УЧЕНИЕ КАУТСКОГО
О РЕВОЛЮЦИИ
издательств о
КОЯ»ГЯВС1И«ГС6

КОММУНИСТИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ
ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
И. А Л.ЫЕР
ДЕМОКРАТИЯ
ПРОТИВ РЕВОЛЮЦИИ
УЧЕНИЕ КАУТСКОГО О РЕВОЛЮЦИИ
★
„Либо социализм станет организованной
интернациональной гражданской войной,
либо его не будет вовсе".
Ленин.
ИЗДАТЕЛЬСТВО КОММУНИСТИЧЕСКОЙ АКАДЕМИИ
МОСКВА ★	1930

1ит № А—54.047 Заказ № 1580 ИКА 595 л. 14®/4 Тираж 7.100 экз.

ОТАВ ТОРА
Теория революции — центральная проблема марксизма, а воп¬
рос о демократии и диктатуре — важнейший ее пункт. То или иное
решение этого вопроса предопределяет ответ на все проблемы
революции и прокладывает межу, отделяющую реформизм от
революционного марксизма. Отступничеством от Маркса в вопросе
о роли буржуазной демократии начинает также свою историю
и немецкий центризм, развивавшийся параллельно с берниггей-
нианством и ставший его вторым, скрытым изданием.
Каутский, посвятивший большую часть своей «ученой» жизни
восхвалению буржуазной демократии, заслуженно прозван теоре¬
тиком и вождем центризма. В последней работе («Материалисти¬
ческое понимание истории») .от ревизии Маркса он переходит
к собственному, независимому от Маркса мировоззрению, от дифи¬
рамбов демократии — к прославлению всего капиталистического
строя в целом, одновременно пытаясь дать еще одно ((теоретическое»
обоснование своей зоологической ненависти к первой стране
Советов. Таков конечный пункт теории центризма.
Проблема буржуазной демократии встает сегодня как про¬
блема фашизма, собирающегося в поход для завоевания буржуазной
Европы. Фашизм — высшая форма разложения буржуазного
государства, а следовательно и буржуазной демократии. Он —
крайнее выражение эпохи загнивающего капитализма и последнее
орудие его спасения. Реакционно-утопическая теория демократии
Каутского в руках социал-демократии является средством за-
.маскирования наступающего фашизма.
В настоящем очерке мы не собираемся дать детальную раз¬
работку всех проблем, связанных с революцией и обсуждавшихся
в бесчисленных писаниях Каутского. Мы ставим себе более скромную
задачу изобразить лишь общие контуры его довоенной и после¬
военной теории, показать ее как последовательную систему. Ограни¬
чивая в таком направлении нашу тему, мы вынуждены были крайне
сжаться и в изложении истории центризма и эволюции Каутского,
поневоле обрисованных весьма бегло и схематично.

Мы не задавались также целью представить все политические
шатания Каутского на протяжении его долгой деятельности во
II Интернационале и в германской социал-демократии. Нас больше
интересовал Каутский-теоретик. Поэтому взглядам его во время
войны, к тому же широко известным по критическим работам
Ленина и последующим исследованиям, мы не уделили особого
внимания.
Несмотря на это двойное сужение _ темы, она продолжает
представлять большие трудности. Во-первых, излагать теорию
революции Каутского можно и должно лишь на базе истории гер¬
манской социал-демократии, пересмотренной с точки зрения лени¬
низма. Однако, эта важнейшая предпосылка успешности работы
пока еше нашими историками не осуществлена. Во-вторых, тео¬
рия революции, занимая центральное место в системе марксизма,
связана, непосредственно или посредственно, со всеми пробле¬
мами—философскими, социологическими, экономическими, исто¬
рическими, политическими. Поэтому, всякое сужение этой уни¬
версальной темы, всякий отбор наиболее важных с нашей точки
зрения вопросов, рискует встретиться с обвинением в субъекти¬
визме. Сознавая все эти трудности, открывающие широко дверь
нашим будущим критикам, мы все же решили работу нашу из¬
дать так как она есть, т. е. со всеми ее несовершенствами и
незаконченностью.
Наше изложение довоенной теории Каутского опирается
в первую очередь на «Эрфуртскую программу», «Анти-Бернштейна»,
«Социальную революцию», «Путь к власти» и дискуссионные
статьи против Розы Люксембург. Послевоенная же теория изложена,
главным образом на основании антисоветских памфлетов, «Проле¬
тарской революции и ее программы» и «Материалистического
понимания истории». Довоенные взгляды представлены нами
в хронологическом порядке, послевоенные — по проблемам. Это
соответствует характеру эволюции Каутского. До войны шатания
его между революционным марксизмом и оппортунизмом описывали
зигзагообразную, различную в разное время, линию. После же
Октябрьской революции в России и Ноябрьской в Германии
Каутский, хотя и продолжал эволюционировать вправо, но реви¬
зионистскую систему свою в основном уже построил.
Наконец,мы были ограничены и во времени. 16 октября этого
года Каутскому исполнится 75 лет со дня рождения. Дата эта
будет торжественно отпразднована всеми партиями и фракциями
II Интернационала. Настоящим очерком мы думаем внести и свою-
«лепту» в это торжество.
И. А.
5 сентября 1929 г.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ 1
30 лет тому назад в феврале 1898 г. в «Neue Zeit» была напе¬
чатана статья Бернштейна «Теория переворота и колониальная
политика». Статье этой суждено было стать исторической. Она
дала теоретическое оформление великой распре двух лагерей,
распре, начавшейся еще раньше и в дальнейшем переросшей из
идейной борьбы в борьбу по разные стороны баррикады. Эта
борьба распространилась на весь капиталистический мир, на
все страны, где существует рабочее движение.
Но наиболее законченные, классические формы она приняла
в Германии. Если Франция и Италия шли впереди в деле реформи¬
стской практики, в деле парламентского развращения рабочих
вождей, если Англия отличалась своими профсоюзными вожаками,
систематически продававшимися буржуазии, если Бельгия дала
лучшие образцы кооперативного оппортунизма, то за Германией
остается слава первого поставщика теории оппортунизма, слава
родины ревизионизма. Изучать ревизионизм можно и нужно
лучше всего в Германии.
Здесь спор двух лагерей принимает самые тяжелые, затяжные
и драматические формы. Здесь каждая его стадия, начиная с жур-
пальной полемики и кончая гражданской войной, получает одно¬
временно и теоретическое отражение. Колебаниям и отклонениям
от революционной практики соответствуют, как в сейсмографе,
записи колебаний и отклонений от марксистской теории.
Но, в отличие от записей физических колебаний, теоретический
и тактический ревизионизм не всегда поддается немедленной
расшифровке. Здесь процесс не протекает вполне открыто. Мгжду
ревизионизмом и революционным марксизмом на протяжении
длинного ряда лет внедряется третье течение — центризм, значи¬
тельно осложняющее обстановку, затемняющее и скрывающее

б
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
смысл всех событий. Центризм это — ловкая, демагогическая,,
возведенная в профессию, игра левыми лозунгами, соединенная
с полным неумением революционно бороться с капитализмом-
До войны руководителями германской социал-демократии
были центристы. Они-то привили рабочему классу уверенность
в блестящих успехах и беспрерывном продвижении партии вперед.
Миллионы голосов на выборах, сотни тысяч членов, богатейшая
пресса, сильнейшая организация. И в то же время молчком и ползком,
тихой сапой в партию прокрадывается змея оппортунизма. Под.
звуки громких слов о революции он высасывает ее живую душу:
волю к борьбе. Под числовые выкладки прошедших и готовящихся
побед, под успокоительно-торжественные отчетные речи затума¬
ниваются грозные перспективы надвигающейся войны.
Война впервые ярким светом освещает всю пропасть,
в которую вовлечен рабочий класс предыдущим парламентско-
просветительно-каутскианским периодом жизни партии. Сова
Минервы вылетает в сумерки.
Война помогает назвать все собственными именами, оценить
глубину расхождений и измены, наметить новые пути, поднять
массы на революционные бои.
На фоне победоносной Октябрьской революции немецкий
рабочий класс переживает тяжелые годы революционных взлетов
и поражений. Между единым фронтом ревизионистов, прилагающих
все свои усилия, чтобы спасти капиталистическую власть и капита¬
листическое хозяйство, и молодым коммунистическим движением
идет неравный бой. Нереализованный подъем 1923 г. мстит за
себя годами экономической стабилизации и политической фаши¬
зации Гинденбурговской республики. Социал-демократия, расша¬
танная в период инфляции, оживает, вместе с новым временным
подъемом капитализма, перераспределяет свои силы и набирается
новой смелости. Бернштейновская теория, впервые 30 лет тому
назад увидевшая свет на гостеприимных страницах «Neue Zeit»,
одержавшая уже в начале войны свои первые большие победы, —
в чуть измененном, модернизированном виде становится теперь
официальной теорией всего 11 Интернационала. Вместе с необерн-
штейнианством оживает также и неоцентризм, поблекший, поте¬
рявший свою былую независимость и самостоятельность, насквозь
лживый и лицемерный, ежедневно разоблачаемый коммунисти¬
ческой критикой, но сохранивший еще до известной степени свою
старую роль течения, прикрыв/(ющего контрреволюционное выро¬
ждение современной социал-демократии.
На теоретическом фронте социал-демократии за последние
годы чувствуется заметное оживление. Происходит спешная раз¬
работка всех частей нового конструктивного социализма, под
именем которого выступает необернштейнианство. Ближайшую

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
7
волну революционного подъема социал-демократия хочет встретить
во всеоружии новой теории, радикально порвавшей с революцион¬
ным марксизмом. Ей надоело путаться со старыми «революцион¬
ными» предрассудками марксизма, мешающими делу предательства
рабочих.
Ради той же цели идет спешная переделка всей истории партии.
Кампфмейеры, Липинские, Драны* пытаются изложить историю
эту на оппортунистический лад и подпереть ею свои сегодняшние
вырожденческие взгляды. В таких условиях потребность в раз¬
работке этой истории с точки зрения ленинизма становится особенно
настоятельной. История германской социал-демократий должна
в первую очередь выявить преемственную связь между старым и
новым оппортунизмом и ревизионизмом, так же как и преемствен¬
ность между довоенным и послевоенным революционным марксизмом.
Однако, наиболее важной для ленинизма из проблем этой
истории является вопрос о центризме как скрытой форме оппорту¬
низма. Элементы центризма, которыми больше всего оперируют
сегодняшние так называемые «левые» социал-демократы, продол¬
жают представлять для революционной идеологии особую опасность.
В этом смысле важно разоблачение довоенной теории революции
Каутского, на которой строится идеология современного цен¬
тризма и послевоенной его теории, указующей конечный пункт
эволюции центризма.
ДОВОЕННЫЙ ЦЕНТРИЗМ
Что такое центризм, когда он появился, какие этапы он про¬
ходил, какова его организационная и социальная база, в чем
особенности его идеологии? Без краткого, хотя бы суммарного,
ответа на эти вопросы нельзя с должной серьезностью подойти и
к теории революции Каутского.
Формально центризм появляется вместе с левым радикализмом
в конце первого десятилетия XX в., фактически же он зарождается
в Германии значительно раньше.
Семидесятые годы означают для германской социал-демократии
период идейного разброда. В это время идеология создающейся
партии находится еще под преобладающим влиянием лассальянства,
дюрингианства, катедер-социализма (а не марксизма). Марксизм
завоевывает себе почву лишь в 80-х гг. Но этот марксизм не совпа¬
дает полностью с революционным марксизмом основателей этого
учения. Он носит в себе, и в первую очередь в области тактики,
идейные следы указанных учений, господствовавших в 70-х гг.
Правда, немецкая социал-демократия была первой большой
марксистской партией, вынужденной впервые создавать основы
марксистской политики. В этом смысле колебания и ошибки

8
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
были неизбежны. И все же указанная причина не может полностью
этих колебаний и ошибок оправдать. Длительной и серьезной
причиной отклонения немецкой социал-демократии от революцион¬
ного марксизма были особые исторические условия развития
Германии. Объединение сверху, —таков важнейший политический
фактор, тяготеющий над историей современной Германии8. Он озна¬
чал мирное сожительство юнкерства с буржуазией на основе
гегемонии первого. Он породил рабское преклонение всех буржуаз¬
ных и мелкобуржуазных классов и партий перед государством,
совершившим своими собственными силами великое дело нацио¬
нального возрождения. Он предопределил мирный эволюционный
путь развития немецкого общества. Он завершил разложение немец¬
кого либерализма, показавшего еще в революции 1848 г. свою гнилую
неустойчивость и слабость. Вытекающее отсюда соотношение
классов обусловило в свою очередь особую историческую роль
немецкой социал-демократии. Социал-демократия переняла в зна¬
чительной степени оппозиционные функции либерализма, становясь
организационным центром всех демократических чаяний народных
масс. Таким образом, социал-демократия подпадала под сильнейший
удар мелкобуржуазных попутчиков.
Выросшая в таких условиях социал-демократическая теория
сразу страдала неясностями, недоговоренностями и смягчениями
в ряде вопросов, которые касались революции и перехода от
буржуазного строя к социализму. Вот этот-то урезанный, смягчен¬
ный, обезвреженный, подпавший под влияние оппортунистических
течений и тенденций марксизм мы и называем центризмом. Центризм
исподтишка, незаметно, постепенно ревизовал марксову теорию
революции и диктатуры пролетариата. В дальнейшем к этому
присоединилось непонимание империализма й империалистической
политики и даже ее косвенная поддержка. Таким образом, свое¬
образие немецкого центризма и центризма вообще выражается
не в одном лишь тактическом сползании и неприспособлен¬
ности к проблемам новой эпохи империализма, как некоторые
это думают, а в одновременном отступлении также и в об¬
ласти теории революции и государства. Мелкобуржуазная
теория империализма есть по существу лишь частный случай
мелкобуржуазной теории революции. И только сумма этих ошибок
и дает нам наиболее существенное и характерное в центризме как
особом теоретическом течении.
Необходимо сразу же оговориться. Центризм, как и оппорту¬
низм, не появился сразу, как что-то готовое и законченное. Он
зреет в течение десятилетий вместе со всей обстановкой и со всеми
противоречиями, которые несет с собой эпоха империализма.
Он начинается с отдельных «правых» ошибок и оформляется лишь
тогда, когда эти правые ошибки становятся хроническими и превра-

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
"В
.щаются в особую тактическую, а потом и теоретическую линию.
Он растет вместе с ростом правого крыла в партии, вместе с прибли:
мнением войны и революции. О действительном зарождении цен¬
тризма можно говорит# лишь с 90 годов, тогда, когда начал оформ¬
ляться правый оппортунизм как особое течение. Но уже в эпоху
80-х годов накопляются элементы будущего центризма и в первую
очередь в области тактики.
Подобно тому, как Фольмар со своими политическими выступ¬
лениями начала 90-х гг., обосновывавшими тактические принципы
оппортунизма, предшествовал Бернштейну, давшему их теорию,
подобно этому Бебель предшествовал Каутскому.
Почему политику Бебеля в эпоху закона против социализма
мы вправе условно назвать центристской?
Основные усилия Бебеля были направлены на сохранение
партийного равновесия на -основе критики левых (фракция Мо¬
ста, франкфрутская и берлинская организация) и правых (оппорту¬
нистическое большинство фракции рейхстага) при больших
поблажках правым. Это не трудно доказать поведением Бебеля
во все важнейшие моменты того периода. Достаточно вспомнить
хотя бы его позицию в год растерянности и ликвидаторских настрое¬
ний, непосредственно после проведения закона, его филистерское
отношение к анархистам, его колебания в партийных дискуссиях
о пошлинах, в вопросе о направлении и тоне «Социал-демократа»4,
его постановку проблемы насильственной революции (декларация
в рейхстаге в 1881 г.), его знаменитую речь в рейхстаге в 1880 г.
о защите отечества и пр. и пр. Во всех этих случаях Бебель скло¬
нялся направо и не вел достаточно решительной борьбы с оппор¬
тунистами.
Но может быть к этому его толкала обстановка? Как-раз
наоборот. Эпоха закона протекала в обстановке экономической
депрессии и систематических преследований рабочего движения.
Массы еще не были пропитаны парламентским поссибилизмом и
неоднократно рвались в бой. Оппортунизм еще выступал, главным
образом, как верхушечный оппортунизм социал-демократических
парламентариев. Основные принципы оппортунистической тактики—
всепоглощающий парламентаризм, недоверие к низовому массовому
движению и торможение его, вечный страх, как бы не запугать
буржуазию, непонимание проблем международной политики и
пр.—только складывались. В таких условиях и в такой об¬
становке подлинно революционная тактика больше чем в ка¬
кой-либо другой момент предвоенной истории германской
социал-демократий имела бы шансы на успех. Бебель был
прекрасным организатором, сумевшим создать громадную авто¬
ритетную в массах партию, великолепным массовиком, чутко
улавливавшим потребности и настроения рабочих и отвеча¬

10
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
вшим на них, популярнейшим и любимейшим вождем пролета¬
риата, его преданнейшим солдатом, самым блестящим обличителем
капиталистического строя. И все же в Бебеле чувствовались многие
предрассудки мелкобуржуазной ремесленной среды, из, которой
он вышел. Организатор оттирал на задний план революционера,
практик — теоретика, мастер партийного равновесия — обличителя
реформистов. Бебель больше всего верил в медленную, упорную
систематическую работу партийного строительства и меньше всего
ожидал и хотел стихийных революционных потрясений и пере¬
воротов. Целость и сохранность трудом долгих лет создаваемой
им организации была для него дороже всего на свете, невольно
превращаясь из средства в самоцель. Бебель не дал решительного
отпора зарождавшемуся оппортунизму, а потом и ревизионизму,
и таким образом сам становился невольным их пособником.
Что касается оценки бебелевской тактики в эпоху исключи¬
тельного закона, то здесь мы имеем свидетельства Маркса и
Энгельса, а потом одного Энгельса в их тогдашней переписке.
Критика их шла все время по линии подталкивания партийного
руководства влево. Они с пристальным вниманием и немалой
тревогой следили за политикой партии. Всякое соскальзывание
с позиции «гражданской войны» на позицию «братства людей»,
всякое протаскивание мелкобуржуазных идей «по кусочкам,
контрабандой», всякое ликвидаторство и политическую трусость
они резко и беспощадно клеймили. Особенно жестоко они обру¬
шивались на тогдашних вожаков, — эту «смесь из докторов, сту¬
дентов и катедер-социалистов» (Маркс), заражавших рабочих
своими мелкобуржуазными принципами.
Основной недостаток положения Энгельс видел в несоответ¬
ствии между левизной масс и оппортунистической слабостью
вождей, причем критика его задевала и Бебеля. «Вечные при¬
дирки» старика (Энгельса) явно раздражали Бебеля. Ссылкой на
трудные условия, на их своеобразие, намеками на то, что тебе,
мол, старику, издали легко говорить, а нам-то здесь каково,—
Бебель старался смягчить Энгельсову критику правых Б.
Дискуссией с «молодыми», закончившейся их исключением из
партии, при одновременном сохранении зарождающегося правого
фольмаровского крыла, заканчивается эта первая вступительная
глава предыстории немецкого центризма.
Дальнейшая история его развития и его постепенного спол¬
зания вправо идет параллельно с историей развития оппортунизма.
Отмена исключительного закона против социалистов открыла
новую эпоху в истории германской социал-демократии. Выступ¬
ление Фольмара, развернувшего законченную программу оппорту¬
нистической политики, имело уже не только верхушечное, но и
глубоко социальное значение. Фэльмарианство было выражением

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
1
мелкобуржуазного давления на рабочий класс. Крестьянский
юг становится важнейшей крепостью оппортунизма, рассадником
идей о соглашении с буржуазией, о социал-монархизме и социал-
империализме. Одновременно происходит сдвиг всего партийного
руководства вправо. Партия, решительно отвергнувшая предло¬
жения Фольмара, все же сама свертывает на путь мирных, законных,
парламентских методов борьбы. Дискуссии по аграрному вопросу,
по вопросу о пошлинах и о тактике южан обнаруживают центри-
сткую неустойчивость правления партии.
Выступление Бернштейна, — важнейший шаг вперед не только
оппортунизма, но и центризма. Бернштейнианство представляет
уже не один лишь мелкобуржуазный юг, но и общегерманский
оппортунизм на основе начавшей крепнуть рабочей аристократии
и растущего давления мелкобуржуазных попутчиков на партию.
«Особые условия» юга становятся в глазах Берншейна особыми
условиями всей Германии. Оппортунизм идет лобовой атакой
против партии. Для этого он пытается теоретически себя оформить.
Правление партии в начале дискуссии молчит. Оно тайно,
а иногда и явно симпатизирует Бернштейну. Выявившееся на
Штуттгартском партейтаге левое настроение низов вынуждает
Бебеля и Каутского выступить против Бернштейна. Это первое
выступление было в достаточной степени двусмысленным и неопре¬
деленным. Если Каутский приходит к заключению, что Бернштейн
«заставил нас размышлять, будем ему за это благодарны», то
Бебель явно склоняется к отсрочке дискуссии и не желает связы¬
вать себя окончательным суждением. Резкие же выступления
Парвуса и Розы Люксембург против Гейне и «Форвертса» Бебель
смягчал, пытаясь занять «объективную», примирительную позицию6.
Если в последующие годы, особенно в Ганновере и Дрездене,
дискуссия приводит к поражению и отступлению бернштейнианцев,
то и это не должно скрывать центристского характера всей кампании
против ревизионизма.
Во-первых, вся атака идет главным образом по линии теоре¬
тических разногласий. Уже в Штуттгарте Бебель и Каутский
в конкретном вопросе о пошлинах идут на уступки Шиппелю.
В своей речи в Ганновере решительное осуждение бернштейновских
теорий Бебель сопровождает сочувственными отзывами о практи¬
ческой деятельности баварских и баденских товарищей. Строгие
резолюции против Бернштейна на партейтагах сопровождаются
полным попустительством в деле роста и развития ревизионистских
организаций и прессы, включая и ежедневный орган партии —
«Форвертс», проводивший в продолжение всей дискуссии оппорту¬
нистическую линию.
Во-вторых, само бернштейнианство как социально-политиче¬
ское явление недооценивается и затушевывается. Каутский в своем

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
12
выступлении в Ганновере и в своем «Анти-Бернштейне» надеетс*
что «настоящая дискуссия» будет последней, и что можно буде
перейти к «более важным проблемам». После же Дрезденског
партейтага он объявляет теоретический эволюционизм цохоро
ненным. «Теоретический эволюционизм не будет больше играт
в Германии никакой роли». Он столь же преходящий эпизод, ка|
«молодые» 10 лет тому назад и как недавно национал-социализм» ’
Социальные причины ревизионизма или замалчиваются, шп
умаляются. В статье своей о «Трех кризисах марксизма» Каут
с кий в смерти Энгельса видит главную причину возникновени)
бернштейнианства. Никто поэтому, кроме Розы Люксембург (и т<
вскоре снявшей свое предложение), не требует исключения Берн
штейна из партии. Напротив, ему помогают приехать из Англии t
персонально продолжать дело разложения рабочего класса, его про'
водят депутатом в рейхстаг, его лишь мягко журят в Любеке (1901;
за явно антисоциалистическую лекцию, прочитанную студента»
после приезда в Берлин («Возможен ли социализм как наука»),
В-третьих, и теоретическая критика Бернштейна сохраняет
на себе печать центризма, особенно в вопросах о революции,
о диктатуре, о демократии, о бланкизме и пр., о чем будет иттц
речь дальше.
Печать двойственности лежит на всей кампании. Это есть
главная причина зарождения к этому времени и лево-радикалист-
ских настроений. Но двойственности этой партия еще не видит,
Бебель для партии не центрист, а автор прекрасных выступлений
против Бернштейна в Ганновере и в Дрездене. Особенно речь его
в Дрездене, где Бебель объявляет себя «смертельным врагом-i
буржуазного строя», говорит об «экспроприации экспроприаторов»^
о классовом лице современного государства и о никчемности парла>|
ментаризма, где он искусно разоблачает ревизионистскую тактику
(«Только покой, только покой. Никакого шуму... Только не воз¬
буждать масс, это могло бы потревожить наш выборный округ»),
такая речь меньше всего могла навлечь на Бебеля упрек в коле¬
бания с.
Если последующие три года прошли под знаком левого курса
и глубокого отступления бернштейнианцев, то поражение револю¬
ции в России дало сигнал для их реванша по всей линии. Начиная
с 1905—1907 годов диференциация течений и отступление центра
идет быстрым темпом. Уступки Бебеля в Маннгейме по вопросу
о всеобщей стачке и в Эссене и на международном конгрессе в Штут¬
гарте по вопросу о колониальной политике открывают путь для
тактического слияния обоих крыльев партии. «Не следует, —*
говорит Бебель в Штутгарте, — предопределять позиции, которые
займут социал-демократы во время войны, не следует обострять
отношений между партией и властью». Демонстративная критика

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
ю
[южан в Нюрнберге и в Магдебурге, не сопровождавшаяся впрочем
организационными выводами, была последним актом критики,
правых. Начиная с 1910 г., радикализм начинает раскрывать свою
оппортунистическую сущность. В эти последние годы он пытается
в лице Каутского теоретически оформить свое тактическое
сползание.
Таковы основные этапы развития довоенного центризма.
Какова же была его организационная и социальная база?
Организационной опорой центризма был партийный аппарат.
Партийный аппарат дольше всего сопротивлялся реформистскому
наступлению. Он относительно лучше других отражал оппозицион¬
ные настроения рабочих масс. Он также был естественным преемни¬
ком старых ортодоксально-марксистских традиций. Он возглавлялся
старыми вождями и считал для себя обязательной старую программу
и старые лозунги. В правлении партии вплоть до войны находились
почти исключительно радикалы. Марксизм оставался официальным
учением партии и пропагандировался ее официальными органами
и агитаторами.
Базой же оппортунизма были сначала мелкобуржуазные
южные организации, затем профсоюзы и фракция рейхстага8.
По мере роста профсоюзной и парламентской бюрократии, тесно
связанного с ростом рабочей аристократии и давлением мелко-
буржуазных попутчиков, росло наступление реформистов на партию
и партийный аппарат.
Это внешнее концентрированное давление профсоюзного и
парламентского оппортунизма находило в свою очередь поддержку
в самом партийном аппарате. Аппарат постепенно бюрократизи¬
ровался, терял связь с массами, действовал все более под влиянием
своих собственных, обособленных групповых интересов, персо¬
нально и идейно смыкался с парламентской бюрократией. Так,
интересы рабочего класса и партии постепенно подменивались
интересами единого блока бюрократов. Так происходила перекличка
и смычка всех мелкобуржуазных элементов внутри и около партии,
внутри и около рабочего класса.
Имел ли центризм свою особую социальную базу?
Диференциация рабочего класса в Германии, как и во всех
империалистических странах, шла по основной линии, по
линии выделения рабочей аристократии. Рабочая аристократия —
база ревизионистов. На их сторону постепенно переходит партий¬
ный аппарат, таща за собой остальную массу рабочих. Эта масса,
конечно, не может быть вполне однородной ни экономически, ни
идеологически. Среди нее мы встречаем кандидатов на более высоко
оплачиваемые должности в производстве., в профсоюзном и в пар¬
тийном аппарате, т. е. ближайший резерв рабочей аристократии
и рабочей бюрократии.

14
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
Но здесь также находится большинство рабочих, которые
с каждым годом все сильнее чувствуют напор юнкерского госу.
дарства на политические и юридические права рабочих, напор
хозяина на заводе, напор картелей на рынке, растущую дорого»
визну, растущие налоЛ, растущий милитаризм и опасность войны.
Здесь есть элементы, колеблющиеся, частично зараженные
ревизионистскими рассуждениями о мирном движении к социализму.
Но здесь еще больше таких, которые хотят бороться с капитализмом,
верят в своих старых вождей, верят в их былую революционность
и идут за ними до конца, обманутые их революционными фразами.
Правда, левый радикализм отбирает наиболее решительно, наи¬
более критически и революционно настроенных рабочих. Но
в общем и целом социальная база центристов и левых радикалов
до войны и во время войны и Ноябрьской революции одна и та же,
как и социальная база «левых» и правых социал-демократов после
раскола в Галле и объединения. Центризм не имеет особой социаль¬
ной базы. В этом его своеобразие, в этом причина его неустойчивости,
его колебаний налево и направо, и поэтому также он может играть
лишь исторически ограниченную роль. И только таким образом
мы сможем также объяснить, почему идеи левого радикализма,
завоевавшие столь большую популярность накануне войны, по¬
терпели столь большой крах в начале войны.
Начавшаяся накануне войны идейная диференциация не
сопровождалась диференциацией организационной. Рабочий, сим¬
патизировавший агитации Розы Люксембург, оставался в рядах
единой партии, выполнял постановления партийных инстанций и
в решительные дни начала войны не смог дать отпора преда¬
тельской политике партийных верхов9.
«Центр, — писал Ленин, — люди рутины, изъеденные гнилой
легальностью, испорченные обстановкой парламентаризма и пр.,
чиновники, привыкшие к теплым местечкам и «спокойной» работе.
Исторически и экономически говоря, они не представляют особого
слоя, они представляют только переход из изжитой полосы рабочего
движения, от полосы 1871—1914 гг., от полосы, давшей много
ценного, особенно в необходимом для пролетариата искусстве
медленной, выдержанной, систематической, организационной ра¬
боты в широком и широчайшем размере, — к полосе новой, ставшей
объективно необходимою со времени первой всемирной империали¬
стической войны, открывшей эру социальной революции»10. В другом
месте Ленин говорит, что «каутскианство не представляет никакого
самостоятельного течения»11.
Центризм не опирается на особый слой рабочих, экономически
обособленный, социально затвердевший и оформленный на подобие
рабочей аристократии. Но это не значит, что он не имеет базы вообще,
или что особые исторические условия, его породившие, не наклады¬

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
15
вают своего отпечатка на социальные и экономические качества рабо¬
чих. И высокая экономическая конъюнктура последних двадцати
предвоенных лет с ее относительным отсутствием безработицы й
улучшением положения довольно широкого слоя рабочих, и сама
структура немецкой промышленности с неравномерностью ее раз¬
вития и наличием большого количества мелких предприятий, и
психология немецкого рабочего, пропитанная большой дозой
ремесленных традиций, и производимый в партию отбор главным
образом квалифицированных рабочих —все это порождало благо¬
приятную для возникновения и роста центризма почву. Но все
это, особенно при наличии довольно сильных, ранее упомянутых
контртенденций, не в-' состоянии было превратить всех рабочих,
организованных в партию, в одну сплошную рабочую аристокра¬
тию. В этом смысле мы и говорим об отсутствии у центризма
особой социальной базы, об его исторически ограниченной роли,
и так, представляется нам, понимал дело и Ленин.
В своем оппортунистическом сползании вправо центристы
обычно забегают вперед, опережая фактически более левые на¬
строения рабочих. Центризм всегда означает известные ножницы
между руководством и массами. Поэтому-то мы еще в недрах капита¬
лизма можем у него завоевывать рабочих, и поэтому-то коммуни¬
стическая партия представляет фактически, а не формально
интересы огромного большинства рабочего класса, поэтому также
центристы вынуждены всегда искажать перспективы, обманывая
левыми фразами и себя, и массы.
Центризм имеет, как было уже раньше указано, и как это отме¬
чает Ленин, глубокие исторические причины. Величайшим союзни¬
ком центризма была эпоха относительно мирного и в то же время
быстрого развития и подъема капитализма, создавшая ряд иллюзий
о методах борьбы с капитализмом, о его силе и устойчивости, о фор¬
мах перехода к социализму. Э. Фишер еще до войны заявлял, что
«в нормальные времена вообще не бывает революционных партий,
а может существовать только реформистская работа». Каутский во
время войны это обобщил своим знаменитым изречением, что
«II Интернационал есть инструмент мира». Всякая, хотя бы вре¬
менная, стабилизация капитализма снова возрождает оппортуни¬
стические иллюзии, укрепляя позиции центрисгов.
Но если до войны иллюзии эти в общем и целом искренне
разделялись партийным руководством, то после испытаний войны
и революции, они насаждаются сверху путем лжи, обмана и на¬
силий. Но в то же время, если до войны не было в Г'ермании ясной
революционной ситуации и можно было запутывать проблемы
революции, не вызывая этим особого внимания и протестов, то
после войны, в эпоху социальной революции, все это коренным
образом меняется.

16
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
Тезис об отсутствии особой социальной базы у центристов дает
нам также руководящую нить в оценке центристской идеологии’:
Эта идеология есть кривая воздействия революционного
марксизма, с одной стороны, и оппортунизма, с другой. В зависи/
мости от состояния классовых сил в стране и от всей политической
обстановки, центристы говорили более или менее революционным
языком. Но центризм есть скрытый оппортунизм. Поэтому он не
может долго оставаться на позициях последовательного марксизма,
и по существу своему тяготеет к ревизионизму.
Это тяготение идет в двух основных направлениях, соответч
ствующих двум главным идеям ревизионистов.
Ревизионизм 1) отрицал идею революции и диктатуры и про-,
тивопоставлял ей идею врастания капитализма в социализм;'
2) отстаивал идею сотрудничества классов и защиты капиталич
стического отечества и тем самым волей-неволей врастал в социал-*
империализм.
Постепенный отказ от Марксовой теории революции и госу¬
дарства,— такова одна линия сползания центризма.
Социал-патриотизм, более или менее открыто проповедывав-
шийся еще до войны, индифферентизм в вопросах внешней политики,
отказ от пропаганды в армии, уступки в вопросах таможенной и
колониальной политики и, наконец, мелкобуржуазная пацифистская
теория империализма, — такова вторая линия сползания.
Под центризмом мы, таким образом, понимаем особую форму
скрытого оппортунизма, вырастающую на почве бурного капитали-,
стического подъема и относительно мирной эпохи довоенного импе¬
риализма, а также особых экономических и классовых взаимоотноше¬
ний довоенной Германии. Центризм не имеет особой социальной базы,
хотя и возникает в силу особых исторических условий. Центризм
начинается с неуменья достаточно резко отмежеваться от оппорту¬
низма, с его организационного и тактического прикрытия. Теоре¬
тически он оформляется тогда, когда начинает отходить от марксо-
вой теории революции и государства и когда начинает строить
мелкобуржуазную теорию империализма, которой подчиняет свою
политику.
Наиболее выдающимся выразителем центристской теории был
Каутский, а наиболее ярко путь его колебаний иллюстрирует
теория пролетарской революции, излагавшаяся им на протяжении
целой четверти века перед войной.
ЦЕНТРИЗМ ЭПОХИ ВОЙНЫ И РЕВОЛЮЦИИ
Довоенный центризм черпал главную свою силу в самой пред¬
военной истории Германии, протекавшей мирно на базе в общем
высокой экономической конъюнктуры. Его важнейшим союзником ■

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
17
была инерция привыкших к мелкой повседневной борьбе масс.
Официальные вожди искренне тешили себя громадными парламент¬
скими и организационными завоеваниями партии и искренне
боролись с «ультра-левой» критикой Розы Люксембург, вносившей
диссонанс в спокойную работу бюрократических инстанций. Они
в такой же степени не понимали путей развития социал-демократии,
как и путей развития капитализма. Поэтому война для большин¬
ства из них была немалой неожиданностью.
Но еще до войны поколение искренних центристов, поколение
Бебелей и Зингеров сменяется новыми вождями типа Шейдемана
и Эберта. Это — представители касты партийных дельцов. Они
жадно тянутся к государственной буржуазной власти, не взирая
на принципы и партийные традиции. Они бесцеременно и грубо
проводят свои групповые интересы, не стесняясь средствами и
путями. Для них превращение партии в агентуру воинствующего
империализма становится делом одного дня. Они рады сбросить
с себя старые, тяготившие их марксистские путы и, кликнув клич
о «переучиваньи», дать волю всем доселе скрытым, подпольным,
буржуазно-патриотическим инстинктам.
Большинство вчерашних центристских вождей, вкупе с Дави¬
дами и Носке, захватывают в начале войны под защитой осадного
положения и под патриотический рев одурманенных шовинизмом
масс, руководство партией. Меньшинство же, не успевшее еще
забыть всего прошлого, или, как Каутский, более дальновидное
и понимающее все трудности и опасности войны, вынуждено
постепенно перейти в оппозицию к большинству. Центризм, игра¬
ющий в эпоху войны роль партийной оппозиции, значительно
меняет свои старые довоенные функции. Раньше он прикрывал, под
успокоительные фразы о казенном благополучии, процесс сполза¬
ния партии на мелкобуржуазные рельсы. Сейчас события войны
толкают его к более активной, действенной, «революционной» роли.
Отдельные слои рабочих, подгоняемые растущим в стране
голодом, опустошениями войны, казарменным режимом принуди¬
тельного труда, учащающимися репрессиями, начинают сами под¬
ниматься на борьбу. В соответствии с этим основная цель центри¬
стов эпохи войны и революции — перехватывание левеющих
масс, попытки их возглавления, чтобы охранить партию от наро¬
ждающегося немецкого большевизма и страну от большевистской,
т. е. от пролетарской революции. Цель эта достигается старым
методом, методом левых поправок к откровенно империалистической
программе шейдемановцев. Дистанция соблюдена: шаг впереди
правительственных социалистов и два шага позади спартаковцев.
Сохранен и основной тактический принцип: никогда не начинать
первым, ждать событий, ковыляя позади масс, утверждая, всегда
с опозданием, лишь совершившееся.
ИАлыпер
2

18
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
Поэтому центристы (после небольших колебаний) приложат
свою руку к декларации 4 августа, перефразировавшей на «марксо-
демократический» язык объявление империалистической войны.
Поэтому они будут сначала 4 раза голосовать за военные кредиты,
прежде чем решатся выступить с нерешительным и принципиально
необоснованным протестом (25 декабря 1915 г.). Поэтому мартов¬
ский ублюдок «делового сотрудничества» (1916 г.) появится лишь
на фоне затягивающейся войны, верденских неудач, все больших
продовольственных затруднений, массовой нищеты, первых голодных
демонстраций, растущего влияния спартаковцев. Поэтому органи¬
зация независимой с.-д. партии в марте 1917 г. будет делом не
столько самих независимцев, сколько результатом двойного давле¬
ния справ i и слева.
Программа центристов во время войны есть не что иное,
как сумма половинчатых, каучуковых поправок к программе
шейдемановцев. «Разногласия между ними (каутскианцами—И. А.)
и шейдемановцами, — писал Ленин, — непринципиальные разно¬
гласия» 12. Если шейдемановцы были открытыми оборонцами,
активно помогавшими командованию на фронте и в тылу, то цен¬
тристов можно назвать пассивными оборонцами, прикрывавшими
свой патриотизм пацифистскими фразами. Если шейдемановцы, не
стесняясь, говорили об аннексиях, о «великих, освободительных»
целях войны, о доведении ее до победного конца и пр., то центристы
поддерживали войну лишь постольку, поскольку они добивались
от правительства деклараций об оборонительном характере войны и
выдвигали стыдливый, не доведенный до конца (до права на отделение)
предназначенный для внешнего употребления, лозунг самоопре¬
деления наций. Если шейдемановцы открыто плевали на между¬
народную солидарность рабочих и открыто защищали национальные
интересы Германии, то центристы крушение Интернационала
прикрывали теорией Каутского об Интернационале как оружии
мирного времени. Восстановление этого учреждения они мыслили
себе в рамках старых организаций, старых отношений, старых-
вождей — как-будго ничего никогда не случилось, как-будто социа¬
листы разных стран никогда не стреляли друг в друга и не оставили
на полях битв миллионов убитых и раненых. Если шейдемановцы
открыто саботировали всякое массовое движение и все больше втя¬
гивались в работу по предотвращению и срыву забастовок Hi
революционных вспышек, то альфой и омегой тактики центристов
(особенно до Ноябрьской революции) было желание подменить рево¬
люционное движение масс оппозиционной жестикуляцией вождей.
Центристы во время войны отнюдь не избавились от прежнего
страха перед массовым движением. Если шейдемановцы безусловно
и безоговорочно поддерживали вильгельмовское правительство и
все его мероприятия, чтобы заслужить наконец участие в нем,

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
19
то центристы покорно склоняли перед Вильгельмом голову,
прикрываясь своим бессилием, невозможностью ничего сделать,
страхом за целость организаций.
Центризм эпохи войны пытался сочетать ведение войны с раз¬
говорами о мире без аннексий и контрибуций, национальные
интересы Германии с интересами других стран, патриотизм отдель¬
ных социалистических партий с интернационализмом, подчинение
правительству с оппозицией к нему, соблюдение легальных форм
движения со службой поднимающимся на борьбу массам.
Возмущаться откровенным социал-империализмом, одновре¬
менно сохраняя добрососедские отношения с шейдемановцами,
выступать против войны, не порывая в то же время с ее активными
проводниками, голосовать против кредитов, не разоблачая истин¬
ного характера войны и зная, что кремиты все равно будут утвер¬
ждены, одним сло-юм—играть роль безответственной оппозиции,
пугающел себя и массы, которые за нею идут, — таков баланс
деятельности центристов во время войны.
Они являлись лишь левым придатком к шейдемановцам. «Каут-
екиантство ведет против «инстанций» лишь показную борьбу —
именно для того, чтобы после войны затушевать перед рабочими
принципиальный спор и замазать дело 1001-ой пухлой резолюцией
в неопределенно «левом» духе, на который такие мастера дипломаты
II Интернационала»18. У этих людей не было «ни грана последо¬
вательности, действенной силы, решительности, принципиальной
остроты, ничего кроме половинчатости, слабости, иллюзий...»14.
Мольбам центристских примиренцев о сохранении единства не
вняли действительные хозяева партии. Но то, чего каутскианцам
не удалось сделать непосредственно, левой фразой, того они достигли
окольным путем, ценой вынужденного, временного разрыва с боль¬
шинством. Шейдемановцы, выбрасывая центристов из партии,
думали силой подавить оппозицию. Спартаковцы, объединяясь
с ними, надеялись тактикой единого фронта, не исключавшей
резкой идейной критики,1Теретянуть их на свою сторону. Надежды
первых, как и вторых, не сбылись. Независимом16 суждено было
просуществовать пять с лишним лет, играя серьезную роль в провале
Ноябрьской революции.
Центризм эпохи войны хотел быть барьером против надвига¬
ющейся революции. Это ему не удалось. Революция пришла.
Центризм эпохи Ноябрьской революции вынужден был сделать
еще один шаг. Сейчас уже недостаточно левых фраз, сейчас
нужны и левые дела. Если Эберт начал свою «революцию» словами:
«Разойдитесь по домам, соблюдайте спокойствие и порядок», то
независимцы вынуждены «легализовать» стотысячные митинги на
Унтер-ден-Линден и даже насильственные захваты типографий.
2*

20
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
Если Вельсы, Носке, Ландсберги натравливали солдат на спарта¬
ковцев, вербовали белогвардейцев, устраивали правые путчи,
подавляли революционные восстания, то независимцы вынуждены
жаловаться на контрреволюцию, заступаться за массы, вплоть до
выхода из социалистического правительства после расправы
с морской народной дивизией 27 декабря 1917 г., участвовать
в январском восстании.
Двойственность центризма достигает в это время своего
апогея. Нельзя судеб революции отдавать в руки спартаковцев.
Нужно сохранять связь с двумя все более расходящимися флангами
партии. Это сложное и щекотливое положение требует создания
двух крыльев и в собственных рядах. Из них одно, во главе с Каут¬
ским — Гаазе было обращено лицом к Шейдеману и другое —
Ледебуровское — лицом к спартаковцам. Эта трудная, многими
независимцами вполне искренне разыгрываемая игра, позволяла
не рвать окончательно с правыми и сохранять наблюдение, кон¬
троль, а порой и руководство над левыми. Текучесть и неоформлен¬
ность Независимой партии была предлогом для ловкого смешения
действительных революционеров с показными, действительных
революционных дел с вынужденными. Независимая партия превра¬
тилась в сборище людей различных вглядов, тактики, энергии и
темперамента. Если даже выделить из нее идейно обособленную
группу спартаковцев, порвавших окончательно с Независимой
партией лишь в декабре 1918 г., то мы там встретим рядом с крайне
умеренными и спокойными людьми вроде Каутского, Бернштейна,
Вурма, Гаазе, хитрых, двурушничавших и трусливых — вроде
Дитмана, мелкобуржуазных крикунов, полуавантюристов и полу-
заговорщиков вроде Эмиля Барта, искренне веривших в революцию,
хотя и колебавшихся, вроде старика Ледебура, абсолютно предан¬
ных революции и близких к спартаковцам вроде Эйхгорна, комен¬
данта Берлина во время январского восстания 1919 г.
Подобная неоднородность руководства играла на-руку цент¬
ристам позволяя им задерживать организационную консолидацию
спарчаковцев и предстать в начале Ноябрьской революции перед
лицом масс в роли ее «организаторов».
Без независимцев шейдемановцы не смогли бы в ноябре 1918 г.
спасти капитализм; без независимцев не удалось бы так легко
превратить советы в органы, тормозящие революцию; без незави¬
симцев контрреволюционное учредительное собрание не торжество¬
вало бы столь быстро свою победу; без них январское восстание
не превратилось бы, пожалуй, в поражение революции. Незави¬
симцы перемешали все карты, дезорганизовали движение и под
собственные протестующие крики выдали спартаковских вождей
на растерзание белогвардейским офицерам.

Немецкий центризм ‘2i
В Ноябрьской революции двойственная роль центризма
выступает в еще более тонкой замаскированной форме,чем раньше.
Независимцы возглавили накануне Ноября низовую революцион¬
ную организацию—«совет революционных старост», но вели там
нерешительную политику, пытаясь или оттянуть день восстания
или форсировать его. На заседании революционных старост
2 ноября независимцы Дитман, Гаазе, Р. Мюллер высказывались
против вооруженного восстания. «Преступление, — говорил Дит¬
ман,— сейчас говорить о революции, когда яснее ясного, что она
будет подавлена в корне. Вообще, сначала должен быть заключен
мир и тогда только можно говорить о революции». Независимцы
послали своих уполномоченных в правительство шейдемановцев,
одновременно демонстрируя против него. Когда же они уходили
из этого правительства, не желая делить с ним ответственности за
организацию контрреволюционных побоищ, то опять-таки апелли¬
ровали не к масссам, а к шейдемановскому же Центральному испол¬
нительному комитету советов. Они возглавляли январское вос¬
стание, но стояли в то же время формально, в лице своего ЦК,
в стороне от него и никакой ответственности ни моральной, ни
физической за него не несли. Во время самого восстания они
сначала мобилизовали огромные массы революционных рабочих,
сотни тысяч бойцов, готовых дать, решительный отпор поднявшей
голову шейдемановско-белогвардейской контрреволюции, чтобы
затем своей нерешительностью, бесконечными переговорами, коле¬
баниями относительно целей выступления (отстоять независимца
Эйхгорна на посту начальника берлинской полиции или свергнуть
кабинет Шейдемана-Эберта?) демобилизовать и деморализовать эти
же массы. Они заигрывали с ультра-левыми настроениями рабо¬
чих, чтобы затем через поражения ввести их в русло более пра¬
вой политики.
В годы Ноябрьской революции независимцы изображали
себя без пяти минут революционерами. Они ловко использовали
незакончившийся еще процесс диференциации рабочего класса,
организационную слабость спартаковцев, идеологическую незавер¬
шенность их лозунгов. Им удалось еще раз обмануть массы, представ
перед ними не маклерами между революцией и контрреволюцией,
не скрытыми поборниками единства с шейдемановцами, а рево¬
люционерами. Отсюда их популярность, стремительный рост по¬
данных за них голосов (в январе 1919 г. Независимцы собрали
2/з млн., а в июне 1920 г. — 5 млн.). Поэтому независимая партия
была в годы Ноябрьской революции не только барьером, задержи¬
вавшим ход Ноябрьской революции, но также до поры до вре¬
мени и местом временного пристанища для революционизирующихся
рабочих. Поэтому мы найдем среди независимцев в эту эпоху
разброда десятки и сотни тысяч рабочих, а порой и отдельных

22
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
вождей, которые впоследствии окажутся вместе с коммунистами.
И все же в победе предательской левой фразы независимцев —-
величайшая трагедия Ноябрьской революции.
Идеология независимцев в эти годы отличалась такой же
гибкостью и маневреспособностью, как и их тактика.. В своей
революционной мимикрии они доходили до признания диктатуры
пролетариата и системы советов (Лейпцигский съезд независимцев
в ноябре 1919 г.), до разрыва со II Интернационалом, образования
двухсполовинного Интернационала и переговоров с Коминтерном, Д0|
приятия большевистской революции. И в то же время их мировоззре-,
ние продолжало в основном вращаться, как планета вокруг солнца,!
вокруг проповедей Шейдемана — Каутского о демократии, о не-;
углублении революции, о борьбе со спартаковцами, о гибельности
хотя бы минутного прекращения капиталистического производства^
Диктатура — война, демократия — мир, диктатура несет голод,!
демократия — хлеб, диктатура уничтожает достижения революции^
демократия ведет в царство социальной справедливости, диктатура
расчленяет страну, демократия ее объединяет. От этой подлой
демагогии шейдемановских контрреволюционеров независимцы ни-|
когда не могли и не хотели полностью освободиться. Поэтому
история будет их судить как укрывателей преступлений правитель-]
ственных социалистов, как скрытых их заместителей в эпоху
когда шейдемановцы, скомпрометированные войной, потерял:
доступ к революционным рабочим. Неудивительно, что лшш
только контрреволюция завершила свое победное шествие, неза
висимцы распустили собственную организацию. Спасши дл:
социал-демократии все, что можно было спасти, они возвратилиа
рв лоно единой партии.
.ЛЕВЫЕ’ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТЫ
До войны центристы скрывали перед партией необходимост:
раскола и очищения от обуржуазившегося ее крыла. Во вре
войны и революции они прикрыли путем раскола шейдемановску;
контрреволюцию. Выполнив эту двойную миссию, не будучи в со
стоянии уничтожить коммунистов, они ликвидировали себя ка:
самостоятельную партию. Но центризм не исчез, а изменил ли
форму своего существования, внешне возвратившись к пройденно:
ступени внутрипартийной оппозиции («левые» социал-демократы)
Центризм есть промежуточное, более или менее скрытое
оппортунистическое течение, вызванное к жизни более или
менее острыми периодами истории, когда предательство ре¬
формистов надо прикрыть левой фразой. Однако, вся эпоха,
особенно послевоенного империализма, отличается лихорадоч¬
ным темпом непрекращающейся классовой борьбы, то и дело

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ	23
переходящей в открытые восстания. Поэтому центризм и после
своего организационного слияния с правительственными социа¬
листами имеет основания для дальнейшего существования. Но
превратившись в «законный оттенок», в легализованную фракцию
единой партии, сохраняет ли он прежнее значение? Так хотелось бы
«левым» сериал-демократам, которые сегодня претендуют на роль,
аналогичную роли левого крыла накануне войны. Претензия по¬
истине смехотворная!
Как-будто за истекшие 20 лет история мирно спала, ожидая
«героических» речей Францев и Максов Адлеров и Отто Бауэров на
национальных и международных партийных парадах! Как-будто
социал-демократия за это время не трогалась с места и не проделала
полного круга своих превращений на службе буржуазии! Как-
будто люксембургианцы были когда-то центристами и не эволю¬
ционировали к большевизму!
Что представляют собой современные «левые»?
Важнейшее отличие новейшей фазы развития центризма от всех
предыдущих — перемещение их социальной базы слева направо.
Исчерпавший во время Ноябрьской революции все свои псевдо-
революционные потенции и вытесненный из левого крыла рабочего
класса коммунистами, нынешний центризм опирается в общем на
те же слои, что и правые социал-демократы. Правда, рабочие,
поддерживающие «левых», настроены более радикально. Это,
конечно, само собой разумеется. Ибо, не будь этих более левых
настроений, не было бы надобности и в «левых» вождях. Но дело
не в этих только настроениях. Ибо не они определяют социально-
политическую характеристику руководства. Дело в ведущем секторе
партии. Ведущим же сектором социал-демократии становится клика
вождей и руководящих партийных чиновников, за которой непо¬
средственно идут отряды государственных и муниципальных слу¬
жащих, партийной и околопартийной интеллигенции, мелкой
буржуазии, рабочей аристократии. Этот руководящий сектор тащит
за собой сотни тысяч рабочих, скованных остатками привилегий
и цеховых интересов, дисциплиной, традицией, десятилетиями
иллюзий, надеждами на блага и должности, ожидающие их от своей
государственной партии, страхом перед издержками революции
и новыми потрясениями, перед безработицей и полицейскими пре¬
следованиями.
Ведущим же сектором коммунистической партии является
наиболее революционная, непримиримая, неустрашимая, закален¬
ная в боях часть пролетариата, за которой идут наиболее боеспо¬
собные и угнетенные слои рабочего класса. В этом делении место
сегодняшних центристов по правой стороне. Своеобразие их поло¬
жения состоит в том, что они, полностью подчиняясь реформистскому
руководству и реформистской тактике, в то же время пускают

24	ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
целые фейерверки левых заверений и левых фраз. Однако особые
взгляды, не сопровождаемые особой тактикой, абсолютно ничего не
стоят. Если же порою имитация особой «левой» идеологии сопрово¬
ждается имитацией особой тактики, то каждое серьезное революцион¬
ное движение и поведение в нем «левых» вновь разоблачают этот
двойной обман. Ни о какой революционной, или полуреволюционной
роли «левого» оттенка единой социал-демократии, наподобие пред¬
военных левых, ныне нельзя говорить.
При наличии компартии центризм может быть лишь одним из
органов единой организации, выполняющим особо-деликатные функ¬
ции тонкой демагогии. «Левые» не могут уже, как это бывало до
войны и отчасти еще во время войны и Ноябрьской революции,
стать хоть в какой-либо мере мостом, перебрасываемым от социал-
демократии к коммунистам. Их роль прямо противоположная: быть
последним барьером, отделяющим рабочих от компартии. «Левые»,
двадцатых годов XX века—контрреволюционная карикатура на
левых перед войной.
Вся идеология «левых», во главе которых стоят австро-маркси-
сты, эти вчерашние и сегодняшние ученики Каутского, рассчитана
на видимость связи со старыми и новыми революционными тра¬
дициями. Они кокетничают Марксом, верностью довоенным писаниям
Каутского, «либеральным» отношением к Советской России, изве¬
стными «позаимствованиями» из ленинизма (разговоры о демокра¬
тическим путем завоеванной диктатуре), большей левизной в вопросах
об империализме, о войне и о коалиции. Но вся эта «левая» идео¬
логия никогда за последние 7 лет не приводила к левым делам.
Наоборот, во время революционных подъемов левые или повторяли
в ухудшенном виде маневры эпохи Ноябрьской революции, как
в 1923 г., или же действовали обычными методами социал-демо¬
кратии, как это имело место во время Венского восстания
в 1927 г.
Последняя полоса рабочего подъема (всеобщая стачка в Англии,
Китайская революция, восстание в Вене, кампания в связи с воз¬
мещением, новыми вооружениями, вхождением в коалиционное
правительство, первомайскими и первоавгустовскими демонстра¬
циями в 1929 г. ипр.) полностью подтвердила революционную импо-
тентность и шейдемановскую сущность «левых». В свете событий
последних лет «левые» вынуждены не только раскрыть свое такти¬
ческое убожество, свою трусливость и бессилие, но и запрятать
добрую половину своих революционных фраз, столь обильно
расточавшихся в предыдущее годы (Международный конгресс
в Марселе и пр.).
Центризм во все стадии своего развития выступает перед
нами как особая функция, как агентура открытого оппортунизма.
Поэтому всякое движение социал-демократов вправо непосред-

НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ	25
СТвенНо или посредственно должно отразиться и на «левых». Но
послевоенное развитие социал-демократии идет все время вправо.
К этому толкает социал-демократов их социальная база и эволюция
буржуазии, левый фланг которой они ныне представляют.
База современной социал-демократии все более передвигается
от слабеющей количественно рабочей аристократии к растущей
с каждым годом и плотно врастающей в буржуазное государство
бюрократии.
Социал-демократы в роли буржуазных чиновников, в роли
министров и руководителей буржуазного государства — это уже
не то, что старые чиновники-бюрократы партийного и профсоюзного
аппарата, смыкавшиеся хотя бы и с привилегированными слоями
рабочего класса. Таких от буржуазного пирога без крови не отор¬
вешь. Их политика мало отлична от политики оплачивающих их
предпринимателей. Полицейская служба у буржуазии тоже даром
не проходит. Особенно тогда, когда сама буржуазия, уже полвека
тому назад утратившая свои последние либеральные идеалы, всту¬
пившая вместе с эпохой империализма в фазу прямого насилия,
сейчас стремительно катится в русло фашизма. В таких условиях
политика социал-демократов из мелкобуржуазной и реформистской,
какой она была до войны, становится буржуазной и полуфашистской.
Сегодня социал-демократы смело срывают борьбу рабочих даже
за их повседневные интересы и расстреливают рабочие демонстрации
даже 1 мая. Сегодня и сами рабочие, идущие за социал-демократами
и желающие сохранить или заслужить себе положение рабочей
аристократии, не могут больше оставаться со старыми цеховыми
взглядами на пассивной позиции примирения с буржуазным строем.
Нынешней рабочей аристократии каждый оплачиваемый сверх
обычной зарплаты рубль все чаще приходится отрабатывать актив¬
ной поддержкой капиталистической политики и капиталистической
рационализации и активной борьбой с революционным крылом
рабочих.
Процесс быстрого обуржуазивания социал-демократии есте¬
ственно вынуждены отражать и «левые». Но буржуазное пере¬
рождение партии происходит в различных ее секторах разно.
Одновременно со все большим поправением руководящей верхушки
и непосредственно примыкающего к ней сектора массы под нажимом
буржуазного экономического пресса и града репрессий левеют.
Тогда-то снова выступают на передний план «левые». Им уготована
старая роль веревки, стягивающей растущие «ножницы» между
социал-фашистским руководством и рабочими массами.
Таково действительное значение этих лжепреемников левых
радикалов и причина, почему борьба с «левыми» есть важнейшая
задача дня.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ
Вспомним бегло основные этапы духовной эволюции Каутско1
I Домарксистский период. Родом из интернациональной сем
художников с либеральными традициями Каутский (родил
в Праге 16 октября 1854 года, от отца чеха и матери немки) вначз
колеблется в выборе профессии, пробуя свои силы как живописе
поэт, драматург и думая о карьере адвокта. К социализму е
вдохновляют впервые романы Ж. Занд. Он учится на истор!
революции Люи Блана и на Лассале и читает «Gleichheit». В парт!
он вступает двадцатилетним юношей в начале 1875 г. Он реша
стать историком, но одновременно усиленно интересуется дарв
низмом. С Дарвином он знакомится значительно раньше, ч(
с Марксом. В 1876 г. Каутский пишет «Набросок истории развит!
человечества». Здесь, как отчасти и в более обширном сочинен!
«Влияние размножения населения на общественный прочее
(1880), Каутский пытается объяснить человеческую историю да
виновской борьбой за существование. В «Наброске» борьба э
выступает в виде состязания коммунистических и индивидуалист
ческих инстинктов. Здесь уже видны контуры и будущей Teopi
насилия. «Я уже владел,—пише^г об этом времени Каутский,—ист
рической системой до того, как мог изучить Маркса»1в. В полита
этому мировоззрению Каутского соответствуют его лево-радикал
ные взгляды, вера в демократию и в национализм. «Джон Стюа|
Милль... как и Бокль целые годы занимали меня больше, чем Маркс»1
«Бернштейн, В. Адлер, я сам в демократии видели свой исходи!
пункт»18. «Моейпервой политической идеей была национальная иде
Я увлекался чешским национализмом...»19.
Домарксистское мировоззрение Каутского — эклектическое 1
существу (Дарвин, Милль, Мальтус, Бокль, Бюхнер) — было в
же в основном враждебно Марксу, что признавал и сам Каутский!
Сейчас, на склоне лет, он вновь возвращается к старым взгляда
Школьнический «Набросок» 1876 г., перепечатанный в двухтомник
трактуется автором его с таким же пиететом, с каким мы привык!
относиться к первым наброскам исторического материализма Марк
и Энгельса. Оно и неудивительно, если принять во внимание, ч
«Материалистическое понимание истории» — последняя рабо

ЭВОЛЮЦИЙ КАУТСКОГО
27
Каутского — есть не что иное, как произведенная на основе после¬
дующего пятидесятилетнего научного опыта реабилитация перво¬
начальных положений Каутского-демократа.
^Восьмидесятые годы. Началом марксистской деятельности
Каутского можно считать 1880 г., когда он, по приглашению
Хехберга, перекочевывает в Цюрих, тогдашний центр немецкой
эмиграции. Каутский принимает участие в начавшем издаваться
под первоначальной редакцией Хехберга «Социал-демократе»,
а также в ежегоднике Рихтера («Jahrbuch der Sozialwissenschaft
und Sozialpolitik») и в «Трудах по народному хозяйству» («Staats-
wirtschaftliche Abbandlungen»), издававшихся в Лейпциге21. В Цю¬
рихе Каутский начинает под руководством Бернштейна, ставшего
с 1881 г. редактором «Социал-демократа», углубленное изучение
Маркса и Энгельса. В этом же году он впервые посещает их
в Лондоне. Интересно, что еще в 1879 г. в переписке с Берн¬
штейном, Каутский объясняет различное отношение австрийских и
немецких социал-демократов к органу Моста «Фрейхейт» нацио¬
нальным различием, различием крови. «Австриец есть смесь сла¬
вянских и романских элементов с немецким. Славянская и роман¬
ская агитация должна по этой причине больше ему (австрийцу —
И. А.) подходить, чем немцам»22.
В 1881 г. Каутский был одним из активных сотрудников
«Социал-демократа», в котором поместил не меньше 10—11 статей.
Из них около половины посвящены дискуссии с Робертом Зейделем
о демократии и социал-демократии. В статье от 7 июля 1881 г.
он между прочим писал: «Естественным следствием демократии
является не социал-демократия, а анархия. Обе, демократия и
анархия, являются лишь конечными выводами современного
общества и представляют поэтому прямую противоположность
социал-демократии». В борьбе с анархизмом Моста Каутский близок
был к пониманию коренного различия между буржуазной демокра¬
тией и социал-демократией. В последующих статьях, под влиянием
критики Зейделя, он значительно уже смягчил свои утверждения,
заявляя, что имел в виду не демократию вообще, а буржуазную
демократию, как она развивается буржуазными теоретиками вроде
Ст. Милля и Т. Бокля 23.
В 1882 г. Каутский отправляется в Вену, где знакомится
с Г. Броуном и В. Адлером и издает «Происхождение семьи и
брака». В 1883 г. он предпринимает издание двухнедельника «Neue
Zeit». В начале 1885 г. Каутский перекочевывает в Лондон, где
под непосредственным руководством Энгельса (1885—1890) превра¬
щается в подлинного марксиста. Десятилетие эпохи закона против
социалистов благоприятствовало научной работе. Начав свою
писательскую деятельность в «Neue Zeit» статьей о социальных
инстинктах у животных и у людей, Каутский в дальнейшем выпу¬

28
эволюций к луг с ки 1*о и центризм
скает ряд весьма удачных и талантливых работ по популярйзацщ
экономического учения Маркса («Экономическое учение Маркса
1887 г.) и по истории социализма («Томас Мор»— 1888 г., «Клас
совые противоречия в Великой французской революции» —1889 г.)
Энциклопедические наклонности Каутского и необычайная ег<
работоспособность и плодовитость проявляются уже в это nepeoi
десятилетие. Он переводит совместно с Бернштейном «Нищет]
философии» Маркса, печатает ряд интереснейших статей протщ
буржуазных и мелкобуржуазных критиков марксизма (Родбертуса
Брентано), он пишет об Италии, Египте, Китае, Англии, Австрш
и Индии, он обсуждает вопросы рабочего законодательства и без
работицы, он интересуется происхождением христианства, аграр
ным и национальным вопросом, Шопенгауэром и Шелли, будущш
искусства и литературы.
Со снятием закона против социалистов Каутский переезжае-
в Штуттгарт. «Neue Zeit» к этому времени преобразовывается и;
академического двухнедельника в официальный еженедельны!
теоретический и политический орган партии. Этот период заканчи
вается составлением проекта Эрфуртской программы.
У Предвоенное двадцатипятилетие. Если «Экономическое учени
Маркса» и «Томас Мор» обеспечили Каутскому положение в партш
как ее теоретика, то «Комментариями к Эрфуртской программе
начинается второй, уже вполне самостоятельный период жизш
Каутского-вождя. Это для него — самое яркое и богатое не тольк
научной, но и политической деятельностью время. Живо откли
каясь на все вопросы международного рабочего движения, активн(
участвуя на всех партейтагах немецкой социал-демократии и hi
всех конгрессах II Интернационала, Каутский приобретает слав]
не только лучшего популяризатора и комментатора Маркса I
Энгельса, но и теоретического и политического вождя между
народной социал-демократии. Нет ни одной серьезной дискусси
в партии или во II Интернационале, в которой Каутский не принят
бы участия и результатом которой не была бы более или мене!
увесистая книжка, брошюра или хотя бы серия статей. Так появи
лись «Эрфуртская программа» (1891), «Парламентаризм и демо
кратия» (1893), Интеллигенция и социал-демократия» (1895), «Чт
хочет и может нам дать материалистическое понимание историй
(1897), «Аграрный вопрос» (1899), «Бернштейн и социал-демократа
ческая программа» (1899), Торговая политикан социал-демократия
(1901), «Социальная революция» (1902), «Социал-демократия !
католическая церковь» (1903), «Революционные перспективы» (1904
«Республика и социал-демократия во Франции» (1905), «Движущи
еилы русской революции» (1905), «Этика, и материалистическо
понимание истории» (1906)^ «Социализм и колониальная политика
(1907), «Национальность и международное^» .1908), «Путь квла

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
29
сги» (1909), «Изменчивый характер производства золота и дорого¬
визна (1913), «Политическая всеобщая стачка» (1914) и много других.
Не было ни одного уважающего себя социал-демократа, который
бы не знал хотя бы важнейших сочинений Каутского, и ни одной
национальной социал-демократической партии, которая бы не
переводила его работ. Общеизвестна, наконец, популярность
Каутского в России, где книги его и брошюры, особенно во время
революции 1905 г., выдерживали чуть ли не больший тираж, чем
в самой Германии.
В своих научных изысканиях этого периода Каутский много¬
кратно возвращается и к старым проблемам. Он изучает историю
и пишет «Предшественников новейшего социализма» (1894) и
«Происхождение христианства» (1908). Он разрабатывает смежные
между естествознанием и обществознанием области: «Размножение
в природе и обществе» (1910), «Раса и еврейство» (1914).
Наконец, немаловажной главой теоретической деятельности
Каутского до войны было издание им «Теорий прибавочных цен¬
ностей» Маркса, а также комментирование ряда важнейших работ
основоположников марксизма.
Особенно в этот период интересна физиономия Каутского
как политика. Он играет роль теоретика рабочей оппозиционной
партии. Он вынужден поэтому подмечать процесс зарождения и
роста империализма и связанных с ним классовых противоречий.
Однако мирная отмена закона против социалистов, стремительный
подъем немецкого капитализма, головокружительные успехи партий
и начавшийся на этом фоне процесс ее перерождения оказывают
на Каутского сильное, хотя и не столь заметное, как на Бернштейна,
влияние. Каутский очутился между молотом левеющих рабочих
отрядов и наковальней растущего в профсоюзах и партии оппорту¬
низма. Он становится рупором двойного ряда влияний. В его много¬
численные писания о революции проникают настроения, навеянные
относительно мирной эпохой и парламентски-пропагандистской
работой партии, настроения мелкобуржуазного демократа и фили¬
стера, боящегося всяких насильственных переворотов. Но в его
работах одновременно отсвечивает и зарево начавшихся на Востоке
революционных движений и всеобщих стачек на Западе. Эта
борьба двух противоположных тенденций, эти центристские коле¬
бания, до поры до времени мало кем замечаемые, оформляются
в 1910 г. в виде право-центристской тактики и теории.
[ Война и революция (1914—1922). Днем 4 августа 1914 г.,
полоса громких слов и революционных торжественных обещаний,
полоса восторгов перед силой и могуществом марксизма закончена.
Начинаются тяжелые годы реализации и проверки' обещанного,
вписанные в биографию Каутского как годы лжи, уверток, предав
гельства, ренегатства. Идеи спускаются на землю, чтобы гнать

30	эволюция каутского и центризм
социал-демократических рабочих на фронт. Десятилетиями затаен;
ные и запрятанные латентные оппортунистические инстинкту
Каутского выходят наружу, чтобы служить делу мировой бойни
Но и сейчас еще он пытается прикрыться защитной мантией центри
зма. Центризм Каутского выражался в эпоху войны в перву»
очередь в более дальновидной и осторожной политике, чем политик)
шейдемановцев.
Каутский критикует социалистов большинства, чтобы нажит!
политический капитал у немецких рабочих, чтобы удержать разо
чарованных рабочих в партии. Он выпускает манифесты проти
войны и Вильгельма, чтобы снискать расположение союзныз
социалистов и... союзных правительств. Ибо перед лицом надвц
гающейся военной катастрофы и возможных революционных потря
сений он готов пожертвовать головой Вильгельма. Когда пройде
опасность, он скажет: «Вся социал-демократия была едина в стрем
лении помешать войне» («Автобиография» 1922 г.). «Вместе с дру
гими, отклонившими военные кредиты, — пишет об этом времен»
Каутский, — был и я. Мы хотели скорее окончить войну, но м
революционными восстаниями, которые казались нам неправдопо
добными»2*. Если бы правительство указало цели войны, мы б»
голосовали за кредиты».
Сложное движение центристской оппозиции во время войн!
происходило лишь под общим «теоретическим» руководством
Каутского. Будучи на крайне правом ее фланге, Каутский не одобря
шагов ближайшего своего соратника Гаазе по сближению со спарта
ковцами. «Я всегда, — говорит он в своей исповеди, написание!
перед объединением («Мое отношение к независимой с.-д.» 1922), -
был ближе к большинству партии, чем к спартаковцам. От первоп
меня отделяло лишь отношение к войне, со вторыми имелись прин
ципиальные разногласия, начавшиеся еще до войны». «Каутский, -
писала Роза Люксембург в своей тюремной брошюре в 1917 г., -
официальный хранитель храма марксизма, с начала войны выпол
няет в действительности теоретически лишь то же самое, что шей
демановцы практически»26.
Вместе с Бернштейном и Вурмом Каутский домогался скорей
шего и возможно более резкого отмежевания от левых. Он возража»
против совместного со спартаковцами созыва апрельской конферец
ции 1917 г. в Готе и был решительным противником раскола с со1
циал-демократическим большинством. Раскол этот представляла!
ему «роковым шагом». Однако, исходя из некоторых соображени!
международного характера и боясь общественного мнения, oi
остался во вновь организованной партии, чтобы играть в ней, елик<
возможно, роль агента шейдемановцев. «Хотя я и присоединила
к независимым, — писал впоследствии Каутский, — «с идеей совет
V ской диктатуры я с самого начала решительнейшим образов

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
01
|0ролся»26. Несмотря на эту свою духовную близость с шейдеманов-
1ами, Каутский вынужден был все же оставить в октябре 1917 г.
fleue Zeit», редактировавшийся им беспрестанно в течение 35 лет.
Назначенный после Ноябрьской революции помощником статс-
;екретаря по иностранным делам Зольфа, одного из наиболее
(еакционных вильгельмовских чиновников, Каутский способст-
ювал разрыву сношений с Советской Россией и подчинению судеб
Ноябрьской революции интересам и планам союзников. Уже на
бедующий день после Октябрьской победы в России он понял,
[то победа большевиков опаснее для буржуазно-шейдемановской
’ермании, чем победа союзников, и начал свой уже не прекршца-
шийся крестовый поход на Страну Советов.
При распределении правительственных мест Каутский попадает
I министерство иностранных дел — организационный центр гото-
ящейся контрреволюции! При первом же обсуждении отношений
'ермании к Советской республике на заседании коалиционного
фавительства 19 ноября 1918 г. он высказывается за оттягивание
физнания новой власти под тем предлогом, что «Советское пра-
ительство долго не продержится и неизбежно падет в течение
гескольких недель».
В этих двух фактах весь новый Каутский. Так встретил две
1еличайших революции современности первый теоретик пролетар¬
кой революции. Выпущенная Каутским в середине 1918 года анти-
оветская «Диктатура пролетариата» не встретила сочувствия даже
I стане независимцев, порядком уже к тому времени напуганных
)ктябрьской революцией в России. Январское восстание 1919 г.
астает его в роли примирителя и посредника между ледебуровцами
I шейдемзновцами. После разгрома спартаковцев Каутский вздох-
ул облегченно. Пролив положенное количество приличествующих
лучаю либеральных слез и пристыдив палача Носке святыми
аконами демократии, он... готов был возвратиться в лоно единой
оциал-демократии, тем более, что у независимцев возобладал тогда
1евый фланг, с которым Каутскому было абсолютно не по дороге.
1о и на этот раз разрыв «со всеми старыми друзьями» и слишком
ыстрый поворот ко вчерашним убийцам Р. Люксембург и К. Либк-
[ехта показался неудобным. И Каутский снова остался.
Последним подвигом Каутского , в Германии был его доклад
и 11 Съезде советов в январе 1919 г. и работа в комиссии по
оциализации. Целью этой комиссии было (как это обнаружилось
ще на первом съезде по докладу Гильфердинга) чисто академи-
еское, совместно с буржуазными специалистами, обсуждение
опросов, организованное с единственной целью обмана масс, домо-
авшихся скорейшего введения социализма. Осуществление меро-
риятий по социализации ставилось в зависимость от того, получат
и социалисты в будущем Учредительном собрании большинство.

32
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО и центризм
Но так как этого большинства не оказалось, то труды комиссии
как и можно было предвидеть, пошли в архив.
Оставшись не у дел и потеряв политическую почву под ногами
Каутский счел наиболее для себя удобным удачиться на cboi
родину в Австрию, чтобы отсидеться там до более спокойны:
времен. Уже собираясь в дорогу, он получил приглашение о'
грузинских меньшевиков. Бегущий от революции безработный е
теоретик с радостью ухватился за это предложение. Поездка в обе
тованную страну меньшевистского рая заняла около года (с август
1920 по май 1921 г.) и обогатила человечество еще одним анти
советским документом: «Грузия, социал-демократическая крестьян
ская республика» (1921). В этой работе —грубо неверное изображе
ние социально-экономического уклада Грузии, ее классовых про
тиворечий и ожидающих эту страну перспектив. «Положение Гру
зии, —писал Каутский —блестяще.. В настоящее время нет и
одного правительства, которое стояло бы так прочно, как гру
зинское» 21. Рядом с наветами на советский «империализм» Каут
ский продемонстрировал также свое полное непонимание ещ
Марксом установленной истины, что буржуазная революция може
быть доведена до конца лишь силами пролетарской диктатуры.
Из Грузии Каутский направился наконец в Вену, где наше;
успокоение от революционных бурь в стенах своей библиотеки
К этому времени (раскол в Галле, подавление восстания 1921 г
и пр.) хлопоты Каутского вокруг объединения приняли реальные
очертания. Он снова почувствовал твердую почву под собой. Стары
недоразумения с шейдемановцами давно уже забыты. Ибо, «что 6i
мы ни думали о военных кредитах и Носке, для современны:
проблем это имеет весьма ограниченное значение»28. И если совме
стная работа со спартаковцами представлялась Каутскому «само
убийством», то партийный раскол он трактовал как «детскун
болезнь социализма»29.
Во время и после войны научное творчество Каутского при
нимает сугубо политический характер. Во время войны он выпу
скает ряд монографий о причинах и следствиях войны, о будуще!
примиренной Европы и примиренного человечества. Он заигрывав
с союзниками, раздает всем угнетенным национальностям ордер!
на самоопределение, разглагольствует о сверхимпериализме, н(
ловко обходит проблемы надвигающейся революции и вопрос о(
империалистическом характере войны. Уже перед самым Ноябре!
в Германии он умудряется выпустить на 160 страницах книгу
в которой обсуждает вопрос о безболезненном переходе военной
хозяйства на мирные капиталистические рельсы («Социал-демокра¬
тические заметки о переходном хозяйстве», 1918). После Октябрь
ской революции в России и Ноябрьской в Германии Каутски!
занят двумя делами: борьбой с русским и немецким коммунизмо||

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
за
и пропагандой идеи социализации30. Впрочем это две половинки
одного и того же дела: в первой Каутский составляет методическое
руководство на тему о ненужности насильственного захвата власти,
во второй — о ненужности экспроприации капитализма. 12 января
1919 г. в разгар январского восстания Каутский Г*председатель
комиссии по социализации, кричит: «Продолжение производства
важнее вопроса о способе производства», читай: «сохранение
капиталистического производства важнее низвержения капитали¬
стического строя».
Никогда полностью не исчезавшие у Каутского демократи¬
ческие иллюзии вырастают сейчас в стройную систему всеспасающей
демократии. Демократией он обосновывает начавшуюся с 1916 г.
коалиционную политику социал-демократии. Лозунг демократии
он бросает наперерез спартаковскому требованию об углублении
революции. Во имя демократии он пытается задержать стремитель¬
ный рост авторитета Октябрьской революции. От демократии он
аргументирует во всех теоретических спорах с большевиками.
Каутский становится в эти и последущие годы призванным «мата¬
дором независимых антибольшевиков» (Меринг).
Серия антисоветских и антикоммунистических памфлетов
в защиту демократии, начатая работой о «Диктатуре пролетариата»
(1918), продолжена в «Терроризме и коммунизме» (1919) и
«От демократии к государственному рабству. Ответ Троцкому»
(1921). Однако своего апогея антисоветская брань Каутского
достигает в брошюре «Интернационал и Советская Россия» (1925).
представляющей доклад на бюро 11 Интернационала. Уже
в первом из этих сочинений заложены основы философии
демократии. Но гнев против советской диктатуры нарастает у Ка¬
утского постепенно. В «Демократии или диктатуре» рядом с от¬
рицанием социалистического характера Октябрьской революции,
мы встречаем признания подобные тому, что «большевики были
первой социалистической партией в мировой истории, которой
удалось овладеть большим государством и которая предприняла
осуществление социализма. В этом было подкупающее и вооду¬
шевляющее многих пролетариев величие идеала» 31. В июне 1921 г.
Каутский видел еще пути спасения русской революции «не в сверже¬
нии большевиков, а в отказе последних от единовластия и в коалиции
с другими социалистическими партями—меньшевиками и эсерами»32,
В 1925 же году он открыто призывает к вооруженному свержению
советской власти. С помощью той же демократии Каутскому
удается к моменту объединения в 1922 г. найти общую между
шейдемановцами и независимцами теоретическую платформу.
Наконец та же демократия есть, несомненно, главная ось, вокруг
которой вращаются в конечном счете все построения «Мате¬
риалистического понимания истории»,
tf. Альтер

34
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
Посвященная идее партийного единства работа Каутском
«Пролетарская революция и ее программа» — важнейший труд
этого периода. Здесь подведены итоги истекшей полосы революций
и дано теоретическое обоснование полного идейного единства
с шейдемановцами на основе критики большевизма. В этом сочи|
нении Каутский рассматривает демократию как средство, делающей
капитализм в современном обществе в конце концов невозможным!
а диктатуру — как режим личного произвола и перманентно»
гражданской войны. Кровавой буржуазной революции он противой
поставляет мирную пролетарскую, а отчаявшимся, нищим, без!
работным, неорганизованным слоям рабочих — осмотрительную в
умеющую ограничивать себя рабочую аристократию. В связи с эти»
преуспевание и расцвет капитализма становится важнейшей пред;
посылкой социализма. На фоне растущего саботажа буржуазии!
нарождающегося фашизма и нищающих от инфляции масс Каутски!
постулирует невозможность в Германии контрреволюции и провоз-
глашает здравицу буржуазной республике.
Как манифест 4 августа 1914 г. был выраженным на «маркси*
стеком» языке объявлением империалистической войны, подобна
этому «Пролетарская революция...», пользующаяся той же маргё
систской терминологией, является программой заново отстроенной
контрреволюционной народной партии. «Эта работа, — пишет
удовлетворенно в своей автобиографии Каутский, — вернула мы!
уважение всей партии». «Мой жизненный путь обещает, посл{
всех заблуждений и волнений, начиная с августа 1914 г., в светлод
и ясном солнечном закате найти свой примиряющий конец.,,
Я умру, как и жил, неисправимым марксистом»83.	,
Последние годы. Идиллический конец автобиографии Каутско^
вскоре был опровергнут самим ее автором. В последней работ|
по историческому материализму Каутский... исправился. Hal
своим двухтомником он начал работать еще в 1919 г. В октябр
1921 г. он смог уже прочесть 3 главы работы в Копенгагенско)
университете. Но лишь после объединительного съезда 1922 I
Каутский почти всецело посвятил себя этому труду 31.
Выпущенное в 1927 г. «Материалистическое понимание ист<
рии» — не просто очередная работа плодовитого теоретика II Инте|
национала. Это его «Lebenswerk», «квинтэссенция» жизни, итс
итогов, сведение воедино, всеобъемлющее увенчание всей научш
политической деятельности. Это — новая интерпретация пробле
исторического материализма. Это — новое теоретическое обосн<
вание, новая хартия современного реформизма, долженствующа
заменить устаревшие грамоты Маркса.
Каутскому надоело вечно прозябать в роли комментато[
Маркса. Не нажил ли он себе за пятидесятилетие прилежно
работы достаточного авторитета, чтобы выступить самостоятельно

ЭВОЛЮЦИЯ КЛУТСКОГО
35
Позади — внушительная библиотека написанных по всем вопросам
марксизма книг и статей; длинная вереница учеников... Теперь
Каутский выступает с самостоятельной системой взглядов, с «соб¬
ственным пониманием истории»35. Если Маркс ему еще в этом
трудном деле помогает, то последнее слово во всех вопросах Каут¬
ский сохраняет за собой. И если на этот раз цитаты из Маркса
еще кое-где и мелькают, то они тонут в море других, заимствованных
из собственных (Каутского) старых произведений и из произве¬
дений его новых советников из мира буржуазных ученых.
Освободившись от марксовой догмы, Каутский немедленно
попал в плен к буржуазным идеологам. Эклектические поз^имство-
вания из буржуазных критиков марксизма (Дюринг, Гумл^ович,
Оппенгеймер, М. Вебер, Дельбрюк, Зомбарт и др.) пронизывают
всю его работу.
Итак, двухтомник Каутского имеет троякое значение и назна¬
чение: как показатель завершившей свой круг эволюции взглядов
автора, как попытка нового обоснования исторического материа¬
лизма, как опыт теоретической консолидации современного рефор¬
мизма.
«Материалистическое понимание истории» есть всестороннее
теоретическое обобщение «Пролетарской революции и ее программы» v
и всей памфлетной антисоветской пропаганды последних десяти
лет и означает возврат к юношеским работам первого домарксового
периода. В этой работе Каутский:
1)	«Расширяет» марксово исследование капитализма на до¬
капиталистическую эпоху, которую он объясняет при помощи
теории насилия.
2)	«Продолжает» марксово исследование капитализма, причем
ключ к последнему пятидесятилетию находит в демократии.
3)	«Отменяет» основной закон классового общества, устано¬
вленный Марксом, о противоречии между производительными
силами и производственными отношениями, лишая тем самым
пролетарскую революцию всяких объективных предпосылок.
4)	Всю эту тройную ревизию Маркса он освящает эклектиче¬
ской методологией в духе дюринговского позитивизма.
Эти 4 комплекса идей, ревизующих марксизм, зрели у Каут¬
ского в течение десятилетий. «Основных идей я в этой работе не
изменил, они давно уже мною установлены»30. Но теперь они изло¬
жены в методически-школьной, педантической и скучной форме.
Где старые популяризаторские таланты Каутского? Тягучее изло¬
жение, переполненное длиннущими цитатами, необоснованность,
непопулярность всей композиции. Читатель, впущенный в это
громоздкое здание мыслей, чувствует себя порой как в старинном
фургоне, набитом до отказа пассажирами и трясущемся по не-
Мощенным дорогам.

36
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
В одном надо отдать Каутскому справедливость. Он еще рг
показал всю свою необычайную работоспособность и усидчивосп
В письме Мерингу от 8 сентября 1917 г. Роза Люксембург писал!
«Смеющимся и одновременно плачущим оком взираю я на неисче]
паемый источник писаний Каутского, который с долготерпение
пчелы никогда не устает спокойно разрабатывать тему за темо!
рассматривая все «исторически», т. е. от первобытного хаос
вплоть до наших дней. Только в основном он все еще, к сожалении
сам не знает, что он собственно знает»31.
С тех пор прошло 12 лет, а Каутский все пишет и пишет,
пишет... Подобно тому как человек перед смертью сразу вспомина(
всю свою жизнь, так и Каутский бросил в эту последнюю капитал!
ную работу всю свою огромную эрудицию, все накопленные а
50-летнюю научную карьеру знания. Но и это его не спасает.
Не этому «школьному учителю истории» (К. Цеткин), како
бы он ученостью ни обладал, не этому человеку, лишенному всяко
философской фантазии и всяких философских способностей, в
этому беглецу с фронта революции и с фронта марксизма составлю
новую философию истории.
«Материалистическим пониманием истории» эволюция Kayi
ского завершена. Ни новые брошюры о войне и социал-демократвд
ни готовящиеся к печати воспоминания ничего в ней больше изм<
нить не в состоянии.
«Дело жизни Каутского, — восторженно пишет о нем австри!
ский оппортунист Элленбоген, — было необходимой функцие
всемирной истории»38. Общественные науки не могут дать необх(
димых законов развития отдельной личности. Это прежде всег
дело психолога и художника, а не историка. Но они показываю!
как история выбирает себе ту или иную личность, чтобы на не
продемонстрировать свои законы. Так случилось и с Каутские
Своей теоретической эволюцией он прекрасно продемонстрирова
эволюцию германской социал-демократии в сторону буржуазии
В таком толковании слова Элленбогена для нас приемлемы.
ОДИН ИЛИ ДВА КАУТСКИХ	1
Теория революции Каутского — печальная повесть не толы|
о том, чем стал этот теоретик, но и о том, чем он никогда не был. Уз<
довоенные писания Каутского обнаруживают в зародышевом Bid
все элементы его послевоенной ревизии. Преемственность взгляда
ощущается в новых его работах на каждом шагу. Но следует i
из этого, что послевоенный Каутский тождествен с довоенны
или хотя бы в существенном ему верен, как это представляв
сегодня его ученики39?	:

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
37
Или быть может процесс идеологического перерождения был
„м завершен еще до войны? Подобный взгляд на довоенных вождей
II Интернационала мы порой встречаем в нашей литературе 40.
Он столь же ошибочен, как и противоположное мнение, развивав¬
шееся когда-то Мерингом об ортодоксальной чистоте довоенной
социал-демократии.
Многие товарищи, помнящие еще огромный международный
авторитет Каутского до войны, былую его популярность, трепет,
с которым встречал когда-то каждый русский социал-демократ
зеленые тетрадки «Neue Zeit», уважение и доверие, с которым
относился к нему Ленин, склонны и сегодня придерживаться
взгляда Меринга. Они протестуют против перенесения сегодняшних
оценок на вчерашний день, считая подобный образ действия грубой
исторической натяжкой. Они ссылаются на прекрасные отзывы
Ленина о довоенных работах Каутского. Если его, Каутского,
довоенная теория революции была выражением центристской
идеологии, то почему, спрашивают они, Ленин своевременно не
обратил на это внимания?
Итак, имеется один или два Каутских? Вправе ли мы пере¬
сматривать довоенные оценки о Каутском? Какое поле пересмотр
этот должен захватить? «Историк, — пишет А. Франс в своем
замечательном произведении о Жанне д’Арк, — должен по очереди
удлинять или укорачивать свой взгляд. Если он берется за то,
чтобы пересказать какую-нибудь старую историю, ему придется
по очереди, а иногда в одно и то же время вооружаться наивностью
человеческой толпы, которую он воссоздает, и в то же время обладать
тонкостью самой осведомленной критики. Нужно, чтобы по стран¬
ному феномену двойственности он был в одно и то же время древним
и современным человеком и жил по двум различным планам,
подобно герою из сказки Уэллса, который живет и волнуется
в маленьком английском городке, а между тем видит свое изобра¬
жение в глубине океана».
Историк, дающий оценку хотя бы и недалекому прошлому,
должен, конечно, каждый раз примеряться к самосознанию масс
и вождей в рассматриваемую эпоху. Простая пересадка сегод¬
няшних взглядов на другую почву может привести к столь часто
практикуемой и к столь удобной для ленивого ума, а может быть
и для сегодняшних политических целей, модернизации прошлого.
Но борясь со стрижкой исторических событий под сегодняшний
день, мы не можем отказываться от рассмотрения прошлого в свете
наших сегодняшних знаний и взглядов. Прошлые оценки мы вы¬
нуждены беспрестанно пропускать сквозь призму сегодняшнего
опыта. Прошлая история не есть, правда, тесто, из которого каждый
политический день может лепить новые формы. Но она не должна
быть для нас также застывшим, раз навсегда вылитым неподвижным

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО to ЦЕНТРИЗМ
ЗЙ
истуканом. Прошлая история не стоит на месте. Она движется вме<
сте с нами. События прошлого имеют собственный свет. Но одновре-
менно они освещаются и прожектором настоящего.
Исторические процессы нельзя, как бабочек, накалывать
на булавки и ставить под стекло. Это особенно верно по отноше¬
нию к процессам недавнего прошлого, лишь сегодня, на наших
глазах, раскрывающим свой исторический смысл. Обогащенные
знанием военной и послевоенной истории германской социал-
демократии, мы можем и должны в довоенном прошлом искать корней
послевоенного ее перерождения. Так дело обстоит и с Каутским.
Историю его взглядов надо рассматривать в двух планах: с точки
зрения сознания самих участников движения и в том аспекте,
в каком раскрывается нам сегодня смысл тогдашних событий
Перенесемся в план довоенной социал-демократии. До войны
бросались в глаза в первую очередь и почти исключительно полот
жительные стороны творчества Каутского: его богатая эрудиция,
его огромная научно-просветительная работа, его прекрасная
популяризация учения Маркса, его бои с различными отрядами
ревизионистов. Эти заслуги скрывали от взоров современников
слабые, нереволюционные стороны его учения.
Все выступления Каутского, снабженные всегда немалым
количеством революционных заверений, воспринимались одно¬
сторонне, как выражение ортодоксального марксизма. Этому
заблуждению особенно способствовала неясная, оказавшаяся впо¬
следствии двусмысленной, терминология. Каутский оперировал
общепринятыми в среде марксистов понятиями вроде революция,
захват власти или диктатура. Но употреблял их в своем особом
смысле. Это выяснилось однако лишь впоследствии. Не следует
также забывать, что Каутский один из первых начал конкретно,
в применении к современности, разрабатывать проблемы пролетар¬
ской революции, причем в эпоху, когда революция еще не стучалась
в двери имперской Германии. Его замалчивания и смягчения не
имели, поэтому, особо актуального значения. Им трудно к тому же
было противопоставить какую-либо другую, более выдержанную
и ортодоксальную теорию. Так-, единственным оппонентом «Социаль¬
ной революции» оказался польский эсер Люсьня. Опыт революций
1905 г., формулированный Лениным, имел, правда, величайшее
значение для судеб этой теории. Но как раз здесь Каутский, по
крайней мере в первые два года русской революции, оказался
более восприимчивым к ее урокам, чем огромное большинство
немецких вождей. Как раз защита большевистских (в главном)
взглядов на революцию 1905 г. в немалой степени усилила популяр¬
ность Каутского и симпатии к нему Ленина. Но и в последующие
годы (1906—1909) Каутский вел себя значительно радикальнее
официальных вождей партии, начавших уже с 1906 г. системати-

зВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
39
Чёски сдавать позиции берниггейнианцам. Такое положение еще
более усиливало иллюзии и надежды на Каутского как ортодокса.
Правда, начиная с 1910 г., зигзаги Каутского превращаются в более
отчетливый уклон вправо. Но и в эти годы дело представлялось
не совсем ясно. И тогда не было еще достаточно сильных и точных
критериев для полного разоблачения Каутского и для определения
размеров оппортунистического перерождения всей партии в целом.
Многим большевикам казалось в то время, что дискуссия Каутского
с левыми радикалами вращается еще пока лишь в плоскости раз¬
личной оценки скорости и темпа движения 42.
Борьба с реформизмом в известный исторический момент
неизбежно превращается в борьбу с центризмом. Лишь дойдя до
этой ступени, революционный марксизм получает свою оконча¬
тельную проверку. Так было в России, так случилось и в Германии.
Йо русский меньшевизм раскрыл свои контрреволюционные тен¬
денции еще в период революции 1905 г., когда он отвернулся от
крестьянской революции, бежал от вооруженного восстания, под¬
держивал либеральную буржуазию и когда в период реакции до¬
катился до полного идейного и организационного ликвидаторства.
Немецкий же центризм шел в эти годы вперед во славе своих
организационных и политических побед. Разоблачить немецкий
центризм удалось лишь в свете мировой войны. «Война лишь вскрыла
особенно быстро и остро действительные размеры этого преоблада¬
ния»48 оппортунистов в немецкой социал-демократии.
Если так обстояло дело с оценкой всей партии в целом, то
тем труднее было точно указать на роль одного — и не худшего —
из ее вождей. Конечно, оппортунистическое перерождение Каут¬
ского, будучи звеном в общей цепи начавшегося упадка И Интер¬
национала — не случайность. Но история знает только закономер¬
ность целых классов или целых слоев. Поэтому она не может рас¬
пространять эту закономерность с той же силой, категоричностью
и непреложностью и на отдельные личности.
Правда, и в те времена не было недостатка и в прямых нападках
на Каутского. Но эти нападки шли или из лагеря русских (эсеров)
и западноевропейских оппортунистов, или буржуазных политиков.
Всем например памятна та язвительная характеристика, которую дал
Жорес немецкой социал-демократии и Каутскому на международном
конгрессе в Амстердаме (1904 г.): «Вы,—говорил он, обращаясь к не¬
мецкой делегации,—... не обладаете и парламентской силой. И когда
вы даже будете большинством в рейхстаге, вы—единственная страна,
в которой социализм не будет хозяином, если бы даже и имел
большинство. Ибо ваш парламент — только полупарламент... и
тогда перед лицом вашего собственного пролетариата вы замаски¬
руете свое бессилие в действии, укрываясь за непримиримостью,
за теоретическими формулами, которые ваш выдающийся товарищ

40
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
Каутский будет вам доставлять вплоть до конца жизни». Неприми¬
римость и занятия теорией, как маски, скрывающие бездействие
и трусость на практике! Лучше о довоенном Каутском, чем Жорес,
этот гениальнейший и восторженнейший из реформистов, не ска¬
жешь!
Вождь социалистов-националистов Науман писал в 1906 г.
о Каутском как «своего рода александрийском ученом пролета¬
риата», не политике, а доктринере, лишенном фантазии и политиче¬
ского инстинкта, лишенном революционной энергии Бебеля и
представляющем «весьма большую опасность для немецкого социа¬
лизма, именно опасность политического маразма»44.
Но все эти и подобные им проницательные слова проходили
мимо ушей международной социал-демократии. Каутский продол¬
жал оставаться недосягаемым авторитетом и суперарбитром во всех
важнейших теоретических спорах.
Видел ли Ленин грозные сдвиги, происходившие в лоне гер¬
манской социал-демократии, особенно после революции 1905 г.?
Несомненно видел. Это можно показать на его предвоенных
статьях по международным вопросам, на выступлениях в Штут¬
гарте (1907) и Копенгагене (1910) и в Международном социалисти¬
ческом бюро46. Его попытки организации международной левой 4«
были практическими шагами для подготовки отпора крепнущему
центризму. Провал этих попыток показывал, насколько слабо еще
было в довоенной социал-демократии сознание центристской опас¬
ности и насколько трудным в этой обстановке представлялось
прямое нападение на официальных вождей II Интернационала.
Но вдвойне трудным делом это было для Ленина и для русских
большевиков, ведших перед войной отчаянную борьбу за консо¬
лидацию русской социал-демократии, разорванной в то время на
части. Уже эта борьба за большевистское единство была косвенной,
а порой и прямой критикой официального руководства 11 Интерна¬
ционала и самого Каутского 47. Но в то же время Ленин (может
быть дольше, чем это следовало) надеялся еще, что в решительный
момент истории и Каутский, и многие другие вожди социал-демо¬
кратии выпрямят свою линию. Имели ли надежды эти достаточные
основания? Не просчитался ли Ленин?
Во всяком случае, если говорить об известной недооценке
оппортунистической опасности в довоенном Интернационале, то
ею страдало все левое крыло социал-демократии, включая и Розу
Люксембург, наиболее решительно выступившую до войны против
Каутского.
Таков Каутский в плане довоенной обстановки. Война все
изменила. Война толкнула Ленина на пересмотр довоенного
каутскианства 48. Этот пересмотр требует своего продолжения. |

ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
41
Однако, заявляя права на переоценку старых взглядов
Каутского мы должны быть сугубо осторожными и соблюдать
историческую меру. Некоторые критики в своем рвении заклеймить
сегодняшнего ренегата готовы не оставить камня на камне из его
прошлого. Цель, уверены они, оправдывает средства. Не служим
ли мы делу революции, когда в борьбе с сегодняшними преда¬
телями хотим скомпрометировать не только современные их взгляды,
но и весь пройденный ими путь? Но подобные «всеразрушающие»
кавалерийские набеги на прошлое лишь ослабляют силу и значение
действительной коммунистической критики. Нельзя забывать, что
история 11 Интернационала одной своей стороной есть также история
революционного рабочего движения. Хотя современность с ее
опытом и достижениями и входит в оценку прошлого, но не в том
упрощенном виде, по которому прошлое это можно произвольно
поворачивать влево и вправо. Нельзя компрометировать всего
прошлого Каутского на том только основании, что он был всегда
оппортунистом в теории революции и что он стал во время и после
войны законченным ревизионистом. Старых гррмаднкнс—заслуг
Каутского нечего замалчивать. Признание этих заслуг не может
смягчить его сегодняшних преступлений перед рабочим классом.
Наоборот. Именно на этом старом фоне еще ярче вырисовываются
контуры насквозь буржуазной, антимарксистской системы сегод¬
няшнего Каутского. И именно это старое, во многом столь славное,
прошлое заставляет нас уделять ныне столь большое внимание
этому человеку.
Таково единственно правильное отношение к довоенному
Каутскому. Оно продиктовано нам Лениным и его оценкой прошлых
заслуг таких напр. оппортунистов, как Плеханов. Ленин решитель¬
но возражал против затушевывания заслуг Плеханова в области
борьбы с философским ревизионизмом «под флагом критики такти¬
ческого оппортунизма Плеханова»i9. Давая общую оценку II Интер¬
национала, Ленин подчеркивал двойственную роль, которую орга¬
низация эта играла в истории довоенного рабочего движения.
Перенося оценку эту на Каутского, мы можем вслед за Лениным
сказать, что Каутский «выполнил свою долю полезной подготови¬
тельной работы по предварительной организации пролетарских
масс в долгую «мирную» эпоху самого жестокого капиталистического
рабства и самого быстрого капиталистического прогресса последней
трети XIX и начала XX века»60. Оппортунизм Каутского, как и
оппортунизм 11 Интернационала, если говорить в общеевропейском
масштабе, был так сказать в юношеском состоянии до войны.
С войной он окончательно возмужал, и его нельзя сделать опять
«невинным» и «юным»61. На Каутского же распространяется и
общая оценка эпохи II Интернационала, данная V пленумом Комин¬
терна в 1925 г^^-^Эт^поха (эпигонов марксизма) имеет, особенно

42
•ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО и центризм
в первую ее половину, и сильные стороны: создание массовыхорганИ^
заций пролетариата, большую культурно-просветительную работу
и т. п. Но в целом это с 90 годов — эпоха искажения марксизма»52.
Уже до войны лицо Каутского, как и II Интернационала,
было двойственным. Это не было лицо последовательного ортодокса.
Но оно не носило еще черт последовательного оппортунизма.
Поэтому нельзя смешивать Каутского до и после 4 августа 1914 г.
Так напр. Каутский дал талантливейшие образцы применения
метода исторического материализма к эпохе зарождения христиан¬
ства и раннего капитализма. Его исследования в этой области
(«Томас Мор», «Борьба классов в Великой французской революции»,
«Предшественники новейшего социализма», «Происхождение хри¬
стианства») имеют никем не оспариваемую ценность. «Мы знаем, —
писал Ленин, — из многих работ Каутского, что он умел быть
j марксистским историком, что такие работы его останутся достоя¬
нием пролетариата, несмотря на позднейшее ренегатство»58. Но став
на путь ревизионизма, Каутский из историка-марксиста превра¬
щается в бесталанного фальсификатора истории революции и всей
истории в целом, которую он перекрашивает под свои узкие фрак¬
ционные цели («Терроризм и коммунизм», «От демократии к государ¬
ственному рабству», «Материалистическое понимание истории» и др.).
I Так же приблизительно обстоит дело с Каутским-эконо-
мистом. с Каутским-социологом, с Каутским-теоретиком по аграрно¬
му и по национальному вопросу.
Итак, мы отнюдь не собираемся отрицать огромных заслуг до¬
военного Каутского, его работы по популяризации и очистке марк-
4 сизма от домарксистских и антимарксистских элементов, по борьбе
(пусть непоследовательной) с фольмарианством и бернштейнианством,
по применению марксизма к новым областям и пр. и пр. «К. Каутский
до войны 1914-16 гг. был марксистом, и целый ряд важнейших сочи¬
нений и заявлений его навсегда останутся образцом марксизма» 64.
Но в то же время, чтобы понять его эволюцию, мы вынуждены,
фиксировать сегодня свое особое внимание на довоенных истоках
его перерождения, на мелкобуржуазной теории революции, на его^
v непоследовательностях в борьбе с оппортунизмом, на дипломатий
ческом замалчивании проблем диалектического материализма или
даже их искажении и пр. и пр.
Эволюция Каутского к ревизионизму, будучи постепенным,?
длительным и неравномерно нараставшим процессом, имеет все же
величайшую преемственность, -йв(йывгцо{цую его довоенные взгляды
с послевоенными. Зрелый ревизионизм ^рождается из^юного» и
«невинного». В этом смысле перед нами предстоит единый^аутский.
Но в этой эволюции следует строго различать довоенную фазу от
k послевоенной. В этом смысле мы имеем дело с двумя разными
Каутскими.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЕВЯНОСТЫЕ ГОДЫ
ДИСКУССИЯ с ФОЛЬМАРОМ И ДИСКУССИЯ по АГРАРНОМУ
ВОПРОСУ
Надежды и перспективы, открывшиеся перед партией после
отмены закона против социалистов, на фоне огромной парламент¬
ской победы партии в 1890 году (Н/г миллиона голосов), получили
свое отражение и в теоретическом творчестве руководителей партии,
и в первую очередь Каутского. Если в первые годы вступления
в партию он прислушивался еще к Мосту и ожидал пришествия
революции на подобие Великой французской, то сейчас он все
более преисполняется веры в мирную пролетарскую революцию85.
Все его работы этого периода, вплоть до дискуссии с Бернштейном,
выдержаны в примирительных тонах и подчеркивают отказ от на¬
сильственной революции.
Но р то же время его теория революции на всех ступенях
своего развития представляет умелое сочетание и переплетение
одновременно двух потоков. С одной стороны, Каутский ведет
постоянную борьбу с ревизионистской теорией врастания, защищая
революцию и развивая и популяризируя старые традиционные
взгляды Маркса; с другой стороны, он систематически замалчивает
наиболее боевые стороны этих взглядов и «дополняет» их оппорту¬
нистическими толкованиями. В той степени, в какой Каутский был
лучшим, наиболее авторитетным популяризатором марксизма, его
заслуги огромны. В частности, огромной заслугой Каутского
90-х гг. была прекрасная теоретическая разработка аграрного
вопроса. Но в то же вреАя не следует забывать слов Ленина о том,
что «Каутский, несмотря на свои громадные заслуги, никогда не
принадлежал к тем, кто во время больших кризисов сразу занимал»
боевую марксистскую позицию». Каутский всегда умело пользо¬

44
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
вался оружием обхода, умалчивания и уклонения от ответов на
наиболее животрепещущие, конкретные проблемы революции.
«Из суммы этих обходов вопроса, умолчаний, уклончивости и по¬
лучился неизбежно тот полный переход к оппортунизму, о котором
нам сейчас придется говорить» 68.
Эта вторая сторона его творчества, до войны мало обращав¬
шая внимание, естественно будет нас в первую очередь интере¬
совать.
Начнем с комментариев Каутского к «Эрфуртской программе».
Не останавливаясь на общеизвестных положениях, излагающих
учение Маркса, сразу же отметим основные оппортунистические
отклонения этой работы.
Переворот для Каутского не сопряжен обязательно с насилием.
«Нет никакой необходимости, чтобы он был связан с насилиями
и пролитием крови. Бывали уже во всемирной истории случаи,
когда господствующие классы проявляли особенную проницатель¬
ность или особую слабость и трусость и сдавались добровольно
перед неизбежным»67. Этот взгляд на будущую революцию уже не
покидает больше Каутского, так же как и представление о форме,
в которую выльется будущая ее экспроприация. «Ни в коем случае
нельзя сказать, чтобы для проведения социал-демократической
программы требовалась безусловно конфискация той собственности,
экспроприация которой станет неизбежной»68. Такого вывода
Каутский боится как огня.
И захват власти, и введение социализма могли бы,—думает
он, — обойтись без насилия. Не удивительно поэтому, что в ком¬
ментариях, как и в самой Эрфуртской программе, о диктатуре
пролетариата, как форме переворота, нет ни слова. Сам вопрос
о революции стоит у Каутского особняком, в разделе «Государство
будущего», без увязки с классовой борьбой, которая трактуется
в другом месте.
Парламентаризм уже здесь рассматривается Каутским как
основной метод борьбы. В этом смысле его позиция правее соответ¬
ствующих резолюций Эрфуртского партейтага 1891 г. «Из всех
средств, находящихся в распоряжении пролетариата, парламент¬
ская борьба есть самое могучее, чтобы оказывать на государствен¬
ную власть давление в свою пользу и отвоевывать от нее те уступки,
какие могут быть отвоеваны. Коротко говоря, парламентская
борьба является самым сильным рычагом, чтобы поднять проле¬
тариат из его экономической, общественной и моральной принижен¬
ности»69. Парламентская республика—последнее слово парламента¬
ризма. «Остается ли при этом монархия в качестве декорации, как
у англичан, или нет,—довольно безразлично»80. Коммента¬
рии к «Эрфуртской программе» можно назвать первым теоре¬
тическим документом центризма.

45
90-е годы
Статья Каутского по поводу книжки Кнорра (псевдоним
фольмара), напечатанная в 1893 г. в «Neue Zeit», дает уже целую
систему центристских взглядов на революцию.
Во-первых, революцию не делают. «Социал-демократия —
партия революционная, но отнюдь не фабрикующая революцию...
Мы знаем, что так же, как мы не можем сделать революции, так
наши противники не в силах ей воспрепятствовать. Поэтому нам
вовсе не приходит в голову затеять революцию или подготовлять
ее... И так как революция не может быть затеяна по нашему про¬
изволу, то мы не можем ничего сказать о том, когда, при каких
условиях и в каких формах она наступит» 61.
Революция — это стихия, и ничего больше. Это позволяет
саботировать все конкретные проблемы, ею выдвигаемые. В духе
этого положения решается и вопрос о насилии. «Так как о реша¬
ющих боях социальной войны мы ничего не знаем, то, естественно,
мы также мало можем сказать, будут ли они кровавыми, будет ли
в них играть значительную роль физическая сила или же они
будут решаться исключительно мерами экономического, законо¬
дательного и морального давления»62.
Каутский божится, что «мы ничего не знаем». Но «можно все
же сказать, — уверяет он нас вслед за этим, — что имеется налицо
полная вероятность, что в революционных боях пролетариата
средства последнего рода (мирные — А. И.) будут превалировать
над средствами физическими, т. е. военного насилия, в противо¬
положность тому, как это имело место в революционных боях
буржуазии»63.
Итак, перед нами первые зародыши ревизионистской теории,
противопоставляющей социалистическую революцию как мирную
буржуазной как насильственной. Как мотивирует Каутский свой
курс на мирную революцию? Во-первых, в настоящее время имеется
громадный перевес вооруженной армии над народом. Во-вторых,
рабочий класс пользуется свободой коалиции, свободой печати,
всеобщим избирательным правом. Все это позволяет ему, в отличие
от эпохи буржуазной революции, осознать цели своей борьбы и
правильно оценить свои силы. Таким образом, он в состоянии
избежать столь частых во время буржуазной революции путчей,
«подавляемых одним ударом», быстро ниспровергаемых прави¬
тельств и характерного для того времени чередования революции
и контрреволюции.
Смысл этого рассуждения вполне ясен. Демократия спасает
пролетариат от ужасов буржуазной революции. Уже здесь начи¬
наются злоключения Каутского с этой демократией. Демократи¬
ческий строй не может устранить классовых противоречий. Но он
может сделать одно: «Он может предохранить не от революций,
а от некоторых преждевременных безнадежных революционных

46
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
попыток и может сделать излишними и некоторые революционные
восстания. Он вносит ясность в соотношения сил различных партий
и классов. Он не устраняет их противоречий и не отодвигает их
конечных целей, но он действует в том направлении, чтобы поме-
шать классам восходящим браться за разрешение таких задач,
для которых они еще не выросли, и удержать классы господству,
ющие от отказа в уступках, — отказа, с последствиями которого
они уже не в состоянии справиться. Направление развития от этого
не меняется, но ход его становится все более постоянным и более
спокойным»64.
Итак, демократия накладывает узду и на пролетариат, успо^
каивая его революционные страсти, и на буржуазию, заставляя
ее итти на добровольные уступки. Но это фактически значит, что,
демократия смягчает классовые противоречия.
Демократические учреждения — вот что отличает эпоху социа¬
листической революции от буржуазной. Поэтому теперь мы не
будем иметь больше таких громких побед, как раньше, так же
как не будем терпеть столь больших поражений. «Пусть демокра¬
тический пролетарский метод борьбы покажется более скучным,
чем метод эпохи революционной буржуазии, он несомненно менее
драматичен и эффектен, но он требует также и меньше жертв».
Когда же эта эпоха медленных побед и небольших жертв
начнется? «Низложение Парижской Коммуны в 1871 г., — утвер¬
ждает Каутский, — является последним большим поражением
пролетариата»66. С усилением демократии растет у пролетариата
самообладание и вера в себя. В то же время «политическое поло¬
жение пролетариата позволяет надеяться, что он так долго, как
только можно, будет пытаться применять только вышеуказанные
«законные методы». Единственным врагом этих методов являются
буржуазные классы, «которые хотят спровоцировать революцию
из страха перед революцией». При этом положении основная задача
пролетариата — не провоцировать буржуазии и терпеливо ждать.
Каутский развивает здесь положения тактики на истощение,
тактики на длительную оборону, на реформистское врастание.
Всю инициативу наступления он предоставляет господствующим
классам. «Чем сильнее будем мы, тем больше практические задач!
выдвигаются на передний план, тем более вынуждены мы агитации
нашу раздвигать за круг наемных рабочих, тем больше должна
мы остерегаться ненужных провокаций или пустых угроз». Поэтому
также «не следует слишком строго судить», если мы отходим в пра¬
ктических вопросах от правильной линии.
Чтобы ослабить впечатление оппортунистической о сторож
ности, проникающей всю эту статью, Каутский пытался впоследствии
прикрыться знаменитым предисловием Энгельса 1895 г. Но Энгельс
высказывался по поводу конкретной ситуации 1895 г., когда гер*

щанским рабочим угрожали новые исключительные законы, причем
принципиально не отрицал необходимости насильственной рево¬
люции; Каутский же положения свои обобщал в качестве тактики
для всей предстоящей эпохи парламентаризма66.
Весь уклон статьи явно направлен против левых. Быстро
освободившись от критики полуграмотной книги Кнорра, Каутский
псе остальные рассуждения посвящает борьбе с идеей кровавого,
насильственного, самим пролетариатом подготовляемого перево¬
рота. Возвестив новую эру законных, мирных методов, он готов
все неудачи рабочего движения после 1871 г. возложить исклю¬
чительно на анархистов. Так было в Италии в 1873 г., так было
в Германии в 1878 г. (где анархическое покушение Геделя дало
правительству возможность провести исключительный закон), так
было в Австрии в 1884 г. и в Америке в 1886 г. «Единственные круп¬
ные неуспехи ^которые постигли рабочее движение за последние
20 лет, вызваны*делами анархистов, или, по меньшей мере, вызваны
проповедываемой ими тактикой»81. Здесь Каутский вплотную под¬
ходит к положению ревизионистов: или реформа, или анархия. Его
же изображение анархистов мало чем отличается от обычных мещан¬
ско-полицейских о них представлений и во всяком случае абсолютно
созвучно ревизионистским о них взглядам. Это—люди, ничего
общего не имеющие с классовой борьбой, душевно-больные, с извра¬
щенными инстинктами, мошенники, проституированные убийцы
и т. п.
Письма к Мерингу за этот же год, частично опубликованные
недавно Фрейлихом, «удачно» дополняют идеи изложенной только
что статьи. Они раскрывают интимные взгляды Каутского на
(парламентский» захват власти.
«По-моему, в Германии мы страдаем не избытком, а скорее
недостатком парламентаризма, и задачи пролетариата — навер¬
стать то, чего, по своей трусости, не успела сделать немецкая
5уржуазия, — создать подлинный парламентский строй... Для
(иктатуры пролетариата я не могу придумать лучшей формы,
чем мощный парламент по образцу английского с социал-демократи¬
ческим большинством, опирающимся на сильный и сознательный
пролетариат... Борьба за истинный парламентаризм и окажется
! Германии решительным боем социальной революции, поэтому
I Германии парламентский строй означает политическую победу
пролетариата, но также и обратно... Только парламентская
республика с монархической ли верхушкой по английскому образцу
или без нее может создавать почву, из которой вырастает диктатура
пролетариата и социалистическое общество. Эта республика и
ть то «государство будущего», к которому мы должны стре-
нитьст68.

48
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Каутский, как видно, ставит себе отнюдь не несбыточны
задачи. Полная демократизация немецкого государства, «даж<
при сохранении головы Вильгельма, означает для него все, qt
\ нужно для перехода к социализму. Это демократизирование
государство и есть уже «государство будущего». Никакой дал]
нейшей ломки оно больше не требует. Оно врастает в социализм.
Идея о всемогуществе парламентаризма пронизывает и работ
Каутского «Парламентаризм, народное законодательство и социги
демократия», выпущенную в том же 1893 г.: «В современном бол1
шом государстве центр тяжести политической деятельности hi
пременно должен лежать в его парламенте... Благодаря классово
борьбе у него (пролетариата — И. А.) развивается ряд способносте!
дающих ему возможность сделать из парламентаризма послушнс
орудие для достижения своих целей»69.
На ряду с этими уступками оппортунизму мы встречав
у Каутского 90-х гг. блестящую критику мелкобуржуазно!
фольмаро-давидовского проекта аграрной программы. Увлечени
парламентаризмом, выразившееся в погоне за крестьянский
голосами и вызванное солидными успехами на выборах 90-го г
захватило не только правых, но и таких испытанных вожде
партии, как Бебель и Либкнехт. На Бреславльском конгрес<
соц.-дем. Либкнехт и Бебель поддержали резолюцию аграрии
комиссии, которая представляла собой не что иное, как защщ
частнособственнических интересов крестьянства. По этому повод
Клара Цеткин воскликнула словами из Фауста:«У меня сердце боли
когда я вижу тебя в таком обществе!». Вместе с Цеткин Каутски
выступил против оппортунистического проекта аграрной программ
v в защиту ортодоксального марксизма.
«Эта программа (проект аграрной комиссии — И. А.) обеща
крестьянству улучшить его положение и тем самым укрепить ei
частную собственность. Вследствие этого она оживляет его собстве!
нический фанатизм. Она объявляет интересы с.-х. культуры п(
современном общественном строе интересами пролетариата, а меж/
тем интересы с.-х. культуры точно такие же, как и интересы пр
мышленности при господстве частной собственности на средсп
производства и совпадают с интересами обладателей среде
производства, с интересами эксплоататоров пролетариата. Зат<
проект аграрной программы представляет государству эксплоат
торов новые средства для усиления его могущества и тем самь
затрудняет классовую борьбу пролетариата. Наконец, этот npoei
возлагает на капиталистическое государства такие задачи, котор!
могут быть успешно выполнены государством только тогда, ког/
пролетариат завоюет полную власть»70,

УО-Е ГОДЫ
4Я
Своей сокрушительной критикой, переведя спорные вопросы
из чисто практических устремлений завоевания крестьянских
голосов в плоскость теоретического анализа сущности и судеб
мелкого частного хозяйства при капитализме и при социализме,
Каутский вместе с К. Цеткин и Парвусом сумел мобилизовать мнение
партии против оппортунизма в аграрном вопросе. В своем «Аграрном
вопросе», а затем в «Социализме и с. х». и ряде статей в «Neue
Zeit», следуя шаг за шагом за рассуждениями Давида и ему подоб¬
ных, он разбивает вдребезги мелкобуржуазную концепцию выжи¬
вания мелкого сельского хозяйства, вскрывает оппортунистический
смысл «закона убывающего плодородия» и «органической» теории
земледелия.
Ревизия Маркса, начатая Фольмаро-Давидом, шла по пяти
основным линиям: 1. оппортунисты ревизовали сущность социал-
демократической партии, утверждая, что «социал-демократия
с самого начала хотела быть не только партией промышленного
рабочего» (Давид); это утверждение опиралось на признание кре¬
стьянина «частью рабочего класса», 2. оппортунисты ревизовали
экономическую теорию Маркса, отрицая действие закона кон¬
центрации в сельском хозяйстве, 3. они утверждали возможность
некапиталистического развития деревни еще в пределах капитали¬
стического строя, посредством с.-х. кооперации, понимаемой
преимущественно как сбытовая и снабженческая кооперация,
4. они затемняли вопрос о расслоении деревни, оперируя неопре¬
деленным термином «мелкое крестьянство», под которым они про¬
таскивали зажиточного крестьянина и 5. в связи со всем этим
они выдвигали требование положительной аграрной программы при
капитализме.
Каутский показал, что все рассуждения оппортунистов поко¬
ятся на подмене понятия зажиточного крестьянина понятием
«мелкого крестьянина» и на идеализировании действительности.
Ибо на самом деле мелкий хозяйчик при капитализме не «про¬
цветает», а еле-еле прозябает, для чего он должен заниматься
самоэксплоатацией, потогонной системой в отношении себя
самого.
В полном согласии с Энгельсом, в тактической части своих
работ Каутский защищал положение, что социал-демократия
в отношении к крестьянству должна проводить резкую грань между
своей аграрной программой до и после захвата власти. Социал-
демократия, даже в интересах завоевания крестьянских голосов',
не может становиться на путь поддержки мелкой с.-х. собствен¬
ности. Напротив, социал-демократия должна указывать неизбеж¬
ное поглощение мелкого хозяйчика крупным при капитализме.
Единственное спасение от гибели—социализм, коллективные формы
производства.
И, Алыпео
4

50
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Если в чем и можно было упрекнуть Каутского, то лишь
в том, что в практической части работы он выдвигал лозунг «ней-
трализации» крестьянства, не ставя еще вопроса о возможном
союзе между крестьянством и пролетариатом в революции.
Конечно, блестящая критика оппортунизма в аграрном вопросе
не помешала Каутскому впоследствии сделать существенные
уступки в этой области. Так, если в Эрфуртской программе
Каутский характеризовал ремесленников и крестьян как «упадоч¬
ные средние классы», то уже в «Пролетарской революции и ее
программе» он «исправляет» Эрфуртскую программу и слово
«упадочные» исчезает. Но если Каутский и делает здесь шаг назад
от своего «Аграрного вопроса», то скорее в сторону аграрного
«нигилизма»: «Крестьяне и цеховые мастера, — говорит он, —
не только далеки от мысли стать участниками и сотоварищам*
в классовой борьбе пролетариата, но, напротив, являются злейшим*
ее противниками. Если в этом пункте что-либо изменилось со дня
принятия Эрфуртской программы, то лишь в смысле обострения
этого противоречия. В заключительных положениях моего коммен¬
тария к Эрфуртской программе я еще высказывал надежду, что мелкие
крестьяне, быстро идущие к разорению, примкнут к пролетариату,
как только убедятся в безвыходности своего положения. Выше я уже
указал, что в этом пункте мы ошиблись»11. Впрочем, аналогичные
мысли, наряду с ортодоксальными взглядами, защищаемым*
в «Аграрном вопросе», можно встретить у него и раньше. Так
в «Социальной революции» Каутский пишет: «Только частичка
интеллигенции и те из мелких крестьян и мелких буржуа, которые
фактически являются наемными рабочими или же всецело зависят
от покупателей из рабочих, — пристают к пролетариату. Но это -
союзники подчас очень ненадежные (unsichere Kantonisten), все
они с трудом поддаются организации, этому главному источник
силы и орудию силы пролетариата»18.
Еще категоричнее мысль эта выражена в статье 1905 г
«о Крестьянах и революции в России». «В отношениях межд}
крестьянами и крупными земельными собственниками городски
революционное движение должно оставаться нейтральным. Ои
не имеет никакого основания становиться между земельными соб
ственниками и крестьянами, быть защитной армией последних про
тив первых. Его симпатии находятся всецело на стороне крестьян
Однако, в его задачи не входит при этом натравливание крестья
на помещиков, играющих сегодня в России совершенно другу!
роль, чем феодальная знать ancien regime'a во Франции 13.
.АНТИ-БЕРНШТЕЙН*
Аграрная дискуссия 1894—1895 г. была лишь прелюду
к дискуссии против ревизионизма Бернштейна, Она прозвучал

90-к годы
для партии грозным предостережением. Симпатии Бернштейн
были всецело на стороне Давида-Фол ьмара, хотя он далеко не сраз
заявил об этом. Аграрная дйскуссиязаключала уже в себе микроб!
будущего бернштейнианства. У обоих вопрос стоял о роли реформ!
в политике партии и об отношении между реформой и революцией
Однако Каутский, который с большим рвением бросился в аграрну!
дискуссию, к спорам с Бернштейном отнесся совсем иначе. «В пре
тивовес к аграрным дебатам она (дискуссия с Б. — И. Л.) не прел
ставляла для меня теоретически никакого интереса и перспектив» 7J
Каутский одобряет первые статьи Бернштейна, печатая их в «Neu
Zeit» без всяких оговорок. Они «вначале в высшей степени мн
понравились»15 сознается он в своей автобиографии. В статья:
Бернштейна Каутский увидел не без основания продолжени
идей, которые он развивал в 1893 г. В Штутгарте Каутский произ
носит весьма двусмысленную речь, в которой было больше похва.
бернштейновскому ученому глубокомыслию, чем порицания. «Статы
Бернштейна, — говорил Каутский, — открывают обсуждение важ
нейших и полезнейших для нашего духовного развития проблем
Они толкают нас к размышлению. Будемте же ему за это благо
дарны. Наши разногласия с ним сводятся главным образол
к вопросу о темпе приближения к социализму. Будь сегодня
Бернштейн здесь, он присоединился бы к нам. В этом к крепке
убежден». Однако, штутгартский конгресс обнаружил враждебно!
отношение партии к идеям ревизионизма, и Каутскому пришлось
правда с большой неохотой, выступить против своего давнишнеп
друга. Сам «Анти-Бернштейн», как мы уже в другом месте отмечали
носит печать известной вынужденности и нерешительности16.
Но в этой работе содержится в более развитом виде ря/
основных положений марксизма, излагавшихся раньше Каутским
в комментариях к «Эрфуртской программе». Нельзя поэтому отри¬
цать ее большого значения для истории марксизма, хотя онг
и уступает по теоретической выдержанности и по блеску изложе¬
ния «Реформе и революции» Розы Люксембург11. В частности
Каутский признает здесь, что не может быть больше разговора
о «преждевременной» победе революции: «Опасение, что мы завтра
же можем проснуться германскими диктаторами, всего менее меня
гре^жило... Ее (победы — И. А.) можно избегнуть только в том
случае, если социал-демократия сама себя уничтожит»18.
Хороши также места о единстве пролетариата и о характере
современной демократии. «Прогрессивной демократией в совре¬
менном промышленном государстве может быть только демократия
пролетарская. Вот почему идет к упадку прогрессивная буржуазная
демократия». Это — слова и мысли, созвучные выступлениям
Парвуса и Розы Люксембург против Бернштейна.
4'

52
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Но в этом же сочинении нетрудно найти и обратное. Остане,
вимся на трех вопросах: о понятии революции, о теорииллрактице
и об экономических предпосылаках революции/
Каутский считает, что «решение проблемы о диктатуре проде.
тариата мы можем совершенно спокойно предоставить будущему»’»
и таким образом превращает свое ранее высказанное признание
о том, что революция назрела, — в пустую фразу.
Каутский повторяет свои старые толкования революции;
«Со времени Лассаля социал-демократия старается выяснить раз.
ницу между революцией с вилами и граблями и социальной рево-
люцией и доказать, что принципиально она добивается только
последней революции»80. И дальше: «не только социальную, но даже
политическую революцию не надо отождествлять с восстанием» «
Поэтому он согласен с Бернштейном, «что пролетариат в качестве
политически-самостоятельной партии должен быть революционны*
не в полицейском смысле, а в политико-экономическом»80. И, яввц
идя на поводу за тем же Бернштейном, он заявляет: «Я охот%
•соглашусь, что слово «революция» может ввести в заблуждение,
я считаю также более удобным не употреблять его без настоятельно!
надобности»80. Вот именно. Революция Каутского уже на этом этапе
настолько обескровлена, что этот термин действительно «ввода
в заблуждение» его читателей.
Каутскому также «и в голову не приходит отрицать», чщ
«демократии. свойственно смягчать излишние обострения классов^
борьбы»so.
Каутский не в состоянии бернштейновской тактике против#
поставить что-либо путное. В главе о тактике он прямо признак
что в вопросах партийной практики, как например, в вопрос*
кооперативного, профессионального, муниципального социализ!
и проч. «вовсе нет никаких разногласий»82. Разногласия |
сводятся лишь к тому, можно ли подобным реформистским пуи
добиться социалистического преобразования. Солидаризиру*|
в вопросе о борьбе за реформы с Бернштейном, Каутский да
самым санкционирует характерное для центризма раздвоем
между теорией и практикой: «наш спор теоретический, в пракя
ческих вопросах мы всегда сумеем договориться».	ш
Несколько лет спустя идея эта выражена еше более катея
рически: «У нас в Германии мыслимы разногласия по повда
тона и теоретического обоснования, но никоим образом»
по поводу практики нашей оппозиционной деятельности83.»
Уже в статье о Кнорре Каутский противопоставлял теори
в которой он требовал строгой выдержанности, практике, в котом
«чрезвычайно трудно удержать правильную меру, отдавая полня
дань современности к не теряя из глаз будущего»84, не споля
на позицию крестьянства и мелкой буржуазии и не сдавая пр<щ

90-Е ГОДЫ	5з
fapckHX интересов. Сочетать реформу и революцию, их диалекти- j
(веки увязать без крена в пользу чисто-реформистской работы —,
Ла это затруднение постоянно наталкивается Каутский как в »Анти-'
рернштейне», так и во всей своей политической практике. |
Вспомните хотя бы его позицию год спустя на Парижском конгрессе
но вопросу о Мильеране, или его отношение к всеобщей стачке
Л опыту русской революции в 1905—б г. При помощи отрыва
социалистических принципов от практики ему каждый раз уда¬
валось протаскивать свои компромиссные каучуковые резолюции,
решая практические вопросы, Каутский любил давать «хорошие»,
царксистски выдержанные советы, вносить прекрасные преддоже-
лия «вообще», чтобы тут же от них отказаться «в частности». »
В этом, впрочем, и заключалась основная особенность центризма
а отличие от левого радикализма. Левые всегда подчеркивали
необходимость революционного понимания реформы и борьбу
с ревизионизмом вели не столько в плоскости теоретической,
сколько практической.
! Наконец в «Анти-Бернштейне» Каутский обнаружил серьезные'
колебания в вопросе об отношении между революцией и теорией
крушения («Zusammenbruchstheorie») и об экономических пред¬
посылках революции вообще. С одной стороны, он защищается от
обвинения Бернштейна в том, что мы наступление социализма ждем
рт какого-то краха или единовременного удара. «Нельзя уяснить
себе связь этих рассуждений (о наступлении мирового кризиса —
й. А.) с исследованием предпосылок социализма; напрасно ищешь
ответа на вопрос, что собственно доказывается рассуждениями
о том, что наступление мирового кризиса в ближайшем будущем
не безусловно необходимо и что будущие кризисы, возможно,
Примут форму кризисов в отдельных отраслях промышленности и
в отдельных странах. Их действие, обостряющее процесс развития
капитализма, остается, ведь, неизменным.
, Поэтому вопрос о кризисах можно спокойно выделить из
исследуемых Бернштейном предпосылок социализма, и мы тем
рсотнее переходим к очередным делам, что сознаем громадные
щрудности этих вопросов»Sb. Свою теорию революции Каутский
явно не хочет связывать с теорией кризисов, а тем более с теорией
Крушения. Теорию крушения он готов сдать так же, как раньше
насильственную революцию, в архив по ведомству анархистов и;*
бланкистов.—Маркс и Энгельс,—утверждает он,—никогда не за¬
щищали теории «всемирного кризиза».
, Но, с другой стороны, он чувствует, что это поставит его
В противоречие со всем духом марксова «Капитала». Он вынужден
Поэтому признать, что, благодаря теории кризисов, «социализм
1з цели, которая, может быть, осуществится лишь лет через 500,—
ji может быть й совсем не осуществится,—становится осязательной

54	ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
и необходимой целью практической политики»86. «Капиталисту
ческий способ производства, — говорит он дальше, — станет не-j
возможным с того исторического момента, когда окажется, чтй
рынок не может дольше расширяться в той мере, как и произ¬
водство, т. е. как только перепроизводство станет хроническим».;
Таким образом, в одном и том же разделе о кризисах мы встре-
/чаемся с вопиющим противоречием, возникающим в результате
I явного желания примирить революционное учение Маркса с берн-
• штейновским курсом на мирную, кропотливую работу. Экономи¬
ческие- противоречия капитализма растут, — вынужден марксист
Каутский повторить за Марксом. Эти противоречия не имеют
никакого отношения к революции, — заявляет он тут же, следуя
за Бернштейном.
Парламентский путь завоевания власти есть путь политиче¬
ской революции, осуществляющейся независимо от растущих
экономических противоречий. Этот путь наиболее желателен и
симпатичен Каутскому. Но, с другой стороны, капиталистическая
действительность со своими кризисами лезет в глаза и опровергает
эту перспективу на чисто-политическую революцию так же, как это
делает Маркс в «Капитале». Каутский мечется между одним
лагерем и другим, желая угодить обоим.
В статьях того времени Каутский развивал теорию кризисов,
исходя из противоречия между промышленностью и сельским
хозяйством81. Теория эта меньше всего способствовала обоснованию
связи между растущими экономическими противоречиями и рево¬
люцией. Основное противоречие, как оно излагалось Каутским,
давало широкий простор развитию и расцвету капитализма
на необозримое время.
«Я думаю, что сумел показать, что границы, которые якобы
полагается расширению капитализма, суть лишь границы, возни¬
кающие при всяком способе производства в развитии промышлен¬
ности в силу того, что она зависит от сельского хозяйства»88.
Таков вывод, к которому приходит Каутский в своей последней
работе по историческому материализму.
Что же касается империализма, то Каутский рассматривал его,
как испорченный капитализм, и его пришествие отнюдь не связывай
с тезисом о невозможности преждевременной революции. I
Таким образом, и с этой стороны Каутский расчищал себе
путь к чистенькой политической революции. «Уже три десятка ле?
назад, — продолжает он в той же работе, — допускал я возмо¬
жность..., что эта победа (социализма — И. А.) раньше наступит, чем.
хронический кризис, на который я тогда рассчитывал. С тех пор капи¬
тализм перенес столь много кризисов, сумел приспособиться к столь
многим новым, часто совершенно поразительным и неожиданным,
требованиям, что сегодня, рассматривая его с точки зрения чиста

55
90-е годы
экономической, он представляется мне значительно жизнеспособнее,
чем полстолетия назад»89. И Каутский приходит затем к заключе¬
нию, что социализм, которого он ожидает, придет независимо от
экономического краха, от противоречия между производительными -
силами и производственными отношениями. «Капиталисты, —
уверяет он нас, — становятся все сильнее в экономике, пролета¬
рии—в политике»90. Такова последняя мудрость «марксиста»
Каутского. Корни ее мы находим еще в разбираемом нами произ¬
ведении, поскольку здесь уже политику, революцию К. начинает *
изолировать от экономики, от кризисов. С этой точки зрения сле¬
дует также расценивать и уступки Каутского в теории обнищания.
Его подмена теории абсолютного обнищания теорией относительного
обнищания, его попытка закон обнищания превратить в одну лишь
тенденцию, плохо увязывались с тезисом об обострении клас¬
совой борьбы при капитализме и открывали дорогу для сближения
с Бернштейном. Теория обнищания является важнейшей состав¬
ной частью Марксовой теории крушения. Ревизуя последнюю,
Каутский вынужден был пересмотреть и первую. И сейчас, когда
Каутский-марксист превратился в заурядного мелкобуржуазного
социолога и политика, его теория обнищания преобразовалась
в теорию «обогащения». «Не из борьбы против нищеты, но из
борьбы за свободу и власть появится социализм», — пишет Каут¬
ский в 1922 г.91).
А в его «Lebenswerk»’e мысль эта выражена еще циничнее и
Откровеннее: «Чем больше капиталистический способ производства
цветет и развивается, тем лучше перспективы социалистического
строя, вступающего на место капиталистического»92.
Отсюда уже прямой вывод, что путь к социализму ведет через
укрепление капитализма98. Вот куда выросли скромные на вид
и во всяком случае замаскированные уступки, которые Каутский
делал Бернштейну в 1898—1899 г. Каутский отрывал теорию
кризисов, теорию империализма и теорию обнищания от теории
пролетарской революции. Это должно было впоследствии привести
его к разрыву между экономикой и политикой, к курсу на чистень¬
кую, спокойненькую, безоблачную политическую революцию и
в конечном счете к смягчению, а потом и отрицанию основного
закона исторического материализма о противоречии между произ¬
водительными силами и производственными отношениями. Но
подобное отрицание лежит в основе бернштейновской теории вра¬
стания так же, как его признание — в основе марксовой теории
революции 98.
Так, «Анти-Бернштейн» Каутского то и дело превращался
в «Около-Бернштейна», а рассуждения теоретика ревизионизма
незаметно прилипали к теоретику и защитнику ортодоксального
наоксизма.

56	ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСК01:0
Заключительным аккордом этого периода следует считать
выступление Каутского на Международном конгрессе в Париже
(1900). В резолюции, предложенной конгрессу по вопросу о волно¬
вавшем всех случае с Мильераном, Каутский писал: «Вступление
отдельного социалиста в ряды буржуазного правительства не
может быть рассматриваемо как нормальное начало завоевания
политической власти, но как вынужденное, временное и исключи¬
тельное средство,' партия должна... терпеть их (подобные случаи)
только до тех пор, пока необходимость их признается местной
национальной организацией...»
«Если в отдельном случае политическое положение требует
этого рискованного опыта, то это вопрос тактики, а. не принципа,
а такие случаи не подлежат обсуждению Международного кон¬
гресса».
«Во всяком случае Конгресс держится того мнения, что даже
в этих чрезвычайных случаях социалист должен покинуть мини¬
стерство лишь только партия решит, что министерство это дает
решительные доказательства своего пристрастия в борьбе капитала
с трудом».
- Отвергнув вхождение социалиста в буржуазное правитель¬
ство в виде «нормального начала», Каутский допускает его в виде
«исключения» и «рискованного опыта». Своей резолюцией он дает
оппортунистам три серьезных козыря: 1. Предложение Каутского
сводит принципиальный вопрос о вхождении в буржуазное пра¬
вительство к вопросу простой тактики. «Для нас, говорил К.
в Париже, вопрос о вступлении социалиста в буржуазное министерш
ство является вопросом тактики,—для гэдистов — вопросом
принципа». А это означает не что иное как пересмотр только что
защищавшейся Каутским против Бернштейна теории о захвате
власти пролетариатом и отступление перед бернштейновскими
взглядами на буржуазное государство. 2. На этом основании Каут¬
ский освобождает подобные исключительные случаи от контроля
международных конгрессов, предоставляя их решению националь¬
ных организаций. 3. Социалист остается или не остается в буржуаз¬
ном правительстве в зависимости от поведения этого правительства.
Подобное утверждение Каутского сеет в массах иллюзии о воз¬
можности какой-либо беспристрастной по отношению к борьбе
капитала с трудом буржуазной власти.
^гим тройным отходом от принципов и тактики революционного
марксизма Каутский надеялся купить примирение жоресистон
с гэдистами. Фактически же своей отныне прославленной «каучу-'
ковой» резолюцией он поощрял оппортунистов всех стран в их
«борьбе за власть» в пределах буржуазного государства. Так оно я
случилось. Парижская резолюция послужила делу освящения
всех позднейших министерских комбинаций реформистов. Ею

S7
90-е годы
использовался сам Каутский уже в 1913 г. в ответе голландцам
цо вопросу об их участии в буржуазном министерстве. За нее ухва¬
тились и правительственные социалисты в 1916 г., когда вступили
в коалиционное министерство принца Макса Баденского, чтобы
усилить правительство «войны до победного конца». В дальнейшем,
завоевавший в оппортунистическом лагере права гражданства
Принцип коалиции мог уже сбросить стеснявший его детский ко¬
стюмчик Парижской резолюции и выйти вместе с ее автором
на широкую дорогу «эпода коалиций». Так дело объясняет в 1920 г,'
а сам Каутский: «В действительности, уже около двадцати лет
тому назад, в моей Парижской резолюции я проложил мост к сегод¬
няшним своим взглядам. Тогда, в 1900 г., как и в «Пути к власти»
в 1909 г., и теперь в моей статье в венской «Рабочей газете»
о «Классовой борьбе и коалиции» (18 июня 1920 г.) я отклонил
всякое коалиционное правительство как нормальный и длительный
путь осуществления политической власти пролетариата. Однако
уже в 1900 г. я предвидел такие положения, которые сделают
необходимой коалицию как меньшее из возможных зол»SG. Такова
сила оговорок Каутского, такова историческая предусмотритель¬
ность этого человека!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЛЕВЫЙ ЭТАП
СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Основной линией расхождения между ревизионизмом и центриз¬
мом было признание или непризнание революции как непременного
условия освобождения пролетариата. Но так как само понятие
революции при ближайшем его рассмотрении теряло у Каутского
всякую определенность, и, во всяком случае, всякую революцион¬
ную определенность, то это обстоятельство вынуждало его при¬
бегать ко все новым и новым рассуждениям, объяснениям и допол¬
нениям на эту тему.
К тому же сама обстановка с начала двадцатого века требо¬
вала, по собственному признанию Каутского, постановки вопроса
«о практической борьбе за политическую власть». Германия оконча¬
тельно вступила в полосу «мировой политики», а весь мир —
в полосу военных столкновений и политических осложнений.
В Бельгии началось грандиозное забастовочное движение, переки¬
нувшееся в другие страны (Швеция, Голландия) и выдвинувшее
проблему всеобщей забастовки; в Англии наступает эра нового
профессионально движения, и рабочая партия впервые выступает
самостоятельно на политическую сцену; в России надвигаются
грозные тучи, явно предвещающие революцию, и даже в Соединен¬
ных Штатах имеется значительное оживление в рабочем движении.
«Борьба между господствующими кликами капиталистов, — писал
в 1902 г. Каутский, — из-за мирового рынка продолжается. Какие
бы формы она ни принимала, она все равно будет чревата катастро¬
фами. Войны, кризисы и катастрофы — вот та милая перспектива,
которую сулит нам развитие ближайших десяти лет»96.
В этом же году Каутский был приглашен в Голландию, где
прочел голландским студентам две лекции о революции, которые
в форме двух брошюр, известных под названием «Социальная
революция» и «На другой день после социальной революции»,
обошли весь социалистический мир.
Каутский вынужден признать, что наступила эпоха обострен¬
ной классовой борьбы, что это обострение связано с усиленной

львый этап	59
концентрацией капитала, с ростом милитаризма и налогов, с ростом
эксплоатации, с развалом парламентаризма и либерализма.
((Число депутатов в парламентах действительно увеличивается,
но в то же самое время падает буржуазная демократия... По мере
того, как господствующие ныне при помощи парламента классы
делаются ненужными и даже вредными, утрачивает свое значение
и парламентская машина»97. «Демократия необходима как средство
подготовки пролетариата к социальной революции,но она не в состоя¬
нии предотвратить этой революции». Будущая революция «скорее
всего будет похожа на длительную гражданскую, войну». Ка¬
утский видит также, что реформа может в известных случаях укре¬
плять господствующие классы, что революция приближается и
тго на этом фоне необходимо признать выдвинутые самой жизнью
новые формы борьбы в виде политической стачки. Эти, как и
ряд других идей, открывают целую полосу левых выступлений
Каутского.
Особенно замечательна написанная в том же году статья '
его «Славяне и революция», напечатанная в «Заре». Каут¬
ский предсказывает переход гегемонии революционного движения
к славянским народам и, в частности, к России. «Революцион¬
ный центр передвигается с Запада на Восток. В первой половине
XIX века он лежал во Франции, временами в Англии. В 1848 г.
и Германия вступила в ряды революционных наций, тогда как
Англия на ближайшее будущее вышла из их ряда. С 1870 г.
у буржуазии всех стран начинают исчезать последние остатки ее
революционных стремлений. Быть революционером и быть социа¬
листом с этих пор становится равнозначущим»98. «Новое сто-’
летие начинается такими событиями, которые наводят на мысль,
сто мы идем навстречу дальнейшему передвижению революцион¬
ного центра, именно: передвижению его в Россиию... В 1848 г.
славяне были трескучим морозом, который побил цветы народной
весны. Быть может, теперь им суждено быть той бурей, которая
взломает лед реакци и *неудержимо принесет с собой новую, сча¬
стливую весну для народов». Россию ожидает революция, при
помощи которой Каутский надеется «вытравить тот дух дряблого
филистерства и трезвенного политиканства, который начинает
распространяться в наших рядах, и заставить снова вспыхнуть
ярким пламенем жажду борьбы и страстную преданность нашим
великим идеалам». Его слова о России, как зачинщике ближайшей
революции, и о Западной Европе, как оплоте реакции, содержали
прекрасное пророчество для целого периода истории.
Отнюдь не собираясь оспаривать революционного значения t
пропаганды Каутского в этот, как, впрочем, и в предудущие
периоды, мы снова постараемся показать, что и здесь далеко нельзя
говорить о какой-либо последовательно-революционной линии, v

60
Д0ЙОЕ1ШЛЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Остановимся лишь на вопросах о вооруженном восстании, о стачке,
о войне и об экспроприации 95.
«Грядущая революция не будет похожа на старые: она сумеет
использовать организованность и демократические формы проле¬
тарских организаций. Мы не имеем никаких оснований предпо¬
лагать, чтобы вооруженные восстания, битвы на баррикадах и
тому подобные военные эпизоды могли е!це и теперь играть реша¬
ющую роль» 10°). Эти, не новые для Каутского, положения вызвали
возражения польского социалиста Люсьни (Келлее-Краузе). Ответ
Каутского Люське мы обсудим в дальнейшем.
Вопрос о стачке начал к тому времени приобретать _ужд
международное значение. Это был по существу в скрытой и
зачаточной форме вопрос о путях пролетарской революции.
Каутский признает, что «в великой борьбе будущего стачке
суя едено играть большую роль» 101. Но здесь же у него начина¬
ются оговорки, которыми он в дальнейшем сумеет убить и самую
стачку, превратить ее, как и революцию, в пустуто тень, в не¬
сбыточный миф.
Каутский отвергает возможность «всеобщей стачки» в смысле
прекращения работы всеми рабочими страны по данному сигналу.
«Это, — говорит он, — предполагает с их стороны такое едино¬
душие и такую организованность, которых едва ли когда-нибудь
можно будет достигнуть в современном обществе. А если бы удалось
достигнуть такого единодушия и такой организованности, то это
была бы такая непобедимая сила, что рабочим незачем было бы и
прибегать к всеобщей стачке. Далее, подобная стачка разом сделала
бы невозможным не только существование теперешнего общества,
но и существование людей вообще и при том существование про¬
летариев еще скорее, чем существование капиталистов. Следова¬
тельно, она неминуемо потерпела бы крах в тот самый момент,
как только она начала бы оказывать свое революционное дей¬
ствие» 102.
Поставив нас перед такой безвыходной .дилеммой и смертельно
ею запугав, Каутский уже может притти к заключению, что все¬
общая стачка по существу является лишь средством, «дополняю-
щим» и «усиливающим» другие более важные формы борьбы.
Так же двусмысленны и рассуждения Каутского о войне и
революции. С^одной_стороны, он признает, что война — революци¬
онный фактор. «Очень часто война выполняет ту задачу, которая
оказалась не по плечу рабочему классу... Нам необходимо счи¬
таться с возможностью войны в более или менее близком будущем,
а, следовательно, с возможностью таких политических потрясений,
которые или прямо закончатся пролетарскими восстаниями, или,
по крайней мере, расчистят дорогу для таковых»108. Но на следующей
же странице мы узнаем, что «война является самым нерациональ-

ЛЕВЫЙ ЭГАН
61
яым средством для этой цели (революции — И. А.). Она приносит
с собой такие страшные опустошения, предъявляя такие огромные
требования государству, что вытекающая из войны революция
сильнейшим образом обременяется такими задачами, которые ей
не свойственны и которые поглощают на время все ее средства и
силы. Кроме того, революция, являющаяся результатом войны,
служит признаком слабости революционного класса, а нередко и
причиной дальнейшего обессиления его, обессиления как вследствие
тех жертв, которыми она сопровождается, так и вследствие той
моральной и интеллектуальной деградации, которая в боль¬
шинстве случаев следует за войной... Итак, мы не имеем ни малей¬
шего основания желать, чтобы наше движение вперед было искус¬
ственно ускорено войной т». Здесь, путь от войны к революции
Каутский решительно отвергает.
Вторая лекция посвящена проблемам переходной эпохи.'
Из громко звучащего раздела «Экспроприация экспроприаторов»
мы узнаем, что «когда капиталисты убедятся, что на их долю
выпадают только риск и тяготы, связанные с капиталистическим
предприятием, тогда они первые откажутся от продолжения капи¬
талистического производства и будут добиваться, чтобы у них
выкупали эти предприятия, не доставляющие им больше никакой
выгоды» 108. Выкуп и здесь признается более вероятной формой
экспроприации, чем конфискация. В крайнем случае Каутский
готов провести конфискацию в форме прогрессивного налога. Это
«позволяет придать уничтожению собственности характер более
или менее длительного процесса, который подвигается вперед по
мере того; как крепнет и обнаруживает свое благотворное влияние
новый порядок вещей» 106. Таким путем можно было бы растянуть
операцию на десятки лет, и она «утрачивает, таким образом, свой
резкий характер, становится более эластичной и менее болезнен¬
ной»
Чем же этот прогрессивный налог, заменяющий конфискацию,
будет отличаться от предложений Бернштейна в этой области —
остается непонятным. Известно только, что Каутский всячески
старается капиталистам подсластить пилюлю будущей экспроприа-1
ции и уверить их в безболезненности и разумности этой, операции.
Как чистый утопист, классовые интересы капиталистов он надеется
всецело подчинить высшему разуму, который будто бы двигает
их поступками и должен поэтому привести их к добровольному
подчинению себя и своих капиталов велениям социалистической
власти.
Отвечая два года спустя Люсьне в статье «Революционные
перспективы», Каутский высказывается по ряду вопросов еще
откровеннее. «Борющийся пролетариат прекрасно развивается
В политическом отношении при такой конституции, какая суще¬

62
ДОПОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
ствует в германской империи. Уже нет ни малейшего основания
желать насильственно изменить ее незаконными способами. .
Исключена возможность того, чтобы такой режим там, где массы
мыслят социал-демократически, повел к вооруженному восстанию
народа» 108. Итак, Каутский полностью удовлетворен имперской
конституцией и провозглашает на ее основе законность во что бы
то ни стало. Его речь звучит здесь уже чисто по-обывательски.
Но что же делать пролетариату, если на него нападут? Един¬
ственное средство «насильственного сопротивления» со стороны
пролетариата это — стачка. А если и стачка не поможет, то и
в таком случае нечего отчаиваться. Дело нужно предоставить
собственному ходу развития, далее — благоразумию правительства
и внешним событиям. Каутский надеется, что «сознание наличности
такой силы (пролетариата — И. А.) может при известных условиях
оказаться достаточным для того, чтобы побудить падающий класс
к мирным переговорам с противником». Он рассчитывает далее
на то, что сам капитализм не сможет обойтись без демократии,
а значит и без социал-демократии. «Пролетариат в настоящее время
настолько является защитником интересов будущего и даже совре¬
менных насущных интересов всей нации, что правительство не
может насильственно раздавить' его, не давя и не парализуя всей
жизни самой нации, т.-е. не создавая такого положения вещей,
которое рано или поздно приведет к экономическому и политиче¬
скому краху во время одного из тех кризисов, от которых не
застраховано ни одно государство»109.
Здесь лучше, чем где-либо, выступает наружу фаталистическая
концепция революции и мелкобуржуазный взгляд на'правительство.
Здесь Каутский полностью расписывается в своей немощи перед
лицом надвигающейся революции. Предоставляя" решение вопроса
благоразумию ' правительства и ходу внешних событий, он не
забывает зато еще раз решительно отмежеваться от таких средств
борьбы, как революционные восстания или пропаганда в армии.
«И так как мы не намерены вести пропаганду в армии и возбуждать
ее к неповиновению, — а в настоящее время во всей германской
социал-демократии никто об этом не думает, — то для нас вопрос
о том, в какие формы может и должно отлиться это неповиновение,
не нуждается в разборе, и, наоборот, если не для нашей тактики,
то для нашей пропаганды и для нашего теоретического мышления
уже теперь весьма важно не оставить никакой неясности насчет
того, что от вооруженного восстания народа мы ничего не ожидаем
и ни в коем случае не дадим себя спровоцировать к этому»110. «Одер¬
жать верх над правительством посредством вооруженного сопро¬
тивления стало в настоящее время невозможным даже по отно¬
шению к самому слабому и самому безумному режиму в виду
современного вооружения» 1П.

ЛЕВЫЙ ЭТАП
63
Но одно средство борьбы — всеобщая стачка — как-будто
сохраняется в руках пролетариата. Присмотримся еще раз к этой
стачке и к шансам на победу через нее. Каковы предпосылки
победоносной политической стачки?
1.	Необходимо, чтобы пролетариат «составлял преобладающую
часп? населения».
2.	Пролетариат должен пройти долгую школу политической
и профессиональной борьбы, должен быть в достаточной степени
интеллигентным и в большинстве своем настолько прочно органи¬
зованным, «чтобы не делать неразумных и поспешных шагов».
3.	«Промышленность должна быть высоко развита». Эта идея
развивается впоследствии в «Социализме и колониальной политике».
«Социалистический способ производства так же мало исходит от
экономики отсталых стран, как и от экономически отсталых отраслей
производства» 113.
4.	Необходимо, чтобы правительство было достаточно слабо,
ибо «нельзя поколебать правительства, которое, как в Швейцарии,
избрано народом и опирается не на внешние орудия власти,
могущие быть дезорганизованными стачкой, а на большинство
самого народа»118. Каутский поэтому ищет для удара правитель¬
ство, «не пользующееся уже доверием ни собственников, ни даже
самой бюрократии и армии» 1М.
5.	Стачка должна быть неожиданной; нельзя заранее назна¬
чать срок стачки.
6.	Чем больше массовая стачка приближается ко всеобщей
генеральной стачке, тем более исчезают все экономические факторы,
содействующие успеху рабочих. «Последняя окончательно их
устраняет... Но в продолжении производства рабочие заинтересо-
ты еще гораздо больше, чем капиталисты, ибо последние обладают
не только средствами производства, но и значительными запасами
средств потребления. Поэтому, при всеобщей остановке произ¬
водства капиталисты могут дольше выдержать, нежели рабочие;
последние совершенно не в состоянии уморить голодом капита¬
листов» 11S. Каутский набрасывает здесь столь популярную впослед¬
ствии у социал-демократов теорию бесперебойности производствен¬
ного процесса.
7.	Наконец, сама задача политической стачки, как ее Каутский
формулирует, состоит в замене баррикадной борьбы «пассивным
сопротивлением», чтобы таким образом парализовать действия
правительства. Стачка и здесь не пролог к восстанию, а средство
против восстания, или средство, заменяющее восстание.
При таких требованиях рассчитывать на всеобщую стачку,
как средство революционной борьбы, особенно не приходится. Она
предполагает сочетание таких сложных предпосылок, такую
идеальную комбинацию условий, каких ни в одной стране, ни при

64
ДОВОЕНПАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
какой политической обстановке, никогда пролетариат не дождется
Тем смешнее звучит грозное заявление, с которого Каутский начц
нает свою статью: «Социал-демократия настолько уже сильна, чц
ставит конкретно вопрос о «практической борьбе за политически
власть». На поверку же оказалось, что практическая борьба а
власть превратилась в ряд доказательств о невозможности и без
надежности подобной борьбы.
Впрочем, более всего невозможность эту Каутский демонстр*
рует по отношению к Германии. Здесь и правительство оказываете!
самым сильным в мире, здесь и «лучшая армия и бюрократия*
здесь и «миролюбивое», лишенное революционных традиций насе
ление. К другим странам, особенно к России, Каутский боле
милостив. После России на очереди у него стоят Бельгия, а зате)
Соединенные Штаты Северной Америки. К тому же Каутский пре
исполнен надежды, что начавшиеся в других странах революцц
«могут отразиться в Германии таким образом, что здесь завоевана!
политической власти совершится без всякой катастрофы, мирны*
путем» 116.
Таков безопасный для Германии и для германской социал
демократии маршрут революции, начертанный Каутским. Он hi
лишен патриотического пристрастия к собственной стране. Каутскм
готов на революцию, но..* не у себя дома.
Не следует думать, что положения «Революционных перспектиа
были для Каутского случайностью. «Изложенные там идеи, -
писал он в 1914 г., — представляют по сегодняшний день руков»
дящую нить моего поведения в вопросе о всеобщей стачке. В эти
рассуждениях нечего мне в основном менять, несмотря на вес*
новый опыт и на новые взгляды» 111.
РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И «ПУТЬ К ВЛАСТИ»
Если «Революционные перспективы» были значительным шаги
назад в сторону оппортунизма в сравнении с «Социальной рев»
люцией», то последующие годы революционного подъема толкаю
Каутского снова на путь левых выводов. С 1905 по 1909 год Каут
ский находится под преобладающим влиянием левых и главны*
образом Розы Люксембург.
В дискуссии с французскими оппортунистами, в вопроса)
о русской революции, о милитаризме, о войне, о колониально!
политике, о национальном вопросе, о налогах, об оценке настуго
ющей эры революции Каутский идет впереди немецких социал
демократов. Особенно важны его выступления: по поводу русско!
революции, по вопросу о войне и колониальной политике и ел
брошюра «Путь к власти».
Из восьми статей, посвященных Каутским русским дела*
особо выделяется брошюра о «Движущих силах и перспектива!

ЛЕВЫЙ ЭТАП
65
русской революции». Здесь, как известно, Каутский близко под¬
ходит к ленинской трактовке 1905 г. Он признает своеобразие
русской революции: «Мы поступим правильнее всего в отношении
русской революции и задач, которые она нам предъявляет, если
будем смотреть на нее не как на революцию буржуазную в обычном
смысле этого слова, а также не как на социалистическую, а как на
совершенно своеобразный процесс, совершающийся на границе
буржуазного и социалистического общества, способствующий лик¬
видации первого, подготовляющий условия для образования
второго и во всяком случае дающий могучий толчок всему прогрес¬
сивному развитию стран капиталистической цивилизации» и®. Он
видит реакционность русского либерализма, понимает, что «в России
нет прочного остова буржуазной демократии» и что «время буржуаз¬
ных революций, т. е. революций, движущей силой которых являлась
буржуазия,миновалотакже и для России».Этими движущими силами
русской революции Каутский считает пролетариат и крестьянство.
Он требует конфискацию земли и всего состояния казенных
цмуществ и монастырей, конфискацию железных дорог, нефтяных
источников, горных рудников, железнодорожных заводов. Он
выдвигает программу экономических мероприятий, способную
поднять Россию «на ближайшую ступень к социализму».
Наконец, Каутский выступает протйв маловеров, убеждая их,
что «нельзя успешно бороться, отказываясь наперед от победы»
и многократно подчеркивает Интернациональное значение русской
революции. «Русская революция, — пишет Каутский в 1905 г.
в предисловии ко второму тому «Теории прибавочных ценностей»,—
это грандиознейшее и великолепнейшее увенчание марксовой пра¬
ктической деятельности»119. «Все вокруг указывает,—пишет он
в том же году,—на приближение эпохи величайшего обострения
классовых и национальных противоречий, эпохи, в которой рево¬
люционное настроение одной страны безо всяких усилий отдельных
лиц и партий может создать революционную ситуацию по всей
Западной Европе» 120. После подавления московского восста¬
ния Каутский пишет боевую статью, требующую пересмотра взгля¬
дов Энгельса, высказанных нм в 1895 г. о восстании. Каутский
сравнивает июньскую парижскую битву 1848 г. с декабрьской
в Москве. «В обеих,—пишет он,—крупную роль играли баррикады,
но первая представляла собой конец старой тактики, а вторая,—
начало новой. И в этом отношении мы должны подвергнуть пере¬
смотру мнение Фридриха Энгельса в предисловии к «Классовой
борьбе» Маркса, что время баррикадной борьбы прошло. Это
нам показало московское восстание, где маленькой кучке инсур¬
гентов удалось продержаться две недели против превосходящих
их боевых сил, снабженных всеми средствами современной
артиллерии» 121, В этот высший момент своего революционного
Ц. Альтер
б

66
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
подъема Каутский готов включить вооруженное восстание в арсе.
нал революции.
Не будем вникать, в какой степени Каутский в эти годы со-
гласен был с отдельными тактическими лозунгами большевиков ы
Интереснее другое: насколько серьезны были его уверения в том,
что революционная Россия показывает путь другим странам,
Влияние русской революции на германскую социал-демократию
в первую очередь выразилось, как известно, в резолюции иенскою
партейтага о всеобщей стачке. Резолюция эта, в основном левая,
однако достаточно неопределенна, чтобы быть истолкованной
каждой из фракций по-своему. Что касается Каутского, то он
полагал, что иенская резолюция «идет не дальше включения
массовой стачки в качестве одного из возможных орудий проле-
тариата»123. Дело идет не о новой тактике, а о продолжении старой.
Тут же Каутский выражает удовлетворение ограничениями и
оговорками бебелевской формулировки. Неудивительно, поэтому,
что когда в Мангейме соединёнными усилиями центра и правых
всеобщая забастовка была похоронена, Каутский присоединился
и на этот раз к Бебелю, защищая в дискуссии со Штампфером тезисы
бебелевского реферата (это впрочем не помешало тому же Каутскому
занять в Мангейме в вопросе об отношении между партией
и профсоюзами значительно более левую, чем Бебель, позицию).
«Если сравнить иенский и мангеймский рефераты Бебеля, то ста¬
нет очевидно, что они не являются несовместимыми друг с дру¬
гом. И если, несмотря на это, они производят впечатление неоди¬
накового принципиального отношения к вопросу, то это должно
быть в значительной степени приписано тому, что они имели
в виду разные задачи. В Иене дело шло о том, чтобы пропа¬
гандировать идею о всеобщей стачке, против которой восстали
профессионалисты на кельнском партейтаге. В Мангейме иен¬
ская резолюция никем уже не оспаривалась. Спор шел о ее
проведении в жизнь... Конечно, утверждение, что Бебель ш
мангеймском партейтаге повернул вправо, было бы неверно»124.
Так выглядят в свете немецкого опыта горячие заверения
Каутского о международном значении русской тактики («...По от¬
ношению к русским товарищам, когда дело идет о России, я чув¬
ствую себя в положении учащегося. Но, понятно, что для нас,
западно-европейских социалистов, настоятельно необходимо притга
к определенной точке зрения на русскую революцию, так как это
событие имеет не местное, а интернациональное значение, и наше
понимание его должно оказать самое глубокое влияние на наш
представление о ближайших тактических задачах нашей собствен¬
ной партии»125.
Итак, вооруженное восстание для России и массовая стачка для
Германии. Массовая стачка сегодня, в дни волнений и подъема, по*

ЛЕВЫЙ ЭТАП
67
казанная массам как приманка, как «принцип», а на завтра, на
практике, уже отмененная. Массовая стачка, которой запрещено
выходить из стадии оборонительной, соединяться с экономической
борьбой, превращаться в восстание! Естественно, что на подобной
щаткой и двойственной позиции Каутский долго оставаться не в со¬
стоянии. От принятых на себя в момент революционного возбуждения
обязательств и обещаний он спешит поскорее освободиться. В этом
помогает ему снова Бебель.—У нас,— говорил Бебель в Мангейме,—
иначе дело обстоит, чем в других странах. Германия по существу такое
государство, подобного которому нигде нет... Россия—политически
и экономически отсталая страна. Русский пример не применим
к нам. Так закладываются основы оппортунистической теории об
«особых условиях» Германии. Остается лишь ее развить дальше.
За этим дело не станет. Мы скоро услышим от Каутского, что
русская революция — тип народной революции подобно Великой
французской. Ей все позволено вплоть до конфискации земли. Со¬
вершенно иначе в Европе и, конечно, в Германии. Восток противо¬
стоит Западу, буржуазная революция — пролетарский. Рассуждения
вполне достаточные для того, чтобы забыть о международных уроках
русской революции, а в дальнейшем повести атаку на левых радика¬
лов. «Я переоценивал,—писал впоследствии Каутский,—ее (рево¬
люции 1905 г.—И. А.) интенсивность и длительность и отсюда
влияние, которое она могла бы иметь на Запад» 12в.
И, однако, в эти критические, переломные для германской
социал-демократии годы Каутский повел борьбу с поднимавшим
голову милитаризмом и своими выступлениями в Иене и' Штут¬
гарте противостоял начавшемуся сползанию центра на оппортуни;
стические рельсы. Он требовал борьбы с милитаризмом, критиковал
бебелевское противопоставление оборонительной и наступательной
войны, нападал на бебелевскую «социалистическую колониаль¬
ную политику». Единственный верный критерий в вопросе о войне
это — «интересы пролетариата, которые одновременно являются
интернациональными интересами». «В случае войны, — говорил
Каутский в Штутгарте, — для нас дело идет не о национальном,
но об интернациональном вопросе, ибо война между великими
державами станет войной мировой, она охватит всю Европу и вовсе
не ограничится двумя странами.. К счастью, это только недора¬
зумение, будто германская социал-демократия в случае войны
хочет руководиться не интернациональной, а национальной точкой
зрения, будто она чувствует себя прежде всего немецкой, а уже во
вторую очередь — пролетарской партией. Германские пролетарии
солидарны с французскими пролетариями, а вовсе не с немецкими
юнкерами и шарф-махерами»127.
С тех пор как пролетариат стал силой, представляющей опас¬
ность для господствующих классов, заявляет в том же году Каут¬
5

68	ДОВОЕННаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
ский, с тех пор буржуазия даже тех наций, которые недостаточно
самостоятельны или совсем несамостоятельны, фактически отказы,
вается от национальных целей. Она больше боится и ненавидь
революцию, чем любит и ценит самостоятельность и величие нации,
Поэтому «пролетариат капиталистических стран не должен зани¬
маться буржуазными национальными задачами»1*8. Впрочем, в этот
интернационализм Каутский подмешивает и патриотические нотки.
«Вторжение враждебной армии, — пишет он, — означает столь
невыразимую нищету для всей страны, что оно само собою зовет
все население к защите, и никакой класс не сможет уклониться от
этого могучего течения». Чувства интернациональной солидар.
ности смягчаются здесь признанием некоторого пассивного патрио¬
тизма «поневоле». Такую же лазейку Каутский оставляет себе
Iв колониальном вопросе, когда отмежевывается от восстаний
(туземцев и объявляет, что пролетариат равнодушен к колониаль-
* ному вопросу129.
Наиболее революционным за весь этот период и, пожалуй,
во всей литературной деятельности Каутского был его «Путь
к власти» 13°.
Здесь левые положения «Социальной революции». получают
свое дальнейшее прекрасное развитие и оформление. «Путь к вла¬
сти» это — на девять десятых программная работа левого ради¬
кализма. «Эта брошюра Каутского, — говорит о ней Ленин, — дол¬
жна служить мерилом для сравнения, чем обещала быть германская
социал-демократия перед империалистической войной и как низке
она пала (в том числе и сам Каутский) при взрыве войны»1*1.
Огромное большинство вопросов поставлено здесь безупречно.
Общая установка брошюры — защита левых положений и борьба
с оппортунизмом. Каутский горячо борется за право на револю¬
ционное предсказание и высмеивает безмозглое рутинерство, трез¬
венность и практичность реальных политиков, не видящих дальше
своего носа. Он рвет со своей вчерашней осторожностью в вопросе
о. революции. «При всяком крупном движении и подъеме мы должны
рассчитывать и на возможность поражения. Дурак тот, кто накануне
предстоящей борьбы чувствует себя уверенным, что победа у ней
в кармане... Мы были бы жалкими людьми, даже прямыми измен¬
никами своего дела и неспособными к какой бы то ни было борьбе
если бы заранее были уверены в неизбежности поражения, »
считались с возможностью победы» 132.
Особенно важно, что все эти перспективы Каутский увязывае
с анализом действительного положения капитализма, в которо)
он видит все большее усиление классовых противоречий, ухудше
ние положения масс, приближение мировой войны, необычайный
рост политической реакции. «Политика империализма, — говорю
Каутский, — исходная точка начала крушения» 13*.

ЛЕВЫЙ ЭТ АН	69
Не менее пикантны в свете дальнейшего отступления Каут¬
ского его положения об общем поправении буржуазии и о единой
буржуазной реакционной массе. «Коалиционная политика в таких
условиях равносильна была бы для социал-демократии «моральному
самоубийству» 131.
И все же и здесь, в этом наиболее революционном из произ-
зедений Каутского, вылезают довольно явственно оппортунисти¬
ческие уши: именно там и тогда, где й когда речь заходит о практи¬
ческой реализации этой* описанной самим Каутским, архиреволю-
ционной ситуации. Путь и методы будущей революции те же,
что и в статье 1893 г., которая обильно для этой цели и цити¬
руется. О возможности выхода за парламентские методы для Запад-
вой Европы не говорится ни слова. И здесь действие масс
есть в первую очередь действие профессиональных союзов, дей¬
ствие, подсобное парламентаризму. В этом пункте сохраняется
прямая смычка и преемственность как с прежними, так и с последу¬
ющими работами.
Однако в оправдание Каутского, автора «Пути к власти»,
необходимо все же сказать, что отмеченное здесь противоречие
нежду правильной оценкой эпохи и чрезвычайной мизерностью
практических лозунгов характерно до известной степени также и
цля всего лагеря левого радикализма. Если левые прекраснсГ
чувствовали и изображали (хотя неверно объясняли) империали¬
стическую эпоху и связанные с нею революционные колебания
почвы под ногами, то в области начертания-конкретных путей и
иетодов будущей революции они были довольно беспомощны.
Идеологическая дифференциация с центристами не была еще к тому
времени проведена достаточно четко и решительно. И в области
иктики, и в области теории государства и революции и оценки,
переходного периода левые не имели еще единой цельной идеоло-i
гии. Они находились лишь на полпути к большевизму и разделялиг
вместе с центристами ряд заблуждений и предрассудков. Правда,
аевые (не все) были подлинными пролетарскими революционерами
I в качестве таковых сумели в дальнейшем освободиться от своих
слабостей и ошибок. Но пока что эта субъективная сторона процесса
ве была еще достаточно ясна, и центристы сумели полностью исполь¬
зовать преимущества своего положения.
I*

ГЛАВА ПЯТАЯ
ПРЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ КАУТСКОГО
БОРЬБА С МАССОВЫМ ДВИЖЕНИЕМ
Полемической статьей «Что дальше?» («Was nun?»), напра-
вленной против Розы Люксембург, начинается новый этап развития
Каутского. Каутский сразу становится стопроцентным защитником
официальной линии правления.
Что побудило его к такому решительному повороту направо?
Может быть изменилась сама обстановка? Однако все факты говорят
об обратном. К этому времени вполне оформился ряд процессов
как в капиталистическом лагере, так и в лагере рабочих. Прибли¬
зительно, начиная с 1909 г., наблюдается повсеместное оживление
рабочего движения, переход рабочих от обороны к наступлению.
В августе 1909 г. происходит победоносная забастовка 500 тыс.
рабочих в Швеции, в 1911 г. — демонстративная забастовка италь¬
янских профсоюзов против итальянско-турецкой войны в Триполи,
в 1912 г.—великие забастовки английских углекопов и начало
нового подъема в России, в 1913 г. —всеобщая забастовка в Бель¬
гии. В эти же годы вполне явственно ощущается подъем и в Германии.
Все перечисленные движения тесно связаны были с огромным усиле¬
нием империализма, готовившегося к экономическому и политическо¬
му разоружению рабочих, к их полной изоляции, к объединению
всех буржуазных классов в одну реакционную массу, к сведению
на-нет роли парламентаризма, к постепенной «фашизации» госу¬
дарства. В Германии все эти процессы всплыли с особой силой на
поверхность после экономического кризиса 1907 г., после введения
новых охранительных пошлин и новых косвенных налогов (1906),
после поражения социал-демократии на «готтентотских» выборах
1907 г. Факты последних лет это — «голодный пошлинный та¬
риф», ухудшение реальной зарплаты широких масс рабочих
законопроект об охране государства, консервативно-либеральный
блок Бюлова, сменившийся черно-голубым блоком консерваторов
с попами, растущие приготовления к войне, крепнущая власть
реакционнейшего прусского ландтага, заслонявшего собой и отти¬
равшего на задний план рейхстаг.

Предвоенное отступление каутского
VI
Однако, правление партии, несмотря на растущую реакцию
и связанное с ней полевение рабочих рядов, заняло весьма nac-i
сивную, хвостистскую, оборонительную позицию. Начавшиеся!
в 1910 г. демонстрации и столкновения с полицией смертельно
напугали парламентских и партийных чиновников. Длительный
процесс партийного перерождения и бюрократизации верхов
всплыл наружу. На авансцену партийного руководства начало
пробираться новое поколение партийных дельцов типа Эберта —
Ц1ейдемана. Они повели курс на блок с правыми, на компромиссы .
с властью и с буржуазными классами, против развертывания мае-:
сового движения. Это выявилось в кампаниях 1910 и 1913 гг.
в связи с борьбой за избирательное право в прусский ландтаг
и с выборами в рейхстаг, а также в связи с тактикой фракции
рейхстага и дебатами на последних предвоенных партейтагах
об империализме и массовой стачке. Прекрасная почва для
агитации в массах на фоне ухудшающегося экономического
и политического их положения и опасности войны ускользала
из рук дряблых правленцев. И в то время как рабочие сами под¬
нимались и искали выхода в массовой борьбе, в уличных демон¬
страциях, во всеобщей стачке, социал-демократические парламент
тарии ограничивались обсуждением перспектив будущих выборов,
подсчетом выборных бюллетеней и подготовкой министерских
комбинаций.
Вопрос, как никогда раньше, ставился вплотную: империализм
или социализм, с правлением партии к оппортунизму или с левыми
к революции. Каутский испугался тернистого пути против течения.
Он сразу забыл все свои вчерашние революционные клятвы и
стал адвокатом центра в тот именно момент, когда центр начал
оформляться как реформистское течение.
В основе всех оппортунистических шатаний правления лежала,
как правильно отмечала Роза Люксембург, так называемая тактика
на истощение, на оборону. Правление не хотело понять, что тактика *’
наступления есть лучшая оборона, что в основе правильной боевой
тактики лежит уменье полностью использовать всякое завоевание,
всякую пядь уступленной врагом позиции. Оно не хотело ничего
знать о логической связи отдельных звеньев движения, что от
демонстрации надо итти к массовой стачке и дальше, что «уличные
демонстрации являются обычно, как и военные демонстрации,
нишь введением в борьбу»136, что «длительное отступление и уверты¬
вание от борьбы там, где она неизбежна, в тысячу раз хуже всякого
поражения» 136.
Тактика на истощение была не чем иным, как тактикой трусо¬
сти, колебаний и конечного бегства с поля битвы. Ее-то и взялся '
)босновать теоретически Каутский в своей дискуссии с Розой
Люксембург о всеобщей .стачке.

72	довоЕнвая теория революции каутского
Если в «Революционных перспективах» Каутский срывал
стачку косвенно через предъявление ей тысячи невыполнимых
предварительных условий, то сейчас выступления его против
стачки носят значительно более прямой и откровенный характер.
Когда в 1910 г. стоял вопрос о демонстрациях в пользу прусской
избирательной реформы, Каутский отвлекал все внимание партии
на будущие выборы в рейхстаг. После выборов он объявляет
«совершенно новую ситуацию» и ставит «новый либерализм» и
среднее сословие в центре внимания, требуя на этом основании
союза со свободомыслящими и возлагая все надежды на рейхстаг.
Он все перевертывает вверх ногами: классовые отношения, характер
борьбы, лозунги. Чтобы ослабить размах движения, он добивается
отрыва экономической борьбы от политической. Экономическая
забастовка, полагает он, при той железной дисциплине, какая
господствует в больших государственных, городских и частных
учреждениях, вообще невозможна. К тому же она бьет больше
по рабочим, чем по капиталистам. Поэтому будущая забастовка,
если уже ей суждено вспыхнуть, должна быть строго политической
и оборонительной. Всю кампанию за избирательное право он хочет
превратить в маневр, возможно сузив ее действие, ее значение.
Всему движению он пытается придать узко практические задачи.
Он против увязки отдельных массовых стачек в единую общую
стачку и против длительного «периода массовых стачек». Если
однако стачка неизбежна, то пусть это будет по крайней мере
«политическая массовая забастовка, как единовременный акт»lB1.
Он доказывает, что эпоха стачек идет на убыль и что наступа¬
тельная стратегия, начиная с Парижской Коммуны, вытесняется,
в силу новых условий, стратегией на истощение. Он ревизует
резолюцию иенского партейтага 1905 г. о всеобщей стачке. Он
прикрашивает положение рабочих и преувеличивает силы немецких
предпринимателей. Он соглашается на борьбу лишь в пределах
организованных рабочих и отрекается от всякого движения неорга¬
низованных138. Он резко отмежевывается от опыта революционной
массовой борьбы в России и ставит Германию в «особые условия»..
Нетрудно заметить, что дискуссия с левыми о стачке была'
не чем иным, как борьбой против русского революционного опыта,
против методов революции 1905 г. Чтобы от нее отгородиться,
Каутский развивает брошенное Бебелем в Мангейме и тогда уже
подхваченное разграничение между рабочим движением на Востоке
и на Западе. В Западной Европе, и конечно в первую очередь
в Пруссии, имеются «особые условия». В Пруссии правительство,
армия, бюрократия очень сильны. Кроме того рабочий класс
вооружен здесь такими средствами борьбы, какими русские рабочие
не обладают. Вся эта апелляция к «конкретному» — обычная
уловка оппортунизма, желающего удрать от революционных

II РЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ КАУТСКОГО
73
закономерностей и обобщений. Это видно хотя бы по тому, что
Каутский, чтобы спасти «особые прусские условия», вынужден
отмежеваться не только от «восточного русского опыта», но также
„ от опыта всеобщей бельгийской забастовки.
Попутно русскую революцию Каутский изображает как «акт
отчаяния (M^jweiflungsakt) илотов». Русским «нечего больше
терять», поэтому они прибегают ко всяким средствам. Опыт русской
революции, вчера еще восторженно приветствуемый Каутским,
сегодня — «продукт отсталости движения». Он ни в коем случае
не может быть предметом подражания. Поэтому то, «что с точки
зрения бесформенной первобытной стачки революционной России
может показаться излишним, узко-педантическим различением, то
для Западной Европы является условием всякой рационально
руководимой забастовки»189.
Но «рациональная» забастовка Каутского есть не что иное,
как чисто политическое, ограниченное в размерах, в пространстве
и во времени движение. Каутскому глубоко чужды представления
Розы Люксембург и Паннекука о том, что революционный процесс
в самом своем развитии обретает все большую силу и динамичность,
что он растет и подымается на все более высокие ступени. Поэтому,
изображая свою кастрированную стачку, он в первую очередь
заботится, как бы она не разрослась, как бы не приняла слишком
бурных, революционных, непредвиденных форм, как бы не пере¬
росла в вопрос о низвержении правительства» 14°, как это было
в России.
Открещиваясь от революции 1905 г., Каутский в это время
не думал еще оспаривать пригодности большевистской тактики
«.пределах самой России. Он ставил себе более узкую задачу:
'охранить немецкую социал-демократию от большевистских методов
(Представлений. Подобная «скромная» критика показалась рус-
1ским меньшевикам уже тогда недостаточной. Обсуждая в июле
1910 г. дискуссию Розы с Каутским, Мартов не только всецело
становится на точку зрения Каутского, но упрекает его еще за
слишком большие поблажки Розе. Слабость Каутского, по Мартову,
состоит в том, что он «слишком легко уступает ей (Розе И. А.)
Россию». Ибо революция 1905 г. шла не «по -люксембургски».
«В сущности, если бы это было и так, то что бы это доказывало?
Ведь важно не только то, как движение шло, но и то, куда оно
пришло» 141.
Мартов учит Каутского, как исправить «русский выговор»
Розы. Он явно хочет получить реванш за неприятные минуты,
доставленные ему Каутским в 1905 г., во время дискуссии с боль¬
шевиками.
«Мы вправе указать Каутскому, — декларирует он, — что
уроки русских событий должны быть не просто отмечены в споре

74
ДОВОЕННаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
о методах борьбы в Пруссии, но использованы для выяснения
того, чего не надо делать ни при каких условиях» ш.
Статья Мартова была напечатана в «Neue Zeit» под названием
«Прусская дискуссия и русский опыт». По получении ее Каутский
писал Мартову: «Я только-что получил вашу статью. Она очень
важна, и я постараюсь опубликовать ее еще до магдебургского
партейтага... Я сам многому научился из этой статьи. Многое,
что мне до сих пор у т. Розы Люксембург казалось лишь чрезмер-
ным заострением вполне правильных взглядов, обусловленным
ее темпераментом, теперь представилось мне в другом свете —
глубоким расхождением не только наших темпераментов, но и
наших взглядов. Ваша статья будет иметь очень полезное дей¬
ствие» 143. Таким образом, дальнейшее отступление Каутского в рус¬
ском вопросе совершалось не без идейной помощи Мартова. Поворот
.вправо в германских вопросах означал также поворот от Розы
Люксембург к Мартову и от большевистской оценки русской рево¬
люции к меньшевизму. Дискуссия сЧРозой Люксембург в 1910—
1913 гг. была'переходной ступенькой к позднейшей борьбе с боль¬
шевиками.
Не меньшее историческое значение, чем вопрос о России,
.имел в этой дискуссии спор об организованных и неорганизо¬
ванных. В этом споре ненависть Каутского к массовой стачке и
массовому движению проявилась с особенной силой.
Во все большем вытеснении движения неорганизованных масс
Каутский усматривал прогресс рабочего движения.
«Стачка неорганизованных масс «без плана и намерения»
все больше исчезает»144. Высмеивая взгляды Розы Люксембург на
эту тему, Каутский пишет: «С одной стороны, массовая стачка
не может быть организованной, она сама собой появляется.
С другой стороны — она подготовляется лозунгами, выдвигаемыми
партией. Сначала масса является источником и носителем всего
движения, потом же оказывается, что снова массы ничего не в со¬
стоянии сделать, если им заранее не будут даны лозунги»143. Сам
Каутский противоречия между стихийным и организованным,
в котором он уличает Розу, не разрешает. «Момент ее (стачки —
И. А.) появления,— признает он,— зависит не от нас» 146. Отсюда
проповедь тактики скрещенных рук. Но, с другой стороны, {«мас¬
совая стачка тогда лишь возможна, когда масса пролетариата
поднимется как один человек» 147.
Стачка, по Каутскому, — стихийное явление. На этом осно¬
вании он издевается над Розой, считавшей вопрос о стачке сейчас
особо актуальным: «Если бы стачка была актуальна, то об этом
не надо было бы дискутировать»143. С другой стороны, тот же Каут¬
ский мечтает о стачке организованных и всячески поносит стихии
масс. Его поход против массового движения, против улицы имеет

1ПРЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ КАУТСКОГО
75
большое значение. Он означает теоретическое предвосхищение
иоскизма, он показывает, что бюрократическое перерождение
партии получило уже свое теоретическое оформление.
В этом поношении стихии Каутский мало оригинален. Он вос¬
производит старые ламентации Аксельрода и других оппортунистов
„ восстании «одичалых масс народа». Он использует также аргумен¬
тацию реакционных буржуазных социологов в роде Ле-Бона и
Сигеле. При их помощи Каутский излагает «законы» массовой
психологии. «Чем более индивидуум видит, как кругом все вооду¬
шевлены одним желанием, тем более это массовое чувство влияет
на него, тем более теряет он самостоятельность собственной воли,
тем более не только физически, но и морально овладевает им масса,
даже если бы сам по себе, спокойно поразмыслив, он стремился
бы к совершенно другим целям и поступкам»149.
«Невежество и несознательность массы — это не случай¬
ность»160. Стихийное движение масс приводит к голому разрушению
учреждений. Массы не могут вести положительной работы. Они не
могут дать правильной оценки власти и действуют под влиянием
случайного возбуждения. «Там, где они становятся победителями,
они выдвигают вверх в той же степени реакционные элементы, как
и революционные» 1б1. Поэтому «массы могут, пожалуй, бороться,
но, как массы, не могут законодательствовать или управлятьv
государством»16а. Действие неорганизованных масс Каутский срав¬
нивает с армией, у которой «уничтожение выражается исключи¬
тельно в физических убийствах, опустошениях, поджогах».
Действие массы может быть в такой же степени реакционно,
даже бессмысленно, как и стать в известных условиях движу¬
щей силой общественного прогресса. Для иллюстрации своей идеи
о реакционности масс Каутский ссылается на восстание 1878 г.
в Лондоне, «которое было голой оргией грабежей и пьянства,
которому армия положила конец», на «высоко реакционное» дви¬
жение в Испании 1808 г., на русские погромы, на американские
линчевания негров и японцев и проч.
Все эти и подобные им характеристики массы, вернее—толпы,
довольно бесцеремонно взяты из рук буржуазных политиков.
Каутский грубо рвет с марксизмом, не делая ни малейшей попытки
применить классовый анализ к своим примерам. Таким-то образом v
движение рабочих масс против капитализма он сваливает в одну
кучу с движением подкупленных царем наемных погромщиков t
или с возбужденной буржуазным шовинизмом толпой убийц
в Америке. И этим-то путем Каутский пытается обесценить, прини-\
зить массовое движение.
Правда, и здесь он оставляет себе лазейку для отступления.
И сейчас он готов рассуждать о стачке вообще, говорить о росте
классовых противоречий и о росте массового движения, о взаимной

76
довоенная ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
поддержке организованных и неорганизованных и расточать ни
к чему не обязывающие комплименты по адресу революционной
России.
Но лишь только стачка из области научного диспута превра-
щается в перспективу завтрашнего дня, Каутский становится на
дыбы. Массы к стачке еще не готовы. Поэтому ближайшие выборы
в рейхстаг — единственный способ действия. «Теперешняя ситуа-
ция такова, — пишет он в 1910 г.,—что большая выборная по»
беда может превратиться в катастрофу дЛя господствующей прави-
тельственной системы» 163.
Эти прекрасные перспективы будут испорчены лишь в одной
случае: если мы проявим нетерпимость. И, наконец, стоит ли обо
всем этом спорить. «Ведь выборная борьба была в последние десяти!
летия наиболее могущественным классовым действием пролетариа¬
та» т.
Поэтому надо бросить всякие новые стратегические и такти¬
ческие планы и сохранить старую испытанную тактику на укрепле¬
ние наших организаций, на завоевание новых позиций в обществе
и государстве, на просвещение масс. «О том же, чего нельзя пред¬
видеть, — об этом можно лишь размышлять, а не сочинять
заранее тактические лозунги» 16Б.
Необходимо прибавить, что Каутский, в полном согласии
с «Форштандом», долго открещивался от всей этой неприятной для
него дискуссии. Он задерживал, а если можно было, и совершенно
не печатал статей Розы в «Neue Zeit» (страницы «Forwarts» для
нее были к этому времени совершенно закрыты). Он ввел цензуру
на эти статьи. Он искажал ее взгляды путем ловко подобранных
цитат и грубой демагогии. Он односторонне печатал одних лишь ее
противников. Отказ от дискуссии он мотивировал интересами
борьбы с южно-немецкими реформистами. Дискуссия, мол, отвле¬
кает от этой борьбы, являющейся центральной задачей дня. Дискус¬
сия несвоевременна. Вскрывая наши недостатки, мы ослабим свои
позиции перед врагом. Роза дискредитирует правление. Бесконеч¬
ными спорами она отвлекает партию от серьезных дел. Она навя¬
зывает партии свои личные мнения и пр. и пр.
Однако, несмотря на всю силу своей казуистики и все пре¬
имущества и привилегии, вытекавшие из положения Каутского,
как официального защитника правления, он отнюдь не вышел
победителем из дискуссии. Разящие статьи Розы настигали его
повсюду. Ей удалось разоблачить оппортунистическую подоплеку
«апокалиптической» стачки Каутского, отвергнуть все его поклепы
на русскую революцию, противопоставить новому типу «массово#
немецкой стачки» общие законы международной массовой борьбы,
показать, что теория «организованных» есть не что иное, как
попытка подмены класса партией.

ПРЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ КАУТСКОГО
77
В этой борьбе Роза сумела привлечь на свою сторону коле¬
бавшегося в начале дискуссии Меринга и разагитировать ряд важней¬
ших организаций (Берлин, Штутгарт, Эссен, Золинген, Нижне-
рейнский округ, великое княжество Гота, Саксония и др.) и
партийных органов (редакция «Равенство», Брауншвейгская, Эль-
берфельдская, Эрфуртская, Нордгейзерская, Бохумская газеты,
Дортмундский партийный листок и др.). И если эти немалые
успехи, левых радикалов в борьбе с центром не увенчались практи¬
ческими результатами, то виною этому, в первую очередь, — их
неправильные взгляды на организацию, их неумение организационно
закрепить свои идейные победы.
ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОФОРМЛЕНИЕ ЦЕНТРИЗМА
Как Роза Люксембург объясняла политику торможения и
компромиссов, проводимую правлением? Бюрократическим око¬
стенением руководства. Чём больше растет партия количественно,
тем более усиливается бюрократизм, тем больше суживается
самостоятельность и инициатива низовых звеньев партии, тем
беднее политическое и духовное содержание партийной жизни.
Вся жизнь сосредоточивается в верхних инстанциях: в окруж¬
ных и центральных правлениях, в парламентских фракциях и т. п.
Партийным массам остается лишь забота об уплате взносов, о рас¬
пространении листовок, агитация за выписку- газет, выборы.
«Образчиком в этом направлении может • служить берлинская
организация, в которой давно уже все сложные и трудные вопросы
решает Центральное правление и где инициатива снизу обычно
беспомощно разбивается о стену бесконечных инстанций, как
о проволочное заграждение» 166.
Так складывается пресловутая политика инстанций. Аппарат
становится все более консервативным, сдерживая все партийное
развитие, превращаясь в самоцель. Единственная ’надежда это —
сами рабочие низы, сами массы как организованные, так и неорга¬
низованные. От их инициативы Роза ждала выхода из бюрократи¬
ческого тупика, в который попала партия. Стихийный бунт масс
против руководства представлялся ей единственным оружием,
которым можно будет разбить оковы, наложенные на партию
правлением.
Как раз обратное представление сложилось у правленцев.
Они надеялись втянуть постепенно весь рабочий кла.сс в партию
и таким «организованным» путем повести его к социализму. И этот
план как-будто начал уже осуществляться. Поражение на выборах
в 1907 г. дало толчок к усиленной вербовке новых членов. За три
года — с 1907 по 1910 — партия выросла с 530 до 722 тысяч, т. е.
Почти на 30%. Соответственно выросла сеть местных организаций,

78
ДОВОЕННаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
На фоне этих организационных успехов и создалась оппортунист,
ческая теория об «организованной» революции, совершаемой
в один день под режиссерскую палочку правления. Эта «теория»
была достойным дубликатом «теории» захвата власти парламент,
ским большинством, теории постепенного орабочения буржуазного
государства. Она и являлась предпосылкой всех рассуждений Каут.
ского об организованных и неорганизованных, о стихии и плане ц
и пр. Став теоретиком оппортунистической тактики, он вынужден
был превратиться в сочинителя ревизионистской теории революции
и государства.
Но все это для широких масс было пока по большей части
незаметно и во всяком случае неясно. Все оставалось формально
на старых местах. Вспыхивавшее в низах недовольство политикой
правления редко где принимало организованные формы. Подводя
итоги первой дискуссии с Розой Люксембург, Каутский мог шу¬
тить, что между герцогством Баденским (подразумеваются баден¬
ские реформисты) и герцогством Люксембург (подразумеевается
Роза Люксембург) лежит Трир — родина Маркса, т. е. что маркси¬
стская истина лежит в центре между реформизмом и Розой Люк¬
сембург и ее представляет скромный автор этого каламбура16\
В действительности дело обстояло несколько иначе. Центрист
Каутский объединился с Баденом, а Роза Люксембург с Триром.
Союз центристов с реформистами уже на эрфуртском партейтагс
1911 г. был скреплен и формально, а в 1913 г. Каутский заявлял:
«Уже в прошлом году перед хемницким партейтагом мы могли
констатировать, что разделение на два крыла, которое вызвал
ревизионизм, становится все менее заметным. Ревизионизм скора
будет полностью принадлежать прошлому»1Б8. В таком же духе
высказывался Каутский об этом времени и впоследствии. «Нам,
марксистскому центру, казалось тогда, что опасность, которой
мы боялись при появлении ревизионизма, что рабочие массы за
своими маленькими повседневными успехами могут забыть свои
больпше исторические задачи, становится все меньше... Опасность
которой мы боялись, угрожала тогда значительно больше слева,
от революционного нетерпения»169. Борьба с революционным Крылов
рабочего класса и попустительство правым стало с тех пор руко¬
водящей идеей Каутского.
После дискуссии с Розой Люксембург следовала полемика
с Паннекуком в 1912 г., затронувшая все те же вопросы.
Нужно признать, что Каутский ловко использует все те не¬
ясности, которые имелись у левых радикалов по вопросу о стихий¬
ном и сознательном. Если Каутский отвергал стихийное, «слепо!
инстинкт», в пользу сознательного, организованного, то левые
перегибали палку в другую сторону, идеализируя революционный
инстинкт масс. При ошибках с двух сторон неизмеримо большДО

ПРЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ КАУТСКОГО
79
0шибки все же были на стороне Каутского, ибо спор шел по суще¬
ству о том — революционен ли пролетариат, является ли массовое
движение последним критерием борьбы, или таким критерием
яужно признать оторвавшийся от массового движения партийный
аппарат и его «сознательных» руководителей. Если при этом Пан-
некук умалял роль организации или изображал ее слишком отвле¬
ченно, то Каутский зато силу и сохранность организации полностью
отождествлял с силой и успехами революционного движения.
Паннекук, пусть в неправильной форме, правильно предвосхищал
направление движения, возможность временного разгрома орга¬
низации, который (разгром) не будет означать еще разгрома самого
движения; Каутский же выступал как истый идеолог обюрократив¬
шегося руководства, для которого сохранение партийной органи¬
зации, сохранение чиновников у власти стоит выше всяких прин¬
ципов. У него не организация подчинена принципам, а, наоборот,
принципы, теория пишутся для того, чтобы оправдать всякий шаг
правления.
В полемике с Паннекуком в неясной еще форме шел спор
о возможности измены со стороны аппарата интересам пролета¬
риата, о неизбежности в известный момент раскола и перехода
к нелегальной организации.
В этой же полемике Каутский приоткрывает также завесу,
скрывавшую его понимание класса вообще. Желая опорочить мас¬
совое движение и возвысить ученых вождей, он говорит о «разнород¬
ной, смешанной массе», о различных и порой противоречивых инте¬
ресах, которыми она руководствуется. Отсюда уже один лишь шаг
к смазыванию понятия единого класса и к стиранию границ между
классами. И этот шаг будет Каутским впоследствии сделан.
Паннекук недооценивал силу оппортунистических инстинктов,
воспитываемых, взращиваемых, укрепляемых ревизионистами и,
таким образом, упрощал перспективу будущей борьбы и готрвил
себе неожиданные разочарования. Каутский зато видел только
этот оппортунизм масс, только с ним считался, брал курс только
на него. Отсюда расчетливый, крохоборческий, мелкий, лишенный
всякой веры в революцию реализм, столь недавно еще самим
Каутским осмеянный в «Пути к власти». Этот реализм позволяет
Каутскому не только предсказать события 4 августа, но и соответ¬
ственно к ним «подготовиться». Предвидя уже в 1912 г. возмож¬
ность массового шовинизма в начале войны, Каутский считает,
нго с этим нельзя будет ничего поделать. С надвигающейся
войной нельзя бороться. Мало того: «После объявления войны
будет бесцельно, даже прямо преступно бросать в население,
захваченное общим военным подъемом, лозунги массовых действий
| тем более предложений о применении насильственных мер массо-
Юй стачки и тем самым мешать начавшейся войне».

80
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Наконец, в этой же полемике с Паннекуком Каутский дае,
наиболее четкие свои формулировки о государстве. Здесь он оков,
чательно клеймит как анархизм всякие поползновения на разру.
шение государства. Наша задача — это завоевание государства
а не разрушение, как хотят анархисты. Разговор может итти только
об «известной передвижке отношений сил внутри государственно}
власти» 16°. «Цель нашей политической борьбы остается при этод
та же самая: захват государственной- власти через завоевание
большинства в парламенте и возвышение парламента до господи^
правительства. Но не разрушение государственной власти»161. При
этом «Каутский, — как пишет Ленин, — обнаруживает «суеверна
почтение» к министерствам»18г, которые он хочет сохранить и после
переворота так же, как и старое деление на законодательную
судебную и исполнительную власть.
Каутский не только совершенно игнорирует здесь уроки
Парижской Коммуны и проявляет полное непонимание идеи
Маркса о государстве - коммуне, но он делает уже явный шаг
в сторону сохранения государственного аппарата и после победи
социализма.
Раньше революционное массовое движение подменено было
у Каутского партийным аппаратом и заботами о его «сохранности
во что бы то ни стало»183. Теперь пролетарская диктатура предста¬
вляется ему лишь в виде смены одного правительства другим, в виде
передвижки небольшого слоя бюрократов. Революцию снизу под¬
менивает он «революцией» сверху, борьбу классов — сменой
лиц в правительстве. Даже лозунг республики, выдвинутый в то
время Розой Люксембург, кажется ему слишком революционным,
несвоевременным, неуместным.
Мы не имеем возможности остановиться здесь на друш
работах Каутского за этот период. Его предвыборные статьи
в «^brwarts» в 1912 г. так же, как и экономические и политически
работы, напечатанные в эти годы в «Neue Zeit», важны, однако,
для нашей темы в одном отношении. Здесь Каутский пытаете*
дать социально-экономическое обоснование центризма.
Оно состоит, во-первых, в новом анализе классовых сю
Германии. В 1909 г. консерваторы расторгли блок с либералам
и заключили союз с католическим центром. В результате, часп
левых либералов («свободомыслящие») во главе с П. Бартом попала
в «оппозицию» и начала заигрывать с социал-демократами. Этап
достаточно было для правления, чтобы произвести перед выборам
в рейхстаг в 1912 г. полный пересмотр своей тактики, возвести
временную леворадикальную группировку в ранг «нового либе
рализма» и заключить с ней союз на основе подчинения своей
политики либеральной политике. Извращенная оценка классовьв
отношений, данная во время выборов правлением, напоминала

ПРЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ КАУТСКОГО	81
аналогичные выступления Жореса и Мильерана в конце прошлого
века.
Роза Люксембург резко обрушилась на новую тактику правлен¬
цев.—Размежевание, говорила она,—при настоящих условиях дол¬
жно итти по совершенно иной линии. Все буржуазные партии пред¬
ставляют сейчас «единую реакционную массу». Беспринципный
же союз с либералами, заключенный за спиной партии и против ее
воли, приводит к предвыборным махинациям, деморализирующим
массы, закрывающим им рот, прячущим в карман социал-демократи¬
ческие лозунги. В результате правление вынуждено рекламировать
либералов, будто бы помогавших социал-демократам на выборах,
а в действительности получивших при помощи социал-демократов
лишних 12 мест.
В противовес Розе Каутский стал (по приказу Форштанда)
пророком эры «нового либерализма»164. На нем он в значительной
степени построил также и свое последнее оппортунистическое,
детище, свою теорию «сверхимпериализма». И в прежних своих,
работах, начиная с 1898 г., Каутский расценивал империализм!
как испорченный капитализм, как некое наносное образование,,
не связанное необходимыми узами с историческим развитием капи¬
тализма. Но это утопически-отрицательное отношение к империа¬
лизму сочеталось у него с признанием и с критикой большинства
явлений, его сопровождающих165. В последние же годы (1906—1909)
Каутский умел возвышаться и до вполне революционного, хотя
теоретически и неверно объясняемого взгляда на империализм.
Он признавал, что империализм несет с собой двойное рабство и
эксплоатацию, усиление налогов, милитаризм, обострение клас¬
совой борьбы. Борьба с империализмом означала тогда для него
борьбу за социализм. Теперь, в дискуссии с Радеком и Леншем, |
все изменяется. Революционно-утопический взгляд на империализм
превращается в реакционно-утопический. Вооруженный «новым
либерализмом» Каутский уповает на «переход к более дешевому
и менее опасному методу экспансии», чем насилие. «Насиль-
ственность,—вещает он, — ни в какой мере не составляет необ¬
ходимого условия экономического прогресса»106.
Буржуазия в большинстве своем заинтересована в мирных
методах экспансии. На этой почве социал-демократия может
с ней блокироваться. «Наше единомыслие с буржуазными
защитниками разоружения покоится на общности интересов в этом
вопросе между буржуазным миром и пролетариатом... Ближайшим
нашим делом должно быть: поддержка и укрепление мелкобуржуаз¬
ного и буржуазного движения против войны и вооружений»167.
Апеллируя к «длительным интересам» буржуазного общества,
Каутский надеется перетянуть буржуазию на сторону пацифизма.
Уже с 1911 г. он защищает лозунг ограничения вооружений, выдви-
Я. Алртер
6

82
ДОВОЕ1ЫАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
кутый тогда фракцией рейхстага и встретивший решительную кри-
тику со стороны лейпцигских и бременских левых радикалов 16«,
Каутский доказывает, что Франция и Англия готовы из боязни
революции ограничить вооружения. Насилие, как и вообще импе¬
риализм, есть лишь одна из возможных, но не необходимых истори¬
ческих тенденций. С ней можно бороться столь же успешно, как
мы боремся за повышение заработной платы. Каутский убеждает
также, что эпоха насильственных захватов колоний уже миновала.
В пацифистских жестах национал-либералов по адресу Бернской
конференции мира (1913) он видит знаменье нового времени. На
подобном же уровне находятся и все конкретные предсказания и
надежды Каутского на будущее.
Но он не останавливается и на этом. Ультиматум ле¬
вых—империализм или социализм—надо решительно отбросить.
Капитализм имеет еше широкое поле применения. Империализм
нельзя поэтому рассматривать как последнюю стадию капитализма.
И самое важное: «По мере того, как становится все яснее, что
продолжение конкуренции губит всех участников, приближается
такое время, когда конкурентная борьба между государствами будет
вытеснена картельными соглашениями»169. Перед нами — первые
контуры прославленной теории о сверхимпериализме, полу¬
чившей во время войны свое дальнейшее развитие. Теория эта опи¬
рается в основном на две реакционно-утопические идеи: о пацифизме
буржуазии и о возможности планового, организованного даже
в интернациональных рамках буржуазного хозяйства. Нечего
доказывать, что подобные идеи означают признание жизнеспособ¬
ности и прогрессивности капитализма, требование длительного
с ним сотрудничества, полное игнорирование роста противоречий
как внутри капиталистических государств, так и против<к
речий между национальным и мировым хозяйством. Теория Ка¬
утского о сверхимпериализме приводила к решительному отказу
от социалистической революции, как цели ближайшего периода.
Характерно, наконец, что Каутский, трубящий во все рога
о пацифизме немецкой, английской и пр. буржуазии, в то же
время доказывал, что в случае, если вспыхнет война, все рабочие,
вплоть до убежденных интернационалистов, пойдут на фронт и
единодушно будут защищать свою страну 17°. По Каутскому выхо¬
дило, что если кто воинственно и настроен, то это только пролетариат.
Таким образом, сползание центра вправо в эти четыре предвоен¬
ных года получает свое полное «теоретическое» оформление. Угрозу
войны Каутский пытается устранить при помощи пацифистских
фраз и утопии о саморазоружении буржуазии. Перспективу надви¬
гающейся революции он хочет убить при помощи специально для
этого испеченной теории сверхимпериализма. Защиту блока с бур¬
жуазными партиями он ведет на основе наспех выдуманной теории

i тс i.vii-'Uiiu;; ьа.тского
83
гг
.LCCHiic.::
^нового либерализма». Массовое движение он силится скомпромети¬
ровать при помощи никчемных теорий о реакционной стихии и при
помощи изолирования рабочего движения в Пруссии от опыта рево¬
люционного движения в других странах и особенно от русского
революционного опыта.^'Если левый Каутский 1905 года привет¬
ствовал революцию в России как событие международного значения,
то Каутский последних лет перед войной рассматривал эту рево¬
люцию и применяемые в ней методы как свидетельство отсталости
л самой страны и ее рабочего движения.
Так один за другим свертываются все левые лозунги «Пути
к власти». BMeeto трезвого учета растущих опасностей преподно¬
сится рабфчи^'ряд вщдуманных теорий. Вместо подготовки проле¬
тариата к войне и к-иеминуемо следующим за ней революционным
боям, его сознание отравляется лживыми успокоительными фразами
в духе казенного оптимизма, в духе того «официозного» марксизма,
который так блестяще разоблачила Роза Люксембург.— Когда-то,—
писала еще в июле 1910 г. Роза Люксмебург,—Каутский с огромным
реализмом, пластикой, жизненностью описывал грядущие великие
битвы пролетариата, показывал его мощь и слабость уходящей
исторической сцены буржуазии. «Но когда вопрос из этих воздуш¬
ных высот, где теория, как орел, тихо описывает свои круги, впер¬
вые опустился на плоскую землю прусской выборной кампании,
то вдруг безмозглое и беспомощное прусское правительство превра¬
тилось в бронзовую статую. Готовые к социальной революции
немецкие условия, как их изображал «Путь к власти», превратились
в окоченелую страну, где «нечего и думать», что рабочие государ¬
ственных предприятий и служащие, будь то молодые или старые,
примут участие в демонстрации. «Начинающаяся революционная
эра» превратилась в прежнюю подготовку к выборам в рейхстаг,
так как «немного есть успехов, которые бы столь полно показывали
массам нашу силу», как мандаты в рейхстаг. Штурмующая небо
теория и оборона на практике, революционные перспективы в обла¬
ках и мандаты в рейхстаг, как единственная перспектива в дей¬
ствительности»111. Здесь весь довоенный Каутский, как на ладони.
Г.*

ГЛАВА ШЕСТАЯ
ИТОГИ
I
Путь Каутского к оппортунизму был сложен и замаскирова
После революции 1905 года Каутский колебался между центриВй
и левым радикализмом, то и дело развивая положения последне!
И все же изложенная нами картина его взглядов на револющ
оказывается далеко не приглядной. Но если взять такого типично
центриста, как Бебель, его высказывания за тот же период време
о насильственной революции, о парламентаризме, о демократа
о всеобщей стачке, о государстве, о войне и колониальной полит
тике, о защите отечества и проч., то здесь дело обстояло ei
печальнее 11*.
г Бебель высказывался значительно более непосредственно
прямо, чем Каутский. В вопросах защиты отечества, оборонител
ной и наступательной войны и колониальной политики он, к
известно, начал сдавать довольно рано. Не менее колеблющими!
и невыдержанными были его взгляды на государство. Напомш
хотя бы выступление Бебеля в Бреславле (1895 г.), где он ратова
вместе с В. Либкнехтом, за расширение «цивилизаторских» функщ
буржуазного государства. «Мы даже должны вынуждать гос
дарство брать на себя все более и более цивилизаторские функци
таким путем мы разрушим в конце-концов все основы, на которь
оно покоится... Мнение, что не следует укреплять власть гос
дарства, возлагая на него цивилизаторские функции, есть манч
стерство; наша партия должна сбросить с себя эту манчестерску
шелуху»1,а. А в Гамбурге (1897) Бебель высказывается за «развил
государства путем реформ».
Бебель же первый начал отступление по вопросу о всеобще
стачке, о взаимоотношении партии с профсоюзами, об отношен»
к революционной России. Что касается отказа от насильственно
революции, то на этот счет взгляды Бебеля были тоже значительв
решительнее, чем Каутского.
На студенческом собрании в Берлине 17 декабря 1897 год
но говорил: «Нам бросают в лицо целый ряд обвинений: во-первьв

и toN
85
Ад мы Желаем насильственной революции. Я не стану отрицать,
цто было время, когла мы об этом думали, но уже десять лет тому
назад я сказал в немецком рейхстаге, что насильственная револю¬
ция совсем не нужна». А пару-лет спустя в своей речи в Бамберге
(1902 год) по поводу центра, он заявил: «Не разрушений мы жаждем,
а только преобразований» 174.
Те же мотивы встречаем мы в его речи, посвященной Берн¬
штейну в Ганновере: «Если сторонники буржуазного общества
так глупы, что думают, будто мы желаем произвести насильствен¬
ную революцию и пробить своими черепами стену, то мы, право,
не отвественны за их глупость... Не революционеры создают
революции, во все времена их создают реакционеры»175. И в этом
вопросе §ебель не спорит с Бернштейном: «До известной степени
мы все оппортунисты. Никто не захочет завтра вскочить на
баррикады. Спор идет о размере того, что мы можем достигнуть,
и об этом мы всегда будем спорить». Бебель признает пользу раз¬
личных мнений, и единственное, что он требует от члена партии, —
это «общие основные воззрения на буржуазное общество — с одной
стороны, на социалистическое — с другой»170.
Для центриста Бебеля характерны и полное умолчание о про¬
блемах переходного периода, и необычайная мягкость и терпимость
в вопросах тактики. Бебель любил много писать о социалистическом
обществе будущего. Его резкие нападки на современное ему бур¬
жуазное общество и его представителей вызывают неизменный
восторг аудитории. Но меньше всего вы услышите от него что-
либо конкретное о путях и средствах социалистического переворота.
На иенском партейтаге Бебель так и говорит: «Для нас, социал-
демократов, понятие революционный определяется не средствами,
а целями»177. Таким образом, вопрос о средствах борьбы, о тактике
остается открытым. На этой почве и происходит сближение Бебеля
с оппортунистами.
Этими несколькими замечаниями о Бебеле мы ограничимся.
Мы их привели лишь для того, чтобы с тем большим правом пред¬
ставления Каутского о революции считать типичными для довоен¬
ного центризма. Каутский был наиболее осторожным выразителем
господствующих в верхах партии взглядов на революцию.
За 24 года, протекших со времени отмены закона против
социалистов, Каутский прошел три основных этапа в развитии
своих воззрений на проблему революции.
1.	В 90-е годы он пытался, в соответствии с надеждами, появив¬
шимися в партии после отмены закона, оформить социал-демокра¬
тическую тактику, как тактику мирных парламентских побед,
ведущую через большинство в парламенте и через ненасильствен¬
ную революцию к социализму.

86
ДОВОЕКНаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Вынужденный дискуссией с Бернштейном более подробно
развить свое отношение к проблемам революции, он, защищая
марксистскую теорию, лавирует в вопросах тактики и по ряду
пунктов защищает положения, сближающие его с Бернштейном.
2.	Первое десятилетие двадцатого века, остро выдвинувшее
все проблемы империализма, толкает Каутского влево, заставляет
его признать новые методы борьбы и начать усиленную разработку
целого ряда проблем, непосредственно затрагивающих захват
власти и установление социалистического строя. Этот наиболее
левый период в развитии Каутского отличается вместе с тем особой
сложностью, запутанностью и противоречивостью отдельных поста¬
новок. Здесь причудливо переплетаются глубоко революционные
взгляды со старым курсом на демократию, парламентаризм и за¬
конность. Амплитуда колебаний здесь особо велика. (Достаточно
сравнить хотя бы «Революционные перспективы» с «Путем к власти»),
3.	В последние четыре наиболее ответственные предвоенные
года двадцатилетние колебания Каутского начинают окончательно
склоняться в сторону оппортунизма. Каутский свертывает основ¬
ные тезисы «Пути к власти», весь огонь своей критики
направляет налево и пытается подвести теоретический базис под
оппортунистическую тактику -правления.
В общей оценке теории революции Каутского никогда не сле¬
дует терять из виду этой конкретной истории его взглядов, так же
как и той конкретной обстановки и тех условий, в которых созда¬
вались те или иные из его произведений. Это, однако, не может
помешать нам выделить из всего комплекса его высказываний
несколько основных пунктов, повторявшихся на всем протяжении
этого периода.
I.	Основным, исходным положением теории Каутского была вера
в буржуазную демократию и в парламентаризм. Эта вера приводила
егокнеправильнымвыводам о методах борьбы за власть и о характере
переходной эпохи. Эта же вера была мостиком, сближавшим оппор¬
тунистов и центристов в их совместной борьбе за реформы. И если
Каутский порой замечал, что, по мере роста классовых противоре¬
чий, буржуазная демократия все больше суживается, то все же
из этого факта он не делал никаких ни теоретических, ни практи¬
ческих выводов.
II.	Отличительной чертой всей эпохи после крушения Париж¬
ской Коммуны было, по Каутскому, завоевание рабочим классом
демократии. Отсюда он делал вывод о том, что и предстоящая
социалистическая революция будет существенно отличаться от
революции буржуазной. Буржуазная революция действовала ме¬
тодами насилия. Социалистическая же революция, по всей вероят¬
ности, сможет осуществиться более мирным, спокойным, менее
драматическим путем. Вообще Каутский или совершенно отделяет

итоги
87
насилие, как форму революции, от ее социального содержания, или
,ке произвольно насилие приписывает одной лишь буржуазной
революции. В социалистической же революции насилие не¬
обязательно, нежелательно, мало правдоподобно. Каутский,
следуя Марксу и Энгельсу, употребляет понятие диктатуры
пролетариата. Но в тот единственный раз, когда он понятие это
пытается разъяснить (в «Пути к власти»), обнаруживается, что он
под ним подразумевает лишь единовластие пролетариата и ничего
больше. В общей оценке новой эпохи и роли насилия в революции
Каутский близок ревизионистам.
Пролетариат завоюет власть не благодаря насилию над
буржуазией, а благодаря растущей своей силе, перед которой
должен будет добровольно преклониться его классовый враг.
Здесь нетрудно узреть в неразвитом виде будущую теорию О. Бау¬
эра, который проводит различие между социальными факторами
силы и средствами материального насилия (см. его «Bolschevismus
oder Sozialdemokratie», 1920).
III.	Вера в демократию приводит не только к вере в мирный
путь захвата власти, но также и к курсу на мирную «экспроприацию
экспроприаторов». Поэтому Каутский склоняется к выкупу и
даже прогрессивному налогу, как наиболее вероятным и пред¬
почтительным перед конфискацией формам экспроприации капитала.
Буржуазия Каутского, добровольно склонившая свою голову
перед пролетариатом, в момент захвата власти и на следующий
день после захвата поймет безвыходность своего положения,
невыгодность продолжения капиталистического хозяйства в новых
политических условиях и добровольно ему подчинится. Таким
образом, из схемы Каутского выпадает самая трудная и драмати¬
ческая эпоха борьбы двух миров, эпоха переходного периода.»
Марксова идея диктатуры фактически подменивается им идеей
демократического сближения и сращения классов уже на следу¬
ющий день после завоевания власти.
IV.	Путь демократии есть путь завоевания власти мирными
парламентскими средствами. Поэтому ни о каком разрушении
тарой государственной машины речи быть не может. Каутский
лвергает уроки Парижской Коммуны, установленные Марксом,
<ак в вопросе о насильственном утверждении нового строя, так и
) вопросе о новом типе государства-коммуны, построенного на рез¬
илинах старого. Захват власти он представляет себе как «перед-
|ижку соотношения сил в государстве», как смену правительствен-
юй верхушки при сохранении всех старых учреждений и старого
еления на законодательную, исполнительную и судебную власть.
Такой взгляд извращает Марксовы идеи о сугубо класссовой
ущности государства и открывает дорогу будущим ревизионистским
гориям о государстве, как учреждении, устанавливающем равно-

ДОВОЕННаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ К ДУМСКОГО
весне классовых сил (О. Бауэр) и о вечном надклассовом государстве
(Реннер-Кунов).
Первая сумма вопросов, по которым идет ревизия Марксовой
теории революции, касается демократии и насилия, вторая — пред,
посылок и характера самой революции. И здесь «демократические*
предрассудки определяют все основные идеи Каутского.
V.	Перспективы завоевания государственной власти Каутский
связал с проведенной демократическими средствами политической,
«парламентской» революцией. Это волей-неволей вынуждает его
отвлечься от экономических предпосылок революции. Главной
предпосылкой и основной причиной социалистической революции
является, по Марксу, противоречие между производительными
силами и производственными отношениями, напоминающее о себе
кризисами, войнами и проч. Довоенный Каутский формально
признает основной закон исторического материализма и марксову
теорию кризисов. Однако он не склонен судьбы революции слишком
тесно с ними связывать. Марксизм, по мнению Каутского, никогда
победу социализма не ставил в зависимость от теории крушения.
Под видом борьбы с механическим представлением о теории
крушения Каутский фактически свою теорию революции
от нее освобождал. Подменив марксову теорию кризисов
теорией аграрных придатков и затем теорией сверхимпериа¬
лизма, Каутский закрыл себе путь к экономическому объясне¬
нию растущих в эпоху империализма классовых противоречий.
С этим связано также произведенное им смягчение марксовой
теории обнищания. Не растущие усиливающиеся кризисы, не
растущее обнищание рабочих, а рост политического влияния прибли¬
жает их к власти. Поэтому также Каутский пытается строго изоли¬
ровать всеобщую политическую стачку от экономической, согла¬
шаясь лишь на первую. Каутский смертельно боится экономиче¬
ского крушения старого строя, прекращения хоть на одну минуту
производственного процесса, всяких возможных издержек рево¬
люции. Во всех этих вопросах он прямой и непосредственный
предшественник современных ренегатов от социализма.
VI.	Допуская всеобщую политическую стачку, Каутский, одна¬
ко, успех ее обставлял такими условиями, значение ее ограничивал
такими рамками, что сводил ее на-нет.
Рабочий класс должен быть высоко организованным и созна¬
тельным, он должен иметь большинство в стране, правительство
должно быть слабо и непопулярно. Свой тезис о бесперебойности
производственного процесса, как обязательном условии всякого
революционного движения, Каутский формулирует еще в «Револю¬
ционных перспективах». Этой бесперебойностью он обосновывает
требование чисто политической стачки.

U T О 1- И	89
Сама Стачка играет роль подсобную к парламентаризму и
призвана заменить собой восстание.
Концепция Каутского о предпосылках всеобщей стачки, кото¬
рые можно рассматривать и как предпосылки революции, «облег¬
чала» ему также решение вопроса о маршруте революции. Если
Каутский готов был признать большевистский взгляд на революцию
1905 г., то Германия, при всех его предсказаниях, счастливо
избегает революционной участи России. Каутский то-и-дело ска¬
тывается на национальную точку зрения, избегая проблемы меж¬
дународной социалистической революции.
VII.	Революция представлялась Каутскому в виде стихии,
падающей на голову партии, в виде катастрофы, ни предвидеть,
ни руководить которой нельзя. «Она (революция — И. А.) была, —
пишет Каутский в своей автобиографии, — по моему марксистскому
убеждению, стихийным событием (Elementarerreigniss), пришествие
которого можно было так же мало ускорить, как и отсрочить» l78.
Поэтому вопросы о подготовке и делании революции, о революции
как искусстве, о союзниках пролетариата в революции, о связи
между революцией в империалистических странах с колониальной
революцией, — все эти вопросы не могут его интересовать. Поэтому
уроки Маркса из революции 1848 года, особенно выпукло изло-*
женные им во втором обращении к Союзу коммунистов, Каутский
замалчивает и игнорирует. Поэтому он не понимает марксовой
теории перманентной революции. Он не замечает, что революция
идет по восходящей линии, что она есть высшая школа массового
движения, неимоверно быстрого развертывания и осознания
классовых противоречий.
- Страх Каутского перед революцией, как стихией, означает
не что иное, как страх перед массовым движением, перед улицей,
перехватывающей у бюрократических вождей инициативу борьбы, *•
отталкивающей их от руководства. Этот страх растет по мере
бюрократизации партийного аппарата и по мере ограничения
партийной деятельности одними парламентскими и профсоюзными
методами борьбы. Революции масс, революции неорганизованных
Каутский противопоставляет революцию организованных, рево¬
люцию сверху, революцию как единовременный, возможно более
короткий акт. Таковы качества и особенности пролетарской рево¬
люции в отличие от революции буржуазной. Революция, как синтез
стихийного и сознательного, как стихийный взрыв масс, руководи¬
мый партией, для понимания Каутского совершенно недоступна.
Но если революции нельзя предвидеть и подготовить, если ею ,
нельзя руководить, то остается ожидать ее со сложенными руками,
надеясь на самое историю. Поэтому центристы, отказываясь от
разрешения проблемы организованных и неорганизованных, сти¬
хийного и сознательного, неизбежно впадают в пассивность и

90
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
фатализм. Поэтому также всякую подготовку революции, всякое
революционное руководство массовым движением они отожде.
ствляют с бланкизмом синдикализмом, путшизмом, анархизмом.
В борьбе с анархизмом и бланкизмом центристы всегда действуют
единым фронтом с ревизионистами.
II
Итак, в основе всех построений Каутского о пролетарской
v революции лежит, во-первых, идея демократии, которую он про-
тивопоставляет теории насильственной революции и диктатуры
рассчтиывая на «парламентскую» революцию, на революцию’
«сверху», во-вторых, его отрицание революции как искусства и,
в-третьих, «учение» о политической 'революции,' которую он не¬
заметно отрывает от идеи социально-экономического крушения
старого строя. В этих трех радикальных вопросах Каутский ре-
.визует марксово учение о революции.
Марксова теория пролетарской революции опирается на за¬
коны, установленные им в теории исторического материализма и
на опыте Великой французской революции, чартистского движе¬
ния, революции 1848 года и Парижской Коммуны. Великая
французская революция, чартизм и Парижская Коммуна дали
ему идею диктатуры и ’ идею государства-коммуны, революция
1848 года — основные принципы революционной тактики. При по¬
мощи выросшей из этого исторического опыта теории исторического
материализма Маркс обосновал неизбежность революции, как ре¬
зультата обостряющихся противоречий между производительными
силами и производственными отношениями.
Если рассматривать теорию революции Маркса и Энгельса
с точки зрения 3 вышеизложенных вопросов, то картина по¬
лучается как раз обратная тому, что мы находим у Каут¬
ского.
1.	Маркс и Энгельс не смешивают буржуазной демократии
с пролетарской, хотя у них нет также абсолютного противопоста¬
вления демократии и диктатуры. Буржуазная демократия подго¬
товляет, расчищает путь к диктатуре, как неизбежной форме
господства пролетариата в переходную к социализму эпоху. В то
же время у Маркса и у Энгельса можно найти немало мест, из
которых ясно видно, что они никогда не создавали себе иллюзии
насчет демократии, как орудия борьбы за власть, что они ее не
фетишизировали, что они допускали и предполагали, что в изве¬
стный исторический момент сама демократия становится величай¬
шим препятствием на пути к победе. Понятие диктатуры пролета¬
риата стоит в центре марксовой теории. Отсюда — правильная
оценка насилия, вооруженного восстания, бланкизма и пр.

итоги
91
2.	Всякая революция есть стихийное движение масс. Но эта
•ихия должна сочетаться с сознательным руководством. Стихий-
>е движение масс и искусство делания революции составляют две
■обходимые стороны единого процесса пролетарской революции.
Руководство революцией должно превращать всякую револю-
00	в перманентную, т. е. стремиться поднимать ее на все более
асокую ступень, не самоограничиваясь, разворачивая до возмож-
jx пределов энергию масс, но и не перескакивая через необхо-
ииые исторические этапы. Революция становится, по мнению
аркса и Энгельса, величайшей школой воспитания классовых
гвств, классового самопожертвования и классового героизма,
дичайшим рычагом массового творчества и организации.
3.	Революция рождается из растущих экономических противо-
:чий, из растущего обнищания масс, из растущей классовой
1рьбы. Революция — это, в первую очередь, насильственная
апроприация экспроприаторов. Нигде у Маркса не найдете
ры в возможность чистенького, обособленного, политического
реворота. Наоборот, во всех своих предсказаниях и Маркс и
1гельс всегда в первую очередь связывали революцию с будущими
ономическими кризисами.
Ленин, на основе опыта революций XX века и анализа импе-
1алистической эпохи, эти принципы дальше разработал и дал
ниальную, всестороннюю теорию пролетарской революции.
Он показал действительную связь между буржуазной и про-
тарской революцией, показал, как первая перерастает во вторую.
1	поставил на недосягаемую высоту учение о движущих силах
волюции.
Он теоретически и практически разрешил вопрос о роли
ртии в революции, о связи между организационной структурой
ртии и ее задачами в революции.
Он дал новое экономическое обоснование теории революции
и помощи теории империализма. Если Маркс своим «Капиталом»
теорией исторического материализма положил основы общей тео-
и революции, то Ленин своей теорией империализма конкре-
зировал ее специально для нашей эпохи. Без правильной
енки империализма и всех сопутствующих ему явлений не может
ть при нынешних условиях правильной теории революции.
Все социально-политические категории современности Ленин
Усмотрел под углом зрения интересов революции. В трех-
сских революциях он практически разрешил выдвинутое Марксом
пожение о перманентной революции. При помощи орудия
авильно выдвигаемых лозунгов и правильной оценки ситуации
практически показал, что такое искусство революции, как надо
гетать стихийность масс с руководством партии.

ДОВОЕВИаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
to
Конечно, о такой развернутой теории революции не может
быть речи не только у Каутского, но и у Розы Люксембург и у ле.
вых радикалов. Если, в свою очередь, мы рассмотрим их взгляда
с точки зрения изложенных раньше трех проблем, то получщ
следующую картину:
1.	Левые радикалы, в отличие от .центристов и Каутского
не фетишизировали понятия демократии, хотя и обнаруживали
в этом вопросе, как во время дискуссии с Бернштейном, так и
позже, немало колебаний (особенно в вопросе об отношении к на*
силию, к бланкизму, к вооруженному восстанию и др.). Но их
незабываемой заслугой является выдвинутое Паннекуком требо¬
вание разрушения буржуазного государства вместо центристского
так называемого «захвата власти».
2.	Левые радикалы, в отличие от центристов и Каутского,
в общем поняли и приняли стихийность революции и связь, суще!
ствующую между стихийным и сознательным,'между неорганизо¬
ванным и организованным движением. Левые радикалы стали
восторженными поклонниками стихийного разума масс в революции.
В этом главная заслуга их деятельности, если принять во внимание
ту обстановку бюрократического страха перед массовым дви¬
жением, которая господствовала в партии. Но в этом подчеркивании
стихийного левые перегибали палку и недооценивали роль подго¬
товки, роль партии в революции.
3.	И в вопросе о связи между экономической и политической
стороной революции левые были значительно ближе к Марксу,
чем Каутский. Их огромной заслугой является правильная оценка
общей ситуации в Германии и общая правильная оценка империа¬
лизма, как последнего этапа капитализма. Этим дан был отпор
реакционным каутскианским построениям о сверхимпериализме.
Но вместе с тем левые не сумели дать правильного теоретического
объяснения империализма.
Но главное, левые, при всех их ошибках, прежде всего обуслов¬
ленных отсутствием практического революционного опыта, были дей¬
ствительными борцами за пролетарскую революцию, а следовательно
единственными преемниками революционного марксизма в Германии.
Таково отношение Каутского к Марксу, Ленину и левым
радикалам. Каково же его отношение к Бернштейну? Бернштейн
вообще не поднимает вопроса о революции. Революция ему не
нужна, ибо социализм ежечасно строится уже в недрах капитализма,
и рабочий класс мирно и спокойно завоевывает власть, принимая
участие в парламентаризме, в кооперативном, профсоюзном, муни¬
ципальном строительстве.
Бернштейн не признает классовой борьбы и революции,
Каутский их признает. Он вынужден к этому обостряющимися
условиями капиталистического режима.

итоги
93
Но между классовой борьбой и революцией так же, как и
между революцией и диктатурой пролетариата, у Каутского нет
необходимой увязки. Поэтому сама революция принимает у него
рее более абстрактный, лишенный признаков всякой жизненности,
книжный, вымученный, академизированный вид. К тому же про¬
тиворечие между ревизионистами и центристами в вопросе о реформе,
в тактических вопросах, в вопросах партийной практики все больше
стирается. Различие между реформой, отвоевываемой революцион¬
ными методами, и реформой, выторговываемой у господствующих
классов, между реформой, рассматриваемой как самоцель, и
реформой, расцениваемой с точки зрения общих программных
положений социал-демократии, с точки зрения социалистической
революции, постепенно тоже исчезает. Поэтому и всеобщая стачка,
т. е. та конкретная форма, которая в Германии служила переход¬
ным к революции лозунгом, выступает у Каутского в совершенно
кастрированном виде.
Каутский ведет осторожное, умелое, «ученое» разоблачение
массового движения. Каутский — мастер превращать всякое живое
понятие в формально-логическое, мастер формализации, схема¬
тизации процесса революции. Даже признав, что в ближайшее
время революция неизбежна, Каутский умудряется неизбежность
эту превратить в пустое слово. Революция—пусть! Но пусть она
совершается без баррикад, и без насилий, и без кровопролитий,
и без остановки фабрик, и без улицы, и без армии! Каутский пред¬
восхищал поведение германских социал-демократов в ноябрьской
революции 1918 г. до последней мелочи.
История его теоретических злоключений на эту тему посте¬
пенно превращается в историю чрезвычайно разнообразных и
тонких отказов от революции то в форме прямого бегства, то в форме
словесного лишь приятия ее. «Завоевание власти, — пишет о Каут¬
ском Ленин, — представлялось так, что оставалась тысяча лазеек,,
оппортунизму».
Подобным путем противоречие между реформой и революцией,
с таким шумом провозглашенное в начале дискуссии с Бернштейном,
как демаркационная линия между ревизионистами и ортодоксами,
смазывается Каутским одновременно с двух концов: и в понимании
самой реформы, отрываемой от революционных целей, и в пони-,
мании революции, принимающей все более призрачные очертания.
«Весь социализм, — пишет Каутский еще в 1912 г., — может быть
осуществлен только в форме проведения единичных требований...
И социальная революция есть не что иное, как ускорение процесса
осуществления единичных требований пролетариата» 179.
С другой стороны, отрыв реформы от революции принимает
у центристов форму разрыва между теорией и практикой. В этом
важнейшая методологическая особенность центризма, чрезвы-

96	ДОВОЕННАЯ ТЕОГИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
пацифизм, всевластие парламента, сверхимпериализм. Идеоло|
ческая гибкость центризма превращается в эклектизм и поли
теоретическую беспринципность.
Наконец, центристы — фаталисты. Фатализм центризма е<
выражение его нежелания перейти на путь активной революционн
борьбы, на путь новой тактики и стратегии, его привязанное
к мирной, бюрократической спокойной, верхушечной рабо
которую он ведет. Фатализм центристов есть выражение бюрок[
тического окостенения, утери способности исторического действ
и исторического предвидения.
Таковы четыре основных принципа центристской методологи
которые нам удалось подметить уже в довоенной теории революц
Каутского: 1) разрыв между теорией и практикой и теоретическ
хвостизм, 2) эклектическая двойственность высказываний и отсю
мнимая преемственность взглядов, 3) софистическая гибкое
взглядов и прикрывание субъективных шатаний объекгивн
переменой обстановки и 4) фаталистическое отношение к xoj
исторического развития.
Война и послевоенная эпоха дали Каутскому широкую ве
можность развить и «углубить» оппортунистические элементы е
теории. Именно развить, ибо выдумывать заново почти что ниче
не приходилось.
Его нынешняя пляска вокруг демократии: демократия к
надклассовая и надгосударственая категория, как метод изжив
ния классовых противоречий, как специфическое орудие пролет
риата,'как панацея от всех зол буржуазного государства; е
заТцита коалиционного правительства; утеря им марксистсю
ориентировки в вопросе о классовом характере буржуазно!
государства и безгосударственном характере социалистического о
щества; его отказ от теории крушения и защита бесперебойное
производственного процесса во что бы то ни стало; его подма
теории обнищания теорией «обогащения»; его идеалистическа
культурная революция вмесго революции масс; наконец, ei
контрреволюционные белогвардейские выпады против Советов
России,— все это в зародыше имеется уже у довоенного Каутской

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ
КАУТСКОГО
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
«,ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ» КАПИТАЛИЗМ
Всякая попытка ревизии Маркса, будь она последовательна,
приводит к апологии капитализма и к пересмотру теории классовой
борьбы. То же случилось и с Каутским. Но если Бернштейн атаковал
Маркса более или менее прямо, довольно решительно отвергая
основные положения марксовой критики политической экономии
и основные эаконы исторического материализма, — то Каутский
подошел к этому делу с большей осторожностью и тонкостью..
Центр тяжести своей аргументации он переложил на историю и на
теорию демократии.
Изображая капитализм Каутский неизменно сравнивает его
с феодализмом и столь же неизменно замалчивает его лротиворе-
чия. На эту особенность Каутского Ленин обратил внимание'еще
в 1917 году: «Каутский, точно какой-то учитель гимназии, за¬
сохший на повторении учебников истории, упорно поворачивается
задом к XX веку, лицом к XVIII, и в сотый раз невероятно
скучно, в целом ряде параграфов, жует и пережевывает старье
об отношении буржуазной демократии к абсолютизму и средне¬
вековью. Поистине, точно во сне мочалку жует»181.
Апология капитализма ведется Каутским при помощи аналогии ■
с докапиталистической эпохой, нарисованной возможно более
отталкивающими и черными красками. На фоне дикого и мрачного
насилия и произвола, чинимого докапиталистическим государством,
облик современного капитализма неимоверно выигрывает в яркости
и великолепии. Если прежние общественные уклады опирались
на рабство и крепостничество,—то капитализм рождается из
системы свободного труда. Если раньше производительные силы
росли лишь за счет непосредственной эксплоатации живой рабочей
Ц. Ал*тр	7

98
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
силы, за счет абсолютного прибавочного продукта,—то сейчас
важнейшим источником их роста является относительная прибавок
ная стоимость.
«Капитализм, — говорит Каутский, — представляет собой со¬
вершенно особый род способа производства. Он не ведет, как феода,
лизм или рабство, к отмиранию производительных сил, а приво-
дит, наоборот, ко все более и более мощному их расцвету»!»!
Капитализм утверждает свое господство не через насилие, а благой
даря своему богатству и важности своих экономических функции
в современном производственном процессе. «Современный кали-
тализм вырос не из завоеваний, а из дешевизны производства»!»«
Кровавые страницы первоначального капиталистического на¬
копления Каутским из послужного списка промышленного капи-
тализма старательно вырезываются и вместе с современными
войнами и революциями ставятся в счет предыдущим общественный
формациям. Если раньше развитие и расцвет всякого государства
скрывали уже в себе зародыши будущего разложения и смерти, —
то пришествие современного капитала открывает новую, страницу
в истории человечества. Впервые появляется строй, способный
к безграничному техническому и экономическому развитию. Впер-
вые человечество вступает в действительно прогрессивную обще,
ственную форму. Капитализм несет с собой прогресс, богатство,
мир. Естественно, что и конец его не может иметь ничего общего
с концом феодализма. Он не может погибнуть от наростания эконо¬
мических противоречий и не может прекратить своего существо¬
вания в огне кровавой революции и гражданской войны, на подо¬
бие своего предшественника. Для этого он слишком эластичен и
гибок, он слишком быстро и хорошо приспособляется ко всяким
условиям.
Отвергая теорию краха капитализма и экспроприацию экспро¬
приаторов, заменяя ее теорией «мирной» пролетарской революции,
Каутский полностью разоружается перед лицом классового врага.
Да и смотрит ли он еще вообще на капитализм как на врага?
Правда, капитал по прежнему определяется им как ценность,
производящая прибавочную ценность. Но истина эта ютится где-то
в пыльном углу без всякого употребления. Она давно уже в руках
Каутского перестала быть ключей к вскрытию всех противоречий
капитализма и, в первую очередь, к изображению истинного поло¬
жения рабочего класса на капиталистической каторге.
Сейчас капитализм представляется Каутскому не как средство
выколачивания прибавочной стоимости, не как машина постоян¬
ного производства и воспроизводства нищеты, войн, материального
и духовного разложения и разрушения, пыток и террора, не как
«общественное проклятие» (Маркс), а как фабрика растущих
экономических, культурных, демократических благ. Путь Каут*

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
99
ского к социализму ведет ныне не через обнищание рабочих, а через
подъем их благосостояния, не через кризисы и крушение капи¬
тализма, а через его укрепление. В год величайшего кризиса
немецкого капитализма он пишет: «...становится совершенно не¬
разумным поведение многих революционеров, которые полагают,
что для нас важнее всего мешать процессу возрождения произ¬
водства, начавшемуся после войны, и обострять кризис и что социа¬
лизм погибнет, если капитализм вновь укрепится»184.
Оправившийся на основе временной стабилизации и рацио¬
нализации немецкий капитал Каутский встречает в приподнятом
настроении, полный оптимизма и веры в будущее. Сейчас, пишет
он в двухтомнике, капитализм, выдержавший огненную пробу
войны, сильнее и прочнее, чем когда-либо. «Собственность, на
которой покоится капиталистическая эксплоатация является пока
экономической необходимостью не только для эксплоататоров,
но и для эксплоатируемых»188. И сами капиталисты кажутся теперь
Каутскому лучшими и более благородными. «В наших кругах
часто представляют капиталиста праздным бездельником. Это не
верно: он ведет жизнь, полную забот о хлебе насущном, но забот
о том, чтобы удержаться во все обостряющейся борьбе за прибыль
и за господство, со своими конкурентами, поставщиками, поку¬
пателями и рабочими»186. Каутский то и дело сбивается на точку
зрения буржуазных апологетов капитализма, подменивающих роль
капиталистов как носителей известного способа производства и
как агентов эксплоатации и угнетения их ролью как организа¬
торов и руководителей производства. «Не забывайте,—восклицает
растроганный тяжелым трудом капиталистов Каутский,—что еще
Сен-Симон причислял промышленных предпринимателей к трудя¬
щимся классам»187.
В чем же, спрашивается, сущность современного капитализма?
Она заключается не в собственности на средства производства,
не в производстве прибавочной стоимости, не в эксплоатации1
рабочих, а в демократии. Таково, если не буквальное, то точно со¬
ответствующее всему духу системы и всем выводам из нее, исходное
и важнейшее положение послевоенного каутскианства. Демокра¬
тия, как волшебная палочка, изменяет все общественные кате¬
гории капитализма и капитализм в целом. «В современном обществе (
демократия, в конце концов, делает капитализм невозможным».188
От демократии — как из центра по радиусам — расходятся
все остальные идеи Каутского. Демократия в корне изменяет формы
классовой борьбы; демократия строит «новый тип» капиталисти¬
ческого государства и пролетарской революции; демократия
делает ненужным экономический крах капитализма и экспроприа¬
цию экспроприаторов; демократия превращает войну в нелепую
случайность и приближает нас к вечному миру.

100
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Песни Каутского о демократии, конечно, не новы для читателя
знакомого с его старыми работами. Ново лишь ее обоснование'
Демократия получает сейчас гранитный пьедестал из по-новому
выстроенного Каутским здания капитализма. Она окончательно
из средства борьбы превращается в ее цель. Нова также та откро-
венность, с какой Каутский отстраняет Маркса от своего творения,
«Когда Маркс умер, Англия была еще далека от всеобщего избирав
тельного права. Мы не можем, следовательно, извлечь ничего
поучительного у Маркса относительно характера классовой борьбы
в условиях вполне сформировавшейся демократии»189. В добры#
час! Это честнее, чем фальсификация Марксовых работ и превраще.
ние Маркса в пошлого мелкобуржуазного демократа по собствен¬
ному образу и подобию.
*
* *
Наиболее полно реакционная сказка о современной демократии
разоблачается при сличении ее с империализмом и его природой.
Поэтому теория Каутского о демократическом капитализме пред,
полагает решительное и безусловное отрицание ленинского пони-
мания империализма. Больше того. «Демократический капитализм»
и придуман только для того, чтобы отвлечь внимание от империали¬
стической действительности, от ее противоречий и ее антидемокра¬
тических тенденций.
Что такое империализм по Каутскому? Это — насильственная
экспансия. Но, по схеме Каутского, современный капитализм-
смертельный враг насилия. Отсюда и следствие: империализм,
империалистические войны — наследие старого, варварского до¬
капиталистического прошлого с его вечными завоевательными
войнами. Он — нелепая случайность, которую можно при желании
(и хорошо поставленном распространении работ Каутского) устра¬
нить навсегда. Он никому или почти никому не выгоден190. «Метода
колониальной политики являются вплоть до сегодняшнего дня
методами первых государственных образований»191. Ибо стремление
к насильственному захвату территорий столь же старо, как и само
государство. Так, Бурскую войну Каутский сравнивает с испан¬
скими завоеваниями XVI века192. Промышленный капитал он считает
врагом кровавых и изнурительных войн, которые вел торговый
капитал в Индии198. И даже в отношении империалистического
характера последней мировой войны он находит массу смягчений
и оговорок.
Начавшуюся с конца XIX века агрессивность капитала нет,
по мнению Каутского, никаких оснований превращать в эконо¬
мическую необходимость. Стремление к овладению земледельче¬
скими районами, обычно приписываемое империализму, вызвано
постройкой железных дорог. Империализм, завоевание аграрных

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
101
стран есть лишь эпизод «в этом всеобщем процессе, эпизод, имев¬
ший для некоторых европейских стран большое, но роковое зна¬
чение»194. В настоящее время, когда рынки уже поделены, начинается
новая, противоположная империализму, эра. В самой Европе
стремление к расширению незначительно. Даже Китай является
сейчас рынком, из-за которого отдельные страны будут бороться
не больше, чем за какой-либо иной. Подобно Китаю, более само¬
стоятельными становятся Индия, передняя Азия и некоторые
части Африки, прежде всего Египет. В индустриализации колоний
Каутский видит ограничение империализма. Здесь — прообраз
будущих теорий деколонизации.
В соответствии с подобной трактовкой империализма и «на
зло» всей современной марксистской науке свою миниатюрную
главку на эту тему (об империализме) Каутский демонстративно
помещает в одном из первых разделов второго тома «Материалисти¬
ческого понимания истории», посвященном «первоначальным госу¬
дарственным образованиям» (Die ersten Staaten)196. Кое-что из эко¬
номических явлений, сопутствующих империализму, вроде власти
финансового капитала, Каутский, правда, вынужден признать.
Но оттуда он делает лишь тот вывод, что капиталу, проученному
мировой войной, «переход к ультраимпериализму и к междуна¬
родному картелированию финансовых капиталистов всех стран»199
более выгоден, чем завоевания.
Такова последняя формулировка взглядов Каутского на
империализм. В ней мало нового для читателя, знакомого с пред¬
военными и военными его взглядами на эту тему. Попрежнему
империализм он сводит к чисто-внешней экспансии, минуя прив¬
носимые им структурные изменения. Попрежнему важнейшие
черты империализма, как трестовские объединения, милитаризм,
экспорт капитала, колониальная политика рассматриваются либо
независимо от его сущности, либо как временные и случайные
его спутники. Попрежнему Каутский не видит связи между дви¬
жением национального и мирового хозяйства. Попрежнему тенден¬
ции национального капитализма к монополии Каутский превращает
в сверхимпериалистические фантазии. Попрежнему также он лживо
проповедует конец экспансивных тенденций западно-европейских
стран и объявляет Китай вне досягаемости для колониальных]
аппетитов империалистических хищников. Попрежнему, наконец,
он свято верит в наднациональные буржуазные союзы, вроде
Лиги наций, призванные объединить человечество и водворить на
земле вечный мир. Взгляды Каутского, подобно вселенной Пто-
ломея, неизменны и также далеки от действительности, как не¬
бесные хрустальные сферы. Но сейчас все это утверждается с еще
большим апломбом и вплетается составным звеном в общее
«демократическое» мировоззрение197. Мало того. Теория об

102
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
империализме как болезненном наросте, как анахронизме до.
капиталистической эпохи на здоровом капиталистическом теле
играет во всей системе Каутского огромную роль. Если какая-
либо капиталистическая страна или какое-либо национальное
или интернациональное капиталистическое учреждение обвиняются
в самодержавной власти кучки финансистов, в антидемократи-
ческих зверствах или в белом терроре, в угнетении националь-
I ых меньшинств или в подготовке воин, то на сцену тотчас же
выступает каутскианская теория империализма, согласно которой
псе это—досадные, случайные, эпизодические, не характерные для
ч стого демократического капитализма явления. Таким-то путем
теория его превращается в универсальный способ обеления,
( правдания, апологетики капиталистического строя.
Из всего круга идей об империализме, пожалуй, наиболее
пикантен декрет Каутского, «отменяющий» войны. Эта тема под¬
вергается им повторной и заботливой обработке. Поход Каутского
против войны, в пользу буржуазного пацифизма, начался, как
известно, с 1910 года, хотя отдельные пацифистские нотки слышны
были у него и раньше198. Каутский возмущается политиками, не
обращающими внимания на «реальные условия, которые уже до
войны сделали буржуазный пацифизм в некоторых государствах
силой, принуждавшей империализм к уступкам»199. Он призывает
к работе в пользу вечного мира и негодует против тех, кто «высмеи¬
вает этот вечный мир как неосуществимую утопию»200. «Вечный мир»
Каутского «обеспечен современной демократией и Лигой наций»201.
Если война, по мнению Каутского, должна была «проучить
капиталистов», то автора самоновейшей теории вечного мира она
ничему не научила. Он продолжает нести несусветную чепуху о том,
что военная сипа при капитализме все более вытесняется силой
экономической. Эпоха сверхимпериалистического подъема не ну¬
ждается в войне 202.
Война вообще не есть извечное состояние людей, а лишь продукт
известной фазы человеческой культуры. В настоящее же время мы бы¬
стро движемся ко всеобщему разоружению и к кантовскому идеалу
вечного мира. Современная демократия устраняет надобность
в реакционных восстаниях, путчах и гражданских войнах. Импе¬
риалистические войны, как и империалистическая политика, —
печальное недоразумение, «продукт незнания соотношения сил»209.
К тому же, военная победа сегодня так же гибельна, как и пора¬
жение. Ибо при демократии на завоеваниях нельзя построить
длительного господства. Победа насилия есть Пиррова победа,
0	чем свидетельствует послеверсальская Германия, которая под¬
тверждает также, что «сегодня, в эпоху развитой демократии,
государство, окруженное демократиями и не преследующее никаких
1	гдессивных тенденций, почти не нуждается для своей защиты

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
юг
k армии, если институт Лиги наций организован сколько-нибудь
рационально» т.
Единственное серьезное препятствие на пути капитализма
к миру Каутский усматривает лишь в советском «империализме»
й его завоевательной политике.
Однако, сверхпацифизм Каутского, вытекающий из его теории
демократии с такой же неизбежностью, как геометрическая теорема
из аксиомы, моментально пасует, как только этого требуют интересы
правления с.-д. партии. «Немецкий народ, — писал Каутский
в 1927 году, — не должен роптать на то, что Версальский мир
уменьшил расходы на армию и отнял у него колонии. Этим ему
существенно было облегчено (!) хозяйственное возрождение после
кровопускания, нанесенного войной»206. Но стоило только Пра¬
влению два года спустя повернуть руль, — и Каутский уже готов
защищать новое вооружение империалистической Германии. Со
свойственной ему педантичной обстоятельностью он пишет целую
брошюру комментарий к военным тезисам c.-д., служащим делу
обоснования ассигнований на постройку новых броненосцев.
Впрочем, не думайте, что при этом он забрасывает свою старую
пацифистскую шарманку. Он попрежнему декламирует о мирных
способах улаживания международных конфликтов, о третейском
суде, о Лиге наций206. Таков старый испытанный оппортунистический
прием: под бутафорский гром «борьбы» с империализмом и войнами
он санкционирует новые вооружения и подготовку новых империали¬
стических войн. Кто не понимает роли войны в эпоху империализма,
тому надо бы запретить писать книги по политическим вопросам
современности. Но как прикажете поступить с Каутским, видя¬
щим и понимающим опасности войны, но продолжающим прики¬
дываться казанским сиротой от пацифизма?
СУЩНОСТЬ ДЕМОКРАТИИ
Если война — явление исторически строго ограниченное, то
демократия Каутского витает над историей в виде естественного
свойства человека. Не смейтесь: «Человек по своей природе не
только социальное, но и демократическое существо, или, правиль¬
нее говоря, стремление к демократической деятельности является
одной из сторон его социальной природы, которую он унаследовал
от своих животных предков»207. И еще: «Потребность в свободе,-
в самоопределении лежит в природе человека также, как и потреб¬
ность в питании». 208 Этой старушке демократии, знакомой уже
нашим биологическим предкам, суждено также пережить капи¬
тализм и капиталистическое государство и сохранить свое суще¬
ствование и при социализме. Мало того. Вся история человечества
в глазах Каутского превращается в историю борьбы демократии
с насилием.

104
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЙ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
, В новое время эта борьба выливается в победоносное шествие
демократии. Новая схема демократического прогресса вытесняет
марксову теорию классовой борьбы. Под ее углом зрения Каут-
ский пересматривает все революции. Даже социализм превращается
чуть ли не в функцию демократии. И уже во всяком случае со¬
циализм ставится на одну доску с демократией. «В двух вещах
пролетариат настоятельно нуждается: в демократии и в социализ¬
ме... То и другое нужно пролетариату в равной мере»409. «Демокра-
тия и социализм отличаются не тем, что одна есть средство, а дру.
гой—цель. Оба суть средства для той же цели»410. И дальше;
«Свобода не менее важна, чем хлеб. И зажиточные, даже богатые
классы вели борьбу за свою свободу, нередко отдавая ей тяже-
1 лейшие жертвы имуществом и кровью». Здесь борьба за демократию
вырисовывается как присущий всем классам, общечеловеческий,
подчиняющий себе экономику, идеал.
Вся история, по Каутскому, замкнута в двух демократиях:
первобытной и современной. Между ними тянется длинная полоса
безвременья, когда господствующим принципом становится насилие.
Поэтому и древнюю демократию (древний Рим), опиравшуюся на
рабство и покорение областей, платящих дань, Каутский резко
Критикует.
. i Первобытная демократия, по мнению Каутского, замена-
тельна тем, что имущественные различия в ней не порождали клас¬
совых различий и противоречий. В пределах этой благословенной
демократии богатство играло лишь организующую, благодетельную
по отношению к беднякам, роль. «Богатый отказывается от всякой
возможности использовать свое богатство для эксплоатации более
бедных»411. Первобытную собственность Каутский наделил какими-то
особыми, неповторимыми больше в истории, качествами. «Cot
ственность, частная или общая, до появления государства имеет
задачей помочь трудящемуся, облегчить ему работу, обеспечить
ему плоды его работы»414. Таким образом, первобытная собствен¬
ность подчинялась законам демократии.
Первобытная община Каутского не может изменяться, вместе
с ростом производительных сил. Юридическая ее оболочка, в виде
всеобщего избирательного права, служит непреодолимым барьером
для перерастания экономической диференциации в социальную.
Грехопадение, сиречь образование классов и государства, клас¬
сового господства и эксплоатации возможно лишь путем инозем¬
ного завоевания, путем нового, извне принесенного, элемента:
насилия. В этом метафизическом и школярском предписывании
истории ее путей, в этом столь же категорическом, сколь и необосно-
, ванном табу, наложенном на теорию развития общества имманент¬
ным путем, путем роста экономических противоречий — радикаль¬
ный разрыв Каутского с марксизмом.

кАлитллизм И ДЕМОКРАТИЙ
105
Идеализация первобытной общины нужна Каутскому для
того, чтобы с самого начала показать полную независимость демо¬
кратии от всяких социально-экономических и классовых противо¬
речий, подобно тому, как раньше он показал ее независимость
от истории. Так, на арену истории выезжает современная демо¬
кратия, освященная признанием «равенства людей перед законом»
и окруженная тремя богинями свободы и справедливости: прессой,
партией и парламентом. В ее могучей руке виднеется избирательный
бюллетень — этот маяк спасения для страждущего человечества.
Социал-демократия верой и правдой служит буржуазии, бур¬
жуазной демократии. Она хочет стать монополистом демократии
в современном буржуазном государстве. Ее теоретик Каутский
должен во что бы то ни стало доказать, что демократия есть оружие
пролетариата, что она ничего общего с узко буржуазными инте-'
ресами не имеет, что она обслуживает все классы, что она —
носительница прогресса и культуры, что она смягчает классовую
борьбу. Мало того. Поскольку Каутский считает, что с чисто
экономической точки зрения положение капитализма неуязвимо,
демократия есть единственная ставка пролетариата в его борьбе!
за власть. Впрочем, и исторически демократия и ее учреждения
скорее всего органы пролетариата. За демократию пролетариат,
совместно с мелкой буржуазией, проливал кровь во всех буржуаз¬
ных революциях. Ведь именно пролетариат, а не какой-либо иной
класс, завоевал всеобщее голосование. Демократия, это — «баро¬
метр, измеряющий высоту развития сил и политического разума \
пролетариата»21®.
Демократия продолжает быть оружием пролетариата и тогда,
когда буржуазия выпускает знамя ее из своих рук, когда буржуаз¬
ный либерализм загнивает. «На современной ступени развития,—
писал Каутский в 1915' году, — буржуазия дает отставку своим
демократическим идеалам»214. Тогда пролетариат перенимает задачи
буржуазного либерализма. «Если современная демократия и
является плодом капиталистического способа производства и —
на первых порах — даже поддерживается промышленными капи¬
талистами, то она таит в себе смертельную угрозу этому самому
способу производства»215.
Но этот последний тезис Каутский вынужден забросить, так
как его нельзя согласовать с новой теорией о демократическом
капитализме. По этой теории, демократия, вчера еще объявлявшаяся
«смертельным врагом экономически господствующей силы — про¬
мышленного капитализма»218, сегодня превращается в существен¬
ную его функцию. Демократия — неизбежный результат самого
механизма капиталистического способа производства. В ней заин¬
тересован не только пролетариат, но все промышленные классы,
вместе с крестьянством211. Без демократии капитализм не может

16б	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ каутОкОГо
. существовать. Таким образом, демократия из специфическое
оружия пролетариата благополучно превращается в «совокупный
интерес всего буржуазного общества».
Отсюда вытекают и другие утешительные для пролетариата
следствия. Всякие антидемократические, насильственные, фаши.
стские устремления буржуазии, как противоречащие ее коренным
демократическим интересам, не могут надолго овладеть ею. Буржуа-
зия, как правило, не угрожает ни контрреволюцией, ни фашистским
переворотом. И даже демократию она использует благородно, не
в узко классовом смысле.
Больше всего Каутского и социал-демократию волнуют и раздра¬
жают «смешные» разговоры о формальной демократии, о классовом ее
характере, о загнивании и упадке современного парламентаризма,
о необходимости прибегнуть к насилию в борьбе с буржуазией!
.«Методы парламентского подкупа, процветавшие в XVIII веке,—
категорически заявляет Каутский, — становятся в XIX веке
все более трудными и сегодня в их первичной форме совершенно
невозможными»218. Каутского не проймешь при этом никакими
фактами.
Ни совершившиеся, ни готовящиеся, ни возможные контр¬
революционные перевороты не нарушают его пацифистского покоя.
Вас смущает контрреволюционность буржуазных армий? В демо¬
кратических странах, вещает Каутский, как в Америке, где армия
в мирное время сокращена до минимума, или в Западной Европе,
где существует всеобщая воинская повинность, невозможно, чтобы
меньшинство могло при помощи армии подавить большинство,
как это имело место в докапиталистическом государстве. Вы опасае¬
тесь за саботаж капиталистов при рабочем правительстве? Он,
правда, возможен, но всегда устраним при условии умелого хозяй¬
ничанья и воздержанной политики рабочих. Вы скромно загова¬
риваете о парламентском гниении в каких-нибудь Соединенных
Штатах или о фашистском перевороте в Италии? И на это имеется
готовый ответ. За страны, в которых пролетариат демократии еще
не завоевал, или где он нашел ее уже в готовой форме, как в Сое¬
диненных Штатах, наша теория не отвечает. Что же касается
фашизма, то это — явление, рожденное в исключительных исто¬
рических и социально-политических условиях Италии. Фашизм—
близорукая, невыгодная самим капиталистам политика.
Наконец, если вы, минуя все эти случаи, все же найдете еще
достаточное количество фактов, изобличающих хваленую демо¬
кратию, — то и здесь Каутский не растеряется. Кризис демократии
или парламентаризма, правда, возможен в отдельных странах.
Но он есть не что иное, как результат неблагоприятного «соотно¬
шения сил в обществе», как следствие неорганизованности, сла¬
бости, несознательности, недостаточной многочисленности социа-

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЙ
io7
|И*гических партий, не имеющих еще за собой большинства рабочих,
бывают, правда, и в демократическом государстве реакционные
досстания и путчи, но они «тем безнадежнее и реже, чем значи¬
тельнее становится большинство демократических элементов среди
населения и чем меньше эксплоататоры превосходят эксплоаги-
„уемых в обороноспособности и самосознании»210. Последний спо-
[об защитить буржуазную демократию от сыплющихся на нее
обвинений, это— различение, которое проводит Каутский между
идеей демократии и наличной демократией, лишь постепенно при¬
нижающейся к осуществлению чистой идеи !20. При помощи по¬
добной регулятивной кантианской идеи Каутский надеется отвлечь
внимание от печальной действительности, как раньше он это про¬
делывал с современным капитализмом, который абстрагировал от
его конкретной, империалистической оболочки.
Итак, теория демократии Каутского приспособлена ко всем
случаям жизни и становится универсальной отмычкой ко всем
проблемам. «Как в христианском обществе средневековья все пути
вели в Рим, так сегодня все пути пролетариата ведут к демократии
и к социализму»2'-1. Демократия «убедительно» доказывает невоз¬
можность как буржуазной, так и советской диктатуры. Ибо «на¬
долго прогресс демократии в современном государстве задержать
нельзя»222. Ибо каждый год, удаляющий нас от мировой войны и
извращающий производственный процесс в нормальное русло,
уменьшает шансы насильственных тенденций в среде капиталистов.
Демократия призвана также стоять на страже интересов мень¬
шинства и его защищать.228
В то же время демократия Каутского так хитро устроена,
что она отнюдь не воспрещает террора против левых, борьбы и
расправы с коммунизмом любыми средствами. Демократический
Каутский, ни на минуту нТе задумываясь, разрешает военный поход
против республики Советов и полицейскую ликвидацию любой
стачки и любого выступления, которые ему и его коллегам из
полицей-президиумов угодно будет рассматривать как угрозу
законам все той же святой демократии. ;
Демократия, столь победоносно отражающая все покушения
на нее и столь ревностно служащая интересам всех классов, не
может, конечно, не влиять и на смягчение классовой борьбы. Правда,
по старой привычке, Каутский не прекращает разговоров о расту¬
щих классовых противоречиях, которые в одном месте (II, 577)
пн объясняет ростом демократии и улучшением положения рабо¬
чих. Без этого тезиса, о росте классовых противоречий Каут¬
скому не обойтись. Ибо иначе, поскольку теория крушения
отвергается, не объяснишь, что толкает рабочих к власти. Но
тезис этот вкраплен в общую систему чисто искусственным
путем, без каких-либо серьезных доказательств. Поэтому, легко

108
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЙ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСкОГО
найти и противоположное, более близкое сердцу Каутского
• утверждение, что «мы стремимся к демократии не потому, что она
нам кажется идиллией, а потому, что она представляет лучшую
почву для постепенного изживания классовых противоречий между
капиталом и пролетариатом»224.
В 1925 году Каутский пишет: «Чем дольше существует де%
кратия в какой-либо стране, чем неограниченнее она, тем больид
теряют свой первоначальный дикий характер пролетарские клас.
совые бои» и капиталисты «приучаются применять более мягкие
методы в классовой борьбе»226. Классовая борьба «из кулачной
превращается в борьбу мыслей, где может победить только тот
класс, который интеллектуально и морально перерос своего про.
тивника» 226.
Классовые конфликты разрешаются пропагандой и голосова¬
нием. Массовые стачки начинают играть меньшую роль. Соглашения
становятся легче, провокации капиталистов реже, нравы мягче.
Все решается организованно, сознательно, без кровавых и насшц.
ственных столкновений, без бессмысленной ярости, без «внезапных
взрывов отчаяния темных и неорганизованных масс»227. Демократия
определяет соотношение сил и избавляет нас от необходимости
измерять их в борьбе. Так, теоретически подготовляет Каутский
почву к полному запрещению стачек, к промышленному миру и
классовому сотрудничеству.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ И СУДЬБЫ СОВРЕМЕННОЙ ДЕМОКРАТИИ
Нет возможности и нет нужды останавливаться на всей той
выставке демократических чудес, на всей той демократической
мифологии, которыми удивлял свет Каутский в течение последних
■ десяти лет своей жизни.* Смешно было бы сегодня кому-либо дока¬
зывать, что буржуазная демократия систематически вырождается
во всем мире, что от великих идей «Социального договора» Руссо,
Южно-американской декларации о независимости (1776) и «Деклара¬
ции прав человека и гражданина» Великой французской революции
остались одни лишь воспоминания. Для этого не нужно даже
быть коммунистом, а достаточно взять в руки хотя бы труды бур¬
жуазных демократов, вроде Дэлези или Острогорского.
Но одно положение, особенно нагло выдвигаемое всей совре¬
менной социал-демократией, требует здесь разбора. Мы имеем в вида
«открытие» Каутского, будто понятие буржуазной демократии,
которым оперируют коммунисты, противоречит истории. По Каут¬
скому, современная демократия с самого начала была знамени
пролетариата, целью его борьбы, единственным средством его
возвышения. К этой демократии присоединилась затем и буржу
азия. Отсюда вывод: «Нет и никогда не было какой-то особой «бур
жуазной» демократии». Так хочет Каутский, но не такова история

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
109
1
Демократия появилась в новое время не как идеал пролета¬
риат3 > а как идеал буржуазии. Требование всеобщего юридиче¬
ского равенства, если взять Францию для примера, было важней¬
шим средством буржуазии в ее борьбе с привилегиями старых
сословий. Но в эпоху зарождения буржуазного общества демокра¬
тические требования буржуазии были подхвачены всем третьим
сословием. Это и понятно: демократия являлась сильнейшим
оружием борьбы с абсолютизмом. Без участия в управлении стра¬
ной и в законодательстве, без свободы совести, слова и печати, без
радикальной демократизации суда, государственного аппарата и
налоговой системы не могли подняться и развиваться не только
промышленность и торговля, но и ремесло и крестьянское
хозяйство.
Однако, финансисты, торговцы, фабриканты видели в требова¬
нии народовластия единственный способ приостановить загнивание
производительных сил; спасти от банкротства государство, под¬
тачиваемое расточительностью двора и варварской системой налогов;
освободить торговлю и промышленность от финансовых монополий
и от государственной опеки; раскрепостить, страну от феодальных
рогаток и от феодальных грабежей; дать ей базу в виде платеже¬
способного населения. Для ремесленников же, рабочих и крестьян
борьба с абсолютизмом означала не что иное, кате борьбу за самое
существование, как единственный выход из беспросветной экономи¬
ческой кабалы со стороны сеньеров, духовенства и государства.
Мы оставляем здесь в стороне зародившуюся уже в ту пору
интеллигенцию, ставшую рупором третьего сословия и заинтере¬
сованную в демократии вдвойне: и как представители третьего
сословия, и в качестве будущего аппарата демократии, в качестве
будущих парламентариев, литераторов и адвокатов нового строя,
который и обеспечит их материально и возведёт на высшие ступени
славы.
Итак, в демократии были заинтересованы все слои третьего
сословия, но по-разному. Если имущим классам демократия пред¬
ставлялась, как формальная демократия, т. е. как чисто юриди¬
ческое равенство, расчищающее путь капитализму, то неимущие
классы, напротив, видели в ней непосредственное экономическое
содержание, экономическое равенство, — не формальную, а соци¬
альную демократию.
В соответствии с этим, идеология третьего сословия начала
даференцироваться еще задолго до Великой французской рево¬
люции. Уже к средине XVIII века легко отличить рядом с дворянско-
буржуазными просветителями, близкими еще ко двору и знати,
вроде Вольтера и Монтескье, разношерстную армию энцикло¬

НО	110СЛЕВ0ЕШШ1 ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
педистов, представлявших интересы крупной буржуазии в целоц
и одиночек, вроде Руссо, предвосхищавших революционные иде,,
мелкой буржуазии. Энциклопедисты были решительными против,
никами насильственной революции и полного народоправстц-
(«черни нельзя давать большой свободы»); их мало интересовац|,
экономические противоречия. Руссо же в имущественном неравен
стве видел источник борьбы партий и группировок («Рассуждещц
о происхождении и основах неравенства между людьми»), а Мара,
еще до революции восклицал: «Гражданин, которому общество
не приходит на помощь в его нищете и отчаянии, возвращаете»
в естественное состояние и получает право вернуть себе с оружие»
в руках те преимущества, от которых он мог отказаться лишь при
условии получения больших выгод»228.
Великая французская революция наглядно показала, каь
единая демократия раскалывается под ударами экономически*
интересов и разделяет единое раньше революционное сословие
на два враждебных лагеря. Все движение Великой революции
было раскрытием социального содержания понятия демократии,
переходом от требования законности (1789) к требованию равенства
(1793), от Монтескье к Руссо, от жирондистов к монтаньярам.
«Связь между большинством восстаний того времени и голодной
нуждой; значение, которое имело снабжение провиантом столицы
и распределение запасов уже начиная с 1789 г., декретирование
максимума цен, законы против скупщиков жизненных припасов;
боевой клич революционных армий: guerre aux palais, paix atix
chaumieres; свидетельство карманьолы, из которой республиканец,
наряду с du fer и du сайг должен иметь также du pain, и сотни
других несомненных признаков доказывают, помимо строгого изу¬
чения фактов, что тогдашняя демократия была чем-то совершенно
иным, чем простая политическая организация. Известно также и
то, что конституция 1793 г. и террор исходили от той партии,
которая опиралась на возмущенный пролетариат, что гибель
Робеспьера означала победу буржуазии над пролетариатом, что
заговор Бабефа сделал во имя равенства заключительные выводы
из идей демократии 93 года, поскольку выводы эти возможны
были тогда. Французская революция была социальным движе¬
нием от начала до конца, и после нее чисто политическая демо¬
кратия невозможна.
Демократия — это в настоящее время коммунизм. Другого
рода демократия может существовать еще только в головах
теоретических ясновидцев, которым нет дела до действительных
событий, для которых принципы не меняются благодаря людям
и обстоятельствам, а сами себя развивают» 220. Так Энгельс еще
в 1846 г. отвечает нынешнему певцу надклассовой, политической
демократии, Великая французская революция обнаружила, что

капитализм и лемокрлтня
111
действенным борцом за буржуазную демократию была не крупная
буржуазия, а пролетариат и мелкая буржуазия. Последний,
давно отмеченный еще Марксом и Энгельсом факт служит сегод-'
gfliUHHM социал-демократам главным аргументом в пользу проле¬
тарского происхождения демократии. Они безбожно путают
буржуазное происхождение демократии с социальными силами
(Пролетариат и мелкая буржуазия), способствовавшими ее победе.
Демократия, о которой мечтал и за которую боролся рабочий,
никогда не была чистой политической демократией. «Английский
чартист,—писал в 1845 г. Энгельс,— больше, чем простой республи¬
канец. Егоч демократизм не ограничивается одной политической
областью»2!^. Буржуазные демократические законы никогда не
были подлинными законами для пролетариата. «Английский
буржуа в законе, как и в своем боге, находит самого себя. Поэтому
0н считает этот закон священным, поэтому для него палка поли¬
цейского агента, которая, в сущности, есть его собственная палка,
является чудесной силой, чтобы заставить молчать. Но это не¬
верно в отношении рабочих. Рабочий знает слишком хорошо
и испытывал слишком часто на своем собственном опыте, что
законы для него тот же кнут, сплетенный для него буржуазией.
Он хочет на место закона буржуазного поставить закон проле¬
тарский»231. Так было в Англии в 1845 году и так обстоит дело
и по сей день во всех странах, где господствует- буржуазия. Наси- '
лие — истинная подоплека буржуазной законности. Узаконенное
насилие над эсплоатируемыми классами — истинная сущность
всякой буржуазной конституции. «Демократия это в настоящее -
время коммунизм».
2
В эпоху своего подъема, отчасти же и в эпоху упадка, буржуазия
стоит за демократию, но лишь за такую, которая спасает или усили¬
вает ее господство. При помощи демократии стоящая у власти
буржуазия закрепляет свою победу и вносит известное единство
в свои ряды. Она стремится упрочить гражданский мир, отводя
все социальное недовольство не участвующих во власти классов
в русло легализуемой демократическими учреждениями оппозиции.
Буржуазия использует, таким образом, демократию как средство
усиления национального единства и ослабления классовых проти¬
воречий. Буржуазия кровно заинтересована в том, чтобы парламент-
кое правительство казалось прямым отражением интересов и
ваяний всего народа, чтобы буржуазная демократия представлялась,
как общенациональная «межклассовая», как знамя «народной»
вободы. В ее интересах, чтобы кукольная комедия парламентских
боев представлялась в героическом свете, как борьба за обще-
кловеческие культурные ценности. В униссон с буржуазией верный

112	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
ее сын Р. Гильфердинг ныне заявляет: «В первую голову мы доллар
остерегаться выставлять демократию, как нечто буржуазное j
таким образом ставить под вопрос высокую ценность демократ!,
для пролетариата» (Речь в Киле).
Но значит ли это, что пролетариат не получает никаких выгод
от буржуазной демократии? Буржуазный парламент, как бы щ
хлопотали вокруг него буржуазные и соглашательские политики
неминуемо из учреждения мирного сотрудничества классов и согла-
сования различных классовых интересов превращается в арену
агитации и организации рабочих масс против буржуазии. Так щ
обстоит дело и с каждой из демократических свобод, даруемых
пролетариату или вернее завоевываемых им. «Демократия, — говори,
Ленин, — имеет громадное значение в борьбе рабочего класса
против капиталистов за свое освобождение».282 Ленин отнюдь не
является таким нигилистом в отношении демократии, как
хочет представить Каутский. Но Ленин, вместе с тем, под.
черкивает, что буржуазная демократия есть «демократия ди
ничтожного меньшинства, демократия для богатых»288 и «ловушка
и обман для эксплоатируемых».28* Будь она хоть один раз в мире
последовательно проведена до конца, буржуазная демокраги?
превратилась бы тем самым в демократию пролетарскую288.
Буржуазия остается поклонницей и жрицей демократии лищ,
в той мере, поскольку пролетариат и его представители мирно
сотрудничают в буржуазных учреждениях. Но как только проле¬
тариат начинает использовывать демократические свободы в своих
собственных целях, в целях борьбы за власть, дело коренньщ
образом меняется.
Отступничество буржуазии, линяние ее демократической идео¬
логии начинается довольно рано. Перелом рабочего движения
в.сторону марксизма в 70—80-х годах прошлого столетия и рос
национальных социалистических партий означал на континенте
начало кризиса либерализма и буржуазной демократии. (Дата,
с которой Каутский ведет летоисчисление современной демократия).
Катедер-социализм в Германии был последней вспышкой немец¬
кого либерализма. Вместе с его провалом, демократические тенден¬
ции либерализма перекочевали к социал-демократии, а реформи¬
стски демократическая идеология в ее чистом виде возродилась
в форме ревизионизма. Отныне немецкая социал-демократия приз
вана была бороться за демократизацию государства, за уничто¬
жение сохранившего еще свои позиции абсолютизма, за завершение
начатой «сверху» буржуазной революции.
Процесс загнивания буржуазного либерализма и буржуазное
демократии лишь в эпоху империализма принимает резкие в
стремительные формы. Империализм приносит с собой крах буржуаз
ной демократии. Крах этот строго обусловлен экономическими И2-

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
ИЗ
мнениями в структуре капитализма. Эпоху свободной конкуренции
сменяет эпоха монополистического капитала. Дальнейшее сохра¬
нение экономического равновесия, обеспечение рынками, регули-
оование цен на внутреннем рынке старыми фритредеровскими
методами становится невозможным. Новая экономика включает
насилие составной частью в свою систему.
Империализм коренным образом меняет также роль мелкой
буржуазии, поставлявшей главных бойцов и идеологов буржуазной
демократии. Эпоха парламентских турниров и схваток, эпоха
великих парламентских ораторов уходит в безвозвратное прошлое.
Этот коренной перелом в истории буржуазной демократии легко
проследить в последнее довоенное десятилетие в Германии. Здесь
шаг за шагом, параллельно с ростом картелей и финансового ка¬
питала, росла политическая реакция, свертывалась фактическая
роль рейхстага,286 усиливалась подготовка к войне и все связанные
с этим тяготы для пролетариата.
Этот процесс, не протекавший, правда, вполне прямолинейно
(рост реакции в эпоху раннего империализма сопровождался
известными социальными уступками по принципу: и кнутом, и
пряником), был своевременно подмечен и описан Розой Люксем¬
бург, а также отчасти самим Каутским, особенно в его работе
«Путь к власти». «Социально-реформистская бесплодность рейхстага
немецкого, как впрочем большинства сегодняшних капиталисти¬
ческих парламентов, писала Роза Люксембург, не случайность,
а вполне естественный продукт растущего обострения противоречий
между капиталом и трудом. В эпоху усиливающегося картелиро¬
вания индустрии, провокаторских союзов работодателей, массовых
локаутов и тюремного режима, новая социально-реформистская
весна не может больше расцвести. И с каждым годом всякая «поло¬
жительная работа» в парламенте будет тем безнадежнее, чем силь¬
нее железная поступь империализма топчет всякую самостоятель¬
ность и низводит ее до презренной роли машины, голосующей
кредиты на милитаризм»281.
Принудительно казарменный режим эпохи войны, годы удуше¬
ния рабочей прессы, годы гробового молчания и осадного положения
были по существу (вопреки Каутскому, рассматривавшему этот
период как исключительное положение, вызванное войной) высшей
реализацией, логическим завершением нормальных методов импе¬
риализма.
Но может быть Ноябрьская революция изменила радикально
положение? Разве она не смела последние остатки помещичье-
бюрократически-милитаристского аппарата? Разве она не объявила
республику, не продвинула рабочий класс к власти, не дала про¬
летариату невиданную доселе по своему демократизму конституцию
и ряд серьезных социально-экономических завоеваний? Разве
И. Альтер

114
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
республиканское государство не начало регулировать отношения
между трудом и капиталом и перенимать у капиталистов ряд
хозяйственных и социальных функций?
Допустим, что так. Но все это — результат революционного
прорыва империалистического фронта, результат краха немецкого
империализма. Демократические завоевания Ноябрьской рево¬
люции — не что иное, как плата буржуазии за свое спасение.
Буржуазия вынуждена была «ставить пожарные ведра в форме ра¬
бочего законодательства»288. Послевоенное возрождение демократии
в Германии, как отчасти и в других странах, есть мера уступок
попавшей в смертельную опасность буржуазии, — дань, насильно
вырванная в огне первых революций. Это есть, вместе с тем, форма
социальной мимикрии. Поэтому рост послевоенной демократии
означал не сращение капитализма с демократией, а наоборот, сра¬
щение социал-демократии с капитализмом.
«Мы живем в эпоху все растущей демократии. Без демократии
капитализм не может существовать», начинает «жевать во сне
мочалу» маэстро Каутский. «Итак, в данный момент на первом
плане стоит не борьба республики и монархии, не эта формулировка;
эта борьба видоизменилась в борьбу между фашизмом и демокра¬
тией»288 — вторит ему невпопад великий политик Гильфердинг.
Откуда такой диссонанс среди социал-демократических запевал?
Теорией демократии Каутского и Гильфердинга никак не объяс¬
нишь надвигающейся опасности фашистского переворота в Гер¬
мании,— конечно, если не считать объяснением известный жуль
нический прием, сваливающий все на «необдуманные» выступления
руководимых коммунистами масс. Фашистский сюрприз для Каут¬
ского — Гильфердинга — явление, давно предсказанное коммуни¬
стами, всегда рассматривавшими красивые параграфы Веймарской
конституции сквозь призму общей всей эпохе генеральной тенденции
к неприкрытой буржуазной диктатуре. Абсолютная закономерность
пути к фашизму сейчас более чем когда-либо начинает обнаружи¬
ваться во многих странах. Но тенденция эта, как всякий обще¬
ственный закон, осложняется на практике рядом других контр¬
тенденций и конъюнктурными политическими колебаниями.
Обострение противоречий между продукцией и сбытом, рост
эксплоатации, хроническая безработица, связанная с капиталисти¬
ческой рационализацией, хвост послевоенных долгов, переход
к активной империалистической политике или, по меньшей мере,
подготовка к подобному переходу, растущие на этом фоне сопро¬
тивляемость и революционизирование рабочих масс, — все это
толкает немецкую и не только немецкую буржуазию в сторону
фашистской диктатуры. Фашистская диктатура, думают буржуа,—
наиболее экономный, рациональный и эффективный с точки зрения
эксплоатации рабочих (отмена страхования рабочих и всех старых

КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
115
обязательств) и с точки зрения политической (без лишней болтовни
к без лишних церемоний по отношению к коммунистическим вос¬
станиям) строй.
Но пока есть еще нужда и в демократии, как в демагогическом
средстве воздействия на мелкую буржуазию и на рабочие массы
(через c.-д.). Демократия используется буржуазией также и для
регулирования обостренных подчас отношений между отдельными
прослойками собственного "Класса. Происходящий ныне процесс
стремительной концентрации промышленности болезненно отра¬
жается не только на низших классах, но и на отдельных слоях
буржуазии, особенно на представителях немонополизированной
обрабатывающей индустрии. Теснимые трестовскими акулами и
банковскими консорциумами, они настроены значительно более
пацифистски и демократически, чем представители тяжелой инду¬
стрии, финансового капитала и аграрии.
Колебания буржуазии между диктатурой и демократией, ее
боязливое и осторожное нащупывание путей к диктатуре, отражает
и современная социал-демократия. Будущее в глазах крупной
буржуазии и ее верного союзника — социал-демократии вырфо-
вывается как некий диктаторско-демократический режим, в котором
диктатура будет осуществляться против революционного крыла
рабочего класса, против всех тех, кто не хочет бороться и умирать
за капиталистическую прибыль, — а демократия сохранится для
тех, кто вместе с буржуазией готов строить и совершенствовать
тысячелетнее ее господство на земле.
Такова диалектика истории. Поднявшаяся на дрожжах демо¬
кратии, перенявшая функции старого либерализма, возродив¬
шаяся в революционных фразах Ноябрьской демократической рес¬
публики, — немецкая с.-д. сегодня склоняет голову перед фашизмом
и ведет политику жесточайшего террора против коммунистов.
Коммунисты же, делая исходным пунктом критику и разоблачение
буржуазной демократии, указывают рабочим единственный реальный
путь не только к спасению демократических завоеваний Ноября,
но и к переходу в высший класс демократии, демократии пролетар¬
ской (необходимой, в свою очередь, лишь до тех пор, пока суще¬
ствуют антагонистические классы и государство). Этот путь —
борьба за диктатуру пролетариата *40.
8*

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
ЕЩЕ РАЗ КАУТСКИЙ, МАРКС И ЭНГЕЛЬС О ДЕМОКРАТИИ
И ДИКТАТУРЕ
. Отказ от диктатуры пролетариата был, как известно, исходным
** пунктом ревизии марксова учения о государстве.
Идеи Каутского о' том, что не надо разрушать буржуазного
государства и его аппарата, что Парижская Коммуна была торже¬
ством демократии, что большевистское понимание диктатуры
пролетариата противоречит марксизму и пр. и т. п., — основательно
разбиты Лениным в обеих его работах на соответствующую тему
(«Государство и революция», «Ренегат Каутский»), Особенно же¬
стоко Каутский был бит на почве толкования Маркса — Энгельса.
/Десятками цитат из самых различных работ основоположников
/научного социализма Ленин неопровержимо доказал, что идея
1 о неизбежности пролетарской диктатуры — важнейший вывод,
к которому они пришли на основе изучения революционного
движения последнего столетия.
Всего этого нет надобности повторять. Мы ограничимся по¬
этому лишь несколькими дополнительными замечаниями и цитатами.
Каутский пытался доказать, что термином «диктатура» Маркс
и Энгельс воспользовались лишь случайно, что в это понятие .они
вкладывали демократическое содержание («единовластие проле¬
тариата, осуществляемое через большинство в демократической
государстве») и что насильственные методы они допускали лишь
по отношению к государствам с бюрократически-милитаристической
формой правления.
. Отсюда прямым путем следовал милый сердцу Каутского
вывод, что «демократическая республика есть государственная
форма для господства пролетариата. Демократическая республика
есть государственная форма для осуществления социализма»2*1.
Если в какой-либо стране пролетариат добился демократи¬
ческой республики, то больше нет надобности в новой революции.
Так сейчас обстоит дело с Германией, которая, завоевав республику

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
117
/радуйтесь, мещане фатерлянда Гинденбурга!), избавляется раз
навсегда от угрозы социальных переворотов.
«Ныне в Европе осталось еще только два крупных государства,
в которых необходима в марксовом смысле слова «действительно
народная революция» для разрушения «страшного бюрократически-
военного паразитического нароста». Это Италия и Россия, «эта
царская сатрапия без царя» 242 .«Республиканская» теория сохра¬
нения буржуазного государства Каутского равносильна либо
отказу от революции, либо провозглашению контр-революции
в странах, где победила диктатура пролетариата.
В «Борьбе классов во Франции» Маркс писал, что буржуазная
республика, воздвигнутая на трупах рабочих, «выступила в ее
чистом виде, в виде государстваj Дризнанной целью которого
является увековечение господства «капитала, рабства труда» 243.
А с.-д. партия, во главе с Каутским, возвела требование республики
на высоту основного принципа социалистического движения.
В соответствии с этим пункт о республике перекочевал из программы
минимум в программу максимум (Гейде^ьбеЦРская программа с.-д.).
«Чистая демократия, — писал Э^гелк Бебелю,—в момент* рево¬
люции приобретает на короткий срок временное значение... в роли
последнего якоря спасения буржуазного и даже феодального
хозяйства. Во всяком случае, во время кризиса и на другой день
после него нашим единственным противником явится вся реакцион¬
ная масса, объединяющаяся вокруг чистой демократии. И этого,
как я полагаю, ни в коем случае из вида упускать нельзя»244.
Чистая демократия, или, как бы мы сегодня сказали, буржуаз¬
ная демократия, которую Энгельс рассматривал как последний
оплот реакции, у Каутского превращается в «государственную
форму осуществления социализма». Все это делается, конечно,
от имени того же Энгельса. Ибо Каутский не был бы подлинным
представителем венской «академии» фальсификаторов марксизма,
если бы он не имел про запас на всякий случай жизни соответ¬
ствующей защитной цитаты. И тут он торжествующе приводит
следующие слова Энгельса из «Критики проекта Эрфуртской
программы»: «Если что-либо не подлежит сомнению, так это
именно то, что наша партия и рабочий класс могут достичь
господства в государстве только при демократической респуб¬
лике. Можно даже сказать, что демократическая республика есть
специфическая форма диктатуры пролетариата» 246. Что же этим
хотел сказать Энгельс? Лишь то, что демократическая республика
есть лучшая форма борьбы за диктатуру пролетариата. Именно
эту мысль он (равно как и Маркс) многократно развивает в своих
работах.
Лишь при республике, писал Энгельс в «Происхождении
семьи», может «разрешиться борьба между пролетариатом и бур-

118
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
жуазией». И еще: дальнейшее существование республики ро Фран¬
ции «обозначает сильное обострение прямой, неприкрытой классовой
борьбы пролетариата с буржуазией вплоть до кризиса» 246.
Буржуазная демократия очищает плацдарм для открытой
классовой борьбы, для борьбы за власть. Эту идею хотел Энгельс
внушить (критикуя проект Эрфуртской программы) оппортунисти-
чески и полумонархически настроенным немецким социал-демокра-
там, забывшим или побоявшимся потребовать в программе рес¬
публики для Германии. Им то и надо было напомнить значение
республики для будущей борьбы за диктатуру.
^ Но может быть современные коммунисты отрицают значение
"демократии, как подготовительной ступени к диктатуре? Может
быть прав Каутский, что они*занимаются голым противопоставле¬
нием демократии диктатуре? Может быть, действительно, они не
предпочитают республику монархии? Ничуть. Все эти идеи Каут-
ч ский и его сподвижникксами подбрасывают большевикам, стремясь
представить нашу борво£'с*цеМ£критическими и республиканскими
иллюзиями и нашу критику буржуазной демократии как борьбу
против демократии вообще. В частности, Каутский тщится дока¬
зать, что Ленин считает различие между отдельными образами
правления иллюзорным и несуществующим. Известный прием
подтасовки, чтобы облегчить себе победу над противником! Прием,
который Каутскому пришлось испытать когда-то на самом себе
в его полемике с Жоресом и с жоресистами по поводу француз¬
ской республики. Тогда Каутский понимал еще, что «в каждой
республике классовые противоречия гораздо больше обостряются,
чем в монархии», видел как республиканская оболочка служит
прикрытием монархических учреждений и как «эти монархиче¬
ские учреждения все ревностнее защищаются правящими респуб¬
ликанцами всех оттенков, включая и министерских специали¬
стов.»247 А что говорил Ленин?
Ленин утверждал, что республика и весь связанный с нею
демократический декорум отнюдь не смягчают господства буржуа¬
зии, ее диктатуры. «Против социалистического пролетариата, —
писал Ленин еще до войны, — все теснее сплачивается вся бур¬
жуазия, от радикальной до реакционной... Такое сплочение —
верный признак крайнего обострения классовых противоречий»24*.
В эпоху империализма, особенно в критические моменты револю¬
ционного пс дыма, различие между монархической и конституционно-
республиканской формами правления стушевывается перед основным
фактом самой диктатуры. Эту неопровержимую истину Каутский
хочет представить в виде полного нигилизма Ленина в вопросе
о форме правления, полного отрицания им преимуществ республики
перед монархией.

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
119
Основной факт кризиса буржуазной демократии Каутский
хочет подменить спором о преимуществах демократической республи¬
ки перед милитаристически-бюрократической монархией. Да разве
сами Маркс и Энгельс не выступали против республиканских
иллюзий?
«В чем состояла до сих пор характерная особенность госу¬
дарства? — спрашивал Энгельс в 1891 году. — Простым разделе¬
нием труда общество создало себе особые органы для защиты своих
интересов. Но со временем эти органы, и первый среди них —
государственная власть, служа своим частным интересам, стали
из слуг общества его повелителями. Такое явление происходит
не только в наследственных монархиях, но и в демократических
республиках. В Америке лучше всего видно, как государственная
власть становится независимой от того самого общества, орудием
которого она в сущности является... Там мы видим, как две больших
шайки политических спекулянтов попеременно владеют государ¬
ственной властью и эксплоатируют ее самым грязным образом...,
а нация стоит бессильной перед этими двумя большими союзами
политиков, которые якобы находятся у нее на службе, а в действи¬
тельности грабят ее и господствуют над ней» 24в.
Итак, буржуазное государство, по Энгельсу, продолжает
быть антинациональным, антиобщественным, антинародным, анти¬
демократическим и тогда, когда оно принимает оболочку демокра¬
тической республики и даже в таких странах, как лишенные
всяких бюрократических монархических традиций Соедин. штаты
Сев. Америки. За равным распределением политических прав,
писал Энгельс в «Происхождении семьи», скрывается растущее
взяточничество чиновников и «братский союз между правительством
и биржей». В этом отношении демократические Соед. Штаты состя¬
заются с монархической Германией, Франция — с «честной Швей¬
царией».
Как прекрасно понимал Энгельс относительность буржуазной
демократии, видно также из его письма к Бернштейну от 24 марта
1884 г., вызванного бернштейновской статьей о мартовском восста¬
нии. «Пролетариату, пишет он там, также для захвата политической
власти необходимы демократические формы, но они для него только
средство, как и все политические формы. Если же в настоящее
время стремятся к демократии как к цели, тогда приходится опи¬
раться на крестьян и мелкую буржуазию, т. е. на исчезающие
классы, которые, если они искусственно хотят сохраниться, реак¬
ционны по отношению к пролетариату... Демократическая респуб¬
лика всегда остается последней формой господства буржуазии-
той формой, в которой она погибает» 250.
О ком здесь идет речь, г. Каутский? Не о вас ли, стремящемся
к демократии, как к цели? Не вы ли путем подлога превратили

120
ИОСЛЕВОЕННЭЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
демократическую республику из «последней формы господства
буржуазии» в первую форму пролетарского господства? И не о вас
ли и о вашей партии писал Энгельс в другом месте, напоминая
Бернштейну, что «все буржуазные республиканцы с 1848 г., которые
будучи в оппозиции, боролись против этой машины (государства —
И. А.), ставши сами во главе правительства, перенимали ее без
изменений и пользовались ею отчасти против реакции, но в гораздо
большей степени против пролетариата» 2?1.
Конечно, никому нельзя силой запретить говорить глупости
и распространять заведомую ложь о демократии и диктатуре.
Пусть политические ренегаты утешают свою мелкобуржуазную
аудиторию сказками о всеспасающей силе демократической респуб¬
лики. Пусть они поносят пролетарскую диктатуру, как строй бес¬
правия, самоуправства, господства одного лица, как паралич
политической и интеллектуальной жизни, как разрушение крупной
промышленности, как анархический произвол и перманентную
гражданскую войну. Пусть Каутский учено разъясняет, что «дикта¬
тор вправе поступить с населением, как ему заблагорассудится» 252.
Пусть он доказывает, что диктатура—это такой строй, при котором
«всякий пролетарий получает полную власть над имущим и образо¬
ванным населением и может сколько угодно грабить их и издеваться
над ними» 253. Пусть превращает он восстание Парижской Коммуны
и все послевоенное господство буржуазии в школу демократических
добродетелей и всеобщего избирательного права. Пусть! Но при чем
здесь Маркс, Энгельс и революционный марксизм? И какое отно¬
шение к этим басням имеет наступающий империализм, способный
в один год наименее милитаристическую и бюрократическую из
своих держав, вроде Англии, превратить в оплот растущего мили¬
таризма, в тот «страшный бюрократический военный паразитиче¬
ский нарост», об исчезновении которого во всем мире (кроме Италии
и России) проповедует Каутский. Литании Каутского о республике
и громы против пролетарской диктатуры могут иметь и имеют
лишь один политический смысл: прикрытия повсюду надвигающейся
фашистской диктатуры.
РАВНОВЕСИЕ КЛАССОВ И КОАЛИЦИЯ
Если идеи Каутского о демократии и диктатуре острием своим
направлены против ленинизма и Советской России, то теория равно¬
весия классов служйт цели обоснования послевоенной коалицион¬
ной практики социал-демократов.
«...Во вступительной стадии пролетарской революции мы
встречаемся с тем состоянием равновесия классов, которым завер¬
шается революция буржуазная. Это состояние наступает в тот
именно период, когда пролетариат не в силах еще завоевать для

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
121
себя политическую власть целиком, но уже достаточно силен,
.ггобы помешать любой из буржуазных партий удержаться у власти
вопреки воле рабочего класса»254. Более подробных теоретических
разъяснений на эту тему Каутский не дает, заявляя, что «в этом
пункте» он «вполне согласен с Отто Бауэром», главным творцом
теории равновесия 26Б. Зато с тем большей легкостью из принципа
классового равновесия он выводит неизбежность коалиционной
политики 266. Этот же принцип незримо присутствует и при всех
tro оценках социальной сущности всяких послевоенных социали¬
стических, каолиционных, рабочих и прочих правительств. Теория
равновесия призвана смазать, затушевать, вычеркнуть классовый
характер этих организаций. Равновесие классов и вытекающая
из него коалиция кроме того должны заполнить прореху, образо¬
вавшуюся вследствие отказа от Марксовой теории диктатуры.
О. Бауэр, автор теории равновесия, мобилизует Маркса в ее
защитуГ'Понятие государства, как классового господства, утвер¬
ждает он, соответствовало времени «Коммунистического манифеста».
Да и тогда оно было лишь общим положением, лишь тенденцией
развития. Оно не относилось, якобы, к таким надклассовым формам,
как абсолютная монархия и бонапартизм. Оно не относится также
и к переходному*периоду от капитализма к социализму, периоду,
характеризующемуся равновесием классов. Империалистическая
война открывает эпоху разнородных форм этого равновесия,
как-то: коалиционное правительство, итальянский фашизм, рус¬
ский большевизм.
«За классовым государством буржуазии, — говорит Бауэр,—
следует не диктатура пролетариата, но состояние равновесия
классовых сил, которое выражается в разнообразных формах» 267.
«Чисто буржуазная власть, — вторит за Бауэром Каутский, —
в демократическом государстве отделена от чисто пролетарской
власти периодом времени, влечение которого совершается превра¬
щение первой во вторую. Этому соответствует и переходный полити¬
ческий период, в течение которого* правительство, как общее пра¬
вило, имеет форму коалиционного правительства» 258.
В этой концепции Бауэра — Каутского в первую очередь
необходимо отметить стремление освободиться от марксова пред¬
ставления о господствующем классе. После этого можно будет
идти дальше и выступить против классовой сущности государства
вообще. Но уже на этой стадии австромарксистская теория равно¬
весия пробивает серьезную брешь в Марксовом понятии госу¬
дарства. Ведь вся новая история заполнена государственными
формациями переходного типа, начиная с длившегося несколько
столетий абсолютизма. В эту рубрику неизбежно попадает и царизм
в России, и бонапартизм во Франции (как в начале, так и в третьей
четверти XIX столетия), и бисмаркизм в Германии, и весь после¬

122	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
военный период. По Бауэру—Каутскому, господства одного класса
в эти периоды усмотреть нельзя.
Но отважный Каутский идет еще. дальше. Всякое классовое
господство связано с известными уступками в интересах других
классов. Поэтому на вопрос, возможна ли вообще диктатура
буржуазии, Каутский отвечает: «Слова о диктатуре буржуазии,
как о форме государства, относятся к числу самых смешных и ходких
словечек нашего времени. Они ясно свидетельствуют о примитив¬
ности большевистского мышления, сводящего всю совокупность
экономических и политических битв нашего времени к противо¬
речию интересов пролетариата и буржуазии. При этом большевист¬
ская мысль сама то и дело спотыкается о крестьянство, живой
реальностью, стоящее передней» 269.И отсюда вывод: «Никогда
буржуазия одна не обладала государственной властью, и никогда
в этом смысле ее диктатура не была «формой государства». В целях
обладания этой властью она всегда вступала в коалицию с различ¬
ными классами: с крупными землевладельцами, с крестьянством,
с мелкой буржуазией, с бюрократией и даже с пролетариатом, как
это в течение десятков лет делали либералы в Англии. То, что
представляется диктатурой буржуазии, ее господствующее влияние
в парламенте, в правительстве, прессе и т. д., есть результат не
формы государства, но результат экономического и интеллектуаль¬
ного превосходства буржуазии» 26°.
Здесь теория классового равновесия, понимаемая как теория
классовых компромиссов, начисто сметает учение о государстве,
как господстве одного класса. Государство превращается в равно¬
действующую интересов различных классов. Коалиция объявляется
основной и всеобщей предпосылкой существования власти. Если
же буржуазия порою в этом конгломерате и главенствует, то лишь
в силу «экономического и интеллектуального ее превосходства».
Нет надобности разбирать теорию равновесия в ее вульгари¬
зированном, даже в сравнении с Бауэром, каутскианском издании.
Если Каутскому угодно уступки господствующего класса другим
классам превращать в их соучастие во власти; если ему жела¬
тельно посылку в коалиционные буржуазные правительства парочки
или даже дюжины «социалистических» министров представить
в виде разделения господства между двумя классами; если социа¬
листическое правительство а !а Эберт-Шейдеман, Макдональд или
Мюллер он готов отожествить с господством пролетариата,— то
здесь никакие резоны не помогут. Законы марксизма и вообще
законы разума уступают тут место слепым вожделениям разложив¬
шейся клики партийных дельцов, политическое стяжательство
которых Каутский и призван теоретически обобщать.
Но опять-таки мы должны принять меры, чтобы всю эту стряпн»
и мазню освободить от какой бы то ни было мнимой связи с пО¬

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
123
длинными взглядами Маркса. Исследуя такие классовые образо¬
вания, как абсолютизм, бонапартизм или бисмаркизм, Маркс и
Энгельс отмечали, правда, наличие в эти периоды известного
классового равновесия. Напр., Энгельс указывал, что при абсолю¬
тизме, опиравшемся на два класса: крупных феодальных земле¬
владельцев и финансовую аристократию, «правительство старалось
уравновешивать влияние и силу каждого из этих классов влиянием
и силой другого, чтобы приобрести, таким образом, полную свободу
действий для самого себя»261. Далее, Маркс писал в «Гражданской
войне во Франции»: «Империя была единственной возможной
формой правления в такое время, когда буржуазия уже потеряла
способность управлять народом, а рабочий класс еще не приобрел
этой способности» 262.
Однако «равновесие классов» по Марксу и Энгельсу означало v
не уничтожение господства одного класса над другим, а своеоб¬
разную маскировку этого господства при помощи передачи функций
управления в чужие руки. Энгельс вместе с тем отмечал свой¬
ственное политической власти стремление стать над обществом,
используя гражданскую войну и борьбу в рядах самого господ¬
ствующего класса. Но всяческие попытки правительства играть
самостоятельную роль, оторваться от класса, всегда в истории в ко¬
нечном счете приводили к служению тем же господствующим клас-;
сам, как это прекрасно показала третья империя Jlyji Бонапарта.
Как бы ни была по видимости самостоятельна государственная
власть, она всегда в той или иной форме контролируется экономи¬
чески господствующим классом. Британская конституция, писал
Маркс в 1855 г., «является в действительности просроченным,
пережитым, устарелым компромиссом между не официально, но
тактически господствующей во всех решающих сферах буржуазного
общества буржуазией и официально управляющей земельной
аристократией» 268.
«Там, где буржуазия не в состоянии править сама, — пишет
Энгельс Марксу 13 апреля 1866 года,—там нормальной формой
является бонапартистская полудиктатура: руководство государ¬
ством и обществом в интересах буржуазии за хорошую плату» 26*.
И еще: «Бонапарт уничтожил политическую власть буржуазии,
но лишь для того, чтобы спасти ее классовое господство» 266.
Маркс и Энгельс не строили себе никаких иллюзий насчет
того, будто бы государство в переходные периоды теряет свою
классовую сущность, будто бы у власти могут находиться одно¬
временно все классы, превращая государство в некую результанту
отдельных классовых воль на основе уравнивания, примирения
классов. «Бывают впрочем исключительные периоды, когда сила
враждующих сословий уравновешивается, и тогда кажется
будто бы государственная власть является посредником между

121
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
этими сословиями, сохраняя независимость в своих действиях»
Но это лишь кажется.
Во всех этих и других местах Маркс и Энгельс подчеркивают
иллюзорность, мнимость надклассового характера государства
даже в самые исключительные периоды равновесия классовых
сил. Всякое государство, на какие бы уступки другим классам и
компромиссы ни шел господствующий класс, всегда остается
в основе своей государством господствующего класса. Само собой
разумеется, что существует «мера» уступок. Если в результате
их поколеблены основные интересы господствующего класса, то
тем самым государственная власть перестает быть представителем
данного класса; она переходит на служение другому классу,
отнюдь не становясь надклассовой.
Даже в эпоху абсолютизма, когда можно говорить о союзе
земельной и финансовой аристократии, в результате проникно¬
вения в натуральное хозяйство товарно-денежных отношений,
сделавших близкими и родственными и для помещиков интересы
торговой буржуазии, — даже и здесь мы, по существу, имеем дело
с господством одного класса земельных собственников, постепенно
обуржуазивающихся, вместе с обуржуазиванием всего обществен¬
ного строя. Однако этот процесс разложения феодального общества
протекает противоречиво и недостаточно быстро. Он тормозится
консервативными традициями и реакционными интересами светских
и духовных феодалов. Он осложняется гражданской войной в среде
привилегированных сословий, войной, в которой монархия, под¬
держиваемая служилым дворянством, выступает против феодалов-
князьков и пробивает дорогу торговому капиталу. В таких условиях
новый передовой класс, подталкиваемый нетерпящим бесконечных
отсрочек бурным развитием производительных сил, вынужден
применить насилие, чтобы вырвать власть из рук отмирающего
сословия.
В новое время союз с другими классами, расширение соци¬
альной базы за счет, напр., крестьянства, как при бонапартизме,
отнюдь не отменяет безраздельного господства буржуазии. Но
господство это принимает подчас причудливые формы. Порою
буржуазии выгодно или просто необходимо свою диктатуру скры¬
вать под фиговым листком «межклассовой» коалиции или прятать
ее в тень, выдвигая на передний план крикливых и эффектных
марионеток, вроде Бонапарта, Эберта, Муссолини, Пилсудского,
Мюллера, Макдональда.
Отсюда не следует, конечно, что между демократической
республикой нормального буржуазного типа, фашистской диктату¬
рой и буржуазным государством, управляемым рабочим или социал-
демократическим правительством, нет серьезных различий. Но все
они не выходят за рамки все того же буржуазного господства.

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
125-
Цбо последнее определяется не внешней своей оболочкой, не социаль¬
ным происхождением сеоих управителей, не высокопарными фра¬
зами о «социальной монархии», о «народном государстве», о «народ¬
ном целом» и пр., не богатейшей гаммой всяческих обещаний и
посулов, извергаемых любым «надклассовым» правительством
в момент его прихода к власти, а вопросом о защите капиталисти¬
ческой собственности.
Это, правда, чувствует и Каутский. Но неприятный вопрос
о классовой сущности послевоенного государства он воровато
прячет и перекрывает своей излюбленной теорией о независимости
политики от экономики. Отсюда-то и рождается возможность
социалистического правительства, или «социальной республики»
(как Каутский назвал посленоябрьский строй), защищающей
капиталистическую собственность. Мы при этом не забываем, что
в критические моменты социалистической революции, как напр.
в ноябре 1918 г. в Германии, когда власть, так сказать, валяется
на улице, когда буржуазия с закрытыми глазами ждет своей
гибели, — даже меньшевистское, социал-демократическое прави¬
тельство (правда, не по своей вине) может стать исходным пунктом
для подлинной пролетарской диктатуры.
В такие моменты наивысшего подъема (как и в начале спада
революционной волны), когда пролетариат или мелкая буржуазия
идет к власти (или когда угрожает термидор), правительство на
одну секунду как бы взлетает над классами. В эти исторические
минуты погибающий класс готов ухватиться за любые формы и
любые уступки, вплоть до признания советов рабочих и солдатских
депутатов, лишь бы сохранить свое господствующее положение.
Тогда-то и кажется, что власть оторвалась от классов или стала
равнодействующей различных классовых интересов. В действите¬
льности, однако, закон классового притяжения, как и закон всеобщего
тяготения, не может пер<стать действовать ни на одно мгн'вение.
Каждый шаг правительства, как бы оно ни называлось, в каких
бы условиях оно ни действовало, — можно и нужно немедленно
переводить на социально-политический язык классовой диктатуры.
Теория равновесия сослужила особенно хорошую службу для
замазывания социальной сущности ноябрьской республики в Гер¬
мании, республики советов в России и фашистской диктатуры
в Италии. Несколько слов о последней.
Если коалиция пользуется у Каутского величайшим уваже¬
нием и возводится в основной политический принцип переходного
периода, — то фашистская диктатура — урод в «порядочной» семье
буржуазных демократий. Но обе они — как коалиционная, так
и фашистская власть, — далеки от того, чтобы быть ясно выражен¬
ными органами классовой диктатуры. Фашизм, по мнению Каут¬
ского, в лучшем случае — безумная политика одного лишь, наи¬

126	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
более близорукого и ограниченного, слоя буржуазии, действу¬
ющего вопреки интересам всей буржуазии в целом 267. «Фашизм,—.
заявляет О. Бауер, — также мало является диктатурой буржуазии,
как ею был и бонапартизм» 268.
Oda Olberg, ученица Каутского, идет еще дальше и считает,'
что в фашистском движении «буржуазия была не победительницей,
а обманутой»288. (Несчастная, обездоленная буржуазия!) Фашизм
есть, по существу, представительство узко ограниченных парази¬
тических интересов отдельных клик и возвращает нас к «пред-
классовому» состоянию сословного деления. Отсюда Oda Olberg
делает «потрясающий» вывод, что Италия стоит не перед соци¬
алистической, а перед буржуазной революцией, во имя которой
должны объединиться все классы общества, стоящие в оппозиции
к фашизму.
Вся теоретическая социал-демократическая мысль (включая
Каутского) удовлетворяется, таким образом, этим quasi-анализом
фашизма, не идущим дальше определения его как захвата власти
военной кликой, обманувшей бедную буржуазию. И если современ¬
ный капитализм Каутскому и К° представляется как абсолютно
устойчивая система, — то фашистская диктатура — исключи¬
тельно дерзкий случай нарушения ее равновесия. Фашизм, как и
война, стоит в стороне от столбовой дороги развития капитализма
и демократии 27°.
Итак, «теория равновесия» Каутского так же относится к клас¬
совому 1 анализу государства Маркса, как его новый «демократи¬
ческий капитализм» к капитализму в работах основоположника
научного социализма. «Равновесие классов» означало у Маркса
констатацию исключительных переходных моментов в истории,
во время которых классовое господство, отнюдь не смягчаясь,
принимает особые замаскированные формы. Господствующий класс
в эти периоды не правит непосредственно, а передает функцию
управления в чужие руки. В противовес этому, теория Каутского
содержит полное забвение классового характера переходных форм
государства и вытекающее отсюда теоретическое оправдание социал-
демократической коалиционной политики.
Подвижное равновесие классов в переходный период означает
всегда, 'в конечном счете, господство одного класса (более или
менее непосредственное) на основе разделения между властью и
управлением, на основе уступок и заигрывания с другими классами,
в целях расширения своей социальной базы. Так, абсолютизм
стремится опереться на торговую буржуазию, бонапартизм — на
крупное крестьянство, фашизм — на мелкую буржуазию и на
часть рабочего класса. Что же касается социал-демократии и ра¬
бочих правительств, этих «приказчиков буржуазии», то они призваны
маскировать ее господство, прикрывая ее слабость в эпоху рево-

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
127
«
люции или ее стремление к прямой диктатуре в эпоху реакции и
стабилизации капитализма.
Итак, следует строго отличать понятия: 1) управления,
2) власти или господства и 3) социальных сил, на которые опирается
господствующий класс. Ядром марксовой теории государства
является признание строго классового характера всякой власти ^
в классовом обществе. Но эта власть, в зависимости от той или/
иной системы управления (для рабочего класса отнюдь не безразлич¬
ной), может принимать различные формы более или менее открытой
диктатуры и опираться на более или менее широкие социальные
слои. Австромарксистская теория равновесия классов, как и прочие
подделки и ревизии марксовой теории государства, пользуется
смешением и взаимной подменой этих трех различных категорий271.
3. «НОВЫЙ ТИП ГОСУДАРСТВА» КАУТСКОГО
«Новый тип государства», возвещенный Каутским в его
«Материалистическом понимании истории» был лишь завершением
его теории равновесия. Уже в теории равновесия государство
отрывается от классовой базы и превращается в равнодействующую
различных классовых интересов, в некое надклассовое общена¬
циональное целое.
В вопросе о социальной природе государства, как и в вопросе
о революции положение Каутского было особенно щекотливым.
На признании государства органом классового господства и на*
признании неизбежности пролетарской революции Каутский в те¬
чение десятилетий строил свою псевдо-ортодоксальную карьеру.
На эту тему он исписал десятки печатных листов и по этим вопросам
он спорил не только с катедер-социалистами, с Бернштейном и
его школой, но и с Реннером в 1918 году («Kriegsmarxismus») и
с Куновым в 1923 году («Марксова теория государства в освещении
Кумова»).
Правда, оба эти понятия (классовое господство и пролетар- ,
ская революция) давно уже, еще накануне войны, потеряли для
него своей революционный смысл. Еще в дискуссии с Паннекуком
в 1912 году Каутский дал понять, что захват власти понимается
им лишь «как передвижка соотношения сил внутри государственной»
власти». И в дискуссии с Розой Люксембург, путь к власти он
изобразил как победоносное, но мирное шествие организованных
рабочих, завоевавших большинство в парламенте.
Но все же до последнего времени Каутский считал для себя
обязательными марксистские формулировки в вопросе об опреде¬
лении понятия государства. «Государство, — отвечал Каутский
Реннеру,—это организация господства, и эта организация, как
правило, находится с самого начала в руках эксплоатирующих

128	ИОСЛЕВОЕННаЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
классов»272. Полемизируя несколько лет спустя с Куновым, Каутский
высмеивает «куновское открытие, будто полицейское или автори¬
тарное государство перестает быть полицейским государством
только потому, что оно всюду сует свой нос в хозяйственную
жизнь» 273 .
Тогда Каутский понимал также, что «в XVIII столетии госу¬
дарственная власть была независима от капитала, она поддер.
живала его и содействовала ему. Наоборот, в XX столетии капитан
уже господствует над государственной властью, которая вмеши¬
вается в хозяйственную жизнь, в его, капитала, интересах» 2;*.
И даже в двухтомнике Каутский продолжает парировать куновские
нападки на Маркса и критиковать макс-адлеровское смешение
общества с государством, объявляя, по прежнему, себя сторон¬
ником марксова определения государства.
Но как истый вождь центристской идеологии, параллельно
с этой официальной, ни к чему не обязывающей данью марксистской
ортодоксии, он протаскивает целый воз чисто оппортунистических,
антимарксистских, либерально-буржуазных взглядов на госу¬
дарство. В той же цитированной нами работе против Реннера
Каутский высказывает мнение, что «социалистическая партия может
располагать властью еще... до захвата власти» (!)27S. В «S.-d. Bemer-
kungen», вышедших в том же 1918 году, он рассматривает госу¬
дарство как единственный фактор, господствующий над трестами.
В «Пролетарской революции» он заменяет диктатуру пролетариата
коалицией. Наконец в «Материалистическом понимании истории»
он свои ревизионистские взгляды окончательно оформляет и за¬
кругляет. Но и сейчас Каутскому не охота полностью оторваться
от марксизма. «Прав Маркс, прав и я>>. Положение Маркса
о классовой природе государства следует рассматривать лишь
как общую тенденцию, которую новые факты значительно видо¬
изменяют. При помощи подобной же подмены закона тенденцией
Каутскому уже удалось однажды освободиться от марксовой те¬
ории обнищания. Теперь он пробует счастья и в теории государства.
Подкоп под марксову теорию государства ведется сразу с двух
концов: со стороны теории происхождения государства и со сто¬
роны нового понимания современного государства.
На основе легенды о неизменной первобытной демократии,
Каутский создает новую легенду о происхождении государства
и классов 276. Государство возникает из столкновения между пасту¬
хами и земледельцами, между воинственными, но бедными нома¬
дами и мирными, беззащитными, но зато более зажиточными оседлы¬
ми племенами. Оно рождается из скачка; оно не подготовлено
предварительным нарастанием внутриобщинных противоречий и
никакими внутренними нитями с предыдущей общественной фазой
не связано.

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
129
Теория насилия Дюринга дополняется здесь теорией рас
румпловича. Правда, Каутский пытается в одном месте отмеже¬
ваться от столь когда-то скомпрометированного Дюринга, а в дру¬
гом — слегка критиковать в общем родственного ему Гумпло-
вича, — но от этого, как и от уверений в ортодоксальности своей
теории, суть дела, конечно, не меняется.
Каутский подвергает резкой критике все пункты теории
Энгельса о зарождении классов. Сам, однако, в защиту собственной
теории ничего, кроме туманных исторических реминисценций и
аналогий с национально-классовым укладом довоенной Австро-
Венгрии, не дает. Государство Каутского рождается из насилия,
держится на насилии и поэтому гибнет от экономического регресса
и внутреннего разложения. В пределах этого, нарисованного сугубо
черными красками, докапиталистического государства ни реша¬
ющая классовая борьба, ни истинная демократия, ни социальная
революция невозможны. Поэтому не они, не экономические и
социальные противоречия, а само государство становится по
Каутскому движущей силой истории.
Мрачная картина государства, опирающегося на войны и
варварский произвол, на рабство и крепостничество, еще ярче
оттеняет чудесные свойства и особенности современного государ¬
ства. «От образования государства вплоть до новейшего времени
ход истории развивался в сторону растущей несвободы» а77. Ныне
все радикально меняется. Сейчас человечество верными шагамич
идет к свободе и демократии.
«Современное демократическое государство отличается тем
от прежних видов государств, что использование государственного
аппарата в целях эксплоатирующих классов не принадлежит к его.
сущности и не связано с ним неразрывно» 278. Новое государство,
в противоположность старому, не опирается на завоевание и
насилие. Оно «все больше приобретает функции, имеющие важней¬
шее значение для эксплоатируемых»2 7 0. Его бюрократический аппарат
становится все более подвижным, эластичным. Одним словом,
«из орудия эксплоатации оно превращается в орудие освобождения,
эксплоатируемых» 280. Какие же это функции?
Каутский подробно и любовно описывает все общественно¬
полезные деяния современного государства, начиная с железных
дорог, почты и телеграфа, народной школы и лечебного дела и
кончая социальной политикой, регулированием зарплаты и судебным
делом. Он приходит при этом к утешительным выводам о том, что
в демократическом государстве полицейские сменяются учителями,
что растут заботы правительства о школе, что государство уделяет
больше внимания лечению «бедного населения, оставляемого
прежним государством в объятиях нищеты»281, и пр. и пр. Гигантский
рост экономических и культурных общеполезных функций есть
J#. Альтвр	9*

130	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
основа современного государства. Если же спросить Каутского,
кто главный виновник этой грандиозной метаморфозы — он снова
сошлется на ту же всеспасающую демократию.
«Равенство всех граждан перед законом», признание равных
политических и гражданских прав и обязанностей за каждым из
них — означает разрыв с государством, каким оно было изначала,--
государством, построенным на завоевании и насильственном под-
чинении большинства входящих в него народов и частей народов
победоносному меньшинству» 282. Закон, который, по Энгельсу,
есть «тот же кнут, сплетенный для него (рабочего — И. А.) буржуа-
зией», превращается у Каутского в якорь спасения от буржуазной
диктатуры. Так, вездесущая демократия, поглотив последние
остатки былого понимания действительности и марксизма, открывает
двери профессорам юридического социализма и формализма.
«Промышленный капитал и новая демократия создают тип нового
государства, которое до сих пор было совершенно невозможно» 28>.
Это новое буржуазное государство стало органом эксплоатируемого
большинства. Таково новое евангелие, с которым Каутский причалил
к старому ревизионистскому берегу. Дальше плыть некуда!
Старый спор между двумя лагерями социал-демократов, при¬
знающих и отрицающих буржуазное государство, кажется сейчас
Каутскому бесплодным. Ему также ничего не стоит отказаться
от своих прежних марксистских взглядов на отмирание государства.
Как всегда, и к этому вопросу он подходит издалека. На сей раз
в помощь себе он мобилизует... обезьян. Каждое большое целое,
повествует Каутский, может действовать лишь тогда, если оно
создаст особое учреждение, выражающее волю большинства. «В силу
этой необходимости еще обезьяньи стада выдвинули своих вожаков,
а самые примитивные человеческие племена—своих главарей. Отсюда
же в конце концов выросла и государственная бюрократия»281.
Обезьяний аргумент нужен Каутскому для того, чтобы защи¬
тить, обелить бюрократию, представить ее в прикрашенном виде.
Бюрократия, утверждает' он, нужна всюду, где есть какое-либо
разделение труда: идея, встречаемая и у буржуазного юриста
Г. Кельзена 286. Пламенный певец демократии Каутский решительно
защищает бюрократию, которая, по его мнению, при современном
демократическом строе теряет свои одиозные стороны. Бюрократы
Каутского из прежних педантов и кретинов превращаются в «под¬
вижных, гибких, любознательных» работников, обойтись без
которых не рискнет никакая уважающая себя государственная
организация. Однако, утешает нас Каутский, в наше время госу¬
дарственные чиновники, хотя и управляют, но более не господ¬
ствуют и не определяют политики государства.
Тем решительнее ополчается Каутский против предложения,
выдвинутого Марксом и поддержанного Лениным, об объединении

ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
151
законодательных и исполнительных функций. Он считает такое
объединение вредным для обеих сторон и видит в нем «отголосок
впечатлений великой буржуазной революции». 288 В этом вопросе
Каутский более близорук, чем даже буржуазные социологи, которые
ногли бы разъяснить ему суть дела. «В современном государстве,—
пишет, напр., Макс Вебер, —действительная власть, проявля-
ощаяся не в парламентских речах и не в заявлениях монархов,
!В действиях правительства,—находится в руках чиновничества»281.
VI. Вебер понимает то, чего не понимает «марксист» Каутский,
I именно, что исполнительная власть сегодня, как и во времена
Маркса — Энгельса, защищает интересы правительственной клики,
одевается над истинными интересами народа и игнорирует речи
>го представителей. Впрочем, несмотря на это, М. Вебер прихо-
1ит к заключению, что «бюрократии принадлежит будущее»288. Эта
здея, повидимому, окрыляет и Каутского.
Фетишизируя чиновничество, требуя независимости испол-
штельной власти от законодательной, Каутский выдает себя
: головой, как защитника демократии чиновников и социал-демо-
(ратических министров, а не демократии рабочих масс. Если и при
юциализме не обойтись без бюрократии, то надо сохранить государ¬
ево навсегда. Еще в своей работе «От демократии к государствен-
юму рабству» Каутский, «пристыдив» Ленина за «поверхностное
олкование Маркса», утверждает, что «социалистическое общество
iyfleT создавать свою конституцию на основе тех форм прошлого
осударства, которые сохранились или образовались в переходный
криод от капитализма к социализму. Будет ли социалистическое
|бщество после этого превращения еще именоваться государством
ши нет, это, по существу, вопрос терминологии» 289.
Сейчас Каутский выступает не только против Ленина, но и
|ротив Энгельса. В противовес утверждению Энгельса о наслед-
твенности общественных функций, он выдвигает теорию о вне-
1Сгорическом, естественном характере разделения труда, этого
великого закона прогресса» 29°. Идею Маркса и Энгельса о безгосу-
арственном коммунистическом обществе он именует анархиче-
кой «по истине праисторической утопией», осуществление коей
возвратило бы нас прямо к варварству»291. На этом основании он
бъявляет бюрократию и интеллигенцию, также как и разделение
а умственный и физический труд, вечными категориями (вспом-
ите Давида!) и провозглашает социалистическое государство,
арекая ему имя «рабочего» или «социального государства» 292.
Так окончательно смыкается Каутский со всем фронтом реви-
ионисгов, добавляя к хору старых панегиристов буржуазного
осударства — всех этих Реннеров, Куновых и Гильфердингов —
свой ученый голос.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
ВСЕОБЩНОСТЬ ЗАКОНА
Еще в 1902 году («Социальная революция») Каутский выдвинул
положение о том, что древний мир не знал социальной революции.
Но тогда это положение проскочило незамеченным и не привлекло
к себе особого внимания. Ибо лишь в двухтомнике, вопроизводя
старую теорию, Каутский до конца раскрыл свой план. Эта теория —
вкупе с отказом от марксова закона развития классового общества
(неизбежность конфликта между производительными силами и
производственными отношениями) — стала орудием борьбы против
основного положения материалистического понимания истории
о сущности и исторической роли социально-политических рево¬
люций.
Древний мир, по мнению Каутского, был неспособен к соци¬
альной революции по вине древней демократии. Эта демократия,
опиравшаяся на рабство и крепостничество, была, в лучшем случае,
в состоянии уничтожить особые привилегии аристократии, пере¬
вести все налоги на богатых, а бедных сделать государственными
стипендиатами. Она кончала обычно монархией. Рост производи-
тельных сил шел на пользу одним лишь имущим классам. Они
утопали в роскоши в то время, как массы нищали. Этот рост, не
обусловливая собой широкого подъема масс, не был в состоянии
привести произнодительные силы в столкновение с производствен¬
ными отношениями. Поэтому классовая борьба и гражданская
война не могли также увенчаться новым типом производственных
отношений. Они кончались одними лишь переменами в личном
составе государственной власти. Древний мир являл собой, таким
образом, «безнадежное вращение в безвыходном кругу», не движе¬
ние общества вперед, а скорее возвращение вспять. Особенным
уродством отличалась борьба в восточных деспотиях. Погоня за
милостью господствующих, взрывы отчаяния и кровавые усмирения,
подкупы и интриги, предательские убийства из-за угла и дворцовые
перевороты, — таковы были методы политической деятельности
всех классов древнего Востока. В таких условиях, в результате

ЗАКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ	133
даже победоносного движения низов, могла произойти лишь не¬
посредственная экспроприация богатых бедными, но не изменение
классового деления по существу.
Отсюда Каутский заключает, что о классовых боях, в совре¬
менном смысле слова, если и можно говорить, то разве лишь по
отношению тех городских государств, которые лежали на берегах
Средиземного моря. Что же касается древнего мира в целом, и
средневековья, то здесь не может быть и речи ни о действительной
классовой борьбе, ни о социальной революции. Основным меха¬
низмом общественного развития до эпохи капитализма была не
социальная революция, а насильственный захват. И во всяком
случае, «где нет условий для образования новых производствен¬
ных форм, там даже наиболее насильственная и основательная
политическая революция не может стать социальной и ведет лишь
к личным переменам внутри отдельных классов. Так было, как
иы видели, в древности» 283. Социальная революция, утверждает
Каутский, появилась впервые лишь в эпоху промышленного капи¬
тализма. Таковы те исторические рамки, куда он хочет втиснуть
икон исторического развития, формулированный Марксом
I 1859 году.
Нет никакого сомнения в том, что классовая борьба и рево-
1юция в древности носили особый, специфический, отличный от
^временных революций, характер. Так, в древнем Риме классовая
!орьба как правило разыгрывалась «лишь в пределах привилеги¬
рованного меньшинства, между свободными богачами й свободными
Редняками, в то время как огромная производственная масса, рабы,
оставляли только пассивный пьедестал для борцов» 284. Если бы
(аутский ограничился выяснением своеобразия революционного
!роцесса в древности, то не о чем было бы с ним спорить. Его ошибки
ичинаются с того момента, когда он все революционные движения
ревности и Востока произвольно лишает какого бы то ни было
оциального характера и какой бы то ни было прогрессивности.
Прогрессивность всякого движения определяется не его
обедой или поражением, а участием в нем масс и характером их
ребований. Правда, не всякое восстание есть уже революция.
1равда, социальная революция должна нести с собой в конечном
те систему новых производственных отношений. Все это,
днако, не должно затемнять нам диалектическую связь суще-
гвующую между революционными движениями древнего и средне-
екового мира и социальными революциями нового времени.
1ельзя требовать от всякого движения, чтобы оно содержало
себе все признаки законченной классической революции. С этой
>чки зрения революционные движения древности, как и ранние
фжуазные революции, конечно, не могут служить образцом,
грицая, однако, их прогрессивность и революционность и их

134	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТбКОТЧ)
социальный характер, Каутский идет вразрез и с фактами дей-
ствительности, и с прямыми указаниями Маркса, и со всеми
традициями революционного марксизма, устанавливающего между
ними и социальными революциями нового времени преемственную
связь. В частности, в вопросе о крестьянских движениях средне-
вековья Каутский возвращается к взглядам Лассаля, когда-то
раскритикованным Марксом и Энгельсом. Революционное движе¬
ние начинается уже там, где есть налицо восстание угнетенного
большинства против угнетающего его меньшинства. Конечно,
восстания древности значительно отличаются от современных
революций неясностью (или даже просто отсутствием) про-
граммы и неорганизованностью участвовавших в них масс, что,
в свою очередь, было следствием своеобразного классового
уклада того времени. Но все же между бунтами и восстаниями
древности и революциями современности, при всем неизмеримой
расстоянии, отделяющем эти две эпохи, нет непроходимой пропасти.
Восстания угнетенных классов древнего общества, как бы без¬
надежны, разрозненны и неясны по своим целям они ни были, -
явления несомненно прогрессивные с всемирно-исторической
точки зрения.
Дальнейшая, конкретно - историческая критика несомненно
вскроет всю поверхностность каутскианской трактовки классовой
борьбы и революции в древности как и всей его, взятой из рук
буржуазных историков, документации. Нашими же краткими
замечаниями мы хотим лишь со всей решительностью подчеркнуть
механистичность и реакционность всей методологии Каутского
в этом вопросе. Он оперирует голой надисторической схемой
революции, применяя ее без разбора к совершенно различным
общественным формациям. Он отрывает друг от друга отдельные
классовые бои и отдельные исторические периоды, не понимая,
что упадок производительных сил общества в один исторический
момент и в одной стране может стать и становится обычно исхо¬
дным пунктом для прогресса их в другом месте и в другое время
и что незавершенность и незаконченность революций и револю¬
ционных движений в одну эпоху создает условия для более глу¬
бокой и радикальной революции в следующую эпоху.
В оценке Каутского чувствуется также аристократическое высо
комерие аппаратного чинуши, смотрящего на историю сквозь очки
движения организованных в последние десятилетия немецко»
социал-демократией рабочих. Может ли быть серьезным движение,
думает он, если в нем не участвует умудренная опытом социал-
демократическая партия и ее всеведущие вожди, нагруженные
программами, уставами, цитатами. Такому бюрократу революции
представляется как беспроигрышная лотерея. Восстания прико¬
ванных к плугу, клейменных каленым железом, назначаемых

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
135
в гладиаторы, на утешение патрициев и плебейской черни, древних
рабов кажутся ему недостойными пера теоретика пролетарской
революции. Быть может они неприятны ему еще и потому, что
напоминают о замечательном движении «неорганизованных» древ¬
ности под предводительством Спартака, именем которого немецкие
коммунисты назвали свою первую, гонимую всеми, организацию.
Наибольший ляпсус, с точки зрения марксизма, представляет
концепция Каутского о чисто политической революции. Всякое
революционное движение, в конечном счете, вызвано глубокими
социально-экономическими процессами, назревавшими задолго до
политического взрыва. Всякая революция, каков бы ни был
ее конечный результат, означает борьбу противоречивых клас¬
совых интересов. С этой точки зрения чисто политическая
революция — полнейшая бессмыслица. Всякая революция носит
одновременно и социальный, и политический характер. Это — азбука
марксизма, которую до последнего времени признавали даже
социал-демократы. Так, Макс Адлер говорит, что различие между
социальной и политической революцией не есть различие истори¬
ческое. В истории не бывает ни чисто политических, ни чисто
социальных революций. Можно говорить лишь о большем или мень¬
шем пропитывании революции социальным или политическим
содержанием29в. «Марксисту» Каутскому достаточно заглянуть в про¬
токол 3 конгресса немецких социологов в Иене в 1922 году, чтобы
услышать из уст официального содокладчика, профессора и доктора
Л. М. Гартмана, что «социальные и политические революции не
могут быть строго отделены друг от друга, так как социальный
переворот столь же мало мыслим без политического, как и наобо¬
рот, — политический без социального, и что внешне сильнее
выступает то один, то другой момент» 296.
Отрицая социальную революцию в древности, Каутский хочет
убить сразу двух зайцев: уничтожить всеобщее значение марксова |
закона социальной революции и очернить восстания и бунты рабов,
в которых ему мерещатся уже будущие коммунистические «путчи».
Учение о всеобщности закона социальной революции, согласно
Каутскому, не выдерживает критики и в переходный от капита¬
лизма к социализму период. Маркс и Энгельс, говорит Каутский,
не могли вполне освободиться от представления, что крах капи¬
тализма произойдет насильственным путем, подобно краху феодаль¬
ного строя. Но они, не учли того, что в эпоху, предшествовав¬
шую буржуазной революции, производительные силы загнивали,
в то время как в эпоху индустриального капитализма они имеют
тенденцию к беспрерывному развитию. Сейчас более нельзя
утверждать, что капиталистическая экономика сама готовит себе
конец 291. Единственный тормоз, который испытывает капитализм
в своем победоносном шествии вперед, это — отставание сельского

136
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
хозяйства. Но и это препятствие может быть преодолено простой
земельной реформой в пределах капиталистического строя. Итак,
если социальная революция в древности отрицалась на том основа¬
нии, что будто бы загнивающие производительные силы не в состоя¬
нии были войти в коллизию с производственными отношениями,
то в новое время закон о противоречии снимается по диаметрально
противоположной причине, а именно — буйного роста производи¬
тельных сил, не встречающих якобы в производственных отношениях
никаких существенных препятствий.
Отсюда конечный вывод: тезис Маркса о том, что «никакая
общественная форма не отмирает прежде, чем на ней не разовьются
v все возможные производительные силы», годится только для эпохи
буржуазных революций. Все же прошлые революции, как и буду¬
щие, или реакционны, или излишни. И здесь Каутский идет впереди
всего фронта ревизионистов. Противоречие между производитель¬
ными силами и производственными отношениями признавалось до
сих пор всеми социал-демократами (не бернштейнского толка), как
основное положение марксовой теории революции 298. Новая кон¬
цепция Каутского означает полный отказ от Марксова «Капитала»
и от собственной многолетней пропаганды экономической системы
Маркса. Она равносильна полному игнорированию противоречий
современной буржуазной экономики. Она представляет оппортуни¬
стическое обобщение некоторых конъюнктурных явлений стабили¬
зационной эпохи. Она плотно закрывает глаза на то, что нынешний
рост производительных сил сочетается с ростом противоречий всей
системы в целом, с ее загниванием.
Когда-то у порога империалистической эры Каутский видел
«сю грозную картину загнивания производительных сил и вели¬
чайшего их расточения. Он говорил тогда о хищнических методах
эксплоатации рабочей силы, о скудности зарплаты промышленных
рабочих, о женском и детском труде, о противоречии между безра¬
ботицей и непосильной нагрузкой отдельного рабочего. Он кричал
о милитаризме и о систематическом росте расходов на военные нужды.
Он указывал на рост непроизводительных профессий, на увели¬
чение числа бродяг, прислуги, проституток, посредников и проч.
И на основании этой «самой колоссальной расточительности, кото¬
рую когда-либо видело человечество и которая является продуктом
капитализма, неразрывно связанным с ним», он приходил к выводу
о неизбежном конце капитализма. «И чем больше она (расточитель¬
ность — И. А.) увеличивается, тем более ярко выступает наружу
наивность той «социальной гармонии», которая достигается тем,
что приходится бросать на ветер, чтобы потом иметь возможность
жестоко эксплоатировать и наводить величайшую экономию»29*.
То же самое Каутский утверждал и в 1907 г. «Уже в 80-х годах
прошлого столетия капиталистический способ производства достиг

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
137
той границы, за пределами которой он все более становится препят¬
ствием для дальнейшего развития производительных сил» 800.
Сейчас, когда все описанные Каутским еще в 1889 г. и под¬
гоняемые империализмом процессы во сто крат усилились, когда
мы присутствуем при чудовищном расточении важнейшей из про¬
изводительных сил—рабочей силы, хотят нас убедить в чудодей¬
ственной гармонии между ростом производительных сил и капи-ч
талистическими общественными отношениями.
Итак, если верить Каутскому, производительные силы капи¬
тализма развиваются неудержимо и безгранично. Тезис не новый,
когда-то развивавшийся Туган-Барановским и оспаривавшийся
полемизировавшим с ним Каутским. Тезис этот означает, что
объективные предпосылки пролетарской революции полностью,
исчезают и что мы больше не в состоянии ссылаться на железную
необходимость пришествия нового, коммунистического, строя.
Правда, в лаборатории Каутского и на этот счет имеется левая
оговорка: он обещает нам победу пролетариата задолго до того,
как производительные силы встретят на своем пути какие-либо
препятствия *01. Но от этого дешевого обещания научный социализм
не приобретает еще объективной базы. Остается лишь верить в то,
что «капиталисты становятся все сильнее в экономике, пролета¬
рии— в политике»802. Воюющий против «большевистского волюнтал.
ризма» Каутский сам попадает в ряды субъективных реакционно¬
утопических социалистов, возлагающих все свои лже-надежды
на культуру, сознание, просвещение, этику.
Так подходим мы к последней грани. Ревизия Каутского затраги¬
вает уже не отдельные толкования и отдельные стороны марксова уче¬
ния, а саму его сущность. Ибо «современный социализм есть не что
иное, как умственное отражение этого материального конфликта
(между производительными силами и производственными отно-
шениями — И. А.), его идеальное выражение в головах именно
того класса, который непосредственно от него страдает — рабо¬
чего класса» 808.
Закон социальной революции, в изображении Каутского, из
всеобщего закона развития классового общества превращается
в его исключение. Но действительно ли закон этот носит всеобщий
характер? Автор брошюры о Каутском, Ф. Месин, признавая
ошибочность «даваемой Каутским схемы исторического процесса
вдревности», говорит: «Мы не думаем вовсе реабилитировать мнимую
кеобщность закона социальной революции. Закон этот в такой
всключительной форме вообще существует только в воображении
Каутского; и вводимое последним ограничение его бьет мимо цели,
поскольку Каутский превращает в вековечный закон развития
классовых обществ намеченный в «Предисловии» основной, но не
|динственный тип движения их» 804.

138	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Мы, грешные, думаем несколько иначе. Мы считаем, что закон
социальной революции имеет в классовом обществе всеобщий харак¬
тер и что его ни в коем случае нельзя рассматривать, как «одну,
хотя и важнейшую из альтернатив исторического развития» 806.
Месин явно не понимает, что означает понятие всеобщности
у Маркса. Для Канта всеобщий закон имел некоторый абсолютный,
математически-логический смысл. Подобный всеобщий и необхо¬
димый закон, не терпящий никаких исключений, и представляло
кантовское априори. Но уже начиная с Гегеля, а затем у Маркса,
всеобщий закон понимается как господствующий закон. Отношение
всеобщего к единичному представлялось Гегелю как отношение
сущности к явлению. Гегель показал далее, что всеобщее отнюдь
не всегда целиком проявляется в каждом единичном случае.
Переходя к закону социальной революции, следует сказать,
что всеобщность этого закона отнюдь не исключает ни конкретного
своеобразия его проявления в отдельные исторические периоды,
ни возможных отклонений. Напротив, действительного познания
закона социальной революции в его всеобщности мы достигнем
лишь изучив все его исторические разновидности, начиная с ре¬
волюции в древности.
Неизбежность социальной революции у Маркса обусловлена
конфликтом между производительными силами и производствен¬
ными отношениями. Этот конфликт заложен в самой структуре
классового общества и неизбежно с ней связан во все стадии разви¬
тия общества. Но не каждый отдельный конфликт приводит
к социальной революции, так же как и не каждая революция дает
новому классу победу. Необходимо еще удачное сочетание це¬
лого ряда экономических, социальных и политических условий,
лишь в конечном счете вытекающих из этого конфликта.
Поэтому замечания т. Месина о конкретном разнообразии
способов разрешения конфликта (революционным, полурево-
люционным, эволюционно-компромиссным путем) в истории но¬
вого времени несомненно правильны. Неправильно лишь общее
его утверждение, ограничивающее всеобщность самого закона.
Ибо, повторяем, всеобщий закон социальной революции у Маркса
означает разрешение этой исторической проблемы конфликта между
производительными силами и производственными отношениями
лишь в конечном счете. Как раз на таком непонимании, что всеобщий
закон есть господствующий закон, построена целая огромнас
антимарксистская литература. Достаточно вспомнить хотя бы
буржуазную критику марксова закона ценности или недавнюю
вылазку Вернера Зомбарта против понятия закономерности
у Маркса 306.
Развивая дальше свою идею, Месин пытается опереться нл
Маркса. Он мобилизует для этого известную речь Маркса посж

Закон социальной революции	139
закрытия Гаагского Конгресса I Интернационала (1872 г.), на кото¬
рой мы впоследствии остановимся, и его высказывания о России.
Как известно, Маркс допускал при наличии известных условий
возможность перехода помещичьей России к социализму, минуя
буржуазный строй. Но колеблет ли это утверждение Маркса его
взгляд на капитализм, как на всеобщий закон общественного
развития? Так думает Месин. Но это явное недоразумение. В изве¬
стный момент капитализм из господствующего отношения превра¬
щается в отмирающую форму, уступающую место другому, более
высокому типу отношений, именно социалистических. Гипотеза
Маркса о России и относилась к подобному переходному периоду,
когда победа пролетариата в важнейших странах Европы изменит
господствующий тип отношений и, таким образом, подготовит
Россию к ее скачку. Здесь мы имеем дело не с каким-либо наруше¬
нием всеобщности закона, а лишь с изменением самого господству¬
ющего закона.
Так Месин, начав с правильной критики тех ограничений,
которые внес Каутский в Марксов закон о социальной революции,
сам того не замечая, сделал шаг навстречу оппортунистическому
пониманию этого закона. Толкуя всеобщность в духе кантовского
абсолюта, вооружившись неправильно понятыми примерами из
Маркса, он произвольно ограничил всеобщую значимость важней¬
шего из общественных законов Маркса.
До тех пор пока господствующим в Европе и Америке является
капиталистический способ производства, всякая возможность
мирного разрешения классовых конфликтов между буржуазией и
пролетариатом, особенно в эпоху империализма, совершенно
исключена.
БУРЖУАЗИЯ И ПРОЛЕТАРСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Все открытия Каутского — «демократический капитализм»^
«новый тип государства», ограничение основного закона истори¬
ческого материализма — служат одной и той же цели, чтобы воз¬
вестить о демократическом перерождении характера социальной»,
революции.
Пролетарская революция, освобожденная от всяких истори¬
ческих революционных традиций, от крови и насилия буржуазных
революций, появляется как совершенно новый, невиданный
доселе, тип «демократической революции». Радикальный разрыв
между буржуазной и пролетарской революцией — важнейший
пункт социал-демократической теории революции 307. Он — выраже¬
ние переложенной на центристский язык старой идеи Бернштейна
о том, что переход от феодализма к капитализму радикально от¬
личен от перехода от капитализма к социализму. Противопоста-

140	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕОЛВЮЦИИ КАУТСКОГО
влением обоих типов революции Каутский занялся еще до войны,
v когда ему нужно было отмежеваться от русского опыта 1905 года
и когда немецкие левые радикалы требовали практического приме-
нения лозунга всеобщей стачки, этого важнейшего урока русских
революционных боев.
Сейчас, когда основная задача социал-демократов состоит
в борьбе с русским влиянием, они особенно подчеркивают отличие
между «буржуазной» (Октябрьской) революцией в России и демо-
кратической пролетарской революцией на Западе. Разные доморо-
щенные теоретики из школы Каутского усиленно развивают идеи,
вроде того, что «революция на востоке есть революция низшего
порядка, чем на западе»80®. Ни у кого из них, конечно, не ветре-
• тишь и малейшего намека на историческую преемственность этих
двух типов революции, не говоря уже о ленинской теории перера-
стания. Наиболее заостренную картину антагонизма между про¬
летарской и буржуазной революциями Каутский дает в своей
работе: «Пролетарская революция и ее программа». Последуем
за ним.
1.	Буржуазная революция, по мнению Каутского, есть, прежде
всего, борьба за демократию. Наоборот, пролетарская революция
начинается на основе уже завоеванной, пусть несовершенной
(на малую уступку Каутский готов пойти), демократии. Отсюда
проистекают и все остальные различия.
Поворотным пунктом в процессе демократизации Европы
Каутский считает 1867 год. В этом году была проведена избира¬
тельная реформа в Англии, создан на основе всеобщего избира¬
тельного права Северно-Германский Союз, в Австрии наступила
либеральная эра бружуазного министерства, в наполеоновской
Франции — «новый курс» с либеральными, правда, весьма слабыми,
уступками. С 70-х годов начинает сказываться влияние демократии,
чему Каутский приписывает «мирную» речь Маркса в Гааге, «мир¬
ные» тоны в статье Энгельса «К критике проекта партийной про¬
граммы» и проч.
2.	В связи со всем этим оба типа революций радикально
отличаются в методах борьбы. «Было бы нелепо вести демократи¬
ческими средствами борьбу за саму демократию. В борьбе с деспо¬
тическим режимом нельзя мирными средствами ни завоевать
демократии, ни отстоять ее» 809. К тому же, «буржуазные революции
произошли из голодных бунтов отчаявшихся масс» 81°. В соответствии
с этим характерными их чертами являются «неожиданность, вне¬
запность, катастрофичность и стихийность и, вместе с тем, отсут¬
ствие планомерности и рациональности действий. Революционная
масса, неопытная и невежественная, не руководимая ясным по¬
ниманием положения, отдается на волю инстинктам и страстям.
Слухи заменяют ей понимание фактического положения»811.

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ	141
Борьба в буржуазной революции решается «улицей», раз¬
личными группами населения, до того не имевшими никакой связи
щежду собой, питавшимися слухами и собственными иллюзиями,
голкаемыми в бой внезапными побуждениями и объединяющимися
л действии лишь общим подъемом. Эти массы возглавляются во¬
ждями, рожденными минутой, «новичками, которые внезапно
появились на арене политической жизни и о которых до того
никто ничего не знал. Все они столь же недолговечны, как и блестя¬
щи: настоящие кометы на политическом небосклоне»818.
В пролетарской революции все обстоит наоборот. Пролета-;,
риатом руководит не отчаяние, а сознание своей силы. Борьба
решается здесь «массовыми организациями, существующими десятки
лет, с богатым опытом, с достаточной практикой борьбы, глубоко
продуманной программой и вождями, столь же известными, как
н испытанными»318. Пролетарская победа «не явится неожидан¬
ностью» 814. В демократической стране с всеобщим избирательным
правом «каждое изменение в настроении масс и в соотношении их
сил может быть установлено с полной ясностью. Эта ясность удер¬
живает поднимающиеся классы от преждевременных выступлений,
для которых у них нехватает еще сил. Эта же ясность побуждает
и господствующий класс добровольно уступить ту или иную позицию,
безнадежность которой не вызывает сомнений и упорная защита
которой привела бы к поражению и краху. Бои повстанцев с пра¬
вительственными войсками сменяются борьбой партий в печати и
на собраниях ради приобретения единомышленников, и борьбой
партий за большинство на выборах и при голосованиях в органах
народного представительства» 816.
j 3. Буржуазную революцию начинает не класс, а сословие.
Поэтому по мере ее развития в рядах революционеров назревают
конфликты. Буржуазная революция неизбежно несет с собой контр¬
революцию, как результат классовых противоречий в рядах третьего
сословия. Контрреволюция начинается на следующий же день
после свержения абсолютизма.
Совершенно иначе обстоит дело в социалистической революции.
Социалистическая революция совершается руками одного только
революционного класса, пролетариата. В пролетарской революции,
говорит Каутский, контрреволюция невозможна, если, конечно,
не считать большевиков, которые «сами на себя взяли функцию
контрреволюционеров»81в. Кроме того «само наступление пролетар¬
ской революции предполагает численное превосходство пролета¬
риата по сравнению со всеми прочими классами общества, вместе
взятыми, так что противники революции могут получить перева¬
лишь в том случае, если пролетариат ослаблен благодаря расколу
в его рядах»817. Хотя Каутский признает, что пролетариат распа¬
дается на различные слои, которые в ходе революции могут всту-

142
ПОСЛЕВОЕННЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
пить между собою в конфликт, он все же считает, что «такие
конфликты отнюдь не неизбежны».
Итак, по мнению Каутского, нет серьезных оснований не
только для борьбы между революционерами при социалистическом
перевороте, но и для раскола в рядах пролетариата. Но в то же
время он вынужден признать, что подоплекой расслоения в рядах
пролетариата является различное экономическое положение от-
дельных слоев. С одной стороны, имеется слой, который, «благодаря
особым экономическим условиям или благодаря законодательству
находится в благоприятном положении, создает сильные органи¬
зации, защищающие его интересы. Этот слой образует процвета¬
ющую часть пролетариата, его «аристократию», умеющую столь
успешно бороться с принижающими тенденциями капитала, что
постепенно борьба с ним становится для нее уже не борьбой против
нищеты, но борьбой за власть»818. Но «наряду с этими хорошо дисцип¬
линированными, вышколенными, боеспособными отрядами имеется,
однако, большая армия пролетариев, поставленных в столь неблаго¬
приятные условия, что они не в состоянии были организоваться и
преодолеть угнетающие тенденции капитализма. Они не могут
преодолеть нищеты и все глубже в нее погружаются... Для них
классовая борьба —это борьба с нищетой... Благодаря невежеству
и неопытности, они в своем страстном стремлении к благоденствию
легко становятся добычей всякого рода демагогов»819 (читай: боль¬
шевиков).
Основную задачу руководства в революции Каутский усма¬
тривает в воздержании от преждевременных выступлений, в само¬
обладании, самоограничении, а «не в беспощадности и быстрейшем
наступлении»8!0, не в том, чтобы «насильно толкать пролетариат
на борьбу». В соответствии с этими представлениями, Интерна¬
ционал не может быть практическим руководителем международ¬
ного рабочего движения. Он — не больше, как средство взаимного
понимания. Тем большая роль и большее значение приписывается
Лиге Наций, которой суждено стать «орудием построения нового
общества, высшей его организацией»881.
4.	Буржуазная революция имеет дело со сравнительно про¬
стыми производственными отношениями, «выдерживающими хо¬
рошую встряску»888. В области экономической ей предстоит лишь
устранение экономических пут феодального строя, не создавая
никаких особых новых форм. Наибольшие трудности она встречает
лишь в области политической, где она должна вооруженной силой
разбить власть абсолютизма и создать новое государство.
Совершенно иное — в пролетарской революции. Она возни¬
кает в демократическом государстве, «достаточно развитом, чтобы
стать орудием освобождения пролетариата, как только этот по¬
следний достигнет необходимой силы»888. Зато тем большие трудности

ЗАКОН СОЦИАЛНЬОЙ РЕВОЛЮЦИИ
143
представляет экономическая революция пролетариата, ставящая
себе целью построить совершенно новое грандиозное социальное
здание. В связи с этими трудностями социалистического строи¬
тельства Каутский без устали напоминает «о зависимости всех
политических и социальных идей и учреждений от экономических
законов, не поддающихся произвольному изменению»324, об опасности
преждевременных экономических экспериментов и акушерского
вмешательства при помощи насильственных средств, о крайней
сложности и чрезвычайной чувствительности капиталистического
процесса производства, не терпящего «быстрых, беспощадных и
однообразных мероприятий»32Б, о важности марксова положения
(то общество не может перескочить через необходимые фазы своего
развития и пр. и пр.
Отсюда вывод, что нельзя ни на один миг задерживать нормаль-
юго хода капиталистического производства и что поэтому эконо-
пическая революция пролетариата требует возможно более мирной
Остановки.
5.	На войны в эпоху Великой французской революции Каутский
смотрит еще более или менее благосклонно, признавая их револю¬
ционную роль, как носителей новых идей. Но уже начиная с Па¬
рижской Коммуны, войны кажутся ему величайшим врагом социа-
иизма. Они делают невозможным планомерное социальное творче¬
ство. Они все подчиняют своим разрушительным задачам. Они,
как это было в последней мировой войне, раскалывают и раздроб¬
ляют пролетариат. Они портят нравы и вносят в борьбу грубость
1 ожесточение. Что же касается последних революций, то их вы-
шала не война вообще, а поражение.
Впрочем, изредка Каугский смягчает свой строгий приговор
), как бы вспоминая свои старые слова, должен признать, что
три определенных социальных условиях войны, внешняя или
•ражданская, могут оказаться весьма пригодным или даже необ¬
ходимым средством для завоевания политической власти» 326, или
гго последняя война «привела (почти повсюду) к еще большему
)асширению избирательных прав»821. Но эту правду Каутский обычно
1ынужден скрывать, ибо она не согласуется с основным его
езисом, что пролетарская революция требует внутреннего и внеш-
iero мира. Пролетарская революция не должна следовать примеру
\ августа 1789 года, а должна быть «процессом развития, который
щет вперед постепенно, подобно росту капиталистических произ-
юдственных отношений, но который, однако же, совершится зна-
ительно быстрее, чем последний» 828.
6.	В своем сопоставлении буржуазной и пролетарской револю-
мй Каутский затрагивает и крестьянский вопрос. Если в бур-
куазной революции крестьянство еще до известной степени может
ыть революционным, то в эпоху пролетарской революции оно

144	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
реакционно. «Крестьяне примыкают не к пролетариям, но к крупным
землевладельцам... Крестьяне и цеховые мастера не только далеки
от мысли стать участниками и сотоварищами в классовой борьбе
пролетариата, но, наоборот, являются злейшими его противни¬
ками»329. Причем интересы бедноты не отличаются от интересов за¬
житочных крестьян и тоже противоположны интересам пролета-
риата 38°.
Эта политическая оценка крестьянства сопровождается пере-
смотром и другого положения Эрфуртской программы о мелком
хозяйстве. «В сельском хозяйстве вытеснение мелкого производства
крупным прекратилось»331.
Если с крестьянством Каутскому не по пути, то тем усиленнее
выдвигает он слой «умственных работников», все более приближа¬
ющихся к пролетариату «как по своему классовому положению,
так и по своим воззрениям»832. Сейчас интеллигенция нужна про-
летариату «не только в лице отдельных ее представителей, но и
как масса»388. В своей ставке на интеллигенцию Каутский идет так
далеко, что готов даже причислить ее к одному и тому же классу,
что и работников физического труда.
Таков почти фотографический снимок пролетарской революции
в представлении Каутского. Для полноты картины нужно еще
добавить, что в соответствии с последовательно проводимым
резким размежеванием двух типов революций Каутский и вся
современная социал-демократия развивают взгляды на национально¬
колониальную революцию, как на такую, судьбы которой стой
особняком от революции пролетарской. Что же касается проблемы
международной революции, то, в силу национальной ограничен¬
ности и непонимания процесса интернационализации и взаимопро¬
никновения национальных хозяйств в эпоху империализма, Каут¬
ский приходит к отрицанию мировой пролетарской революции, ко¬
торую он считает большевистской выдумкой. Впрочем, в 1919—20 гг.
годы Sturm und Drang’a, большевистская «выдумка» о мировой
пролетарской революции благополучно уживалась и в социал-
демократических головах, даже в голове уравновешенного Каут¬
ского, который в заключительных строках «Терроризма и комму¬
низма» возвещал, что «пролетариат всего мира пришел в движение»
и что «всемирная война будет несомненно означать собой эпоху,
конец капиталистического и начало социалистического развития»38*.
Это, однако, не мешало ему избрать исходным пунктом критики
Октябрьской революции национальную неподготовленность, не¬
зрелость России к социализму. Каутский также тупо восприни¬
мает возможность мировой революции, как и возможность про¬
рыва империалистического фронта и победы социализма в одной
стране.

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ	145
Итак, что же такое пролетарская революция, по Каутскому?!
Пролетарская революция это — борьба за захват власти пролета¬
риатом демократическими средствами. Этот захват не имеет ничего ,
общего со свойственным лишь буржуазным революциям насиль-/
сгвенным переворотом. «Не новый переворот, — писал в 1922 г.
Каутский, — но единение пролетарских масс ведет отныне проле¬
тариат Германии к власти»836. Как же этот захват осуществляется?
Единый, поголовно организованный пролетариат, представляющий
большинство населения, делает революцию по заранее разработан¬
ному плану, по всем правилам реформистской науки, во главе
со своими старыми, «испытанными» вождями, в обстановке воз¬
можно полного внешнего и внутреннего мира, без пролития капли
крови, без всякого риска, на основе ясного сознания соотношения
классовых сил. Ярость масс, революционный пыл низов сменяются
ученым опытом вождей. Пролетариат делает свою революцию так
же легко и просто, будто бы он совершал торжественный парад
с заранее разработанным маршрутом. Правда, церемония проле¬
тарской революции совершается не столь уже быстро. Но ее медлен¬
ность обусловлена, в первую очередь, трудностями социализации.
Каутский, как впрочем и все реформисты, ловко спекулирует
на экономических и политических трудностях, на объективной
и субъективной незрелости. Если готовы объективные предпосылки
(немецкий ноябрь), то не подоспели еще субъективные, — сознание
рабочих, и наоборот (русский Октябрь).
Но особенно комичны потуги Каутского доказать, что проле¬
тарская революция предполагает, как правило, единство в рядах
пролетариата и не допускает возможности контрреволюции. Про¬
летарий для Каутского это только тот, кто выбрался из нищеты,
кто растет материально, кто осторожен и благоразумен; это —
рабочая аристократия. Остальные — это нищие, лумпен-пролетарии,
неорганизованные, неуравновешенные, отчаявшиеся; это — ком-с
мунисты. Им не место в хорошо спевшейся, вполне созревшей для
мирного переворота, семье социал-демократов. Они — исторический
анахронизм эпохи буржуазной революции, случайная накипь
мировой войны, которая исчезнет вместе с наступлением мира и^
спокойствия. Резко противопоставляя организованных рабочих не¬
организованным, обеспеченные слои — необеспеченным и безработ¬
ным, Каутский в то же время кричит о единстве пролетариата, о не¬
возможности контрреволюции в эпоху социалистической революции.
Пролетариат един, раскол в его рядах невозможен, а посему
нет надобности и в смене вождей.
Мирная, по книжкам Каутского проведенная революция,
несменяемые вожди, — вожди, вместо масс! Какая идиллия! Как
сладко спится под эти убаюкивающие песни социал-демократиче¬
ским функционерам!
If, Л.шпер

14f>
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
ИСТОРИЯ РЕВОЛЮЦИЙ ПО КАУТСКОМУ
После того, как Каутский построил себе модель буржуазной
и пролетарской революции, история революционного движения
не представляет больше для него никаких тайн и трудностей.
Двигаясь по схеме: буржуазная революция равнозначна террору
пролетарская — демократии и миру, — Каутский с безошибоч¬
ностью компаса ведет нас к заранее намеченной пристани.
Великая французская революция. Каков ее основной урок?
Эту революцию погубили диктатура и террор. Политика террора,
проводимая якобинцами, была следствием противоречивого эконо¬
мического положения мелкой буржуазии. Якобинцы стремились
к экономически невозможному. Отсюда вывод: они должны были
прибегнуть к диктатуре. Ибо, поучает нас Каутский, «всякая
политика насилия, направленная против явлений, глубоко кореня¬
щихся в данных условиях и в силу этого неистребимых, бывает
рано или поздно вынужденной сбросить с себя оковы законов, ею
же созданных, и перейти к незаконному насилию, к диктатуре.
Таков единственный смысл диктатуры» 886.
Уроки Великой французской революции — материал для
упражнений Каутского против советской диктатуры и террора.
Диктатура — чисто личный, а не классовый режим, террор —
оружие невежд, не понимающих экономических законов общества,
или безумцев. Террор растет вместе со спадом народного движения
и революции. В этом — основная причина гибели Робеспьера.
Но диктатура характерна лишь для последнего периода Великой
французской революции. Она привела революцию к гибели, хотя
и дала Франции победу. Диктатуры, сменившие 48 и 71 год, поро¬
ждены были контрреволюцией.
С таким же презрением, как о диктатуре и терроре, Каутский
отзывается и о заговоре Бабефа, одном из замечательнейших к
поучительнейших движений нового времени. Это прекрасное дви¬
жение, имевшее глубокие и разносторонние корни, поставившее
себе целью задержать развитие термидора, было несомненно круп¬
нейшим историческим событием, способным при более благоприятных
внешних условиях вспыхнуть ярким пламенем и увлечь за собой
массы. Каутский же и здесь видит лишь усталость масс, их демора¬
лизацию, бегство с поля битвы, мелко-буржуазные, шкурнические
инстинкты.
Парижская Коммуна. Ее основной урок, по Каутскому, —
торжество демократических гуманных методов. Поэтому надо
ругать бланкистов и восхвалять прудонистов. Поэтому в деятель¬
ности Парижской Коммуны надо отмечать лишь то, что говорит
•- об осторожности, умеренности, нерешительности. Поэтому неверны
критические замечания Маркса, Энгельса и Ленина о том, что Ц. К.

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
147
совершил ошибку, сдав слишком рано власть Коммуне, что Коммуна
упустила момент для преследования версальцев, что она проявила
нерешительность в вопросе конфискации банка и расправы с вну¬
тренней контрреволюцией и пр.
Каутский приходит в дикий восторг от устроенных на основе
всеобщего избирательного права выборов, но забывает добавить,
что все заведомо контрреволюционные, сочувствовавшие Версалю
элементы были от этих выборов отстранены, ибо, как говорит
Маркс, «коммуна была учреждением не парламентским, а рабочим».
Он восхваляет экономическое и территориальное самоограничение
Коммуны, спасшее ее будто бы от террора, ее научные исследования
по социализации, в которых якобы предвосхищена была его, Каут¬
ского, работа по социализации. Но он нетерпеливо отводит упоми¬
нание о том, что Коммуна стремилась к реальной (а не только комис¬
сионной) национализации заводов.
Он не перестает трубить о гуманности Коммуны и возму¬
щаться случайными расстрелами буржуазных заложников, но и
не думает заклеймить позором буржуазных убийц, ответивших
на гуманность гекатомбами трупов. Да, в дни Парижской Коммуны
пролетариат проявил неслыханно большую мягкость, в сравнении
с мстительными зверствами буржуазии. Но не заплатил ли он за эту
мягкость тройными жертвами, и не есть ли Парижская Коммуна
величайшее историческое предупреждение о том, что насилие
буржуазии над пролетариатом может быть предотвращено лишь
насилием пролетариата над буржуазией и что это — единственный,
самый гуманный, самый экономный, самый рациональный способ
избавиться от капиталистического рабства. И не предупреждал ли
Маркс, что «если они (парижские повстанцы 1871 г.) окажутся
побежденными, виной будет не что иное, как их великодушие».
Парижская Коммуна сама ограничила свои задачи до демо¬
кратически административных размеров (требование самоуправле¬
ния Коммуны, отмена постоянной армии и пр.),—так думает ее
«ученый покровитель» Каутский. Парижская Коммуна установила
диктатуру революционного Парижа, диктатуру неимущих над
имущими, —так думают Маркс и Ленин.
Ноябрьская революция. Подобно тому, как парижские ком¬
мунары не нуждались в опыте Великой французской революции,
точно так же, считает Каутский, опыт Парижской Коммуны не
может помочь нам в сегодняшних боях. Если большевики ссылаются ;
на Парижскую Коммуну, это не больше, как риторическая фигура.
«Капитализм столь быстро изменяет все отношения, что каждое
поколение и даже каждое десятилетие ставит нас перед новыми
условиями и отношениями»S3T. Итак, нет никакой исторической
преемственности. Зато схемы Каутского — единственный путь
к разгадке природы Ноябрьской революции в Германии.
10*

148	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Нынешняя революция «с самого начала является пролетарской
и социалистической» 888. И как прямой вывод из этого заявления
следует... систематическая борьба Каутского не против капита.
листов и шейдемановцев, а против спартаковцев и той части неза-
висимцев, которые требовали углубления экономических и политв.
ческих завоеваний, установления Советской диктатуры. Республика
пусть именуется социалистической, но демократическое укрепление
ее — основная задача дня, но водворение спокойствия и сохранение
капиталистического производства — основная предпосылка спа-
сения революции. «Капитал, — надрывается Каутский, — взывает
к спокойствию и порядку, потому что его.эксплоатация покоится
не на насильственном грабеже и вымогательстве, а совершается
в течение процесса производства» 889.
Вы скажете, читатель, что Каутский непоследователен и что
он (им же объявленный) социализм подменяет обычной буржуазной
демократией? Но вы забыли про знаменитые схемы. Из них явствует,
что социалистическая революция в Германии произошла из войны
и к тому же из проигранной войны. А подобная революция (читай
пункт 5-ый устава) изначала должна страдать малокровием и бес¬
силием. Она приводит пролетариат к расколу, в силу которого
он (пролетариат) не может победить. Поэтому проявляйте макси¬
мум осторожности! Не требуйте слишком многого, самоограничи-
вайтесь, не углубляйте революции! Как некогда жирондисты
напали на Марата, объявившего, что революция еще не закончена,-
так сейчас Каутский набрасывается на спартаковцев.
В лозунге углубления революции, выдвинутом спартаковцами,
Каутский усмотрел желание довести рабочих до нищеты, возобно¬
вить войну и уничтожить демократию. Эти три демагогические
обвинения, брошенные шейдемановцами по адресу революционного
крыла германского рабочего класса, нашли благодарную почву
среди всех мещанских, усталых, трусливых и несознательны?
элементов немецкого пролетариата.
Контрлозунг Каутского: «Не углубляйте революции!» означав
не что иное, как борьбу со всеми попытками довести социалисти¬
ческую революцию до победоносного конца и спасти ее от контр¬
революционного сползания. Завершив буржуазные свои задачи, уни
чтожив последние остатки монархически-феодальных учреждений,
дав пролетариату основные демократические свободы, Ноябрьская
революция ставила вопрос: Что же дальше? В этот момент выступай
Каутский и кричит: «Стоп, ни шагу дальше, защитим демократи¬
ческую республику, это наша важнейшая задача! Ибо если удастся
отстоять демократию, то пролетариат всегда мирным путем сможет
двигаться дальше к социализму».
Германская конституция — путь к мирному завоеванию поли¬
тической власти. Раз милитаристически-монархическая мацлпв

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ	149
уничтожена, то, согласно уставу Каутского, бояться контрреволюции
нечего. Слухи о контрреволюционных заговорах социалистов боль-
ищнства,—уверяет Каутский,—сущий вздор. Ибо «было бы смешно
создавать из различия в революционном темпе видимость различия
дожду революцией и контрреволюцией»3*0. По мнению Каутского,
обе фракции социал-демократов стоят на одной и той же почве
ларксизма; разница лишь в различном толковании одних и тех же
принципов. Так утверждал Каутский в декабре 1918 года. Но уже
после январьского восстания он вынужден признать,что шейдема-
иовское правительство «победой своей обязано буржуазным и
ценным кругам, с помощью которых ему удалось восторжествовать,
до которые при этом и сами во много раз более увеличили свою
силу и влияние. Как социалистическое, как пролетарское, оно
згим самым сделалось слабее. Еще более уменьшилась способность
правительства к сопротивлению против влияния военщины и бур¬
жуазии — способность, которая и раньше была невелика. Буржуаз¬
ные круги и господа офицеры чувствуют себя теперь куда прочнее,
опасность контрреволюции сделалась теперь совершенно реаль¬
ной... Великая опасность контрреволюции заключается в том,
нго правительство логикой событий толкается все дальше
вправо»841.
Но Каутский, сегодня отрицающий то, что он признавал вчера,
не торопится делать отсюда каких-либо практических выводов.
Как раз наоборот. Во всем, заключает он, виноваты спартаковцы;
посему давайте объединяться с социал-демократами из большин¬
ства!
Уже на следующий день после подавления спартаковского
восстания он взывает к спокойствию и порядку, пытаясь искус¬
ственно отделить политическую революцию от социалистической.
Он силится остановиться на первом этапе революции, на медовом
весяце всеобщего братания, мирного захвата власти. Он ничего
ie хочет знать о дальнейших трудностях и осложнениях в развитии
>еволюции. Углубление революции — это ненавистная Каутскому
стихия», бунт неорганизованных, коммунистический эксперимент.
1од именем борьбы с путчем и вспышкопускательством легче сабо-
ировать всякое революционное выступление пролетариата, легче
озродить старый лозунг Фольмара против «преждевременного
ксперимента» и всех реформистов против «анархизма» и «блан-
изма».
Такова картина Ноябрьской революции по Каутскому. Его
приорные надуманные схемы не выдерживают беспощадной кри¬
нки действительности и гнутся то и дело под тяжестью опровер-
иощих их фактов. Хотя Ноябрьская революция — революция
ролетарская, она все же начинается не мирным путем, как бы
гого хотелось Каутскому, а восстанием. В рядах социал-демокра-

150	(ЮСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
тической партии невозможна классовая и гражданская война,
невозможна контрреволюция — но... шейдемановцы объединились
с буржуазией и с реакционным офицерством. Социалистическая
революция делает излишним раскол,— но... в результате раскола
революция терпит поражение. Нет, г. Каутский, роль гувер.
нантки при хорошо воспитанных и опрятно одетых пролетарских
революциях вам разыграть не удастся!
Разочарованный континентальными революциями, Каутский
обращает свои взоры к Англии. Будущая революция там, надеется
он, станет образцом подлинной пролетарской революции. Англии
больше, чем какой-либо иной стране, предопределена «роль предтечи
социализма, несмотря на чопорное отношение к социалистической
теории»844. Как вся эта грандиозная фальсификация истории далека
и от былах предсказаний Каутского в начале XX века, и от дей¬
ствительного хода событий!
Октябрьская революция. Русский Октябрь 1917 г., по Каут¬
скому, это — буржуазная (а не социалистическая) революция, при¬
чем буржуазная революция восточного типа. Это — революция
буржуазная, ибо она сделана руками крестьян и солдат. В этом
также — залог ее гибели, ибо, получив землю, крестьяне станут
противниками и революции и социализма,—пророчествует злобно,
у^след ,за меньшевиками, Каутский. Это — революция буржуазная
также и потому, что отсталая Россия не созрела еще для социализма.
Здесь — корень неизбежной термидорианской гибели Советской вла¬
сти. Крестьянин должен пойти против рабочего. Октябрь не может
иметь международного значения. Он не может стать прологом между¬
народной революции. Он — лишь узко национальный эксперимент,
участь которого Каутским предрешена. Этими двумя положениями
цеховой и национальной ограниченности исчерпывается по существу
вся «теоретическая» аргументация Каутского против большевизма.
Говоря о Ноябрьской революции в Германии, мы объясняли
ее при помощи схем, подробно изложенных Каутским лишь в 1922 го¬
ду. Не совершили ли мы тем самым хронологического скачка?
Каутский «проделывал» немецкий Ноябрь на основе опыта
Октябрьской революции в России. Октябрь послужил ему
Живым образцом для конструирования страшных картин бур¬
жуазных революций прошлого. Октябрь 1917 года дал ему ору¬
жие, чтобы... не следовать его примеру в Ноябре 1918 года.
"Вот почему характеристика и критика Октябрьской революции
стоят в центре всей послевоенной социально-политической системы
Каутского. Отталкиваясь от Октября, Каутский — по принципу
противоположения — строит «законы» пролетарской революции.
Таким образом, схемы революции созрели в голове Каутского уже
на следующий день после Октября. То, что окончательно сформу¬
лированы они были лишь в 1922 году, сути дела не меняет.

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
151
В описании ужасов Октябрьской революции Каутский не
жалеет красок, мобилизуя с этой целью всеобщую историю и исто¬
рию революционного и рабочего движения. Наибольшее количество
аналогий и сравнений он черпает из истории Востока. Произвол
восточных деспотий, дворцовые интриги и перевороты, войны,
безнадежные бунты и кровавая реакция, — все это целиком вос¬
производится в Советском Союзе. Диктатура Советов, это — режим
«крови и железа», «голода и ужаса». Но Каутский не брезгает и
примерами из эпохи западно-европейского абсолютизма и царской
России. Страна Советов оказывается «превосходит царское само¬
державие как в отношении произвола, так и в отношении силы и
необузданности государственной власти»348. «Бухарины, Ленины,
Троцкие ничем не уступают Бурбонам, Габсбургам и Гогенцол-
лернам в цеплянии за самодержавную власть»344.
Призрак Советской диктатуры бродит по всем странам и всем
эпохам. Напуганный до смерти большевистской «заразой» Каутский
видит прообраз диктатуры даже... в социальном перевороте, имев¬
шем место за 4000 лет до нашей эры в Египте. Большевистское
«сектантство» мерещится ему и в лице иезуитов Парагвая, и анабап¬
тистов Моравии, и сектантов Америки, и в лице утопистов
XIX века без различия направления.
По мнению Каутского, большевики ближе к Шапперу, чем
к Марксу. Большевизм родственен прудонизму. Подобно тому ,как
Прудон отрицал политику, так и большевики отрицают демократию/
Вместе с тем «большевизм возвращает нас назад, к временам Вейт-
линга и Бланки, к сороковым годам XIX века»345. Но и бакунисты
имеют все права именоваться большевиками. Подобно тому, как-
заговор Бакунина погубил I Интернационал,—так сейчас боль¬
шевики создали новый заговор против II Интернационала. Как
истые заговорщики они ненавидят «большие, всеобъемлющие
организации, охватывающие все течения в пролетариате»846. И еще
один «уничтожающий» аргумент: большевики его, Каутского,
называют «ренегатом и предателем, что позволяли себе против
Энгельса лишь бакунисты»(!)847. Не забыт Каутским и Лассаль.
В противовес научной политике Маркса, большевики, если верить
Каутскому, сторонники реальной политики Лассаля.
Зато меньшевизм, само собой разумеется, — «надежда рус¬
ского пролетариата», а Аксельрод — «русский Бебель»348. Мень¬
шевистская республика в Грузии, ее строй и порядки ставятся
в пример большевикам; меньшевики в целом возводятся в «действи¬
тельных носителей русской революции349». Не меньшим уважением
пользуются у Каутского и эсеры. «Социалисты-революционеры,
заявляет он в 1922 г., завоевывают во все растущем размере,
как и меньшевики, а может быть в еще большей степени, дове¬
рие рабочих масс России. Так что скоро за большевиками будет

152	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
итти лишь парочка капиталистов и Красная армия, да и та,
пожалуй, уже не долго»ЗБ0).
>. Победа большевиков — это победа контрреволюции, это тер¬
мидор и поражение социализма, это «социализм казармы», татар¬
ский социализм, бонапартизм, абсолютизм и проч., и проч. Боль¬
шевики «вульгаризировали социалистическое движение, превратив
дело человечества в дело «одних только рабочих»351. (Недурно
сказано для «марксиста» — И. А.). Они изменили «принципам
святости человеческой жизни» (!). Они внесли повсюду раскол,
«беспутнейшую брань по адресу братских партий», беспощадно
подавили всякое инакомыслие и т. д., и т. п.
Но оставим в стороне словоизвержение Каутского и спросим
его по существу: какой же класс является носителем этого неле¬
пейшего в истории государственного образования? Вопрос этот
тем более уместен, что, по мнению Каутского, советский режим
не имеет никакой экономической базы. Он представляет собой
всеобщий грабеж и воровство, несет с собой нищету масс, «госу¬
дарственное рабство», «растущие потоки невежества, развращен¬
ности и отчаяния», ад принудительных работ (для буржуазии),
реквизицию и — верх варварства! — государственное распределе¬
ние женщин.
Но напрасно мы будем ждать от Каутского ответа на наш
вопрос о социальной баге советской власти: рассудок его слишком
помрачен бешеной злобой и ненавистью к первому в мире рабочему
правительству. Анализ относящихся к данной теме цитат из
Каутского 352 показывает, что ни крестьянство, ни интеллигенция,
ни тем более пролетариат не могут быть признаны подобной
базой. «Среди итальянских фашистов,—язвит Каутский,—имеется
вероятно относительно больше пролетариев, чем среди русских
коммунистов» 358. В результате после прочтения многочисленных
работ Каутского о Советском Союзе существование режима,
смертельно угрожающего всем классам и лишенного какой бы то ни
было экономической и социальной базы, начинает казаться читателю
неразрешимой загадкой. Этот маленький «пробел» подрывает всякое
доверие к памфлетам Каутского даже наиболее наивных читателей.
Чтобы понять смысл всех атак Каутского на Советский Союз,
необходимо раз навсегда отказаться от надежды найти в них хоть
каплю логики, объективности, научности, марксистского анализа
действительности. Каутский уж давно поставил крест над иссле¬
дованием фактов советской действительности и перестал следить
за противоречиями своей собственной мысли.. Каутский — застрель¬
щик буржуазно-реформистской кампании протиз страны Советов,
Каутский, — «апостол международной буржуазии», не гнушается
никакими средствами в борьбе против осуществленной в России
диктатуры пролетариата.

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
153
Начав в 1918 году с неискреннего полупоклона перед советами
(«Советская организация есть одно из важнейших явлений нашего
времени. Она обещает приобрести решающее значение в великих
решительных битвах между капиталом и трудом, к которым мы
Идем навстречу»864), он очень быстро превращается в самого оголте¬
лого их хулителя. Абсолютно все: и отстранение от власти буржуазии,
д особое крестьянское представительство, и выборы по производ¬
ственному принципу, и объединение законодательной власти
с исполнительной, и сменяемость и выборность ответственных
служащих, и стремление к выравниванию зарплаты, и коллегиаль¬
ная система управления — все это вызывает негодование, воз-
дущение, протесты со стороны этого социал-демократа — бело¬
гвардейца. Каутский доходит до того, что приравнивает советскую
систему выборов к системе Ботокудов; советские избиратели —
зто просто напросто контролируемые Чека и голосующие «за»
пашины (Jasagemaschinen). Чтобы опорочить производственный
принцип представительства в советы, Каутский тут же выдумывает
«теорию» о противоречии между производителями и потребителями,—
противоречии, которое, якобы, в социалистическом обществе при¬
обретает решающее значение.
Ничего кроме последовательной ненависти мы не находим
и в «критике» экономической политики Советов. Каутский одина¬
ково недоволен и успехами социалистического строительства, и
уступками капитализму. «Все его (большевизма — И. А.) успехи
состояли в том, что он разрушил даже те ничтожные начатки
развития в сторону социализма, которые были уже в России до не¬
го»855. Но наряду с этим его нервирует «полное отсутствие свободы
самодеятельности». Он способен одновременно возмущаться и
хаосом советского хозяйства, и плановым вмешательством государ¬
ства в хозяйственную жизнь страны. Он предрекает гибель совет¬
ской власти, и когда в 1927 году экономические достижения СССР*
не в состоянии больше отрицать даже буржуазная печать, Каутский
продолжает уверять, что эти достижения столь же эфемерны,
как и успехи генералов накануне гибели древнего Рима.
Но наиболее непосредственно и откровенно Каутский служит
целу мировой антисоветской интервенции своей пропагандой
легенды о красном империализме. Он божится и клянется, что
(юлыневики, ограбив собственную страну, стремятся к ограблению ►
наиболее богатых стран Запада; что с этой целью они содержат
самую многочисленную в Европе Красную армию и что поэтому
кир в Европе стоит в прямой зависимости от скорейшей ликвидации
Советской диктатуры. Он присягает, что III Интернационал и
Советская власть — суть одно и то же и «разоблачает» советских
Центов за границей. Он убеждает западно-европейских капита¬
листов, что демократизация СССР (читай, свержение Советской

154
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
власти) отвечает их, капиталистов, кровным интересам. Он уве¬
ряет рабочих, что противоречия между Россией и другими дер¬
жавами ничуть не отличаются от противоречий между капитали¬
стическими державами.
Уже в 1925 году Каутский переходит к прямым призывам
к вооруженному восстанию. И если сейчас он противник немедлен¬
ного выступления, то лишь по техническим соображениям, — из
боязни, что при нынешнем состоянии военной техники оно неиз¬
бежно потерпит поражение. Поэтому Каутский держит курс на
стихийное восстание, успокаивая тех, кто опасается превращения
подобного восстания в Вандею, и угрожая политической смертью
тем, кто предпочтет держать нейтралитет и не пожелает ввязаться
в борьбу против Советов. Такова история революций по Каутскому.
Продолжая традиции Бернштейна свою демократическую систему
он строит на развалинах якобинизма, чартизма, бабувизма, блан¬
кизма, на могилах Парижской Коммуны, на трупах героев Январь-
ского восстания 1919 г. в Германии и — последнее звено этой
цепи — на бешеном контрреволюционном лае против республики
Советов.
<М ИРНАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ МАРКСА И ЭНГЕЛЬСА
Каутский считает, что у Маркса нельзя извлечь ничего поучи¬
тельного относительно характера классовой борьбы в условиях
вполне сформировавшейся демократии356. Одновременно он признает
что Маркс и Энгельс не могли вполне освободиться от представления
о том, что конец капитализма ознаменуется такой же насильственной
революцией, что и конец феодального строя851. Но все же строить
новые демократические теории без благословения Маркса он счел
для себя невыгодным.
Каутский пошел по давно проторенной ревизионистами до¬
рожке. Во-первых, он, следуя Бернштейну, использует все выпады
Маркса и Энгельса против ультралевых, в качестве документов
против революционного марксизма. Во-вторых, он противопоста¬
вляет позднего Маркса — молодому Марксу эпохи революций
48 года. Против этих обоих методов фальсификации Маркса неодно¬
кратно выступал когда-то сам Каутский. Сейчас всем прекрасно
известно, что выступление Маркса против Шаппера в 1850 году,
статьи Энгельса против испанских анархистов («Бакунисты за рабо¬
той» и пр.) и другие аналогичные документы Маркса и Энгельса
имеют вполне ясное и недвусмысленное значение: они направлены
против анархосиндикалистских революционеров des tous les
heures, готовых всегда и везде захватывать власть. Все эти выска¬
зывания отнюдь не колеблют марксова понимания революции.
Мы поэтому никак не можем доставить Каутскому дорогого удо-

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
вольствия созерцать Маркса в роли унтер-офицерской вдовы,
которая, как известно, сама себя высекла.
Концепция о двух различных Марксах, о Марксе «заблуж¬
давшемся» и Марксе «прозревшем», о «юном» и «зрелом» Марксе
свойственна всему лагерю буржуазных и мелко-буржуазных кри¬
тиков марксизма. Основным документом революционного марк¬
сизма является «Коммунистический манифест». Там идет речь о
движущих силах общественного развития и о насильственной
революции; там выяснена роль буржуазного государства, как
комитета, заведующего делами господствующего класса; провоз¬
глашен великий лозунг интернациональной рабочей солидар¬
ности, даны классическое определение компартии, как про¬
летарского авангарда, и классическая критика мелко-буржуаз¬
ного социализма. Из революции 48 года Маркс почерпнул
основы революционной тактики, наиболее сжато и четко изло¬
женные в циркуляре 1850 года. Оба документа, как и знаменитое
место из «Революции и контрреволюции в Германии» о тактике
восстания, остаются для нас в основном и по сей день руководящими.
Для ревизионистов же они — пройденная страница истории.
«Манифест, — писал Бернштейн, — насквозь проникнут блан¬
кизмом»368. Насильственная революция, проповедывавшаяся в ту
эпоху Марксом, кажется и Каутскому взглядом, характерным для
утопического социализма 839. В то время «они (М. и Э.—И. А.) не
были свободны от якобинского хода мыслей. Это сильно сбли¬
жало их с бланкизмом8в0» Подобный взгляд мог возникнуть лишь
в первой половине XIX века881. Взрослый же Маркс, — Маркс,
освободившийся от утопических иллюзий молодости, — больше не
верит в надобность насилия. Каутский, вслед за всем лагерем реви¬
зионистов полагает, что Парижская Коммуна окончательно завер¬
шила собой период «крупных поражений пролетариата и открывает
период демократии» и что Маркс 70-х годов не есть больше Маркс
40-х и 50-х годов 882.
Оставим в стороне противоречащее этому предыдущее заявле¬
ние о том, что Маркс не успел еще вкусить от каутскианского
древа демократии. Не будем также конфузить Каутского и другим
противоречием: его доказательствами, что «мирные» взгляды
имеются у Маркса еще в эпоху революции 48 года 883. Перейдем
прямо к его‘аргументам в пользу «мирных» Маркса и Энгельса.
Эти аргументы зиждятся, главным образом, на двух цитатах.
Первая — это знаменитая речь Маркса в 1872 г. и вторая —
столь же знаменитое предисловие Энгельса к «классовой борьбе (
во Франции» 1895 года. Мы не будем долго останавливаться на ;
последнем. Смысл этого предисловия, связанных с ним извращений
и опровержений самого Энгельса достаточно выяснены не только
коммунистической прессой с т. Д. Б. Рязановым во главе, но и

156
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
самим Каутским, который во время оно («NeueZeif», XXVII, 1, с. 7;
«Путь к власти», с. 29 и пр.) защищал это предисловие от ревизио¬
нистских поползновений. Каутский обращал тогда всеобщее вни¬
мание на письма Энгельса по поводу своего предисловия, в частности
на письмо его к Лафаргу от 3 апреля 1895 г. «X. сыграл со мной, —
писал в этом письме Энгельс,—недурную штуку. Из моего введения
к статьям Маркса о 48 и 50 годах он взял все, что могло послужить
ему для защиты во что бы то ни стало мирной противонасильствен-
ной тактики, которую ему с некоторого времени угодно проповеды-
вать особенно в настоящий момент, когда в Берлине подготовляют¬
ся исключительные законы. Между тем я рекомендую эту тактику
только для Германии настоящего времени, и то с существенными
оговорками. Во Франции, Бельгии, Италии, Австрии этой тактике
нельзя следовать в ее целом, а в Германии она может стать неприем¬
лемой завтра». Теперь же, когда можно словами самого Энгельса
доказать, что он хотел подчеркнуть не невозможность уличной
борьбы вообще, а лишь ее ббльшую в новое время трудность, вдруг
оказывается, что «Энгельс в 1895 году совершенно сдал в архив
вооруженное восстание» (для Зап. Европы)864. Как можно по поводу
одного и того же документа высказывать два противоположных
мнения, не замечая к тому же в подобной операции никакой непо¬
следовательности — это уже секрет каучуковой совести Каутского.
Но перейдем к главному.
Так называемая «Гаагская» речь Маркса была в действитель¬
ности произнесена им в Амстердаме после Гаагского конгресса.
Дословного текста ее не существует. Она была опубликована
н брюссельской газете «Liberty» и в одной голландской газете.
В «Volkstaat» она появилась в переводе из «ЫЬеНё».
«Мы знаем,—говорил Маркс,—что в борьбе за политическую
власть необходимо считаться с учреждениями, с нравами, обычаями
различных стран, и мы не отрицаем, что имеются государства,
как Америка, Англия, и если бы я знал учреждения вашей страны,
я может быть причислил бы к ним и Голландию, где рабочие могли
бы достичь своей цели мирным путем». Прежде всего, необходимо
отметить, что гипотеза Маркса не носит всеобщего характера и
не выражена в категорической форме. Мирный случай Маркса
«не относится ко всем странам» и лишь «возможен». .Не следует
далее забывать специфических особенностей, в которых находились
в то время Англия и Америка. Эту сторону дела прекрасно разъ¬
яснил Ленин868. Не нужно также упускать из вида и следующее.
Допуская мирный характер переворота в Америке, Англии
и в других странах, Маркс отнюдь не предрешал дальнейшего
хода событий. Смешно автора «Капитала», лично пережившего
к 1872 году две крупнейших революции и давшего им обоим
революционнейшее в мире истолкование, представлять вдруг

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ	157.
наивным младенцем, размечтавшимся о мирной пролетарской
революции.
Маркс прекрасно видел всю неутолимую алчность могуществен¬
нейшего английского капитала, все трудности перехода власти
к рабочим, неизбежные измены трэдюнионистских вождей. Не далее,
как на том же Гаагском конгрессе, он нападал на профсоюзных
вождей, обвиняя их в том, что они продались Гладстону. При
подобных условиях, думается нам, Маркс не мог не понимать, что
победа, одержанная мирным путем, будет ничем иным, как времен¬
ной отсрочкой борьбы, отсрочкой, продиктованной классу капита¬
листов стратегическими соображениями.
Гипотезу Маркса о возможном мирном захвате власти не
следует поэтому отождествлять с представлениями о характере
социальной революции в целом. В это последнее понятие входит
не только момент захвата власти, как представляет себе Каутский,
но и весь революционный процесс в целом, вплоть до закрепления
революционным классом своей победы. Ибо революция, заявляли
неоднократно Маркс и Энгельс, не делается в одну ночь. Это —
«длящийся многие годы процесс развития масс с ускоренным темпом
развития»звв.
Если же мы последуем упрощенной трактовке понятия социаль¬
ной революции, мы неизбежно придем к каутскианской оценке
Ноябрьской революции в Германии. Каутский, как мы видели, готов
был Ноябрьскую революцию зачислить в мирные, объявив «случай¬
ными» все последующие (после первого «медового» месяца) кровавые
столкновения и восстания, как порожденные злой волей немецких
большевиков. Если так рассуждать, то в разряд мирных революций
попадет и Венгерская революция 1919 года и наши русские рево¬
люции. Их сторонником окажется и Ленин, который в 1917 1ч)ду,
до июля, допускал возможность мирного захвата власти тогда еще
меньшевистскими в своем большинстве Советами. Но следует ли
из этого, что Ленин надеялся на мирное завершение подобной
операции, что он закрывал глаза на неизбежность последующей
Вандеи и на неустойчивость будущих меньшевистских правителей?
Подобное толкование речи Маркса находит подтверждение и у Эн¬
гельса. В заключительных фразах предисловия к 1-му английскому
изданию «Капитала», датированного 5-ым Ноября 1886 г., Энгельс
обращает внимание на постоянно возвращающуюся безработицу
в Англии и на близкую возможность, что безработное сами возьмут
власть в свои руки. «В такой момент, продолжает он, хорошо бы
услышать голос человека, вся теория которого есть результат изуче¬
ния в продолжение всей жизни экономической истории и положения
Англии и которого это изучение привело к выводу, что по край¬
ней мере из европейских стран только в Англии неизбежная
социальная революция может быть проделана вполне мирными

158
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
и легальными средствами. Однако он никогда к этому не забывал
прибавить, что он мало рассчитывает на то, что английские пра-
вящие классы подчинятся этой мирной и легальной революции без
proslavery rebellion». (Маркс имеет в виду восстание южноамерикан¬
ских рабовладельцев для увековечения рабства.) (Курсив наш).
Итак «мирную» революцию ожидает контрреволюция, которая
приведет к гражданской войне. В этом же духе пишет в своих
воспоминаниях и Гайндман («The record of an adventureous life»).
Маркс, рассказывает Гайндман, имел обыкновение указывать
на возможность мирного перехода к социализму в Англии, но при
этом обыкновенно прибавлял: «но история учит нас другому»8*’.
Итак, мы думаем, что речь Маркса в Гааге была фальшиво
использована при помощи подмены самой проблемы. Но вообще о
взглядах Маркса на характер пролетарской революции нельзя су¬
дить по одной этой речи—единственной у Маркса, могущей вызвать
Иллюзии. Из всех работ Маркса и Энгельса неопровержимо следует,
'что как в начале, так и в конце своей деятельности они стояли
на точке зрения насильственной революции. «Уничтожить частную
собственность и заменить ее общностью имущества, писал Энгельс
23 октября 1846 года, можно лишь признав «в качестве единствен¬
ного средства для достижения этих целей народную насильственную
революцию»368. Подобная революция необходима, потому что «нель¬
зя никаким иным способом свергнуть господствующий класс» 8в8.
«Бессмысленные избиения, начиная с июньских и октябрьских
дней,—писал Маркс 6 ноября 1848 г. в Новой Рейнской газете,—тя¬
желые торжества жертвоприношений, начиная с февраля и
марта, каннибализм самой контрреволюции убедит народы, что
имеется одно лишь средство ускорить, укоротить, смягчить раз¬
бойничьи, смертоносные набеги старого общества и кровавые
роды нового общества, это единственное средство — революцион¬
ный терроризм»370.
Наиболее ярко революционная роль насилия изложена в «Анти-
Дюринге», — произведении, которое никак нельзя отнести к ран¬
нему периоду. Здесь насилие рассматривается как «повивальная
бабка истории», как орудие, «при помощи которого социалистическое
движение пробивает себе путь и разрушает застывшие и омертвелые
политические формы». Здесь, вопреки ламентациям Дюринга,
видящего в насилии один лишь принцип деморализации, насиль¬
ственная революция связывается с явлениями высокого морального
и идейного подъема. Энгельс 70-х годов — прямой продолжатель
Маркса 40-х годов, который еще в «Немецкой идеологии» говорил,
что революция необходима, чтобы «очиститься от всей грязи старого
общества и стать способным создать новое общество».
В 1891 году Энгельс писал: «Посмотрим, не случится ли так,
что именно сами буржуа, а также и их правительства первыми

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
159
оставят рамки легальности, чтобы путем насилия раздавить нацию.
Вот что нас ожидает!». И набрасывая картину будущей мировой
войны, «в течение которой 15 или 20 миллионов вооруженных
людей будут вырезывать и опустошать Европу так, как ее никогда
до сих пор не опустошали», — Энгельс заключает: «эта война
или создаст непосредственный триумф социализма, или же настолько
перевернет вверх дном старый порядок вещей и оставит за собой
всюду такую кучу развалин, что старое капиталистическое обще¬
ство станет еще более невозможным, чем когда бы то ни было,
и социальная революция, если и запоздает на 10—15 лет, будет
только более радикальной и совершится с большей быстротой»311.
В последних строках Энгельс правильно предсказал общее
направление развития пролетарской революции. Социальная ре¬
волюция, говорил он, будет «более радикальной». Энгельс уже
предвидел сумерки буржуазной «чистой» демократии и возможность
гибели в ближайшей мировой войне старой социал-демократической
партии и образования новой «свободной от этой массы половинчато¬
стей и мелочей, которые всюду теперь тормозят движение»812. В тече¬
ние двух десятилетий он, сначала вместе с Марксом, а потом и один,
вел решительную борьбу с немецким оппортунизмом и с зарождав¬
шимся в эпоху закона против социалистов центризмом. Основным
рефреном этой борьбы была критика веры в государственный
социализм, преследование всяческих филистерских представлений
и иллюзий о революции, как процессе мирного, законного, легаль¬
ного врастания в общество будущего, разоблачение мелкобуржуаз¬
ных вождей и вожаков, «снимающих шляпу перед общественным
мнением, которое всегда в Германии будет мнением посетителей
пивных»818, постоянный призыв к смелой, революционной тактике.
Маркс и Энгельс тогда уже предвосхитили все основные аргу¬
менты будущего ревизионизма и каутскианства. Не случайно-
обо всей этой важнейшей полосе их деятельности Каутский
ныне скромно молчит. Ревизионисты и Каутский спекулируют на
признании Марксом и Энгельсом их ошибок в оценке революции
1848 г. Конечно, и Маркс и Энгельс меняли по отдельным вопросам
свои взгляды, считаясь с изменяющейся обстановкой и с новым
опытом. Они неоднократно делали ошибки и их исправляли. Так
напр. в 1848 г. они питали ложные надежды на то, что буржуазная
революция во Франции быстро перерастет в социалистическую.
Но все это не нарушало основных вех их теории. Поэтому мы1
вправе говорить, что мы знаем только одного Маркса и одного
Энгельса, всю свою жизнь проповедывавших одну и ту же доктрину
о насильственном свержении капиталистическо й власти и о диктатуре
пролетариата. В эпоху Маркса и Энгельса буржуазная демократия
себя еще до конца не разоблачила. На ее основе социал-демократия
логла еще развиваться и одерживать крупные победы. Лишь

160	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
с 90-х годов, т. е. вместе с наступлением империализма, положен^
начинает радикально меняться. Поэтому совершенно естественно
что ни Маркс, ни Энгельс не могли с точностью предусмотрев
дальнейшие судьбы демократии и Интернационала в эпоху империа.
лизма, в современный послевоенный период и в период возника.
ющего мирового фашизма. В частности, особая обстановка первых
лет после отмены закона против социалистов диктовала Энгельсу
более осторожную и воздержанную тактику действия, тактику
отнюдь не подвергавшую ревизии общей установки его на насиль
ственный переворот. Вообще же Маркс и Энгельс, конечно не могла
так четко и определенно формулировать положение об относитель-
ной ценности демократии и о роли диктатуры, как это сделал
.впоследствии Ленин. Было бы просто смешным искать у них про-
странных разъяснений о сущности диктатуры, о ее конкретных
исторических формах, длительности и т. п. Но они дали основное
и этого основного мы никому не позволим исказить и разбазарить.
ЭПОХА ВОЙН И РЕВОЛЮЦИЙ
Действительный характер пролетарской революции, первой
еще робкой попыткой, которой была Парижская Коммуна, до конца
обнаружился лишь после мировой войны. Лишь после Октябрьской
и Ноябрьской революций можно уже точнее определить, в чем
существенные отличия пролетарской революции от буржуазной.
Буржуазная революция в первую очередь боролась за уничто¬
жение земельной собственности, за перераспределение прибавочной
стоимости между новыми восходящими классами собственников,
за участие их в эксплоатации и во власти. В пролетарской революции
и цели другие, и трудности во сто крат больше. Тут борьба идет
не за новые формы собственности, не за перераспределение приба¬
вочной стоимости, а за уничтожение; не за участие во власти,
не за смену господствующего класса, а за уничтожение классов
и классового господства. В соответствии с этим и формы, и средства
пролетарской революции меняются, оставаясь все же аналогичны
классическим буржуазным революциям.
Буржуазная революция, завершающая политически процесс
обуржуазивания феодальных отношений, в силу этого может
протекать в значительно более мягких компромиссных формах,
чем пролетарская революция, в которой главнейшие трудности
начинаются лишь после захвата власти, которая должна построить
совершенно новую, никогда раньше не существовавшую социали¬
стическую экономику и в которой противостоит не один отряя
собственников другому, а отряд собственников армии неимущих
Поэтому буржуазная революция, особенно, если рабочий и кре¬
стьянин не играют в ней самостоятельной роли, может закончиться
той или иной сделкой между двумя классами крупных сой-

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
161
ственников. История знает подобные компромиссы. Поэтому
также буржуазная революция начинается обычно значительно
более эффектно, чем кончается. Чем ближе к XX веку, чем с более
крепким пролетариатом буржуазия имеет дело, тем она реакционнее
и трусливее, тем больше задач для завершения она оставляет
пролетариату, тем сложнее, следовательно, довершающая буржуаз-.
ную и двигающая ее дальше пролетарская революция. Поэтому
XX век не знает уже чисто буржуазных революций так же, как он не,
не видал еще и революций чисто пролетарских (мы имеем в виду раз¬
витые капиталистические страны). И в этом пункте, как и во всех
остальных, действительность разоблачает тенденциозные и чисто
механически сконструированные схемы Каутского. Пролетар¬
ская революция компромиссов, как окончательного решения
распри двух миров, не знает и знать не может. В пролетарской
революции оба основных борющихся класса ставят на карту все
свое будущее: один — судьбу своего кошелька, другой — осво¬
бождение от наемного рабства. Класс капиталистов, писала Роза
Люксембург в Спартаковской программе, превосходит всех своих
предшественников жестокостью, нескрываемым цинизмом и ни¬
зостью. «В борьбе с пролетариатом он пустит в ход небо и ад. Он
мобилизует против городов крестьянство, натравит на социалисти¬
ческий, авангард отсталые слои пролетариата, при помощи офицеров-
будет устраивать бойни, будет стараться парализовать любое
социалистическое мероприятие, при помощи тысячи средств пай>~
сивного сопротивления натравит на революцию 20 Вандей, призов^''
на защиту себе внешнего врага, убийственное железо Клемансо
Ллойд-Джорджа и Вильсона — скорее превратит всю страну
в груду дымящихся развалин, чем добровольно откажется от наем¬
ного рабства.
Это сопротивление должно быть сломлено шаг за шагом
железной рукой, неутомимой энергией. Насилию, творимому
буржуазной контрреволюцией, должно быть противопоставлено
революционное насилие пролетариата. Ударам и козням буржуа¬
зии — непреклонная ясность целей, бдительность и неутомимая
активность пролетарских масс. Угрожающей опасности контр¬
революции — вооружение народа и разоружение господствующих
классов. Борьба за социализм есть жесточайшая гражданская
война, какую когда-либо видели в истории мира. И пролетарская
революция должна выковать для этой гражданской войны необхо¬
димое оружие, она должна научиться им пользоваться для борьбы
и победы»814.
Пролетарская революция застает более сознательный, более
организованный, более опытный, умудренный в прошлых боях
и поражениях, вооруженный марксизмом рабочий класс. Современ¬
ный пролетариат, прошедший школу классовой борьбы, умеет
И. Алътер
U

162
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
лучше оценивать трудности борьбы, силы врага и собственные
силы. Но именно поэтому он во сто крат опаснее для всего класса
собственников, его непосредственно труднее обмануть, формц
борьбы с ним сложнее и более жестоки.
В общую картину пролетарской революции, как ее рисовали
Маркс и Энгельс, империализм вносит две коренные поправки,
поправки, ям неизвестные. Во-первых, политика монополистиче.
ского капитала с неумолимой закономерностью движется в сторону
мировых империалистических войн и открытой фашистской и
нэо-абсолютистской диктатуры. Во-вторых, империализм раска.
лывает рабочий класс, и часть его, вместе с исторически сложив,
шимися в недрах II Интернационала социал-демократическими
организациями, ставит на службу буржуазии. «Революционный
класс XX века, — писал Ленин еще накануне войны, — имеет
(подобно революционному классу XVIII в. — буржуазии) свою
Жиронду и свою Гору»816.
Оба эти момента, — как и ряд других вытекающих отсюда
обстоятельств, из коих важнейшее: образование сильного среднего
слоя (интеллигенция, служащие и пр.), в большинстве связыва¬
ющего свою судьбу с империализмом, — не облегчают, а затруд.
няют приход рабочего класса к власти; не смягчают, а обостряют
борьбу.
Ныне борющийся за социализм пролетариат больше не может
расчитывать на то, что подготовка к решительным боям будет
совершаться в условиях демократии, пусть даже буржуазной.
Сейчас буржуазная демократия сворачивается параллельно росту
империализма и параллельно росту пролетарской опасности.
Коммунистический Интернационал имеет дело не только с ми¬
ровой буржуазией, но и с мелкой буржуазией, и с реформизмом,
через труп которого ему надо перешагнуть. Сейчас, надо заново
завоевывать большинство рабочего класса и все революционные
и угнетенные слои крестьянства, мелкой буржуазии, интелли¬
генции. Современная буржуазия, вооруженная опытом первого
тура пролетарских революций, беспрестанно готовится к новым
боям. Она пользуется всей суммой насильственных и культурных
средств, чтобы расширить свою социальную базу и опереться
не только на промежуточные классы, но и на все развращаемые
Каутским слои рабочего класса.
Империализм дает все объективные, а затем (правда, значи¬
тельно более сложным и извилистым путем) и субъективные пред¬
посылки для пролетарской революции. Последняя уже не может
быть преждевременной. В таких условиях вопросы стратегии и
тактики, вопросы выбора момента для выступления, вопросы
своевременного использования революционной ситуации приобре¬
тают гигантское, невиданное в эпоху Маркса, значение. Вопросы

ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
163
■тактики — это больше не вопросы того или иного пути к общей
дели, как кажется Каутскому: они поднимаются до уровня про-
траммных вопросов, по которым проходит и линия размежевания.
Такова же роль и организационных вопросов, которые сейчас,
даравне с программными и тактическими могут решать судьбы
революции. Без правильной организации коммунистической
партии, без железной большевистской дисциплины, без здорового
кровообращения между партийными массами и руководством,
без длительного отбора и испытания подготовителей и руково¬
дителей будущей революции—последняя безнадежна. Не случайно
большевизм зародился как особое направление в организационном
вопросе.
Эпоха империализма ставит также по-новому вопросы о боль¬
шинстве и меньшинстве, об издержках революции, о ее маршруте,
и пр. Завоевание большинства рабочего класса есть сейчас меньше,
чем когда-либо, вопрос спокойной мирной работы по агитации и
пропаганде. Отсюда отнюдь не следует, что Ленин в какой-либо
пере предлагал пересмотреть Марксов принцип о том, что помимо
воли большинства рабочего класса нельзя захватывать власть.
Смеем вас уверить, господин Каутский, что большевики — не
5ланкисты, — особенно в том смысле, как вам этого хочется, —
(не фашисты, воспевающие насилие меньшинства над большинством.
Большевики идут к завоеванию большинства рабочего класса,
ie плетясь в его хвосте, а вовлекая его в сферу своего влияния,
крез предварительное размежевание и раскол, через тактику
дано го фронта. Каждый рабочий, сегодня еще опускающий свой
вбирательный бюллетень в социал-демократическую урну, — на
ледующий день, подхваченный социальной бурей, возмущенный
(гкрытой изменой своих вождей, доведенный до отчания белым
еррором и голодным режимом, может очутиться в рядах ком-
|унистов. В таких условиях большинство и меньшинство быстро
княются местами. Динамика революции, зигзагообразность ее
ути, быстрая смена подъемов и поражений делают абсолютно
ёзжизненной всякую попытку разрешить проблему субъективной
релости рабочего класса чисто арифметическим путем.
Пролетарская революция выходит на улицу не по всегда и
сюду запаздывающим часам и календарям социал-демократии,
(ействуя в атмосфере, наэлектризованной классовой ненавистью,
на то и дело разгорается из местных и частных выступлений,
з коммунистических «путчей». Мы, большевики, возлагаем огром-
ые надежды на предприимчивость и предусмотрительность руко-
одства, на роль искусства революции. Но мы знаем также, что (
ешающим фактором является сам стихийный взрыв масс, творя-
|ий революционные чудеса и не поддающийся полному предвари-
ушному математическому измерению и исчислению. Когда нужно

164	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
действовать, Каутский то отнекивается стихийностью революцц,
то прикрывается необходимостью абсолютной организованно^
масс.
В условиях пролетарской революции риск всякого выступлении
а с ним и издержки во время захвата и закрепления власти чр^
вычайно увеличиваются. «Революция, — писала Роза Люксембуц
в январские дни 1919 г., — единственная форма «войны», ^
конечная победа может быть подготовлена «рядом поражени#.
Существующая в эпоху империализма интимнейшая связь мея^
экономикой и политикой приводит к тому, что растущая политич|
ская борьба сопровождается жесточайшими потрясениями все
экономики. Вопреки реакционной утопии о ступенчатой социалц
зации, пролетарская революция, под угрозой гибели, требует сщ
рейшего единовременного захвата всех командных высот капнта
листического общества. Лозунгом борьбы пролетариата становитс
углубление революции, ее непрекращающийся подъем, вплоть д
окончательной победы.
Пролетарская революция требует невиданного доселе героизм
и готовности со стороны рабочих нести жертвы, ибо, захват*
власть, рабочий класс не сможет сразу решительно поднять сво|
материальный уровень. Пролетарская революция не мягче, a cj
ровее, — более ожесточенная и кровавая, чем буржуазная. И и
потому, господин Каутский, что большевики жаждут кров*
а потому, что таковы условия классовой борьбы в эпоху империи
лизма. «Мировая история идет своим путем, не обращая внимаю*
на филистерские проповеди умеренности и благоразумия» (Энгельс)
Кто же хочет итти в ногу с историей, тому надо крепко запомнить
«либо социализм станет организованной интернациональной гра
жданской войной, либо его не будет вовсе» (Ленин).

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
ТЕОРИЯ КРУШЕНИЯ КАПИТАЛИЗМА
В вопросе о теории крушения Каутскому меньше, чем вкаком-
5о другом, пришлось отходить от своих довоенных взглядов.
«Я всегда, — говорит Каутский, — в частности в своей книге
}тив Бернштейна в 1899 г., боролся против того взгляда, будто
(иализм произойдет от крушения капитализма»876. Но тогда
утский еще видел экономические противоречия капитализма;
понимал еще огромное значение проблемы рынка, слишком
ценное развитие которого, полагал он, должно привести к систе-
гическому перепроизводству; он возражал еще тогда Туган-
рановскому, представлявшему капитализм как гармоническую,
имеющую никаких экономических границ, систему; тогда
г политическая революция не стояла у него совершенно осо-
ikom от экономики. Сейчас Каутский идет до конца.
Ныне он утверждает, что теория крушения — сознательное
дарование теории Маркса в интересах борьбы с ревизионизмом.
)авда, осуществлению социализма должно предшествовать бан-
itctbo капитализма, но моральное банкротство перед лицом
:с, а неэкономическое банкротство, выражающееся в прекращении
дазводства»877. «Я всегда принадлежал к тем,—вторит Каутскому
жфердинг,—которые отвергали всякую теорию экономического
ixa, ибо сам Карл Маркс (?!) доказал ошибочность такой
рии»878.
Чтобы разделаться с теорией крушения, Каутский, Гильфер-
ir и К°, по обыкновению, стремятся опереться на Маркса и
яставить эту теорию в карикатурном виде. То же самое пытался
лать Бернштейн 30 лет тому назад. Бернштейн понял теорию
гшения как всеобщий единовременный крах чисто экономиче-
го порядка. Выдумав несуществующую теорию, нетрудно затем
адать на собственные измышления, аттестуя их механической
аталистической концепцией. Но при чем тут Маркс и подлинные

166	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Нигде и никогда Маркс не говорил о крушении капитализма
как об единовременном акте, о механическом конце старого строя.
Напротив, для Маркса политика всегда была сгустком экономики’
В «Классовой борьбе во Франции» Маркс писал, что «революция
которая здесь (во Франции — И. А.) не оканчивается, а только полу.!
чает свое организаторское начало, не будет кратковременной
революцией»319. В другом месте этой же работы Маркс гениально
предсказывает возможность возникновения революции сначала
в отсталых странах. «Естественно, что насильственные вспышки про<-
исходят раньше в конечностях буржуазного организма, чем в его
сердце, так как здесь урегулирование скорей возможно, чем там»3*»,
О длительности революции Маркс весьма отчетливо говорил
в «Кельнском процессе коммунистов», в связи с ультралевым не¬
терпением Шаппера и других. Эта цитата, вкривь и вкось исполь-
зовываемая Каутским для своих оппортунистических целей, пре-
красно показывает, что даже Маркс 40-х и 50-х годов далек был
от представления о быстром и единовременном крахе капита¬
лизма.
Столь же смешно было бы навязывать Марксу, как и Ленину,
чисто механическое представление о крушении. Маркс и все ре-
волюционные марксисты бесчисленное количество раз указывали
на то, что пролетарская революция — следствие неразрешимых
в недрах старого строя как технических и экономических, так
и социально-политических противоречий. Возмущение рабочего
класса, его сознание и организация, вырастая из самого меха¬
низма капиталистического процесса производства, могут однако
привести к победе лишь в одном случае: если пролетариат
сумеет вооружиться научным познанием законов капиталисти¬
ческого мира. В то же время и в «Коммунистическом манифесте»,
и в исторических работах, и в «Капитале», и в «Анти-Дюринге»,
и в переписке, и в предисловии к «Классовой борьбе во Фран¬
ции» Маркс и Энгельс непрестанно повторяют о связи между
революцией и экономическими кризисами. 25 января 1882 г.
в письме к Бернштейну Энгельс писал: «Что кризисы являются
одним из сильнейших рычагов политических переворотов, уже
было указано в «Коммунистическом манифесте» и развито в Обо¬
зрении Новой рейнской газеты по 1848 год включительно, но вместе
с тем там же указано, что вновь наступающее благоденствие раз¬
бивает также революции и влечет за собой победу реакции»381.
У Маркса экономика определяет политику. Пролетарская
революция есть не что иное, как насильственное политическое
разрешение экономических противоречий капитализма. Но поли¬
тика не есть простое механическое отражение экономики. Правда,
рабочий класс сам является важнейшей производительной силой,
а возмущение производительных сил против производственных

РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА	16?
отношений означает на политическом языке не что иное, как воз¬
мущение рабочего класса против капитализма.
Но этой формулировкой дано лишь обще-теоретическое, а не
(сонкретно-историческое решение вопроса о неизбежности рево¬
люции. Конкретно вопрос о революции, ее победоносном исходе
g каждой данной стране разрешается всей исторической и между¬
народной обстановкой, соотношением классовых сил, степенью
организованности, революционной решимости рабочего класса,
качеством руководства и проч. Одна экономика, так же как и
одна политика, дела не решает. Подобно тому, как мы отвергаем
версию о производительных силах как чисто технической кате¬
гории (Барт, Зомбарт), точно так же и наше представление о кру¬
шении капитализма никогда не может быть выражено в одних
лишь экономических категориях. Поэтому наличие объективных
предпосылок революции (а этим характеризуется эпоха империа¬
лизма) далеко еще не решает вопроса о победе революции, или
вернее решает его лишь в конечном счете.
В критике теории крушения Маркса Каутский становится
на избитый путь ревизионистов, утверждавших, что марксизм не
сумел связать своего механически-фаталистического предсказания
краха капитализма с активной ролью рабочего класса. Он пытается
также представить теорию крушения как недопускающую будто бы
дальнейшего развития производительных сил в недрах капита¬
лизма и предполагающую якобы полное разрушение старого обще¬
ства. Сам Каутский «разрешает» эти мнимые противоречия, отбра¬
сывая совершенно как теорию крушения, так и основной закон
о конфликте между производительными силами и производственными
отношениями и заменяя их тезисом бесперебойности производствен¬
ного процесса и одноактной безболезненной демократической коме¬
дией революции. Ученики же его, развивая дальше идеи учителя,
теорию крушения представляют как возрождение славянофильских
верований о полном разрушении «капиталистической цивилизации»,
как веру в «новый набег варваров», долженствующий разрушить
весь старый мир, «чтобы в один день на его развалинах мог быть
построен новый»382. Вот один из образчиков бредовых фантазий
социал-демократических писак, очумевших от страха перед боль¬
шевистскими разрушителями капитализма.
Отрицать теорию крушения — значит отрицать все экономи¬
ческое учение Маркса, все экономические противоречия капита¬
лизма. К этому движется Каутский своим фактическим отказом
от теории обнищания Маркса, своей чисто буржуазной интерпре¬
тацией марксовой теории кризисов и отмежеванием от ленинской
теории империализма.
«Капитал» Маркса есть не что иное, как теоретическое обосно¬
вание неизбежности всеобщего кризиса капитализма. Каждое из

168
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
противоречий, устанавливаемых критикой Маркса: и противо¬
речие между ростом производительных сил и емкостью рынков,
и противоречие между отдельными отраслями производства, и
противоречие между капиталистическими и докапиталистическими
формами производства, между городом и деревней, и противоречие
между все растущим обобществлением процесса производства и
частнокапиталистическим присвоением, и противоречие, выра¬
жаемое тенденцией нормы прибыли к понижению, и вытекающая
отсюда система распределения народного дохода, система экспло-
атации и растущего обнищания рабочих — каждое из этих про¬
тиворечий есть отражение и предвосхищение будущего крушения
капитализма.
Но система капитализма не есть «порочный круг» противо¬
речий, как думал Фурье. Капиталистическая система есть не
просто система производства и воспроизводства противоречий на
той же основе, а скорее расширенное воспроизводство противо¬
речий, толкающих к окончательной развязке, к краху. «Фурье
не мог заметить того, что этот круг постепенно суживается; что
движение представляет собой скорее спираль и может закончиться,
как у планет, только столкновением с центром»883.
Поэтому марксовы законы движения и развития капитализма
суть, вместе с тем, законы его уничтожения. Лишь такое толкова¬
ние «Капитала» соответствует духу учения Маркса. Всякие же
позаимствования отдельных экономических положений у Маркса,
проделываемые Туган-Барановским, Струве или Зомбартом, есть
не что иное, как борьба с марксизмом при помощи вырванных
у Маркса и вклеенных в буржуазную систему отдельных частей.
По этому пути пошел и Каутский.
Частным выражением марксовой теории крушения капитализма,
является ленинская теория империализма. На основе изучения капи¬
талистической действительности последних десятилетий, ленинская
теория показывает, в какую сторону растут все эти противоречия
и в какой форме они проявляются сейчас. Ленинская теория империа¬
листического загнивания — необходимое конкретное выражение
марксовой теории краха капитализма и марксовой теории капитали¬
стических кризисов.
Теория империализма включает в себя тезис о неизбежности
всеобщего кризиса капитализма. Всеобщий кризис и всемирную
революцию, многократно подчеркивал Ленин, нужно понимать
не как единовременный крах, а как длительный процесс, как
целую эпоху войн и революций. В эту эпоху, благодаря не¬
равномерному экономическому и политическому развитию ка¬
питализма в отдельных странах, революции будут вспыхивать
разновременно; буржуазные и колониальные революции будут
переплетаться с пролетарскими, толкая друг друга вперед и

РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
169
дополняя друг друга . В эту эпоху все противоречия разрешаются
„е сразу. Эпоха пролетарских революций подобна не пару, сразу
разрывающему весь котел, а подземному вулкану, многократно
атакующему земную оболочку в разных местах, пока она оконча¬
тельно не прорвется.
Так, ленинская теория империализма снова разоблачает
подлог оппортунистов, приписавших ортодоксальным марксистам
фии самими сконструированную механическую концепцию краха
капитализма, и снова подтверждает правильность подлинной теории
крушения Маркса.
БЕСПЕРЕБОЙНОСТЬ ПРОИЗВОДСТВЕННОГО ПРОЦЕССА
Если Каутский и признает в капитализме известные проти¬
воречия, то он рассматривает их, подобно буржуазным экономистам,
как временные нарушения некоей в основе своей устойчивой систе¬
мы. Но привести к окончательному краху эти нарушения не могут.
Наиболее серьезным представляется Каутскому противоречие
между промышленностью и сельским хозяйством, — отставание
последнего от развития крупной индустрии. Этим противоречием
Каутский объясняет кризисы и империалистическую политику.
Теория кризисов Каутского обоснована теорией недопотребления
и учением о недостаточности капиталистического рынка. Но до
войны недостаток рынков гнал, по Каутскому, капитализм в тупик.
«Чистый капитализм» должен был привести, если не к перманент¬
ному кризису, то во всяком случае к растущему перепроизводству.
Этот тезис, развитый дальше Р. Люксембург, послужил исходным
пунктом для ее теории о накоплении капитала и об империализме.
Ныне же «чистый капитализм» приводит Каутского к концепции об
устойчивой и развивающейся системе. Элементы революционной
утопии завершаются утопией реакционной. Кризисы, правда,
обусловлены сущностью капитализма — утверждает Каутский
в «Пролетарской революции». Но размеры и интенсивность их
в последние десятилетия не были столь значительны, чтобы стать
прелюдией к краху капитализма и к переходу к социалистическому
производству.
В этом произведении Каутский считает еще старую точку
зрения ревизионистов «столь же поспешной, как и предшествовав¬
шее ей наше представление о хроническом характере кризисов»884.
В двухтомнике он идет дальше. Он заявляет более категорически,
тго кризисы изменили свой характер и стали для капитализма
кенее опасны: «Нигде не доказано, что эти кризисы должны принять
в конце такой характер, который исключает развитие производ¬
ственного процесса»886. Кризисы не угрожают больше капиталисти¬
ческому производству и только обостряют классовые противоречия.

170
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
Так происходит чудесное претворение кризиса во временное нару.
шение системы. Источник его возникновения: отставание сельского
хозяйства от промышленности — тоже явление временное, результат
недостаточного проникновения капитализма в сельское хозяйство.
И здесь во всем виноваты докапиталистические формы хозяйства.
Их изживание приведет, повидимому, и к изживанию кризисов.
При этом полная индустриализация сельского хозяйства Каут¬
ского, в противовес Р. Люксембург, отнюдь не пугает — эта
индустриализация никакой угрозы существованию капитализма
не представляет.
Таким образом, точка зрения Каутского ведет неизбежно
к «нормальному» буржуазному взгляду на капиталистические
кризисы как на явления временные, не имманентные капитали¬
стическому хозяйству*86. Не остается ничего другого, как вспомнить
слова одного марксиста, сказанные четверть века тому назад:
«Ответ на вопрос, смягчаются ли кризисы, будет различен в зави¬
симости оттого, какой точки зрения придерживается дающий этот
ответ. Кто смотрит на вещи глазами буржуазных идеологов, тот
присоединяет свой голос к хору оптимистов, которые уповают на
то, что кризисы, благодаря прогрессу экономического развития,
в особенности благодаря картелям, потеряют свою остроту. Круп-
ные предприниматели меньше теперь страдают от кризисов,
чем прежде. Но кто рассуждает с пролетарской точки зрения,
должен будет притти как раз к противоположному выводу, ибо
рабочих кризисы угнетают теперь сильнее чем прежде»39,1. И еще:
«При капиталистическом способе производства всегда будет законом
то положение, что кризис и расцвет неразрывно связаны друг с дру¬
гом, что расцвет покупается ценою оглушительного краха, что
этот последний тем сильнее, чем полнее расцвет, что эпоха подъема
промышленности не может быть не чем иным, как подготовкой
к краху»399. Так писал Каутский в 1904 г.
Каковы же сегодняшние взгляды Каутского на положение
рабочего класса? Он не хочет, вслед за старыми ревизионистами,
прямо и открыто отбросить всю теорию обнищания, как он не от¬
казывается и от теории кризисов в целом. Его задача здесь, как
и там, одинакова: показать, что тенденция к обнищанию, т. е.
что ухудшающееся материальное положение рабочих, не играет
никакой революционизирующей роли и перекрывается другой
тенденцией — к подъему.
Каутский готов признать, что «капитализм означает для
рабочих масс неминуемое и все более глубокое обнищание, если не
встречает сопротивления сих стороны»889. Поэтому «программное
положение о росте нищеты остается в силе, если его понимать как
тенденцию»890. Но в дальнейшем оказывается, что это положение
радикально изменилось, что «большая и все растущая часть наем-

Революция и экономикА
171
Ного пролетариата в настоящее время уже не находится в том
положении, в котором находилась во время «Коммунистического
манифеста», что теперь рабочим есть что терять и что растет не
столько нищета, эксплоатация, гнет, необеспеченность рабочих,
сколько чувствительность их к лишениям, «независимо от того,
возрастают ли эти лишения абсолютно или нет»891.
Итак, суть дела, в конце концов, не в тенденции к обнищанию,
а в возросшей требовательности рабочих. В двухтомнике Каутский
готов согласиться с теми капиталистами, которые считают, что
деградация рабочих при капитализме — детская болезнь капи¬
тализма, ибо капитал сам воспитывает те силы, которые противо¬
действуют обнищанию масс.
«Рабочие, — умиляется Каутский, — сделали своих предпри¬
нимателей более гуманными»842. Впрочем он вынужден признать
тут же, что «социальная совесть» перестает функционировать
у капиталистов, как только прекращается противодействие со
стороны рабочих. «Факт» возможности противодействовать тенден¬
ции обнищания и в известный момент перейти в наступление
Каутский возводит в «самое могущественное общественное явление
со времени появления государства и эксплоатации»898.
Здесь Каутский попадает прямо в объятия «профсоюзного
социализма», возвещенного когда-то Бернштейном. Положение
Маркса, что «природа накопления исключает всякое такое умень¬
шение степени эксплоатации труда или всякое такое повышение
цены труда, которое могло бы серьезно угрожать постоянному
воспроизводству в его постоянно расширяющемся масштабе», боль¬
ше для Каутского не существует. Еще до войны Каутский про¬
извел пересмотр марксовой теории обнищания. Вооружившись
бернштейновским эмпирико-статистическим методом, превратив
абсолютное обнищание в относительное, закон — в тенденцию,
материальное обнищание — в социальное, он тогда уже начал
подчеркивать факторы, способствующие подъему рабочего класса
в недрах капитализма. Ныне тенденция к подъему совершенно
заслоняет у Каутского тенденцию к обнищанию и становится
важнейшей предпосылкой введения социализма. На этом основа¬
нии любой кризис и ухудшение положения рабочих достаточны,
чтобы отказаться от захвата власти. Размахивая хлебной кар¬
точкой эпохи мировой войны и запугивая голодными ужасами
Советской России, Каутский тащит немецкого рабочего назад
к капитализму.
Свои надежды на улучшение положения рабочих Каутский
строит не только на борьбе профсоюзов. «Там, где рост производи¬
тельности труда приводит к понижению цен, выгоды этого роста
не монополизируются исключительно владельцами средств произ¬
водства. Кое-что перепадает и рабочим»898. Итак, Каутский,

172
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
соблюдая старую центристскую осторожность, снабжая свое
утверждение соответствующим количеством оговорок («участие
рабочих в выгодах растущей производительности труда незначи¬
тельно, неверно, чрезвычайно изменчиво»), все же открывает
клапан для тезиса об общности интересов рабочих и капиталистов.
Через этот клапан хлынет широким потоком волна уже чисто
ревизионистских, чисто буржуазных признаний о мире между
трудом и капиталом. Может быть, все же, исходя из неправильных
теоретических предпосылок, Каутский станет борцом за улучшение
материального положения рабочих? Ничуть не бывало. Всем па¬
мятно еще, как до войны, говоря о мероприятиях рабочего прави¬
тельства «на следующий день после социальной революции»,
Каутский особенно настаивал на немедленном реальном повышении
зарплаты. После войны и Октябрьской революции, обращая свои
взоры в сторону Советской России, он неоднократно предсказывает
ее падение в результате ухудшения положения рабочих. Рабочие,
говорит Каутский, не могут нести продолжительных жертв.
Но Каутский борется за улучшение материального положения
рабочих только... против советского правительства. Совсем иначе
он разговаривает с капиталистами. «Сжигание свечи с обоих концов
противоречит цели: государство не в состоянии получить от капи¬
талистов большие суммы посредством обложения, если до этого
рабочие путем повышения зарплаты уничтожили прибыль и про¬
центы. Рабочие должны уяснить себе следующее: чем больше им
удастся уменьшить прибавочную стоимость, которую выколачивает
капитал, тем больше они должны платить налогов из собственных
доходов — государство должно добыть те суммы, которые ему
необходимы для существования»398.
Обратите внимание: когда подымающаяся революционная
волна ставит вопрос о действительном уничтожении закона зара¬
ботной платы, о решительном улучшении материального положе¬
ния рабочих, — Каутский моментально вспоминает марксову
теорию распределения, марксовы законы зарплаты и прибыли,
чтобы, соответственным образом извратив их, преградить ими
наступление немецких рабочих на капиталистов.
Из взглядов Каутского на теорию крушения, теорию кризисов
и теорию обнищания вытекает и важнейший практический вывод,
что «не из борьбы против нищеты, но из борьбы за свободу и власть
появится социализм. Где пролетариату приходится все силы свои
отдавать на борьбу с нищетой, там не созрели еще условия для
социализма»896. Отсюда следует, что рабочие, подобно капиталистам,
заинтересованы в росте и расцвете капиталистических произво¬
дительных сил. Этот расцвет — основная предпосылка социализма.

РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
173
«Как ни резка противоположность интересов капитала и труда,
все же общее у них то, что и тот и другой наиболее преуспевают
при быстром обороте и росте капитала. Во времена расцвета растет
и прибыль и заработная плата. В периоды кризисов падают обе»391.
И еще: «Социализм может появиться не из хилого, но из цветущего,
развившего все свои силы капитализма».398 Эта же идея неодно¬
кратно повторяется и в двухтомнике. Цветущее и нормально
функционирующее капиталистическое производство — базис и ис¬
ходный пункт для социализма.
«Проблема производства важнее, чем вопрос о производствен¬
ных отношениях. Надо поэтому содействовать возрождению капи¬
талистического хозяйства, его рационализации, бороться с пере¬
рывами в производстве»399. «Производство не терпит перерыва,
состояния пустоты, остановки и особенно в таком положении, до
какого довела война, поглотившая все наши запасы, так что мы
вынуждены питаться чем бог послал и остановкой производства
будем буквально обречены на голодную смерть»*^.
Процесс производства необходимо обезопасить от всякого
вмешательства извне. Социал-демократическое требование беспе¬
ребойности производства—нечто иное, как новое издание бернштей-
новской теории врастания. Капитализм самим фактом своего разви¬
тия подготовляет социализм. Капиталистическое накопление
перерастает без всяких социально-политических потрясений в нако¬
пление социалистическое. Отсюда следуют и соответствующие
политические выводы. Теория бесперебойности производственного
процесса обосновывает невозможность разрыва интернациональ¬
ных буржуазных связей, необходимость одновременного захвата
власти во всех странах, немыслимость победы социализма
в одной стране.
Перед нами теория, во всех своих пунктах диаметрально
противоположная идеям Ленина и фактам империалистической
действительности, — теория, всеми силами способствующая укреп¬
лению веры в капитализм, в его экономическую прогрессивность,
протягивающая руку миру в промышленности, призывающая
к экономическому самоограничению пролетариата. Новый поборник
капитализма, Каутский, взывает к пролетариям всего мира вос¬
станавливать, не жалея живота своего, подорванное мировой войной
капиталистическое хозяйство.
ТЕОРИЯ СОЦИАЛИЗАЦИИ
1
Программа Каутского на следующий день после захвата власти
не менее реакционна, чем его программа за день до захвата.
В сегодняшней его «теории социализации» особенно обращает на

174
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
себя внимание верность старым взглядам. Достаточно вспомнить
его «Социальную революцию». Уже там он боролся против экспро-
приации за выкуп и обложение капитала. Уже там он выдвигал
идею постепенной, осторожной, ступенчатой социализации, допу.
скающей сожительство разнообразнейших организационных форм
предприятий. Он развивал идею о сохранении после захвата
власти материальных стимулов капитализма (прибыль, диференци-
рованная зарплата и т. д.), без которых, мол, невозможно развитие
и процветание нового хозяйства. Сейчас все это Каутский повторяет,
но лишь в более скучном и педантичном виде, с добавлением порядоч¬
ной дозы фабианской болтовни.
Любопытно, что, с другой стороны, Каутский не решился
прямо отказаться и от своей старой критики бернштейновской теории
врастания капитализма в социализм*01, хотя он ее, как мы видели,
и протаскивает обходным путем под лозунгом бесперебойности
производственного процесса. Во всяком случае несогласие его
с теорией врастания сейчас имеет у Каутского совсем другой
смысл, чем до войны. Раньше теория эта была знаменем ревизио¬
низма, борьба с которым, в первую очередь, сосредоточивалась
вокруг бернштейновских представлений о путях к социализму.
Теперь Каутский сам стал ревизионистом, только методы ревизии
у него иные. И если он не решается открыто признать теорию
врастания, то лишь потому, что это затруднило бы ему козырять
и сегодня своим, пусть и мирным «захватом власти», своей «рево¬
люцией», а также ссылаться на свои старые работы.
Поэтому Каутский многократно настаивает на том, что социа¬
лизация начинается лишь после захвата власти пролетариатом.
Поэтому после войны, особенно в ранних работах402, мы встре¬
чаем у Каутского критику «представлений о незаметном врастании
в государство будущего». В «Kriegsmarxismus» Каутский недурно
издевается над Реннером, у которого социализм вырастает из всех
щелей капиталистического хозяйства (железные дороги, национа¬
лизация земельной собственности посредством налогов, социализа¬
ция через акции и т. п.). «То, что Реннер обозначает красивым
именем «социализации» или «национализации» собственности (на
землю, недра и капитал), в действительности представляет собой
высшую степень роста насилия монополистической частной соб¬
ственности, самое острое выражение ее противоречия обществен¬
ному характеру труда»403. Другая работа Каутского на эту тему,
«S.-d. Bemerkungen» значительно бледнее и скучнее: она заполнена
рецептами о том, как безболезненно, не затрагивая сущности капи¬
талистического строя, перейти от военного к мирному хозяйству.
Лишь в заключительной главе несколько бесцветных страниц
посвящено проблеме перехода от капитализма к социализму и
критике теории врастания,

РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
175
Итак, по мнению Каутского, развитие экономики к социализму
начинается только с момента мирного перехода политической
власти в руки пролетариата. Если же, вообще, можно говорить
о каких-либо предпосылках социализма, то они заключаются
в полном расцвете производительных сил капитализма и развитой
демократии, с одной стороны, и в абсолютной сознательности
рабочих — с другой. Каутскому <<все более становится ясным, что
воспитание масс и их вождей в демократии является предпосылкой
социализма»404, что революции нужна «не только воля, но и мысль»,
что пролетариат прежде всего и больше всего нуждается в куль¬
турной и организационной революции.
2
Вся теория социализации Каутского сводится к тому, чтобы
как-либо пощадить капитализм и капиталистов, как-либо отсро¬
чить мероприятия по социализации. Для этого он непрестанно
напоминает о важности сохранять «бесперебойность производ¬
ственного процесса». Ради этой подспудной цели, сверху налаки¬
рованной социалистическими присягами, Каутский взывает к уму,
сердцу и кровным интересам рабочих. «Обложение всего капитали¬
стического класса — наилучший способ вернуть обществу проценты,
уплачиваемые экспроприированным капиталистам по выкупным
платежам за принадлежавшие им предприятия. Это и в эконо¬
мическом отношении рациональнее и с точки зрения нашего нрав¬
ственного чувства справедливее, нежели ограбление случайно
попавшихся под руку единичных капиталистов, вносящее глубо¬
чайшее расстройство в хозяйственную жизнь»406.
Каутский убеждает рабочих в том, что они сами по своей
природе противники подобного «грабежа». Рабочий Каутского
сдержится крепко за безопасность собственности, отчасти про¬
должая ход мыслей, внушенный ему его прошлым крестьянина,
отчасти в результате понимания, что без подобной безопасности
весь процесс производства и вместе с ним само существование
рабочего класса должны погибнуть в диком хаосе»4*6. Каутский
обуян сумасшедшим страхом перед разрушением и разрушителями
капитализма. «Куда же нам деться, — спрашивает он патетически,—
на то время, когда старый дом уже разрушен, а новый еще не
готов?». «Новое здание может быть создано только путем пере¬
стройки старого, причем во время этой перестройки мы продолжаем
жить в старом здании»401.
Под страхом всеобщей гибели, капитализм не может быть
насильственно экспроприирован. Социализация не может быть
проведена «единым ударом сверху вниз»408. Речь может итти только
о мирном и медленном развитии, «без насильственных актов, по¬
степенно, осторожно, подготовляя каждый дальнейший шаг вперед

176
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
и заботливо щадя капиталистическую собственность»*09. Каутский
ищет ни более ни менее как таких форм социализации, которые
удовлетворили бы не только рабочих, но и капиталистов410.
Таковы исходные принципы теории социализации Каутского
Она призвана заменить «большевистскую» теорию крушения новой
«теорией», согласно которой капиталисты в установленные социад.
демократическими министрами сроки сами и добровольно вручают
им ключи от заводских ворот и от своих сейфов. Конкретные
детали этой «теории» мало интересны и большей частью неоригв.
нальны: Каутский списывает их с проектов О. Бауэра й у фабиан¬
ских социалистов. Они любопытны лишь для общей характеристики
«марксиста» Каутского, который, например, не моргнув глазом,
предлагает сконструировать управление социализированными пред!
приятиями из представителей трех групп: рабочих, потребителей
(sic!) и государства.
Что касается порядка социализации, то Каутский склоняется
к тому, чтобы начать с железных дорог, рудников, угольных
копей. Но даже простое огосударствление крупного землевладения
кажется ему делом рискованным411. Зато он радостно приветствует
всякого рода предложения, в духе гильдейского и муниципального
социализма, благо они уже санкционированы и проводятся в жизнь
венскими австромарксистами (муниципализация хлебопекарен, мель¬
ниц, продажи муки и проч.). Излишне доказывать, что ступен¬
чатая социализация Каутского, оставляя в руках капиталистов
банки и важнейшие отрасли производства, отнюдь не может сломить
мощь финансового и промышленного капитала, а лишь способствует
его перемещению в другие отрасли производства и в другие страны
и перегруппировке сил для борьбы с революцией.
Для Каутского — этого на словах злейшего врага бюро¬
кратии, а на деле ее вернейшего защитника — характерно также
то, что решение вопроса о строительстве социализма он отдает
в руки специалистов. Не к массам, не к их коллективной творче¬
ской инициативе обращается он, а к тем же чиновникам, кабинет¬
ным мудрецам.
Какой же новый строй возникает в результате «социализации»,
по Каутскому? Это — «социализм», в котором попрежнему дей¬
ствует закон трудовой стоимости, существуют попрежнему «все
способы вознаграждения, изобретенные капитализмом»418 и про¬
должают функционировать деньги «не только как мерило стоимости,
но икаксредство обращения продуктов»41*. Поистине,этот «социализм
будущего» — хороший pendant к «социальному государству»!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
КАУТСКИЙ И РЕВИЗИОНИЗМ
1
Каутскианская система ревизии марксизма не была бы закон-
VqeHHoii, если бы она не возглавлялась новым философским миро¬
воззрением. До войны Каутский официально был защитником и
материализма и диалектики, стоя фактически в стороне от фило¬
софских споров или даже сочувствуя кой-каким из положений
неокантианцев. Подобная осторожная позиция соответствовала
эпохе раннего, незрелого оппортунизма. Ныне о таком нейтралитете
не может быть больше и речи.
В «Материалистическом понимании истории» Каутский высту¬
пил перед всем миром в роли «самостоятельного философа». Но, по¬
истине, лавров на этом поприще он не стяжал. Методологические
изыскания Каутского неоригинальны и эклектичны и представляют
(собой, в конечном счете, не что иное, как философское обосно¬
вание системы демократии.
Следуя многим социал-демократическим философам-неокан-
тианцам, Каутский отрывает философию марксизма от метода и
дает отпущение грехов всем позитивистическим философским на¬
правлениям. В своем ультра-либеральном отношении к философии
он провозглашает в рядах партии свободу не только онтологического,
но и методологического вероисповедания. Материализм Маркса
он сводит лишь к методу и резко отмежевывается от ((метафизиче¬
ского материализма», под которым он понимает адэкватное познание
действительности. Марксистскую же теорию познания Каутский
склонен строить на кантовском различении «вещи в себе» и явления.
В общем «материализм» выступает у Каутского в пределах, прием¬
лемых современному буржуазному позитивизму.
Еще хуже обстоит дело с диалектикой. Диалектику Каутский
подменяет механическим столкновением противоположных сил,
как ее понимал Дюринг, а впоследствии Богданов. Критикуя тезис
об имманентном всякому движению противоречии, Каутский заме¬
няет его схемой взаимного приспособления среды и субъекта,
разрешающегося в примиряющем противоположности синтезе.
И. Альтер	J3

178
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
В эту схему, человеческая природа — среда, он втискивает весь
процесс исторического развития. Усложнения, вносимые Каутским
в дальнейшем в эту схему, мало ее исправляют. Три вида приспо¬
собления (пассивное, активное, сознательное), как и переход
к видимости некой диалектики в обществе, покупаются ценой
явного уклона в идеализм. Диалектика превращается у Каутского
в духовный, по преимуществу, процесс, а его критика Энгельса
сопровождается идеалистическими позаимствованиями из Гегеля.
В конкретном анализе категорий исторического материализма
этот идеализм дополняется уклоном в биологизм. Исходным пунктом,
тезисом общественной диалектики выступает у Каутского не обще¬
ство, а «я», некое биологическое априори человека, врожденная
человеческая природа. Это априори он детально разрабатывает
в своих био-гео-антропологических экскурсах, незаметно прота¬
скивая его в глубь истории. Вооружившись пятеркой врожденных
инстинктов (инстинкт самосохранения, размножения, срхранения
общества, эстетический и познавательный), он бесцеремонно пере¬
носит их с индивидуального сознания на общественное, утверждая,
что «прирожденное априори определяет весь характер мировой
истории»414.
Подобное «расширение» и «обогащение» исторического материа¬
лизма неминуемо приводит автора к завуалированной теории
факторов. «Природа человека» начинает занимать совершенно
неподобающее ей место в числе пружин исторического развития,
а один из природных инстинктов — стремление к познанию —
выдвигается на передний план. Так Каутский благополучно при¬
чаливает к утверждению, что «экономическое не есть всеобщее
человеческое»416, что исторический материализм не исчерпывается
эгоистическими мотивами человека и тому подобным вздором,
которым обычно кончается всякая ревизия материалистического
понимания истории.
По Каутскому категория сознания входит во все ступени
общественного целого: и в технику, и в производительные силы
в целом, и в базис, и в надстройку. Идя таким путем, он догова¬
ривается до идеализма. «Развитие производительных сил в основе
своей есть лишь иное обозначение для развития познания природы»416.
Вся эта знакомая нам из писаний М. Адлера и др. психологизация
общественной жизни приводит также Каутского к затемнению
проблемы общественной закономерности.
Над этой проблемой, выступающей у Каутского под названием
проблемы «нового» в истории, он долго и нудно бьется, отрывая
ее от законов диалектики. Это «новое» он выводит не то из техники,
не то из волевого начала, вводимого порою в общественный процесс
в виде некоего первоисточника социальной деятельности417. Это
«новое» рассматривается то как подновленное старое, то как ради¬

КАУТСКИЙ И РЕВИЗИОНИЗМ
179
кально от старого отличное, как неожиданное. Сам запутавшись
меж трех сосен, Каутский, однако, приписывает Энгельсу какую-то
несуществующую у последнего теорию усовершенствования.
Энгельс-де вносит в природу и в общество принцип целесообразности.
Под видом борьбы с телеологией сам Каутский протаскивает свой
оппортунистический скептицизм в пути и цели общественного
развития. «Никто не может определенно сказать, в какой степени
наступающая действительность будет соответствовать поставленным
в настоящее время целям и идеалам»418.
Эклектическая по существу, как и подобает мелкобуржуазному
философу, методология Каутского тяготеет к трем характерным
для всехтечений философского ревизионизма принципам: к подмене
диалектики механической борьбой противоположностей, к биоло-
гизации социальных процессов и к идеалистическому, психологи¬
ческому истолкованию исторического процесса.
Методология эта как нельзя лучше обслуживает систему демо¬
кратии Каутского. Лишая капиталистическое общество всех его
имманентных противоречий’ изображая общественный прогресс как
чисто эволюционное бесперебойное накопление и затем обобще¬
ствление богатств и как постепенное, парламентское врастание
в капиталистическое государство; механически противопоставляя
пролетарскую революцию буржуазной, русскую революцию —
немецкой, Восток — Западу, национальное хозяйство — интер¬
национальному, диктатуру — демократии и пр. и пр., — Каутский
каждый раз диалектику подменяет голыми механическими схемами
и измышлениями.
Провозглашая полную независимость демократии от какой-
либо классовой и исторической основы; превращая эту демократию
в вечный метафизический фетиш; эмансипируя надстройку от базиса
и политическую революцию от социальной; объявляя культурную
революцию важнейшей предпосылкой захвата власти пролетариа¬
том; отрывая рост политической мощи рабочего класса от
экономики; подменяя революционный опыт масс учеными рецеп¬
тами вождей, — Каутский каждый раз вступает в русло идеалисти¬
ческой методологии. Вера в культурные ценности капитализма
последовательно сочетается у него со ставкой на интеллигенцию,
составляющую, по его мнению, чуть ли не тождественный с пропе-
тариатом класс. Так пролетарская революция Каутского попадает
в руки «пролетариев от пера».
2
В конце своей жизни Каутский возвратился к либерально¬
демократическим и биолого-позитивистским идеям своей моло¬
дости. Под их углом зрения он пересмотрел диалектический и исто¬
рический материализм. С их помощью он ликвидировал основные

180
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
идеи марксизма. Что толкнуло его на это? Зачем понадобился
престарелому маэстро возврат к ученическим упражнениям моло¬
дости?
Движущей силой эволюции Каутского были требования поли¬
тики. У него нельзя отнять его верности знамени социал-демократии.
И раз партия эволюционировала в сторону буржуазии, то
ее теоретик должен был эту эволюцию обосновать. Перевернутая
концом к началу линия развития Каутского счастливо совпала
с эволюцией представляемой им партии. Домарксистский период
его мировоззрения пошел на потребу послемарксистского и анти¬
марксистского периода жизни II Интернационала.
> Центральная идея политического мировоззрения Каутского,
как и всей современной социал-демократии, это — идея демократии.
Она — главный мотив, основной рефрен и последних его работ.
Ее всестороннему философскому, социологическому и политиче¬
скому обоснованию он посвятил последние десять лет своей жизни
и вокруг нее расположил результаты 50-летней научно-пропаган¬
дистской деятельности. Демократия у Каутского существенно
видоизменяет капиталистическое государство, «отменяет» войну
и насилие, несет пролетариату гражданские права, улучшает его
материальное положение. Демократия превращает пролетарскую
революцию в невинную сделку между одумавшимися капитали-
• стами и сознательным, вооруженным знаниями, завоевавшим боль¬
шинство народа, пролетариатом. Так понятие демократии Каутского
подтачивает постепенно все здание марксизма.
Лозунг демократии у Каутского не случаен. Это — головной
лозунг всей мелкой буржуазии и ее партии, лозунг, пропитанный
богатейшим политическим содержанием. Этот лозунг «воодушевляет»
социал-демократов, напуганных великими послевоенными социаль¬
ными катаклизмами, бегущих с поля гражданской войны, судорожно
цепляющихся за пацифистские иллюзии. Именем демократии они
освящают свою коалиционную политику и полицейские пресле¬
дования коммунистов. Знамя демократии служит и для нападения
на коммунистических конкурентов, и для соглашения с отечествен¬
ным капитализмом. Запугивая мелкую буржуазию возможностью
лишиться прелестей демократии, социал-демократы усиливают
(записывая в свой приход) и ее страх перед пролетарской рево¬
люцией, и перед войной, и перед коммунистическим централизмом
и коммунистической революционной дисциплиной. Демократия
для них — это воплощение всех достижений Ноябрьской революции,
участие в жирном государственном пироге, тысяча государственных
тепленьких местечек. Демократия — это приманка для всех карьеро¬
способных и стремящихся к карьере элементов партии. Демократия
есть альфа и омега потерявшей свой социалистический багаж
партии.

181
кЛУТСКИЙ Й РЕВИЗИОНИЗМ
Но находят ли хоть какое-нибудь оправдание в реальной
действительности восторги социал-демократии? Три ряда явлений
как будто подтверждают их. Это — послевоенное возрождение
демократии, послевоенное расширение функций буржуазного госу¬
дарства и высокая конъюнктура первых лет стабилизационного
периода послевоенного капитализма. На этих данных социал-
демократы строят свое демократическое благополучие, веру в тысяче¬
летнее царство капитализма, теорию социалистического перерожде¬
ния буржуазного государства. Но и здесь — как, впрочем, всюду
и везде — реформисты ставят факты на голову. Послевоенное
возрождение демократии, как мы уже отмечали, представляет собой
лишь побочный конъюнктурный ряд явлений, отнюдь не наруша¬
ющий (вернее, лишь временно нарушающий) основную генеральную^
тенденцию эпохи, состоящую в перерастании буржуазной демократии'
в фашистские методы внезаконного насилия. Расширение функций
современного буржуазного государства означает не его социальное
перерождение, а дополнительную страховку от пролетарской рево¬
люции путем расширения социальной базы и более крепкого
сплочения всех слоев крупной и мелкой буржуазии вокруг своего
общеклассового представительства. Что же касается высокой
конъюнктуры стабилизационного периода, то она вырастает из
величайшего нажима на рабочий класс, проводимого, между прочим,
при ближайшем содействии c.-д., и столь же недолговечна и не¬
прочна, как и послевоенная буржуазная демократия.
Превратив конъюнктурные уступки буржуазии и конъюнктур¬
ные хозяйственные достижения в основной закон развития, рефор¬
мисты не в состоянии объяснить и начавшегося наступления капи¬
тализма на все послевоенные завоевания рабочего класса. Такова
цена всем последним откровениям Каутского и всей его после¬
военной демократической системе. Они — не что иное, как теорети¬
ческое обобщение некоторых конъюнктурных явлений послевоенного
капитализма в обход основным решающим его тенденциям. Они —
прямое отражение окрепшего капиталистического и социал-демо¬
кратического сознания на фоне «улегшегося возбуждения эпохи
войны»*19. Они—прикрытие нового периода фашистского наступления
на рабочий класс, наступления, которое социал-демократы сами не
прочь возглавить.
Под маской объективного ученого, неуклонно следящего за
исторической истиной, не пожалеющего живота своего в ее инте¬
ресах, скрывается физиономия зауряднейшего кабинетного бюро¬
крата, служилого теоретика, готового по заказу правления сочи¬
нить хоть сотню нужных теорий. Моя задача, признается Каутский,
умерять революционный темперамент «научной основательностью»420.
Нельзя лучше выразить превращение науки в служанку контр¬
революции. Энгельс когда-то издевался над с.-д. вожаками, снима-

182	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
ющими шляпу перед общественным мнением мелкобуржуазных
посетителей пивных. Каутский сегодня сгибается в три погибели
уже не перед общественным мнением мелкой буржуазии, а перед
самой доподлинной крупной буржуазией, ее производительными
силами, ее богатством и накоплением, ее наукой, культурой и
политикой. Это подчинение науки интересам современной буржуаз¬
ной политики сделано тем более ловко, что саму-то современность
Каутский впускает в свои работы весьма умеренными дозами.
Каждое слово о современном капитализме сопровождается длин¬
нейшей ретроспекцией в прошлое. Автор с увлечением предается
обозрению всей писанной и неписанной истории, но куда реже
отзовется на злобу последнего десятилетия, если не считать, ко¬
нечно, вездесущей ругани по адресу Республики Советов. Не за¬
бывайте, напоминает он, что история классового общества пред¬
ставляет лишь кратковременный эпизод в сравнении с длившимся
много сотен тысяч лет первобытным коммунизмом. Читатель¬
ская голова пухнет от исторической начинки первобытных и
древних времен, но он (читатель) не дождется связного анализа
эпохи войн и революций.Эта намеренная слепота на все действительно
совершающиеся в современном капитализме процессы, превраща¬
ющая социал-демократов в ббльших оптимистов и апологетов суще¬
ствующего строя, чем сами буржуазные идеологи, — крупнейшее из
теоретических преступлений Каутского. Его книги, напичканные
историческими фактами, можно было бы поэтому назвать пора¬
зительно внеисторичными, если бы из-под сотен страниц, посвящен¬
ных биологическим предкам человека, каменному веку и библей¬
ской старине, то и дело не выглядывало перекошенное злобой и
ненавистью к советам лицо преданного капитализму и капиталисти¬
ческой демократии меньшевика. Хорошо выдрессировал историк
Каутский свою всеобщую историю!
3
До войны Каутский выступал против Бернштейна. Его не
удовлетворяли ни подмена революции реформой, ни теория вра¬
стания капитализма в социализм. Но революция Каутского вы-
J ступала выпотрошенной, лишенной своей насильственной сущности.
Теорию революции Маркса он ловко подменил оппортунистическим
«захватом власти», скрывавшим до поры до времени истинные
взгляды и намерения автора. Лишь постепенно, особенно в свете
' опыта войны и революции, «захват власти» раскрывает себя как
одноактная комедия парламентской демократии. «Революция»,
которой Каутский целые годы и десятилетия мистифицировал
своих читателей, оказалась сплошным мифом. Не выдержала
исторического испытания и многолетняя борьба Каутского с тео¬
рией врастания. Требуя бесперебойности производственного про¬

КАУТСКИЙ И РЕВИЗИОНИЗМ
138
цесса, отрицая надобность в экспроприации экспроприаторов, голо¬
суя за постепенное овладение буржуазным государством, Каутский
восстановил, правда под другими названиями и в более замас¬
кированной, центристской форме, старую бернштейновскую теорию
врастания капитализма в социализм.
Ныне нет больше препятствий к полному политическому
единению прежних антагонистов, Каутского и Бернштейна. Это
единение, скрепленное бумажными протестами против войны и
ненавистью к спартаковцам, становится тесным идейным союзом.
Старое противоречие между реформистами и революционерами
теперь, после Ноября, «есть не что иное, как бесполезное воспо¬
минание ненужного спора»421,— изрекает в 1922 году Каутский,
устремляя просветленный взор на Бернштейна. Двумя годами
позже, в 75-летний юбилей отца ревизионизма, Каутский добавляет:
«С тем, что он (Бершнтейн — И. А.) в последнее десяти¬
летие написал (а, как известно, Бернштейн в последнее десяти¬
летие писал то же самое, что и в два предыдущих десятилетия —
И. А.), я согласен почти во всем без исключений и рассматриваю
это как могучую поддержку моих собственных устремлений. Не
одна лишь личная дружба и политическая солидарность соединяет
меня сегодня с Бернштейном, но и научное родство»422. В этих
словах нет ни грани преувеличения.
Когда-то Бернштейн писал, что «демократия есть в значи¬
тельной степени основание социалистического учения», что «все¬
общая юридическая равноправность — это все, что нужно рабочему
классу», что современное рабочее движение есть не больше, как
результат прав, завоеванных Великой французской револю¬
цией428. Когда-то Бернштейн уверял нас, что «классовая диктату-,
ра есть в противоположность демократии признак более низкой куль-v
туры и является шагом назад, политическим атавизмом»424. Когда-то
Бернштейн предостерегал против навязывания пролетариату чуждых
ему и столь опасных идей, как призыв к насильственной революции,
который при теперешнем состоянии социального прогресса превра¬
щается в бессодержательную фразу. Когда-Ю—Бернштейн требо¬
вание обобществления производства называл «спекулятивной
страстью к определенной хозяйственной форме»428, обсуждение воп¬
роса о национализации земли отводил, как чисто академическое
занятие, очень рассчитывал на то, что «интересы привилегирован¬
ного меньшинства будут все более и более подчиняться общим
интересам»428, уверял, что при хорошо поставленном контроле
создаются гарантии против эксплоатации и что «обществу может
быть безразлично, существуют ли наряду с общественным и кол¬
лективным производством и предприятия, эксплоатируемые частными
лицамидля своейвыгоды»421.Когда-то он хлопотал о том,чтобы нормы
капиталистической прибыли сохранялись на известном уровне,

184	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
а теорию крушения приравнивал к экономическому бланкизму.
Во всеобщем обогащении он видел лучший путь к социализму. Он воз¬
вещал всеобщий мир и отрицал высказанную еще Энгельсом мысль
о том, что внутринациональные противоречия переносятся и на
мировой рынок. В царство социализма он собирался в обществе
прожженных дельцов из английских профсоюзов, а на Россию
поглядывал как на страну дикарей и анархистов.
Нынешний Каутский может со спокойной совестью подо всем
, этим и под тысячью других подобных откровений, возвещенных
миру Бернштейном, подписаться. Новый Каутский переучивается
на Оппенгеймерах, Максах Веберах, Гумпловичах и Кельзонах,
как в свое время Бернштейн — на Юлиусах Вольфах и Шульце-
Геверницах. Но Каутский не просто повторяет старика Бернштейна,
его роль больше и сложнее.
Каутский — старый и ревностный поборник единства партии.
Когда-то он пытался примирить жоресистов с гедистами, боль¬
шевиков с меньшевиками, а во время войны — различные социали¬
стические партии между собой. После Ноябрьской революции он
несколько лет трудился над объединением независимцев с большин¬
ством и сочинил для этого примирительную программу. Теперь
он задумал объединить и консолидировать теоретически расшаты¬
вающиеся устои II Интернационала. Ужасающий идейный разброд
этого учреждения, его перманентный программный кризис, жалкое
зрелище бесконечных взаимно противоречивых ревизий Маркса,
отражающих все оттенки буржуазной мысли, угнетающе подейство¬
вало даже на эклектическое сознание Каутского.
Потерпев крах как политический вождь он решил реванши-
роваться в области теории. Он предпринял последний подвиг своей
жизни: сшить воедино разлезающиеся теоретические лохмотья
II Интернационала. Отсюда его осторожность, примиряющий тон,
' его оговорки, его ловкое лавирование между крайностями, легкая
критика слишком левых социал-демократов, одергивание зашедших
слишком вправо, нежелание полностью рвать с Марксом.
Каутский эмансипировался от Маркса и Энгельса: «Я сам
себе хозяин». Но он не посмел полностью от них уйти и на свои
новые методологические и исторические «открытия» наклеил старые
марксистские ярлыки. В последние годы обращало на себя внимание
известное несоответствие между его теоретическими взглядами
и крайне правой белогвардейской позицией в вопросе о советской
республике. Своей последней работой Каутский полностью уничто¬
жил это несоответствие и догнал (а кое в чем и перегнал) своих
правых собратиев по партии. Но и сейчас внешне он ближе к Марксу,
чем Кунов, Гильфердинг или Реннер. Он осторожнее, обдуманнее
ревизует Маркса, старается с ним не ссориться по мелочам. Если
и он приписывает Марксу те же нелепости, что Кунов или Гиль-

кАУТСКИЙ И РЕВИЗИОНИЗМ
185
фердинг, то в более скрытой форме. Он ревизует лишь там, где это
ему необходимо, и милостиво хвалит Маркса в тех случаях, когда
считает это неопасным для реформизма. Но и при подобной
((умеренности» Каутскому удалось разбазарить все основное досто¬
яние марксизма.
Следуя по стопам Бернштейна, он требует права на периоди¬
ческую ревизию учения Маркса. Бедные ученики и наследники
Каутского! Что им осталось для подобной ревизии после фунда¬
ментальной «чистки» 1927 года. Все же Каутскому «нужно» казаться
хоть немножко «марксистом»; с этим социальным заказом нельзя
не считаться. Вот почему для Каутского недостаточно быть нео-
бернштейнианцем. Необернштейнианство он сдабривает изрядной
дозой «марксизма», именно в духе современного австромарксизма.
Все это должно служить основной цели Каутского — его миссии
объединителя обоих крыльев социал-демократической партии,
рядом с взятыми на прокат у Бернштейна идеями, можно у Каут¬
ского встретить и идейки О. Бауэра; рядом с либеральной теорией
демократии — «теорию» равновесия классов, австромарксистские
методы социализации, австромарксистские фразы 6 росте классовой
борьбы и пр. Неудивительно поэтому, что годовщины его рождения
становятся предметом общепартийного чествования и что последняя
его работа («Материалистическое понимание истории») была одина¬
ково радушно встречена и правыми и левыми 428.
Позавидовав теоретическому единству III Интернационала,'
единой ленинской его теории, Каутский вздумал стать социал-
демократическим Лениным и дать страждущему реформизму новую
библию, написанную по всем правилам ревизионистской науки и
резюмирующую итоги последнего послемарксовского пятидесяти¬
летия. Естественно, что и здесь он сохраняет целиком свою добрую
старую привычку к оговоркам.
II том «Материалистического понимания истории» Каут¬
ский начинает с вполне марксистского определения государства,
как органа классового насилия, и с соответствующей критики
Кунова и М. Адлера, а кончает вполне либеральными положениями
об общественно-полезных функциях и о постепенном социальном
перерождении того же государства. Он неутомимо пбет о современ¬
ном смягчении нравов, о росте гуманности и цивилизованности,
о существенном изменении методов классовой борьбы, об общем
у всех «промышленных классов» интересе к демократии — и тут
же пристегивает нивесть откуда вылезшую старую марксистскую
истину о непрестанном росте классовых противоречий. Он не налю¬
буется на современный капитализм, его нерушимую мощь, его
демократические добродетели, его беспредельные технические и
экономические успехи, на рост всеобщего благосостояния и
процесс постепенного улучшения положения рабочего класса.

186	ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ КАУТСКОГО
И в то же время где-то в сторонке приютилось утверждение
о том, что технический прогресс сопровождается усилением экспло-
атации, что современные тресты стремятся к новому феодализму, что
магнаты капитала безгранично распоряжаются судьбами общества,
что доля пролетариата в общественном продукте непрестанно сни¬
жается, что растет сила индустриального пролетариата и мощь
национальных революций, что социализм «это событие, которое
увидят не будущие поколения, а поколение ныне живущее»*29.
Закон приспособления к среде он возводит в общий закон
развития растительного, животного и человеческого мира, но не
забывает заявить и о специфичности законов исторического развитии;
он критикует Дюринга, Вольтмана, Фрейда, Оппенгеймера, —
первого за теорию насилия, второго за биологизацию общесгвенных
законов, третьего за универсализацию полового инстинкта, четвер¬
того за противопоставление экономических средств политиче¬
ским — а сам бессовестнейшим образом повторяет (конечно, с ого¬
ворками) и первое, и второе, и третье, и четвертое. Та же коме¬
дия происходит с диалектикой и с материализмом, с предисловием
Маркса 1859 года и с категориями исторического материализма.
Но все эти потуги «марксизировать» свою систему, вкрапляя
в нее блестки левой словесности, так же мало способны спасти
Каутского для марксизма, как грим и краска — возвратить ста¬
рухе ее молодость и свежий цвет лица.
Старые марксистские рефлексы Каутского пошли на по¬
требу сегодняшнему буржуазному руководству социал-демократии.
В этом—политической секрет лукавых зигзагов мысли этого
теоретического вождя «единой» социал-демократической партии,
в этом разгадка его маятникообразных шатаний от Маркса и
обратно к Марксу, от Бернштейна к австромарксизму и к своим
собственным довоенным взглядам.
4
Обобщенный Лениным опыт трех русских революций есть
такая же основа для построения теории пролетарской революции,
как опыт Великой французской революции для построения теорий
буржуазной революции. Неудивительно, поэтому, что отношение
к большевизму стало, особенно начиная с Октябрьской рево¬
люции, критерием понимания социальных процессов современности,
близости к коммунизму.
Правда, в лагере социал-демократов (не говоря уже об эпохе
1919—22 гг.) имеются различные оттенки взглядов по этому во¬
просу от Каутского до Макса Адлера. Но все это оттенки, глав¬
ным образом, тактического порядка. Они отражают, в первую оче¬

КАУТСКИЙ И РЕВИЗИОНИЗМ
187
редь, большую или меньшую зависимость от настроений социал-
демократических масс и большее или меньшее искусство их обмана.
Запершись в своей венской библиотеке, оторванный от масс и от
активной политики Каутский может позволить себе роскошь цинич¬
ной откровенности, недоступной непосредственным руководителям
социал-демократии. Однако в самом существенном — в отрицании ^
международного значения уроков Октябрьской революции, в отри¬
цании социалистического характера строительства в СССР — все
реформисты от крайне правых и до крайне левых едины480. Но если
более осторожные и умеренные критики благосклонно предоста-^
вляют большевикам автономию в пределах СССР (лишь бы они нег
вмешивались в дела социалистов других стран), то другие, более
откровенные, включают борьбу со страной советов в число основ¬
ных задач своей «социалистической» деятельности. Так Отто Бауэры t
и Максы Адлеры изредка милостиво допускают ленинское учение,
как особую тактику классовой борьбы, вытекающую из особых
условий России. Зато воинственные Каутские ни о каких уступках 1
и слушать не хотят.
Но все они как левые, так и правые, прекрасно понимают,
что борьба с Советским Союзом и с ленинизмом означает наиболее
решительную и радикальную форму борьбы с коммунистами
собственной страны и со всем комплексом поджигательных идей,
заключенных в учении III,Интернационала. Все они чувствуют,-
что дальнейшее существование и укрепление СССР несет с собой
дальнейшее разоблачение социал-фашистской природы рефор¬
мизма и дальнейшее укрепление международного коммунизма.
Важнейшая заслуга Каутского перед международным реформ »
мизмом и состоит в том, что он первый поднял знамя теоретической '
борьбы с ленинизмом, что он не погнушался в этом направлении |
использовать всю свою эрудицию и переключить всю свою энергию,'
некогда отдаваемую на борьбу с капитализмом. В борьбе с советами 1
он нашел основную цель своей жизни и основную идею, могущую
объединить всех социал-демократов.	I
В советской диктатуре он обрел живое воплощение, живую.
модель всех прежних буржуазных революций; она открыла ему
также дверь к пониманию сокровенной сущности пролетарской
революции по принципу противоположения. Надо отдать справед¬
ливость Каутскому:, он начал свою борьбу с советами в «тяжелое»
время, когда огромное большинство социал-демократических масс
еще сочувствовало Октябрю, когда социал-демократические вожди
еще совершали паломничество в Москву. Теперь Каутский до¬
ждался хороших времен; теперь борьба с большевиками — цен¬
тральная задача и социал-демократии, и международной бур¬
жуазии.

Послевоенная теория революции каутскоРо
И если под этим углом зрения присмотреться к послевоенному
творчеству Каутского, легко заметить, что вся его система от
начала до конца (теория «демократического» капитализма, «новый
тип государства», теория «мирной» революции, теория социали¬
зации и проч.) есть не что иное, как антитезис, противопоставление
реформистских идеек идеям и делам большевизма, есть не что
иное, как воинствующий антиленинизм.	>

БИБЛИОГРАФИЯ РАБОТ КАРЛА КАУТСКОГО
1880.
1.	Der Einfluss der Volksvermehrung, auf den Fortschritt der
Gesellschaft untersucht. Wien: Bloch und Hasbach, 1880,
Gr. — 8°. 195 S.
2.	Irland. Kulturhistorische Skizze. Leipzig: Koschny, 1880,
Gr. — 8°. 39 S.
3.	Internationale Arbeitsgesetzgebung. Ein uneriassliches Mittel
zur Verbesserung der Lage der arbeitenden Klassen. Leipzig.
1880.
4.	Die Agitation unter den Bauern. In: Jahrb. fur Sozial-
wissenschaft und Sozialpolitik, herausgeg. von L. Richter,
1, 2, S. 14—25.
5.	Der Uebergang von der kapitalistischen zur sozialistischen
Produktionsweise. In: Jahrb. fur Sozialwissenschaft und
Sozialpolitik, 1, 2. S. 59 — 68.
6.	Tschernischewsky und Malthus. In: Jahrb. f. Sozialw. u.
Sozialpolitik, herausgeg. von Ludw. Richter, 2. Jahrg. 1880.
S. 71—87 (Zurich, Korber, 1881).
7.	Die Verteilung des Arbeitsertrages im sozialistischen Staate.
In: Jahrb. fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 2. Jahrg.
1880. S. 88 — 98.
1881.
8.	Die iiberseeische Lebensmittelkonkurrenz. Leipzig: Koschny,
1881. Gr. — 8°. 41 S. (Separatabdruck aus den «Staatswis-
vsenschaftl. Abhandlungen», herausgeg. von R. F. Seyfferth,
Serie 2, Heft 4, S. 169—197, und Heft 5, S. 225 — 237.
Stuttgart: Dietz, 1881—82. Bei Dietz auch ein Separat¬
abdruck, o. J. 41 S.).
1882.
9.	Die Entstehung der Ehe und Familie. In: «Kosmos» I882,
Stuttgart 1882,

190
БИБЛИОГРАФИЯ
1883.
In: «N. Z.», Bd. I:
*	10. Die sozialen Triebe in der Tierwelt. S. 20 und S. 67.
11.	Italiens okonomische Verhaitnisse. S. 46.
12.	Die fisterreichische Gewerbegesetznovelle. S. 82.
13.	Aegypten und seine Zukunft. S. 93,
14.	Eine russische Nationalversammlung. S. 165.
15.	Die Eisenbahnbediensteten in England. S. 189.
16.	Die amerikanische Steuerreform. S. 208.
17.	Die Chinesen in Amerika. S. 332.
18.	Auswanderung und Kolonisation. Eine Entgegnung. S. 365
u. S. 393.
19.	Zum Luther-Jubilaum. S. 489.
20.	Ein materialistischer Historiker. S. 537.
1884.
In: «N. Z.», Bd. II:
*	21. Die sozialen Triebe in der Menschenwelt. S. 13, 49, lie.
22.	Die Luft von Paris. S. 82.
23.	Tongking. S. 156.
24.	Der Ursprung des Todes. S. 173.
25.	Das Recht auf Arbeit. S. 299.
*	26. Das «Kapital» von Rodbertus. S. 337 und 385.
*	27. Grote und Jacoby. S. 448.
*	28. Eine Replik (auf Schramm, II, 481). S. 494.
1885.
In: «N. Z.», Bd. Ill:
29.	Die Indianerfrage. S. 17, 63, 107.
30.	Die Aussichtslosigkeit der Sozialdemokratie. S. 179 u nd 193.
31.	Schlusswort (in der Polemik mit Schramm). S. 224.
*	32. Die deutsche Auswanderung. S. 253.
33.	Die Erhaltung des Kleinbauernstandes. S. 321.
34.	Die Arbeiterfrage auf Neu-Guinea. S. 467.
35.	Die Entstehung des Christentums. S. 481 und 529.
36.	Die Quintessenz des Sozialismus. S. 515.
1886.
In: «N. Z.», Bd. IV:
*	37. Das «Elend der Philosophies und «Das Kapital». S. 7, 49, 117
und 157.

38.	Die Wahlen in England. S. 36.
39.	Aus dem Nachlass von Rodbertus. S. 258.
40.	Die chinesischen Eisenbahnen und das europaische Prole¬
tariat. S. 515 und 529.
1887.
41.	Karl Marx’s okonomische Lehren. Gemeinverstandlich darge-
stellt und erldutert. Stuttgart: Dietz, 1887, XX, 208 S.
(Internationale Bibliothek 2).
42.	Friedrich Engels. In: Oesterreichischer Arbeiterkalender ftir
1888, Briinn. Verlag des «Volksfreund». Abgedruckt im
«Sozialdemokrat», Zurich 1887, Nr. 45 — 50.
In: «N. Z.», Bd. V:
43.	Kommunistische Kolonien. S. 28.
44.	Friedrich II und die Volksschule. S. 172.
45.	Die moderne Nationalitat. S. 392 und 442.
46.	Ein modernes Kloster. S. 472.
47.	Die technische Entwicklung. S. 510.
48.	Arbeitslosigkeit und ausiandische Arbeiter in London.
S. 519.
49.	Engels, Lage der arbeitenden Klassen in England. S. 529.
1888.
50.	Thomas More und seine Utopie. Stuttgart: Dietz, 1888. 8°.
V und 343 ,S. (Intern. Bibl. 5).
In: «N. Z.», Bd. VI:
51.	Kamerun. S. 13.
52.	Statistische Schonfarberei. S. 28.
53.	Arthur Schopenhauer. S. 66 und 97.
54.	Die Sterblichkeit in den verschiedenen Berufsarten in der
Schweiz. S. 140.
55.	Shelley. S. 372.
56.	Die Kapitalisierung von Kunst und Wissenschaft. S. 463.
1887.
57.	Die Klassengegensatze von 1789. Zum 100 jahrigen Gedenktag
der grossen Revolution. Stuttgart: Dietz, 1889. (Siehe auch:
«N. Z.», 1889, Heft 1—4). Spatere Aufl. u. d. Titel: Die
Klassengegensatze im Zeitalter der franz. Revolution.

192
БИБЛИОГРАФИЯ
In: «N. Z.», Bd. VII:
* 58. Die Verschwendung in der kapitalistischen Produktionsweise
S. 25.
59.	Die englische Fabrikinspektion. S. 45.
60.	Der jtingste Zukunftsroman. S. 268.
61.	Die Bergarbeit und der Bauernkrieg, vornehmlich in Thfl.
ringen. S. 289, 337, 410, 443, 507.
1890.
62.	Der Arbeiterschutz, besonders die intern. Arbeiterschutz-
gesetzgebung und der Achtstundentag. Nurnberg: W6r-
lein, 1890. 8°. 60 S.
In: «N. Z.», Bd. VIII:
63.	Das Judentum. S. 23.
64.	Der Ruckgang der Kleinbetriebe. S. 30.
65.	Die Arbeiterbewegung in Oesterreich. S. 49, 97 und 154.
66.	Die Kohlenkrisis in Belgien. S. 386. Bodenbesitzreform und
Sozialismus. S. 393.
1891.
In: «N. Z.», IX, Bd. I:
67.	Das Proletariat der Biihne. Bemerkungen zum «Fall Lindau».
S. 43.
68.	Deutsche und amerikanische Zollpolitik. S. 161, 201, 313.
69.	Friedrich Engels. Zu seinem 70 Geburtstag. S. 225.
70.	Ueber die Schweizer Allmend. S. 673.
71.	Unsere Programme. S. 680.
In: «N. Z.», IX, Bd. 2:
72.	Der Alkoholismus und seine Bekampfung. S. 1,46,77 und 105.
73.	Zur Maifeier. S. 129.
*	74. Wie Brentano Marx vernichtet. I. Marx und Brentano. S. If1.
75.	Noch einmal die Alkoholfrage. S. 344.
76.	Sozialdemokratie und Sozialliberalismus. S. 630.
77.	Der Entwurf des neuen Parteiprogramms. S. 723, 749 und 780.
1892.
*	78. Das Erfurter Programm in seinem grundsatzl. Teil eriautert.
Stuttgart, Dietz, 1982. XX und 262 S. (Intern. Bibl. 13), 5 Aufl.
*	79. (Mit Bruno Schoenlank): Grundsatze und Forderungen der
Sozialdemokratie. Eriauterungen zum Erfurter Programm.
Berlin: «Vorwarts» 1892, 63 S.

БИБЛИОГРАФИЯ
1.93
In: «N. Z.» X, Bd. 1:
80.	Der Kongress zu Erfurt. S. 161.
81.	Medizinisches. (W. Schallmeyer, Die drohende korperliche
Entartung der Kulturmenschheit und die Verstaatlichung
des arztlichen Standes). S. 644.
82.	Der Kampf urn die Volksrechte. Nachwort der Redaktion.
S. 715.
In: «N. Z.» X. Bd. 2:
83.	Das sozialpolitisches Handbuch von H. Lux. S. 690.
84.	Vollmar und der Staatssozialismus. S. 705.
1893.
85.	Der Parlamentarismus, die Volksgesetzgebung und Sozial-
demokratie. Stuttgart, Dietz, 1893. VIII, 139 S. (Spatere
Aufl. u. d. Titel: Parlamentarismus und Demokratie (Kleine
Bibliothek 12).
In: «М. Z.» XI, Bd. 1:
86.	Der Parteitag und der Staatssozialismus. S. 210.
87.	Zukunftsstaaten der Vergangenheit. S. 653 und 684.
88.	Das nahende Ende des landwirtsch. Orossbetriebs. S. 729.
In: «N. Z.» XI, Bd. 2:
89.	Eine Naturgeschichte des politischen Verbrechers. S. 69.
90.	Der erste Mai und der Militarismus. S. 100.
91.	Noch einiges iiber Ethik. S. 108.
92.	Die direkte Gesetzgebung durch das Volk und der Klassen-
campf. S. 516.
9.”'. Ein Schwarmer filr Sibirien. (Prof. W. Joest in Hardens
cZakunft») S. 690.
1894.
In: «N. Z.» XII, Bd. 1:
94.	Ein sozialdemokratischer Katechismus (von Knorr). S. 361
und 402.
95.	Der Kapitalismus fin de sifccle. S. 457, 517 und 589.
96.	Nochmals Knorrs Katechismus. S. 504.
In:, «N. Z.» XII, Bd. 2:
97.	Lombroso und sein Verteidiger. S. 241.
98.	Die «Internationale»! tind die Schu]e. S. 8?4.
//. Альтеp

БИБЛИОГРАФИЯ
94
1895.
*	99. Die Vorlaufer des neueren Soziaiismus. I. Teil: Von Plato
bis zu den Wiedertaufern. 2. Teil (mit P. Lafargue, E. Bern¬
stein und C. Hugo): Von Thomas More bis zum Vorabend
derfranzos. Revolution (Davon von Kautsky: Thomas More).
Stuttgart, Dietz 1895.2 Bde., Gr. — 8°, XII, 436 S.undVIIl,
450 S. (Die 2. und spatere Aufl. u. d. Titel: «Vorlaufer.,.»
4 Bde.; letzte Ausgabe Berlin 1921—1922, 1 und II in 6,
UI und IV in 2. Aufl.; Intern. Bibl. 47 — 48 b.)
In: «N. Z.» XIII, 1:
100.	Das Erfurter Programm und die Landagitation. S. 278.
101.	Darwinismus und Marxismus. S. 709.
102.	Marx und Engels, das Anarchistenpaar. S. 754.
In: «N. Z.» XIII, 2:
*	103. Die Intelligenz und die Sozialdemokratie. S. 10, 43 und 74.
104.	Die Konkurrenzfahigkeit des Kleinbetriebs in der* Land-
wirtschaft. S. 481.	•
105.	Unser neuestes Agrarprogramm. S. 557, 586, 610.
106.	Nachruf an Engels. S. 609.
107.	Aus den letzten Briefen von Engels. S. 644.
108.	Noch einige Bemerkungen zum Agrarprogramm. S. 806.
1896.
In: «N. Z.» XIV, 1:
109.	Heine an Marx (Geschichte des Soziaiismus). S. 14'.
110.	Arbeiterschutz und Bauernschutz. S. 19.
111.	Ein Nachtrag zu derDiskussiomuber die Konkurrenzfahigkeit
des Kleinbetriebs in der Landwirtschaft. S. 45.
112.	Der Breslauer Parteitag und die Agrarfrage. S. 108.
113.	Die Breslauer Resolution und ihre Kritik. S. 182.
114.	Und nochmals die Breslauer Resolution. S. 209.
In: «N. Z.» XIV, 2:
115.	Die materialistische Geschichtsauffassung und der psycholo-
gische Antrieb. S. 652.
116.	Ein neues Buch von Deville (Principes socialistes). S. 773
und 804.

БИБЛИОГРАФИИ
195
1897.
*	117. Konsumvereine und Arbeiterbewegung. Wien, Wiener Volks-
buchhandlung, 1987. 31 S. (Wiener Arbeiterbibl., Heft I).
In: «N. Z.» XV, 1:
*	118. Was will und kann die materialistiche Oeschichtsauffassung
leisten? S. 213, 228 und 260.
119.	Liebknecht iiber Marx. S. 368.
120.	Utopistischer und materialistischer Marxismus. S. 716.
In: «N. Z.» XV, 2:
121.	Umsturzgesetz und Landtagswahlen in Preussen. S.. 275
122.	Die preussischen Landtagswahlen und die reaktionSre Masse.
S. 580.
1898.
In: «N. Z.»> XVI, 1:
123.	Was ist ein Kompromiss? S. 356.
*	124. Der Kampf der Nationalitaten und das Staatsrecht in Oester-
reich. S. 516 und 557.
125. Nochmals der Kampf der Nationalitaten in Oesterreich.
S. 723.
*	126. Aeltere und neuere Kolonialpolitin. S. 769 und 801.
In: «N. Z.» XVI, 2:
127.	Kiaotschau, S. 14.
128.	Die sibirischen Goldgrubenarbeiter. S. 719.
129.	Demokratische und reaktionare Abriistung^. 740.
1899.
*‘130. Die Agrarfrage. Eine Uebersicht iiber die Tendenzen der
modernen Landwirtschaft und der Agrarpolitik der Sozial-
demokratie. Stuttgart, Dietz, 1899, VIII, 451 S.
*	131. Bernstein und das sozialdemokratische Programm. Eine
Anti-Kritik. Stuttgart, Dietz, 1899. VIII, 195 S.
*	132. Die Schranken der kapitalistischen Landwirtschaft. In:
Archiv f. soz. Gesetzgebung. Bd. 13.
In: «N. Z.» XVII, 1:
133.	Das bohmische Staatsrecht und die Sozialdemokratie. S. 292.
134.	Friedrich Engels und das Milizsystem. S. 335.

196
b II Б Л И О графин
135.	Partei und Gewerkschaft. S. 420.
136.	Partikularismus und Sozialdemokratie. S. 504.
137.	Schippel und der Militarismus. S. 618, 644 und 686.
138.	Siegfried der Harmlose. (Polemik gegen Schippel),S. 787.
In: «N. Z.» XVII, 2:
139.	Bernstein und die materialistische Geschichtsauffassung. S. 4,
140.	Bernstein und die Dialektik. S. 36.
141.	Bernstein tiber die Werttheorie und die Klassen. S. 68.
1900.
In: «N. Z.» XVI!I, l:
142.	Zuni Parteitag von Hannover. S. II.
143.	Der Parteitag von Hannover, S. 100.
144.	Zwei Kritiker meiner Agrarfrage (F. 0. Herz und Ed. David).
S. 292, 338, 363, 428, 470.
145-vMilitarismus und Sozialismus in England. S. 587.
146.	Bernstein und die Bebelsche Resolution. S. 682.
147.	Der Kampf der Kohlengraber in Oesterreich. S. 712.
148.	Schippel, Brentano und die Flottenvorlage. S. 740, 772
und 804.
In: «N. Z..> XVI11, 2:
149.	Die Neutralisierung der Gewerkschaften. S. 388,429, 457,492.
150.	Die koinmenden Kongresse. S. 707.
151.	Das Agrarprogramni der osterreichischen Sozialdemokratie.
S. 782.
1901.
* 152. Handelspolifik und Sozialdemokratie. Populare Darstellung
der handelspolitischen Streitfragen. Berlin: «Vorwarfs» 1901,
96 S.
In: «N. Z.» XIX, 1:
153.	Die Aussichten des Arbeiterschutzes. S. 8.
154.	Die sozialistischen Kongresse und der sozialistische Minister.
S. 36.
155.	Der Kohlenwucher und die Verstaatlichung d. Kohjenberg-
baus. S. 173.
* 156, Klasscnkampf und Ethik. S. 233.

157.	Die Vcrstaatlichung der Koliienbergwerke. S. 301.
158.	Bevblkerung und industrielle Entwicklung in Frankreich.
S. 403.
159.	Nochmals Klassenkampf und Ethik. S. 468.
160.	Wieder einmal Isegrlm (Max Schippel). S. 663,
In: «N. Z.» XIX, 2:
161.	Tolstoi und Bfentano. S. 20.
162.	Akademiker und Proletarier. S. 89.
163.	Die neue Bewegung in Russland. S. 123.
164.	Bernsteins alte Artikel und neue Schmerzen. S. 274.
165.	Problematischer gegen wissenschaftlichen Sozialismus. S. 355.
166.	Die Seeschlange (Bernsteins Artikel in den «Sozialist.
Monatsheften» gegen Kautsky). S. 468.
1902.
167.	Die soziale Revolution: I. Sozialreform und soziale Revolu¬
tion. II. Am Tage nach der Revolution. Berlin: «Vorwarts»
1902, 56 und 48 S. (Dann verschiedene Ausg.)
168.	Славяне и революция, «Искра» 1902 г., № 18.
In: «N. Z.» XX, 1:
169.	Der Parteitag in Liibeck. S. 13.
170.	Die Revision des Programme der Sozialdemokratie in Oester-
reich. S. 68.
171.	Der Wiener Parteitag. S. 197.
172.	Grundzuge der Handelspolitik. S. 332, 364, 396.
173.	Der Rilckzug der Zehntausend. S. 772.
In: «N. Z.» XX, 2:
174.	Krisentheorien. S. 37, 76, 110, 113.
175.	Bauernagitation in Amerika. S. 453.
176.	Der Munchener Parteitag. S. 804.
1903.
177.	Die Sozialdemokratie und die katholische Kirche. Berlin:
«Vorwarts» 1903, 31S. (siehe auch: «N. Z.» XXI, 1 Bd.,
Heft 1-3.)
178.	Die Vernichtung der Sozialdemokratie durch den Gelehrten
des Zentralverbandes deutscher Industrie Her. Eine Antwort.
Hrsg. im Auftrag des Parteivorstandes d. d. Sozialdemo¬
kratie. Berlin: «Vorwarts» 1903 , 48 S.

198
G 11 Б Л И О Г Р А Ф II 1
In: «N. Z.d XXI, 1:
*	179. Jaurfcs und die franzosische Kirchenpolitik. S. 5()4.
180. Sozialismus und Landwirtschaft.
*	181. Drei Krisen des Marxismus. S. 723.
182. Sozialismus und Landwirtschaft. S. 731.
XXI,	2:
*	183. Klasseninteresse — Sonderinteresse — Gemeininteresse. S. 240
und 261.
*	184. Das Massaker von Kischinew und die Judenfrage. S. 303,
185.	Zum Parteitag. S. 729.
186.	Noch ein Wort zum Parteitag. S. 748.
187.	Der Dresdener Parteitag. S. 809.
1904.
188.	Wie weit ist das Kommunistische Manifest veraltet? In: Aus
der Waffenkammer des Sozialismus. 3. Halbjahrsband 1904,
S. 96—105. Ffm.: 1904.
189.	Sozialdemokratie und Staatsform. Eine offentliche Diskus-
sion zwischen K. Eisner und K. Kautsky. In: Aus der. Waffenk
des Soz. 3. Halbjahrsband 1904, S. 190—212. Ffm.: 1904,
siehe auch: «Vorwarts». Aug. u. Sept. 1904).
*	190. Каутский о наших партийных разногласиях, «Искра» 1904,
№ 66 (Из письма Каутского к П. Аксельроду).
In: «N. Z.» XXII, 1:
191 Nachklange zum Parteitag. S. 1.
*	192. Die Krisis in Oesterreich. S. 39 und 72.
193.	Franz Mehring. S. 97.
194.	Eine Geschichte der sozialdemokratischen Landagitation.
S. 390.
*	195. Allerhand Revolutionares. S. 588, 620, 652, 685, 732.
196.	Der Streikbruch von Aerzten. S. 674.
XXII,	2:
197.	Das Wachstum der sozialistischen Tagespresse. S. 218.
198.	Schmoller tiber den Fortschritt der Arbeiterklasse.. S. 228.
199.	Der hi. Franz v. Assisi, Ein Revisionist des mittelalterlichen
Kommunismus. S. 261.
200.	Zum intemationalen Kongress. S. 577.
201.	Der Kongress zu Amsterdam. S. 673.
202.	Zur Naturgeschichte Isegrims (Max Schippel). S. 705 und 746.

БИБЛИОГРАФИЙ
1905.
In: «N. Z.» XXill, l:
203.	Der Bremer Parteitag. S. 4.
*	204. Republik und Sozialdemokratie in Frankreich. S. 260, 300,
332, 363, 397, 436 und 467.
205. Die zivilisierte Welt und der Zar. S. 614.
*	206. Die Bauern und die Revolution in Russland. S. 670.
*	207. Brentanos PreisrStsel fiir Marxisten. S. 714.
XXIII,	2:
208. Die Differenzen unter den russischen Sozialisten. S. 68.
*	209. Die Rebellionen in Schillers Dramen. S. 133.
210. Der Kongress von Koln. S. 309.
*211. Patriotismus, Krieg und Sozialdemokratie. S. 343 und 364.
*	212. Die Folgen des japanischen Sieges und die Sozialdemokratie.
S. 460, 492 und 529.
213.	Die Fortsetzung einer .unmoglichen Diskussion (mit dem
«Vorwarts») S. 681 und 717.
214.	Noch einmal die unmogliche Diskussion. S. 776.
215.	Der mogliche Abschluss einer unmoglichen Diskussion. S.795.
1906.
*	216. Ethik und materialistische Geschichtsauffassung. Ein Ver-
such. Stuttg.: Dietz, 1906. VIII, 144 S. (Intern. Biblio-
thek 38).
217. Die Genossin Luxemburg und die Gewerkschaften. «Vor¬
warts», 1906, 5,Mai.
*	218. Die Aussichten der' russischen Revolution «Vorwarts», 1906.
In: «N. Z.» XXIV, 1:
219.	Der Parteitag von Jena. S. 5.
220.	Die Freiheit der Meinungsausserung (Die Erkiarung einiger
«Vorwarts» — Redakteure). S. 152.
221.	Der Journalismus in der Sozialdemokratie. S. 216.
222.	Eine Nachlese zum Vorw3rtskonflikt. S. 313.
*	223. Die Agrarfrage in Russland. S. 412.
*	224. Der amerikanische "Arbeiter. S. 676, 717, 740, 773.
XXIV,	2:
*	225. Die russische Duma, S. 241.
*	226. Leben, Wissenschaft und Ethik, S. 516.

I. II г. ;i II и i1 i1 Л <l* И vl
М)
*	227. Das Kommunistische Manifest ein Plagiat (Tscherkesofl,
Arturo Labrlola und Pierre Ramus, Die Urheberschaft des
Kommunistischen Manifest). S. 693.
*	228. Partei und GewerkShaft, S. 716 und 749,
229. Mein Verrat an der russischen Revolution. S. 854,
236.	Die Internationale fiber die Cewerkschaften. S. 873,
/.907,
*	231. PatriotlsmUS und Sozialdemokratie. Leipzig : Leipziger
Buchdruckerei 1907, 24 S.
232. Sozialismusund Kolonialpolitik. Berlin: «Vorwarts» 1907,80 S
fn: «N. Z.»>, XXV, 1:
* 233. Der Parteitag von Mannheim 1907. S. 4.
* 234. Der Ursprung ber Moral. S. 213, 252.
*	235. Triebkrafte und Aussichten der russischen Revolution. S. 284
und 324.
*	236. Die Situation des Reiches. S. 420, 453 und 484.
237.	Ausiandische und deutsche Parteitaktik. S. 724 und 764.
238.	Kannibalische Ethik. S. 860.
XXV,	2:
239.	Der Stuttgarte'r Kongress. S. 724.
240.	Der Essener Parteitag. S. 852.
1908.
*	241. Friedrich Engels. Sein Leben, sein Wirken, seine Schriften.
Berlin: «Vorwarts» 1908, 44 S.
*	242. Der Ursprung des Christentums. Eine historische Untersu-
chung. Stuttg.: Dietz 1908. XVI, 508 S. (Intern. Bibl. 45).
*	243. Die historische Leistung von Karl Marx. Zum 25 Todestage
. des Meisters. Hrsg. Berlin: «Vorwarts» 1908, 48 S.
*	244. Nationalitat und lnternationalitat. Stuttg.: Singer 1908,
36 S. (Erganzungshefte zur «N. Z.» Nr. 1).
245.	Die nationalen Aufgaben der Sozialisten unter den Balkansla-
wen. In: Der Kampf. II, 1908, Heft 3, S. 105—110 (Wien:
1909).
In: «N. Z.» XXVI, 1:
246.	Einigea Feststellungen liber Marx und Engels. S. 1.
247.	Die Verteilung der Vermogen in England. S. 567.

г. и i. h и о г I* л 'I» it vl	'iO'l
248.	Methoden der Kolonlalverwaltung. S. 614,
249.	Wle geht man an das Studlum des Sozlallsmus? S. 708.
250.	Mafx als Verfechtef der Sklaverei. S. 842,
XXVI,	2:
251.	Nodmials Marx und die Sklavetei. S. 26.
252.	Verelendung und Zusammenbruch (Dr. M. Tugan-Barailowsky,
Der moderne Sozialismus). S. 340 und 569.
253.	Die Budgetbewilligung. S. 809.
254.	Zum Parteitag. S. 853.
255.	Der Parteitag tiber die Budgetbewilligung. S. 932.
1909.
256.	Der Weg zur Macht. Poiitische Betrachtung iiber das Hinein-
wachsen in die"Revolution."Berlin: «Vorwarts» 1909. 104 S.
257.	Ein Brief iiber Marx und Mach. In.: «Der Kampf», П, 1909,
Heft 10, S. 451.
In: «N. Z.» XXVII, 1:
258.	Maurenbrecher und das Budget, S. 44.
259.	Reform und Revolution. Eine Antwort. S. 180, 220, 252.
260.	Grobe Falschung (Antwort auf Bernstein, Grobe Faischung)
S. 333.
261.	Die statistische Methode der Prophezeiung. S. 400.
262.	Kautskys Logik. (Eine abermalige Zuriickweisung Bernsteins)
S. 405.
263.	Kautskys KapitaIbegriff (Nochmalige Antwort an Bern¬
stein). S. 520.
264.	Oesterreich und Serbien. S. 860.
265.	Osterreich und die Machte. S. 939.
XXVII,	2:
266.	Sekte oder Klassenpartei. S. 4.
267.	Sozialistische Kolonialpolitik. S. 33.
268.	Sozialdemokratische Finanzreform. S. 229.
269.	Positive Arbeit und Revolution. S.. 324.
270.	Der charakterlose Engels (Zur Rolemik gegen Kautskys
«Weg zur Mac'it»). S. 414.
271.	Leichtfertige Statistik (im «Weg zur Macht»). S. 517.
272.	Nochmals die amerikanische Statistik. S. 782 und S. 821.
273.	Zum Parteitag. S. 836.
274.	Der Leipziger Parteitag. S. 908.

№
Б И В Л И О Г P A H Jl
1910.
*	275. Vermehfung und Entwicklung in Natur und Gesellchaft
Stuttg.: Dietz, 1910. VIII, 268 S. (Intern. Bibl. 50).
In: «N. Z.» XXVIII, 1:
*	276. Jesus, der Rebell. S. 44.
277.	Die Civic Federation. S. 132.
278.	Ludwig unter den Propheten. S. 200.
XXVIII,	2:
279.	Was nun? S. 33 und 68.
280.	Eine neue Strategie. S. 332, 364 und 412.
281.	Der Aufstand in Baden. S. 612.
282.	Zwischen Baden und Luxemburg. S. 652.
283.	Schlusswort (Zur Richtigstellung der Genossin Luxemburg)
S. 760.
284.	Der Kongress von Kopenhagen. S. 772.
1911.
285.	Taktische Stromungen in der deutschen Sozialdemokratie.
Berlin: «VorwMrts» 1911, 36 S.
286.	Eine Frage. In: «Der Kampf»>, IV, II, S. 481—484. Wien: 1911.
In: «N. Z.» XXIX, 1:
*	287. Das neueste Leben Jesu. S. 35.
288. Julie Bebel. S. 276.
*	289. Malthusianismus und Sozialismus. S. 620, 652, 684.
290.	Finanzkapital und Krisen (Rudolf Hilferding, Finanz*
kapital). S. 764, 797, 838, 874.
291.	Preise und Lottne. S. 921.
XXIX,	2:
292.	Fleischteuerung und Kleinbetrieb. S. 4.
293.	Praktische Wahlagitation. S. 33.
294.	Krieg und Frieden. Betrachtungen zur Maifeier. S. 97.
295.	Bodenfrage. S. 209 und 258.
296.	Der Kleinbetrieb in der Landwirtschaft. S. 348 und 408.
297.	Sklaverei und Kapitalismus (Ettore Cicotti, Der Untergang
der Sklaverei im Altertum. Dtsch. v. Oda Olberg). S. 713.
298.	Zum Parteitag (von Jena 1911). S. 793.

ВЙЙЛИОГРАФИЙ
299.	Der zweite Parteitag von Jena. S. 873.
300.	Der neue Liberalismusund der neue Mittelstand. «Vorwarts»,
25 Febr. 1912.
1912.
In: «N. Z.» XXX, 1:
301.	Banditenpolitik. S. 1.
302.	Die Aktion der Masse. S. 43, 77, 106.
303.	Einfuhrscheine. S. 146.
304.	Schutzzoll und Teuerung. S. 354.
305.	Konsumenten und Produzenten. S. 452.
306.	Separatismus, Nationalismus und Sozialismus. S. 520.
307.	Die Wurzeln des Sieges. S. 577.
308.	Die Parteiorganisation in Oesterreich. S. 675.
309.	Gold, Papier und Ware. S. 837 und 886.
XXX,	2:
310.	Der erste Mai und der Kampf gegen den Militarismus. S. 96.
311.	Oekonomie und Wehrhaftigkeit. S. 261, 319 und 342.
312.	Viktor Adler, Erinnerungsblatter zu seinem 60 Geburtstag.
S. 417.
313.	Der improvisierte Bruch. S. 461 und 513.
314.	Die neue Taktik. S. 654, 688, 723.
315.	Nochmals die Abriistung. S. 841.
316.	Zum Parteitag. S. 881.
1913.
317.	Die Wandlungen der Goldproduktion und der wechselnde
Charakter der Teuerung. Stuttg.: Dietz 1913. (Erganzungshefte
zur «N. Z.» 16).
In: «N. Z.» XXX, 1:
318.	Der Krieg und die Internationale. Heft 6, S. 185—193.
319.	Der Baseler Kongress und die Kriegshetze in Oesterreich.
H. 10, S. 337 bis 346.
320.	Ein Ketzergericht. H. 1, S.l—6.
321.	Ein Pronunziamento. H. 2, S. 55—61.
322.	Aus dem wiirttemb. Hexenkessel. H. 17, S. 602 — 607.
323.	Ein logischer Hexenkessel. H. 20, S. 727—731.
324.	Parteipolemik. H. 23, S. 838—841.
325.	Der jUngste Radikalismus. Heft 12, S. 436 — 446.

XXXI,	2:
326.	Lassals historische Lelstung. H. 33, S. 233^-241,
327.	Die Berner Konfergnz. H. 34, S. 265 — 269.
328.	Ein Buch liber Zentralafrika. H. 37, S. 371—378.
329.	Krieg und Кар i tali sinus. H. 39, S. 428 — 447.
330.	Lassal und Marx. H. 40, S. 476—490.
331.	Naclfgedanken zu den nachdenklichen Betrachtugen. H. 41
S. 532 — 540, H. 42, S. 558—568, H. 44, S. 662—664.
332.	Ein Vertrauensmann. H. 43, S. 600 — 602.
333.	August Bebel, H. 47, S. 737—741.
334.	Der Gebarstreik. H. 50, S. 904 — 909.
335.	Der Parteitag. H. 52, S. 1001—1006.
1914.
336.	Der '-politische Massenstreik. Ein Beitrag zur Geschichte
der Massenstreikdiskussionen innerhalb der deutschen Sozial-
demokratie, Berlin: «Vorwarts» 1914. 302 S.
*	337. Rasse und Judentum. Stuttg.: Dietz 1914. 94 S. (ErgSn-
zungsheft zu Nr. 2, Nr. 20).
In: «N. Z.» XXXII, 1:
338.	Heinrich Dietz. H. 1, S. 1—8.
339.	Religion. H. 6, S. 182—188, H. 10, S. 352—360.
340.	Armee und Volk. H. 11, S. 401—405.
341.	Die Einigung in England und Russland. H. 13, S. 465 — 473.
342.	Andreas Scheu. H. 17, S. 607 — 613.
343.	Peukerts Erinnerungen. H. 25. S. 924 — 932.
XXXII,	2:
344.	Die Volksausgabe des «Kapital». Eine Selbstanzeige. H. 3,
S. 100 — 105.
345.	Arbeiterlohne und Teuerung in Westeuropa und Deutschland.
. H. 7, S. 284 — 292.
346.	Massendemonstrationen vor Gericht. H. 15, S. 652 — 657.
- 347. Der Krieg. H. 19, S. 843 — 846.
348. Die Vorbereitung des Friedens. H. 20, S. 876 — 882.
*	349. Der Imperialisms. H. 21, S. 908 — 922.
350. Wirkungen des Krieges. H. 22, S. 937—948, S. 969 —982.
1975.
*	351. Nationalstaat, imperialistischer Staat und Staatenbund.
Niirnberg: Frankische Verlagsanst. 1915. 80 S.

* 352. Die lnternationalitat und der Krieg. Berlin: «Vorwarts», 1915.
40 S.
In: «N. Z.» XXXIII, 1:
353.	Die Sozialdemokratie im Kriege. H. 1, S. 1—8.
354.	Die Internationale und der Burgfrieden. H. 1, S. 18—19.
355.	Kriegssitten. H. 3, S. 65 — 76, H. 4, S. 97—109.
356.	Die lnternationalitat und der Krieg. H. 8, S. 225—250.
357.	Rohrbach iiber den Krieg. H. 10, S. 317—323
358.	Eine Richtigstellung. H. 20, S. 634 — 636.
359.	Eine Erorterung des Rechts auf Erorterungen. H. 24, S. 737-740.
XXXIII,	2:
360.	Oekonomische Wirkungen der Staatsschulden. H. 1, S. 1—13.
361.	Zwei Schriften zum Umlernen. H. 2, S. 33—42; H. 3, S. 71—81.
H. 4, 107—116; H. 5, S. 138—146.
362.	Nochmals unsere lllusionen (Hierzu auch S. 347). H. 8,
230—241; H. 9, 264—275'.
363.	Eine Verteidigung der Zustimmung zu den Kriegskrediten.
H. 10, S. 313—317.
364.	Die Sozialdemokratie im Weltkrieg. H. 11, S. 321—329.
365.	Wohin geht die Reise? Eine Entgegnung. H. 13, S.394 — 402.
366.	Ein objektiver Richter und gewissenhafter Historiker. H. 15,
453	463.
367.	Ein Schlusswort. H. 18, S. 566 — 573.
368.	Englische Weltpolitik in englischer Beleuchtung. H. 22.
S. 699—704.
1916.
369.	Die Vereinigten Staaten Mitteleuropas. Stuttg.: Dietz 1916,
56 S.
370.	Ueberzeugung und Partei. Leipzig: Leipziger Buchdruckerei
1916, 47 S.
371.	Die Herbeifuhrung des Friedens. Geheim gedruckt 1916,
32 S.
372.	Die okonomische Seite des Erschopfungskrieges. In: Der
Kampf Jg. IX, 1916, Nr. 8, S. 265—274 und Nr. 9, S. 300—311.
Wien: 1916.
In: «N. Z.»> XXXIV, 1:
373.	Aeussere und innere Politik. H. 1, S. 20—25; H. 2, S. 41—49.
374.	Imperialistische Tendenzen in der Sozialdemokkratie. H. 4,
S. 97—101.

206
БИБЛИОГРАФИЯ
375.	Personliche Ueberzeugung und Parteidisziplin. H. 5,
S. 129—133.
376.	Freiheit der Meinungsausserung und Parteidisziplin. H. 6
S. 161—169. Siehe auch H. 10, S. 317 f.
377.	Fraktion und Partei. H. 9, S. 269 — 276.
378.	Bismark und der Imperialistnus. H. 11, S.321—328; H. 12
S. 361 — 372.
379.	Edouard Vaillant H. 14, S. 417 — 423.
380.	Mitteleuropa. H. 14, S. 423—429; H. 15, S. 453 — 468; H. 16
S. 494 — 504; H. 17. S. 522—534; H. 18, S. 561—569. ’
381.	Noch einige Bemerkungen iiber nationale Triebkrafte. H. 23
S. 705 — 715.
382.	Sozialdemokratische Steuerpolitik. H. 24, S. 737 — 752-
H. 25, S. 775 — 781.
In: «N. Z.» XXXIV, 2:
383.	Die Spaltung der Fraktion. H. 2, S. 33 — 36.
384.	Eine mahnende Erinnerung. H. 3, S. 65 — 71.
385.	Grundsatzlose Steuerpolitik. Eine Erwiderung. H. 4,
S. 107—114.
386.	Noch ein Wort zur Steuerpolitik. H. 8, S. 248 f.
387.	Nochmals die Frage der Dampfersubvention. H. 9, S. 272—276.
388.	Zur Geschichte des Zentralorgans der Partei. H. 11, S. 321—331;
H. 12, S. 353—365.
389.	Von Radek zu Bethmann. H. 16, S. 473 — 480.
390.	Die Lander am Stillen Ozean. H. 17, S. 505 — 512.
391.	Gustav Eckstein, H. 18, S. 529 f.
392.	Herkners Arbeiterfrage. H. 20, S. 584 — 589.
393.	Wie englische Arbeiter deutsche Sozialdemokraten von
einem internationalen Kongress ausschlossen. H. 21, S. 618—620.
7977.
*	394. Serbien und Belgien in der Geschichte. Historische Studien
zur Frage der Nationalitaten und der Kriegsziele. Stuttg.:
Dietz 1917, 96 S.^
395. Elsass-Lothringen/ Eine historische Studie. Stuttg.: Dietz
1917, 86 S.
*	396. Die Befreiung der Nationen. Stuttg.: Dietz, 1917, 56 S.
397.	Denkschrift an die Reichstagsfraktion und den Parteiaus-
schuss der deutschen Sozialdemokratie.
398.	Die Leitsatze der Fraktion und der Parteiausschuss itber
flje Kriegsziele 1917. Aj$ Manuskript gedruckt,

БИБЛИОГРАФИЯ
207
In: «N. Z.» XXXV, I:
399.	Die Parteikonferenz. H. 1, S. 1—5.
400. Friedrich Adler. H. 5, S. 105—109.
401. Das neue Polen. H. 7, S. 153—156; H. 8, S. 177 — 189.
402.	Die Wahrheit auf dem Marsch. H. 7, S. 169—175.
403.	Mein Irrtum. H. 9, S. 216 — 220.
404.	Gemeinschaftsarbeit, H. 12, S. 290 — 292.	;
405.	Sozialdemokratische Anschaungen iiber den Krieg vor dem
jetzigen Kriege. H. 13, S. 297—306.
406.	Neue sozialdemokratische Auffassungen vom Krieg. H. 14,
S. 321—334.
407.	Zwei neue BSnde Marxscher Schriften. H. 16, S. 369—375.
H. 17, S. 393 — 399; H. 18, S. 417 — 427.
408.	Der imperialistische Krieg. H. 19, S. 449—454; H. 20,
S. 475—487.
409.	Parteispaltung? H. 21, S. 489 — 498.
410.	Sozialdemokratische uDd nationalliberale Taktik. H. 23,
S. 537 — 545.
411.	Die Wendung zum Nationalsozialismus im Kriege. H. 24,
S. 561—569.
412.	Zwei Arbeiterparteien. H. 25, S. 585 — 591.
413.	Der Eispalast. H. 26, S. 609—613.
In: «N. Z.» XXXV,.2.
414.	Die Aussichten der russischen Revolution. H. 1, S. 9 — 20.
415.	Volk und Regierung. H. 2, S. 41 — 45.
416.	Die Gothaer Konferenz. H. 3, S. 49 — 53.
417.	Imperialismus und reaktionSre Masse. H. 5, S. 102—115.
418.	Die Landesverteidigung. H. 6, S. 121 — 127.
419.	Die Befreiung der Nationen. H. 7, S. 145—153; H. 8,
S. 177—189; H. 9, S. 193—200; H. 10, S. 228 — 234; H. 11,
• S. 241—249; H. 12, S. 273 — 281.
420.	Friedrich Adler. H. 10. S. 217—222.
421.	Kriegsziele. H. 12, S. 284 — 287.
422.	Oesterreich und Serbien. H. 13, S. 289 — 299; H. 14,
• S. 313 —319; H. 15, S. 340 — 349; H. 16, S. 364 — 372; H. 17,
g здо	здд
423.	Belgien. H. 19, S. 433 — 442; H. 20, S. 457 — 465; H. 21,
S. 481—491; H. 23, S. 529 — 537; H. 24, S. 55? -oi.ae
424.	Stockholm. H. 22, S. 505 — 512.	•	lin.: 192^.
425.	Das Elsass in der Geschichte. H. 25, S. 577 — 58b1—318).
jn der <(N. Z.>> nicht mehr erschienen),	'i

208
Б И li Л И О Г Р А ф II Я
1918.
426.	Kriegsmarxismus. Eine theoretische Grundfegung der Politic
des 4 August. Wien: Wiener Volksbuchh (1918). 86 S. (S'tehe
auch: Marxstudien B. 4, 1).
427.	Sozialdemokratische Bemerkungen zur Uebergangswirtschaft.
Leipzig; Leipziger Buchdr. 1918, VIII, 166 S.
428.	Demokratie oder Diktatur. Berlin: Paul Cassirer 1918. Dass
u.	d. T.:
429.	Volksherrschaftoder Gewaltherrschaft. Berlin und Bern: Verl.
d. weissen Blatter. 46 S.
*	430. Nationalversammlung und Rateversamnilung. (Berlin.: 1918).
431.	Die Diktatur des Proletariats. Wien: Wiener Volksbuchh
1918, 63 S.
432.	Habsburgs Gluck und Ende. Berlin: Paul Cassirer 1918. 81 S.
*	433. Die ersten Schritte der Revolution. In: «Der Sozialist»,
hrsg. v. Rud. Breitscheid, IV, Nr. 47, S. 5—10. Berlin: 1918.
434. Expropriation und Konfiskation. In: «Der Sozialist», hrsg.
v.	Rud. Breitscheid, IV, Nr. 47, S. 5—10. Berlin: 1918.
*	435. Was will die deutsche sozialistische Republik? 0. J. 1918. 4S.
436. Franz Mehring. Ein Beitrag zur Geschichte der deutschen
Sozialdemokratie. Unveroff. Manuskript, kurz nach dem
Kriege, 69 Folioseiten.
1919.
437. Die Wtirzeln der Politik Wilsons. Berlin:Neues Vaterland (1919),
40 S. (Flugschriften des Bundes Neues Vaterland, Nr. 4).
*	438. Aussichten der Revolution (In: Deutscher Revolutionsalma*
nach f. d. Jahr 1919. Hrsg. Ernst Drahn und Ernst Frie-
degg. S. 26 — 31). Hamburg: Hoffmann und Campe. 1919.
439.	Grundsatzliche Forderungen der Sozialdemokratie. Berlin: 1919.
440.	Die Friedensbedingungen. In: Annehmen oder Ablehnen?
S. 3 — 12. Berlin.: Freiheit 1919.
441.	Gegen die Diktatur. Berlin.: 1919.
*	442. Richtlinien fur ein sozialistisches Aktionsprograinm. Berlin:
(1919), kl. 8°, 16 S. (Fol. 2 S ).
443.	Karl Liebknecht und Rosa Luxemburg zum Gedachtnis.
In: «Der Sozialist», V, H. 4, S. 51—57. Berlin: 1919.
444.	Schlamperei und Massenpsyche. In: «Der Sozialist», V, H. 21,
S. 320 — 323 und H. 22, S. 333—338.
*	445. Terrorismus und Kommunismus. Цт Beitrag zur Naturge-
gpichte der Revolution. Berlin.: Neues Vaterland (1919),
398. r4 S.1
ясский перевод в берлинском эмигрантском издании,

БИБЛИОГРАФИЯ
209
446.	Die Sozialisierung und die Arbeiterrate. Bericht, erstattet
aiif. d. 2. Kongr. der Arb., Sold, und Bauemrate Deutschlands
am 14 April 1919. Wien: Wiener Volksbuchh., 1919, S. 16
(Sozialist. Bucherei 5).
447.	Die Sozialisierung der Landwirtschaft (Mit einem Anhang:
Der Bauer als Erzieher. Von A. Hofer). Berlin: Paul Cassirer,
1919.	133 S.
448.	Was ist Sozialisierurtg? Referat, geg. auf d. 2. Reichskon-
gress der A., S. u. Bafirnrate am 14 Aug. 1919. Berlin.:
Freiheit (1919), 29 S.
449.	Das Weitertreiben der Revolution. Berlin.: Arbeitsgemeinsch.
f. staatsburg. und wirtsch. Bildung (1919).
450.	Wie der Weltkrieg entstand. Dargestellt nach. d. Aktenma-
terial des Dtsch. Auswartigen Amtes. Berlin: Paul Cassirer,
1919, 182 S.
1920.
451.	Delbriick und Wilhelm II. Berlin: 1920, 55 S.
452.	Die Internationale. Wien: Wiener Volksbuchh., 1920 , 88 S.
(Umschlagtafel: Vergangenheit u. Zukunft d. Internatibnale).
453.	Klassenkampf und Koalition. «Arbeiterzeitung» 18 Juni 1920.
1921.
454.	Rosa Luxemburg, Karl Liebknecht, Leo Jogiches. Ihre Bedeu-
tung fur die dtsch. Sozialdemokratie. Berlin.: 1921, 20 S.
455.	Georgien. Eine sozialdemokratische Bauernrepublik. Ein-
driickeund Beobachtungen. Wien: Wiener Volksbuchh. 1921,
.	72 S.
456.	Von der Demokratie zur Staatssklaverei. Eine Auseinan-
dersetzung mit Trotzky. Berlin.: Freiheit, 1921, 128 SA
1922.
457.	lrland. Berlin.: Ffeiheit (1922), 30 S.
458.	Ein Patriarch des englischen Sozialismus. 4 t ir Hardie).
In: «Der Kampf>>, XV, 8, S. 225—234. Wien: 1^22.
459.	Die proletarische Revolution und ihr Programm. Stuttg.:
Dietz, Berlin.: Vorw., 1922, VIII, 338 S. (Intern. Bibl. 64) A
460.	Mein Verhaltnis zur U. S. R. Ein Riickblick. Berlin.: 1922.
(Siehe auch: «Der Sozialist», VIII, 19/20, S. 301—318).
1 Русский переводе берлинском эмигрантском издании.
IJ. Arwmep.
л

210
БИБЛИОГРАФИЯ
1923.
461.	Wirtschaftsprobleme der Gegenwart. Wien: 1923.
1924.	.
462.	Die Aussichten der Gegenrevotution in Deutschland. In*
«Der Kampf», XXVII, 1, S. 1—10. Wien: 1924.
463.	Die Erinnerungen eines englischen Agitators. In: «Der Kampf»
XVII, 2, S. 97 — 102.
464.	Ein Brief iiber Lenin. In: «Der Kampf» XVII, 5, S, 176— 179.
465.	Wandlungen der Internationale. In: «Der Kampf» Nr. 9.
466.	Phasen und Zeitschriften des Marxismus. In: «Die Gesell-
schaft» hrsg. von Rud. Hilferding, I H. 1, S. 17—29. Berlin:
Dietz, 1924.
467.	Lassal und die Grafin Hatzfeldt. In: «Die Gesellschaft», I,
4, S. 384 — 399.
468.	Johann Most, Nr. 6.
469.	Das Heidelberger Programm.
•	1925.
«Der Kampf»
470.	Ein Brief iiber Bernstein an Plechanoff, Nr, I.
471.	Die Internationale und Sovietrussland, Nr. 8/9.
472.	Friedrich Engels, Nr. 8/9.
473.	Das Proletariat in Russland, Nr. 10.
474.	Engels, Politisches Testament, Nr. 12.
«Die Gesellschaft»
475.	Eduard Bernstein zu seinem 75 Geburtstag. Nr. I.
476.	War die Pariser Kommune deutschfeindlich. Nr. 3.
477.	Die Lehren des Oktoberexperiments. Nr. 4.
478.	Eine materialistische Geschichte des menschlichen Denkens.
Nr. 6.
479.	Was uns Axelrod gab. Nr. 8.
1926.
«Der Kampf»
480.	Die Marxsche Darlegung der Triebkrafte der gesellschaftlichen
Entwicklung. Nr. 12.

БИБЛИОГРАФИЯ
211
«Die Gesellschafb
481.	De Man als Lehrer. Nr. I.
482.	Die Volksausgabe des «Kapitals». Nr. 5.
1927.
483.	Die materialistische Geschichtsauffassung. Erster Band:
Natur und Gesellschaft XV-1-891 S. Zweiter Band: Der Staat
und die Entwicklung der Menschheit, 895 S. Dietz Nachf.
Berlin 1927.
1928.
«Der Kampf»
484.	Paul Axelrod, Nr. 5.
485.	Ein Verfechter der Eiriheitsfront. Nr. 8/9.
486.	Eine Selbstanzeige. Zurich, Rote Revue. 6 Heft.
«Die Gesellschafb
487.	Das Kommunistische Manifest und die Demokratie.
1929.
488.	Die Wehrfrage und Sozialdemokratie. Dietz 1929.
В списке по недосмотру пропущены следующие статьи Ка¬
утского, напечатанные в журнале «Der Kampf».
1919.
489.	«Schwierigkeiten der Sozialisierung» XII, 16, S. 469—474.
490.	«Zum Gedachtniss Jean Jaures, XII, 18, S. 501—506.
491.	«Hugo Haase», XII, 18, S. 757—759.
1920.
492.	«Demokratie und Demokratie», XIII, 5, S. 209—214.
493.	«Eine Schrift iiber den Bolschevismus», XIII, 7, S. 260—265.
494.	«Ein Buch iiber die deutsche Revolution», XIII. S.289—295.
495.	«Wer ist ein Arbeiter», XIII, 12, S- 443-450.
14*

212
ПРИМЕЧАНИЯ
1921.
496.	«Klassendiktatur und Partei diktatur», XIV, 8, S. 271—281.
497.	«Radek iiber Rosa Luxemburg, Liebknecht und Jogiches»
XIV, 9, S. 29/—307.
498.	«Aus Briefen von Fr. Engels», XIV, 10, S. 351—357.
499.	«Eine Leuchte des wissenschaftlichen Sozialismus», XIV,
11-12, S. 396—406.
1922.
500.	«Rosa Luxemburg und der Bolschevismus», XV, 2. S. 33—44.
501.	«Nochmals Georgien», XV, 4-5, S. 115—125.
1923.
502.	«Marx und Lassale», 3, S. 85—95.
503.	«Jugoslaviens Aufstieg und Svetozar Markovitsch», XVI,
6, S. 188—195.

ПРИМЕЧАНИЯ
1	В основу первой части этой главы (до центризма эпохи войны и рево¬
люции) так же, как главы 3, 4, 5 и б, положен доклад, прочитанный автором
в Ленишрадском институте марксизма в феврале .1928 г. (Напечатан в журнале
«Под знаменем марксизма» N° 3—4 за 1928 г.). В вышедших в дальнейшем рабо-
тах^Затрагивающих те же проблемы (статья Горловского «Борьба течений
в германской социал-демократии в первые годы эпохи исключительных законов»
в журн. «Под знаменем марксизма» N.№ 1 и 2—3 за 1929 г.; статья Е. Ривлина
«Проблема революции в германской социал-демократии в первые годы после
падения исключительного заксна» в журн. «Под знаменем марксизма» Ns 4
за 1929 г.; соответственные разделы работы Ц. Фридлянда — «История
Запада», т. 11, 1928 г. и в статьях только что вышедшей «Книги для чтения
по истории нового и новейшего времени. Эпоха империализма»), мы находим
подтверждение и дальнейшее развитие и разработку высказанных нами
взглядов.
2	Р. Kampfmeyer, Die Sozialdemokratie in der deutschen Geschi-
chte bis zur Reichsgriindung, 1927, его же «Unter dem Sozialistengesetz». 1928.
Lip insky, Die Sozialdemokratie, 1927; E. D r a h n, Die deutsche Sozial¬
demokratie, 1926.
3	См. интересные замечания Ленина по этому поводу в «Письме
к И. И. Степанову-Скворцову», Соч., т. XX, ч. 1, с. 313—317.
4	См., напр., переписку между Бебелем и Энгельсом в связи с первой
статьей Фольмара в 1882 г. в «Социал-демократе».
3 В этих беглых замечаниях об эпохе закона против социалистов мы
вынуждены естественно упрощать проблему, не излагая ни отдельных этапов
в борьбе течений, ни огромных, несомненно, заслуг официального руковод¬
ства в деле перевода партии на марксистские рельсы и в деле борьбы с ре¬
акцией. Необходимо также отметить, что и критика Энгельса в связи с этим
в различные годы была различной.
6	Protokoll iiber die Verhandlungen der s.-d. Partei Deutschlands.
Abgehalten zu Stuttgart, Berlin, 1898, S. 122—126.
7	«Der Dresdener Parteitag* «Neue Zeit», jyuz— 3, B. 11, S. 814—815.
8	Подобное схематическое деление может иметь естественно лишь
приблизительное значение. Речь может итти лишь о преимущественном влиянии
оппортунистов или радикалов в том или ином типе организации. В действи¬
тельности, целый ряд партийных организаций еще с конца XIX в. был захвачен
ревизионистами, другие же не выявляли своего лица и представляли партийное
болото.
9	Зто еще конечно не значит, что все немецкие рабочие были патриотами
и социал-империалистами, как хочется Е. Тарле, оппортунистически толку¬
ющему роль левого радикализма в истории германской социал-демократии.
См. особенно его чудовищное объяснение популярности Р. Люксембург и
К. Либкнехта во время войны: «К Розе Люксембург, Карлу Либкнехту,
Лео Иогихесу и их товарищам стали несколько больше прислушиваться не
потому, что убедились в несоответствии войны и захвата колоний принципам
социализма, но потому, что кое-кто со страхом начал смотреть, что при подобных
Вильгельму руководителях имперской политики Германская империя может
потерпеть поражение» («Европа в эпоху империализма», с. 79).

214
ПРИМЕЧАНИЯ
ю Ленин, Соч., т. XIV, ч. 1, с. 54.
п Там же, т. XIII, с. 481. Проблема социальной базы центризма, на
которой мы здесь подробно останавливаться не можем, требует особого
исследования.	1' - **»г •
Аа Там же, т. XIII, с. 119. Здесь мы лишены возможности дать более
углубленный анализ всех превращений, которым подверглось, под влиянием
войны, старое руководство партии.
is Там же, т. XIII, с. 119.
м Р. Люксембург «Или — или», в сборнике Э. Мэйера «Spartakus im
Кг leg», с. 106.
16	Говоря о независимцах здесь, как и в дальнейшем, мы не имеем в вцду
спартаковцев, которые хотя со времени мартовского съезда 1917 года ц входили
в объединенную партию, но представляли совершенно самостоятельную и
идейно чуждую каутскианцам фракцию.
1в «Автобиография», в «Die Volkswirtschaftslehre der Gegenwart», с. 17.
17	«Автобиография», с. 121.
is «Materialistische Geschichtsauffassung», т. II, с. 724.
19 «Автобиография», с. 118.
80	Еще до исключительного закона я закончил свое первое, сравни¬
тельно большое произведение, вышедшее под заглавием «Влияние размноже¬
ния населения на общественный прогресс*. В существенных пунктах оно
было направлено против Маркса. «Воспоминания» (автобиография). Книго¬
издательство «Буревестник», Одесса, 1905 г., с. 5.
*i Свою литературно-политическую работу К. начал в небольших австрий¬
ских социалистических журнальчиках: «Arbeiterfreund» и «Volksfreund»
Рейхенберга, «Volksfreund*) Бр.она и др.
22 Е. Bernstein, Kautskys erstes Wirken in der deutschen Sozial-
demokratie, «Gesellschaft», Ein Sonderheft zu K. Kautsky’s 70 Geburtstag, S.67.
*8 См. статьи в «Социал-демократе» от 15, 22 и 29 сентября 1881 г. «Die
urwflchsige Form des Kampfes ums Dasein», «Der Standestaat und der Klas-
senstaat», «Klassenkampf und Soziaiismus», а также полемическую брошюру
Robert’a Seidel’a: ABC «Alte Irrthiimer soz-doktrinar aufgeputzt durch Sym-
machos», Leipzig, 1882.
** «Mein Verhaltnis zur unabhangigen sozial-demokratischen Partei»,
T. Breitscheid-Verlag, Berlin, 1922, S. 5.
25 Эта характеристика, как и ряд других резких выпадов Р. Люксем¬
бург против Каутского и шейдемановцев, были редактором «Russische
Revolution» П Леви утаены. Ныне они опубликованы В е й л е м, «R. Luxemburg
fiber die russische Revolution», Archiv ffir die' Geschichte des Soziaiismus und
der Arbeiterbewegung». XXX Jahrg., Leipzig 1928, S. 289.
*e «Mein Verhaltnis...». S. 14,
*7 *Die s-demokratische Bauernrepublik*, сГ68 и 45. См. также И. Л. Ме¬
щеряков «Легкомысленный путешественник», Гиз, 1921.
28	«Nationalstaat, imperialistischer Staat und Staatenbund», 1915, Die
Intemationalitat und der Krieg», 1915. «Die Vereinigten Staaten Mitteleuropas»
1916,	«Serbien und Belgien in der Geschichte. Hretorische Studien zur Frage
der Nationalitaten und der Kriege» 1917; «Die Befreiung der Nationen», 1917,
«Elsass-Lothringen. Eine historische Studie», 1917; «Oesterreich und Serbien»,
1917,	«Wie der Weltkrieg entstand», 1919, «Delbrtick und Wilhelm II*, 1920 и др.
29	Mein Verhaltnis». S. 17 и 18.
80 «Die Sozia’isicrung und die Arbeiterrate», 1919, «Die Sozialisierung
der Landwirtschaft», 1919 и др.
si «От демократии к государственному рабству», Берлин 1922, с. 98.
32 «Demokratie oder Diktatur», Berlin, 1918, S. 7.
38	«Автобиогра я», с. 34.

h hi м.е ч а к Й и	215
&3а эти годы (1922—1927) Каутский выпустил лишь две* брошюры,
против Кунова: «Марксова теория государства в освещении Кунова» 1ь23.
и против Советской России:' «Советская , Россия и Интернационал» 19^5.
95 «Die materialistische Geschichtsaiiffassung» В. I, S. 76.
36 Там же, S. XII.
87	F. Schwabe «Aus den Briefen Rosa Luxemburgs an Franz Mehring
«Die Internationale 1923, I, S. 69.
38. w. E 1 1 e n b о g e n, Karl Kautsky, в сборнике «К. Kautsky. Der Denker
und Kampfer», Festgabe zu seinem 70-en Geburtstag, W. 1924.
39	Cm. A. Braunthal,K. Kautsky als Revolutionstheoretiker. В сборнике
«Kautsky der Danker und Kampfer) Браунталь повторяет здесь взгляд Каут-
ского на собственное развитие, изложенный им в предисловии к 3-му* изда¬
нию «Пути к власти», вышедшему в 1920 году. ^Сегодня,' — пишет там Каут¬
ский,— я стою на той же точке зрения, как и тогда (в 1909 г.—И. А.). Лишь
речь моя с тех пор стала другой. Однако это изменение речи свидетель¬
ствует лишь об изменении исторической обстановки, а не существа гзглядов.
Новое издание («Пути к власти» — И. А.) я должен выпустить совершенно
неизмененным хотя бы потому, что и сегодня я подписываюсь под каждым
его предложением... Точка зрения, признаваемая мною сегодня, полностью
совпадает с революционным марксизмом до войны... Я ничего не ревизовал
и нечего мне ревизовать». («Der Wcg zur Macht», 3 Auflag:, «VorwSits», 1920.
Vorrede, S. 5, 14. См. также «Eine Leuchte des wissenschaftlichen Sozialismus»
Der Kampf. 1920, XIII, S.396—406.) Так сегодняшний ренегат с легким серд¬
цем продает свое революционное прошлое, прикрашивал им свое контрре¬
волюционное настоящее. Он пыжится изобразить из себя цельную фигуру
никогда не изменявшего своих взглядов революционера. Этой попытке всэ
дело свести к редакционно-стилистическим изменениям мы противопостав¬
ляем подлинную картину эволюции Каутскаго. Образ довоенного Каутского
представляется нам в виде неустойчивого, подвергавшегося двойному ряду
влияний, тогда уже начавшего ревизовать Маркса (особенно в вопросе
о демократии и насилии), снабжавшего всегда собственные взгляды легионом
правых оговорок, теоретика революции, который во время и после войны
превратился в теоретика контрреволюции. До войны неустойчивость и коле¬
бания Каутского определялись изменениями внешней обстановки и давле¬
нием правления партии с одной стороны и группы будущих левых радика¬
лов с другой. После же войны, особенно начиная с 1920 г., Каутский обрел
полную контрреволюционную устойчивость, теоретически обобщая сращение
социал-демократии с буржуазией.
40	См. сборник Варги, Социал-демократические партии.
Не сумел сохранить меры в оценке довоенного Каутското в'"только
вышедшей своей работе («Каутский о революции», Свердловск, 1929 г.) и
Миронов, отказывающий старому Каутскому почти во всякой ортодоксаль¬
ности. Эта точка зрения доведена у Корша (К. Kor.sch «Die materialistische
Geschichtsauffasung. Eine Auseinandersttzung mit K. Kautsky. Archiv fur die
Geschichte des Socialismus und dar Arbeiterbewegung von Dr. Gruuberg; 1929,
XIX J. 213) до законченной каррикатуры. Согласно .«ультралевому» КорШу
«теоретическая позиция Каутского к марксизму не изменилась». Довоенный,
военный и послевоенный Каутский тождественны. Если что и изменилось,
то лишь внешние условия. (Здесь Корш повторяет, сам того не ведая, соб¬
ственный взгляд Каутского на свою эволюцию. См. «Der Weg zur Macht.
Vorrede zur dritten Auflage, Vcrwarts, 1929, S. 5, n. s. ,w.) Поскольку же ком¬
мунистические критики защищают, хотя бы частично, довоенного Каут¬
ского или находят что-либо положительное у послевоенного Каутского, то
отсюда неизбежно следует «близкое родство между ленинским и каутскиан¬
ским методом «марксистского центризма». (258). Вот образчик топорного
антидиалектического метода, соединенного с полным незнанием фактической

ПРИМЕЧАНИИ
Ж
истории! Подобную же ошибочную методологию в применении к довоенной
с .-демократии мы встречаем и в новейшей работе К. F. BrocKschmidtza «Die
deutsche Sozialdemokratie bis zum Fall des Sozalisteugesetzes* Gnaugural Disser¬
tation an Universitat. FranKfurt a. M., Stuttgart 1929.
41	Говоря об этих двух планах, мы конечно подразумеваем подчинение
первого второму, ибо людей судят не по тему, что и как они сами думают.
Отсюда не следует, однако, что самосознание людей не представляет истори¬
ческого значения, что оно не влияет на историю и в ней не участвует.
42	См. напр. статью Зиновьева «О германской революции» в «Просвещении».
№ 9; 1913.
48	Ленин, Соч., т. XIII, с. 13.
44	Ф. Н а у м а н, Демократия и императорская власть. Изд. В. М. Саб¬
лина, М. 1907, с. б.
45	См. статью С. Б антке. Ленин на международной арене, «Пролетар¬
ская революция», № 2—3, 1929. Необходимо отметить, что Бантке слишком
узко и упрощенно трактует свою тему. Элементы большевизма в разных
странах мы находим еще до войны, когда и начинается предистория Ком¬
интерна. Об этом забывает т. Бантке, одновременно модернизирующий дей¬
ствительное развитие взглядов Ленина на западно-европейский оппортунизм.
Большевизм есть революционный марксизм, понявший новую империалисти¬
ческую эпоху и новую вытекающую отсюда революционную программу и так¬
тику. С этой точки "зрения левый редикализм как и некоторые другие дово¬
енные течения можно до известной степени рассматривать как недоразвитый,
неполный, обремененный еще рядом серьезных ошибок и с.-д. традиций боль¬
шевизм, или вернее как предтечу большевизма. Не понимая этого, мы сужи¬
ваем международное значение довоенного большевизма: тезис как раз проти¬
воположный тому, что хотел доказать Бантке.
40 Г. Зиновьев, О Коминтерне.
47	См. напр. статью Ленина в связи с выступлениями Каутского в М. С. Б.
в декабре 1913 г. — «Хорошая резолюция и плохая речь», Соч.. т. XII, ч. 2,
с. 287—289, и «О недопустимой ошибке Каутского», «Пролетарская правда»
№ 8, 15/X1I 1913.
48	См. «Государство и революция», «Пролетарская революция и ренегат
Каутский».
49	Л енин, Соч., т. XI, ч. 1.
50	Там же, т. XVIII, изд. 2-е, с. 71.
51	Там же, т. XVIII, изд. 2-е, с. 273.
52	Постановления V пленума Коминтерна, с. 10.
:,а Ленин, Соч.,т. XV, с. 446. Это не значит, конечно, что мы должны
некритически подойти к указанным работам. И они нуждаются во внима¬
тельном пересмотре с точки зрения ленинизма. Но в этих областях, менее
соприкасавшихся с теорией революции, и это единственное, что мы хотели
отметить, Каутский был более близок к ортодоксальному марксизму. Ср.
критику «Предшественников новейшего социализма» у К. A. Wittfogel
Geschichte der biirgcrlichen Geseljschaft, c. 53—69. Также E. Untermann «Die
logichen MSngel des engeren Marksismus« Miinchen 1910, 437—468.
64 Ленин, Соч., т. XIII, с. 346.
56	«Когда я вступил в с.-д. партию, мы были убеждены, что идем на¬
встречу новому изданию Великой французской революции, лишь с более раз¬
витым прэлетариатом». „Mat. Geschichtsauffassunge, т. II, с. 658.
56	Ленин, Соч., т. XIII, с. 388.
57	«ср])уртская программа», СПБ. 1906. с. 105.
58	Там же, с. 144.
59	Там же, с. 212.
60	Там же, с. 207.
G1 «Ein sozial-demokratischer Katechietnus», «Neue Zeit», XII, 1,S. 368.

,:4 Ibid., S. 309.
93	Ibid., S. 369.
w «Neue Zeit», XII, I. S. 402.
* Ibid., S. 405.
вб См. главу IX, c. 155—156.
87 «Neue Zeit», XII, 1, S. 406.
68 R..Luxemburg, Ges. Werke, B. Ill, Введение П. Фрейлиха, с. 23—24.
Курсив наш.
09 В последующих изданиях выходило под названием «Parlamentarismsu
und Demokratie». Цит. по 4 изд. 1922, с. 722.
79 Протоколы, с. 54.
71	«Пролетарская революция и ее программа», с. 57.
72	«Социальная революция», изд. 1918, с. 53.
78 «Die Bauern und die Revolution in Russland» «N. Z.» 1904—5, I, S. 675.
74	«Die Volkswirtschaftslehre der Gegenwart in Selbstdarstellung», S. 18.
75	Ibid., 19
4	76 Альтер, Роза Люксембург в борьбе с реформизмом, изд. «Прибой»,
с. 27—32;
77	См. Ленин, Рецензия на книгу: «Karl Kautsky. Bernstein und das
sozial-demokratische Programm. Eine Antikritik», «Ленинский сборник», VIL
c. 19—30.
78	«Анти-Бернштейн», c. 236—:237.
79	Там же, с. 213.
80	Там же, с. "22!).
81	Там же, с. 226.
82	Там же, с. 198. Это чувствовал и Бернштейн: «То. что Каутский воз¬
ражает мне в вопросах тактики так неопределенно, что мне трудно ему
отвечать» «Очерки по истории и теории социализма» СПБ. 1900—2.
83	«Die Folgen des japanischen Sieges und die Sozialdemokratie», «Neue
Zeit» XXVII, 2. Впоследствии «необходимость» единства обоих крыльев социал-
демократии на практике Каутский «обоснэвал» и теоретически: «В действи¬
тельности, метод, которым пользуется определенный народ или пролетариат
определенного народа в своей политической практике зависит не от рефор¬
мистских или от революционных пожеланий, а от фактических условий,
потребностей и соотношения сил. Даже наиболее закоренелые реформисты
действовали в Германии в ноябре 1918 г. революционнее, чем это требовали усло¬
вия. Непрактика отделяет всегда реформистов от революционеров, а мыш¬
ление». «Waudlungen der Internationale» Kampf 1924, September N 9, s. 340.
84	«Neue Zeit», XII, 1, S. 410.
85	«Анти-Бернштейн», c. 169. (Курсив наш. См. также с. 55—63).
Там же, с. 181.
87	См. его статьи в «Neue Zeit» в 1897—1901 гг.: «О старой и новой коло¬
ниальной политике», «Киао-Чао», «Шиппель, Брентано и законопроект о флоте»
«Торговая политика и социад-демократия».
88	«Die materialistische Geschichtsauffassung», В. II, S. 623.
89	Ibid.
99	Ibid., S. 578. «Переход от капитализма к социализму,—писал
Каутский еще в 1916 г., — может совершиться без экономического краха».
«Национальное государство...», русск. изд. 1917, с. 126.
si «Die proletarische Revolution und ihr Programm», 1922, S. 51.
92 «Die materialistische Geschichtsauffassung», В, II, S. 591, курсив
Каутского.
98 «До сих пор, — пишет ученик Бернштейна Кампфмейер, — социал-
демократия обычно стояла на той точке зрения, что поднятие производства
Вас, социал-демократов, не касается. Об этом будто бы беспокоится в значи¬
тельно большей степени капиталистическое общество, которое с этой целью

218
ПРИМЕЧАНИЯ
завоевывает с безумной поспешностью все новые страны... Подобные пред,
ставления нужно нам изжить, рабочий народ может лишь радоваться общему
благополучию... Социал-демократия прилагает усилия не к одному лишь
устранению капиталистических отношений, но она также действительно
помогает восстановлению имущественного порядка через профсоюзы и това¬
рищества». «Sozialistische Monatshefte», September 1925, «Der Produktionsge-
danke in der Sozialdemokratie».
94	Кампфмейер еще в 1901 г. в своей брошюре «Wohin steuert die oeko-
nomische und politische Entwicklung Deutschlands»’npHMo заявляет, что новая
эпоха отменяет Марксов закон о противоречии между производительными
силами и производственными отношениями.
95	«Der Weg zur Macht», 1920, 3 Aufl. Vorwort, S. 15. Нечего добавлять,
что ныне «меньшее из возможных зол» превратилось в высшее благо, в непре-
ложный, нетерпящйй никаких исключений закон социал-демократической так¬
тики. Так, соратник Каутского по 2-му Интернационалу Леон Блюм заявляет:
«Я утверждаю, что социалистическая партия никогда не должна отказываться
от власти, от участия в правительстве, когда ей это предлагают, какова бы ни
была политическая конъюнктура, каковы бы ни были условия составления
большинства и каковы бы ни были данные на продолжительность существования
социалистического правительства».
«Krisentheorien», «Neue Zeit», XX, 2.
97	«Социальная революция», изд. ВЦИК, М., 1918, с. 48.
98	«Славяне и революция», «Искра» № 18, 1902.
99	Вопрос о революции в древности и о теории социализации мы затронем
в 3-й части работы, см. гл. IX и X.
100	«Социальная революция», с. 53.
391 Там же, с. 54.
108 Там же, с. 55.
103	Там же, с. 58.
104	Там же, с. 59.
105	«На другой день после социальной революции», П. 1917, с. 17.
106	Там же, с. 23.
107	Там же, с. 23.
108	«Революционные перспективы», изд. «Знание», 1907, с. 32.
109	Там же, с. 33.
130	Там же, с. 32. Как раз в этом же году К. Либкнехт возбудил тот
вопрос, о котором, по мнению Каутского, «никто не думал», — вопрос о пропа¬
ганде в армии.
ш Там же, с. 43.
112 «Sozialismus und Kolonialpolitik», S. 59.
119 «Революционные перспективы», с. 45
U4 Там же, с. 46.
115	Там же, с. 35—36. Курсив наш.
116	Там же, с. 53.
117	«Der politische Massenstreik», Berlin, 1914, S. 104.
118	«Движущие силы и перспективы русской революции», Гиз, 1926, с. 29.
119	«Теории прибавочной стоимости», изд. Ком. ун. им. Зиновьева, 1923,
с. 8. В предисловии к русскому изданию работы своей о Франции Каутский
писал: «Нет большего счастья и большей чести для борца за пролетарское
дело, как иметь возможность, иметь право обращаться с речью к русскому
народу, этому герою и мученику, этому боевому авангарду человечества».
«Общественные формы и пролетариат во Франции», изд. Алексеевой,’ 1905 г.,
с. 5. Хорошо также изложены противоречия русской революции в «Письме
к. объединенному съезду РСДРП.
120	«Die Folgen des japanischen Sieges und die Sozialdemokratie». «N. Z.»
XXVIII, 2. В другом месте Каутский пишет: «Ныне, в начале 20 века,

ПРИМЕЧАНИЯ
219
международные отношения стали до такой степени тесными, что уже первые
шаги революции в России воодушевили пролетариев всего мира и усилили
темп классовой борьбы, а соседнюю австрийскую империю потрясли, можно
сказать, в самых коренных ее основах».
ш «Die Aussichten der russischen Revolution», «Vorwarts», 1906. Эту же
мысль Каутский повторяет в выпущенном в том же году 2-ом издании «Соци¬
альной революции».
122 Такого согласия не было ни в организационном вопросе, где К.
совместно с Р. Люксембург, был на стороне меньшевиков, ни в вопросе об
отношении к Государственной думе в 1906 г. и позже, ни в ряде других
вопросов.
!28 «Neue Zeit», XXIV, S. 9—10.
124 «Der Parteitag von Mannheim*, «Neue Zeit», XXV, I, S. 4—6.
185 «Движущие силы и перспективы русской революции», с. 26. В преди¬
словии ко 2-му изд. «Социальной революции», в 1907 Каутский писал: «Подобно
тому, как английские рабочие должны отучиться смотреть на немецкий про¬
летариат как на отсталых людей,точно так же мы в Германии должны отучиться
смотреть подобным образом на русских». Еще сильнее сравнение Запада
с Востоком формулировано в самой «Социальной революции»: «В качестве
политического фактора английские рабочие стоят теперь ниже, чем рабочие
экономически самого отсталого, политически самого несвободного из европей¬
ских государств — России. Живое революционное сознание — вот что дает
последним их великую практическую силу; отречение от революции, нежелание
итти дальше интересов минуты, так называемая «реальная политика» — вот
что Делает первых нулем в действительной политике» (с. 61).
126	«Автобиография», 1922, с. 22.
127	«Internationaler Sozialistenkongress», Berlin 1907.
128	«Patriotismus und Sozialdemokratie», Leipzig, 1907.
129	«...Колониальные дела оставляют пролетариат — в противополож¬
ность буржуазии — совершенно равнодушным. В то время как последняя
в колониях видит все, для пролетариата они слишком маловажное явление.
Он держится относительно колоний оборонительной тактики, а обороняющаяся
сторона никогда не развивает столько сопротивления, столько стремительной
силы, как нападающая». «Die Situation des Reiches* «Neue Zeit* XXV, S. 422.
130	Первоначальная редакция«Путиквласти»не была пропущена правлением
партии, испугавшимся слишком революционного тона работы. Когда в 1908 г.
правление начало чинить препятствия к выходу «Пути к власти» и Р. Люксем¬
бург совместно с К. Цеткин предприняла кампанию в защиту этой книги, то
Каутский вел себя самым позорным образом. Он втихомолку, не говоря ни
слова своим союзникам (Р. Люксембург и К. Цеткин), сговорился с Бебелем,
и вопрос о книге, который должен был разбираться на партейтаге, был не¬
ожиданно для всех снят с повестки дня. Таким образом была упущена прекрас¬
ная оказия дать принципиальный бой партийным бюрократам и разоблачить
их пред всей партией. «Путь к власти» вышел с редакционными поправками
правления.
131	Ленин, Соч., т. XIV, ч. 2, с. 388.
132	«Путь к власти», изд. «Волна», М. 1918, с. бб.
133	Там же, с. 66.
134	Там же, с. 78.
133 Luxemburg R., Was weiter, «Dortmunder Arbeiterzeitung», 14 und
15. №rz 1910, G. W., IV, S. 509.
133 Luxemburg R., Taktische Fragen, «Leipziger Volkszeitung» 26, 27
und 28 luni, G. W. IV, S. 644.
137	Kautsky K., Eine neue Strategie, «Neue Zeit» XXVIII, 2, S. 374.
138	И мы. признаем различные типы стачек (оборонительные, наступа¬
тельные, экономические, политические, стихийные, организованные, частичные,

220
II Р И М К Ч Л II II и
всеобщие и пр.). Известное разграничение делала н Р. Люксембург еще в своих
статьях о «Белыписком эксперименте» (см. «Neue Zeit>>, XX. 2, S. 205 и сл.).
Однако мы не забываем всей условности подобной классификации. Нет без¬
условных гранен между различными формами стачек. Само движение опроки¬
дывает все эти грани, превращая экономическую забастовку в политическую,
оборонительную — в наступательную и стихийное движение — в сознательную
борьбу за власть.
135' «Eine neue Strategic», «Neue Zeit», XXVIII, 2, S. 369.
140	Ibid.. S. 372.
141	«Конфликт в германской рабочей партии», «Наша заря»,№7, июль 19Ю.
142	Там же.
Н9
Н4
14о
140
117
148
149
100
1Г>1
152
1Г»3
154
155
15fi
157
XXXI,
15R
наш.
100
S. 18.
Письмо приведено Мартовым в приложении к его статье.
«Eine пене Strategic», «Neue Zeit», XXVIII, 2, S. 327.
Ibid., S. 341.
Ibid., S. 417.
Ibid., S. 516.
«Die Aktion der Masse», «Neue Zeit», XXVIII, 2. S. 417.
Ibid., «Neue Zeit», XXX, 1, S. 49.
Ibid., S. 78.
Ibid., S. 81.
Ibid., S. 79.
«Eine neue Strategic», «Neue Zeit», XXVIII. 2, S. 420.
«Die Aktion der Masse», «Neue Zeit», XXX, 1, S. 112—113.
Ibid., S. 117.
Luxemburg R., Taktische Fragen, IV, 640.
«Nachdenken zu den nachdenklichen Betrachtungen», «Neue ZeiU,
2.
«Zwischen Baden und Luxemburg», «Neue Zeit», XXVIII, 1, курсив
«Е. Bernstein, zu seinem 75 Geburistage», «Gesellschaft», Januar 1925,
180	«Die neue Taktik». «Neue Zeit», XXX, 2, S. 727.
101	Ibid., S. 732. «Задача массовой стачки, пишет в другом месте Каутский,
никогда не может состоять в том, чтобы разрушить государственную власть,
а только в том, чтобы привести правительство к уступчивости в каком-либо
определенном вопросе или заменить правительство, враждебное пролетариату,
правительством, идущим ему навстречу».
102	Лени н, Собр. соч., т. XIV, ч. 2, с. *391.
160 «Отдельному рабочему,—писал Каутский в 1911 г.,—нечего больше
терять, чем его цепи. Иначе однако дело обстоит с его организацией». «Par 1а-
mentarismus und Demokratie», 4 Aufl., 1922, S. 8.
ш Cm. «Der neue Liberalismus und der neue Mittelstand* «Vorwarts*, 25,
Februar, 1912.
lc^ Никогда, впрочем, Каутский не грешил пониманием экономической
сущности империализма. И такие явления, как напр. торговая политика
капитализма, он анализировал вне связи с этой сущностью.
«Der erste Mai und der Kampf gegen den Militarismus», XXX, 2.
167 «Krieg und Frieden. Betrachtungen zur Maifeier»,. «Neue Zeitt, XXIX,
2, S. 101.
108 Лозунгом разоружения К. подменяет традиционное требование немец¬
кой соц.-демократии о милиции. Это тем легче ему сделать, что еще в дискуссии
с Шиппелем (98—99 г.) Каутский лозунг милиции сводил к требованию демокра¬
тизации буржуазной армии. Но и у оппонента Каутского Ленша дело обстояло
далеко не ясно. Во-первых, Ленш не делал различия между милицией буржуа¬
зной и милицией пролетарской, во-вторых, вопрос о методах борьбы он ста¬
вил в ультралевом духе: успешная борьба с войной предполагает предвари¬

ПРИМЕЧАНИЯ	221
тельное разрушение капитализма. См. Шмит, Военный вопрос и марксизм-
ленинизм.
189	«Der erste Mai und der Kampf gegen den Militarismus», <'Neue Zeit»,
XXX. 2.
170	«Die neue Taktik», «Neue Zeit», 2.
171	R. Luxemburg, DieTheorie und die Praxis, «Neue Zeit» 22 und 29
Juli 1910. G. W. IV, 587.
172	He лучшую картину представляют и взгляды В. Либкнехта на рево¬
люцию. См. интересную статью Е.Ривл ина, Проблема революции в герман¬
ской социал-демократии в первые годы после падения исключительного за¬
кона, «Под знаменем марксизма», № 4, 1929.
«Protokoll fiber die Verhandlungen der s.-d. Partei Deutschlands,
abgehalten zu Breslau», B. 1895, S. 119.
17* «Грехи.центра».
175	«Protokoll fiber die Verhandlungen der s.-d. Partei Deutschlands, abge¬
halten zu Hannover», B. 1898, S. 121. Это—парафраза еще ранее высказанной
Дюрингом и затем В. Либкнехтом идеи, что насилие есть реакционный
фактор истории.
176	«Protokoll fiber die Verhandlungen der s.-d. Partei Deutschlands, abge¬
halten zu Hannover», B. 1898, S. 58—59.
177	Это — парафраза мысли, высказанной В. Либкнехтом на Эрфуртском
партейтаге в 1891 г.: «Сущность революционности лежит не в средствах, а в це¬
ли» Protokoll fiber die Verhandlungen der s.-d. Partei Deutschlands, abgehal¬
ten zu Erfurt, B. 1891, S. 206.
17« «Die Volkswirtschaftslehre der Gegenwart in Selbstdarstellungen», S. 22.
179 «Nochmals Abrtistung», «Neue Zeit», XXX, 2, S. 846.
iso Ленин, Соч. т. XIII, с. 104.
181	Ленин, Соч., т. XV, с. 415-16.
182	Каутский, От демократии к государственному рабству, Берлин.
1922. с. 129. ~ ~
183	Kautsky, Die mat. Geschichtsauffassung, В. 11, S. 432.
181 Каутский, От демократии и т. д., с. 130.
188 Kautsky, Die m. G.. В. II, S. 436.
188 Ibid., S. 466.
187	Ibid. S. 425.
188	Каутский, Пролетарская революция и ее программа, Берлин,
1922, с. 145.
189	Kautsky, Die m. G., В. II, S. 512.
190	Эта идея встречает сочувствие и у буржуазных ученых. Буржуазным
странам вести войну экономически невыгодно, утверждает М. Вебер. «Politische
Schriften», с. 79.
191	Kautsky, Die m. G., В. II, S. 144.
192	См. Каутский, Национальное государство.
193	Его же, Терроризм и коммунизм, с. 132.
194	Kautsky, Die m. G., В II, S. 554.
195	Ibid., Dritter Abschnitt, Achtes Kapitel.
198 Там же, с. 146. В своей последней брошюре К. пишет: «Мы уже
вступили в период международных картелей и трестов, интернациональных
организаций финансового капитала, которые воздействуют на внешнюю по¬
литику великих держав совершенно независимо от того отпора колониальной
политики, который исходит от социалистического пролетариата и который
он развивал по возможности еще до войны» «Wehrfrage u. Sozialdimokratie».
197 О взглядах Каутского на империализм см. интересную статью т. Лейкина
В ж. «Под знаменем марксизма», NN И и 12, 1926.
198 См., напр., Kautsky, Sozialismus u. Kolonialpolitik.
Kautsky, Mitteleuropa, «Neue Zeit», 34, 1, S, 562.

222
ПРИМЕЧАНИЯ
мо ibid.
mi Каи tsky, Die m. G., В. II, S. 466.
808	В «Теориях кризисов» Каутский писал: «подъем, которого должно
ждать прежде, чем наступит период продолжительной депрессии, не уменьшит,
а увеличит опасность войны. Ибо время расцвета повидимому способно бу!
дить не только дух коммерческой предприимчивости, но и дух военной
отваги». С. 69.
808 Там же, с. 264.
808 Там же, с. 448.
805 Там же.
808 См. его «Sozialdemokratie und die Wehrfrage», Dietz. 1929.
807	Каутский, Освобождение национальностей, 1917 г. Ср. с рассужде¬
ниями Кельзена об идее демократии, объединяющей «два праинстинкта обще»
ственной жизни: равенство и свобоДу (Vom Wesen u. Wert der Demokratie,
S. 4). Связь, устанавливаемую Каутским между демократической идеей и
гуманитарными идеями, развивает в своей работе.«Die Kultur der Demokra*
tie» (1912) Койген.
808	Kautsky, Demokratie Oder Diktatur, 1918, S. 49.
809	Kautsky, Die Aussichten d. russischen Revolution, «Neue Zeit», 35,
B. II, S. II.
810	Kautsky, Demokratie Oder Diktatur T918. S. 10.
«I Kautsky, Die m. G., В. II, S. 81.
Ibid., S. 152.
813	Каутский, Пролетарская революция, с. 98.
814	Его же, Национальное государство, империалистическое государство
и союз государств, М. 1917 г. с. 10.
816	Сб. «Национальные проблемы», изд. «Книга», 1918, статья
К аут с ко го, Освобождение национальностей, с. ПО.
816	Там же, с. 112.
817	Kautsky, Die m. G., S. 509.
818	Ibidem, 469.
819	II, 430. Кризис парламентаризма Каутский допускает в размерах,
не переступающих того, что мы находим у умеренных (не фашистских) буржуаз¬
ных его критиков. См. напр. Wittmayer «fleMokratie und Parlamentarismus.
1928.
880	Kautsky, Die m. G., В. II, S. 511.
881	Ibid., S. 538.
888 Ibid., S. 478.
828 Идея прямо взята из рук буржуазного юриста Кельзена
см. его «Sozialismus und Staat», Griiubergs Archiv, 1920, IX Jahrg., I Heft,-
S. 28.
884 Kautsky, Demokratie u. Demokratie, «Der Kampf», 1920.
286	Его же, Das Heidelberger Programm, 1925, S. 17.
228 Его же, Терроризм и коммунизм, с. 225.
227	Его же, Пролетарская революция, с. 70.
228	Marat. Les chaines de l’esclavage. Paris 1833, См. также главу
«Просветители и борьба сословий» в нашей работе «Философия Гольбаха
К характеристике французского материализма XVIII века» изд. «Новая
Москва», 1925.
229	Ф. Энгельс. «Праздник народов в Лондоне». Сочинения. Издание
И. М. и Э., т. V, с. 287.
280	Энгельс, Положение рабочего класса в Англии, СПБ. 1906, с. 256*
281	Там же, с. 252.
232	Ленин, Соч., т. XIV, г. 2, с. 378.
233	Там же, т. XIV, г. 2, с. 368,
234	Там же, т. XV, с- 427.

ПРИМЕЧАНИЯ
223
I* «Там же т. XIV, г. 2, с. 330.
888 Иначе думает академик Тарле: «Рейхстаг (пишет он в связи с «бурей
■ печати и в рейхстаге», вызванной неудачной речью Вильгельма 28 октября
1908 г.) всего мог бы добиться, если бы захотел» («Европа в эпоху империализма»
р.	163). Вот вывод, к которому неизбежно должен притти историк, взявший
ртправным пунктом своего анализа не глубинные социально-экономические
процессы, а кривлянья Вильгельма и стук парламентских пюпитров.
I 187 R. Lu х е ш b u г g, Das Offiziosentum der Theorie, «Neue Zeit»,
S September 1913. G. Werke, .IV, S. 663. См. таюке «Sozialdemokratie. und
Parlamentarismus», «Sachsische Arbeiterzeitung» vom 5 u. 6 Dezember 1904.
888 В. Зомбарт, Буржуа, с. 287.	,
188 Гильфердинг, Доклад на Нильском съезде с.-д. в 1927 г.; цит. по сб.
^Капитализм, социализм и б.-д.», «Моек, рабочий», 1928, с. 145.
« Говоря о перерастании социал-демократии в социал-фашизм, мы отнюдь
це собираемся ставить знак равенства между с.-д. и фашизмом. Мы имеем
нвиду, главным образом, объективную роль c.-д., которая своей политикой
|емагогического использования рабочего класса для усиления власти буржуа¬
зии и расширения ее социальной базы, политикой насилия над революционным
крылом рабочего класса,тактикой сращивания профсоюзов с государством и пр.
играет на руку наступающему фашизму. Но вместе с тем необходимо указать
« на субъективную готовность социал-демократов поддержать фашистскую
цисгатуру, которую, впрочем они не прочь возглавить и сами (см. речь Вельса
ia Магдебургском конгрессе германской с.-д. в 1929 г.). Непроизвольное
1ризнание связи между социал-демократией и фашизмом мы находим в одной
13 статей Klassenkamf1 а (*>* «Die faschistische Gefahr in Deutschland». «Der Klas-
«nkamf», 1 Marz 1929, Heft 5). Анонимный автор ее, предусмотрительно спря¬
гавшийся за тремя звездочками, пишет: «против утверждения, что социал-
демократы в правительстве представляют надежную охрану против фашизма,,
деобходимо твердо установить на основании исследования политического
заавития последних лет, что фашистские тенденции как раз
огда находят лучшую почву, когда социалисты сидят
| правительстве» С. 133.
841 Каутский, Пролетарская революция, с. 176.
848 Там же с. 149.
848 Маркс, Классовая борьба во Франции, изд. «Кр. Новь», 1923, с. 46.
844	Энгельс, Письмо от 11 декабря 1884 г., «Политич. завещание», с. 14.
845	Fr. Engels «Zur Kritik des soziakHmokratishen Programmentwurfes»
891. «Neue Zeit», XX, f, c. 11. Здесь мы не имеем возможности подробно
азобрать этот документ. На речи Маркса в Амстердаме (1872), на которой
лавным образом Каутский строит свое здание демократической фальсификации
1аркса, мы остановимся впоследствии. См. с. 156—-157.
848 Энгельс, Письмо Бернштейну от 27/VIII1883 г. Архив, I, с. 349.
847	«Republik und Socialdemokratie in Frankreich», «Neue Zeit», XXIII, I,,
ус. перевод, 1905 г. Изд. Алексеевой, с. 59.
848	Ленин, Соч., т. XX, ч. 2, с. 18. курсив наш.
«Энгельс, Предисловие к «Гражданской войне во Франции», 1891,
12. Курсив наш.
880 «Архив Маркса и Энгельса», т. I, с. 356. '
281 Там же, Письмо Энгельса Бернштейну от 1/1—84 г., с. 352.
888 Каутский, Пролетарская революция, с. 169.
888 Там же, с. 170.
884 Там же, с. 128.
888 Там же, с. 131.
«Каутский, Пролетарская революция, с. 130. В «Пролетарской
!Волюции» Каугский принцип коалиции жеманно называет еще «наименьшим

224
ПРИМЕЧАНИЯ
злом». Это была уступка многочисленным тогда маловерам, сомневавшимся
в этой коалиции. Сейчас, после многолетней проработки с.-д. масс, Каутский
и К-о больше не стесняются, «злые» эпитеты больше им не нужны.
257 О. Bauer, Das Gleichgewicht der Klassen, «Kampf», 1924.	"
288 Каутский Пролетарская революция, с. 135.
259 Там же, с. 142.
280 Там же, с. 143. Курсив наш.
261 Энгельс, Революция и контрреволюция в Германии, Исторические
работы, т. III, с. 259.
282	Маркс Гражданск. война во Франции, с. 47.
288 «В Англии, — пишет Маркс в другом месте, управляющая каста ни
в коем случае не совпадает с господствующим классом» «Parteien und
Kliquem Gesammelte Schriften von Marx uud Engels, В. II, S. 129.
284 Briefwechsel zw. Marx u. Engels, B. Ill, S. 312.
288 Энгельс, Сила и экономика в образовании Германской империи,
кзд. «Красная новь», Москва 1923 г., с. 24. Курсив наш.
288 Энгельс, Происхождение семьи, с. 109. Курсив наш.
287	См. К a u t s к у, Die materialistische Geschichtsauffassung, В.II, S.478.
288	О. Bauer «Kamf», 1924. Nг 2.
389 Oda Olberg, «1st der Faschismus eine Klassenbewegung?*
K. Kautsky, der Denker u. Kampfer zu sein^m 70 Geburtstag. S. 25:
См. также S. Marck, Liberalismus, Faschismus, Socialismus («Klassennampf*
1928, 12), согласно когорого фашизм коррумпирует буржуазию.
270	В последнее время «левые» социал-демократы, обеспокоенные успе¬
хами коммунистической критики фашизма, делают, правда, отдельные по¬
пытки признать закономерность фашизма и его интернациональный характер
(см. напр. М. Adler «Faschismus und Koalitionsgesinnung», Klassenkampf,
15 Oktober 1929, 20). Но этот левый блуд в области теории тем отврати¬
тельнее на фоне полного соглашательства с наступающим фашизмом на*
практике. Успехи фашизма в Австрии и в др. странах не имеют, по мнению
М. Адлера, никакого отношения к политике социал-демократии.
271	Нашими короткими замечаниями мы, конечно, не собираемся дать
исчерпывающего анализа этих сложнейших проблем современного буржуаз¬
ного государства. Мы касаемся их здесь лишь в пределах, допускаемых те¬
мой данной работы, не задерживаясь, например, на существенных разли¬
чиях между социалдемократическими правительствами 18—19 гг. и рабо¬
чими правительствами стабилизационного периода.
272	Kautsky, Kriegsmarxismus, S. 83.	,
273	Каутский, Марксова теория государства в освещении Кунова,
Изд. Соц. ак., 1924, с. 30.
274	Там же, с. 31.
275	Его же, Kriegsmarxismus, S. 84.
278	Более подробное изложение и критику теории Каутского о проис¬
хождении государства читатель найдет в работах М е с и н а «Новая ревизия
материалистического понимания истории», с. 39—59 и Пашу каниса-;
Разумовского «Последние откровения К. Каутского», с. 42—48. Но и.
эти работы не исчерпывают критику Каутского, которая должна итти
по пути не только восстановления, но и дальнейшей разработки теории*
Энгельса о происхождении государства.	1
277	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 775,!
278	Ibid., S. 598.
279	Ibid., S. 459.
280	Ibid., S. 529.
281	Ibid., S. 456. Даже Ф. Оппенгеймер более по марксистски трак¬
тует проблему общеполезных функций государства, чем это делает!

Каутский. Ср. F. Oppcnheimer, Der Staat und die Sunde «Die neue
Rundschau», 1296, № 1.
282	Kautsky, Die m. G.. В. II, S. 598.
283 Ibid., S. 437. Курсив наш
284 Ibid., S. 462.
285	Kelsen, Vom Wesen u. Wert der Demokratie, 1920, S. 24.
гее Kay тс к и й, Пролетарская революция и ее программа, с. 168. Между
прочим, историку Каутскому следовало бы знать, что и идея разделения вла¬
стей, перекочевавшая из Англии и Америки во Францию и лучше всего обосно¬
ванная Монтескье, имела тоже своих сторонников в революции 1789 г. и может
бьпь также названа «отголоском впечатлений великой буржуазной революции».
Так, § 16 конституции 1791 г. гласит: «Toute la societe dans laquelle la garantie
des droits n’est pas assuree ni la separation des pouvoirs determinee n‘a point
de constitution». После 1791 г. Руссо побеждает Монтескье, и принцип раз¬
деления властей заменяется принципом их объединения. Каутский — за
принцип жирондистов против принципа якобинцев.
287	М. Weber, Parlament u. Regierung im neugeordneten Deutschland,
1918, S. 14.
288	Ibid., S. 27. .
289	Каутский, От демократии к государственному рабству, с. 139.
Сдавать по вопросу об отмирании государства Каутский начал еще
в комментариях к Эрфуртской программе.
290	«Великий закон прогресса состоит в разделении труда. По лестнице
развития организм занимает тем более высокую ступень, чем дальше проведено
разделение функций между его органами», «Пролетарская революция», с. 161.
291	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffasung, В. II, S. 605.
a-2 Ibid.. S. 612.	'
293 Ibid., S. 420.
394 Маркс, 18 брюмера. Эта цитата служит Штернбергу («Der Imperia-
lismus», S. 309) для обоснования неверных выводов его, будто вся классовая
борьба как в античном мире, так и в средние века (крестьянские войны)
начисто сводилась к борьбе за перераспределение господской ренты, причем
бунты низших классов были лишь протестом против «слишком сильного
угнетения». Но с такого протеста начинается всякая революция, в том числе
ii пролетарская.
296	М. A d 1 е г, Zur Soziologie der Revolution, «КамрЬ Nr. 11, November
1928.
2B6 vortrag von Prof. Dr. Ludo Moritz Hartmann, Z‘zi-
ologie der Revolution. Cm. «Vcrhandlungen des III deutschen Soziologen. 's->,
*. 24—25, Sep. 1922. Jena, Tubingen 1923, S. 35. Нашими беглыми мс-и.	-•
гическими замечаниями о революции в древности мы не собираемся, коне* .:о,
заменить конкретного исторического исследования проблемы, марксистами
почти совершенно не разработанной.
Необходимо отметить лишь, что идеи Каутского о том, что древний
мир не мог сам, без толчка извне, выйти на путь новых производствен¬
ных отношений и что дреБние и средневековые революционеры не могли
иметь никакого даже отдаленнейшего представления о производственном
коммунизме, мы встречаем уже в «Предшественниках новейшего социа¬
лизма» и затем в «Происхождении христианства».
297	Kautsky, Diem. G.. В., S. 542.
298	Ср., напр., A.Btaunthal, Kautsky als Revolutionstheoretiker. или
M. Adler, Zur Soziologie der Revolution, «Kampf» Nr. 11, November 1928.
209 К а у т с к и й, Расхищение производительных сил при капиталистичес*
ком способе * юизводства. 1899, Собр. соч.,подред. Института М. и Э. т. I.
300 «Soz? ismus und Kolonialpolitik», S. 35.
391	Kautsky. Die m. G., В. II, S. 632.
//. A.ibmep
15

2 20
ПРИМЕЧАНИЯ
302	К au t sky, В. II, S. 578. Эту «гениальную» идею мы встречаем
у Реннера еще во время войны: «Экономика служит все исключительнее
классу капиталистов, государство все больше пролетариату». «Marxismus
Krieg’u. Internationale». Stuttgart 1917, S. 27.
303	Э н г e л ь с, Антидюринг. Изд. Петрогр. Совета, Петроград 1918 г., с. 238.
304	Ф. М е сип, Новая ревизия материалистического понимания истории
с.	7U.
305	Там же.
306	W. Sombart. Der Begriff der Gesetzrnassigkeit bei Karl Marx,
Schmollers Jahrbuch. 1924.
He следует также забывать, что всякое компромиссное и полу рево¬
люционное разрешение классовых конфликтов в данный исторический
период мстит за себя более радикальным и кровавым революционным
взрывом на следующем историческом этапе. Так, легкая в компромиссных
формах проведенная буржуазная «революция сверху» в Германии конца
60-х гг. имела своим прямым продолжением длительный болезненный
и стоящий громадное количество жертв процесс пролетарской революции,
до сих пор еще ие победившей. Чем более мирна и менее радикальна бур¬
жуазная революция, тем радикальнее и сложнее доделывающая ее задачи
пролетарская революция. Поэтому закон социальной революции, как
и закон классовой борьбы, следует рассматривать, как связанный преем¬
ственностью, хотя и совершающийся в несколько исторических приемов
и принимающий различные социально-политические формы процесс, завер¬
шающийся уничтожением классового общества и победой социализма.
307	См., напр., статьи А; Браун та л я, Kautsky als Revolutions-
theoretike u. Zivko Topolovitsch, Zwei verschiedene Revolutionen.
в австрийском сборнике «К- Kautsky, der Denker u. KSmpfer», Wien, 1924.
Социалдемократический тезис охотно воспринимают и буржуазные ученые.
Т<7^ напр., X. Кельзен пишет: «Одна из ошибок социалистической теории
о диктатуре пролетариата в том, что социальная революция обязательно
представляется совершенно по аналогии с буржуазными революциями 1789 г.
и 1848 г. и предполагает, будто пролетариат столь же способен к перенятпю
власти, как в свое время была буржуазия» («Vom Wesen u. Wert der Demo-
kratie»,S.30—31). В таком же духе высказывается и М. R а I е a. L‘ideede
Revolution dans les doctrines socialistes, («Paris, 1923), цитирующий с удо¬
влетворением взгляды Каутского на эту тему.
308	Zivko Topolovitsch, цит. соч., с. 53.
3(,я Каутский, Пролетарская революция, с. 108.
310	Его же, От демократии к государственному рабству, с 131.
311	Каутский, Пролетарская революция, с. 94.
312	Там же, с. 102.
313	Там же.
314	Там же, с. 104.
315	Там же, с 105.
318	Там же, с. 126. Уже два года спустя («Die Aussichten der Gegenrevo-
lution in Deutschland» «Der Kampf». 1924, 1) К. вынужден был признать наступ¬
ление в Германии контрреволюции. Впрочем и на сей раз он утешался убежде¬
нием, что нынешняя контрреволюция носит особо мягкие формы.
317	Там же, с. 128.
318	Там же, с. 113.
319	Там же.
320	Там же, с. 118.
321	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung В. II. S 611.
322	Его же «Пролетарская революция», с. 120.
323	Там же, 225.
324	Там же, с. 116.

326 Там же, с. 216.
328 Там же, с. 161.	«
327	Каутский, От демократии и т. д., с. 38.
328	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, с. 11, 526.
329	Каутский, Пролетарская революция, с. 57.
330	Его же, Терроризм и коммунизм, с. 26 — 27. Здесь Каутский
отходит от своей старой точки зрения (Аграрный вопрос) на возможность
нейтрализации крестьянства в пролетарской революции.
331	Его же, Пролетарская революция.
382 Там же, с. 49.
333 Там же, с. 55.
384	Каутский, Терроризм и коммунизм, с. 227.
385	Его же, Пролетарская революция и ее программа, с. ПО.
338	Его же, Терроризм и коммунизм, с. 38.
337	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 658.
338	к а уте кий, Углубление революции, Форвертс, декабрь 1918 г. Цит.
по со. «Проблемы пролетарской революции». Изд. «Сотрудничество», Петро¬
град 1919, с. 19.
339	Его же, Национ. Собр. и Съезд советов, «Лейпцигер Фольксцейтунг»,
Цит. сборник, с. 32.
340	Там же, с. 17.
341	Его же, Второй период революции, Цит. сборник, с. 28.
342	Его же, Пролетарская революция, с. 347.
343	Там же, с. 75.
344	Его же, От демократии и т. д., с. 99.
345	Там же, с. 165.
348 Там же, с. 94.
347	Kautsky, Ein Verfechter der Einheitsfront, «Der Kampf», Augn
September 1928.
348	Его же, Was uns Axelrod gab. «Gesellschaft», 1928, Nr. 8.
349	Его же, Georgien eine s.-d. Bauernrepublik, S. 72.
35° w. W о i t i n s k i. Kommunistische Blutjustiz, Vorwort von K- Kautsky,
Berlin. Diez, 1922, c. 9.
361 Его же, Терроризм и коммунизм, с. 179.
852 Отсылаем читателя к брошюре т. Бухарина, К. Каутский—апо¬
стол международной буржуазии.
353	К a u t s к у, Das Proletariat in Russlaud,«Der Kampf» Oktober 1925.N® 10.
354	Его же. Die Diktatur des Proletariats, Wien 1918. S 32.
356 Его же, От демократии... с. 89.
366	То же самое утверждал Бернштейн, говоря, что право на ревизию
Маркса дает ему новая эпоха, которой Маркс не знал. См. «Sozialismus einst
und jetzt», S. 127.
367	Kautsky, Die m. G., В. II, S. 539—540.
368	Бернштейн, Социальные проблемы, СПБ 1906, с. 42.
369	Каутский, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 540.
360 Kautsky. «Das Kommunistische Manifest und die Demokratie «Gesell¬
schaft», 1928 № 7.
381	По компетентному мнению Вандервельде: «В момент, когда они
(М. и Э.) опубликовали манифест, Западная Европа была приблизительно
на той же стадии экономического развития и революционного волнения,
как Россия накануне мировой войны», Е. Vandervelde Apropostrois
livres recentes. К- Kautsky, N. Boukcharine. H. de Man» Bruxelles 1928, p. 4.
382	Легенда о двух Марксах служит также Каутскому способом отде¬
латься от всяких неприятных теорий, вроде теории крушения или теории
обнищания, относя их появление к исключительной обстановке 40-х годов.
15*

228
ПРИМЕЧАНИЯ
383 Таковы, напр., ссылки Каутского на известную фразу Маркса в«18 брю¬
мера» о двух будто бы различных типах революции.
364 Каутский, От демократии и т. д., с. 161. См. также статьи его
«Friedrich Engels» «Der Kampf» 1925 , 8-9 и «Engels politisches Testament». «Der
Kampf», 1925, 12. Мы согласны с замечанием М. Н. Покровского, что Энгельс
в своем предисловии 1895 г. слишком выпятил вперед и переоценил техниче¬
ский момент в революции. См. интересную статью Покровского
о вооруженном восстании в Большой Советской Энциклопедии.
366 См. Ленин, Соч., т. XIV, ч. II, 327 и т. XVIII, ч. I, с. 209.
888	Письма Энгельса й Бернштейну,«Архив Маркса и Энгельса», т. I,с. 349.
887	На приводимое место из Энгельса, до сих пор никем не использованное,
так же, как и на воспоминания Гайндмана, любезно обратил наше внимание
тов. Цобэль. Ввиду важности мы приводим подлинный текст цитаты.
«Surely at such a moment the voice ought to be heard of a man, whose whole
theory is the result of a life-long study of the economic history and condition of
England, and who that study led to the conclusion that, at least in Europe, England
is the only country where the inevitable social revolution might de effected
entirely by peaceful and legal means. He certainly never forgot to add he hardly
expected the English ruling classes to submit, without a «proslavery rebellion»,
to this peaceful and legal revolution».
388	«Переписка Маркса и Энгельса», «Моек. Раб.», 1923 г., с. 3—4,
889	Маркс, Фейербах, Немецк идеология, «Архив», т. I, с. 227.
870 К- Mafx и F. Engels «Aus dem litterarischen Nachlass», 3 Band, S. 199.
371	«Neue Zeit», 1891—1892.
372	Энгельс, Лолитич. завещание, Москва. Издательство «Красная:
новь» 1922. Письмо от 16 декабря 1879 г. с. 7.
373	Письмо Энгельса от 23 сентября 1882 г. в «Воспоминаниях» Бебеля,
т.	III.
374	Это великолепное описание характера пролетарской революции, как
и другие аналогичные места из работ Розы Люксембург, приводят Каутского
к выводу, что Роза была большевичкой. Ибо она, говорит Каутский, отожде¬
ствляла пролетарскую революцию с буржуазной. К этому в общем верному
положению надо, однако, прибавить, что в той же спартаковской программе
Роза делает неправильное различение между террором и насилием («Пролетар¬
ская революция не нуждается в терроре...»). Это были неизжитые еще Розой Л.
остатки социалдемократических предрассудков.
876	Ленин. Соч., т. XIII, с. 23.
378 Каутский, От демократии и т. д., с. 129.
877	Каутский, Phasen u. Zeitschriften des Marxismus, «Gesellschaft»,
Nr. I, 1924.
378 Гильфердинг, Речь на Кильском конгрессе социал-демократов,
в 1927 г. по сб. «Капитализм, социализм и социал-демократия», с. 119.
879 Маркс, Классовая борьба во Франции 48 года, с. 98.
380	Там же, с. 117.
381	«Архив Маркса и Энгельса», т. I, с. 305.
882 L. В. Boudin, Theorien der Revolutionen, «Die Gesellschaft». Ein
Sonderheft zu K. Kautsky's 70 Geburtstag, S. 46.
383	Энгельс, Антйдюринг, с 243.
884 Каутский, Пролетарская революция, с. 78.
385 Kautsky, Die m. G., В. II, S. 544.
888	Cp. с Зомбартом, Versuch einer Systematik der Wirtschaftskrisen,
Brauns Archiv, 1904, Band 19. «Действительное равновесие, — пишет Каут¬
ский,— всегда снова восстанавливается, и так двигается производство
вперед». Die m. G. В. II. S. 548.
387 Каутский, Теории кризисов (1902), изд. «Моек. Раб.» 1923, с.
56. Курсив наш. — И. А.

ПРИМЕЧАНИЯ
229
388	Там же, с. 63—64. Курсив наш.
389	Каутский, Пролетарская революция, с. 60.
390	Там же, с. 63.
391	Там же, с. 65.
392	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 504.
393	Там же.
394	Каутский, Пролетарская революция, с. 46.
396 Его же, Richtlinien fur ein sozialistisches Aktionsprogramm, 1919.
Цит. по. сб. «Проблемы пролетарской революции», с. 13.
396	Каутский, Пролетарская революция, с. 70.
397	Там же, с. 226. «Чем богаче общество, писал еще в 1897 г. Берн¬
штейн, тем легче и вернее осуществление социализма», «Теория крушения
и колониальная политика».
898	Там же, с. 176.
899	См. «Richtlinien», «Национ. государство» и др.
«оо Каутский, Терроризм и коммунизм, с. 172.
401	Встречаемые изредка у Каутского выражения, вроде «демократическая
организация экономической жизни» («Richtlinien», 10), «демократическая
конституция на предприятии» («Пролет, рев.», 211), —замечания о проведении
полнейшей демократии в капиталистическом хозяйстве («S.-d. Bemerkungen,
S. 160) означают не прямое присоединение Каутского к лозунгу промышлен¬
ной демократии, а лишь надежду на уменьшение «капиталистической авто¬
кратии» на заводе.
402	См. работу «Kriegsmarxismus», целиком посвященную этой теме и
4S.-d. Bemerkungen».
403	Kautsky, Kriegsmarxismus, S. 25—32.
404	Каутский, Терроризм и коммунизм, с. 186.
406	Его же, Пролетарская революция, 233.
408 Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 434.
407	Каутский, «Прол. революция», с. 224.
408	Там же, с. 289.
400 Там же.
410	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 523.
411	«Уже, таким образом, является немыслимым всеобщее немедленное
безвозмездное огосударствление всего землевладения» («Пролетарская рево¬
люция», 348). В «Richtlinien» Каутский предлагает начать социализацию
земельной собственности «с установления выкупов».
412	«Пролетарская революция», с. 267.
418	Там же, с. 389.
414	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. II, S. 244.
415	Там же, т. I, с. 392.
416	Там же, т. I, с. 863.
417	«Нет сомнения, что в последнем счете наша воля, наше хотение опре¬
деляется не нашим познанием, а дана нам до всякого познания и определяюще
л а него воздействует» (Die м. G., В. II, с. 714).
418	Там же, т. I, с. 794.
419	Kautsky, Die materialistische Geschichtsauffassung, В. I, XIV.
420	Его же, Пролетарская революция, с. 215.
421	Там же, с. 110.
422	Его же, Е. Bernsteins 75-er Geburtstag, «Gesellschaft», Januar 1926.
423	Бернштейн, «Исторический материализм», рус. пер., с. 232—34.
424	Там же, с. 229.
426	«Sozialistische Monatshefte», В. I, S. 485.
426	Бернштейн, Очерки по истории социализма, с. 161.
427	Его же, Исторический материализм, с. 334.

230
ПРИМЕЧАНИЯ
428	В самое, последнее время «левые», напуганные успехами антикаутскк-
анской кампании коммунистов, делают вид, что пересматривают свое отно¬
шение к Каутскому. «Дело Каутского, — пишет небезызвестный Л. Гурлянд,-^
стало в очень значительной степени совершенно чуждо современному рабо¬
чему движению». В чем же причина этому? Не в ренегатстве ли Каутского?
«Ох нет!—невинно восклицает Гурлянд,—Каутский не ренегат». Причина
отчужденности Каутского от масс по Гурлянду не то в революции 7918 г.
и позиции в ней Каутского, не то в изменении духа рабочего класса, его
увлечении конкретными вопросами и индиферентизме к прошлому. Так. сде¬
лав шаг вперед, «левые» тут же быстро пятятся назад. (aKlassenkamfo 15
Oktober, 29 J. № 20. A. Gurland, «Kautsky und seine Bedeutung). Одновре¬
менно, с критической статьей Гурлянда мы можем найти и панегирический
отзыв другого «левого» социал-демократа Soltan Ronai, который по поводу
«Материалист, понимания истории» пишет: «Марксизм в свете большого труда
К. Каутского это не фаталистическая теория, а учение о творческом деле,
активная «веселая наука». («Kautzkys Klassen-und Staats lehre» «Der Kampf
N. 10 Oktober, 1929).
429	Каутский Пролетарская революция, с. 7.
430	См. напр., статью М. Адлер, Die dritte Internationale u. wir, «Klas-
senkampf», Nr. 3. 1928, а также юбилейный номер «Kampf» к 10-летию.
431	Составлено на основании работы К. Хубера, библиотекаря Франк¬
фуртского Института социальных исследований. Библиография Хубера напе¬
чатана в специальном номере «Gesellschaft». посвященном 70-летию рождения
Каутского. В нее не вошли статьи Каутского, напечатанные в иностранных
журналах и в ежедневных органах партии, его речи на партейтагах и на
международных конгрессах, а также и некоторые его статьи, помещенные
в менее известных журналах (напр. в «Zeitschrift fur die Plastik», в «Oester-
reichischer Arbeiterkalender» и др.) Библиография Хубера дополнена нами
статьями Каутского последних лет, а также несколькими статьями, напеча¬
танными в «Форвертс», в «Искре» н др. и использованными в нашей работе.
Звездочками отмечены работы, имеющиеся в русском переводе. Эти отметки,
как и вся библиография в целом, не претендуют на полноту.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
От автора		 2
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ВВОДНАЯ
ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО И ЦЕНТРИЗМ
ГЛ. I. НЕМЕЦКИЙ ЦЕНТРИЗМ
Германия — страна классического ревизионизма. Центризм — скрытая
форма ревизионизма. Особая опасность центризма в настояшее
время	 5
Довоенный центризм. Исторические этапы. 70-е годы. Эпоха закона
против социалистов и политика Бебеля. 90-е годы и дискуссия
с Бернштейном. Революция 1905 г. и предвоенное отступле¬
ние с.-л. Организационная и социальная база центризма. Опре¬
деление довоенного центризма 	 • 	 7
Центризм эпохи войны и революции. Перелом в партийном ру¬
ководстве. Программа и тактика центристской оппозиции во
время войны. Центристы и шейдемановцы. Двойственность
центризма в эпоху ноябрьской	революции	 16
*Левыеи социал-демократы. Передвижка социальной базы. „Ле¬
вые" заверения и правая практика. Обуржуазивание социа'л-
демократии и роть „левых"	 22
ГЛ. II. ЭВОЛЮЦИЯ КАУТСКОГО
Основные этапы. Домарксистский период. Восьмидесятые годы.
Предвоенное двадцатипятилетие. Война и революция. Послед¬
ние годы	•	 26
Один или два Каутских Два уклона в оценке довоенного Каут-
скоп. Два плана. План довоенной социал-демократии. Труд¬
ности разоблачения оппортунизма Каутского до войны. Двой¬
ственность довоенного Каутского. Преемственность и различие
между довоенным и послевоенным Каутским	 36

J232
ОГЛАВЛЕНИЕ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДОВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ
КАУТСКОГО
ГЛ. III. ДЕВЯНОСТЫЕ ГОДЫ
Дискуссия с Фоль мар ом и дискуссия по аграрному вопросу.
Комментарии к „Эрфуртской программе". Революция без на¬
силия и экспроприации. Парламентаризм — основной метод
борьбы. Статья 1893 г. Революция — стихия. Противопоставле¬
ние буржуазной и пролетарской революции. Эпоха демокра¬
тии. Обывательская критика анархистов. Каупский о парламен¬
таризме в письмах Мерингу. Решительная критика фольмаро-
давидовского проекта аграрной программы. Отступление в
вопросе о союзе пролетариата с крестьянством в революции .	43
„Анти-Бернштейн". Левые положения работы. ,,П(нятие „ре¬
волюция" „может ввести в заблуждение". Разрыв между тео¬
рией и практикой. Колебания в вопросе об экономических
предпосылках революции Отказ от теории крушения. Между¬
народный конгресс в Париже (1900) и каучуковая резолюция
Каутского о вхождении в буржуазное правительство	 50
ГЛ. IV. ЛЕВЫЙ ЭТАП
„Социальная революция". Признание начала новой эпохи. Пред¬
сказание русской революции („Славяне и революция"). Отно¬
шение к вооруженному восстанию. Требование всеобщей стачки,
но лишь как „дополнительного" средства борьбы. Война
и революция Выкуп вместо конфискации. „Революционные
перспективы". Отступление перед правительством и имперской
конституцией. Всеобщая стачка невозможна. Мирный путь
Германии	 58
Русская революция и „Путь к власти". Влияние левого радика¬
лизма. Большевистская оценка характера движущих сил и между¬
народного значения русской революции 1905 г. Боевая статья
о московском восстании. Уроки русской революции и тактика
германской с.-д. Каутский поддерживает Бебеля. Борьба
Каутского с милитаризмом. Революционное значение „Пути к
власти". Слабая сторона этой работы	 64
ГЛ. V. ПРЕДВОЕННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ И АУ ТС КО ГО
Борьба с массовым движением. Предвоенная обстановка в Гер¬
мании и отступление Каутского. Тактика на истощение. Начало
критики русского революционного движения. Поход против
всеобщей стачки и стихийного, неорганизованного, массового
движения	-	 70
Теоретическое оформление центризма. Оппортунистическая
теория об „организованной" революции. Сближение с правыми.
Дискуссия с Паннекуком о роли организации и о государстве.
„Захват власти" простая передвижка в составе правительства.
Теория „нового либерализма". Зарождение теории „сверх¬
империализма". Отказ от борьбы с наступающей войной и
м.-б. пацифизм •	•	 II

ОГЛАВЛЕНИЕ
233-
ГЛ. VI. итоги
Бебель о революции. Каутский — наиболее осторожный выразитель
господствуюших в верхах партии взглядов на революцию.
Этапы развития и основные положения довоенной теории ре¬
волюции Каутского	 84
Основные пункты ревизии Каутским теории революции:
|) демократическая „парламентская" революция „сверху",
противопоставляемая насильственной революции и диктатуре,
2) отрицание революции как искусства и 3) политическая
революция, отрываемая от идеи социально-экономического
крушения старого строя. Эти три проблемы в свете взглядов
Маркса и Энгельса, Ленина, левых радикалов в Германии
и Бернштейна. Основные принципы методологии довоенного
центризма	 90
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОСЛЕВОЕННАЯ ТЕОРИЯ РЕВОЛЮЦИИ
КАУТСКОГО
ГЛ. VII. КАПИТАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
Демократический капитализм. Апология капитализма. Демокра¬
тическая его сущность. Теория империализма. Поход против
войны за „вечный мир11	 97
Сущность демократии. Демократия «— естественное свойство
человека. Равнозначность демократии и социализма. Идеализа¬
ция первобытной и современной демократии. Демократия —
оружие пролетариата. Буржуазия — защитник демократии.
Борьба с критиками буржуазной демократии	 103
Происхождение и судьбы современной демократии. Критика \
положения Каутского о пролетарском происхождении современ¬
ной демократии. Демократия в эпоху Великой французской
революции. Энгельс о чисто политической демократии. Сов¬
ременная буржуазия и демократия. Эпоха империализма и за¬
гнивание либерализма и парламентаризма. Ноябрьская рево¬
люция и мнимый расцвет демократии. Путь буржуазии и с.-д.
к фашизму	 108
ГЛ. VIII. ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ
Еще раз Каутский. Маркс и Энгельс о демократии и дикта¬
туре. Маркс и Энгельс против республиканских иллюзий.
Роль буржуазной демократии по Ленину	 116
Равновесие классов и коалиция. Теория О. Бауэра — Каутского
о равновесии классов. Отказ от понятия господствующего
класса. Маркс и Энгельс о равновесии классов. „Теория равно¬
весия" и фашизм. Различие между понятием управления,
понятием господства и понятием социальных сил, на которые
опирается господствующий класс	 120

234
ОГЛАВЛЕНИЕ
„Новый тип государства“ Каутского. Ревизия марксова опре¬
деления государства, прикрытая ортодоксальными фразами.
Теория насильственного происхождения государства. Апология
современного буржуазного тсударства. Общественно-полезные
его функции. Буржуазное государство как орган эксплоатируе-
мого большинства. Фетишизация чиновничества и исполнитель¬
ной власти. Отказ от тезиса об отмирании государства ...	127
ГЛ. IX. ЗАКОН СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Всеобщность закона. Отрицание классовой борьбы и социальной
революции в древности и в средние века. О прогрессивности
и социальном характере восстаний древности. Механистичность
и реакционность методологии Каутского в этом вопросе.
Закон о противоречии между производительными силами и
производственными отношениями не применим к современной
эпохе. Старый и новый Каутский об этом законе. Носит ли
закон социальной революции всеобщий характер в классовом
обществе? •	 132
Буржуазная и пролетарская революция. Противопоставление
демократической пролетарской революции насильственной бур¬
жуазной. Эра демократии. Новые методы борьбы. Невозмож¬
ность контрреволюции и ненужность раскола в рабочем классе.
Мирная экономическая революция. Война — величайший враг
социальной революции. Крестьянство против пролетарской
революции. Тесный союз с интеллигенцией. Отказ от между¬
народной революции и от возможности победы социализма в
одной стране	 139
История революций по Каутскому. Великая французская рево¬
люция. Парижская Коммуна. Ноябрьская революция. Октябрь¬
ская революция	 143
„Мирная“ революция Маркса и Энгельса. Конструирование двух
Марксов. Еще раз предисловие Энгельса 1895 г. Амстердамская
речь Маркса в 1872 г. и ее подлинный смысл. Маркс и Энгельс
никогда не отказывались от насильственной революции ...	154
Эпоха войн и революции. Различие между буржуазной и проле¬
тарской революциями. Особенности эпохи империализма. Новая
постановка тактических, ор]анизационных и др. проблем рево¬
люции 	 159
ГЛ. X. РЕВОЛЮЦИЯ И ЭКОНОМИКА
Теория крушения капитализма. Извращение марксовой теории
крушепия. Крушение как единовременный, чисю экономиче¬
ский акт. Место теории крушения в системе Маркса. Ленинская
теория империализма как частное выражение теории крушения 165
Бесперебойность производственного процесса. Отход от марксо¬
вой теории кризисов. Кризисы как временные нарушения
устойчивого равновесия. Старый и новый Каутский о кризисах.
Теория подъема вместо теории обнищания. Отказ от борьбы
за материальное улучшение положения рабочих. Расцвет про¬
изводительных сил капитализма — основная предпосылка зах¬
вата власти	 169

ОГЛАВЛЕНИЕ	235
Теория социализации. Отношение Каутского к бернштейновскои
теории врастания капитализма в социализм. Теория Каутского
о социализации как средство отсрочить социализацию. Страх
перед разрушением капитализма. „Социализм'1 Каутского . .	173
ГЛ. XI. КАУТСКИЙ И РЕВИЗИОНИЗМ
Новая философия Каутского. Ее неоригинальность и эклектизм.
Подмена диалектики механикой. Биологизация социальных
процессов. Идеалистическое, психологическое истолкование
исторического процесса. Философия Каутского на службе его
демократической системы 	 ( 77
Эволюция Каутского и эволюция с.-д. Идея демократии — цент¬
ральная идея современной с.-д. Политическое содержание идеи
демократии. Политическое значение системы Каутского. История
на службе политики	 179
Каутский и Бернштейн до и после войны У* Особая роль Каут¬
ского ьак теоретического „объединителя" партии. Элементы
центризма у современного	Каутского	 182
Русский опыт и теория пролетарской революции. Социал-
демократия и СССР. Система Каутского как воинствующий
антиленинизм	 186
Библиография работ Карла Каутского	 189
Примечания	 212