Общая ситуация в буржуазной философии на­ших дней
Фальсификационизм Поппера
«Критический рационализм» позднего Поппера
Философский «анархизм» Фейерабенда
Предыстория и зарождение философской гер­меневтики
Метод герменевтики и ее антимарксистский ха­рактер
«Новые философы» во Франции
Литература
Содержание
Текст
                    НОВОЕ В ЖИЗНИ, НАУКЕ, ТЕХНИКЕ
СЕРИЯ
ФИЛОСОФИЯ
3/1982
Издается ежемесячно с 1976
И. С. Нарский,
доктор философских наук
НОВЕЙШИЕ
ТЕЧЕНИЯ
БУРЖУАЗНОЙ
ФИЛОСОФИИ
(Критический анализ)
Издательство «Знание» Москва 1982


ББК 15 И 28 Рецензент — Н. И. С т я ж к и н, доктор философ¬ ских наук, профессор. Автор — НАРСКИЙ Игорь Сергеевич, доктор фило¬ софских наук, профессор кафедры философии Академии общественных наук при ЦК КПСС, старший научный сотрудник АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. Нарский И. С. Н 28 Новейшие течения буржуазной философии (Критический анализ). — М.: Знание, 1982.—• 64 с. — (Новое в жизни, науке, технике. Сер, «Философия»; № 3). 11 КОП. В брошюре на основе марксистско-ленинской методоло¬ гии дается критический анализ новейших течений современ¬ ной буржуазной философии: критического рационализма, гер¬ меневтики и так называемых «новых философов». Раскрывая классовую сущность.и политическую направленность этих те¬ чений, автор показывает, что они представляют собой теоре¬ тическую платформу современного антикоммунизма. • Брошюра рассчитана на лекторов, пропагандистов, слуша¬ телей и преподавателей народных университетов, всех, инте¬ ресующихся проблемами философии, 0302020300 ББК 15 1 @ Издательство «Знание», 1982 г.
ОБЩАЯ СИТУАЦИЯ В БУРЖУАЗНОЙ ФИЛОСОФИИ НАШИХ ДНЕЙ В обстановке напряженного противоборства сил мира и вой¬ ны, резкого столкновения тенденций разрядки напряженности я реставрации «холодной войны», с присущим ей новым витком гон¬ ки вооружений, наступила еще одна фаза кризиса буржуазной философии. В целом этот кризис как составная часть упадка идео¬ логии капиталистического класса начался давно, еще в середине прошлого века. Его первым и вторым рубежами стали революция 1848—1849 годов и Парижская коммуна. Великий Октябрь вызвал резкое его углубление, а победа советского народа в Великой Отечественной войне и образование социалистического содружест¬ ва государств привели к следующему кризисному потрясению. Ны¬ нешняя фаза кризиса буржуазной философии характеризуется зна¬ чительным сужением социальной базы агрессивных и реакцион¬ ных групп господствующего в странах Запада класса. Складывает¬ ся широкий народный фронт борьбы против военной опасности и продолжается мировой революционный процесс. В этих условиях империалистические политики и идеологи прибегают к любым ухищрениям, чтобы воспрепятствовать своей изоляции. Они пуска¬ ют в ход финансовый и продовольственный шантаж, разжигают войны на разных континентах, запугивают «советской опасностью», прибегают к философской софистике, используя неустойчивость идеологического и политического мышления мелкой буржуазии. Двойственная, противоречивая позиция мелкой буржуазии и особенно некоторых ее слоев усложняет картину кризиса совре¬ менной буржуазной идеологии, тем более что среди предстааите- 3
лей первой за последние десятилетия выдвинулись свои крупные философы. Достаточно напомнить имена Ж.-П. Сартра и Т. Адор¬ но. И в этой связи надо прояснить роль мелкобуржуазного фило¬ софствования в рамках буржуазной философии в целом в наши дни. Это можно показать, в частности, на фактах поведения пе¬ риодических печатных изданий, выражающих интересы капитала, как, например, газета «Фигаро» во Франции. Нередко правая прес¬ са поддерживает мелкобуржуазных философов, осуществляя при этом определеную акцентировку их концепций, выделяя в них то, что наиболее выгодно монополистической буржуазии. Она как бы «воспитывает» их, корректирует взгляды, подталкивая к эволюции в направлении, желательном для дирижеров реакционной прес¬ сы. Иногда начинается с того, что буржуазная печать искусствен¬ но вызывает ажиотаж вокруг вчера еще почти неизвестных журна¬ листов и писателей, как это произошло с так называемыми «новы¬ ми философами» во Франции в 1976—1977 годах. Но бывает, что рекламная шумиха создается в отношении таких концепций и их авторов, которые являются носителями критики в адрес капита¬ лизма, но могут быть в силу особенностей этой критики (напри¬ мер, неоанархической) использованы для того, чтобы направить антикапиталистический протест масс в безопасное для капитализ¬ ма русло, помешать протестующим консолидироваться вокруг ра¬ бочего класса и коммунистических партий, и если удастся, то и сбить с толку рабочих, а значит, изолировать и дезориентировать борющиеся силы. В этом смысле мелкобуржуазная идеология (философия) не¬ редко оказывается невольной служанкой идеологии и политики собственно буржуазной. Так, в свое время произошло с махиста¬ ми, так недавно произошло с левым экзистенциализмом и с со¬ циальной философией франкфуртской школы. Вообще современные буржуазные идеологи, как правило, осознают, что критику в адрес капитализма ныне заглушить уже невозможно, массы предъявляют ему серьезный счет, буржуазные порядки потеряли притягательную силу для народов. Эти идеологи видят свою задачу в том, чтобы придать критике такой характер, 4
который позволил бы использовать ее саму в интересах сохра¬ нения устоев капитализма. И тогда, когда критика приводит ее носителей, неспособных найти реальный выход из капиталистиче¬ ского тупика, к самоизоляции, отстранению и бегству от общест¬ ва, к превращению их в замкнутых в себе и занятых внутренним переустройством личности одиночек. И тогда, когда складываются настроения не пассивного социального нигилизма, но стихийного бунтарства аутсайдеров. Отсюда заинтересованность буржуазных идеологов в определенной поддержке ультралевой идеологии и философии, тем более что она зачастую приобретает характер ре¬ визии марксизма или смыкается с ней, влияет на нее. К тому же эта поддержка создает видимость «демократизма» буржуазной пе¬ чати. При всем этом во всей своей остроте сохраняется и углубля¬ ется основное противоречие эпохи — между капитализмом и со¬ циализмом, а значит, между антикоммунистической и коммунисти¬ ческой идеологиями, между буржуазными концепциями и марк¬ сизмом. Это накладывает глубокий отпечаток на все остальные, подчас довольно запутанные, противоречия и конфликтные ситуа¬ ции современности. На XXVI съезде КПСС Л. И. Брежнев говорил, что фактом на¬ ших дней является «заметное обострение идеологической борь¬ бы. Для Запада она не сводится к противоборству идей. Он пус¬ кает в ход целую систему средств, рассчитанных на подрыв со¬ циалистического мира, его разрыхление. Империалисты и их пособники систематически проводят враж¬ дебные кампании против социалистических стран. Они чернят и из¬ вращают все, что происходит в этих странах. Для них самое глав¬ ное — отвратить людей от социализма» Задача данной брошюры — критический анализ новейших те¬ чений буржуазной философии, характерных для ее современного реакционного облика и активно используемых в антикоммунисти¬ ческой пропаганде. Те трактовки проблем войны, вопросы совре¬ менного этапа научно-технической революции и теории познания и т. п., которые не определяют основного содержания буржуаз- 1 Материалы XXVI съезда КПСС. М., Политиздат, 1981, с. 9. 5
Кой идеологии, не столь влиятельны, а в философском отношении малоприметны или недостаточно оригинальны, здесь мы не рас¬ сматриваем. Поэтому оставляем в стороне такие явления, как «эко¬ логический реализм», «открытый рационализм» и метафизический, так называемый «научный материализм», «неоконсерватизм» и т. д., а также течения, которые уже достаточно разобраны в на¬ шей’ литературе, как, например, «структурализм», «франкфуртская критическая теория общества», «философская антропология». Традиционные течения вроде неотомизма или характерные для прошлых десятилетий, такие, как экзистенциализм, уже не раз ос¬ вещались в нашей печати2. Мы их здесь также не касаемся. Отметим ряд главнейших особенностей современной буржуаз¬ ной философии в целом. Ее антикоммунистический характер про¬ является в неверии в человека, в его возможности и его буду¬ щее. Такие собственно философские черты многих ее течений, как субъективно-идеалистическая тенденция и агностицизм, т. е. отрицание познаваемости мира, сильное тяготение к иррациона¬ лизму и непринятие существования объективных законов общест¬ венного развития, т. е. отрицание закономерности прогресса, — теоретическая предпосылка и одновременно следствие антиком¬ мунистической , направленности этих течений. Со сказанным свя¬ зана й упорная борьба буржуазных философов против теории от¬ ражения и подлинно гуманистических ценностей, а с другой сто¬ роны — апелляции к религиозным псевдоценностям. Аморализм и ценностный нигилизм, как бы то ни было, доминируют в фило¬ софии стран Запада уже на протяжении десятилетий. Одним из проявлений иррационализма этой философии явля¬ ется мифологизация теоретического мышления. Если на заре че¬ ловеческой культуры мифы носили предрелигиозный характер, а затем их стали использовать либо как образное выражение идеа¬ листической философии, либо как средство аллегорического по- а См., например: Современная буржуазная философия. 2-е изд. М., Высшая школа, 1978; Кузнецов В. Н. Основные тенденции кризиса современной буржуазной философии. М., Знание, 1978; К а римский А, М. Антиисторизм «философии существования». М., Знание, 1980; О й з е р м а н Т. И. Критика буржуазной концеп¬ ции смерти философии. М., Знание, 1980* б
яснения и символического обрамления материалистических учений, то в период кануна и начала империализма миф стал превращать¬ ся в органическую форму философствования, ф. Ницше заявил, что то, что называют истиной, есть не более как удобная или вы¬ годная ложь, без которой человеку быть нельзя. Американские прагматисты иными словами выразили ту же самую мысль. Бур** жуаэная философия все чаще стала пониматься как мифотворче¬ ство, в котором миф играет роль необходимого самообмана, т. е< способа существования в мире иллюзий, осознаваемых как иллю¬ зии. Если фашисты насаждали миф «высшей расы», то в современ¬ ных США не менее рьяно насаждается миф гарантированного, будто бы реального индивидуализма для каждого3. Это означает дальнейшее унижение не только самого существа философство¬ вания, но и человеческого мышления и познания вообще, даль¬ нейшее принижение и опустошение человека: замена истины са¬ мообманом к иному финалу не ведет. Это унижение и опустошение осуществляются в буржуазной философии наших дней также посредством усиленной идеологиче¬ ской эксплуатации категории отчуждения. Данная категория в клас¬ сической немецкой философии была орудием борьбы против фео¬ дального общества, марксистская критика капитализма вскрыла ис¬ токи различных форм современного отчуждения в отчуждении труда, а в идеологии позднекапиталистического общества катего¬ рия отчуждения стала формой представлений о бесперспективно¬ сти общественного развития и средством клеветы на реальный социализм. Отчужденный человек в кривом зеркале буржуазных философов — это либо животное Ф. Ницше и немецкого фило¬ софского антрополога А. Гелена, находящееся во власти самых низменных инстинктов, либо лишенное субстанциальной опоры безликое и бесцветное, во всем изверившееся и придавленное «одномерное» существо экзистенциалиста М. Хайдеггера и «франк¬ фуртца» Г. Маркузе. Антропологический идеализм, стремящийся приписать огчужденность людям социалистического общества,— .3 См.: Парсонс Говард Л. Индивидуализм: навязчивый миф идеологии американского капитализма.— Философские наук!Ц 1981, Ms 3, с. 118 и др. Л
одна из самых активных форм антикоммунистической идеологии, особенно в 60-х — первой половине 70-х годов XX века. В современной буржуазной философии эпигонство и эклек¬ тизм сочетаются с претензиями на новаторство. Представители франкфуртской школы или структурализма в 60-х годах нашего века, а также реставраторы философской герменевтики и «новые философы» во Франции в 70-х — начале 80-х годов рекламиро¬ вали свои воззрения как якобы совершенно свежее слово о ду¬ ховной жизни общества. Но таким образом ставили вопрос и нео¬ рационалисты, персоналисты, феноменологи и неофрейдисты, не говоря уже о претензиях на абсолютную оригинальность у логи¬ ческих позитивистов и экзистенциалистов. Эти претензии фальши¬ вы, но это, повторяем, не значит, что новые явления в буржуаз¬ ной философии XX века, в условиях ее углубляющегося кризиса, всегда суть всего лишь повторения старого. Ведь сама логика борьбы империалистических идеологов против марксизма-лени¬ низма требует от них различных «усовершенствований», а измене¬ ния в социальной и политической обстановке, открытия в науках и новые проблемы, приносимые научно-технической революцией, заставляют их искать ответы и решения, которых в старых дог¬ мах не найти. Это особенно выпукло демонстрируется возникновением бур¬ жуазного философского псевдомарксизма, теснейшим образом связанного с философским ревизионизмом. Насквозь фальшивый лозунг «Назад к истинному Марксу!» прозвучал впервые еще в 30-х годах текущего столетия, а в 60-х годах на нем спекулирова¬ ли деятели франкфуртской школы (Г. Маркузе, Э. Фромм и др.), однако соответствующая ему тенденция в буржуазном философ¬ ствовании продолжает распространяться вширь и вглубь. Это есть следствие того, что буржуазные, а тем более мелкобуржуаз¬ ные идеологи вынуждены так или иначе признать, что учение К. Маркса есть могучая и притягательная для масс сила современ¬ ной жизни, и замалчивать это учение более невозможно. Зато еще не исчезли объективные условия, которые дают возможность из¬ вращать и фальсифицировать марксистскую теорию, дезориентируя своих слушателей и читателей. Далеко не каждое философское учение на Западе годится для 8
того, чтобы облечь антикоммунизм в обманчивую ультра-«левую» и антикапиталистическую оболочку. Правда, псевдорсволюционнся демагогия франкфуртской школы4 или позднего Сартра вполне подходила для этой цели, но ее нельзя было без конца тиражи¬ ровать. В претендующем на «респектабельность» «критическом реализме» и в разнузданном конгломерате учений французских «новых философов» антикоммунизм заново попытался рядиться в мнимо «демократические», а во втором случае и в анархическо- бунтарские одежды. Сквозная задача, вокруг которой концентри¬ руются усилия, состоит здесь в том, чтобы сбить с толку и ори¬ ентировать на ложный путь все те слои населения, в которых зре¬ ет и уже созрел протест против капитализма, изолировать их от рабочего класса, лишить последний возможных союзников, проти¬ вопоставить незрелые и сравнительно отсталые слои пролета¬ риата его наиболее организованному ядру и вообще выхолостить революционные потенции рабочего класса. Пропаганда иллюзии возможности «третьего пути» «между» капитализмом и социализ¬ мом в политике, а соответственно между идеализмом и материа¬ лизмом в философии исполняет в этих условиях важную роль. Выполнению этой задачи подчинено многое, в том числе изощренная терминологическая и смысловая софистика. Иллю¬ зорная, двусмысленная, иногда мнимо «марксистская» терминоло¬ гия, как правило, принята на вооружение многими современными буржуазными философами. В. И. Ленин прозорливо предупреждал, что философам эпохи декаданса нельзя верить на слово, обманчивая фразеология приз¬ вана скрыть ложное, реакционное содержание их теоретизирова¬ ния. Иногда (добавим: ныне все более часто!) они употребляют «слова марксистские, но все это — только слова, прячущие идеа¬ листическую философию... Все более тонкая фальсификация марк¬ сизма, все более тонкие подделки антиматериалистических учений под марксизм...»5 — вот что это такое. И когда западный фило¬ соф наших дней оперирует терминами «свобода» и «практика», 4 См.: Социальная философия франкфуртской школы (критиче¬ ские очерки). 2-е изд. М., Мысль, 1978; Бессонов Б. Н. Анти- марксизм под флагом «неомарксизма». М., Мысль, 1978. 5 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 351. 9
«материя» и «опыт», «истина» и «достоверность», «объяснение» И «понимание», термины эти приобретают в контексте его рассужде¬ ний совсем далекий от общепринятого или от научного смысл.’ Если для экзистенциалиста Жан-Поля Сартра «материя» означает чувство досадной «помехи» в деятельности субъекта, а «понима¬ ние» для немецкого герменевтика Ганса-Георга Гадамера это ин¬ туитивное «вживание» в подтекст, приводящее к результатам, как раз противоположным четкому и определенному уяснению содер¬ жания написанного или сказанного, если, наконец, для «критиче¬ ского рационалиста» Карла Поппера «истина» представляет собой то, что «похоже» на истину, не будучи ею по существу, для фран¬ цузского «нового философа» Жан-Мари Бенуа «свобода» состоит в самоизоляции отчаявшегося индивида, а для «франкфуртца» Альфреда Шмидта «практика» не имеет ничего общего с трудовой деятельностью и она неотличима у него от буквального совпаде¬ ния субъекта и объекта в махистско-богданонской «нейтральности» психического опыта, то спрашивается, какал же после этого может быть вера терминам и вообще словам? Философский язык современной буржуазной философии пре¬ терпел глубочайшую инфляцию. Но именно в этом своем качест¬ ве он очень удобен для того, чтобы внедрять в умы читателей неверные идеи и их ложную аргументацию под видом идей истин¬ ных и строго обоснованных. Недаром буржуазные философы ны¬ не так охотно называют себя «натуралистами», «реалистами» и да¬ же «материалистами» (с прибавлением резных прилагательных), «революционерами» в истории мысли. Не удивительно, что реви¬ зионисты марксизма с такой жадностью ухватились уже за саму терминологическую эквилибристику новейших буржуазных филосо¬ фов. Но еще более существенно, что они ухватились и за их смыс¬ ловую софистику. В современной буржуазной философии имеют место два взаимопротивоположных процесса, и второй из них по¬ лучает в этой софистике своеобразное истолкование. Разъясним сказанное. ’ С одной стороны, продолжается умножение различных мел¬ ких школок и течений, чуть ли не каждому течению и концепции с лихорадочной быстротой противопоставляют, путем компиляций, 10
«новое» противотечение и противоконцелцию. Плюралистический разброд буржуазной философии наших дней невообразим, но это способствует мифу о «богатстве» буржуазной мысли, а кроме того, — что важнее — псевдоноваторы ищут тем самым ключ к сознанию и сердцу различных групп и разной аудитории читате¬ лей. Пестрота и даже хаотичность учений до некоторой степени являются следствием не только обычной конкуренции между претендентами на «оригинальность» на рынке идей, но и внутрен¬ них противоречий между различными фракциями господствующе¬ го класса, между буржуазией и мелкобуржуазными слоями и т. д. Борьба между идеализмом и материализмом происходит даже внутри некоторых ответвлений идеалистических направлений: наи¬ более характерное проявление этого процесса возникло в виде метафизического «научного материализма» австралийского фило¬ софа Д. Армстронга, а также Д. Смарта, М. Бунге и др. 6. Плюра¬ лизм буржуазной философии, создавая иллюзию духовной свобо¬ ды, — «это инстинктивно найденный ею способ самосохранения»7. Одна из форм такого плюрализма состоит в образовании различ¬ ных гибридов. Так, на XV Всемирном философском конгрессе об¬ наружились гибриды, «например, между экзистенциализмом и нео¬ гегельянством, неотомизмом и феноменологией, герменевтикой и лингвистическим, анализом, неокантианством и неотомизмом, эко¬ логическим гуманизмом и структурализмом, лингвистической фи¬ лософией и метафизикой, феноменологией и структурализмом, бихевиоризмом и интуитивизмом, неопрагматизмом и антрополо¬ гизмом и другими течениями»8. Различные методы философство¬ вания, как поведенческий, логический, герменевтический и другие анализы, то и дело претендуют на мировоззренческий авторитет, несмотря на то, что сами переживают методологический кризис. Эти методы тоже образуют различные сочетания, либо прямо вы- ’ См.: Дубровский Д. И. Научный материализм и психо¬ физическая проблема.— Философские науки, 1975, № 6, 1977, № 2. 7 Богомолов А. С., Me ль в и ль Ю. К. Основные тече¬ ния современной буржуазной философии. Выл. 1. М., Высшая шко¬ ла, 1969, с. 25. . -’Ангел о в С те ф а н и Павлов Деян. Философия, нау¬ ка, общество. София, 1975, с. 69. Я
ступающие против материалистической диалектики, либо подменя¬ ющие ее реформистскими концепциями «противостояния», «равно¬ весия» и «примирения» противоположностей. С другой стороны, время от времени предпринимаются уси¬ лия по консолидации сил, перед лицом общего противника — диалектического и исторического материализма делаются попыт¬ ки объединения, интеграции нескольких разрозненных течений в более широкие потоки, а также выдвижения на первый план .не¬ большого числа пусть и весьма отличающихся друг от друга школ и учений. Так, в 20-х — 30-х годах на первом плане в Западной Европе, а затем в США возобладали три направления — неопо¬ зитивизм в разных его версиях, экзистенциализм и реставрирован¬ ный папским Римом еще в 80-х годах прошлого века неотомизм. В 60-х годах XX века на авансцену выдвинулись социальная философия франкфуртской школы, структурализм и философская антропология. Эти построения возникли в теоретическом отноше¬ нии не сами по себе, они многое восприняли соответственно от экзистенциалистской «онтологии» человеческой субъективности, логического позитивизма и так называемой «философии жизни», главным представителем которой в конца XIX века был Ницше. В минувшем десятилетии буржуазная печать создала рекламу «критическому рационализму» в Англии и ФРГ, западногерманской философской герменевтике и французским неоницшеанцам, из¬ вестным под названием «новых философов». Ведущих школ в современной буржуазной философии срав¬ нительно немного (к перечисленным можно, пожалуй, добавить феноменологию, аналитическую и психологически-историческую «постпозитивистскую» школы философии науки. И это обстоятель¬ ство побуждало к дальнейшим поискам «синтеза» в буржуазной философии. Попытки такого рода делались и раньше, объединить разные течения и направления пытались и на основе прагматиз¬ ма, затем на почве то «философии анализа» (расплывчатого ва¬ рианта неопозитивизма) и философской антропологии, то религи¬ озных концепций, наконец, теперь — на базе герменевтики. Но единую буржуазную философию ее сторонникам создать не уда¬ люсь, ее кризис продолжает углубляться, чем отнюдь, не ■ отрица¬ ется тот факт, что полемика между ее представителями во мно¬ 12
гом носит внешний характер. По существу, они едины в своей вражде к материализму и материалистической диалектике, к ре¬ альному социализму и его научной идеологии (именно таким, не очень существенным, был спор между «франкфуртцами» и «кри¬ тическими рационалистами» в 60-х годах в ФРГ, который окончил¬ ся тем, что «франкфуртцы» второго поколения немало восприняли от позитивистов-попперианцев). Самое большое, чего смогли до¬ биться в своих попытках теоретического объединения буржуазные философы, так это временного преобладания двух-трех школ при сведении отношения между ними к схеме альтернатив, т. е. взаи¬ моисключающих противоположностей. Вот эта-то схема и служит средством дезориентирующей смысловой софистики. В современной идеологической борьбе между силами мира и социального прогресса, с одной стороны, войны и реакции —г с другой, линия, разделяющая противников, пролегает между марксизмом и действительно тяготеющими к нему концепциями, с одной стороны, и буржуазными философско-социологическими и ревизионистскими построениями — с другой. В борьбе фило¬ софов принципиальная граница проходит соответственно между материализмом и идеализмом, подлинной диалектикой и субъекти¬ вистской метафизической лжедиалектикой, вообще между марк¬ сизмом и буржуазно-ревизионистскими теориями. На деле буржуазные философы следуют этим принципиаль¬ ным разграничениям и альтернативам, но на словах они, как и их ревизионистские сателлиты, в отношении ряда из этих альтер¬ натив то отрицают само их существование (позитивизм якобы во¬ обще «преодолел» противоположность и даже само различие между материализмом и идеализмом), то стремятся затушевать их мнимыми альтернативами. Они очень часто рассуждают о том, что главный рубеж борьбы пролегает будто бы между «гума¬ низмом», или интуитивно-эмоциональным «антропологизмом», с одной стороны, и «сциентизмом», т. е. наукой и сухим рациона¬ лизмом, — с другой, а также между позитивизмом и идеализмом, между субъективистской диалектикой и метафизикой, между ре¬ визионизмом марксизма и традиционными буржуазными философ¬ ско-социологическими школами. Развивая марксистскую критику в адрес современной буржу- 13
^зной философии, мы нередко обнаруживаем реальные пробле¬ мы, которые буржуазные философы не могут обойти молчанием, Коль скоро они не хотят покинуть поле битвы с философией марксизма, отдав ей решение этих проблем, и вообще стать бес¬ полезными для своего класса (та «польза», которую они своему Классу приносят, уводя читателей в дебри отвлеченной схоласти¬ ки, недостаточна). На все такие проблемы марксизм-ленинизм обя¬ зан дать свой ответ, и он его дает, будь то проблема техническо¬ го и культурного отчуждения или вопросы о структуре человече¬ ской индивидуальности, о роли эмоций в жизни людей, будь то проблема человеческой свободы или вопрос о соотношении пси¬ хологизма и логицизма в познавательной и других видах деятель¬ ности людей и т. д. Марксистские решения очень важны именно Для критических работ, ибо речь идет о борьбе за умы не еди¬ ниц, но множества людей. Последнее связано с тем, что буржуазная философия наших дней отличается не только высокоспециализированной логической вымуштрованностью, как это имеет место у аналитических фило¬ софов науки, писания которых предназначены не для широкой общественности. Эта философия отличается и тем, что многие ее йредставители обладают способностями к публицистике, к попу¬ ляризации своих идей и активно используют для этого такие сред¬ ства современной связи и массовой информации, какие и не сни¬ мись, скажем, французским просветителям XVIII века. Экзистен¬ циализм и неотомизм, «критический рационализм» и группа «но¬ вых философов» во Франции рубежа 70-х и 80-х годов XX века Отличаются именно стремлением к самому широкому влиянию на ^иассы. Современные буржуазные философы — и «критические ра¬ ционалисты», и герменевтики, и «новые философы» — перечерки¬ вают свои непосредственные теоретические источники, но сохраня¬ ют, однако, верность тому социально-пессимистическому принци¬ пу, которому следовали и их духовные отцы — философы 60-х Тодов. Г и бель капитализма для них означала бы гибель действи- -.тельности, с капиталистическим строем связаны их самые глубо¬ кие помыслы и устремления, хотя они в Этом не всегда призна- Ются. В эту простую схему укладывается и романтический анти- 14
капитализм «франкфуртцев», поскольку их нападки на техник}1 имели тот внутренний стимул, что развитие техники в конечно*} счете не принесет буржуазному строю ничего хорошего. Сознание кризиса капитализма и страх перед социализмом заставляли их Искать «третий путь», который помог бы этот кризис преодолеть* Указанной схеме соответствует и борьба «критических рациона¬ листов» собственно против идеи социального прогресса: не при* знаваясь в том, что они обскуранты, они изображают свою борь¬ бу как «третий путь» между иллюзией телеологической предна¬ чертанное™ победы прогресса и заблуждением насчет полной неспособности общественных отношений даже к небольшим изме¬ нениям. О своем «третьем пути» между прогрессом и реакцией не прочь порассуждать и французские «новью философы». Но во всех этих случаях формула «третьего пути» играет на руку вра¬ гам подлинного общественного и философского прогресса, до не¬ которой степени задерживая и осложняя процесс откола от ре¬ акции ее социальных резервов, вчера казавшихся столь прочны¬ ми и надежными. Аналогичное происходит и в новейшем французском структу¬ рализме, который в лице А. Гольдмана, С. Наира и других пыта¬ ется ныне преодолеть метафизичность прежнего структурализма путем «прививки» и нему идей франкфуртской школы, дабы сде¬ лать его «генетическим», диалектическим, учитывающим реальный динамизм истории9. Формула «третьего пути» модна и среди но¬ вейших структуралистов. ФАЛЬСИФИКАЦИОНИЗМ ПОППЕРА . — ... . —. . ...... , На рубеже 70-х — 60-х годов XX века а ориентированной на естественные науки ветви буржуазной философии Западной Евро^ пы в значительной мере была сделана ставка на так называемы# «критический рационализм». Объясняется это тем, что течение с<Я единило в себе претензии на научную основательность и направо ленность с неприкрытым и подчас яростным антикоммунизмом* * €м.: Трофимова Р. П. Французский структурализм се¬ годня, — Вопросы философии, 1981, № 7, с. 148—151. &
Основатель течения Карл Раймунд Поппер (род. 1902 г.) гордится откровенной антикоммунистической ориентацией своего учения. Главный йсток «критического рационализма» — это неопозити¬ визм в его логико-гносеологической форме, который Поппер по¬ пытался под флагом критики «исправить» и «усовершенствовать». К. Поппер был хорошо знаком с деятельностью неопозити¬ вистского «Венского кружка», и уже в 1918 году, когда его основа¬ тель М. Шлик выступил со своими сочинениями, начал формули¬ ровать свои взгляды по основным вопросам теории познания. И в это же время Поппер занял в Австрии активную антикоммунисти¬ ческую позицию. В автобиографии, изданной под названием «Бес¬ конечные поиски», он вспоминает, что уже в те годы он поставил перед собой цель создать такое учение, которое смогло бы по¬ дорвать влияние марксизма и помешать его широкому распрост¬ ранению. В этой автобиографии он писал! «...я развивал свои идеи о демаркации между научными теориями (подобно той, что у Эйнштейна) и псеводонаучными теориями (подобными тем, что у Маркса, Фрейда и Адлера)» ,0. В 1935 году в Вене была опубликована книга К. Поппера «Ло¬ гика научного исследования». Касаясь в ной многих разных проб¬ лем теории познания, Поппер сосредоточил внимание на опровер¬ жении двух главных устоев логического позитивизма — принци¬ пов верификации и конвенционализма. Его аргументация была им развернута отнюдь не с материалистических позиций, но в ней были использованы уроки критики воззрений «Венского кружка» материалистами и вообще уроки истории материализма. По сути дела, Поппер заимствовал вывод, сделанный материа¬ листом Ф. Бэконом еще в XVII веке, относительно особой роли в познании фактов (и их констатаций), отрицающих то или иное данное положение: даже очень большое число подтверждений делает положение, полученное путем индуктивного обобщения, лишь весьма вероятным, но все-таки недостоверным, тогда как достаточно одного, но вполне бесспорного, опровергающего фак¬ та для того, чтобы это индуктивное обобщение было отброшено прочь как негодное. Простой пример этому — судьба положения 10 Цит. по: The Philosophy of Karl Popper, ed. by A. Schilpp, La Salle, Ill,» 1974» vol. I, p. 31. 16
«все лебеди белые», как только стало известно, что в Австралии живут черные лебеди. Неодинаковую «силу» и роль в деле про¬ верки осмысленности и истинности научных теорий, которая свой¬ ственна подтверждающим и опровергающим фактам, Поппер наз¬ вал их познавательной «асимметричностью». На основании этой «асимметричности» Поппер провозгласил замену принципа верификации (положительно осуществляемой проверки или подтверждения) принципом фальсификации (т. е« столь же реально осуществляемого опровержения). Проверка на¬ учной осмысленности, а затем и истинности научных теорий долж¬ на осуществляться не через их подтверждение, а через их опро¬ вержение. Очень скоро выяснилось, что более целесообразно эти гносеологические понятия передвинуть в плоскость возможно¬ стей: это значит, что верифицируемость, т. е. возможная в прин¬ ципе проверяемость, вытесняется фальсифицируемостью, т. е. принципиальной возможностью опровержения (опровергаемо- стью). Поппер требовал, как и лидер «Венского кружка» Карнап, «де¬ маркации» между научно осмысленными (т. е. истинными или ложными) утверждениями, с одной стороны, и лишенными науч¬ ного смысла (т. е. не истинными и не ложными) — с другой. Но особенно он стал настаивать на том, что утверждения (и целые теории) научно не осмыслены не только тогда, когда их в прин¬ ципе невозможно подтвердить (верифицировать), но и тогда, ког¬ да их в принципе невозможно опровергнуть (фальсифицировать), т. е. когда они совместимы с любыми фактами (это значит, что их никакие факты не «затрагивают», факты к этим утверждениям или теориям «равнодушны», как и те к ним). В этих соображениях Поппера нашли отражение некоторые действительные моменты истории культуры (мы знаем, что религиозные фантазии, напри¬ мер, игнорируют любые неугодные им реальные факты), но Поп¬ пер направил их по линии агностицизма и антиматериализма. Поппер тесно связал свои нападки на принцип верификации не только с критикой в адрес односторонних индуктивизма и пси¬ хологизма в теории познания (здесь он был до некоторой степе¬ ни прав), но и с отрицанием материализма и учения о развитии по¬ знания как восхождения от относительных истин ..к-, абсолютным: 2139—2 I EVIcL.
Однако ему самому приходилось в своих вьжяадках исходить из допущения, что принцип фальсификации подтверждается, т. е. ве¬ рифицируется. Он критиковал также и неопозитивистский конвен¬ ционализм, т. е. тезис о произвольности выбора исходных поло¬ жений теоретической системы, однако сам остался на позициях ионвен ционал и зма. Для Поппера принятие тех или ины-х утверждений в качестве истинных (или вообще в качестве научно осмысленных) — это не более как условное и притом временное соглашение (конвенция}, потому что их фальсифицируемость означает не абстрактную воз¬ можность того, что кто-то когда-то поставит эти утверждения под сомнение и попытается их опровергнуть экспериментально, но воз¬ можность реальную, и притом такую, которая непременно в кон¬ це концов реализуется, т. е. эти утверждения будут реально опро¬ вергнутыми. Это значит, что собственно научных утверждений (а значит, и теорий Г) для Поппера вообще но существует: имеют ме¬ сто не теории, но лишь гипотеаы, и яти гипотезы никогда в ста¬ тус истинных научных теорий перейти не смогут. «Гипотезы, — писал Поппер, — не могут быть квалифицированы как «истинные» утверждения, но они суть «временные предположения» (provisio¬ nal conjectures) (или нечто в этом роде)» **. Они находятся лишь во временном употреблении, и не более того, конечная судьба их непременно окажется бесславной. Это отнюдь не такие гипо¬ тезы, которые в будущем утвердят себя как истинные теории, но всегда такие гипотезы, которые в будущем будут разоблачены как ложные концепции. Такой взгляд превращает любые относитель¬ ные истины лишь в принятые на время заблуждения. Объективная истина и объективно-истинное знание в «Логике научного иссле¬ дования» Поппера испарились нацело. Такой взгляд обесценивает теоретическое знание. При этом в выражениях типа: для концеп¬ ции «должна иметь место возможность быть опровергнутой опы¬ том» 12 Поппер постоянно спекулирует на смешении различных значений термина «возможность» (и «вероятность»). 11 Popper К. R. The Logic of Scientific Discovery. N. Y., >961, p. 41, cp. p. 247. к Та м же, c. 265. 18
Обесценил Поппер и эмпирическое знание. Ведь когда он от¬ верг познавательное значение индукции, — не только ее абсолю¬ тизацию, но и всякое ее применение вообще,— один из его аргу¬ ментов состоял в том, что индукция не может иметь чисто Эмпи¬ рической основы, ибо любые констатации единичных фактов эм¬ пирии обладают некоторой теоретической «нагруженностью»ls, в них неизбежно проникают явные или неявные теоретические пред¬ посылки и опосредования. Например, эмпирическая констатация «стрелка вольтметра передвинулась на нуль» включает в себя далеко не эмпирические положения м понятия о вольте как еди¬ нице измерения электрического напряжения, об этом напряже¬ нии, об электрическом токе, о нуле и т. д., так что в данной кон¬ статации теоретического не меньше, чем собственно эмпирическо¬ го. Но Поппер отсюда делает необоснованный вывод, что конста¬ тациям фактов доверять вообще нельзя. * Как же все-таки происходит совершенствование знания? Поп¬ пер долгое время вообще избегал ясного признания того факта, что человеческое знание совершенствуется. До конца 60-х годов он просто предпочитал об этом не говорить, хотя в дальнейшем все же оказался вынужден отмечать «рост» знаний людей, но в очень туманной и мал ©определен ной форме. Поппер предпочитал обычно ограничиваться двусмысленной констатацией, что наши знания «изменяются» А для осуществления «изменения» знаний достаточно элементарного метода проб и ошибок, который и был признан Поппером в качестве главного метода научного мышле¬ ния. Поппер выдвинул идею о «несоизмеримости» (incommensura¬ bility) различных этапов познания, которая была явно направлено против диалектико-материалистической теории отражения. Эта позиция на Западе получила наименование «антику мул ятивизм». Но она отнюдь не нова: польский логический позитивист 30-х го¬ дов К. Айдукевич 14, провозвестники идеи лингвистической относи- 13 На этот факт обратил внимание еще Гегель, а Энгельс и Ленин отметили значение «теоретической на гр уженное ти> эмпирии для диалектики познания. * и См.: Современная буржуазная философия. 2-е изд. Выс¬ шая школа, 1978, с. 158. (9
тельности американские этнографы С. Сепир и Б. Уорф, «неора¬ ционалисты» Ф. Гонсет и Г. Башляр и историк науки Т. Кун, ав¬ тор нашумевшей «Структуры научных революций» (1962, 1970), по сути дела, рассуждали в пользу той же самой агностической идеи. Но если Поппера и назвать «антикумулятивистом», то надо иметь в виду, что его «антикумулятивизм» самый крайний и резкий, ведь он вообще поставил познание под вопрос. Надо заметить, что понятие «антикумулятивизм» вообще мало¬ отчетливо, подобно тому как некорректно противоположное ему понятие «кумулятивизм», в пользу которого высказывался, напри¬ мер, критик Т. Куна и К. Поппера И Лакатош. Ведь под проти¬ воположностью этих двух понятий и характеризуемых ими двух различных направлений в философии науки скрываются разные ан¬ титезы — проблемы (1) неуклонного приращения (кумулирования) знаний и — наоборот — отказа от того, что прежде считалось бес¬ спорным знанием, (2) постепенного и — наоборот — скачкооб¬ разного развития знаний, (3) присоединения нового знания к ста¬ рому и — наоборот — его радикальной революционной пере¬ стройки с коренным изменением структуры научных теорий. И все эти проблемы могут быть пдняты очень по-разному, в зависимо¬ сти от того, является ли их интерпретатор и исследователь сто¬ ронником теории отражения, признающим движение познания от явлений к сущности и от неполного и неточного знания к все бо¬ лее полному и точному, или же ее противником, кем и был, на¬ пример, Лакатош. Всегда противником теории отражения был и оставался Поппер. Когда весь спектр названных проблем сводят к вопросу, про¬ исходит ли в истории познания приращение знаний или, наоборот, имеют место значительные «разрывы», после которых знание на¬ чинает строиться совершенно заново, то действительное, много¬ плановое содержание данных проблем стирается. При таком по¬ нимании что история наук, что история философии — все едино суть: и там, и здесь — лишь смена конкурирующих гипотез. Все это и произошло у Поппера, принцип фальсифицируемости кото¬ рого обладает особенно резко выраженным антикумулятивистскчм смыслом,— резко выраженным, хотя непосредственно не зафик¬ сированным: Поппер никогда не был склонен афишировать, что 20
он агностик, не признает существования истины и отрицает раз¬ витие научного знания. Мы, марксисты, не являемся ни антикумулятивистами, ни куму- лятивистами в том упрощенном и поверхностном смысле, в кото¬ ром об этой методологической противоположности рассуждают философы науки позитивистского склада. Марксистско-ленинская теория развития научного знания исходит из идей примата мате¬ риальной практики в познании, диалектически-противоречивого единства преемственности, революционных скачков и преобразова¬ ний в развитии наук на пути от конкретного к абстрактному и да¬ лее к конкретному на более высоком уровне знаний в рамках об¬ щего восхождения от относительных истин к абсолютным. «КРИТИЧЕСКИЙ РАЦИОНАЛИЗМ» ПОЗДНЕГО ПОППЕРА Недоговоренность многих гносеологических утверждений Поп¬ пера периода написания им «Логики научного исследования» сох¬ ранилась и в последующие годы, также и тогда, когда эта книга была переиздана (1958) в расширенном виде на английском язы¬ ке. В эти годы Поппер в очень малой степени (и не в тексте своей основной книги) ослабил резкие и по внешности однозначные формулировки, направленные против принципов верификации и конвенционализма, против редукционизма (т. е. сведения без ос¬ татка теоретического к эмпирическому), индуктивизма и психоло¬ гизма в логике научного исследования. К тому же сам он то и дело прибегал к помощи громогласно порицаемых им концепций. В своих нападках на материалистический детерминизм он исполь¬ зовал конвенционалистские идеи прагматика Ч. Пирса, а без при¬ менения принципа верификации не может и шагу ступить: ведь са¬ ми опровержения (фальсификации) должны быть в эмпирическом отношении бесспорными, надежными, т. е. опираться на факты и быть на них основаны (ими верифицированы). Стремясь ускользнуть из-под ударов критики и ослабить субъ¬ ективный характер своей философии, Поппер объявил о создании им новой теоретической концепции — «критического рациона¬ лизма». Это произошло в конце 60-х годов, получило закрепление 21
в программном докладе Поппера на XVI Всемирном философском конгрессе и вскоре нашло поддержку в той рекламной шумихе* которую подняла вокруг «нового» Поппера буржуазная печать. Но «новый», поздний Поппер во многом оставался прежним. Он в неприкосновенности сохранил антимарксистскую и антиком¬ мунистическую направленность своей деятельности, почти полно¬ стью оставил на вооружении старую фальсификационную теорию дознания. Она вполне соответствовала отрицанию Поппером объ¬ ективных законов человеческого общества, хотя он в противоре¬ чие с этой установкой сам же (об этом ниже) попытался постро¬ ить свою собственную философию истории с надуманными зако- •омерностями. Его гносеология фальсификационизма требовалась •му для продолжения нападок на марксизм вообще и на историче¬ ский материализм в особенности, обвиняемых им в пресловутых •эссенциализме», «холизме» и «профетизме» 16, хотя в противоречии С этой задачей его теория познания куда более метко поражала •го собственную онтологию, которую он смастерил как учение о •мирах» природы, психики и логического духа. Как бы то ни было, философствование позднего Поппера бы¬ ло оценено господствующим классом Англии по достоинству: в 1965 году он был возведен в рыцарское звание. В ФРГ «критиче¬ ский национализм» был поднят на щит правящей социал-демокра- Яической партией и получил одобрительную оценку со стороны Хельмута Шмидта. У Поппера появилась группа его учеников и •©следователей — это прежде всего Д. Уоткинс в Англии, Г. Аль- «ерт в ФРГ, Э. Топич в Австрии, А. Масгрейв в Новой Зеландии. В проспектах буржуазных издательств сочинения Поппера объяв¬ ляются трудами «самого влиятельного западного философа второй •оловины XX века». В доктрине «критического рационализма» много обширных за- Цмст в о ван ий: резкое разграничение, проводимое в онтологии Поппера между миром природы и миром духа, пришло к нему 15 Под «эссенциализмом» имеется в виду всякая концепция, призывающая к познанию сущности вещей. «Холизм» считает, что •се свойства частей заложены только в свойствах целого. «Профе- *изм» — всякое учение, доказывающее возможность более ми ме- Вее точного предсказания будущего», 22
от «философа жизни» Дильтея и неокантианца Риккерта. Самобьп** ность мира логических сущностей заимствована Поппером у фи* лософов Платона и Гегеля, у логиков Больцано и Фреге. Основ* ной принцип философии истории Поппера взят им из позднего сея чинения интуитивиста Бергсона «Два источника морали и религии* (1932). Немало ссылается Поппер на английского неогегельян«й Коллингвуда. Однако при всех своих внутренних противоречим и при всем своем эклектизме философская доктрина позднег* Поппера оказала идеологическое воздействие на буржуазную пуб* лику, и ее обойти молчанием нельзя. Определенную идеологическую нагрузку несет на себе уж* название доктрины — «критический рационализм». Поппер и er* ученики разъясняют, что этот «рационализм» коренным образов отличается от классического рационализма XVII—XVIII веков, те* как ему уже чужда убежденность в неограниченных возможностям человеческого разума, в его беспредельной мощи и блистатель* ных перспективах. Теперь он тотально «критичен», ставит под сом* нение разум и само его сомнение в устойчивости и оправданна* сти существующих порядков (хотя не ставит под сомнение сам* эти порядки!). В статье «Разум или революция» (1970) Поппер объ* явил свой метод «революционным». Замысел «критического ра« ционализма» Поппера состоял в том, чтобы отмежеваться от м** териализма и диалектики, поскольку-де материализм и диалектм* ка «несовместимы» с рационализмом, и в то же время затушевать свой собственный иррационализм и агностицизм. Однако Поп- пер не собирается затушевывать и скрывать антиреволюционный характер своей философии, хотя и не прочь порассуждать о ео «гуманистическом» облике, поэтому он называет ее не только «критическим рационализмом» или «сциентизмом», но и «крити-» ческим гуманизмом». Однако подлинно научного рационализма М действительного гуманизма в ней не видно. Характерно, что на XVI Всемирном философском конгрессе я Дюссельдорфе (1979) в долгих спорах о сущности современного рационализма одни буржуазные философы стремились доказать» что рационализм ныне пал вообще, а другие — что и восточней мистика, и религия чувства, и всякая мифология тоже «рацио* нальны». 21
Сохранив в основном на стадии «критического рационализма» фальсификационистскую теорию познания, Поппер по-прежнему оставил реальную историю развития знаний за пределами своей эпистемологии. Это не значит, что он игнорировал даже отдель¬ ные примеры из истории наук. Разумеется, такими примерами (удобными для его воззрений) он иногда пользуется, тенденциоз¬ но выхватывая их из общей ткани развивающегося знания. Сам факт исторического развития знаний Поппер теперь с грехом по¬ полам и не очень определенно и отчетливо стал признавать. Но если так, то требовалось признать и то, что нельзя главные успе¬ хи наук видеть в дискредитации (фальсификации) ранее существо¬ вавших теорий, т. е. только в отрицании, а не в позитивном со¬ зидании. Требовалось также согласиться с тем, что самые ценные, т. е. двигающие знание вперед, теории — это не те, которые мно¬ го «запрещают», а, наоборот, те, которые много «разрешают», ос¬ вещая путь практики и открывая простор для человеческой ини¬ циативы, но, разумеется «разрешают» не «как попало», а по оп¬ ределенным законам и правилам. Признать все это прямо и открыто значило бы признать фиас¬ ко учения о фальсификации и вообще позитивизма во всяком его варианте и приблизиться к материализму. Этого Поппер не желал ни под каким видом, и потому он ограничился «полупризнанием» в виде проводимой им теперь аналогии процесса развития зна¬ ний с квазидарвинистской концепцией всеобщей «борьбы за су¬ ществование». Развитие знаний происходит, по мнению позднего Поппера, через смену научных теорий так же, как происходит раз¬ витие органической жизни через смену видов, борющихся друг с другом, причем одни вымирают, а другие побеждают. Смену од¬ них теорий другими Поппер, таким образом, попытался совме¬ стить с признанием факта восходящего развития наук. Однако та поверхностная аналогия, к которой прибегнул Поппер, лишь все запутывает. В развитии знаний чего-либо аналогичного теории на¬ следственности нет и быть не может, а тот факт, что смена од¬ них теорий другими приводит в конечном счете не просто к «из¬ менению» знаний, но к действительному их совершенствованию, развитию, может быть объяснен только тем, что новые теории появляются, а затем побеждают потому, что они более полно, 24
точно и широко отражают объективную реальность, что и прове¬ ряется (подтверждается) общественно-исторической практикой. Поппер не желает признать это, а потому совмещение смены тео¬ рий с их развитием и переход смены в развитие остается в его представлениях совершенно непонятным и загадочным. Аналогию с дарвинизмом Поппер применил во многом именно для того, чтобы подкрепить свою мысль о гибели, «вымирании» в конце концов всех прежних теорий в науке. Но и в этом плане данная аналогия крайне надуманна: хотя Поппер и свел все богатство идей дарвинизма лишь к тезису «борьбы за существование», не¬ понятно, как он может закрыть глаза на то, что далеко не все прежние органические виды вымерли, а у более поздних сохра¬ няются многие ранние приобретения эволюции. Полупризнание собственного поражения сквозит в той схе¬ ме «роста» знаний людей, которую Поппер выдвинул в конце 60-х годов и которая, по сути дела, «возвращает» понятие «роста» зна¬ ния назад, на уровень всего лишь «изменения» знания, где не очень понятно, куда происходит это «изменение», в каком имен¬ но эпистемологическом направлении. Зато «изменение» теперь именуется не менее туманно, но по-новому «сдвигом» (термин, заимствованный Поппером у Лакатоша)... Вот эта схема: Pi ТТ ->РЕ-»Р2. Здесь Pi означает некоторую исходную проблему, ТТ — пробную теорию (или теории), т. е. ги¬ потезу (гипотезы), ЕЕ — ее фальсификацию, а Р2 — новую, «сдви¬ нутую», т. е. несколько измененную по сравнению с исходной, проблему. Никакого действительного развития знания, т. е. подъе¬ ма его на более высокий уровень отражений действительности, мы из этой схемы не вычитаем, этого здесь нет. Конечно, неко¬ торую частицу тех процессов, которые на самом деле происхо¬ дят в познавательной деятельности, эта схема схватывает: на са¬ мом деле в науке возникают проблемы, для их решения выдви¬ гают гипотезы, которые затем проверяют. Но их проверка вовсе не обязательно завершается отбрасыванием гипотезы прочь, ког¬ да единственная польза от последней ограничена лишь тем, что она приводит к модификации исходной проблемы. Правда, бук¬ вально символ ЕЕ возник в схеме Поппера как сокращение тер¬ мина «error elimination», т. е. «исключение ошибки», а это можно 25
понимать и не как полную, но лишь частичную фальсификацию. Но Поппер не вносит ясности, и остается двусмысленность, ко¬ торую читатель может расшифровать в смысле фальсификацио- низма, коль скоро автор оставил последний в силе. Кроме того, очень неточно и упрощенно утверждение Поппера, что начало науки или каждого нового ее этапа непременно заключается во внутринаучной проблеме (а под Pj и Р2 он имеет в виду пробле¬ мы именно такого рода). Исходный толчок для развития наук возникает в конечном счете извне — это потребности людей, из которых кристаллизуются новые задачи научного исследования, противоречия между практикой и ее запросами, с одной сторо¬ ны, и состоянием науки в данное время,— с другой и т. п. При всем том схема Поппера, столь широко им и его учениками раз¬ рекламированная в 70-х годах, не вносит, по существу, в наши представления о структуре процессов научного познания ничего нового: тот факт, что ученые бьются над проблемами наук, а эти проблемы не остаются неизменными, достаточно тривиален. Поппер то и дело нападает на теорию отражения. Понимание познания как процесса, в котором, по словам В. И. Лёнина, «мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и т. д.1в без конца», совершенно чуждо Попперу. Ведь для него не существует более истинных и менее истинных тео¬ рий, более ценная и нужная теория — это лишь более необыч¬ ная, «антитривиальная» гипотеза. На стадии «критического рацио¬ нализма» Поппер не отказался от своего в корне ошибочного отождествления эффективной проверяемости с опровергаемо- стью, а затем с опровержимостью и, наконец, с непременной — в будущем — опровергнутостью. Но на последней стадии эволюции своих взглядов Поппер все же признал, что объективная истина существует, хотя и «вне субъ¬ екта», а субъект в своих познавательных усилиях может ухватить ее частицу, хотя никогда твердо не знает, действительно ли ему удалось добиться именно этого. Такой вариант агностицизма у позднего Поппера воплощен в его путаной онтологической кон- 16 Ле нин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 227,
цепции «трех миров» — в его мировоззренческом добавлении к фалъсифмкацизму, призванном скорректировать последний. По крайнем мере свою собственную философскую онтологию ом пе¬ рестал считать собранием псевдопроблем, как это обычно дела¬ ли неопозитивисты, понося всякое учение о бытии. Философия истории и социология позднего Поппера, вся ан¬ тимарксистская и антикоммунистическая концепция основателя «критического рационализма» проникнуты идеалистически-поэитиви- стским плюрализмом. Уже в 1945 году вышла в свет его книга «Открытое общество и его враги», где выражено антикоммунисти¬ ческое кредо Поппера,- своего рода философский вариант скан¬ дальной речи У. Черчилля в Фултоне, которая была воспринята во всем мире как манифест «холодном войны». Атаки Поппера на марксизм концентрируются в пункте отрицания им, Поппером, су¬ ществования и действия объективных законов истории, а затем объективной закономерности возникновения и развития социали¬ стического общества. «Не существует закона исторического раз¬ вития, который обеспечивал бы дальнейший прогресс»17,— посту¬ лирует Поппер. Но он противоречит сам себе, когда пытается убедить чита¬ телей, что существует по крайней мере один (у него получается, что не только один) закси истории, а именно борьба между «от¬ крытыми», т. е. либерально-демократическими, и возникшими че¬ рез «порчу» первых «закрытыми», т. е. тоталитарными, общества¬ ми. Понятие этих двух взаимополярных типов общественного уст¬ ройства у Полпера крайне абстрактно, совершенно неисторично (он произвольно соединяет разные признаки и подводит под тот или другой из этих типов самые различные явления реальной ис¬ тории, считая случаями «закрытого общества» и первобытный три¬ бализм 1в, и античные тирании, и фашистскую военно-империали¬ стическую тоталитарную диктатуру, и... социалистическое государ¬ ство). Но все это совсем не оригинально (эту схематическую по¬ ляризацию стал набрасывать уже А. Бергсон, а изображение ком- 17 Popper К. R. Selbstbefreiung dutch das Wissen.— «Der Sinn der Geschichte». Munchen, 1967, S. 110. 18 Трибализм — подчинение воле племенных вождей всех сторон жизни различных сообществ. 23
мунизма в виде идеологии «тоталитаризма» — крайне избитый при¬ ем). Характерно, что «Поппер не показывает реального базиса для «открытого» общества, но лишь характеризует это общество им¬ плицитно и попутно со своей критикой «тоталитаризма» 19. Но со¬ вершенно очевидно, что «открытое» общество XX века — это, для Поппера, капитализм. И быстро обнаруживается, что, вопреки сво¬ им нападкам на «пророчества» сам же Поппер «пророчествует», предрекая победу новейшего «открытого» общества, т. е. империа¬ листических государств Запада над советским, якобы «закрытым» обществом. Поппер оговаривается, что микросоциологические про¬ гнозы в отличие от макросоциологических «пророчеств» возмож¬ ны. Но как раз его «прогноз» носит макросоциологический харак¬ тер. Вместе с тем обнаруживается, что Поппер вовсе не либерал- демократ, а сторонник империалистической политики стран Запа¬ да в отношении стран социализма, сочетаемой с более чем «за¬ крытой» политикой преследований сил мира и демократии внут¬ ри самих западных стран. При этом он изображает империалисти¬ ческое государство в «демократических» красках. Правда, в своей позитивной программе он предлагает косметические «улучшения» современного капитализма, назвав эти мелкие реформистские по¬ желания программой «социальной инженерии». Советский фило¬ соф Л. Н. Данилова метко охарактеризовала эту программу как попытку «синтезировать технократическую концепцию и менедже¬ ризм» 20. Эта крайне куцая программа вполне устроила не только правое крыло правящей в ФРГ социал-демократической партии, но, как давно уже отмечал М. Корнфорт, и британских консерва¬ торов. Резкое противоречие раздирает философию истории Поппера в методологическом отношении. Он попытался использовать про¬ тив материалистической диалектики и исторического материализ¬ ма принцип фальсификации, утверждая, что будто бы невозможно даже вообразить, какие факты могли бы противоречить этим на¬ учным теориям (ход мысли Поппера трафаретен: раз это нельзя 19 SteigerwaId R. Marxism and late bourgeois ideology. Amsterdam, 1981, p. 69. 20 Данилова Л. H. Антикоммунистическая сущность тео¬ рии открытого общества. М., Знание, 1972, с, 39. 28
вообразить, значит, обе эти теории в единстве вообще «чужды» фактам, а потому ненаучны). Однако философия истории Поппе¬ ра сама основана не на принципе фальсификации, но на вытер¬ певшем столько поношений со стороны самого же Поппера прин¬ ципе неполной верификации: он счел достаточными в подтверж¬ дение своей поверхностной схемы несколько случайных и неубе¬ дительных примеров, в то время как всякое опровержение ее он безосновательно отвергает. Кроме того, Поппер все время подры¬ вал свою философско-историческую конструкцию, повторяя изби¬ тую идею неокантианца Г. Риккерта о том, что никакие схемы и обобщения в отношении истории человечества вообще невозмож¬ ны, все события в ней строго индивидуальны и неповторимы. Если так, то какая же цена собственной попперовской схеме? Что каса¬ ется идей о чисто индивидуальном характере исторических собы¬ тий, то она уже давно убедительно раскритикована в советской литературе21. Еще одну попытку разрушения теории исторического материа¬ лизма Поппер предпринял, ссылаясь на увеличение роли науки в современном мире. Значит,— делает отсюда он поверхностный вывод,— в будущем ход человеческой истории будет определять¬ ся научными открытиями, а поскольку заранее предугадать откры¬ тия будущего невозможно, то невозможно и предсказание буду¬ щих исторических событий. Весь этот ход рассуждений Поппера шит белыми нитками: в конечном счете основная тенденция ис¬ торического прогресса определяется не наукой, но развитием хо¬ зяйственной деятельности людей. Это развитие в будущем дейст¬ вительно все более и более будет черпать из достижений науки, но производственная деятельность никогда не сможет быть «за¬ менена» деятельностью научной. Предугадать все конкретные на¬ учные открытия будущего как просто факт заранее, конечно, не¬ возможно (хотя некоторые из них в самых общих чертах предуга¬ дать можно, и уже в XIX. веке были предвосхищены кое-какие важные открытия XX века), но в этом и нет никакой нужды. Зато общая тенденция развития естественных и технических наук, опре- 21 См.: Современная буржуазная философия. 2-е изд. М., Выс¬ шая школа, 1978, с. 175—176. 29
делаемая не только внутренней логикой развития знания, но й Прежде всего потребностями в развитии производства и общест¬ ва в целом, прогнозируется — и не без определенного успеха — Заранее. В настоящее время такого рода футурологические ис¬ следования и прогнозы развития науки нами поставлены на впол¬ не научную почву. Таким образом, Поппер своими рассуждения^ Ми о непредсказуемости научных открытий и изобретений ничего не доказал. Смехотворны и его идеалистические рассуждения о Том, что распространение марксизма и рост его научного автори¬ тета в современном мире есть следствие того, что марксисты «выдумали» классовую борьбу и «навязали» «веру» в нее людям. Ныне, в начале 80-х годов, теоретический авторитет Поппера В Англии упал. Но еще очень часто антикоммунисты используют его схе/лу борьбы между обществами двух типов. Недаром как своего предшественника, наряду с Ницше, почитают Поппера «но¬ вые философы» во Франции, ссылающиеся также и на попперов- скую модель истории философии22. Активны его ученики и после¬ дователи. Среди них надо прежде всего отметить Ганса Альбер¬ та, автора книг «Трактат о критическом разуме» (1969) и «Трактат О рациональной практике» (1979). Он, наряду с Д. Уоткинсом в 'Англии, самый, пожалуй, правоверный попперианец конца 70-х го¬ дов. Альберт очень много сделал для популяризации идей и под¬ ходов «критического рационализма» в ФРГ и для превращения этой философии в чуть ли не партийную доктрину СДПГ. Что касается социально-политических мотивов «критического рационализма», то здесь возникли некоторые расхождения. Ганс Альберт в ФРГ истолковывает эту философию как теоретическую основу социал-демократического реформизма, а лейбористский парламентарий Брайен Мэгги в Англии связывает ее с идеями «де¬ мократического» квазисоциализма. В то же время Эрнст Топич в Австрии и правый теоретик СДПГ Георг Люрс видят в этой фило¬ софии знамя нового консерватизма и считают ее наиболее сов¬ ременным обоснованием государственно-монополистического ка¬ питализма. Для западногерманского социал-демократа Тило Сара¬ цина «критический рационализм» — это прежде всего по преиму- 22 См.: Lecourt D. Dissidence ou Revolution, Paris, 1978, jD
ществу удобное орудие антикоммунистической пропаганды. Не вполне согласный в нюансах с этими интерпретациями поппериаи- ства, Г. Шпиннер пытается перенести акценты на буржуазно-либф4 ральную трактовку понятия «открытое общество», однако его «ын риант» «критического рационализма» погоды не сделал23. Но в це- лом мы видим, что «под знаком позитивизма могут объединить¬ ся не только «левые» и правые реформистские силы, но также реформистские, либеральные и консервативные»24. С другой стороны, в процессе критики попперианства возник¬ ли ультра-«левые» концепции, «левые» не по существу, а по шо¬ кирующей «смелости» своих откровенно субъективистских форму¬ лировок и дезориентирующих лозунгов. Наиболее «отличился» здесь Пол Фейерабенд. ФИЛОСОФСКИЙ «АНАРХИЗМ» ФЕЙЕРАБЕНДА , В ряде статей, и в особенности в книге под вызывающим на¬ званием «Против метода. Очерк анархистской теории познания» (1975), американский философ Фейерабенд заявил, что задача ны¬ не состоит в том, чтобы спасти народ «от диктаторства» науки, от «сговора» науки с государством и от «гнета» научно-технической революции. «...Разделение между государством и церковью долж¬ но быть дополнено разделением между государством и наукой, —« этим новейшим, самым агрессивным и самым догматическим ре¬ лигиозным институтом. Такое разделение было бы нашим един¬ ственным шансом спасти человечество...» 25 Демагогические призывы Фейерабенда имели свою историю^ Он метафизически абсолютизировал тот реальный факт, что вся¬ кий эффективный, хотя, казалось бы, и диковинный метод имеет 23 См. подробнее: «Критический рационализм»; философия и политика (Анализ концепций и тенденций). М., Мысль, 1981, гл. I, §§ 3 и 4. 24 Buhr М„ Schreiter J. Erkenntnistheorie — Kritische^ Rationalismus — Reformismus. Zur jiingsten Metamorphose des Po* sitivismus. Berlin, 1979, S. 37. “Feyerabend P. K. Wider den Methodenzwang. Frankfurt am Main, 1976, S. 6. at
право на существование, при условии, что он в свойственных ему пределах и соответствующих ему условиях действительно эффек¬ тивен 2в. И абсолютизация им этого факта не сразу приобрела тот скандальный вид, который принес Фейерабенду в 70-х годах шумную известность. Вначале он был правоверным попперианцем, о в 50—60-х годах отличия его взглядов от воззрений школы Поп¬ пере начали возрастать. Лишь постепенно, но неуклонно он шел к тезису «все годится» (anything goes), согласно которому любые положения или концепции, когда-либо высказывавшиеся, высказы¬ ваемые ныне или в будущем не только обязательно учеными, но также и сказителями мифов, теологами, заклинателями духов, фантазерами и безумцами, могут быть сохранены, ибо могут при¬ годиться для развития науки и найти свое оправдание. «Не суще¬ ствует такой идеи, пусть самой древней и самой абсурдной, ко¬ торая не была бы в состоянии усовершенствовать наше знание» В статьях «Попытка реалистической интерпретации опыта» (1958), «Проблема существования теоретических сущностей» (1960) и «Объяснение, наука и эмпиризм» (1962) Фейерабенд отверг ре¬ дукционизм «Венского кружка», теоретико-познавательный кумуля- тивизм и связанный с ним физический принцип соответствия, со¬ гласно которому прежние теории в науке о природе оказывают¬ ся частными или предельными случаями новых, более верных тео¬ рий. Из факта теоретической «нагруженности» эмпирических ут¬ верждений Фейерабенд сделал поспешный вывод, что в науке вообще невозможно провести даже относительно определенную разграничительную линию между языком наблюдения и теоре- 80 Ведь «все человеческое познание развивается по очень запу¬ ганной кривой...» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 655), а традиционные, «старые, удобные, приспособленные к прежней обычной практике» методы нередко оказываются «тормо- вом» (там же, с. 608). С другой стороны, действие зако¬ на отрицания в познании проявляется и в том, что прежние мето¬ ды, казалось бы, полностью вышедшие из употребления, могут снова, в их «снятом», подчиненном более глубоким и всесторон¬ ним методам виде, оказаться полезными. Аналогичное должно быть сказано и о научных теориях, 27Feyerabend Р. К. Aganlst Method. Outline on an Anar¬ chistic Theory of Knowledge, London, 1975, p. IL 32
тическим языком и все утверждения носят чисто теоретический характер. В это время у Фейерабенда наметился принцип «пролифера¬ ции» (англ, proliferation означает: размножение, лавинное увеличе¬ ние за счет образования новых моментов), согласно которому не¬ целесообразно сохранять никакие существующие в науке положе¬ ния или концепции и надо стараться, если даже не появилось свидетельствующих против этих положений фактов, сразу же вы¬ двигать противоположные им, альтернативные, и вообще всякие -иные положения и концепции, касающиеся тех же проблем. Фальшь этого принципа состоит не в том, что альтернативные теории реко¬ мендуют выдвигать «как можно раньше» (иногда такой шаг мо¬ жет оказаться неожиданно плодотворным), а в том, что Фейера- бенд советует отдаться безудержному фантазированию, вопреки всяким фактам, и ориентирует на отказ и от истинных теорий. Та¬ ким образом, Фейерабенд уже в начале 60-х годов высказался за полнейший теоретический плюрализм, а значит, и за конвенциона¬ лизм. Представитель историко-психологической школы в филосо¬ фии науки Томас Кун в книге «Структура научных революций» (1962 и 1970) утверждал, как известно, о длительном существова¬ нии в истории наук так называемых «нормальных» периодов, ког¬ да науки развиваются на основе привычных теорий путем количе¬ ственных приращений и пристроек, т. е. в полном смысле слова по кумулятивному пути. Фейерабенд вообще отверг наличие та¬ ких «нормальных» периодов. Конечно, их концепция односторон¬ няя, очень упрощает судьбы науки, она метафизична. Но Фейера¬ бенд противополагает ей не менее метафизическую антитезу. Под его пером возникла ультра-«левая», никогда не существовавшая в действительности картина науки, согласно которой история науч¬ ного познания — это история беспрерывных и произвольных пер¬ турбаций. Не приняв и тезиса о революциях в науке в версии Ку¬ на (рациональное содержание этого тезиса сто лет тому назад было высказано Ф. Энгельсом), Фейерабенд толкует пертурбации как некое иррациональное по своим мотивам и постоянно проис¬ ходящее выдумывание всевозможных альтернатив, содержащиеся в которых понятия несоизмеримы (incommensurate]). 33
Речь идет, по сути дела, о старом неопозитивистском принци¬ пе «непереводимости» терминологии и структуры языков разных научных теорий друг с друга. Принцип этот — лишь одна из форм выражения крайнего конвенционализма в науке, что хорошо вид- но, например, по писаниям К. Айдукееича 30-х годов. П. Фейера- бенд возродил этот «радикальный» конвенционализм теперь вновь» невзирая на то, что Поппер стал против него вновь возражать. «Анархистская» теория познания Фейерабенда 70-х годов про¬ кламированная им в книге «Против метода...», а также в ряде ста- тей, например, «К утешению специалиста» (1970), небогата по со¬ держанию. Она представляет собой объединение принципа «асе годится», т. е. «все сохраняй», с принципом пролиферации «все заменяй» во внутренне противоречивую догму поведения ученых. Эта провозглашенная Фейерабендом с большой помпой догма была призвана полностью оттеснить в архив учение Поппера и ут¬ вердить вновь конвенционализм во всей широте, уже без каких- либо оговорок. Объединение и безоговорочное утверждение двух прежде сформулированных принципов эпистемологии произошло на очень простой методической основе: первый принцип подчи¬ няет себе второй. В науке, дескать, вообще можно делать все что угодно — сохранять посредством разных конвенционалистских ухищрений любые прежние теории либо заменять их любыми ины¬ ми, пусть также конвенционалистскими изобретениями. Никаких ра¬ циональных критериев выбора теорий якобы нет. Но в конце концов так ли уж далеко ушел вперед (вернее сказать: назад!) Фейерабенд от Гоппера? Ведь попперовский фальсификационализм и антикумулятивизм и абсолютизация эле¬ ментарного метода проб и ошибок — все это также было формой выражения конвенционализма, хотя, бесспорно, формой завуали¬ рованной и уклончивой. Фейерабенд выступает более откровен¬ но, впрочем, далеко не во всем. Он нападает на науку, клеймя ее как «религию» (?), потому что «истина» избрана ею в качестве нового «бога». Он сопоставляет свою теорию познания сначала с анархизмом, а затем (в 1976 г.) заявляет, что склонен перекре¬ стить ее из «анархистской» в «дадаистскую», потому что худож¬ ники и писатели-дадаисты более «миролюбивы», чем анархиству¬ ющие террористы. Изрекает анафемы по адресу всяких исследог 34
ваний в области теории науки как будто бы проявления «нотой формы безумия» Ч Но насколько все это искренне? Едва ли Фейе- рабенд верит в то, что между наукой и религией различия стер¬ лись, что термин «дадаизм», означающий «бессмысленность», хо¬ рошо подходит для обозначения его собственного, Фейерабенда, учения и что безумие состоит именно в интересе к метаисследо¬ ванию науки, да, впрочем, и сама наука вообще не нужна? Фейе- рабенд не походит на простосердечного борца за «свободу на¬ родного мышления», не похож он и на дельца-демагога, заботя¬ щегося лишь о своей популярности, хотя его работа «Наука в сво¬ бодном обществе» (1978), враждебная марксизму, весьма демаго¬ гична. Но доля скептически-иронического отношения к собствен¬ ным писаниям у Фейерабенда все же есть. Недаром он заявил, что желает прекратить всякие занятия философией и методологи¬ ей науки и целиком посвятить себя драматургии и художественно¬ литературному творчеству. Довольно последовательное решение «теоретического анархиста», коль скоро он пришел к выводу, что единственная правильная теория развития науки состоит в отказе от всякой теории. Впрочем, нельзя отрицать заслугу П. Фейерабенда. Он откры¬ то высказал то, что у К. Поппера и историка науки Т. Куна, а тем более у попперианца И. Лакатоша было более или менее прикры¬ то и затушевано. Он довел до логического конца их посылки и промежуточные выводы, показал, что методологический произвол и теоретический хаос — таковы альфа и омега деятельности как логико-сциентистской, так и психологически-исторической школ новейшей философии науки. Действительно, «эпистемологический анархизм в эндемическом состоянии коренится в современной фи¬ лософии науки»29 Запада. Фейерабенд «согласен» с такими ито¬ гами, но это значит, что он живо почувствовал всеразъедающий скептицизм и иррационализм, методологическую немощь, теоре¬ тические тупики, а пожалуй, и социальную фальшь современной 2 8Feyerabend Р. К. DieWissenschaftstheorie, eine bisher. unbekannte Form des Irrsinns? — Natur und Geschichle. Hamburg, 1973, S. 88—90. 29 N i z n i k J. Teoretyczriy Anarchizm a waznosc wiedzy spo« lecznej.— Studia filozoficzne, 1980, № 10, str, 69. 35
буржуазной философии науки, где понятия «истина», «знание», «прогресс» претерпели полную девальвацию, и выразил свое чув¬ ство в форме полупрезрительного гротеска. Но он не видит ни¬ какого выхода из создавшегося положения, и его умонастроение неожиданно сближается с тотальным пессимизмом лидера франк¬ фуртской школы Т. Адорно. Крайности сходятся. Итак, неопозити¬ визм после разных «смягчений» и «улучшений», совершив круг, возвратился почти к исходной точке: конвенционализм Фейера- бенда отбросил все это движение на исходные позиции конвен¬ ционализма «Венского кружка». ПРЕДЫСТОРИЯ И ЗАРОЖДЕНИЕ ФИЛОСОФСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ |На рубеже 70-х и 80-х годов на Западе много писали и гово¬ рили о герменевтике как о новой философской панацее^|Ее про¬ пагандируют в ФРГ и Франции, Швейцарии и Голландии, Дании и Австрии. Остановимся на этом вопросе подробнее. Возникновение герменевтики как особого философского тече¬ ния последней четверти XX века, претендующего в то же время на универсальность и подчинение себе или преобразование по своей мерке и плану большинства других существующих школ, Альвин Димер, теперешний председатель международной феде¬ рации философских обществ, объясняет следующим образом: это стало «выражением кризиса доверия» к теориям, концепциям, те¬ зисам и лозунгам, проявлением разочарования во всех прежних философских учениях на Западе30. В том же духе высказался и крупнейший современный западногерманский герменевтик Ганс- Георг Гадамер в своем главном сочинении «Истина и метод. Ос¬ новные черты философской герменевтики» (1960): «Мы утратили то наивное неведение, с помощью которого традиционные поня¬ тия призваны были поддерживать собственное мышление челове¬ ка». На смену наивной убежденности пришли неуверенность во всем, глубокий скептицизм и всеразъедающий критический ана¬ лиз. 80 См.: Diemer A. Elementarkurs Philosophic. Herrneneutik. Dus¬ seldorf — Wien, 1977, S. 11. 36
ХХам по себе термин «герменевтика» и соответствующее ему основное понятие возникли в глубокой древности. Как известно, в древнегреческой мифологии Гермес почитался изобретателем языка и письменности и вестником воли богов. «Воля» эта подчас выражалась, например, в изречениях оракулов, в очень сжатой, лапидарной, обычно двусмысленной и загадочной форме, она нуждалась в разъяснении, истолковании, нередко сугубо аллего¬ рическом. Следовательно, под непосредственно-образным слоем изречения должен быть выявлен внутренний,. отличающийся от внешне-предметного смысл. «Герменевтика» и стала означать ис¬ кусство истолкования, обеспечивающее при помощи различных технических правил, а также и интуиции, догадок правильное по¬ нимание полученного свыше известия. Основателем герменевтики Нового времени считают Фридри¬ ха Шлейермахера, немецкого бо< ослова и философа^ близкого к иенским романтикам. В своей философии, никогда, впрочем, не получившей четкого оформления, он соединял религиозно-идеали¬ стический вариант пантеизма_с некоторыми кантианскими идеями, и прежде_ всего акцентом на самоценность индивидуальной лично¬ сти. В наши дни на Западе Шлейермахера популяризируют более всего как основателя религиозно-протестантской герменевтики. Позднее представитель немецкой «философии жизни», ир- рационалист Вильгельм Дильтей постарался вновь привлечь внима¬ ние к идеям Шлейермахера;. В сочинениях последнего фигуриро¬ вало понятие «жизни», которое гораздо более, чем у позднего Фихте и раннего Гегеля, было окутано мистическим флером, но это понятие пригодилось Дильтею для дальнейшей разработки идей Шлейермахера. Существенную роти» в концепции Дильтея стало играть понятие «понимания» (Verstehen) как «переживания» в смысле схватывания скрытых смыслов человеческого существо¬ вания в его исторически переломных этапах. Использовав прове¬ денное неокантианцем Г. Риккертом резкое противопоставление наук о духе наукам о природе, ^Дильтей охарактеризовал историю как совершенно отличный от теоретического мышления и его предметов источник истины: ^.«Природу объясняем, а дух понима- .е.м»». ^Познающее овладение историей означает проникновение в глубь самозамкнутых и чуждых друг другу, взаимонепереводимых 37
различных культурных миров прошлых эпох. Проникнуть в эти центрированные в себе и взаимообособленные миры через их опредмеченные формы, т. е. «поняты» их — значит вжиться в них особым актом иррационального, в том числе художественного, постижения и затем перенести в нашу современность. Путь этого постижения лежит, по Дильтею, через герменевтическое искусст¬ во, которое можно рассматривать и как опровержение историз¬ ма и, наоборот, как его воплощение^! Мысли о герменевтическом искусстве Дильтей излагал и раз¬ вивал в статье о Шлейермахере (1390), в специальном сочинении о жизни последнего, а также в работе «История молодого Геге¬ ля» (1905). Имя и авторитет Гегеля привлечены был1| им не слу¬ чайно: в «Лекциях по философии религии» Гегель писал, напри¬ мер, о том, что «комментарии к Библии не столько знакомят нас с содержанием священного писания, сколько отражают представ¬ ления своей эпохи... основываясь на священном писании, экзеге¬ ты 81 доказывали правильность совершенно противоположных мне¬ ний, и это так называемое священное писание стало чем-то вро¬ де воскового носа, который можно приклеить к любому лицу» 32. Дильтей, в отличие от Шлейермахера, приписал герменевти¬ ке в одном отношении, так.хказать^безличную задачу: она долж- иа раскрыть не^ внутренний субъективный строй "мыслителя (тео¬ лога, философа) как личностй7~ИОТИТв7Тй’’б11р€деленной концепции, Но объективный дух целой культуры, неповторимую структуру Внутренних ценностей эпохи.) В другом отношении, наоборот, под¬ ход Дильтея носил личностный характер, поскольку он полагал, что общение с историей культуры позволяет интерпретатору вер¬ нее познать себя самого как личность. у/ В XX веке герменевтика претерпела еще одно существенное изменение: в экзистенциализме М. Хайдеггера она была превра¬ щена в онтологическое философское учениеДа вскоре, в соответ¬ ствии с претензией экзистенциалистов на универсальность их ме¬ тода,— во всеобщую методологию. ^Герменевтика,— заявил Га- 81 Экзегеты — значит истолкователи. — Ред. 32 Гегель Г. В. Философия религии. В 2-х т. Т. 1. М., Мысль, 1375, с. 227. зе
дамер,— ...есть универсальный аспект философии, а не только методологический базис так называемых гуманитарных наук»33. Собственно герменевтическим считается второй период твор- чества Хайдеггера, начиная с его работы «Гельдерлин и сущность поэзии» (1935). Воззрениям раннего Хайдеггера тоже была свой* ственна герменевтичность: он утверждал, что феномены субъектив- ности открывают себя в действующем языке (речи), обно* руживая в его глубинах бытие потока сознания (Dasein). Однако во второй период своего творчества Хайдеггер сориентировал гер¬ меневтику на более глубинную онтологию, на само бытие вооб¬ ще. Уже вопрос о том, каков смысл слова «бытие» (Sein), соглас¬ но Хайдеггеру, герменевтичен, ибо неразрывно слит с вопросом о смысле самого бытия. Посредством герменевтической феноме- нологии анализ языка должен выявить «фундаментальную онтоло¬ гию» предъязыкового бытия человека, его «внутреннюю судьбу»* ^Хайдеггер развил учение о том, что языку присуща как скрыт- ность, так и «открытость» (Un'verborgenheit), но ключ к послед- ней хранится в символах языкамкак объективного прафеномена. Язык как речь есть «обиталище бытия»а4, есть само бытие, своего рода якорь спасения в пучинах субъективной экзистенции, рас¬ крывающий онтологическую подоплеку переживаний и говорящий как бы «через» субъективное в человеке, если научиться его, язык, верно «спрашивать»АЯзык? согласно Хайдеггеру, несравнен- но более мудр и могуч, чем пользующиеся им люди, и в лоно его и надлежит возвратиться философу, Так в мистическо-лингвистической форме Хайдеггер извра¬ щенно представил действительный факт господства общественного сознания и овеществленных в письменности его форм над всем индивидуальным в жизни человечества. Он противопоставил уга¬ дывание смысла лингвистических символов дискурсивному мыш¬ лению, интуицию и наитие — логике, язык — разуму и науке. На герменевтику как на искусство толкования символов упо¬ вал и основатель немецкого экзистенциализма Карл Ясперс. Ссы¬ лаясь на слова Канта в «Критике способности суждения», что «сим- 33 Gadamer H.-G. Op. ciL, р. 433. 34 Heidegger М. Platons Lehre von der Wahrheit, Bern, 1947, S. 61. 39
волическое есть только вид интуитивного» 35, Ясперс, определил задачу герменевтики как достижение посредством интуиции пони¬ мания тех символов^ «шифров», которыми сфера, трансцендентно¬ го «говорит» через тех или иных выдающихся мыслителей. Он раз¬ личал три основных различных языка (вида шифров) и в том числе язык человеческой коммуникации и спекулятивный язык («третий язык»), который близок к поэтическому словотворчеству36. Доба¬ вим, что к герменевтикам себя относит ныне и так называемый «положительный» немецкий экзистенциалист Отто Вольнов. От идей Ясперса и. в особенности Хайдеггера отправлялся Ганс-Георг Гадамер, хотя ему несколько претил иррационализм Хайдеггера. Он решил не только оживит»^ экзистенциалистскую герменевтику вновь~^о"й дорвать с противопоставлением герме¬ невтики дйалёктиГке, что было...свойственно Шлейермахеру. Гада¬ мер решил'сдединйть герменевтику с диалектикой, расширив тем самым влияние первой. «Ничто не могло бы лучше укрепить (un- termauern) диалектику, чем хорошая герменевтика», — заметил, со своей стороны, А. Димер37. Однако речь здесь шла, разумеется, не о материалистической диалектике и даже не о диалектике в достаточной полноте ее содержания, но ^только о применении в интересах герменевтики таких категорий, как «отрицание» и «про¬ тивоположности» в споре (игре). Никак не о развитии диалектики заботился Гадамер, развер¬ нув в 60—70-х годах нашего века активную пропаганду герменев¬ тики. Не об этом пекутся и другие современные герменевтики, как то: П. Рикер й Ж. Лакан во Франции, К.-О. Апель в ФРГ и другие, примыкающие непосредственно к феноменологической и структуралистской позиции. Попытавшись в некотором роде со¬ единить Хайдеггера с Гегелем, Гадамер хотел тем самым еще раз попробовать «исправить» слишком явную субъективность экзи- стенциалистических построений в учении о методе и придать им некоторую «объективность». Впрочем, Гадамер считает, что отча- 35 Кант Иммануил. Соч. В 6-ти т. Т. 5. М., Мысль, 1966, с. 373. 36 Jaspers К. Philosophic. Bd. III. Metaphysik. Berlin.— Got¬ tingen— Heidelberg, 1956, S. 134—135. 37 Diemer A. Op cit., S. 74. 40
сти Хайдеггеру удалось «передвинуть» проблематику герменевти¬ ки с субъективно-психологической на объективно-историческую ос¬ нову 38. Для Гадамера текст превращается как бы в окончательную объективную реальность и в этом смысле становится предметом философии. Текст оказывается объективно самостоятельным в от¬ ношении как автора, так и его среды и^ эпохи, потому что задача герменевтического исследования усматривается .теперь не в выяв¬ лении мыслившихся в свое время подтекстов, а в выявлении раз¬ личных возможных (а значит, ранее и не предполагавшихся) ин¬ терпретаций. Герменевтический смысл окончательно отделяется от смысла, влагавшегося в текст его автором (mens auctoris). Дело герменевтики усматривается уже не в репродукции прежних смыс¬ лов, а в производстве, продукции новых3®, Впоочем. бvpжvaэныe юристы давным-давно научились делать это с буквой закона: по¬ нимание «есть всегда применение'»40 заново. Но это значит, что «если в герменевтике Дильтея текст являлся источником сопере¬ живания... то в герменевтике Гадамера текст саморефлективен: познавательная активность читателя обнаруживает посредством текста его же духовный мир»41. Но это значит также, что «объ¬ ективность» на поверку оказывается новым вариантом субъектив¬ ности, а применение герменевтики к философским терминам ве¬ дет к безудержному плюрализму философских понятий. Ссылаясь на этот плюрализм, французский герменевтик Поль Рикёр постро¬ ил философию истории философии, в которой каждый философ по-своему прав, ибо по существу никто не прав. Изменение акцентов в трактовке задач герменевтики имеет некоторое действительное обоснование, извращенное, однако, гер- меневтиками. Понимание событий прошлого действительно изме¬ няется с ходом времени, и с более высокого и зрелого теорети- 38 См.: Ga da тег H.-G. Hermeneutik. — Historisches Worter- buch der Philosophic. Hrsg. von. J. Ritter. Bd. 3, Basel — Stuttgart, 1974. S. 1070. 39 Cm.: G a d a m e r H.-G. Truth and Method, p. 264. 40 T а м же, c. 275. 41 Грязи и И. H. К вопросу о герменевтическом под¬ ходе в современной англо-американской философии права. — Фи¬ лософские науки, 1980, № 2, с. 138, 41
лесного «обзорного пункта» их истолкование становится иным, более верным и глубоким. Другое дело, что герменевтмк Гаде* мер, как до него американский «инструменталист» (прагматист) Джордж Мэд, вкладывает в подобные факты субъективистский смысл: у него получается, что каждый новый герменевтик созда¬ ет совершенно новое содержание истолковываемого им текста, подобно тому как каждый новый историк якобы творит совершен¬ но заново саму историю42, так что объективной, и в этом смысле научной, истории будто бы нет. Факты текста, как и факты исто¬ рии, рассматриваются при таком подходе как бесконечно пла¬ стичный и податливый материал, в котором скрывается неисчер¬ паемый кладезь самых разных интерпретационных возможностей. &гот «податливый материал» отличается от пресловутого «сырого материала» опыта прагматиста Джона Дьюи разве лишь тем, что в данном случае перед нами уже не поток переживаний субъек¬ те, но как бы сгусток «второй природы», сформированной чело¬ веком в прошлом, в котором переживания содержатся в закапсу- вированном виде. Но Гадамер и другие герменевтики наших дней упорно пыта¬ ются вновь и вновь придать своему субъективно-идеалистическому взгляду на деятельность интерпретатора объективный характер. Именно сам язык есть автономная «творящая и производящая* си¬ ла...» 43. Активность суёъекта отдается продукту этой актиэности, якобы получившему полную независимость и самостоятельность. По сути дела, здесь действует механизм лингвистического отчуж¬ дения, но та самостоятельная «жизнь», которая при этом припи¬ сывается языку как новому фетишу, оказывается на деле спосо¬ бом ^его__умерщн]1ения. ВедЬ7'Т1ревращая язык в самостоятельный .объект, герменевтики обрываютдв; подлинно живьщ связи, кото¬ рые тысячами нитей соединяют его с создавшим его обществом, со всей историей народа, творца и носителя этого языка. Умерщв¬ ляется и ибо оно не сводимо только к пониманию дан- Мрго или предданного и гибнет, ^если его противопоставляют ра- Т/юнально-научному исследованию. 42 См.: Gadamer H.-G, Op. cit., р. 263. 43 Та м же, с. 498. 42
МЕТОД ГЕРМЕНЕВТИКИ И ЕЕ АНТИМАРКСИСТСКИЙ ХАРАКТЕР / Охарактеризуем теперь новейшую герменевтику с ее мето* дологической стороны. Собственно говоря, канон герменевтиче¬ ской автономии текста также носит методологический характер* Но центральным методологическим принципом является так на¬ зываемый герменевтический круг. «Круг» — ее главное методо¬ логическое понятие. «Круг не формален по природе, он не субъ¬ ективен и не объективен, но он описывает понимание как игру между движением традиции и движением интерпретатора»44. Та¬ ким" образом, одну из задач «круга» Гадамер видит в характери¬ стике с его помощью тех операций, которые проводит субъект над текстом, лишая его предметно-собственного, лежащего на по¬ верхности смысла. Но к этому значение герменевтического круга не сводится. К тому же он имеет ряд вариантов. Впервые идея круга в понимании появилась, по-видимому, во «Введение» к «Феноменологии духа» Гегеля. По форме это логи¬ ческий круг, но по содержанию — проблема, выраженная по¬ средством противоречия и разрешаемая через реальное гносео¬ логическое движение. Данный круг заключается в следующем: для того чтобы успешно познавать, надо уже заранее знать, что такое познание и в чем оно состоит, но знать — это значит уже до этого заниматься познанием. Если «познание» заменить «пони¬ манием», мы оказываемся в сфере герменевтики (впрочем, Гада¬ мер факт «сращенности» предмета и субъекта деятельности счи¬ тает «герменевтическим»). Намечая выход из создавшегося круга, Гегель разъяснял, что «путь к науке сам уже есть наука, и тем самым по своему содер¬ жанию — наука об опыте познания»45, так что теория познания складывается лишь в процессе самой практики познавательной дея¬ тельности. Впоследствии К. Маркс в «Тезисах о Фейербахе» ука¬ жет, что аналогичный круг воспитания воспитателей разрешается 44 Gadamer H.-G. Truth and Method, p. 269. 45 Г e re л ь Г, В. Соч., т. IV. М.» Изд-во соц.-экон. лит-ры, 1951, е. Б©. 43
через «совпадение изменения обстоятельств и человеческой дея¬ тельности...»46 в смысле революционной практики. Не приходится отрицать наличия определенного рационально¬ го содержания в герменевтическом круге понимания, несколько в иной редакции, подмеченном впервые Фихте и Шлейермахером, а до него Фихте. Здесь налицо своеобразная диалектика целого и части: слово может быть понято только в контексте фразы, фраза — только в контексте абзаца или страницы, а та лишь в контексте произведения в целом, однако понимание произведе¬ ния в целом, в свою очередь, невозможно без понимания до этого его частей. Но диалектика части и целого не была осмысле¬ на Шлейермахером как взаимодействие, получающее собственно диалектическое разрешение; все же смысл замкнутого движения по кругу был понят им как постоянная смена направлений этого движения. «Всюду совершенное знание находится в этол/ мнимом кругу, так как любое особенное может быть понято из общего, частью которого оно является, и наоборот»47. (Этот принцип гер¬ меневтики Э. Бетти назвал каноном тотальности.) Иррационально¬ мистический характер приобретает данный «канон» у Хайдеггера48 и его последователей, преобразуясь затем в субъективно-объект¬ ный круг понимания и объяснения. «Сущность последнего состоит в том, что для того чтобы «по¬ нять» (vcrstchen) некоторое понятие (слово), надо его объяснить (erklarer^ посредством дискурсивного мышления в суждениях (фразах), но это возможно опять-таки только через «понимание» понятий (терминов, слов). Поэтому Гадамер называет этот вари¬ ант круга каноном актуальности понимания. Герменевтики много говорят и пишут о «предпонимании» как об особой беспредпосылочной интуиции,f о—которой--мечтал--еще Шетптрптг. Не имея ничего «до» себя, эта иррациональная интуи¬ ция сама играет роль «предпосылки» для всей последующей ин- 46 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 2. 47 S с h 1 е i е г m а с h е г. Fr. D. Е. Werke. Auswahl in vier Banden. Leipzig, 1911, Bd. 4, S. 147, ср. он же: Samtliche Werke, 1. Abt., Bd. VII. Berlin, 1838, S. 33. 48 Cm.: Heidegger M. Sein und Zeit. Tubingen, 1960, 6. 153. 44
терпретирующей деятельности. Но как в рамках этой деятельно¬ сти могут не то чтобы взаимодействовать, но хотя бы естествен¬ но совмещаться «предпонимание» и «традиция», с одной сторо¬ ны, и производительная «игра», которая «играет сама себя» — с другой, остается совершенно непонятным. Между тем герменев¬ тики усиленно подчеркивают «игровой» характер своей деятельно¬ сти: пресловутый Гадамеров пример с клубком шерсти, который «играет» с кошкой (а не она с ним), стал у них «классическим»... Сами же герменевтики готовы «совмещать» что угодно с чем угодно. Западнонемецкий «критический рационалист» Ганс Альберт развернул критику философской герменевтики как концепции, из¬ менившей задачам точного толкования текстов посредством стро¬ го определенной техники интерпретации и уклонившейся в полу- поэтическую мистику49. Но герменевтики и их сторонники пыта¬ ются парировать эти нападки не только и не столько ответными упреками, сколько доказательствами того, что противоположность между мировоззренческими позициями позитивистов, «критиче¬ ских рационалистов» и герменевтиков невелика и их легко при¬ мирить. Главное в новейшей эволюции Гадамера — его сближение с неоконсерватизмом конца 70-х годов. Такие «неоконсерваторы», как Герд Клаус, Кальтенбруннер, Герман Люббе и Эрнст Топич, усиленно ратуют за сохранение и поддержание капиталистическо¬ го status quo. Гадамер вполне солидарен с ними: было бы хоро¬ шо обойтись без всякой «критики», достаточно одних только «тра¬ диций»... Среди философских герменевтиков XX века второго поколе¬ ния выделяется Карл-Отто Апель. Он желал бы соединить герме¬ невтику с психоанализом и позитивизмом, в том числе с витген- штейнианской концепцией языка как «игры». В его писаниях мы встретим и уже знакомые нам демагогические призывы сделать герменевтику более «объективной». Важно то, что К.-О. Апель, как и П. Рикер, Ж. Лакан и Ю. Ха¬ бермас, обратил усиленное внимание на идеологические аспекты 49 Albert Н. Hermeneutik und Realwissenschaft. — Sozial- theorie und soziale Praxis. Meisenheim an Gian, 1974, S. 53. 45
языка. Апель хотел бы создать герменевтическую критику идеоло- |Гии, И, подобно врачу-психоаналитику, вскрывать в глубинах язы¬ ка подспудные мотивы социального поведения людей50. Не с жи¬ выми людьми, а с текстами должен построить, по мнению Алел я, Евой диалог исследователь-историк и социолог, имея целью най- *м в ходе этого диалога с «текстуальными партнерами» по «ком¬ муникации» средства излечения современного общества. Итак, JC-O. Апель не смог придумать ничего более глубокомысленного, мем тезис о тождестве критики идеологий с критикой языка. Приведем пример такой «критики языка», .которая особенно Характерна, потому что показывает, как пытаются использовать В своих целях герменевтику ревизионисты марксизма. Посмотрим, что говорят герменевтики и близкие к ним бур¬ жуазные философы по поводу 11-го тезиса К. Маркса о Л. Фейер¬ бахе. Обычно они идут по проторенной дорожке извращенного истолкования его как призыва к «замене» философии практикой. Но этого мало. Димер характеризует в рамках этого подхода 11-й тезис как в принципе «антигерменевтический»: он обходит молча¬ нием вопрос об анализе языка и нацеливает только на изменение мира, а это якобы излишняя операция, способная лишь вверг¬ нуть людей в худшее, чем у них есть, состояние51. Опять нам на¬ вязывают старую идейку сохранения буржуазного status quo. К сказанному надо добавить, что ревизионисты марксизма из группы «Праксис», а также деятели франкфуртской школы ис¬ пользовали герменевтические приемы, когда они извратили Марк¬ сово понятие практики как взаимодействия субъектов с матери¬ альными объектами, а вместе с тем и понятие материи в духе ма¬ хиста А. Богданова, утверждавшего, что согласно марксистскому словоупотреблению практика и действительность — это одно и То же, материя и труд «немыслимы одно без другого, и мате¬ рия есть общезначимое сопротивление человеческим усили¬ ям...» 52. 50 См.: Apel К.-О. Transformation der Philosophic. Bd. 2. Frankfurt am Main, 1976, S. 120—126. 51 Diemer A. Op. cit., S. 106. 62 Богданов А. Философия живого опыта. Популярные очерки, Петроград (б/г), с, 240, 48, 49. 46
Напомним, как разъяснил lt-й тезис К* Маркса © Д Фейор* бахе В. И. Ленин в связи с событиями революции 1905 года в России: «Способ изложения своих мыслей новоискровцами напо** минает отзыв Маркса (в его знаменитых «тезах» о Фейербахе, о старом, чуждом идеи диалектики, материализме» Философы только истолковывали мир различным образом... а дело в том, чтобы изменять этот мир. Так и новоискровцы могут сносно огмн сывать и объяснять процесс происходящей у них на глазах борь- бы, но совершенно не могут- дать правильного лозунга в этой борьбе»53. Из хода мыслей В. И. Ленина видно, что в конечном счете новоискровцами-меньшавиками искажалось и само объяс- некие процесса борьбы, поскольку анализ у них не доходил де обнаружения ее действительных тенденций и реальных возмож- ногтей. Выявляемый В. И. Лениным подлинный смысл 11-го тези¬ са состоит в диалектическом единстве положений о том, что ложные объяснения мира должны быть отброшены, а истинное объяснение необходимо, но оно подлежит применению в прав- тической революционной деятельности людей, без применения оно мертво. С другой стороны, практика должна руководствоваться пе¬ редовой материалистической теорией и в единстве с ней под¬ няться на более высокий уровень. Не освещаемая путеводным светом теории практика слепа. Раскрыть эти моменты хотя бы в самом общем виде философская герменевтика, как и следовало ожидать, абсолютно не в состоянии, хотя ома и не преминула их м ист иф и ц иров ать. Ревизионисты марксизма используют герменевтические идеи в русле своих претензий на «более вернее, чем у самого Марк¬ са», понимание и истолкование его произведений. Вместе с тем они нередко предлагают «обогатить» марксизм в целом герменев¬ тикой. Заодно сближают К. Маркса и с 3. Фрейдом, поскольку и психоанализ «герменеатичен», а оба мыслителя стремились вскрыть неосознаваемый людьми подтекст их сознания. Отмечен¬ ные претензии базируются на софистическом использовании; изве¬ стной формулы Маркса о том, что анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны, что может быть понято и так, что более позд- 63 Ленин В. И. Поли, себр, со% ъ В» с. 31, 4Z
ние этапы развития приносят и более верную и глубокую точку зрения на прошлое. Не вполне верно, впрочем, истолковывают это высказывание м некоторые марксисты, в том числе те, которые полагают, что мог бы быть с пользой создан марксистский вариант философской герменевтики 54Л Поскольку речь идет о существующей ныне на ^Западе философской герменевтике, с марксизмом не совме¬ стима ни по методу, ни по теории, если же речь'идет о технике анализа текстов, о выявлении их скрытых подтекстов, то это не собственно философская проблема. Что же касается самой задачи раскрытия неосознаваемых смыслов, то она значима для маркси¬ стской философии только тогда, когда эта задача приобретает действительно социальный смысл: это смысл проблемы ложной (также и теоретически ложно выраженной) социально-классовой идеологии^ В «Немецкой^идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса за¬ дача «расшифровки» такой идеологии впервые нашла свое блес¬ тящее конкретное разрешение. ( В свете всего сказанного выше трудно поддержать предполо¬ жение, будто одна из главных причин распространения философ¬ ской герменевтики в ФРГ состоит в поисках средств защиты гу¬ манитарного образования перёд натиском сциентизма как стиля мышления современной научно-технической революции. Не о за¬ щите «гуманитарного образования» помышляют герменевтики. Цо» конечно, Одна из важных причин увлечения герменевтикой на За¬ паде в том, что буржуазное мышление «перестает видеть мир в его движении и понимать смысл исторического движения»55. Бур¬ жуазный философ уходит от жизни, отстраняется от социальных объектов и удовлетворяется объектами неживыми — текстом. По¬ лучить ответы на жизненные вопросы все же надеются от мерт¬ вых текстов, для чего и подменяют познание субъективной интер¬ претацией. Соответственно философия в своем живом развитии вытесняется историей смены различных философских текстов и их разных толкований, которые, однако, все будто бы не имеют 54 См.: Черны И. Проблема анализа текста в марксистско- ленинской истории философии.— Философские науки, 1977, № 2, с. 127. 55 Черны И. Цит. соч., с. 123. 48
ничего общего с истиной. Анализ текстов не приведет и не при¬ близит к истине, он лишь раскрывает их смыслы. На смену одним интерпретациям приходят другие, только и всего... Крайний реля¬ тивизм и безграничный мировоззренческий плюрализм —- вот по¬ следнее слово философов-герменевтиков. Нарастание пессимизма — это все же лишь одна из причин. Важным побудительным мотивом к занятиям герменевтикой сре¬ ди современных буржуазных философов является то, что в ее ли¬ це они надеются обрести средство разрушения марксистской идеологии — разрушения именно в том важном пункте, где «тра¬ диция», т. е. аутентичные тексты классиков марксизма-ленинизмай диалектически переходит в творческое развитие содержащихся в этих текстах идей всемирно-исторического значения. Это-то разви¬ тие и квалифицируется новейшими герменевтиками цинично, как всего лишь субъективистская «игра». Но на деле именно их пост¬ роения на тему интерпретации текстов (за вычетом того, что гер¬ меневтики XX века заимствовали из опыта собственно филологи¬ ческого истолкования текстов, семиотики и переводческой дея¬ тельности) представляют собой субъективистскую «игру», не имею¬ щую в своей философской основе ни научного значения, ни соуча¬ стия в гносеологическом и семиотическом прогрессе. Что же ка¬ сается прогресса социального, то философская герменевтика ему не только чужда, но й враждебна. Все же герменевтика — в значительной мере академическое течение. Ее политическая применимость имеет определенные пре¬ делы, полагаемые особенностями ее материала. Империалистиче¬ ские дирижеры обострения международной обстановки постара¬ лись поддержать средствами печати другие течения, мысли, бо¬ лее политически заостренные и более тесно связывающие плохую философию с дурной политикой. «НОВЫЕ ФИЛОСОФЫ» ВО ФРАНЦИИ В этом отношении характерно крикливое, резко антимаркси¬ стское течение во Франции второй половины 70-х — начала 80-х годов нашего века. Публицист Б.-А. Леви на страницах редакти¬ руемого им органа «Les Nouvelles LitteMires» в июне 1976 года 49
окрестил его движением «новых философов». Название это мало- информативно и никак не выражает специфики их построений. Думаем, что этих деятелей стоило бы назвать неоницшеанцами. Во всяком случае, другие названия, данные этому течению, менее подходящи: они либо крайне претенциозны, как, например, «на¬ ставники человечества», либо явно случайны, как, например, «хри- сто-гошизм», что связано с тем, что некоторые его участники рас¬ хваливали пресловутую «культурную революцию» в Китае, изоб¬ разив ее как якобы возрождение аскетического духа первых хри¬ стиан, либо, наконец, указывали только на историю его всзник- новения, как, например, «наследники мая 1968 года». Последнее название как бы то ни было свидетельствует о сугубо политическом генезисе течения «новых философов»: ведь некоторые из его лидеров примкнули в свое время к ультрале¬ вому крылу участников событий весны 1968 года в Париже. Этот генезис дал, однако, им возможность толковать политические уро¬ ки событий «студенческого мая» вкривь и вкось. Критики «новой философии» метко заметили, что для ее приверженцев «68 год — это своего рода сумка, полная сюрпризов»56 любого рода. Но суть дела заключалась в том, что когда это мелкобуржуазное по- луанархистское движение конца 60-х годов, изолированное от ра¬ бочего класса и коммунистов, потерпело поражение, то будущие «новые философы» глубоко разочаровались в революционных идеях вообще. Вчерашние попутчики превратились в сегодняшних поносителей собственного прошлого, их голос зазвучал в анти¬ коммунистическом и антисоветском хоре резко и злобно. Их лейтмотивом стало положение, что любое социальное преобразо¬ вание приносит больше вреда, чем пользы, оно «бесчеловечно». И буржуазия быстро поняла, что есть смысл сделать на «новых философов» ставку. Самореклама, которой они занимались, пуб¬ ликуя свои «беседы» то с К. Леви-Стросом, то с другими извест¬ ными теоретиками и изображая себя преемниками их известно¬ сти, сомкнулась с организованной сверху пропагандой их «твор¬ чества» в буржуазной печати. Как рекламные ярлыки выглядели ••Aubral F., Delcourt X. Centre le nouvelle philosophic, Paris, 1977, p. 20. 50
и. названия основополагающих сочинений новомодных мыслите» лей: свою теоретическую немощь и безнадежный эклектизм они прикрыли шокирующими и даже скандальными словосочетаниями. Внимание к себе не могла не привлечь книга Жан-Мари Бенуа «Маркс мертв» (1970), титул которой легко ассоциировался с из¬ вестным высказыванием Ф. Ницше «бог мертв». Политический и мировоззренческий манифест Бернара-Анри Леви получил наз¬ вание «Варварство с человеческим лицом» (1977), в котором сра¬ зу же угадывалась перефразировка демагогического лозунга чеш¬ ского ревизиониста О. Шика насчет «социализма с человеческим лицом». Главный теоретический опус Андре Глкжсмана ирониче¬ ски и несколько интригующе назывался «Отцы-мыслители» (1977), а вышедшая в свет за два года до этого другая его программная работа была названа совсем странно: «Кухарка и людоед». Мы предпочли бы назвать группу «новых философов» неониц¬ шеанцами. Ниже будет показана обоснованность такого мнения. Среди участников его ведущей группы стоит, кроме того, указать на Мишеля Герэна, Ги Лардо, Кристиана Жамбе и Жан Поля Дол¬ ле. Но Бенуа&7, Леви и Глюксман — вот те, кто придали этому течению печать своеобразия. На них ориентировалась буржуазная пресса перед выборами 1978 года как на идеологическую силу, способную создать помехи на пути левых сил к победе, именно Ж. М. Бенуа на этих выборах был выдвинут в качестве антиканди¬ дата в том избирательном округе, в котором баллотировался Жорж Марше. Каковы основные принципиальные установки течения «новых философов»? Оно представляет собой продукт соединения вульга- ризованных идей франкфуртской школы с некоторыми положения¬ ми структурализма, окрашенного Лаканом в фрейдистские тона, и «философии жизни» Ницше. М. Герэн в книге «Ницше: героиче¬ ский Сократ» (1975) провозглашает его безумным учителем. От 57 Не следует путать Жан-Мари Бенуа с Аленом де Бенуа из «Фйгаро», который совместно с Луи Поведем со второй половины 1979 года рекламирует движение «новых правых», выходцев из правоэкстремистских групп, которых нередко называют теоретизи¬ рующими еврофашнстамн, Ж.-М. Бенуа вышел из движения струк¬ турализма, ’ 51
франкфуртском школы «новые философы» заимствовали демаго¬ гическую критику «на два фронта» — в адрес как монополисти¬ ческого капитализма, так и реального социализма, а также поно¬ шения в адрес науки и техники. От структурализма были взяты аргументы в пользу вывода о всесилии государственного аппара¬ та, опирающегося на средства подавления, которые порождены возможностями современной научно-технической революции. Из идей франкфуртцев вытекало, что для революционной борьбы нет ясных ориентиров и определенных перспектив, а из построений структуралистов — что в этой борьбе нет никакой возможности рассчитывать на победу, она заранее обречена на неудачу. Разумеется, соединение франкфуртской и структуралистской доктрин не могло не деформировать каждую из них, тем более что дело не ограничилось простым их суммированием. В отличие от структурализма достижения научно-технической революции не прославляются, но предаются анафеме: структуралист М. Фуко за¬ являл, что человек «растворяется» ныне в структурах языка, тех¬ ники и административных связей, подавляется ими; подобно та¬ раканам, люди пугливо прячутся в «трещинах структур». «Новые философы» не склонны принимать это как должное, с этим, они считают, нельзя примириться. Когда Бенуа в «Структурной рево¬ люции» (1975) почти что в унисон с Фуко утверждает, что чело¬ век стал марионеткой безсубъектных знаковых систем и потерял всякое значение как субъект истории и познания, он видит в этом приговор не человеку, но обществу, которое его довело до этого убогого состояния. В отличие от франкфуртской школы критика в адрес всякого существующего социально-политического строя рассматривается уже не как предпосылка движения, которое но¬ сит все же социальный, пусть и смахивающий на анархизм харак¬ тер, но как сугубо индивидуальная деструктивная реакция: про- возглашется не только «радикальный нейтрализм», будто бы зо¬ вущий по «ту сторону» и от правых и от левых, и от прогресса и от регресса, но и проклятие всякому обществу вообще. Когда «но¬ вый философ» Лиотар призывает к ускорению всеобщего упадка и к дальнейшему углублению разочарования, а Бенуа объявляет войну всякому учению, претендующему на гуманизм, в подопле¬ ке этих скандальных лозунгов находится программная асоциаль¬ 52
ность. Леви определил человека как. «заложника власти и зла», который может надеяться только в одиночку. Но это говорит и о том, что программа асоциальности далеко не лишена социаль¬ ной мотивации: она служит тому классу, который заинтересован в том, чтобы его противники оставались разобщенными. В утверж¬ дениях о бессилии человека заинтересована монополистическая буржуазия. Свой программный индивидуализм «новые философы» пыта¬ ются подкрепить историко-философской аргументацией. Они, как, например, Б.-А. Леви, усиленно эксплуатируют авторитет Жан Жа¬ ка Руссо, изображая критику им современной ему культуры как полное проклятие в адрес всякого знания и науки, как отказ от общественной жизни вообще. Конечно, у Руссо в силу сплетения в его творчестве мотивов критики как феодального, так и буржу¬ азного отчуждения, нетрудно, найти настроения бегства от людей и стремления к одиночеству, но все-таки он был прежде всего революционным демократом и не звал назад, вспять от общества к природе, но мечтав о единении людей «общественного догово¬ ра» с природой и возрождении лучших черт естественного состоя¬ ния людей в их освобожденном от социального угнетения буду¬ щем. «Новые философы» превратили Руссо во врага общественной жизни, которым он в действительности не был. Они превратили его, софистически используя «деизм чувства», и во врага чело¬ веческого разума, будто бы упразднившего картезианские заветы. Им нет дела до того, что Руссо выступал не столько против ра¬ зума, сколько против резонерства. Что касается отношения к кар¬ тезианству, то сам Руссо в «Эмиле» признавал, что начал свое тео¬ ретическое развитие с некоторых идей Декарта. Только внешней оболочкой концепций «новых философов» яв¬ ляются их филиппики по адресу всего современного им общест¬ ва; в условиях капитализма они чувствуют себя вполне уютно. Столь же демагогический характер носит поношение «новыми фи¬ лософами» всякой политической деятельности, и здесь сказывается не столько их разочарование в буржуазном политическом спектак¬ ле, сколько их лютая враждебность к политической деятельности марксистов. И это прежде всего. Вообще отношение «новых философов» к марксизму при всем 53
разнообразии им мнений о его перспективам резко отрицательное. Бенуа попытался направить острие этой борьбы против марксист¬ ского учения о.сознании и. об объективных законах общественно¬ го, развития58. «Полумарксистское» прошлое «детей 1968 года» бы¬ ло находкой для буржуазных журналистов, принявшихся создавать миф о критике марксизма «изнутри». Поддержанию этого мифа способствовали рассуждения А. Глюксмена и Б.-А. Леви, первый из ко.торых в своих «Отцах-мыслителях» поставил под сомнение те¬ зис Бенуа о «смерти» марксизма и нехотя признал его жизненную силу.» а второй был вынужден заявить, что «кризис» марксизма существует только в нашей голове и наших книгах»59. При всех этих вынужденных заявлениях образ марксизма в представлениях яновых философов» искажен до неузнаваемости: оч представлен как конгломерат тотальной воли к власти, рационалистического метода и абстрактной идеи революции. А свою лютую вражду к философии марксизма они перенесли на всю «прежнюю» филосо¬ фию вообще. Поношение структур «индустриального общества» распространяется «новыми философами» и на философские «структуры», возникшие в стенах университетов, выросшие из давних теоретических традиций и опирающиеся на теоретическую культуру. Разгромим философию «in mures» (в стенах), призыва¬ ет А. Глюксман. Помешаем философам восстановить разрушенные ценности, вещает другой «новый философ» Лиотар. Ненависть «новых философов» к философии оправдывается са¬ мой вульгарной политизацией любого философского учения. Вся¬ кая философия-де оправдывает существующие порядки, и всякий философ-де поносит своего предшественника . как «натуралиста»: на языке «новых философов» это означает приверженность к без¬ оговорочной апологетике. Все же у «новых философов» есть своя философия. Ее основ¬ ные идеи сводятся к двум — к упрощенной дихотомии социаль¬ ной действительности и к волюнтаристской трактовке сущности и основы общественной жизни. * 88 См.: Benoist J.-M. Marx est niort. Paris, 1970. Ср.: Современная буржуазная философия. М., Высшая школа, 1978, с. 559. 58 Levy В.-Н. La barbarie a visage humain. Paris, 1977, p, 208, ср. р. 191. 54
Общество всех ергмен и народов делится «новыми филосо¬ фами», как правило, на две неравносильные и друг Другуйзаи- мопротивопрложные и враждебные части — «Власть», или «Авто¬ ритет» (Mailre), с одной стороны, и «Периферия», или «Край» (Marge),— с другой. Всегда и всюду, вещают «новые философы*, были, есть и будут властители и орудия подавления, которыми они пользуются, — в виде государства, языка, философии. Образ «Авторитета» туманен и безлик, это и монарх, и Дик¬ татор, и вождь, и учитель-философ, и сила «порядка», и безликий носитель норм культуры. В целом — это символ тоталитарного господства, некий политический вариант фрейдовского «сверх-я», опредмеченная в структурах администрации воля к власти. «Авто¬ ритету» противостоит «Периферия», т. е. бесструктурная полоса общества, плебс, люмпен-пролетарии, деклассированные одиночки и бродяги. Образ представителя «периферии» изображается «но¬ вым философом» Филиппом Немо в виде истеричного обвините¬ ля; Ги Лардро и Кристиан Жамбе хотели бы видеть в нем бунтов¬ щика, Глюксман — анархиствующего дезертира, а Леви — замк¬ нувшегося в своем внутреннем мире индивидуалиста. Что касает¬ ся Бенуа, то его более привлекает плюралистическая позиция, и ой ссылается на разноголосицу среди античных софистов. Однако «плюралистическое» население его образа «Периферии» не так уж разнообразно: если поздний «франкфуртец» Маркузе возлагал надежды даже на преступников и душевнобольных, то Бенуа строит расчеты на недовольстве своей жизнью у военнопленных, демобилизованных, разведенных и вдовцов. А в соответствии с инвариантом всех этих разных ликов аутсайдера обрисовывается у «новых философов» и новый облик философии, носителем ко¬ торой этот аутсайдер должен стать: возникнет философия улицы, и ее создателем и пропагандистом будет «бродяга в толпе», спле¬ тающий для нее кружево мифов и умеющий привлекать к себе слушателей «фокусничеством» идей и мыслей. Все эти произвольные обобщения и нелепые прожектёрства, на¬ поминающие вульгарный вариант франкфуртской «критической теории», имеют, однако, свою особую логику. К 'этой логике под¬ водят рассуждения «новых философов» о социальной онтоло¬ гии. 55
А. Глюксман в «Отцах-мыслителях» рассуждает, в частности, о том, что никакой «объективности» не существует: она всего лишь «метафора», созданная марксистскими идеологами. Если нет объективности, то нет и научности, а потому социальная онтоло¬ гия должна быть субъективной и вненаучной. Образцом такой кон¬ струкции была иррациональная философия Ницше со свойствен¬ ным ей реакционным нигилизмом. Бенуа и Леви то и дело воз¬ вращаются к мотиву об отвратительности существующего и о бес¬ цельности революции. Если революция и мыслима, то она невоз¬ можна без разрыва со всей тканью реальности, без отрицания истории, культуры, времени, языка60. Это было бы нечто вроде антиреволюции (скажем прямо, контрреволюция), на знамени ко¬ торой была бы написана стихийная воля к власти взамен ниспро¬ вергаемой организованной, структурированной воли. Права бол¬ гарская исследовательница М. Юрукова, считая, что при всей сво¬ ей демагогии «новая философия составляет новый этап в эволю¬ ции неоконсерватизма»61. Эта философия начинает с демистифи¬ кации господства, а завершает ее апологией через конструирова¬ ние мифов, обосновывающих еще более реакционное господство. «Новые философы» развернули безудержную онтологизацию воли к власти. Они утверждают, что стихия господства не только слита с природой человека и не только есть сущность человека, но представляет собой «априорную форму реальности»62, ибо «нет ничего раньше власти»6Э. Поэтому всякий «властитель есть метафора реальности»64, а по своему онтологическому качеству, «в своей сути власть есть бытие сознания» 65, воля к власти обна¬ руживает свою субъективную природу, разрастается как авантю¬ ристическое стремление сделать полным и прочным неполное и ущербное человеческое бытие. Все это не ново, нечто подобное в разных вариантах было 60 Levy В.-Н. Op. cit., р. 82. 61 Юрукова М. Нова ли е «новата философия» във Фран¬ ция? — Философска мисъл. София, 1979, № 4, с. 53. 62 Levy В.-Н. Op. cit., р. 59. 63 Та м же, с. 74. м Там же, с. 30, ср. с. 41—42. e5 Glucksmann A. Les maitres penseurs. Paris, 1977, p. 281. 56
уже высказано Шопенгауэром, Штирнером, Ницше и Шпенглером, Впрочем, «новые-философы» не так уж это и скрывают. На Бер¬ нара-Анри Леви более всего, по-видимому, повлиял Шопенгауэр, для Мишеля Герэна главным авторитетом является Ницше, а для Андре Глюксмана и Жан-Поля Долле источником инспираций стал Хайдеггер. Встречаются ссылки и на писания Поппера и Камю. Со. сказанным выше «новые философы» связывают свои поло¬ жения о том, что «вне государства не было онтологии»6б, государ¬ ство существовало во все времена, а вместе с тем «нет онтоло¬ гии, которая не была бы политикой»67. Политика и государствен¬ ная власть — это вечное зло. Носителем зла является также по¬ знание, в том числе познание политики и власти, потому что оно слишком легко становится на службу власти. Познающая мысль конституируется в философию, которая сама стремится к господ¬ ству в умах людей и оправдывает господство тех, кто использует для своего укрепления авторитет философии и философов. Свалив в одну кучу любую политическую власть, любое государство и лю¬ бую философию, А. Глюксман заявляет, что «и при капитализме и при социализме власть остается властью, абстрактной властью, ибо мыслить значит господствовать»68. И здесь в построениях «новых философов» обнаруживается полный внутренний надлом. Как утверждает Б.-А. Леви, «нет ниче¬ го, кроме власти»69, а власть ведет к политике, как и политика к власти, но коль скоро и политика и власть отвратительны, к чему же тогда нужна социальная онтология, объясняющая, а потому неизбежно и оправдывающая их бытие? Весь итог сводится к аб¬ солютному пессимизму, подобному экзистенциалистской «тошно¬ те». Выхода нет, «раб и бунтарь — вечные узники мира»70. Кроме философов откровенно иррационалистически-волюнта- ристской традиции, на «новых философов» повлияли и экзистен¬ циалисты, в том числе герменевтической ориентации. Это явству¬ ет, например, из писаний А. Глюксмана, который в «Отцах-мысли- 66 Levy В.-Н. Op. cit., р. 82. 67 Т а м ж е, с. 30. 68 G I и с k s m а п n А. Op. cit., р. 256. 89 Levy В.-Н. Op. cit.. р. 74. 70 Там ж е, с. 54. 57
толях» строит свою критику о адрес марксизма на герменевтиче- скил приемах. Он обвиняет как Фихте и Гегеля, так и Ницше и Маркса — существенно различных мыслителей — в том, что пе¬ ром их всех водило стремление создать «великие тексты европей¬ ской власти» и в конце концов, дескать, именно марксизму уда¬ лось создать «сад (?) Единого текста», который стал монопольным создателем духовной герменевтической «тюрьмы без стражи»7*. Б.-А. Леви в своей демагогии использует «обратную сторону» герменевтических схем — парадигму тотального отчуждения. Свой безграничный исторический пессимизм он обосновывает, в част¬ ности, определенным односторонним прочтением не только Руссо, но и Гегеля. Образ конфликта между «господином» и «рабом» из гегелевской «Феноменологии духа» толкуется на манер опять-таки извечной противоположности между «Авторитетом» и «Краем». Эту же мысль проводит К. Жамбе в своей «Онтологии революции» (1976). При этом Б.-А. Леви не брезгует нацистской мифологией, повторяя сказку о том, что ныне «рабочими» стали и капиталисты, но добавляет к этому миф Г. Маркузе о том, что, с другой сто¬ роны, и рабочие обуржуазились, так что возник некий «капитали¬ стический пролетариат» 72. Философия истории Б.-А. Леви представляет собой вариант ир- рационалистского бунта против научного познания, объективных законов исторического процесса и реального социализма. Впро¬ чем, Леви признает один общий «закон» — неуклонной деграда¬ ции человечества. Пародируя «Манифест Коммунистической пар¬ тии», он заявил, что капитализм представляет собой способ про¬ изводства, не порождающий себе «могильщика», однако в то же время неуклонно вырождающийся и затем агонизирующий. Этот Перманентный закат капитализма представляет собой «наступление беспросветной ночи» 73, поскольку выхода из него якобы нет и со¬ циализм есть не более как этап «варваризации», одичания и раз¬ ложения капитализма. Всюду унылому взору Леви чудится лишь «социальный репрессивный континуум», и он издевается над борь- ‘ 71 Glucksmann А. Op. cit., р. 174. 72 Levy В.-Н. Op. cit., р. 192. 37 Там же, с. 131, ба
бой за свободу й счастье народов, за демократию и социализм: все это для него только пляска «высушенных скелетов»74. Так Б.-А. Леви СААыкается с Т. Адорно, и «Варварство с человеческим лицом» (1977) оказывается продолжением «Негативной диалекти¬ ки» (1966) как апофеоза тотального упразднения идеи прогресса. И хотя «франкфуртец» второго поколения О. Негт критиковал «но¬ вых философов» за их «бунт против диалектического разума»75, ий близость ко многим мотивам франкфуртской школы не вызы¬ вает сомнений. «Новый» рецепт выхода человечества из тупика, в который его пытаются загнать сами же «новые философы», дает католиче¬ ский философ Морис Клавель, немало влияющий на них. Он под¬ черкивает свою мнимую аполитичность, но на деле выполняет вполне определенную политическую функцию отрыва левых като¬ ликов от социалистов и коммунистов в их борьбе против угрозы войны и неофашизма. «Рецепт» этот совсем не нов, это призыв возвратиться к религии. В сочинении «Бог есть бог и имя божье!» М. Клавель провозглашает религиозную реставрацию в душах че¬ ловечества, страждущего в тисках «индустриального общества»: «Мало-помалу бог возвращается через несчетные трещины и раз¬ рывы, проделанные им в нашей культурной коросте, за которой мы тщились от него укрыться и избавиться»7в. Итак, на место из¬ вестного структуралистского образа людей-«тараканов», пугливо прячущихся в трещинах научно-технических и административных структур, пришел образ святого духа, пронырливо внедряющегося в эти же самые трещины и несущего утешение жалкой человече¬ ской нечисти... Философии здесь очень мало, и еще меньше но¬ визны. «Новые философы» отнюдь не оправдали своего претенциоз¬ ного названия. В оболочке новомодно звучащих фраз они навязы¬ вают своим читателям старое-престарое реакционное содержание. 74 Levy В.-Н. Op. cit., р. 11. 78 Negt О. Wotan und Gargantua — der jungste Aufstand gegen die dialektische Vemunft die «Neuen Rhilosophen» Frank- rekhs.— «Frankfurtei Rundschau», 11, 2. 1976. n Clavel M. Dieu est Dieu, nom de EHeui Pan's, 1976, p. 112. 59
И. А. Гобозов77 и В. Вроблевский78 правы, подчеркивая иллюзор¬ ность и эфемерность этого крикливого течения: ныне на него бур¬ жуазная мода. Однако кумиры моды меняются быстро. Но дея¬ тельность участников этого течения, независимо от того, хотят они или нет этого субъективно, ныне вполне отвечает той задаче, вы¬ полнения которой от них ожидают буржуа, а именно: философски оправдать разобщение и распыление сил протеста против капита¬ листического строя, подорвать их единство в борьбе и изолиро¬ вать от рабочего класса как главной такой силы. Теоретик франкфуртской школы Т. Адорно в своем рассужде¬ нии о «модели Освенцима» писал так: если «люди» оказались спо¬ собными создавать лагеря уничтожения, «значит», «все»(?!) люди не способны к созданию коммунистического общества. Б.-А. Леви рассуждает по аналогичной, насквозь фальшивой парадигме: если люди 20—30-х годов XX века жили в одно время с фашистами и не уничтожили их, тогда, «значит», они «все» (?!) сами были в ду¬ ше с ними заодно.' Нацисты в свое время демагогически заявля¬ ли, что быть антисемитами — значит осуждать западноевропей¬ скую плутократию. Леви строит свою демагогическую аргумента¬ цию в «обратном» направлении: осуждать господство финансово¬ го капитала — значит, стать на позиции антисемитизма и фашиз¬ ма. На этом основании он объявляет коммунистов антисемитами и причисляет их к фашистам. Далеко не новый прием! Антиком¬ мунизм лидера «новых философов» Б.-А. Леви приобрел крайне архаическую форму и патологические размеры. * * * Итак, мы ознакомились с тремя ведущими течениями новейшей буржуазной философии. Она в целом отнюдь не монолитна, и са¬ мым большим показателем ее слабости является отход наиболее проницательных ее представителей от идеализма, а частично и от метафизики. Мало кого удовлетворяет ныне и позитивизм, хотя аг- 77 См.:. Гобозов И. А. Критический анализ взглядов так называемых новых философов.— Философские науки, 1979, № 2, с. 62, и др. 78 См.: V. von Wroblewsky. Die «Neuen Philosophen» — Legende und Wirklichkeit. — «Deutsche Zeitschrift fiir Philosophic», 1980, № 8, S. 1013. 60
ностически-позитивистская «порча» очень живуча и в неотчетливом виде распространена все еще широко. Конечно, не всякий факт разочарования в существующих видах идеализма означает отказ от идеализма в принципе: кембриджские лингвистические филосо¬ фы 70-х годов сами иронизировали над своей словесной экви¬ либристикой. В манифесте английской радикальной группы фило¬ софов (1971) признавалось, что философская мысль на Британ¬ ских островах «зашла в тупик», Сартр в последних своих интервью горько сетовал об утрате былого влияния, а отдельные неотоми¬ сты даже призадумались над возможностью того, что бог, решив «наказать» атеистов, умер. И не всякое материалистическое вы¬ сказывание свидетельствует о будто бы совершившемся переходе на позиции материализма. Иногда это просто проявление колеба¬ ний и незрелости самосознания. Иногда это невольные уступки материализму ради сохранения идеализма основной концепции. В этом смысле В. И. Ленин писал о том, что «поправка Маха и Авенариуса к их первоначальному идеализму всецело сводится к допущению половинчатых уступок материализму»79. Так, например, Э. Мах в ответе русскому махисту Н. Валентинову вынужденно при¬ знал, что человечество находится в процессе исторического раз¬ вития, что с махизмом, разумеется, не совместимо. Но в ряде случаев происходит действительный отказ от идеа¬ лизма, и в этом смысле показателен переход от идеализма к ма¬ териализму прежних неореалиста Р. В. Селларса, феноменолога М. Фарбера, позитивистов М. Бунге и Д. Армстронга и некоторых других западных философов. Еще более заслуживают внимания симпатии к марксизму, а в ряде случаев — и переход на маркси¬ стские позиции в философии таких широко известных у нас мыс¬ лителей, как Г. Селзам, Д. Бернал, Г. Уэллс, Б. Данэм, Д. Соммер- вил, П. Кроссер и другие. Крепнут философские кадры коммуни¬ стических партий в капиталистических странах. Реакционная буржуазная философия не исчезла. Бывшие «де- идеологизаторы» Р. Арон, Д. Белл, Э. Топич, А. Шлезингер, наде¬ явшиеся превратить разрядку в идеологическое поглощение марк¬ сизма буржуазной идеологией, сменили ныне ноты, они призна¬ ют вполне идеологическую антикоммунистическую направленность своего философствования и требуют ее усиления. Глуше стали раз¬ даваться и голоса о «смерти философии». В колокола «реидеало- гизации» усиленно бьют Д. Лодж, О. Лемберг и другие буржуаз¬ ные социологи. Передовая мысль с немалым трудом пробивает себе путь на Западе, но она развивается и становится более зре¬ лой. Это нелегкий и сложный процесс, но он не прекращается. 79 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 62—63. 61
ЛИТЕРАТУРА Энгельс Ф. Анти-Дюринг.— К. Маркс и Ф. Энгельс. Сеч., т. 20. Энгельс Ф. Диалектика природы. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 373—383, 547—552. Ленин В. И. Материализм н эмпириокритицизм. — Поли, собр. соч., т. 18. Материалы XXVI съезда КПСС. М., Политиздат, 1981. Об усилении идейно-политической, воспитательной работы. М., Политиздат, 1980. Гайденко П. П. Хайдеггер и современная философская гер¬ меневтика. — В сб.: Новейшие течения и проблемы философии ФРГ. М., Наука, 1978. Г о б о з о в И. ’ А. Критический анализ взглядов так называе¬ мых новых философов. — Философские науки, 1979, № 2. Гобозов И. А. История философии в интерпретации «новых философов». — Философские науки, 1981, №6. «Критический рационализм»: философия н политика (Анализ Концепций и тенденций). М., Мысль, 1981. Панин А. В. Диалектический материализм и постпозити¬ визм. М., Изд-во Моск, ун-та, 1981. Современная буржуазная философия. 2-е изд. М., Высшая шко¬ ла, 1978, гл. II, IV, VIII. Социальная философия франкфуртской школы (Критические очерки). 2-е изд. М., Мысль, 1978.
СОДЕРЖАНИЕ Общая ситуация в буржуазной философии на¬ ших дней 3 Фальсификационизм Поппера . . . . .. 15 «Критический рационализм» позднего Поппера 21 Философский «анархизм» Фейерабенда . . 31 Предыстория и зарождение философской гер¬ меневтики 34 Метод герменевтики и ее антимарксистский ха¬ рактер >....■ ■ 43 «Новые философы» во Франции ■ • ■ • ■ 49 Литература • 62
Игорь Сергеевич Нарский НОВЕЙШИЕ ТЕЧЕНИЯ БУРЖУАЗНОЙ ФИЛОСОФИИ (Критический анализ) Гл. отраслевой редактор 3. Каримова. Ст. научный редактор Л. Кравцова. Мл. редактор И. Игнатьева. Худож. редак¬ тор Н. Пьяных. Техн, редактор Н. Л б о в а. Корректор Р. С< Колокольчиков а. ИБ № 5129 Сдано в набор 10.12.81. Подписано к печати 12.02.82. А 05284. Формат бу¬ маги 70Х108‘/з2- Бумага тип. № 1< > Гарнитура журнально-рубленая. Печать высокая. Усл. печ. л. 2,80, Усл. кр.-отт. 2,89. Уч.-изд. л. 3,49. Тираж 28 240 экз. Заказ 2139. Цена 11 коп. Издательство «Знание». 101835, ГСП, Москва, Центр, проезд Серова, д. 4. Индекс заказа 821003. Типография Всесоюзного общества «Знание». Москва, Центр, Новая пл., Д. 3/4.