
линского пойла из пренебрежений, безразличия и жестоко¬
стей аж по самую завязку, даже заявили перед кончиной, что
все годы при советской власти были вами прожиты ’’пре¬
дельно горько”. Что уж тут, за всю новую, счастливую по¬
ру — ни одной повести или там рассказа: не шли буквы на
бумагу, не буквы, а сплошной саботаж. Одна отрада: пома¬
леньку складывал по прежним заметкам и ленинским указа¬
ниям ’’Клима Самгина” — памфлет на русскую интеллиген¬
цию, даже своего рода оправдание презрения к ней.
Оно, конечно, лучше пресный эмигрантский кусок (уж ка¬
кой у Горького пресный!), нежели жизнь гордого '’Буревест¬
ника” при корыте с господским пойлом. Засветило это вроде
под самый урез жизни, да поздно — в клетке. Без цепи, прав¬
да, но что проку — все равно в клетке; по-сталински забрана:
ни заграничного паспорта тебе, ни интервью для крупней¬
ших европейских газет или там встреч с независимыми поли¬
1 Уже находясь в Советском Союзе. Горький организовал ряд публика¬
ций, чернящих Бунина.
441
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тиками — особняк с чекистским доглядом, советские братья
в литературе — все слова наперед известны и еще... туберку¬
лез... Как стрелялся в молодости, когда возненавидел свет
Божий, так и загнездилась чахотка...
А ведь Алексей Максимович был человек широкий, с
размахом. К примеру, никто в мире никогда не являлся от¬
ветственным редактором более полутора десятков журна¬
лов, а Алексей Максимович являлся. Неуемный был человек.
Всё греб под себя, даже метод социалистического реализма,
определенный в основном Гронским, провозгласил с трибу¬
ны писательского съезда вроде бы итогом своих раздумий...
Наравне с вождями заботу о нравственности имел Алек¬
сей Максимович. И потому не случайно с его отнюдь не лег¬
кой руки чудный инструмент — гитара — оказался под за¬
претом на недобрые четыре десятка лет. А все дело в том,
что Алексей Максимович как-то обмолвился, что, мол, гита¬
ра — инструмент исключительно мещанский: провинциаль¬
ные страстишки, карикатурность захолустья, в общем, не
инструмент, а убожество. Однако обмолвился достаточно
громко и, как бы это сказать, веско, что ли...
Партийцы, ответственные за культуру и, само собой, за
воспитание граждан, его, ’’Буревестника”, глас услышали. А
и впрямь, где в переборах струн и романсах всепобеждаю¬
щая поступь пролетариата?
В изголовье держали эти убежденные партийцы ленин¬
ские ’’труды” о роли искусства. Не сомневались в необходи¬
мости, а главное, полезности подчинения искусства указа¬
ниям главного вождя.
Надо сказать, до всего доходили руки у Владимира Иль¬
ича, даже в самые огненные годы, когда, казалось бы, от за¬
бот черно было в глазах.
6 мая 1921 года, к примеру, он пишет записку Луначарс¬
кому:
”Как не стыдно голосовать за издание ”150 000 000”
Маяковского в 5000 экз.?
Вздор, глупо, махровая глупость и претенциозность.
По-моему, печатать такие вещи лишь 1 из 10 и не более
1500 экз. для библиотек и для чудаков.
А Луначарского сечь за футуризм. Ленин”.
Здесь временщик от марксизма во всей своей красе. В
шутливо-зловещей записке все будущее российского искус¬
ства. Быть ему отныне под надзором генсеков и политбюро,
подпертых снизу партией, той самой, ’'миллионопалой'
Временно великие уже вошли в положение хозяев жизни.
442
История славных переписок
Уже определен ранжир для каждого. Должно быть искус¬
ство и партийным, и идейным ("его пропагандная роль"), а
главное, ленинским. Так и гоняли эту мысль по замкнутому
кругу.
А как берегли свои партбилеты! Носили только в обло-
жечках, и через два десятка лет после получения билета стра¬
нички хрустели как новые. И имели неослабную гордость за
то, что укрощают вражье слово, на нет сводят пережитки в
людях, на самом переднем крае идеологий ведут борьбу.
Вот и сели на бедную гитару, да гак - треснула и
расплющилась она под монолизом чекистско-партийного
зада.
Жирно, по-крысиному расплодилась эта порода
людей — запрещать и доносить. Этим и добывала себе про¬
корм. весьма, надо сказать, безбедный, вполне по трудам.
Впереди всех держали свою сознательность цензоры от сло¬
ва: та самая гнусь, что уже столетиями пачкает и уродует
русскую культуру. Паразитируют на ней — и калечат,
умерщвляют мысли, убивают души, а стало быть, и челове¬
ка, людей...
Трупоеды.
По призванию трупоеды, не по принуждению.
И вернулся горемычный инструмент из изгнания лишь в
70-х годах, когда вроде бы не мог помешать дозреванию
плодов ленинской революции. Ну никак уже не вступали в
противоречие гитара и ленинизм. И семиструнную тоже до¬
зволили, а отчего не дозволить, бренчите...
Растление торило себе дороги везде и всюду.
Перед иностранной беспаспортностью и вообще нечут¬
костью (ну не дают загранпаспорта!) были сверхнезащище-
ны и великий пролетарский поэт, и великий пролетарский
писатель, словом, глашатаи новой морали... А тут еще
’’Баню" из репертуара изъяли. И вообще нет прежней воли,
с какой перемещался по свету! Взяло и стало светить нечто
’’женевское": мерзкое, нахраписто-безнаказанное и вообще
карательно-неконституционное — воображение-то, слава
Богу, профессиональное, дорисовываез всё недостающее.
На просвет это в советском устройстве: благо дается
лишь через всеобщую, безгласную подчиненность. Есть одна
идея и превращение людей ради этой идеи в средство. А сам
ты, каждый по отдельности, — пустое место.
Ну пуля только и способна утрясти все несчастья. Не
коптить же, как вся "миллионопалая"...
443
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
И ’’Буревестник” тоже, как я уже отметил, оказался в
чрезвычайно нервном состоянии. Не та жизнь. С какой сто¬
роны ни подступись — не та... Оно, конечно, учить — одно,
а жить, челночя по одному образу со всеми, — другое.
А уж если об убийстве, — не исключено. Не мог допус¬
тить алмазный повелитель прозрения в писателе такой вели¬
чины. Жену свою угробил — ну плевое дело, а тут... чахо¬
точный ’’Буревестник”... По преданию, пал ”Буревестник”от
отравленных шоколадных конфет. Проверить, само собой,
возможности нет, но в деле о врачах — врагах народа, яко¬
бы сгубивших великого пролетарского писателя, проблески¬
вает истинность предания. Это точно: не мирно почил Алек¬
сей Максимович. Заплатил за прозрение некрологом в
’’Правде”.
Вообще, у писателей хрупкая психика. Вот советский ’’за¬
меститель” великого Толстого — Алексей Николаевич —
попятился и вернулся, очень скоро подвело брюхо без гоно¬
раров и вообще особняково-лауреатского достатка. Бывшее
сиятельство отдает себя служению новой власти, да еще как!
Талант-то, слава Богу, при себе. Его ни обхаживать, ни гра ¬
бить не было нужды. Сам рвался к корыту с господским
хлёбовом... Да-а, тут не скажешь — Великая Душа, тут мол¬
вишь по-петровски, так сказать, в духе любимого персона¬
жа...
’’Хлеб” — бессовестное искажение истории Гражданской
войны в угоду Сталину, холуйское заискивание перед дикта¬
тором.
’’Петр Первый” — все то же заискивание перед алмаз¬
ным вождем. Преобразователи России — Петр Первый и
Сталин — это генеральная линия романа. Две эпохи велико¬
го строительства и ломки старой России. Должны людишки
соображать, за что ложатся в землю и лупят поклоны, точ¬
нее, ими лупят поклоны...
Восторгаются языком ’’Петра Первого”. Бунин даже на¬
писал Толстому: стиль и язык превосходны. Но востор¬
гаться языком и стилем в отрыве от смысла сочинения и его
места в строю тех лет ошибочно. Алексей Толстой возводил
на пьедестал диктатора Сталина, а не царя Петра, стал бы
он тратить на одного Петра столько нутряного пара!
Алексей Толстой утверждал правомерность современно¬
го насилия и свирепой диктатуры, делая их как бы оправдан¬
ными исторически.
Только таким было прочтение ’’Петра Первого”. Свои¬
444
История славных переписок
ми другими сочинениями Алексей Толстой доказывал спра¬
ведливость именно такого прочтения.
"Хождение по мукам" — все то же стойкое искажение
действительности Гражданской войны. Подтасовка и ложь,
ложь...
Алексей Николаевич задумывает очередную оду в честь
диктатора — роман из эпохи Ивана Грозного с символичес¬
ким именем девицы — Параши1, жертвы тевтонов. Это уже
не роман, а либретто какое-то. Впрочем, далеко глянул и
верно. Сталин, Грозный... как родные братья эти двое — ду¬
шегубы и садисты... Алексей Николаевич опять вкладывает
свою мысль о тождественности преобразований России тог¬
да и теперь. И, нисколько не убоясь, задумывает дать, так
сказать, исторический прообраз, обоснованность и законо¬
мерность сталинского избиения людей. Точно, эпоха тре¬
бует...
Когда ты с орденами, депутатским значком, пайками
становишься над людьми, а это именно так, думается совер¬
шенно иначе, ну далеко взглядом проникаешь, совсем дру¬
гой разгон в мыслях!..
Алексей Николаевич творцом был, художником... Он
публикует первую главу будущего романа, но смерть обры¬
вает писательский и гражданский подвиг.
Что и рядить, большой интерес был у Сталина к Ивану
Грозному (так и хочется написать в духе брежневского вре¬
мени: товарищ Иван Васильевич Грозный). Слава Богу, что
еще не учредил орден там или медаль ’’Иоанна Грозного", а
ведь мог... А как же, отмечать за душегубство орденом Ле¬
нина, а тут — свой орденок... Хотя еще и неизвестно, чье ду¬
шегубство тут поразмашистсй и поохватней...
За всю историю российской культуры больше ни один из
ее сколь-нибудь заметных представителей нс советовал вты¬
кать иголки под ногти кому бы то ни было. Это изуверство
нравственное и подтвердилось впоследствии всей лауреат¬
ской продажностью Алексея Николаевича.
"Буревестник", Маяковский да Алексей Толстой (Ку¬
прин не в счет, он приехал умирать и тут же умер) - вот и
весь небогатый улов "женевской" уродины среди
по-настоящему крупных талантом писателей.
1 На лагерном жаргоне одно из значений этого слова — "непроверенный
слух, молва".
445
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Среди них Маяковский, пожалуй, единственный из пре¬
данных по убеждению, так сказать, без лести преданный.
Маяковскому, однако, ’’свезло”: угодил стихами Стали¬
ну. Поэтому Владимир Владимирович не попятился, не за¬
пал в забвение, но это, так сказать, частный случай. Впро¬
чем, для этого Маяковскому тоже сначала следовало уме¬
реть в тридцать семь. И еще неизвестно — самоубийство это
или убийство. Очень тянет на расправу. Не тот стал поэт для
Сталина: влюбился в парижскую эмигрантку, пьесы сочинял
не те, говорил не то...
После Великой Отечественной войны промыслом писате¬
лей за рубежом занялся на какое-то время К.М.Симонов. Не
по своей охоте, разумеется, а по поручению родного ЦК
ВКП(б), то бишь Сталина. Слов нет, тоже горело встре¬
титься с Буниным. Писатель самой первой величины! Не¬
превзойденный стилист! Как бы украсил Бунин сталинский
триумф после победы над фашистской Германией, и даже не
триумф, не царствование или секретарство (чем-то надуто¬
угреватым веет от этого слова, столь презираемого на Руси),
а эпоху! Жило это екатерининское в алмазном вожде: золо¬
тая эпоха и соответственно золотое соцветие писателей.
И в плане семейном тоже сходство эпох. Императрица
гробанула своего мужа, и генеральный секретарь не отстал,
позаботился о супруге.
Но и то правда: ни при чем они. Поступки людей такой
величины от них и не зависят. История и мораль это опреде¬
ленно доказали. Гений, положение и разные там обстоятель¬
ства не оставляют иных решений. Надо — и ничего тут не
поделаешь. Ну золотой век и есть!
Уж как бы кстати Бунин украсил литературно¬
художественный букет хозяина России. Доподлинно знал он,
что самой высшей пробы этот писатель, а таких он любил
держать возле себя... на веревочке, что крепче любой цепи.
Экие поблизости фигуры!..
И если бы только хозяин России... Да выше любого в
мировой истории ставили его соратники (правда, он всех вы¬
резал) и Союз писателей. И сам он, естественно, так же счи¬
тал... Гениальный самородок! Революционер! Партийный
вождь! Бесстрашный воин! Корифей науки! Великий теоре¬
тик! Полководец! Генералиссимус! ’’Ленин” сегодня! Пре¬
образователь земли! Мудрый правитель!..
Сплошной звездопад!
А не качнулся Бунин. Не полез в валютно-лакейский ла¬
446
История славных переписок
рек-кормушку, не облачился в ливрейно-шутовской наряд
члена писательской организации. На чужбине слабел и уми¬
рал, не в нищете, но в нужде и одиночестве. Святил в памяти
Россию...
Это правильно: нужда гнула Бунина. Но все дело в том,
что гнула, да не согнула до степени отречения от убеждений
и всей прожитой жизни. Гнула — и не сломала. По сю сто¬
рону очень хотели, чтоб сломала, даже приметы этого буду¬
щего слома уже наловчились прописывать... ан не изменился
Иван Алексеевич...
Когда-то татары
Во время закуски
Бросали под доски
Захваченных русских..
Не было Ивану Алексеевичу пути в эту Россию. Чистое и
свободное русское слово творил. Славил и почитал другую
Россию. И в мыслях не смел представить себя чьей-либо соб¬
ственностью. Не мог быть ни среди победителей, на досках,
ни среди тех, кто терпел под досками...
Свою речь при вручении ему Нобелевской премии Бунин
закончил, обращаясь к престарелому монарху, следующими
словами:
— ...Да соизволит разрешить чужеземному свободному
писателю, удостоенному вниманием Шведской академии,
выразить ему свои почтительнейшие и сердечнейшие чув¬
ства...
Именно: свободному писателю!
26— 27 марта 1910 года Толстой пишет Короленко из
Ясной Поляны:
’’Владимир Галактионович,
Сейчас прослушал вашу статью о смертной казни и
всячески во время чтения старался, но не мог удержать — не
слезы, а рыдания. Не нахожу слов, чтобы выразить вам мою
благодарность и любовь за эту — и по выражению, и по мы¬
сли, и главное по чувству — превосходную статью.
Ее надо перепечатать и распространить в миллионах эк¬
земпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, ника¬
кие драмы, романы не произведут одной тысячной того
благотворного действия, какое должна произвести эта
стаэ ья.
Она должна произвести это действие — потому, что вы¬
бывает такое чувство сострадания к тому, что переживали и
447
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
переживают эти жертвы людского безумия, что невольно
прощаешь им какие бы то ни было их дела и никак не мо¬
жешь, как ни хочется этого, простить виновников этих ужа¬
сов. Рядом с этим чувством вызывает ваша статья еще и не¬
доумение перед самоуверенной слепотой людей, совершаю¬
щих эти ужасные дела, перед бесцельностью их, так как
явно, что все эти глупо-жестокие дела производят, как вы
прекрасно показываете это, обратное предполагаемой цели
действие; кроме всех этих чувств, статья ваша не может не
вызывать и еще другого чувства, которое я испытываю в
высшей степени — чувство жалости не к одним убитым, а
еще и к тем обманутым, простым, развращенным людям:
сторожам, тюремщикам, палачам-солдатам, которые совер¬
шают это.
Радует одно то, что такая статья, как ваша, объединяет
многих и многих живых неразвращенных людей одним об¬
щим идеалом добра и правды, который, что бы ни делали
враги его, разгорается все ярче и ярче”.
Очерк Короленко ’’Бытовое явление. Заметки публици¬
ста о смертной казни” был напечатан в третьем номере жур¬
нала ’’Русское богатство” за 1910 год.
Черновик письма Толстого — это густая, налезающая
друг на друга правка. Правка по уже перечеркнутому и пере¬
писанному — и опять правка. Так что все страницы — одни
зачеркивания, сливающиеся в чернилах буквы, натеки чер¬
нил в жирных зачеркиваниях.
Скоропись у Толстого довольно узкая, высокая, даже не¬
сколько женская, но сбивающаяся на заостренную углова¬
тость.
Короленко ответил из Алупки 7 апреля 1910 года.
26 апреля Толстой пишет из Ясной Поляны:
’’Прочел и вторую часть статьи, уважаемый Владимир
Галактионович. Она произвела на меня такое же, если не
еще большее впечатление, чем первая. Еще раз, в числе, ве¬
роятно, многих и многих, благодарю Вас за нее. Она сделает
свое благородное дело..."
"...Впереди — широкая просека, в конце ее — на неболь¬
шой горочке Ясная Поляна, — писал Т.Д.Богданович Вла¬
димиру Короленко, писал по мере того, как подходил к
Ясной Поляне, и уже потом, когда уехал, в поезде из Ту¬
лы. — Тепло, сумрачно... У меня странное чувство: ошуще-
448
История славных переписок
ние тихого сумеречного заката, полного спокойной печали.
Должно быть — ассоциация с закатом Толстого...
Сам Толстой... держится бодро (спина cneiKa погнулась,
плечи сузились), лицо старчески здоровое, речь живая (че¬
рез три месяца Толстой умрет. — Ю.В.). Не вещает, а гово¬
рит хорошо и просто. Меня принял с какой-то для меня да¬
же неожиданной душевной лаской. Раз, играя в шахматы с
Булгаковым (юноша-секретарь), — вдруг повернулся и стал
смотреть на меня Я подошел, думая, что он хочет что-то
сказать. — Нет, ничего, ничего. Это я так... радуюсь, что
вас вижу у себя...
Утром встал часов около шести п вышел пройтись по
мокрым аллеям... Потом из боковой аллеи довольно быстро
вышел Толстой и сказал: - Ну, я вас ищу. Пойдем вдвоем.
Англичане говорят: настоящую компанию составляют
двое. - Мы бродили часа полтора по росе между мокрыми
соснами и елями. Говорили о науке и религии...
Впечатление, которое я увожу на этот раз. - огромное и
прекрасное..."
О встрече с Короленко Толстой сказал: "Л Короленко
мне очень понравился. Он очень умный. Я с ним утром гово¬
рил о религиозных вопросах. Он стоит на научной точке зре¬
ния, но все-таки понимает многое".
В дневнике, тем же днем, после впечатлений о Короленко
Толстой записал:
"Редко встречал человека более меня одаренного всеми
пороками: сластолюбием, корыстолюбием, злостью, тще¬
славием и, главное, себялюбием. Благодарю Бога за го, что
я знаю это. видел и вижу в себе всю эту мерзость и все-таки
борюсь с нею. Этим и объясняется успех моих писаний...
Мыв эволюции, в прогрессе. У нас аэропланы, у нас по¬
дводные лодки... Чего же еще? Вот дай срок, и все будет пре¬
красно. И в самом деле, нельзя не восхищаться немыслящим
людям аэропланами и т.п. К чему-нибудь да появились они.
А появились они потому, что 0.99 рабов делают то, что
велят 0,01..."
Это все оттого, считает Толстой, что люди вполне до¬
вольны своим положением, хотя живут в свинстве...
Над всем стоит вопрос Толстого: "Разве можно улуч¬
шить жизнь, продолжая жить дурно?.."
Да завалите все комбайнами, счетными устройства¬
ми, телевизорами, автомобилями, промышленными робо¬
15—91
449
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тами — все равно люди будут жить в злобе, жестокостях и
неправде.
В том августе 1910-го Короленко было пятьдесят семь -
самый матерый возраст для писателя: и сознаешь себя, и
научился видеть, и словом знаешь как распорядиться, а
главное — сила еще при тебе...
Учился Владимир Галактионович в Петербургском Тех¬
нологическом институте, потом — в Петровской академии,
под Москвой. В 1876 году за участие в студенческих волне¬
ниях исключен из академии, близко сошелся с народниками.
Арестован в 1879-м, около шести лет провел в тюрьмах (пре¬
имущественно в одиночках) и ссылке: за отказ присягать
Александру Третьему был сослан в 1881 году в Якутию, от¬
куда вернулся лишь в 1884 году.
Свои лучшие произведения Владимир Галактионович на¬
писал именно в этой жестокой и глухой ссылке, которая ло¬
мала и самых стойких.
Уже будучи признанным писателем. Короленко не раз
принимает на себя обязанность защищать обездоленных на
различных судебных процессах, связанных с явной неспра¬
ведливостью и предвзятостью властей.
Один из современников писал о Короленко, что из якут-
ской ссылки он вынес стойкость убеждений, строгость по от¬
ношению к себе, любовь к человеку, сознание того, что чело¬
век создан для счастья, и твердую веру в то, что как бы ни
была темна ночь, а все-таки впереди огни!
’’Ради Бога, хоть не Бога, но ради самих себя опомни¬
тесь. Пойми те все безумие своей жизни (выделено мной.
Ю.В.). Хоть на часок отрекитесь от тех мелочей, которыми
вы заняты и которые кажутся вам такими важными: все ва-
ши миллионы, грабежи, приготовления к убийствам, ваши
парламенты, науки церкви. Хоть на часок оторвитесь о!
всего этого и взгляните на свою жизнь, главное на себя, на
свою душу, которая живет такой неопределенный, короткий
срок в этом теле, опомнитесь, взгляните на себя и на жизнь
вокруг себя и поймите все свое безумие, и ужаснитесь на не¬
го. Ужаснитесь и поищите спасения от него...
Как по закону тяготения всё вещественное стремится к
единению, так же и все духовное стремится к т акому же еди¬
нению по закону любви”.
Лев Толстой со своими религиозно-нравственными иска¬
450
История славных переписок
ниями был в омерзение ’’женевцам”. Ничем не лучше этот
граф, чем индусский Ганди и разные там душекопатсли-
космополиты Не ошиблись тут ’’женевцы” всех родов войск
и служб - - неспроста эти двое отыскали друг друга: непро¬
тивленчеством насыщали души. Да как с такими взглядами
обездоленных сделать счастливыми, как наложить серп и
молот на все широты и меридианы!..
’’Понятие греха и совершение поступков и воздержание
от поступков, нс ради выгоды или славы, а ради страха гре¬
ха, есть необходимое условие истинно-человеческой, разум¬
ной, доброй жизни. Люди, живущие без понятия греха и без
воздержания от пего, живут одной животной жизнью. И так
живут все так называемые просвещенные люди.
Жизнь без понимания ее смысла, то есть без религии,
есть то, что называется сумасшествие^м. Когда же сумасше¬
ствие становится общим у большою количества людей, оно
смело проявляется и доходит до высших пределов самоуве¬
ренности Так что уже люди здравые считаются сумасшед¬
шими, и таких людей запирают или казнят.
...Служить надо тебе не людям, но boiy, и служение
Ему ясно, определенно. Оно в том. чтобы ты увеличивал
в себе любовь. Увеличивая же в себе любовь, гы не можешь
не служить людям, и будешь служить гак. как эго нужно и
тебе, и людям, и Б01 у”.
Вера в Бои обратная сторона верь; людей в добро.
Избившись в борьбе за существование, ле получая добра,
имея в жизни лишь напряжение, несправедливое!ь. ложь,
зло. боль, люди обращаются к .. Koi у.
Бели бы .нолям было хорошо, вря;, ли бы большинстве
из них обращались к Богу. Ибо iаj к дню п> и относи¬
тельная бтагоустpo/нность быта, очень мало мела .тля
Бен а...
Скол». \жасно!. ыла бы с\ льба парода, нс окажись он в
резулы а те ленине.юй утопии пл краю экономической про¬
пасти В сытости одичание от убойных дотм ленинизма
зашло бы столь глубоко, что еще бы 20 40 лег и уже на¬
родился бы невозвра гно-иовый человек. И тогда уже ника¬
кие потрясения не способны были бы его измени ib...
Белое, красное, черное (погромное)... ни одно из дви¬
жений не ведет к цели, бьет мимо цели, хотя с разной сте¬
пенью приближения.
Каждое из движений находит отзву к в душе народа, при
определенных обет оягельствах может и увлечь ею.
15’
451
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В чем дело? Почему столь противоположные по лозун¬
гам движения находят понимание в одной и той же среде?
Среда обладает определенными свойствами, признака¬
ми, которые и делают ее восприимчивой к ним, этим лозун¬
гам, казалось бы, разным направлениям жизни.
В основе белого, красного и черного одни и те же чув¬
ства, составляющие заметную часть характера народа, его
облик: нетерпимость, ненависть, опора на насилие. Все то,
что делает среду восприимчивой ко всему спектру зла.
Пока народ не истор1нет из себя нетерпимость, наси¬
лие как средство организации жизни на всех уровнях обще¬
ства, пока не исключит ненависть как чувство самоутверж¬
дения (несущее, победное чувство), он (народ) будет метаться
от белого к красному, от красного к черному, разрушая себя,
уступая злу и гниению. И никакие реформы не дадут устой¬
чивости его существованию. Идет процесс преодоления на¬
родом себя, процесс освоения новой стадии духовного фор¬
мирования великой нации. Без преодоления этих качеств,
сложившихся исторически, невозможны политическое, эко¬
номическое, культурное развитие национального государ¬
ства.
Поэтому все, кто препятствуют этому процессу, ставят
под угрозу существование народа, который уже сейчас в над¬
рыве от ужасов ленинизма (нужды, тяжкого строительства
социализма, миллионных потерь) готов разбрестись куда
глаза глядят. Ибо черпает он со дна уже последние силы для
своего существования.
Надо не ставить препятствия ради групповых корыстных
целей (сохранение власти, выгод и т.п.), догм изжившего
себя учения (утопии), а стремиться кратчайшим путем к эко¬
номическому и политическому возрождению. Силы народа
на пределе. Всякая политическая игра - - безнравственна и
преступна.
Лев Толстой был действительно '"зеркалом русской ре¬
волюции", но только не в том узком, крестьянском понима¬
нии, которое увидел в нем Jk-нин. Это был тот кризис на¬
родной нравственности, который и дал такой во многом не¬
обратимый результат в 1917 голу. Ленинизм попал на благо¬
датную почву. Об этом-то и писал еще задолго до револю¬
ции Дурново, казалось бы. бесконечно далекий от этих
проблем, однако по полицейской сули своей уловивший
смысл векового брожения. Произошло как бы соединение
двух критических масс той, которая в области нравствен¬
452
История славных переписок
ной. духовной составляет то, что подлежит преодолению на¬
родом (и является сутью энергии кризиса), и той. которая
определяет нравственную физиономию ленинизма.
Последствия такого соединения известны всем.
Без ленинизма имелись все основания для благополучно¬
го преодоления кризиса. Быстрый подъем культуры и эконо¬
мики давал пароду силы для преодоления последствий ею
тяжелого исторического прошлого. Этот процесс был пре¬
рван, народ брошен в пропасть испытаний.
"Женевцы" не могли обойти Толстого, хотя предали
забвению его основные постулаты нравственности.
Ну "Война и мир" п все такое — оно, конечно, веши НС'
лезные и нужные, на патриотизме скроены, а данный горю¬
чий материал всегда к моменту. А вот взгляды на устрой¬
ство общества, мораль, духовность... ну почему он не Горь¬
кий?..
Как сложилась бы судьба Льва Толстого, доживи он до
выстрела "Авроры", предугадать несложно. Он не стал бы
молчать, а это — самая большая вина в государстве "женев¬
цев". За похожее пускали в расход сотнями тысяч.
И все же, надо полагать, граф оказался бы не но зубам
даже Главному Октябрьскому Вождю с его всепроникаю¬
щим Му иды чем. Графа подвергли бы изоляции - никакого
общения с миром, дали бы волю всем мелким тварям для
разоблачений и вообще высмеивания. Эги обязательно су¬
нулись бы в личное: там — слабость к женщинам, падкость
на славу, психическая неустойчивость - сам ведь признается
в дневниках (их бы добыли, то есть выкрали бы), натураль¬
ный "шизик” и есть (да наговорили бы, что от старости вы¬
жил из ума).
Все бы гут пошло в ход.
В общем, когда "люди здравые считаются сумасшедши¬
ми ... таких людей запирают или казнят".
Скорее всего, спровадили бы в эмиграцию...
По схожей схеме разворачивались отношения новых
властей с Владимиром Галактионовичем Короленко — ду¬
ховным братом и почитателем Льва Толстого...
И в самом деле, разве можно улучшать жизнь, продол¬
жая жить дурно?..
Государство можно скрепить силой и всяческими при¬
нуждениями. И такое государство, как и все существовавшие
дотоле, будет вполне сносно развиваться, даже процветать.
Однако нарушение законов нравственных — добра, любви,
453
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
терпимости, уважения, красивого, то есть всего того, что,
казалось бы, не имеет ничего общего с убедительностью
железно-непробиваемой поступи законов, армии, полиции,
правительственной прессы, бизнеса и вообще торговли, -
неизбежно приводит к гниению, распаду устоев общества и в
конечном итоге к кризису власти, государственности вооб¬
ще. Именно это проклятие постигло железнолобую импе¬
рию Ленина -Сталина.
Это как парадокс: нечто абстрактное, отвлеченное, не
имеющее предметно выраженной ценности и силы, держит.в
подчинении все самое могучее, созданное одними людьми
для закабаления других. Зыбкое, беспомощное, как душа и
тому подобная метафизическая чепуха, разъедает всю несо¬
крушимую толщу государственного бетона и стали.
По существу, человечество пренебрегает Христом, а за¬
поведи его правят миром, разрушая в конечном итоге
любые государственные образования как несправедливые и
бесчеловечные.
Христианские заповеди, духовность, высшие душевные
качества имеют все свойства несокрушимо действующей ма¬
териальной силы.
Без учета их, уважения их и следования им любое госу¬
дарство обречено. Пушки, полиция, "психушки", подлоги,
травля, лагеря и тюрьмы, бездумно-послушная армия и
вообще все железно-хваткое правление диктаторов — все-все
бессильно перед добротой и любовью. И это увидел, понял
Толстой.
Читаешь письма, дневники — и мороз по коже! Каждая
буква, что называется, ножом по стеклу — ну все девяносто
томов против Непогрешимого и непогрешимых, да как же
осмелились напечатать?.. А ведь при алмазном вожде все
девяносто томов сочинений и писем и были изданы...
Хотя, с другой стороны, оно и так: писал великий Лев о
старой власти. Теперь же вокруг новая, счастливая жизнь.
Отчего не напечатать, не показать, как жутко жилось при Ро¬
мановых. К солнцу шагнула Россия...
"Дело не в том, чтобы доказать, что Иисус не был Бог и
что потому учение его не божеское, и не в том, чтобы дока¬
зать, что он не был католик, а в том, чтобы понять, в чем со¬
стояло то учение, которое было так высоко и дорою людям,
что проповедника этого учения люди признали и признаю!
Богом...
...Христианство не только не есть смешение высокого с
низким, не только не есть суеверие, но есть самое строгое,
454
История славных переписок
чистое и полное метафизическое и этическое учение, выше
которого не поднимался до сих пор разум человеческий и в
кругу которого, не сознавая того, движется вся высшая чело¬
веческая деятельность: политическая, научная, поэтическая и
философская... (выделено мной. — К).В.).
Если же читатель принадлежит к людям, внешне испове¬
дующим церковную веру и дорожащим ею не потому, что
они верят в истину ее, а по внешним соображениям, потому
что они считают исповедование и проповедование ее выгод¬
ным для себя, то пусть такие люди помнят, что сколько бы
у них ни было единомышленников, как бы сильны они ни
были, на какие престолы ни садились, какими бы ни называ¬
ли себя высокими именами, они не обвинители, а обвиняе¬
мые - не мной, а Христом...’'
Миру надо купаться в крови, исходить язвами, болью,
дабы снова и снова обращаться к любви и добру. Все желе¬
зные установления и мудрые заповеди проваливаются в
трясину жестокостей, разврата, лжи. ибо органически лише¬
ны добра и любви, так как за самый первый способ общения
люди почитают лишь силу и принуждение.
При всем своем величии разум оказывался бессильным
при любых попытках решения извечного вопроса как до¬
биться счасгшвого бытия. И вес по одной причине: разум
(особенно сильный) исключае! уважение нравственных кате¬
горий. Эго в природе ишеллекш отрицать всё. громе
себя.
Разум только тоща прннесе) благо человечеству, когда
сменит гордыню. • кажемся от самодово.и ст ва и признает
главенство и первороден во нравс1венно| о. Но и по нс при¬
несет б.гно человечест ву. Нджен нс факт признания важно¬
сти нравственною. а оркшичсскос слияние с ним. то есть ор¬
ганическое восприятие мири чсрс* все нравственное: нс пони¬
мание этого. 1 чувствование таким образом.
Разум лини (езда принесет человечеству счастье осво¬
бождения от нищеты. горя и всяческих злодейств, koi да бу¬
дет воспринимать мир и людское только через нравственные
катеюрии. и не формально, а природно, из потребности.
Душа не хочет не.ма.ч идти...
Нс может быть душа ременным придатком экономики.
Душа всегда самое важное, она смысл и цель бытия.
Материальную значимость ее стараются не замечав то ли
по невежеству, то ли по умыслу, то ли по развращенности.
Ведь душа неуловима, ее не измеришь, не взвесишь... Зато
455
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
она отлично (но не всегда надежно) ограждается тюремны¬
ми решетками и карающими приговорами — ’’презрением
трудящихся”.
Это точно: под каждым могильным холмиком не прах
человека, а душа.
Самые мудрые социальные учения не способны ни осво¬
бодить человека, ни тем более принести счастья, ибо в осно¬
ве они несправедливые, безнадежно несправедливые, так как
унижают человеческое в людях ради своего господства. Все
эти учения пренебрегают самым важным - - миром человека,
его душой и чувствами, без которых человек ничем не отли¬
чается от животного. Ибо разум вообще не есть привилегия
только человеческо! о рода. Разумом, в той или иной степе¬
ни, наделены и животные. Отличие человека от животного в
том, что человек может иметь душу, способен ее иметь, в
большинстве случаев не имея ее. Ни разум с его рационали¬
стическим подходом к миру, ни социальные учения (плоды
всё того же разума) не способны решить исторических задач
человечества: устройство бытия без насилия и голода.
До сих пор за человеком, от чьего бы имени он ни дей¬
ствовал, следуют смерть, разрушение, умирание природы,
разномастная пошлость, всяческие унижения и низости, в
том числе низведение любви до одних только грубых меха¬
нических действий.
Ни ракеты, ни космические корабли, ни роботы, ни са¬
мые сногсшибательные научно-технические достижения не
принесут человеку ни мира, ни счастья, если он нс обретет
душу, ибо люди в большинстве своем приучились жить без
души.
Никогда на земле не было бы ни убийств, ни горя -
имей человек душу.
Толстовский нравственный путь преодоления противоре¬
чий в обществе показался людям совершенно нежизненным,
как бы крайним во всей совокупности существующих
средств (’ борьба мягкого против жестокого”).
Прямо противоположный подход к этой извечной задаче
человечества воплощали Ленин и его партия. Главным сред¬
ством преодоления противоречий в обществе и его развития
являлось для них насилие. Дабы оно не слишком пугало
людей, его назвали революционным.
Для революционеров и людей их склада непротивленче¬
ство. как и любая нравственность в достижении целей боль¬
шевизма. являлось эгоизмом. По их представлениям, такой
человек отходил от борьбы, предоставляя другим лить
456
История славных переписок
кровь и нести всяческие тяготы. Потому толстовцы и пошли
сплошным потоком в лат еря. Я хорошо помню то время.
Объявить себя толстовцем было все равно, что объявить
себя врагом революции и Ленина. Такой человек был обре¬
чен. Торжествовал голый ленинизм, истребляя, выжигая все
вокруг.
15 сентября 1919 хода Ленин пишет Горькому1.
’’Дорогой Алексей Максимыч!
...’’Интеллектуальные силы” народа смешивать с ’’сила¬
ми” буржуазных ин'теллитентов неправильно (это черта Ле¬
нина — не доказывать свою правоту, а поучать. И букваль¬
но во всем. - Ю.В.). За образец их возьму Короленко: я не¬
давно прочел его. писанную в августе 1917 года, брошюру
’’Война, Отечество и человечество”. Короленко ведь лучший
из ’’околокадетских”. почти меньшевик (не может Ильич без
ярлыков. Ю.В.). А какая гнусная, подлая, мерзкая защита
империалистской войны, прикрытая слащавыми фразами!
Жалкий мешанин, плененный буржуазными предрассудка¬
ми! Для таких господ 10 000 000 убитых на империалисти¬
ческой войне — дело, заслуживающее поддержки... А гибель
сотен тысяч в справедливой гражданской войне против по¬
мещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истери¬
ки...
Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и
крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников,
интеллигент иков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом на¬
ции. На деле это не мозг, а т...”
Вся ненависть апостола насилия к интеллигенции в этих
последних фразах. Кто осмеливался ему возражать? Рабо¬
чий, крестьянин?.. Нет, интеллигент.
Кто все годы критикова л его программу революции как
авантюризм? Рабочий, крестьянин? Пег, иятеллитент.
Кто не принял революцию? Не рабочий, не крестьянин, а
интеллигент с его ”говном”-мозгом.
Как похожа, близка по духу реплика, сорвавшаяся с усг
генерального секретаря ЦК КПСС на втором Съезде народ¬
ных депутатов СССР (декабрь 1989 года): "Всё это -
ингеллшентщииа!..”
Природа неприятия все га же.
Но... смолчим. Отступим снова в Гражданскую войну.
Ленин и Горький bJiepbbie встречи :ись 27 ноября Ю05 юца.
Горький выеха i из советской Росс/.и в октябре 1921 года, а вернутся со¬
всем в мае 19? 1 i о.
457
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Предоставим слово для ответа, а точнее защиты, самому
Короленко с его ”говном”-хмозг ом.
Отмечу только, что Короленко был тем писателем, кото¬
рый заметил ранние рассказы молодого Горького, ободрил
его и дал первые советы.
Короленко в своей статье ’’Отечество в опасности” писал
совершенно определенно:
’’Телеграммы военного министра и Временного прави¬
тельства бьют тревогу. Опасность надвигается. Будьте го¬
товы!
К чему? К торжеству свободы? К ликованию? К скорей¬
шему устройству будущего? Нет! К сражениям, битвам, к
пролитию своей и чужой крови! Это не только грозно, но и
ужасно. Ужасно, что эти призывы приходится слышать не от
одних военных, чья профессия - кровавое дело войны на за¬
щиту родины, но и от нас 70 писателей, чей голос звучит
естественнее в призывах к любви и миру, к общественному
братству и солидарности, кто всегда будил благородную
мечту о том времени, когда ’’пароды, распри позабыв, в ве¬
ликую семью соединятся”...
Тревога! Тревога! Смотрите в одну сторону! Делайте в
•ли дни одно /(ело. ей довлеющее С запада идет туча, какая
когда-то надвигалась 1<а Русь с всст<с<а. И она гоюва опять
покрыть своей геныо родную землю, лад которой только
41 о засияло солнце свободы.
До сих пор я нс писал еще ни одно: о слова с таким при
зывом. но не гп'тому чго я и прежде- не считал обязательной
защиту родины. Правда, я считаю безумную свалку наро
дов. озарившую кровавым пожаром европейский мир и
; розящую перекину гася на другие ч-ды света, великим пре-
ciпалением, от о гвегсг венгюсги за коюрос нс свободно ни
одно прави гельег во. пн одно 1 осу ларю. во. И когда наступит
время мирных переговоров. го. но моему глубокому у беж ле-
ншо. эта истина должна лечь в основу для гою, чгобы
ужас не повторился. Нужно быть на сгражд великого сокро¬
вища мира, которое не суме чи сберечь для нас прави »сов¬
ет ва королей и дипломатов...”
Такой призыв для Ленина означал сплочение народа во¬
круг верховной власти; следовательно, потерю реальной
возможности захвата власти большевиками.
Ленинская тактика эго развал фронта, разрушение
армии, беззащитная Россия. Призыв Короленко на носил по
этому плану существенный удар. И средн тысяч собы¬
458
История славных переписок
тий Главный Октябрьский Вождь запомнил призыв Коро¬
ленко сплотиться для отпора германскому нашествию, за¬
помнил - и возненавидел (иначе это чувство не назовешь,
судите сами по ленинскому письму), опустившись до искаже¬
ния действительности. Ведь Короленко выступает как про¬
тивник войн вообще; но вопрос идет о гибели родной земли.
И эту принципиальную разницу Ленин стушевывает — она
нарушает его стратегию захвата власти. Ведь совсем скоро
Ленин будет вести войну с Польшей, защищая РСФСР от
посягательств извне. Значит, при Временном правительстве
эти посягательства не имеют смысла, пусть немцы захваты¬
вают Россию, зато при большевиках оборонять эту землю
уже непременно надо. Логика, хоть и классовая, но трудно
уловимая. Тут поневоле вспомнишь о единственной ’'четвер¬
ке'" в аттестате Ленина. Уже тогда, надо полагать, для него
имела значение лишь определенная логика.
Ужасы советской власти потрясли Короленко. Он пишет
одно за другим шесть писем наркому Луначарскому. Он
обращает внимание на дикости нового режима. Старый, не¬
мощный человек возвышает голос в защиту невинных, защи¬
ту справедливости и даже просто здравого смысла. Как
можно молчать среди убийства и варварства?..
Да, он, Владимир Галактионович Короленко, посвятил
себя борьбе за новую жизнь. При царях он был и под судом,
и в тюрьмах, и ссылках, и под негласным надзором. В 1885
году Россия признала его литературный талант. К 1920 году
он уже писал свыше тридцати пяти лет.
Его письма наркому Луначарскому можно было бы
объединить под общим заголовком ”Не могу молчать”. Так
когда-то писал Лев Тосгой...
Письма это, без сомнения, духовное завещание Коро¬
ленко, ибо менее чем через год за ними последует кончина
писа 1еля.
И было это всё в том же 1920 году.
ГЛАВА 4
НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
’’Анатолий Васильевич,
я, конечно, не забыл своего обещания написать обстоятельное
письмо, тем более что это было и мое искреннее желание. Высказы¬
вать откровенно свои взг гядгл о важнейших мотивах общее! венной
жизни давно стало для меня... насущнейшей потребностью. Благо¬
даря установившейся ныне "свободе слова", этой потребности нет
удовлетворения. Нам, инакомыслящим, приходится писать не
статьи, а докладные записки. Мне казалось, что с вами это будет
легче. Впечатление от вашего посещения укрепило во мне это наме¬
рение...
Но во г кошмарный эпизод с расстрелами во время вашего при¬
езда как будто лег между нами такой! преградой, что я нс могу гово¬
рить ни о чем, пока не разделаюсь с ним. Мне невольно приходится
начинать с этого эпизода.
...Правда, уже и по общему топу вашей речи чувствовалось, что
лаже и вы считали бы этот кошмар в порядке вещей... но... человеку
свойственно надеяться..
...Вы знаете, что в течение своей литературной жизни я "сеял не
одни розы" (выражение ваше в одной из статей обо мне). При цар¬
ской власти я много писал о смертной казни и даже отвоевал право
себе говорить о ней печатне много больше, чем это вообще было
дозволено цензурой. Порой мне удавалось спасать уже обреченные
жертвы военных судов...
Но казни без суда, казни в административном порядке (а имен¬
но они были практикой большевиков. —- Ю.В.} это было вели
чайшей редкостью даже и тогда. Я помню только один случай, ког¬
да озверевший Скалой, варшавский генерал-губернатор, расстрелял
без суда двух юношей. Но это возбудило такое негодование даже в
военно-судных сферах, что только "одобрение"., неумного царя
спасло Скалона от предания суду...
Много и в то время и после этого творилось невероятных
безобразий, но прямого признания, что позволительно соединять в
460
Не могу молчать
одно следственную власть и власть, постановляющую приговоры (к
смертной казни), даже тогда не бывало. Деятельность большевист¬
ских чрезвычайных следственных комиссий представляет пример
может быль, единственный в истории культурных народов.
Однажды один из видных членов Всеукраинской ЧК, встретив
меня в Полтавской Чрезвычайной Комиссии, куда я часто приходил
тогда с разными ходатайствами, спросил меня о моих впечатлениях.
Я ответил: если бы при царской власiи окружные жандармские
управления получили право не только ссылать в Сибирь, но и каз¬
нить смертью, то л о было бы то же самое, что мы видим теперь.
На это мой собеседник ответил:
Но ведь это для блага народа.
. .Однажды, в прошлом году, мне пришлось описать в письме к
Христиану Георгиевичу Раковскому (председатель Совнаркома
Украины, член Реввоенсовета Юго-Западного, а потом и Южного
фронтов. - Ю,В.) один эпизод, когда на улице чекисты расстреля¬
ли несколько так называемых "контрреволюционеров” Их уже вели
темной ночью на кладбище, где тогда ставили расстреливаемых
над открытой могилой и расстреливали в затылок без дальнейших
церемоний. Может быть, они. действительно, пытались бежать (не
мудрено), и их пристрелили тут же, на улице, из ручных пулеметов.
Как бы го ни было, народ, съезжавшийся утром на базар, видел
еще лужи крови, которую лизали собаки, и слушали в толпе рас¬
сказы...
После, когда пришли деникинцы, они вытащили из общей
ямы 16 разлагающихся трупов и положили их напоказ. Впечатление
было ужасное, но к тому времени они сами расстреляли уже без суда
несколько человек, и я спрашивал у приверженцев: думают ли они,
что трупы расстрелянных ими, извлеченные из ям. имели бы более
привлекательный вид9 Да, обоюдное озверение достигло уже край¬
них пределов...
Не говорите, что революция имеет свои законы. Были, конечно,
взрывы страстей революционной толпы, обагрявшей улицы кровью
даже в XJX столетии, но это были вспышки стихийной, а не систе¬
матизированной ярости...
Вообще все это мрачное происшествие напоминает обществен¬
ный этгюд Великой французской революции. Тогда тоже была до¬
роговизна. Объяснялось эю тогда также самым близоруким обра¬
зом происками аристократов и спекулянтов, и возбуждало сле¬
пую ярость толпы. Конвент * ’пошел навстречу народному чувству”,
и головы... полетели десятками... Ничто, однако, не помогало, доро¬
говизна только росла. Наконец парижские рабочие первые очнулись
от рокового угара. Они обратились к конвенту с петицией, в кото¬
рой говорили: ”Мы просим хлеба, а вы думаете нас кормить казня¬
ми”...
Можно ли думать, что расстрелы в административном порядке
(органами чека. Ю.В.) могут лучше нормировать цены, чем гиль¬
отина?..
...Если есть что-нибудь, где гласность всего важнее, то это имен¬
но в вопросах человеческой жизни. Здесь каждый шаг должен быть
461
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
освещен. Все имеют право знать, кто лишен жизни, если уж это при¬
знано необходимым, за что именно, по чьему приговору. Это самое
меньшее, что можно треиовать от власти. Теперь население живет
под давлением кошмара (из-за террора ЧК. Ю.В.)...
...Вы, Анатолий Васильевич, вместо призыва к отрезвлению,
напоминания о справедливости, бережного отношения к человече¬
ской жизни, которая стала теперь так дешева, в своей речи высказа¬
ли как будто солидарность с этими ’ административными расстре¬
лами” (казнями ЧК. — Ю.В.)... От души желаю, чтобы в вашем
сердце зазвучали опять отголоски настроения, которое когда-то
роднило нас в главных вопросах, когда мы оба считали, что движе¬
ние к социализму должно опираться на лучшие стороны человечес¬
кой природы, предполагая мужество в прямой борьбе и человеч¬
ность даже к противникам. Пусть зверство и слепая несправедли¬
вость остаются целиком на долю прошлою, отжившего, не прони¬
кая в будущее.
Вог я теперь высказал все, что камнем лежало на моем созна¬
нии, и теперь думаю, что моя мысль освободилась от мрачной заве¬
сы. которая мешала мне исполнить свое желание высказаться об
общих вопросах.
До следующего письма...”
Накануне ухода из дома Льва Толстого занимает "за¬
блуждение смертной казни" Он делает последние записи в
"Записной книжке номер семь" Ед не несколько таких заме¬
ток и страниц уже больше никогда ие коснется рука писа¬
теля. Считанные дни отделяют ею от смерти.
Если даже долям нравственная философия Льва 7 о неко¬
го кажется нереалоной в качестве основы для соединения л
здоровою существования общества, все равно чувства, про¬
поведуемые Толстым, должны (дат ь в каждом, должны при¬
сутствовать в жизни не должны оставлять нас с ними че¬
ловек чист, леюк, радостен г. глубок. ( iэкими чувствами
жизнь бла] сродна и достойна.
Короленко не являлся непрогивленцем в полном смысле
слова, но насилие ненавидел и пре играл. Он выступает про¬
тив изуверств гуртовых казней и казней по заложничес i в\.
то есть казней людей, вообще ни в чем не повинных, своем?
рода казней-устрашений. Это совершенно новое явление, не
известное дот оле России.
При Николае Втором Короленко скорбел, что в России
нельзя протестовать против казней, как за границей: на ми¬
тингах и петициями.
"Тем важнее, скажу даже —- тем священнее, обязанность
печати хоть напоминать о том. что ужас продолжается в на¬
462
Не могу молчать
шей жизни, чтобы не дать ему превратиться окончательно в
будничное, обыденное бытовое явление, своего рода при¬
вычку, переставшую шевелить общественное сознание и
совесть...”
Короленко писал об этом в очерке ’’Бытовое явление”,
который столь поразил Льва Толстого. Чему нам учиться у
этой самой заграницы? Свою социалистическую государ¬
ственность осваиваем. К настоящей свободе натаскиваем
граждан.
Нет, случались демонстрации в 60-е годы, скажем, про¬
чив повышения цен на продукты... там... в Темир-Тау, Ново-
черкаске, Донбассе. Но были подавлены с такой людоедской
жестокостью, что у недовольных пропало всякое желание
высказывать какие-либо требования. Впрочем, и сами недо¬
вольные тоже пропали
Именно так действовала власть: не просто милиция, а
войска, эти самые мальчики-призывники, вчерашние десяти¬
классники, будущее страны. Наваляли трупов на десятки. За
ними пустили моечные машины - ну должны же быть чис¬
тыми улицы. Свалили трупы в безымянные могилы, воров¬
ски свалили - никому никаких данных. Дематериализова¬
лись люди.
Тогда, в июне 1962 года, цены на основные виды продук¬
тов были повышены в среднем на 30 процентов. Повы¬
шение цен вызвало протест рабочих крупнейшего в Ново¬
черкасске электровозостроительного завода. Никго, ника¬
кая организация не готовила протест, это было стихийное
возмущение людей. 1 июня рабочие прекратили работу и с
красными флагами и портретами Ленина направились к
горкому КПСС'. К ним присоединились рабочие других
предприятий
2 июня завод блокировали войска и танки. Услышав
грохот тяжелых боевых машин, тракторист Катков восклик¬
нул: ”О Боже, и эти идут удовлетворять просьбы трудящих¬
ся’"
В демонстрантов стреляли из автоматов. На месте рас¬
правы остались 24 трупа и 31 раненый — славно потруди¬
лись мальчики в солдатском обмундировании (еще вчераш¬
ние школьники, только бриться начали).
Ну как тут без КГБ? Вскоре он и произвел аресты, защи¬
щая народ от смутьянов. В тюрьме оказались четырнадцать
человек. Семерых приговорили к смертной казни (комедия
суда) и через два месяца с небольшим пустили в расход. Вот
их имена:
463
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
А.Ф.Зайцев (колхозник), М. А. Кузнецов (слесарь),
Б.Н.Мокроусов (рабочий), А.А.Коркач (электрик), В.Д.Чер¬
касов (слесарь), С.С.Сотников (токарь), Г.Шуваев (повар).
Самому молодому было 25 лет, самому старшему - 45.
Мир праху Вашему, люди земли русской!
Поклон Вам за стойкость, мужество перед стаей пала¬
чей!
И вечное проклятие вам, убийцы из КПСС и КГБ! Ходи¬
те вы и сейчас по пашей земле, жируете на сытые пенсии и
таите черную злобу на народ за то, что смеет поцьгматься с
колен, смеет юворить, Схмеет собираться на митинги, смеет
голосовать против вас!
Да что там расстрелы демонстраций! А издевательства, а
удушение жизнью — не жизнью, а режимом жизни (подлой
росписью очередей и унижений), а убийства — убийства
по-тихому, каждый день, каждый час: только чуть-чуть от¬
верни от протоптанно-указанной дорожки - крысиной
тропки для всех.
Больше никаких демонстраций (аж до самого правления
Горбачева) даже при наличии несметного числа поводов нс
просматривалось. Ох близок к зрелости новый человек’
Ленинское правительство, исповедуя ' женевский" прин¬
цип устройства общества, превращает казни Ихменпо в быто¬
вое явление. Скоро эти казни беЗхМерно превысят все пре¬
ступления старою режима. Жертвы расправ придавит нс
только всероссийский могильный холм-гигант, но и тяжкий
Кощеев камень - камень хмолчания, ибо новое, револю¬
ционное правительство не только запретит протесты в печа¬
ти (это ведь не царское время), но и начисто упразднит
всякую гласность, кроме казенной. Все, кого будет загребать
"женевский" механизм, окажутся вне чувств и мыслей тех,
кто пока жив или свободен. Безразличие, черствость и инс¬
тинкт самосохранения людей сообщат волю любым дей¬
ствиям советской власти. Впрочем, ежели взглянуть на все
эти вещи с другой стороны, гак сказать широко, то ведь это
и есть та самая многотрудная работа по воспитанию нового
человека. В "достоинствах" этого нового человека, который
в общем-то состоялся, — органическое безразличие к жерт¬
вам "женевской" твари, более того — убежденность, что
она, эта самая тварь, всегда права и не бить просто не имеет
права: должна карать, должна загонять людей за колючую
проволоку, должна выправлять в "психушках", должна
определять жизнь каждого.
Вопросы права, виновности, нравственности, справедли¬
464
Не могу молчать
вого и несправедливого устройства общества не шевелят и
не колышут совесть нового человека. Он уже обладает раз¬
витым затылочным зрением и глаза держать в нормаль¬
ном состоянии не может, а посему со всей жутью жизни
мирится без всяких усилий над собой. Живет он себе, не по¬
дает голоса, смотрит на сон грядущий телевизионные про¬
граммы... об уборке урожая, о новом комбайне, о союзе тру¬
да и науки и наполняется гордостью! Его жизнь, его счастье
жизни...
Что и рядить, странная революция! Ист, спору нет: вели¬
кая! Всё перевернула, нарекла людей гражданами ну все
по-новому* И все же... странная: царя нет, а рабы... рабы ос¬
тались. Никто ничто нс значит... Рабы... И гордятся раб¬
ством. Великое рабство по убеждению. Единение душ в об¬
щем целовании кнута со слезами умиления...
В 1919— 1920 годах Луначарский ио поручению Ленина
объезжал со своего рода ревизиями Кострому, Ярославль,
Гомель, Харьков, Полтаву, Одессу и другие города и отсы¬
лал Ленину самые подробные отчеты о раз вороте дел на
местах. Выезжал он по поручению Ленина и на Южный
фрон; (28 октября — 14 ноября 1919 года). Нс очень верил
Ленин рапортам официальных властей. В гаком безусом
возрасте находилась партийная бюрократия, а своевольни¬
чать уже наловчилась и отписываться тоже, даже своему
апостолу.
Ленин прочитывал отчеты, делал выводы, а на первой
странице сверху писал крупно, размашисто: "В архив”.
Именно в те дни весной 1920 юда и состоялось свидание
Короленко с Луначарским.
Свою боль, нссоюгасие с политикой большевиков Коро¬
ленко высказал без утайки. Луначарский предложил изло¬
жить Короленко свои размышления в письме к нему, пообе¬
щав напечатать в "Правде”. Как же, давние товарищи по
борьбе с самодержавием, к тому же оба литераторы! Худа
надежда на такого правдолюбца, как нынешний Анатолий
Васильевич, но все же надежда.
В июне 1920-го Короленко написал первое письмо. Не¬
смотря на обещания Луначарского, оно не появилось в
’’Правде”. И впрямь, где волки водятся, там рыси нет. Не
Поддался Анатолий Васильевич — выучка!
Горестными окажутся закатные годы бывшего наркома-
Литератора, а в ту пору не то беспризорного деятеля партии,
не то кандидата во враги народа, назначенного вдруг пос¬
лом в Испанию: ссылка, разумеется, но вечное спасибо ей.
Хотя, ежели прикинуть, сколько таких скороспелых дипло¬
465
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
матов уже ’’загорают” на нарах, коли вообще живы или спо¬
собны еще соображать...
Понимал характер алмазного святителя Анатолий Ва¬
сильевич, не из новичков в партии. С Григорием Зиновье¬
вым, Львом Каменевым и всеми такими обошлись куда кру¬
че — даже не по себе вспоминать! А тут... посольство, моло¬
дая красавица-жена из актрис1, - в общем, гляди и проне¬
сет!.. И все же Испания...
Поди гак и зудело осенить себя крестным знамением.
’’Ослаби, остави, прости. Боже, прегрешения наша, воль¬
ная и невольная, яже словом, яже делом, яже ведением и не¬
ведением, яже во дни и в нощи, яже во уме и в помышлении:
вся нам прости, яко Благ и Человеколюбец...”
И Испания такая солнечная!..
Нет, Боже, не зря боролись...
Если бы не своя, естественная кончина по дороге в Испа¬
нию, мог бы и загреметь /Хнатолий Васильевич на эту самую
скамью подсудимых гут без натяжки. Самых близких к
Ленину людей ославили, а потом постреляли в тюремных
закутках, как распоследних тварей, а он, блестящий нарком
просвещения, чем лучше9..
Ссылка и являлась приготовлением к расправе, натеши¬
ла бы его красавипа-жена, как жена врага народа, лагерных
урок...
А тут как бы и выручило сердце бывшего наркома, сразу
на ”нет” свело ненависть и презрение толстоусого хозяина
России.
А ведь, надо полагать, присутствовал на том диспуте в
Женеве Анатолий Васильевич: и Чернов цитировал Маркса,
и Ленин ему возражал, и Плеханов возвестил миру о буду¬
щем России...
Что за личность Георгий Валентинович! Властитель
душ! Пророк! С ним в Россию шагнул марксизм и
социал-демократия... Судьба России! Можно сказать, ее
крест!..
Впрочем, moi и не быть тогда в Женеве Анатолий Ва¬
сильевич... Какая разница? Он из тех, кто не только знал
вникал во все тонкости ‘'женевского” ремесла и устава буду¬
щей республики - первой в истории республики рабочих и
крестьян. Во всяком случае, заслуги его в рождении этой рес¬
публики лагерных свобод бесспорны.
Что там ни толкуй, а события уже бросали отчетливую
1 Наталья Александровна Розенель. Она оставила воспоминания
"Память сердца" (М., Искусство. 1962).
466
Не могу молчать
тень, и далеко вперед, аж в самую гущу могильных крестов
и безымянных захоронений...
Дух народа, закованный в объятия скелета...
ГОЛОС ИЗ ТЕХ ЛЕТ...
ПИСЬМО ВТОРОЕ
” — Ни мы, ни эта толпа, ни учреждения Америки еще к этому
не готовы (к захвату власти в США. Ю.В.}. Я — марксист (слова
видного американского социалиста С тоуна, с ним на митинге в Чи¬
каго беседовал в свое время Короленко. Ю.В.). По нашему мне¬
нию, капитализм еще не докончил своего дела. Недавно здесь был
Энгельс. Он говорил: ’’Ваш капитал отлично исполняет свою
роль. Все эти дома-монстры отлично послужат будущему обществу.
Но роль его еще далеко не закончена...”
Общество не есть организм, но в обществе есть много органи¬
ческого, развивающегося по своим законам. Новые формы назре¬
вают в нем так же. как растут на дне океана коралловые рифы...
Нужна была долгая органическая работа под водой, чтобы ,iaib для
этого устойчивое основание...
На мой взгляд, это основа философии Маркса. И вот почему
Энгельс з самом конце прошлою столетия говорит, что даже Аме¬
рика еще нс готова для социального переворота...
... 1с страны : де есть наиболее развитые обьекгивные и субъек¬
тивные- условия, как .Англия. Франция, Америка, откатываются
примкнуть к сони ' чыюч оево.гюнии..
Приезч делегации ан.лийских рабочих закончи лея : орьким
письмом к ним лещик.. гиг рос щучит охлаждением и разочарова¬
нием (пи одобрили крас. 1‘Г -еррор. Ю.В.}. Заю с Вос г ока со
впекая реснуб шьа получает горячие принт»ст в?1Я Но слеге;
только вдумагься. что щамснуе! гы холошосп. ангшйскич рабо¬
чих социачисгов и приветы фана гичсскою Востока, чтобы предста¬
вить себе ясно их щачение.
На днях я прочгнал в одной из советских газе; возмущенное
возражение гуренкому социалисту” Валиеву. сгагьи которого по
армянскому вопросу отдаю] прямыми призывами к армянской
резне. Таков этот восточный социализм. ..
Азия отзывается на то, чю чувствует в нас родною, азиатскою.
До следующею письма...
I I июля 1920 года”.
От избытка сердца говорят уста...
"Правда” молчит, но писатель, для которого нравствен¬
ность и совесть людей есть предмет занятий, молчать не мо¬
жет. Молчать это уже значит не быть писателем.
467
Ю.П. R.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Это письмо, пожалуй, самое короткое. Оно все о том
же, набившем оскомину большевикам и знатокам Маркса: о
захвате власти вопреки логике исторического процесса, о
преступности насилия.
Вряд ли Владимир Галактионович был осведомлен о
междоусобных партийных разногласиях и программах, но
умом, культурой, опытом жизни сознавал, что нельзя
строить высшие формы бытия, переступая через все предше¬
ствующие. Нс способны существовать по отдельности ветки,
листва, ствол и корни дерева.
Как из отсталого вдруг слепится самое передовое? По¬
добное в природе исключено. Одно непременно служит сту¬
пенькой другому. Попытка добиться такого вопреки логике
и законам развития неизбежно ведет к срыву, падению, а
сбои в подобных обстоятельствах преодолеваются только
кровью. Сохранение движения становится возможным лишь
через пос тоянное насилие, а насилие уже само по себе ведет к
искажению естественности связей в обществе, то есть уро¬
дует и разлагает общество. Идеал превращается в свою про¬
тивоположность - горе, беды и отвратительное настоящее.
Именно это не учитывал, то есть совершенно не понимал,
Главный Октябрьский Вождь. Это революционное насилие
не являлось тем лечебным и очистительным костоправием,
каковым предполагал его Ленин.
Авантюризм переворота, авантюризм в строительстве
новой жизни, демагогия, переполняющая новую жизнь, глу¬
боко оскорбляет Короленко. Жесток, безнравствен, кровав и
убийс1вен этот опыт, поставленный Лениным над русским
обществом...
Ни одному человеку за всю историю мира не удавалось
провернуть решения такой важности, столь круто изменить
жизнь такого огромного народа и сказывать такое влияние
па судьбы мира
С часа октябрьского переворота речь шла только о
счастье людей, клятвенном заверении дать это счастье, изба¬
вить людей навсегда от горя и насилий. Как не двинуть за
таким человеком и такой партией?..
Люди не могли понять существа социальных учений, но
из церкви они вынесли представление о рае. Теперь он был
им обешан, причем в скором будущем — и они не двинули, а
хлынули за леииниами...
Короленко взволнован, потрясен: нельзя эксплуатиро¬
вать эти чувства народа, они святы, они из веков борьбы за
лучшую долю; убить их (эти чувства) -- значит наложить
468
Не могу молчать
тяжкую черную печать на весь облик народа. Преступно об¬
манывать людей в самом святом - вере.
Разумеется, Владимир Галактионович не понимал клас¬
совой природы общества — ну на просвет это в нем! Отсюда
и обывательский подход к исторической борьбе рабочего
класса и большевиков за новую жизнь. Через казни, испыта¬
ния, голод и страдания к повой жизни, а как иначе добыть
ее, кто даст ее людям? Только так: через тернии — к звез¬
дам.
Он что, ослеп старик или умом пообносился? Надо ло¬
мать сопротивление эксплуататорских классов! Людям нуж¬
ны не слова, а хлеб насущный, земля, мир и своя народная
власть! Кто это им даст как не сила, освещенная больше¬
вистским разумом?!
Письмо Ленина английским рабочим появилось в
’’Правде'’ (по валовой выдаче лжи ей принадлежит бесспор¬
ное первенство в мировом печатном деле) 17 июня 1920 го¬
да. До мозгового удара оставалось почти два года.
Ленин писал, что выступает в письме не как "представи¬
тель Советской России, а в качестве простого коммуниста"
(положим, простому коммунисту "Правда" не даст места на
своих страницах, если это только не отвечает интересам вер¬
хов партии).
"Меня не удивило, что ряд членов вашей делегации, —
пишет "простой коммунист", - стоит не на точке зрения ра¬
бочего класса, а на точке зрения буржуазии, класса эксплуа¬
таторов". ибо вожди тред-юнионов и парламентские вожди
вступили "в союз с буржуазией против революционной
борьбы пролетариата".
"...Я беседовал с вашей делегацией в среду, 26 мая... В
Англии еще есть "влиятельные рабочие вожди'’, помогаю¬
щие капиталистам одурачивать рабочих!..
Искренние сторонники освобождения рабочих от ига ка¬
питала никак не могут быть против основания коммуни¬
стической партии, которая одна в состоянии воспитывать
рабочие массы не по-буржуазному, не по-мещански... Но
если кто продолжает еще быть в идейном рабстве у буржуа¬
зии, продолжает разделять мещанские предрассудки насчет
"демократии" (буржуазной демократии), пацифизма и пр.,
то, разумеется, такие люди... не способны ни на что, кроме
как на сладенькие "резолюции" против интервенции, состав¬
ленные из одних мещанских фраз...
Некоторые члены вашей делегации с удивлениехМ спра¬
шивали меня о красном терроре, об отсутствии свободы пе¬
чати в России, свободы собраний, о преследовании нами
469
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
меньшевиков и меньшевистских рабочих и т.д... Наш крас¬
ный террор есть защита рабочего класса от эксплуатато¬
ров... на сторону которых становятся эсеры, меньшевики,
ничтожное число меньшевистских рабочих. Свобода печати
и собраний в буржуазной демократии есть свобода заговора
богачей против трудящихся, свобода подкупа газет и скупки
их капиталистами. Я уже столько раз объяснял это в печати,
что повторяться мне... не очень весело.
...Те же ’’вожди” рабочих, которые ведут политику не¬
коммунистическую, на девяносто девять сотых являются
представителями буржуазии, ее обмана, ее предрассудков...”
Жирными и решительными мазками очерчено настоящее
и будущее России: насилие. О другом речи идти не может,
все друюе будет стерто.
Набьем землю людьми, но они будут жить счастливо!
Ленин высказывает непреклонную решимость лить
любую кровь ради своей схемы счастья людей существо¬
вания другой он не допускает, ее не может быть, все пути
взяты на пробу - пет там решений. За любую другую схему
сносили и будем сносить головы. Есть лишь один путь к
счастью через кровь и муки. Ленин знает твердо: никако¬
го другого пути ни он, ни его партия не допустят. Только
гак: насилие!
Дух народа, закованный в объятия скелета...
И СНОВА ГОЛОС ИЗ ТЕХ ЛЕТ...
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
"...Бессудные расстрелы проходят у нас (в Полтаве. Ю.В.)
десятками, и опять мои запоздалые или безуспешные ходатайства...
я узнал, что 9 человек расстреляны уже накануне (совершенно так
же. замечу для вас, Анатолий Васильевич, как во время вашего
приезда), в том числе одна девушка 17 лег и еще двое малолетних.
Теперь мне известно, что Чрезвычайная Комиссия "судит" и других
миргородчан. и опять является возможность бессудных казней. Я
называю их бессудными потому, что ни в одной стране в мире роль
следственных комиссий не соединяется с правом поставлять приго¬
воры. ла еще к смертной казни. Всюду действия следственной ко¬
миссии проверяются судом при участии защиты. Это было даже
при царях...
По такому же поводу мне пришлось еще писать к Христиану Ге¬
оргиевичу Раковскому и председателю Всеукраинского Центрально¬
го Исполнительного Комитета тов.Петровскому...
470
Не могу молчать
Над Россией ход исторических судеб совершил почти волшеб¬
ную и очень злую штуку...
Нравы остались прежние, уклад жизни тоже. Уровень просвеще¬
ния за время войны сильно подняться не мог, однако выводы стали
радикально противоположные. От диктатуры дворянства (’’совет
объединенного дворянства”) мы перешли к "диктатуре пролетариа¬
та”. Вы, партия "большевиков”, провозгласили ее, и народ прямо
от самодержавия пришел к вам и сказал: "Устраивайте нашу
жизнь”.
Известный вам английский историк Карлейль говорил, что пра¬
вительства чаще всего погибают от лжи. Я знаю, теперь такие кате¬
гории, как истина или ложь, правда *или неправда, менее всего в хо¬
ду и кажутся ’’отвлеченностями"...
Вашей диктатуре предшествовала диктатура дворянства. Она
покоилась на огромной лжи, долго тяготевшей над Россией. Отчего
у нас после крестьянской реформы богатство страны не растет, а
идет на убыль и страна впадает во все растущие голодовки?
Дворянская дикта1ура отвечала: от мужицкой лени и пьянства...
Что у нас пьянства было много, эго... была правда, но правда толь¬
ко частичная. Основная же сущность крестьянства как класса со¬
стояла не в пьянстве, а в труде, и притом труде, плохо вознаграж¬
даемом и не дававшем надежды на прочное улучшение положения.
Вся политика последних десятилетий царизма была основана на
этой лжи. Образованное общество пыталось с нею бороться, и в
ной "оппозиции" участвовали даже лучшие элементы самою
дворянства Но народные массы верили только царям и помогали
им подавлять всякое свободолюбивое движение. У самодержавного
строя нс было- умных .нолей (бы Ск.дыпин. Ю.В ). которые по¬
няли бы, как 31 а ложь, поддерживаемая слепой сплои, самым реаль¬
ным образом ведет с (рой к тибели...
И строй рухнул.
Теперь я ставлю вопрос: все ли прав ла и ь вашем строе? Но» ли
следов такой же лжи в юм. что вы успели теперь «пушить народу'?
По моему глубокому убеждению, такая ложь есть, и даже
странным образом она носи г такой же широкий, "классовый" ха¬
рактер. Вь: внушили восставшему и возбужденному народу. что так
называемая буржуазия ( "буржуй"- представляет -отько класс ту¬
неядцев. трабигслсл. сгритулш.х купоны и ннчло бо тыне.
Правда ли гго? Можете ли вы искренно товориы ио?..
Вы. Анато. шй Васильевич, конеч о. отлично еще помни тс то не¬
давнее время котда вы. марксисты, вели ожесточенную полемику с
народниками. Вы доказывали, что России необходимо и блаюде-
тельно пройти через ‘стадию капитализма". ..Капиталистический
класс вам тогда представлялся классом, худо ли, хорошо ли, орга¬
низующим производство. Несмотря на все сто недостатки, вы счита¬
ли. совершенно согласно с учением Маркса, что такая орт анизанчя
благодетельна для отсталых в промышленном отношения стран, ка¬
ковы, например. Румыния. Венгрия и... Россия.
Почему же теперь иностранное слово ’буржуа" целое огром¬
ное и сложное понятие с вашей легкой руки цревратилось в гла¬
471
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
зах нашего темного народа, до тех пор его не знавшего, в упрощен¬
ное представление о буржуе, исключительно гунеядце, ничем не
занятом, кроме стрижки купонов?
Совершенно так же, как ложь дворянской диктатуры, подменив¬
шая классовое значение крестьянства представлением о тунеядце и
пьянице, ваша формула подменила роль организатора производ¬
ства — пускай и плохого организатора — представлением исключи¬
тельно грабителя. И посмотрите опять, насколько прав Карлейль со
своей формулой. Грабительские инстинкты были раздуты у нас вой¬
ной и потом беспорядками, неизбежными при всякой революции.
Бороться с ними необходимо было всякому революционному пра¬
вительству. К этому же побуждало и чувство правды, которое обя¬
зывало вас, марксистов, разъяснять искренно и честно ваше пред¬
ставление о роли капитализма в отсталых странах. Вы этого не сде¬
лали. По тактическим соображениям вы пожертвовали долгом
перед истиной. Тактически вам было выгодно раздуть народную не¬
нависть к капитализму и натравить народные массы на русский ка¬
питализм, как натравливают боевой отряд на крепость. И вы не ос¬
тановились перед извращением истины. Частичную истину вы выда¬
ли за всю истину...
Своим лозунгом "грабь награбленное" вы сделали то, что дере¬
венская грабежка, погубившая огромные количества сельскохозяй¬
ственного имущества без всякой пользы для вашего коммунизма,
перекинулась и в города, где быстро слал разрушаться созданный
капиталистическим строем производственный аппарат...
Теперь вы спохватились, но, к сожалению, слишком поздно,
когда страна стоил в страшной опасности перед одним забытым ва¬
ми фронтом. Фронт этот враждебные силы природы.
До следующего письма".
*’Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний при¬
ходит, буржуй!.."
Буржуазия должна ответить за все мытарства трудового
народа. Новый порядок призваны утверждать ЧК и чрезвы¬
чайные следственные комиссии, иначе говоря — трибуналы,
то есть те же ЧК.
Какие суды, над кем, для чего?..
'’Задача судов состоит не в том, чтобы i оворить о праве,
а в том, чтобы уничтожать противников национал-социа¬
лизма" - по слова главного прокурора фашистской Гер¬
мании Паризуса.
Ну чем не слова Ленина?..
Разве это не основополагающий принцип советского
правосудия? Не правда, не истина интересует советские су¬
ды, а проведение классовой линии. В противном случае су¬
допроизводство теряет смысл. И вообще: истинное понима¬
ние патриотизма - это всегда давать возможность убивать
472
Не могу молчать
себя и себе подобных, то бишь быть согласным на убий¬
ства... в любую сторону.
Время прояснило то, что тогда, в младенчестве совет¬
ской власти, виделось туманным и спорным.
Ленин пребывал в броне собственных суждений, закален¬
ных на талмудах марксизма, в опыте революционной борь¬
бы и в фанатичной уверенности единственности своей право¬
ты. Все прочее представлялось ему неполноценным и пре¬
ходящим, в том числе и люди. Революция, движение важнее
всего, во имя этого возможно все, не имеют значения никто
и ничто. Мораль одна: сохранить власть и продвигать ее!
В этой однозначности мышления, запрете иных решений
в государственном и партийном масштабе, неукоснительном
следовании одной схеме (других не может быть, другие —
предательство!) — вся будущая трагедия Октябрьской ре¬
волюции как Великой революции Октябрьских Обманов: вы¬
рождение самых передовых законов в свод догматических
установлений и превращение республики рабочих и крестьян
в тупую насилующую систему.
Ленин в продолжение традиций Робеспьера провел через
второй и третий Всероссийские съезды Советов величайшие
законы — ’’Декларацию прав трудящего и эксплуатируемо¬
го народа”, "Декрет о мире", "Декрет о земле"... Были про¬
возглашены свобода, равенство, братство. Но ни при одной
власти, даже самой ретроградно-царской, эти самые освобо¬
жденные и раскрепощенные народы не были низведены до
той совершенной безгласности, в которой вскоре оказались
граждане советской России.
Ленин отнял свободу у людей. К чему она обществен¬
ным людям-муравьям?.. После октября 1917-го насилие дви¬
нуло большевиков в такую черную яму, закую неправду, чго
все светлое из содеянного ими безнадежно сгинуло в этой
яме.
Разве в яме? В братской могиле миллионов, вообще не
причастных ни к какой контрреволюции. Зато все живые бу¬
дут жить по Ленину. Даже несогласия между единомышлен¬
никами ленинизм разрешал расправами. Ленинизм согла¬
шался только на солдатскую подчиненность и только на
полное единомыслие. Все только одного цвета!
Уничтожив разномыслие в партии, отняв у партии сво¬
боду выражения мнений (не декларативную, а действитель¬
ную. самую обычную). Ленин распространил э 1 у систему на
всю страну. В згой солдатской дисциплине, беспрекослов¬
ности подчинения уже таился культ вождя — человскобоже-
ства. мудрого и непогрешимого.
473
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Всех умять в одну форму, кто не согласен - в землю.
Должен народ жить счастливо и свободно.
Ни одна власть не стоит столь близко к безграничной
диктатуре, как власть при социализме. Этому способствует
система всеобщей солдатской подчиненности, отсутствие
влияния общества на власть и, следовательно, бесконтроль¬
ность этой власти. Тирания - неизбежное следствие марк¬
сизма. Диктатура партии предполагает диктатуру вождей.
Партия есть орудие диктатора и бюрократической верхуш¬
ки. В свою очередь, и партия берет на себя обязанности по¬
давления общества. Для народа партия опасна не столько
своими руководителями, сколько всей массой рядовых чле¬
нов, ибо без них нет вождей, нет власти "аппарата”, стало
быть, невозможна и диктатура немногих над народом.
Именно вся масса рядовых членов партии — основа про¬
извола и беззаконий. На них зиждется несчастие России. И
никакие "отмывания", "очищения” и "покаяния" не изменят
существо марксистской партии. Она вся нацелена на захват
власти и контроль над мыслью, словом...
Догматы марксизма-ленинизма лишили разум простора
и самостоятельности все идеи и мысли кружат в замкну¬
том пространстве.
С ониалист ическое военно-государственное искусство
пронизано этой благороднейшей задачей превращения лю¬
дей в одно покорное, бездумное стадо. приставленное к
станкам, плугам, комбайнам, отбойному молотку...
Право юворигь от имени народа монополизировано
вождями нар; ив. С момента революции они якобы вопло¬
щают собой диктатуру проле!ариага класса, которою
они не знали, нс мости знать из-за своей совершенной отда¬
ленности от вето. Они сами себя произвели в вожди. Но
смогли эю сделать опять-1 аки лишь через партию, го есть
через своп миллионы щ\ пальцев... Подавалось как само со¬
бой разумеющееся, что народ должен думать ючь-в-точь
как партия хотя в стране веет да действовала и действует
система тотального подавления всякой мысли, отличной от
"спущенных сверху". Как таким образом становились
известными мнения, настроения народа великая тайна
па р г и й н ы х б 1 о ро к ра г о в.
Люди, лишенные привычной духовной основы и вообще
всего юго, что объясняло бы мир. приняли ленинизм, вну¬
шаемый всей мощью государственной пропагандистской ма¬
шины. как бы вместо релит ни. ибо никакого чудодействен¬
ного прозрения в считанные годы произойти не могло. Рос¬
сия во всей своей многомиллионной толще оставалась не¬
474
Не могу молчать
грамотной, заскорузлой, отсталой. Вскоре, по примеру
Священного писания, был создан ’’Краткий курс истории
ВКП(б)” — его задалбливали в старших классах школ, ин¬
ститутах, на обязательных занятиях всего несчетного множе¬
ства курсов, кружков, семинаров и т.п. Задача была одна —
превратить марксизм, точнее ленинизм, в религию Внушить
людям бездумное поклонение, фанатичную преданность,
следование каждой букве доктрины.
Этот строй стоит на лжи. Он не может существовать без
постоянной массированной лжи. Она скрепляет его непра¬
вые устои, является существом этих устоев.
На месте кипучей творческой жизни русского общества
проросло мертвое схоластическое древо - корни его
углублялись в толщу мертвых тел, влагой питала кровь.
Воцарилась новая несправедливость, несравненно более
лицемерная и бесчеловечная...
Дух народа, закованный в объятия скелета. .
И ОПЯТЬ ЗВУЧИТ ТОЛ О С ИЗ ТЕХ ЛЕТ...
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
’’Начинаю это письмо под впечатлением английской делегации.
В нашем местном официозе напечатана или перепечатана откуда-то
статья ’’Наша скорбь”, сопровождающая письмо Ленина к английс¬
ким рабочим. В ней прямо говорится, что, наряду с гордостью на¬
шим революционным первенством, русские коммунисты пережи¬
вают ” г pate дню одиночества’...
Отбросив то, что можно объяснить полемической несдержан¬
ностью и увлечением, остается все-гаки факт: европейский пролета¬
риат за нами не пошел, и его настроение в массе является настрое¬
нием того американского социалиста Стоуна, мнение которого я
приводил во взором письме. Они думают, что капитализм даже в
Европе не завершил своего дела и что ею работа еще может быть
полезной для будущего. Такие вещи, как свобода мысли, собраний,
слова и печати, для них ire простые ’’буржуазные предрассудки”, а
необходимое орудие дальнейшего будущего, своего рода палла¬
диум, который человечество добыло ггугем долгой и небесплодной
борьбы и прогресса. Только мы, никогда не знавшие вполне этих
свобод и не научившиеся пользоваться ими совместно с народом,
объявляем их "буржуазным предрассудком”, лишь тормозящим де¬
ло справедливости.
Это огромная ваша ошибка, егце и еще раз напоминающая
славянофильский миф о нашем "народе богоносце" и еще более
нашу национальную сказку об Иванушке, который без науки все
475
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
науки превзошел и которому все удается без труда, по-шучьСхМу ве¬
лению. Самая легкость, с которой вам удалось повести за со¬
бой наши народные массы, указывает не на нашу готовность
к социалистическому строю, а, наоборот, на незрелость на¬
шего народа... (выделено мной. — Ю.В.)
...Давайте честно и с любовью к истине поговорим о том, что
такое теперь представляет наш народ.
Вы допустите вероятно, что я не менее любого большевика
люблю наш народ, допустите и то, что я доказал ото всей приходя¬
щей к концу жизнью... Но я люблю его не следе, как среду, удобную
для тех или других экспериментов, а таким, каков он есть, в действи¬
тельности.
Но натуре, по природным задаткам наш народ не уступает луч¬
шим народам мира, и это заставляет любить его. Но он далеко от¬
стал в воспитании нравственной культуры. У него нит того самоува¬
жения, которое заставляет воздерживаться от известных поступков,
даже koi да этого никто не узнает...
Вы говорите о коммунизме - для социального переворота в
этом направлении нужны другие нравы...
В этот -од картофель уродился превосходный, но его при¬
шлось выкопать всюду задолго до того, как он поспел, hoi ому что
по ночам его просто крали. Кто крал - на этот раз это не важно
Дело, однако, в том, что одни трудились, другие пользовались.
Треть урожая погибла потому, что картофель не дорос, запасов на
зиму из остальной части сделать не пришлось, потому чти подоспев¬
ший картофель, гнил. Я видел inynny бедных женщин, которые
утром стояли и плакали над разоренными ночью грядами. Они ра¬
ботали, сеяли, вскапывали, пололи. А пришли другие, порвали кус¬
ты, многое затоптали, вырвали мелочь, которой сше надо было до¬
ходить два месяца, и сделали это в какой-нибудь час...
19 августа 1920 г.”
Если есть надгосударственное образование, то и все его
составляющие надгосударственны, то есть стоят над закона¬
ми. Выведенность партии из подчинения законам, а вместе с
нею и ее высших чинов, и выявляет ту особенность ленин¬
ского социалистического государства, которая делает по¬
нятным исключительное положение партийной бюрократии.
И при всем том — это одна из самых трусливых диктатур в
новейшей истории человечества. Она не допускает говорить
даже ничтожной правды о себе, даже если эго в ее интересах.
Именно матерый догматизм, отсутствие пластичности — ее
слабость, та слабость, которая, в конце концов, и погубит ее.
Она, как все обреченные образования, неразборчиво жадна и
слепо труслива.
Бюрократическая каста все кладет себе на выгоду. В то
же время все, что способно угрожать ее интересам, независи¬
476
Не мегу молчать
мо от полезности для России, подлежит уничтожению или
изоляции.
Бюрократию в значительной мере пополняют выходцы
из народа. Это, так сказать, плебейская бюрократия. И
именно это сообщает ей определенную прочность.
И все же в своих высших звеньях — это замкнутая систе¬
ма. В нее трудно проникнуть, и даже браки она предпочи¬
тает внутри себя. Раз проникнув в нее, человек уже принад¬
лежит ей, как и весь его последующий род. Это как бы по-
толмственное дворянство - закрепление в избранных, сохра¬
нение и в последующих поколениях определенных выгод, в
том числе и весьма быстрого, льготного продвижения по
служебной лестнице.
Несправедливость материальная берет начало о г основ¬
ного принципа социализма — "от каждого по способно¬
стям — каждому по его груду". Здесь начало начал ограб¬
ления народа. Бюрократия отваливает себе ”цо труду" -
все согласно закону. И чем выше ранг — тем жирнее этот
кус ”по труду”. В конце концов, он уже не имеет ограниче¬
ний. Ленинизм смердит по всем направлениям. Да. да,
это - великая демократия подачек, бешеных льгот, совер¬
шенная безгласность перед властью любого обычного чело¬
века. Из каждой поры социалистического Отечества прет дух
стяжательства.
Заискивая перед народом, одурачивая лестью и подачка¬
ми, хозяева жизни превратили его не только в дойную коро¬
ву, но и в свое надежное и беспощадное орудие, ибо все,
в конце концов, творится руками народа. Это тоже полити¬
ка — сделать народ по возможности соучастником своих
преступлений. Еще Сталин проводил великое множество со¬
браний трудящихся, на которых проклинали "врагов наро¬
да". Что это, как не сознательное втягивание всего общества
в лично его, Сталина (и его окружения), преступления? И все
эти избиения самою себя народ одобрял на митингах и ры¬
чал, требуя только казней. Такое убийство самих себя до¬
вольно редкое явление в истории. Большевики этой механи¬
кой владели блестяще.
Независимость от кого-либо в обществе и определяет
нравственный облик бюрократической касты: стяжатель¬
ство, хамство, высокомерие — и это подлинные хозяева Рос¬
сии, хозяева и растлители, самые настоящие мертвые души
ее...
Никто не отвечал ни за какие ошибки и ни за какую
кровь. Никто и не скупился на кровь, голод и понукания.
Чекистско-партийный каток трамбовал народную гущу. В
477
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
выведении российского социализма Ленин напоминал сред¬
невекового компрачикоса. Нарушение всех культурных
норм, жестокость, неподсудность карателей и партийных
владык — это ог Ленина. Эта вседозволенность хлынула в
нашу жизнь, стала естественной в быту. Выросли люди-
волки, люди-шакалы и прочие...
Ленинизм - это демократия по-крепостнически, то есть
в чисго национальных традициях. Это — демократия... при
диктаторах и диктатуре, так сказать, с намордником и кон¬
ституцией или, точнее, — намордником в виде конституции.
Ленин превратил в горе, бойню и бесчестие жизнь целого
народа.
И за это Ленин после кончины вознесен в святые и по на¬
родным традициям превращен в святые мощи — для покло¬
нений и молитв.
Дух народа, закованный в объятия скелета...
И СНОВА ГОЛОС ИЗ ТЕХ ЛЕТ НЕ ДАЕТ СПАТЬ
СОВЕСТИ...
ПИСЬМО ПЯТОЕ
'Нр.чхотится задуматься о прл ишах явно; о разлада между за¬
падноевропейскими вожаками социализма и вами вождями рос¬
сийского коммунизма. Вата монопольная печать (сколько же боли
в этом замечании? Вся печать захвачена и принадлежит только пар¬
тии’ Ю В. > обьясняст ит тем. что вожди социализма в Западней
Европе иролали<-ь буржуа ши. Но яо. простите. такая же пошлость,
как и ю. koi да вас самих обвини ш н подкупности со стороны I ер-
мании.
Hci на tooHociH искам, низких причин для объяснения факта
•nos о ра глада Он кепсни1ся i ора до глубже. в огромной разнице
настроений. Дело ч «им. чго вожди евпопенскот о социализма в тече¬
ние уже десятков лег руководили легально массовой борьбой своего
пролетариата, давно проникли в лк массы, создали широкую и
стройную opi анизацию. добились ее лет альното пришания.
Вы никотла нс были в таком положении. Вы только конспири¬
ровали и самое большее руководили конспирацией, пытавшейся
проникнут)» в рабочую среду. Это создает совершенно другое на¬
строение. другую ПСИХОЛ01ИЮ.
...Вы... благодаря бессмысленному давлению самодержавия ни¬
когда нс выступали легально. Вам лично приходилось гоже риско¬
вать. приходилось сидеть в тюрьмах за то, что во всей Европе было
признано нравом массы и нравом ее вождей, и этот риск тюрьмы.
478
Не могу молчать
ссылки, каторги заменял для вас в ваших собственных глазах и в
глазах рабочих всякую иную ответственность...
И вот почему вы привыкли звать всегда к самым крайним ме¬
рам, к последнему выводу из схемы, к конечному результату. Вот
почему вы нс могли выработать чутья к жизни, к сложным возмо¬
жностям самой борьбы и вот откуда у вас одностороннее представ¬
ление о капитале как исключительно о хищнике, без усложняющего
представления о его роли в организации производства.
И отсюда же ваше разочарование и горечь по отношению к за¬
падноевропейскому социализму.
Рабочие вначале пошли за вами. Еще бы. После идиотского пре¬
следования всяких попыток к борьбе с капиталом вы сразу провоз¬
гласили пролетарскую диктатуру. Рабочим это льстило и много
обещало... Они ринулись за вами, то есть за мечтой немедленного
осуществления социализма.
Но действительность остается действительностью. Для рабочей
массы гут все-таки не простая схема, не один конечный результат,
как для вас, а вопрос непосредственной жизни их и их семей. И ра¬
бочая масса прежде всех почувствовала на себе последствия вашей
схематичности. Вы победили капитал, и он лежит теперь у ваших
ног. изувеченный и разбитый. Вы не заметили только, что он соеди¬
нен сше с производством такими живыми нитями, что. убив сю. вы
убили также произво.зство. Радуясь своим победам над деникинца¬
ми, над Колчаком, над Юденичем и поляками, вы не заметили, что
потерпели полное поражение на гораздо более обширном и важном
фронте... Увлеченные односторонним разрушением капиталисти¬
ческого строя, не обращая внимания ни на что другое, в преследо¬
вании этой своей схемы вы довели страну до ужасною положе¬
ния...
Каждый землевладелец види т только, что у него берут го. что
он произвел, за вознаграждение, явно не эквивалентное его труду, и
делает свой вывод: прячет хлеб в ямы. Вы его находите, реквизируе¬
те. проходите по деревням России и Украины каленым железом,
сжигаете целые деревни и радуетесь успехам продовольственной
политики. Если прибавил» к этому, что многие области в России
тоже поражены голодом, что оттуда в нашу Украину, например,
слепо бегут толпы юлодных людей, причем отцы семей, курские
и рязанские мужики, за неимением скота сами впрягаются в ог¬
лобли и тащат теле! и с детьми и скарбом, го картина выходи! бо¬
лее поразительная, чем всё, чго мне приходилось отмечать. . И все
эго не ограничивается местностями, пораженными неурожаем... Л
теперь вдобавок идет зима, и к голоду присоединяется холод. За
воз дров, привезенный из недалеких лесов, требуют 12 тысяч. Это
значит, что огромное большинство жителей, лаже сравнительно
лучше обеспеченных, как ваши советские служащие, окажутся (за
иключением разве коммунистов) совершенно беззащитными о г
холода. В квартирах будет почти го самое, что будет на дворе... и
это одинаково почувствует как разоренный, заподозренный, "не¬
благонадежный" человек в сюртуке, так и человек в рабочей блу¬
зе...
479
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕс Т
И вог рабочая среда начинает чувствовать вашу основную
ошибку, и в ней являются насгроения, которые вы так осуждаете в
огромном большинстве западноевропейских социалистов, в ней
явно усиливается меньшевизм, то есть социализм, но не .максима¬
листского типа. Он нс признает немедленного и полного социально¬
го переворота, начинающегося с разрушения капитализма как не¬
приятельской крепости. Он пришли: г, что некоторые достижения
буржуазного строя представляют обшенарогное достояние. Ьы бо¬
ретесь с этим настроением. Когда-то признавалось, что Россией са¬
модержавно правит воля царя Но едва где-нибудь проявлялась
воля этого бедняги-самодержца, не вполне согласная с намерением
правящей бюрократии, у последней были тысячи способов привести
самодержца к повиновению Не го ли с таким же беднягой, нынеш¬
ним "диктатором" (пролетариатом. Ю.В.р. Как вы узнаете и как
вы выражаете его волю? Свободная печать, по-вашему, только бур¬
жуазный предрассудок. Между тем отсутствие свободной печати де¬
лает вас глухими и слепыми на явления жизни. В ваших официозах
царствует внутреннее благополучие, в го время когда лнши слепо
’‘бредут врозь” (старое русское выражение) от голода. Провозгла¬
шаются победы коммунизма в украинской деревне в то время, ког¬
да сельская Украина кипит ненавистью и гневом и чрезвычайки уже
подумывают о расстреле деревенских заложников. В городах на¬
чался голод, идет грозная зима, а ьы заботитесь только о фальсифи¬
кации мнения пролетариата. Чуть где-ниб\дь начинает прояв¬
ляться самостоятельная мысль в среде рабочих, не вполне согласная
с направлением вашей политики, коммунисты тотчас же принимают
свои меры. Данное правление профессионально»о союза получает
наименование белого или желто? о, члены его арестуются. само
правление распускается, а затем является торжествующая статья в
вашем официозе: “Дорогу красному печатнику’*... Из суммы таких
явлений и слагается го. что вы зовете "диктатурой пролетариата”.
Теперь и в Полтаве мы видим то же: Чрезвычайная комиссия, на
лот раз в полном согласии с другими учреждениями, производит
сплошные аресты меньшевиков...
Торжество ли это? Когда-то, еще при самодержавии, в один из
периодов попеременного усиления то цензуры, то освобождавшейся
своими усилиями печати, в одном юмористическом органе был изо¬
бражен самодержец, сидящий на штыках. Подпись: "Неудобное по¬
ложение" — или что-то в этом роде. В таком же неудобном положе¬
нии находится теперь ваша Коммунистическая правящая партия.
Положение ее в деревне прямо трагическое. То и дело оттуда при¬
носят коммунистов и комиссаров, изувеченных и убитых. Официозы
пишу г пышные некрологи, и ваша партия утешает себя тем, что это
только куркули (деревенские богачи), что не мешает вам выжигать
целые деревни сплошь и богачей и бедных одинаково. Но и в го¬
родах вы держитесь только военной силой, иначе ваше представи¬
тельство быстро изменилось бы. Ближайшие ваши союзники, со¬
циалисты-меньшевики, сидят в тюрьмах... В 1905 году, когда я был
здоров и более деятелен, мне приходилось одно время бороться с
нараставшим настроением еврейских погромов, которое несомненно
480
Не могу мо.щатъ
имело в виду не одних евреев, но и бастовавших рабочих. В это
время наборщики местной типографии, нарушая забастовку, печата¬
ли воззвания газеты '’Полтавщина" и мои. Это невольно сблизило
меня со средой наборщиков. Помню одного: он был несомненно ле¬
вый по направлению и очень горячий по темпераменту. Его выступ¬
ления навлекли на него внимание жандармских властей, и с началом
реакции он был выслан сначала в Вологду, а потом в Усть-
Сысольск. Фамилия его Навроцкий. Теперь он... арестован вашей
чрезвычайкой за одно из выступлений на собрании печатников. В
октябре Навроцкий был выслан по решению ЧК в северные губер¬
нии. Мне пришлось писать по этому поводу в Харьков. Мои "до¬
кладные записки" по начальству не имели успеха. Теперь Навроцкий
свободен, но зато сослан в северные губернии его сын, уже раз, еще
в детстве, бывший в ссылке вместе с отцом. Очевидно, история по¬
вторяется. Когда теперь я читаю о "желтых" печатниках Москвы и
Петербурга (печатники, как наиболее образованная часть рабочего
класса, резко выступили против большевиков. — Ю.В.}, то мне не¬
вольно приходит мысль, сколько таких Навроцких, доказавших в
борьбе с царской реакцией свою преданность действительному осво¬
бождению рабочих арестовывается коммунистами чрезвычайки под
видом "желтых", то есть "неблагонадежных" социалистов. Одно
время шел вопрос даже о расстреле Навроцкого за его речь про¬
тив новых притеснений свободы мнений в рабочей среде. Чего
доброго — это легко могло случиться, и тогда была бы ярко под¬
черкнута разница чрезвычаек и прежних жандармских управлений.
Последние нс имели права расстреливать — ваши чрезвычайки
имеют это право и пользуются им с ужасающей свободой и
легкостью..."
Сейчас это затушевывается, но ведь основа ленинизма —
это революционное насилие одних классов над другими, то
есть террор.
Утопия была оторвана от действительных отношений,
слотИГПтихся в мировой экономике в результате развития
цивилизации.
Вырванная из реальных отпОШ?™й в общсСТЗС схема
функционирования экономики — эта утопичёСк^ схема
могла быть реализована лишь через постоянное, неослабное
принуждение, иначе она существовать не могла.
Именно поэтому всё последующее движение (идти
вспять — это тоже движение) общества основывалось на на ¬
силии. Без насилия эти нежизненные экономические отноше¬
ния давали сбой. Сбой за сбоем уже грозили экономической
несостоятельностью. Только через принуждение всех и каж¬
дою общество мо1ло существовать в мертвых утопических
построениях вождей. Поэтому все его существо пронизыва¬
ло насилие.
За этот жсперимснт народ расплачивался горами тру¬
те 91
481
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
пов, нуждой, болезнями, а главное — душевным надрывом,
вырождением.
Не Ленин был злодей, не его просвещенная гвардия и не
Дзержинский (Сталин, пожалуй, убийца не по обстоятель¬
ствам, а по призванию), но их утопия предполагала для
своего существования кровь и муки народа. И эти непороч¬
ные, непреступные по натуре люди лили кровь, казнили, гну¬
ли к земле целый народ, сея на десятилетия вперед горе и
разрушения.
Именно из необходимости утопии гигантским всесоюз¬
ным упырем взрос невиданный в истории человечества кара¬
тельный орган: ВЧК—КГБ. А за ним взросли и суды без су¬
да (голые расправы), и милиция (всегда, в любом случае
правая), и сбоку, неохватной самостоятельной величиной, —
коммунистическая партия: огромный политический и духов¬
ный надзиратель над всем народом, главная опора утопии и
зла, вечный заявитель на диктатуру. И партия эта — из на¬
рода, всех его слоев, плоть от плоти народная. Это горькая,
страшная истина, даже не истина, а какое-то проклятие,
ставшее судьбой народа, — он своими руками возводит для
себя одну огромную тюрьму, казенный тюремный двор без
конца и начала.
Как еще раз не вспомнить слова П.Б.Струве, столь убе¬
дительно подкрепленные письмами умирающего Королен¬
ко:
”...В революции, в самом ее ядре, гнездилась зараза
контрреволюции, которая до последнего своего издыхания
будет кичиться наименованием революции. Под каким наи¬
менованием погромная зараза будет раздавл^ду совершен¬
но неважно. Раздавлена же и иа из русской она
должна быть pg ТО бы то ни стало"
сто была (и есть) Именно контрреволюция и именно по¬
грому— зараза...
И создатель ее - Ленин. И эти черные, огненные тучи он
направил на Россию. Это его человеколюбие замешено на
нетерпимости, крови, лжи и преследованиях всех, кто хоть в
чем-то не согласен с ним. Это Мундыч по его вдохновению
и предначертаниям заливал Россию горем и кровью. Чеки¬
сты вплавились в русскую жизнь проклятием и бесчестием.
Этот черный орден коммунистов (ленинцев) и чекистов,
придавив Россию (аж утонула в крови, хрипит, тянет голову
из трясины тел и крови), держит ее распластанной, нс дает
свободного дыха, ведет счет мыслям и шагам каждого рус¬
ского. скребущего с чела своего писе.мена рабства...
482
Не могу молчать
В дни, когда Короленко обдумывал и писал пятое пись¬
мо наркому Луначарскому (кого пытался взять логикой —
одного из устроителей "женевского” механизма и жизни под
ним), богоносец революции подготавливал ответ корреспон¬
денту тазеты "Дейли-Ньюс * господину Сегрю. Ответ будет
напечатан в "Правде" и "Известиях ВЦИК" 12 сентября
1920 года.
Из ответа совершенно однозначно следует, как борется
советская власть с меньшевистскими настроениями.
"...Дитман возмущается расстрелами, но естественно,
что меньшевиков в этих случаях расстреливают револю¬
ционные рабочие и что Дитману это не может особенно нра¬
виться. Плох был бы III, Коммунистический Интернацио¬
нал, если бы он допустил вхождение в его ряды Дитманов...”
В общем, все в том же духе письма Ленина английским
рабочим: или встанете на колени, или сгниете — таков наш
принцип грядущего счастья и абсолютной свободы. Тут и
без всякого образования ясно (даже без начального) — при
подобном разрешении политических разногласий вообще не
будет никаких других носителей идей, кроме ленинских (как
Гитлер задумал решить еврейский вопрос, так и здесь
кровью, геноцидом добиться полной идейной однородно¬
сти). Будет лишь одна социал-демократия — большевист¬
ская, всегда единственно правая, так сказать, исторически
обусловленная и подлинно народная (определенные основа¬
ния так считать имелись). Так что меньшевики — это лишь
ручеек в огромном потоке крови, пущеннОхМ большевиками
на слив.
В каждой строке таких документов, как письмо англий¬
ским рабочим, ответ Сегрю и др. клокочет кровавое челове¬
колюбие вождя. Не таясь, он заявляет: резали — и будем ре¬
зать! А все недовольные это буружазные выродки, холуи,
предатели. Кто не с нами - ляжет под нашу поступь...
Нет, в короленковские времена народ еще не притерся к
новой жизни, точнее, его не притерли. Это еще обычный на¬
род, и он еще ропщет, защищает свои права, уходит к Мах¬
но, Антонову и прочим "батькам", не ведая, куда причалить
от истребительно-карательной любви советской власти.
Ленин был самого высокого мнения о П.Н.Ткачеве. С
его помощью оглыбил свой взгляд на народ, который дол¬
жен следовать за ними, большевиками и никаких одобре¬
ний нс нужно. Одобрения это вообще дань буржуазной
демократии, видимость свободы, а не свобода. Рсволюнион-
16-
483
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ная партия опирается на силу. Так сказать, не сознаете свое¬
го счастья, мы вам его втолкнем силой, пеняйте на себя.
Это насилие по Марксу, Ткачеву и по его, Ленина, прин¬
ципам вождь приложил не только к враждебной большевиз¬
му силе — имущим сословиям и интеллигенции, но и к само¬
му народу. Ленин его умело разделял, классифицировал и
таким образом подводил под необходимость усечений, так
сказать, по непокорно-враждебным частям. Он непрерывно
вычленяет в народе все неподвластно-непокорное — и унич¬
тожает, всякий раз не забывая об идеологическом объяс¬
нении-ярлыке. Ну нс может ’’женевское” заведение без идео¬
логического клейма. Человек любых достоинств враз за ним
растворяется. Ну нет человека — одна враждебность, чуже¬
родность и вызов. Тут и срабатывает заглатывающее
устройство. Эго уже и рефлекс, и потребность, и, само со¬
бой, классовая ненависть.
И, однако, та же вера в Ленина, то же безрассудное по¬
клонение.
Какой крик, какие доказательства еще нужны? Изгнить
всему народу? Покрыть всю Россию могильными креста¬
ми?..
Но партия существует, в нее вступают, в ту КПСС, что
превратила жизнь в надрыв.
Что еще нужно, чтобы понять, какая сила в нашей исто¬
рии ставит нас на грань гибели?..
И УЖЕ В КОТОРЫЙ РАЗ ГОЛОС ИЗ ТЕХ ЛЕТ...
ПИСЬМО ШЕСТОЕ, ПОСЛЕДНЕЕ
"...У вас схема совершенно подавила воображение. Вы нс пред
сивляитс себе ясно сложность действительное!и.
Но прежде всею вы сделали у себя самое легкое дело: уничто¬
жили русского буржуя, неорганизованная и. неразумного и слабого.
Вам извеешо. что европейский буржуа гораздо сильнес. а европейс¬
кий рабочий ш- 1НГОС слепое стало. чтобы по мо кчо быте кинете в
максима ним но перпоме зону... У' чана.■'геспронейских рабочих бо¬
лее сознания депо’ник’льности. чем у вас. вожтеи коммунизма, и
отто!о они не максималисты. Посте переписки ( сгрю и Ленина
дело ясно: европейская рабочая масса в общем нс потдержчп вас в
максимализме. Она остаемся нейнтешней в npc.ic.iax компромис¬
се ..
Вы... прскр а I и. ш буржу а зные способы дос!авки предметов пер¬
вейшей необходимости. и ныне Ноагава. iicirtn хлебородной! мест -
484
Нс могу мо.мать
ности, окруженная близкими лесами, стоит перед голодом и перед
лицом близкой зимы вполне беззащитная. И так всюду, во всех об¬
ластях снабжения. Ваши газеты сообщают с торжеством, что в Кры¬
му у Врангеля хлеб продается уже по 150 р. за фунт. Но у нас (т.е. у
вас) в Полтаве, среди житницы России, он стоит 450 р. за фунт, т.е.
втрое дороже. И так же всё остальное.
...Жизнь берег свое: несмотря на ваш запрет, кожевники-кустари
то и дело принимаются делагь кожи, удовлетворяя таким образом
настоятельнейшие потребности в обуви ввиду зимы... Пока... не
узнают об этом преступлении ваши власти и не прекратят его... Ко¬
нечно, вы можете сказать, что у вас уже есть кое-где ’’советские ко¬
жевни”, но что значат эти бюрократические затеи в сравнении с
огромной, как оксан, потребностью. И в результате посмотрите, в
чем ходят ваши же красноармейцы и служащая у вас интеллиген¬
ция... в лаптях... в кое-как сделанных деревянных сандалиях...
Вообще, сердце сжимается при мысли о судьбе того слоя рус¬
ского общества, который принято называть интеллигенцией. Рас¬
смотрите ставки ваших жалований и сравните их с ценами хотя бы
на хлеб. Вы увидите, какое тут смешное, вернее, т рагическое несоот¬
ветствие. И все-таки живут... Да, живут, но чем? — продают остатки
прежнего имущества: скатерти, платочки, кофты, пальто, пиджаки,
брюки. Если перевести это на образный язык, то окажется, что они
проедают всё заготовленное при прежнем буржуазном строе, кото¬
рый приготовил некоторые излишки. Теперь не хватает необходи¬
мого, и это растет, как лавина. Вы убили буржуазную промышлен¬
ность, ничего не создали взамен, и ваша коммуна является огром¬
ным паразитом, питающимся от этого трупа. Всё разрушается: до¬
ма, отнятые от прежних владельцев и никем не реставрируемые,
разваливаются, заборы разбираются на топливо, одним словом,
идет общий развал.
Ясно, что дальше так идти не может и стране грозят неслыхан¬
ные бедствия. Первой жертвой их явится интеллигенция. Потом го¬
родские рабочие. Дольше всех будут держаться хорошо устроив¬
шиеся коммунисты и Красная Армия... Лучше всего живется всякого
рода грабителям. И это естественно: вы строите всё на эгоизме, а са¬
ми требуете самоотвержения...
...Не далее двух недель тому назад из Полтавы уходил на фронг
красноармейский полк... Во дворе дома, где я живу, есть несколько
ореховых деревьев... Трудно описать, что туг происходило... Влеза¬
ли на деревья, ломали ветви, и постепенно входя в какое-то торо¬
пливое ожесточение, торопясь, как дети, солдаты стали хватать по¬
ленья дров, кирпичи, камни и швырять всё это на деревья с опас¬
ностью попасть в сидящих на деревьях или в окна нашего дома...
Но и начальство могло прекратить это только на самое короткое
время.. Все деревья были оборваны, и только тогда красноармейцы
унии, после торжес 1 венной речи командира, в которой говорилось,
что Красная /Армия идет строить новое общество... А я с печалью
думал о близком бедствии, koi да нужда не в орехах, а в хлебе, то¬
пливе, в одежде, обуви заставит этих людей, с опасным простоду¬
шием детей, кидающихся геперь на орехи, гак же кидаться на прел-
485
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
меты первой необходимости. Тогда может оказаться, что вместо со¬
циализма мы ввели только грубую солдатчину вроде янычарства.
Мне пришлось уже говорить при личном свидании с вами о
том, какая разница была при занятии Полтавы Красной Армией и
добровольцами. Последние более трех дней откровенно грабили
город... Теперь приезжие из Киева рассказывают, что Красной Ар¬
мии было предложено перед выступлением в поход ’’одеться за счет
буржуазии...”. Опасный симптом уже начинается: вы кончаете тем,
чем начинали деникинцы. Приезжие говорят, что на этот раз грабеж
продолжался более недели...
Чувствую, что мои письма пора кончать. Они слишком затяну¬
лись... Поэтому закончу кратко: вы с легким сердцем приступили к
своему схематическому эксперименту в надежде, что это будет толь¬
ко сигналом для всемирной максималистской революции... но уже
ясно, что в общем рабочая Европа не пойдет вашим путем, и Рос¬
сия, привыкшая подчиняться всякому угнетению, не выработавшая
формы для выражения своего истинного мнения, вынуждена идти
этим печальным, мрачным путем в полном одиночестве.
Куда? Что представляет ваш фанатический коммунизм?..
...Вы вместо монастырского интерната ввели свой коммунизм в
казарму... По обыкновению самоуверенные, недолго раздумывая
над разграничительной чертой, вы нарушили неприкосновенность и
свободу частной жизни, ворвались в жилье... стали производить не¬
медленный дележ необходимейших вещей как интимных проявлений
вкуса и интеллекта, наложили руку на частные коллекции картин и
книг... Не создав почти ничего, вы разрушили очень многое, иначе
сказать, вводя немедленный коммунизм, вы надолго отбили охоту
даже от простого социализма...
Дело, конечно... в душах. Души должны переродиться. А для
этого нужно, чтобы сначала перерождались учреждения... Инстинкт
вы заменили приказом и ждете, что по вашему приказу изменится
природа человека. За это посягательство на свободу самоопределе¬
ния народа вас ждет расплата.
Политических революций было много, социальной не было еще
ни одной. Вы являете первый опыт введения социализма посред¬
ством подавления свободы...
Народ, который не научился еще владеть аппаратом голосова¬
ния, который не умеет формулировать преобладающее в нем мне¬
ние, который приступает к устройству социальной справедливости
через индивидуальные грабежи (ваше: ’’грабь награбленное”), кото¬
рый начинает царство справедливости допущением массовых бес¬
судных расстрелов, длящихся уже годы, такой народ еще далек от
того, чтобы стать во главе лучших стремлений человечества. Ему
нужно еще учиться, а не учить других.
Вы победили добровольцев Деникина, победили Юденича, Кол¬
чака, поляков, вероятно, победите и Врангеля. Возможно, что воо¬
руженное вмешательство Антаты тоже окончилось бы вашей побе¬
дой: оно пробудило бы в народе дух па гриотизма, который напрас¬
но старались убить во имя интернационализма, забывая, что идея
Отечества до сих пор еще является наибольшим достижением на пу¬
486
Не могу молчать
ти человечества к единству, которое, наверно, будет достигнуто
только объединением отечеств. .
Вы видите из этого, что я нс жду ни вмешательства Антанты, ни
победы генералов. Россия стоит в раздумье между двумя утопиями:
утопией прошлого и утопией будущего, выбирая, в какую утопию ей
ринуться...
...Всякий народ заслуживает того правительства, которое имеет.
В этом смысле можно сказать, что Россия вас заслужила... Вы являе¬
тесь только настоящим выражением ее прошлою, с рабской покор¬
ностью перед самодержавием даже в то время, когда, истощив все
творческие силы в крестьянской реформе и еще нескольких за ней
последовавших, оно перешло к слепой реакции и много лет подавля¬
ло органический рост страны. В это время народ был на его сторо¬
не, и Россия была обречена на гниль и разложение. Нормально,
чтобы в стране были представлены все огтенки мысли, даже самые
крайние, даже порой неразумные. Живая борьба препятствует гние¬
нию и претворяет даже неразумные стремления в своего рода при¬
вивку: то, что неразумно и вредно для данного времени, часто со¬
храняет силу для будущего.
Но под влиянием упорно ретроградного правительства у нас
было не то...
Затем случайности истории случайно разрушили эту перегород¬
ку между народом, жившим так долго без политической мысли, и
интеллигенцией, жившей без народа, т.е. без связи с действитель¬
ностью. И вот, когда перегородка внезапно рухнула... вы явились
естественными представителями русского народа с его привычкой к
произволу, с его наивными ожиданиями ’’всего сразу”, с отсут¬
ствием даже зачатков разумной организации и творчества. Немуд¬
рено, что взрыв только разрушал, не созидая.
И вот истинное благотворное чудо состояло бы в том, что вы
наконец... сознались бы и отказались бы от губительного пути наси¬
лия. Но это надо делать честно и полно... Вы должны прямо при¬
знать свои ошибки, которые вы совершили вместе с вашим наро¬
дом...
Правительства погибают от лжи... Может быть, есть еще время
вернуться к правде, и я уверен, что народ, слепо следовавший за ва¬
ми по пути насилия, с радостью просыпающегося сознания пойдет
по пути возвращения к свободе. Если не для вас и нс для вашего
правительства, то это будет благодетельно для страны...
Но... возможно ли это для вас?..
22 сентября 1920 г.”.
Письма тогда не могли появиться. Они посягали не толь¬
ко на основы революции, точнее, на весь ее авантюризм, но
и на мудрость ее апостола, а уже тогда это было невозмо¬
жно. Главный Октябрьский Вождь и вожди уже приняли сан
непогрешимых. И ничто не значили для них ни кровь, ни го¬
ре, ни гибель страны. Их собственный эгоизм превышал все.
По Ленину, догматы марксизма оправдывали любые
487
Ю.П. B.iacoe. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
разрушения капитализма. Ведь через разрушения лежал путь
к счастью. Формулы требовали расшифровки. Посвященные
разворачивали эти формулы, так сказать, на спине народа.
По крови и стонам, то бишь степени немоготы, определя¬
лись те или иные знаки искомых величин. А как иначе их
определить? Кто научит, даст ответ?..
Диктатор разрушал хозяйственную жизнь огромной
страны, не имея представления о новой экономике. Ясно
одно: всё должно быть общим. Постепенность развития,
последовательность опробования, отказ от всеобщего разру¬
шения не устраивали его. Только так: вздыбить, сломать! И
росчерком пера вводились самые крутые меры по углубле¬
нию революционных преобразований, то есть разрушений?
Развалить капитализм до самых черепков!
Продовольственная диктатура явилась примером
тягчайшего авантюризма в руководстве страной и ничего
общего не имела с издержками военного времени. Эго была
попытка насилием привить новые формы — те. которые ка¬
зались наиболее близкими к идеалам нового мира. По дерев¬
не был нанесен сокрушительный удар. Вождь действовал
беспощадно. Сегодня — кровь, завтра — сияние социализма.
Это факт: Ленин верил, что за ним право истории ло¬
мать, разрушать, а следовательно, убивать и приказывать.
Всякое неповиновение его планам есть неповиновение ходу
истории, есть реакция, белогвардейшина, стремление опять
загнать народ в кабалу частной собственности и унижений.
Он ни на мгновение не сомневался в законности своей вла¬
сти. Революционная воля нс имеет ограничений, она вещь в
себе, она не нуждается ни в оправданиях, ни тем более под¬
отчетности. Никто не смеет ограничивать революционную
волю. И он, Ленин. воплощение этой воли, которая, в
свою очередь, является производной от воли рабочего клас¬
са и беднейшего крестьянства. Но вождю несвойственны ша¬
тания и незрелость народных масс. Вождь не должен терять
из виду плавное движение и все необходимые тля нею дей¬
ствия. Именно поэтому он не может отзыва!вся на страда¬
ния и тяюты людей. Вождь видит светлое завтра и все пут
к нему.
Диалектика явлений издевалась над Главным Октябрь¬
ским Вождем. Она на глазах у него смыкала священные пели
с тем. против чего он всю жизнь боролся. Он уничтожал,
разрушал, преследовал, требовал, насаждал, сшиват концы
новых отношений ради будущей счастливой жизни, а жизнь,
обретая новые черты, превращала эго в зло. Рождалось об¬
щество, сшитое силой. Гл о пронизывал цинизм силы. Оправ¬
488
Не могу молчать
данием всего служила только сила. Бюрократия осваивала
власть.
Обращение к нэпу являлось еще одним признаниехМ пора¬
жения, точнее, утопичности планов. Ленин обращался за по¬
мощью к тому, что разрушал с такой последовательной не¬
навистью, — капитализму. Всеобщая социализация жизни,
то бишь отмена всех прежних отношений, отказ от частной
собственности, разрушение налаженных экономических
связей — и все это без малейшей подготовленности к перехо¬
ду на новые отношения. Поэтому все эти действия по скоро¬
палительному овладению коммунизмом, о котором трубили
народу, являлись ни чем иным, как одним бессмысленным
разрушением.
Вся советская жизнь скроена но этой душегубной диалек¬
тике. На всем - - жесткие швы казарменно-государственного
воплощения свободы.
Гонишь продукцию за станком, жуешь хлеб, спишь под
крышей - и рта не смей разевать. В свободе ты и всяческих
благах. От Ленина это представление о счастье и свободе.
Вся власть — самозванное утверждение себя и уничтожение
тех к го нс признаёт генеральных секретарей и бюрократи¬
ческую знать как пророков новой жизни. И это тоже от Ле¬
нина.
Необходимость в нэпе возникла из-за огульного разру¬
шения капитализма - провозглашения нового мира явоч¬
ным порядком. Отсюда гигантские потери людей и мате¬
риальных ценностей. Бо1 предстал без сияющих одежд, раз¬
рушителем и насильником... Разгромлено было то, что на¬
верстывалось потом и натугой каторжною труда, издержка¬
ми и жестокостями ограничений последующих десятилетий.
Да и вообще труд при новой власти был и есть пс спокой¬
ное достойное дело, а штурм, битва, предельное напряжение
сил и нервов общества.
Не Гражданская война оказалась основной причиной го¬
лода Без освоения материальной базы (для немедленного
перехода на новые отношения), только разрушая. -ст опыта
руково.'тства и кадров курс Ленина неизбежно ест страну к
острейшему шюноми"еекому кризису- печезновешнэ почти
всех нро.мы’дт да■ <-зар'н.. лскапств. ооуви. оыжлы. а са¬
мое «ибельное к юлс-ду За голодом с ослабленного. ис¬
терзанного народа снимали "жатву" гиф. "испанка' и мно¬
гие Т.р\ ПЬ' 6О.1СЗНИ. ПPl• IIЯ1ИLTIiC Характер ЭПИДСМП!;. От НИХ
людей ног иб.ю неегдвненно би.плне. нежели о: крозав‘’Гт
междоусобицы Гражданской войны. И никто не учитывал
другую с г орону жизни. невероятную, повседневную тяго¬
489
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ту быта в стуже, без продуктов, без лекарств и одежды
среди повального воровства, бандитизма, сиротства и дикой
дороговизны буквально всего. В первую очередь гибли люди
не физического труда, а менее всего приспособленные к при¬
митивным условиям существования и лишениям, то есть ин¬
теллигенция. Страна исходила кровью, потом, и болью..
Зачем это вздыбливание страны, зачем этот наскок на
"светлое завтра"? Зачем эти дсмаго! ические обещания не¬
медленного счастья? Зачем оргия разрушений и убийств9
Что она создавала?
Зачем вся эта категоричноеть и жестокость однозначного
движения, явочное объявление нового мира, когда сама ис¬
тория учила постепенности, предельной осторожности, а не
судорожному прорыву в будущее без всякой материальной
обусловленности?
Власть колеблется, власть неустойчива. Лишения, горы
трупов и кризисные отношения на местах...
— Крови! Крови! — требует Ленин.
Только кровь дает устойчивость власти. Он и его после¬
дователи уверены: массы, отказывающиеся повиноваться
приказам вождей, — это уже контрреволюционный сброд.
Нет народа и святости народа — есть только сброд!
Никто не должен жить по своим убеждениям, совести,
чести. Идти лишь так, как он приказывает; говорить то, что
он определил, назвал. Всем следовать его воле, его пред¬
ставлениям о жизни — забыть всё, отказаться от всего. Там,
впереди, — социализм!
Россия — это Ленин. Традиции, прошлое, настоящее, все
самое передовое и чистое — это Ленин!
Всеобщий парализующий страх сковал людей, стал со¬
путствовать жизни каждого от рождения.
Убивали, терзали, как правило, в тиши. И плакали, по¬
миная замученных и жалуясь на жизнь... тоже в тиши. Это
было непреложным условием новой раскованной жизни -
знамена, марши, рапорты, портреты ...и слезы в тишине,
одиночестве. В этом Отечестве всех и всяческих свобод
бьют — и плакать не велят, да и сам не заплачешь на людях.
Плакать - это ведь значит не соглашаться с властью.
Жизнь в вечном страхе и запуганности это характер¬
ная черта советского общества. Никогда, ни с кем не делись
и не откровенничай — к этому приучают с пеленок, с рожде¬
ния и до гробовой доски.
Пробовать новые формы жизни естественно, но уби¬
вать тысячами, миллионами за сомнения в законности по¬
добного пути, преследовать любого за самостоятельность
490
Не могу молчать
мнения, искать и истреблять всех, кто заметил хотя бы нич¬
тожную несуразность в организации жизни под серпом и мо¬
лотом, погребать любое инакомыслие, натравливать народ
на право свободной мысли, стирать в порошок всех, кто
вдруг уловил блеск иной мысли, пробудился от кошмара,
именуемого социализмом Ленина, — это преступление. Это
глумление над всем святым, ради чего народ обратился к ре¬
волюции.
Сживали со свету, травили, казнили, убивали без счета,
преследовали за все то, что потом приняли в свою жизнь —
неравенство, богатство, несправедливость, привилегии. Что
ж теперь, снять шапку и молвить: ’’Простите, убили, поуро-
довали на десятки миллионов, уморили и запарили в
тяжком быту и работе, однако просчитались. Виноваты”.
А кто, какая живая вода оживит, вернет людей?
А изуродованные жизни, культура, новые обычаи, похо¬
жие на нравы волков и людоедов?..
Смешон и дик ныне лозунг революции: ’’Горжусь, что я
беден!”
Чем выше превозносят Ленина, тем отчетливее про¬
глядывает страх разоблачения его святости, страх перед
правдой. Отбить работу мысли в этом направлении, пресечь
поиск правды...
Ленинизм искалечил души людей жестокостью. Это —
цинизм силы в очищенном виде. Оправдание всего здесь
сила...
И это тоже уникальное явление истории, своего рода ре¬
корд: жертва, которую топчут, обирают, держат в упряжи и
свирепой строгости, из которой, по существу, сосут кровь,
испытывает нежность к палачу. Впрочем, целовать кнут —
это в некотором роде национальная традиция. Помните у
Некрасова?
Люди холопского звания —
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания,
Тем им милей господа...
А как не стат- ,;,<1дицией, если зсСТда народ слышал
1(?Локо ложь да басни сСли никогда к нему не прорывалась
правда в;'. тысячелетнюю историю земли русской!
И мысль известкуется. костенеет, ложится в молитвенни¬
ки.
Ленинизм выступал or имени всеобщего счастья и свобо¬
ды: не жалегь себя, через боль и муки идти за вождем. Толь¬
ко в единстве дыхания, шагов постижение победы! Всегда
491
Ю.П. B-iaco*. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
права могучая поступь общих шеренг. Нет выше счастья, как
вбивать шаг в один такт, один вдох, под грохот одного ба¬
рабана. Счастье каждого достижимо лишь через счастье
всех, счастье всех — лишь через ленинизм. Только смирение
и величайшее напряжение сил отворит дверь в счастье. Нау¬
чись быть свободным там, где нет свободы; счастливым
там, где напряжение жизни разрывает тебя. На коленях при¬
нимай милости грядущего рая?
И как свое имя, как имена матери и отца, ты должен по¬
мнить, что не смеешь говорить правду — ни слова правды
сверх разрешенных слов, если не хочешь позора, бесчестья и
гибели. Ибо слова всех присвоили Ленин и ленинизм.
Всякая власть портит, а неограниченная — особенно, пи¬
сал спустя несколько десятилетий после кончины Ленина
Дж. Неру.
У Ленина и наших генсеков была власть только неогра¬
ниченно бесконтрольная. Разложение этой властью не ве¬
дает пределов. Эта неограниченность и бесконтрольность
власти, ее полная независимость и обособленность от наро¬
да превращали генеральных секретарей и бюрократическую
знать в палачей, извергов, самодуров, расхитителей народ¬
ных ценностей, лжецов, преступных махинаторов в управле¬
нии обществом. Нет преступлений, которые бы ни соверша¬
ли эти люди...
Борделя грязная свобода тебя в пророки избрала...
Луначарский не ответил Короленко и не напечатал пись¬
ма в ’’Правде”. Все до единого они были утаены от народа.
И это тоже был 1920 год.
Письма эти долго не были известны советскому чита¬
телю1, поэтому они и приведены здесь (правда, с сокраще¬
ниями).
Это свидетельства из недр революционных лет, самой
зари советской власти.
Всю жизнь Короленко был с грог, даже беспощаден к се¬
бе. Не Д0:.'¥Стил он снисхождения к себе и в свои предсмерт¬
ные MecMiiLl. '’ЧеловбкОЛ^эие'’ Ленина и его партии вызы¬
вает его яростное неюдсвлгиГ. Народ бб^'<личен и поставлен
на колени, и кто смеет и может сказать ;;?авду‘.'..
Анатолий Васильевич не всегда был соглашателе^; М по¬
корным солдатом партии.
2 ноября (по старому сги.по) ГЛ7 года он обнародует
Впервые письма были епуб.«икованы в I'TSX году в журнале ’’Новый
мир". Ред.
492
Не могу молчать
свою отставку. Он отказывается быть народным комисса¬
ром в правительстве Ленина:
"Я только что услышал от очевидцев то, что произошло
в Москве.
Собор Василия Блаженного, Успенский собор разру¬
шаются. Кремль, где собраны сейчас все важнейшие сокро¬
вища Петрограда и Москвы, бомбардируется.
Жертв тысячи.
Борьба ожесточается до звериной злобы.
Что же еще будет? Куда идти дальше?
Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Оста¬
новить этот ужас я бессилен.
Работать под гнетом этих мыслей, сводящих с угла,
нельзя. Вот почему я выхожу из Совета народных комисса¬
ров.
Я сознаю всю тяжесть этого решения. Но я не могу боль¬
ше.
2 ноября 1917 г. А.В.Луначарский \
Эти фантазии очень скоро оставят Луначарского...
В моей библиотеке есть сборник пьес Луначарского
"Пять фарсов" (СПБ, изд. "Шиповник", 1907). Этот сбор¬
ничек я приобрел по случаю в 1961 году в букинистической
лавке на Арбате (еще не было Нового Арбата) у весьма
известного в те годы среди любителей книги директора ее —
Бориса Израилевича.
Работая над книгой, решил взглянуть на сборник. По¬
листал... И вот какие слова последние, самые последние в
этом сборничке:
"А теперь всех в тюремный замок.’"
И нарочно не выдумаешь.
С ничтожным количеством русской интеллигенции ос¬
тается Ленин, да и та далеко не единодушна в своих симпа¬
тиях к революции.
31 июля 1919 гола Ленин в тревоге пишет Горькому. Ле¬
нин любил краткость и сжатость писем, докладов, а это
письмо из ряда вон выхотяшес длинное.
"Дорогой Алексей Максимыч!..
..Как и в Ваших разговорах. в Вашем письме - сумма
больных впечатлений, доводящих Вас до больных выводов.
Начинаете Вы с дизентерии и холеры (которые поразили
и Пи тер, и цен тральную Россию. Ю./Г): и сразу какое-то
больное озлобление: "бра’.л во. равенство". Бессонна гельно.
а выхолиI нечто вроде том?. что коммунизм виноват в
493
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
нужде, нищете и болезнях осажденного города (прав Горь¬
кий: именно большевики и разломали нормальную жизнь,
довели столицу России до средневековой холеры. — Ю.В.)\
...И Вы договариваетесь до ’’вывода”, что революцию
нельзя делать при помощи воров, нельзя делать без интел¬
лигенции.
Это — сплошная больная психика, в обстановке озлоб¬
ленных буржуазных интеллигентов обострившаяся.
...Советы уехать Вы упорно отвергаете.
Понятно, чю довели себя до болезни: жить Вам, Вы пи¬
шете, не только тяжело, но и ’’весьма противно’’!!! Вы не по¬
литик. Сегодня — зря разбитые стекла, завтра — выстрелы
и вопли из тюрьмы, потом обрывки речей самых усталых из
оставшихся в Питере нерабочих, затем миллион впечатле¬
ний от интеллигенции, столичной интеллигенции без столи¬
цы, потом сотни жалоб от обиженных, в свободное от редак¬
торства время, никакого строительства жизни видеть нельзя
(оно идет по-особому и меньше всего в Питере), — как тут
не довести себя до того, что жить весьма противно.
Страна живет лихорадкой борьбы против буржуазии все¬
го мира, мстящей бешено за ее свержение. Естественно. За
первую Советскую республику — первые удары отовсюду...
Жизнь опротивела, ’’углубляется расхождение” с комму¬
низмом...
Не хочу навязываться с советами, а не могу не сказать:
радикально измените обстановку, и среду, и местожитель¬
ство, и занятие, иначе опротиветь может жизнь окончатель¬
но.
Крепко жму руку.
Ваш Ленин".
’’...Революцию нельзя делать при помощи воров, нельзя
делать без интеллигенции...” Помните грабеж еще не остыв¬
ших тел убиенных Романовых — женщин, девушек и мужчин
с мальчиком? Помните все эти кроваво-идейные экспроприа¬
ции — одно нескончаемое насилие, распространенное уже на
всю страну? Помните звероподобный лозунг Ильича ’’Грабь
награбленное!”? Горький все точно схватил: ’’революцию
нельзя делать при помощи воров...”
И уже широченный, можно сказать, невозвратный шаг к
’’психушкам” — превращение нормальных людей в боль¬
ных. глумление над разумом. Раз с революцией не в ладах -
"это сплошная больная психика”.
Само собой разумеется, что она совершенно здорова у
494
Не могу молчать
тех, кто вышибает в людях единомыслие, те самые ’’выстре¬
лы и вопли из тюрьмы”.
Андропов принимал свой метод излечения инакомыс¬
лия прямо из рук Главного Октябрьского Вождя.
’’Клевещет” Короленко — Ленин и пнул его в письме.
Аж хряск до наших дней долетел.
’’Клевещет” Алексей Максимыч — пинок поделикатней,
но, так сказать, наполненней.
А что до ’’выстрелов и воплей из тюрьмы”... — казнили
и будем казнить, ведь ’’строительство жизни... идет по-осо¬
бому”.
Естественно, никакие нервы тут выдержать не могли,
кроме разве как у убежденных, — тех, что этот самый по¬
рядок и вывели из кабинетных раздумий и дискуссий, съез¬
дов партии и конференций; тех, что мастерили гильотину
для народа еще на заре большевизма в далекой Швейцарии.
Для них это не ужас разрухи, эпидемии, насилия, а уничто¬
жение сопротивления свергнутых классов, рывок в светлое
завтра.
'’...Радикально измените обстановку, и среду, и место
жительства...” Алексей Максимыч это и сделал, уехав на
Капри. Другим (из несогласных и недопонимающих) эту об¬
становку, среду и место жительства изменили несравненно
радикальней — тюрьмой, лагерем, ссылкой... расстрелом.
Житие с волкодавами нового строя — это и есть ’’изме¬
нить среду”. Некоторые так и не смогли, аж до середины
80-х годов их не оставляли без присмотра и соответствую¬
щего ’’обслуживания”.
Горький и тог смог вписаться в новую среду лишь с
третьего или с четвертого захода. Сколько улиц да городов
его имени понадобились, какая забота ’’синего воинства”
(лично опекало), аж всё время слеза дрожала на реснице
(тогда еще от умиления, после — - осознания тюремности
своей жизни)!..
’’Ваш Ленин" - так вождь подписывал письма редко,
вообще редко; в частности, письмо к Сталину 13 мая
1920 года. Он вообще с исключительной теплотой пишет о
Сталине. Вот в письме к А.А.Иоффе 17 марта 1921 года:
’’...Пример Сталин. Уж. конечно, он-то бы за себя по¬
стоял. Но "судьба" не дала ему ни разу за три с половиной
года быть ни наркомом РКИ. ни наркомом национально¬
стей. Это факт..."
Во множестве писем, записках Ленин советует своим
корреспондентам обращаться по гем или иным вопросам к
495
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Сталину, предлагает просить Сталина сделать то-то и
то-то...
И сколько такого трогательно-доверительного в отноше¬
ниях со Сталиным! А иначе и быть не могло — дело (пре¬
ступное внедрение в жизнь утопии) было общим, и тут они
являлись самыми близкими в понимании задач и методов их
решения. Феномен Сталина взошел на ленинизме. ’‘Чудный
грузин” добавил свое лишь в отношения с единомышленни¬
ками. В остальном — шел ленинским путем.
Кляня ленинизм, карательные органы, не следует выпус¬
кать из виду самое главное, самое существенное, можно ска¬
зать, душераздирающее обстоятельство. Все советские
структуры власти составлял (и составляет) народ. Они —
часть народа. Они возможны лишь благодаря определенной
идеологии народа, его определенной культуре и нравствен¬
ности.
Партия, ленинизм, карательные органы — всё это плоть
народа, его живая ткань. Насилие исходило от народа, во
ВСЯКОМ случае, от его большей части. Народ комплектовал
(и комплектует) карательные и партийные Органы...
И Ленин, и Сталин, и все другие генсеки ничего нс смог¬
ли бы в одиночку. Силу им давали не только обманная уто¬
пическая философия, в которую поверил народ (поверил
ведь!), не только ВЧК—КГБ, не только партия (это идейное
и духовное насилие), а народ.
И это так: во всю свою горемычную историю русский
народ сам возводил для себя тюрьмы, своими руками
устраивал жизнь — один тюремный двор.
Народу еще очень долго болеть, не десятилетия, а гораз¬
до больше. Яд ленинизма, яд жестокой безнравственной уто¬
пии проник слишком глубоко в его душу и тело...
К великому облегчению большевиков Владимир Галак¬
тионович упокоился 25 декабря 1921 года; написал свои
махрово-контрреволюционные письма — и отошел в мир
иной. Ну просто молодчина!
О письмах Короленко, его отношении к советскому ре¬
жиму и Ленину — ни звука в советских энциклопедиях: ну
отошел старчс после Гражданской войны, надорвали огнен¬
ные годы, а, надо полагать, от дал бы иначе силы пролетар¬
ской диктатуре и литературе: в один строй встал бы с самим
"Буревестником”, а то, поди, и рифмами пособил бы Влади¬
миру Владимировичу. В самой силе находился пролетарский
поэт, совсем не обременен разными мыслями о себе и новом
с грое — ну далек был о г суда и казни над собой...
496
Не мог\' .uo.munib
Отечество
с.шв.гю,
которое есть.
но трижды -
которое будет.
И в самом деле, зачем городить разные глупости в энци¬
клопедиях и школьных учебниках о писателе-народнике?..
Надо сберечь его для общества, то бишь своих нужд, самое
что ни на есть он достояние народа.
Верно: никто ближе писателя не стоит к политике, даже
если он пишет о самых возвышенно-отвлеченных предме¬
тах...
”... Когда же сумасшествие становится общим у большо¬
го количества людей — оно смело проявляется и доходит до
высших пределов самоуверенности. Так что уже люди здра¬
вые считаются сумасшедшими, и таких людей запирают или
казнят”.
Это общество свободных людей считает естественными
преследования и уничтожение всех, кто хоть в какой-то сте¬
пени ставит под сомнения догматы ленинизма. Оно бесчув¬
ственно и безразлично к расправам над всеми, кто имеет му¬
жество и дерзость сомневаться в мудрости Непогрешимого.
ГЛАВА 5
ИСКУПЛЕНИЕ
Художества ’’женевской” уродины простерлись в такие
дали, о которых простой советский человек и примы¬
слить не смел, даже в самом разброде воображе¬
ния — ну святотатство, кощунство!
В апреле 1990 года станет известно о лагерях и массовых
убийствах заключенных в Германии и Австрии (в советских
зонах оккупации), но уже. разумеется, пе нацистами, а идей¬
ными лепйнцами — чекистами. Не забыли изречение Глав¬
ного Октябрьского Вождя: каждый коммунист должен быть
чекистом? Партия и была на подхвате у чекистов во всех ее
самых кровавых делах. А как иначе: теория движения в свет¬
лое завтра требует.
С рассказами об этих ужасах выступили все немецкие га¬
зеты (да и не только немецкие), в том числе ’’Берлинер Цай-
тунг” и ”Юнге Вельт”.
Оказывается, ’’женевская” тварь приспособила для своих
целей бывшие гитлеровские лагеря смерти. Вот это действи¬
тельно святотатство!!! За то, чтобы уничтожить эти лагеря,
Схмести их с лица земли, и погибли десятки миллионов со¬
ветских людей, а тут... можно сказать, мгновенное возрож¬
дение, но только под советским кроваво-красным флагом.
"Едва последний узник нацистов покинул Бухенвальд,
как в лагерных бараках появились первые жертвы НКВД.
Это произошло 12 августа 1945 года”.
Мир праздновал победу, а в это время в лагеря сгоняли
людей, чтобы снова убивать... Нацистов там было куда как
меньше, чем взятых по доносам и разного рода подозре¬
ниям. Было много и 12 13-летних детей, гоже обреченных
на смерть.
Таких бывших гитлеровских лагерей было задействовано
498
Искупление
одиннадцать. На весь мир известный Заксенхаузен был за¬
крыт лишь в марте 1950 года. Было сделано все, дабы замес¬
ти следы. Это означало одно: практически все узники были
уничтожены или исчезли в Сибири.
Дематериализация людей - главное и любимое занятие
чекистов со времен Ленина.
Вог свидетельства бывших узников:
’’Питание... состояло из кислой капусты и хлеба... люди
худели, превращаясь в ходячие скелеты наподобие узников
Освенцима и Дахау. И умирали..."
"Ежедневно умирало о i 30 до 40 человек... Лозунг (в Бу¬
хенвальде. Ю.В.) "Каждому — свое" заколотили доска¬
ми, но все осталось по-прежнему.
Нет, кое-что все-таки изменилось: спилили буковые де¬
ревья вокруг лагеря, чтобы создать еще одну зону обстрела
за пределами электрического ограждения и деревянного за¬
бора; на окнах появились решетки, бараки опутали колючей
проволокой; у прохода на лагерную улицу стоял дежурный
из числа арестантов...
Кто из нас раньше знал, что бывший фашистский конц¬
лагерь Бухенвальд в течение ужасно долгих пяти лет про¬
должает использоваться советскими оккупационными вла¬
стями? Его ликвидировали только в 1950 году".
Ну что добавить?..
Система ВЧК -КГБ всё та же: что захочет, то с челове¬
ком и сделает.
С любым!
Да плевое дело!..
Даже с мировым гением!
Из письма бывшего заключенного В.Клинга от 4 апреля
1947 года к фрейлейн Фровайн, сестре оберштурмфюрера
СС Эрнста Фровайна, бывшего лагерным врачом в Заксен¬
хаузене (американская зона оккупации):
"...Непритязательная правда состоит в том, что миллио¬
ны немцев, отцы и матери, сыновья и сестры, не видели ни¬
чего преступного в... преступлениях. Миллионы других со¬
вершенно ясно понимали это, но делали вид, что ничего не
знают, и это чудно им удавалось.
Те же самые миллионы ужасаются теперь убийце четы¬
рех миллионов, Гессу, спокойно заявившему перед судом,
что он уничтожил бы в газовой камере и своих ближайших
родственников, если бы ему приказали".
Всякая док грина (независимо от своих лучезарных це¬
лей). если объявляет цель высшей добродеюлью (при этом
не гнушается любыми средствами достижения), если сличает
499
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
людей стадом, быдлом, не сознающим своего счастья, объ¬
являет другие группы, классы, сословия не заслуживающи¬
ми человеческого обхождения, если натравливает одни клас¬
сы, общественные группы на другие, — такая доктрина пре¬
ступна.
По всем названным признакам это — фашизм.
По всей совокупности признаков это и ленинизм.
И совершенно никакой натяжки в этом нет, это кажу¬
щиеся противоположности, в действительности они тожде¬
ственны.
Убийцы и мародеры.
Нет издателя на эту книгу, чтобы издать быстро, точно и
без обмана. Рукопись уже готова, а того, кто согласился бы
напечатать её, нет. С февраля 1990 года я мыкаюсь - и
всюду отказ. Будто никому не нужна и все в ней совершенно
безразлично людям. Время идет, рукопись лежит неиздан¬
ной, а я так торопился, беспощадно уплотнял время, не счи¬
тался ни с чем, прежде всего ни во что не ставил свою жизнь.
Ведь годы, десятилетия!..
Поэтому ложатся в рукопись новые страницы. Я по-
прежнему ищу — книги в моей библиотеке десятилетиями
подбирались преимущественно под одну тему. Я листаю
старые книги, до которых не доходили руки в горячке ра¬
боты, снова пролистываю давнишние газеты, сборники,
журналы.
Как бы увлекательно, наново сложил бы я ’'Огненный
Крест"!
А сегодня я читал в одном из номеров еженедельника
"За рубежом" о покушении на генерала де Голля. То время
я помню хорошо, генералу всегда симпатизировал, поболь¬
ше бы таких диктаторов!
Поражают слова одного из руководителей заговора
после неудачи со стрельбой из автоматов и погоней за пре¬
зидентской машиной. Эго слова Бастьен-Тири, слова бес¬
сильной горечи:
"...Вес пытаюсь понять, почему диктаторам часто везет.
Гитлер отошел от стола, когда взорвалась бомба, подло¬
женная III гауффенбергом. Бонапарт подорвался бы на ад¬
ской машине, проезжая но улице Сен-Никез, если бы ею ку¬
чер не был в юг вечер пьян и нс гнал карсту что есть мочи.
Наверно, в этом нужно видеть руку Провидения, которое хо¬
чет покараю народ, согласившийся оказаться во власти дик¬
таторов".
И далее рассказ о де Голле, который всю жизнь с презре¬
нием относился к люб1>!\! попыткам покушения и шп-.oi да НС
500
Искупление
прятался, если обстоятельства превращали его в цель. Он
— символ Франции’..
За всю свою жизнь Сталин так и не проявил, даже про¬
сто не обозначил, личного мужества, кроме мужества пала¬
ча, равнодушного к крови и страданиям жертв. Это был па¬
лач и изверг по призванию: и большевик-ленинец, и палач.
Подобное слияние, совпадение двух понятий, двух качеств не
случайно. Большевизм требовал для своего выживания наси¬
лия.
Все так и было.
Диктатура пролетариата. Раз диктатура, значит, должен
быть диктатор. Но это, как мы уже знаем, не распространи¬
лось на рабочий класс, который тоже оказался всего лишь
жертвой. Ими, диктаторами, явились вожди коммунистиче¬
ской партии, подпертые великим множеством палачей с пар¬
тийными билетами, усыпавшими сыпью пораженное тело
России.
Диктатура пролетариата... и диктаторы.
Сломленный народ...
Избегаю я всякий лишний раз обращаться к посторон¬
ним свидетельствам. Книга и без того перенасыщена разно¬
го рода цитазами и, если идти таким путем, числа им несть.
Литература по революции не то чтобы велика, а необозри¬
ма. И все же...
И все же встречаются такого рода документы (показания
очевидцев и участников событий — это уже бесценные доку¬
менты), которые просто необходимо довести до сведения чи¬
тателя; без них теряется нечто очень весомое, самое что ни
на есть сердцевинное, от сути явления.
К подобным свидетельствам относится книга воспоми¬
наний Юрия Павловича Анненкова ’’Дневник моих встреч”,
уже упоминавшаяся мною. Вот что пишет он:
”В юности отец мой принадлежал к революционной пар¬
тии ’’Народная Воля” и состоял в ее террористической орга¬
низации, совершившей убийство Александра Второго 1 мар¬
та 1881 года. Вместе с Николаем Кибальчичем, Софией Пе¬
ровской, Андреем Желябовым, Тимофеем Михайловым.
Николаем Рысаковым (он всех предаст после ареста. -
Ю.В ) и некоторыми другими членами этой группы был
арестован и мой отец. По счастью, непосредственного учас¬
тия в покушении на императора он не принимал и потому
изоС1 1?:1С‘.'.л‘1цы. Он был один год и восемь месяцев в оди¬
ночной камере И'и грсиэаловской крепости, после чего, при-
говорен-мпТ; к каторжным рабочим. сослан этапным по¬
рядком в Сибирь. I о;»о *?срез полтора каторга оы.та ему за¬
менена принудительным поседейи oien был переправ¬
501
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
лен на Камчатку, в город Петропавловск. Туда приехала к
нему его жена, и далекий Петропавловск стал моей родиной.
Вскоре отец был помилован и смог постепенно, на соб¬
ственные средства, вернуться в Европейскую Россию: снача¬
ла, в январе 1893 года, — в Самару, где мы прожили года
два, и наконец — в Петербург.
В Самаре мой отец познакомился и сблизился с Влади¬
миром Ильичом Ульяновым, а также с мужем его сестры,
Марком Елизаровым...
В августе того же года Ленин покинул Самару, и между
ним и моим отцом завязалась переписка. В письменном сто¬
ле отцовского кабинета долгие годы бережно хранились ле¬
нинские письма...
...В том же местечке Куоккала, верстах в трех от нашего
имения, временно поселился другой шлиссельбургский
узник, народоволец Морозов (к которому мы ходили с от¬
цом по бесконечной извилистой лесной дороге), и — в тог
же год (1906) - - переехал в Куоккалу, скрываясь от петер¬
бургской полиции, В.И. Ленин... Он неоднократно заходил в
наш дом навещать моего отца и В.Н.Фигнер. Таким обра¬
зом, я впервые познакомился с Лениным в нашем собствен¬
ном саду...”
Через пять лет, в Париже. Юрий Анненков снова встре¬
тится с Лениным и его окружением: Анатолием Луначар¬
ским, Владимиром Антоновым-Овсеенко, Л. Мартовым.
Встреча была мимолетной.
Далее Юрий Анненков вспоминает:
”3 апреля 1917 года я был на Финляндском вокзале, в
Петербурге, в момент приезда Ленина из заграницы. Я ви¬
дел. как сквозь бурлящую толпу Ленин выбрался на пло¬
щадь перед вокзалом, вскарабкался на броневую машину
(кстати, из броневого дивизиона, в которого служил буду¬
щий русский советский писатель Виктор Шкловский. —
Ю.В.) и, протянув руку к "народным массам", обратился к
ним со своей первой речью.
Толпа ждала именно Ленина. Но — не я...
Я пришел на вокзал не из-за Ленина: я пришел встретить
Бориса Викторовича Савинкова... который должен был при¬
ехать с тем же поездом. С трудом пробравшись сквозь пло¬
щадь. Савинков и я, не дослушав ленинской речи, оказались
на пустынной улице...
Так проскользи}ла моя третья встреча с Лсу.О'пым.
Вскоре мне удалось несколы??, раз увидеть Ленина на
балконе особняки ^мигрировавшей балерины Кн «оСинской.
старше! о штаб-квартирой большевиков.
..Когда 18 июля Iй*; , ода произошло первое больше¬
502
Искупление
вистское вооруженное восстание против Временною прави¬
тельства. мой отец, возмущенный, вынул из своею архива
письма Ленина, разорвал их и на моих глазах бросил в заж¬
женную печь.
...Движимый любопытством. я несколько раз побывал в
период Октябрьской революции... в Смольном институте...
Возле двери, ведущей в кабинет Ленина, постоянно стояли
то один, то два. то целый десяток вооруженных красногвар¬
дейцев. На двери оставалась прибитой металлическая до¬
щечка с надписью: ’’Классная дама".
...В ночь на 26 октября 1917 года, после взятия Зимнего
дворца и ареста членов Временною правительства, я снова
пробрался в Смольный, где до пяти часов утра заседал съезд
Советов. На трибуне появился Ленин, вернувшийся из свое¬
го подполья.
”...Да здравствует всемирная социалистическая револю¬
ция!”
Последняя ленинская фраза осталась, однако, до сих пор
не расслышанной, непонятой или умышленно забытой в За¬
падной Европе, в Америке, во всех свободных странах. ...По¬
добное непонимание или забывчивость приносят с каждым
днем все новые и новые победы международному коммуниз¬
му, то есть — расширению всечеловеческого рабства.
...Я помню, как через несколько дней после Октябрьской
революции один из друзей моего отца, сидевший у нас в
гостях, сказал, говоря о Ленине:
— К сожалению, не того брата повесили.
...В ноябре того же года к моему отцу приехал от имени
Ленина Марк Елизаров с предложением занять пост народ¬
ного комиссара по социальному страхованию... Отец отве¬
тил категорическим отказом, заявив, что он является про¬
тивником произведенного вооруженного переворота, сверг¬
нувшего демократический строй, противником всяческой
диктатуры...”
Именно Юрий Анненков оформлял Красную площадь к
первой годовщине Октября, и именно он руководил по¬
стройкой трибуны для Ленина и гостей (на том месте будет
стоять мавзолей).
Для Ленина Юрий Анненков --- сын политкаторжанина,
знакомый ему почли с пеленок (едва ли не тридцать лет),
юный дру! Веры Фигнер поэтому Ленин с ним не таится,
он свой. Это отношение Главною Октябрьского Вождя
переймет и все его окружение. Юрий Анненков не только
знаменитый художник, он свой в Кремле. Это делает его
свидетелем (а для кремлевских владык и как бы соучастни¬
503
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ком) самого потаенного — изнанки дела, всего первозданно¬
го смысла его. Дела, как оно есть.
”В 192) году, - пишет далее Анненков, — советская
власть заказала портрет Ленина, и мне пришлось явиться в
Кремль...
Ленин был неразговорчив. Сеансы (у меня их было два)
проходили в молчании... я пробовал... заговорить об искус¬
стве.
— Я, знаете, в искусстве не силен, — сказал Ленин...
искусство для меня, это... что-то вроде интеллектуальной
слепой кишки, и когда его пропагандная роль, необходимая
нам, будет сыграна, мы его — дзык, дзык! вырежем. За не¬
нужностью...
Ленин снова углубился в исписанные листы бумаги, но
потом, обернувшись ко мне, произнес:
— Вообще, к интеллигенции, как вы, наверное, знаете, я
большой симпатии не питаю, и наш лозунг ‘’ликвидировать
безграмотность” отнюдь не следует толковать как стремле¬
ние к нарождению новой интеллигенции. ’’Ликвидировать
безграмотность” следует лишь для того, чтобы каждый
крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой
помощи читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель —
вполне практическая. Только и всего.
Каждый сеанс длился около двух часов. Не помню в
связи с чем Ленин сказал еще одну фразу, которая удержа¬
лась в моей памяти:
- Лозунг ’’догнать и перегнать Америку” тоже не сле¬
дует понимать буквально: всякий оптимизм должен быть
разумен и иметь свои границы. Догнать и перегнать Амери¬
ку это означает прежде всего необходимость возможно
скорее и всяческими мерами подгноить, разложить, разру¬
шить се экономическое и политическое равновесие, подто¬
чить его и таким образом раздробить ее силу и волю к со¬
противлению. iолько после этою мы сможем надеяться
практически ’'догнать и перегнать" Соединенные Штаты и
их цивилизацию.
В комнату вошла Крупская и спросила меня, не хочу ли я
"i лот путь чайку"9
Я отказался и. поблагодарив, поцеловал ей рук\.
Ишь ты! - воскликнул Ленни, засмеявшись, вы
часом, не из дворян?
Из дворян.
Ах вот оно что... Впрочем, я тоже.
...Выйдя из кремлевских ворог, я вдруг испытал чувство
м о р а л ь н о г о о б л е г ч е н и я..."
504
Искупление
* * *
"...B декабре 1923 года Лев Борисович Каменев (тогда
председатель московского Совета)... предложил мне поехать
в местечко Горки, куда ввиду болезни укрылся Ленин со
своей женой.
Каменев хотел, чтобы я сделал последний набросок с Ле¬
нина. Нас встретила Крупская. Она сказала, что о портрете
и думать нельзя. Действительно, полулежавший в шезлонге,
укутанный одеялом и смотревший мимо нас с беспомощной,
искривленной младенческой улыбкой человека, впавшею в
детство, Ленин мог служить только моделью для иллюстра¬
ции его страшной болезни, но не для портрета Ленина.
Это была моя последняя встреча с Лениным.
Ленин умер 21 января 1924 года...
Я жил в то время в Петербурге, работая над одной
театральной постановкой. На следующий день после смерти
Ленина я получил срочный вызов в Москву, чтобы написать
портрет Ленина в гробу. Меня работа не вдохновляла (и Ан¬
ненков уклонился, попросту спрятался. — Ю.В.)...
Однако, приехав в Москву недели через три, я был не¬
медленно вызван в Высший Военный Редакционный Совет,
где мне предложили отправиться в основанный в Москве
институт В.И.Ленина для ознакомления с фотографической
документацией ввиду предполагавшихся иллюстраций для
книг, посвященных Ленину.
"Ознакомление с документацией" продолжалось около
двух недель. В облупившемся снаружи и истопленном вну¬
три "Институте В.И.Ленина" ...меня прежде всего поразила
стеклянная банка, в которой лежал заспиртованный ленин¬
ский мозг, извлеченный из черепа во время бальзамирования
трупа: одно полушарие было здоровым и полновесным, с
отчетливыми извилинами: другое, как бы подвешенное к
первому на тесемочке, — сморщено, скомкано, смято, и ве¬
личиной не более грецкого ореха. Через несколько дней эта
страшная банка исчезла из института... Мне говорили в Кре¬
мле, чю банка была изъята по просьбе Крупской...
Среди множества ленинских рукописей я наткнулся там
на короткие, отрывочные записи, сделанные Лениным на¬
спех. от р\кл. с большим количеством недописанных слов,
что вообще было характерно для мнотх его писаний - - до
частных писем включительно (я moi судить по письмам, ад¬
ресованным моем) отп\). Эн-i записи, помеченные 1921 i о-
дом. годом кроши гад ickoto восстания. показались мне чрез¬
вычайно забавными... Я. не снимая рваных варежек (пар изо
рта валил облаками), не гаме! но переписал их в свою запис¬
505
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ную книжку. Вскоре, однако, и эти ленинские странички, как
и банка с мозгом, исчезли из института... Я никогда не видел
их опубликованными (за исключением двух-трех отдельных
фраз)...
В первые годы после Октября Ленин, человек дальновид¬
ный, скоро понял невозможность немедленного осуществле¬
ния коммунистической революции в мировом масштабе.
...Нсобнародованные ленинские записи говорили:
”В результате моих непосредственных наблюдений в го¬
ды моей эмиграции я должен признаться, что так называе¬
мые культурные слои Западной Европы и Америки не спо¬
собны разобра гься ни в современном положении вещей, ни в
реальном соотношении сил; эти слои следует считать за глу¬
хонемых и действовать по отношению к ним, исходя из это¬
го положения...
...На основании тех же наблюдений и принимая во вни¬
мание длительность нарастания мировой социалистической
революции, необходимо прибегнуть к специальным манев¬
рам, способным ускорить нашу победу над капиталистиче¬
скими странами.
а) Провозгласить для успокоения глухонемых отделение
(фиктивное!) нашего правительства и правительственных
учреждений (Совет Народных Комиссаров и пр.) от Партии
и Политбюро и, в особенности, от Коминтерна, объявив эти
последние органы как независимые политические группиров¬
ки, терпимые на территории Советских Социалистических
Республик. Глухонемые поверят.
б) Выразить пожелание немедленного восстановления
дипломатических сношений с капиталистическими странами
на основе полного невмешательства в их внутренние дела.
Глухонемые снова поверят. Они будут даже в восторге и ши¬
роко распахнут свои двери, через которые эмиссары Комин¬
терна и органов партийного осведомления (уже обозна¬
чается всемирный простор для ’’женевской” твари. — Ю.В.}
спешно просочатся в эти страны под видом наших диплома¬
тических, культурных и торговых представителей.
Говорить правду — это мелкобуржуазный предрассудок.
Ложь, напротив, часто оправдывается целью.
Капиталисты всего мира и их правительства, в погоне за
завоеванием советского рынка, закроют глаза на указанную
выше действительность и превратятся таким образом в глу¬
хонемых слепцов. Они откроют кредиты, которые послужат
нам для поддержки коммунистической партии в их странах,
и, снабжая нас недостающими у нас материалами и техника¬
ми, восстановят нашу военную промышленность, необходи¬
мую для наших будущих победоносных атак пролив наших
506
Искупление
поставщиков. Иначе говоря, они будут трудиться по подго¬
товке их собственного самоубийства...”
...В те же месяцы Юрий Анненков в конкурсе занимает
первое место. Его портрет Ленина признан лучшим. Кроме
Ленина ему позировали Троцкий, Зиновьев, Антонов-Овсе¬
енко, Красин, Склянский... — убедительный свод имен.
Простота и человечность Ленина...
Поражает безмерный цинизм Ленина равно как в отно¬
шениях с государствами, так и просто с людьми (’’говорить
правду — это мелкобуржуазный предрассудок”).
Здесь (в записях Ленина, скопированных Анненковым) и
вся программа разрушения мира — всего того, что повергло
мир в войны ’’холодные” и ’’горячие”. Здесь вся иезуитская
программа советизации мира, которую столь горячо принял
Сталин и проводил всю свою жизнь, предельно раздвинув
границы советской империи.
Здесь и все лицемерие Ленина: партийная и гражданская
власти якобы разделены и самостоятельны.
Об этом пишут и трубят всё последнее десятилетие: буд¬
то бы нарушен, искажен основной принцип народовластия,
установленный Лениным (партийная власть и советская —
независимы одна от другой). Мол, все слияние — дело рук
злодея Сталина.
Всегда, везде, во всем господствует только партия. Усло¬
вия диктует только партия. И это установил, закрепил в го¬
сударственном обиходе Ленин. А как же! ’’Глухонемые
поверят...” И, надо сказать, не ошибся вождь — поверили, и
поныне еще верят...
За всем хороводом фраз о светлом завтра просматри¬
вается безжалостный эксплуататор-вождь, эксплуататор-го¬
сударство (все те же вожди, бюрократия). Вспомните: ’’Лик¬
видировать безграмотность” следует лишь для того, чтобы
каждый крестьянин... рабочий мог... читать наши декреты,
воззвания, приказы...” Только и всего. Идеал этого строя:
человек-робот. Ничего, кроме труда, политической накачки
через различного рода письменные документы... да и раз¬
множение...
Именно здесь абсолютный вселенский рекорд в отноше¬
нии к искусству ("мы его — дзык. дзык! вырежем. За
ненужностью..."). Отсюда все подавление культуры, исклю¬
чительно рационалистическое отношение к искусству, толь¬
ко как к средству воздействия на массы в нужных политичес¬
ких целях. Отсюда ждановщина. Отсюда гибель русской
культуры, отсюда частушки и похабные блатные песенки в
тысячах пластинок, магииiофонны.х записей, фильмов. И
507
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
как следствие - поразительное убожество всех вождей со¬
циализма до нынешнего дня... Уголовное существо власти.
В высказываниях Ленина поражает органическая не¬
приязнь, граничащая с ненавистью, к интеллигенции и вооб¬
ще к людям самостоятельной мысли. Именно из-за подоб¬
ного отношения к умственному груду всплывет в те годы на
поверхность всесоюзной жизни все непотребно-примитив¬
ное, грубо-потребительское. Это отношение к интеллиген¬
ции отбросит Россию в культурном отношении на столетия
назад.
Главный Октябрьский Вождь привлекает внимание не
своей целеустремленностью, а узостью. Он ограничен до
предела: имеют значение лишь доктрина марксизма и его,
Ленина — вождя революции, выкладки. В сравнении с
этим всё ничто, даже народ (помните рассуждения учите¬
ля—командира полка на допросе у белых: мы имеем рос¬
кошь не стесняться в средствах).
И кто, что в божествах у этого человека?
Насилие!
Лишь оно признается высшей ценностью, лишь за ним
признается великая преобразующая роль. Сознание только
через разрушения, муки, кровь!
Все палачество советской власти (и это доныне: возьмите
всеобщую ложь верхов с Чернобылем, возьмите один непре¬
рывный обман на всех уровнях власти) — от Ленина и лени¬
низма. Сталин — это та же ипостась Ленина, его другая
грань, но это все тот же Ленин.
И если этот человек уже более семидесяти лет возведен в
ранг высшего божества, если этому человеку заставляли по¬
клоняться, то что мы ждем от самих себя? На кого мы мо¬
лимся? Что же ждет нас?!
Когда довод за доводом, факт за фактом укладываются
в сознании, вдруг начинаешь сознавать: Ленин — это обесче-
ловечивание. И лидер нашего государства, лидер обновле¬
ния клянется в верности этому учению, этой морали, этому
человеку.
Нс может насилие во имя господства какого-то учения,
класса, группы людей быть справедливым.
Все учение о диктатуре пролетариата стоит на трупных
ногах. И к этому учению пытаются приспособить человечес¬
кое типе! Но где. с какой стороны это приспособление вооб¬
ще возможно0.. Никакое человеческое лицо к этой утопии
(точнее - чудовищу) нс приспособить и не приделать — это
п ро г и в оестест вен п о!
Народ оказался вовлеченным в кровавое черное дело
508
И скуп icnite
Платит за это по счетам истории, без этого нельзя, не бы¬
вает.
И тягостную дань этой платы нельзя принимать за
оправдание возвращения в прошлое, к старым порядкам на
подновленный лад. У этого прошлого — могильные рвы с
трупами и разрушенные очаги. И те, кто это сотворил, вновь
обещают рай, клянясь обзавестись на такой случай челове¬
ческим лицом...
Это провидение, судьба. Бог (кому что угодно) назначи¬
ли народу меру искупления греха.
Идти и терпеть. Терпеть, даже если нет мочи жить.
По историческим счетам надо платить.
Не могут быть просто так, безответно, втоптаны в
землю десятки миллионов жизней.
Народ принял веру Ленина - ленинизм. Муки народа
теперь — это искупление. Нельзя уничтожать людей, тво¬
рить зло, глумиться над людьми, превращать людей в жи¬
вотных. Народ, который допустил это, болен и должен
пройти дорогой исцеления.
Не вынесег, сорвется на новое насилие, новые диктату¬
ры, новую междоусобицу, значит, погибнуть ему; значит,
мера зла, совершенного всем миром людей, превышает ду¬
ховные и физические возможности народа к возрождению;
значит, быть ему орудием зла и терпеть муку до самоизжи-
вания себя.
Надо идти — и терпеть.
Десятки миллионов трупов, живых, но истерзанных
душ — за это надо платить, это просто так не списывается.
В природе сообщества людей все помнить и нести в себе.
И другого пути, кроме как медленного мучительного из¬
живания из себя культа насильников и диктаторов, дру¬
гого пути пег: только идти и терпеть, терять близких, па¬
дать, ползти, но терпеть...
И по камню, кирпичу строить новую жизнь. Хоронить
родных, рыдать, сушить слезы новым горем - и строить но¬
вую Россию.
Другого нс дано, друюе нс существует.
И не терягь юрдость. не терять чувство напночального
лостоинст ви. нс позволять ч\жим быть сучьями в нашем до¬
ме Мести боль в себе и распрямляться.
И ешс мною разных "чстоиечсских лип'* буду! сулить и
преллаги’ь нар<у '\, но \ не’о один !•'•.! в Cipyioio нс дано):
отказ о- зла, нетерпимости, ненависти. насилия. Нс буле г
моте 1нигь народу д' пюй if ’слом...
И никто. никакой соло!! не _Т'• с г избавления. скорого
509
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
благоденствия. За служение злу, .растление, уничтожение
людей надо держать ответ.
Любой другой путь ложь и зло в новом обличье.
И на этом горьком пути не забывать: подаяние предпо¬
лагает право на твою душу или души многих людей. По¬
дают... чтобы посадить на поводок, навязать ошейник. Не
все, но очень многие... Ведь это люди предали Христа.
Терпеть...
Чем решительней отказ от зла, тем короче пуль.
И покуда власти у народа нет, быть ему ломовой ло¬
шадью у разного рода возниц с "'человеческим лицом". На¬
род будет лошадью, всего лишь лошадью, в очередной раз...
жертвой...
А что до ленинизма... не привинтить, не приклеить, не
прибить и не подвязать тесемками к нему "’человеческое ли¬
цо”... Не выйдет. На том месте — кровь, ложь, стяжатель¬
ство. Не станет держаться маска даже на сверхклее самых
праведных и проникновенных слов. Время ленинизма кончи¬
лось, вышел его исторический срок, так громко именуемый
эпохой. Эпоха громких слов и растленных дел.
Мозг с грецкий орех... Один человек видел и рассказал, а
все остальные утаили это: кабы не подумали на все дела и
всё учение, кабы не приняли результат болезни за обычное
состояние мозга великого провозвестника небывалых ’’сво¬
бод и счастья”...
В стремительном рассказе Анненкова — подлинный Ле¬
нин, тот, до которого не надо добираться через завалы
строк; подлинный в своей наготе, доступности. На мгнове¬
ние он приоткрылся перед тем, кого считал своим, только
краешком открылся, самым-самым краешком...
Этот Ленин начисто отсутствует в так называемом пол¬
ном собрании сочинений, в том, которое призвано лепить
иконный лик великого вождя. Но есть другой, у которого
очень мало общего с этим. Этот подлинный Ленин — в
бетонно-бронированных сейфах хранилищ Института марк¬
сизма-ленинизма — недоступный, навек засекреченный.
Это — сверхсекретные протоколы политбюро, доверитель¬
ные письма и записки ’’своим”. Это тот Ленин, от которого
содрогнется мир, и потому он спрятан, замкнут, замуро¬
ван...
Содрогнется и отвернется, хотя... и без того люди уже
отворачиваются...
Здесь не только и не столько Ленин, здесь вся коммунис¬
тическая партия любимое детише Главного Октябрьского
Вождя, и многие нынешние паргийные лидеры. Вся их гак-
510
Искупление
тика и стратегия — от традиций ленинизма, ибо они все —
плоть от плоти ленинцы...
Здесь одна мораль для коммунистов, еще одна — для са¬
мого высшего руководства (они знают и делают все по
своим меркам: расстреляли в Тбилиси, Баку, Вильнюсе, Риге
— не сознались, были уличены — и не ответили) и еще мо¬
раль — для некоммунистов, и еще — для всех прочих... дру¬
гого цвета.
Главный Октябрьский Вождь поражает все той же
узостью мышления. Он не может понять, это ему не дано:
что, если есть несколько моралей, — это уже гниение челове¬
ка и людей. И это разложение неизбежно в первую очередь
для тех, кто, казалось бы, защищен от всего мира своим по¬
ложением.
Это не было учение, это было нагромождение лжи.
Именно здесь началось разрушение его и их утопии, а не
в надуманности экономической схемы. Сразу дала червото¬
чину, гнильцу сама опора этого строя — человек, будь он с
партийным билетом или без оного.
Сначала пал человек, после затрещала и рухнула Систе¬
ма. Великий рационалист и утопист учел все: жестокость
подчинения, свирепость карательных служб, единомыслие,
обязательность определенного культурного и духовного
пайка... Не была учтена в выкладках лишь одна ’’мате¬
рия” — Душа. Именно она отказалась жить в ленинском
царстве железа, крови, приказа, лжи и всяческого гпемоглй-
сия.
Душа тт^Лг! под л<?я;Ы0, а с ней пала и Система.
Нцкси да не сможет существовать сама по себе Система и
сама по себе Душа. Это не дано было знать великому уто¬
писту, хотя в слове ’’утопия” всегда слышится нечто доброе,
наивно-фантазерское. Ленин был утопистом особого скла¬
да - из логики железа и крови.
Он был великим утопистом. Он начертал схему (в кото¬
рую непрерывно вносил дополнения, уточнения, в общем,
всяческие нэпы. большие и крохотные), но в этой схеме не
было места Душе. И эта неуловимая, призрачная ’’материя”
(нельзя ни потрогать, ни взглянуть) жестоко посмеялась над
великим материалистом и диалектиком.
Никогда, никто не построит жизни, если Душа изгнана.
Искусственно отрывая идеологов насилия и казарменно¬
го счастья от исполнителей (коммунистическая партия, ком¬
сомол и всякого рода разновидности этих организаций, а
также ВЧК КГБ). Горбачев и другие лидеры ленинской
партии по-прежнему славят Ленина.
511
Ю.П Власов ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
20 апреля 1990 года, в канун годовщины 120-летия Глав¬
ного Октябрьского Вождя, Горбачев произносит в Москве
речь. Она называется ’’Слово о Ленине Президента СССР,
Генерального секретаря ЦК КПСС М.С.Горбачева”.
’’Товарищи! Гении тем и отличаются, что нужны людям
во все времена и каждый раз оборачиваются к ним новой
гранью.
Перестройка открывает нам подлинного Ленина...
Не будь Ленина, не будь Октября, невозможно было бы
сейчас так по-новому поставить всемирно-исторический воп¬
рос о критериях прогресса человечества и самоценности че¬
ловека.
Мир Ленина необъятен. Он охватывает все сферы челове¬
ческого существования...
Мы теперь поняли, что Ленин требует полного, всеохва¬
тывающего, а не выборочного изучения — во всем богатстве
его творчества...
Но мы решительно отвергаем надругательства над па¬
мятью Ленина, в чем бы это ни выражалось и где бы это ни
происходило — у нас или за границей.
Чем скорее мы преодолеем упрощенное восприятие Ле¬
нина, тем лучше поймем его величие, насколько он совреме¬
нен и нужен нам...”
Ну что тут молвить?..
С новым рождением, Владимир Ильич!
С ячеством... социализмом с человеческим ли¬
цом!..
С человеческим лицом... Бас!
И на том спасибо, что вспомнили о лице, — ДОЛИТО
все-таки быть, непорядок — без лица. И желательно все же
человеческое лицо, на другие нынче нет спроса...
Так и хочется воскликнуть словами Филиппа Филиппо¬
вича Преображенского из булгаковского ’’Собачьего серд¬
ца”: ”Ей-богу, я, кажется, решусь. — Никто ему не ответил
на это...”
И похоже это правда: отвечать, и впрямь, некому...
Как я уже упоминал, в разговоре со мной будущий гене¬
ральный секретарь ЦК КПСС, a ioina хозяин всемогущей
1айиой полиции КГБ Ю.В.Андропов обронил: "Дадим лю¬
дям вдоволь колбасы ("или наделаем” ючно не пом¬
ню) и никакою диссидентства нс б\дсГ‘.
Hci ни декабрисзов. ни Пипкина, ни Герцена, ни само¬
сожжения релшиозных ревшнелей веры, ни Бородинской
би i вы. ни Веткой 01 счес i венной войны борьбы против
512
Искупление
иноземной кабалы ...а есть колбаса. От фундаментальности
подобного вывода, надо полагать, просел бы сам Главный
Октябрьский Вождь: ну не додумался ведь!
Дядю мы слушались — хорошо накушались.
Если бы не слушались — мы бы не накушались...
Все духовное, возвышенное, почитаемое человечеством
3ci святыни, то самое, что как раз отличает человека от жи¬
вотного, и есть, оказывается. . сытная колбаса (хотя и воль¬
ная птица в клетке с сытным кормом очень часто умирает)...
Воткни колбасу в глотку каждому — и обряжай на выбор з
колодки, хомут, гони в стойло. Человеку есть что жевать, и
он не огрызается, готов настоящий патриот.
Это несколько тяжелая и неожиданная, но достойная
мысль — венец марксизма и ленинизма: если рабство кор¬
мит, это уже не рабство, а благо и самое что ни на есть есте¬
ственное состояние общества. Словом, есть что защищать и
чем гордиться...
У советских
собственная гордость.
На буржуев
смотрим свысока...
И уж понятно, почему всю культуру: римскую, гречес¬
кую, европейскую, русскую, а также театр, живопись, лите¬
ратуру — все-все заменила мудрость " Краткого курса исто¬
рии ВКП(б)", бывшего десятилетиями высшим культурным,
философским и политическим авторитетом для народа. Са¬
мое жуткое, что краткий курс Чижикова претендовал на это,
и самым серьезным образом. Курс был обязателен для всех
советских людей любого возраста и образованности. Уж так
повелось: духовно-ущербные люди представляют Россию,
формирую! ее облик.
Этим людям невдомек, что стремление к свободе по
природе свойственно человеку. Сколько бы человека не дрес¬
сировали, сколько бы ни мучили, а это чувство будет вновь и
вновь самозарождаться. Оно сильнее страха смерти и любых
выгод существования. С юловы до пят полицействующий,
этот генеральный секретарь не мог иначе думать о свободе,
как только о "колбасном" продукте. В свой мирок втиски¬
вал весь мир.
Так ленинизм завершил свое развитие "колбасным" пос¬
тулатом.
Вклад Ленина в искажение русской культуры и характера
народа может соперничать лишь с "заслугами" Батыя, ник¬
то другой и близко дотянуться не может.
И любой русский из духовных собратьев Пушкина, Дос¬
17 91
513
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
тоевского, Льва Толстого и других достойных сынов России,
родись на заре XX века, почти наверняка стал бы изгоем,
узником ’’психушки” (и врачей не надо искать — столько
добровольцев!) — этого диалектически оправданного творе¬
ния Андропова, сгинул бы в лагерях, проигранный в карты
блатными. Для них — генеральных секретарей, ’’синего
воинства” и блатарей — это был бы праздник...
Разнотолков и быть не может, Академия наук смолчала
бы и в этом случае, находясь как бы в лучезарном завтра.
Эта самая Академия, а с нею и вся выдающаяся часть рос¬
сийской интеллигенции делают вид, будто все в этом обще¬
стве гармонично и справедливо. В самом главном, где сосре¬
доточиваются мука и боль борьбы со злом, — знании, она
по извечной традиции на стороне зла. За это — почетные
звания, чины, ’’звезды”, сытость...
Это Академия доказала в истории с Андреем Дмитрие¬
вичем Сахаровым. Ну вместе со всеми налегла одним мо¬
гильным камнем молчания и отступничества.
Что не все поддаются дрессировке, — это большевики не
учли. Нет, они учитывали это в своей теории борьбы клас¬
сов, для того и сладили ’’женевский” механизм. Но вот что
’’женевский" механизм не сможет всех превратить в граждан
с затылочным зрением, и предположить не смели. Ну трупы,
могилы, а единомыслия нет! Того, о котором мечтали, нет!
Страшную, тотальную запуганность народа бюрократи¬
ческая каста и ее вожди принимают за верность и согласие,
не чувствуя той всероссийской хляби-трясины под ногами,
готовой в любой момент разверзнуться и поглотить их. Эта
трясина — безверие, отвращение и безмерная усталость от
ленинизма — бесконечной дани с души и тела каждого...
В 60-х годах я водил знакомство с врачом-психиатром
Я.Л. (в 1973 году он одним из первых уехал в Израиль). От
него я и услышал эту историю. Надо сказать, пережил он ее
очень глубоко, до нервной депрессии.
Как-то к Я.Л. обратилась немолодая еврейка, которой
судьба дала возможность выжить в лагерях. После освобож¬
дения она страдала нервным расстройством, особенно мучи¬
ли ее бессонницы — что называется, сквозные, без "щепо¬
точки” сна неделями; бессонницы ослабевали, потом опять
возвращались.
Ясно, что болезнь коренилась в жутком прошлом.
Я.Л., большой поклонник Фрейда, при очередном обра¬
щении к нему предложил ей размотать все до единого узелки
514
Искупление
этого прошлого и таким образом покончить с ним. Других
путей к исцелению он не видел.
Женщина долго и очень подробно рассказывала об арес¬
те, допросах, содержании в общей камере, унижениях
тюремного быта и дошла до содержания в тюрьме после
окончания следствия. То, что она была совершенно неповин¬
на ни в чем, было ясно.
И она продолжала рассказывать о том времени. Ее пере¬
вели в одиночку, держали там недели, месяцы. И каждую э
ночь, а то и под утро, к ней наведывались офицеры госбе >-
пасности — и насиловали. Ее держали так, в одиночке, четы¬
ре месяца — и редкую ночь не навещали.
А надо сказать, она была чрезвычайно хороша. Просто
редкостно хороша.
Как только женщина, вспомнив, рассказала об этом во
всех подробностях, она вдруг встала, простилась с врачом и
ушла.
В ту же ночь она повесилась.
И, насколько я знаю, это был не какой-то исключитель¬
ный случай. Обыденная практика, даже не практика, а жизнь
советского государства — детища Ленина.
И тем, кто творил это, тогда было 20—25 лет. И ходят
они сейчас среди нас... полковники, генералы, пенсионеры,
редакторы газет, доктора философских наук... И как зеницу
ока берегут партию и ее единство, а еще пуще — Ленина.
И что им все страдания людей - ведь они ведут страну в
светлое завтра...
Что такое фашизм, социализм, демократия?.. Везде и
всегда это — люди.
Как ни крути с политическими системами, а начинка у
всех одна и та же: люди.
Калечат людей нс системы и не вожди (они ничто без на¬
рода), а люди. Это люди топчут своих ближних, унижают,
доводят до смертных бо лезней. Источник зла человек, без
него все системы всего лишь неодушевленные понятия.
Система нужна, чтобы ограничить зло, идущее от людей.
Есть системы, которые, наоборот, дают простор злу в
людях, раскрывают самое низменное, животное, зверское. И
в таких системах имеюлся люди, которые наживаются на го¬
ре и бедах. В свою очередь, есть системы, где зло в человеке
ограничивают самим устройством жизни: подобные систе¬
мы нс дают воли сорному, жестокому, низменному.
Но везде, всегда и всюду источник зла — человек.
Мы болеем, гнием в лагерях, очередях, терпим нужду,
17’
515
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС Г
хиреем, израненные ближними. Не веши тиранят нас, ни при¬
рода. а люди, ближние. Лишь человек производит зло.
И какую бы совершенную систему государственного
устройства ни создать - она будет покоиться на человеке, а
с человеком и приходит зло. Нет ни коммунистов, ни фашис¬
тов *— есть люди... и зло.
Поэтому мир был, есть и будет только одним: противо¬
борством Добра со Злом.
Добро и Зло.
Единственное, ради чего стоит жить — Добро и Любовь.
Но Добро через Зло невозможно. Добро через Зло — это
уничтожение человеческого в людях, одичание.
Люди! Есть солнце, море, трава... Есть любовь - одно
доброе, ласковое сиянье. Есть и сама доброта, от которой
всё вокруг тоже начинает лучиться. Есть музыка, книги,
холсты. Есть беспредельная синь неба...
Почему же вы свою жизнь отдаете на откуп каким-то
темным, себялюбивым личностям? Как может быть так?
За что, по какому праву эти личности (а как их еще наз¬
вать?) превращают вашу жизнь в череду унижений, страда¬
ний, нужды?..
Почему вы самое важное, от чего зависит ваша судьба и
судьба всех, отдаете на откуп проходимцам с лощеными
внешностями и ловкими манерами? Почему вы дозволяете
политику творить им?..
Неужели вы настолько безразличны к мукам других и
своей судьбе, что не в состоянии, не хотите, не утруждаете
себя навести здесь раз и навсегда порядок? Всё в вашей воле,
совершенно всё!
Неужели вы не сознаете, что, пока вы безразличны к то¬
му. что происходит в политике, вы для влас 1 и игрушки,
ничто или, как писал величайший революционер всех времен
и народов, ’’глухонемые слепцы”.
Вы, которые можете всё, если не проявите чуть-чуть ин¬
тереса и ответственности, были, есть и будете только "глу¬
хонемыми слепцами”.
Великий диалектик это точно определил, а в чем уж он
разбирался и был искусен до изощренности, так это в диа¬
лектике.
"Глухонемые слепцы”...
Неужели вы столь безразличны к себе и будущему?..
Литература исполнила долг. Устахми Льва Толстого, Ко¬
роленко, Достоевского, Бунина... она сказала народу, что та¬
516
Искупление
кое революция, во что она неизбежно выродится... Это бу¬
дет голое насилие. Убитая душа.
Ничего случайного в том, что ленинизм утвердился
именно в России, нет. Этот клочок земли погиб навсегда и
возрождение его невозможно.
Каким ужасным низостям подвергается народ — и сог¬
лашается так жить!
Народ дурачат, а он терпит, настолько глубоко вошла в
него болезнь. По существу, с этим народом можно делать
все что угодно, обеспечив ему лишь минимальную сытость.
Андроповы знали, во что они обошлись народу.
Растление состоялось.
Никогда, сколь помнит себя Русь, тюремщиков и карате-
лей не любил и не уважал народ. Брезгливость, отвращение,
презрение — вот издревле чувства русских людей к полиции,
жандармам, сыщикам, тюремщикам и доносителям; неда¬
ром палачи прятали лицо под маской.
С карателями, доносчиками, тюремщиками и провокато¬
рами народ вел настоящую войну, и спасения им не было да¬
же в самых дальних землях.
По данным Меньшикова, около ста провокаторов были
убиты, несколько десятков покончили с собой. Кровью и не¬
навистью выжигал народ тех, кто на горе и несчастье людей
промышлял себя пропитание...
Ленинизм возвел в ранг героев карателей и доносчиков.
И это тех, кто добывает себе на прокорм и вообще сытость,
зарабатывая на страданиях людей, кто изощрялся и изощ¬
ряется в подлогах, доносах, ловле душ, предательствах, кле¬
вете и... крови. На трупоедстве взошла их сила.
Назовите, найдите на Руси пядь земли, не оскверненную
мучительством и кровавыми преступлениями ’'сине-голу¬
бой” раги — острия власти ВКП(б)—КПСС.
Нет такой земли, ни клочка...
Никогда прежде русский народ не был палачом, способ¬
ным на массовые убийства, как на обычную работу: без
угрызений совести, а слишком часто — и в яростном упое¬
нии и глумлении над беззащитными.
Не был русский народ ни палачом, ни доносителем даже
в самые черные полосы своей истории.
Идеология ленинизма превращает людей в убийц и рав¬
нодушных зрителей. Ленинизм претендует на душу каждого,
отнимает душу, чеканит вместо совести, чести, справедли¬
вости, достоинства и благородства свои приказы. Безразли¬
чие и подлость единят людей.
517
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В служении ленинизму — оправдание любых преступле¬
ний, даже предательство своих отцов и матерей.
Ленинизм взрос на гуманнейшей дореволюционной рус¬
ской культуре. На ее проповедях любви и веры в человека,
ненависти к насилию и палачам.
Ленинизм запалил пламя изуверской нетерпимости,
взрастил холопство перед вождями, освоил ложь как госу¬
дарственную политику.
Это — государство условленной лжи. Едва ли не все соз¬
нают: это не социализм, не счастье, не братство, а унижения,
нужда и вечная зависимость от жирного, наглого и бескон¬
трольного чиновничества. Однако ноют гимны своему бы¬
тию...
Это государство общей договоренности лгать и делать
вид, что это — правда. Ленинизм превратил всё в бесстыд¬
ство лжи. Все слилось в гнойный, кровавый клубок: пропо¬
ведь благородства труда — и обворованный труд; жизнь под
серпом и молотом как символами свободы — и рабская за¬
висимость каждого; самые решительные постановления о
правах граждан — и всеобъемлющая власть карательных
служб над жизнью каждого; клятвенное провозглашение
ценности личности — и совершенная ничтожность ее перед
государством генеральных секретарей; величайшая убежден¬
ность — и торжество сытых, удачливых, попрание порядоч¬
ности сытостью, карьеризмом, лакейством...
Это какое-то зловонно-дорогое месиво из самых передо¬
вых постановлений, проповедей добра, счастья, борьбы за
мир — и циничного глумления власти над правами каждого,
муравьиного ничтожества всех перед властью и догмами Ле¬
нина.
Это дикая смесь из народно-святого, ’’Марсельезы”,
’’Интернационала” — и утробного хохота, хрюканья, свис¬
та, храпа, стонов, хрипа и мольбы о помощи...
Это высокая жертвенность — и ползучая мудрость пар¬
тийных мещан.
Это изобилие для сытых — и надрывное существование
обездоленных, — всех, кто отказывается пресмыкаться, во¬
ровать, прислуживать...
Это искренность веры — и бесстыдство захватчиков
власти...
Это особые способы унижения человека...
Это величайшая честность художника, искренность ис¬
кусства — и лауреатно-депутатская подкормка литератур¬
ных подлецов и выжиг (в благодарность за холуйство, под¬
логи и извращение истории)...
Это — моления ленинизму, сплочение равенством без...
518
Искупление
свободы, жизнь в рабстве в качестве рабочих придатков ма¬
шин. Это тускло существующие рабы, разыгрывающие сво¬
бодных людей.
И это — Россия.
Дух народа, закованный в объятия скелета.
В конце открытого письма Марии Спиридоновой Цен¬
тральному Комитету партии большевиков звучит тревога,
переходящая то в отчаяние, то в гнев: революция Ленина на¬
несла смертельную рану великой мечте человечества — со¬
циалистическому устройству общества, справедливости для
всех.
’’...Вера в социализм есть вместе с тем вера в лучшее бу¬
дущее человечества, в добро, правду и красоту, в прекраще¬
ние всех форм гнета и насилия, в осуществление братства и
равенства на земле.
И вот по этой вере, как никогда еще не бывало, ярко раз¬
горевшейся огненным светочем в душе народа, вы ударили в
корень, будто плюнули в детскую душу.
...Вы устроили что-то вроде единственной в мире прово¬
кации над психологией масс, сделали ядовитую прививку в
громадном масштабе, во имя идеи социализма — прививку
отвращения, недоверия и ужаса перед этим социализмом-
коммунизмом... вы превысили свое значение, потребовали
себе, как великий инквизитор, полного господства над ду¬
шой и телом трудящихся. А когда они стали сбрасывать вас,
вы сдавили их застенками для борьбы с "контрреволю¬
цией”...
Трудовые массы почти никогда не бывают контрреволю¬
ционны. Они только бывают голодны и обижены...
И, конечно, в этот пафос освобождения, в этот энтузиазм
пашей революционной эпохи нельзя было вносить ваш дог¬
матизм, диктаторский централизм, недоверие к творчеству
масс, фанатичную узкую партийность, самовлюбленное от¬
межевание от всего мозга страны, нельзя было вносить
вместо любви и уважения к массам только демагогию, и
главное, нельзя было вносить в это великое и граничащее с
чудом движение психоло! ию эмигрантов, а не творцов ново¬
го мира...
Вы будете сводить партийные счеты, будете суживать и
суживать "своих", будете искать все более благонадежных
"в вашем смысле" и уничтожать все независимое от вашего
морального отупения, но кровно слитое и спаянное с интере¬
сами социалистической революции и трудящихся...
Должно прийти время, и, быть может, оно не за горами,
519
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС7
когда в вашей партии поднимется протест против удушаю¬
щей живой дух революции и вашей партии политики...”
Лениным завершился ряд революционных авантюристов
в российской истории (но не идеалистов — для идеалиста
Главный Октябрьский Вождь был слишком большой прак¬
тик).
Лениным завершается мрачный и зловеще-кровавый пе¬
риод отечественной истории. Период исступленной нетерпи¬
мости, торжества грубых, примитивных начал жизни. После
чего стало очевидным, что без преодоления в себе опреде¬
ленных качеств у русского народа не может быть будущего,
что он был (и будет пока) в истории только жертвой.
Мы никогда не были свободны. Ни один наш шаг. Мы
лишь поднимались к независимости. Как тут не вспомнить
слова князя Петра Долгорукова1:
’’Родился и жил я, подобно всем русским дворянам, в
звании привилегированного холопа, в стране холопства
всеобщего...”
Холопства всеобщего...
Мы потому и оказались добычей ленинизма, что были
несамостоятельны и привыкли считать себя частью чего-то
(но ни в коем случае не самостоятельной величиной), то есть
собственностью, даже не подозревая, что стадные поклоне¬
ния идеям - тоже от рабства, рабства духа. Рабство в
идее — не что иное, как рабство фактическое.
Люди?!
Полезли в ленинский хомут. Ладно было б отчего...
Однако при Сталине оглянулись: хомут-то даже не хо¬
мут, а петля. Вроде зароптали. На большее не хватило: ро¬
пот и тот показался чрезмерным. И полезли в новый хомут-
петлю. Все в порядке, привычно.
Свое больное нутро народ (и особенно партия, плоть от
плоти народная) показал в 30-х годах, когда обезумевший от
крови маньяк на белом свету резал миллионы людей!
Резал, гноил в лагерях, насиловал, шельмовал миллионы
и миллионы!
А народ, и особенно партия, молчали или, наоборот, вы¬
делив своих сыновей и дочерей в палачи, пособляли, чем
могли, славили его, клялись в верности — и десятками мил¬
лионов доносили, десятками миллионов!..
Вся наша история — рабство. Кто только ни сидел на
шее русских, ни ’’пущал” кровь: Грозный, Бирон, чужекров-
1 Один из авторов пасквиля ’’Диплом рогоносца”, послужившего фор¬
мальной причиной дуэли и гибели Пушкина.
520
Искупление
пая принцесса София, то бишь Екатерина Вторая, Николай
Палкин, Аракчеев. Ленин, Сталин, временщики-генсеки со
своим причтом - а народ терпит. Ни бунта, ни революции,
только подает заявления о приеме в партию и требует от
любимых ’'правоохранительных органов укоротить языки
тем, кто клевете! на достижения народа”.
Россияне до сих пор могли находиться лишь в двух со¬
стояниях: господском или рабском — третьего не дано, за
всю горемычную историю до третьего не добрались...
И самое жуткое — это рабство по убеждению пытались
наложить на весь мир. Почл и три четверти века накладыва¬
ли.
Какая революция по Ленину, какая демократия?..
Очнитесь.
Все вылилось в очередное кровопускание с утверждением
прежнего состояния: господа и рабы, но только на этот раз
под другими именами и поистине изуверской сущностью.
Народ и не знает, что такое свобода. Во всю свою исто¬
рию был только жертвой и занят был одним — выжить (за
исключением ничтожно коротких отрезков истории). Отсю¬
да и последствия: кто сумеет вскарабкаться народу на
горб — тот уже и господин.
А такой лесенкой; по которой наловчились залезать на
этот самый горб, является теперь коммунистическая партия.
Одного изверга за другим усаживала на горб народа.
И охраняла, но не народ, а... извергов.
Уткнулись в письмена и всё вычисляют неизбежность
счастья.
А народ тужится, стонет и метит каждый шаг свой
кровью...
И еще не сделан даже первый, робкий шаг к свободе.
Стоит же на Красной площади укрывалище для святых мо¬
щей — крепко стоит, подпертое десятками миллионов скеле¬
тов, одним заледенелым стоном и воплем.
И греет, ласкает укрывалище солнышко, и тянется не¬
скончаемый поток благодарных людей...
Запах тополиный и сиреневый
Над Москвою майскою поплыл.
Встретились весною дети с Лениным,
Ленин с ними долго говорил:
•— Надо, чтоб росли вы коммунистами,
И тогда вам грозы нипочем.
Улыбалось солнышко лучистое,
Радуясь беседе с Ильичам...
Это на уроках в третьем классе заставляют учить всех
521
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
детей, а ведь им всего по десять лет. Моя дочь Ирина прине¬
сла это с урока 4 мая 1990 года — всех обязывали заучивать
наизусть.
С Лениным и нынче можно встретиться.
Лениным вся жизнь озарена.
Посмотри, как много в мире ленинцев.
Ленин — это солнце и весна!..
А во времена моей молодости пели только о Сталине, и
тоже в обязательном порядке. Разное заучивали и пели, ска¬
жем, такое:
...Сталин — наша слава боевая.
Сталин — нашей юности полет.
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет...
Надо сказать, очень долго шли...
Однако теперь петь о Сталине как-то неуместно. Пере¬
ключились на ’’первоисточник” радостей и песен. Но и то
правда: как без хозяина народу?..
Дочери на уроке учитель внушал:
— Самые лучшие в мире песни — лирические, а самые
лучшие лирические песни — о Ленине.
Ленин всегда живой,
Ленин всегда со мной...
...Ленин в тебе и во мне...
И по всей земле русской, во всех детских садах и школах,
как только детишки начинают что-то соображать, под руко¬
водством воспитателей и учителей заучивают благодар¬
ственные вирши о Ленине:
Наш Великий Вожатый,
Самый Главный Учитель,
Эта песня простая
Посвящаете я Вам.
Из справочника Жака Росси:
”При обыске на месте в камеру или барак неожиданно
врывается группа надзирателей, которые молниеносно за¬
гоняют всех заключенных в один угол. Одни наблюдают за
ними (не пытается ли кто что-либо спрятать или уничто¬
жить), а остальные обыскивают освобожденную часть поме¬
щения и заключенных. Обыскиваются все щели в стенах, по¬
лу. столах и т.п., постель и пр. Там, где имеется параша, ее
заставляют приподнять (не укрыто ли что-либо под ней?), а
522
Искупление
затем отнести в уборную и опорожнить, чтобы проверить,
не было ли что-нибудь опущено в нее.
Все пожитки заключенного осматриваются по отдель¬
ности. Все карманы выворачиваются; во все надпоротые
места засовывается палец или рука; все швы старательно
прощупываются; обувь сгибается (не запрятано ли в подмет¬
ке лезвие?), а каблуки внимательно изучаются (нет ли в них
тайника?) и в случае неясности их ковыряют ножом, кото¬
рым затем прорезывается арестантский хлеб и др. продукты,
а также мыло. В зубном порошке обыскивающий ковыряет
черенком зубной щетки и проверяет, не отточен ли он, и то¬
же черенок алюминиевой ложки; не оторвано ли ушко от
алюминиевой казенной кружки. В тюрьмах ломаются все зэ¬
ковские изделия из хлеба или папиросных и спичечных коро¬
бок (футляры для очков и пр.), дабы убедиться, не запрята¬
ны ли в них иголка или лезвие.
Личный обыск начинается с команды ’ Разденьтесь!1'. Не
касаясь обыскиваемого, надзиратель велит ему самому про¬
щупать бороду и волосы (в следственных тюрьмах не стри¬
гут в обязательном порядке). Велит открыть рот и загляды¬
вает туда; велит пошевелить языком (не укрыто ли что-либо
под ним). Затем велит поднять руки и смотрит, нет ли чего
под мышками. Потом осматривает руки и ладони, причем
пальцы должны быть раздвнуты.
Следующая команда: ’’Подымите член!”, затем — ’’От¬
кройте член!”, причем непонимающему новичку надзиратель
терпеливо разъясняет, сдвинув два пальца и сделав ими дви¬
жение вперед: ”Он у вас закрытый. Откройте его!” — и его
два пальца движутся назад.
Затем: ’’Сделайте приседание!” (не выпадет ли что-либо
зажатое ягодицами). Потом: ’’Повернитесь кругом!” После
осмотра спины — новая команда: "Нагнитесь. Положите ру¬
ки на ягодицы. Раздвиньте!” Когда надзиратель добросо¬
вестно исполняет свой служебный долг, лучи красной звезды
на его фуражке озаряют глубины зэковского заднего прохо¬
да...
Наконец, осматриваются ступни, причем велят пошеве¬
лить пальцами ног...
Если обыскивает женщина (женщину. — К).В.), она обя¬
зана, надев резиновую перчатку, проверить влагалище.
Обычно личный обыск длится от 5 до 30 минут, а обыск
помещения — до 2 3 часов, в зависимости от его размера и
численности заключенных. Иногда обыск устраивают
ночью...”
В 1927 году С.М.Эйзенштейн снял фильм "Октябрь”.
523
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Фильм охватывал события от Февральской революции до
взятия Зимнего дворца и Второго съезда Советов. Роль Ле¬
нина сыграл В.Н.Никандров — рабочий Лысьвенского ме¬
таллургического завода Пермской области. Никандров уди¬
вительно походил на Ленина.
Крупская так отозвалась о работе Никандрова в кино:
’’...Неудачное изображение Ленина. Очень уж суетлив он
как-то. Никогда Ильич таким не был. Что, пожалуй, хоро¬
шо — это ноги Ильича, передающие правильно свойствен¬
ный ему непроизвольный жест нетерпения...”
Первыми актерами (и высокого класса), которые сыгра¬
ли Ленина в кино и театре, оказались Б.В.Щукин и
М.М.Штраух.
5 ноября 1937 года состоялась премьера пьесы ’’Правда”.
Пьеса рассказывала о событиях лета и осени 1917 года и за¬
канчивалась выступлением вождя на Втором съезде Сове¬
тов. Крупская приехала на пятое или шестое представление
(23 ноября 1937 года).
”Мы притаились в ложе, — вспоминал постановщик пье¬
сы народный артист РСФСР Н.В.Петров, — внимательно
наблюдая за ней (РСрупской. — Ю.В.). зная, что вот сейчас
настанет решительная секунда в спектакле. Именно секунда,
так как первое же появление Штрауха в роли В.И.Ленина ре¬
шало и всю дальнейшую судьбу нашего театрального пред¬
ставления. И эта решающая секунда наступила. Как будто
что-то ослепило Надежду Константиновну. Она откинулась
на спинку стула и правой рукой закрыла глаза. Зал грохнул
оглушительными аплодисментами, все встали и бурно при¬
ветствовали появление Ленина на сцене... Надежда Констан¬
тиновна медленно опустила руку и серьезно, внимательно,
нс несколько удивленно начала вглядываться в Штрауха...
Спектакль окончился. Зрители много раз вызывали
исполнителей, а Надежда Константиновна продолжала си¬
деть в ложе, как будто даже не замечая ни зрителей, ни нас...
И когда уже... зрители начали расходиться, она обратилась к
нам с просьбой пригласить в ложу Штрауха и всех исполни¬
телей. Очень высокую оценку дала Н.К.Крупская и спек¬
таклю в целом, и всем исполнителям, а главное, М.М.Штра¬
уху, удивленно и внимательно разглядывая его, когда он
стоял перед ней без грима, столь разительно не похожий на
только что созданный им образ Ленина...”
Штрауха поразило, что Крупская подошла к гримеру
(тот скромно стоял в углу) и пожала ему руку.
Социалистическое искусство оттачивало свой творческий
метод прежде всего на личности Главного Октябрьского
Вождя. Сияющая в поднебесье вершина, непорочная и не¬
524
И скуп 1у ние
достижимая. Мощно зазвучали голоса Горького, Мая-
КОВСКО1 о...
Метод социалистического реализма отливал форму для
нового человека —- совершенно неведомый феномен приро¬
ды.
Отныне жизнь строить по Ильичу...
И шаг в любую сторону — предательство. Отныне ты —
только как все...
Крупская весьма высоко отозвалась о работах Щукина и
Штрауха над образами Ленина. Она писала:
”...Им удалось показать Ленина на трибуне. У товарища
Штрауха даже в голосе слышатся нотки Ильича, у товарища
Щукина удалась манера Ильича говорить на большом со¬
брании, удалась жестикуляция...
...Надо дать не только физический облик Ильича, надо
отобразить, как он воспринимает, как он переживает... Он
тоже ведь переживал, и не в одних словах эти переживания
выражались. В момент сильных переживаний, бывало, по¬
долгу ходит Ильич по комнате, заложив руки за жилет, ти¬
хо, тихо, иногда на цыпочках. Или сидит подолгу, не дви¬
гаясь, не шевелясь, весь уйдет в свои думы”.
Юрий Яковлевич Соловьев родился в семье довольно
известного общественного деятеля эпохи Александра Второ¬
го. Окончив Царскосельский лицей, Соловьев в 1893 году
поступил на службу в Министерство иностранных дел.
’’...Всю первую половину моей службы мне сплошь и
рядом приходилось переписывать чужие донесения, а не да¬
вать другим переписывать свои (пишущих машинок не бы¬
ло, и все секретные донесения должны были переписываться
секретарями от руки), что меня крайне огорчало из-за моего
дурного почерка. Я его понемногу все же выработал, но он
оставался весьма крючковатым. Почти все политические до¬
несения представлялись в оригинале Николаю Второму, ко¬
торый их добросовестно прочитывал и в результате знал
приблизительно все наши почерки. Он как-то шутя заметил
моему коллеге, первому секретарю, при его приеме: ”А у вас
в миссии есть какой-то необыкновенный почерк с крючка¬
ми”...
Летом 1903 года я пробыл довольно долго в Петербурге,
где жил у брата, офицера Конной гвардии, в казармах по¬
лка. Весной этого года я получил первое придворное звание
камер-юнкера...1 Аудиенция состоялась в Петергофском ма¬
1 То самое звание, которое столь унижало Пушкина.
525
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
лом дворце... мне пришлось говорить с ним (царем. — Ю.В.)
с глазу на глаз в течение десяти минут...
Николай Второй принял меня в небольшом угловом ка¬
бинете, выходящем окнами на взморье, стоя у письменного
стола в малиновой, почти красной рубахе русского покроя.
Их носили царскосельские стрелки. Впервые разговаривая с
Николаем, я был поражен той несколько странной просто¬
той, с которой он держался, почесывая себе левую руку в
широком рукаве рубахи... Николай говорил очень спокойно
и естественно...
Александра Федоровна, которая приняла меня на сле¬
дующий день, произвела иное впечатление. Обладая доволь¬
но высоким ростом, она стояла во время аудиенции, ста¬
раясь принять величественный вид, однако постоянно
меняющаяся краска лица выдавала её крайнюю нервность,
неуравновешенность и даже плохо скрываемую неуверен¬
ность в себе...”
А.Е.Голованов был любимцем Сталина. В три года
обычного пилота тяжелого самолета он доводит до звания
главного маршала авиации, доверяя командовать авиацией
дальнего действия. В 1970 году журнал ’’Октябрь” публи¬
кует воспоминания Голованова ’’Дальняя бомбардировоч¬
ная...” Он, в частности, пишет:
’’...Как-то в октябре (1941-го. — Ю.В.), вызванный в
Ставку, я застал Сталина в комнате одного. Он сидел на сту¬
ле, что было необычно, на столе стояла нетронутая, остыв¬
шая еда. Сталин молчал. В том, что он слышал и видел, как
я вошел, сомнений не было, напоминать о себе я счел бес¬
тактным. Мелькнула мысль: что-то случилось, но что? Та¬
ким Сталина мне видеть не доводилось. Тишина давила.
— У нас большая беда, большое горе, — услышал я на¬
конец тихий, но четкий голос Сталина. — Немец прорвал
оборону под Вязьмой, окружено шестнадцать наших диви¬
зий.
После некоторой паузы, то ли спрашивая меня, то ли
обращаясь к себе. Сталин так же тихо сказал:
— Что будем делать? Что будем делать?
Видимо, происшедшее ошеломило его.
Потом он поднял голову, посмотрел на меня. Никог¬
да — ни прежде, ни после этого — мне не приходилось ви¬
деть человеческого лица с выражением такой душевной му¬
ки. Мы встречались с ним и разговаривали не более двух
дней тому назад, но за эти два дня он сильно осунулся.
Ответить что-либо, дать какой-то совет я, естественно,
не мог, и Сталин, конечно, понимал это. Что мог сказать и
526
Искупление
что мог посоветовать в то время и в таких делах командир
авиационной дивизии?
Вошел помощник, доложил, что прибыл Борис Михай¬
лович Шапошников:
— Маршал Советского Союза, начальник Генерального
штаба.
Сталин встал, сказал, чтобы входил. На лице его не оста¬
лось и следа от только что переживаемых чувств. Начались
доклады.
Получив задание, я уехал...”
...Она подняла стеклянную крышку над витриной и бе¬
режно, с очень заметной осмотрительностью вынула фрак.
— Возьмите, подержите, — предложила она.
И я принял фрак Пушкина в свои руки.
Первое впечатление — размер фрака: совсем крохотный,
детский! Ну просто невозможный! И тут же, это простегнуло
меня, я скорее принял всем телом, нежели увидел это рыже¬
бурое пятно понизу, уже изрядно вылинявшее за полтора ве
ка. Я напрягся, чтобы не выдать дрожь головы.
Точками, мерцанием реяла тишина в квартире Пушки¬
на...
Это было в июле 1974 года. После тяжелой работы (я
издал наконец свою многострадальную рукопись ’’Особый
район Китая”) я впервые смог выехать из Москвы. Долгих
пять лет изнурения, то утраты надежды, то...
Фрак держать я не мог. Я вернул его нашей провожатой.
Убитая Россия...
За чувства, стихи, гордо поднятую голову...
И никакая живая вода не воскресит...
Но это неправда, ленинизм — не только насилие и под¬
логи (вместо справедливости и свободы — диктаторы,
тюрьмы и палки). Была вековая мечта народа, людей о луч¬
шей доли. О жизни без власти только толстого кармана, о
справедливости для всех...
Без ненависти и погони за деньгами любой ценой — ина¬
че ты не человек.
Поклонение не Богу, не правде, не красоте, не просто
Жизни, а выгоде, прибыли, золоту, власти золота...
Чтобы был человек, а потом уже все остальное, не при¬
быль, доходы, а человек...
Люди исстрадались в мечтах о таком мире. Исстрада¬
лись и поместили в сказки, только в сказки, вымысел... и рай
послеземного бытия... молитвы...
И вдруг — Ленин, коммунизм, справедливость!..
527
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Народ повернулся к нему. Разве ж за закое не стоит по¬
ложить жизни!..
Да, так тоже было.
Уже рукопись готова, завтра отвезу в редакцию
’’БЛИКа” , а мысли все о ней. Дописал книгу в феврале —
никто не брал в печать. Рукопись поневоле лежала на столе,
и я, что ни день, прикладывался к ней, продолжая жить
только ею... и дополнял ее, дополнял...
И вот уже август на исходе.
И книга незаметно, но стала совершенно другой. Выхо¬
дит, и зло может оборачиваться благом...
Какие-то куцые месяцы минули, ну февраль... март...
июль... А сколько событий! О чем страшились говорить —
стало фактом жизни. Те же месяцы, дни, а сколько каждый
вместил! И самое существенное — как вырос народ, какое
стремительное прозрение!..
Рукопись на столе, книги смотрят с библиотечных по¬
лок — и в сознании продолжается работа: хорошо бы вста¬
вить это, а к этому вот добавить, не забыть о том помянуть
и вот это — само просится...
И расчехляю машинку, пишу вереницы новых страниц...
Пусть, пусть... Ибо настоящая книга обязательно выше свое¬
го создателя. Есть внутренние силы сцепления мыслей, вы¬
водов, страстей — и они диктуют свою волю. Ты только по¬
знаешь ее. И книга складывается по своим законам. Я толь¬
ко стараюсь понять эту внутреннюю логику, не загубить
ее — расшифровать точно.
И этому тоже есть объяснения. В меня тоже заложена
воля событий. Я пишу, стараясь опережать события, но не
всегда это получается...
С час назад вернулся — ходил на рынок, в магазинах
почти ничего не купишь, а купишь, почернеешь от очередей.
Из почтового ящика взял ’’Известия’'. Мокрый от тяжелых
сумок остываю в кресле, прочитывая газету. И весь провали¬
ваюсь в чтение рубрики "Письма о жизни’’.
И вчитываюсь в одно письмо, вчитываюсь...
1 Это было четвертое место, куца я осмелился предложить свою кра¬
мольную рукопись (будет и пятое). Иногда отказ поступал сразу после проч¬
тения ее. причем хамски-пренебрежительно. Иногда пробовали обмануть,
присвоить рукопись — было и такое. Иногда при редактировании г рубо
уродовали текст — и я забирал рукопись. Лишь после "БЛИКа” рукопись по¬
шла в работу —■ это было ее пятое место-присганише. Мало написать книгу,
измочалив сердце. — нужно еще пробиться к читателю, тратя на это сил нс
меньше, чем на работу с рукописью. Я уже понемногу привык к этому и лишь
окаменело-безразлично наблюдаю за всеми манипуляциями. Где-то в душе
спеклась боль, а молчишь...
528
И скуп tenuc
Как же можно после этого молчать?..
Сажусь за машинку. Пусть еще одна вставка, пусть са¬
мая последняя! Люди должны знать, что было. Годы всё
затянут мертвой зыбью — и боль, память ослабевают, а
после незаметно отступят, сотрутся, ничего не запомнится.
Да к тому же я не раз был свидетелем того, как вышибаются
из памяти события, как ложь выдается за правду и как все
начинают верить в эту единственную ’’правду”.
Сбоку, на газетной колонке, оттиснуты слова письма.
Нет, нс убит — вполне благополучно дожил до пенсии.
Но ограблен! Ничего не осталось — отнята жизнь и не¬
известно за что... Целые поколения живых, но с отнятыми
жизнями — вот это должна вобрать огнем память.
Надо обязательно включить в книгу этот крик души,
чтобы лег красной, огненной строкой в историческую
память народа. Письмо названо ”В чем я виноват?”. Приво¬
жу его дословно:
”В пятнадцать лет, прибавив себе три года, я ушел в со¬
рок первом воевать — надо было Родину защищать. После
войны честно работал, восстанавливал страну и не считался
ни с плохой пищей, ни с малым заработком.
Но сегодня мне говорят, что я опять виноват в развале
экономики, и опять я должен платить за чью-то нерадивость
и бесхозяйственность. Правительство бросало налево и на¬
право мною заработанные деньги, выходит, виноват?..
Как вы думаете, сколько можно пользоваться моим тер¬
пением? Шахтеры, мол, не правы, что требуют отставки пра¬
вительства, на митингах тоже не правы, что кричат ’’Долой
компартию”, а кто тогда прав?..
Хорошо, теперь уже смерть не за горами, ведь другого
счастья нет. Как же так, что до сегодняшнего дня некому за¬
щищать нашу честь и спросить с действительно виновных?
Разве от хорошей жизни у нас раздаются выстрелы в респуб¬
ликах и до сегодняшнего дня нигде нет покоя?..
В первые часы Советской власти объявили: земля —
крестьянам, заводы - рабочим! Только всю прибыль от ра¬
боты забрали, а куда ту прибыль девали - опять покрыто
мраком. Нельзя же всю жизнь на одном обмане ехать.
Вот сегодня по радио и телевидению объявляют - бога¬
тый урожай! А дело-то опять кошке под хвост идет, потому
что землю-то крестьянину отдать, мол, нельзя... Жрать нече¬
го, надо выращивать скот. Нет, говорят, нельзя...
И теперь говорим: гуманный социализм. А в чем, объяс¬
ните мне, его гуманность?”*
Известия. 1990. № 231. 18 августа.
529
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Одних убили, а других ограбили. И ограбили опять же в
самом главном — все в той же жизни: не вернуть годы, не
прожить наново, ни денька не поправить... И ничего с собой,
кроме проклятий — а как ложиться в землю с проклятиями?!
Прожить жизнь, чтобы проклинать?!
Вот и вся правда ленинизма.
Пережил народ монголо-татарское иго, вынес Ивана Гу¬
бителя (Ивана IV), перемог смуту Лжедмитриев и поляков в
Кремле, вырвался из ярма крепостничества, когда торговали
людьми, отнимали плоды труда. — переживет и иго лени¬
низма.
Распрямится.
Главная задача верхушки партии была в удержании влас¬
ти, удержании любой ценой, ибо власть ускользала; можно
сказать без натяжки: власть ускользала едва ли не с самых
первых месяцев победы революции и аж до самых 40-х го¬
дов, покуда массовый террор не обеспечил, наконец, замире¬
ние народа, превращение его в оболваненную, надорванную
кровью, трудом и алкоголем массу — именно массу.
Труд создал человека, неослабный террор — власть Ле¬
нина и его партии.
Все эти ВЧК, ОГПУ, НКВД. МГБ, КГБ — это отделы
достославной РКП(б), ВКП(б) и КПСС (слава Богу, продра¬
лись к ней сквозь эти чащобы кроваво-пыточных букв!), то
бишь соответствующие отделы Центрального Комитета
партии, выделенные из-за особенности задач — массового
террора (бойни) — в отдельные "органы”, но это все те же
органы партии, сосредоточенное выражение ее политики.
В ЦК партии всегда были отделы по культуре, экономи¬
ке, армии, а вот отдел ’’массового избиения” выделен в
самостоятельный орган - ВЧК КГБ, но это все тот же
орган ЦК партии, он един с ЦК. Недаром высший кадр
ВЧК—КГБ пополнялся непосредственно высшим кадром
партии (исключений не было).
Революция доказала: с помощью насилия все возможно
и достижимо — доказала и утвердила это как норму жизни.
В этом великая "историческая” заслуга Ленина.
Идейные, хрустально-чистые обоснования для убийств,
массового уничтожения людей других убеждений — о лени¬
низме можно сказать словами поэта В.А.Жуковского, друга
Пушкина:
”И эти люди называют себя христианами (ленинцами. —
Ю.В.). Что это за религия (утопическая философия ’’спасе¬
ния человечества”. — Ю.В.\ которая учит предательству и
530
Искупление
вымораживает из души всякое сострадание?.. Режь во имя
Бога — и будь спокоен!..”
Политика есть прием выживания как одного человека,
группы людей, так и целого народа. Аморальная, преступ¬
ная политика одного человека или группы людей наказуется
и преследуется. Но если эта политика принята народом, она
все так же именуется просто политикой — и только.
До десяти лет я рос в Военном городке (за исключением
1942-го и большей части 1943 года), что стоял тогда за
Покровско-Стрешневым. От метро ’’Сокол” до Военного го¬
родка бегал ’’двадцать первый номер” трамвая.
Городок располагался за лесом (рощей его назвать нель¬
зя и по сию пору) из корабельных сосен: светлый-светлый
бор. От ’’Красной Горки” (это сразу за мостом окружной
железной дороги) тянулись дачи. Вечерами приятно было
брести дачными закоулками. За заборами — тесные заросли
черемухи, жасмина, сирени, уютный отблеск огней с террас и
окон старинных домов.
В июле 1941 года в соснах рыли щели (чтоб прятаться от
бомбежек), валили красавицы-сосны и настилали поверх ще¬
лей, но бор выдержал — и после войны стоял такой же
первозданно-величественный. В начале 60-х годов преврати¬
ли его в захламленный, неприглядный лес.
Вскоре после войны с другой стороны бора был построен
знаменитый Институт атомной энергии имени Курчатова —
тогда невозможно-секретный и таинственный. А в полях,
возле реки, длинной широкой улицей, упирающейся в конеч¬
ную остановку трамвая, стояла и сама деревня Щукино, дав¬
шая название множеству улиц нашего городка. Скорее всего,
названием своим она была обязана обилию щук, которые
водились тогда в реке и озерцах за рекой, срытых в 70-е го¬
ды в один просторный водоем с церковкой среди сосен на
горизонте, за Серебряным Бором.
На озерцах и болотцах сразу после Отечественной вой¬
ны, в 1946 году, мы с отцом стреляли уток и бекасов. Мы —
это я и старший брат. Помню эти три часа пополуночи —
темень кромешная, небо в тучах. В будке у реки дежурный
по переправе — пожилой дядя в простых портах, телогрейке.
Он вышел из будки на наши голоса: за дверью полыхнул
свет голой лампочки, мелькнули нары с тряпьем, ведро, та¬
буретка. Дядя взял весла, запалил фонарь — такой, как в
старину, на фитиле под стеклом.
Мы разместились в лодке, и он споро заработал весла¬
ми. Фонарь стоял на самом носу, у меня за спиной. Блики от
фонаря расходились по совершенно черной воде. Река, такая
531
ЮЛ. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСЛ
черная, пахла свежестью’ И 1лавное тихо, невозможно тихо
— и от этого очень просторно, и весь ты невесомый, воздуш¬
ный. И у меня одно ощущение: у людей нет плохих желаний,
все будет лучше, с каждым рассветом, днем, месяцем и го¬
дом счастливее и лучше. Этот мир для людей, и в нем всё
только хорошее, светлое...
Лодка идет рывками. Дядя гребет привычно напористо.
Тонко, стеклянно звенит капель, срываясь с вздетых весел.
...И вот мы уже лезем через борт на песок, точнее — пес¬
чаную отмель. Впереди черный гребень невысокого берега.
Здесь потом посадят тополя и разобьют пляж. (Тополя и по¬
ныне рядком теснятся на берегу, уже основательно подмы¬
том течением.) Папа хорошо заплатил лодочнику. Он долго
бурчал из темноты слова благодарности. После сильно и не¬
видимо в темноте заработал веслами.
Ветра нет. Гребки слышны очень далеко: скрип уключин,
плеск воды и тут же глухой заворот ее. Меркнет рябь от фо¬
наря. Свет его стягивает свои лучи и съеживается в точку.
И я вдруг увидел, что будущий день совсем незаметно
разбавил темноту и уже заметна полоса реки, и урез воды, и
линия более высокого берега...
А село Строгино высилось на крутом берегу но ходу ре¬
ки: большое, богатое село. Отсюда спозаранку разъезжались
молочницы. У каждой через плечо бидон спереди и бидон
сзади (бидоны объемистые, вместительные), а в сумке —
литровая мера на длинной алюминиевой ручке. Почему-то
все молочницы отдавали в одежде предпочтение черному
плюшу, хотя столица была под боком и можно было купить
другую ткань, а то и готовую одежду... У каждой были свои
квартиры в нашем городке (тысяч на пять-шесть жителей,
преимущественно семей ^молодых офицеров). Только у нее, у
своей, и ни у какой другой молочницы, в этих квартирах по¬
купали молоко. Так было до самых 50-х годов. Из села при¬
ходили умельцы, торговали свистками, мячиками на резин¬
ках и прочими страшно красивыми и желанными вещами —
целый праздник...
Уже позже, на исходе 80-х годов, мы узнали, что канал,
на котором любят купаться москвичи (здесь река впадает в
город и вода относительно чистая, не столь жуткая, как, ска¬
жем, в Филях), рыли заключенные. По берегу были обнару¬
жены огромные захоронения-могильники на несколько
тысяч и даже на несколько десятков тысяч — теперь горы
костей и черепов. И это в нескольких шагах от пляжей, тра¬
вы, цветов...
В 1946-м или 1947 году школа в Военном городке была
закрыта (кому-то понадобилось помещение) и все стали ез-
532
Искупление
дить в другую, на ’’Сокол”. В годы моей юности трамвай¬
ную остановку за ’’Соколом” называли ’’Всехсвятская” по
имени церкви и поселка, который прежде стоял здесь. (Сей¬
час — ’’Плошадь имени Марины Расковой”.) И в этой шко¬
ле закончит старшие классы мой брат. А я поступил в’Суво¬
ровское училище в Саратове и уехал на долгие семь лет, воз¬
вращаясь лишь на зимние и летние каникулы.
Именно тогда и началось мощное строительство жилого
района за ’’Соколом”. Для строительства понадобилось
снести обширное многовековое кладбище, вплотную примы¬
кавшее к знаменитой церкви, где и поныне трезвонят коло¬
кола: не до конца заморили их души красные годы.
Тысячи могил оказались опустошенными, останки увезе¬
ны. На месте кладбища разбит парк, сейчас там кинотеатр
’’Ленинград”. Столетние липы — это кладбищенские липы,
они стерегли древние могилы. На другой части кладбища,
ближе к улице Алабяна, поставлены 7 — 8-этажные дома.
Часть домов всего этого района строили пленные немцы,
как, например, и тот, в котором я живу. Немцы построили и
городок, что прилегал к Хорошевскому шоссе. Вместо тех
двух-трехэтажных домов сейчас поднялись шестнадцати¬
этажные бетонные коробки, но кое-где сохранились и ста¬
рые, послевоенные домики.
Каждый раз, оказываясь в парке под вековыми кладби¬
щенскими липами, я пытался разгадать одну и ту же задачу:
почему от всего кладбища (множества прицерковных могил)
оставлена всего одна. Под гранитным валуном лежит сту¬
дент Сергей Александрович Шлихтер, тяжко раненый под
Барановичами 20 июня 1916 года, привезенный в Москву и
почти тут же умерший. Ведь на кладбище из убитых в боях
офицеров и вольноопределяющихся покоился не только
Шлихтер. Отчего сохранили лишь эту, единственную моги¬
лу?..
Ответ я найти не мог. Думал, скорее всего, пожалели ра¬
бочие: добротный камень и человек, так рано убитый.
Только сейчас, заканчивая ’’Огненный Крест”, я, кажет¬
ся, приблизился к истине.
Не часто, но в документах революции мелькала фамилия
Шлихтер.
До 1985 года (эры Горбачева, а теперь, наверное, Ельци¬
на) историкам революции приходилось обращаться к 41-му
тому ‘’Энциклопедического словаря” Гранат, до сих пор
самому полному. При публикации в советское время к
этому тому (буква ”С”) припечатывали семь или восемь
дополнительных книг - таких же толстых, как и основные
тома. В приложениях к дополнительным книгам ”41 — 1” и
533
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
”41—2” были помещены автобиографии (что чрезвычайно
важно: автобиографии — значит, не всё переврано!) и в ред¬
ких случаях — биографии (к примеру, Троцкого) всех более
или менее заметных деятелей большевистской революции:
десятки и десятки имен (и все будущие враги народа там в
полном комплекте).
Естественно, при Сталине за утаивание энциклопедии с
подобной крамолой, что называется, ’’брали”. Не книги —
людей...
Начиная с времен Хрущева изъятые энциклопедии уже не
сжигали. Арестовывали ли за них? Вряд ли. Какие-то не¬
приятности могли последовать — это почти наверняка. Эн¬
циклопедии отбирали или покупали, если ты сам предлагал
их магазину (в этом случае не наказывали) и распределяли
по различным спецхранам, где к книгам допускали людей
лишь по особому разрешению (однако допускали тоже не ко
всем книгам; ко всем, пожалуй, никто допуска не имел:
мне приходилось убеждаться в этом при работе над книгой
'’Особый район Китая”, имея, казалось бы, самый разреши¬
тельный допуск).
Свою энциклопедию Гранат я приобрел в 1965 году у
бывшего секретаря ЦК ВКП(б) и члена ЦК КПСС П.К.По¬
номаренко. Хрущев посадил Пантелеймона Кондратьевича
на скудное для бывшего члена Президиума ЦК КПСС со¬
держание по старости. В 1943 году Пономаренко был удос¬
тоен звания генерал-лейтенанта, в 1942—1944 гг. руководил
Центральным штабом партизанского движения. Хрущев пи¬
тал острую неприязнь к Пономаренко, которую сам Панте¬
леймон Кондратьевич (за глаза мои домашние звали его
Пантюшей) объяснял тем, что он и Хрущев были первыми
секретарями союзных республик (соответственно — Бело¬
руссии и Украины). В Белоруссии партизанское движение
приняло характер вселенского пожара. С этим размахом не
шло ни в какое сравнение партизанское движение на Украи¬
не. Пантелеймон Кондратьевич i оваривал, что Хрущев
именно этого простить не мог. И впрямь, неприязнь Никиты
Сергеевича носила исключительно целеустремленный харак¬
тер. Назначения следуют по нисходящей: министр культуры
СССР, затем посол в Польше. Индии, Непале, Нидерландах,
наконец представитель СССР в МАГАТЭ, затем — в 1962-м
его отправили на пенсию. Надо сказать, Пономаренко вы¬
годно отличался от всех партийных работников. Владея
крупной библиотекой, собранной отчасти из книг, захвачен¬
ных при вступлении наших войск в Западную Украину и Бе¬
лоруссию (1939 год) — во Львове, в замках Потоцкого, Рад-
зивиллы, он был, однако, достаточно начитан, обладал цеп¬
534
Искупление
кой памятью, любознательностью, определенной демокра¬
тичностью.
Он рассказывал немало забавного о Брежневе. Ведь при
освоении целины хаживал в первых секретарях он, а Бреж¬
нев — во вторых. Ядовито усмехаясь, Пономаренко говорил
неторопливым баском (он отличался хорошим четким выго¬
вором): "Все искусство этого освоителя целины — в искус¬
стве вешать портреты. Не поверите. Юрий Петрович, не
успеет кто-то собраться к нам, а у него в кабинете уже со¬
ответствующая перестановка портретов. Нюх у Леонида
Ильича на подобные вещи был безошибочный..."
Пономаренко было больно, его отодвинули и забыли, а
вырвались вперед люди, которые крутились у него на побе¬
гушках.
Как правило, беседы мы вели на даче, в проеме забора:
здесь никто не слушал...
К прискорбью, вся эта библиотека исключительной цен¬
ности (там находились подлинные инкунабулы, редчайшие
из редчайших книг и собраний сочинений; шедевры искус¬
ства переплета!..) сгорела в сарае, куда была помещена из-за
ремонта самой дачи. Тысячи и тысячи томов!
При увольнении Хрущев посадил Пономаренко на три¬
ста рублей обычной генеральской пенсии (в те годы было
"триста"). К такой жизни Пантелеймон Кондратьевич реши¬
тельно не привык, да и просто существовать не мог, чахнул в
самом непосредственном значении этого слова. И посему
взялся полегоньку распродавать библиотеку. Именно тогда
Я купил энциклопедию Гранат и еще два-три десятка нужных
для работы книг.
Не могу не отметить еще одно обстоятельство: Понома¬
ренко неизменно сохранял глубокое и почтительное уваже¬
ние к Сталину. Что там ни товорилось о нем, что бы ни пи¬
салось он только щурил глаза и качал укоризненно голо¬
вой. Сталину был предан и считал его человеком исключи¬
тельных заслуг перед Россией. Впрочем, тогда говорили
только -- Советский Союз.
Примечательно отношение Брежнева к Пономаренко.
Бывший его подчиненный, прямо и во всем от него завися¬
щий. Брежнев не возвысил Пономаренко (а как Пантелей¬
мон Кондратьевич ждал этого!). Леонид Ильич не мог до¬
пустить. чтобы рядом находился человек умнее, да еще та¬
кой, который лицезрел все его "художества". Брежнев от¬
строил за государственный счет сгоревшую дачу Понома¬
ренко и водворил своего бывшего шефа туда. Так и закончил
свои дни Пантелеймон Кондратьевич.
Но вернемся к злоключениям энциклопедии Гранат с
535
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
крамольными дополнительными книгами к 41-му тому. Те¬
перь ее принимают, а как же, перестройка! Дыши во всю
грудь! Но что осталось от тиража — это уже вопрос другой.
Фамилии Шлихтер в том подробнейшем своде автобио¬
графий не обнаружилось. Оставалось обратиться к ’’Совет¬
ской исторической энциклопедии" — этому убогому дитя
цензуры и партийного самодурства. И вот последний том ее,
16-й, и дал разгадку:
Шлихтер Александр Григорьевич родился в 1868 году.
Член коммунистической партии с 1891 года (только с осно¬
воположником мог сравниться по стажу). И далее впе¬
чатляющий перечень высочайших партийных, советских,
научно-партийных должностей и званий, сплошной звездо¬
пад. Отошел в мир иной Шлихтер в декабре 1940-го. Нет, не
репрессирован, сам почил, семидесяти двух лет.
Супруга его — Лувищук Евгения Самойловна, 1869 года
рождения. Член все той же победоносной партии с 1892 года!
Это же не стаж, а сотрясение почвы, шаг Командора! Еще
партия не сложилась, а они уже состояли в ней и примерива¬
лись к России... Евгения Самойловна закончила университет
в Берне (потом всем запретили бывать не только в Берне, но
и в 100-километровой зоне государетвенной границы — а не¬
чего шастать, коли прикреплен к своему законному рабоче¬
му месту!). Евгения Самойловна мыкалась по царским ссыл-
каАм и эмиграциям с мужем, скончалась в декабре 1943-го —
в год великого перелома в войне против Гитлера.
Сергей Александрович — их сын. Нет, нельзя утверждать
эго категорически, однако для меня это несомненно. Тогда
все замыкается в естественный и неопровержимый вывод!
А иначе и быть не могло! Ведь революция утверждала
неравенство и несправедливость! Сын Шлихгера избежал
участи быть выброшенным из могилы, не за то ’’клали себя”
его родители. А тысячи других? Что ж поделать — пусть
гремят косточками в грузовиках. Ну вымели, как мусор... А
чему учил Ткачев? Народом надлежит кохмандовать, повеле¬
вать. Он себя и сознавать не способен. Им управляют.
Управляют единицы просвещенных, закаленных борцов, све¬
денные в партию или организацию единомышленников. Бе¬
жать людишкам туда, куда им велят, не отвертятся. Не по¬
бегут — карать!..
Та одинокая могила в старом кладбищенском парке, что
возле кинотеатра ’’Ленинград” (может, сбудется, и назовут
все же ’’Петербург”?), еще раз свидетельствует о полной
аморальности революции.
Есть сомнения? Сын революционеров — и такая ми-
536
Искупление
лесть: раненым привозят в тыловую Москву. Виданное ли
дело?..
Мы забываем - счет вело другое время. Это самое
классовое чувство, которое приведет к всеобщему озвере¬
нию, лишь неясным облаком витало впереди. Вспомним, в
царской армии в годы мировой войны врачом-офицером
служил родной брат Ленина, богоносца революции, —
Дмитрий Ильич.
Это они со своими партийными билетами и всей массой
"рядовых коммунистов" принесут пещерную ненависть к
окружающему миру и нетерпимость аж в самые наши дни,
отчего по русской земле черной смолой растечется одичание
(а все начнется "с заостренного чувства классовой ненавис¬
ти — святого чувства каждого трудового человека") и зама¬
жет, вытравит все живое.
И опрокинули Россию в бездну!
На апрельском пленуме ЦК ВКП(б) 1929 года Сталин
сказал:
"Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из
самых опасных форм сопротивления против развивающе¬
гося социализхма..."
Памятуя об отношении Главного Октябрьского Вождя к
интеллигенции, как к "говну-мозгу", данное замечание Ио¬
сифа Виссарионовича подтверждало недоверие к интелли¬
генции вообще, не только буржуазной. Интеллигенция
должна была опроститься до степени потери всех своих от¬
личительных особенностей; превратиться в справочник по
различного рода знаниям человечества — и только. И это
ленинизму в основном удалось.
Поначалу интеллигенции вырвали язык, потом - оско¬
пили волю, йогом — развращали страхом, пайками и ли¬
зоблюдством. А большее... большее и не понадобилось...
Из беседы с председателе^м КГБ Башкирии, опублико¬
ванной в уфимской газете "Ленинец":
"...Уместно сказать несколько слов, в чем разница между
нашими помощниками и стереотипно бытующим понятием
"стукач". Должен сразу сказать, что мы глубоко уважаем
тех, кто оказывает нам посильную помощь. За время своей
работы в органах КГБ в их числе я помню и академиков, и
докторов наук, и писателей, и журналистов... Готов покло¬
ниться им в пояс - это порядочные, честные, добросовест¬
ные люди..."
Вот они славные всходы!
21 августа 1990 года "Известия" перепечатали открове¬
537
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ния генерала КГБ под заголовком ”О славных стукачах за¬
молвили слово".
Это, конечно, не ода доносительству, до Державина тут
далеко, зато селекция налицо.
Есть жертвы, но есть и та множественность, которой и
селекция не нужна. Противоборствуют не только разные
взгляды на сущность бытия, но всегда еще и волки, и люди
внутри одного народа.
16 августа 1990 года народный депутат СССР N. убеж¬
денно и проникновенно объяснял в вечерней программе
’’Время”, как это противозаконно и непорядочно разрушать
памятники Ленину. Все верно: разрушать памятники — вар¬
варство. Но вспомните, что вы, большевики, творили после
Октября семнадцатого? Взрывали и уничтожали памятники
не только царям, но, скажем, и таким народным героям, как
монах Александр Пересвет1 и Родион Ослябя2(заводская по¬
стройка придавила их прах) или генерал Скобелев3. Я назвал
какую-то ничтожную часть оскверненных вами святынь.
Вы взрывали не только памятники, но и огромные хра¬
мы — достояние народа, часто возведенные на народные по¬
жертвования. Перечислять все уничтоженное вами, последо¬
вателями Ленина, не хватит и толстой книги. Но самое глав¬
ное, поистине каиново преступление — вы обессилели народ,
растлили и теперь бросили...
А ваши памятники?
В центре столицы, на Лубянке, подпирает небеса огром¬
ный памятник человеку, который не только уничтожал
памятники из металла и камня, но загнал в землю целые
пласты русского общества.
Уничтожать памятники — варварство, но вы, народный
депутат страны, говорили еще о созидательности учения,
способности этого великого революционного учения к раз¬
витию...
Вы не одиноки. Подобные рассказы звучали с трибуны
1 Пересвет - герой Куликовской битвы, монах Троице-Сергиева монас¬
тыря. до пострижения - боярин. 8 сентября 1380 года вступил в единобор¬
ство с татарским богатырем Темир-мурзой (Чслибесм). По преданию, они
сшиблись с такой силой, что оба пали мертвыми.
; Ослябя вместе с Пересветом сопровождал великого князя Дмитрия
Донского на Куликово ноле, где и принял участие в битве.
Скобелев Михаил Дмитриевич герой войны болгарского народа с
турками (1877 —1878). Обладал исключительной личной храбростью, солдаты
боготворили генерала. В бо?х всегда появлялся верхом на белом коне, за что
был прозван Белым Генералом. В Москве на народные пожертвования ему
был установлен памятник (сейчас на ею месте стоит памятник основателю
Москвы князю Юрию Долгорукому).
538
Искупление
учредительного Съезда Российской компартии, да еще с тре¬
бованием при помощи закона оградить память Ленина от
критики и т.п. Для вас это естественно: ибо он не человек, а
Божество, Непогрешимый, Апостол счастья людей и т.п.
И речь идет о человеке, который поставил на грань рас¬
пада великое Русское государство, который нанес по нему
удар такой силы — вопрос, выстоит ли оно еще, а если вы¬
стоит — каким будет...
И вы говорите о созидательности его учения... и не¬
смотря на потоки крови, которые уже льются... на пороге го¬
лода, новой Гражданской войны?
Вы говорите это о человеке, который в насилии видел бу¬
дущее человечества, который превратил людей в безгласные
существа и террором заменил совесть, честь и справедли¬
вость. Нет такой низости, к какой ни прибегали бы носители
этих идей. Это вы заразили народ страшной болезнью без¬
верия, безмерной усталостью, циничным равнодушием, вы¬
сосав из него все соки, унавозив миллионами безвременно
умерших свое счастье и благополучие.
Можно представить, что было бы с людьми, кто, как вы,
призвали бы к сохранению памятников культуры в годы,
когда вы держали народ за горло. А вы по-другому с ним и
не обходились. Вы все семьдесят лет только держали его за
горло и давали ему дышать ровно столько, сколько нужно,
чтобы лишь работать, с угра до ночи работать, ни о чем не
думая...
Вы пуще кары небесной страшились свободной независи¬
мой мысли — и это сотворил ваш Ленин. Это он научил вас
поклоняться одному богу — диктатуре, всемогуществу гене¬
ральных секретарей и их окружению, террору...
Это он, ваш богоносец революции, раз и навсегда зам¬
кнул уста огромному народу. И с тех пор десятилетиями
звучала только его речь, его брызжущее нетерпимостью к
свободной жизни слово. Вы любовно хранили изданные ва¬
ми пятьдесят пять томов той преступной программы, по ко¬
торой разрушалась Россия.
И вы говорите о созидательности, об искажении учения,
о непрочитанных страницах учения, о бессмертии дела
вождя...
Каменными истуканами этого величайшего диктатора в
истории нашего государства заполонили города и села Рос¬
сии. Все эти партийные памятники (не только ему) — огром¬
ный каменный горб на теле русского народа, огромное и
смертельное увечье народа, его тяжкая и так трудно, безмер¬
но трудно излечимая болезнь...
539
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Ненависть к бюрократии у нас особая. Она, так сказать,
от самих основ жизни. В ней, этой ненависти, прячется вся
боль и негодование народа, скорее даже презрение, за все
пережитое. И адресована эта ненависть бюрократии партий¬
ной — здесь счет за все: почти вековые глумления, обман и
принуждения. Именно партийную бюрократию подразуме¬
вают люди.
Мы, по существу, пребывали в рабском состоянии. По¬
ложение любого мало-мальски значительного бюрократа
давало нам это понять. А что значит рабское, бесправное
униженное состояние, как не растление человека. Рабство
растлевает — эта истина за тысячи лет истории человечества
нашла самые веские, убедительные доказательства и приме¬
ры.
У генсеков — от самого первого (и главного вождя в том
числе, хотя он генсеком не был) до откровенно глупого и во¬
роватого Брежнева — был один бог, один ’’родной отец”.
Это он возводит их в генсеки, это он удерживает их у власти
и превращает народ в покорную массу, это он дает возмож¬
ность едва ли не вековую нужду и тяготу жизни выдавать за
благо и болтать, болтать, обещая рай. И этот божище —
КПСС с ее насилием над обществом, то есть та догма, в ко¬
торой насилие провозглашается единственной справедли¬
востью, смыслом и содержанием бытия.
Все эти молотовы, вышинские, берии, кагановичи, бреж-
нсвы, андроповы... — других и не мог вырастить ленинизм.
Главное было — сила, насилие, это определяло ценность че¬
ловека (не ум и культура), его общественную и государствен¬
ную значимость. И взошли поколения шутов, иначе этих на¬
дутых марионеток при генсеках и назвать нельзя, но. само
собой, шутов и марионеток зловещих, кровавых. По их воле
и предначертаниям жизнь превратилась в боль, зло и надру¬
гательство.
Брежнева народ не хоронил — хоронили его партбюро-
краты и КГБ (на этом ордене подслушивателей. провокато¬
ров и лжецов главным образом и держалась его власть), а
народ просто свалил его в яму, как гнилое, отравленное
мясо...
Угробили непримиримостью, ложными, утопическими
путями движения в светлое завтра десятки и десятки мил¬
лионов. а теперь спокойно говорят: стоп, ошиблись, давайте
искать новые пути.
Ищите, но только без нас...
На насилии, зле нельзя и невозможно вырастить доб¬
ро — эго исключено.
540
Искупление
И теперь культуру (и даже быт) этого мира, беспощадно,
с проклятиями расколотого па ничтожные куски в семнадца¬
том, собираем по стеклышку.
После семидесяти с лишним лет издевательств, униже¬
ний, террора, торжества тупости, засилья бюрократии... со¬
бираем с прилежанием и грустью.
Та кровь, которая была пролита, та искривленная, испо¬
хабленная жизнь, которую мы получили взамен, заставляет
эго делать. Другого ничего не остается.
Вечная память тем, кто не смирился с моралью насилия
и благоразумия всех — и сгинул, растоптанный.
Память гем, кто вопреки унижениям, гонениям распря¬
мился.
И память тем, кто не принял догмы, обязательные для
выживания (пусть жизни даже не шибко благополучной, а
может, и вовсе не благополучной, но все же жизни!), и рух¬
нул: кто с дырой в черепе, кто от лагерных мук, кто от горя
и травли, гонений. Всегда правый народ.
Разве пулю в череп посылает непосредственно сам дикта¬
тор? Разве миллионы лживых газет и книг - только один
он — диктатор? Разве сам диктатор — эти толпы от гори¬
зонта до горизонта: одни слова, один шаг, одно пламя нена¬
висти?..
Вечная память тем, кто не пал на колени перед богопо-
добностыо авторитетов гениев и лег в могилу, кто шагнул в
небытие через муки одиночества, презрение, наветы, про¬
клятия — но шагнул, не дрогнул...
Вечная память вам, люди!
Вечная память чем, кто прошел через всеобщее отступни¬
чество, хрюканье дрессированной прессы, палачество, не за¬
маравшись и не оскотинясь... Прошел — и рухнул, отравлен¬
ный ядом самого воздуха и их слов, их выражений глаз и по¬
жатий рук... Всегда правый народ.
Вечная память тем, кто не принял их милостей, их сытос¬
ти, их гирлянд орденов и елейных словопочитаний — и об¬
рел братскую могилу, сровненную с землей: ни метки, ни да¬
же сбивчивого слова предания...
Могила братская... потому что там твои братья (ибо ис¬
тинные братья — это не братья по крови). Там те, кому нет
места на земле, — места среди уюта смирения и согласия на
любую жизнь (но жизнь, жить!), на любую цену за выжива¬
ние. Там, в земле, те, кому нет пристанища здесь: земля
огромна, а — нет, есть только гнет сырой земли на груди,
руках, веках...
Вечная и солнечная память вам, братья и сестры!..
541
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
В прах изошли ваши тела, однако слова правды, гордо¬
сти, чести, любви струятся с воздухом, и братья ваши (кому
еще надлежит лечь в братскую могилу) слышат вас.
Вас не столь уж мало — тех, кто перешагнул через чер¬
ные камни поголовного насилия, доносов, предательства и
всеядности. Всё завещанное вами слышим и видим...
И я послужу вам. Не много у меня сил и нет уже той
ярости к жизни, но я всегда с вами. Впрочем, нет, тело еще
сильное — меня хватит на хороший шаг, верьте!
С высокой колокольни ударю в тяжелый, неповоротли¬
вый колокол — в вашу память ударю. И густой рокот воз¬
вестит и разнесет по всей земле русской славу вам и нашу пе¬
чаль...
Не сбивайте с деревьев живые листья! Иссохнет древо
жизни. Сожжет вас пыль и зной. Не будет тени, даже нич¬
тожного уголка тени...
Шел год 1975-й — время нового расцвета деятельности
КГБ по удушению мысли и правды. В расплывчато-полных
чертах лица Андропова, его очках в тонкой золоченой опра¬
ве как бы оживала тень прошлого — Лаврентий Павлович
(сам Юрий Владимирович подмечал это сходство, надо по¬
лагать, тяготился; однако подшучивал — а что ж делать?..).
Андрей Дмитриевич Сахаров безуспешно пытается про¬
никнуть в зал суда, где разбирается дело Сергея Адамовича
Ковалева. Его ’’привлекли к ответственности” за хранение
экземпляра книги ’’Архипелаг ГУЛАГ” Солженицына.
Ковалева (в наши дни он народный депутат РСФСР) осу¬
дили на десять лет лагерей и три года ссылки. А Сахаров так
и не был допущен в зал. Впрочем, его самого ждали издева¬
тельства и пытки...
Все эти люди, кто выслеживал, подслушивал, доносил,
лжесвидетельствовал, угрожал, бил, и поныне в полном
здравии — при чинах, орденах, а то и с депутатскими значка¬
ми — занимают свои кабинеты. Никто и никогда не отвечает
у нас за преступления против прав и свободы человека, разве
только покойники...
Давеча я слушал выступление Ковалева по свободному
телевидению Ленинграда.
’’Оппозиции режиму не было, — говорил Ковалев. —
Оппозиция — это какая-то организация, это общая програм¬
ма, это деятельность с поддержкой заметной части обще¬
ства. Этого не было. Была нравственная несовместимость
отдельных людей с обществом — вот и все" (выделено
мной. — Ю.В.).
542
Искупление
А такие люди тоже опасны. Опасны самим фактом свое¬
го существования.
Эту нравственную несовместимость со средой точнее
всего выразила Марина Цветаева:
В бедламе нелюдей
Отказываюсь — быть.
С волками площадей
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь — плыть
Вниз, по теченью спин...
Кончали самоубийствами, гибли от болезней, порожден¬
ных невозможностью так жить; гибли, исторгнутые самой
средой (а это, по существу, все общество) как нечто чужерод¬
ное, в ’’психушках", лагерях и под пулями в подвалах
тюрем...
Чекисты вправляли эти вывихи в сознании людей. Им
это поручено. Ох как они еще понадобятся в будущем на
этом именно поприще!
Инакомыслие и не могло, и не способно было обрести
форму организованного сопротивления. Ближе всего оно
стояло к мученичеству...
Убийцы и мародеры.
Ничто другое не способно вмешаться в ход истории, из¬
меняя его, кроме того, что уже заложено в ней, содержится.
Наше настоящее обусловлено нашим прошлым — именно
так.
Никогда к рычагам власти в великом государстве не
смогли бы пройти люди наподобие генеральных и первых
секретарей — не будь РКП(б)—КПСС с ее ленинскими дог¬
мами. Полуобразованные, кроме Ленина, полуграмотные, с
узким пониманием национальных и общественных интере¬
сов, жестокие, развращенные вседозволенностью, не под¬
дающиеся в силу диктаторского положения никакому кон¬
тролю — огромная могильная плита на теле России, ни
глотка свежего воздуха, ни слова правды, ни одного вольно¬
го шага...
Сталин закинул сеть: зачем ему одному марать руки
(казнить, пытать, морить в лагерях, подслушивать, судить,
травить и насиловать), а ежели народ попробовать приспо¬
собить?..
И попробовал.
А народ отозвался.
На сотни тысяч, миллионы надел шинели надзирателей и
543
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
карателей. Да разве хватило бы рук у алмазного повелителя,
чтобы проводить слежку, подслушивания, • арестовывать,
гноить на допросах, казнить, держать в лагерях десятки
миллионов несчастных? Такое дело можно проворачивать
лишь всем миром.
Народ отозвался. Миллионами пошли доносы — не
ошибся Сталин.
Доносили не только тоннами анонимок. В открытую на¬
зывали "врагов” — кого надо стрелять или сживать со свету
в лагерях. Тут очень сгодились партийные собрания и вооб¬
ще коммунистическая сознательность.
Разные митинги тоже не обманывали вождя, без переры¬
ва выдавали новые имена. На густой крови работали махо¬
вики "женевского” механизма.
И не случайно гибла старая культура. Ленинизм наса¬
ждал свою — огненными гвоздями засаживал в лоб каждо¬
му.
Но это несколько неправильно, будто народ несчастен,
его бросают, уходят в эмиграцию лучшие умы (так, в одном
только 1990 году выехали из России семьдесят тысяч ученых,
а сколько — в Гражданскую войну и первые годы советской
власти!). Не они бросают народ, эти лучшие умы, а, наобо¬
рот, народ дает силу бюрократии, КПСС и прочим темнььм
силам, так что гнет этих сил, условия жизни становятся непе¬
реносимы.
Ничто невозможно без народа — это наиглавнейший
постулат любой политики. Именно это имел в виду Варлам
Шаламов, когда говорил о том, что случилось после
октябрьского переворота: народ очень виноват перед своим
священством и интеллигенцией. Виноват за глумления и на¬
силия.
Сытость определяет позицию и действие масс людей.
Пусть сгорит синим пламенем эта самая свобода, испепе¬
лится и рассыплется на угли — отоварь мою сытость, а пос¬
ле — делай что угодно, надо — и пособим.
В России высшая добродетель — покорность, молитвен-
ность, смирение. И вкупе с ними — ерническая, жуткая по
своему всеобъемлющему смыслу присказка: откинешь
стыд — и будешь сыт!
Двадцать лет назад Солженицын дал академическое ис¬
следование пыток и вообще палачества Сталина (опыты по¬
добных исследований имели место и до этого, но Солжени¬
цын получил исключительно широкую печать) — это не по¬
шевелило народ, хотя уже существовало и развитое инако¬
мыслие. Но радио, телевидение, газеты — этого достаточно,
чтобы клеймить по наущению и по искренним порывам ду¬
544
Искупление
ши, ненавидеть в указанных направлениях, оплевывать или
не обращать внимания: а какое мне дело — пусть все пере¬
дохнут...
Солженицына выслали, а общество продолжало погру¬
жаться в пьянство, тихое воровство, пока не последовала ко¬
манда ’’прозревать” — и принялись прозревать.
Здесь цена всему.
Не порыв, не ненависть к угнетателям, не боль за пору¬
ганную землю, а команда сверху и ее дружное исполнение...
Это ли не покоренная земля?..
Неужели люди не способны понять, что за сила они? Не¬
ужели непонятно, что народ все может?! Неужели непонят¬
но: все было дозволенным, потому что народ это допускал.
Неужели непонятно, что так будет всегда, потому что народ
по-другому не хочет?..
Народ был и остается господином своей судьбы. Что бы
с ним ни творили, как бы ни обманывали — в конечном ито¬
ге он определяет все. И о своем прошлом он знает теперь по¬
чти все. Нет неведения.
Будущее себе выбирает народ.
И в храмах отмаливает свою тяжкую судьбу... тоже на¬
род.
И если столько жуткой, кровавой несправедливости в его
судьбе — в этом тоже его воля, народа...
Может быть, поэтому на Руси так поражающе много
храмов, церквушек, часовенок?.. Надо же у кого-то просить
заступничества или замаливать грехи. И такие стены возве¬
ли, и такую жизнь устроили, что кроме как в церкви, некому
и негде сказать простые человеческие слова...
Так зачем устраивать такую жизнь?!
Народ — Богоносец, народ — хозяин своей судьбы...
Русские песни...
Извела меня кручина,
Подколодная змея...
Догорай, гори, моя лучина,
Догорю с тобой и я.
* * *
Я и лошадь, я и бык,
Я и баба, и мужик...
* * *
Уйм ись, ду шен ька,
Уймись, рученька,
Сломись, веточка,
Умри, деточка...
18 91
545
Ю.П Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
И сколько же еще таких и много горше!
Какую надо иметь историю, чтобы сложить такие пес¬
ни?..
Из какого же темного рабства, кнутового бесправия и ве¬
ковой нужды глянули на нас эти песни!
И какой же грех людей такой судьбы подтолкнуть, а пос¬
ле принудить к несравненно более тяжким и жутким испыта¬
ниям, которые уже и судьбою наречь нельзя. Одна погибель
и мука.
’’Тюрьма — исстари неотъемлемый элемент русского
быта и русской культуры, — пишет в своем справочнике
Жак Росси. — Она отражена в творчестве крупнейших рус¬
ских писателей прошлого и настоящего. Россия не един¬
ственная страна, где виднейших мыслителей и писателей не¬
пременно бросают за решетки. Но она единственная, где в
течение столетий, невзирая на войны и революционные пере¬
мены, это последовательно продолжается и поныне, в век
спутников. Советский Союз немыслим без тюрем, лагерей,
цензуры...”
Сталину по нутру было единообразие - это черта натур
неразвитых, деспотических. Он всю Россию обрядил в фор¬
му, в ней щеголяли даже работники сберкасс. Мундир, пого¬
ны, ’’фрунт” это грело Чижикова. Он умел ставить спек¬
такли доброты и ласки. Он, презирающий людей...
Он накручивает патефон и слушает грамзаписи, а на
круглых наклейках пишет ’’народная” или ”ненародная”.
Так определяется судьба композитора и музыки. В общем,
досуга нет есть неусыпный надзор.
Он стравливает людей, особенно же любит их напаивать.
Пьяные несдержанны, он узнает, что они думают, а глав¬
ное — надежны ли. Его попойки принимают унизительно¬
хамский характер. От необходимости пить, и пить много, не
избавлен никто. Этот прием появился не сразу, а после
ознакомления малограмотного диктатора с историей цар¬
ствования Петра Первого.
Когда ненавидят и враждуют, на поверхность всплывает
всё тайное и сокровенное, как раз то, что ему нужно.
Вкусы, его привычки, политические наставления (их
нельзя назвать ни теорией, ни философией это именно
наставления: ближе всего они к воинским уставам) въеда¬
ются в души сотен миллионов людей, обращаются в есте¬
ство повседневных отношений. В него исступленно верят,
ему поклоняются, за него размозжат голову любому, даже
546
Искупление
младенцу. Вера эта рождает миллионы подобных ему, мо¬
жно говорить, что миллионы отражений гениального вождя
несметным количеством осколков рассеяны по Руси.
На его долю выпала кроваво-страшная работа, первыми
подручными в которой оказались ВЧК—МГБ. Их нынеш¬
ний заместитель КГБ — все та же тайная служба по укроще¬
нию людей во имя власти генсеков и их приближенных, сгус¬
ток зла и преступности1.
После смерти Сталина наступил период выученности
(относительно мирный). Более или менее все будут пред¬
ставлять, что и как делается, то есть считать принуждение,
за которым сразу пропасть, обрыв, тюрьма (а это почти то
же самое, что казнь), здоровым состоянием общества. А это
как раз то, к чему стремился террор, — сделать всех одного
цвета, одной выученности, одной политической надежности.
В таком обществе из-за страха подавления, напора крова¬
вой дрессировки исключены нормальные чувства, прежде
всего — недовольство. Эти чувства становятся просто не¬
возможными. Общество же одобряет любые действия пра¬
вительства. Не потому что оно народное, их правительство,
а потому что общество выучено на одобрение. С детского
сада, с октябрятских собраний его приучают всегда всё
одобрять
Этот режим, трупно выдрессировав всех, может себе по¬
зволить властвовать без крови и массовых гонений, и вла¬
ствовать, ведя войну уже с какой-то горсткой инакомысля¬
щих.
Страх правит миром — на этом стояла власть КПСС и
ее вождей.
Однако события после 1985 года доказали террор вку¬
пе с ленинским идеологическим террором сам по себе не спо¬
собен обеспечить покорность общества, его рабскую устой¬
чивость, даже не рабскую (рабы все же восставали), а скот¬
скую, ведь именно к этому состоянию вели все этапно-мо¬
гильные меры по замирению народа. Оказалось, существует
нечто, это нечто выше страха и даже умственной отрав¬
ленности. это сытость, или оюлодание. Получается зако.т-
Было бы чисIой нелепостью cmnaib. чю все без исключения работники
КГБ связаны с npeci хиной деятельное! ью нро!ив народа. Однако же сама ра¬
бота в (аком учреждении, безмерно кровавая история этой кшной службы, ее
о! ромная. неизбывная вина перед народом не может не вызывать у полей
определенных чхветв. Исюрия навечно выжита позорное ктеймо па фи тионо¬
мии 31 ой ыубоко законспирированной, бсскон! рольной и безнравеч венной
ортанизании из нескольких миллионов сотрудников, опирающихся на целый
океан доносителей, юбровольных и ii.iaiHHX.
18'
547
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
дованно-неразрывный круг. Чтобы общество было надежно¬
покорным, следует его терроризировать, превратить в ра¬
бов-животных. но такой ?иетод хозяйствования не может
обеспечить пропитанием и сносным существованием эти са¬
мые массы рабочих муравьев. Стало быть, такой труд оглу¬
пленных людей, сведенных на покорность, не может быть
эффективен; от него надо отказываться, ибо общество уже
пробуждается к мысли, пусть поначалу искривленной, урод¬
ливой, но мысли, которая уже живет самостоятельно, тут
КГБ бессилен всех затоптать. Может — очень многих, но
всех... не получается, пробовали...
Так начинает выступать самостоятельной величиной сы¬
тость, или, если угодно, степень оголодания.
Напрасно столько толкуют сейчас о Боге, религии, вере,
добре. Всё это призраки, всё это несуществующие материи:
будет сытость, ляжет хоть какое-то довольство в жизнь — и
все эти духовные сущности потеряют свою значимость, от¬
ступят. Люди вновь предадутся жизни, в которой главное —
инстинкты и эгоизм.
Доказательство в самой Октябрьской революции. Никто
не мешал служить Богу и слышать его, верить, религия пре¬
подавалась даже в школах, а люди в какие-то месяцы забы¬
ли о Боге и всех заповедях и растоптали самое понятие о
Добре и справедливости. Народ вооружился длинными но¬
жами, и рекахми полилась черная кровь. А ведь этому взрыву
ярости, дикости предшествовало тысячелетие веры.
Значит, это была не вера.
Значит, всегда существует и есть нечто более важное, чем
вера.
Что же?
Это — инстинкты самосохранения и сытости. Во всей
многоликости этого понятия. Значит, мы должны с печалью
отметить, что религия не смогла преодолеть животное в
людях.
Это означает одно: вера никогда не являлась верой и не
проникала глубже телесной оболочки.
Следовательно, изъяны в самой вере?
Вряд ли.
Даже совсем нет.
А в чем?
В огосударствлении религии, превращении ее в неспра¬
ведливость, в то же насилие — только в этом.
И сейчас религия снова пошла той же дорогой. Она
является частью государственной структуры, независимо от
того, кому собирается служить: правым или левым, ибо она
только по заявлениям вне политики и служит Высшему.
548
Искупление
Высшему она возглашает молитвы, а служит — земному. И
поэт ому снова закладывается взрывчат ый материал, обозна¬
чается вероятность, а скорее даже неизбежность новых по¬
трясений. Ибо религия служит не вере, не душе, не состоя¬
нию чад своих, а государству, политике, хотя связи эти на
беглый взгляд отсутствуют.
Именно в этом еще одна из причин, почему люди в сем¬
надцатом году отвернулись от веры, дали большевикам воз¬
можность делать свое дело.
Вера должна растить душу, давая победу над инстинкта¬
ми, над стихийным, животным, кроваво-подлым и двулич¬
ным.
Ибо противно Богу (а лично для меня Бог — это сино¬
ним Добра) убийство, доносительство, служба в каратель¬
ных органах, зависть, которая бросает нас в омут междо¬
усобной борьбы. Бог (или Добро) — это слияние с миром,
это величайшее наслаждение от счастья дышать и видеть
солнце, но никогда — нажива, стяжательство, длинные ножи
для доказательства правоты.
И пока в людях будут бушевать губительные инстинкты,
ставящие его по жестокости, коварству впереди любого жи¬
вотного, никакой мир Добра невозможен. И вот в этой рабо¬
те по преодолению животного в нас, в помощи слабым ду¬
хом, в помощи обретения света души — и есть настоящая
задача церкви, имеющая нетленное будущее. Всякое другое
поведение — обман людей и скатывание к одному из обыч¬
ных учреждений по причинению боли людям...
И никакие молитвы не способны здесь что-либо испра¬
вить.
Вся пастырская деятельность церкви должна иметь дру¬
гой характер. И в этом смысле новое сращение церкви с го¬
сударством или, наоборот, попытка ее самой играть госу¬
дарственную роль губительны для народа, это путь в нику¬
да...
Фридриху Энгельсу принадлежит высказывание:
’’...Россию нельзя победить извне, в нее нужно внедрить
учение”.
Презрение Энгельса к славянам можно сравнить лишь с
высказываниями крайних ненавистников.
Что ж, мы приняли в себя яд такого учения. Теперь мы
должны исторгнуть его из себя, должны стать тем народом,
которым были и будем — россиянами. Не куклами и шута¬
ми в руках проповедников разных учений — самостоятель¬
ной, сознающей себя силой. Прошлое, теперь жестокая
549
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕС7
борьба воскрешают нас для... жизни. Той жизни, которая у
нас была отнята почти целый век...
Нет, мы будем уже не те. Переболев, мы станем други¬
ми, мы будем все теми же россиянами, однако с нами будут
зрелость и мудрость великого испытания, искуса, посланно¬
го судьбой для того, чтобы мы стали другими, выжгли из
себя много чувств и стремлений, которые лишали нас зре¬
лости и достойной жизни.
Душный июльский день. После тренировки вообще не
напиться. С мыслью о воде и гоню свою ’’Волгу”.
Этого человека я заметил еще издали. Он поднимал ру¬
ку, но машины не останавливались. Я затормозил. Открыл
дверцу. На мгновение глаза его расширились от удивления.
Он был в рваных, запачканных цементным раствором шта¬
нах. Такая же куртка на голое тело. Опытным взглядом
спортсмена я сразу схватил могучую ширококостную кре¬
пость этого человека, только чрезмерно иссушенную: широ¬
кие ребра по груди, запавший живот. Лицо по-славянски
кругловатое, глаза голубые, губы обветренные. Светлые во¬
лосы всклокочены.
Я спросил:
— Куда вам?
— До первой бетонки, где поворот на Радищеве.
Окна были открыты, гудел ветер, шоссе было почти сво¬
бодно. Видно было, что он хочет что-то сказать, но мнется,
не решается. У меня от многотонных нагрузок руки были в
подошвах мозолей, заскорузлых в десятилетии тренировок.
Но руки этого человека не шли в сравнение с моими: кисти
были просто огромны, от тяжкого труда сызмальства.
— Здесь? — спросил я, притормаживая. Он кивнул, не¬
умело тыкаясь в ручки. Открыл дверцу, неловко вылез, по¬
том вдруг наклонился ко мне (большое лицо) и сказал:
— Послушай, начальник (я сидел огромный от трениро¬
вок, широкоплечий, в капитанском мундире... холеный...), я
полвойны отмахал с автоматом, другую половину отмаялся
в плену. Тех, кто работал, — кормили, даже не били.
Ведь мы работали! А за это не бьют. Ты понял? Не бу¬
дем мы больше за вас воевать! Не заставите!..
До сих пор у меня в глазах стоит его лицо. Прямое солн¬
це, от которого было все белым вокруг. Эти обветренные
губы, голубые глаза, глубоко провалившиеся под лоб .
Koi да лет двадцать назад я выводил на бумаге подобные слова, мне
было очень не по себе. Я долю учился писать без внутренней цензуры. И
впрямь, вдруг увидят чужие глаза все это! Дни и ночи но ощущение угрозы
550
Искупление
Разве только условия жизни делают ее тяжкой, порой не¬
выносимой ношей?
Л злоба, которая загоняет людей в больницы и застав¬
ляет затягивать петлю у себя на шее? А грязные сплетни? А
беспричинная грубость - рана в душе, которую наносят
просто так... и уходят, не замечая и не помня... А ложь, за¬
висть?..
Какие партии, учения, революции, пророки это умерят,
смоют?..
Я всегда помню: эти люди распяли Христа.
Распяли — и каждое мгновение с тех пор травят, пре¬
даю!, мучают...
Выживает, кто умеет наступать на горло, кто умеет тер¬
петь, кто задубел в невежестве и тупости, кто рычит на
собственное отражение в зеркале.
А разве это человеческое? И после — это люди? И это
жизнь?!
Жить так?!
Бог...
Не следует прятаться за Бога и ждать его милостей и
благодати.
Бога надо нести в душе, а не молиться на него в храмах.
Богу надо смотреть в глаза, а не прятать их в поклонах и
за крестным знамением...
Ленин не дал благодати, отступим снова за Бога? Он
(Бог) не выдаст.
А люди, люди когда?!
Пишу эти строки четвертого сентября (1990 года. —
Ред.). Нет книге издателя — и не могу от нее оторваться,
задвинуть ее: слова сами складываются...
Плачет, плачет за окнами дождь. Скатываются, сры¬
ваются прозрачные слезы по пустоте стекол. Сыпью сты¬
нут неподвижные белые капли на белом стекле.
Ровно шумит дождь. И вроде бы слабо, робко, а гул ма¬
шин и голоса не заглушают. Расплещут лужу машины — и
опять тихое всхлипыванье дождя.
расправы и чувство совершенной беспомощности. Но дела!ь надо, и бьешь на
машинке строку за строкой...
И где бы ни был. в памяти держишь: в доме никою нет. а рукопись на
столе, одна...
В доме пико! о!
И ни на мгновение, никогда об эюм не забываешь, даже во сне...
Трудно жить в стране, где убийц не наказывают. Где творят беззако¬
ния н зовм к гражданскому со! ласию.
551
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Плачет Русь...
Все норовит отступить за Бога.
Нет у нее сил, пусть Бог принимает все боли и муки...
Плачет и стонет Русь...
В пору моей молодости я думал: зло в мире оттого, что
люди не знают правды. Мне казалось, люди узнают правду
и зло рухнет. Люди выйдут на улицу — и этот режим зла
распадется, все отвернутся от него. Он станет невозмож
ным... В 70-х, уже немолодым, я все сохранял ту же наивную
веру. В приемнике я слышал слова писателей из эмиграции,
порой главы запрещенных книг — подлинные откровения.
Я думаю всё так же: люди узнают, что было и как их об¬
манывают, — и не будет зла. Как только узнают, что было в
прошлом, как стало возможным это гнилое и позорное нас¬
тоящее, они сметут зло. Все дело в том, что правда глубоко
замурована — так думал я.
Я очень хорошо представлял, как каждый из десятков
миллионов расстрелянных, замученных, оболганных верил,
что, когда узнают правду о его и их муках, то люди непре¬
менно призовут к ответу насильников, добьются изменения
жизни; не будет страха, произвола, глумления над истиной.
Сколько же заслонов на пути страха — государственная
граница с их доскональной проверкой любой бумажки, каж¬
дой нитки; ’’глушилки”, покрывающие все зарубежные голо¬
са, вещающие на русском; жесточайшая цензура, агенты
КГБ среди нас... Страх перед правдой поражал и в то же
время придавливал. Казалось, не дано простому смертному
преодолеть пути к ней.
’’Пала бы эта система сокрытия правды, — думал я, — и
тогда режим, партия, ее вожди обречены. Они потеряют
всякое уважение народа, а партия просто развалится — ведь
она опора зла...”
Так я думал.
Убийцы и мародеры.
Все верно, друзья.
”...Но я хочу тебя предостеречь — не старайся загляды¬
вать очень уж пристально к ним в души, не то тебя стош¬
нит”.
И мы, разглядев, отвернемся, забудем их, не то нас будет
тошнить весь последующий путь. Поищем свет в душах, рас¬
пустим судорогу ненависти, отречемся от зла...
Сейчас народ (и что примечательно -- интеллигенция)
обращается к Богу за спасением. Но это обращение не даст
552
Искупление
избавления от бед и нужд. Вера в своей основе имеет нечто
другое — она по своей сути должна исключать возникнове¬
ние зла, то есть всего того, что происходит сейчас с нами на
государственном уровне: боль, страдания, бесчестие, позор...
Не избавит Бог от этой чаши, заставит всех испить, и верую¬
щих и неверующих, но центральное в этом процессе — про¬
трезвление, то есть организация жизни на иных началах.
И тогда вопрос: способна ли эта вера преобразовать об¬
щество, не впадали ли христианские государства в худшие из
зол - терзали, мучали, травили людей?..
Тогда какой смысл в нашем обращении? Что несет вера?
Это очевидно: Божья воля — в каждом из нас. Следова¬
тельно, нужно лишь уметь прочесть ее. А ее не всегда дают
прочесть, чаще всего вовсе не дают, волю Божию разом тол-
куе г множество посредников между Создателем и людьми.
Посредники эти, тужась разгадать волю Всевышнего,
вносят в объяснения чрезвычайно много своего. Так что мы
и не можем ведать, в чем же, собственно, воля Божья.
И вообще, разве могут быть посредники между Богом и
человеком? Да простит мне Создатель богохульство, это все
равно, что иметь посредников между женой и мужем, когда
их соединяет страсть.
В чтении воли Божьей не может быть посредников. Мы
звеним чужим звоном, словно пустой чугунок на плетне под
ветром...
Но даже если мы читаем, познаем волю Божью, какими
мы становимся, почему зло всё с таким же успехом шествует
по земле?..
Почти две тысячи лет люди исповедуют заповеди Хрис¬
та, а в нравственном устройстве жизни не продвинулись ни
на шаг.
В развитии законов люди сделали большой шаг. Что же
касается нравственного устройства жизни — в людях
по-прежнему так мало от Бога!..
Что же это: лишь только ослабевает действие закона,
становится возможным избежать кары — и люди упо¬
добляются зверям. Людей людьми делает холодное, жест¬
кое, бессердечное — законы. Без законов люди хуже чудо¬
вищ. Сними действие законов - — и сообщества людей по¬
грузятся в мрак и тьму.
За две тысячи лет человечество не совершило прогресса в
нравственном, совершили подвиги лишь отдельные лично¬
сти.
Люди воруют, травят друг друга, подводят друг друга к
самоубийствам, подвергают страданиям, боли... Ведь как
просто — ничего не было бы — ни болезней, ни мук, ни ну¬
553
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жды и тяжкой ноши жизни, если бы не люди: именно они
взваливаю! это на каждого. Живи люди по заповедям Хрис¬
та — разом исчезли бы суд, множество болезней, нищета,
предательство и тяжкая ноша жизни, от которой порой хо¬
чется лечь на землю и не шевелиться, заснуть навечно.
Нет прогресса в нравственном, хотя люди утыкали
землю сотнями тысяч храмов, завалили прилавки библиями
и великим множеством священных книг.
Только люди — источники зла. Пока они не преобра¬
зуют себя — бессмысленны любые социальные преобразова¬
ния. В каждом будет таиться зверь, и чуть только жизнь даст
сбой, придавит нуждой, риском гибели - все звериное вы¬
плеснется и общество превратится в скопище антилюдей.
Жизнь делают тяжкой ношей только люди.
И, наверное, есть великий символ в том страшном дея¬
нии, которое на их совести: ведь это они, люди, предали
Христа, а другие смолчали, не закрыли его своими телами,
позволили пытать и убить.
И в этом весь приговор человечеству. Не будет нрав¬
ственным это общество. Общество людей вообще. Нравы
могут смягчаться при изобилии, но это будет означать лишь
только то, что зверь в человеке дремлет, не ушел, а дремлет.
Доказательства такому взгляду на историю людей дают две
тысячи лет христианства. Христианство — лишь прекрасная
мечта. Ею и останется.
Человек сложен из двух половин: разума и звериных инс¬
тинктов. Он — существо ума, разумное существо, и в то же
время он — животное со всем набором звериных инстинктов
(инстинкты самосохранения, размножения... из которых про¬
израстает весь букет зла). В человеке вечное борение между
животным и человеком. Горе в том, что подавляющее коли¬
чество людей всегда стоит ближе к животному. Доказатель¬
ством тому — государство. Будь иначе, государство потеря¬
ло бы свой смысл, зачем, кого устрашать и подавлять?.. Две
тысячи лет христианства дают возможность прочесть буду¬
щее человечества.
Оно может существовать лишь в крепком государстве,
укрощенное строгими законами. В противном случае люди
начинают поедать друг друга...
И чаша Октября — это дикий, вселенский шабаш зла,
взрыв всего животного в людях, одичание душ, отрава...
Кризис последних лет...
Кончина Брежнева, крутой поворот Горбачева — страна
аж вся накренилась, Андрей Сахаров...
554
Искупление
Разве
в этакое время
слово "демократ"
набредет
какой головке дурьей?!
Чернота неизвестного.
Беда всего этого напряженного состояния страны заклю¬
чается в том, что никто не думает о простых людях. И они
чувствуют, что они брошены.
Слова, слова, а жизнь надрывнее и, кажется, уже нет сил
жить...
И вулкан обиды, боли, негодования все время готов из¬
рыгнуть лаву народного гнева. И эта лава уже испепелит
всё...
Политики, которые предают народ...
Речи, слова, за которыми пустота, вообще ничто.
Сауны, деньги, кооперативы, хапуги в чинах и без чи¬
нов... Воронье.
И хищничество, одно нескончаемое хищничество в Рос¬
сии и над Россией.
А народ это чувствует. Не все знает, но чувствует: он ни¬
кому не нужен, его предают, им торгуют.
Идет огромный торг. До России никому нет дела, почти
никому...
Разного рода спасители Отечества лозунгами всех сво¬
бод и благ прикрывают свою алчность, свой порыв к славе,
должностям...
А до России никому нет дела. Ни слева, ни справа — ни
души, ни любви: один холмик над могилой Сахарова. Везде
один расчет, одно честолюбие, голая игра, выгода...
И Россия... — народ; чем беднее, проще - тем забро¬
шенней, всегда добыча и жертва больших и малых кровосо¬
сов ’’слева" и "справа".
Один грабеж, одна подлость.
И народ, обобранный, нищий, всё еще ждущий добра,
всё еще верящий, пока верящий...
"Уважаемый Анатолий Иванович1, я вынужден к Вам
обратиться по несколько необычному поводу.
Мы с Вами люди разных политических убеждений: я от¬
рицаю ленинизм. Вы -• исповедуете и преданно ему служи¬
те. Однако и Вы. и я преследуем одну цель: добиться достой¬
1 Лукьянов А И Председатель Верховною Совета СССР в
ЮКЧ 1901 и
555
Ю.П. В.тсов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ной жизни для народа. Именно пол ому я стал народным де¬
путатом СССР, Вы - Председателем Верховного Совета
СССР. Вы отстаиваете свои убеждения, я — свои.
Вполне естественно, я, как писатель, следую своим прин¬
ципам и в своих литературных работах. Я выступаю со
статьями, очерками, художественными произведениями, в
которых отстаиваю и развиваю идеи, которые считаю демо¬
кратическими и которые составляют цель и смысл моей жиз¬
ни уже десятилетия.
Между тем миром, к которому принадлежите Вы. и тем,
несравненно более малым миром, к которому принадлежу я,
развернулась настоящая борьба. Это борьба неравная, ибо
не на нашей стороне вся мощь государственного аппарата, в
том числе тайных служб (так и хочется сказать ’’каратель¬
ных").
Я отлично знаю, в каком мире вырос и живу. И всё же,
главным принципом моей работы и жизни было следование
правде, исторической точности. Всё, что я печатаю, если это
публицистика, всегда соответствует фактам и соответствен¬
но документировано.
Как бы ни был неприемлем для меня политический
строй, который установился после 1917 года, я считал невоз-
хможным ради достижения политических целей, завоевания
популярности и т.д. обращение к подлогам, клевете и вооб¬
ще любой нечистоплотности. Я следовал этому строго и не¬
укоснительно. Но жизнь поставила меня в необычное и
очень неприятное положение. С тех пор как в предвыборной
кампании я выступил с осуждением КПСС и КГБ, вмеша¬
тельство госбезопасности в мою личную жизнь обрело
всеобъемлющий и самый бесцеремонный характер, времена¬
ми — откровенно наглый. Это выражается во многом.
1. Мой дом постоянно посещается работниками КГБ.
Было множество случаев убедиться: ’’посетители” всегда ос¬
тавляли следы.
2. Предметом досмотра явился и мой литературный ар¬
хив.
В результате оказались похищены дневники за последние
четыре года (три толстые тетради). Это не только личные
записи, но и основа будущих литературных работ, то есть,
образно говоря, мой хлеб. Кроме того, унесены путевые
дневники и отдельные книги из библиотеки, в том числе и по
истории ВЧК М.Лациса.
3. Бесследно исчез ряд документов, фотографий и семей¬
ных реликвий.
Горше всего пропажа дневников. Это ведь не только до¬
кумент. Это сугубо личные записи. В них интимные чувства.
556
Искупление
мысли, переживания. Всё, что есть сокровенная тайна жизни
каждого человека. Тайна неприкосновенная и чрезвычайно
дорогая для каждого из нас.
Невыносимо больно знать, что их листают чужие руки, и
эти р>ки опекает закон. И вот за такие действия обеспечи¬
вает сытой зарплатой.
4. В течение двух поездок за границу я лечил легкие. На¬
до сказать, что до 1988 года я легкие не лечил никогда. Бе¬
седуя с врачами, к которым я вынужден обратиться на Запа¬
де, не доверяя нашей медицине, как Вы теперь догадывае¬
тесь, по вполне понятным причинам, я понял: болезнь при¬
няла упорный хронический характер из-за вмешательства
извне. Поведение организма при моей превосходной трени¬
рованности (особенно в последние годы) не находило логи¬
ческого объяснения. Консультации врачей, снимки и полное
обследование за границей убеждают, что это результат вме¬
шательства со стороны с определенными целями. Да мы и в
самом деле беззащитны... В квартиру проникают, когда
хотят. Берут всё, что заблагорассудится. Несут в дом всё что
угодно. Поле для преступной деятельности необозримое,
тем более оно под охраной закона.
5. Перехват почты, получение вскрытых конвертов без
важных документов, безобразное подслушивание телефон¬
ных разговоров и прямое вмешательство в них — всё это
стало практикой жизни и творится каждый день и час.
В некоторые моменты очевидна прямая слежка, столь
плотная, что может вести к столкновению, на которое, види¬
мо, и рассчитывают чекисты.
Не буду писать о шантаже по телефону и в письмах, ко¬
торый составляет естественный фон моей жизни.
Я мог бы еще долго продолжать перечень ’’художеств”
’’щита и меча” нашего социалистического государства. До¬
бавлю лишь, что всё это не случайно. Сверху, от высшего
руководства, внушается обществу мысль о том, что люди
иных политических взглядов — это безусловные враги и пре¬
датели. С ними не только можно, но и нужно делать всё из
максимально возможного сейчас. Это всё согласно ленин¬
скому постулату: этично всё, что служит революции. В дан¬
ном случае — удержанию власти. КГБ сплошь и рядом пре¬
ступает законы, цинично прячась за принцип: ”не пойман —
не вор”, преданно служа не народу, не всему обществу, а
лишь верхушке КПСС и президентской власти.
Я отлично понимаю: все, о чем здесь пишу, с точки зре¬
ния доказуемости — пустое место. Именно это и составляет
силу КГБ. Все свои дела они исполняют без свидетелей, и
любое обвинение сразу же рикошетирует (так у автора. —
557
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Ред.) в обвинителя. Чтобы не слыть лгуном или человеком с
больным воображением, приходится молчать. И, в общем, я
молчал, отвечая лишь тогда, когда давление со стороны
КГБ становилось совершенно нетерпимым. И всё же я избе¬
гал прямой борьбы с действиями госбезопасности против
меня, относя всё это к чьей-то излишней ретивости. Хотя
против народного депутата СССР такие действия не могут
осуществляться без разрешения высшего руководства стра¬
ны. Так оно происходит и в самом деле. Никакой ’’самодея¬
тельности” эта служба не может допустить.
После того как действия КГБ простерлись даже за преде¬
лы нашей страны и дали мне знать о себе в Испании, после
того как были похищены дневники и часть литературного
архива, я молчать не намерен. Из гадких писем последнего
месяца совершенно очевидно, что дневники и часть архи¬
ва у ’’них”.
Не случайно я упомянул в начале письма, что мы ве¬
дем политическую борьбу. Это так, но я и предположить
не смел, что в этой борьбе противная сторона опустится
до мародерства, прибегнет к такого рода действиям, кото¬
рые в цивилизованном мире квалифицируются как преступ¬
ные.
Если это допускается по отношению к народному депу¬
тату СССР, к тому же как-то известному по прошлому, что
же делают с людьми, не защищенными ни депутатскими
мандатами, ни известностью?.. Об этом я имею представле¬
ние по многочисленным письмам, которые приносят мне
люди. Сотни и сотни раз осуществляется беззаконие, уже
заклейменное по практике прошлых лет и ничем от него нс
отличающееся. Это всё та же служба, подчиненная руко¬
водству КПСС, лишь формально не имеющая к ней отноше¬
ния.
Разве это литературная работа, когда я не могу оставить
рукопись на столе, все важные книги и документы храню вне
дома?
Ничто не изменилось после 1985 года. Ничто. Так назы¬
ваемая реформированная часть КГБ. что боролась с инако¬
мыслием. под другой вывеской удушает свободную и неза¬
висимую мысль.
Как Председателя Верховного Совета СССР я прошу
принять во внимание всё. с чем я обратился к Вам. Если по¬
надобится. я готов дать Вам личные разъяснения по любому
пункту данного письма, которым никоим образом не хотел
нанес ги Вам оскорбление Я просто отмечаю огромную
ложь между принципами декларируемыми и практикой дан¬
ных принципов.
558
Искупление
Каким можел быть мир. который якобы создается вмес¬
то того, что превратил Россию в один огромный лаюрь.
если даже в это как бы "свободное" время пользуются всё
теми же старыми приемами, которые являются ничем иным,
как насилием? Каким может быть мир, где пользуются дав¬
ним правилом: "не пойман -- не вор"? Каким может быть
мир, в котором огро1мная многомиллионная тайная служба
обращена против народа, являясь по-прежнему совершенно
законспирированной, неподсудной и неподотчетной. В каких
кабинетах принимаются решения против беззащитных
людей и насилуются их воля, разум, здоровье?.
В нашей системе таких "воров" уличить, а тем более
поймать, •— невозможно. Там — вся мощь государственных
учреждений, подкрепленная поддержкой власти, а здесь всег¬
да лишь одиночка. Сломать его да проще простого.
Значит, так и будем шагать в правовое государство,
опираясь на беззаконие? Значит, по-прежнему будем испо¬
ведовать принцип: дозволительно всё, что укрепляет
власть?
Много пишут о том, что "деструктивные элементы" ве¬
дут подрывную работу против КГБ. Как я теперь убежда¬
юсь. это делается с одной целью прикрыть антиконститу¬
ционную деятельность этой тайной службы, заранее нейтра¬
лизовав любые протесты против насилия.
Здесь настолько свыклись с ложью, что считают ее есте¬
ственной.
Здесь настолько впитали в кровь идею вседозволенности
в политической борьбе, что исключают какие-либо мораль¬
ные категории вообще.
А по-человечески скажу Вам: бесконечно тяжело не толь¬
ко заниматься политической деятельностью, но и жить в
этой стране. Ибо каждый день здесь — не только унижение и
беззаконие, но и ожидание очередного произвола. У многих
людей мысли об эмиграции в подобной обстановке стано¬
вятся естественными, а сама эмиграция — единственным вы¬
ходом.
Это факт: в стране снова создается обстановка тоталь¬
ного укрывательства деятельности КГБ против политичес¬
ких противников системы, то есть власти КПСС.
Напомню Вам знаменитое стихотворение Шарля Бодле¬
ра о Родине. В свое время оно поразило мир. Я понимаю,
сколь некстати стихи для официального документа, но поз¬
волю себе процитировать Бодлера, зная, ч го и Вы сочиняете
стихи (и, как я слышал, неплохие). Повторяю, это стихи о
Родине:
559
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
За что любить тебя? Какая ты нам мать,
Когда и мачеха бесчеловечно злая
Не станет пасынка так беспощадно гнать,
Как ты детей своих казнишь, не уставая?..
Во мраке без зари живыми погребала,
Гнала на край земли...
Во цвете силы — убивала...
Мечты великие без жалости губя,
Ты, как преступников, позором нас клеймила...
Какая ж ты нам мать? За что любить тебя?..
Именно поэтому я и противник подобной системы. Но
неужели со мной нельзя бороться тем же оружием, которым
пользуюсь я: идеей. Идея борется с идеей.
В самом деле, мне и в голову не приходит мысль тайно
проникнуть к Вам в дом, выкрасть стихи или какие-то доку¬
менты... Я думаю, для любого нормального человека по¬
добные мысли отвратительны. Против этого восстает со¬
весть. это прети г всему естеству человека.
Как народный депутат СССР, в дни Съезда я не могу ра¬
ботать, если без присмотра остается мой дом: ‘’визиты гэ-
бэшников” неизбежны. И это жизнь?
Неужели здесь всё навсегда останется на гой ступени
варварства, на которую общество взошло 74 года назад,
провозгласив диктатуру и насилие единственным мерилом
человеческих ценностей?
Неужели идеи Системы настолько слабы, что не способ¬
ны существовать без подлогов, лжи и гнусных тайных мани¬
пуляций?
Я буду ждать Ваших разъяснений.
С уважением, народный депутат СССР
Юрий Петрович Власов.
5 марта 1991 года. Москва".
Напрасно, разумеется, было ждать ответа открытого,
это ведь равнозначно раскаянию.
ВЧК—КГБ — и раскаяние?!
А вождь, а его слова? Помните: "Говорить правду это
мелкобуржуазный предрассудок. Ложь, напротив, часто
оправдывается целью".
Тут и Игнатий Лойола — генерал ордена иезуитов - к
пролетарскому вождю плечиком подстраивается. И Гитлер
к нему притискивается — все в одной шеренге. Слово в сло¬
во то же исповедовали.
В таком разе, какой спрос с ВЧК- КГБ? Это ведь их ку¬
560
Искупление
мир самое сокровенное черкнул себе в книжку на память.
Смерть настигла — не успел поделиться.
Это их бог. Да разве они отступятся?..
23 августа 1862 года Лев Николаевич Толстой отмечает в
дневнике: ’’Подал письмо государю”.
Какое письмо? В чем дело?
Ответ можно найти в переписке Льва Николаевича. Пи¬
сал он тысячи писем, и они составляют много томов — для
меня они интересней большинства литературных произведе¬
ний.
Вот письмо графине Александре Андреевне Толстой из
Ясной Поляны 7 августа 1862 года:
”Я вам писал из Москвы; я знал все только по письму;
теперь, чем дольше я в Ясной, тем больней и больней стано¬
вится нанесенное оскорбление и невыносимее становится вся
испорченная жизнь... Дела этого оставить я никак не хочу и
не могу... Выхода мне нет другого, как получить такое же
главное удовлетворение... К Герцену я не поеду. Герцен сам
по себе, я сам по себе (имеется в виду возможность обра¬
титься к Герцену в Лондон за публикацией разоблачений
действий царской администрации. — Ю.В.). Я и прятаться
не стану, я громко объявляю, что продаю именья, чтобы
уехать из России, где нельзя знать минутой вперед, что меня,
и сестру, и жену, и мать не скуют и не высекут, — я уеду...
6 июля с колокольчиками и вооруженными жандармами
подскакали три тройки к Ясеневскому дому. Судьи и власте¬
лины, от которых зависела моя судьба... состояли из
какого-то жандармского полковника Дурново, Крапивенско¬
го исправника, станового и частного пристава — Кобеляцко-
го, выгнанного из какой-то службы за то, что он был бит по
лицу... Этот самый господин прочел все письма, которые
читал только я и та, которая их писала, и мой дневник, кото¬
рый никто не читал... вся поездка в наших глазах не имеет
другой цели, кроме оскорбления и показания того, что да-
моклесов меч произвола, насилия и несправедливости всегда
висит над каждым. Частный пристав и жандарм не премину¬
ли дать почувствовать это всем в доме: они делали поуче¬
ния, угрожали тем, что возьмут, требовали себе есть и ло¬
шадям корму без платы. Вооруженные жандармы ходили,
кричали, ругались... как в завоеванном крае... частный при¬
став прочел все, что мне писано и что я писал с 16 лет... Они
читали и откладывали подозрительные письма и бумаги...
Мало этого, они поехали в другую мою Чернскую деревню,
почитали бумаги покойного брата, которые я. как святыню,
беру в руки...
19 91
561
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Я часто говорю себе, какое огромное счастье, что меня
не было. Ежели бы я был, то верно бы уже судился как убий¬
ца...
У меня в комнате заряжены пистолеты, и я жду минуты,
когда всё это разрешится чем-нибудь (то есть Толстой ре¬
шил защищать неприкосновенность дома. — Ю.В.) ...ежели
это делается без ведома Государя, то надобно воевать и из
последних сил биться против такого порядка вещей. Так
жить невозможно...”
23 августа того же года во время маневров войск на Хо-
дынском поле Лев Николаевич вручает в Петровском дворце
флигель-адъютанту С.А.Шереметеву письмо для государя-
императора.
Письмо помечено 22-м августа 1862 года.
’’Ваше Величество!
6-го июля жандармский штабс-офицер в сопровождении
земских властей приехал во время моего отсутствия в мое
имение... Обыск продолжался два дня; были обысканы шко¬
ла, подвалы и кладовые...
Жандармский офицер пошел обыскивать мой кабинет, в
то время спальню моей сестры. На вопрос о том, на каком
основании он поступает таким образом, жандармский офи¬
цер объявил словесно, что действует по Высочайшему пове¬
лению... Чиновники явились в спальню сестры, не оставили
ни одной переписки, ни одного дневника непрочитанным и,
уезжая, объявили моим гостям и семейству, что они свобод¬
ны и что ничего подозрительного не было найдено. Следова¬
тельно, они были и наши судьи и от них зависело обвинить
нас подозрительными и несвободными. Жандармский офи¬
цер прибавил, однако, что отъезд его еще не должен оконча¬
тельно успокоивать нас, он сказал: каждый день мы можем
опять приехать...
По свойственному человеку чувству, я ищу, кого бы об¬
винить во всем случившемся со мной. Себя я не могу обви¬
нить: я чувствую себя более правым, чем когда бы то ни бы¬
ло; ложного доносчика я не знаю; чиновников, судивших и
оскорблявших меня, я тоже не могу обвинять, они повторя¬
ли несколько раз, что это делается не по их воле, а по Высо¬
чайшему повелению...
Для того, чтобы знать, кого упрекать во всем случив¬
шемся со мною, я решаюсь обратиться прямо к Вашему Ве¬
личеству...
Вашего Величества верноподданный
Граф Лев Толстой.
22 августа 1862 г. Москва”.
Александр Второй получил разъяснения шефа корпуса
562
Искупление
жандармов князя В.А.Долгорукова. Последствием оказа¬
лось письмо шефа жандармов тульскому губернатору
П.М.Дарагану с обоснованием необходимости обыска.
И все.
Лев Николаевич, надо полагать, и не рассчитывал на
другое. Он добился главного: царь прочитал его протест-
возмущение, обида не сошла безответно. В следующий раз
насильники встретят отпор: Петербург не мог не знать о
письме Льва Николаевича графине Александре Андреевне
Толстой. Это письмо прочитал и обещал помочь троюрод¬
ный брат Льва Николаевича знаменитый поэт граф Алексей
Константинович Толстой, прочел и Б.А.Перовский. Это не
могло не стать известно жандармским властям. Вторичное
посещение грозило европейским скандалом и настоящими
выстрелами. И поэтому уже ничего подобного не было. Имя
Толстого заколдовало Ясную Поляну.
Этот случай, безусловно, не украсил царя-освободителя,
славного отменой крепостного права и передовыми рефор¬
мами. К тому же Александр Второй, несмотря на весь загон,
который организуют на него народовольцы, не допустил пы¬
ток заключенных и перлюстрации частной переписки. Алек¬
сандр Второй вообще был чрезвычайно противоречив. Чело¬
век чести, безукоризненно воспитанный и понимающий
нужды России, он в то же время давал волю и выход поступ¬
кам не только самодурным, но и откровенно реакционным.
Его отличало завидное самообладание. На охоте парь
кинулся на выручку егерю, которого подмял огромный мед¬
ведь, и выстрелом в упор свалил зверя. Это - поступок. И
Александра Николаевича очень привлекали женщины. Чис¬
ло его увлечений бессчетно. В этом он один к одному повто¬
рил своего августейшего родителя. Александр Второй сде¬
лал для России очень много, во всяком случае, свой долг го¬
сударя исполнил. Другие поколения должны были продол¬
жить его геркулесово дело, а свое он исполнил. В светлых
делах и чертах характера его очень сказывалось влияние
В.А.Жуковского. На это до сих пор историки не обращают
достаточно внимания. А именно так: на царя и его дела на¬
ложила яркий отпечаток личность друга Пушкина — его
единственного настоящего заступника и бескорыстного по¬
читателя таланта. Василий Андреевич являлся учителем и
воспитателем будущего императора Александра Второго.
Через шесть дней после визита в Петровский дворец с
письмом к императору Лев Николаевич запишет в дневнике:
"Писал плохо (речь о литературном сочинении. — Ю.В.\
Обходишь сущность, и выходит болтовня”.
19’
563
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Как видим, это традиция — обыскивать дома российских
писателей. Ей упорно следуют веками. Прежде ей служили
костоломы Тайного Приказа, потом, поближе к нам, жан¬
дармы в голубых одеждах (кетали, как я удивился — Толс¬
той за цвет мундира называл жандармов тоже "синими
(голубыми)". Помните, еще не успело остыть чело Пушкина,
а они уже звенели шпорами, рылись в бумагах поэта, опеча¬
тывали. увозили, но у Пушкина, даже поверженного, был...
Жуковский!..
И все же Лев Толстой оказался им не по зубам. Кончину
его тоже сопровождало нашествие голубых мундиров, но бу¬
маг писателя они не коснулись.
Зато для гэбэшников в голубых кантах (чтут традицию
на Лубянке) уже не существовало никаких моральных прин¬
ципов. Обыскивают, вламываются в дома российской интел¬
лигенции три четверти века — и конца тому не предвидится.
Впрочем, за что на них гневаться? Эго одно из их назначе¬
ний, вмененных ленинской партией, — преследовать и ка¬
рать независимую, самостоятельную мысль. Вот они и про-
режают это "поле"...
И еще, ну самую малость! Кто был тог вежливый жан¬
дармский полковник Дурново? Не родственник ли (а вдруг
родитель?) 1ероя этой книги П.Н.Дурново?
Любопытное скрещение имен и судеб...
Взяли многое. Думаю, выносили сумками. Однако все
потери меркнут в сравнении с потерей дневников. Потеря
одного из них особенно болезненна. Я веду дневники с 1960
года, есть даже более ранние записи, но постоянно прила¬
дился писать без пропусков, пожалуй, с 1964 года. Эти днев¬
ники я называю главными. Их - восемь. Это большие
тетради-книги. Вот из них гэбэшники заудили одну. Осталь¬
ные спасло то, что я не храню архив дома. Я очень быстро
убедился в существе перестройки, ее демократии и новой ро¬
ли КГБ. Как могут те же люди, что всю жизнь говорили, де¬
лали одно, вдруг изменить свою сущность? Они способны
изменить костюм, прическу, слова, но не свою душу, сердце,
склонности и тем более опыт властвования - через приказ и
повиновение. Все эти виляния в политике, то есть перестрой¬
ка, начались с единственной целью — удержаться у власти,
когда экономика вдруг обозначила полную и органическую
неспособность нести на своих плечах государство, пронизан¬
ное, по сути, крепостным трудом.
Партийным верхам следовало срочно перестраивать хо-
564
Искупление
зяйство. Но несвободный человек не даст того, что ждали от
экономики. Следовало жертвовать, то есть дать и опреде¬
ленную... свободу — вот тут и вышла основная осечка. Отцы
обновления отпустили немного свободы, но, разумеется, не с
гем, дабы народ и в самом деле избирал того, кого взду¬
мает. Именно это не входило в планы отцов перестройки.
Они не собирались уступать кому-либо рычаги власти. Эко¬
номика пусть работает по-новому — это только в радость,
но люди должны знать свое место. Пусть тешатся своими
газетками, книгами, митингами, но не посягают на основы
партийного устройства государства. Удила были ослабле¬
ны, но не сдернуты с народа. Все системы, которые держат
эти удила, в полной силе: партия, КГБ, пресса и телевиде¬
ние. Тут, справедливости ради, не все получилось по плану,
даже более того — совсе>м двинуло не туда и не так, однако
никогда не поздно отыграть и назад. Благо имеются столь
мощные средства воздействия на народ, как нужда, голод,
национальное чувство и оживление того самого яда в созна¬
нии народа, которым почти век отравляли всех скопом. Ведь
не только страх, пуля, лагерь поставили народ на колени, но
и яд ленинизма, который проник столь глубоко и все¬
объемлюще, что для многих заменил все — даже родствен¬
ные связи и любовь. Этим можно "гордиться”: в душе поч¬
ти каждого дремлет (а то и не дремлет) тот человек - из яда
и лжи (это уже как бы родовая память).
Я знал определенно: для нового государства (каким бы
оно ни оказалось — это пусть решает народ) нужны новые
люди, но не эти тени прошлого, не эти оборотни и упыри.
Я почти мгновенно отучился верить им. Поэтому архив в
1985 году не перекочевал в мой дом. Я держал и держу его у
нескольких друзей. И, как показали события, я не ошибся ни
в отцах перестройки, ни в инструментах этого священного
процесса, особенно в КГБ, который спит и видит, как бы
сделаться "демократичным и свободолюбивым”. Это по¬
длинное скопише трутней, устроивших жизнь за счет госу¬
дарственной казны, то бишь на налоги с народа, того само¬
го, к которому они приставлены не то для кровопусканий, не
то для убережения демократии, не то... А в общем, весь та¬
лант этих людей в умении причинять людям зло.
Та похищенная гетрадь, из главной серии дневников,
нужна была для работы, и я ее держал около года дома, как
и тетради малых, вспомогательных дневников, тоже понадо¬
бившихся при выпуске сборника рассказов и повестей ”Сту¬
565
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
жа” — я восстанавливал в памяти некоторые события чет¬
вертьвековой давности.
Я понимал, как неосторожно и опасно вести дневники.
Ведь это готовый обвинительный акт против самого себя да
еще фактическая выдача своих товарищей. Они с тобой от¬
кровенны, а ты записями бесед, спорами в дневнике с их
мнениями подставляешь их. Очень подробны, интересны тс
семь главных дневников-книг, так и не обнаруженных КГБ.
Они — настоящие документы времени; я бы сказал, это уже
вещи заметной общественной ценности, они уже как бы не
принадлежат мне.
С начала 80-х годов я повел тот последний из главных
дневников, который и составил гордый улов Лубянки. В то
время я начал выдавать чистовой вариант своего романа
’’Тайная Россия”. Я знал: если гэбэшники что-либо проню¬
хают о романе — не только мне конец, но и всем родным не¬
сдобровать. Что касается себя, я не обольщался: не будет в
таком случае ни суда, ни лагеря. Такую книгу они простить
не могут никогда и никому. Я знал: они просто убьют меня,
а убийство оформят, скажем, как гибель от разрыва сердца
или какого-то удушья... Опыт у них на сей счет богатый. По¬
этому последний из главных дневников я вел предельно ску¬
по. Записи чаще всего протокольные, скучноватые, но если
бы их стал читать я — дневник сразу бы заговорил. Я лишь
схематично обрисовывал события. Такими записями я уже
никого не мог подвести в случае своего ареста. Не исклю¬
чаю, в каких-то записях, когда умирали близкие, я откры¬
вался, но опять-таки не выдавая мир друзей, связи, при¬
вязанности — это начисто отсутствует в дневнике, но лишь в
этом, последнем: я ведь писал тогда ’’Тайную Россию”.
Из этого дневника на Лубянке ничего не узнают, кроме
глубины того презрения и ненависти к ним и глубокой оби¬
ды за народ, который так и не призовет их к суду за все из¬
мывательства и продолжения измывательств. Ведь они пре¬
ступны с головы до пят своим прошлым и настоящим — и
ничего, продолжают делать свое дело.
При всей боли за утрату дневников я все же испытываю
удовлетворение — я никого не подвел. Ибо покуда торчит
этот дом на Лубянке, закона на одной шестой части земной
тверди нет, это начисто исключено. Это самая развращен¬
ная, самая безнравственная и самая преступная организация
в истории человечества, перед которой гестапо. СД - про¬
сто дети: и по количеству, и по качеству содеянного зла.
Офицер КГБ — это потенциальный и фактический нару¬
566
Искупление
шитель советских законов, часто с очень тяжелыми уголов¬
ными статьями, если не самыми тяжелыми. Право на эти
преступления ему дает коммунистическая доктрина, то са¬
мое знаменитое утверждение Ленина: этично все, что на бла¬
го революции. И они проникают в чужие дома, крадут,
травят, подстраивают убийства руками уголовников или
’’под уголовников” — это ведь освящено святыми принципа¬
ми, их божеством и кумиром — Лениным.
ВЧК—КГБ по всем статьям подходит под определения
Нюрнбергского трибунала, учрежденного в 1945 году для су¬
да над главными нацистскими преступниками и фашистски¬
ми организациями, признанными преступными (национал-
социалистическая партия, СС, гитлерюгенд и т.п.). Весь ба¬
ланс этой тайной ленинской службы во сто крат перетяги¬
вает деяния фашистских преступников, и порой даже затруд¬
няешься, какой мундир на этих офицерах, не черный ли со
скрещенными костями по черепу... есть, вернее, была такая
эмблема.
Только обстановка бесправия и беззакония, которые ца¬
рят в нашей стране, дают этой организации почетное граж¬
данство с дополнением в виде совершенной безнаказанно¬
сти.
Лоб в лоб я встретился с этой благородной службой в
ходе избирательной кампании весной 1989 года. Я тогда, на¬
верное, первый в стране включил в свою программу пункт о
конiроле над деятельностью КГБ и о его ответственности
перед законом. Это была первоочередная задача: разморо¬
зить людей, растопить леденящий ужас перед КГБ; без пре¬
одоления этого состояния, причем всем обществом, было бы
невозможно движение к свободе, да и само свободное слово.
Имелись в моей программе и другие сверхкрамольные
(разумеется, по гем временам) пункты, например, многопар¬
тийность. Тогда требование ее воспринималось как престу¬
пление против общества. Я вел кампанию в марте, апреле,
мае (я был избран после второго тура голосования). Жили
мы с женой тогда на Криворожской, что возле метро ’’На¬
горная”: крохотная однокомнатная квартирка, насквозь
проеденная клопами (мы вынуждены были снимать ее, рады
были и такой). Гэбэшники посещали ее, наверное, каждый
день, стоило нам только уйти. Тогда-то я и столкнулся с их
пониманием законности и защиты Отечества.
Я вел кампанию полубольным. Чтобы подкрепить серд¬
це, я прибег к внутривенным вливаниям рибоксина. Данный
препарат я знаю достаточно. До последних лет на этих пре¬
567
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
паратах (только в таблетках) тренировалась сборная страны
по тяжелой атлетике. Препарат заметно улучшает деятель¬
ность сердечно-сосудистой системы, повышая общую выно¬
сливость.
Ампулы лежали в упаковке - двенадцать штук. Первые
два-три вливания в вену прошли, как и подобает, а вот пос¬
ледующие... Сразу же после инъекции я почувствовал чрез¬
вычайное угнетение сердечной деятельности с такой же вне¬
запной психической подавленностью. Препарат никак не мог
дать подобной реакции. Через день повторная инъекция — и
опять тот же неприятно-опасный эффект.
Мы с женой стали разглядывать ампулы. Привлекли
внимание пустые ампулы самых первых инъекций. Марки¬
ровка на стекле держалась крепко, стереть пальцем ее было
почти невозможно, и само стекло толстое, крепкое. А вот
эти ампулы... Только коснись пальцем, и стекло остается без
краски букв, а сами ампулы очень хрупкие, совсем не похожи
на те, что были до сих пор.
Я передал коробку для анализа другу — он крупный хи¬
мик. Выданный им анализ ошеломил! Содержимое ампул нс
соответствовало формуле рибоксина. Мой друг выяснил у
фармакологов, что это за состав. В ампулах находился мощ¬
ный депрессант с добавками.
Мы приехали, положили коробку на стол и принялись
обсуждать новость. После вышли — надо было купить хлеб
до закрытия магазина. Мы отсутствовали минут двадцать.
Когда вернулись, упаковки с ампулахми нс было. Мы обыска¬
ли всю нашу крохотную квартирку: ампулы исчезли. Значит.
КГБ вел постоянное прямое подслушивание всего дома, не
разговора по телефону, как обычно, а всего дома. Сутками,
сменяя друг друга, агенты КГБ прослушивали квартиру!
Это было прямое покушение на убийство, замаскиро¬
ванное под сердечный приступ, только растянутое во време¬
ни. Я получал бы вливания в вену, и эффект накапливался,
пока не вызвал бы сердечный приступ — так объяснил мне
врач.
Но... не пойман — не вор, хотя я тогда же рассказал об
этом журналистам, и на Западе в журнале "Страна и мир"
появилась соответствующая публикация. Всё это было на¬
столько дико, что не укладывалось в сознании.
Спустя полтора года КГБ выкрадет из моего дома за¬
граничные паспорта, а после моего обращения к Председа¬
телю Верховного Совета СССР Лукьянову произойдут вещи
и вовсе диковинные. При возвращении из Голландии (я вы¬
568
Искупление
езжал на лечение легких) мне вдруг вручат те паспорта, ко¬
торые я имел для поездки, а с ними и те, похищенные, кото¬
рые я якобы забыл на погранпункте три месяца назад.
А после КГБ просто ограбит мой архив...
Для меня были и есть те, кто служит добровольно в
КГБ, — нелюди. Для них все, кто отрицает марксизм, оспа¬
ривает власть КПСС, — лютые враги, в борьбе с ними
годятся любые средства: можно подменить лекарство, мож¬
но травить легкие (как это они стали делать со мной). Мож¬
но вообще изнасиловать женщину или девочку-подростка,
ограбить квартиру — и это не преступления, это они делают
не с людьми, а с врагами. А враги согласно ленинизму —- не
люди, на них не распространяются законы человечности, с
ними можно все, иначе не будет светлого завтра.
Какая многопартийность, какие иные убеждения, если в
наличии многомиллионная организация для сохранения гос¬
подства только одной партии, только одной доктрины?!
Ради корыстных целей, ради господства над народом эта
организация обезглавила российские народы, ведя истреби¬
тельную войну против инакомыслия. Она искалечила судьбы
великих художников, травила крупных писателей и просто
честнейших интеллигентов, травила гениального Сахарова.
В чинах все эти... кто отдавал приказ на укрощение ака¬
демика. Не сгинули те, кто бил, не обошли щедротами, по¬
вышали в званиях и окладах...
Эта организация мучила их, избивала, бросала в тюрь¬
мы на глумления уголовникам. Она сжигала великие руко¬
писи, выталкивала в эмиграцию, изгнание одного за другим
сотен, тысяч светлейших умов. Воины с Лубянки делали свое
дело исправно, без промашек, да и какие могли и могут
быль промашки, когда они имеют дело с беззащитными
людьми, открытыми, незащищенными жилищами. Против
них всегда — одиночки, а за ними — вся мощь государства с
его тотальным оболваниванием печатным словом, телевиде¬
нием. Они это делали до середины 80-х годов открыто. Еще
в 1985 году, якобы спасая Сахарова от смерти в ходе голо¬
довки, подвергли его пьпке, вызвав непродолжительный ин¬
сульт. Нет, после 1985 года они не оставили свое ремесло,
переключившись на полузакрытое подавление того инако¬
мыслия, которое уже становилось реальной угрозой власти
нынешних лидеров КПСС и центра. Президент страны горя¬
чо заступается за них, повторяя в своих речах о задуманной
кампании по дискредитации КГБ, имеющей далеко идущие
цели... Да никаких задуманных акций против этой миро¬
569
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
творческой организации нет. Спокойно продолжает вести
свои нечистые дела организация, которую защищают и пре¬
зидент, и союзный парламент. И все исходят из принципа: не
пойман — не вор. И ничего не докажешь, можешь блажить о
пропажах, подслушивании, избиениях и т.д., а КГБ тут при
чем?!
Нет, это великий принцип: не пойман — не вор. Любая
мораль перед ним — лишь шелест пустых слов.
Для меня воплощением советской власти, ее синонимом
являлись всегда ВЧК—КГБ и ВКП(б)—КПСС. Обе органи¬
зации — сугубо партийные. Одна дополняет другую. Можно
без натяжки утверждать, что без ВЧК—КГБ партия не суще¬
ствовала бы. И та и другая организации, по существу, про¬
должают свою войну с народом, начатую в конце 1917 года.
Есть уличные эпизоды, в которых вдруг высвечивается
глубина общественных сдвигов. В манифестации 24 февраля
нынешнего, 1991, года колонна шествовала к Манежной
площади на митинг. Шествие продолжалось уж никак нс
меньше часа. И все это время часть колонны скандировала в
стены роддома, который оказался на пути демонстрантов:
"Нс рожайте коммунистов!”
Шли новые тысячи — и подхватывали это скандирова¬
ние, так что оно не стихало возле роддома.
”Не рожайте коммунистов!”
Люди (я не пишу ”всс общество") отвергают диктат
КПСС и право распоряжаться судьбой страны. Для них эта
власть уже чужая, враждебная. От нее постоянно исходит
угроза повторения страшного прошлого.
”Не рожайте коммунистов!". Остается лишь добавить,
что за ними, новорожденными коммунистами будущего,
всегда будет следовать их КГБ, война которого против на¬
рода не затихает с конца семнадцатого. Менялись только
вывески на фасадах этого штурмового заведения.
Я думаю, когда приспеет пора и здание на Лубянке осво¬
бодится (а такая пора настанет), будет ошибкой использо¬
вать его под какие-либо учреждения, пусть самые благотво¬
рительные. Это здание должно быть разнесено по кирпичи¬
ку и сгинуть, как сгинула, исчезла из сердца Парижа Басти¬
лия — есть только белая линия на камне площади с обоз¬
начением места, где она стояла. А Бастилии нет. Ее больше
не было в истории Франции.
Надеюсь, настанет время и исчезнет здание на Лубян¬
ке — сама история пыток, уничтожения народов, неподчине¬
570
Искупление
ния законам морали, глумления над правдой и справедли¬
востью.
И отодвинется в прошлое Великая История Насилий.
Для углубления представления о сих малоприятных и.
конечно же, малопочтенных событиях приведу отрывок из
книги Кристофера Эндрю и Олега Гордиевского, бывшего
ответственного сотрудника КГБ. — Ch. Andrew and
O.Gordievsky 'KGB. The Inside Story of its Foreign Operations
from Lenin to Gorbachev".
В вольном переводе название книги читается так: КГБ.
Рассказ изнутри об операциях от Ленина до Горбачева".
Книга напечатана издательством "Hadder ... Stoughton" в ок¬
тябре 1990 года, то есть совершенно неизвестна даже мно¬
гим специалистам по данному вопросу.
Домысел исключен. Книга документирована, что назы¬
вается, сверху донизу. Весь фактический материал в основ¬
ном почерпнут из данных многочисленных перебежчиков-
офицеров КГБ самого высокого ранга. По сообщению быв¬
шего генерала КГБ, а ныне народного депутата СССР Олега
Даниловича Калугина, только на территории СССР разоб¬
лачено около пятнадцати шпионов иностранных разведок,
которые являлись или офицерами КГБ, или офицерами
ГРУ. И это улов только последних лет. Но что еще более ва¬
жно, так это соотношение офицеров КГБ и ГРУ, разобла¬
ченных как шпионов иностранных разведок, с общим коли¬
чеством разоблаченных шпионов. Итоговая цифра — трид¬
цать человек. То есть половина предателей —- это офицеры
спецслужб, а не подготовленные на Западе агенты. В это чис¬
ло, разумеется, не входят офицеры-перебежчики. Среди них
тоже были работники КГБ самых высоких званий и чинов. В
общем, недостатка в материалах для такой книги не ощуща¬
лось. Эта информация широко известна на Западе, но
по-прежнему утаивается от советских людей.
"Наибольшая угроза для будущего КГБ — это его про¬
шлое, — пишут Эндрю и Гордиевский. — В сталинский пе¬
риод из своей штаб-квартиры на площади Дзержинского эта
организация осуществляла крупнейшие в мирное время реп¬
рессии и создала самую большую в европейской истории
сеть концентрационных лагерей. Народный депутат СССР и
выдающийся советский спортсмен Юрий Власов сказал
Съезду (Первому Ю.В.} народных депутатов СССР в 1989
году (31 мая 1989 юла. Ю.В.У. "КГБ это не служба, а
571
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
целая подпольная империя, которая до сих пор не выдает
своих тайн..."
Нервозность, с которой центр воспринимает требования
открыть архивы, показывает, что он понимает угрозу, кото¬
рую они таят для КГБ (тут авторы ошибаются: таят не для
КГБ, а для советской власти и, конечно же, КПСС. —
Ю.В.)...
КГБ, однако, более не является хозяином всех своих сек¬
ретов. В результате демократических революций в Восточ¬
ной Европе возникла возможность того, что, как и во время
"Пражской весны" 1968 года, некоторые секреты могут по¬
явиться на свет Божий из досье, хранящихся у бывших со¬
юзников по советскому блоку. Один из таких секретов, ко го-
рый наверняка должен волновать Крючкова лично (тогдаш¬
него председателя КГБ. — Ю.В.\ — это досье Болгарской
госбезопасности об убийстве болгарского писателя-эмигран¬
та Георгия Маркова в октябре 1978 года1. За несколько меся¬
цев до этого Генеральный секретарь Болгарской компартии
Тодор Живков (в марте 1991 года в Софии начался судебный
процесс над Живковым. - Ю.В.) старался заручиться по¬
мощью КГБ в том, чтобы заставить замолчать эмигрантов,
таких, как его бывший протеже Марков, нападавших на него
в западной печати. Центр предоставил Живкову и болгар¬
ской Державной Сигурности (ДС) услуги сверхсекретной ла¬
боратории КГБ при Оперативно-техническом управлении,
находящейся под прямым контролем председателя КГБ
(тогда им был борец за чистоту идеи, бессребреник Андро¬
пов. Ю.В.). Крючков лично одобрил откомандирование в
ДС (болгарский отпрыск КГБ. — К).В.) генерала Сергея
Михайловича Голубева из Управления "К" (ИГУ) для ока¬
зания помощи в использовании ядов, разработанных в ла¬
боратории КГБ, против болгарских эмигрантов (вот это
уже интернациональное братство, столь милое сердцу Ильи¬
ча! Ю.В.).
Через семь лез после этого Голубев руководил опера¬
цией по обработке Гордиевского наркотиками из той же са¬
мой лаборатории в безуспешной попытке заставить его при¬
знаться...
Голубев посещал Софию три или четыре раза в течение
Я хорошо помню сообщение Би-би-си о юм убийС1ве. Оно поразило
MHoiHX. Тоыа же был назван виновник убийства ДС. Однако все понима¬
ли. ia ДС ciOHi КГБ и Андропов. Торжествовал все тог же принцип: нс
пойман не вор
572
Искупление
1978 года, чтобы помочь в выполнении плана операций про¬
тив эмигрантов.
Первой жертвой оказался болгарский эмигрант, живший
в Англии. Кота он был в отпуске на континенте, ДС смаза¬
ла стены комнаты, в которой он остановился, ядом, кото¬
рый проникал в организм сквозь кожу и, согласно данным
лаборатории КГБ, не оставлял следов и обладал смертонос¬
ным действием (и люди, работающие в такой лаборатории,
добывающие подобные яды, считают себя порядочными. Да
это же патологические убийцы, преступники! Когда-нибудь
их имена тоже станут известны. Ничего нет тайного, это ис¬
тория доказала и проклятие падет если не на них, то на их
семьи, весь их род. — Ю.В.). Жертва серьезно заболела, од¬
нако выжила.
С одобрения Крючкова Голубев вернулся в Софию, что¬
бы разработать план нападения. По просьбе Голубева глав¬
ная резидентура КГБ в Вашингтоне приобрела несколько
зонтиков и отослала их в Центр (можно было и не писать с
большой буквы. — Ю.В.). В ОТУ (нацистско-преступной ла¬
боратории (впрочем, почему '’нацистской''? — Ю.В.) при¬
делали к концу каждого зонтика иглу, оставлявшую в теле
жертвы крохотный металлический шарик, содержащий ри¬
цин — высокотоксичный яд, извлеченный из семян клещеви¬
ны (ведь тужились — нашли и взялись извлекать, тоже ведь
трудовой процесс. — Ю.В.). Голубев затем отвез зонтики в
Софию, чтобы проинструктировать убийцу из ДС, как ими
пользоваться. Жертвой стал Георгий Марков, в то время ра¬
ботавший в болгарской секции мировой службы Би-би-си.
Перед смертью в больнице Марков успел сказать врачам,
что он столкнулся на Вестминстерском мосту с нез¬
накомцем, который извинился за то, что случайно ткнул его
зонтом. На правом бедре Маркова был найден след укола и
обнаружены остатки шарика.
Была предпринята и еще попытка убийства с помощью
зонтика. Но она оказалась неудачной... На этот раз стальной
шарик не успел распасться и был извлечен из тела Костова
до того, как из него выделился рицин...
Правда, впечатляет: семена клещевины, яд, генерал,
снующий с зонтиками... Что верно, то верно, не товарищ
Крючков создал эту сверхсекретную лабораторию, но. судя
по информации своего бывшего офицера, имел к ней отно¬
шение.
Первый подкоп под КГБ в направлении этого гордого
573
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
порождения человеческого разума совершила газета ’’Мос¬
ковские новости”, за ней несмело, но все же подали голос и
другие газеты. Наиболее примечательно следующее обобще¬
ние одной из них:
’’Опубликованные недавно в газете ’’Московские ново¬
сти” данные о существующей в ведомстве Берии секретной
лаборатории по проведению опытов на людях не явились
новостью для венгерского историка Миклоша Куна — одно¬
го из крупнейших в мире специалистов по истории СССР, и
особенно истории НКВД (это ведь не случайно, что историк
СССР является и историком ВЧК—КГБ, одно без другого
невозможно. — Ю.В.). Более того, в интервью будапешт¬
скому журналу ”64 часа” Кун пополнил эти сведения допол¬
нительной информацией.
Лаборатория под руководством Судоплатова, о котором
идет речь, существовала в недрах НКВД еще в конце 20-х го¬
дов, когда во главе этого ведомства находился Генрих Яго¬
да. Сначала она проводила опыты на животных, а затем
добралась и до людей (надо полагать, одним из таких
людей явился Максим Горький. — Ю.В.)... Возможно, пер¬
вой ее жертвой был знаменитый психиатр Бехтерев, имев¬
ший неосторожность обнаружить у Сталина симптомы ши¬
зофрении. За ним последовал сын Троцкого и сам Ягода. С
1938-го по 1941 год через зловещую лабораторию прошло
по меньшей мере 150 человек (несомненно, это всё именитей¬
шие люди, простых гробили конвейерным способом — пу¬
лей в затылок или висок. — Ю.В.}.
Судоплатов, которого Кун называет ’’советским Эйхма¬
ном”, с не меньшим основанием может быть охарактеризо¬
ван как ’’советский Менгеле” или ’’советский Скорцени” (а
наоборот тоже будет правомерно: ’’Эйхман — это совет¬
ский Судоплатов” и т.д. — Ю.В.). Во время войны он воз¬
главлял особое карательное подразделение, действовавшее в
районе активного партизанского движения и имевшее целью
ликвидацию партизанских командиров, проявлявших, по
мнению московских руководителей, чрезмерную самостоя¬
тельность. После освобождения от гитлеровцев Западной
Украины Судоплатов занимался выявлением ’’неблагона¬
дежных элементов” среди тамошнего населения. По свиде¬
тельству одного из помощников Судоплатова, — Меньша-
гова, его шеф лично принимал участие в пытках и особенно
любил собственноручно пытать женщин.
Начав войну в звании майора, Судоплатов закончил ее
генерал-лейтенантом (вон куда может клещевина увести! —
574
Искупление
Ю.В.}. В послевоенный период он ’’наводил порядок” в
странах Восточной Европы. В 1953 году (после смерти Ста¬
лина и ареста Берии. — Ю.В.) он, в отличие от большинства
других ближайших подручных Берии, сумел избежать суда,
искусно симулируя сумасшествие. Однако, когда в 1957 году
(я в тот год установил свои первые всесоюзные рекорды по
тяжелой атлетике. — Ю.В.) Судоплатов был переведен в Ка¬
занскую спецбольницу, пользовавшуюся дурной славой, он
предпочел ’’выздороветь”, после чего суд приговорил его к
15 годам заключения.
После отбытия наказания (в основном во владимирской
тюрьме) Судоплатов вернулся в Москву и без труда получил
там работу и квартиру. В настоящее время, по имеющимся у
Куна сведениям, он продолжает безбедно жить в Москве,
получая хорошую пенсию”.
Да и как может обидеть его советская власть! Она же
знает, чем обязана вот таким Судоплатовым. Как говорится,
ворон ворону глаза не выклюет.
Здравия желаю, товарищи ’’генералы—от—клевещины”,
а также и труженики лаборатории Оперативно-технического
управления, — вот кто, оказывается, обратил на мою ничто¬
жность внимание. Чай, быстро сладили ампулы рибоксина с
новой начинкой. Для вас это — плевое дело. Сколько люди¬
шек спровадили в мир иной, а никто из окружающих и не
усомнился, что это дело ваших рук, а не хвороб этих не¬
счастных.
Люди изобретают машины, станки, открывают пеницил¬
лин, ищут средства против рака, туберкулеза, ревматизма,
сочиняют музыку, книги, а вы?.. Дни и ночи мозолите мозги
над новыми ядами и как бы их ’’пограмотнее” втереть в сте¬
ны комнаты (наверное, хрипите от споров: помешают обои
или нет?), подсунуть под видом лекарства, устраиваете здо¬
ровому сердцу инфаркт, рвете сосуды у здоровых людей
(а делов-то — одна таблеточка)...
Поди, на полном ходу нынче эта сверхсекретная лабора¬
тория Оперативно-технического управления КГБ. Всем
своим доблестным составом варит из семян сныта или боли¬
голова отраву для какого-нибудь населенного пункта, чрез¬
мерно разбавленного противниками КПСС и президента, а
то и вовсе наводит варево на весь демократический лагерь
морить так морить! А управление по охране конституции
575
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
(бывшее пятое управление КГБ) списочки представит1, со¬
гласно приказа сверху не щадят себя на этом деле с первого
часа перестройки. До того, наверное, в азарт вошли — от от¬
дыха, пенсии отказываются — стоят на вахте у котлов. Важ¬
но, чтобы отравы на всех и на всё хватило!..
Чародеи!..
Так что не обижайтесь на слова великого Варлама Шала¬
мова, это он вам сказал: ’’Клянусь до самой смерти мстить
этим подлым сукам!” Мы разделяем вашу обиду: вы только
крохотный вершочек всей преступной глыбы вашего ведом¬
ства. В таком случае чуток распространим клятву-напутст¬
вие Варлама Тихоновича.
И этой организации доверили борьбу с преступностью в
стране? Да она прежде всего сама преступна и аморальна с
головы до пят и каждым швом на своих одеждах, формен¬
ных и штатских. Матерь Божья, да оборони и защити от та¬
ких умельцев! Да избави наконец русскую землю от всего
этого стада упырей!
И заметьте, все эти так называемые люди члены
КПСС. Вот центральная сила, которая их связывает, сводит
воедино и превращает в... преступников. Уже за один эпизод
с Марковым, только за одно знание и сокрытие его, все эти
нелюди должны коротать свои дни за решеткой. А ведь это
всего лишь одно дело из тысяч подобных.
Все вы замараны кровью и слезами невинных людей и
нечего тыкать в прошлое. Делали вы это вчера, делаете и се¬
годня.
Поэтому и легли на архивы животами, уничтожаете их.
вырываете сотни страниц. Все ниточки прошлого идут на се¬
годня. Все вы пришли из того прошлого, не отреклись от не¬
го. а исповедуете, поклоняетесь.
Что ж, словами Лермонтова: ”Вы шулер и подлец, и
здесь я вас отмечу!..”
Знаете, почему вы все время проигрываете, почему не до¬
бились окончательной победы и нс добьетесь? Лили кровь,
пытали, воровали бумаги, порочили людей, движения, обре¬
кали на муки целые поколения, а результата, то есть, покоя,
нет?
После нескольких выел пилений в своем избираимьпом окрче. на кото¬
рых я настоятельно советовал ознакомиться с некоторыми работами Ленина
из 45-го тома ею сочинений (ра имеется. обосновывая интерес к ним), сотруд¬
ник КГ Б обратился в библиотек} района с просьбой составить список всех,
кто затребует данный том.
576
Искупление
Есть та черта инстинкта самосохранения, за которой
жертвы1 перестают бояться... в отличие, кстати, от вас — веч¬
ных клиентов спецлечебниц и солнечного юга.
Все вы трясетесь за свои жизни и никогда не рисковали
(убиваете вы из-за угла, мучаете всей шайкой — в чем же тут
риск?). Эго вы и ваша идеология возвели лагеря, травили
людей, сживали со свету и сейчас бежите по следу демокра¬
тического движения — кабы загрызть его...
Вы не то проглядели, не то прослушали, не то проспали,
но не ухватили стержневого, сердцевинного, точнее, не знае¬
те: вас не боятся (такое случается, когда людей перезали¬
вают кровью и болью) -ив этом всё, в этом ваш... нет, вам
приговор. Не мой, разумеется, хотя и у меня есть на это пра¬
во, а народа. И даже не народа, а истории. Впрочем, истории
ли?..
Презрение людей отторгает вас от всего человеческого.
Не могла их революция не завершиться крахом и разло¬
жением, в котором потонули без всяких видимых следов все
самые проникновенные и человечные лозунги, все идеалы и
"гениальные предвидени я’'.
Обратимся к рассказу А.Брота — шофера Василия Ста¬
лина (сына незабвенного вождя)2:
"До 1944 года я был водителем у командующего броне¬
танковыми войсками П.Рыбалко, а после ранения возил зам-
наркома заготовок. В 1947 году я познакомился со знаме¬
нитым футболистом Всеволодом Бобровым и стал возить
армейскую футбольную команду. Мне было тогда около
30 лет, носил звание старшины...
В один из ближайших дней Бобров отвез меня в штаб на
ул.Осипенко. Меня принял Василий Сталин. Он поинтересо¬
вался, знаю ли я "иностранные" машины. Я ответил, что не¬
которые знаю. Тогда он вызвал своего адъютанта Виктора
Полянского и приказал оформить меня шофером, но поста¬
вить на довольствие штурмана в особом отдельнОхМ авиа¬
ционном полку...
Вскоре после оформления на работу спецводитель с
"паккарда" посадил меня за руль одной из "моих" машин и
стал показывать "трассу" Василия Сталина. Я ехал осто¬
рожно. соблюдая все правила движения. Но эмгэбэшник
(тогда был не КГБ. а было МТБ. Ю.В.) сказал, что "у них
Мы нс народ и даже не население, а всею только жерл вы.
Api\ менты и факгы. 1991. X? 14.
577
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
так не ездят". Я понял, что для них дорожных правил не су¬
ществует. А хозяин якобы такую езду не любил.
С ним, кстати, я ездил редко. Когда он был выпивший
(а таким он бывал часто), он, сидя рядом, нажимал ногой на
педаль газа. Требовал, чтобы машина выезжала на тротуар,
встречную полосу. Наконец он понял, что я не для него. Но
водитель все же нужен был дома и на даче. Поэтому меня не
уволили".
Сначала Сталин-младший жил в "Доме правительства"
("сером") на берегу Москвы-реки, а потом переехал на Гого¬
левский бульвар, в дом 7. До него там жил генерал Власик,
начальник личной охраны Сталина. Он вроде бы проштра¬
фился и его из этого особняка выселили. Туда и вселился Ва¬
силий. Там были шоферская, адъютантская, приемные залы,
кабинет, бильярдная, она же кинозал, гаражи, спальни, сто¬
ловые, кухня. Жизнь у них там, наверху, была особенная.
Там — совершенно другой мир, другая обстановка. До того,
как я узнал этих людей поближе, имя "Сталин" было свято
для меня. Когда я окунулся в этот мир, то понял: мы для
них букашки, мы ничто. Нас можно посадить, убрать со
своей дороги...
Как-то собрались гости, и меня отправили за шашлыка¬
ми. Я привез их (из ресторана "Арагви". — Ю.В.) и сел в
шоферской. Дожидался, когда надо будет развозить... гос¬
тей. Вдруг слышу, заходит дежурный адъютант и зовет к
хозяину... Он был пьяный, сквернословил, бегал по комнате,
упрекая меня в том, что его гости — старые академики и
профессора — не могут разжевать мясо... Вдруг схватил со
стола одну из частей тяжелого металлического чернильного
прибора и запустил мне в голову. До сих пор у меня шрам.
Кровь потекла рекой. На следующее утро Василий опять
меня вызвал. Иду и думаю: теперь добьет. А он только стал
меня корить, что я невнимательный (т.е. не увернулся от
"тяжелой" части чернильного прибора. — Ю.В.). И сам,
мол, виноват. Спросил, не нужна ли мне квартира. Когда я
пожаловался на то, что у нас нет отопления и газа, был
очень удивлен. Тогда по улице Рождественка тянули газо¬
вую линию, но мимо нашего переулка. И нам, по указанию
моего хозяина (всему переулку), отвели газ. Я заплатил за
это удобство шрамом на лбу.
У меня до сих пор сохранился пропуск в кремлевскую
столовую на имя моего хозяина — на особое питание. Он,
конечно, ничего этого не ел. Дома-то целый подвал был с
балыками, семгой, мочеными и свежими арбузами круглый
578
Искупление
год... Зайдешь, отрежешь кусок балыка или ветчины... Для
этого подвала я получал продукты не в ’’кремлевке”, а на
улице Дзержинского в магазине для членов семей руковод¬
ства партии и государства. Целый грузовик привозили. Все
запломбировано, проверено специальной комиссией...
Я жил тогда в шоферской. Однажды поднялся в кино¬
будку и оттуда посмотрел через оконце для киноаппарата в
бильярдную. Василий играл с Главным маршалом одного
из родов войск. Этот пожилой человек проиграл, разделся
донага и полез под бильярдный стол, а Василий его кием по
’’казенному” месту... Развлекался! И терпели все, иначе и
нельзя было (представьте: сын де Голля или американского
президента шлепает по задней части совершенно голого выс¬
шего чина Вооруженных Сил своей страны. Невозможно? А
у нас возможно. И даже любимы те времена, а они и не
столь уж отдаленные. Грел мне в те годы грудь комсомоль¬
ский билет в нашитом изнутри кармане черной суконной
гимнастерки суворовца (вроде очень близко то время. —
Когда семья Василия жила в ’’сером” доме, он был же¬
нат на Бурбонской. У них с Василием было двое детей —
мальчик и девочка. Но Бурбонская, как я понял, была из
’’простых”. Такого там, наверху, потерпеть не могли.
’’Убрать!” — и все тут. Они развелись. Вскоре Василий же¬
нился на дочери маршала Тимошенко — Екатерине Семе¬
новне. Они жили на даче в шикарном домище с прислу¬
гой, с кухней, гаражом, псарней... Чего там только не было!
Однажды меня вызывает адъютант и говорит, что меня
затребовала к себе жена хозяина. Чем-то ей не угодил ее шо¬
фер. Она в то время училась сразу в двух вузах. Профессора
приезжали к ней на дачу, где она и сдавала экзамены, заче¬
ты... Женщина она была очень строгая, даже жестокая. Де¬
тей Василия от Бурбонской она не любила. Их тайно под¬
кармливала повариха, да я привозил им из города гостинцы.
Как-то адъютант сказал мне, что ночью на станцию Ух¬
томская придет грузовая машина с вещами — подарками
для высшего командования и их семей из ГДР. Мы поехали.
Действительно, пришел грузовик, полный ценностей. Адъю¬
тант забрал кое-что для Василия (в основном приборы для
письменного стола), а остальное приказал отвезти на дачу к
Екатерине. Об этом мне не велено было сообщать хозяину.
Два солдата разгрузили все на даче. Это были золотые
украшения с бриллиантами и изумрудами, десятки ковров,
много дамского белья (прямо царского!), мужские костюмы
579
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
в огромном количестве, пальто, шубы котиковые и караку¬
левые (четыре — золотистый, серый, коричневый, черный ка¬
ракуль), горжетки, посуда, воротники из чернобурки (если
бы только Василий для себя грабил — нет, это были, так
сказать, запланированно-централизованные поставки для са¬
мой верхушки руководства, но отнюдь не исключение.
Ю.В.).
Позвала она меня и спрашивает, хитро так: что. мол, со
всем этим делать? Я и говорю — носить. А она смеется
все не переносить, ковров не истоптать. И действительно,
дом и так ломился от ковров, золота и хрусталя. Попросила
меня все это продать. Но в комиссионных требовался па¬
спорт, а она нс хотела предъявлять свой. У меня же была
красноармейская книжка. Тоже — опасно. И решили мы все
это продать через скупку. Переживала, что дешево, но де¬
ваться было некуда. Я нашел такую скупку на Трубной. Це¬
лый месяц я возил туда это барахло. А деньги сдавал Екате¬
рине. Однажды меня задержали, когда пытался продать
кое-что в Столешниковом переулке, в комиссионном магази¬
не "Меха”. Меня отвезли в милицию, ио там начальник
узнал машину Василия, и меня отпустили, извиняясь и даже
предлагая сопровождение. Набрались десятки тысяч рублей.
Я спросил Екатерину, зачем ей столько денег. Она ответила,
что ’’Сталин не вечен, а деньги всегда останутся деньгами".
Только золото не продала.
И все это на фоне страшной бедности и нищеты. Я воз¬
вращался домой и видел, как живут мои соседи...
Иосифа Виссарионовича Сталина видел только один раз.
На даче у Василия в день его тридцатилетия. Собралось
много гостей. Были там и Каганович, и Булганин, и Микоян,
и Молотов. Вдруг все забегали, охрана, прислуга... В ворота
въехала машина Сталина-отца. Он холодно поздравил сына,
и все прошли в дом. Они были в натянутых отношениях.
Нас, конечно, и близко туда не пустили.
Не могу забыть всего этого, поэтому и решил загово¬
рить. Может, легче станет?"
Сталин этого не знал? Его "ленинское окружение" не
знало? Да он же приезжал к сыну, как мы это видим из рас¬
сказа Брота, не на дачу, а в вотчину (и с работниками, и
охраной, и еще Бог весть с какой обслугой). Это же он. ве¬
ликий Сталин, нашлепал сыну-юнцу генеральские погоны,
поставил во главе всех военно-воздушных парадов в Туши¬
580
Искупление
но. Искренне был бы против — так достаточно было только
сказать. Не сказал.
Сталин и все "ленинское окружение" жили, не касаясь
народа, совершенно изолированно от него, вне его забот и
страданий.
Они, вожди, и их продолжение до самых районных глу¬
бин такую жизнь считали естественной. Разложение нача¬
лось с самых первых дней революции, когда они убивали ко¬
го хотели и сколько хотели, достаточно было произнести
магическое слово "враг". Право на все жизни вокруг себя не
могло не завершиться моральным падением, вырождением и
страхом. Жили они за плотным строем гэбэшных спин, раз¬
множенных до таких количеств, дабы надежно их закрывать
и защищать — всю неправду их существования.
Образцы мужества, скромности, морали!.. Вспомните
лишь одни пьянства у самого Иосифа Виссарионовича. Его
полусловцо или вздернутая бровь — и скатерть сразу ухва¬
тывала гурьба слуг, а в скатерти, дробясь, смешиваясь. -
хрустальная посуда, яства, дорогие сервизы. И скатерть уно¬
сили этаким узлом, а на столы тут же стелились новые,
хрустящие, и выставлялись опять сервизы, хрусталь, яства.
Как тут не вспомнить Петра Первого, когда он с пола
поднял серебряную (или золотую) нить из шитья парадного
платья Екатерины и заговорил гневно: как можно этим раз¬
брасываться, ведь это месячное жалованье моего драгуна?!
Тут о таких материях и не задумывались.
Вот и вся правда о той кощеевой лаборатории, славной .
клещевине и прочих тайных средствах умерщвлений — что¬
бы на корню извести всякое прозрение, даже самую ничтож¬
ную угрозу их власти.
А все это проистекало из таких воз откровений Великого
Октябрьского Вождя, не поленимся, еще раз глянем:
"Говорить правду это мелкобуржуазный предрассу¬
док. Ложь, напротив, часто оправдывается целью".
При такой постановке вопроса возможно уже было все.
буквально все. И это все и входило в жизнь.
У российской интеллигенции постепенно обозначились
з ри подхода к преодолению кризиса.
Первый — обращение к Богу. Это - непротивленчество
и уход во всепрошенчсство. созерцательность, сострадание к
ближнему и. как следствие, отрицание внешней жизни, то
ссзь всей громады беды, которая все прочнее налезает на на¬
род. Этот путь можно было бы поименовать созидатель¬
581
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ным, исповедуй народ, общество в равной степени хотя бы
схожие принципы. Такая позиция уступает поле жизни влас¬
ти тьмы и зла.
Второй — это намерение покарать и одолеть зло. По¬
пытка противостоять злу злом — так это определили бы все,
кто исповедует веру в Бога. И верно, зло злом не исправишь,
но и от зла спасения на земле нет. Зло нагло попирает жизнь
каждого. Это заставляет таких, как Варлам Шаламов, ут¬
верждать (как итог всей жизни — революции, голода, арес¬
тов, учения, лагерей, писательства), что весь опыт отече¬
ственной гуманистической литературы доказал: ее значение
(как и культуры вообще) в борьбе со злом равно нулю. Ша¬
ламов писал и говорил: любой расстрел 1937 года может
быть повторен когда угодно.
Я добавлю: и никто не отзовется, разве только поставят
в какой-нибудь заметке (ежели такая еще проскочит) воскли¬
цательный знак (даже не два) при сообщении о расправе.
И Шаламов в свинцово-никелевой оболочке строк-пуль
делает вывод: пером эту действительность не выскребешь и
не изменишь. Мир волков, зло, тьму можно образумить
только силой. Не за перо следует браться, а за оружие. И
восклицает: клянусь до самой смерти мстить этим подлым
сукам!
Подлые суки — это те, кто распял Россию после 19 J 7 го¬
да, поправ всё святое. Для Шаламова это — большевизм,
ВЧК—КГБ и свора воспитанных ими нёлюдей-волков.
И третий подход — это совершенное неверие в народ,
физические и духовные силы которого, безусловно, подточе¬
ны, если вообще не исчерпаны. У народа с такой надрывной
историей нет сил даже для борьбы во имя выживания, он
уже не способен созидать, бороться со злом, у него нет буду¬
щего, ему грозит утрата государственности — и интеллиген¬
ция отступает, уходит в эмиграцию.
Остальная же интеллигенция пополняет оба враждую¬
щих стана общества.
Варлам Тихонович и в 70-е годы говорил: я никогда не
забуду зла, причиненного ими России.
"Ими" -- это партийная верхушка, это ленинизм и
ВЧК -КГБ.
Я вынесу (вынес) все обиды и ни одной не спущу — он
был непримирим.
Неискаженный человек в искаженном мире обречен. Но
существо его не смирялось с обреченностью. И тогда он чув¬
582
Искупление
ствует в себе готовность силой противиться умерщвлению
жизни, любимой им жизни (не ”их” собачьей жизни, жизни
Полиграфов Полиграфовичей Шариковых и Швондеров), и
жизни миллионов других, ибо знает: ’’они” (захватчики
власти в Кремле и на Лубянке и их множественная подпорка
по всей стране) потешаются над всеми словами, им в забаву
интеллигентские упражнения словом. Они всерьез прини¬
мают лишь силу. Только тогда в них просыпается человечес¬
кое, ибо страх заставляет их искать выход, защиту для себя
и своих семей.
Неискаженный человек в искаженном мире...
Муки десятилетий каторги, гибель на его глазах тысяч и
тысяч людей, совершенная нечувствительность и неподсуд¬
ность палачей, узаконенное убийство невиновных подводят
Шаламова к единственному для него выводу всей жизни —
со злом такого характера, как в России, надо бороться не
пером, а штыком и пулей, ибо в зло вовлечена и заметная
часть народа.
А это - - Гражданская война. Опыт жизни не дает для
Шаламова иных решений, он в них не верит. Все другие ре¬
шения оставляют власть хищникам и палачам. И штык,
пуля -- данный вывод для него, как приговор, который об¬
жалованию не подлежит. Иначе зло, как монголо-татарское
иго, зависнет на сто. двести, триста лет... Жди, покуда обра¬
зумятся могильные черви и согласятся на другую пищу. Нет,
им. сколько будет земля, подавай трупы...
Варлам Тихонович родился в 1907-м, скончался в 1982
году. Это 75 лет не жизни, а судоро!и, боли, стона и про¬
клятий нелюдям. И крепнущая до твердости стали реши¬
мость отлить память об этом времени в пламень и кровь
строк. Пройти всё. вытерпеть, и тогда, когда лечь, не ды¬
шать — радость, но сложить строка за строкой память ле¬
нинского постижения будущего, о котором сейчас глумливо
говорят: этого народ захотел.
Народ верил в счастье, сколько помнил себя, как и меч¬
тает о счастье любое здоровое существо на земле, будь это
домашний воробей или селезень, которого стремительно не¬
сут в неведомые дали крылья. Все живое жаждет счастья. И
народ поверил в обещания счастья, но не в черный или крас¬
ный колпак ката с прорезью для глаз, дабы углядеть, куда
опускать топор или набрасывать петлю. Не это народ видел
за обещаниями Ленина и его партии. Народ оказался обма¬
нут, когда взял винтовку в Гражданскую войну. Он пове¬
рил — его счастье украдено богачами и царем. И счастье
583
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
можно вернуть лишь силой, иначе не отдадут. Это прокри¬
чали ему Ленин, Троцкий и большевики.
И народ, приняв винтовку, подсумки с патронами, буде¬
новку с пятиконечной звездой, пошел за УКРАДЕННЫМ
счастьем.
Многочисленные национальные образования вступают в
конфликт с демократически-освободигельным движением,
рвут плоть русского народа, становясь (хотят они или нет)
на сторону зла, пособничая укреплению наследницы боль¬
шевизма — КПСС.
С одной стороны в народ вцепился хищный бюрократа
ческий аппарат, вскормленный КПСС (это КГБ, партия, ре¬
акционный генералитет и различного рода кровососы, вы¬
шедшие из прошлого). А с другой - плоть парода, его тело,
мозг, волю разрывают, ослабляют движения меньшинств,
которые гребу ют самостоятельности вне России.
России грози г стал ь только географическим пятнышком.
Ибо эта игра в самостоятельные автономии ради партийно¬
имперских прихотей центра не грозит, а приведет к утрате
Россией ее государственности, и уже окончательно.
Вместо сплочения народов (ведь зло для всех в одном) —
уничтожение тысячелетней России, а в итоге - - и себя самих,
ибо на бездыханном трупе России будет развеваться лишь
один флаг. Пространство, называемое прежде Россией, бу¬
дет еще раз завоевано ленинизмом, если, конечно, это
удастся перед лицом десятков самостоятельных националь¬
ных образований.
Хищная партийная бюрократия сознает — Союз ей не
удержать. Республики, рано или поздно, освободятся от под¬
чинения центру и обретут самостоятельность. И всесоюзная
партийная бюрократия отступает на просторы России — это
ее дом, его она не уступит. Ради этого бюрократия обра¬
щается к крайнему средству — разваливает Россию руками
ее же народов, которые в ослеплении национальных лозун¬
гов и чувств берут на себя роль марионеток-разрушителей.
Самое трагическое, что в результате разоренная Россия, сла¬
бая и безвольная, потерявшая себя, станет добычей, — не са¬
мостоятельной страной, а всего лишь добычей. И уже никто
не сможет противостоять любым захватчикам власти.
Под видом национальных движений в самые недра орга¬
низма России вносится смертельный и сокрушительный яд.
Выводы по коренным действующим силам революции и
584
Искупление
Гражданской войны можно свести к двум довольно четким
группам ответов (данные выводы охватывают, как оговоре¬
но, события 1917-1922 годов, которые предопределили
судьбу революции и ленинского социализма; после сознание
народа подверглось искажению, невиданной в истории обра¬
ботке умов и костоправиго ВЧК—КГБ с неизбежным на¬
рождением нового типа гражданина, дотоле неизвестного
миру).
Во-первых, революцию и, стало быть, ленинизм не при¬
няла но преимуществу образованная Россия (с нею, конечно
же, — - и верующая), ее культура.
Под культурой подразумевается не только интеллиген¬
ция, а и то, что сплавляет нацию в единое целое - сложная
и многообразная совокупность факторов.
Во-вторых, движущую силу ленинизма, ее деятельную
опору составили темные пласты народа. Нет, не обязательно
люди физического труда, а ге из них, которых выделяют на¬
званием ’'темные5’. Это, по преимуществу, люди без выра¬
женного сознания Родины, обездоленные и обойденные
судьбой, историей, и просто деклассированные элементы,
которым в том, старом, мире совершенно нечем было доро¬
жить: да гори всё синим пламенем!
Это люди без корней, почти сплошь малограмотные,
отчего во все времена легко становятся добычей социальных
демагогий, особенно если в них такая убойная сила, как в ле¬
нинизме, которой он ’’обогатился" в условиях мировой вой¬
ны и связанного с ней обнищания. Именно эти люди явились
основным кадром для развертывания террора. И это они со¬
ставили опору новой власти по всем направлениям, вплоть
до академической науки. Именно им советская власть дала
льготы для быстрейшего замещения всех командных долж¬
ностей — от самых ничтожных до величественно-первых
(вот и глаголили с трибун: "сицилизм" — на большее недо¬
ставало знаний и культуры, да и не требовалось это в лю¬
доедской стае, а это "самое передовое общество'’ целиком
взошло на энтузиазме трупоедства).
Отсюда понятна и неприязнь Ленина к интеллигенции,
граничащая с ненавистью, почти полным ее отрицанием.
Еще бы, она в подавляющем большинстве отвергла утопи-
чески-погромный эксперимент, причем задолго до револю¬
ции. Сомнений же вождь не прощал, для себя исключал их
начисто. И жестоко презирая образованную Россию, он соз¬
дал все условия для заполнения ее места в обществе выход¬
цами из самых черных, непомнящих родства низов — не¬
585
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
обозримое пространство полуграмотных, грубых и ограни¬
ченных шариковых, стадность в мышлении и поведении ко¬
торых превзойдет всё мыслимое до сей поры. Они будут в
науке, искусстве, армии, производстве, школе... Страна отда¬
на им на откуп, это их время. Всё подлинно интеллигентное,
культурное они сразу брали завериным нюхом и подводили
под уничтожение, метили клеймами, травили...
Им и не надобны были партийные ’’указивки”. Они сами
день за днем выпалывали безбрежное ленинское поле Рос¬
сии: ни росточка самостоятельной мысли. Шаблоны они зна¬
ли отлично — и прикидывать на ’’свой—чужой” не надо. И
впереди всех шагали чекисты — эти оборотни марксизма,
его волчья свора. Это они открытый бой на свету и солнце
заменили на бойню в подвалах. И выходили оттуда... про¬
кисшие от слез и крови, не своих, конечно. Так и замирили
Россию. У седла — собачья башка, за кобылой или конем —
помело...
Эти догмы ленинизма предполагали разрыв связей про¬
шлого с настоящим, что и благополучно (для палачей) свер¬
шилось. Но это как раз и соответствовало планам новых
хозяев.
За что же все-таки тебе такая судьбина, Россия?..
В эти десятилетия интеллект нации претерпевает замет¬
ные изменения. Следует резкий спад его, притупление, а с
ними и захирение культуры, размывание нравственных ос¬
нов бытия. Отчетливо проглядывает вырождение народа -
и физическое, и духовное, и культурное. Это не случайный
итог. Великий Октябрьский Вождь сознательно упрощал
жизнь, отодвигая интеллигенцию, а вместе с нею и критичес¬
кий разум, растворяя интеллигенцию в других социальных
группах, организуя ставку на культуру как нечто приклад¬
ное, подсобное, служащее, скажем, увеличению объема тру¬
да, но не самостоятельное, великое, что, собственно, и скла¬
дывает нацию. В этом он, сам книжный человек с головы до
пят, обнаруживает удивительную узость, примитивность,
даже какой-то провал в самой деятельности ума. Читая его,
порой кажется, что имеешь дело с недоучкой, лишенным
систематического образования. Разумеется, это совсем не
так. Просто у него нет желания скрывать подлинное отноше¬
ние к культуре, а следовательно, и интеллигенции (помните
его ”а мы ее дзык, дзык! вырежем за ненужностью” — и это
вождь скороговорит о культуре, вождь великой страны, гла¬
шатай будущего!).
Все, что случилось, заложено в учении. За чем пошли, то
586
Искупление
и получили. И пуще всего для подобного ’’хождения” годи¬
лись темные слои населения (народ может выступать и как
население — это тоже новая социальная категория). На их и
без того ограниченное сознание ленинизм наложился особо
прочной цементирующей массой — монолит, ничем не про¬
шибешь. На что-либо другое ум уже оказывался органически
не способным и неприспособленным — только следовать
догмам и предначертаниям, а главное — ненавидеть и прези¬
рать все вне себя...
Но доктрину большевизма — крупица за крупицей — со¬
здавала образованная Россия, во всяком случае, та часть ее,
которая бесспорно принадлежит просвещенной России (Пле¬
ханов, Ленин...). И соединив в учение, она всеми доступными
средствами обрушила его на народ, дабы завоевать его. И
это завоевание состоялось.
Народ понес ни с чем не сравнимый физический и духов¬
ный урон. Задача его — не только возвращение в русло ми¬
ровой цивилизации с сохранением своих национальных и
культурных особенностей, но и развитие, продолжение пре¬
рванного пути, того самобытного, неповторимого, что при¬
сущ лишь России.
Это задача народа, это задача интеллигенции (не бег¬
ство, не исход в чужие края) и это смысл истории — новое
обогащение мирового разума.
Запись из моего дневника (9 июля, вторник, 1970 года):
”С рассвета белые лоскутки облаков. Небо густой си¬
невы. И все ярче, горячей солнце. И уже резкие тени в граве,
лесу.
Раскачиваются ветки яблони подле моего окна. Скворчат
слетки-скворцы.
Возле черемухи всегда гудят мухи, жуки, а лепестки на
самой длинной ветке (она из тени сарая тянется к свету)
свернуты тлей в желтоватые трубочки.
Доцветают купальницы — тропинки под окнами в круп¬
ных янтарных лепестках: я привез их из леса и посадил здесь
два года назад. Слетки-скворцы уже ворчливо скрипят на бе¬
резах вокруг скворешень.
Я пошел и прилег на штабель теса горячие доски на¬
калили спину. Солнце быстро заплавило лицо жаром...
Цветут незабудки, полянка у забора темно-голубая.
Напевает мухоловка-пеструшка: повторяющаяся однообраз¬
ная песенка.
587
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Чуть заметно подрагивают листья на яблоне — возле са¬
мого подоконника.
Измучен литературной работой до степени, когда при¬
тупляются инстинкты. Словно в тифу, и этот тиф еще не ос¬
тавил меня...
К полудню небо принялось хмуриться, то накрапывал
дождь, то снова сияло солнце, а вдали погромыхивал гром.
По дороге к озеру вечерами грустно распевают целые хо¬
ры зарянок, а совсем возле озера, в темном еловом бору,
всегда звучно и громко поет певчий дрозд. Невдалеке поют
и другие, но песня этого особенно богата и полнозвучна. Он
набирает строфы неторопливо, словно наслаждаясь в паузах
отголосками своего чудного покрика. Обычно поет он в су¬
мерках, когда лес погружен в тишину, и уже бело выходит
луна — без света, пустая, недвижная. Этот бор на болотис¬
той почве. В сильные ветры здесь часто рушатся ели. Тро¬
пинки замшелые. Шаг по ним бесшумен. А вокруг сме¬
шаются столбики комаров...
Благословенно лето, благословенно тепло, благословен¬
ны звери, листья, трава, ветры, реки и солнце!
И будь проклята эта борьба за жирный кусок, насыще¬
ние честолюбия, подлая и преступная возня за власть! Ка¬
ким-то гнойным нарывом на теле природы эти дела
людские...
Солнце, трава, дороги, лесные закоулки, тихие ручьи...
кланяюсь вам, люблю вас. Для меня только вы и есзь прав¬
да жизни...”
Я знаю самую страшную русскую поговорку: "Москва
слезам не верит”.
Она это доказала.
И все же. "Есть и высокое в мире, и даже торжествующе¬
му злу не поглотить это высокое...**
Август 1983 г. — cmpe.ib 1990 г.1
P.S. Моя квартире! на седьмом этаже. Дом на холме, и
она капитанским мое гиком возвышается над всем районом.
Р\копись залежалась, и кое-ччо. 111101.1а довольно объемное, я продол¬
жал вносить, вилои> до дня. когда книга пошла в набор.
Как же усгаешь жшь в ненавист! Неуж:го лак и нс чдасчся сброса i ь не¬
нависть этою мира с плеч и уйги? Уйти и не поворачивать больше лицо
навегреч} яд\ слов, искаженным лицам и тазам, заплавленным в злоб}...
588
Искупление
Из окон видны Ленинградский проспект, метро "Сокол”, че¬
рез парк — дом, в котором жила мама.
В этом районе прошла моя юность, молодость...
Моя горячая нежность пишущей машинке "OLYMPIA”.
Она во все годы работы ни разу не подвела меня, вынесла
все десятки тысяч страниц черновиков и беловика:
Почти тридцать один год работы над этой темой — по¬
зади. Я чувствовал себя то открывателем, то узником, то
хранителем истины, то измученным, почти сломленным че¬
ловеком. Но я выстоял. Вот опа, стопка рукописи: тридцать
один год работы — в ней.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Наконец-то, после стольких лет мытарств, книгу печа¬
тают. Жду со дня на день сигнальный экземпляр. И вдруг...
19 августа — ПУТЧ! Три страшных дня...
События 19—21 августа 1991 года оказались как бы
заключительной ненаписанной главой книги, ее естествен¬
ным и логическим завершением. Эти августовские дни
кровью подтвердили правоту книги: коммунистическая пар¬
тия и се "вооруженный отряд" (КГБ) органически враждеб¬
ны свободе народа и ради своих особых благ головы к про¬
должению кровопролития, начатого три четверти века на¬
зад.
Годы "перестройки", казалось бы, выявили удручаю¬
щую бездеятельность народа, его опустошенность, безразли¬
чие к себе и будущему. Однако же на деле процесс выздоров¬
ления незаметно шел и постепенно брал свое. Глоток за
глотком начал поступать свежий неотравленный воздух. И в
дни августа случилось то, что казалось невозможным, - на¬
род, вроде бы безнадежно отравленный, обездвиженный и
разложенный ядом ленинизма, превращенный партийной
властью лишь в сырьё, безгласую массу, вспыхнул идеей
освобождения, болью поруганного достоинства, готов¬
ностью погибнуть за право свободно жить.
Пусть поднялся не весь народ. Пусть очнулась и осозна¬
ла себя лишь часть его, все равно это уже начало возрожде¬
ния общественного сознания и духа.
Эти дни, не имея за собой огромных жертв и разруше¬
589
Ю.П. Власов. ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
ний, обрели, однако, значение великого преобразования на¬
родного сознания, разом лишив силы и значения те догмы,
которые когда-то были навязаны народу в крови револю¬
ции, Гражданской войны и чудовищного террора. Вожди
’’победоносного учения” вдруг разом предстали не велика¬
нами духа, ума, а безнравственными захватчиками власти,
настоящими палачами...
Книга выходит в дни, когда август девяносто первого
уже подергивает дымка прошлого. Я не стал выправлять в
рукописи те страницы и выкладки, которые уже сейчас ка¬
жутся изжитыми — история перешагнула через них. Пусть
они свидетельствуют о том, что может быть с движением,
которое не имеет опоры в народе, которое не становится са¬
мим народом.
Августовские события высветили всю сложность пути в
будущее, те тяжкие потрясения, которые нас ждут и которые
можно преодолеть, только если народ будет сплочен и сам
будет решать свою судьбу — не какие-то группки людей, ор¬
ганизации, а только он сам. Он, народ, обрел свободу в
одном неистовом порыве вперед, перед которым треснула,
казалось бы, непреодолимая стена, возводившаяся Злом
долгие десятилетия на страхе, костях и страданиях людей...
А идти к свету еще очень долго. Лишь бы не задули злые
ветры этот зыбкий огонек свободы. По идти надо — позади
кладбище...
Березка беленькая, как свеча тоненькая...
Октябрь 1991 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава 19. Красные чернила 5
Глава 20. Иркутская свобода 38
Глава 21. "Твоя навеки Анна" 122
Глава 22. Заре навстречу 152
Глава 23. Крушение и обновление 178
ДОПОЛНЕНИЯ
Глава 1. Брест-Литовск 211
Глава 2. Бывшие 291
Глава 3. История славных переписок 427
Глава 4. Не могу молчать 460
Глава 5. Искупление 498
Послесловие 589
Юрий Петрович Власов
ОГНЕННЫЙ КРЕСТ
Историческая исповедь
В двух частях
Часть 2
Заведующий редакцией А.В. Проскурин
Редактор ЕВ. Крылова
Художественный редактор С.М. У ездим
Технический редактор Л.А. Крюкова
Корректор Т.А. Шабалина
Технолог В.Ф. Егорова
ИБ 10465
Сдано в набор 21 05.91. Подписано в печаи, 15.11.91
Форма! издания N4x1 OS 32. Бхмага офссчная 70 i м .
1 арии I \ ра 1аймс. Офсстая нечан,.
Усд. неч .1 31.0S. Уч.-им. д. 3N.3I Тираж s0 ООО зкз
Ька, № 91. Изд. № SN07.
И Via IC. 1ЬС; во "Повоет”
!0ЛкЧ2. Москва. Б Исаи оная }.i .
1 anol рафия Изда io.ibci на Новоми"
|<П005. Москва, v.i. Ф. Эшедьса. 46.
ЮРИЙ ВЛАСОВ
ШИН
HFECT
Я ДАЛЕК ОТ ТОГО, ЧТОБЫ ИДЕА-
Л ИЗ И РОВА ТЬ ДОРЕВОЛЮЦИОННОЕ
ПРОШЛОЕ РОССИИ, НО ТО, ЧТО ПРИ¬
ШЛО ЕМУ НА СМЕНУ, НИКАК НЕ НА¬
ЗОВЕШЬ БЛАГОМ.
"ОГНЕННЫЙ КРЕСТ" НАПИСАН НЕ
ДЛЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ТОГО, ЧТО
ЛУЧШЕ — КАПИТАЛИЗМ ИЛИ СО¬
ЦИАЛИЗМ. В КНИГЕ ИССЛЕДУЮТ¬
СЯ ЛЕНИНИЗМ И СОЦИАЛИЗМ ИЗ¬
НУТРИ, С ПОЗИЦИИ НРАВСТВЕННОЙ.
ЭТО ГЛАВНОЕ.
Я НЕ СТАВИЛ ЦЕЛЬЮ СОРВАТЬ
ЗЛО НА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМ ПРО¬
ШЛОМ СВОЕЙ РОДИНЫ ДЛЯ ПО¬
ДОБНЫХ ДЕЛ СОЧИНЯЮТ НЕ ТАКИЕ
КНИГИ КТО-ТО ДОЛЖЕН БЫЛ ВОЗ¬
ВЫСИТЬ ГОЛОС ПРОТИВ МРАКОБЕ¬
СИЯ ЛЕНИНИЗМА СУДЬБЕ БЫЛО
УГОДНО, ЧТОБЫ ЭТОТ ЖРЕБИЙ
ПРИНЯЛ И Я.
и/UV) - ■ ■
Новости*