Религия—дурман для народа
Проф. В. И. Писарев
ЦЕРКОВЬ
И КРЕПОСТНОЕ ПРАВО В РОССИИ
Пенза. Типо-лит. им. Воровского.
Мосгублит. № 59296.
1 930.
Тираж 10.000 экЗ.
ПРЕДИСЛОВИЕ.
В марксистской исторической литературе нет ни одной работы, которая освещала бы в целом вопрос о роли церкви в истории крепостного права в России. Отдельные мысли и части этого вопроса мы можем найти в трудах В. И. Ленина, Г. В. Плеханова, М. Н. Покровского, Н. М. Никольского, Н. В. Рожкова, Е. Ф. Грекулова и др. но сводного очерка, который рассматривал бы данную тему со всех сторон,—мы до сих пор не имеем.
Не претендуя на какие либо научные открытия, автор взял на себя задачу собрать фактический материал, разбросанный в многочисленных изданиях монографической литературы, к изучаемому вопросу в большинстве имеющей лишь отдаленное отношение, очистить этот материал от буржуазно-идеалистической шелухи и дать марксистский анализ, охватив все части вопроса в едином очерке.
Схема работы, поэтому, приняла такой вид.
Первая глава рассматривает постепенный рост экономического базиса церкви, на котором пышно расцветает церковный феодализм с его социально-экономической и политической системой, направленной к эксплоатации, закабалению и гнету сельского населения, превращенного в крепостную массу, зависимую от церковных землевладельцев.
Причем, в этой главе показано органическое сростание классовых интересов церкви и государства.
Это видно из той активной помощи, которую оказывало государство церкви в ее стремлении к земельному и денежному накоплению, а также из той общности классовых задач, которые были на первых порах у духовенства и светских феодалов. Но затем, по мере необычайно быстрого роста земельных богатств, под влиянием разрушения феодальных отношений и развития торгового капитализма, накоплялись противоречия между духовенством, с одной стороны, и боярами, особенно, дворянами и буржуазией—с другой.
Классовая линия эксплоатации трудящихся масс у них остается по прежнему общей, но экономическая конкуренция их на время ставит в положение борьбы, в результате которой в руки „непогребенных мертвецов" попадают лучшие земли светских феодалов, дворянства, буржуазии и „черного" крестьянства, и церковь к началу XVIII века превращается в некоторых частях тогдашней России, особенно на севере, чуть-ли не в монополизатора земельной собственности.
Вторая глава освещает вопрос о феодальной организации церкви. Необычайно широкие феодальные права и привилегии которые при-, обретались церковью в течение длительного периода одновременнф с ростом церковного землевладения—послужили основой, яа которой росли и крепли крепостнические отношения в церковных вотчинах.
В третьей главе выясняются пути и способы закрепощения сельского населения, осевшего на землях церковных феодалов. В основ
ном задача этой главы показать, как на основе крупного землевла-. дения и феодальных привилегий церкви постепенно складывались зависимые отношения сельского населения от своих духовных эксплоата-торах, каким образом эта зависимость превращалась в крепостное право. В этих целях подробно выясняются корни экономической зависимости („серебро", „старожильство", „порядничество" и др.) для того, чтобы были ясны те пути, которые вели к закрепощению церковных крестьян. Этот процесс является общим с процессом образования крепостничества во владениях светских землевладельцев. Разрушение феодальных отношений и развитие торгового капитала сыграло огромнейшую роль в деле окончательного закрепощения как светских, так и церковных крестьян. Отличие церковного крепостничества от светского заключалось лишь в том, что первое не знало состояния „кабальных и докладных холопов", „задворных и деловых людей". Однако фактически роль последних в церковных вотчинах играли различные виды дворни—детеныши, слуги, служебники и др.
Стимул у церкви к закрепощению сельского населения был тем сильнее, чем больше она накопляла земельных богатств и денежных капиталов. В результате этого процесса церковь в XVII—XVIII вв. превращается в жесточайшего крепостника—эксплоататора.
Четвертая глава непосредственно вытекает из третьей: она посвящена вопросу о различных формах эксплоатации крепостных крестьян в XVI—XVIII вв. Эволюция этих форм заключается в том, что с развитием торгового капитала различные виды эксплоатации приобретают все более и более тяжелый для крепостных людей характер. С одной стороны, натуральный оброк псстепенно заменяется денежным, а это усиливает давление крепостного пресса, а с другой—наряду с оброком со второй половины XVI в. вырастает та барщина, которая служила „кошмаром" для церкоьных крестьян.
Особенно большим злом для церковных крестьян являлось управление церковными вотчинами. Этот вопрос рассмотрен в пятой главе. Многочисленные управители различных рангов—начиная от прикащи-ков и дозорщиков и кончая игуменами и архимандритами — как пауки опутывали своими цепкими эксплоататорскими щупальцами крепостную крестьянскую массу. Каждый из них, за время своего правления, стремился как можно больше набить свои карманы. Поэтому в церковных вотчинах мы встречаемся с такими чудовищными способами выжимания экономических соков из крестьян.
Вот почему церковные крестьяне всю свою революционную борьбу направили против барщины и духовных управителей, соглашаясь итти скорее в кабалу к светским помещикам, чем оставаться во власти духовных эксплоататоров.
Дополнением к вопросу о методах управления и формах эксплоатации является шестая глава, освещающая личный быт церковных крепостников, паразитизм которых основывался на поте и крови крепостного населения.
Необычайно быстрый рост церковного крепостничества и землевладения вызывает борьбу против него в двух направлениях: во-первых, со стороны дворянства и буржуазии и во-вторых, со стороны крестьянства. Рассмотрению этих вопросов, посвящены Vll и VIII главы. Различные классы выступают против церковного крепостничества по различным классовым побуждениям.
Дворянство и буржуазия были обеспокоены ростом богатств, церкви имеющей тенденцию к монополизации средств производства в
своих руках. Кроме того, феодальная организация церкви тормозила дальнейшее капиталистическое развитие России.
Крестьянство выступало против своего классового врага с оружием в руках и готово было одинаково снести „с лица земли" как духовных так и светских эксплоататоров. Ни в какой степени крестьянское движение не было связано с борьбой господствующих классов против церковного феодализма из-за права эксплоатации тех же крест ЬЯН-
Роль правительства в этом сложном клубке классовых противоречий и борьбы заключалась, конечно, в поддержке господствующей классовой силы—дворянства. Правительство, которое являлось орудием в руках помещичьего класса, перестает нуждаться в церковной опоре. Наоборот, церковь переходит на положение „служанки государства".
Поэтому правительство постепенно приходит к мысли о ликвидации церковного крепостничества. Окончательное созревание этого решения правительства не случайно относится к расцвету торгового капитализма и классового господства дворянства. Рассмотрению вопроса о секуляризации церковных имуществ и социально-экономических результатов и посвящена IX глава. В итоге ук. 26-го февраля 1764 г. церковь мало проиграла, так как эта мера помогла духовенству в конечном счете изменить лишь методы эксплоатации: из феодальных они превратились в буржуазные. Но крестьянство ничего не выиграло, так как вся „реформа" свелась лишь к перемене хозяина, такого же эксплоататора. Крестьяне это прекрасно сознавали и ответили на эту „реформу" мощным революционным движением.
Только благодаря тому, что духовенство, в конце концов, от этой секуляризации не проиграло и можно об'яснить то, что оно до конца являлось защитницей крепостной системы и самодержавного строя. Господствующие классы и вовсе не имели в виду бороться с церковью, как с институтом, помогавшим эксплоатировать трудящиеся массы и находившим идеологическое оправдание для этого. Этому вопросу посвящена последняя (X) глава.
ГЛАВ Я I.
Накопление русской церковью земельных богатств и денежных капиталов.
История церковного крепостничества тесно вплетается в общую историю классовых отношений и борьбы в России. С самого своего зарождения русская церковь становится классовой организацией, обслуживающей социально-экономические и политические интересы господствующих верхов.
Православная церковь превращается в важнейшее орудие угнетения, подавления и эксплоатации трудящихся масс. Вся работа церкви направляется к своей главнейшей цели—идеологическому оправданию классового неравенства и частной собственности. Обещая царство небесное на том свете и проповедуя смирение и покорность на земле, церковь весьма помогала и облегчала задачу закабаления и закрепощения сельского населения.
Да и само православное духовенство с момента своего зарождения становится таким же эксплоататором, как и остальные господствующие классы, с которыми оно разделяет историческую судьбу вплоть до Октябрьской революции.
' Это сростание эксплоататорских интересов церкви и социальных верхов объясняет нам тот крепкий и тесный союз, который существовал на протяжении многих столетий между церковью и государством—этим аппаратом насилия, созданным эксплоататорами-феода-лами, чтобы держать в подчинении трудящиеся массы. Вот почему государство так деятельно помогало церкви в превращении ее в крупную феодальную организацию и только тогда, когда церковное накопление в дальнейшем стало грозить экономическому благополучию других господствующих классов, государство, под давлением последних, вынуждено было принять меры к ограничению церковного землевладения.
По меткому определению Г. В. Плеханова, церковный феодализм отличается от светского лишь тем, что в церкви господствует коллективная сеньория; церкви и монастыри владеют землей и зависимыми людьми, как коллективные помещики. Однако этот своеобразный коллективизм нисколько не мешал церкви накоплять огромные земельные и денежные богатства, быть эксплоататором по отношению к сельскому населению, и отдельным представителям церкви владеть большими личными средствами и крепостными людьми.
Способы, пути и формы накопления церковью земельной собственности, населенной зависимыми людьми, чрезвычайно различны и многообразны, но в основном они могут быть сведены к трем источникам: пожалованию, дарению и частным сделкам—купле, залогу, обмену и т. п.
Первым исходным моментом, давшим мощный толчок к зарождению церковного феодализма, являются щедрые и многочисленные по
жалования князей и царей. Начиная с Владимира св. и до Петра I каждый князь считал своей обязанностью „пожаловать" ту или другую обитель земельными владениями. Впрочем в древнейшее время (X—XII bb.J ценилась не земля сама по себе, которой было везде много, а средства для обработки земли, т. е. рабы, скот, семена, с.-хоз. орудия и пр. Поэтому в руках господствующих классов, в том числе и духовенства, мобилизовались именно эти средства производства в первую очередь. Это видно из памятника X—XIII вв. „Русской Правды", которая в числе крупных рабовладельцев того времени упоминает не только князей и бояр, но и представителей церкви. В одной из редакций этого памятника (XIII в.) встречается выражение „холопи черньцы". Следовательно, духовные отцы изстари являлись рабовладельцами. Это вполне понятно; раз церковь обзаводилась 'крупной земельной собственностью, то естественно появлялась необходимость в даровых рабочих руках. Так как духовенство само производительным трудом никогда не занималось, то вставал вопрос о приобретении рабов и о закабалении сельского населения. Но кроме .царовэг? труда церковь нуждалась и в капиталах для расширения своего хозяйства.
Вот почему князья вХ—XIII вв. „жалуют" церковь тем, в чем последняя нуждалась, т. е. населенными селами, деревнями и деньгами. Так, из летописных данных мы узнаем, что Киево-Печерский монастырь уже при самом его основании был наделен земельными владениями, которые обслуживались с л у г а м и, т и у н а м и и приставниками. Кн. Ярополк тому же монастырю „пожаловал" три населенные волости — Небльскую, Деревскую и Лучскую и села около Киева, а дочь его завещала пять сел с челядью и большой капитал в золоте и серебре. Кн. Глеб „пожаловал" 600 гривен серебра и 50 гривен золота, т. е. капитал более 100.000 руб. на наши деньги. Говоря о постройке соборной церкви во Владимире в 1158 г. летописец упоминает, между прочим: „дал (кн. Андрей Боголюбский) ей много имения... и села лепшая". >)
Хутынский монастырь в конце XII в. также имел „челядь, земли и села". Все эти сведения взяты из летописей. Но до нас дошла и официальная жалованная грамота на право владения землей, данная кн. Мстисловом и его сыном Всеволодом Новгородскому Юрьевскому монастырю в 1128—32 г.г.
Из приведенных данных видно, что уже вХ—XII в.в. с помощью князей церковь превратилась в крупного землевладельца, владевшего не только -рабами, но и закабаленным свободным сельским населением.
Последнее, не имея возможности конкурировать с богачами— землевладельцами, в руках которых концентрировались средства производства, прибегало к займам у крупных владельцев, в том числе и монастырей, чтобы иметь возможность заниматься хлебопашеством.
Наживаясь на эксплоатации рабов и зависимых людей, церковь имела возможность организовывать свое хозяйство в крупных размерах, превращаясь в богатейшего предпринимателя — капиталиста эпохи „разбойничьей торговли" Киево-Новгородской Руси XI—ХП вв. Из летописей того времени мы узнаем, что монастыри являлись центрами местной рыночной торговли. Сюда стекалось на-
’) Лавр. спис. летоп. 230.
селение по праздникам на богомолье—и, кстати, захватывало с собой продукты своего изделия для продажи.
С другой стороны, и сами монастыри смотрели на это богомолье как на источник наживы, не только обирая богомольцев за требы, но и сбывая им свой изделия. В этих целях древне-русские монастыри обзаводились промысловыми хозяйствами, из которых особенно распространенными были варка пива, меда и вина, ловля птиц и зверей, добыча соли, рыбные ловли и пр. Мед, воск, меха были предметом внешней торговля с Византией, откуда русская церковь получала в свою очередь золотые, серебряные, шелковые, сафьяновые и др. предметы роскоши и церковного обихода.
Но церковь XI—XIII вв. выступала не только в роли крупного землевладельца — рабовладельца, но и в качестве ростовщика—спекулянта.
Огромные средства, которыми располагала церкевь, позволяли . ей давать деньги в рост, т. е. под проценты. Из той же „Русской Правды11 мы узнаем, что капитал был в то время чрезвычайно дорог; 20%, а, может быть, и 40% считалось вполне законной прибылью... Не только беднота, но и представители высших классов часто обращались в монастыри за деньгами.
Церковь, как паук, опутывала сетью долговых обязательств всех кто так или иначе нуждался во временной экономической поддержке. Ростовщическая эксплоатация церкви была настолько сильной, что в XII в. происходит ряд выступлений против духовных спекулянтов. Так, в 1113 г. социальные низы Киева, подвергая разгрому ростовщиков, к числу последних отнесли также и монастыри. Другой случай произошел при Андрее Боголюбском, когда после взятия Киева суз-дальцы, смольняне и черниговцы „разграбили монастыри, Софью и Десятинную Богородицу... и церкви обнажиша иконами и книгами и ризами и колоколы изнесоша все".
Трудно сказать, до каких пределов дошло бы церковное предпринимательство в XI—-XIII вв., если бы не был положен конец дальнейшему росту „разбойничьего торгового капитализма" Киевской Руси татарским разгромом и перенесением мировых торговых путей с Черного моря и Днепра на Средиземное море и Рейн. После этого историческая жизнь России переносится на северо-восток и русская территория в XIII—XIV в.в. раздробляется на мелкие изолированные феодальные удельные княжества. Вместе с этим значение главного капитала страны приобретает земля. Это и понятно. Сойдя с мировой торговой дороги, господствующие классы лишились главнейших источников накопления—внешней торговли и военных походов. Поэтому взоры социальных верхов, в том числе и духовенства, обратились на землю, как на единственный источник, способный дать средства к классовому господству.
Однако параллельно с стремлением к земельным захватам со .стороны господствующих классов развивается тяготение к земле и широких трудовых масс. Между социальными верХами и низами завязывается продолжительная борьба из-за земли, которая кончилась тем, что верхи не только захватили почти всю землю, но и поставили сельское население в положение арендаторов чужой земии.
Начинается эпоха расцвета феодализма вообще и, церковного, в частности. Огромная масса земельных богатств мобилизуется в ру»жак феодалов—светских и духовных. Социальным низам ничего не оста
ваЛось' делать, как садиться на чужую землю, давать опутывать Себя долгами, падать, превращаться в жертву владельческой эксплоатации.
Одновременно с процессом раздробления русской земли на множество феодальных княжеств, удельный вес церковных владений в общей системе эксплоатации все более и более усиливается и количественно и качественно.
Каждый удел в лице князя и бояр стремится иметь своих святых-покровителей и защитников их материальных благ. „Каяждо убо страна и град", говорится в житии Прокопия Устюжского, „блажит и славит и похваляет своих чудотворцев".
Особенно способствовали развитию церковного феодализма татарские ханы, которые стремились найти в лице русской церкви союзника себе в эксплоатации сельского русского населения. Церковь охотно выполняла эту роль. За это духовенство неизменно поль-I ' зовалось покровительством и расположением ханов.
Различные льготы и привилегии в изобилии сыпались на пред-У°ставителей русской церкви. Митрополит Кирилл получил от хана С^Менгу-Темира ярлык, освобождавший церковь от всяких податей и повинностей и предоставлявший право на беспрепятственное владе-\1\цение землями и людьми.
Жестокая кара ждала того из татарских чиновников, кто делал ’'покушение на церковную собственность, или нарушал права, принадлежавшие духовенству, или вмешивался в суд и расправу церкви, или наносил какую либо обиду отдельным ее представителям. Духовные лица освобождались даже от ответственности за убийство татарского чиновника при защите .своего имущества.
По мнению Г. В. Плеханова духовенство в России окончательно сложилось и оформилось, как сословие в рядах господствующих классов., именно в эпоху татарского нашествия. Всякая борьба против привилегий духовенства была объявлена тягчайшим государственным преступлением. ’)
Это привилегированное положение, в котором находилась русская церковь, усиливало ее политический авторитет среди светских феодалов того времени. Последние стремились в своих взаимоотношениях с ханами опереться на духовенство и не Жалели средств для привлечения его щедрыми пожалованиями на свою сторону. Поэтому неудивительно, что эта эпоха отличается необычайно быстрым ростом количества монастырей. Если с X по XIII в.в. было основано 87 монастырей, то за один XIV в. возникло—80. а в первой половине XV в.—-70.
Кроме того, светские феодалы были кровно заинтересованы в том, чтобы иметь в лице церкви экономически сильного союзника, так как во всех затруднительных случаях, особенно во время частых военных столкновений друг с другом, они могли рассчитывать на получение финансовой помощи от монастырей, имевших Всегда свобод^ иые капиталы в своем распоряжении.
Этот взгляд князей на церковную казну, как на своего рода сберегательную кассу, из которой в любой момент можно получить поддержку,—продолжает существовать и в более позднее время. Иностранец Флетчер даже склонен был думать, что „цари потому позволяли подданным беспрепятственно отказывать имущества мрнасты-
*) Собр. соч. т. XX, стр. 81. ...... .
io —
рям, чтобы государственные суммы хранились все вместе и былг® ближе к рукам, если бы вздумалось их взять".
Щедрость княжеских пожалований объясняется еще и тем, -что-церковь часто выполняла роль колонизатора свободных, незанятых, пустых земель, которых в XIV—XV вв. в любом феодальном княжестве было сколько угодно.
В интересах князей было привлечь как можно больше населения на эти земли, чтобы заселить и обработать их. Эту задачу охотно-, брали на себя монастыри, которые получали от князей жалованные грамоты на „пустоши" и привлекали население на них. От эксплоата-ции этого населения наживались как духовные, так и светские: феодалы. Как те, так и другие в одинаковой степени были заинтересованы в закабалении „Ячитейских крестьян".
Колонизаторская деятельность монастырей давала им возможность распространять свои владения на свободных землях, „куда коса,, плуг и топор ходили". Иллюстрацией такой заимки пустых земель-является продвижение вглубь лесов Кирилло-Белоозерского монастыря. В 1473 г. во владении этого монастыря было 17 деревень,, „посаженных на лесу", через 9 лет прибавилось еще 3 „пустоши", в. 1555 г. еще было «освоено своевольством» 9 деревень и 43 починка.
Обычным методом заселения свободных земель монастырями-была предварительная посылка на место заимки церковных крестьян-для расчистки и обработки пустых земель. После этого дальнейшая колонизация пустоши была обеспечена.
Часто монастыри, не дожидаясь инициативы со стороны князей,, сами обращались к последним с просьбой о пожаловании им „какого-либо угодья или пустоши". В своих челобитьях они обычно указывали на то, что „нужда де им великая и теснота, лошадей и коров; выпустить некуды накормити и сена укосити на монастырский нужный обиход негде".
Это обычная форма церковного попрошайничества.
Князья охотно удовлетворяли эти просьбы и щедрой рукой раздавали направо и налево ценнейшие угодья, богатые рыбой, солью-и пушниной.
Но как ни велики были по своим размерам княжеские и царские-земельные пожалования, составлявшие главнейший источник обогащения церкви, последняя, однако, стремилась к еще большему накоплению.
Пользуясь своим авторитетом, церковь спекулировала на религиозных чувствах верующих, обосновывая свое стремление к наживе давно испытанными средствами. Она заимствовала . из родового быта те черты, которые были связаны с накоплением^ богатства. Это—старое родовое понятие о тесной родственной связи живых и мертвых членов семьи. При этом церковь, под влиянием изменившейся экономики, уничтожила религиозное почитание предков, заменив его молитвой за умерших. Эта забота о спасении душ была весьма выгодным предприятием, так как связывалась с оплатой за> посреднические услуги церковной братии.
Представители церкви Яркими красками рисовали печальную» судьбу тех, кто не думал о спасении души, а расточал свои имения? „в о&ьядении и пианстве и богу ничего не оставляли; души таких во аде мучимы будут, а дети их—в убожестве и по работам1*-
И наоборот, кто жертвует села и вотчины, тот; записывается; в синодик (т. е. книгу) для вечного поминовения: когда поп читает-по синодику их имена, то души умерших получают избавление от вечт-
\ них мук, а молитвенники—села, реки и озера, пожитй, скот, пищу, обувь и одежду ‘).
Впрочем богачи и сами не забывали „устроить свои дущи“ и не жалели никаких средств, чтобы получить полную уверенность в том, что после их смерти спасение их душ обеспечено. В одном памятнике XV в. мотивы вкладов объясняются следующим образом: „Многие стараются всеми неправдами скопить себе богатство; накопи богатство, обижают других, проводят жизнь беспутную и нисколько не думают о своем спасении. Но их беспокоит мысль о муках в будущей жизни. Желая устранить от себя тяжелую для себя мысль, они отдают церковным установлениям свои богатства, состоящие из земельных владений" * 2).
Запуганные „вечными муками", верующие делали обильные вклады в монастыри в виде „помина души", завещания, или отдавали все свое имущество при пострижении?”'"''
Однако, иногда сами духовные отцы умильно и униженно просили царей и богатых знатных лиц о вкладах. „Милости у тебя государя, Тимофей Устинович, просим", писал Солотчинский архимандрит (XVII в.), „буди вкладчик в дом пресвятые богородицы, по прежней •. своей милости, пожалуй, дай нам вечно за свое здоровье и за Татьяну Фоминичну и за весь свой благодатный дом бога молить, соверши своя жалованья к дому пресвятыя богородицы и к нам убогим". 3)
Вклад в „вечный поминок души" был наиболее распространенной формой передачи церкви населенных имений и разных ценностей. Часто княжеские и царские пожалования приобретали характер вклада „по душе". Поэтому иногда бывает трудно отличить эти два. вида церковного обогащения. Почти во всех жалованных грамотах говорилось, что то или другое имущество отдается в церковь или монастырь „на помин души".
С течением времени вклады „по душе" получают решительный перевес над пожалованиями, особенно в эпоху разложения феодальных отношений, т. е. в XVI—XVII вв. Кроме того, по мере развития денежных отношений, они приобретали все более и более денежный характер. Это объясняется еще и тем, что в эту эпоху Церковь стала ограничиваться в праве земельных приобретений. Причем вкладчиками являлись не только представители высших классо» (цари, князья, бояре, купцы, архиереи и др.), но и мелкие собственники.
В каких размерах происходил процесс денежного накопления путем вкладов, видно из следующих иллюстраций. В Кирилло-Бело-озерский монастырь было „вложено" за время с 1539 до 1625 г.:
От лиц царских и княжеских родов . . 35.245 руб.
„	„ боярских....................»	. 41.644 „	:
„ епископов ...	.	. 2.467 „
мелких вкладчиков . .________. .	14.656 „
Итого.	.	. . 94.012 руб 4) (т. е. до 
13 милл. руб. на наши Деньги).
0 М. Н. Покровский. Русская история о др. врем. Т. II изд. „Мир" изд. 3-е . М. 1920 г. стр. 251 (ст. Никольского).
2) М. Горчаков. О зем. влад. всеросс. митроп , патр. и св. синода. СПБ 1871 . Стр. 150.
3) А. П. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крестьяне в XVII в. М. 1888. Стр. 22.
*) В. О. Ключевский, сравнивая меновую стоимость рубля XVI—XVIII в в. (на основе хлебных цен) с рублем 1884 г., дал такую таблицу:
Рубль 1500 г. стоил не менее 100 руб. 1884 года.
1501-1550 г............ 63-83	„
1551-1600 г............ 60-74	„ .. „
Недаром историк Кирилло-Белоозерского монастыря считает причиной финансовых затруднений государства при Грозном не только военные затраты, но и „царские милости14 разным монастырям.
Церковь разработала целую систему способов поминовения за „здравие", так и „за упокой", которая в основном сводилась к тому, чтобы побольше вытянуть у вкладчиков имений, денег и разного ценного имущества. Духовные отцы установили самую подробную таксу за каждый вид поминовения.
Последнее могло совершаться или в храме во время богослужения, или в трапезной во время „кормов41. В первом случае „души'44 поминались по синодикам, в которые вносились имена или „на веки доколе монастырь стоит44, или „по вся дни41. Кто давал более 50 руб., того записывали в оба синодика—„вечный11 и „вседневный14, а него давал менее этой суммы, того по истечении известного срока вычеркивали из синодика.
Различная плата полагалась и за то, каким способом будут прочитаны имена вкладчиков во время богослужения: „тайно11 (про себя),, вполголоса, или громко.
Различно оплачивалось также чтение синодика в зависимости •от-
того во всех ли храмах поминались „души14, в некоторых, или в одном.
Иногда по „душам41 вкладчиков совершались специальные службы—в третий, девятый, сороковой день, или ежедневно в течение 40 дней,—и даже года,—после смерти. В данном случае принималось во внимание то, кто совершал богослужение: игумен ли со всем собором, или собор без игумена, или полусобор, один поп, или несколько. В зависимости от каждого отдельного случая духовные огоры брали от 200 до 1000 р. (т. е. ок. 3500—17000 руб.).
Кто давал села и ..деньги великие1-, того не только записызал-и в оба синодика, но и „кормы кормили по нем11 (т. е. молились за упокой души во время братских трапез), доколе монастырь стоит* 12 *'-
Иногда между вкладчиками и духовными отцами происходилшг недоразумения на почве платы за поминовение. Так, княгиня Гойе-;нина была недовольна тем, что за ее вклад Иосиф Волоцкий не :за-писал трех покойников на вечное годовое поминовение и даже м-•звала этот поступок „грабежем14.
Поминовение душ превратилось в XVII в. в столь обширное хозяйственное предприятие, что понадобилось создать особый панижад-ный приказ.
Но религиозная спекуляция церкви заходила еще дальше. Обещая за щедрые ..даяния” царство небесное на „том свете44, духовные отцы внушали верующим мысль о необходимости завещать часть
наследства, в пользу церкви.
Наиболее ранним известием о передаче церкви земельных владений. по Завещанию являются акты об отказе кн. Изяславом (ХМ вЛ Печерскому монастырю „сел с челядью11 и Пантелеймоновскому—.,.сея с землей, Людьми и коньми41.
1601—1612 г........... „	12
1613—1636 г.............. 14
1651—1700 г.............. 17
1701—1715 г.	„	9
1730—1740 г.	„	„	„	10
„	1741 — 1750 г......... „	9
(Опыты и исслед. Первый сб. П. 1919. Стр. 183.
См. Н Никольский. Кирилло-Белоозерский монастырь. Т. I, вып. 2. Слрг-
Начиная с XIV в. ..духовные встречаются все чаще и чаще. Особенно они становятся обильными в- XV—XVII вв. Насколько были делики вклады по завещанию, видно из следующих примеров. Одна княгиня завещала Спасскому монастырю огромное имущество и, кроме того, 6000 руб. (т. е. ок. 40.000 р.) деньгами. Боярин Морозов завещал в разные монастыри значительную сумму денег и колоссальные имения, населенные 20.000 крестьянами.
Причем все наследственные дела постепенно сосредоточивались в руках духовенства, которое принимало активное участие не только в составлении и утверждении завещания, но и в исполнении его.
Такая роль духовников давала возможность последним оказывать давление на завещателей, побуждая последних отказывать церкви максимальное количество сел, деревень и всякие ценности. Даже правительство, получая выморочное имущество, не освобождалось от этой обязанности.
Более того, князья и цари в ряде своих грамот и указов обязывали часть наследства передавать в руки церкви. По свидетельству Павла Алеппского (полов. XVII в.) патриарх Никон обзавелся даже особым приказом по наследственным делам, в который поступала десятая часть с каждого наследства в пользу патриарха, помимо того, что получали судьи и патриаршие люди.
Правительство в полов. XVII в. (по Уложению) пыталось ввести единственное ограничение—вместо земель и вотчин делать вклады и передавать по завещанию денежные суммы и движимое имущество. Но это ограничение фактически не выполнялось.
Иногда вкладчики в своих завещаниях требовали, чтобы их вклады не продавались, не обменивались и не отдавались никому. Однако это условие не выполнялось: церковь считала эти вклады своей собственностью и распоряжалась ими по своему усмотрению.
Иногда в „духовных" делалась оговорка, что родственники завещателя могут выкупать за известную сумму родовое имение. Но церковь редко когда выпускала из цепких своих рук земельные владения и всегда находила тот или другой способ закрепить их за собой-Не довольствуясь передачей части наследства, церковь побуждала своих клиентов к пострижению в монахи и к поступлению в ту или другую обитель вместе со всем своим имуществом—движимым и недвижимым.
Представители высших классов охотно склонялись на этот призыв церкви, тем более, что с пострижением в монахи до самой своей смерти, они продолжали распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению, вплоть до продажи и передачи родственникам или посторонним лицам. Но фактически очень редко имущество ускользало из рук духовных отцов. Поэтому неудивительно, что последние устраивали настоящую погоню за богатыми постриженНиками.
Независимо от передачи всего имущества в церковную казну, каждый постригающийся должен был сделать определенный вклад, без которого никто не принимался в обитель. По словам Д. Флетчера, одни вносили в конце XVI в. 1000 рублей (т. е. до 60.000 р.), другие более; но с капиталом менее 300—400 р. (т. е. 18.000—24.000 р.) никого не принимали. ’)
Это свидетельство относится к богатым людям. Но и мелкие собственники не освобождались от вклада. В одной из грамот патриарха
') О государстве русском 3-е изд. Спб. 1906. Стр. 99.
Иова говорилось: „в Хлыновском монастыре с посадских людей и волостных крестьян архимандрит Трифон за пострижение просит дорого—по 10—20 р. (т. е. 170— 340 р.) и люди помирают у них без пострижения”. J)
Наконец, важнейшим источником накопления земельных богатств церковью являются частные сделки, которые особенно увеличиваются в эпоху зарождения торгового капитализма и разложения феодализма, т. е. в XVI—XVII вв. Эти сделки необычайно разнообразны по своему характеру. Церковь быстро и ловко приспособилась к условиям развивающихся денежных отношений и усвоила методы первоначального накопления. Формы ее эксплоататорской деятельности стали видоизменяться сообразно требованиям возникающего торгового капитализма.
Из новых форм земельного обогащения прежде всего развивается покупка земель. Наиболее ранние купчие относятся к XIV—XV в.в., но количество их весьма быстро растет в XVI—XVII вв. В каких размерах происходит скупка земель церковью в это время, видно из следующей Иллюстрации: с 1551 до 1565 гг. духовные отцы Кирилло-Бглоозерского монастыря приобрели через покупку 12 сел и 179 деревень, истратив до 2250 руб. (т. е. до 140.000 р.) -’). Николаевский монастырь купил в 1648 г. в Дмитровском уезде 21 деревню, Иосифов м-рь—8 поселений и т. п.
Приобретение земель в XVI в. в. таких огромных размерах объясняется в значительной мере тем кризисом, который испытывало хо- . зяйство светских феодалов—бывших удельных князей и бояр. Ведя хозяйство по старинке, не имея достаточно денежных средств, чтобы приспособиться к новым капиталистическим отношениям, б. удельные князья и бояре обращались за денежной ссудой к церкви, обладавшей в то время огромными денежными свободными капиталами.
Духовные отцы пользовались случаем и охотно давали деньги взаймы взимая с своих клиентов чудовищные проценты. Даже современники признавали, что духовные отцы переходили всякие границы в своем „сребролюбии-1. По свидетельству Максима Грека „мы (т. е. монахи) безчепозечным образом взимаем проценты на проценты, доколе не выплатят занимаемый, капитал. Если кто нибудь, вследствие крайней нищеты, не может заплатить процентов за год, мы взимаем с него в другой год двойные гроценты или, разграбив все его имущество, гоним прочь тех людей, о которых, поев, писанию, мы наиболее должны забо-титься“ 3). Конечно, в отношении крупных феодалов дело до „крайней нищеты" не доходило, но вотчины их разорялись и чаще всего попадали в руки кредиторов. По тогдашнему залоговому праву имение, отданное в заклад, переходило во впадение кредитора. В условиях займа обычно обозначалось: „если я умру, а кабалы не выкуплю, то отчина моя поступает в собственность такого-то монастыря или храма".	''
Так как задолженность светских феодалов церкви с течением времени все более и более увеличивалась, то большое количество княжеских и боярских вотчин стало, постепенно перекочевывать в руки „непогребенных мертвецов".
Для характеристики этого процесса экспроприации церковью земельных владений светских феодалов весьма поучительна история 
*) В. Милютин. О недв. имущ, духовенства в России. М. 1862. Стр. 135—136.
2)	Н. Никольский. Кир.-Белоозер. м-рь. Т. I, вып. 2. Стр. 21.
*	) Хлебников. О влиянии общ. на организ. госуд. Стр. 131.
(ЯЯеНй^ бйвшйх уДельных князей Ухтомских в 50-х г.г. XVI в. Разо-.ряясь, эти последние оказались опутанными долгами духовными отщеми Кирилло-Белоозерского монастыря и на протяжении 4-х лет вынуждены были продать монастырю села—Карповское и Никитино с 42 деревнями и починками, а село Семеновское с 13 деревнями было заложено за взятую в долг сумму в 290 р. (ок. 22.000 р.) через 2 года и это село перешло в полную собственность монастыря.'-
М. Н. Покровский правильно заметил, что, когда пришла опричнина (Грозного с ее массовыми конфискациями удельных земель, ей пришлось, в сущности, только доделывать то, что давным-давйо тихо и скромно без казней и опал было начато смиренными иноками
В кабалу церкви попадали <не только сзетские^феодвлы^ дао*и, служилые люди, посадские и волостные крестьяне, особенно^в период аграрного кризиса в конце XVI и нач. XVII ¥в.в. д В это время^ \как! известно, служилое землевладение испытывало большие уэкономические затруднения и пыталось выйти из тяжелого кризисного состояния ценой чрезмерной эксплоатации крестьян. Последним ничего не оставалось делать, как бросать свои ♦ участки и бежать или в крупные вотчины, не успевшие еще разориться, или на окраины^государства. Чтобы поправить свои дела, служилые люди принуждены были прибегать к ростовщическим услугам духовных отцов в надежде спастись от окончательного разорения. Не уплатившие в срок процентов теряли свои заложенные имения.
Особенно церковные владельцы стремились прибрать к своим рукам черные земли, состоящие на государственном тягле и расположенные, главным образом, на крайнем севере европейской территории тогдашней России. Эти земли привлекали «непогребенных мертвецов" своими богатыми рыбными и соляными промыслами.
Процесс „освоения" этих земель церковными владельцами происходил двумя путями—через пожалование и частные сделки. С одной стороны, правительство передавало церковным владельцам черные волостные земли для управления, суда и сбора податей на правах „кормления". Но обычно управление этими волостями становилось наследственным, и церковные владельцы различными сделками прибирали их к своим рукам. Выпрашивая у правительства различные льготы как для своих земель, так и для тех, которые находились только в их управлении,—церковные владельцы, в конце концов, добились того, что в жалованных грамотах правительства стиралось юридическое отличие между тем и другим видом земель.
Но, с другой стороны, более распространенным способом .освоения" черных земель были частные сделки. Это видно из следующих примеров. С 1624 по 1648 г. Архангельский Устюжский монастырь сделал земельных приобретений по 50-ти сделкам на сумму 7008 р. (т. е. до 100.000 руб.) другой Гледенский монастырь в тот же период совершил 42 сделки на 4114 р. (до 45.000 руб.).
Эта экспроприация крестьянских волостных земель в XVII в. приобрела массовый характер. Крестьяне неоднократно жаловались на то, что монастырское замлевладение все более и более расширяется за их счет. Так, в 1627 г. крестьяне нескольких волостей Устюжского уезда подали коллективную жалобу на братию Телегова монастыря; ,и ныне", писали они, .беспрестанно в черных волостях у тяглых крестьян деревни и пожни, и пашни, всякие угодья покупа-____________ 4
*	) М. Покровский Оч. ист. русск. культ. Ч. I. Изд. 4-е М. 1921. Стр. 96—97.
ют и за вклады емлют, и что, государь, было в тех волостях лучших деревень и крестьян, то они, старцы, все побрали к себе за монастырь". 9
Иногда церковные владельцы прибегали к прямым насилиям и грабежу соседних крестьянских земель. Примеры можно привести следующие. В 1679 г. старец Амбросий с братией Дмитревского монастыря завладел одной „нивой“, а другой—старец Перфилий. В 1678 г. тобольские захребетные и оброчные крестьяне жаловались, что митрополит Корнилий отнял у них в 1666 г. рыбные ловли. Такой же захватнический способ применял Кирилло-Белоозерский монастырь по-отношению -к соседним крестьянским землям.
Даже земли служилых людей не были застрахованы от грабежа и насилий со стороны духовных отцов. Напр., верхотурские служилые люди указывали на то, что соседний монастырь отнял у них не только рыбные ловли, но и крестьянские пахотные земли с посеянным хлебом и скотские выпуски и поселил на отнятых землях своих мона-. стырских крестьян.
Иногда .непогребные мертвецы' не стеснялись прибегать к мошенничеству и подлогам в своей жажде к земельному накоплению. В 1481 г. .били на торгу кнутьем Чудского архимандрита, князя Ухтомского и Хомутова за то, что они .смастерили" грамоту на землю умершего князя Андрея Васильевича Вологодского, будто бы последний „дал к Спасову монастырю на калинное". * 2)
Некоторые не брезговали грабежом и разбоем. Напр., в Тотем-ском уезде строитель Тафтонской пустыни, старец Ферапонт участвовал в разбое и прятал у себя награбленное 3).
Наконец, стремление к наживе заходило так далеко, что духовные отцы не останавливались перед продажей собственных детей. Это видно из одной статьи судебника Ивана Грозного, которая запрещала монахам и монахиням продавать своих детей 4).
В целях округления своих земельных владений церковные владельцы стремились уничтожить чрезполосицу путем обмена церковных земель на земли своих соседей; причем пускали в ход различные ухищрения для того, чтобы получить в том или другом виде выгоду.
В борьбе за землю духовные отцы не останавливались ни перед какими средствами. Каждый монастырь или архиерей стремился накопить как можно больше .мирских богатств". Часто между церковными владельцами завязывалась упорная и длительная борьба из за земли. Иногда дело доходило до вооруженных столкновений. Так, в половине XVII в. церковные власти рязанского архиерейского дома и Богословского монастыря, потеряв надежду в судебном порядке разрешить свои земельные споры, „собрали целые армии, вооружили их рогатинами, ружьями, дрекольем и стали драться, несмотря на то что для разбора дела был прислан майор Рагозин и межевщик. „Полководцы" отдали приказ подчиненным бить противников До смерти “)..		!
Еще более характерным является другой пример.
>) М. Богословский; Зем. самоупр. на русском севере в XVII в. М. 1910. Стр. 88.
2) Русск. Летоп. Львова. Т. III. стр. 199.
•» Ростиславов. Опыт исслед. об имущест. и доход, наших монастырей. СПБ 1876. Стр. 38.
*) С. М. Соловьев. Ист. Росс. Т. VII, стр. 52.
г>) Д. Жаринов. Крестьяне церковных вотчин (см. „Великая Реформа", Т. 1. Изд. Сытина, стр, 149),
Черниговский архиерей Жураховский, не добившись от попа села Киреевки добровольной отдачи крепостных актов на право владения землей, закрыл приходскую церковь, где служил этот поп. Не довольствуясь этим архиерей послал отряд в 40 человек под началь-стом монаха Иродиона, который окружил дом попа, ворвалса в дом, разбудил попадью, отнял у нес ключи, отыскал и забрал крепостные акты на поповские участки. Поп же был арестован и посажен под караул. Сначала его монахи уговаривали добром уступить свои права на „грунты и мельницы" архиерейской кафедре, а когда словесные убеждения не подействовали, то стали „нещадно бить кальчугами, засадили в кандалы, бросили в тюрьму, повесив железную цепь на: шею и подвергли разным другим мучениям". Дом же попа был ра-! зорен „до конца", жена принуждена была бежать, а все имущество попало в руки архиерейских „опричников" >)•
Благодаря различным способам земельного накопления церковь к XVI в. превращается в богатейшего землевладельца-крепостника. Иностранец Рейтейнфельс не без основания полагал, что, если бы не было закона, ограничивающего права монастырей на приобретение новых земель, то церковь завладела бы значительной частью государства. По словам других иностранцев—Ддама Клименса и Горсея (полов. XVI в.) церкви принадлежало в то время не менее трети всех русских земель, а по свидетельству Колинса—даже две трети. Если даже последнее мнение было и преувеличением, во всяком случае размер церковного землевладения в России в то время не являлся меньшим по сравнению с западно-европейским, а может быть и большим. В некоторых областях церковное землевладение решительно преобладало над другими видами земельной собственности. Напр., в псковских „засадах" во владении церкви земли было больше. -:ем у помещиков. В 13 станах Московского уезда к концу XVI в. из всей обрабатываемой земли до 60% принадлежало монастырям.
Некоторые обители пользовались особой благосклонностью царей, князей и знати. Напр., Троице-Сергиевская лавра являлась издавна любимым пристанищем высших классов. Огромные пространства земель, разбросанные в 39 уездах, многочисленные села и деревни, населенные крестьянами, богатые угодия—мельницы, соляные и рыбные промыслы—все это принадлежало лавре, к которой, кроме того, было приписано 40 монастырей.
Иностранные писатели того времени, посетившие Россию, оставили нам любопытные описания богатства и роскоши этой обители. По словам Флетчера доход лавры с своих земель достигал 100.000 р. в год (т. е. до 6 милл. р.). Павел Диакон уверяет, что лаврские доходы были не менее 1/з всех царских доходов, а все имения и сокровища, взятые вместе, могли даже равнятся последним; не только в России, но и в целом свете, по словам этого иностранца, нельзя было найти подобного ему монастыря.
Мейерберг передает ходячий слух, будто в лавре под землей зарыта была невероятная сумма серебряных рублей (до 40.000.000 московских руб.), подаренная богачами—благотворителями. 2).
Один неизвестный англичанин, побывавший в России ок. 1558 г,, описывает следующим образом внешний вид лавры: „Я был в'Здном из монастырей, называемом Троицким; он обнесен каменной оградой,
О „Русек. flpx." 1871.’№ 11, стр. 1895—1900.	Ч
-	) Л. Рущинский. Религ. быт русских по свед. иностр, писат. XVI—XVII в. в. СПБ 1871, стр. 141.
очень прочный, на подобие замка, на стенах очень много бронзовых орудий. Сами монахи мне рассказывали, что до 700 братьев принадлежит этой обители. Кругом на 40 миль монастырю принадлежит большая часть земель, городов и деревень. Мне показывали церковь,, в которой столько образов, сколько только можно повесить на стенах, даже потолок весь разрисован образами. Главный образ богородицы—с золотой ризой, украшенной обильно рубинами, сапфирами и другими камнями. Посреди церкви стояло до 13 восковых свечей, в 2 аршина длины и около сажени в толщину; тут же стоит котел с воском, около 100 ф. воску, в котором постоянно горит светильня, как бы лампада, не погасимая ни днем, ни ночью“. ’).
Благодаря своим огромным богатствам лавра неоднократно выручала правительство из затруднительного положения. Во время войны с Польшей эта обитель была в состоянии набрать в своих вотчинах целый полк солдат, вооружить его и снабдить продовольствием (23.000 четв. хлеба), кроме того, была оказана денежная помощь-правительству в сумме 100.000 р. (т. е. 1 И милл. р.). Во время войны со Швецией лавра выделила в пользу казны 229.000 р. (т. е. до 214 милл. р.) и отписала 4.412 крестьян. 2).
Огромные земельные владения к XVI в. накопил также другой богатейший монастырь того времени—Кирилло-Белоозерский, за которым числилось в 60-х г.г. XVI в. 23 села и 892 деревни с количеством земли до 20.000 дес. пашни.
О Вааламском монастыре современники сообщают, что при патриархе Никоне этот монастырь приобрел до 60 деревень с крестьянами, множество дач, 80 соляных озер и 180 рыбных ловель. Ежегодный доход этой обители достигал 10.000 руб. сер. (т. е. до 150.000 р.3/
Еще более крупным землевладельцем являлся Солотчинский монастырь, который в 1678 г. имел в своем распоряжении 12.369 дес. пашни, 35.000 дес. леса и, кроме того, множество угодий рыбных и бобровых. Крестьян и слуг числилось 4066 д. м. п. 4)
Особенно много земельных владений принадлежало монастырям-на севере и северо-востоке России, где в XVH в. насчитывалось до 80 монастырей. Из этого количества только в 11 монастырях Вологодского уезда находилось 10.440.375 дес. пахатной земли и леса—156—500 дес. s).
В центре северных монастырей стояла богатейшая Соловецкая! обитель, владевшая огромными земельными пространствами, которые: раскинулись по всему северу. Экономическая база под этот монастырь была подведена еще в половине XV в., когда игумен Иона получил от Великого Новогорода соловецкие и анзерские острова-с „ловищами, тонями, пожнями и озерами". С тех пор различными путями этот монастырь все более и более накоплял земельные владения и в XVI — XVII в.в. превратился в экономический центр всего-севера.
О богатстве этого монастыря можно судить по тому, что он: имел возможность из своих средств послать царю Алексею подмогу-ia содержание войсковых частей 41.414 руб. (т.е. до 700.000 р.) в)
*	) Я. Большаков и Н. Рожков. Ист. хоз. Росс. 2-е издЛвып. I, стр. 155.
3)	Ростиславов- Опыт исслед. о доход, и имущ, наших монастырей. Стр. 35.
з)	Л. Рущинский. Религ. быт. Стр. 141.
4)	Я. Доброклонский. Солотчинский монастырь. Стр. 14.
*) В. Сторожев. Монаст. землев. на Вологде (см. Сборн. ст. посвящ. В. О. Ключевскому. М. 1909. Стр. 403.
•) В, Ключевский. Хоз. деят. Солов, монаст.в Беломорском крае в „Мос. Университете Изв." 1866—-1867. № 7. Стр. 574
Тяготение монастырей к северу и, в частности, к Поморью объ-ясняется рыбными, соляными и меховыми промыслами, которыми изобиловал этот край.
Крупное землевладение концетрировалось не только в руках монастырей, но и патриарха, митрополитов, епископов и соборных храмов.
Такие богачи, как патриархи и митрополиты, владели огромным количеством сел и деревень почти во всех частях России. По словам Котошихина, во владении патриарха в половине XVII в. было более 7000 крестьянских дворов. Павел Диакон уверяет, что патриарх Никон собирал в год дохода до 7.300.000 руб. (т. е. до 120 мил. р.) J)
Имения архиереев и митрополитов были также весьма крупных размеров, особенно на Севере. Так, за новгородским митрополитом числилось по первой переписи 15.767 д.; из этого количества только в заонежских погостах находилось 180 селений с 927 дворами, что •составляло 38% общего количества всех  церковных земель этого края. В ведении Новгородского владыки находилось до 400 монастырей. Владения ростовского митрополита были разбросаны по 14 волостям Устюжского уезда. Вятскому архиерею принадлежало 238 деревень и один большой стан. Во владении всех архиереев в пол. XVII в. •было не менее 28.000 крестьянских дворов. Д ходы митрополитов, архиепископов и епископов простирались, по ловам Флетчера, от ‘500 до 2500 руб. (т. е. от 30.000—150.000 р. в од. а новгородский .владыка получал в год 10.000—20.000 руб. (т. е. 60.000—1.200.000 р.).
Даже соборные храмы в XVI—XVII в.в. являлись крупными землевладельцами. Так Холомогорскому Спасо-Курцевскому собору принадлежало в Двинском уезде 17 деревень. Устюжский Успенский собор владел в различных станах уезда 14И деревнями. За Сольвычегод-ским собором числилось 7 деревень. Во владении Тверского собора было село с деревнями и пустошь и т. д.
От соборных храмов не отставали и приходские. Крестовоздви-женской церкви на Устюжине в нач. XVII в. принадлежала деревня Обухова и пустошь Ивановская. Приходская церковь на .Чердыне владела деревней Нырбанской и т. п.
Таким образом, в XVI—XVII в.в. церковь выступает перед нами, как крупнейший землевладелец, в руках которого было сосредоточено не менее '/а общего количества землевладения.
Обширное хозяйство, основанное на эксплоатации крестьянского труда, и огромные денежные капиталы послужили тем базисом, на котором стали развиваться торгово-капиталистические отношения церкви со второй половины XVI века. Избыток сельскохозяйственных -продуктов, который получался благодаря выжиманию прибавочного труда из зависимого сельского населения, и наличность свободных .денежных сумм позволили церкви выступать в роли представителя /торгового капитала.	
Меновой торговлей, как известно, церковь еще в феодальную эпоху занималась. Недаром монастыри являлись центром местных рынков; ярмарки, большей частью, располагались около монастырских стен. Находясь в местах, удобных для торговли, монастыри захватывали в свои руки торговые путиj основывая по ним складочные амбары, лавки, дворы, подворья и пр.
Монастырские рынки особенно становятся многочисленными в XVI—XVII в.в. Обычно правительство позволяло монастырям собирать
1) Л. Рущинский, Религиозный быт русских. Стр. 134—135.
в свою пользу таможенные пошлины при купле-продаже товаров.. Этот сбор составлял одну из важнейших доходных денежных статей. Так, в 1620—21 г.г. на Кирилло-Белоозерской ярмарке таких пошлин было собрано 46 р. 8 ден. (т. е. до 600 р.)
Кириллова обитель в начале XVII в. вела настолько обширные торговые операции, что обзавелась целой флотилией коммерческих судов. Многочисленность флота видна из того, что потребовалось ввести „судовые книги", в которые записывались все расходы, связанные с передвижением судов по рекам—Вологде, Сухоне, Тотме, Двине и др. Монастырский товарооборот по этим рекам был настолько обширным, что собственных судов не хватало и приходилось нанимать так наз. „дощаники".
По словам Флетчера „монахи в России (1588 г.) самые оборотливые купцы во всем государстве и торгуют всякого рода товарами"-Они пускают в оборот все то, что может принести торговую прибыль. Эксплоатируя крестьянский труд, говорит Ростиславов, духовные отцы имели возможность приобретать все предметы торговли даром, заставляя своих крестьян обрабатывать земли, ловить рыбу, молоть-хлеб и т. п., находя в них покорных, безответных людей. ') Духовенство не только высшее, но и низшее часто выступало в роли посредников, скупщиков и перекупщиков. Так, в Пошехонском уезде в половине XVI в. жил поп, который имел обыкновение „из дальних стран скот приводить и отводить от одних людей к другим"-В словах другого попа Сильвестра, делавшего наставления своему сыну, звучат уже чисто буржуазные нотки, когда он поучает: „без волокиты платеж, да еще хлеб да соль сверх; ино дружба в век; ино всегда мимо меня не продаст". Между прочим этот поп занимался тем, что готовил молодых людей к коммерческой деятельности и многие из них „рукодельничали всякими промыслами, а многие торговали в лавках; многие гостьбу делали в различных странах всякими торговлями".
По мере развития денежных отношений стремление к торговым прибылям, коммерческие аппетиты становятся в центре всей хозяйственной деятельности церкви. Монастыри превращаются в торгово-промышленные предприятия—товарищества.
Иногда коммерческие союзы заключались между различными церковными организациями. Напр., Варзуга была объектом эксплоа-тации товарищества состоявшего из нескольких монастырей во главе с патриархом.
Предметом торговли церковных вотчин, особенно на Севере, служили меха, хлеб и соль. Поморские монастыри были главными поставщиками соли на внутренний рынок: В каких размерах велась соляная торговля, видно из следующих примеров. Сийский монастырь ежегодно пускал по Двине два дощаника с солью, вместимостью в 8000 пуд. каждый. Богородский, Свияжский и др. монастыри продавали в среднем по 20.000 пуд. В вотчинах Кирилло-Белоозерского монастыря ежегодно добывалось до 40.000 пуд. соли, которая продавалась „на Двине и во Твери, и в Торжку и на Угличе, и на Кимре, и в Дмитрове, и в Ростове, и на Кинешме, и на Вологде, и на Бело-озере с пригороды и по иным местам „где соль живет поценнее" _ В период с 1590 до 1612 г. этот монастырь выручил „соляных денег" —73.956 руб. 22 алт. и 1 ден (т. е. до 900.000 руб.).
i) Опыт исслед. об имущ, и дох. наших монаст. Стр. 30.
Еще больше добывал Соловецкий монастырь, в эксплоатации которого был весь так наз. Корельский берег по западной строне Онежской губы, значительная часть Муромского побережья в Корель-сном уезде. В пределах Устюжского уезда этот монастырь имел две пристани с бодьш»й флотилией „дощаников" и ..карбасов", на которых монастырь сплавлял соль по Двине. Соловецкая соль продавалась на всех более или менее значительных рынках XVII в. Производительность соляных варниц этого монастыря достигала до 130.000 п. в год; причем самое производство соли было организовано на чисто капиталистических началах с применением наемной рабочей силы. В соловках на промыслах было до 1000 „работных людей".
Рыбопромышленные операции монастырей, особенно поморских,, также достигали больших размеров.
Одним из средств денежного накопления являлось также винокурение и кабацкое дело. Духовные отцы в огромных размерах торговали пивом, водкой и вином. Правда правительство не совсем доброжелательно относилось к этой стороне коммерческой деятельности церкви, так как стремилось монополизировать кабацкое дело в своих руках и разрешало духовным отцам винокурение только „про домовой обиход". Однако последние не стеснялись прибегать к тайной продаже водки. Так, у Киево-Софийского монастыря было 7 тайных кабаков, у Киево-михайловского—3, у Выдубицкого—2 и т. д.
Наконец, в заключение необходимо отметить, что духовенство не представляло из себя однородной массы в экономическом отношении.
Уже в начальный период истории русской церкви из общей массы монахов выделился слой богачей, владевших большими личными средствами и населенными имениями.
Один из авторов Киево-Печерского патерика писал о монаде Лрефе: „много богатства имел он в кельи своей и никогда ни одном цаты, ни даже хлеба не подал убогому.
В Никоновской летописи под 1123 годом упоминается город Синелица, принадлежащий Киевскому митрополиту Никите.
В личном владении Ростовского епископа Кирилла (1229 г.) было много богатства в виде „сел, кун (т. е. денег) и разных товаров".
В более позднее время размеры личного накопления все более и более увеличиваются. Это видно из следующих примеров. Инок Авраам подарил в половине XV века несколько деревень Кириллову монастырю. Старец Иов (XV в.) отказал своему монастырю село Сарское. Монах (из князей) Вассиан (XVI в.) завещал монастырю принадлежавший ему двор с угодьями. Монах Сергий (XVI в.) отказал Бизюкову монастырю несколько деревень и пустошей, находившихся в его личном владении и т. п.
Эти примеры иллюстрируют, главном образом, личные богатства бояр и князей, постригавшихся в монахи и приносивших с собой в монастырь личные владения, которыми они распоряжались по своему усмотрению.
Однако личное накопление шло и другим путем—через экономическое расслоение самой братии, из среды который выделялся высший слой, занимавший командные должности в монастыре или в епархии.
Таким образом, различными путями и средствами церковь к XVII в. превратилась в богатейшего землевладельца—капиталиста. По
мнению Карновича, денежные капиталы, движимые и земельные богатства церковных владельцев в общей сложности превышали все те богатства, которые принадлежали высшему светскому классу. !) В этом мнении нет преувелечения, если мы примем Во внимание ту выдающуюся роль, которую играла русская церковь в системе порабощения, гнета и эксплоатации масс в эпоху феодализма и торгового капитализма.
5) Замечательные богатства в России. Стр. 172.
глава н.
Феодальная организация церкви.
Церковь не только накопила огромные земельные богатства, но она, кроме того, получила от правительства власть, доходы и правоэксплоатировать крестьянское население. Вся организация церкви была построена таким образом, чтобы обеспечить право-и возможность безграничной эксплоатации зависимых людей.
С легкой руки татарских ханов феодализация церкви пошла быстрым темпом и продолжала существовать даже тогда, когда светский феодализм разложился. Поэтому не только в XVI—XVII в.в., но-и в XVIII в. мы еще встречаемся с феодальными привилегиями церкви, хотя против них и ведется ожесточенная борьба со стороны бояр, буржуазии и дворянства. Если церковь и сумела удержать часть-своих привилегий и огромные земельные богатства до 60-х г.г. XVIII в.,, то исключительно благодаря тому, что она продолжала служить надежной опорой крепостного строя и абсолютизма.
В феодальной организации церкви вплоть до XVII ст. мы встречаемся с теми же сеньоральными правами, как в любом феодальном» обществе.
Церковные владельцы, хотя и находились в официальном подчинении высшей государственной власти, однако фактически эта зависимость являлась весьма слабой, особено в XIII—XV в.в. Церковь в то время пользовалась настолько широкими привилегиями, что представляла из себя как бы особое государство в государстве. Все основные элементы феодализма были присущи также и русской церкви— бенефиция, иммунитет и коммендация.
Бенефиция, т. е. служба с земли в удельное время не являлась-еще всеобще обязательной.
Однако в XVI и даже в XVII в. правило „земля не должна выходить из службы" применяется ко всем видам землевладения, в том-' числе и к церковному. Церковные владельцы также, как помещики* и вотчинники, обязаны были в военное время выставлять свои войска-в количестве, пропорциональном материальному благополучию каждого. Так, Троице-Сергиевская лавра во время войны с Польшей при-ц. Алексее послала на театр военных действий 1.000 войска, различных припасов продовольствия—23.000 четверика, 100.000 руб. (т. е. около 1.700.000 руб.) деньгами. Соловецкий монастырь, кроме вооруженных людей, послал 5.000 р. (т. е. до 85.000 р.). Кирилло-Белоозер* ский—100 воинов и 10.000 р. (т, е. 170.000 р.)* Самый маленький монастырь обязан был дать хотя бы. одного вооруженного всадника.
Такая же обязанность лежала и на епископах, митрополитах w патриархе. Так патр. Никон, по собствен, его словам, выставил с своид. владений конный отряд в 10.000 чел., снабженный оружием, продо-' вольствием и деньгами (100 ящиков). Все епископы вместе послал» на войну ок. 20.000 чел.
Даже в мирное время духовные феодалы держали в своих владениях вооруженные отряды. Так, коломенский владыка содержал конный отряд в 300 чел., который сопровождал своего феодала во всех его путешествиях.
Но служба церковных феодалов заключалась не только в военной и материальной помощи высшей государственной власти, но и в идеологическом оправдании эксплоататорской роли государства, как аппарата насилия и угнетения. В этом состояла главная и прямая обязанность церкви. За это духовенство пользовалось в своих владениях полным или частичным, иммунитетом. Различные жалованные грамоты князей” й'ТХврейГ'как "из" рога“ изобилия сыпались на духовных ..посредников между богом и людьми". На основании этих жалованных грамот церковные владельцы получали „многие права' державной власти".
 Прежде всего в этих грамотах обеспечивалась неприкосновенность церковных вотчин от всякого посягательства правительственных агентов на их самостоятельность и автономию. „ft волостели мои в околицу его (игумена), не въезжают",—обычная приписка в каждой грамоте. 
По своему содержанию жалованные грамоты духовенству весьма напоминали договоры „молодших братьев", т. е. удельных князей с своим сюзереном-великим  московским князем. В них предусматривались владельческие права двух видов—экономические и политические.
Из экономических привилегий можно отметить, прежде всего, податной иммунитет. Церковные вотчины освобождались от уплаты государственных податей и повинностей—полностью или частично. Причем практика неполного иммунитета была чрезвычайно разнообразна: церковные вотчины или совсем освобождались от всяких государственных поборов, но обязаны были уплачивать ежегодный оброк, или получали льготы только по тем или другим отраслям хозяйства (соляным варницам, рыбным промыслам и пр.), или освобождались от прямых налогов, но должны были платить косвенные и т. д.
Иногда льготы состояли лишь в уменьшении размера тех или других поборов, или в точном их перечислении с обозначением об'ема и количества. Продолжительность действия этих льгот устанавливалась также в различной степени: в одних случаях льготы давались „на вечные времена", в других—только на известное число лет.
Однако во всех неполных иммунитетных грамотах неизменно подчеркивалась неприкосновенность церковных владений и устанавливался особый порядок взноса пода’тей, по которому предоставлялось право духовным отцам вносить платежи непосредственно в государственную казну, минуя местные инстанции, „ft привозят то серебро (оброк) сами", писал белоозерский князь Кириллову монастырю, „да отдают в мою казну моему казначею; а денщики мои в те слободки _и в деревни к ним ни въезжают, ни дани в них не емлют, ни писец мой их не пишет". *)	-
Часто монастыри получали право сбора пошлин не только с своих владений, но и с посторонних лиц. Таможенные пошлины, напр., собирались духовенством в течение XVI—XVII вв. „со всех торгов", происходивших на церковных ярмарках, погостах, селах и деревнях. Иногда церковным владельцам давалось право взимать таможенные по-.шлины в торговых пунктах и не находящихся на церковной земле.
1) В. Милютин. О недвижимых имущ. Стр. 234-235.
Напр. Киево-Печерской лааре было разрешено (1683 г.) орать пошлины на свинской ярмарке в Брянском уезде. Борисоглебский монастырь получил также право в конце XVI в. собирать таможенные пошлины в Торжке „с людей всякого звания”.
Иногда цари „жаловали” церковных владельцев пошлинами „с проезда .г^юдей и с провоза товаров по церковной земле”. Это—так наз.—мостовщина, перевоз, мыто, повозное и др.
Временное или постоянное жительство вновь прибывающих в монастырь лиц также влекло за собой сбор так наз. „явочных” пошлин,, которые шли в пользу церковных вотчин.
Некоторые монастыри получали право накладывать „пятно” на лошадей во время купли-продаже и собирать пятенные пошлины в свою пользу. „Кто с кем пожелает меняться лошадьми в пределах монастырской вотчина”, говорилось в одной грамоте (1560 г.) „то с обоих—по две деньги, а кто продаст лошадь—то пятна с лошади по две деньги, да явочных одна деньга” *).
Иногда монастыри получали это право взимания пятенных пошлин с людей и не принадлежащих к их вотчинам. Так Троице-Сер-гиевская лавра в 1575 г. собирала „пятно” в Казани и Свияге при купле-продаже ногайских и русских лошадей рогатого скота. „И как придут ногайские гости в Казань и Свияжск и учнут лошади продавать, то архимандриту с братией велеть пятнать тех лошадей по 8 денег, а с русских лошадей по 2 деньги” -)
Важной привилегией являлось также запрещение княжеским или царским должностным лицам останавливаться в церковных вотчинах на постой и „насильственно брать кормы, подводы и проводников” Ино.гд.а_.правительственным властям запрещалось даже ездить через церковные села, и точно определялась дорога, по которой они должны следовать. Если принять во внимание, что постойная и подводная повинности в то время были весьма обременительными и даже разорительными для населения,—то понятно, от каких экономических тягот освобождалась церковь.
Иммунитетные грамоты защищали также интересы церковных купцов от злоупотреблений местных властей в тех городах и посадах, где купцам приходилось делать остановки по своим коммерческим делам.
Из политических прав церкви самым важным являлся судебный, иммунитет, „Д ведают и судят”, читаем мы в одной грамоте, „своих людей и крестьян игумен или строитель з братею сами по всем, иди кому прикажут. Наместникам, дьякам, и тиунам в монастырского человека в праваго и виноватого не вступатца”.
Полное право суда предоставлялось не только по гражданским, но и уголовным делам духовенству, вплоть до половины _ХУ_ в. включительно. Так, вел. кн. Софья в жалованной грамоте Кйрилло-Бело-озерскому монастырю 1448—69 г.г. писала: „мои волостели и их тиуны у тех людей... в душегубство не вступаются никоторыми делы” 3). Однако по мере усиления государственной власти и разложения феодальных отношений полное право суда церковных феодалов стало ограничиваться.
Уже .со второй-.половины XV в. почти во всех жалованных грамотах дается право суда „опричь одного душегубства”, а в XVI—XVII в.в..
I)	A. Я. 3. Г. I. № 255.
-) R. И. Г I.. № 194.
s) Н. Серебрянский.Оч. по ист. мона'ст. жизни в Псковск. земле. ,М. 1908. Стр. 409.
вообще за исключением всех уголовных дел—„татьбы, разбоя и душегубства”.	.
Но и по уголовным делам духовенство добивалось непосредственной подсудности князю и царю, так как это освобождало его от тяжелых и многочисленных пошлин, которые взимались при производстве суда местными властями. „А коли кому будет чего искать на игумене или на его приказчиках”, говорилось в одной царской грамоте, »ино их сужу яз, царь, или кому прикажу”.
Забота правительства об интересах церковных феодалов простиралась до того, что в церковные вотчины посылались особые царские пристава для приведения в исполнение судебных решений, для поимки и возврата беглых церковных крестьян и вообще „для сбережения церковных владений от татей и разбойников”.
Наконец, церковные владельцы освобождались от материальной ответственности в тех случаях, когда в их вотчинах происходили убийства, виновники которых скрывались. В тоже время крестьянские общины, как известно, были связаны круговой порукой и, в случае преступлений на их территории, несли огромные расходы по оплате путевых издержек за приезд „доводчиков”, приезжавших на место преступления для производства следствия.
Правительство всячески стремилось облегчить подсудность духовных лиц светской власти по уголовным делам: ограничивало число судебных инстанций, сокращало сроки и пр. Все это делалось для уменьшения излишней судебной волокиты. „А опричь тех трех сроков”, говорилось в одной грамоте, „архимандрита и братьи и их монастырских слуг и крестьян не судити и никому ни в чем приставов по них и зазывных и никаких грамот, опричь тех сроков, по них не давати”. . Получение духовенством несудимых грамот, в конце концов, сде-- V далось общим явлением. Не было ни одного монастыря, или архиерейского дома, который бы не имел такой грамоты. Даже соборные и приходские церкви обзаводились судебными и податными иммунитетами.
Соборные церкви, особенно московские и новгородские, были такими же крупными землевладельцами, как и большинство монастырей. Как общее правило они получали иммунитеты в таком же объеме, как и монастыри.
Менее сведений до нас дошло относительно приходских церквей. Но и тут мы имеем целый ряд иммунитетных грамот, которые давались или князьями, или светскими землевладельцами. Так, в 1553 г. кн. Ф. М. Мстиславский дал такую грамоту приходскому попу: „а ведает и судит своих людей и крестьян поп Яков. А тиуны наши и до-f водчики и праведчик к ним не въезжают, ни пошто, ни поборов своих i у них не берут'1. *)
Даже в годы тяжелого финансового положения казны правительство находило возможным освобождать своих „молитвенников" от государственных сборов. Так, после революционных бурь смутного времени правительство, испытывая почти полное безденежье, усилило давление налогового пресса до того, что крестьяне и „худшие" люди разбегались куда глаза глядят. Воеводы „били крестьян с утра до вечера на правеже, ночью голодных и избитых держали в тюрьмах, а утром снова выводили на правеж и очень многих забивали до смерти". Даже дворяне и дети боярские не выдерживали тяжести военной службы и бросали ее, убегая на окраины.
*) С. Веселовский. К вопросу о происхождении вотчинного режима М. 1926 г. Стр. 62.
— 27
Только духовные отцы не лишались „милостей" правительства, попрежнему продолжали получать различные льготы и привилегии, которые сыпались на них, как из рога изобилия.
Наконец, составным элементом церковного феодализма являлась коммендация или закладничество, что означало вступление ела- Т бого человека под защиту сильного.
Каждый церковный владелец становился в защитную зависимость того или другого удельного князя. Однако часто они убегали от насилия своих сюзеренов, особенно во время междуусобной борьбы и искали защиты у великих князей как более могущественных покровителей, прося их „о покрове и соблюдении".
Этот переход церковных владельцев из одного княжества в другое можно иллюстрировать следующим примером. В 1507 г. основатель Волоколамского монастыря Иосиф стал испытывать притеснения от удельного волоцкого князя. Иосиф сначала пытался «утешити» князя взяткой „мздой"—иконами работы известного иконописца Л. Рублева и Дионисия и „платьем постригшихся". Когда’эта попытка, однако, не удалась, Иосиф обратился к московскому великому князу с просьбой принять монастырь „в свое обладание". Конечно Василий III с большим удовольствием „простер свою руку" и принял эту обитель „в покров и соблюдение свое".
Таким образом происходила коммендация с землей. Причем даже составитель жития Иосифа замечает, что это совершилось „яко в древних летах сия быша, от обид меньших к большим прибегали"
Но иногда коммендация происходила и без земли. В половине XV в. Великий Новгород взял под свою защиту купцов Троице-Сер-гиевской лавры, строго приказав своим посадникам и боярам „оборонять купчину Сергиева монастыря".
Но еще более было развито закладничество за церковных владельцев, что объясняется большими привилегиями, которыми пользовались „молитвенники". По временам закладничество за духовных феодалов принимало настолько массовый характер, что правительство-вынуждено было делать рогатки этому потоку, так как нарушались, интересы высшей светской власти.
По указу 1585 года было запрещено монастырям держать за со- -| бой закладников торговых людей, платящих подати. В постановлении земского сбора 1619 года говорилось: „а которые посадские и уездные люди заложились за митрополитов и за весь священный собор и за монастыря... и тем закладчиком всем указали есмя по прежнему, где были наперед сего". 2)
Внутри своих владений церковь стремилась воспроизвести такие же / феодальные отношения, которые существовали в любом удельном * княжестве.
Особенно ярким образцом церковного феодализма является сеньоральная организация обширных владений новгородского владыки.
Последний, с одной стороны, находился в подчинении новгородскому вечу и был обязан выставлять особые владычные полки, а с другой,—все управление его имениями было построено на основе сложной системы вассалитета.
„Духовные владыки нашей древностиговорит Н. Павлов-Силь-ванский, носят резкие неоспоримые черты феодальных сеньоров. Совершенно так же, йак западно-европейские духовные феодалы, они;
————---------- I ’	у
i) Н. Павлов-Сильванский. Феодализм в древней Руси. 2-е изд. Стр. 141.
В. Семевский. Крест в. ц. Екат. П. Т. 11. Стр. 129—130.
окружены штатом светских военных слуг-землевладельцев, бояр и детей боярских, служащих им на тех же самых условиях, на каких другие бояре и дети боярские служат великим князьям 1).
Самое ранее упоминание о высших служилых людях новгородского владыки относится к 1228 г., когда двор „владычня стольника" был разграблен „чади простой", восставшей против господствующей знати. Но особенно много „слуг у владыки появляется с тех пор, когда новгородский дом св. Софьи превращается в крупного землевладельца. Тогда появилась необходимость в управителях различных иерархических степеней в обширном хозяйстве софийского дома.
Новгородский владыка широко применял бенефициальную систему, раздавая церковные земли и имущества боярам и детям боярским, становившихся в вассально-договорные отношения к своему сеньору. Напр., в 1547 г. новгородский епископ Леонид „пожаловал" боярина своего В. Г. Фомина поместьем-селом с деревнями.
Кроме бояр, у владыки была еще военная дружина или „молодцы", которые в мирное время занимали различные должности во владычном хозяйстве; позднее они превратились в служилых людей, получавших поместья от церкви.
Эта бенефициальная система была общим явлением в епископских владениях. Все архиереи широко практиковали раздачу земель в поместья своим служилым людям на праве пожизненного владения, при условии отправления военной службы. Вследствие широких прав, предоставленных иммунитетными грамотами, епархиальные владыки имели огромную власть над личностью и имуществом лиц, живших на территории их владений. Духовные отцы часто любили ссылаться на следующее апостольское предписание: „повелеваем епископу имети власть над церковным имением аще бо драгоценные человеческие души ему вверены быть должны, то кольми паче о деньгах заповедать должно, чтобы он всем распоряжал по совей власти" 2).
Особенно дорожили владыки судебным иммунитетом, так как отправление судебных функций было одним из важнейших источников обогощения архиерейских домов.
Обычно в епархиальную казну поступали процентные отчисления с каждого иска, соответственно его размеру.
Кроме того, епархиальные монастыри обязаны были доставлять епископу различные платежи с своих имений; такая же обязанность лежала и на всех пруходских храмах.
Что касается приходского духовенства, то оно также платило в архиерейскую казну определенную „мзду", которая выражалась во взимании различных пошлин: напр., „ставленых"—при назначении на ту или другую должность, „перехожих"—при переходе из одного перехода в другой, „крестцовых"—за службу на „крестцах", т. е. на уличных перекрестках и др.
Кроме того, архиереи широко практиковали продажу наиболее Гдоходных должностей в епархии, Напр., игуменские вакансии ценились до 5000 р. (на наши деньги).
По примеру светских феодалов архиереи выдавали епархиальным монастырям и приходским церквам иммунитетные грамоты, предоставлявшие податные и судебные льготы частично или полностью. Архиерейским чиновникам запрещалось брать с духовных вассалов „кормы, подводы и проводников", и даже въезжать в их села и деревни,
1) Н. Павлов-Сильванский. Феод, в удельной Руси. Стр. 373.
’) В. Милютин. Цит. соч. Стр. 285, прим. 530.
Такими же сеньоральными правами пользовались те дворяне и дети боярские, которые получали поместья от владык. „И вы бы, все крестьяне" писал новгородский архиепископ Леонид в 1572 г., „сына боярского Лутохина чтили и слушали во всем и оброк ему денежный и хлебный платили, чем он вас изоброчит, он ва" ведает и судит во всем по сей нашей грамоте". J)
Впрочем, необходимо заметить, что в подчинении владык были только так наз. епархиальные монастыри. Но целый ряд обителей, особенно крупных, получали иммунитетные грамоты непосредственно от правительства. Напр., в грамоте Лжедмитрия I (1605 г.), данной Солотчинскому монастырю, подробно определялись те отношения, которые в таких случаях возникали между привилегированными монастырями и епархиальным владыкой. По этой грамоте Солотчинский монастырь совершенно освобождался от подсудности, кроме духовных дел, местному епископу, а подлежал неспосредственной юрисдикции самого царя, или его дворецкого, или приказа большого дворца Все же монастырские крестьяне и слуги судились по всем делам, кроме уголовных, монастырскими властями. Если же возникали судеб ные дела между монастырскими и посторонними людьми, то в таких случаях дела рассматривались особым—так наз. „сместным" судом, состоявшим из духовных и светских судей. Высшей инстанцией для „сместных” дел являлся приказ большого дворца или сам царь. 2)
Феодальные привилегии архиереев заключались не только в том, что последние получали от князей и царей иммунитетные грамоты, но они, кроме того, обеспечивались доходами. Кроме судебных пошлин владыки с древнейших времен пользовались десятиной с княжеских доходов. Так, еще Владимир св. назначил „десятину" кафедральной церкви сг. Богородицы в Киеве. Такой же „десятиной" пользовались новгородский, смоленский и др. архиереи.
Насколько велики были „десятинные" доходы, видно из того, что размер получаемой „десятины" смоленским владыкой равнялся огромной сумме—300 гривен, или ок. 200.000 р. на наши деньги.
В Новгороде, кроме того, под наблюдение архиепископа были отданы городские весы и меры, с которых определенная пошлина шла в казну владыки. Если кто из купцов при обмеривании допускал обман, то имущество его подвергалось конфискации; причем третья часть отходила в пользу „св. Софьи”.
Иногда князья „жаловали” архиереев „городами", т. е. правом собирания всех городских доходов в свою пользу. Так, киевский митрополит получил город Синелиц (на Суле), смоленский—город Холм и т. д.
Позднее—в XV—XVII в.в. стала вводиться так наз. „руга“, т. е казенное жалование церковным владельцам натурой или деньгами Первоначально эта „руга" носила характер случайных подарков духовным отцам к тем или другим большим церковным праздникам (чаще всего к рождеству) и состояла она, главным образом, из съестных припасов—рыбы, масла, сыра, яиц, хлеба и т. п.
Но с течением времени „руга” начинает приобретать характер постоянного государственного жалования Этому много спо собствовали „нестяжатели”, которые предлагали отнять у монастырей их вотчины и взамен установить государственную ,,ругу1'.
1) Я. И. Т. I. № 183.
-) Pi. Доброклонский. Солотчинский мсИидтырь. Сг,р>. .103S.
В результате духовные отцы только выиграли от этой „нестяжательной" пропаганды, так как из попытки ограничить церковное: землевладение, как увидим дальше, ничего не- вышло в XVII в. а размер „руги" с каждым годом все более и более увеличивался. Это видно из следующего примера: в 1485 г. Кириллов монастырь получал из княжеской казны „руги" 300 четвертей ржи в 1506 г.—500.
Уплата этой „руги" в конечном счете ложилась на плечи дворцовых крестьян. Так, по распоряжению правительства крестьяне: дворцовых сел должны были с 1560 г. платить „ругу" на содержание Кириллова монастыря в размере 375 четвертей хлеба; причем крестьянам было вменено в обязанность самим доставлять хлеб в монастырь.
Кроме продовольственной „руги" монастыри получали от правительства еще денежный „оклад", который также первоначально носил характер „милостыни", ' или „поздравления с празником", но> постепенно превратился-В" постоянное денежное жалование.
Таким образом в XV—XVII в.в. церковь вступает перед нами как крупный землевладелец—эксплоататор, хозяйство которого было' организовано на основе широких феодальных привилегий. Путем вне-экономического принуждения, посредством прямого насиления церковь по праву коллективной сеньории выжимала из крестьян прибавочную стоимость, большей частью, в натуральной форме.
В России феодальная иерархия духовенства, говорит Г. В. Плеханов, приняла очень сложный вид. Высшим церковным сюзереном был патриарх, которому подчинялись митрополиты, архиепископы и; низшее духовенство.
Свое право эксплоатировать каждый церковный феодал получая от высшей власти одновременно с посвящением в сан. Причем главной основой церковного феодализма являлось крестьянство.
ГЛАВА III.
Пути и способы закрепощения церковных крестьян.
Крупное землевладение, феодальная организация церкви, послужили той основой, на которой росла и крепла эксплоатация крестьянского труда.
Разложение натурального хозяйства и развитие торгового капитализма повело к уселению нажима на крестьянское хозяйство.
В погоне за даровой рабочей силой духовенство применяло различные средства для закрепощения крестьян. С другой стороны, сами крестьяне под влиянием новых денежных отношений вынуждены были итти в кабалу к своим эксплоататорам, чтобы получить денежную ссуду для хозяйственного обзаведения. Сливаясь, оба эти процесса приводят к возникновению и развитию крепостного права на землях церковных владельцев.
Потеря крестьянами экономической свободы относится еще к феодальной эпохе. В это время обезземеление крестьян все более и более усиливается. Под влиянием тяжелых экономических условий крестьяне прибегали к „закладу или земляной продаже”.
Духовные отцы пользовались безвыходным положением крестьян и пускали в ход все средства, чтобы прибрать к своим рукам земельные участки беднейшего крестьянства.
Широкие иммунитетные права, которыми щедро князья наделяли духовенство, давали возможность последнему еще более оказывать на крестьян экономическое и политическое давление. В конце концов в XV в. крестьяне из самостоятельных землевладельцев превращаются в арендаторов чужой земли.
Древнейшим способом закабаления крестьян, селившихся на церковных землях, было „серебро", т. е. семенные и денежные ссуды, выдаваемые крестьянам для обзаведения хозяйством, которое бы давало возможность выплачивать церковный оброк за право распашки владельческой земли.
Между крестьянами и церковными владельцами первоначально существовали .свободные" договорные отношения; крестьяне пользовались правом свободного перехода от одного владельца к другому. Однако фактически „серебренники" редко могли осуществить право отказа от аренды.
Постепенно они стали превращаться в стародавних „серебренников” или старожильцев, которые, в силу зависимых отношений к своим владельцам, со второй половины XV в., стали терять право перехода с одного места на другое. Старинными крестьянами назывались также лица, родившиеся в крестьянстве. Ранее упоминание о церковных старожильцах относится к 1455 г., когда вел. князь пожаловал троицкого игумена: „которого их крестьянина из того села и из деревень кто к себе откажет, а их старожильца, яз князь велики
тех крестьян из Присек и из деревень не велел выпущати ни к кому". 1)-
В подтверждение своих прав на старожильцев церковные владельцы обычно ссылались на запись их в писцовые книги. Так, в 1592 г. духовные отцы Корельского монастыря мотивировали свое право на владение крестьянами тем, что они „записаны за монастырем в писцовых книгах", что они „их Никольские вотчины искони вечные" * 2).
Таким образом, признак „старины" становится вполне достаточным для того, чтобы считать крестьянина крепким владельцу. Причем главным доказательством „старины" является ссылка на запись в официальные книги.
Постепенно вырабатывалось правило, по которому „старинными" могут быть и не записанные в описи, если . х отцы записаны, т. е. возникает убеждение в наследственной принадлежности владельцу всей крестьянской семьи. Л это повело к проявлению различных сделок на „старинных" крестьян.
Духовенство начинает их покупать, менять, дарить и пр., т. е-распоряжаться личностью крестьянина.
В случае бегства старожилец подлежал возвращению по одному тому, что он записан „по старым писцовым книгам", или если родился в крестьянстве. Так, по возвращении одного беглеца в 1623 г. крестьяне Троицкого монастыря выдали игумену поручительство в том, что Иван беглец будет жить „в старинном отцовском дворе" и платить оброк монастырю 3).
С течением времени запись в писцовые книги перестает быть необходимым условием „старожильства". В XVII в. крестьяне становятся крепкими и без специальной описи. Однако, кроме „старины", был еще и другой путь закрепощения церковных крестьян. Это—когда вольные люди поражались в крестьяне, т. е. последние заключили договор с церковными владельцами в виде „порядной". Та же экономическая нужпа гнала свободных людей в кабалу к эксплоататорам. Острая потребность в деньгах заставляла крестьян соглашаться на какие угодно условия, лишь бы получить возможность добывать необходимые средства к существованию.
Церковные же владельцы весьма нуждались в даровой рабочей силе, особенно в тех случаях, когда приходилось заселить вновь колонизованные земли или пожалованные пустоши. При заключении порядных духовные отцы не прочь были пойти на целый ряд льгот лишь бы удержать на первых порах новопоселенцев.
Иногда совсем освобождали крестьян от поборов на известный срок и даже давали ссуду хлебом, инвентарем, скотом или деньгами, „ft подмоги взял я", говорилось в одной порядной 1624 г., „у игумена Васьяна с братией хлеба четверть ржи, да осмину жита, да две четверти овса, да на лошадь взял денег 2 рубля" 4).
, 1) М. Дьконов. Оч. из ист. сельского насел, в Моск. гос. XVI—XVII в.в. СПБ 1898. Стр 23.
2) Там же, стр. 26.
3) Я. Лаппо-Данилевский Оч. и ист. образования главн. разр. крест, насел, в России. См. сборн. „Крестьянский строй". Т. 1. СПБ. 1905. Стр. 57.
*) Я. Ю. № 193.
Примечание. „Четверть", „осьмина" —это хлебные меры XVI—XVII в.в.
Соотношение между различными мерами след.:
Кадь или оков = 2 воробьям.
,.	Коробья	= 2 четвертям (приблизительно).
Четверть	— 2 осьминам.
Осьмина	— 2 четверикам.
' В Другой порядной Мирожского монастыря читаем: „а льготы я,, .пучка, взял у игумена Александра с братией с сего числа впредь на 2 года;.1 И в те льготные лета государевых податей и монастырских никаких доходов не давати, и снопа и монастырского дела не делати, и на, монастырь не пахати. А в те льготные лета, мне, Пучке, пашня распахивати, и поля раздирати, и пожни роскашивати и росчишати. и около роль изгорода обгородили А как льготные лета отойдут, й мне, Лучке, с тое деревни после льготных лет государевы всякие подати и монастырские доходы платити и на монастырь' пашни пахати." )•
Кроме податных , льгот новопоселенцы получали от церковных: владельцев, подмогу или ссуду, особенно в тех, случаях, когда обзаво ' дились, хозяйствами на новых, местах. Отсутствие- средств произвол ства и семян заставляло крестьян залезать в долги к церковным владельцам.	1
С развитием денежных отношений крестьяне все более и более испытывают нужду в деньгах. Это. отразилось, в „порядных". В. одной из „порядных" читаем: „Мы Ефрем и Фома Клянковы дали на . себя Запись'монастырскому слуге Тихону Павлову в том, что „порядились"; на треть „Обжи" l 2 3) в Заверяжском,.погосте,... Взяли „подмоги" 2 рубля) московских и льготу на два года с освобождением от ,.дани, пошлин и дела". За эту „подмогу" мы. обязаны поставить избу, хлев и ;„сел-ник'“,: Старые хоромы починить,. поля распахать, огороды, изгородить,-В случае невыполнения нами означенных условий „пойдем вон",-,, возвратив слуге Тимохе „подмога монастырская, два рубля чдань за два года" 3).	/
Кроме того церковные владельцы ставили условие, в силу которого новопоселенец давал обязательство не покидать . церковной земли и не переходиты в имёния других вотчинников. „Если не захочу", говорилось в Одной порядной 1626 г., „в Тихвинском погосте жить на участке или начну с своими детьми рядиться куда нибудц,—, то игумен с братией могут взять с меня 50 рублей московских" 4)..
Чтобы покрепче привязать крестьян к новым местам их поселе?, ния, духовенство обязывало последних найти себе поручителей, кото?; рые также подлежали материальной ответственности в случае бегства новопоселенца или „земельной нераспашки"*.
 В поисках путей заселения и обработки „пустых" земель церковные владельцы часто прибегали к отдаче внаем этих земель своим же крестьянам бессрочно или на известное число лет под условием их распашки.
Опасаясь все же, что охотников найдется мало, духовные отцы запрещали своим крестьянам снимать чужие участки.
Порядные заключались не только с вольными людьми, но и с старинными крестьянами в тех случаях, когда последние убегали и снова возвращались к своим прежним владельцам. Так, в 1672 г. 8 марта ... „порядчик Давыдко и отец его Климко были старинные церковные крестьяне. После смерти отца он Давыдко с братом оста-лися от отца малы и той деревни пахать собою не смогли и сошли с той деревни, кормяся христовым именем, г!ока взросли, а как взро-
l) Н. Серебрянский. Оч. из ист. монаст. жизни в Пск. земле. М. 1898 Стр, 416.
2) „Обжа"—это Новгородская единица обложения: 3 „обжи" равнялись Мос-сковской „сохе".
3) М. Вяткин. Торговый капит. в Р. М. 1927. Стр. 60.
*) А. Ю. № 193.
ели, кормилися переходя работою своею в розных местех у всяких чинов крестьян по наймом работою, живучи по подсоседью. Л как' оне с той деревни сошли, тому лет з двадцать и больши. И ныне он Давыдко с братом своим поряжается жить по прежнему* *)•
В случае потери старых крепостных документов на старожиль-цев составлялась новая порядная запись на последних. Таким образом, постепенно стиралась грань между .старинными* крестьянами и новопоселенцами. В основе „крепости* тех и других лежала задолженность церковным владельцам.
i В правовом положении новопоселенцы также как и старожильцы 'считались первоначально свободными и могли переходить от одного владельца к другому. Однако фактически .отказ* был весьма затруднен, так как уходившие должны были заплатить неустойку, которая часто доходила до .огромных размеров*. .Если мы*, говорилось в одной порядной 1599 г. „не поставим в течение двух лет,—игумену взять с нас денег по 10 руб. (т. е. до 600 руб.) 2).
Неудивительно, что крестьяне в большинстве случаев ссуды не в состояни были возвратить своим владельцам. Так, в 1620 г. дьякон погоста архангела Михаила, Шуйского уезда жаловался: „и которая была ссуда, и того ничего не отдал тот крестьянин Кондрата Григорьев*.
Кроме большой неустойки крестьяне при „отказе* должны были заплатить своим церковным владельцам так наз. „пожилое*, т. е-особую плату за пользование двором.
Невозможность расплатиться с долгами вела к тому, что крестьяне окончательно попадали в цепкие лапы духовных эксплоататоров. Последние получали возможность поступать с имуществом должника по своему усмотрению. Часто бывали случаи, когда крестьянские земельные участки отбирались „со всеми статки и животы* т. е. движимым имуществом. Если и делались какие-либо облегчения, то они были продиктованы соображениями холодной расчетливости. Даже в тех случаях, говорит один из церковных историков, когда монастырь давал хлеб на семена или на прокормление голадающей семьи, он старался заручиться заемной памятью даже часто с порукой других заемщиков, чтобы не пропадала монастырская крупинка 3).
Задолженность крестьян церковным владельцам особенно усиливается в конце XVI в. и нач. XVII в., что объясняется аграрным кризисом и гражданской войной. Напр., в это время 70% крестьян Кирилло-Белоозерского монастыря не могли вести своего хозяйства без займа.
Такая задолженность открывала широкий простор произволу духовных отцов над имуществом и личностью крестьян, приближавшихся к состоянию „крепостных* людей. Крестьяне-новопоселенцы также, как и старожильцы, стали рассматриваться как утратившие право перехода или „отказа*. Власть церковных владельцев над личностью крестьян расширяется до безграничных размеров. С конца XVI в. появляются сделки на церковных крестьян без земли. Так в 1598 г. старец Гурия Голутвина монастыря заключил сделку с подъячим Григорьевым следующего содержания: .в тех крестьянах, _______________ . т
*' М. Дьяконов. Оч. из ист. сельск. насел. Стр. 91.
2)	Д. Доброклонский. Солотчин. монаст., его слуги и кр. в XVII в. М. 1888. 2тр. 86.
3)	Там же, стр. 85.	..
не дожидаясь сказки по судному делу, с подъячим помирился полюбовно: взял в монастырскую вотчину 4-х крестьян с „женами и детьми и со всеми животы и статки“ а подьячему „по сыску поступился двумя крестьянами и обязался на подьячего* в тех крестьянах не битй челом и впредь тех крестьян не искати"]).
Эта запись носит характер настоящего крепостного акта.
Во второй половине XVII в. „порядные* на официальном языке того времени перестают упоминаться и заменяются „ссудными записями". Если крестьянин без ссуды владельца, говорит М. Дьяконов, не мог завести хозяйства, необходимый в крестьянском хозяйстве инвентарь, то, значит, все крестьянское хозяйство, не исключая и построек, возникало на средства владельцев, хотя и трудом крестьянина 2).
Естественно, что духовенство стало смотреть на крестьянское имущество, как на церковное, а на крестьян, как на временных обладателей „животов", которыми последние распоряжались лишь постольку, поскольку не нарушались хозяйственные интересы церкви.
В ссудах стало исчезать условие о возвращении ее церковным владельцам, так как само собой предполагалось, что крестьяне все равно уплатить ее не могут. По этому ссуда выдавалась крестьянам на условии бессрочного пользования ею и возврат ее не оговаривался. Отсюда уже был один шаг до запрещения вообще выхода из церковных имений. Раннее упоминание об этом запрещении мы встречаем в порядной 1619 г., в которой было поставлено следующие условие: „из-за монастыря не сбежати.... а сойду я из Софей-ские (митрополичьи) вотчины или збегу без государева указу и без митрополича ведома и где меня сведают и митрополичьим приказным волно меня взять и вывесть в Софейскую вотчину и в деревню на участок посадить, где меня митрополит прикажет".
В другой порядной условие о запрещении выхода ставится в более решительной форме: „а яз во крестьянстве Иванко по всей записи в-Мирожский монастырь крепок, где я ни учну жити, волно меня в Мирожскую вотчину вывесть". 3).
К состоянию крестьян-порядчиков, превращавшихся в крепостных людей, близко подходили так наз. половники, которые отличались от первых лишь тем, что за пользование церковной землей обязаны были платить не хлебом или деньгами, а определенно долей ('/з, \/з,	4$) всех добываемых ими с-х. продуктов.
Половники поряжались на известный срок, по истечении которого они получали право перехода. Вербовались они, главным образом, из беднейшего крестьянства, вынужденного, вследствие крайней нужды, соглашаться на кабальные условия половнической аренды.
Экономическое положение половников было гораздо хуже положения новопоселенцев. Вне-экономическое принуждение и личный произвол церковных владельцев в большей степени касался и половников. Из опасения обмана или подлога со стороны последних при исчислении доли урожая церковные власти устанавливали над половниками самый тщательный надзор, вмешиваясь во все мелочи их сельскохозяйственных работ.
!) М. Дьяконов. Оч. из ист. сельск насел. Стр. 46.
31 Там же, стр. 125.
Там же, стр. 96, 97.
Степень этого вмешательства видна из следующий иллюстрации. Приказчик Суздальского покровского монастыря получил распоряжение от монастырских властей такого содержания: как только начнет «созревать хлеб, приказчик должен вместе с монастырскими попами, дьяконами, старостами и целовальниками „досмотреть и переписать" количество засеянного хлеба, после чего велеть п,ржать хлеб, отдать его под строгую охрану целовальников, выделить 3-й, 4-й или 5-й сноп в пользу монастыря, заставить половников обмолотить хлеб под наблюдением старосты. Последний должен тщательно следить за тем, чтобы „хлеб молотили бережно и из соломы бы и из колосу вымолачивали гораздо и из ухоботья (т. е. отбросов) из мякины вывеивали дочиста й, того хлеба не крали". После этого хлеб дожен быть ссыпан в монастырские „житницы", а солома и мякина может быть отдана крестьянам за то, что они—„тот хлеб обмолотят" *)
Естественно, что половники часто не в состоянии были выполнить взятых на себя обязательств и вынуждены были просить ссуды у церковных владельцев хлебом или деньгами. Это влекло за собой заключение дополнительных условий, закабалявших все более и более половников.
Был еще один путь поступления в половники — это добровольная передача земли в церкви и монастыри с правом пожизненного пользования землей на условии половничества. Иногда это пользование землей распространялось и на родственников вкладчика. В 1609 г. некто Кукшин отдал свою землю в церковь сретения с условием, чтобы „пахать та земля зятю моему Кирилу исполу да половина хлеба отдавати старосте церковному на воск да на темян" 1 2).
Однако церковные владельцы с завещаниями вкладчиков мало считались и под различными предлогами присваивали эти земли, на которых „сажали" половников, с которыми заключали кабальные порядные, а родственников вкладчика выживали.
Положение половников весьма напоминало положение помещичьих дворовых людей, получавших месячину. Если, в конце концов, половники не были окончательно закрепощены, то это объясняется интересами правительства, для которого было невыгодно их закрепощение по податным соображениям.
Практика закрепощения церковными владельцами крестьян применялась не только по отношению к старожильцам и новопоселенцам, но и по отношению к тому разряду сельского населения, который сидел на землях черных, т. е. государственных волостей, главным образом, на русском севере. Долгое время поморский край не знал крепостного права. „Черные" крестьяны обязаны были только „тянуть тягло“ в пользу государства.
Однако по мере роста церковного землевладения в Поморье, с одной стороны, и, развития торгового капитализма, с другой, церковь обнаруживает стремление „освоить" черные волости вместе с живущими в них крестьянами. Правительство охотно шло навстречу хищническим аппетитам церкви тем более, что это не затрагивало интересов дворянского землевладения, которого не было на крайнем севере.
Поэтому правительство щедро „жаловало" черными волостями монастыри, которые стремились „закрепить" теми или другими спо
1) Я. Я. Э. Т. III. № 217.
2) М. Дьяконов. Оч. из ист. сельск. населен. Стр. 186 Примечание-, „темьян"—вид ладана.
собами крестьян. Так, в грамоте 1592 г. данной Николы-Корельскому монастырю предписывалось: „будете крестьяне наперед сего за Никольским монастырем жили и выбежали без отпуску, возвратить их в старые деревни и дворы; да и впередь бы есте, из Никольские вотчины крестьян в заповедные леса до нашего указу в наши в черные деревни не вывозити, чем их Никольские вотчины не пусто-шити" ’)•
Таким образом, крепостные отношения начинают пускать корни и в черных волостях. Правда, черные крестьяне не переставали считаться тяглыми. Однако право перехода их все более и более ограничивалось и, в конце концов, со второй половины XVI в. они становятся крепкими „тяглу" и правом выхода перестают пользоваться. Поэтому бросившие свои „жеребьи", т. е. участки считались беглыми.
Экспроприация тяглецов церковными владельцами тяжело отражалась на экономическом положении волостных общин, которые были заинтересованы в каждой лишней рабочей силе, так как круговая порука возлагала ответственность за исправное выполнение тйгла на общину в целом.
Вот почему между „земскими мирами" Поморья и духовенством происходит ожесточенная борьба; обе стороны засыпали правительственные органы взаимными жалобами и упреками на неправильные действия друг друга.
Так, в 1696 г. крестьяне Устюжского уезда жаловались на архиепископа Александра, что он „из своих данных домовых вотчин у крестьян своих многие деревни поймал к себе, а их выметал вон, а вместо их без твоего государева указу изсадил из твоих государевых тяглых крестьян, и ныне пашут и хлеб и сена снижают и зделья делают на него и дают к нему многие пожилые деньги" Часто волостные общины пытались силой оттягать у церковных владельцев их „жильцов". Да и сами крестьяне боролись всячески против перевода их на церковные земли. Так в 1664 г. крестьяне жаловались на Вятский успенский монастырь, что „в поселки явились монастырские власти и произвели там полный разгром, и чинят им обиды и налоги большие и всячески их стращают и неволят, чтобы они жили за монастырем и всякие подати платили им в монастырь; а они де отписаны на великого государя на ясаки 3) и за монастырем жить не хотят, потому что де ничем им в монастырь не крепки, а владели де они своим насильством; а которые де их братья небольшие за монастырем и жили, а они де в свое место сада ков посадили и деревни свои продали иным жильцам; а которые де их братья в свое место садаков посадят и деревни свои продадут иным жилцам, и они люди водные" 4)-
Из последних слов авторов этой жалобы видно, что крестьяне— тяглецы находились в заблуждении, полагая, что они могут стать больными людьми при условии, если найдут „охочих людей" на свои тяглые участки.
Иногда волостные крестьяне организованным путем пытались дать отпор хищническим стремлениям церковных владельцев. В1608 г. крестьяне деревни Лянниковой заключили между собой соглашение,
Там же. Стр. 148.
-) Там же. Стр. 179.
j Прим: „ясак“—это дань, собираемая с инородцев.
’) Там же. Стр. 15.
в силу которого они обязывались „сообща стоять"- против старцев Гледенского монастыря.
Постоянные земельные приобретения и экспроприация церковными владельцами черных земель и крестьян вызывали со стороны последних резкое порицание:—„все де чернецы собрались в монастырь воры и холопы"—так отзывался один посадский человек по адресу братии Кожеозерского монастыря.
Впрочем, бывали случаи, когда сами „черные" крестьяне выходили из волостных общин и . поряжались" на церковные земли, которые привлекали их своими льготами и привилегиями, или просто „закладывались" за церковных владельцев. Напр., в 1620 г. черные крестьяне Устюжского уезда жаловались на то, что „многие крестьяне всякие угодья продают в монастырь, закладывают и дают вкладами. /А иные крестьяне опричь деревень сами закладываются. Старцы тех монастырей (Телеговой обители и Соловецкой новой пустыни) ездят по волостям со списком с жалованной грамоты и тех крестьян от волостей отымают, государевым службам выбирать не дают, податного платежа платить им не велят и объявляют их неподсудными волостному управлению" ’)
Таким образом в XVII в. церковные крестьяне оказываются в положении крепостных по отношению к своим владельцам. Даже черные крестьяне в Поморье вовлекаются в сферу экономической зависимости от церкви.
Однако церковное крепостничество отличалось от светского тем, что оно не знало перехода условной зависимости крестьян в холопство. За то церковные крепостники имели в своем распоряжении обширный разряд людей, заменявший холопство. Эго—бобыли, монастырские детеныши, слуги и служители.
Вопрос о бобыльстве является спорным вопросом. М. Дьяконов полагает, что бобыль это непашенный безземельный человек. С этим взглядом, однако, не согласны В. Сергеевич, Н, Рожков и др., которые склонны видеть в бобылях скорее тяглых людей.
Присматриваясь ближе к экономическому положению бобылей, можно заметить, что появление их относится, главным образом, к той эпохе, когда после ливонских, татарских войн, аграрного кризиса конца XVI в. и гражданской войны нач. XVII в, многие церковные крестьяне разорялись и бросали пашни. Так, в одной дозорной книге Троицкого Сергиева монастыря говорилось: „деревня Кочюгова... двор бобыльский Васьки Антипьева а был крестьянин да обмолодал (т. е. обеднел) от войны да от податей: сказали пашни не пашет, лежит впусте, а было за ним 3 чети" i) 2),
Конечно, причинами разорения крестьянского хозяйства могли быть и другие—падеж скота неурожаи, эпидемии и пр. Но какова бы причина не была, важно отметить то, что в XVI—XVII в в. замечается процесс отрыва известного процента церковных крестьян от земледелия и переход их в состояние безземельных.
Можно также отметить, что бобыли могли иметь собственную оседлость, но были среди них и такие, которые являлись бездомными, безместными, бродягами. Такие бобыли опускались до положения нищих, живших „христовым именем", находя приют на церковных задворках.
i) М Богословский. Земское самоуправл. на русском Севере в XVII в. М. 1910. Ст. 89.
а) М. Дьяконов. Оч. из ист. сельск. населения в Моск, госуд. Стр. 216.
Впрочем при благоприятных условиях бобыли могли повышаться то социально-экономической лестнице, превращаясь в оседлых тяглых земледельцев, Но такие случаи были гораздо реже.
Насколько быстро развивался процесс обезземеления церковных крестьян в это время, показывает следующий пример. В обширных имениях Троицкого Сергиева монастыря по Дмитровскому уезду числилось:
в конце XVI в. 40	бобыльских	дворов	на 917	крестьянских	дворов;
в 1627 г. 207	„	„	„ 220	„
Если к числу бобыльских дворов в 1627 г. по этому уезду прибавить 22 дворов нищих, 56 дворов монастырских детенышей и 49 дворов монастырских служебников, то получится рост обезземеленного крестьянства за 30-летний период c4,1% до 48%.
Еще более резкое увеличение количества бобыльских дворов наблюдается по Углицкому уезду в вотчинах того же монастыря, а именно в конце XVI в. в писцовых книгах было показано 477 крестьянских дворов детенышей и 142 пустых двора. Таким образом тут мы имеем относительный рост обезземеленных крестьян с 2,6% до 56,6%.
Впрочем следует отметить, что по мере развития крепостного права разница в правовом экономическом положении между крестьянами и бобылями начинает постепенно исчезать, так как бобыли, так же как и церковные крестьяне, подвергались совершенно одинаковому действию крепости.
С другой стороны, бобыли в последней четверти XVII в. начинают переводиться, часто по усмотрению церковных владельцев, в разряд тяглых пашенных людей. Указы же 1649 и 1679 г.г. о подворной подати способствуют окончательному сближению между этими двумя разрядами сельского населения.
Но если церковные бобыли все же не являлись холопами, то роль последних в церковном крепостном хозяйстве играли детеныши, слуги и служителя. Этот разряд церковного населения выполнял функции сельскохозяйственных батраков и дворовой прислуги.
По исследованию М. Дьяконова детеныши — это обедневшие крестьяне и бобыли и осиротелые крестьянские и бобыльские дети, „а взяты в монастырь в прошлых годах Кириллова монастыря из разных вотчин крестьянские и бобыльские дети“,—говорилось в белоозерских переписных книгах 1678—9 г.г. „Взяты за сиротством, и за скудостью из крестьян для монастырской скотины"—читаем в другой переписной книге. Эти сироты, поступавшие в детеныши, могли быть и из других социальных разорившихся групп". Да после „московского разорения", говорилось в докладе 1651 г. властей Троицкого Сергиева монастыря, ,,с Москвы прислано на корм бедных разоренных детей боярских и недорослей, а иных свезли из Троицких вотчин, у которых отцы матери посечены, остались сиротами тех было человек 600, а кормили их за столом" ’)
Так или иначе попавшие в монастырские детеныши вследствие „обмолодания", т. е. обеднения составляли кадр крепостного населения в вотчинах церковных владельцев. Главной их обязанностью являлась работа на монастырской пашне в качестве батраков, так как собственной земли они не имели.
Впрочем, детеныши наравне со слугами и служебниками выполняли также разнообразные „домашние" работы при монастырском
') Там же. Стр. 299.
дворе. Поэтому детеныши выступают часто в роли конюхов, пастухов.» поваров, мельников, прислужников („трапезных детин"), сапожников и. т. п.
Обязанности по монастырскому хозяйству были настолько многочисленны и требовали такого огромного количества рабочей силы, что наличного состава детенышей не хватало. Поэтому церковные власти часто прибегали к найму детенышей „Да велел ты, государь", писал приказчик села Стефановского архиепископу Вологодскому Магарию, ..мне холопу своему приговаривати людей в детеныши 6 человек; и яз холоп твой приговорил 3-х человек.., а иных, государь, припытываю ж; а договор оне со мною чинили в наймех как в иных, государь, твоих селах.... деньги и хлеб; и оне, государь, просят денег половины ныне, а хлеб, государь, яз сулил им месешный, по твоему государеву приказу1' ’)•
Эти наймиты вербовались, главным образом, из вольных людей,, а также из среды крепостных крестьян и бобылей. Роль их, также как и крепостных детенышей, заключалась, главным образом, в обработке церковной пашни. Как те, так и другие за свою батрацкую-работу получали полное, хотя и скудное иждивение.
' Фактически между ними было мало различия: детеныши по найму эксплоатировались церковными владельцами в такой же степени,, как и крепостные. Кроме того, церковные владельцы стремились тем или другим способом закрепить наймитов.
Весьма близко к положению детенышей подходили церковные: слуги или служки и служебники или служители, которые также набирались из „вольных" людей, т. е. из всех тех элементов, которые не были записаны в тягло. В отличие от детенышей слуги пользовались церковной землей, но от сборов в государственную казну они освобождались. „Служба" их церковным владельцам выражалась в. выполнении тех же обязанностей, которые лежали и на детенышах. За свою „службу" они получали жалование землей, хлебом и деньгами.
Отличие слуг от детенышей еще заключалось в том, что последние имели право перехода и, в случае притеснений со стороны церковных владельцев, могли и уйти в другое место. Впрочем, слуги и служебники часто давали на себя крепости, которые закрепляли их; за церковными владельцами и открывали последним широкий простор для произвола над их личностью и имуществом. Так, в одной жилецкой записи 1681 г. Спасо-Великопустынского монастыря поражавшийся в слуги дает обязательство жить „в работниках вечно с братией и всякая монастырская работа работать и всякая монастырская служба с братией вместе служить, какую работу или службу игумен с братией укажет"; „быть у игумена и у всей братии в покорении и послушании и, живучи в том Великопустынском монастыре, питаться и покоиться, чем прочая братия питаются и покоятся, с братьей меня Наумка смирят, так прочих монастырских служебников и братию по делу смотря смиряют"
Обычно слуги и служебники поряжались на год; но фактически задолженность церковным владельцам, с одной стороны, и нежелание расставаться с насиженным местом—с другой, накладывали на них крепостные путы, от которых редко кто мог освободиться.
1) Там же. Стр. 302.
2) Там же. Стр. 304—305.
В XVII в. церковные владельцы распоряжались личностью слуг и служебников в такой же степени, как и других разрядов крепостного населения своих вотчин. Напр., архимандрит Игнатий требовал, чтобы „служняя вдова Федорова выдала свою дочь за кого указал он, а будет не выдаст свою дочь и мы велим детей ее поверстать в тягло“. При малейших попытках к ослушанию или протесту этот духовный отец отдавал распоряжение, „поверстать во крестьяне, а буде во крестьяне не похотят и их выслать из вотчины вон" ’).
С течением времени церковных детенышей, слуг и служебников постигла такая же судьба, как и бобылей, т. е. они стали сближаться с крепостными крестьянами. Подворная подать нивелировала все разряды населения церковных вотчин, сводя их к одному знаменателю— крепостному состоянию..
Для церковных крепостных людей оставался один путь освободиться от гнета и эксплоатации церковных крепостников — это бегство. Одно из самых ранних упоминаний о бегстве церковных крестьян-должников относится к 1538 г., когда монастырские власти Корни-льевской пустыни Белгородского уезда жаловались: „а их крестьяном долгов своих должником платити не чим... И ныне из того их села и из деревень и из починков крестьяне бежать розно".
Это бегство приняло довольно широкие размеры особенно в годы аграрного кризиса в конце XVI в. и гражданской войны в начале XVII в. Церковные владельцы всеми средствами, имеющимися в их распоряжении, боролись с этим бегством. Пощады не было беглецам. Палки и батоги в изобилии сыпались на спины смельчаков, пытавшихся бегством спастись от крепостных цепей. Иногда беглецы—должники обязаны были отрабатывать долг „до искупа", т. е. до выкупа.
Нужно заметить, что церковные крестьяне бежали, главным образом, из центральных уездов, что объясняется разорением центра тогдашней России вследствие гражданской войны нач. XVII в. Беглецы направлялись, прежде всего, на окраины, куда устремлялись широким Потоком. На новых местах крестьяне садились на владельческих землях-светских и духовных. В 1678 г. правительство предписало тобольскому архиепископу „никаких беглых людей и пашенных крестьян не принимать и за собой в крестьяне и бобыли и в половники не сажать*' ’).
В 1614 г. монастырские власти Троицкого-Сергиева монастыря организовали повсеместный обыск монастырских крестьян, бежавших в эпоху „смуты".
Церковные крестьяне находили приют в имениях крупных вотчинников и мелких служилых людей и даже в дворцовых владениях.
Конечно, о'ни попадали „из огня да в полымя"; но повидимому, церковные крестьяне предпочитали эксплоатацию светских владельцев духовным.
Это бегство из под гнета церковных эксплоататоров принимает такие широкие размеры, что между светскими владельцами начинается борьба из за церковных беглецов. Следует отметить, что „при-имщики" оказывали всяческое сопротивление церковным владельцам при попытках последних возвратить своих крепостных беглецов. Так, князь Р. П. Пожарский решительно отказался выдать Троицкому монастырю его крестьян и Грозил: „побить до смерти и впредь к себе:
j) fl. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крест. Стр. 43.
П. С. 3. Т. II № 731.	'	,
для тех троецких крестьян въезжати не велел, государева де мне указу не слушивать" :).
Такой же отпор „свозчику" дал и дворянин С. Г. Коровин „тех . троицких крестьян по государеву указу их за себя вывести не дал“. Даже черные волости, к которым попадали церковные крестьяне,, стремились отстоять беглецов, попавших в их корпорации.
В виду потери церковными крестьянами права перехода от одного владельца к другому они стали „свозиться* * владельцами. Так, про одного крестьянина кн. Пожарского сказано, что он „вывезен из троицкие деревни Еликовы насильством тому третий год".
Иногда светские владельцы пытались эксплоатировать церковных крестьян, пользуясь своим соседством с церковной вотчиной, не прибегая к „свозу". Так, в 1684 г. поступила жалоба от снетогорских монахов на помещика Я. П. Роктова. В ней монахи указывали на то,, что „крестьян их (помещик) утесняет всяким утеснением и отдает в тех озерах и речках рыбные ловли крестьянам их на дорогой оброк и тот оброк с них емлет, а отписей им не дает, и рыбные запасы у них отнимает и гостинца на них емлет большие и рыбу на себя ловить и всякую работу работать заставливает неволею', и хлеб жать и назем возить а хто к нему на работу не пойдет, и он, Яким, им; угрожает.... и от того его Якимова, утеснения крестьяном их прожить, не мочно“. 2).
В качестве .приимщиков" часто бывали сами духовные отцы,, которые „свозили" друг у друга крепостных крестьян или принимали чужих беглецов. Также как и светские помещики духовные отцы стремились задержать беглецов в своих имениях даже в случае обнаружения их прежними владельцами.
Лишь наиболее слабые „приимщики* спешили пойти на полюбовное соглашение, опасаясь большого штрафа. До нас дошла запись попа Рождественского, данная в 1688 г. Солотчинскому архимандриту Игнатию. Из нее мы узнаем, что испуганный поп не только обещал возвратить беглецов, но дал обязательство „поговоря меж себя полюбовно, не ходя в суд" доставить на монастырский двор-крестьянский скот, „рухледь", хлеб и „всякие крестьянские животы". В случае невыполнения этих условий поп предоставил право архимандриту взыскать с него неустойку в размере 50 руб. (т. е. 850 р,.. на наши деньги) и „взяти тот их крестьянский хлеб, весь сполна и харчи свои по своей огласке, что ни станет". 8).
Правительство стремилось удлинить срок, в течение которого церковные и светские крепостники могли „искать беглецов, а по уложению 1649 г. эти так наз. „урочные лета" были совсем отменены. Владельцы получили право разыскивать бежавших крестьян без всякаго срока; при чем виновные в укрывательстве должны были платить довольно высокий штраф (ок. 170 р. на наши деньги) за каждого беглеца.
И так к половине XVII в. относится окончательное закрепощение церковных крестьян.
В 1678 г. церкви принадлежало 116.608 крестьянских дворов с населением ок, 500.000 д.
1) Л. Черепнин. Из ист. борьбы за крест, в Моск, госуд. в нач. XVII в. См. . „Уч. зап. Т. VII Институт истории Р. Я. Н. И. О. М“. 1928. Стр. 112.
*) Н. Серебрянский. Оч. по ист. монаст. жизни в Псковской земле. М. 1908.. Стр. 440.
•) Я. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крест, в XVII в -Стр. 46.
В XVIII в. количество крепостных крестьян в церковных вотчинах еще более увеличивается.
Так, в 1747 г. общее число крепостных крестьян, находившихся
во владении церкви, равнялось 906.305 д. м. п.; из них монастырям принадлежало—728.738, архиерейским домам—116.376, синоду—37.426, соборам и приходским храмам—23.767.
Таким образом, больше всего крепостных крестьян сосредотачивалось в руках монастырей, из которых особенно крупными крепостниками являлись следующие (1744 г.):
Троице-Сергиевская лавра . . . -			
Троицкий Влександро-Невский монастырь . .		. . 25 464	п « п
Успенский Трифонов	it	. . 23.859	н » »
Кирилло-Белоозерский	» • •	. . 21.590	» » »
Саввин-Сторожевский	» •	. . 16.047	п »	»
Вознесенский (женский)	» • «	. . 15.582	п »	»
Московский Новодевичий'	» • •	. . 14.480	и »	»
Московский Новоспасский	п	*	*	. . 14.145	» ” »
Спасский Ярославский	я	•	•	. . 13.981	п W »
Воскресенский Ново-Иерусалимск.	н	•	-	. . 13.660	» » »
Московский Симоновский	II	•	•	. . 12.146	" я п
Иосифо-Волоколамский	» • •	. . 11.422	п "	»
Из общего количества монастырей таких крупных крепостников, владевших более 5000 д. м. п., было 5,7%; имевших от 100 до 5000
д. м. п.—64,3%, менее 100 д.—30%. В среднем на каждый монастырь приходилось по 1445 д. м. п.
Что касается архиерейских домов, то все они являлись крупными владельцами. На каждого из них в среднем приходилось по 7.474 д. м. п.
крепостных крестьян.
Наиболее мелким типом церковного крепостного хозяйства являлись имения соборных и приходских церквей. Так, из общего количества 566 соборных и приходских церквей, владевших крепостными крестьянами, только 132 имели более, чем по 20 д. м. п.
Таким образом, преобладающим типом церковного крепостного { хозяйства являлись крупные владельцы,
В тоже время среди дворян крупных крепостников было только 16%. Из них выдавались по размерам своих хозяйств: граф П. Б. Ше-реметье в (44.561 д.), граф К. Г. Разумовский (36.000 д.), граф Я. С. Строганов (19.000 д.). Остальные не могли конкурировать с церковными крепостниками, далеко уступая им в количестве крепостных крестьян.
В 1764 г. церковное крепостное хозяйство еще более увеличилось. В это время церковным владельцам принадлежало 991.761 д. м. п., т. е. 13,8% общего количества крепостных крестьян России . ').
Итак в результате длительного процесса обезземеления церковных крестьян и роста их экономической зависимости, усиливавшейся под влиянием развития денежных отношений и развития торгового капитализма в XVII—XVIII в, в. окончательно складывается крепостное право в церковных владениях и церковь превращается в жесточайшего эксплоататора.
5 В. Семевский. Крест, в ц. Ек. Т. П. Стр. 195, 196, 199.
ГЛАВА IV.
Формы эксплоатации крепостных крестьян церковью в XVI—XVIII в.в.
На первый взгляд может показаться, что положение крепостных крестьян церковных владельцев не было тяжелым, так как церковные вотчины, как известно, освобождались от целого ряда государственных сборов и повинностей и имели такие льготы и привилегии, которых не имели светские владельцы.
Однако, присмотревшись ближе, можно заметить, что положение церковных крестьян во многом было хуже даже положения помещичьих. Выгоды от феодальных прав и преимуществ получали не-крестьяне, а церковные владельцы Эксплоатация крестьянского труда ничуть не уменьшилась от того, что на духовных отцов сыпались различные .милости" со стороны правительства.
Когда с разрушением феодальных отношений и развитием торгового капитализма правительство, под давлением дворянства и'буржу-азиц стало постепенно сокращать церковные привилегии, то положение, церковных крестьян еще более ухудшилось, так как церковные-владельцы потерю льгот и получавшиеся от этого убытки стремились возместить усилением ' крепостного. гнета и принуждения крестьян
Поэтому неудивительно, что аграрный кризис конца XVI века вызвал массовое бегство крестьян не только из служилых поместий, но и из церковных вотчин. Особенно много бежало крестьян в эпоху гражданской войны начала XVII в.
Но чем больше редело крестьянское население в церковных владениях, тем сильнее становилась эксплоатация крестьянского труда, тем крепче затягивалась петля на шее церковных крестьян. Чем более развивалось денежное хозяйство, тем формы эксплоатации крестьян становились все более разнообразными и интенсивными.
Обладая огромными земельными богатствами, церковные владельцы часть земли отдавали в пользование тяглым крестьянам и за это получали с них оброк—Денежный или натуральный, или тот и> другой вместе. Часть земли обрабатывали для своих нужд трудом слуг, детенышей, бобылей, половников и др. Наконец, часть сдавали в наймы своим или чужим крестьянам или соседним владельцам— светским или духовным.
С течением времени труд слуг и детенышей на церковных землях все более и более возрастал. Это об'ясняется тем, что церковная запашка считалась „обельной", т. е. свободной от государственного-тягла, в то время как земля, обрабатываемая крестьянами, являлась тяглой.
С этой последней земли взимались в пользу государства различные сборы й повинности. Естественно церковные владельцы стреми-
пись так или иначе освободиться от тяглового обложения. Наилучшимп способом для этого являлось сокращение тягловой запашки и увеличение церковной.
Тем не менее тяглые крестьяне преобладали в церковных вла-дениях-
Начнем с рассмотрения форм эксплоатации церковными владельцами этого разряда крестьян. Тягловая обязанность их состояла в том, чтобы обработать определенное количество десятин соответственно размерам своих участков
Но вся беда для них заключалась в том, что надел их был весьма незначительным. Напр., в вотчинах Солотчинского монастыря крестьяне получали в XVII в. ‘/з—5,з дес. в трех полях. При этом, при определении количества вытёй,~ тг е. долей; с которых происходило взимание тягла в пользу государства, существовал полный произвол.
Раскладкой занималась обычно община, но под наблюдением и давлением церковных властей. Последние стремились к возможно большему назначению количества вытей, так как с них поступали сборы и платежи не только в государственную, но и церковную казну. Между тем, как интересы крестьян требовали как раз обратного, чтобы меньше глдтить в пользу церковных владельцев и государства.
На этой...почве часто происходили недоразумения, споры и столкновения. Иногда крестьяне „самовольством сметывали с себя” раскладку, а в некоторых случаях дело доходило до открытого выступления против церковных властей. Так, в 1690 г. архимандрит Солотчинского монастыря Игнатий жаловался митрополиту Аврааму: .а ныне, государь, староста Пётрушка с небольшими крестьяны ту тяглую землю смешали и прежнюю меру и десятины и столпы перепортили и складываютця самовольством на малые выти, а лугчую и навозную землю подмеривают под себя, а худую и не навозную отдают скудным и маломочным крестьянам, а огороды отнимают друг у друга насильством и коноплянники, и капустники, и саженые огуречники ; перепахивают насильством ж“ ’).
Из последних слов архимандрита видно, что борьба крестьян велась не только против церковных Властей, но и в самой среде крестьян боролись беднейшие группы с более зажиточными, по отношению к которым, повидимому, первые применяли „насильство”.
Наделы были настолько незначительными, что приходилось наиболее „маломочным" крестьянам прибегать к найму церковной земли, особенно сенных покосов и различных угодий. Такая земля называлась „отдаточной" и обычно ходила за 20—50 коп. за „ниву“. (т. е. ок. десятины).
За пользование этой землей церковные крестьяне-тяглецы обязаны были платить своим владельцам о_б р_ дж, который являлся обязательным для каждого, кто сидел на церковной земле. Оброк выплачивался натурой или деньгами, или тем и другим вместе.
Размер его всецело зависел от произвола церковных властей и взимался обычно в рассрочку—в 2, 3, 4 срока в году с каждого двора или ,выти“. Лишь в редких случаях объем и содержание оброка согласовывались с самими крестьянами..
Обычно крестьяне, живущие на землях крупных церковных владельцев. пользовались большим количеством земли, а, следовательно» платили оброк в меньшем размере по сравнению с крестьянами мел-
0 fl. Доброклонский. Солотчинский монастырь. Стр. 59.
них владельцев. Поэтому, как это ни странно на первый взгляд, крестьяне были заинтересованы в расширении землевладения церковных вотчин и иногда „тысячами выходили на межи с дубьем и рогатинами гнать межевщиков" во время земельных споров владельцев соседей между собой.
Первоначально оброк взимался исключительно натурой. Хлеб, коровье масло, яйца, рыба, грибы, мед, ягоды, куры, гуси, утки, бараны, свиные туши, хмель, огурцы, капуста, солод, толокно, орехи, холст, шерсть, овчина, веревки, мочало, лопаты, кадки, корыта, дуги, оглобли, лопаты и пр.—все это в изобилии доставлялось церковным владельцам с каждой выти. Иногда в связи с характером крестьянского хозяйства в той или другой местности заметна специализация оброка. Так, в составе оброка новгородских церковных вотчин заметно выделяется рыба, казанских, вятских и вологодских—грибы, рязанских—ягоды и т. д. Конечно, взимание этого специализированного оброка не освобождало крестьян от уплаты других „доходов1*—так наз. „столовых и конюшенных" запасов.
Последние делились на „окладные" или постоянные и „неокладные" или чрезвычайные.
, Натуральная часть оброка доходила в некоторых церковных вотчинах до огромных размеров. Напр., крестьяне Солотчинского монастыря доставляли ежегодно, кроме хлеба, сухарей и праздничных хлебов, след, продукты: орехов—до 15 четвертей, 100 ведер грибов, коровьего масла до 50 пудов, меду—до 140 пуд., шерсть, сушеные, соленые и моченые припасы и пр.1).
С развитием денежного хозяйства натуральный оброк постепенно начинает заменяться денежным; причем сначала замена происходит по частям, а затем—в целом. Напр., в одной уставной грамоте 1674 г. оброк определялся следующим образом: „Имати в монастырскую казну, вместо пашни, жнитва и молотьбы и всякого изделия, кроме сенокосу и на строение бревенного лесу, и тесу, и скал, и лубья, и драниц, оброку, с 10 вытей, денег по 50 рублей (т. е. до 900 р.)< в год; да... за столовые запасы, за масло и за яйца, за грибы, и за-грузди, за ягоды и за овчина, имать с... крестьян на год денет по рублю с выти".	•
В вотчинах Кирилло-Белоозерского монастыря денежный оброк увеличился за счет натурального на протяжении второй половины XVI века с 157 р. 25 алт. до 299 р. 11 алт., т. е. с 10000 до 18000 р.
В конце XVI в. в большинстве вотчин Троице-Сергиевой лавры оброк уплачивался деньгами. '
Для крестьян денежный оброк являлся более тяжелой повинностью, чем натуральный. При отсутствии сторонних денежных заработков крестьяне испытывали большое затруднение в уплате оброка в денежной форме. Неудивительно, что они горячо протестовали против повышения его.
С развитием денежного оброка эксплоатация церковных крестьян приобретала более жесткий и утонченный характер. Чтобы иметь верную гарантию в исправном получении крестьянского оброка, церковные владельцы часто выпрашивали у правительства так наз. „послушные" грамоты, которые предписывали крестьянам безпрекословно повиноваться своим владельцам и аккуратно платить подати и повинности. „И вы бы все крестьяне", говорилось в одной грамоте 1626 г.
И Я. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крест, в XVII в-М. 1880. Стр. 90.	. ,
„игуменью Евфимию, келаря старицу Марфу с сестрами слушали во всем и доход им вотчинников платили, чем вас игуменья, да келарь с сестрами изоброчут" ')•
Нередко ответственность за исправный взнос оброка возлагалась на старост и целовальников, которые выбирались самими крестьянами из своей среды. Жестокая кара и всевозможные репрессии ждали тех крестьян, которые почему либо не в состоянии были уплатить своевременно оброк. Такие неплательщики или их поручители подвергались штрафу или немедленно „выметались" вон из насиженных мест, или ставились „на правеж" и наказывались „нещадно кнутом".
Кроме оброка с церковных крестьян взималось еще так наз. „пожилое" за пользование церковными дворами в случае ухода их из вотчины. В Судебнике Ивана IV говорилось следующее: „ft который крестьянин живет за кем год, да пойдет прочь, и он платит четверть двора (т. е. стоимость Ч* двора); а два года поживет и он платит полдвора, а три года поживет и он платит три четверти двора; а четыре года поживет, и он платит весь двор, рубль и два алтына (т. е. ок. 70 р.). Л пока пожилого нет, и ходити ему вон безсрочно воля. А который крестьянин с пашни’ продастся кому в полную в хо-лопи, и он выйдет безсрочно ж, и пожилого с него нет" 2).
За пользование усадебным местом бобыли также уплачивали особый сбор—так наз. „позем", или „оброк со двора".
Тяжело ложились на плечи церковных крестьян „почести" т. е. подарки и взятки, которые широко разлагали церковные власти. „Почести" натурой отсылались к большим праздникам в Москву пат-риарху, боярам, приказным людям, а также епископам, воеводам и др. нужным лицам. Напр., в 1667 г. из Солотчинского монастыря было послано „свежей рыбы к празднику успения в поднос святейшему патриарху и в почести начальным приказным людям три белые рыбицы да щук и судаков и лещей и язей на 2 р. 17 алт. 3 деньги (т. е. ок. 35 р.) 3).
Расходы по угощению почетных гостей, приезжавших в церковную вотчину, и, особенно, различных чиновников-переписчиков, межевщиков и др. также тяжело отзывались на крестьянах, обязанных доставлять ко .двору" съестные припасы и, даже, деньги.
Особенно дорого обходились взятки, которые раздавались церковными властями московским и местным приказным, а также „дани", которые шли на содержание архиерейских домов, митропольичих боярских детей и др.
Периодические выезды архиереев в столицу вызывали также большие поборы с крестьян, так как владыка отправлялся не один, а за ним следовала многочисленная свита и целый обоз с ризницей и всякими припасами—Местными и конюшенными. Эти поездки обходились весьма дорого. Напр., путешествие в Москву (1696 г.) ростовского митрополита Иосифа обошлось 859 р. и 6 алт., (т. е. до 150.000 р.)
На крестьян ложились также расходы по назначению и перемещению епископов. Переезды, богатые угощения, а, главное, взятки требовали больших денег. Так, за поставление в архиепископы устюж-
0 й. И. Т. IV. № 245.
а) Л. И. Т. Т. I. № 153.
’) R. Доброклонскй. Солотчин. монастырь. Стр. 96.
— Дв-
ск^й архиерей Иосиф заплатил патриаршему дьяку 3000 руб. (т. е. да 50.000 руб.) ')
Наконец, каждый более или менее влиятельный владыка стремился иметь в столице так наз. подворья, где они имели бы возможность останавливаться. Содержание этих подворий также дорого обходилось крестьянам.
Одновременно с оброком, „пожилым" и др. поборами церковные крестьяне должны были нести в пользу своих владельцев целый ряд тяжелых и разнообразных повинностей, носивших название „изделье" или „страда", или „дело".
Эту издельную повинность церковные владельцы стали применять очень рано. Уже в уставной грамоте митрополита Киприана 1381 г. перечисляются основные виды „изделья" в следующем виде: „монастырские люди обязаны церковь „наряжати", монастырский двор огораживать, строить хоромы, пахать, „взгоном" (т. е. сообща I пашню игумена, засеять ее, пожать и свезти хлеб, скосить сено и привезти на монастырский двор, ловить рыбу весной и зимой, оплетать сады, прудить пруды, ходить на бобровую охоту и делать „загоны", на великий и петров день приходить к игумену с приношениями, „что у кого в руках". Кроме того, крестьяне должны к празднику смолоть ржи и солода, испечь хлеба, наварить пива, намолотить ржи на семена, напрясть льна, приготовить все снасти для рыбной ловли. Наконец монастырские люди обязаны доставить „яловицу" (т. е. молодую корову) к празднику, а при приезде игумена на „братчийу" (т. е. общественную трапезу) каждый участник ее должен дать по „зобне" (т. е,'кошелю) овса для монастырских лошадей" 2).
Яркую картину „изделья" более позднего происхождения , дает уставная' грамота Соловецкого монастыря 1561 г. В ней перечисляются Следующие обязанности крестьян: 1) работа на монастырском дворе и гумне, 2) выполнение полевой „страды" на монастырской пашне и сенокосе, 3) „повоз", т. е- обязанность отвозить на крестьянских подводах монастырские продукты на рынок—местный или дальний. Причем, все эти работы должны были выполняться „на солнечном восходе, как десятской весть подаст", или „когда приказчик их позовет,,. Виновным в неаккуратном выполнении грамота грозила денежным штрафом и другими наказаниями.
„Изделье" обязаны были также отбывать церковные бобыли. Обычно размер и характер бобыльских „издельных" повинностей зависел исключительно от церковных властей. „Жити нам в троицком дому", говорилось в одной бобыльской порядной 1645 г. „в каком чину архиепископ укажет". В других порядных бобыль давал обязательство „оброк платить, чем положат",
С развитием денежного хозяйства все более и более расширяется церковная запашка и крестьяне, слуги и детеныши начинают массами привлекаться для обработки церковной земли.
г, Вплоть до половины XVI века церковные владельцы, однако, собственной запашки почти не имели и, следовательно, барщина была мало развита. Напр., в Ярославской вотчине Троице-Сергиева монастыря в нач. этого века было всего 979 четвертей пашенной земли; из этого количества только 20 чет. числилось за монастырем, а остальные—за монастырскими крестьянами.
Ч И. Покровский. Средства и штаты великорус, архиерейских домов. К. 1907 г. Стр. 71.‘
-) А. Большаков и Н. Рожков. История народного хозяйства России в материалах и документах. Изд 2-е, вып. I. Л. 1926. Стр. 9В—99.
Кроме того, барщина первоначально не была тяжелой; крестьяне на 5 десятин своей земли должны были пахать не более 1 церковной десятины. Но постепенно давление крепостного пресса все более и более усиливалось и со второй половины XVI века барщина /, становится распространенной формой эксплоатации.
Церковные владельцы начинают вести крупные хозяйства. Напр. в вотчинах Троицкого монастыря в Переяславль-Залесском уезде в конце XVI в. было монастырской запашки 1228,5 дес., в то время как -в начале XVI в. собственной запашки монастыри не имели В конце этого века нельзя было встретить ни одной церковной вотчины, которая бы не отводила под барщину определнного количества земли. В некоторых церковных владениях барская пашня достигала 50°/в общего количества земли. Были случаи, когда барщина поглощала все повинности в пользу церковного владельца. Так, в кишкинской вотчине Троице-Сергиева монастыря крестьяне должны были „за всякие монастырские доходы", т. е. вместо различных повинностей, „пашню пахать по пяти десятин с выти" ’).
Церковные владельцы с поразительной точностью следили за выполнением барщины. В одном наказе монастырскому приказчику <1632 г,) весьма подробно перечислялись все крестьянские работы по монастырской запашке. Тут говорилось, прежде всего, что пахота на монастырских землях должна начинаться во время и прежде крестьянской запашки, „не испустя пашенного и посевного времени". Пахота должна производиться „на мягко, чтобы груд не было". Требовалось, чтобы земля тщательно удобрялась навозом, который привозится или с монастырских дворов или с крестьянских в определенном размере. При этом строго наблюдалось, чтобы крестьяне, „навоз возили сполна и равномерно на ближние и дальние десятины и чтобы не сбрасывали его „для легкости" по лесам и оврагам, не довезя до пашни. Количество потребных семян точно определялось, а именно по 2 четверти ржи и 4 четверти овса на десятину; причем остаток семян должен быть возвращен в монастырскую житницу. Когда поспеет хлеб, то количество снопов должно быть точно учтено и записано в особые „ужинные" книги. После окончания жатвы крестьяне должны хлеб предварительно просушивать „гораздо" и складывать в небольшие скидры, которые должны тщательно укрываться соломой, „чтобы сверху не набивало", кругом окапываться, чтобы „полою водою не подмочило", оплетаться „плетнем высоко, чтобы животина не ела и не отирала" 3).
Вымолоченный хлеб крестьяне должны были свезти на своих подводах в церковные житницы, а оттуда в известные сроки отправлять в места для продажи.
Барщинная повинность распространялась также и на церковный сенокос, начиная с косьбы сена, уборки его и кончая ^свозом" его или на рынок, или на церковный конюшенный двор. Точный учет скошенного сена проводился приказчиком совместно со старостами и целовальниками,
Кроме того, крестьяне обязаны были производить все работы, связанные с постройкой или ремонтом церковных построек, рубить и возить лес и дрова, ставить и чинить ограду и заборы, строить „всякое церковное строение", производить мелкие „изделья", чтобы церковного осудения не было", прудить пруды, пиво варить, хлеб молоть), лен прясть и пр.
t) М. Вяткин. Торговый капитализм в России М. 1927. Стр. 68, 43.
2) Л. Н. Э. Т. Ill № 217.
„Издельные" повинности с течением времени все более и более-, усложнялись. Напр., крестьяне Солотчинского монастыря в конце; XVII в. наряду с вспашкой „сгоном1*, (т. е. сообща) монастырской; пашни до 41 нивы, выполняли, кроме того, след, работы: пахали огороды и коноплю на них сеяли, садили капусту и огурцы, рыбу ловили, выполняли различные строительные работы на монастырском дворе, охраняли колодников, возили навоз на монастырскую пашню,, возили глину, делали кирпичи, возили дрова и лучины, доставляли-подводы для монастырских нужд и т. п.
Иногда крестьяне отбывали „рыбную" повинность. В одном прика-щичьем наказе (1689 г.) порядок выполнения ее определялся следующим образом: „рыбные ловли в р. Мокше и в озерах ловить монастырским’неводом, который делать из монастырской пеньки; пряжу-прясть монастырским крестьянам; невод делать в 40 сажень длиной; и „матица" 5 саж.; к этой рыбной ловле привлекать по очереди потести человек „промеж деловой поры; рыбу ловить весной и летом-.неоплатно" и присылать в монастырь по первому зимнему пути" ’)-
С течением времени крестьянские работы на церковной земле-, j все более и более усложнялись. В первой половине XVIII в. церков-i ная барщина приобретает необычайно пестрый вид. Крестьяне на« г церковных полях пахали, косили, молотили, хлеб мололи, лес возили,. ) пасли табуны, рыбу ловили, варили пиво, квас, несли караулы, произ— ' водили различные постройки, работали на мельницах, винокурнях - и пр.
В имениях тобольского Знаменского монастыря надолго каждого „венца" (т. е. тягла) приходилось выполнение сдед. работ: пахота на. своих лошадях по */з десятины, жатва хлеба по 60 „суслонов”, уборка ячменя, поставка двух подвод в город (расстояние 63 версты) и двух , на мельницу (16 верст) возка хлеба, сена, дров, рыбы и пр., несение караульной службы, собирание хмеля, добыча серы с хвойных деревьев, плетенье 1 саж. рыболовных сетей из своей конопли, приготовление по 1/t толокна, прядение по 10 фунтов пряжи на невода й т. п.
Но это еще не все. Крестьяне обязаны были уплачивать многочисленные сборы. С каждого „венца* получалось: 20 возов сена с заменой денег от 2 до 5 руб. (т. е. 28—70 р.), ’) 2 саж. дров, 2 бревна,. 2 кади угля, 10 фунтов лыка, 3 скалы бересты, 1 лопата, 1 ведро-груздей, решето грибов, 5 арш. тонкого полотна (с каждой девушки),, ведро смолы (с 10 душ), сани и дровни (с 10 „венцов") * 2).
Из одного этого перечня работ, повинностей и сборов видно,, насколько тяжела была участь церковных крестьян. Неудивительно,, что крестьяне этого монастыря жаловались на „крайнее разорение".. Крестьяне Коряжемского монастыря жаловались, что они „у того монастыря работали всякая как летняя, так и зимняя работа безысходно, отчего их пашенные земли запустели, тако-ж и сенные покосы лесом поросли и от тех работ пришли в великое отягощение-и нужду* 3).
Чаще всего барщина соединялась с взиманием денежного оброка. Можно привести несколько иллюстраций. В вотчинах Новоспасского-монастыря (в шацком уезде) крестьяне обрабатывали монастырской; земли 504 десятины, давали 16 четвертей ржи и 16 четвертей овса,-
0 Н. И. № 191.
2) В Семевский- Крест, в ц. Ек. II СПБ., 1901. Стр. 205—206.
•) Там же, стр. 205.
580 подвод для отвоза монастырского хлеба в Москву. Кроме того, с крестьян взималось 90 руб. (т. е. 630 р.) оброка и особый денежный сбор вместо мелких натуральных сборов! по 30 копеек с души.
Крестьяне Троицкого-Колязина монастыря, кроме работ на монастырских полях и обычных взносов натурой, должны были ежегодно платить деньгами оброк, который собирался или самостоятельно, или вместо части натуральных поборов. Величина этого ежегодного оброка была различна. Так, в 1756 г. 5900 р. (т. е. 53.100 руб.) и 143 барана.
Церковная статистика велась в то время аккуратно. Это дает нам возможность дать точное перечисление многочисленных поборов с церковных крестьян. Напр., с крестьян Успенского Трифонова монастыря в 1761 г., было взыскано, кроме денежного оброка в 10.000 рублей, (т. е. около 90 000 р.) еще огромное количество продуктов натурой. Вот их перечень.
1. С обработанной монастырской земли крестьяне доставили: 2080 четвертей ржи, 125	„	ячменя,
1873	»	овса,
24	„	пшеницы,
11	пудов льняного семени,
11	„	коноплянного семени,
21	»	хмелю.	।
2. Столовых запасов:
264 ведра свежей малины,
42	„	„ смородины,
•	9	, соленых рыжиков,
53/i пуда сушеной малины, ‘
3%	„	„ черемухи,
270	„	меду,
10 четв. сушеных грибов, l’/г	,,	хрену.
3. Конюшенных припасов:
142 пары оглобель,
151 плах лесу,
150 шт. лубов,
89 „ круглых деревьев,
25 „ черемуховых дуг,
50 „ лубов' на мочалье. J)
Если к этому прибавить, что церковные власти вмешивались во все детали барщинных работ, стремясь как можно больше выжать из крестьян труда,—то станет понятным, почему церковные крестьяне предпочитали денежный оброк барщине. Несмотря на тяжесть оброка и злоупотребления церковных властей,—все же крестьяне, по крайней мере, не чувствовали над своей головой непосредственного вмешательства в их ежедневную, хозяйственно-бытовую жизнь.
Однако как оброчные, так и барщинные крестьяне не были ra-f рантированы от захвата их земель церковными владельцами. Послед ние в любое время могли отнять участки, находившиеся в пользова-{ нии крестьян, или по своему усмотрению обменить крестьянские на-1 целы на церковные земли худшего качества. /Гак крестьяне Муромского собора жаловались, что протопоп отнял у них 45 десятин пахотной земли и покосов.
') Там же, стр. 203—204.
Важнейшей формой эксплоатации церковных крестьян, кроме оброка, барщины и различных повинностей, являлось также взимание с них огромного количества различных пошлин и штрафных -или „пенных" денег. На этих сборах одновременно наживались государственная и церковная казна, с одной стороны, и церковная администрация,—с другой,
Обычно правительство поручало взимание пошлин с церковных. крестьян духовной власти с передачей в ее пользу некоторых или всех пошлинных сборов „на кормление". Конечно, духовные отцы и их приказчики пользовались предоставленным им правом, стремясь превратить пошлины и штрафы в важнейшую статью обогащения.
Кажется не было в жизни церковных крестьян ни одного хозяйственно-бытового шага, который не требовал бы оплаты пошлинами,, или не карался бы штрафами. Церковные власти умышленно опутывали весь жизненный уклад крестьян всякими правилами, постановлениями и запрещениями, чтобы можно было за каждое нарушение их или ослушание собирать многочисленные платежи.
Все сделки и хозяйственные мероприятия крестьян оплачивались. При реализации каждого хозяйственного акта по покупке, продаже или обмену различных экономических объектов взимались пошлины. „В кто своей жеребей (т. е. участок) продаст или променит", говорилось в одной уставной грамоте 1561 года, „и прикащику имати на том явки менового, с обоих половин, на монастырь полполтины" ’).
Если дело шло о порубке межевых знаков на полях, о перепашке пустошь и сенных угодий или о самовольном переселении из одного двора в другой, из села в село,—то с виновного взималась пошлина так наз. „боран“. „Кто у кого межу перепашет", читаем в одном наказе (1632 г.) приказчику, „межевой боран в два алтына; кто у кого пожню или пустошь перекосит-перекосной боран по 8 денег; кто у кого хлеб потравит, или сенные покосы выкормит-потравной боран в 3 алтына и 2 деньги; кто из двора в двор перейдет—перехожий боран в 3 алтына и 2 деньги" * 2).
Платили также церковные крестьяне и в случае найма работников или приема посторонних людей, семейных разделов или выделов..
Церковные власти строго наблюдали за тем, чтобы даровая рабочая сила не ускользала из их цепких зксплоататорских рук. Поэтому запрещалось крестьянам при посредстве женитьбы или замужества переходить к другим помещикам; требовались так наз. „отпускные памяти" в тех случаях, когда крестьяне женились на женщинах, принадлежавших другим владельцам. „Следует накрепко приказать", говорилось в одном монастырском указе 1653 года, „чтобы крестьяне сами, их дети, братья, племянники и внучата не женились на чужих девках и вдовах без „отпускных памятей" и настрого заказать попам, чтобы они в таких случаях не венчали" 3).
Большей тяжестью падали на церковных крестьян различные штрафы за нарушение обязательных правил внутреннего распорядка в церковных вотчинах. Напр., крестьянам запрещалось торговать вином, медом, пивом и табаком, так как духовные отцы предпочитали сами наживаться на кабаках и лавочках, приносивших огромные доходы. „Который крестьянин или казак купит вина (помимо монастырских кабаков), на нем велеть прикашику доправить на себя 20 алтын,, да доводчику 4 гривны"—говорилось в одном церковном приказе.
«) Л. Л. Э. Т. I № 258.
2) Там же Т. IV № 112.
’) Л. Л. 3. Т. IV. № 67.
Взыскивалось пени с крестьян и за игру в „зернь": „а кои крестьяне”, читаем в том же приказе, „станут меж себя зернью играти, с тех взяти прикащику 10 алтын, а доводчику 2 гривны" *).
Ослушание хозяйственных распоряжений церковных властей или «самовольство и упрямство11 крестьян влекло также уплату пени. Особенно строго каралось .ослушание" во время полевых работ. В таких случаях „смиряли монастырским смирением", т. е. подвергали самому тяжелому монастырскому режиму и церковному покаянию. „Я. кои крестьяне”, говорилось в одном наказе приказчику, „на монастырский двор, на сходы, или на монастырские изделия, ходить не-станут и учнут очуряться, и на них править за их непослушание на монастырь по 10 денег с человека, прикащиком хоженого по 1 деньге; а кто беден, и его смирить монастырским смирением, чтобы впредь-никому очурятца было неповадно" 3).
Денежная ответственность на крестьян падала и в случае обнаружения у них „татей разбойников и всяких воровских людей".
Даже „братчины", т. е. общие праздничные пиры сопровождались также уплатой особых пошлин.
Если к сказанному приб ~чть таможенные и судебные пошлины,, которые должны были уплачивать церковные крестьяне в пользу своих эксплоататоров, о чем говорилось выше, то картина тяжелого экономического положения их получится полная.
Кроме сборов, платежей и повинностей в пользу церковных владельцев крестьяне в XVI—XVIII вв. выполняли целый ряд государственных обязательств.
По мере ликвидации феодальных прав и привилегий церкви и развития торгового капитализма вмешательство правительства в экономическую жизнь церковных вотчин все более и более усиливается. Денежные платежи, различные повинности и работы в пользу государства все более и более увеличиваются.
До какого разнообразия и размера доходили эти поборы видно из следующего примера. На обязанности крестьян Солотчинского монастыря в конце XVII века лежали следующие платежи и повинности в пользу государства:
1.	денежный оклад с сохи в размере 3 руб. 9 алт.,
2.	ямские и полоняничные деньги—по 10 коп. с двора,
3.	денежные сборы на военное дело—по 1 руб. с двора,
4.	корабельный сбор—по полтине с двора,
5.	стрелецкий хлеб для военных нужд,
6.	хлебные запасы для отставных стрельцов—по б четвертей на-каждсгэ,
7.	„сенные" деньги по 2 алт., 4 ден. со двора (вместо сбора сена> натурой),
8-	подводные деньги (вместо натуральной повинности),
9.	судебные пошлины в тех случаях, когда церковные крестьяне имели дело с гражданскими судьями: истцовые—по 10 коп. с рубля, мировые по 10 коп. с истца и ответчика, писчие и др.,
10.	торговые пошлины,
II.	набор „даточных» людей (т. е. рекрут), по 1 чел. с 10 (иногда более) крестьян,
12.	подводная повинность, от которой церковные вотчинники> иногда освобождались.
*) Там же Т. I. № 221. Прим. „Зернь*—игра в кости или в зерна.
2) В. Милютин. О недвижим, имущ духов, в Р. М. 1862. Стр. 313.
Обычно соор всех этих платежей и наблюдение за выполнением различных .государственных повинностей лежал на церковной администрации. Но бывали случаи, когда правительственные чиновники являлись сами в церковную вотчину, „брали подводы с великими правежей, чинили крестьянам и бобылям великое разорение и грабительство, требовали денег, угощение вином, закусками, брали слуг и «служебников и держали „многое время для рассылок" и т. п. *)•
Особенно крестьяне жаловались на обилие и тяжесть всяких государственных натуральных повинностей, размер которых не был определен. Отсюда объем и порядок отбывания их всецело зависел от личного усмотрения и произвола местных чиновников. На крестьян возлагалось: „воеводские и дьячьи дворы строить и всякие припасы, дрова и лучину и посуду на воеводские дворы давать, мосты мостить, тюрьмы и губные избы и караульни строить и свечи и столовые припасы давать, кормы подводы и проводников давать, и сено косить, и на яме с подводами стоять** 2).
Еще была тяжелая повинность—так наз. „тюремная**, ложившаяся в конечном счете на крестьянские плечи. Она заключалась в .кормлении опасных людей и преступников**, которых правительство рассылало по монастырям „под начал". Эта повинность не нравилась духовным отцам, так как она требовала больших затрат. Вот почему на протяжении XVI—XVII вв. часто раздаются просьбы об ее отмене. Напр., в 1595 году старцы Лопского монастыря жаловались: „ныне де, учали посылать с Москвы в их монастырь опальных людей, а им, ле, старцам м самим питатись нечем и беречь, де, тех людей некому''
Наконец, в XVI — XVII вв. монастыри должны были делать чрезвычайные пожертвования в пользу казны в периоды острых финансовых кризисов правительства.
В начале XVIII в. государственные платежи и повинности еще более увеличиваются. Это и понятно, если принять во внимание, что государство напрягло все платежные силы социальных низов чтобы осуществить задачи, поставленные торговым капиталом в области внутренней и внешней политики России.
Еще в большей степени чем крестьяне подвергались эксплоатации со стороны церковных владельцев рядовые служителя и слуги-Их тяжелое экономическое и правовое положение весьма ярко вырисовывается в челобитной „беспахотных служебников" Николаевского Торопского монастыря Пошехонского уезда 1764 года. Тут мы читаем следующее: „в Германской слободке безземельные служителя по нарядам монастырских властей исправляют всякое изделье": солоны ро-стят, пивы и квасы варят, огороды копают, капусту садят и поливают, луг косят, на мельницу „для всяких работ" ходят по 2—3 человека Я живут там по неделе и более, кельи, как игуменскую, так и братские моют и „на строение в том монастыре бревна, тес, гвоздья, скалу' и • плотникам платят со крестьяны в равенстве", поваров, келейников, сторожей, конюхов, коровников дают"... жалованья же им отпускается монастырем каждому по ЗЯ четверти ржи и столько же овса. Иногда дается по десятине в каждом из полей, кроме луга, с которого косится воза по 3 на человека. Поварам, келейникам, сторожам дается печеный хлеб понедельно; коровникам—ржи по'З четверти и такое
г) Л. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крестьяне. >4. J888. Стр. 61, 62, 64-66, 68—69.
2) Там же. Стр. 139.
же количество овса. Денежного жалования не полагается, от подуш--ных денег и всяких других государственных сборов они не освобождаются и от крестьян „никакого вспоможения" не получают. Собственной запашки и сенокосов они не имеют, а поэтому положенного рублевого оброку „платить им не с чего и взять негде, понеже подушные подати и рекрутские наборы отправляют с великой нуждой". В конце челобитной заключается просьба „чтобы им служебникам платить один рублевый оброк, а от изделья монастырского отставить или изделье по препорции без отягощения отправлять" 1).
Из этой челобитной видно, что церковные слуги и служебники мало чем отличались от дворовых людей в помещичьих имениях;
Впрочем, из массы рядовых слуг и служебников с течением времени выделяется верхний слой, который исполнял роль дьяков, подъячих, стряпчих и др. приказных людей в церковных вотчинах. В XVIII в. эта группа служителей обращается в мелких помещиков. В результате получился весьма интересный слой помещиков, находившихся в крепостной зависимости от церковных своих владельцев.
Эти приказные служителя занимали в церковной вотчине особое положение, получая повышенный денежный и хлебный оклад. Так, в 1760 г. рядовые служителя получали в год по 2 рубля а так наз. „главные мастера", т. е. высший слой служителей—от 4 до 8 руб.
Одновременно с различными формами экономической эксплоата--ции церковных крестьян все более и более ухудшается их правовое положение. Уже с конца XVI века церковные владельцы начинают совершать сделки на своих крестьян. Напр., в 1597—8 гг. старец Голутвинского Коломенского монастыря „поступился подъячему Григорьеву несколькими крестьянами с их женами и детьми, со всеми ’ животами и остатками, но без земли" * 2).
На протяжении XVII—XIII в.в. церковные владельцы поступают с своими крестьянами, как с людьми, лишенными всяких прав: их отрывают от земли, переводят с одной вотчины в другую, закладывают продают и пр. Крестьяне не могли свободно распоряжаться своим' имущест ом; им было запрещено без согласия церковных властей продавать и обменивать не только земли, усадьбы и дворовые строения, но и некоторые предметы домашнего обихода.
Это относилось ко всем крепостным разрядам населения церковных вотчин.
Несколько в ином правовом положении находились тяглые крестьяне, сидевшие на церковных землях. Они не могли продаваться лично без земли, а переходили от одного владельца к другому только через куплю—продажу земли. Впрочем, в последней четверти XVII века замечается процесс слияния тяглых крестьян с владельческими, а в начале XVIII в. крепостное состояние окончательно-стирает разницу между этими двумя разрядами крестьянского населения в церковных вотчинах.
<) В. Семевский. Крест, вц Екат. II. Т. I!. Стр. 289.
2) Д. Лаппо-Данилевский. Оч. и ист образ, главн. разрядов крест, насел. »>• Росс. См. „Креп, строй. Сборн. статей. СПБ 1901. Стр. 71.
ГЛАВА V.
Управление церковными вотчинами в XVI—XVIII вв.
Эксплоатация крестьянского труда не ограничивалась только (уплатой денежного оброка, выполнением барщины и различных по-'винностей в пользу церковных владельцев.
Крестьяне должны были содержать целый штат различных управителей, которые смотрели на свои должности, как на источник наживы. Вся система управления церковными вотчинами сводилась к организации наиболее полной и всесторонней эксплоатации крестьянского труда. Каждый из управителей, выжимая прибавочную стоимость из крестьян для всего коллектива духовных эксплоататоров, в то же время не забывал и себя и стремился как можно больше обогатиться.
Этими проводниками церковной власти и вотчины являлись: дрис казчики_и их помощники—доводчики и целовальники. Приказчики пользовались огромными полномочиями. Они заведовали всеми отраслями церковной вотчины: собирали с крестьян Оброк и государственные подати, судили крестьян и приводили в исполнение судебные решения, подвергали их административным взысканиям вплоть до денежных штрафов и телесных наказаний, наблюдали за семейными разделами, выдавали паспорта и пр. Обязанности- их были универсальны.
Каждое действие приказчика или доводчика по судебному процессу оплачивалось. Так, за привод на суд ответчика и свидетелей, за наложение цепей на арестованных, за осмотр убитых или раненых и т. п. они получали в каждом отдельном случае. Если даже судебное дело кончалось миром,—обе тяжущиеся стороны должны были платить пошлины, известный процент которых отходил в пользу вотчинной администрации. „Если истец с ответчиком помирятся”, говорилось в одной грамоте, „то с обоих сторон пошлин взимать 10денег, а если „побьются”, то с виновного 1 гривна пошлины". Таким образом при любом исходе судебного дела платилась пошлина.
За выполнение судебных, административных и финансовых функций приказчики получали самые разнообразные „кормы", т. е. содержание деньгами и натурой. В общей своей сумме они давали довольно большие доходы.
При назначении своем в ту или другую вотчину приказчик получал с крестьян налог, так наз. „въезжее". „Да нашему прикащику", говорилось в грамоте 1580 года, „со всей волости, с* году на год, в осень по 20 четвертей ржи, да по 20 четвертей овса, да на четыре праздника по алтыну с выти, да ему же с волости рубль денег"J). Иногда этот налог погашался крестьянами в рассрочку в 2—3 срока в году. В большинстве случаев уплата его приурочивалась к большим праздникам.
*) Н. Я. Э. Т. I. № 307.
Часто приказчик, кроме „указных доходов", получал „всякие при- к ношения в дар". Конечно эти подарки- носили характер скорее внеочередных сборов, или взяток. Размер их иногда достигал огромной суммы. Так, в первой четверти XVII века Софийский Олонецкий приказчик получил от волости „в дар", кроме положенных доходов,. 83 рубля;,-4 деньги (т. е. до 1500 р.).
Нё избавлены были - крестьян© и- от „изделья" в пользу приказчика. „Да им же крестьянам пахать на него (прикащика) в поле две десятины ярового хлеба и посеять своими семенами".
Церковные власти требовали, чтобы крестьяне не только беспрекословно подчинялись приказчикам, но и не скупились бы на „кормы"; им и всякие подачки. „И вы бы. прикащика нашего чтили и слуша-, ли“, говорилось в одной грамоте 1621 года, „под суд ему давались, ' на пиры, на брашны, и на свадьбы звали, пошлины указные платили".; Непослушание влекло за собой наказание -батогами", которые в изобилии сыпались на крестьянские спины.
 В первой половине XVIII в. норма оклада для одного приказчика определялась в. следующем виде: „взять с крестьян и бобылей с дыму , по гривне, да с крестьян же, кроме бобылей, взять съезжих, банных по 4 деньги, по куренку, да по поярку, или за куренок 2 деньги, за поярок тож, вытного хлеба-ржи по четверти с полуосминою, овса по трму-ж, по полуосмине пшеницы"
Кроме того, приказчики наделялись участками земли (от 2 до 4 дес. в каждом поле) и сенными покосами, а также получали особые дворы для жительства с отоплением, освещением и прислугой.
Доводчики являлись в прямом смысле слова помощниками при-S казчиков. Что же касается целовальников, то они заведывали от дель- ' ными отраслями вотчинного хозяйства—напр., мельницей, двором или пашней.
Все эти должностные лица назначались высшими церковными ? властями на определенный срок. Этот временный характер их службы тяжело отзывался на крестьянах, так как кратковременность своей власти они стремились использовать для возможно быстрой наживы.
Приказчики выкачивали из крестьян всякие поборы и брали-взятки через общинную выборную администрацию, на которой лежала обязанность непосредственного наблюдения за выполнением всяких барщинных работ и различных повинностей.
Каждому из крестьянских должностных лиц было поручено выполнение той или другой эксплоататорской функции вотчинного управления, „Окладчики" распределяли между членами данной общины денежный и вещественный оклады; „поборщики" собирали многочисленные платежи; „мерные целовальники" измеряли поля, дворы и огороды; сотские, пятидесятники и десятники приводили в исполнение различные распоряжения высшей вотчинной власти.
Во главе этой крестьянской администрации стоял выборный староста, который являлся послушным орудием в руках приказчика ’ в деле эксплоатации крестьянского труда. Поэтому церковные власти были весьма заинтересованы в избрании общиной подходящих для себя кандидатов и оказывали давление на мир в тех случаях-, когда тот или другой староста проявлял недостаточное рвение в угнетении крестьян. „Я бывшего старосту Васку переменить1*, читаем мы в одном-распоряжении Солотчинского архимандрита (1698 г.) и велеть быть на ево место в старостах Стенке Ганшину или кого мирские люди изберут" *)• *
‘) В. Семевский. Крест, в ц. Екат. II. Т. И. Стр. 215.
Но часто церковные власти не ограничивались простой сменой  старосты, а „смиряли" провинившегося старосту батогами, а некоторых заковывали в кандалы, били кнутом, „снем рубашки" и водили по селу, чтобы другим „неповадно было".
Приказчик должен был в точности выполнять хозяйственно-административные распоряжения высших церковных властей—архимандрита с братией, казначея или стряпчего архиерейского дома и др. Перед ними приказчики отчитываются; с их благословения производились раскладки крестьянских платежей и повинностей, „сколько и чего собирать с крестьян на церковный обиход".
Жестокая расправа ожидала тех приказчиков, которые проявляли недостаточную энергию в эксплоатации крестьян и не доставляли в церковную казну положенных по раскладке платежей. В наказе приказчикам и старостам Солотчинского монастыря говорилось: „Вам платежи с крестьян править без поноровки" и по окончании сбора их присылать в монастырь. • Но если вы „в тех деньгах крестьяном учините поноровку для своей бездельной корысти" и к определенному числу их не доставите, то „велим те деньги доправить на вас без всякие поноровки и сверх того будет от нас смирение без всякой «милости* ')•
В 1693 г. дворовый целовальник солотчинской монастырской вотчины жаловался на старца Иоиля на то, что последний „бьет его безпрестанно, напився пьян, замки все переломал, с ножем гоняет за ним, сторожей всякий день бьет и бранит матерно"2). Однако приказчики и старосты понимали свои обязанности не хуже духовных отцов и пускали в ход все способы для того, чтобы не заслужить упрека в „поноровке".
Еще более старательно приказчики выкачивали из крестьян ,,кормы"—различные платежи и взятки в свою личную пользу. Это видно из следующей красноречивой жалобы одного крестьянина Троицкого монастыря (1679 г.): „он, Семен (приказчик) 6 мая, в торговый день напившись пьяным, „нарядил" многих крестьян на сход, где меня поставил на правеж, бил поленом без милости „до великого увечья", приговаривая: „лай мне полвелра вина; а не дашь, прибью до смерти". Во время избиения он „вытряс из рукава" деньги (рубль), „а я в тое пору был замертво". От тех его побоев „стал изувечен до века". Крестьян бывших на сходе, он не выпускал до вечера „из .хором", стоял в дверях с ножем... До этого случая этот приказчик моего сына также ставил на правеж, „вымучил" 10 алтын и полчетверика ржи „насильством". Ныне на мне одном правит он 5 рублей (т. е. 85 руб.)3).
Еще хуже обстояло дело с управлением крестьянами в церковных вотчинах в тот период, когда под влиянием развития торгового капитализма правительство в конце XVK и нач. XVIII вв. пыталась ограничить феодальные привилегии церкви.
Безпрерывные реформы, которые начали производиться в области •высшего церковного управления, больно отражались на церковных крестьянах.
Со времени подчинения светской власти церковных вотчин последние находились в двойной административно-хозяйственной зави
П Л. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крестьяне XVII ;.М. 1888. Стр. 30.
Там же. Стр. 83, 20.
3) В. Горчаков. О недв. имущ. Стр. 410—411.
симости: с одной стороны, пр денежным платежам—от губернской-власти, с другой,—по отбыванию натуральных повинностей—от архиерейского дома. От этого сто-кновения двух властей страдали, прежде всего, крестьяне, которые под ергались, таким образом, двойной экс-плоатации, так как каждая власть, отражавшая интересы своих экс-плоататоров, стремилась к тому, чтобы побольше получить доходов из церковных вотчин. В результате получалось настоящее разорение крестьян.
Церковные крестьяне неоднократно жаловались на двойную  эксплоатацию: с одной стороны, на церковных властей, от которых, они терпят ,,продажи и убытки вселикие", а с другой,—на государственных чиновников, „от великих налог и податей которых церковные: крестьяне на правеже стоя помирают голодом, из деревень бегут врознь1'.
С учреждением же синода (1721 г.) это столкновение двух властей еще больше усилилось и, следовательно, еще более увеличилась эксплоатация церковных крестьян. С одной стороны, сенат и камер-коллегия делали строгие постановления о том, чтобы „отнюдь не пущать в церковные вотчины гражданских чиновников, за исключением уголовных дел“. Но с другой,—губернские и провинциальные власти не желали отказаться от возможности дальнейшей эксплоатации церковных крестьян и умышленно составляли неправильные „раскладочные" ведомости, по которым продолжали собиргэть с церковных крестьян различные платежи, несмотря на запрещение высших органов.
Впрочем, взимание введенной в 1718 году подушной подати со-всех крестьян, в том числе и церковных (по 70 коп. с души), было оставлено в руках губернской власти.
Это давало возможность последней в широкой степени допускать злоупотребления по отношению к церковным крестьянам, тем более, что по указу 1718 г. подушные деньги собирались в каждой вотчине в первую очередь. Этим пользовались сборщики, которые вели себя во время сбора подушной подати с крестьян, как победители в завоеванной стране, допуская различные злоупотребления и насилия.
Особенно тяжело ложилась на крестьянские плечи обязанность платить за .убылые" души, т. е. выбывшие из общины по случаю бегства или Смерти. Крестьяне готовы были затратить значительную сумму денег на взятки чиновникам лишь бы освободиться от излишних подушных поборов.
В каких размерах давались взятки, это видно из следующей иллюстрации. Крестьяне шуйской церковной вотчины за освобождение от платы за „пустоту" заплатили деньгами и подарками всего на сумму 244 р. и 7 алтын, (т. е. ок. 2500 р.). Причем обер-прокурор синода ft- Баскаков получил 50 р. деньгами и в „почесть", т. е подарок-на 1 р., 3 алт. и 2 деньги, а его люди за то, что они допустили делегацию крестьян до начальника коллегии 21 алт.; второй коллежский чиновник И. Топильский—50 руб. и подарков на 1 р. 23 к. и его люди—10 алт.; ft. Владыкин—40 руб. и натурой на 1 р. зад. 2 ден.;; секретарь коллегии И. Патрикеев—60 р. и подарков на 4 р., 20 алт. и 2 ден., а его люди—18 алт. и 4 д.
Повидимому крестьяне считали для себя более выгодным произвести единовременный большой расход на взятки, чем ежегодно-платить огромные суммы за „убылых". Напр., крестьяне коломенской церковной вотчины должны были выплачивать по 400 руб. (т. е. до-4000 р.) в год за „пустоту".
В виду постоянных столкновений между духовной и светской властью из-за права эксплоатации крестьян в церковные вотчины часто посылались из столицы правительственные ревизоры, которые также стремились использовать свое пребывание в далекой провинции для того, чтобы потуже набить свои карманы. Вот яркий пример: содержание ген-м. Грекова (первая полов. XVIII в.), посланного правительством в Рязань для производства следствия по делу о споре рязанского владыки с местным воеводой из за сбора „заопределен-ных денег", обошлось архиерейской казне в 2953 руб. 9 коп. (т. е. ок. 27.000 р.), кроме подарков деньгами самому ревизору, его сыну, племяннику, секретарю на сумму 490 р. (т. е. до 4500 руб.). Уезжая из архиерейской вотчины, после 5-ти месячного пребывания, Греков захватил с собой 12 лошадей, 2 быка, возок, 8 саней, 4 бочки вэдки и всякий скарб, который везли за ним на 12 подводах1). Эти наезды столичных властей в церковные вотчины были настоящим разорением для крестьян, так как им приходилось собственным Трудом пополнять образовавшуюся пустоту в церковной казне.
Но еще хуже для крестьян было управление духовных отцов. Одним из важнейших лозунгов крестьянского движения в XVI11 в. бы-по освобождение из под ига церковной администрации.
Жалобы крестьян на злоупотребления церковных приказчиков раздаются на протяжении всей первой половины XVIII века. Крестьяне Новоспасского монастыря указывали на то, что их приказчик Серебряков вымогает у них взятки, прибегая часто к „нещадному битью" и держанию их „в колодках и оковаж".
Еще в большей степени злоупот ребляла своей властью высшая церковная администрация—архиерей, игумены, архимандриты и др., которые чувствовали себя в церковных вотчинах неограниченными господами. Контроль над ними был весьма слаб, а власть их над крестьянами была чрезвычайно велика.
По их адресу один современник отозвался следующим образом: „отнимаете волов и лошадей у бедных поселян, выдираете от них денежные дани, дани пота и труда, лупите их, мучите, томите, гоните зимой и летом, в негодное время, а сами, как идолы, сидите на одном месте; а если и случится ваши идолотворные трупы перенести с одного места на другое, то переносите их в колясках, а добрые подданные день и ночь на вас трудятся и страдают; высасывая из них кровь, вы одеваете фалендышами, утрофимами и каразиями своих приставников и слуг, любуетесь их убором, а у бедных подданных и порядочной армяжки нет, чем бы прикрыть наготу свою1' 2).
Игумены и архимандриты вполне оправдывали этот отзыв.
Это видно из следующих иллюстраций: крестьяне Саввина-Сто-рожевского монастыря жаловались, что, за отказ их ломать камни зимой, архимандрит „безчеловечно бьет их палками, чтобы принудить к работе". Крестьяне Николаевского Дмвросиева Дудина монастыря (Нижегородского уезда) также обвиняли своего игумена в том, что он „завсегда мужский пол в цепи сажает, мучит и плетьми бьет безвинно".
В своей жалобе крестьяне Новоспасского монастыря указывали на то, что архимандрит „держит их в цепях и железах недель по пяти и больше и, держав, бьет плетьми, палками, пинками, смертными побои и, бив палки, бросив в тюрьму, мучит голодной и студеною
*) И. Покровский. Средства и штаты великоросс, арх. домов. Каз. 1907. Стр.25-2б. !) Ростиславов. Опыт исслед. об имущ, и доходах наших м-рей. Стр. 47.
смертью и уграживает предками и хваляся разглашает, чю в вотчину затем и с'ехал: разорить всех до конца и искоренить".
В 1756 г. крестьяне Тюменского Троицкого монастыря жаловались на архимандрита Софрония на то, что он обременял барщиной все население вотчины, не исключая малолетних и стариков; на каждого приходилось по 173 рабочих дня, кроме всяких денежных платежей; причем он не считался ни с старостью, ни с болезнью крестьян и, в случае неисправности, многих наказывал плетьми по 300—500 ударов, .отчего пришли наши братья крестьяне в отчаяние".
Отсутствие узаконенной нормы оброка приводило к полному произволу церковных властей, которые, по своему усмотрению, назначали не только размер оброка, но и устанавливали дополнительные сборы, повинности и работы в каком угодно количестве Напр.. архимандрит Саввина-Сторожевского монастыря, кроме взимания рублевого оброка с крестьян, требовал с них отбывания поголовной двухнедельной повинности на полевых работах, приведения в порядок ветхих монастырских строений, приготовления семи неводов и канатов из своей пеньки, взноса 1300 рублей (т. е. до 20000 р.) вместо ежегодных сборов на столовые и конюшенные, запасы.
В довершение всех этих поборов архимандрит и себя не забыл и требовал с крестьян известную мзду и в свою личную пользу. Когда крестьяне отказались дать взятку ему в сумме 700 рублей (т. е. около 10.000 р.), то архимандрит заставил крестьян чистить монастырский пруд и продержал на этой работе более месяца в самую страдную пору. Недаром крестьяне жаловались, что .многие их тягла лежат впусте" и в результате—„недосев и против прежних лет в хлебе недостаток" ’).
В одной (1-я полов. XV111 в.) жалобе на архимандрита Долматовского монастыря Иакинфа говорилось, что последний .возлагает на служителей труды, превышающие человеческие силы и при обзоре работ бьет нещадно плетьми за неисполнение".
В другой жалобе служителя Крутицкой церковной вотчины обвиняли иеромонаха Гедеона в том, что он, .озлобясь на них и взяв консисторских рассыльников и воротного сторожа, велел принесть цепи и плети и грозил плетьми с них живых кожу снять и крови их напиться, причем бил из своих рук тростью" 2).
От монастырских властей не отставали и архиереи, соборные и приходские попы. За жестокое отношение к крестьянам эконом архиерейского дома Иоакинф был прозван крестьянами „кровожаждущим"; впоследствии он был убит крестьянами.
Иногда крестьян заставляли выполнять такие повинности,смысла которых не понимали и сами управители. Например, эконом одной церковной вотчины заставлял копать землю в одном месте (у верхнего пруда) и носить „через поток в поле"; в этой работе принимало участие 400 человек, которые работали более 2-х недель. s)
Бывали случаи, когда духовные отцы допускали насилия не только над своими крепостными и соседними крестьянами, но и над свободными людьми. Из жалобы жиховских казаков мы узнаем о следующем случае: монахи Новгородсеверского монастыря многих казаков окружающих сел „привергнули себе в подданство", воспользовавшись изменой Мазепы и происшедшими по этому случаю неурядицами.
0 В. Семевский. Крест, в ц. Ек. II. Т. II. Стр. 208.
-) Там же. Стр. 290—291
’) М. Попов, Лрсений Мацеевич и его дело СПб. 1Э12. Стр. 279.
— 6’2
Когда казаки сделали попытку освободиться, то монахи напали на них, разграбили их имущество и «мучили их немилосердно” ')•
Издевательство духовных крепостников над личностью крестьянке знало никаких пределов; Протопоп Муромского собора приказывал в торговые дни ловить всех крестьян, приводить их в воеводскую-канцелярию и сажать их под арест, „похваляясь всех их бить кнутом; во время рекрутских наборов он особенно „мучил немилостиво" крестьян. Другой поп того же собора „забыв страх божий и не чувствуя священства, имея законную жену, наглостью брал из деревень девок и жен молодых, держал их у себя недели по две и по месяцам и с ними прелюбодействовал".
Иногда духовные отцы до смерти забивали крестьян. Например, архимандрит Дионисий в 1734 году бил одного крестьянина до тех пор, пока „оный не умер”. Этот же пастырь „взял кол и прибил дворника до смерти, о чем ведомо было всей братии того монастыря”. Кроме того, он отнимал в свою пользу крестьянский хлеб, скот, морил крестьян голодом, томил в заключении; от голода умерло-13 человек, а 24 „разбрелось" 2).
Иногда в качестве наказаний употреблялись тяжелые работы в-церковной вотчине (напр., переноска камней); некоторых приковывали к стулу железной цепью; иных держали под арестом продолжительное время в холодном помещении на большой, тяжелой цепи. От жестоких и мучительных наказаний не избавлялись и больные...
Особенно больно отражался на их положении тот произвол, который допускали церковные власти в области семейных отношений. Последние часто подбирали пары по своему усмотрению, не обращая внимания на то, соглашались ли они вступать в брак между собой или нет. Ослушания в данном случае не полагалось. «И тое девку, писал в своем приказе Солотчинский архимандрит Игнатий, „велеть ей вдове (матери этой девки) за него Макарку (монастырского кузнеца), выдать безсрочно, а будет не выдаст, и мы велим детей ее поверстать в тягло".
Жестокое наказание ожидало тех, кто оказывал сопротивление. Это видно из следующего примера: в 1695 году тот же архимандрит приказал крестьянину деревни Мухиной Безпалому выдать дочь за крестьянина с. Григорьевского Ефима /Афанасьева. Однако последний отказался вступить в брак, за что был „посажен под караул". Когда монастырские слуги явились к невесте, чтобы взять ее насильно, то брат и дядя последней оказали сопротивление, за что были „смирены плетьми" 3).
Нё была свободна от грубого вмешательства духовных отцов, даже бытовая сторона жизни церковных крестьян. За малейшее нарушение строгих правил обрядовой стороны церковного уклада крестьяне жестоко наказывались. Например, за катанье по снегу на ма-слянице девушки и молодые женщины с- Григорьевского Солотчин-ской монастырской вотчины строго наказывались плетьми наравне с. их родителями, мужьями и братьями, давшими разрешение на „игрища”.
*) А. Доброклонский. Солотчинский монастырь, его слуги и крестьяне в-XVII в- М. 1888. Стр. 122—123.
„Русский Архив" 1871. Ns 11. Стр. 1895—1906.
=) Д. Маринов. Крест, церк. вотчин. См. сборн. „Великая реформа". Изд. Сытина. Т I. Стр. 449—150.
Особенно тщательно следили духовные отцы за „нравственностью" своих крестьян. „Да и крестьянам нашим заказать, чтобы они блядни за собой не деражали", говорилось в одном наказе приказчику Тихвинского монастыря. Виновных подвергали телесному наказанию.
Еще более суровые репрессии ждали тех крестьян, которые ленились в церковь ходить, не соблюдали постов, не причащались, не исповедывались, бранились „матерны и всякими скверными словами', играли „в бесовские игры, в сопели, и в гусли, и в гудки“. В случае Систематического нарушения правил монастырского режима крестьян заковывали в кандалы и отсылали в ссылку в Олонецкий край.
Кроме того, каждый проступок крестьян карался денежными штрафами. Это сообщало церковным властям стимул к тщательному и кропотливому контролю над личной, частной жизнью крестьян. Крепостное право в церковных вотчинах носило особенный характер с привкусом ладона и елея.
Духовные крепостники в их личном быту.
Огромные земельные богатства и’денежные капиталы, широкие права и привилегии, даровой крепостной труд, безграничная возможность эксплоата’ции его, все это создавало предпосылки для праздной,, паразитической жизни духовенства, которое стремилось обставить, свой домашний быт по образцу светских эксплоататоров.
Русские и иностранные писатели того времени (XVI—-XVIII вв,) в ярких красках рисуют нам духовного эксплоататора в его личной жизни. Уже в XVI веке современники подметили несоответствие между эксплоататорской ролью духовных лиц и их церковными обетами, между роскошью их жизни и угнетением крестьян. Так, Максим Грек в одном из своих писем говорит: „Неужели ты не видишь крайнего безчеловечья и неправды в том, что отрекшиеся от мира, принявшие сан ангельский, забывают свои обеты, снова занимаются стяжанием и, живя в роскоши и неге, питаются потом подвластных им к/естьян. Л эти подвластные, своим беспрестанным трудом, доставляя им все необходимое, живут в скудости и нищете, не имеют ржаного хлеба и соли, чтобы насытиться; мы же (т. е. монахи) безчело-вечно и беззаботно смотрим на их горчайшую участь, гоним прочь тех людей, о которых, по св. писанию, мы должны более всего заботиться. Тех же, которые, изнемогая под тяжестью наложенных на них трудов, захотят удалиться, мы не отпускаем, пока не заплатят установленный оброк, по количеству лет, которые они жили в нашем селе, забывая все бесчисленные их труды, пот и страдания *). Инок Вассиан (XVI в,) упрекал монахов за то, что они строят каменные палаты, украшают по царски свои кельи, „не на иноческую добродетель, а на всякую злобу".
Один афонский монах (XVI в.) упрекал игуменов и архимандритов за то, что они из доходов, собранных от крестьян и богомольцев, дочерям своим приданое готовят, сыновей одевают, жен украшают (sic!), слуг умножают, кареты делают, лошадей сытых и одношерстных запрягают, а в монастырях, вместо „бдения и молитвы, псы воют".
Особенно большие личные средства сосредоточивались в руках владык. Каждый из них имел огромную толпу прислужников, населявших иногда целые слободки при архиерейских домах. Эта дворня являлась необычайно пестрой по своему составу, начиная от дворян, детей боярских, отправлявших военную службу, и различных высших чиновников, стряпчих, приказных, дворецких, комиссаров и др., исполнявших командные должности в обширных владениях архиерейской вотчины, и кончая многочисленными слугами и служебниками, поварами, хлебниками, квасоварами, гвоздарями, кузнецами,, плотниками и др.,—выполнявшими ту или другую роль при архиерей-
*) Хлебников. О влиянии общ. на орг. государ. Стр. 145; ср. Ростиславов.
OiiutT и исслед. об имущ, и дох. наших монастырей Стр. 48.
ском дворе. По существу обязанности последних мало чем отличались от обязанностей помещичьих дворовых людей. Те и другие обслуживали личные потребности своего господина.
У новгородского владыки, по словам Павла диакона, было множество слуг, писцов, военных людей, попов и др:; прислуга его состояла из 300 человек; в своей епархии он был богаче, чем воевода. Еще больше было дворни у патриарха. Например, у Никона были свои золотых дел мастера, свои портные, каменщики, столяры, живописцы и всякого рода ремесленники, не считая 25.000 крестьянских семейств, живших в патриаршей области *)•
Каждый епископ стремился обзавестись возможно большим количеством придворной челяди. С течением времени число последней достигло огромных размеров. Так, в 1725 году при дворе новгородского владыки числилось 1233 слуг, ростовского—498, псковского—288, тверского—240, крутицкого—151 и т. п.
Домашняя обстановка епископов отличалась блеском и роскошью. Это видно, например, из сохранившейся описи имущества, принадлежавшего лично владыке Амвросию (1771 г.) В ней упоминаются следующие предметы: золотая и серебряная монета на 12.000 рублей, (т. е. около 100,000 руб.), библиотека стоимостью в 6000 р., 42 картины духовного содержания, платье (бархатные рясы, шубы из куниц и черных лисиц и др., множество разных шелковых и шерстяных материй разных цветов, кушаки, из них два золотых персидских (по 120 руб,), голубой шелковый с золотыми концами, бархатный с серебряными пряжками; сапогов 6 пар, башмаков—3 пары, туфлей полдюжины, 5 ковров, белье, полотняных тонких рубашек—252, шелковых греческих платков—полторы дюжины, часы столовые и карманные золотые, серебряная чернильницы со всем прибором стоимостью в 1000 руб. (т. е до 9000 р.), две золотых табакерки в 450 руб. (т. е. около 4.000 р.), китайское зеркало, 2 столика мраморных, комод красного дерева, 2 канапе и т. п.
Духовные отцы особенно были неравнодушны к дорогому платью и обуви. В Троицкой лавре, например, настоятель и соборные старцы любили носить бархатные и шелковые рясы, исподнее платье с серебряными и золотыми застежками, шелковые чулки. Особенно славился своей роскошью архимандрит Гедеон, который носил бриллиантовые пряжки на башмаках стоимостью в 10.000 р. (т. е. около 100,000 р.); недаром о нем сложилась народная поговорка, ставшая синонимом для обозначения духовного эксплоататора: „Гедеон нажил миллион" 3).
Митрополит Платон, в бытность свою монахом, так любил красиво одеваться, что предпочитал отказаться от спиртных напитков, а это была большая жертва с его стороны, и на вырученные деньги от продажи причитающейся ему порции вина купить шелковую рясу, „которой очень любовался" 4).
Пользуясь огромными богатствами, которые накоплялись у церкви, а также большими личными средствами, и жестоко эксплоатируя крепостных крестьян и других зависимых людей, духовные отцы утопали в роскоши, неге, пьянстве и разврате. Аскетизм был для немногих „чудаков". Большинство жило, как говорится, в свое удовольствие.
*) Л. Рущинский. Религ. быт. Стр. 135.
а) Розанов. Ист. Моск, епарх. управления. Ч. II. Кн. 2-я. Стр. 332—335.
’) И. М. Снегирев. Воспоминания.(см. „Русский архив"..1066 г. №4. Стр. 531.
*) Там же.
прикрываясь лицемерными словами евангельского учения о терпений, смирении, отречении, воздержании, любви к ближнему и т п.
Личная жизнь духовенства не имела ничего общего с церковным идеалом, требующим отречения от „благ жизни". Наоборот, частная, жизнь духовных эксплоататоров наполнялась сплошным обжорством, пьянством и развратом. Получался резкий контраст: с одной стороны, духовные отцы бездельники и паразиты, живущие на нетрудовой доход путем жесточайшей эксплоатации, а с другой,—крепостные люди, задыхавшиеся под тяжестью непосильных сборов, платежей, работ и повинностей.
Часто „святые" обители превращались „непогребенными мертвецами" в настоящие притоны обжорства, пьянства и разврата. Тот же афонский монах обвинял настоятелей в том, что они „монастыри за-пустошили и из святых мест в фольварки обратили" и в них проводят вместе с своими приятелями „телесную и скотскую" жизнь.
Тяготение духовенства к „мирским благам", роскоши, изнеженности, тунеядству и внешним удобствам жизни было всеобщим. Обжорство монахов поражало даже светских „прожигателей жизни". В трапезном уставе (1590 г.) одного из монастырей приводится меню кушаний и напитков, подобранных со вкусом утонченного современного гастронома. Тут перечисляются ботвинья, лососина, осетрина, с многочисленными приправами и соусами, икра, разные пироги, калачи, кисели, вино разнообразных марок, мед, пиво и т. д.
Какое огромное количество денег и „столовых запасов" тратилось на удовлетворение любви „непогребенных мертвецов" к вкусной трапезе, видно из след, цифр, взятых из годовой сметы Солотчинского монастыря 1700 г.: 30 осетров, 20 белуг, полторы тысячи стерлядей, свежей рыбы на 75 р. Итого рыбы и икры на 148 р. 50 коп. т. е. около 2500 р.; соли 300 пуд. на 36 руб. (т. е. до 600 р.) десятки ведер масла, сотни пудов меда и т. п.
Особенно духовные отцы были неравнодушны к спиртным напиткам. По словам иностранца Петрея, монахи только и искали случая, как бы поесть и попить. На рождество, пасху и др. большие церковные праздники они до того напивались, что падали на улицах в бесчувственном состоянии.
Когда один игумен Троицкого монастыря (при Иване III) вздумал обратить на „молитвы, посты и воздержание" разгульную братию, то последняя возмутилась до такой степени, что даже хотела убить „благочестивого старца ').
Патриарх Иосиф в 1649 г. жаловался, что „в монастырях совсем оскудело иноческое житие; архимандриты, игумены и старцы вовсе не заботятся о церковной службе и всегда пьяны" 2).
В монастырских подвалах находилось огромное количество всяких спиртных напитков. Один иностранец, побывавший в России в 1558 г., дал такое описание винного погреба Троицкого монастыря: „монахи свели меня в погреб и заставили попробовать различных напитков: вин, пива, мелу и квасу различных цветов и способов выделки. В их погребах такое множество напитков, что полагаю, немного и государей имееют больше или столько же. Здешние посудины или бочки неизмеримой величины: некоторые имеют по 3 и более аршина в высоту и 2 и больше аршин в диаметре на дне; каждая бочка содержит от 6 до 7 тонн, в погребах нет бочки собственного изделия, которая со-
С Соловьев. Ист. России. Т. V., Стр. 2э0.
’) „Вестник Европы" 187 О. 4. Стр. 468.
bl
держала бы меньше тонны. В монастыре 9 или 10 подвалов, наполненных такими бочками; бочки эти редко сдвигаются с места, у них есть трубы, проходящие сквозь своды подвалов в различные места, по ним то они и льют питья в низ, подставляя бочку под трубой для приема напитков; было бы очень трудно стаскивать бочки вниз по лестницам” ')•
Из этих подвалов спиртные напитки ведрами переливались в утробы монахов.
В Троицкой лавре каждый монах получал ежедневно; бутылку кагору, штоф пенного вина, по кунгану меду, пива и квасу.
Пили по всякому поводу: и ,.за трапезой и в утешение" во время поездок в город, или в какую-либо вотчину.
В Троицкой лавре пили и во время богослужения. Обычно в алтарь приносились ведра с медом, пивом и квасом, к которым прикладывались поочередно певчие, когда „правый клирос поет, левый в алтаре пиво пьет" и обратно; за всенощной в алтаре после благословения хлебов в ход пускалось красное вино; в результате духовные отцы выходили на величание, что называется „на хвалитех" -).
Причем церковные власти употребляли лучшие сорта. Например, в погребах Солотчинского монастыря держались спиртные напитки высшего качества специально для начальствующих лиц: „властелин-ский” красный квас „двойная” водка, „поддельное" пиво и т. п.
В XVIII в. в церковные погреба проникают и вина заграничной марки. Так владыка Нмвросий (1771 г.) оставил после себя следующие напитки: лучшего венгерского вина 3 антала, того же вина среднего качества—48 бутылок, шампанского полторы дюжины, бургонского красного 2 дюжины, рейнвейну самого хорошего 36 бут., кагор-алекту 3 дюжины, белого старого французского—бочка, красного ординарного—бочка, кагорского красного вина 40 бут., английского пива 100 бут.; кроме того, 7 разных погребцов, в каждом по 12 штофов с заморскими водками и ликерами 3).
С целью выработки собственных спиртных напитков каждый мо- . настырь стремился обзавестись винокурением, которое обслуживалось крепостным даровым- трудом церковных крестьян.
Правительство, под давлением буржуазии, пыталось бороться с монастырским винокурением (ук. 1681, 1688, 1694, 1740 г.г.), но безуспешно. Духовные отцы мало обращали внимания на эти запрещения и умели обходить закон, прибегая к различным способам. Одни выпрашивали у царей право выкуривать определенное количество вина. Напр., Тобольскому архиерейскому дому было разрешено варить „горячее вино" в 6 кубах .про домашний обиход, а не на продажу". Саввинскому монастырю было позволено добывать ежегодно до 2400— 2700 ведер. Другие прибегали к покупке. Так, Троице-Сергиева лавра в 40-х г.г. XVIII в в год покупала до 3000 ведер -i).
Иногда духовные отцы буквально купались в вине. Про архимандрита Троицкой лавры Гедеона рассказывали очевидцы, что он имел обыкновение торжественно обставлять свое купанье в бане, куда он обычно отправлялся в карете, запряженной шестерней, Впереди его ехал дьякон верхом в стихаре с посохом; пол в бане устилался
Я. Большаков и Н. Рожков. Ист. нар. хоз. в мат. и докум. 2-е изд. Вьш. 1 Л. 1926. тр 165--156.
2| И. М. Снегирев. Воспом. (См. „Русек. Архив” за 1866 г. № 4. Стр. 536.
3) Розанов. Ист. Моск, епарх. управл. Ч. II. Кн. 2-я. Стр. 336.
‘i Ростиславов. Опыт и исслел. об имущ, и доход, наших монаст. Стр. 44.
благовонными травами, жару поддавали вином, которым „окачивался преподобный".
Это пьянство и обжорство в конечном счете дожились на плечи крестьян: иногда последние пытались протестовать. Напр. Софийские крестьяне и бобыли Папорецкого приписного монастыря жаловались на старца Филарета на то, что последний „пьет и монастырский хлеб весь распродал; а иной хлеб на пиво переварил”...1).
Некоторые настоятели до основания разоряли монастыри своей „безпутной" жизнью... Так, келарь Угрешского монастыря не только обобрал монастырь, но и продал подворье, собрал в свою пользу доходы с крестьян и скрылся в неизвестном направлении. Игумен Толо-концовского монастыря „пропил" монастырскую казну. Таких примеров можно было бы привести много.
Крестьянские трудовые деньги оплачивали также разврат духовенства. Иностранцы, посетившие Россию в XVI—XVII в. в., в образных красках описывают „беспутную" жизнь монахов. По словам Корба, монахи, по окончании постов, погружаются во всякого рода распутство, причем шалят на улицах и, лишившись стыда, нередко там же предаются сладострастию.
В широкой степени в мужских монастырях процветало мужело-жество. Интересно отметить, что монастырские власти сквозь пальцы смотрели на этот „грех" и для искупления вины обычно назначали весьма легкие наказания. Напр., одного монаха, уличенного в муже-ложестве, сослали в другой монастырь, где он должен был заниматься просеиванием муки в течение 67 дней.
Около мужских монастырей обычно располагались целые слободки с „монастырскими женками”.
Впрочем и в самих стенах мужских монастырей пребывание женщин было самым обычным явлением. Иван Грозный в XXXVII вопросе Стоглавому собору обратил внимание на то, что в мужских монастырях „живут миряне с женами, а в ином монастыре даже монахи и монахини вместе; а также попы, дьяконы, дьячки и пономари с женами.
Иногда в борьбе из-за женщины монахи не останавливались перед преступлением. Так, одна крестьянка показывала на суде (1718 г.) следующее: „жила она с мужем в слободке Лндроницкого монастыря; однажды в отсутствие мужа пришел к ней чернец, который и „привел ее до блуда", после этого он приходил еще раз; но на третий раз муж был дома; между ними произошла ссора, во время которой чернец заявил, что он „волен до монастырской женки ходить”; муж рассердился, ударил чернеца кочергой; последний кинулся на мужа и до смерти его пришиб, вырыл в хате яму, закопал в ней мертвеца, а ей велел о том никому не говорить 1 2).
Что касается женских обителей, то они часто являлись местами открытого разврата. Иностранец Мейерберг {XVI в.) дает такой отзыв о монахинях: „ограды женских монастырей не запираются никакими замками. Таким образом, монахини не стесняемые никакими препонами, допускают в свои обители мужчин и, по окончании службы, свободно бродят по городу. Так как монахини не берегут стыдливости и честности, то чувственность заграждает доступ каким бы то ни было увещаниям; они дают полный простор своим пожеланиям и, поддаваясь без разбора всем увлечениям, стремятся в бездну бессло-
1) Б. Греков. Новогород. дом. св. Софьи. СПБ. 1914. Стр. 383.
2) Ростиславов. Опыт иссл. об имущ, и дох. наших монаст. Стр. 40.
зия, оскорбляя, таким образом, всякое благородное чувство и унижая священное покрывало11 *)•
По словам другого иностранца-путешественника, монахини Московского Новодевичьего монастыря свободно принимали к себе бояр, с которыми у них установились подозрительные отношения, в результате рождались дети, которые по закону должны проводить всю свою жизнь в рабстве при монастыре 2).
В конце XVI века разгульная жизнь „непогребенных мертвецов" приняла такие широкие размеры, что правительство вынуждено было обратить серьезное внимание на безобразия монастырской жизни. Весьма любопытным является постановление собора (кон. XVI в.): .из монастырей монахов не выпускать, а кто из них ходят по кабакам, корчмам и мирским домам, „упиваются до пьяна и валяются по улицам11, таких „безчинников" ссылать в Пятницкий монастырь, который необходимо возобновить и огородить его высоким стоячим тыном".
Разгульная жизнь „молитвенников11 с течением времени не только не уменьшалась, а все более и более увеличивалась. В XVIII веке вместе с расцветом крепостного права церковная „нравственность11 падала все ниже и ниже. Даже синод в своем указе 1732 года вынужден был констатировать, что „многие монахи не только внутри монастырей—не очень исправны, но, исходя из монастыря, ведут себя безчинно и тем подают соблазн к развращению11...
Приведенные выше иллюстрации паразитизма, тунеядства и безделья духовенства говорят нам о том, куда шли те колоссальные средства, которые накапливались „молитвенниками11 путем жесточайшей эксплоатации крестьянства в течение нескольких столетий.
В своем личном быту духовные отцы ничем не отличались от жестоких помещиков-самодуров. Один иеромонах в 1730 году заставлял своего писаря во время ночных оргий подавать пиво, водку и вино рассказывать „мерзкие басни11, отгонять салфеткой мух во время сна з жаркие дни прохлаждать воздух, а иногда пятки чесать хозяину „И поистине11, заканчивает свою жалобу этот писарь, „легче, кажется ча каторге жить, чем. у такого монаха мучиться1'.
Л. Рущинский. Религ. быт русских у иностранцев XVI—XVII в.в. Стр. 126.
) Там-Же.
ГЛАВА VII.
Борьба бояр, дворянства и буржуазии против церковного феодализма.
Колоссальный рост церковного землевладения и денежного накопления, закрепощение церковью огромного количества сельского населения, широкие феодальные льготы и привилегии—все это не могло быть бесконечным.
Дальнейший рост церковных владений и развитие церковного крепостного права грозили истощению боярского и дворянского землевладения, ограничению их эксплоататорской роли, сужению значения буржуазии.
Борьба против церковного крепостничества- происходила в двух направлениях: со стороны господствующих светских классов и со стороны крестьянства. Причем, обе стороны, выступали против церкви по разным мотивам: бояре, дворяне и буржуазия стремились освободиться от сильного конкурента, а крестьянство боролось за свое освобождение от эксплоатации.
Кроме того, в самой среде духовенства все более и более развивалось расслоение. На ряду с богатейшими капиталистами-крепостниками, главным образом, крупными монастырями и архиерейскими домами, народилось значительное количество мелких монастырей, которые не могли конкурировать с крупными и попадали в экономическую зависимость от них. Еще большее давление и зависимость испытывало нисшее приходское духовенство, которое являлось ..данником" владык, испытывая от последних гнет деспотизма и произвола. Вот почему не только бояре и дворяне, но и низшая братия духовенства имели основание быть недовольными дальнейшим ростом крупного церковного крепостного хозяйства.
К этому нужно прибавить широкое движение крепостных крестьян, черных людей и буржуазии против церковных владельцев.
Первоначально это движение прикрывалось религиозной, сек-танской идеологией. Причем во главе движения становится низшее духовенство, страдавшее от судебного произвола и многочисленных поборов со стороны духовных феодалов.
Первой по времени яркой вспышкой против церковного феодализма было движение стригольников, особой религиозной секты, получившей свое название от основателя ее Петра цирульника и возникшей в Пскове в начале XIV века. В это время Псков фактически добился полной политической независимости от Новгорода. Это повело к стремлению псковской церкви освободиться от феодальной зависимости новгородского владыки, который продолжал собирать с псковского духовенства пошлины—судебные, десятинные и др.
На этой почве возникло целое движение среди псковского духовенства, которое заканчивается тем, что феодальные права новгородского духовного сеньора были в значительной мере ограничены.
Некоторые из стригольников, принадлежавшие к крайнему течению, приходили даже к выводу о том, что раз посвящение в духовный сан происходит „по мзде“, то нигде нельзя найти истинного священника, а если это так, то, очевидно, и иерархия не нужна.
Возражали они и против молитв за умерших: ,,недостоит“, говорил Карп-стригольник, „над умершими пети, ни поминати, ни службы творити, ни приноса за мертвыми приносити к церкви, ни пиров тво-рити, ни милостыни давати за душу умершего ').
Постепенно в течение W в. вырабатывалось убеждение, что монастырям вовсе не следует владеть землями. Старец Нил Сорский (XV в.) доказывал, например, что владение вотчинами только развращало монахов, всякое стяжание для монаха—„яд смертоносный1', что от вотчинновладения происходили все злоупотребления и безобразия монастырской жизни, что единственный путь для монастырей—это отказаться от своих владений.
Эта мысль особенно делает быстрые успехи в XVI в.—в эпоху разложения церковного феодализма и зарождения торгового капитализма. Весьма обстоятельно и подробно развивают „нестяжательскую'' точку зрения авторы „Беседы валаамских чудотворцев"—преподобные Сергей и Герман. „Цари дают инокам", читаем мы тут, „свои вотчины, города, села и волости с крестьянами; отнюдь это инокам не подобает давать; таковыми мирскими суетами цари иноков от молитв отвращают и в безконечную погибель их вводят; ни весть для кого запасают себе золото, серебро, всякие драгоценные вещи и „пьяные разные пития"... Отнюдь, то-есть инокам погибель. А того цари не ведают, что многие иноки по дьявольскому умышлению выкрадывают из божественных книг подлинное писание и на то место в те книги приписывают лучшая и полезная себе" * 2 э).
Еще более резко выступал против церковного „стяжания" инок -Вассиан Косой. „Господь повелел раздавать неимущим, а мы, побеждаемые сребролюбием и алчностью, оскорбляем различными спосо--бами убогих наших братий (крестьян), без милосердия забираем у поселянина коровку или лошадку, истязуем братий наших бичами, или прогоняем их с женами и детьми из наших владений, а иногда предаем княжеской власти на конечное разорение. Иноки уже поседелые шатаются по мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги, даваемые в лихву, с соседями за межи сел... Сами богатеете, обжираетесь, а работающие вам крестьяне, братья творят вас тягостной службой, изнемогают от лихвы вашей и изгоняются вами из сел ваших нагие и избитые"
Горячо выступает против „стяжания" церкви также Максим Грек (XVI в.). Он в одной из своих проповедей упрекает духовных отцов в том что они „ради богомерзкого лихоимства" расхищают, обижают и убивают убогих сирот и вдовиц, создают себе на земле „сокровища злата и серебра*, устраивают „пребогатые светила и многоценные пиры", на которые обычно созываются богатые соседи и родственники...
Однако нужно заметить, что выступление духовных писателей было продиктовано не всегда одними и теми же мотивами. Если стригольники и, отчасти, „жидовствующие" выступали от лица низшего
Ч М. Покровский. Русск. ист. с древн. врем. Т. П. Изд. „Мир" (статья Никольского). Стр. 43, 44.
2) Беседа препод. Сергия и Германа Валаамских чудотворцев. СПБ. 188?.. •Стр. 4, 10—11, 20.
э) Н. Костомаров. Русск. ист. в жизнеоп. Вып. II. Стр. 377.
духовенства, стремившегося сбросить с себя иго духовных феодалов., то Вассиан Косой, Максим Грек, ц- Иван Грозный и др. отражали взгляды дворянства, которое нуждалось в свободных землях, все более и более поглощаемых церковью. Недовольно было дворянство также и тем, что их крестьяне часто перебегали на земли соседних церкоз-ных владельцев, которые оказывали беглецам целый ряд льгот и выгод.
В борьбе против церковного крепостничества дворянство выступало совместно с буржуазией. Обширная торговля, которая велась церковными владельцами наносила ущерб также и посадским людям, которые не могли конкурировать с крупными церковными монополистами. Недаром старорусская городская буржуазия в своей жалобе на Иверский монастырь в ярких красках изображала те притеснения, которые ей приходилось терпеть от монастырских купцов.
Дворянство и буржуазия осаждали правительство жалобами на церковных владельцев. Так, в 1641 г. дворяне и дети боярские разных, городов жаловались на частые побеги их крестьян к монастырям и богатым владельцам вообще и просили об уничтожении судебных привилегий церкви. К этой жалобе присоединились также гости и посадские люди.
Через восемь лет была подана вторичная коллективная жалоба от имени стольников, стряпчих, дворян московских, городовых дворян,, детей боярских, гостей всех разрядов, торговых и посадских людей. В ней челобитчики указывали на тот ущерб их интересам, который получался от существования городов и слобод, принадлежавших архиереям, монастырям, и предлагали передать их в казну. Кроме того, они настаивали на отобрании у церкви и раздачи в поместья всех тех земель, которые были приобретены церковными владельцами после указов, запрещавших дальнейшее расширение церковного землевладения.
Иногда в дворянских жалобах слышится отчаянный вопль целого-класса, прижатого к стене крупными церковными владельцами. Например, в 1664 г. новгородские дворяне в своей просьбе к царю указывали на то, что старцы Иверского монастыря их землями завладели и принимали беглых помещичьих крестьян, которых они „выдаючи держат" и обратно не отдают. „Мы свою кровь проливаем", писали челобитчики, „а они, старцы живут, ни в какую службу государю не помогают". В заключение дворяне просили запретить старцам принимать беглых помещичьих крестьян. В случае же, если такого запрещения не последует, дворяне грозили общими силами ,,прирубить" старцев, а монастырь до основания разорить, так как „от насильстваг старцев житья не стало" *).
С такой же ненавистью к церковным конкурентам относились и разорявшиеся бояре, земли которых постепенно переходили в руки их „молитвенников". Из-за крепостных крестьян между ними иногда происходили вооруженные столкновения. Можно привести яркую иллюстрацию. Князь Лапин (XVI в.) с отрядом своих людей ворвался на монастырский двор, захватил с собой монастырских крестьян и имущество на 50 руб.; при чем в схватке один монастырский слуга был убит. Монастырские власти организовали погоню, в результате которой произошла новая схватка; на этот раз князь потерпел поражение. В скором времени обе стороны предстали на суд великого князя, ко-
») R. И. Т. IV X» 178.
торый постановил взыскать с обвиняемого князя Лапина увезенное им имущество и заплатить за голову убитого слуги 4 рубля ’).
Этот приговор показывает, что правительство смотрело на эти столкновения, как на обычное явление и особого значения им не придавало. Но этот случай все же показывает, что разорявшиеся бояре и бывшие удельные князья не могли примириться с мирной экспроприацией их имений церковными владельцами и часто с оружием в руках оспаривали у последних право на социально-экономическое господство.
Неудивительно, что идеологи боярского землевладения изображали представителей церкви, как „тунеядцев, питающихся мирскими крестьянскими слезами, шатающихся по городам, чтобы бесстыдно выманивать у вельмож село или деревушку, как жестокосердных притеснителей своих крестьян, как жидовин—ростовщиков, лихоимцев и прасолов, пьяниц и чревоугодников, помышляющих только о пирах и селах с крестьянами" * 3).
Правительство в этой борьбе не склонно было поддерживать церковь в ее дальнейшем расширении землевладения. Это объяснялось разложением феодальных отношений и зарождением торгового капитализма, выдвинувшим новые классы, на которые должно было опираться правительство. Вот почему правительство, начиная с конца I' XV в , повело «наступление против церковного феодализма.
Впрочем, следует заметить, что вплоть до начала XVIII в. правительство не было решительным в своей политике по отношению к церковному землевладению. За исключением разгрома церковных владений в Новгороде, что объясняется борьбой Москвы с Новгородом,—в общем московское правительство XVI—XVII в.в. принимало ' слабые меры для прекращения дальнейшего роста церковного земле-  владения.
С своей стороны церковь отлично понимала, что в ее борьбе с конкурентами—другими землевладельческими классами единственной опорой может служить только правительство, от которого она получала и экономические и политические права и преимущества.
Еще в 1328 г., как известно, митрополит Феогност окончательно переселился из Влидимира в Москву, и с этих пор церковь начинает оказывать московскому правительству всяческую помощь в его борьбе с уделами.
От этого союза обе стороны выигрывали. Церковь получала в виде пожертвований огромные земельные владения, населенные зависимыми людьми, различные льготы и привилегии, а московский великий князь получал надежную опору в его борьбе с светскими феодалами.
Церковь охотно шла навстречу московскому князю в его стремлении к самодержавию. Да ей и ничего не оставалось делать, говорит один из историков церкви, после того, как ее удельные сеньоры готовы были пожертвовать спокойствием душ своих предков, лишь бы спасти от разгрома себя самих и свои вотчины 3).
Однако по мере того, как развивалось денежное хозяйство и укреплялись новые классы—дворянство и буржуазия, по мере того, как возрастала власть московского правительства,-—последнее все бо
*) Н. Павлов-Сильванский. Феодализм в древней Руси. Изд. 2-е. М. 1922 Стр. 152.
г) Титлинов. Православие на службе самодержавия. Стр. 63.
3) М. Покровский. Русск. ист. с древн. врем. Изд. „Мир". Т. II. Стр. 52—53 (статья Н. Никольского).
лее и более обнаруживало стремление ограничить церковное крепостничество и разрушить феодальную организацию церкви Первые самодержцы—цари Иван 111, Василий III и, особенно, Иван Грозный, стали обращаться с духовными феодалами, как с своими ..подданными”, жалуя и милуя их по своему произволу. Наиболее непокорные из них подвергались жестокому наказанию и даже смерти. Например, митрополит Филипп был удушен Малютой, по приказанию царя, за сопротивление и обличение царской власти. Позже ссылке, и опала постигла другого представителя церкви—патриарха Никона, сделавшего попытку поставить духовную власть выше светской.
Одновременно церковь ограничивается в правах землевладения. Так, по определению собора 1551 года церковные владельцы потеряли право продавать и менять принадлежавшие им земли. Это ограничение было подтверждено в 1581 и 1584 г.г. „ft хто после сего уложения (собора 1581 г.) купит землю, и тех земли имати на государя безденежно" !).
Постепенно правительство стало стремиться к ликвидации различных льгот и привилегий церковных владельцев. Так, большая часть церковных вотчин во второй половине XVII в. перестала освобождаться' от уплаты податей и повинностей, а, если некоторые и продолжали пользоваться податным иммунитетом, то далеко не в таком виде,, как прежде. В 1654 г. отменены были пошлины с проезда людей и провоза товаров по монастырским землям и заменены единым рублевым' сбором в пользу правительства.
Однако правительство XVI и XVII в.в., хотя и принимает ряц мер против церковного феодализма,главным образом, под давлениеи-дворянства, тем не менее оно окончательно еще не эмансипировалось от влияния церкви и опасалось сразу разорвать с ней. Поэтому одной рукой оно издавало указы, ограничивающие церковное землевладение-и привилегии, а другой оно продолжало раздавать церковным владельцам населенные имения и увеличивать доходы их, несмотря на то, что дворянство решительно протестовало „против лежачей казны архиереев и монастырей.
Правительство XVII в. в своих раздачах земли становится лишь более осторожным по сравнению с XV—XVI- в.в. и прежде чем, отводить тот или другой участок под церковные владения, предписывало местным властям сначала ,,дозрить“ землю, навести о ней справки, не принадлежит ли она кому-нибудь другому 2).
Кроме того, правительство в XVII в. строго наблюдало, чтобы церковные владельцы не увеличивали своих имений помимо их воли и запрещало им покупать для „вечных поминов" какие бы то ни было вотчины, а при пострижении не разрешало монахам дарить свои имения монастырям. Так, в 1649 г. по Уложению было предписано церковным владельцам; „ни у кого родовых, выслуженных и купленных вотчин не покупать, в заклад не брать и „по душам в вечный поминок не имати не которыми делы" 3).
Это делалось в угоду дворянству. Особенно строго соблюдалось, чтобы духовные отцы не брали земельных вкладов, которые заменялись денежными. Впрочем, исключения допускались. Напр., патриарху Никону удавалось испрашивать от царя жалованные грамоты на прием-вкладов во вновь учреждаемые монастыри. Тому же патриарху царь-
’) Я Я. Э. Т. I. № 308.
М. Богословский. Зем. самоупр. на русском севере. Стр. 84.
У-.. Горчаков. Зем. влап. Стр. 334.
разрешил скупать населенные и не населенные земли для своих монастырей. Этот владыка весьма резко отозвался об ..уложенной книге": ..беззаконий в этой книге написанных не могу описать; так их много, Много раз я говорил царскому величеству об этой проклятой книге, чтобы ее искоренить"
Судебные привилегии церковных .феодалов по Уложению 1649 г. были также весьма ограничены. Разделение монастырей на привилегированные и не привилегированные было уничтожено.
К тому же времени относится попытка передачи управления суда над духовенством по гражданским делам внов, учрежденному монастырскому приказу, который являлся высшей инстанцией по управлению церковными владениями за исключением патриарха и его вотчин.
Этот приказ получил право судить, собирать оброки, подати и повинности, заведывать всей монастырской казной, поверять монастырские приходо-расходные книги, запрещать или производить те иди другие расходы и т. п. Впрочем, движение представителей церкви против попыток ограничения экономических и политических привилегий их было настолько сильное, что правительство вынуждено было в 1677 г. закрыть мотастырский приказ и дела его передать в приказ большого дворца.
После уничтожения монастырского приказа правительство опять начинает выдавать несудимые грамоты, хотя и в ограниченном количестве.
Несмотря на целый ряд ограничений в отношении роста церковного крепостничества духовные отцы продолжали обогащаться населенными имениями и во второй половине XVII века. Это видно из того, что в период с 1678 года до начала XVIII века количество церковных крестьян увеличилось с 116.608 крестьянских дворов до 153.254.
Более решительные меры против церковного феодализма начались в XVIII веке.
Это была эпоха обостренных классовых противоречий, когда, с одной стороны, вновь нарождающаяся буржуазия вступает в борьбу с дворянством из-за власти, с другой,—буржуазия и дворянство вместе стремятся ограничить социально-экономическое и политическое преобладание духовенства и с третьей,—под влиянием бурного роста торгового капитала все господствующие классы—дворянство, буржу тзия и духовенство наперерыв конкурируют друг с другом в жесточайшей эксплоатации крепостного дарового труда.
Правительство, отражая интересы сильнейшей группы эксплоа-таторов буржуазии и дворянства, становится на путь церковных реформ, основной смысл которых заключался в передаче управления церковными вотчинами в руки светской власти т. е. дворянства.
Правительство в своей деятельности перестает нуждаться в поддержке церкви и в ее молитвах. Церковь, как посредница между богом и людьми начинает терять обаяние в глазах господствующих классов. Что прибыли в том для общества, восклицает один из идеологов нового буржуазного общества Ф. Прокопович, что монахи молятся. Духовенство, по его мнению, не должно составлять государства в государстве; оно имеет особое дело подобно тому, как имеют его военные люди, гражданские чиновники, врачи, разного рода художники. Имея особое дело, духовенство составляет особый чин в государстве. Но как и все другие чины, оно обязано покоряться властям предержащим 2).
i)	Ростиславов. Об имущ, и доход. наших монастыр. Стр. 53.
Г. В. Плеханов. Полн. собр. соч. Т. XXI. Стр. 48.
В глазах абсолютной сословной монархии XV11I в. церковь является; реакционной силой, так как тянет к старым феодальным отношениям-Петр I наиболее яркий выразитель нового буржуазного общества враждебно отзывался о монашестве. „Нынешнее житие монахов", говорил он, „точию вид есть и понос от иных законов, не мало же и зла происходиг, понеже большая часть тунеядцы суть, и понеже корень всему злу праздность и сколько забобонов раскольных и возмутителей произошло, всем ведомо есть. Воистину токмо старая пословица: ни богу, ни людям" 1). Последней фразой Петр I, невидимому, желал подчеркнуть никчемность монашества для новой буржуазной эпохи.
Вот почему правительство решительно повело наступление против-пережитков церковного феодализма, стремясь превратить духовенство в сословие, подчиненное в полной мере светской власти, ослабить ирава церкви на земельные владения, использовать церковные доходы для нужд государства.
Если до XVIII в. борьба абсолютизма с церковью носила, в значительной мере, пассивный характер; если правительство XVII века стремилось не столько отобрать церковные владения, сколько ограничить и предупредить рост их; если в лучшем случае, оно пыталось примирить интересы церкви с потребностями дворянства, то в XVII! в-эта борьба приобретает активный характер, когда церковь была поставлена в необходимость служить интересам абсолютной сословной монархии,
Эта политическая линия в отношении церкви весьма рельефно выявляется в мероприятиях правительства Петра I. Ведя почти без-прерывные войны в интересах торгового капитала,петровское правительство ощущало острую потребность в средствах. Поэтому его внимание не могло пройти мимо огромных церковных владений. Петр I стремился урезать церковные имущества и средства „до того, без чего пробыть невозможно". Эта основная задача в отношении церковных владельцев видна во всех его мероприятиях.
< Прежде всего была предпринята самяя подробная перепись всех ;церковных владений
С какой тщательностью и строгостью происходила эта перепись, сидно из следующей иллюстрации: 4-го июля 1701 года в вятскую епархию был послан стольник И. П. Назарьев, который получил наказ от монастырского приказа переписать весь архиерейский дом с церковной разницей, опечатать в церквах золото, ефимки, деньги, золотую, серебряную, оловяную, медную посуду „и всякую мирскую казну", а также жалованные и вкладные грамоты, крепостные и сдельные письма. 16 октября было запрещено „чинить" какие-либо сделки, расходовать оброчные деньги, собранные по окладу на 1701 г. и недоимки за прежние годы, не брать и никому не давать взаймы „без указа из монастырского приказа". Кроме того, стольнику велено было проверить все приходо-расходные книги и прислать в приказ окладные и переписные книги всех приписных монастырей и вотчин. Церковным властям было отдано распоряжение, чтобы они „возможно чаще писали в монастырский приказ о том, сколько в каком месяце и какого числа и с каких вотчин взято денежного и хлебного дохода"; причем предписывалось недоимки „выбирать с особым старанием”. Беглых крестьян запрещалось принимать под страхом смертной казни
’) Там же, стр. 28—29.
2)	И. Покровский. Средства и штаты великорус, архиерейсх. домов. Кав. 1907. Стр .39.
, Одновременно с предпринятой переписью церковных владений был восстановлен монастырский приказ с подчинением ему патриарших, архиерейских и монастырских вотчин в судебном, административном и финансовом отношении. Причем все церковные земли были разделены на „определенные", т. е. такие, доход с. которых шел на содержание церквей и монастырей и „заопределенные", которые должны были удовлетворить потребности государственной казны. Те и другие управлялись чиновниками из дворян, которые пересылали все доходы в монастырский приказ, во главе которого стояли также дворяне. Отсюда неудивительно, что после открытия приказа 6.407 крестьянских дворов, принадлежащих различным церковным владельцам, было роздано помещикам.
Правительство также смотрело на монастырский приказ, как на орудие перекачки церковных средств в казну, обслуживающую интересы торгового капитала. Так коломенская епархия с 1701 по 1722 г. переслала в приказ более 26 тыс. руб. (т. е. ок. 235.000 р.). В 1707 г. со всех церковных владений было собрано серебряной посуды—56 п. 21 ф. 35 зол. и вещами 1G9 мест ')•
Впрочем, и до открытия монастырского приказа петровское правительство неоднократно обращалось за помощью к церковным владельцам. Так, в 1698 г. было получено от ростовского митрополита 5000 р. (т. е ок. 85.000 р) на содержание ратных людей, от воронежского владыки—4000 руб. (ок. 70.000 р.) и т. п.
В интересах же торгового капитала правительство широко практиковало приписку церковных крестьян к казенным заводам. Напр., в 1719 г. вотчина суздальского архиерея—с. Кохма была приписана к полотнянной фабрике Томаса; в том же году 199 дворов новгородского владыки были отписаны к олонецким заводам; домовые владения казанского архиерея были взяты в казну и т. н.
Особенно тщательно правительство наблюдало за тем, чтобы не происходило дальнейшего расширения церковного землевладения. В этих видах была запрещена приписка мелких монастырей—вотчин к крупным церковным владениям.
С учреждением синода в 1721 г. управление церковными вотчинами снова перешло к духовным отцам, но от этого положение мало изменилось, так как церковные владельцы попрежнему находились в подчиненном состоянии к светской власти. Преемники Петра шли по пути дальнейшего ограничения церковного крепостничества.
Однако несмотря на решительные меры Петра I и его преемников, действовавших в интересах торгового капитала, пережитки церковного феодализма не были окончательно уничтожены в первой половине XVIII в.
Наоборот, к этому времени относится, как мы видели выше, расцвет крепостного хозяйства церковных владельцев. Это об'ясняется теми колоссальными заг агами земельных и денежных богатств, которые, хотя и были несколько ограничены и даже сокращены, тем не менее были еще настолько велики, что церковь могла быстро оправляться от наносимых ей ударов и продолжать борьбу за сохранение феодальных привилегий.
гл а вл viii.
Революционное движение церковных крепостных крестьян в 50-х гг. ХУШ в.
Не говоря об участии церковных крестьян в общем революционном крестьянском движении на протяжении XVI—XVIII вв., остановимся, главным образом, на борьбе их непосредственно против духовных эксплоататоров. По мере развития торгового капитализма узел крепостных отношений, как мы видели выше, затягивался все туже и туже на шее церковных крестьян.
Формы эксплоатации принимали все более и более жестокий характер. Духовные паразиты усиливали гнет крепостного режима и выжимали последние экономические соки из своих крепостных людей.
Вполне естественно, что последние начинают борьбу против своих угнетателей. Сначала эта борьба носит пассивный характер и выливается, главным образом, в бегство к другим владельцам и, особенно, на окраины.
Выше мы видели, какие размеры приняло это бегство в конце XVI и начале XVII вв. в связи с аграрным кризисом.
Это бегство не прекращается в течение всего XVII в., и даже XVIil в., хотя и в меньшем размере.
Другой пассивной формой борьбы против духовных эксплоататоров являлись жалобы на поборы церковной администрации, а также отказ от платежей оброков и выполнения различных повинностей. До нас дошли в огромном количестве отписки приказчиков церковных вотчин от XVII—XVIII вв. о том, что крестьяне не выполняют распоряжений, отказываются от работ и не платят различных сборов.
В своих жалобах церковные крестьяне рисуют необычайно яркую картину того, какими методами выжимали из них прибавочный труд духовные эксплоататоры.
Не теряя надежды добиться „правды", церковные крестьяне в огромном количестве устремлялись в столицу для подачи жалоб на своих мучителей.
В борьбе с этим потоком „челобитий" духовные власти обычно прибегали к одному и тому же средству: они отказывали в выдаче паспортов челобитчикам, а в случае ухода последних, заявляли о бегстве их. Судьба же беглых—известна: их ловили, наказывали плетьми и силой возвращали владельцам. В тех случаях, когда жалобы доходили до высших властей, то последние или затягивали следствие до бесконечности, или предпринимали против крестьян жестокие репрессии.
Так, в ответ на жалобу крестьян муромского собора в синод последовал арест 40 челобитчиков, которые были „нещадно" наказаны плетьми.	,
Без всякого результата жаловались также и крестьяне Новоспасского монастыря различным властям вплоть до сената и синода на
злоупотребления и грабеж монастырских властей. Сенат ответил, что это не его дело, а синод затеял такую волокиту, что крестьяне потеряли всякую надежду на мирное разрешение их просьбы.
По мере усиления гнета со стороны духовных эксплоататоров церковные крестьяне начинают переходить из пассивных форм борьбы к более активным, а по временам к решительным революционным действиям.
Первоначально церковные крестьяне не имели определенных программных требований и в том или другом виде выражали лишь свой протест против угнетения их. Но постепенно оформляется их основная задача: это—борьба против церковной барщины, с одной ' стороны, и стремление перечислиться в разряд государственных крестьян,—с другой.
Таким образом борьба церковных крестьян шла под лозунгом полного освобождения их от церковной крепостной зависимости.
Это оформление программных требований церковных крестьян уже заметно с конца XVII в. Так, в 1682 году старец Саввина - Сторожев-ского монастыря доносил, что крестьяне „бунтуют, и с тамошным подъячим с Пахомкой Патрикеевым всякие составы составляют и послали челобитчиков, чтобы за Савинным монастырем не быть, а монастырские, де, работы и изделья делать не хотят, а ему промышленнику (старцу) чинится во всем не послушны; и ныне, де, от того их крестьянского бунту и непослушания монастырский соляной и рыбный промысел остановился11 ]).
В первой четверти XVIII в.—в период церковных реформ—эта программа окончательно стабилизировалась. Крестьяне, конечно, не могли разобраться в том, что эти реформы вытекали из перестановки эксплоататорских классов и совершенно не имели в виду в той или иной степени улучшать положения крепостных людей. Но для них ясно было одно: это освобождение части церковных крестьян от власти духовных эксплоататоров.
Поэтому, когда по ук. 16 октября 1720 года часть монастырских вотчин, взятых в ведение государства, снова была передана церковным владельцам,—это вызвало бурный взрыв возмущения среди тех церковных крестьян, которые- привыкли уже считать себя государственными. Так, крестьяне Спасо-ярославского монастыря отказались подчиниться этому указу, за что 60 ч. „выборных” были наказаны плетьми „за упрямство и противность"; кроме того, 188 ч. было арестовано.
Жалобы крестьян в сенат на действия монастырских властей, конечно, ни к чему не привели; крестьяне были признаны неправыми, а, „челобитчики11 были жестоко наказаны кнутом и плетьми.
Однако эти репрессии не могли устрашить крестьян, которые по прежнему отказывались считать себя церковными. Напр., монастырские и архиерейские крестьяне Вятской епархии в 1748 году решительно отказались платить сборы в пользу церковных властей, называя себя государственными.
Крестьяне отказывались также выполнять церковную барщину, Во многих случаях они владельческий хлеб и сено забирали себе, вырубали церковные леса, вылавливали рыбу из монастырских прудов и т. п.
В 1758 г. крестьяне Белевского монастыря отказались платить оброк и „посельского монаха посадили в воду“.
*) В. Горчаков О недв. имущ. дух. Стр. 411.
Большие волнения в 1758 г. происходили во ьсех вотчинах Курского Знаменского монастыря, где крестьяне ..единомысленно1' отказались платить „изстаринные поборы" и сделали нападение с „дубьем" в руках на монастырь, вытащили из кельи за волосы попа, так, что „не на голове у него, но в руках их его волосы остались". Монахи— приказчики принуждены были бежать 2).
Иногда крестьяне силой отбирали то, что считали своим: хлеб, скот, рыбные ловли и сенные покосы. Недаром рязанский архиерей обвинял крестьян „во многих озорнических продерзостях и непослушаниях". Крестьяне Воскресенского Новоиерусалимского монастыря также дружно выступили против барщины и всевозможных „издель-ных“ работ. Они не только захватили монастырский хлеб и сено, но и разделили между собой монастырские земли.
Только присылка коллегией экономии карательного отряда помогла монастырским властям расправиться с „бунтовщиками". Засеянный хлеб на монастырских полях крестьяне, после уборки его, должны были возвратить монастырю. „Зачинщики" были жестоко наказаны плетьми -).
Крестьяне Белогородского Николаевского монастыря также отказались платить „сверх рублевого оклада разные излишние сборы', и выполнять работы. При этом избили наместника монастыря и разорвали царский указ „утверждая, что у них есть свой указ".
Монастырский управитель не замедлил приказать „высечь добре двух человек и старосте об'явить, чтобы он своей старости берег, бо кожу отпорют старую за противность, то молодая не скоро у старого нарастет... Л, чтобы им, крестьянам, ничего неработать, токмо-б одни рублевые детый платить, то сие не в их воле, ибо именным указом то в волю отдано монастырским властям, а ежели самовольное ослушание являть станут и гребли готить не захотят, за то, как старосте, так и прочим ослушникам чинить наказание и их угрозов и жалоб не опасаться, бо за вину везде наказуют, что не запрещено; ибо они попрежнему отданы во управление монастырю, а правление без наказания не бывает". При этом архимандрит собственноручно наказал плетьми одного из „зачинщиков"
В своем донесении архимандрит Курского Знаменского монастыря в ярких красках рисует картину крестьянских волнений в монастырских вотчинах: „все крестьяне тех деревень... чинят непорядки и в тех непорядках сами собой, без ведома его (управителя) суды производят... рощу монастырскую/ которую рубить им запрещали, денно и нощно... самовольно рубят... Объявили с немалым досаждением и шумом..., что для караулу монастырского имения молочения хлеба, кры-тия скирдов с хлебом, житниц и сараев и для присмотру скота во двор монастырский не пойдут и подвод для отвозу в монастырь хлеба, овса, сена и прочего не дадут, и ни в чем не послушны, и от пчелы отказывают... Они не только забранный ими с монастырского двора... хлеб отдать не хотят, но и последнее оставшееся монастырское имение хотят утратить" ’)•
Из приведенных иллюстраций видно, что церковные крестьяне, главным образом, вели борьбу против барщины и различных повии-
!) В. Семевский. Крест, в ц. Ек. П. т. II. СПБ. 1901. Стр. 232.
=) Там же. Стр. 232, 247, 248.
’) Там же. Стр. 248.
4) Там же. Стр. 249.
ноете й и лишь бы торов.
согласны были, в крайнем случае, платить рублевый оброк, освободиться от непосредственного гнета своих эксплоата-
По временам эта борьба принимала ожесточенные формы и выливалась в вооруженные нападения церковных крестьян на своих мучителей.
Вооруженные дубинками, кольями, топорами, косами и т. п.
крестьяне угрожали нападением тому или другому монастырю, намереваясь ..избить" монахов.
Крестьяне Успенского Далматовского монастыря в июне 1769 г.
в количестве 500 чел. расположились вооруженным лагерем вокруг
монастыря, против которого повели настоящую осаду.
Далматовцев поддержали крестьяне других монастырских сел.
Неизвестно чем бы дело кончилось, если бы не подоспел на помощь монастырский военный отряд, который в течение 1763—1764
г.г. подавил восстание во всех селах.
Крестьяне понесли жестокое наказание: 161 человек были „нещадно наказаны кнутом и плетьми".
Насколько жестоко расправлялось военное начальство с восставшими крестьянами видно из следующей жалобы крестьян Тамбовского архиерейского дома. Явившийся в октябре 1769 г. капитан Хрущев во главе карательного отряда в церковные вотчины, объявил крестьянам, что он прислан „по именному указу их разорить и огнем пожечь1’. После этого он приступил к экзекуции: „сек всех плетьми, положа в ряд человек по 15 и 20, без всякого резона, и от всех его побой многих на том же месте водой отливали, а другие померли, а прочие в постели лежат11. Кроме того, этот зверь—капитан, арестовал ’96 человек старост и крестьян, заклепал их в колодки, „морил гладом и мразом" и, таким образом, вынудил у них в свою пользу 300 руб., да кроме того на жалование команде взыскал 430 руб., после того крестьяне в количестве 100 чел. были отправлены на работы в архиерейский дом, а с зажиточных крестьян угрозами и истязаниями еще было взыскано взяток от 5 до 15 руб. с каждого 1)-
Но крестьяне часто оказывали упорное сопротивление карательным отрядам, вступая с ними в вооруженную борьбу. Таких случаев было много.
Крестьяне Леоношского монастыря (1-я полов. XVIII в.) не только •отказались повиноваться монастырскому начальству, но даже „прибили" капитана и солдат, прибывших для их усмирения.
Посланному отряду драгун на усмирение крестьян Успенского Трифонова монастыря было оказано также упорное сопротивление. Произошла стычка, в результате которой было убито два крестьянина. Отряду едва-ли бы удалось благополучно возвратиться из своей экспедиции, если бы не подоспела помощь.
Такое же столкновение крестьян с военной командой произошло в Олонецкой вотчине Хутынского монастыря в 1752 г.; тут также крестьяне „команду били и бранили и единогласно кричали, что указа не будут слушаться и подписываться не будут.
Иногда эти столкновения приобретали характер правильных военных действий.
Например, малоярославские крестьяне Донского монастыря вооружились ружьями и рогатинами, организовались в отряды человек по 300, засели в лесах и не пропускали войска к своим деревням. Только
сильное подкрепление, полученное карательным отрядом, дало перевес „усмирителям” и волнение крестьян было подавлено в 1763 г.
Из этого выступления видно, что крестьянское движение в церковных вотчинах, по временам принимало организованный характер.
Появлялись свои вожди, которых крестьяне стойко поддерживали,' в тех случаях, когда движение подавлялось. Например, в вотчинах Новоспасского монастыря в 1753 г. во главе крестьянского восстания стал некто Мирзин. По официальному донесению, он крестьян так .обольстил”, что крестьяне единогласно, „с великим азартом" кричали „во все горло", что они готовы всем миром за него головы положить, а его не выдадут ’).
По мере того, как разросталось движение, разгоралась и классовая вражда внутри самого крестьянства—между богачами „первостатейными” крестьянами и беднотой.
В той же вотчине Новоспасского монастыря большинство крестьян во главе с Мирзиным требовало активных революционных действий, а богачи стояли за прекращение сопротивления властям.
Вражда между этими двумя классовыми слоями крестьянства по временам доходила до рукопашных схваток. „Первостатейные" жаловались монастырскому начальству, что „Мирзин и его сообщники наложили на них двойное тягло, а на некоторых и впятеро, за то, что они не ходят к ним на советы и не подписываются под их приговорами. Кроме того, их сильно избили вместе с женами, отняли у них двух лошадей, не пускали их скот на пастьбу, вместе с мирским ста-дом“. Мирские поборы страшно увеличились. В 1754 г. такого мирского неуказного сбора было 512 р. (около 4600 р.), а в следующем году уже 1.262 р. (до 11.300 р.)
Духовные власти добились того, что в монастырские вотчины был послан новый сильный отряд драгун, чтобы арестовать „заводчиков". „Мы знаем, что приехали братьМирзина", кричали крестьяне, „ваша команда накупная (подкупленная), вы взяли тысячу рублей, но вам не только Мирзина, но и последнего крестьянина не дадим-'.
Произошла снова кровавая схватка. Крестьяне, вооруженные цепами, шестами и дрекольем, с криком „бей до смерти", бросились на отряд. Два крестьянина были убиты. Это послужило сигналом к более ожесточенному натиску крестьян на драгун. Последние стали отступать и вместе с начальником отряда капитаном Северцовым принуждены были скрыться в одной избе. С криком „не отсидишься, достанем", крестьяне окружили избу, начали ломать крышу и отбивать двери, совали в окна длинные шесты и били ими осажденных. Затем начали заваливать окна соломой, намереваясь поджечь избу. Капитан Северцов выстрелил и убил одного крестьянина. Солдаты выбежали из избы и принуждены были сдаться. Тогда месть крестьян обрушилась на капитана Северцова и двух прапорщиков; их схватили, били палками, дубинами, драли за волосы и приковали к трупу убитого крестьянина и в таком положении продержали их четверо суток без пищи и воды. „Если и полк придет, всех побьем до смерти" кричали крестьяне; „у нас в том положен заговор хотя всем помереть, только не даваться. У нас людей много и может собраться тысяч яс пяти... Всех бы бояр перевели, чтобы их на свете не было".
В ноябре 1756 г. против крестьян были двинуты три роты под командой майора Маркова. Однако крестьяне действовали настолько организованно и решительно, что отряд не впустили ни в село Опасное, ни в село Введенское. В этом столкновении крестьяне потеряли убитыми 16 человек.
В следующем году был отправлен на усмирение крестьян еще более сильный отряд солдат, вооруженных пушкой, „мортирцами* и ручными гранатами. На этот раз сопротивление крестьян было сломлено; отряд вошел в село Спасское, но нашел тут до 60 чел.; остальные разбежались. Во Введенском осталось только 10 чел. После размещения отряда на постой в этих селах началась охота за бежавшими. Всего было поймано и заковано в цепи несколько сот крестьян и брошено в тюрьмы, где до 26 чел. умерло. Вслед за этим вскоре был арестован Мирзин и с ним до 200 крестьян; большинство из них от голода погибло в тюрьмах.
Крестьянское население было отдано карательному отряду на „поток и разграбление": крестьянское имущество отнималось; избы разбивались, женщины и даже малолетние девочки подвергались насилию и т. п. ’).
Во время волнений Новоспасские крестьяне осаждали высшие правительственные органы жалобами на „беззаконные поступки, разорение и мучительства от монастырских властей".
В 1758 г. сенат наконец назначил комиссию, но не для того, чтобы выяснить причины волнений, а с целью узнать „кто пущие заводчики".
В конечном счете эта комиссия никакого облегчения крестьянам не принесла.
В этой борьбе крестьянства с своими угнетателями правительство, как видно из приведенного случая, принимало сторону последних и целым рядом мер стремилось оградить интересы церковных экспяо-ататоров-
Иногда духовные отцы стремились изобразить крестьян бунтовщиками для того, чтобы иметь основание более жестоко расправляться с ними. Так, архимандрит Саввина-Сторожевского монастыря, в ответ на жалобу крестьян на взятки и „бесконечные" сборы, написал в сенат подробнейшее донесение, в котором обвинял крестьян в том, что будто они в количестве 2000 человек, вооруженные дубинами, топорами и камнями, окружили монастырь в целях нападения. На самом деле крестьяне собрались около монастыря по приказу архимандрита работать на лугу.
Результатом доноса архимандрита было появление в монастырских стенах военного отряда в 150 чел. во главе с капитаном Титовым. Когда начались аресты среди крестьян, то последние бросились отнимать арестованных.
Произошла схватка, в результате которой было ранено 15 солдат; крестьян было убито 2 и ранено до 30 чел.
После этого начались репрессии: военный отряд был расквартирован по крестьянским дворам; начались многочисленные взятки и поборы натурой и деньгами.
Все попытки крестьян добиться „правды" путем подачи жалоб высшим властям не имели успеха. Челобитчиков арестовывали в яо-
роге и отправляли обратно к архимандриту, или бросали в тюрьмы в Москве и в других городах. Всего было арестовано до 100 чел,, причем 12 чел. умерло в тюрьмах ')•
Не видя выхода из своего тяжелого положения, церковные крестьяне бежали куда глаза глядят из духовных вотчин. Например, жестокая эксплоатация муромского протопопа заставила 37 крестьянских семей сбежать. Однако, эти побеги были лишь на руку духовным отцам- Дворы, пожитки, хлеб и все оставшееся имущество крестьян попы преспокойно делили между собой.
ГЛНВЛ IX.
Ликвидация церковного крепостничества и революционная борьба крестьянства в 60—70 гг. ХУШ в.
Дворянство всегда с завистью смотрело на расширение духовного землевладения и искало повода, чтобы поживиться на счет земельных владений церкви.
Во второй половине XVIII в. дворянство все более и более усиливается; появляются признаки феодально-крепостнической помещичьей реакции. Последняя как говорит Г. В. Плеханов, имела своей прямой причиной усиление дворянства за счет монастырей, превращение церковного феодализма в светский.
К 60-м г.г. XVIII в. относится решительный натиск на церковнее крепостничество со стороны дворянства и правительства. Целый ряд дворянских писателей того времени (кн. Щербатов, Болотов и др.) в своих произведениях стремились доказать, что падение церковных нравов происходит от непомерно-развившихся богатств церкви, что последние необходимо отобрать. „Могла-ли корона" писал Щербатов в одном из своих сочинений „лишить монастыри тех деревень, дото-рые они от набожья привратных людей получили. Села, деревни были отданы в монастыри для поминовения дух да гелей и, следственно, с некоим родом условия. Духовенство по новым духовным штатам убавлено, многие монастыри упразднены, поминовение перестало, а деревни, не к тем возвратились, которых предки разорили для сыскания рая душе своей" ’). Из этого отрывка видно, что дворянство считало духовных отцов временными обладателями земельных богатств, которые жертвовались дворянством церкви за молитвы и „покой души". Теперь дворянство обнаружило желание оттягать жертвы" своих предков обратно.
Эта классовая, дворянская точка зрения на церковные имущества также выявилась в различных проектах 60-х г.г. XVIII в., в которых предлагалось в той или иной форме передать церковные владения помещикам.
В этом отношении заслуживает внимания проект кн. Гагарина,, который предлагал всех церковных крестьян передать дворянам „на контракты" по 100—1000 душ каждому, а все управление церковными крестьянами сосредоточить в лице особого диктатора, ответственного только перед императрицей. От такого разрешения острого вопроса о церковных крестьянах, говорилось в этом проекте, все будут в выгоде: корона не будет „отягащена" содержанием дворян, а последние, получив крестьян, „воспалятся любовью к матери отечества и с преданностью послужат ей"; после такой передачи церковных крестьян помещикам, по мнению кн. Гагарина, крестьяне: сразу успокоятся, побеги прекратятся, народу умножится и т. п. * 2).
Д Жаринов. Крест, церк. вотчин. Стр. 162.
2) М. Попов. Нрсений Мацеевич и его дело. СПБ. 1912 г. Стр. 481.
Дворянство настойчиво толкало правительство на секуляризацию церковного землевладения. Многочисленные крестьянские волнения были как раз благоприятным поводом к тому, чтобы покончить с церковными латифундиями. Крестьянское движение в 60-х г.г. принимает стихийный характер.
Вот почему правительство начинает принимать ряд мер к передаче крестьян духовных вотчин государству:
По указу 2J марта 17.б2.г. Петра III крестьяне церковных вотчин получили в свое пользование ту землю, которую они пахали на своих владельцев. Вместо многочисленных поборов они должны были платить семигривенный подушный оклад и рублевый оброк. Деньги поступали в коллегию экономии в Москве, а на содержание духовенства отпускались суммы по штату 1724 г. Управление церковными вотчинами было поручено офицерам.
! Этот указ вызвал крестьянские волнения. Крестьяне спешили прекратить свои крепостные отношения к духовным отцам и начали уводить мелкий церковный скот, увозить к себе с лугов сено, рубит» церковные леса, ловить рыбу в монастырских прудах и т. п.
Можно себе представить, какую бурю негодования вызвал этот указ среди церковных владельцев.
Екатерина II, перешагнув через труп своего мужа, побоялась на первых порах иметь против себя такого сильного противника как духовенство. Поэтому по вступлении на престол она, по указу 12 августа 1762 г., передала церковные вотчины снова своим прежним вла-дельца’м.' Коллегия экономии была уничтожена. Церковные вотчины могли быть или на оброке, или на барщине по усмотрению духовных властей, причем размеры барщины не ограничивались. Кроме того, была учреждена особая духовная комиссия, которой было поручено подробно заняться церковным вопросом. До решения этой комиссии управление церковными имениями снова было передано духовным властям. Крестьяне, вместо натуральных повинностей, были обложены рублевым оброком, или отработками на эту сумму.
Этот указ вызвал среди церковных крестьян большие волнения, так как они даже временно не желали возвращаться в крепостную зависимость к ненавистным им духовным эксплоататорам. Им казалось, что правительство не могло выпустить такого указа и, поэтому, когда им читали манифест 12-го августа, некоторые считали его поддельным и кричали (на сходе в Тихоновской волости) „оный билет подрать и на него наплевать".
• Следующий указ 8-го октября того же года о повиновении своим властям еще более возмутил крестьян; „оный указ", говорили они, „власти купили и им де, крестьянам, до того указа дела нет".
Тотчас по учреждении духовной комиссии на имя правительства посыпались в огромном количестве крестьянские жалобы- Крестьяне просили освободить их от невыносимой зависимости от церковных властей, от которых они терпят „притеснения, обманы, мучительства и судебные волокиты, напрасные нападения, взятки и великое разорение".
Жаловались крестьяне и на то, что их челобитчиков не только „брали под караул", но и заставляли платить за подводы, когда их перевозили, за тюрьму, где они сидели, даже „за подержание железа, которым были окованы".
Указывали они и на то, что церковные власти подкупали военные команды, чтобы последние подвергали крестьян более жестоким наказаниям. Напр., крестьяне Волоколамского монастыря писали
след., „пограоивши деньги и скот1', они (т. е. военные части) потеша-лисьтем, что поросят привязывали к дугам (в запряжках) для поругании.., ссыпали не раз порох в печи крестьянских изб; малых ребят, приподымая, били о пол и за окошки кидали; набрав крестьян, многих связывали спинами вместе и клали костром на дровни в морозное зимнее время, без шапок и без рукавиц, и везли их в монастырь верст за 60“... О-
Но жалобы неслись и с другого конца—со стороны церковной администрации, которая доносила, что крестьяне „ни в какую работу , не вступают" и не хотят ни делать ни платить, „ни воды, ни дров в монастырь не возят и в паровом поле пашню не паханную впусте оставили".
Крутицкий владыка писал в синод: крестьяне не только ничего не хотят делать, но отказываются даже от взноса оброка, от „самонужнейшего для священнослужащей братии послужения" и, кроме того, весь урожай хлеба и сена „по себе разобрали", озимых в поле не вспахали и не засеяли.
В вотчинах трех монастырей, приписанных к Донскому монастырю, крестьяне разгромили монастырские усадьбы, разорили мельницу, растащили монастырский хлеб, сено и даже конскую сбрую. Крестьяне Рязанского Борисоглебского монастыря при первых же слухах о свободе разделили между собой всю вотчинную землю и долго не хотели отдавать ее.
Такой же раздел земли церковных владельцев между крестьянами происходил во многих монастырях и архиерейских владениях. 8000 церковных крестьян решительно отказались давать подписки о подчинении духовным властям.
В вотчинах Донского монастыря крестьяне встретили карательный отряд дубьем, камнями и рогатинами и кричали, „что капитану и команде жилы вытащат, кожи поснимают и всех перебьют до смерти". Только от выстрелов крестьяне разбежались и засели в лесах.
Правительству пришлось военной силой усмирять волнения t крестьян в 28 монастырях и 5 архиерейских домах. Екатерина II сама 1 признавалась, что 100.000 крестьян в то время стояли под ружьем.
Находясь, с одной стороны, под мощным воздействием широкого крестьянского движения, а с другой, отображая классовые интересы дворянства,—правительство делает следующий шаг, приближающий церковные имения к секуляризации: 12-го мая 1763 года была снова восстановлена коллегия экономии, в ведение которой была отдана половина всех церковных владений. Назначение управителей и приказчиков из отставных офицеров, сбор всех денежных и натуральных окладов—все это перешло в руки органа, находящегося в ведении дворянства.
Другая половина всех церковных вотчин оставлялась в „полном правлении" духовных властей для „их собственного довольства и содержания домов и монастырей.". Коллегия экономии оставляла за собой только общий контроль. Причем крестьяне этих вотчин должны были или платить рублевый оброк или состоять на барщине, а не та и другое вместе.
Однако это последнее условие не соблюдалось.
Злоупотребления властей в церковных вотчинах нисколько не уменьшились. Взятки, поборы „безчеловечные и нехристианские поступки", различные истязания и „мучительства" по прежнему продол-
жались. Напр., в Нлатырской вотчине монастыря, приписанного к Тро-ицко-Сергиевской лавре, иеромонах Ирион битьем „кнутьями", содержанием под арестом вынуждал крестьян платить взятки от 5 до 11 руб. с каждого. Особенно этот духовный управитель обрушивался на тех крестьян, которые приносили жалобы на его притеснения. Собирая со всех сел и деревень „выборных и рядовых крестьян, он держал их в приказной избе в колоде и в цепях".
В Курмышской вотчине Вятского архиерея приказчики брали с крестьян взятки от 5 до 40 руб. (т. е. до 50— 400 р.), „безвинно били их по щекам, держали их под караулом, наказывали батогами". <
Жалобы крестьян на злоупотребления духовных властей не имели никакого успеха. За подачу челобитных на имя правительства крестьяне наказывались плетьми.
Движение среди крестьян церковных вотчин снова начинает принимать широкий характер. В 1762 и 1763 гг. крестьянские волнения охватывают губернии: Вятскую, Пермскую, Тверскую,Московскую, Ор ловскую, Рязанскую и Воронежскую. Более 100.000 крестьян духовных вотчин взялись за оружие потому, что они „часто терпели тираническое притеснение".
Наиболее сильное движение крестьян происходило в вотчинах монастырей: Воскресенского, Вознесенского (под Москвой), Чудова и Пафнутьева в уездах—Верейском, Боровском, Малоярославецком (под Москвой). Троицкой Лавры (в Бежецком у.), Злотоустова (в Коломенском у.) й архиерейских домов: Коломенского и Тверского ’).
f Недаром сама Екатерина II говорила, что монастырские кресть-й.яне почти все были в явном непослушании властей.
Никакие наказания и репрессии правительства и духовных властей не могли остановить мощного движения крестьян в церковных вотчинах. Даже генерал-фельдмаршал Салтыков, стоявший во главе военной коллегии, пришел к выводу о том, что военные меры не помогут в прекращении крестьянских волнений. Будучи раздражен чуть-ли не ежедневной посылкой карательных отрядов для усмирения церковных крестьян, он запрашивал коллегию экономии, „нет ли таких средств, чтобы и без воинских команд оных усмирять и в послушание приводить было можно" Крестьянское движение в этом году носило настолько ожесточенный характер, что против крестьян были пущены в ход не только ружья, но и пушки.
С большим трудом военным частям удалось подавить восстание до 60.000 церковных крестьян в 37 монастырях и 6 архиерейских вотчинах.
Распоряжения правительства (ук. 8 января и 12 июня 1763 г.) о том, чтобы строго наказывать „пущих заводчиков в присутствии всех крестьян плетьми, а если они „не усмирятся", то ссылать их в ссылку11—не оказывали никакого действия.
Интересно отметить, что иногда крестьяне сами фабриковали фальшивые правительственные указы, так или иначе отражавшие их классовые интересы. Так, в вотчинах Борисоглебского монастыря ходил по рукам указ о том, чтобы крестьянам „была льгота и от архимандрита и его слуг не было им обид“. Составитель этого указа жестоко поплатился: его высекли кнутом, вырезали ноздри, поставили знаки на лице и сослали на каторжные работы в Нерчинск 3). *
>) См. там же. Стр 243, 244, 251.
2) Там же. Стр. 251.
’1 Завьялов. Вопрос о церк. имущ, при Ек. II. СПб. 1900. Стр. 135—137.
Во многих духовных вотчинах был распространен в 1769 г. и другой подложный указ от царского имени, имеющий общее значение для всех крестьян. Этот указ являлся как бы программным изложением тех задач, которые ставили себе крестьяне в борьбе с духовными эксплоататорами.
В нем выставлялись следующие требования: 1) произвести обследование и описание церковных доходов и расходов; 2) перевести духовенство на жалование; 3) монастырских служек вывести из сел и деревень; 4) установить для всех крестьян рублевый душевой оклад и платить его ,в города", 5) все монастырские пахотные земли и луга „разверстать" между крестьянами; 6) заведывание доходами с духовных вотчин передать в коллегию экономии ').
Эти упорные и длительные волнения церковных крестьян и не- 11 возможность военной силой подавить это движение—заставили, нако- h нец, правительство, в целях самосохранения, подумать о более регии-  тельных мерах по отношению к церковным вотчинам. В конце концов правительство решилось на секуляризацию, Сама Екатерина подчеркивала классовый, помещичий характер этой меры. „Все ваши права и обязанности1’, говорила она в одной из своих речей в синоде, „заключаются в ясном сообщении догматов, в кратком истолковании их, в защите их доводами разума, но никак не насилием.... Но каким образом может происходить то, что вы не поражены огромностью тех богатств, которыми вы владеете и которые делают вас настолько-могущественными, что вы должны бы почувствовать, что ваше такое положение совершенно противно духу вашего призвания? Разве вы не наследники апостолов, которым бог заповедывал проповедывать презрение к богатствам и которые могли бы быть только бедняками? Царство их было не от мира сего; вы соглашаетесь со мною?... Как же можете вы (пользоваться богатствами), не противореча своему положению, которое должно быть неразлучно с христианской бедностью? Как смеете вы без угрызнений совести пользоваться такими имущест-вами и поместьями, которые дают вам могущество, как царям? Ях (eh)! Разве вы не имеете под своей властью рабов больше, чем некоторые европейские государи имеют подданных?.... И если я должна рассчитывать на вашу верность, преданность, то я должна также льстить себя надеждой, что найду вас особенно преданными моей короне верных подданных. Если это так,—то не умедлите же возвратить, моей короне то, что вы похитили у нее незаметно—постепенно' 3).
Екатерина II не решилась бы секуляризовать духовные вотчины, говорит Г. В. Плеханов, если бы ее не вызвал ропот в дворянской среде; дворянство поддерживало ее и только поэтому она получила возможность спокойно пренебречь глухой оппозицией духовенства.
По указу 26 февраля 1764 г. все вотчины, синодальные, архиерейские, монастырские и церковные в количестве 8.557.688 дес. были  переданы в ведение коллегии экономии, крестьяне стали называться \ экономическими. Вместо многочисленных денежных и натуральных поборов они были обложены по полтора руб. с души, кроме семигривенного подушного оклада.
Причем, многие мелкие монастыри были упразднены и переданы в военное ведомство для размещения в них военных постоев. Всего было сокращено 418 монастырей. Значительно было уменьшено так-
») ₽. Семевский. Крест, в ц. Ек. II. Т. II. Стр 246.
а) „Чт. Общ. Ист. Др. Р“, 1862 г., II кн. Стр. 187—188.
же количество архиерейских и монастырских служителей. Остальные были наделены участками из того земельного фонда, которым пользовались бывшие церковные крестьяне.
В 1786 г. секуляризация была распространена и на Украину. Что касается архиерейских домов, то они были переведены на штатное жалование !).
Каково было положение крестьян после секуляризации?
Единственным положительным результатом реформы" 1764 г. было то, что церковные крестьяне освободились от личного произвола и издевательства духовных властей.
В экономическом же отношении положение крестьян нисколько не улучшилось. „Реформа11 свелась лишь к перемене хозяина, а экс-плоатация осталась та же.
И после секуляризации крестьяне жаловались на недостаток земли. Это об'ясняется тем, что церковные служителя в большинстве своем были зачислены в крестьяне. Последние, поэтому, должны были поступиться в пользу первых частью земли. Напр., устюжские крестьяне жаловались, что многие из служителей и „прежде имели собственные земельные участки, но отдали их родственникам или распродали, а затем после того, как они вступили в число экономических крестьян, им было отделено много земли, от чего произошли крестьянам „крайняя обида и притеснение'1 2).
Кроме того, значительное количество угодий, не попавших в руки крестьян, отдавались в аренду посторонним лицам, частое вольных торгов.
Много земли оттягали у экономических крестьян ловкие помещики во время генерального межевания. На этой почве происходили даже крестьянские волнения. Напр., в Старорусском уезде против крестьян был двинут военный отряд, некоторые из „зачинщиков11 были посажены в смирительный дом.
Сибирские экономические крестьяне жаловались на то, что „архимандриты монастырей просто насильно отнимали у них земли11; одного из них они обвиняли в присвоении 2.000 дес. покосу 3).
Особенно остро экономические крестьяне ощущали недостаток в покосах, лесных и др. угодиях.
Земельная теснота заставляла экономических крестьян прибегать к аренде, причем нередко арендовались земли целыми селениями. О размерах арендуемой земли можно судить по следующему примеру: в Московской провинции экономическими крестьянами было взято в аренду 21.974 дес. пахотной и сенокосной земли и 14.618 лесу4).
Этот же недостаток земли заставил экономических крестьян домогаться права покупать земли у соседних помещиков. Это право им было дано в 1788 г.
Значительное количество экономических крестьян переселилось из малоземельных вотчин на окраины.
^Так, земли волжских казаков, переселенных в 1776 г. на кавказскую линию,—были заняты экономическими крестьянами в количестве 22.000 ч.; в 1779—81 г. до 1000 семейств было переселено на реку Лхтубу; в 1781 г. 24 000 чел. поселились в /Азовской и Новорос-
i) См. более подробно о секуляризации кн. Е. Федорова-—Грекулова „Секуляризация церковных имений в России". 2-е изд. цДтеист1'. М. 1929 г.
-I В. Семевский Кр. в ц. Ек. II. Т. II. СПб. 1901. Стр. 261—262.	"
-) Там же. Стр. 263.
4) Там же. Стр. 265.
сийсиой губерниях; в 1717 г. экономическим крестьянам было разрешено поселиться в Крыму и в Екатеринославском наместничестве,
„Реформа" 1764 г. мало принесла облегчения экономическим, крестьянам и в отношении повинностей. Правда, последние были уточч йены, строго определены и сведены в один оброчный сбор. Норазмер этого оброка, который поступал в казну,—все более и более увеличивался.
Так, в 1764 г. он равнялся вместе с подушной податью 2 р. 20 к., в 1768 г.—2 р. 70 к.; в 1783 г.—3 р. 70 к. Если к этому прибавить, что экономические крестьяне должны были платить и за беглых, -увечных и даже вышедших в купечество,—то размер оброка фактически был более высокий.
Поэтому неудивительно, что за экономическими крестьянами накоплялись недоимки, особенно в северных нехлеборобных районах— в Псковском, Великолуцком, Каргопольском, Устюжском, Белоозерском и др. уездах.
Иногда количество этих недоимок превращалось в большие суммы. Так, за крестьянами Тверского и Торопецкого уездов в 1772 г. числилось с души недоимок до 4 р., в Кольском—более 5 руб., в Инса рском—до 8 р.
Кроме оброка и подушной подати на экономических крестьянах лежал целый ряд весьма тяжелых натуральных повинностей—дорожная, постойная, рекрутская и подтодная. Последняя особенно являлась тяжелой, так как при ее выполнении чиновники совершенно не считались ни с расстоянием, ни с временами года. По свидетельству одного современника „они не только высылали их в самое рабочее время, но еще, подкупленные соседними помещиками, заставляли их исполнять работу, которая должна была бы падать на вотчины этих последних".
Злоупотребления допускались и при отправлении экономическими крестьянами других видов натуральных повинностей.
Кроме определенных законом денежных и натуральных сборов , экономические крестьяне несли и т. наз. чрезвычайные повин-| ноет и. которые часто непосильным бременем ложились на их плечи. Так, в Тверской провинции экономические крестьяне должны были поставить бесплатно до 20 000 саж. дров, отчего они „пришли в крайнее изнурение, ибо те дрова из отдаленных от города селений верст по 50 и больше туда возили, и крестьяне бедные и не имущие лошадей за дрова и подводы, при всем бедственном своем состоянии, платили деньги". В Сибири экономические крестьяне обязаны были „безденежно" доставлять руту. В Космодемьяновском уезде ок. 1000 чел._ работали на казенном винокуренном заводе по казенной таксе—по 2 р.. в месяц.
Иногда чиновники требовали денежные сборы сверх установленных законом. Так, в Сибири экономические крестьяне вносили до 10 коп. с души на отопление, освещение для местных чиновников и на канцелярские принадлежности.
> В конце концов управители на местах, т. наз. казначеи, стали/ смотреть на свои должности, как на источник личного обогащения. Отсюда—те же взятки и злоупотребления, как и в духовных вотчинах. Недаром Новгородский губернатор Сивере назвал этих казначеев „пиявками" крестьян. Об эксплоататорских наклонностях этих казначеев мы имеем много современных свидетельств. „Управители", читаем в одном из них, „и во время сдачи рекрут берут взятки у богатых людей, имею-
-,и.их большие семьи, и освобождают их от рекрутчины, а вместо их сдают в солдаты одиноких, у которых есть малые дети, остающиеся, таким образом, без пропитания. Под влиянием взяток они неправильно решают и дела, подлежащие их разбирательству**.
Другой современник требует замены казначеев выборными от крестьян и мотивирует это тем, что „управители делают крестьянам много отягощения во время рекрутских наборов, а также обременяют их требованием значительного числа подвод, иной раз, для поездок вовсе не по служебной надобности**.
О размерах взяток говорят цифры: в 1771—1772 г. Белоозерские казначеи получили с экономических крестьян деньгами и припасами до 811 р. и воеводская администрация—839 р. ’).
Вот почему крестьянское движение не прекращалось и после секуляризации.
Как относились помещики к секуляризации духовных вотчин.
По этому вопросу дворянство стояло на чисто классовой точке зрения; оно осталось недовольным реформой 1764 г., главным образом, по той причине, что духовные вотчины не попали в их руки. Однако помещики не теряли надежды убедить правительство в передаче экономических земель с крестьянами в их собственные руки. Они стремились доказать, что экономические крестьяне от секуляризации ничего не выиграли, что хозяйство их приходит в упадок, что оброчная система приносит только вред, так как вследствие развития отхожих промыслов страдает земледелие и скотоводство.
Вот почему помещики полагали, что единственной возможностью улучшить хозяйство экономических крестьян является или сдача их земель в аренду дворянам, или продажа их в собственность последних. Напр , "в своем проекте Сиверс предлагал раздать экономических крестьян помещикам (мелким и средним) по 100—500 душ.
Договор об аренде Сиверс предлагал сделать бессрочным в том случае, если арендатор содержал вотчины в полной исправности; в проекте допускалась даже передача права на аренду наследникам арендатора. Только в случае жалоб крестьян, по истечении договорного срока, арендатор терял право на дальнейшую аренду. За арендаторами Сиверс оставлял наблюдение за тем, „чтобы крестьяне не запускали пашни и сенокоса1*; на „излишних землях** проект дозволял арендаторам поселить различных людей. За „ослушание*1 крестьян автор предлагал телесное наказание.
Классовые мотивы этого проекта особенно видны из предложения автора оставить малоземельные и нехлеборобные деревни в руках крестьян. Впрочем автор делает при этом оговорку, что и такие имения можно передавать помещикам в аренду лишь в случае, если будет возможность отпускать крестьян на отхожие промысла. Нппетиты автора разыгрались настолько, что он не прочь был передать в аренду и дворцовые волости.
* С более радикальным проектом с классовой помещичьей точки зрения выступил известный выразитель этого класса кн. Щербатов, который в 1787 г. предлагал „продать все государственные и экономические деревни дворянам, считая кругом по 80 руб. за душу.... и
продажу сию делать, распределяя по чинам, в прибавку к имеющимся
*) Все приведенные данные см. у Семевского. стр. 268—272.
деревням, дабы большие дворяне и любимцы их все не расхйатали и участки не столь велики были, чтобы за великим числом деревень’ и смотрения за ними не было *).	к
Таким образом автор этого проекта даже не скрывал того, что эта продажа должна поправить пошатнувшиеся дела мелких и средних помещиков.
Хотя правительство и не решалось провести эти проекты в жизнь, может быть, из опасения повторения пугачевщины, но тем не менее оно широко практиковало роздачу экономических крестьян разным царским проходимцам. Так, Екатерина 11 сделала подарок братьям ' Орловым из фонда бывших духовных вотчин, Павел 1 роздал своим * любимцам не менее 50.000 душ экономических крестьян.
Последние отлично понимали, что они попали из „огня да в полымя". Это видно из того, что экономические крестьяне принимали участие в пугачевщине—в некоторых поволжских вотчинах.
Особенно большие волнения были в вотчинах Вятского архиереГ-. ского дома (1775 г.) и Трифонова монастыря (1765 г.). Правительству пришлось прибегнуть к военной силе. При подавлении восстания в первом случае 10 крестьянских семей были сосланы на поселение в Сибирь, а во втором—222 человека были жестоко нака-
заны плетьми.
Борьба дворянства с духовенством закончилась, таким образом, полным разгромом церковного феодализма.
Но покончила ли секуляризация с земельным накоплением?
На этот вопрос приходится ответить отрицательно. С корнем не были вырваны источники накопления. Церковь по прежнему продол жала богатеть и обзаводиться земельной собственностью, хотя и в ограниченном размере. Даже способы получения доходов остаются полуфеодальными, через взимание с крестьян—прихожан натуральных и денежных платежей. Крестьяне своим трудом, большей частью, бесплатно, продолжают обрабатывать церковную землю, получаемую духовными отцами вместе с приходами.
По указу 18 декабря 1797 года монастыри снова получили по 30 десятин пахотной земли, а в 1838 году каждый монастырь был наделен лесными участками от 50 до 150 дес. Духовные отцы воспользовались предоставленным им правом и снова начали лихорадочно накоплять земельные богатства, не соблюдая те нормы, которые были появились крупные
установлены законом. К		70-м	г.г. XIX		в. опять	
церковные владения.	Так:					
12 монастырей	имели от		1000	до	2000	де
6	»	»		2000	»	3000	»
7	»		»	3000		6204	»
3	>	>	»	10000		20000	>
1 »		»		»	26305	»
1 »			—		66665	
(Саровск. пуст.)
(Соловец, мои.) г)-
В среднем на каждый монастырь приходилось по 1.232 дес- а всего „святые" обители располагали 800.000 дес. земли.
Нужно заметить, что монастырям были нарезаны самые лучшие земли, приносившие большие доходы. Так, от рыбных угодий духовные отцы получали в год от 200 до 2288 руб., от мельниц от 20 до 2000 руб. и т. п.
1) Там же. Стр. 283.
) Ростиславов. Опыт исслед. об имущ, и доход, наших монастырей. СПб. В876. Стр. 81.
Остается пссле секуляризации и другой важнейший источник накопления: это вклады, которые по прежнему производятся деньгами и землей на протяжении конца XVIII и всей первой половины XIX Ь.
Можно привести несколько иллюстраций: Черноморская женская пустынь получила от черноморского войскового правления 20.000 р., Соловецкий монастырь—от разных лиц 42.695 руб. 68 коп.; Ивановский Московский женский монастырь от купчихи Мазуриной и полковницы Макаровой-Зубачевой—единовременно 300.000 руб. и, кроме того, ежегодно по 18.000 руб. на содержание обители и имение в 650 десятин земли в селе Жаркове; Таганрогский Александро-Иеру-салимский монастырь—от помещика Варваци—660.000 руб., причем этот капитал был увеличен еще вкладом императрицы Елизаветы Алексеегны в 25.000 руб.; Угрешский Николаевский монастырь—600.000 руб.; Тамбовский Успенский женский монастырь—40.000 руб. Особенно много жертвовала графиня Анна Алексеевна Орлова: от нее каждый монастырь получил по 5.000 руб., не считая единовременных колоссальных подарков.
Только в один Юрьев монастырь ею было сделано вкладов в разное время на 900.000 руб. сер.; из этой суммы на одно лампадное масло и Местные припасы братии—85.720 руб.
Кроме вкладов важнейшим источником денежного накопления являлось жалование и пособия от казны. Так, по штатам 1839—1842 г.г. монастырям было выдано 258.351 руб. 44‘/з коп. в год, не считая едино ременных пособий, выдававшихся по разным поводам. Напр., в I860 году было отпущено 303.089 руб. 7 коп. Были монастыри, которые получали от казны в год по 3000, 4000, 5000 руб. и более’
Но особенно много денежных капиталов скоплялось в монастырях от доходов получаемых последними от „богомольцев11. Некоторые обители ежегодно наводнялись последними в количестве сотен тысяч.. Напр , в Киезо-Печерской лавре в год бывало не менее 300.000 богомольцев, которых привлекали „пещеры с мощами11.
Духовные отцы „.ловили момент11 и обдирали богомольцев, выкачивая из них все, что последние с собой имели. „Проводник-монах", писал корреспондент „Биржи11 в 1875 году, „торопился окончить обход пещер, чтобы скорее начать новый и, следовательно, больше получить денег".
Относительно Троице-Сергиевой лавры 40-х гг. XIX в., иностранец-путешественник А. Гакстгаузен писал следующее: „Эти (монастырские сокровища) неисчислимой ценности; они превосходили все, что только можно видеть в остальной России, во всей Европе, не исключая даже Рима, Лоренцо и др.“
Огромные доходы приносили так наз. „чудотворные иконы", Напр., Иверская часовня в Москве давала не менее 60.000 руб. в год. не считая личных доходов духовных отцов, обслуживающих эту часовню.
По словам современников, один казначей, прослужив при Иверской часовне несколько лет, нажил капитал в 40.000 руб.; даже послушники имели возможность тратить в одном из самых дорогих трактиров Москвы по 60 руб. за обед *)•
Таким образом, из приведенных данных видно, что церковь от секуляризации в конечном счете, не проиграла. За счет уменьшения земельных богатств и крепостных она получила возможность накоплять денежные капиталы и превращаться таким образом, в круп
’) Там же. Стр. 88, 120, 130, 131, 141, 148.
нейшего капиталиста В 1859 г. церковь располагала капиталом в сумме 14.045433 руб. 291/» коп.; рост капиталов продолжался и во второй половине XIX века...
Наконец, необходимо отметить, что секуляризация не совсем покончила и с церковным крепостничеством. По закону 26-го февраля 1764 г. в услужение монастырей и архиерейских домов было оставлено 4081 чел. прислуги, которая набиралась из экономических крестьян, получала жалование от 6 до 25 руб. в год и освобождалась от рекрутства и податей.
Юридическое их отличие от помещичьих дворовых людей заключалось в том, что срок их службы устанавливался—25-ти летний, по истечении которого они снова возвращались в состояние крестьян, а на их место набирались новые. Но фактически они по своему правовому и экономическому положению мало чем отличались от помещичьей дворни.
Крестьянская ..реформа'1 1861 года не могла, конечно, пройти мимо этих церковных крепостных лакеев и чернорабочих. Но освобождение их было обставлено таким образом, что духовные отцы остались в выигрыше. В то время как помещичьи дворовые люди, по истечении 2-х летнего периода после манифеста 19-го февраля 1861 г., отпускались на волю без всякого выкупа, церковные владельцы по зак. 21-го марта 1865 г. за своих служителей и „приставов1' получили большое вознаграждение. Мужские монастыри—143.440 руб., женские—24.760 руб. Причем эта сумма была распределена неравномерно между обителями. Это видно из следующей таблицы:
3	мужск. монастыря	получили	по	ISO-	240	руб.
100				320—	400	
29	> »	»		440—	640	>
34	» »	»		720—	880	»
23	. » >	»	»	960—		
И	» >	»	»	1200		»
7	» »	»	»	1280—	1700	
1	» »	»		2400		
2	» »		»	4000		
49 женск. монастырей получили по 120—200 руб.
28 12	»	»	»	» »	210-280 400—700	»
4	»	»	>	»	750—780	»
1			»		910	»
1	»			»	950	»1)
Таким	образом, ни		секуляризация	1764 г., ни „		реформа" 1861 г.
не лишили	церкви ее	экономического		базиса и значения социально-		
политической господствующей силы. Эти „реформы11 помогли лишь церкви переродиться из феодальной организации в буржуазную.
глава х.
Защита и идеологическое оправдание крепостничества церковью.
Церковь до конца являлась оплотом крепостничества.
Разрушение церковного феодализма, происходившего под давлением дворянства и буржуазии, сопровождалось отчаянной борьбой духовенства, которое употребляло все свое влияние и весь свой авторитет, чтобы сохранить феодальные права и привилегии и удержать-за собой массу крестьянского крепостного населения. Более того, представители церкви стремились стать на защиту вообще крепостной системы хозяйства.
Но так как крепостничество тесно связано с ее политической оболочкой—самодержавием, то церковь наряду с защитой крепостного права стремилась идеологически обосновать и абсолютизм. Правда последний, под давлением дворянства и буржуазии по временам действовал не в интересах представителей церкви, тем не менее тесный союз между церковью и государством никогда не прекращался, если не считать отдельных случайных эпизодов.
Это стремление церкви идеологически оправдать и защитить систему крепостничества и абсолютизма проходит красной чертой через гею русскую историю вплоть до „реформы" 1861 года. После этой даты церковь по прежнему продолжает быть оплотом абсолютизма, а вместо системы крепостного хозяйства она начинает защищать буржуазные формы эксплоатации рабочих и крестьян.
Потребность в обосновании крепостничества и самодержавия появилась одновременно с развитием торгового капитализма и разложением феодальных отношений, т. е. с конца XV и нач. XVJ в. в. В это время появляется первый крупный идеолог крупной земельной собственности Иосиф Волоцкий (игумен Волоколамского монастыря) и его партия в первой четверги XVI в. „иосифляне" ставили на одну лоску „царя небесного и земного" и „волю царя" отожествляли с „волей божией", Одновременно с этой проповедью самодержавия эта партия боролась против всякого посягательства на церковные владения, доказывая, что только «нечестивые цари (намек на Ивана могут отнимать от церкви ее достояния" ’).
В доводах защитников церковной земельной собственности можно легко подметить экономические, классовые интересы духовенства. Они. примерно, развивали свою теорию след, образом: не следует посягать на церковные владения, так как, что принадлежит церкви, то дано ей богом; те, кто желают оттягать у нея землю, не достойны „милости божией". В подтверждение своих доводов они ссылались на исторические примерь» При прежних князьях, говорили они,—Владимире, Ярославе, Андрее, Всеволоде и др. „святители и монастыри
имели города, волости, слободы и села, и отлазать их не Смели, так. как все зги стяжания" принадлежат богу и не могут быть передаваемы никем и никогда
Даже, самые злочестизые цари ордынские (т. е. татарские) щадили собственность епископов и монастырей; не позволяли отбирать церковного стяжания, ибо оно есть божие и неприкосновенно"
Ссылались они также и на примеры из истории евреев, египтян, греков, римлян и др. „Левиты еврейские" продолжали они, „имели города, волости, и села, которые не могли быть продаваемы и отдаваемы"; даже в языческом Египте жрецы имели свои земли, неприкосновенные для фараона; римский папа, византийские цари также запрещали „расточать церковные владения".
В Новгороде защитники церковной земельной собственности нашли необходимым включить в „чин православия" следующее проклятие; „вси начальствующие и обидящии святые божие церкви и мона-стыреве, отнимающе у них данные тем села и винограды, аще не престанут от такового начинания, да будут прокляты", а в одном дошедшем до нас рукописном синодике (XVII в.) на полях против этой анафемы сделана заметка для протодьякона: „возгласи вельми"
Один из самых последовательных защитников церковной земельной собственности патриарх Никон- в полов. XVII в. писал: „священническая часть—божия часть, и потому отнятие у духовенства пожертвованных вещей и имуществ равняется похищению наследства божия".
Такими доводами защитники церковной земельной собственности ' в XVII—XVII в.в. стремились обосновать право на эксплоатацию тру- i дящихся масс, населявших церковные вотчины.
Чем больше церковные земельные богатства подвергались нападкам со стороны дворянства и буржуазии, тем церковь становилась более горячей защитницей абсолютизма, системы крепостничества, гнета и бесправия. „После неудавшейся попытки патриарха Никона, .говорит В. И. Ленин", разыграть в России роль римских пап, совме- j щавших на Западе духовную власть с главенством светским, церковь / наша в лице высших своих представителей—митрополитов, всецело и V навсегда подчинилась власти государей" 4).
Усердие духовных отцов в этом отношении заходило так далеко, что с начала XVIII века они начали исполнять полицейские функции на службе самодержавия.
По указам 1716 и 1722 г.г. духовенство обязано было доносить t губернаторам об антиправительственных и революционных замыслах * своих прихожан. „Ежели кто на исповеди", говорилось а регламенте! «духовному отцу своему некое зло и нераскаянное умышленна на < честь и здравие государево, наипаче же на бунт и измену объявит, то должен донести вскоре О том, Где надлежит, в Преображенский приказ Или Тайную Канцелярию. Ибо сим объявлением нё пороКуетСЯ исповедь, и духовник нё преступает правил евангельских, но еще исполняет учение Христа; „обличи брата, аще Же не послушает, по-веЖдь церкзи". Когда уже так о братнем согрешении господь повелевает, то кольми паче о злодейственном на государя умышле-
М. Горчаков. Зем. влад. Стр. 164.
Ч Пр. Фимозе. Her. русск. церкви. Т. Ш. Ctp. 30.
*	г. В Плеханов. Соор, соч Т XX. Стр. 142—144.
*	Мысли В. И. Ленина о религии. Изд. „бтеисг". Стр. 42
'	') С. Мльгуноз Церковь и государство в России. М. 1937 г. Ст,-, 23,
Впрочем и без этих правительстзенных указов духовенство весьма активно выполняло свою роль охранительницы системы насилия, гнета и эксплоатации.
Но за эту службу духовенство желало сохранить свои крепостные латифундии, в защиту которых оно горячо выступает в XV111 веке. Указ 1762 года об отобрании церковных владений вызвал со стороны духовенства резкий отпор. Об этом пишет прусский посол следующее: духовенство подало императору представление на русском и латинском языках, где жалуется на насилие и странные поступки с собой, вследствие указа об отобрании церковных имуществ... Эта бумага, подписанная архиепископами и многими из духовенства, составлена в чрезвычайно сильном тоне: это не просьба, а скорее протест против государя" ’).
Наиболее мощным движением в защиту церковного крепостничества было выступление Ростовского митрополита Арсения Маце-евича, за которым шло все духовенство при Екатерине 11.
В весьма резкой форме Арсений выступал против секулярйзации церковных имуществ. Основываясь на апостольских писаниях и решениях вселенских соборов, он решительно возражал против всякого посягательства на церковные имения и советовал, под страхом отлучения от церкви, не отбирать церковных имуществ, а взятое возвратить; между прочим он ссылался на пример некоторых народов, живущих в России, которые „к своим идолам доброхотствуют и, сколько могут, обогащают их привесами и деньгами всякими, а также куницами, соболями и лисицами".
Однако, чувствуя слабость своих доводов, Арсений пускает в ход более сильный, с его точки зрения, аргумент: если, говорил он, будет проведена задуманная реформа, то крестьяне перестанут платить оброки, „хоть душу из них возьми" и в таком случае монастыри и архиерейские дома останутся без дров, хлеба и денег, без последнего работника; у нас не Англия, чтобы „едиными деньгами жить и пробиваться, а наипаче монастырям и домам архиерейским, на которых работать мужику сходнее и способнее, нежели деньги давать, которыми если бы он и изобиловал, то лучше ему умереть, нежели с ними расстаться".
В заключение своих доказательств в защиту церковного крепостничества Арсений прибегает к угрозе, что, в случае проведения секуляризации, в короткое время у нас переведется благочестие, от которого может не остаться и следа, разве только в памяти многих будет сожаление, что в „столь древнем и благочестивом государстве, на весь свет славном и знатном, вдруг не от татар и ниже от иностранных неприятелей, но от своих домашних, благочестивыми и сынами церкви называющихся, церковь и благочестие истребится" 2).
От слов Арсений пытался перейти к делу. В 1763 г. он в обряд „православия" вставил следующие две статьи, направленные против правительства. „1. Иже кто", читаем мы тут, „встанет на церкви божия, на храмы и места святые, злии крамольницы и советницы их: да будут прокляти. 2. Веи насильствующии и обидящии святые божии церкви и монастыри, отнимающие у них данныя тем от древних бого-любцев и монархов благочестивых имения, и чрез то воплощения христова дело и безкровную жертву истребляющий, аще не останутся
i) М. Попов. Арсоний Мацеович и его дело.'СПБ. 1г12 г. Стр. 354.
’) Н. Иконников Арсений Мацеевич. ,,Русек. Старина*. 1879. Т. XXVI. Стр 17

от сего -1не такового начинания, но и еще помышляти будут таковое злодейство, яко Ннания и Сапфира и яко крайним врази оэжии, да будут проклята" ')
Это проклятие по адресу правительства, которое провозглашалось в торжественной обстановке, во время богослужения, по существу являлось актом, направленным против правительства и дворянства.
Когда Лрсений был арестован и доставлен в Москву, то на допросе он пытался еще раз в устной форме выступить в защиту церковного крепостничества. Повидимому, его речь носила настолько резкий характер, что присутствующая при допросе Екатерина II .за-}? жала себе уши, а ему закляпали рот“.
Интересно отметить, что разгром церковного крепостничества вовсе не уменьшал роли церкви в защите системы крепостного хозяйства.
Потеряв крепостные владения, церковь, тем не менее по преж- f нему является идеологом крепостного права и самодержавия.
В то время, как часть дворянства, под влиянием развития промышленного капитализма в России становится на буржуазные рельсы и готова пойти на ликвидацию крепостных отношений и, даже самодержавия,—духовенство является до конца ярым врагом всякой буо-жуазно-прогрессивной мысли и последовательным защитником старых, отживших устоев общественного строя.
Так смотрит на духовенство и правительство, которое опирается на него всякий раз, когда нужно подавить, заглушить всякую свободную мысль и революционное движение социальных низов против угнетения, и эксплоатации господствующих классов.
Широкое крестьянское движение, направленное против крепостного права и помещичьего деспотизма при Павле I подавляется правительством не только военными мерами, но и с помощью религии и духовенства. В манифесте 29-го января /797 года...крестьянам пред-писывалось „спокойно пребывать в послушании помещиков", а духовенству вменялось в обязанность предостерегать прихожан своих против ложных и вредных разглашений и утверждать в благонравии и повиноьегии господам своим".
Одновременно с этим указом правительство принимает меры к тому, чтобы в „священный сан поступали люди надежные, которые и учением и примером собственным утверждали бы духовных чад своих в спокойствии, послушании и добрых поступках".
Синод с своей стороны стремился „предусматривать и упреждать возмущения крестьян"; с этой целью епархиальным архиереям было предписано следить за попами и, в случае малейшего подозрения в сочувствии крестьянам, немедленно отстранять духовных отцов от должности, награждая, однако, тех из них, которые „свойственными пастырю средствами крестьян от оного (возмущения) удержат и приведут к послушанию установленной власти" 2).
На протяжении всей первой половины XIX в., вплоть до крестьянской „реформы" включительно церковь горячо выступает в защиту крепостничества и абсолютизма, являясь непримиримым врагом свободы.
Когда первые вожди буржуазно-революционного движения, на_;. правленного против деспотизма самодержавия и крепостного прай^.
*1 М Попов. Ярсений Мацеевич и его дело. СПБ. 1912. Стр. 382.
Б. Титлинов. Православие на службе самодержавия. М-1924. Стр. 164, ?•,*-
в 1825 году погибли на висилице, то на следующий день церковь возблагодарила бога за пролитую крозь, а петербургский митрополит Серафим „скача и пляша от избытка духовного веселия", торжественно объявил Николая—„истинным христианином", а декабристоз „извергами, исчадием ада, сынами дьявола".
„В суровую эпоху Николая Г', гозорил В. И. Ленин, „когда пробуждается общественное самосознание, под влиянием великих социальных движений на Западе и у нас выдзинуло единичных борцоз против возмутительного порабощения простого народа церковь наша оставалась совершенно равнодушной к его страданиям и вопреки завета христа о братстве людей и милосердии к ближним, ни один голос из среды духовенства не раздался в защиту обездоленного народа от сурового помещичьего произвола, и это только потому, что правительство не решалось пока наложить руку на крепостное право, существование которого Филарет Московский, прямо оправдывал текстами св. писания из ветхого завета"
Последний был наиболее ярким идеологом крепостного права во второй четверти XIX в. В своих многочисленных трудах и проповедях он полно и последовательно отразил крепостнические тенденции духовенства. Более того, он стремился сделать церковь надежной опорой крепостного самодержавно-бюрократического строя.
В период „крестьянской реформы" духовенство, под руководством митр. Филарета, употребляло все усилия к тому, чтобы, по возможности, ухудшить условия, на которых освобождались крестьяне.
Выполняя функции правительственных агентов, духовные отцы принимали деятельное участие в подготовке и в проведении „освобождения", взяв на себя задачу идеологической обработки общественного мнения крестьян в пользу „великой реформы". В этом отношении духовенством было сделано все, чтобы лучше одурманить крестьян. Причем этот обман производился в широком масштабе по за* ранее разработанному плану.
В своих приходах попы развернули, по директивам свыше, весьма активную пропаганду среди крестьян, поучая последних, чтобы они соблюдали верность царю и позиновение начальству, чтобы неуклонно и добросовестно выполняли повинности и платили определенные подати и оброки.
Более всего правительство опасалось крестьянских беспорядков □ связи с проведением в жизнь нового „положения" о крестьянах. Поэтому этот пункт был включен в программу духовных пропагандистов.
Если крестьяне, говорилось в инструкции Филарета последним, бу тут недовольны „неправильными отягощениями" помещиков, то необходимо внушать им искать защиты „законным" путем и с „терпением ожидать от начальства исправительных распоряжений и действий правосудия".
При этом попам рекомендовалось разъяснять крестьянам, что свобода состоит не в том, чтобы поступать „по неаграниченнсму произволу" (намек на революционные действия), а в „полезных делах" в пределах, поставленных законом".
Полы должны были убеждать крестьян в том, что манифест 19-го , февраля есть „плод отеческого попечения" о них царя.
1) Мысли В, И. Ленина о религии. Изд. „Лтааст", Стр. 42—43.
В инструкциях Филарета предусматривался и тот метоп, который бы дал возможность искуснее обмануть крестьян. С одной стороны, полам рекомендовалось в своей пропаганде избегать таких действий^ которые могли бы возбудить в крестьянах подозрение, что они ..назначены правительством"; поэтому от попов требовалась большая осторожность в выполнении своих политических поручений.
С другой стороны, духовные отцы должны были немедленно уведомлять высшее начгзльство о ..каких-либо толках, неблагоприятных делу и общему спокойствию" и особенно о попытках отдельных лиц „возбудить волнение умов"; но при этом вменялось в обязанность попам действовать „с тихостью и скромностью и с устранением ненужной посторонней гласности, сколько то возможно" ')•
Это опасение крестьянских волнений нашло отражение и в самом манифесте 19-го февраля, который, как известно, был составлен митрополитом Филаретом. В этом акте автор счел необходимым подчеркнуть, что „по закону христианскому, всякая душа должна повиноваться властям предержащим, воздавать всем должное и, в особенности, кому должно, урок, дань, страх, честь; что законно приобретенные помещиками права не могут быть взяты от них без приличного вознаграждения или добровольной уступки, что было бы противно всякой справедливости пользоваться от помещика землей и не нести за нее соответственных повинностей".
Все содержание манифеста от начала и до конца носит иезуитский характер. Приглашая призвать „божие благословение" на „свободный труд" крестьянина, составитель стремился обосновать с христианской точки зрения тог грабеж, который был совершен в „законной" форме помещиками над крестьянами.
Сам Филарет был упорным противником освобождения крестьян. В крайнем случае он соглашался дать личную свободу последним,но решительно возражал против наделения их землею. Когда крестьянам будет объявлено, говорил он, о праве их на nocTOsиное пользование землей, то не откажутся ли они выполнять соглашения с помещиками и не найдут ли себя последние стесненными в праве собственности и не подействует ли это неблагоприятно на их усердие к правительств у
Во второй редакции проекта манифеста Филарет, как известно вычеркнул слосо „радость" по отношению к делу освобождения крестьян и мотивировал это, в письме к графу Панину, следующими доводами: от лица царя нельзя упоминать слово, которому бы многие не сочуствовали; освобождению крестьян от крепостной зависимости могут радоваться люди теоретического прогресса, но „благонамеренные люди ожидают оного с недоумением, предусматривая затруднения".
Ярче невозможно было высказать своих крепостнических убеждений.
Филарет был последовательным в своей идеологии: будучи сторонником сохранения крепостного права, он высказался и против отмены телесных наказаний. Вопрос об употреблении телес: ого наказания, говорил он, в государстве стоит в стороне от христианства; если государстве найдет неизбежным в некоторых случаях употребить телесное наказание, христианство не осудить згой строго с т и.
9 Б. Т,гл,шов. Гравссаавие на служба самодср::«эв::я, М. 1721 Стр 165
Та роль церкви, которую она сыграла в эпоху борьэы крестьян за свое освобождение, оно, продолжало выполнять и в истории великих классовых боев во 2-й половине XIX и XX в.в. вплоть до наших дней.
В революциях 1905 и 1917 гг. и в гражданскую войну 1918— 1920 гг. с церковной кафедры неслись не слова „любви и братства11 к рабочим и крестьянам, а контр-революционные призывы к избиению революционных борцов за дело освобождения трудящихся масс от гнета, насилия и эксплоатации всей капиталистической системы вместе с ее придатком—церковью...
Приложение Л4> 1.
По рэзизяи 1*7«-»4 г. во владении монастырки различных епархий числилось крепостных крестья:*1)
В епархии Московской......... 70.487
я Новгородской. , . • о! 514
„ Вологодской. . . - 40.172 CJ	П	'
л	„	Ростовской ........ 38.078
ж	„	Вятской....... 33.948
я	„	Переяславской .	.	•	23.978
я	„	Рязанской ......... 22.640
„	„	Суздальской....21.247
,	„	Тверской.......19.697
„	я	Нижегородской.	.	.	17.541
„	„	Костромской ....	17 327
„	„	Архангельской.	.	.	16.294
„	_	Казанской......14.424
В епархии Псковской . ....	12.970
„	»	Крутицкой.........11.148
и	„	Владимирской . . .	9.659
„	„	Тобольской........	9.224
ч
„	„	Устюжской .....	7.139
„	„	Белогородской ...	5 752
„	„	Коломенской ....	5.554
„	„	Смоленской ....	3.924
„	„	Иркутской..........2.241
„	„	Воронежской. . . .	981
Кроме того за Ставропигиальными монастырями. ..... 204.244
Всего. . . 6j0.185
11,1	1		•1 ~Л>
г) в. Милютин. О нед.
. 140—152.
ПрилоЖсиие № 2.
Во владении отдельных монастырей, по ревизии 1744 г., считалось крестьян: ])	*	•
1. Во владении мужских монастырей:
Троицкого Сергиева............Кб	60.)
Александро-Невского.........25 46+
Успенского Трифонова	....	‘23 359
Кирилло-Беяоозерского.21 .590
Савино-Сторожевского...16.047
Московского-Новоспасского.	.	.	14.125
Спасо-Ярославского.....13 981
Новоиерусалимского Воскрес. . 13.660 Московского Симонова .... 12.146 Иосифова-Золсжоламского . . . 11.422 Пафнутьева-Боровского .... 11.067 Суздальского Спасо-Евфимиева 9.787 Троиц&ого-Калязинского..	. .	8 4S1
Нижегородского Печерского . .	8.236
Свияжского Богородицкого . .	7 247
Иверского.....................7.113
Московского Донского........ 6 957
Борисоглебского ...	....	6 78)
Никольского Карельского . . .	6 214
Высоко-Петровского..........  5.998
Хуты некого................. 5.509
Солотчинского............... 5 432
Соловецкого	5.180
Курского Знаменского........ 4 836
Бежецкого Антониевского . . .	4.6:0
Костромского Богоявленского .	4.610
Новгородское Юрьевского. . .	4.508
Тихвинского большого........	4.352
Нижегородского Благовещенск. 4.197 Крестного .	............. 3 993
Псково-Печерского........... 3 919
Преображенского Пискорского 3.823
Богословского................. 3.794
Московского Угрешенского . . .	3.787
Сийского Антониева . . » • , 3.333 Крестовозпвиженского . . . . 3.219 Макарьевского-Желтоводского . 3.171 Троицкого Даниловского.. . . 3.1.53 Макарьевского Унженского < .	3 031
Углицкого Покровского .... 2.964 Высоцкого..................... 2.063
Св. Антония Римлянина . . « « 2.950
Спасского Рязанского......... 2 943
Боровского	. 2.887
Старицкого Успенского........ 2.871
Корнилиева* . ..........*	< . 2.803
Спасо-Прилуцкого .. . . , , . < 2,798 Троицкого Селижаройа > . . . . 2.785 УглйЦкого Алексеевского. . 6 . 2.596 Галйцкого . .	. . а .	2.443
Бяземского ПрСцтеЧенскогО; - •	2.398
Ёелёвскбго Спасского . .	. . 2 329
Устюжского Архангельского . • С2.ЫЬ Павлова Обнорского ...	2.277
НоВотбржского БорисогЛебскОТо 2.232 Можайского Луженного......... 2.2 2
Успенского Далматова......... 2.152
Ферапонтова . .	.....	2.151
Тобольского Знаменского . .	2.136
МоЛчанского Путинльского . . .	2 124
Переяславского Никитского > а 2.038
Казанского Преображенского . Николаевского Радовицкого . . Сзятогорского ...	....
Николаевского Чернеега . . . Спасо - Каменского...........
Московского Андрониевского. . Московского Знаменского. . Крестовоздвиж. Верхочепецкого. Никольского Улеменского . . Нижнеломовского Богородичн.. Кизического ............ . .
Верхоязвенской Успенск. пуст. . Московского Златоустова м ря. . Владимирского Спасского Злато-вратского .	.............
Верхотурского Никольского. . . Желтикова.................-	.
Архангельского...............
Рафаилова Высоцкого..........
Спасо-Евфимиева..............
Лаврентьева Калужского.......
Сол ьвычегодского Введенского. Троицкого Тюменского.........
Сермисзерской пустыни .... Цареконстантиновского .... Раифсксй пустыни.............
Вязмитского м-ря.............
Севского Спасского ....... .
Синодальной Картошевск. пуст.. Никольской Троицкой .........
Орловского Успенского м-ря . . Козьмодемьяновск. -Спасского. . Николаевского Волосова . . . Енисейского Спасского .......
Никольского Любошова . . .
Устюжского Ивановского. . . . Елеазарова ... . ............
Троицкого Рябова ............
Кожеозерского................
Томского Алексеевского. ....
, Туруханского Троицкого . . . « Богоявленского Острожскою . . Спасского Иннокентиева ... Перемышлъского Николае веко го Златоустова...................
Троицкого Селенгинского.'. * УспеЖЖбгО Иваницкого ...» Кашинского Дмитровского . . * Сковорадсного............
Эосймо-СаввзтиевСк. пуСгЬгнй.; .
Спасской КОзорскбй .... 4 Кукарского Покровского м*ря » ИрЫпецкОго ..................
ХоТМЫШСКОга
Белбашскбго . . ...	.	а	.	а
МеЩовСкого Юхнова	.	.	•	.	.
Успенского Зилантова..	.	»	j	.
Лисицкого ................а	.
Благовещенского Ширийского » Рйсного Дмитриева ..............
Троицкого Телегова , < , » , •
1.972
1 945
1 .S74 1.855
1.7 1 S
1 682
1 643
1 629
1.576
573 570 563 556
552 543 534 529 524
524
523 518 516 513 513
506
502 497 493 4S3 482 465
4 60
453
459
450
450
445
442
439 431 430 416 407
389
381 380 37?
376
375 369 362 35?
356 346 343 ЗЗэ 331 539
О Там же.
Никандровой пустыни.........
Космодемьяновс. Гремячего м-ря.
Николаевского Моденского. . .
Московского Крестовоздвиженск.
Духова.............**'•’**’
Великолуцкого Троице-Серг. . .
Орденской пустыни...........
Киренского м-ря ............
Никольск. Верхоломов. пустыни.
Лопотова м-ря . . . ........
Маркушенского...............
Богословского ..............
Ярославского Афанасьева . . . Троицкого Елецкого .........
Никольского Перемовского. • .
Александр, пустыни . ... .
Уфимского Успенского м-ря . . Петропавловского Сереткина . • Гремячего .	..............
Николаевского Прилуцкого. . .
Бог. Холуницкого............
Учемской Кассиановой пустыни.
319
318
312 309 306
305 301 300
299 292 290 285 274
273 273 271
271
270 268
265 262
255
Арзамасск. Спаса-Преображ. м-ря 1.530
Вяжицкого................... 1.490
Андриановского ............. 1.486
Никольского Шартомского . . .	1.474
Ярославского Польского ...»	1 447
Деревяницкого .............. 1.444
Богоявленского Аврамиева . .	1.430
Смоленского Аврамиева....... 1.427
Брянского Петропавловского . .	1.423
Спасо-Геннадиева............ 1.378
Николаевского Рыльского. . .	1.365
Железно-Боровского..........1.361
Лихвинского Доброго......... 1.339
Владычного...............  .	1.331
Великопустынского........... 1.304
Николаевск. Амросиева Дудина 1.296
Воскресенского Череповского. .	1.280
Тверского Отроча............1.275
Спасского Муромского........ 1.249
Московского Даниловского. . .	1.243
Козьмина................... 1.237
Кириллова................... 1.235
Богоявленского Голутвинского . 1 234
Борисоглебского Дмитровского. 1.214
Александро-Свирского........ 1.168
Лютикова. ...	........... 1.153
Троицкого Истобенского . . . .	1.121
Богородицкого Бобренева. . .	1.116
Тихонова Никольского........ 1.081
Смоленского Троицкого. ....	1.077
Колацкого Можайского........	1.069
Спасского Поликарпова. . . .	1.058
Московского Богоявленского. .	1.014
Троицкого Гледенского.......... 994
Болдина Троицкого............. 972
Мещовского Юрьевского.......	963
Святогорского. , .'.........	957
Мироцкого...................... 952
Троицкого Дорогожанского .. .	944
Муромского Борисогл............ 932
Углицкого Воскресенского . . .	919
Городецкого Аврамиева ....	833
Троицкого Усть-Шехонского . . .	821
Кирилова Новосзерского. • • • а 816
Троицкого Коди нс ко го .	. . . *’ 775
Шеренской Богор. пустыни . .	771
Архангельского в Юрьеве По-вольском м-ря...............
Сновицкого...............' ’
Иркутского Вознесенского.. . . Духова......................
Отенского...............’	* ’
Боголюбова .........•	. . . .
Пошехонской Выксенск. пуст. Спасского Старорусск м-ря . Глущацкого............. ....
Александро-Шевенского • . . . Новозаозерского Аврамиева . . Клопского ...................
Вознесенского Соликамского... Знаменского Капшина ...... Вознесенской Давидовой пуст.. Богоявленского Слободск. м-ря. Чебоксарского Троицкого . . . Никольского Коряжемского. . . Уржумск. Спасск. Чепочкина . . Казанского Предтечева ...... Сестренского.................
Якутского Спасского .........
Москзвского Греческого .... Михайловского Новорождест. . . Знаменского Филиппова .... Серкадского..................
Тульского Предтеченского . . . Николаевского Беседного .... Зосимо-Савватиевской пуст. . . . Рославского Спасского м-ря. . . Теребянской пустыни..........
Кузнецкого Рождественского м-ря Гороховского Николаевского . . Троицкой Кодемской пуст. . . . Петровского Мценского м-ря . . Семеновой Волошской пуст.. . Богословского Чердынского м-ря Духова ......................
Александровского на Куште . . Г еоргиевского...............
Мохнова . . ..............
Разважсиого..................
Рождественского Сямского . . . Белоградского Николаевского. . Пищуровой пустыни............
Сягомской . .... ............
Кожировой....................
Валуйского Успенского м-ря . . Югской пустыни...............
Рипной .....................
Троицкого Битюцкого м-ря.. . . Преображенского Самарина . . Кашиношверского..............
Борисоглебского Перемовского на песках .........
Крестовоздвиженского .... Малицкой пустыни..............
Троицко-Сытанова м-ря........
Проломской пустыни ...... Троицкого Шуйского м-ря . . . Никольской пустыни на Сендече Николаевского Одрина .	...
Крапивнинского Троицкого. . . Раковой пустыни.............
Заоникиевской ..............
Ломовской................
Предтечевой Соколов. . . ... •> Верхопаденской .............
757
г- - л
741
734
72*
709
697
679
679
657
653
649
645
616
613
601
600
590
585
90
90
87
86
83
82
82
81
81
80
78 ст г?
I /
76
76
74
74
71
65
62
60
58
54
53
52
50
50
50
50
49
49
48
48
48
48
48
48
47
45
42
42
42
41
39
38
38
36
36
35
данковского Покровского ...	33
Введенского. •............ .	33
Негренской пустыни ......	31
Золотниковской ................ 29
Исааковой...................... 27
Стороженского Николаевск, м-ря	27
Перехомского................... 26
Трудного ...................... 25
Партолинского.................. 25
Суздальского Васильевского . .	24
Верхонажемского................ 24
Красногорского................. 22
Богородицкой Казан, пустын.. .	21
Кадлоездерской ................ 18
Троицкой Синозерской........... 17
Рожд. Голубинской .....	17
Лосиноборского Преображ. м-ря	17
Никольской Столп, пустыни ...	17
Архангельской ................. 16
Любецкого м-ря................. 16
Досифеевой пустыни............. 16
Верхней пустыни Авраам, м-ря .	15
Троицкого Лисогорского ....	13
Туринского Николаевского ...	13
Ниловой пустыни . ............. 13
Преображенской Чернеевой. .	254
Великой пустыни за Городецким м-рем........................ 254
Ливенского Сергеева м-ря ....	250
Богородицкого Задонского . . .	236
Арсениева .................... 236
Яринского Вознесенского ....	236
Богородицкой Теплогорской пу-
стыни........................ 234
Кресторосской и Тиховой ....	234
Успенской Чусовской ........... 232
Успенского Шеренского м-ря . .	230
Спасова Печенского ......	227
Анастасиана.................... 225
Борисоглебского, что на Горе .	225
Клобукова....................... 221
Посольского Преображенского .	220
Крутицкого...................... 220
Покровского на Нерли ....	215
Воскресенского Обнорского . .	218
Ферапонтовского................. 210
Уздренской пустыни ......	208
Спасского м-ря, что на песках ..	199
Райской пустыни................. 199
Рябинского м-ря................. 195
Красноярского Введенского. . .	195
Коломенского Спасского ....	192
Успенского Подольнего........	1S0
Входоиерусалимского Верейского	178
Спасова м-ря Александров, пуст.	177
Богословского Черепецкого м-ря	170
Никольского Костромского . . .	168
Перетинского ................... 164
Троицкого Яблоновского ....	163
Спасского Порховского........	159
Царевококшайской пустыни .	158
Антониева Дымского м-ря. . . .	157
Богородицкого Игрицкого . . .	156
Нерчинского Успенского ....	150
Посолатина .......	...
Троицкого Небина ............
Казанского Лысковского .... Усольского Воскресенского .>. . Ворониной пустыни............
СпасоКукацкого м-ря .........
Воскресенского Устюжского . . Федоровского ................
Флоровского..............  .
Кудина Троицкого ...........
Синодального Флоровского.. . Устнедумского ...............
Саввина Вишерского..........
Николаевского Столбенского . . Суножроского. .	. . . .
Троицкого Соезерского........
Бабозерской пустыни..........
Успенского Несацкого м ря . . . Успенского Донецкого ..... Московского Перервинского . . Спасского-Зеленогорского . . . Варнавиной пустыни .........
Сойчинской...........
Благовещенского м-ря.........
Троицкого Оптина Волховского. Славянской пустыни .........
Горадеченской ...............
Оранского м-ря..........  .	.
Юрегорского м-ря.............
Алексеева Акатова........  .
Устюженской Железной Гурьевой пустыни..................
Балахонского Покровского . . . Шкнятинского.................
Кенского .... ..............
Преображенского Валаамского . Лальской Арх. пустыни . . . . Спасорадогожской пустыни . . . Спасской Забережной..........
Тихвинской . ................
Зоринской ..................
Южной Дорофеевой............
Преображ. Семилуцкого м-ря . . Даниловой пустыни . .	.... .
Никольск. Боризовской........
Сиреневой ...................
Никол, пуст, в Красных горах. . Введенской Озерской .........
Осиновской ..................
Предтечевой Яменской.........
Черноострожского м-ря........
Кинешемского.................
Солдовекого ......... Никольской Мокр, пустыни . . Дружинской..................
Толшевского м-ря. ....... Печенской пустыни...........
ПалеостроЕСкого м-ря........
Рождественской на Над. пуст.. . Гнилушской. .................
Седмигорской ................
Богоявленской ...............
Спасского Вожеозерского м-ря .
149
145
142
142
137
135
134
134
132
132
131
126
125
119
119
118
117
116
114
114
113
112
112
108
108
107
105
104
103
103
100
97
96
95
95
92
13
13
12
10
<»
9
9
8
Г4 4
6 6
6 6 W о 5 3 3 2 2 2
1
*	2. Во владении девичьих м-рей 9-
Московского Вознесенского м-ря 15.581	Покровского  ..............7.427
Московского Новодевичьего. . . 14.480	Аграфениевой девичьей пуст.. . 2.244
1) Там-же.
Московского Алексеевского м-ря	1.586
Тихвинского Введенского. . . ,	1.338
Федоровского. ................ 1.338
Москов. Рождественского. ...	1 009
Московского Георгиевского.. ,	7.057
Костромск. Крестовоздвиж.. . .	678
Троицкого Белбашского........	G20
Курского Троицкого.............. 455
Зверинского..................... 453
Новоторжского Воскреси.......	395
Евфимиева.....................   390
Знаменского .	  355
Московского Зачатейского . . .	343
Ризположенского................. 324
Старовознесенского.......... .	ЗЮ
Лихвинского Афанасиева ....	280
Богоявленского.................. 255
Енисйсиого Рождественского . .	249
Воскресенского.................  224
Сыркова......................... 224
Предтечева . . .	  221
Ильинского с Запсковья ....	220
Богородицкого Лыскова........	196
Рождественского ................ 194
Нововознесенского .............. 179
Перемыш. Рождественского . . .	174
Покровского ...	.....	169
Можайского Петровского ....	146
Зачатейского.................... 144
АлександроУспенского......... ИЗ
Владимирского Успенского .	.	.	109
Казанского Богородицкого .	.	.	100
Иоакимсвского................ 97
Галицкого Никольского Старо-торжского. . ................. 97
Смоленского Вознесенского. . -	93
Брянского Вознесенского ....	77
Архангельского .........	75
Ильинского с Завел.............. 75
Сокольницкого................... 67
Московского Ильинского • . . .	66
Рябининой пустыни............... 63
Воскресенского Бродского ...	60
Новгородского Ильинского ...	57
Успенского с Опочки .....	55
Рождественского с Избирска . .	53
Староущского Успенского. ...	50
Зачатейского (Костромского) . .	48
Введенского..................... 47
Дмитровского Варварского ...	44
Медовского .	   36
Курмышского Троицкого ....	24
Тресвятительского............... 20
Духова с Усохи. .	20
Богородицкого Елецкого ....	12
Порхова Рождественского. ...	б
Александровского Судальск. . '	3
Усольского Рождественского . .	3
Лазарева......................... 1
Оглавление.
Предисловие ........... ....................
Глава I. Накопление русской церковью, земельных богатств и денежных капиталов .................................
Глава II. Феодальная организация церкви ..............
Глава III. Пути и способы закрепощения церковн. крестьян.
Глава IV*. Формы эксплоатации крепостных крестьян цер-^ ковью.................................................
Стр.
3—5
6—22
23—30 31—43
44—55
Глава V. Управление церковными вотчинами  ........... 56—63
Глава VI. Духовные крепостники в их личном быту ....	64—69
Глава VII. Борьба бояр, дворянства и буржуазии против церковного феодализма.............................. 70—77
Глава VIII. Революционное движение церковных крестьян в 50-х г.г. XVIII в. . . .....................
78—84
Глава IX. Ликвидация церковного крепостничества и революционная борьба крестьянства в 60—70 г.г. XVIII в................................................... 85-95
Глава X. Защита и идеологическое оправдание крепостничества церковью........................................... 96—102
Приложение...............................103—107
Оглавление..................................
108-